Янтарные небеса

Глава 6

Залив Атчафалайа считался одним из самых больших в стране. Он занимал площадь около двух тысяч восьмисот квадратных миль водных путей, ведущих по большей части в никуда. Его медленные воды текли и текли в неопределенном направлении, прежде чем раствориться в топкой низменности или повернуть вспять, да так хитроумно, что неопытный лоцман мог плавать по ним в течение многих дней, пока не понимал, что движется по кругу. Случалось, даже бывалые охотники и рыбаки бесследно исчезали в топкой трясине. Среди местных жителей ходили всякие легенды о путешественниках и предпринимателях, которые хвастались тем, что сумеют покорить это проклятое болото, и без вести пропадали в его черном сердце. Немногие из тех, кто осмеливался отправиться в болото один, возвращались обратно.

Но Джейку с Джессикой было об этом неведомо. Да и откуда они могли знать?

Спустя шесть часов после того, как Джейк отправился в путь в полной уверенности, что за поворотом откроется дорога, он по-прежнему, с силой упираясь шестом в дно, продвигал пирогу вперед. Наступил полдень, потом день, однако ничего не менялось, и Джейк стал понимать, что теплой постели и сытной еды им сегодня не видать. Ветви кипарисов, сплетавшиеся над головой, становились все толще, все темнее, клонились к воде все ниже. Пышный занавес из ивовых веток приобретал все более темный оттенок, а испанский мох был местами таким длинным и тяжелым, что Джейку приходилось вытаскивать из воды шест и отодвигать заросли в сторону, чтобы расчистить путь пироге.

Джессика, вся сжавшись, молча сидела на корме лодки. С самого утра они с Джейком и двух слов друг другу не сказали, и временами Джессике казалось, что он вообще позабыл о ее существовании. Она видела, как с каждым часом меняется его лицо, от беззаботного становясь все более мрачным, как он с силой втыкает шест в темную воду и, отталкиваясь от него, продвигает пирогу вперед, оставляя за кормой глубокую борозду из мутной грязи и водорослей. Он проделывал это снова и снова, пока Джессике не стало казаться, что ритм его тела сливается с пульсирующей тишиной болота, становясь его неотъемлемой частью.

Нервы Джессики были напряжены до предела. Еще немного – и она закричит, если не из-за гнетущей тишины, то от страха. Тогда она обхватила себя руками, плотно сжала губы и сдвинула колени. Она уже давно оставила всякую надежду вновь вернуться в цивилизованный мир и теперь сконцентрировалась лишь на том, чтобы выжить.

Пирога медленно скользила под низко склонившимися ветвями, и Джейк пригнул голову, чтобы они не хлестали его по лицу, при этом шляпа его прошлась по жирному телу огромной черно-коричневой змеи, обвившейся вокруг ветви. Рептилия злобно зашипела. Джессика прикусила губу и еще крепче обхватила себя руками.

«Мы погибнем в этом проклятом месте», – подумала она, но, когда Джейк, обернувшись, взглянул на нее, поняла, что произнесла эту фразу вслух. Глаза Джейка злобно сверкнули.

– Веселенькая мысль, – мрачно изрек он и, в очередной раз подняв шест, воткнул его в воду. – По крайней мере, далеко до ада добираться нам не придется.

– Не богохульствуй!

Джейк изо всех сил оперся о шест. Плечи его уже давно нестерпимо ломило.

– «Не ругайся, не богохульствуй…» – ехидно передразнил он Джессику. – А скажите-ка, мэм, вы что, считаете, я гожусь только на то, чтобы спасать вашу шкуру?

Джессика одарила его недобрым взглядом. Наконец-то дождалась от него хоть каких-то слов, хотя мог бы быть с ней и повежливее. Внезапно вся злость и страх, копившиеся в ней в течение всего дня, выплеснулись наружу.

– Прости, конечно, но в этом ты тоже не очень-то преуспел. Хорошо еще, если сумеешь спасти свою собственную!

Глаза Джейка загорелись, и Джессика поняла, что сейчас ей несдобровать, однако спокойно встретила его взгляд. Все, что угодно – даже драка, – лучше, чем это угрюмое молчание, висевшее между ними весь день и усугублявшее ужасающее чувство неотвратимой гибели. Казалось, даже зловонный болотный воздух был до отказа насыщен им.

– Думаешь, у тебя это лучше получится? – воскликнул Джейк. – Был бы счастлив посмотреть!

– Я же говорила тебе, чтобы ты не лез в это болото! Я…

– Ради Бога, мадам, больше не будем об этом!

– Я же просила не называть меня «мадам»!

Повисло гнетущее молчание. Джейк воткнул шест в мутную воду и оттолкнулся с такой силой, что Джессика едва не опрокинулась навзничь.

– Надо было все-таки тебя бросить, когда была такая возможность, – пробормотал он. – Дождешься, что я это сделаю. Посмотрим тогда, как ты без меня обойдешься!

– Не боюсь я больше твоих угроз, Джейк Филдинг, – храбро солгала Джессика. – Можешь, если тебе так хочется, бросить меня здесь. Ничего, как-нибудь переживу. Переживала и худшее.

Джейк вновь сердито взглянул на нее. Казалось, его так и подмывает послать ее ко всем чертям, и в то же время во взгляде его было что-то странное, но что именно, Джессика никак не могла понять. Без единого слова он отвернулся и молча поплыл к ближайшему берегу.

Лодка ткнулась носом в берег, и Джейк, перепрыгнув через борт, очутился в мутной воде.

– Вылезай, – приказал он, – и помоги мне.

Джессика послушно вылезла в темную воду и ухватилась за нос пироги, а Джейк принялся толкать сзади. Когда наконец они общими усилиями вытолкнули лодку на берег и спрятали среди кустов, Джессика выбралась из тины и внимательно оглядела место предстоящего ночлега.

Оно казалось суше, чем тот островок, где они с Джейком ночевали вчера, однако таким же недружелюбным. Длинная болотная трава, похожая на волосы покойницы, стлалась по земле, остроконечные листья усыпанных цветами кустов простирали вверх свои костлявые пальцы, заросли болотной ежевики и колючего кустарника заполонили собой все свободное пространство под деревьями.

Джейк вылез из воды, потирая руками плечи, и коротко бросил:

– Посмотри на свои ноги.

Джессика с недоумением взглянула на него, ожидая разъяснений, но их не последовало, и она перевела взгляд на ноги. Осторожно ухватившись за мокрые брючины, она приподняла их, обнажив лодыжку. То, что она увидела, заставило ее пронзительно вскрикнуть.

О Господи! Пиявки! Скользкие, мерзкие, жадные существа. Их было видимо-невидимо. Тела их быстро наливались кровью. Ее, Джессики, кровью! У Джессики перехватило дыхание. Тошнота подкатила к горлу. Казалось, еще немного, и ее опять вывернет наизнанку. Джессика судорожно сглотнула. «Держи себя в руках! Не смей вопить!» – приказала она себе.

Увидев, с каким ужасом Джессика смотрит на присосавшихся к ней отвратительных паразитов, Джейк почувствовал необычайный приступ веселья. Наконец случилось хоть что-то, сумевшее развеять мрачное настроение, не оставлявшее его на протяжении всего дня. Присев на корточки, он вытащил нож и, испытывая странное удовлетворение оттого, что Джессике так не повезло, принялся деловито соскабливать пиявок.

– Только подумай, – приговаривал он, пока Джессика стояла, закрыв глаза, стараясь не думать о том, что он делает, – ты только сегодня утром купалась в этой самой воде. – И, не удержавшись, чтобы не подколоть ее, добавил: – Удивительно, почему эти твари тогда не облепили тебя с головы до ног.

От одной мысли об этом у Джессики подкосились ноги. Чтобы не упасть, она схватила Джейка за плечо, пока он продолжал распространяться о том, какую опасность таят в себе местные воды.

Но когда острые ногти Джессики впились ему в плечо, он вскрикнул от боли.

– Эй, мадам, отцепись от моего плеча!

Джессика с трудом заставила себя это сделать, а Джейк, задрав ей другую штанину, продолжил соскабливать пиявок со стройной белой лодыжки тупым концом ножа.

– Надеюсь, ты не собираешься падать в обморок? – без особого интереса спросил он.

Тщетно борясь с подступившей к горлу тошнотой, Джессика попыталась подумать о чем-нибудь приятном, однако ни одна приятная мысль не приходила в голову.

– Нет, – хриплым, однако полным решимости голосом произнесла она. Умрет, но не опозорится перед ним в очередной раз! – Я н… никогда н… не падаю в обморок.

– Это хорошо. – Джейк поднялся и сунул нож в ножны. – А то наверняка упадешь прямо на змею. Их тут кишмя кишит. – И, с отвращением оглядев расстилавшийся вокруг пейзаж, добавил: – Голову даю на отсечение, если это не сам ад, то не иначе как подступы к нему.

Вытащив из лодки шест, он зашел в высокую траву и принялся водить им по кругу, время от времени постукивая по земле. Несколько отвратительных гадин выскользнуло из травы и метнулось в кусты. У Джессики ноги подкосились от страха. Она бессильно прислонилась к стоявшему за спиной дереву, но, вспомнив, что и на дереве могут быть змеи, поспешно выпрямилась.

Очертив вокруг себя круг, Джейк примял траву – при этом ему пришлось повозиться с каким-то ползучим растением, которое никак не хотело поддаваться, – и вытащил ружье. Отступив назад, он выстрелил в землю. Выстрел громыхнул с такой силой, что Джессика подскочила от неожиданности. Кроны деревьев тотчас же ожили: птицы с шумом и гамом разлетелись в разные стороны, а какие-то неизвестные Джессике зверушки, обитавшие, по-видимому, в том месте, где Джейк разбил лагерь, испуганно юркнули в траву, ища укрытия. Довольный, Джейк убрал оружие в кобуру.

Взяв шест, он понес его обратно к лодке, по дороге взглянув на Джессику с плохо скрываемым презрением.

– О том, как разводить костер, наверняка представления не имеешь?

Джессика гордо вскинула голову. Хоть и угораздило их попасть в такое Богом забытое место, ничего не поделаешь, придется как-то приспосабливаться. Очень может быть, что им придется погибнуть, только вряд ли это произойдет сегодня.

– Естественно, имею! – проговорила она, пытаясь не повышать голоса.

Джейк коротко кивнул.

– Спички в сумке.

И, не удостоив Джессику ни словом, ни взглядом, зашагал прочь, продираясь сквозь кусты. Шаги его становились все глуше, пока наконец не стихли вдали.

А Джессика так и осталась стоять. Несмотря на влажную полуденную жару, ее пробирала дрожь. После ухода Джейка наступила гнетущая тишина, и Джессика чувствовала себя покинутой и никому не нужной. Ей казалось, что сотни глаз наблюдают за ней с ветвей кустарника, с веток деревьев, с противоположного берега. Она попыталась представить милую сердцу усадьбу «Три холма», такую красивую, изысканную, мирную и безопасную, однако ей не верилось, что такое место и в самом деле есть на свете, а если и существует, маловероятно, что она его когда-нибудь увидит. Скорее бы уж Джейк возвращался!

Но когда Джейк вернется, он должен увидеть горящий костер, иначе он в очередной раз разозлится. А Джессике этого вовсе не хочется. Значит, нужно приниматься задело. Собрав все свое мужество, Джессика осторожно сделала один шажок, потом другой и начала собирать сухие ветки.

– Господь – мой пастырь, – забормотала она, пытаясь себя ободрить. Однако молитва не возымела должного действия.

Джессика уже, должно быть, в пятидесятый раз прочитала двадцать третий псалом, когда послышался треск веток. Джейк возвращался. Первым ее побуждением было вскочить и завопить от радости, однако Джессика заставила себя сидеть на месте. Спокойно и методично, не оборачиваясь, продолжала она подбрасывать дрова в костер. В седельных сумках Джейка нашлось изрядное количество муки и закваска. Джессика смешала эти продукты с питьевой водой из фляги. Получилось тесто. Добавив в него для вкуса ягоды ежевики, она выложила тесто на сковородку и поставила ее на угли. Лепешка должна получиться на славу!

Джейк возвращался с уткой, которую раздобыл на ужин и уже успел выпотрошить и ощипать. Выйдя на поляну, он застыл на месте как вкопанный, потрясенный невероятной картиной: Джессика сидела перед костром и пекла в сковороде хлеб.

Удивительно! Он не сомневался, что, как только уйдет от нее, она устроит истерику, после чего забьется в лодку и будет сидеть там до тех пор, пока он не вернется. А оказывается, она развела аккуратненький костерок – сообразив предварительно очистить для него место от травы и веток, – вытащила каким-то непостижимым образом из лодки тяжеленное седло, на котором теперь сидела как в кресле, и расстелила на земле пончо, чтобы не запачкать посуду. Она даже соорудила из сосновых наростов и веток пару факелов и установила их на берегу, по-видимому, для того, чтобы отпугнуть крокодилов. Джейк не знал, испугаются крокодилы или нет, но то, что Джессика додумалась до этого, ему понравилось. Сам бы он вряд ли догадался.

Понравилось ему и то, что Джессика не стала набрасываться на него с упреками, пока он сооружал вертел, насаживал на него утку и прилаживал ее над низким пламенем. Он слишком устал, чтобы вступать с ней в перебранку, и был слишком обеспокоен создавшимся положением вещей, чтобы тратить энергию на споры. Джейк был благодарен Джессике хотя бы за то, что она молчит.

Весь день он пытался убедить себя в том, что ошибается, но сейчас уже не было смысла отрицать очевидное: за следующим поворотом болота никакой дороги и никакой суши нет и не будет. Они с Джессикой заблудились, в этом нет никакого сомнения.

Джейка не столько раздражал сам этот факт, как то, что приходится в этом признаваться. Он вырос в восточном Техасе, с его пологими холмами и безграничными просторными пастбищами. Пустыни к западу от Миссури и бесконечные холмистые прерии Канзаса были знакомы ему досконально. Он великолепно умел читать следы, оставленные человеком или животным. И до сего момента слово «заблудиться» в его лексиконе отсутствовало.

Джейк с подозрением взглянул на Джессику, ожидая, что она сморозит какую-нибудь глупость или задаст какой-нибудь дурацкий вопрос и тем самым выведет его из себя. Больше всего его раздражало то, что она оказалась права насчет этого проклятого болота, а Джейк твердо придерживался мнения, что нет на свете ничего хуже женщины, оказавшейся правой. Интересно, когда она в очередной раз заявит ему, что все вышло именно так, как она говорила?

Джессика, однако, оставалась в неведении относительно его переживаний. Когда лепешка покрылись сверху хрустящей корочкой, она вытащила ее из сковородки, потом вытряхнула из сковородки крошки и набрала в нее воды для кофе. Она привыкла заботиться об отце во время путешествий и прекрасно умела это делать. Утка между тем жарилась, распространяя дивный аромат. Прозрачный сок стекал с нее в костер и шипел. У нее уже кружилась голова от голода, однако утренний урок пошел ей впрок, и Джессика дала себе слово, что спешить больше не станет. Сейчас она будет есть медленно и осторожно, ведь ей потребуются силы для дальнейшего путешествия, конца которому пока что не предвидится, и их необходимо беречь.

Джейк вытащил из сумки маленький полотняный мешочек с кофейными зернами и протянул Джессике. Она молча взяла его и принялась молоть зерна камнем. Покончив с этим, добавила воду. Во время долгого отсутствия Джейка она решила ни в коем случае не выводить его сегодня из себя, а похоже, это происходит всякий раз, стоит ей раскрыть рот.

Странно все это, размышляла Джессика, тряся сковороду, чтобы кофе перемешался с водой. До знакомства с Джейком она ни разу не повысила голос ни на одного мужчину. Ей даже подумать об этом было страшно. Однако за последние сутки настроение ее – не говоря уж о жизни – разительно переменилось. Джессика считала, что хорошего в этом мало, поскольку, если они с Джейком хотят выбраться из этого проклятого места – а такая возможность с каждой секундой становилась все призрачнее, – они должны действовать сообща. И Джессика сделала вывод, что самое лучшее для них – это общаться как можно меньше.

Тарелка была только одна, и Джессика сдвинула хлеб на одну половину, чтобы на другую положить утку. Снимая тяжелую птицу с вертела, она немного обожгла пальцы. Потом налила кофе в единственную жестяную кружку. Ужин был готов. Джейк не стал ждать приглашения. Оторвав от утки ножку, а от лепешки щедрый кусок, он уселся на пончо у Джессики за спиной и прислонился к седлу, на котором она сидела.

Он был настолько голоден, что проглотил жирную мясистую ножку, даже не чувствуя вкуса. Хлеб же оказался для него приятным сюрпризом. Джессика положила в него что-то сладкое – оказалось, что это ягоды ежевики, – и Джейк решил, что никогда еще в походе ему не доводилось есть такую вкуснятину.

– Очень вкусно, – похвалил он и, облизав пальцы, потянулся за вторым куском.

– Спасибо, – вежливо отозвалась Джессика.

Джейк был прав. Это и в самом деле было вкусно. По правде говоря, ничего вкуснее она в жизни не ела, и ей пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не наброситься на еду с такой же жадностью, как Джейк. Она принялась аккуратно откусывать горячее, пахнущее дымком мясо и теплый хлеб маленькими кусочками. На этот раз, к ее величайшему облегчению, желудок с благодарностью принимал каждый кусочек.

Джейку же было не до хороших манер. Он запихивал в рот огромные куски птицы и хрустящего сладкого хлеба, запивая их густым кофе. Он представить себе не мог, как это Джессика умудрилась приготовить такой сухой, пропеченный хлеб. У хлеба его выпечки вечно подгорал низ, а верхушка оставалась сырой. Похоже, эта девица не совсем безрукая, кое-что все-таки умеет делать.

Налив себе вторую кружку кофе, Джейк спохватился и передал кружку Джессике. Взяв ее обеими руками, Джессика принялась отхлебывать кофе маленькими глоточками. Когда она возвращала ему пустую кружку, Джейк вдруг обратил внимание, что у нее очень изящные, женственные ручки.

Перед ужином он посчитал за благо то, что она молчит, но теперь, насытившись и уютно прислонившись спиной к седлу с сигарой в одной руке и кружкой с остатками кофе в другой, он почувствовал, что молчание с каждой минутой становится все более гнетущим. Наверное, до сих пор злится на него за то, что утром довел ее до слез, решил Джейк. Или за то, что днем вышел из себя и накричал на нее. Или еще за что-нибудь. У нее масса причин злиться на него, черт подери! В этот момент Джессика встала.

– Доедай, – проговорил Джейк, кивнув на тарелку. Хлеб они съели весь, но маленький кусочек утки еще оставался. – Я больше не хочу.

– Я тоже, – отозвалась Джессика. – Заверну во что-нибудь. Утром доедим.

Она положила остатки утки в седельную сумку и, собрав посуду, принялась мыть ее на берегу болота. Все это она проделала молча. Не выдержав больше, Джейк сказал:

– Знаешь, единственное, что нам остается, – это найти основной приток. Он выведет нас к истоку. Должно же это болото куда-то впадать, в залив или в Миссисипи. Так что мы не заблудимся.

– Думаю, ты прав, – отозвалась Джессика, не оборачиваясь.

Окинув взглядом ее хрупкие плечи, изящно выгнутую спину, Джейк поспешно перевел взгляд на кончик сигары.

– Здесь полным-полно всякой дичи и рыбы, так что с голоду мы не умрем.

По правде говоря, Джейк был не очень хорошим охотником, хотя метким стрелком считался. Просто у него никогда не возникало необходимости самому добывать себе пищу. Во время путешествий он обычно питался беконом и бобами, а дома – простой, но обильной пищей, которую готовила Рио. Ни один скотовод никогда не обучался искусству охоты и рыбалки, у него и без того забот было много. Но здесь, на болоте, жирной рыбы и дичи было в изобилии, да и осторожностью она не отличалась, и Джейк не сомневался в том, что обязательно что-нибудь раздобудет.

– Я уверена, с нами ничего не случится, – с сомнением в голосе произнесла Джессика, возвращаясь к костру, и робко улыбнулась.

«Мне бы твою уверенность», – подумал Джейк.

Джессика уселась на краешке седла поближе к огню, где было меньше москитов. Джейк казался настолько уверенным в том, что ситуация, в которую они попали, не так безнадежна, как выглядит, что Джессике ужасно захотелось ему поверить. Однако жизнь, похоже, обходилась с Джейком Филдингом гораздо милостивее, чем с Джессикой, и обычно не давала ей повода для оптимизма. Ей даже представить было страшно, что Господь дал ей в мужья такого замечательного человека, как Дэниел, спас ее от сумасшедшей старухи Евлалии только затем, чтобы погубить в этом топком болоте. Неужели ей никогда больше не увидеть своего милого мужа, уютного, уже успевшего ей полюбиться дома? Быть этого не может! Однако Джессика уже научилась не ожидать милостей от сурового и ничего не прощающего Господа. Он вполне способен поступить с ней так, как ему заблагорассудится.

Прихлопнув впившегося ему в шею москита, Джейк тихонько выругался. Джессика бросила на него укоризненный взгляд, и он нахмурился. Ему вдруг ужасно захотелось извиниться. Вот еще, разозлился он, станет он извиняться перед какой-то свистушкой! Джессика продолжала пристально смотреть на него. Глаза у нее были синие-синие. Таких Джейку еще ни у кого не доводилось видеть.

Темнота на болоте наступает рано. Вот она уже накрыла его своим черным плащом. Пробудились ото сна ночные жители, и до притомившихся путников донеслись издаваемые ими шорохи и приглушенные крики. В желто-оранжевом пламени костра черты лица Джессики несколько сгладились, контуры фигуры показались Джейку более плавными. Вновь вспомнилось ему, какой была Джессика в ту ночь, когда ее отец чуть не убил Дэниела. В розовом мамином платье, изящная и красивая. Как легко она скользила в танце, как радостно улыбалась! Настоящая женщина. Дэниел совсем спятил, что привел ее в их дом.

Джессика сидела к Джейку боком. Подняв руки, она попыталась заплести свои густые тяжеленные волосы в косу. При этом рубашка натянулась, отчетливо обрисовав грудь. Интересно, понимает ли она, какую приняла соблазнительную позу? Здравый смысл подсказывал Джейку, что прекрасно понимает, однако в манерах Джессики сквозила такая невинность, что Джейк тут же усомнился в этом. Нет, она действует совершенно бессознательно. И что это она все время молчит? Хоть бы сказала что-нибудь. Пускай бы даже устроила истерику. Все лучше, чем это гнетущее молчание.

Конечно, она напугана. Винить ее за это нечего, ему и самому не по себе. Однако Джейк ничуть не сомневался, что в конце концов они выберутся из этого болота. Единственное, что его беспокоило, – так это трудности, которые им предстоит преодолеть. Джейк терпеть их не мог и предпочитал обходиться без них, именно поэтому он выбрал профессию скотовода, а управлять ранчо предоставил Дэниелу. Жизнь на пастбище была проста, незатейлива и нетребовательна. Там ты сам себе хозяин, действуешь, как сам считаешь нужным, и заботишься только о самом себе.

Но сейчас и до самого конца путешествия он вынужден заботиться о какой-то мало интересной ему особе. И не только заботиться о том, как бы с ней ничего не случилось, но и думать, какие мысли бродят у нее в голове, как она себя чувствует, чего ей хочется, а чего нет. Только бы, черт подери, она снова не расплакалась.

Не в силах больше терпеть напряженное молчание, Джейк взглянул на Джессику.

– Послушай, мадам…

– Джессика, – решительно перебила его она. – Меня зовут Джессика.

– Мисс Джессика, – раздраженно поправил ее Джейк. Ему вдруг совершенно расхотелось с ней общаться. Ну что за несносная девица! Однако, уставившись на тлеющий кончик сигары, он продолжал: – Послушай, я понимаю, тебе не очень приятно то, что мы оказались в таком положении, но ведь если ты будешь на меня дуться, этим делу не поможешь. Если мы хотим выбраться из этой передряги, нам нужно постараться ладить друг с другом.

– С тобой нелегко ладить, – спокойно обронила Джессика.

Джейк удивленно хмыкнул.

– Это верно, Дэниел любит повторять, что у меня манеры, как у дикого койота.

– Он прав.

Джейк с подозрением взглянул на Джессику, не насмехается ли она над ним, однако лицо ее не выражало ни тени насмешки. Оно казалось абсолютно бесстрастным.

– Черт подери, да ты и сама не подарок, – проворчал он, в очередной раз затягиваясь.

Джессика опустила руки, отчего волосы заструились по ее плечам и спине темным водопадом, и повернулась к Джейку. Он подумал, что она собирается задать ему жару за то, что он снова ругается, и открыл было рот, чтобы поставить ее на место, однако, к его удивлению, она просто спросила:

– Почему ты меня так ненавидишь? Может, скажешь мне, что я такого сделала?

Джейк изумленно воззрился на нее.

– Ну, мадам, если ты не знаешь… – И, выразительно вздохнув, коротко закончил: – Вы со своим папашей едва не убили моего брата. И если ты думаешь, что я позволю тебе прибрать к рукам «Три холма», ты глубоко заблуждаешься.

Лицо Джессики при свете костра казалось белым как мел, а глаза – почти черными. Неожиданно она проговорила:

– Я не сожалею о том, что он погиб.

Сказано это было настолько тихо, что Джейк едва расслышал.

Джессика и сама не ожидала, что произнесет такие слова. Более того, она и не подозревала, что так думает. По-видимому, эти мысли копились в ней подспудно в течение нескольких недель. Когда Джессика поняла, что высказала их вслух, щеки ее залила краска смущения, лицо исказила гримаса боли. Она хотела взять свои слова назад, а вместо этого сказала:

– Мой отец, я знаю, так грешно говорить… – Она запнулась и, уронив руки на колени, с трудом продолжала: – Он был жестокий человек, не всегда честный, и… он пытался убить Дэниела. Мне не жаль, что он умер.

Последние слова она произнесла почти шепотом, избегая смотреть Джейку в глаза.

Как же она могла сказать такое! Если Джейк и раньше презирал ее, то теперь вообще и в грош ставить не будет. Джессика попыталась вымолить у Господа прощение, однако молитва получилась какой-то малоубедительной. Наверное, потому, что ужасное признание, которое она только что сделала, оказалось чистой правдой.

С минуту Джейк молчал, пытаясь переварить эту новую информацию. Как-то она не вязалась со всем тем, что он уже знал о Джессике. Запрокинув голову, чтобы лучше видеть озадачившую его девицу, он с любопытством заметил:

– Дэниел говорил, что твой отец тебя бил.

Джессика замерла. Возможно, чтобы загладить впечатление от своих жестоких слов, а может быть, чтобы Джейк не думал про ее отца и ее саму еще хуже, чем уже думает, она с достоинством проговорила:

– Родители имеют право наказывать своих детей так, как считают нужным. Это их дело.

Джейк медленно выпрямился, не сводя с Джессики глаз. Его воспитывали в духе почтительного, почти благоговейного отношения к женщине, и хотя с годами он узнал, что некоторые женщины заслуживают меньшего уважения, чем другие, все же считал, что ни один порядочный мужчина не опустится до того, чтобы ударить женщину. В отдаленных юго-западных городах, где мужское население в несколько раз превышало женское, даже к проституткам относились с почтением. Еще совсем недавно мужчина, позволивший себе прилюдно отпустить презрительное замечание в адрес женщины, мог быть подвергнут смертной казни. Джейку даже подумать было противно, что нашелся человек, способный поднять руку на такое маленькое, хрупкое и беззащитное создание, как Джессика, даже если она ему чем-то не понравилась или не угодила. А она считает это в порядке вещей.

– Нет, Джессика, – строго сказал он. – Ни единому человеку не дано право бить тебя, даже если, по его мнению, ты этого заслуживаешь. И если ты мыслишь иначе, ты просто дурочка.

Джессика удивленно взглянула на Джейка и внезапно ощутила трепет. Она и сама не понимала почему: то ли слова Джейка возымели на нее такое действие, то ли оттого, что он впервые назвал ее по имени. Легкая улыбка, показавшаяся Джессике странной – ей еще ни разу не приходилось улыбаться Джейку, – тронула ее губы.

– Ты сейчас говоришь совсем как Дэниел. Кажется, вы с ним гораздо больше похожи, чем я думала.

Джейк вынужден был отвернуться. Улыбка, появившаяся на лице Джессики, делала ее такой молоденькой и красивой, что у него перехватило дыхание. Он и сам не понимал, что с ним такое происходит, но чувствовал, что их отношения с Джессикой становятся с каждой минутой все более запутанными.

– Я вовсе не похож на Дэниела, – коротко бросил он. – Он человек мягкий и обходительный, а я – резкий и грубый.

Он хотел было выпить остатки кофе, но вовремя спохватился и предложил ей. Джессика покачала головой. Тогда Джейк встал и направился к лодке, по пути выплеснув кофе.

Вернулся он с одеялом и отрывисто бросил:

– Сегодня будем спать на земле. Днище лодки такое твердое, что хребет сломать можно.

Джессика нерешительно поднялась, а Джейк мигом занял ее место, положив голову на седло и накрыв ноги одеялом.

– Если тебе надо в кустики, – деловито проговорил он, не глядя на Джессику, – давай побыстрее. Ужасно хочется спать, а пока ты будешь бродить туда-сюда, я глаз не сомкну.

– Мне не нужно, – пролепетала Джессика, глядя на Джейка. Интересно, куда это он собрался ее уложить спать?

– Тогда подбрось в костер дров и ложись.

С этими словами Джейк снял шляпу и, устроившись поудобнее, закрыл глаза.

Джессика не спеша принялась подбрасывать в костер дрова, а когда закончила и обернулась, увидела, что Джейк хмуро наблюдает за ней.

– Ну, и чего ты ждешь? – нетерпеливо бросил он. – У нас всего одно одеяло. Или ты ложишься рядом со мной, или останешься без него. – И он приподнял краешек одеяла, приглашая Джессику лечь рядом.

Джессика пришла в ужас. Она была совершенно уверена, что спать под одним одеялом с мужчиной неприлично. Ведь именно об этом говорил отец в своих проповедях. Женщина, потерявшая стыд, в конце концов, получает по заслугам. Подумать только, лечь рядом с Джейком Филдингом, у которого такие длинные ноги, сильные руки, шершавый небритый подбородок… При одной мысли об этом у Джессики в горле пересохло.

– Прошлую ночь я прекрасно обошлась без одеяла, – как можно спокойнее проговорила она. – Я буду спать в лодке.

– Не глупи! По ночам бывает сыро, подхватишь лихорадку, а мне потом с тобой возись! Только этого мне не хватает! Ты что, боишься, что я тебя укушу? Не бойся, я смирный. Полезай под одеяло!

Джессика колебалась всего несколько секунд. Путь предстоит долгий, наконец решила она, так что не стоит устраивать себе лишних неудобств. Джейк прав: не хватает еще после всего того, что ей довелось вытерпеть, и в самом деле подхватить лихорадку. Им еще предстоит выбираться из болота, так что здоровье нужно беречь. Да и одной в лодке спать не хочется. Мало ли что может случиться. А у Джейка чувство опасности развито отлично и ружье под рукой.

Стараясь не думать о его длинных ногах, Джессика забралась на пончо и улеглась под одеяло как можно дальше от Джейка.

Хотя их тела и не соприкоснулись, Джейк почувствовал, что она лежит словно натянутая струна, и страшно разозлился. Он, естественно, не ожидал, что она станет его благодарить за широкий жест, но брезгливо отстраняться от него словно от прокаженного – это уж слишком! Кроме того, если она и впредь собирается лежать от него на таком расстоянии, им никакого одеяла не хватит.

– Черт подери! – воскликнул Джейк и, обхватив Джессику за плечи, притянул к себе поближе. – Я не собираюсь всю ночь драться с тобой за одеяло!

Приподнявшись на локте, он ловко подоткнул под Джессику одеяло, чтобы никакие ползучие гады не смогли к ним ночью забраться, и тут же пожалел о том, что сделал. Глаза Джессики расширились от удивления. Когда Джейк нечаянно коснулся грудью ее груди, она тихонько ахнула, при этом губы ее чуть приоткрылись, словно приглашая его прильнуть к ним поцелуем. Джейк поспешно отвернулся и принялся еще усерднее подтыкать под нее одеяло. Какие же хрупкие и нежные у нее плечики, какие стройные бедра, высокая соблазнительная грудь! Джейк попытался не думать об этом и не мог. Бедро его прижалось к ее бедру, горячее дыхание опалило щеку. Вся она была такая мягкая и податливая, что дух захватывало. Нужно быть совсем каменным, чтобы лежать с ней рядом и не испытывать при этом никаких чувств.

Перед Джейком предстал ее обворожительный образ: длинные стройные ноги, округлая попка, упругая грудь, скрытые широкими, не по росту штанами и мешковатой рубашкой. Внезапно ему в голову пришла шальная мысль. А что, если притянуть Джессику к себе, коснуться губами ее слегка приоткрытых губ, почувствовать, как маленькие руки обвивают его шею? И в какой-то момент, завороженный взглядом широко распахнутых, изумленных глаз Джессики, Джейк едва не поддался соблазну. Но тут же опомнился – да что это с ним творится, в самом деле! – и сердито выругался.

Сердце у Джессики бешено колотилось в груди. Почему он так пристально на нее смотрит? Чувствуя прикосновения Джейка, она замерла, боясь даже дышать. Две пуговки на рубашке Джейка и на его нижнем белье были расстегнуты, и в вырезе виднелись темные вьющиеся волосы. Джессика смотрела на них и никак не могла оторвать глаз. В горле у нее пересохло, дыхание вырывалось с трудом.

– Ты знаешь какие-нибудь другие слова, кроме ругательных? – тем не менее, твердым голосом спросила она.

– Нет, – отрезал Джейк и, поспешно подоткнув одеяло ей под ноги, немного отодвинулся, чтобы поправить одеяло со своей стороны.

Покончив с этим, Джейк улегся, сложив руки на груди и положив голову на седло. Джессика попыталась расслабиться и не могла. Они почти соприкасались головами, плечами, бедрами… От Джейка исходило блаженное тепло. Всем своим телом Джессика ощущала его сильное мускулистое тело. Она еще ни разу в жизни не лежала так ни с одним мужчиной. Ей было странно, неловко и в то же время необыкновенно приятно. Вот только заснуть вряд ли удастся.

– Ты что, не собираешься снимать ботинки? – спросила она, откашлявшись.

– А зачем? – удивился Джейк.

Повернув голову, он взглянул на Джессику. Лицо его оказалось так близко, что ресницы едва не коснулись ее щеки. Джессика вспыхнула и поспешно отодвинула голову, делая вид, что устраивается поудобнее.

– Но ты же собираешься спать!

– Запомни: никогда не следует снимать ботинки во время путешествия, – авторитетным тоном заявил Джейк. – Нужно быть готовым ко всему. Может случиться так, что тебе придется вскочить и бежать. И потом, в них может заползти какая-нибудь мерзкая тварь. – Он пожал плечами. – Я знавал ковбоев, которые принимали в ботинках ванну и даже… – Джейк запнулся. Он хотел сказать: «Занимались любовью», – но почему-то постеснялся.

– А ты тоже ковбой? – спросила Джессика.

Джейк тихонько рассмеялся.

– Нет, черт побери, я джентльмен, разве не заметно? – Видя, что Джессику и в самом деле заинтересовал разговор на эту тему, и побоявшись, что она станет ругать его за бранные слова, поспешно продолжал беззаботным тоном: – Ненавижу сидеть взаперти. Есть люди, которые не любят заниматься скотом, а вот я ничего не имею против. Дэниел – тот прирожденный политик. Хлебом не корми, дай позаботиться о благополучии Техаса. А я скотовод. Забочусь о скоте. Мы оба делаем то, что нам нравится.

– Да, – тихонько проговорила Джессика, – я понимаю. Должно быть… самое лучшее в мире – это скакать себе верхом на лошади и ни от кого не зависеть. Просто ехать куда хочешь и делать что хочешь. И чтобы никто тебе не навязывал свою волю, и никто тебя не запирал…

В голосе Джессики прозвучала такая горечь, что Джейк изумленно взглянул на нее.

– Что за работа у тебя? Что ты делаешь? – быстро перевела она разговор на другое.

Джейк ухмыльнулся.

– Сидеть у костра с такими же, как я, пропыленными насквозь ковбоями и ругаться на чем свет стоит.

Джессика рассмеялась, и смех ее прозвучал настолько нежно, что Джейк удивленно повернул голову. Он еще никогда не слышал, чтобы она так смеялась. Какой приятный звук!

Но когда он взглянул на нее, смех ее замер, и Джессика, смущенно отвернувшись, перевела взгляд на темное небо. Джейк последовал ее примеру.

Он старался не думать о том, что ее теплое бедро прижимается к его бедру, что грудь ее так близко. Стоит только протянуть руку – и коснешься ее, или маленького упругого живота, или того места, что пониже… Джейк почувствовал нарастающее желание. Он не привык отказывать себе ни в чем, и теперь единственное, что ему оставалось, – это убедить себя в том, что меньше всего на свете он хочет эту женщину, которая мало того что приносит одни несчастья, но еще и приходится его брату женой.

Но маленькое тело Джессики оказалось настолько горячим, что Джейка прошиб пот, а когда она пошевелилась, у него перехватило дыхание. Он хотел одного: отвлечься от ощущения, что ее густые вьющиеся волосы, шелковистые и мягкие, пропитанные ее запахом, щекочут ему щеку.

Джейк смотрел в небо, хотя его практически не было видно за густыми ветвями деревьев, переплетенными между собой да к тому же увитыми какими-то ползучими растениями. Кроме того, стоял густой туман, и звезд было не разглядеть. Да и днем солнце было скрыто такой густой листвой, что Джейк не мог держать точный курс. Сейчас он понятия не имел, в каком направлении они движутся: на север или на юг, на восток или на запад. Раздражала собственная беспомощность.

Тяжело вздохнув, он сердито бросил:

– О Господи! И что у тебя за придурковатые родственники? Это же надо было поселиться в таком месте!

Поколебавшись, Джессика ответила:

– Когда-то «Виргинские дубы» были процветающей плантацией.

– Времена эти давно канули в Лету, уж поверь мне. – И, помолчав, задал давно интересовавший его вопрос: – И как только ты согласилась там жить?

– Думаешь, меня кто-то спрашивал? – с горечью проговорила Джессика.

Ей даже думать не хотелось о доме тетки Евлалии и о том кошмаре, который она там пережила. Но Джейк коснулся этой темы, и Джессика мысленно перенеслась в свою тюрьму. С трудом, едва сдерживая подступившие слезы, она продолжала:

– Я думала, что сойду с ума. Когда я была маленькой, папа иногда, если считал, что я плохо себя веду, закрывал дверцы повозки наглухо, а меня оставлял внутри. Мне было так жарко и так хотелось пить, что казалось, будто я сейчас умру. Я тогда думала, что худшей пытки просто не существует. Но у Евлалии оказалось еще хуже. В каморке, куда меня поместили, не было света. Иногда тетя забывала принести свечу и еду, а мне ужасно хотелось есть. Окна были без стекол, одни решетки, и сквозь них хлестал дождь. Я пыталась придумать, как сбежать из этой ужасной комнаты, но решетки были такие прочные, да и Рейф с Уиллом поочередно меня сторожили. Уилла я побаивалась. Он так странно на меня смотрел… А иногда… о, это ужасно, но я молила Господа о смерти, чтобы не состариться и не сойти с ума в этом жутком месте, как тетя Евлалия. Я не могла помыться, мне не давали никакой одежды. Да еще тараканы… – Джессика замолчала. Вновь все переживать было очень трудно. – Самое страшное на свете – оказаться взаперти, – тихо добавила она, непроизвольно сжимая руки в кулаки, чтобы слова ее прозвучали более убедительно. – Я бы не выдержала в этом доме больше ни единого дня.

Джейк пришел в ужас от ее рассказа, однако у него не было слов выразить свои чувства и мысли. Оказывается, девчонку всю жизнь держали взаперти, сначала жестокий, деспотичный отец, потом сумасшедшая тетка. Да такая жизнь могла сломить любого, даже самого сильного мужчину. А она, хрупкая девушка, выдержала. Тюремное заключение – вообще страшная штука, особенно в таких условиях, какие выпали на долю Джессики. Неудивительно, что она убежала к Дэниелу. И неудивительно, что тому захотелось взять ее под свою защиту и заботиться о ней. Джейк не знал, что сказать и как теперь вести себя с Джессикой.

Так лежали они молча довольно долго, прислушиваясь к шумной ночной жизни обитателей болота, каждый думая о своем. Джессика с удивлением обнаружила, что та неловкость, которую она испытывала вначале, лежа рядом с Джейком, бесследно исчезла. Более того, она чувствовала себя с ним спокойно и уютно. Ей казалось, что они больше никогда не будут врагами. Она даже начала думать – хотя на это у нее не было причин, – что со временем они смогут стать друзьями.

– А потом пришел ты, – договорила она и, повернув голову, взглянула на Джейка. – И хотя я ненавижу это болото и боюсь его, здесь все равно лучше, потому что… потому что здесь меня не держат под замком.

Джейк откашлялся и, не глядя на Джессику, проговорил:

– Давай-ка лучше спать. На рассвете двинемся дальше.

Джессика отвернулась и закрыла глаза. Ей казалось, что она никогда не заснет, однако не прошло и нескольких минут, как стрекот насекомых и кваканье лягушек стали как-то тише, а потом и вовсе исчезли. Джессика погрузилась в глубокий сон. А Джейк еще долго лежал, не смыкая глаз, смотрел в темное небо и думал.