Дорога извивалась узкой пыльной лентой вдоль холма, Дремучий лес нависал сверху. Деревья будто тянули ветви с кручи в намерении добраться до путника и схватить, уволочь в чащобу на расправу диким зверям, так, чтобы даже косточек не осталось.
Кроны не просто шелестели в вышине на ветру – они протяжно постанывали, как мучимые подагрой старцы, чьи суставы уже не гнутся, а при движении хрустят, причиняя невероятные муки. Этот стон разносился над дорогой с пугающим постоянством. Порой хотелось оглянуться – проверить, что позади на тракте никого нет. Там только пыль стелилась, поднятая конскими копытами, и от этого волосы на затылке шевелились.
А с другой стороны от дороги, супротив лесу с его потусторонними силами, буйно произрастали сочные кусты можжевельника. От них исходил приятный душистый запах, который смешивался с солёным дыханием моря, до которого было рукой подать, если съехать с тракта направо. Там на побережье скрывались рыбацкие деревушки и маленькие трактиры, где путник мог заночевать на пути из Велиграда в царство Большая Благода. Но до отдыха в запасе имелось ещё часа три. Три часа тряской езды в седле при полном воинском снаряжении.
Белоснежный конь звался Крином, «лилия» по-старому, стало быть. Крин был крупный, могучий и длинноногий, с умными глазами, покатой шеей и широким крупом. Взбираться на него оказалось сущим мучением, а слезать после того, как мышцы с непривычки онемеют от долгой езды, – и подавно. Ярга с ужасом представляла себе этот момент.
Если бы не весёлое позвякивание сбруи и тяжесть доспехов на плечах, она бы точно решила, что всё это не взаправду.
Иван снарядил её знатно, не поскупился. Золочёная кольчуга из лучшей стали была чуточку великовата, а нагрудник неуютно сдавливал девичьи перси[3], но прочие части наряда оказались на диво хороши. Прежде Ярге не доводилось носить столь удобных сапог, не говоря уже о штанах. Она и представить себе не могла, что мужская одежда окажется настолько странной и одновременно ладной, и всё же ей то и дело мнилось, что она позабыла надеть юбку, благо алый плащ велиградского витязя всё сзади прикрывал. Девушка надеялась, что в скором времени обвыкнется с непривычным облачением.
Русо-золотую косищу она спрятала под золочёный шлем-маковку, от которого к плечам спускались звенья тонкой кольчуги. Тяжесть давила на голову, но царевич Иван настоял, чтобы она обязательно носила шелом, дабы укрывать чело от разящей стрелы и прочих напастей. Ярга была уверена, что шлем от стрелы не спасёт, если лучник прицелится точнёхонько в глаз, но спорить с «женихом» не стала: он витязь, ему виднее.
Несмотря на бархатную подкладку, шлем давил своей тяжестью, а ещё голова начала потеть. Постоянно хотелось залезть и почесаться, но Ярга терпела.
Со всем она смирилась, кроме оружия.
Иван выдал ей целый арсенал: короткий меч, кинжалы, засапожные ножи, гибкий лук и стрелы. Даже порывался дать кистень, но что от него проку? Ярга и с прочим не представляла, как обходиться, но с покорностью приняла всё: вдруг денег, которые Иван ей отсыпал в кошель, не хватит и придётся что-то продавать.
Яргу посетила крамольная мысль, едва она достаточно отъехала от рыбацкой хижины. Что, если убраться от Велиграда как можно дальше на восток и там всё продать? Взять новое имя, купить домик и надел земли и зажить в спокойствии, работая только на себя. Конь уже есть. Вряд ли Крин знает, что такое плуг, но ничего, приучится. Нет, коня придётся продать в первую очередь, а ещё лучше – сменять на другого в середине пути, чтобы по нему её не смогли узнать.
Ярга тряхнула головой.
Так нельзя, она ведь дала слово Ивану, что возвратится с Жар-птицей. Тогда они поженятся и заживут счастливо, потому что царевич сделается наследником всего Велиградского царства. Зачем ей какой-то домик с наделом? Это всё её сиротский умишко никак не осмелится мечтать о чём-то большом.
Мысленно ругая себя за глупость, Ярга не заметила, как добралась до развилки.
Царевич Иван предупреждал её о том, что на самой границе между землями Велиграда и Благоды стоит каменный столб, от него отходят три дороги, из которых две фальшивы, а одна ведёт к соседям. Никто не знал, откуда взялся этот столб и зачем кому-то понадобилось морочить голову путникам. Но Иван сказал, что надпись имеет пакостное свойство меняться раз в несколько дней, и всегда надо выбирать не самое плохое, но и не самое хорошее, а нечто среднее, тогда и хлопот не будет. Царевич уверял, что множество раз проезжал путеводный камень без затруднений.
Ярга остановила коня, заставив его топтаться на месте.
Путеводный столб оказался громадной серой каменюкой, поросшей мхом и рыжим лишайником. Он возвышался на добрых два человеческих роста.
Ярга медленно заскользила по нему взглядом вверх.
Вышло бы забавно, если бы на его макушке сидел чёрный ворон с красными глазами и зловеще каркал, нагоняя страху, но там не было ничего, кроме облезлого мха. А чуть ниже проступали серебристые плохо различимые буквы.
– Прямо пойдёшь – счастье найдёшь, – с трудом прочитала по слогам Ярга, краснея от своей малограмотности, будто Крин мог её за то осудить. – Налево пойдёшь – коня потеряешь. Направо пойдёшь – свою погибель найдёшь.
Она со вздохом утёрла пот со лба, перевела дух, после чего наклонилась к лошадиной холке и погладила горячую шею животного.
– Слышал? Этот булыжник грозится тебя погубить.
Крин недовольно задёргал ушами, будто понимал, что она сказала. Ярга задумчиво пожевала губу.
– И всё же Иван велел выбирать нечто посередине. – Девушка тихо застонала. – С погибелью понятно: в здравом уме туда никто не сунется, но чем ему вариант со счастьем не угодил?
Ярга внимательно окинула взором три дороги – все выглядели до невозможности одинаково. Она прищурила один глаз, потом другой в надежде, что дороги попросту чудесным образом сольются в единую, но ничего подобного не произошло.
– Прости, друг мой сердечный, – наконец пробормотала Ярга, поворачивая коня на левый тракт, – будем надеяться, что всё это лишь глупая шутка. Потому что твой благородный хозяин ничего не сказал мне про достоверность начертанного на камне.
Крин зафыркал, но всё же двинулся вперёд так же бодро, как прежде, покорный судьбе либо, напротив, чихавший на всякое её мистическое проявление с высоты своего лошадиного роста.
Ярга поправила шелом и опасливо оглянулась через плечо. То ли они спускались в низину, то ли камень начал медленно уходить под землю. Он утопал всё ниже, ближе к можжевеловым кустам.
Над головой с карканьем пронеслась ворона. Не зловещий чёрный ворон, а обычная серая каркуша, каких над огородами вьются целые стаи, и всё же девушке сделалось не по себе от звуков скрипучего вороньего крика. Ярга проводила птицу взглядом, а после снова оглянулась. Камня не было. Да и дорога выглядела как-то иначе: вместо сухого разъезженного тракта – подёрнутая клевером полоса.
– Род всемогущий, защити, – боязливо пробормотала она. – Назад, что ли, повернуть?
Ярга потянула было за удила, чтобы развернуть Крина, но конь заартачился, забил копытом, протестуя: мол, выбрала путь, вот его и придерживайся, ни на кого не пеняй.
– И угораздило же меня, – вздохнула девушка, смиряясь. – Вот тебе и съездила за Жар-птицей. А ещё ведь велиградскую землю покинуть не успела…
Ей хотелось сетовать и дальше, но страх перед неизведанным заставил умолкнуть. С каждым шагом дорога забирала всё левее и теперь тянулась вплотную к границе Дремучего леса, так близко, что рукой можно коснуться кривых стволов. За ними скрывалась сырая тёмная мгла. Непроглядной пеленой она укрывала утробу леса от любопытных глаз. Туман выползал тонкими струйками и сочился прямо на дорогу, словно бы солнечный свет был ему нипочём. Конские копыта взбивали этот туман.
Сначала Крин шёл бодро, но спустя четверть часа будто бы замедлился, притомился. Ему сложнее сделалось брести в этой вязкой призрачной массе, которая так и тянулась к его стройным ногам. Ярга могла бы спешиться и повести коня под уздцы, но отчего-то ей не хотелось ступать в этот беловатый студень.
Ветер перебирал древесные кроны. Ярга время от времени опасливо бросала взгляд в чащу – ей чудилось какое-то движение. Краем глаза она улавливала смоляную тень, которая кралась следом, но при этом оставалась за деревьями. Стоило повернуть голову, как наваждение исчезало, оказываясь пнём-выворотнем или густым кустом.
Наконец девушка не выдержала и толкнула пятками коня. Крин захрипел, но ослушаться не посмел. Будто во сне, он медленно встал на дыбы, забил передними копытами. Его надрывное ржание разнеслось по тракту эхом, от которого кровь застыла в жилах. Ярга едва удержалась в седле, грудью прижавшись к лошадиной холке.
А потом Крин вдруг галопом рванул с места.
«Спасена», – с облегчением подумала девушка.
И тут боковым зрением она заметила, что чёрная тень тоже побежала быстрее, словно только этого и ждала, для того и следовала за ними, чтобы ощутить эту упоительную погоню, разгоняющую кровь по жилам жаркой волной.
Крин тоже это почувствовал, как неизбежно чувствует добыча приближение хищника. Вот только этот хищник не просто преследовал – он стремился обогнать и пойти наперерез. Конь рванул вперёд что было мочи. В ту же секунду громадный волк молнией сиганул из-за деревьев. Мелькнули острые желтоватые зубы, смыкаясь на яремной вене коня, надутой и жарко пульсирующей от быстрого бега. Удар оказался столь сильным, что сбил коня с ног, а Ярга не смогла удержаться в седле. Она полетела вниз, на устланную колдовским туманом дорогу, и ощутила удар затылком, а потом тьма поглотила её спасительным забытьём.
Беспамятство наступило внезапно. И так же внезапно схлынуло, позволило вынырнуть из черноты обратно в реальность.
Эта реальность была полна металлического запаха крови и невыносимой головной боли, а следом за болью Ярга вспомнила, что произошло. Страх сменился ужасом, но где-то на задворках рассудка зародилась надежда: если зверь ещё не успел растерзать её, то, возможно, удастся спастись.
Она осторожно приподнялась, силясь сфокусировать взгляд, однако то, что девушка увидела, её не обрадовало, но помогло возвратить ясность ума. В трёх шагах от неё огромный волк склонился над убитым конём и с влажным чавканьем пожирал его нутро прямо из разорванного брюха. То, с каким аппетитом он пировал, вызвало дурноту. И острую жалость.
Бедный Крин! Верный богатырский конь Ивана пал не в бою, а стал жертвой твари из Дремучего леса. Из-за неё, из-за того, какую дорогу она выбрала на распутье! Теперь ей никогда не раздобыть Жар-птицу, даже если удастся сбежать от волка. И уж точно никак не оправдаться перед царевичем за то, что она сгубила его верного боевого товарища.
В носу защипало. Слёзы задрожали непрошеной пеленой, застив картину чудовищного пиршества. Слёзы от жалости. От досады. От страха. От разбившихся в одночасье надежд на счастливое и беззаботное будущее.
Вот бы Иван был с нею… Благородный, отважный царевич спас бы её от зверя, пошёл за ней, догадавшись, что её ожидает смертельная опасность. Ярга спешно оглянулась на дорогу, вытирая глаза рукой.
Разумеется, там было пусто. Спасать её некому, кроме неё самой.
Заметивший шевеление волк низко зарычал, дёрнул ушами, но от кровавой трапезы не оторвался, даже вниманием не удостоил упавшего с коня человека, будто намекал: «Не приближайся, а не то хуже будет».
Ярость пересилила страх, горькая, жгучая ярость. Такая, что заставляет умирать с мечом в руке, но не склоняться перед врагом. Та, которая придаёт сил для последнего, решающего удара. Эта ярость затопила Яргу до самых костей, заставляя содрогнуться всем телом и нащупать пристёгнутые у левого бока ножны с мечом.
– Ах ты, мерзость! – Девушка одним прыжком вскочила на ноги. – Гнилая нечисть! Ты за это заплатишь!
Волк стремительно отреагировал. Рывком он развернулся к Ярге, ощерив вымазанную кровью пасть, пригнул голову к земле, готовый атаковать того, кто помешал ему наслаждаться добычей. Его медовые очи горели злобой.
Правой рукой девушка выхватила оружие, а левой смахнула с головы тяжёлый шелом, мешавший ей поворачиваться. Шлем со звоном полетел наземь, а золотистая косища развернулась блестящей змеёй, вырвавшись на свободу.
– Пусть я умру, но перед этим вырежу тебе язык! – выкрикнула Ярга, поудобнее перехватывая меч двумя руками.
Она не умела сражаться, никогда не держала ничего крупнее кухонного ножа, но сейчас её переполняла решимость, смешанная со страхом и яростью.
И… зверь не прыгнул.
Выражение волчьей морды изменилось стремительнее, чем можно себе представить. Вот перед ней дикий хищник без проблеска разума – и вот уже глаза его распахиваются, голова медленно поднимается, а оскал разглаживается.
– Ты?! – с изумлением сказал зверь человеческим голосом. – А я-то думал, что за витязь малолетний мне попался? Совсем зелёный да неумелый. Лёгкая добыча, редкая удача. А это, оказывается, ты, невестушка.
И Серый Волк хрипло засмеялся.
Но Ярге пришлось не до смеху. При взгляде на его окровавленную пасть ей сделалось не по себе. Улыбку зверя от оскала она теперь уж совсем не могла отличить.
– Пёсья твоя морда! – прикрикнула на него девушка и в сердцах швырнула меч на дорогу между ними. – Ну, давай, и меня убей, коли так! Что мне делать-то теперь?! Только умирать!
Волк перестал потешаться, в его глазах промелькнул интерес.
– Ты чего это, голубушка? – Он жадно облизнулся, отчего Яргу едва не вывернуло. – Это ж всего-навсего лошадь. Тебя бы я не тронул, мне человечина не по нраву. Не серчай.
– Не серчать? – Ярга схватилась за голову. – Да ты хоть понимаешь, что натворил? – Она порывисто указала на убитого коня, но сама даже глядеть на него не могла без содрогания. – Что ты сделал?!
– Что? – Серый прищурился, сел, ожидая услышать рассказ. – Поведай-ка мне, как ты тут вообще оказалась. Ты же должна была замуж за одного из царевичей выскочить.
– Я бы и «выскочила» за Ивана, если б не ты! – Она всплеснула руками.
– За Ивана? – Волк разочарованно покачал головой. – Не самый разумный выбор, но это не моё дело, конечно.
– Да пропади ты пропадом! – Ярга плюнула под ноги, после чего подняла меч и сунула в ножны, а затем направилась к конской туше, чтобы забрать уцелевшие, не залитые кровью вещи, коих оказалось не так много.
– Дался тебе этот конь! – Волк повернулся за ней. – Я, если хочешь знать, даже не до конца был уверен, что брошусь на него, да ты его в галоп пустила. Ну, жажда охотничья и взыграла, извиняй.
– Извиняй, – передразнила сквозь зубы Ярга.
Она сложила, что влезло, в дорожную котомку и перекинула её через плечо. Отыскала лук и колчан, но обнаружила, что все стрелы рассыпаны по кустам, а плечо лука сломано. Ярга с досадой отшвырнула его в сторону, потом, мгновение поразмыслив, сорвала росший у дороги одуванчик и бросила его на лошадиный труп. Вспомнила про оставленный шлем, пошла к нему.
Волк опередил её в один прыжок и поставил на шелом лапу. Ярга в растерянности уставилась на окровавленную морду.
– Говори, что стряслось в Велиграде, – хрипло потребовал он.
– На что тебе это? – Она сердито нахмурилась. – Коня мало?
– Говори, – жёстче повторил вопрос Серый Волк.
Он глядел на неё так, будто в жизни не отпустит, пока не услышит правду. Прямо в душу смотрел своими проклятыми огненными глазищами.
И тогда Ярга вздохнула, плечи опустились без сил, и она коротко пересказала ему всё, что с ней приключилось. Про Велиград и про то, как перелезла через стену в царский сад. Про то, как встретила Ивана и узнала про кражу яблок. Про прилетевшую ночью Жар-птицу и добытое перо. Про царскую волю Демьяна и про план Ивана отправить в поход её одну, а самому дожидаться в рыбацкой хижине. Да только обернулось это неудачей в первый же день.
– Не скажи, – задумчиво протянул Волк, – неудачи я тут не вижу, напротив, нахожу славную возможность для нас обоих. – Он отряхнулся, пепельная шерсть пошла влажной блестящей волной. – Коли из-за меня наша прошлая сделка едва не расстроилась, я тебе другую предлагаю. Услуга за услугу, стало быть.
– Ну уж нет, Волче. – Ярга подняла шелом и, сунув его под мышку, побрела по дороге. – У меня теперь цель одна – убраться подальше, от тебя особенно.
Волк с лающим смехом обогнал её и преградил дорогу.
– Ты, прежде чем нос воротить, выслушай.
Он произнёс это вроде бы и весело, а вроде и с угрозой в голосе: мол, не отпустит, пока не скажет всё, что на уме. И Ярге пришлось покориться – как бы не печалилась она и не злилась, а перед ней по-прежнему был один из слуг Велеса, достаточно сильный, чтобы играючи загрызть богатырского коня, а ещё вполне сведущий в колдовстве, чтобы наслать туман, от которого теперь и клочка не осталось. Вдобавок запах крови и разорванного нутра по-прежнему висел в воздухе пугающей завесой. В лавках мясников, бывало, пахло и хуже, но почему-то именно сегодня Ярге сделалось по-настоящему страшно от того, что она ощущала.
– Я знаю, где живёт Жар-птица, – хрипло продолжал Волк, не сводя с девушки умного взгляда, – но туда запросто не пробраться. Я помогу. А ещё заменю тебе убиенную лошадёнку.
– Это как же? – Ярга с недоверием прищурилась и скрестила руки на груди. – Пригонишь мне оленя из лесу?
Серый снова усмехнулся.
– Занятная ты, невестушка. – Он тряхнул головой. – Взамен конской на моей спине доедешь. Не гляди так, я дело говорю. Я знаю такие тропы, какие никому не ведомы. Там ни одна лошадь не проедет. Да и никто тебя не тронет тогда.
– Кроме тебя самого?
Волк снова глухо засмеялся.
– Далась ты мне, кожа да кости. Да и сказал уже, что человечину не ем даже в голодный год. – Он поморщился. – Ты лучше над моими словами подумай, я тебе пригожусь. Ты всяко быстрее и ловчее любого из братьев тогда управишься.
Ярга с недоверием поглядела на него.
Серый Волк действительно был зверем крупным и сильным, ниже коня, но намного больше обычных волков. Вряд ли он владел навыками вьючного животного, но выносливости ему не занимать.
– Допустим, я соглашусь, – задумчиво протянула девушка. – Допустим, у тебя хватит сил и терпения доставить меня к логову Жар-птицы. Но тебе что за выгода от такой сделки?
– А взамен ты дашь мне одно перо из её хвоста. – Зверь лукаво прищурился.
– На что тебе оно? – удивилась Ярга.
– А вот это тебя уже не касается. – Волк насмешливо оскалился. – Считай это простой платой. Ты же не спрашиваешь у торговца, когда платишь за товар, на что он потратит твои медяки? Вот и я перо пущу себе в дело.
Ярга искоса глянула на лес.
– А Хозяин тебя не хватится?
– Экая заботливая невестушка попалась! – Зверь прищёлкнул языком. – Я не цепной пёс. Не бойся, мне выходить можно, главное, потом возвратиться. За то не накажут ни тебя, ни меня. Так что? По рукам, как говорится?
Ярга переступила с ноги на ногу, задумчиво закусила губу, глядя на колдовского зверя перед собой. Но размышляла недолго.
Доспехи давили на девичьи плечи своей тяжестью. Меч оттягивал пояс, не говоря уже о громоздкой котомке, однако всё решала необходимость идти неизвестно куда. Разумеется, Волк мог обманывать, и Ярга мысленно дала зарок более никогда не доверять мистическим зверям. А после прикрыла глаза и ответила:
– Хорошо, твоя взяла. Вези меня за Жар-птицей.
– Дивно. – Зверь подошёл ближе и припал на передние лапы. – Забирайся и держись крепче.
– Но… Как же Крин?
– Кто? – Волк воззрился на неё как на блаженную.
– Мой конь… То есть не мой, а царевича, но всё равно его нельзя вот так бросать, не по-людски это. Да и найдут его и по сбруе признают тотчас, чей он.
– Не беспокойся. – Оскал Серого снова сделался звериным. – Как стемнеет, из лесу мои дружки покажутся, на запах крови вылезут. Они твою лошадку к себе в чащобу затащат, а там никто следов не найдёт.
Яргу передёрнуло от отвращения.
– У нас погребальных костров не разводят и домовины[4] не строят. Довольствуйся тем, к чему мы в Дремучем лесу привычные. – Волк посмурнел. – Забирайся, нечего время терять. По пути поговорим.
После короткого колебания она залезла на волчью спину.
Шерсть у Волка была длинной и жёсткой, она пахла мхом и еловой смолой, а ещё – кровью. Сидеть оказалось непривычно, но всё же не хуже, чем в седле, правда, как держаться за шкуру, Ярга не представляла.
– Хватайся за шею, не удуши только, вот так, – командовал серый зверь. – Крепко цепляйся. Если будешь падать, кричи, только до того, как упадёшь, договорились? – Смех прокатился по его мышцам, отдаваясь в хребте рокочущей дрожью. – Готова? Тогда вперёд.
Он уверенно поднялся на четыре лапы и побежал мягкой пружинистой поступью, так легко, будто и не нёс на спине девушку в тяжёлых доспехах. Ярга зажмурилась, припала к нему всем телом, стиснула шкуру так, что начало сводить пальцы. Свела колени, прижимая ноги к звериным бокам, которые так и ходили под ней.
– Ты привыкнешь. – Низкий волчий голос отозвался в её груди. – Не жмись так сильно, а не то устанешь быстро. Не уроню.
Ярга услышала шелест и опасливо приоткрыла глаза. Придорожные кусты мелькали всё быстрее. Она на лошади так никогда не ездила, а тут дикий зверь!
– Так что, понравился тебе царевич Иван? – спросил на бегу Серый Волк, чтобы хоть немного отвлечь обмирающую от страха девушку.
– Он ладный юноша, – исподволь начала Ярга. – Я бы за него пошла, даже если бы он так и остался младшим сыном без прав на престол. Иван, может, тебе чем-то не угодил, но мне он приглянулся куда больше, чем его старшие братья – зубоскалы.
– Это почему? – удивился Волк. – Пётр – сильный и отважный, Василий – умный, а Ванька твой – захитрённый мамкин баловень.
Ярга могла бы возмутиться, но с горечью поняла, что Серый Волк, скорее всего, не лукавил. На лицо все три царевича были пригожи. Отцовское богатство их всяко ожесточило. Наверняка они привыкли к повиновению, а недостатка в женском внимании не знали вовсе. Да только старшие братья не стеснялись выражаться прямо, а вот Иван всё делал втихаря, ради личной выгоды, потому одну её и отправил. Наверняка понимал, что из Велиграда мог не выбраться и ещё у путеводного камня сгинуть, не говоря уже о прочих трудностях. Там Пётр и Василий могли его превзойти и обойти, а они и без того в очереди к трону первее. То ли дело Ярга – послал глупую девицу и ничем не рискует. А если и братья не возвратятся, так и вовсе он одним наследником останется и без всякой Жар-птицы.
– Опечалилась, невестушка? – негромко спросил Волк.
– Не знаю, – честно ответила она. – Не хочу жаловаться.
– Дурные мысли я в твою головушку подкинул? – Голос Серого вдруг сделался вкрадчивым. – Или приняли тебя во дворце худо, что ты жалеешь?
При этих словах он вдруг резко взял левее и скользнул прямо в Дремучий лес – собирался срезать путь или отдать её своим нечистым дружкам на ужин, Ярга бы уже ничему не удивилась.
– Хочешь знать, как меня приняли? – Она поудобнее ухватилась за волчью шею. – Иван мне самым хорошим в царской семье показался, хоть и избалованным. Братья его высокомерны, язвительны и настолько в себе уверены, что даже их родители это замечают, но поделать ничего не могут. Царь Демьян одержим своими богатствами и чудесами. Он жаден до обладания диковинками настолько, что готов собственных сыновей на погибель отправить, лишь бы огненную курицу раздобыть. А царица Добромила так и вовсе не была со мной ни добра, ни мила, глядела коршуном. А когда Иван меня на семейный обед перед отъездом привёл и заявил, что мы вместе едем за Жар-птицей, совсем как его отец матушку везде с собой возил, царица губы поджала и сказала, что не всякая девица способна в походе из бремени сделаться подмогой и верным соратником. И так на меня посмотрела, будто я ведьма какая.
Волк издал короткий лающий смешок.
– Это всё ревность материнская, не обращай внимания, – заверил он. – А во всём остальном ты права, невестушка, наблюдательная, молодец. – А потом вдруг спросил: – Напомни еще раз, как звать-то тебя? Скажи уж, нам вместе ещё далеко путь держать.
Мимо проносились деревья Дремучего леса, но никто не мешал им на пути, никто не преследовал в тенях, будто и вправду Волк не обманул и с ним ей безопаснее.
– Ярга, – наконец вымолвила она.
– Ярга, – задумчиво повторил Волк, а затем снова усмехнулся своим мыслям. – Солнце ярое, солнце вешнее, тьму прогоняющее, зиму в лето обращающее. Ярга – красная ягода, Ярилы любимая дочка.
– Я не Ярилина дочка, – буркнула она, смешавшись. – Мои родители умерли, когда я совсем маленькой была, с тех пор и мыкаюсь.
– Ничего, Ярушка, – весело заверил Серый Волк, – потерпи, нам с тобой обоим недолго мыкаться осталось.
Она хотела переспросить, что он имел в виду, но зверь прибавил ходу, и пришлось сосредоточиться на том, чтобы не свалиться с его спины.