Я не по книжкам, а на собственной, как говорится, шкуре испытал все «прелести» немецкой оккупации и той трагедии, которая не обошла ни одну семью в Белоруссии во время Великой Отечественной войны. Случилась странная вещь: все, что происходило на моих глазах до освобождения нашего села Красной армией в октябре 1943 года, я прекрасно помню, а то, что происходило потом — отложилось в моей памяти только отдельными фрагментами. Например, в моей памяти и сейчас встает картина, как в 10 часов утра 22 июня 1941 года над нашим селом медленно проплыла со страшным заунывным ревом огромная армада «юнкерсов» со смертоносным грузом на борту в сторону Киева.
После освобождения Красной армией нашей местности из-под фашистской неволи в декабре 1943 года я пошел в первый класс. Еще доносился грохот канонады, а мы уже изучали буквы. Каких-либо учебников или тетрадей и в помине не было. Писали на клочках бумаги или на конфетных обертках, которые во время немецкой оккупации растащили с ликвидированной немцами Наровлянской конфетной фабрики.
Мне в школе все предметы давались легко, и никто не сомневался, что я обязательно поступлю в высшее учебное заведение. Случилось так, что я очень пассивно повел себя на вступительных экзаменах и не набрал нужного количества баллов, чтобы быть зачисленным на учебу.
Осенью 1954 года меня приняли на работу учеником деревомодельщика на Минский автозавод. Жесткий порядок и дисциплина, работа в две смены и обязательное выполнение производственных заданий — все это не вызывало во мне чувства протеста или скрытого недовольства. Сама профессия мне нравилась, тем более что я был с некоторыми работами по дереву знаком с детства, а полученные в средней школе знания по черчению позволяли быстро разбираться в чертежах, что в глазах начальства выгодно отличало меня от моих сверстников.
В ноябре 1955 года я был призван в армию.
В то время, когда меня призвали в армию, министром обороны был маршал Г.К. Жуков, который жесткими мерами пытался навести в Советской армии образцовый порядок, по поводу чего ежедневно издавал грозные приказы о различных наказаниях провинившихся, которые на утренних построениях нам исправно зачитывали.
У меня уже в тот, армейский период сложилось свое отношение к загадочной фигуре маршала, которое с годами не только не уменьшилось, а скорее увеличилось. Знакомство с архивными материалами, чем я занимаюсь в последние годы, только усилило мою настороженность к роли этого человека в войне, и я думаю, что история еще не сказала своего последнего слова о цене его гениальности и прозорливости.
После службы в армии меня приняли на учебу на исторический факультет Белгосуниверситета. Все дисциплины были для меня интересны, и у меня даже мысли не было уйти из университета.
Однако после зимней экзаменационной сессии меня пригласили зайти в КГБ Белоруссии. После состоявшейся там беседы и различных проверочных мероприятий я оставил университет и уехал на учебу в Ленинград.