Ярость

— Нам лучше уходить, Певчая. Снаружи беда. Толпа. Они, похоже, услышали ваше пение.

Как громко я пела? Я даже не заметила. Глупая ошибка.

— Где они?

— Стучат в окна сзади, пытаются разбить. Они боятся входить спереди, потому что с той стороны река. Нам лучше уходить туда. Это лучший шанс.

Даже отсюда я ощущала запах магии реки. Было ли мудро бежать туда?

— Мы не можем остаться здесь?

Габриэль покачал головой.

— Тогда мы будем в ловушке. Вода быстро поднимается. Нам стоит уйти.

— Минутку, — я спрятала дневник в свою сумку.

— Что это? — спросил он.

— Дневник моей матери.

Его глаза озарил интерес, и я пожалела, что сказала это. Я не была готова делиться дневником. Но он сказал лишь:

— Идемте. Нам нужно выбраться отсюда, — он побежал к двери.

Он был прав. С сумкой за спиной я бежала по ступенькам за ним, боясь того, что может нас ожидать. Но все было тихо, когда мы пошли по главной комнате со следами костра и обломками.

— Я их не слышу, — сказала я. — Может, они ушли.

— Вы не слышите их, потому что у дома стены в три фута толщиной. Они с другой стороны, далеко. Вы их услышите, если пройдете там, — Габриэль мрачно добавил. — Я бы не советовал.

— Точно, — согласилась я.

Мы добрались до темной двери, он пропустил меня первой.

— Не знаю, как работает этот замок.

— Как обычный, наверное, — Габриэль обычно рвался посмотреть механизмы, и я была удивлена его поведением. Может, он еще был подавлен неудачей с тем упрямым замком.

Я нащупала дверь и древний механизм. Замок сопротивлялся, но все же открылся. Я толкнула дверь.

Габриэль пробежал мимо меня к ступенькам, но я застыла на пороге. Нижние ступеньки затопило. И всю улицу. Всюду была вода, яростная песня оглушала меня.

— Сюда нельзя, — сказала я.

— Конечно, можно, — настаивал он. — Просто немного воды, это безопасный путь. Смотрите! — он прошел сияющими туфлями по грязной воде и протянул руку. — Идемте!

Я медленно последовала. Что-то здесь было не так, и не только с водой. Я не успела понять, а руки уже действовали по своей воле.

Он хотел, чтобы я вошла в воду. Он не коснулся замка. И кольцо на его руке, как было видно при свете, не было железным.

Я бросила в него ключи от дома Оделин. Железо ударило его, и он замерцал, светлые волосы потемнели, челюсть изменила форму, лицо стало размытым. Я смотрела в потрясении на глаза цвета моря и женские губы.

— Мелисанда!

Я произнесла имя, и змеиный язык мелькнул у нее во рту. Руки, словно когти, потянулись ко мне.

Я отскочила, но она преследовала, язык все мелькал. На моих испуганных глазах ее облик изменился снова, и передо мной в воде оказался сияющий морской змей.

Я поспешила к двери и поскользнулась на ступеньке. Ноги вылетели из-под меня, пасть монстра широко раскрылась. Я ощущала жаркий запах его магии и защитилась единственным доступным способом. Я бросила в него сумку.

Сумка летела по воздуху, а существо снова изменилось, стало почти прозрачным. Когда сумка попала по цели, я услышала хруст, как от разбитого стекла.

Он умер? Я старалась не касаться воды и склонилась.

Я не успела увидеть, волна окружила змея со злым шипением, вода на улице бушевала. Она хотела напасть на меня? Я отскочила к двери, которая еще была распахнута, и, вбежав внутрь, закрыла ее.

Когда я посмотрела в окно, я увидела, что вода успокоилась. Казалось, ее стало немного меньше. Но стеклянный змей пропал.

Кое-что еще пропало, и я застыла. Я бросила в змея сумку, в которой был дневник моей матери.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ:

ОТЛИВ

Столкновение со змеем было ужасным, но потеря дневника была хуже. Я отошла от окна, ругая себя. Как можно было выбросить то, что так много означало для меня?

Я посмотрела лишь треть из того, что написала мама. Если там были еще секреты — а я в этом не сомневалась — я уже никогда их не узнаю. Ее голос затих навеки.

Я, все еще потрясенная, услышала, как где-то близко бьется стекло. Сзади? Люди кричали, половицы под ногами содрогнулись.

Я развернулась. Толпа! Это оказалось правдой.

Я не могла сбежать из парадного входа, там была вода. Мне оставалось защищаться магией. С колотящимся сердцем я думала, где лучше встать. Здесь, где они найдут меня за минуты? Или наверху, где было больше времени подготовиться, но можно было оказаться в ловушке?

Я не успела решить, люди снова закричали. В этот раз я слышала их четче, и самые громкие глаза звучали знакомо. Я подбежала к окнам в дальнем конце доме. В этих окнах мир снаружи казался серо-зеленым, искривленным, но если там и была толпа, она уже ушла. Вместо этого я увидела капитана Кноллиса и своих людей, колотящих по задней двери железными копьями.

— Я в порядке, — прокричала я в трещину в окне. — Я иду к вам.

Я побежала по дому к ним, но застыла на половине пути. Моя трутница лежала на полу передо мной. За ней дверь, что упрямо не поддавалась, была открыта, за ней была маленькая комната, пахнущая рекой. Лестница вела в подвал, у ее вершины лежал Габриэль, его волосы были в крови.

Выглядело так, словно его притащили сюда умирать, но я осторожно подошла к нему, боясь обмана. Я заметила его железное кольцо, коснулась его ладони браслетом и перестала беспокоиться.

Когда Кноллис и остальные вошли в дом, я прижимала платок к голове Габриэля.

— Он сильно ранен, — сказала я им. — Если не остановить кровотечение, он умрет.

Коснувшись железа, они перевязали рану Габриэля. Я помогала им и рассказывала Кноллису о поддельном лорде Габриэле, во что он превратился, и как пропал в воде.

Была ли это Мелисанда? Или это была уловка Других? Я пожалела снова, что потеряла дневник мамы. Может, там были ответы.

— Жаль, что существо ушло, — согласился Кноллис, мужчины уносили Габриэля на самодельных носилках. — Но король будет рад, что вы в порядке, миледи. Мы встревожились, узнав, что вы ушли в дом Оделин. Были отчеты о беспорядках в этом районах.

— Я рада, что вы пришли, — даже с магией было бы сложно уйти с Габриэлем.

— Король просил, чтобы вы прибыли в Корнхилл, — сказал Кноллис, мы добрались до перекрестка, — а потом…

Он замолчал, подбежал Баррингтон, восхищенно крича:

— Певчая, капитан! Смотрите! — он поманил нас вперед, указывая на улицу. Она напоминала берег при отливе, была в водорослях и обломках досок, земля и камни были скользкими и мокрыми.

— Потрясающе, — Кноллис был впечатлен, как и Баррингтон. — Река затопила половину улицы, когда мы пришли раньше, но теперь она отступила.

— Проверьте другие улицы, — сказала я Баррингтону.

Мужчины, несущие Габриэля, уже ушли вперед, но остальные разбежались проверять происходящее. Вскоре прибыл отчет: река значительно отступила.

Кноллис повернулся ко мне, его глаза сияли над обветренными щеками.

— Думаю, у вас получилось, Певчая. Вы победили. Вы одолели врага.

Я подумала о треске, который слышала, когда моя сумка попала по стеклянной змее.

— Не уверена, что я убила существо, — сказала я. — Оно пропало, как и остальные.

— Но вы все равно победили, — Кноллис указал на улицу. — Вот доказательство. Река уходит.

† † †

Может, капитану Кноллису этого хватало, но мне этого было мало. Я шла по улице с Кноллисом, пока мы не нашли край потопа. Река все еще не вернулась к обычной ширине, но я видела, как вода утекает.

— Так она к ночи снова будет в своих берегах, — решил Кноллис. — Я никогда не видел, чтобы вода так быстро отступала. Магия работает по своим правилам.

Я была удивлена скоростью тоже, но, может, Кноллис был прав. У магии были свои правила. Хотя я долго прислушивалась, я не заметила и следа ярости, что бушевала раньше. Река звучала нормально, но немного подавленно, словно стыдилась за причиненные проблемы.

— Нужно сообщить королю, — сказал Кноллис.

— Да, — сказала я.

Мы были быстрыми, но хорошая весть разнеслась быстрее. Когда мы добрались на вершину Корнхилла, люди уже радовались мне. Патрули в Лондоне, видимо, сообщили, что река уходит. Наши разведчики прибыли раньше, чтобы рассказать королю и Совету, что случилось, история о моем столкновении со змеем разошлась, как огонь.

Когда мы вошли во временное убежище короля, часть ряда зданий, отведенных короне, меня поприветствовала толпа радостных лиц. Веснушчатое лицо короля сияло, он обхватил мою руку и поднял в воздух.

— Дамы и господа, поприветствуем Певчую!

Все хлопали. Даже лорд адмирал. Если кто и воздержался, я не заметила. Когда шум утих, кто-то запел, и толпа подхватила припев — старую песню, отмечавшую мое бесстрашие в защите королевства. Люди затанцевали.

Король отвел меня в маленькую комнату, что была оформлена как его кабинет. Я спросила, как Габриэль.

— Он начал приходить в себя, прибыв сюда, — сказал король. — Его положили наверху, королевский лекарь говорит, что он будет здоров через пару недель.

Это радовало.

— Хорошо.

По просьбе короля я описала все, что случилось в доме Оделин, что я видела на реке и в городе.

— Нам нужно осторожно снимать распоряжение об эвакуации, — закончила я. — Даже если река продолжит так отступать, она нанесла ужасный ущерб. Некоторые улицы непригодны для жизни, туда опасно даже ходить.

— Будет время расправиться с этим, — сказал король. — В три часа будет собрание Совета, и мы все обсудим. А пока что я должен найти Сивиллу. Я не видел ее весь день, уверен, у нее есть идеи, что делать.

— Я с вами, — сказала я.

Он улыбнулся, напоминая не короля, а юного мужа, любящего свою жену.

— Честно говоря, Певчая, я хотел бы увидеть ее один. Оставайтесь и празднуйте.

Если я хотела праздновать, то время было подходящим. Когда я вернулась в толпу, я увидела, что часть дома заняла вечеринка. Открывали бочки с пивом, музыка и танцы стали веселее.

Среди шума и радости я ощущала себя пустой. Победа была не такой приятной без Ната. Странно, но его даже не было здесь. Погодите… Это был Нат в углу в толпе фрейлин?

Я заставила себя отвернуться. Я не могла идти к нему при всех придворных дамах. Позже, если я смогу найти его, я поговорю с ним.

А пока я пыталась скрыть свои чувства. У меня был в этом опыт, так что это должно было оказаться простым заданием. Но люди окружали меня, благодарили, а я думала о Нате. А если он не захочет меня слушать? А если я уже разрушила мосты?

Я добралась до края толпы и поспешила покинуть праздник.

† † †

Я хотела покинуть этот временный двор, но не могла уйти, не проверив Габриэля. Он не только был другом, но еще и пострадал, помогая мне. Я должна была убедиться, что ему будет лучше. Если ему уже лучше, это стало бы хорошей новостью. И если он сможет говорить, может, он опишет нападавшего.

Несколько минут спустя, с помощью королевского пажа, я нашла комнату Габриэля — временный лазарет в дальней части дома. Квитл ухаживал за ним. Слуга был встревожен, но я была рада видеть, что Габриэль уже сидел. У него было белое лицо, он был в бинтах, но в остальном он был чуть потрепанной версией привычного себя.

— Похоже, нас жестоко обманули, Певчая.

— Особенно, вас, — сказала я.

Он поднял руку к затылку, но замер, не коснувшись огромной шишки там.

— Это было жутко, должен сказать. Не ожидал увидеть, как моя копия нападет на меня с камнем в руке.

— Значит, вы видели того, кто выглядел как вы?

— Да, — бледное лицо Габриэля стало белее от воспоминания. — Я даже толком не увидел. Я сидел на полу, пытался зажечь солому, когда услышал, как запертая дверь открылась. Существо шагнуло ко мне сзади, я успел оглянуться, и оно ударило меня. Это нечестный бой.

— Да. Мне очень жаль. Когда я просила вас пойти со мной, я не знала, что это произойдет.

— Я рад, что вы не пострадали, — сказал Габриэль, обхватив мою ладонь. — Квитл, оставишь нас? Я должен сказать кое-что Певчей наедине.

Свет в глазах Габриэля беспокоил меня. Я попыталась убрать руку.

— Вам не стоит уходить, Квитл. Уверена, вы хотите следить за своим пациентом.

Но Квитл послушался хозяина. Он уже ушел.

Габриэль крепче сжал мою руку.

— Мне сказали, что я почти умер, Певчая. Когда я спустился, знаете, о чем я думал? О вас.

Я не могла смотреть на него.

— Габриэль, прошу.

Он не слушал меня.

— Когда я делал предложение в прошлый раз, вы сказали, что вам нужен хороший друг, и я старался быть им. Я был терпелив, я был верен, я был для вас таким, каким был нужен. Но мое мнение не изменилось. Прошу, скажите, есть ли у меня шанс.

Я перестала вырываться. Избежать этого не вышло бы, нужно было справляться. Вопрос был честным, и он заслуживал честного ответа.

— Габриэль, — мягко сказала я. — Простите, но нет.

Он застыл. В другие разы, когда я отказывалась, он проявлял невозмутимость, даже радовался. Он был так расстроен из-за случая в доме?

— Я был уверен, что теперь у меня был шанс, — прошептал Габриэль.

— Простите, — повторила я и убрала руку. Он не сопротивлялся, он был рассеян. Может, мне стоило поискать Квитла. Я направилась к двери.

— Вы знаете, что Уолбрук выбрал другую? — сказал Габриэль. — Я думал, это что-то изменит.

Моя рука застыла на двери.

— Что?

— Он это почти скрывал, — продолжил Габриэль. — Но я услышал утром от отца леди Клеменс, графа Тунбриджа. Они сейчас составляют брачные контракты.

Так Нат сделал выбор. Он времени не терял.

Я дернула дверь, желая уйти.

Меня преследовал голос Габриэля.

— Не уходите, Певчая! Уолбрук не понимает, но я-то понимаю. Вы знаете, что я восхищен вами и вашей магией. И я могу предложить больше него — известное имя, большое поместье…

— Я не могу, — прошептала я.

Дрожа, я закрыла дверь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ:

ТИХАЯ ЯРОСТЬ

Я бежала по лестнице, желая быть вдали от всего и ото всех. Я добралась до комнатки, полной ящиков, скрылась в ней и попыталась взять себя в руки.

Нат и Клеменс…

Это правда? Это было спешным решением, конечно. Но я знала, почему это произошло. Я сама произнесла глупые слова. Но, если Нат принял решение так быстро, видимо, его сердце мне и не принадлежало.

Может, все было не так, как верил Габриэль. На составление брачных контрактов часто уходили месяца. Может, Габриэль не так понял графа Тунбриджа. Я не знала графа лично, но его называли оптимистом, желающим попасть во внутренний круг короля. Может, он просто хотел предложить брак Клеменс и Ната, но еще не добился этого.

Какой бы ни была правда, мне нужно было смириться с ней. Я покинула убежище и пошла к главной лестнице.

На ее середине я увидела Ната. Он стоял у окна на площадке, улыбался Клеменс, а она смеялась и сжимала его руку.

Так это правда.

Боль пронзила меня. Я не могла двигаться. Как она могла завладеть им так быстро? Как он мог забыть меня так быстро?

Клеменс шепнула что-то Нату. Они склонились друг к другу, головы почти соприкасались. Меня охватила ярость. Она окутала меня, как красное пламя, гнев на него, на нее, на себя, желание вредить всем, чтобы больно было не только мне.

Но ярость была не только во мне. Она была и снаружи. В приоткрытое окно я слышала тихий зов реки, заставляющий волны бушевать.

Нат поднял голову и увидел меня.

— Люси?

Я не ответила. Не могла. Я уже бежала к реке. А если Другие вернулись?

† † †

На улице было много людей, многие радовались, как и придворные внутри. Но я обходила их, слышала тревожные голоса вдали.

— Лучше так, зато целые, — сказала женщина в изъеденной молью шали соседке. — Но что-то не так.

Ребенок потянул за юбку женщины.

— Куда она ушла, мам? Я хочу знать. Вся эта вода. Куда она ушла?

— Мы молимся, чтобы она опустилась, но не так, — сказал мужчина в простой коричневой одежде.

Я хотела спросить, о чем они говорили, но это могло задержать меня, а то и привести к беде. Позади, казалось, было слышно голос Ната. Но я не обернулась. Я натянула капюшон и побежала через толпу к реке.

Толпа вскоре рассеялась, и дальше я не видела ни души, спеша к Темзе. Теперь я ожидала четко услышать реку. Но я не слышала ее вовсе.

Дома здесь пострадали от потопа, улицы были в иле и обломках моря. Я шла мимо них, стараясь не задевать. На стенах было видно, куда доходила вода. Разбитые окна показывали комнаты, полные грязи и луж неприятно пахнущей воды.

Когда я добралась до Темзы, вид потрясал еще сильнее. Напротив меня были размыты части Саутуарка. Серая земля зияла там, где раньше процветали прочные дома, и оставшиеся здания были погружены в землю до окон.

Ужасно выглядел и величественный мост на востоке. Пятьсот лет он пересекал Темзу, пережил огонь, потоп и мятеж. Но больше нет. Центральная арка была смыта, как и все магазины и дома, что были на ней. Несколько арок пострадали. Сколько они еще простоят?

Лондон был кошмарным. Но сцена выглядела еще нереальнее из-за реки. Люди в Корнхилле были правы. Порой река была ниже, но не так. Темза пропала, осталась попасть из грязи и ручеек желтой воды в центре. Словно кто-то вытащил затычку, и река утекла.

Конечно, люди убегали в ужасе.

Конечно, я ничего не слышала.

Нет, чудо, что я слышала яростное эхо в Корнхилле. Я уловила его, потому что была в ярости и открылась его влиянию? Возможно. Или мелодия исходила не от реки. Может, она играла в моем воображении.

Но что-то здесь было не так. И я хотела узнать, что именно.

Подхватив мокрые юбки и плащ, я спрыгнула со ступеней на дно реки. Мои сапоги, уже покрытые илом, погрузились в него по лодыжку.

Я бы спела воде в грязи и попросила удержать меня, но я опасалась использовать Дикую магию у Темзы, особенно, когда она себя так странно вела.

Я притихла и шагнула к остаткам реки.

Добравшись туда, я присела у воды и прислушалась. В ухо ударил порыв чистой ярости. Я быстро выпрямилась, а потом склонилась, чтобы уловить что-нибудь еще. В этот раз я услышала не только ярость, но и предвкушение.

Что-то приближалось. Но что? Я боялась представлять.

Сапоги быстро тонули. Я вытащила одну ногу из грязи, шагнула назад, вода заполнила дыру, превратив ее в пруд. Я смотрела туда, а вода потемнела, и на ужасный миг мне показалось, что под ней извиваются змеи. Я пошатнулась и потеряла равновесие. Я рухнула, разрушив картинку и пруд.

Я была на четвереньках, голова почти оказалась на ручейке, оставшемся от Темзы. И я услышала волну, что была в океане, но набирала скорость.

Огромная волна.

Ее хватило бы, чтобы утопить город.

И она направлялась сюда.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ:

СТЕНА ВОДЫ

Был ли способ остановить волну? Я прислушивалась ко всему в себе, но не знала. Я даже не знала, сколько осталось времени до удара. Я знала лишь, что ярость и предвкушение были из-за этого, и вода шла за нами.

Я должна была предупредить город.

Уже отчасти покрытая грязью, я запачкалась сильнее, пока вставала. Я пошатнулась и увидела женщину, стоящую на дне реки вдали.

Служанка Мелисанды.

За ней было видно саму Мелисанду. Подняв к реке раскрытые ладони, она начала, подвывая, петь. Она вызывала волну или просто радовалась ей? В любом случае я должна была ее остановить.

Но как? Дикая магия бывала опасной, а у мен ничего не было.

Я обрадовалась, когда мужчины появились недалеко от Мелисанды. Не мои люди, но хотя бы в цветах короля. Я помахала им и закричала:

— Хватайте тех женщин!

Мелисанда и ее служанка тут же побежали. Мужчины не побежали за ними, а смотрели на меня с вершины лестницы. Они меня не слышали?

— Хватайте их! — крикнула я.

Лидер патруля сложил ладони у рта и завопил:

— Кто бы вы ни были! Уходите со дна реки!

— Я Певчая, — крикнула я в ответ, двигаясь по грязи. — Не дайте тем женщинам сбежать!

Но я видела, что уже слишком поздно. Мелисанда и ее служанка уже убегали в переулок.

Но я хотя бы остановила ее пение. Я прислушалась и поняла, что этого мало. Я все еще слышала волну.

Я могла лишь предупредить людей короля.

— Назад! — закричала я. — Опасно!

Хор смятения:

— Блайми, это Певчая.

— Может, это иллюзия.

— Что она говорит?

Я закричала громче:

— Все назад! Идет волна!

Еще больше смятения, но в этот раз они начали отступать. Лидер кричал что-то о Нате Уолбруке. А потом они ушли.

Я прошла еще ярд к берегу и потеряла сапог. Я пыталась забрать его и услышала, как кричат мое имя. Я подняла голову. Нат бежал по ступенькам ко мне.

Я помахала ему грязными руками.

— Назад!

Он спрыгнул с последней ступеньки в грязь.

— Что?

— Назад! — кричала я. — Идет волна, и ее хватит, чтобы накрыть Лондон. Предупреди всех!

Я слышала журчание позади. Ручеек воды бурлил, расширялся. Бросив сапог, я побежала. Через миг так сделал и Нат. Грязь задерживала наши шаги, а я не знала, сколько времени осталось. Музыка реки становилась все громче с каждой секундой. Когда мы добрались до края, она оглушала.

Нат прыгнул и втащил себя на ступеньки, потянулся ко мне. Я вскрикнула, когда его железное кольцо стукнулось о мой браслет, наши ладони встретились, кожа к коже.

Он поднимал меня, я увидела оставшиеся части моста и нечто, похожее на туманное облако за ними. Только это было не облако. Это был белый гребень волны.

— Беги! — закричала я Нату.

Мы помчались по ступенькам, но волна приближалась слишком быстро. Я видела ее уже четче, вода двигалась, буравя, по речному дну. Земля дрожала и гудела, как гром.

Может, Дикая магия делала хуже. Но только так я могла защитить город, защитить нас.

Я повернулась к волне и пыталась развернуть разрушительную силу назад. Вода меня не слушала, и я в отчаянии обратилась к ветру, звала его прогнать волну в море. Ужасная игра, ведь я могла по ошибке песней вызвать ураган. Но я должна была попробовать.

Песня разливалась, и сильные ветра летели со всех сторон, пели в моих ушах, трепали волосы и капюшон. Они раскидывали все со своего пути. Обломки от потопа взлетали в воздух. Мне пришлось схватиться за сломанную балку, чтобы не упасть, так сделал и Нат.

Я пела, и в ответ изменялось небо. Ветра обрушились на огромную волну, окружили ее и толкали. Волна вдруг запела неуверенно. Она зависла над Лондонским мостом, от нее отлетали брызги.

Моя песня работала! Теперь отправить воду в море.

Я вдохнула и услышала странные причитания. В этот миг я потеряла контроль. Яростная музыка в волне обрела новую силу. Я продолжила петь, но теперь сила ветра не могла сравниться с волной. Я могла лишь молить их защищать город от грядущего удара.

Беспощадная волна стала еще выше. Серо-зеленая стена делала даже семиэтажные дома у моста казаться крохотными. Волна росла, и я видела ужасные силуэты, корчащиеся в ней — кольца змей, серые щупальца кракена…

Ревя от ярости, волна обрушилась. Она разбила мост и дома на кусочки. Как голодный морской монстр, волна поглощала город… и нас.

Я схватилась за Ната. Он не так хорошо плавал, как я, но я не могла позволить ему утонуть. Я боролась, удерживая наши головы над водой. Но вода вливалась в мой рот, удушая меня.

Дыши. Пой.

Я вынырнула, отплевываясь, и запела единственную песню, которая пришла ко мне, которую я не знала. Песня, видимо, была где-то глубоко во мне, но ее значение я понимала.

Спаси нас.

Одна фраза, и вода сомкнулась снова. Я вскинула руку, пытаясь дотянуться до воздуха. Рядом со мной боролся Нат. Но это было бесполезно. Вода затягивала нас все глубже, словно камни.

Я приготовилась. Грудь горела. В любой миг мы могли удариться о дно реки.

Но мы лишь погружались глубже, вода вокруг была такой черной, словно мы падали в колодец. Неземная музыка била по ушам. Грудь перестала гореть. Через миг я поняла, что перестала дышать. Я уже утонула, не поняв этого?

Возможно. Но тут что-то появилось внизу. Я увидела тусклый зеленый свет, оттуда раздавалась песня ярости.

Если я боялась до этого, это нельзя было сравнить со страхом сейчас. Я боролась, но увидела вспышку чешуи в воде вокруг меня. Ладонь Ната крепко сжала мою, а потом хватка ослабла. Я видела в тусклом свете, что его обвил змей. Он пытался убить его? Я не знала. Я могла лишь не отпускать Ната, пока существо тащило его вниз. Вскоре что-то чешуйчатое обвило мои ноги, сковав их.

Это было будто гадание, но теперь я попалась не одна. И я не могла проснуться и забрать нас. Существо тащило нас к кругу зеленого света, что становился все больше. Вскоре его лучи озарили все — сияющие чешуйки, змеиные языки, голову Ната, что безвольно покачивалась.

Я закричала, но не было ни звука. Я слышала только неземное пение, дикое и яростное, пульсирующее в моих ушах.

Мы были перед кругом. Свет слепил глаза. А потом мы миновали его и коснулись дна.

Меня отпустили. Я пыталась бороться, но ноги били по песку. Через минуту мои глаза стали видеть, и я не заметила змей. Я была в огромной тусклой пещере, Нат лежал рядом со мной, серо-зеленый и неподвижный. Железное кольцо пропало с его руки, не было и моего браслета.

Я склонилась над ним и поняла, что двигаюсь в чем-то, что было плотнее воздуха. Вода? Возможно. Но я не могла плыть в ней. Какой-то эфир?

Я могла этим дышать. И Нат, как я с радостью заметила, тоже дышал, хоть и неглубоко.

— Нат?

Он не ответил. Может, это было из-за неземного пения. Оно уже не оглушало, но от него дрожал эфир. Даже мой камень, скрытый под промокшим плащом и платьем, дрожал в такт пению.

Я попыталась снова, мои губы почти коснулись его уха:

— Нат?

Ничего. Стараясь не плакать, я поцеловала его висок и коснулась шеи. Пульс был слабым, но ровным. Надежда оставалась. Я привыкла к эфиру и поняла, что все не так плохо выглядит. Все здесь, даже моя рука, казалось зеленоватым, так что это могла быть игра света.

Но где? И почему никто не приходит? Они старались забрать нас сюда, и я ожидала борьбу с врагами.

Я не знала, как собиралась бороться с ними, кроме использования голых рук. Я слышала, но не улавливала привычную Дикую магию. Было лишь пение: низкое и жестокое, властное, даже мое сердце билось в его ритме.

Я встала. Песню кто-то исполнял. Может, лучше отправляться на поиски, чем дать себя схватить.

В пещере было несколько проходов, самый большой был передо мной. Быстро оглянувшись на Ната, я пошла туда, и песня становилась громче. Она была как физическая сила, как прилив океана или буря.

Я выглянула из пещеры и увидела центр бури — темноволосую женщину, неподвижную, как статую, стоящую на высоком камне в центре просторной пещеры. Она исполняла песню, что топила мир. Выражение ее лица было отдаленным, ужасающим.

Но хуже было другое. Во всех деталях ее лицо было копией моего.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ:

УЖАСНАЯ ЛОЖЬ

Сердце билось все быстрее. Я словно видела свое отражение в неподвижном море. У нас были одинаковые широкие лбы, узкие подбородки и большие глаза.

Я моргнула. Нет. Лицо певицы было уже. Чуть старше. И волосы были прямее моих.

Я выдохнула. Эта неземная певица, разрушающая все, что было мне дорого, не была моей копией. Но могла она быть… моей матерью?

Мысли запутались.

Мама мертва.

Так мне говорили. Мы все в это верили. Но, может, мы ошибались. Может, она выжила. Может, она все это время была за стеной.

Я ощутила безумную надежду. Не переставая думать, я побежала к ней и закричала поверх песни.

— Мама! Мама, хватит!

Я бросилась к ней… чтобы обнять? Я не знала, но это было не важно. Я добралась до камня, где она стояла, мои руки отдернулись, их обожгло, и я отлетела на песок.

— Мама, это я. Люси.

Она не опустила взгляд. Она пела ужасную песню, ее лицо оставалось далеким, как небо.

Я смотрела на нее в отчаянии. Может, это не была моя мама. Может, это была жуткая иллюзия. Внешность была верной, но голос — нет, он был злым и заглушающим все, это не было похоже на мою нежную маму. Но…

Изменение в вибрации песни предупредило меня о чужом присутствии. Я развернулась и побелела.

За мной была огромная сияющая масса, наполовину угорь, наполовину медуза. Десятки таких поменьше были за ней. В центре яркой толпы я увидела Ната, его глаза были закрыты, руки и ноги держали существа.

— Нат! — я бросилась к нему.

Крупное существо взмахнуло щупальцем, напевая тихую странную мелодию, похожую на песню мамы. Мое сердце дрогнуло, я упала на землю. На миг я пылала, как тогда, когда попыталась подойти к маме.

Я вдохнула и встала на ноги. Бежать на помощь Нату не получилось. Мне нужна была песня, чтобы помочь себе, помочь Нату. Но я слышала лишь песню мамы.

Нет. Было что-то еще, едва заметное за песней мамы, скорее какофония, чем музыка. Но я не слышала привычную Дикую магию, а без нее я не могла колдовать.

Несколько существ приблизилось ко мне, напевая. Боясь еще атак, я попятилась. Они преследовали меня, загоняя к стене. Я не могла избежать их, лишь шагнуть в нишу. Они отпрянули, и я обрадовалась. Ниша оказалась маленькой пещерой, и они не проследовали за мной. А потом решетка из костей появилась передо мной, и я поняла, что попала в ловушку.

Я схватилась за прутья, они были прочными, твердыми. И они обжигали. С болью в руках я закричала:

— Выпустите меня!

— Нет, пока ты не заплатишь, — сказал яростный голос.

Я подняла голову. Самое большое существо говорило, оно же ударило меня щупальцем. И оно превращалось в человека. Почти в человека.

Оно было за решеткой, тело все еще было круглым и полупрозрачным, но с женской головой в центре. Оно было красивым, но лицо окружали не волосы, а скользкие щупальца. Как угри в поисках еды, они извивались в эфире, сияли, как голубой огонь в тусклом свете.

С таким существом говорить было невозможно, но я должна была спросить.

— Эта певица — моя мама?

— И да, и нет, — род медузы не двигался, но существо говорило. — Она была твоей матерью. Теперь она мой голос.

— Ваш голос? — повторила я в потрясении. — А кто вы?

В этот раз существо не говорило, но слова проникали в мою голову: Королева. Мать. Императрица. Другая. Прессина.

Прессина? Имя было странно знакомым, но я не знала, почему. А потом поняла.

— Вы — мать Мелузины?

— Да, — слово было наполнено горем, а потом острым, как нож, гневом. — Вы забрали ее у меня. Забрали, наказав меня. И я накажу вас.

— Нет, — сказала я. — Я не…

— Да! — ярость была заметной, такую я слышала в песне мамы. — Она пыталась отомстить за меня моему мужу. А вы, Певчие, наказали ее за это.

Я покачала головой. Не такую историю я слышала.

— Нет, — сказала я. — Вы меня не обманете. Вы наказали ее. Вы дали ей облик змеи, потому что она восстала против отца.

Я пригнулась, Прессина взвыла.

— Ужасная ложь! — от ее головы отлетали сине-зеленые искры. — Только человек мог так сказать и поверить этому. Мы не наказываем дочерей за то, что они защищают нас. И облик змеи для нас не проблема.

Последнее я видела. И я боялась того, что она сделает со мной или Натом, если я снова разозлю ее. Я отпрянула в пещеру и мягко сказала:

— Тогда что было на самом деле?

Прессина ответила охотно, словно радовалась шансу рассказать историю.

— Правда? Мелузина всегда умела становиться змеей. Это было в ее крови, как у всех моих дочерей. И ее отец заслуживал наказания, — ее злой голос стал выше. — Он сказал, что будет любить меня всегда, но когда увидел чешую на наших девочках, едва заметную на руках, он нас выгнал.

Я знала в истории, что Прессина бросила мужа. Но, как и говорила Прессина, ту историю написал человек. Кто знал правду?

— Я была рада, когда Мелузина заставила ее отца заплатить, — центр медузы пульсировал. — Я помогла ей. Когда это было сделано, она должна была вернуться ко мне. Но она не стала. Глупая девчонка, она раскаялась и решила остаться в вашем мире как Певчая и выйти за человека. Я пыталась прийти за ней, и она помогла Певчим изобрести способы помешать мне. Она создала Проверенную магию, проклятые камни. Но ее муж бросил ее, как я и думала, и она решила наказать его. Она создала новые чаропесни, полные страшной и сильной магии, и вложила их в гримуар.

Я не дышала. Могла Мелузина создать гримуар Скаргрейва, гримуар, что создал тенегримов, который я уничтожила?

Прессина продолжала:

— Она набросилась ими на мужа, и Певчие забрали у нее гримуар и спрятали.

Да, это был тот гримуар.

— Она боролась с ними, и они убили ее, — голос Прессины снова был воем. — Они убили мою дочь. Я попыталась отомстить, и они закрылись стеной. Они не слушали. Они хотели закрываться от меня вечно, — ее лицо теперь было зеленым, змеиные волосы сияли. Ее щупальца извивались, волны ярости и горя исходили от нее, я могла ощущать их.

А ее сияющие глаза насмехались надо мной. Она хотела сочувствия? Жалости? Я бы сказала что угодно, лишь бы успокоить ее.

— П-простите.

— Простите! — ее голова стала вдвое больше, запах горя пропал, осталась только ярость. — О, ты будешь извиняться, Певчая. Просить прощения и жалеть, что не умерла до нашей встречи. Мы сломали твою стену, мы забираем свою силу. Вскоре мы будем сильнее прежнего из-за тебя.

— Из-за меня?

— Да, тебя. Ты и твоя мать — вы совершили ошибки, что помогли нашей мести.

Меня терзала боль.

— Какие? Что я сделала?

— Ты не знаешь? — Прессина рассмеялась. — Вот это да! Твое неведение тебе и помешало, и ты дашь нам больше до смерти. Сомневаешься?

Щупальце указало на мою маму.

— Посмотри на нее!

Мама не оборачивалась, я видела только ее спину. Но ее пение не прекращалось.

— Такой будет и твоя судьба, — сказала Прессина. — Но у меня есть милосердие, — щупальце указало на Ната, он все еще был без сознания посреди толпы. — Отдай камень, и сможешь спасти его.

Я потянулась за кулоном, скрытым под платьем. Камень был почти частью меня, но я бы тут же отдала его, если бы это спасло жизнь Нату.

Ее гнев угасал, она смотрела на меня со странным выражением лица.

— Просто сними камень и просунь через решетку, — уговаривала она. — Только и всего.

— И вы вернете его наверх?

— Да.

— Невредимым?

— Если хочешь.

— И остановите потоп?

— НЕТ, — ее гнев вернулся. — Люди не были добры к нам. Они тоже должны заплатить. Вода поднимается и затопит их всех. Ты затопишь их.

— Я так не сделаю.

— О, сделаешь. Твоя мать хорошо поет, но у нее уже нет сил. Мне нужна новая кровь. Новый голос. Это будешь ты. Снимай камень. СЕЙЧАС.

Безделушка, талисман, таким я считала камень после того, как он треснул. Но если Прессина так его хотела, то он мог быть чем-то большим. Она не забрала его силой, значит, не могла. Даже треснувший, он мог меня защищать.

Я впервые вытащила красный камень здесь и застыла от шока. Трещины пропали, в нем было сияние, подобное огню. Маленькая искра, не сравнимая с огнем, что был раньше, но она там была.

Мой камень вернул себе хотя бы часть прежней силы.

Я смотрела на него и вспоминала слова Пенебригга:

«Певчие пересекали стену, чтобы восстановить силы… хотя говорили, что нельзя снимать камень, иначе могло случиться что-то ужасное».

Я обхватила камень.

— Это мой камень, — сказала я. — И я не отдам его.

Снова запах гнева. Щупальца Прессины зашипели и потянулись к Нату.

— Тогда мы убьем его.

Ната? Я чуть не отдала камень. Но, хоть рука тянулась к цепочке, я остановила себя. Без камня у меня не будет защиты. И как я могла верить, что Прессина выполнит условия? А если она все равно убьет Ната? Я могла надеяться лишь, что она отошлет его на Землю, чтобы он утонул со всеми людьми.

Из-за мамы.

Из-за меня.

Но я тоже могла угрожать.

— Если убьете его или раните, я не буду вам помогать.

Синяя молния вспыхнула на кончиках волос Прессины. Я отпрянула в пещеру, но она не ударила Ната.

Моя угроза работала.

— Сними камень, — прошипела Прессина.

Я сказала уже увереннее:

— Нет, пока его не освободят, — и тогда тоже не сниму.

Но моя уверенность была неуместна. Прессина широко улыбнулась.

— О, ты отдашь его мне раньше, Певчая. Поверь, ты будешь жалеть, что не сделала этого раньше.

Она взмахнула щупальцами и отодвинулась от меня. Другие существа двигались за ней, унося Ната. Они пропали в темной дыре, оставив меня одну в пещере, бесконечная песня мамы тускло звенела в ушах.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ:

ПОЛЕТ

У меня был камень, а у Прессины — Нат. Куда они забрали его? Что делали с ним? Было невыносимо представлять, но я не могла остановиться. Я видела, что Прессина способна почти на все. Она могла пытать его, захватить, как сделала с моей мамой или совершать такие ужасы, которые даже мне в голову не приходили. И я могла это остановить, если отдам камень. Так сказала Прессина.

Верно ли было отказать ей?

Меня терзали вина и страх, я могла думать только о Нате. Но я взяла себя в руки. Чувствами Ната не освободишь, они не спасут людей от потопа. Пора думать и что-то делать.

А если снять камень на миг и посмотреть, услышу ли я Дикую магию? Может, так я смогу одолеть Прессину.

Рука потянулась к камню и опустилась. Даже в своем мире Дикая магия не хотела вредить Прессине. Предупреждение Пенебригга звучало в голове. Если сниму камень, могут начаться ужасы.

Я спрятала камень под платье и пыталась вспомнить Проверенную магию, которой меня учила крестная, единственную магию, которую Певчая может применять, пока на ней неповрежденный камень. Ее предсказание, что из-за Дикой магии я забуду техники Проверенной, сбылось. Или так, или Проверенная магия здесь не работала, потому что у меня не удавались даже простые чаропесни.

Я не дала себе долго расстраиваться и принялась проверять трещины в пещере, пытаясь найти путь отсюда. Прессина и ее вид могли плавать в этом эфире, но я не могла, как и не могла даже на носочках достать до потолка. Все остальное я быстро осмотрела. В дальней части пещеры, где было слишком темно, я ощупала стены пальцами, боясь, что что-нибудь укусит меня за руку. Но этого не случилось, а потом меня охватило отчаяние. Стены были целыми.

Сбежать можно было только через решетку. Хотя она жгла мои руки, она не оставляла следов, и можно было убрать ее. Я пыталась обернуть руки мокрой тканью, но это не помогло. Я отцепила прочный корсет и ударила им по решетке. Результат? Сломанный корсет, а решетка не пострадала.

Я ходила по пещере, пытаясь придумать что-нибудь еще. Без Дикой магии я ощущала себя бессильной.

Но камень. Он был ценен, в нем была какая-то сила. Но я не знала, что он мог.

Я заперла у решетки и посмотрела в брешь на маму, ее было видно отсюда. Как давно она была здесь? Когда сдалась Прессине?

Когда сдамся я?

Никогда. Никогда. Никогда. Я шагала в такт упрямому слову, двигаясь, чтобы не впадать в отчаяние.

† † †

Минуты превращались в часы, но странные зеленый свет не менялся, как и песня мамы. Наконец, я остановилась перед решеткой и посмотрела на маму. Мне все еще было странно видеть ее. Я почти половину жизни верила, что она мертва, но она была здесь, живая.

И хотя я знала, что это бесполезно, я не сдержалась.

— Мама! — позвала я.

Я кричала ее имя, пела его, но она не оборачивалась, ее песня не прерывалась.

А потом пришел кое-кто другой.

Сначала я увидела сияние, странный яркий свет на стенах. А потом уловила запах, и я напряглась. Появилась Прессина, полупрозрачная, большая, змеиные волосы шевелились на большой голове. От ее крика содрогался эфир:

— Что ты с ним сделала, Певчая?

О чем она? Им мог быть только Нат. Он как-то сбежал?

Я подавила волнение и заставила себя звучать сонно и глупо:

— С кем? О чем вы?

— Где он?

— Кто? — я зевнула и добавила. — Вы меня разбудили.

Огромная голова поджала губы. Прессина пыталась взять себя в руки.

— Мы ищем его. Ты звала его Нат. Он не с тобой?

Он сбежал!

— Со мной никого нет, — сказала я. — Как бы он прошел через решетку?

Это помогло. Она приблизилась к решетке, замерла неподалеку и огляделась. В центре ее что-то вспыхивало, озаряя пещеру. Она могла увидеть, что я была здесь одна.

Она уплыла, завывая по пути. Другие мелькали мимо моей пещеры, странные крики эхом разносились по пещере. Как стая гончих. Адских гончих Дикой охоты.

Разорвут ли они Ната, когда найдут? Нет. Пока они могли давить им на меня.

Я надеялась, что была права.

Шли часы, неземные крики все раздавались. Я прислонилась к стенам, пещеры, пытаясь не спать.

Я не должна спать.

Но против своей воли я провалилась в беспокойный сон.

† † †

Сначала я подумала, что шепот мне снится.

— Люси…

«Нат», — сонно подумала я.

— Люси, ты меня слышишь?

Я моргнула. Я не спала. Голос был настоящим, и он доносился из дальней части пещеры. Я вскочила на ноги.

— Нат?

Высоко из теней донесся ответ:

— Тише. Не шуми, любимая. Никто не должен знать, что я здесь.

Любимая. Это мне снится? Я прошла в ту часть пещеры, но не видела Ната.

— Я наверху, — прошептал он. — Здесь дыра.

В потолке? Только там я не проверила, потому что не дотянулась. Даже сейчас я не видела ее в тенях. Но Нат заговорил снова, и голос звучал надо мной.

— Я не смогу пролезть, но могу тебя поднять. Моя левая рука побаливает, но выдержит.

— Что они с тобой делали? — спросила я.

— Не о чем переживать, — Нат никогда не любил привлекать внимание к своим ранам.

— Как ты выбрался? — спросила я.

— Как только я смог идти, пара стражей меня отпустила. Они ненавидят Прессину, и не они одни. Похоже, мы оказались посреди гражданской войны. Береги голову, я попробую дотянуться до тебя.

В темноте я не видела его руки, но коснулась длинных пальцев, сильных и в мозолях.

— Вот так, — он обхватил мои запястья. — Пригнись.

Через миг я полетела к потолку. Удар, и я выбралась по пояс, но бедра задели камень. Я подавила вскрик. Еще рывок Ната, я извернулась и пролезла в каменистую темноту.

— Почти, — ладони Ната соскользнули с моих запястий на пальцы. Он потащил меня за угол в пещеру, где блики отдаленного зеленого света позволили нам разглядеть друг друга. На его челюсти был синяк, рукав был разорван, но Нат был целым, в его взгляде на меня были радость и жар. Я сглотнула. Ситуация была ужасной, но рядом с ним было хорошо, ощущать его тепло, видеть этот его взгляд.

— Нат?

Он прижал палец к моим губам. Я таяла.

— Нужно спешить, — тихо сказал он. — Стражи обещали отвести нас в укрытие, но времени мало.

— Где они?

— Близко, но пути здесь — лабиринт. Хотя я его пока помню.

Я в это верила. У него был дар ориентироваться в лабиринте. И это пригодилось. Даже в тусклом свете я видела с десяток проемов, ведущих неизвестно куда.

Но я мешкала.

— Стражам точно можно доверять?

— А у нас есть выбор?

Он был прав. Нужно было попробовать. Я пошла за ним в один из черных проемов.

Через пару шагов он замер.

— Я забыл.

— Что?

— Камень… Прессина может тебя с ним выследить.

— Выследить?

— Да. Стражи так сказали. Они сказали, что его нужно сразу снять, чтобы она тебя не нашла.

Я посмотрела на него. Почти весь он был в тени, но глаза поймали блеск из пещеры. И свет показал подлое удовлетворение. Это были глаза Ната, но выражение Мелисанды…

Я побежала.

Ругаясь, она бросилась за мной.

— Отдай камень! — ее голос теперь был похож на ее — выше, старше и полный яда.

Задыхаясь, я бросилась в дыру, где было мерцание света. Хороший признак или плохой? Я не знала, но зато бежала не во тьме. Я бежала как можно быстрее. Сзади раздавались крики. Мелисанда звала на помощь? Я могла лишь надеяться, что она врала, что Прессина может отследить меня камнем, как врала и насчет всего остального.

Не шуми, любимая…

Какая же я глупая. Но времени думать об этом не было. Дыра стала туннелем, сзади слышались шаги.

Беги.

Через несколько ярдов коридор разделялся. Я побежала вправо, потому что там было шире.

Двадцать ярдов спустя я попала в широкую сияющую пещеру. Сотни столбов поднимались, как большие оплавленные свечи, но стены были гладкими. Я не видела выхода. Я не могла вернуться, меня догоняла Мелисанда.

Я скрылась за одним из столбов. Вскоре Мелисанда вбежала в зал.

Она остановилась.

— Я знаю, что ты здесь, Певчая, — ее голос отдавался странным эхом. — Я видела. Ты не выстоишь. Я позвала на помощь, и Матери скоро придут. Даже если они задержатся, не важно. Я с тобой справлюсь.

Я выглянула из укрытия. Она ходила у столбов у входа. И в ней все еще было что-то от Ната, хотя все больше становилась с собой. Я беззвучно спряталась.

— Я верно служила Матерям, — продолжала Мелисанда, — и Прессина наградила меня. У меня есть сила. И все из-за твоей глупости.

Я стиснула зубы. О чем она?

— Да, глупости, — повторила она, смакуя слово. — И твоей матери. Прессина все рассказала мне. Это Дикая магия твоей матери привела ее сюда. Когда твоя мать спела, защищаясь от тенегримов, она пробудила что-то древнее и сильное в водах неподалеку, что-то, любящее Других, любящее вас, то, что помнило время, когда вы все были одним. И песня воды, что спела твоя мать, была одной из древних, песней безопасности, которую Певчие использовали, проходя стену между мирами.

Так она оказалась здесь.

— Песня пробила трещину, которой хватило, чтобы пропустить ее, — продолжила Мелисанда. — Но туда могли пройти только Певчие, никто не мог выйти. Матери были заперты. Они взяли твою мать в плен, конечно, но не отпустили ее. Пока у нее был камень, они не могли заставить ее петь. И все замерло, пока не появилась ты и твоя любовь к Дикой магии. Понемногу твои песни расширяли трещину, которую сделала она. Матери все еще не могли выбраться, но брешь стала достаточно большой, чтобы я могла присоединиться к ним на другой стороне.

Я была глупой, точно. Я не знала, что совершаю такую ошибку.

Голос Мелисанды стал ниже, на миг напомнив Ната:

— Я уже говорила тебе. У меня своя магия, она была еще до Певчих. Как весь мой вид, я ходила к воде каждый месяц и предлагала себя Матерям. Веками мешала ваша стена, но в прошлом месяце я прошла, — голос был полон гордости. — Прессина поприветствовала меня. Ей нужна была моя помощь. Мы заключили сделку, она начала учить меня магии, и я, как мастер иллюзии, забрала камень твоей матери.

Она приблизилась. Боясь шевелиться, я задержала дыхание.

— Думаешь, как я сделала это, Певчая? — она рассмеялась. — Став тобой. Матери не могли сделать этого, ведь было что-то не так, когда они пытались выглядеть как люди, даже в этом королевстве. Но я смогла выглядеть и звучать как ты.

Как и смогла быть похожей на Ната.

— Я пошла к твоей матери и сказала, что по ошибке попала сюда с песней, — сказала Мелисанда. — Я плакала, потому что не могла защититься от Прессины, она дала мне свой камень. Повесила мне на шею своими руками. Лишь бы защитить дочь! И мы с Прессиной получили ее.

Мне было не по себе. Так они сломили мою маму. Ее любовь ко мне предала ее. Любовь, что поддерживала ее столько лет.

Осталась ли любовь внутри нее? Где-то, куда не добралась Прессина? Или Прессина с Мелисандой забрали и это?

— Без камня Прессина захватила твою мать, — Мелисанда торжествовала. — С того момента она была голосом Прессины, которым мы убирали работу Певчих. Но это не все. Как только стена между мирами станет такой, как раньше, Прессина заставит твою мать сделать в ней больше дыр, чтобы Матери могли проходить через нее. Под видом русалок и морских монстров они начали нападать на твой мир. И Прессина научила твою мать песням, от которых поднимается вода, появляется огромная волна, которую она обрушила на землю. Но эти песни дорого стоят, конечно. Знаешь, какая цена, Певчая? — голос Мелисанды стал выше, дразня меня. — Те, кто поет их, тратят себя. Твоя мать погибает. Ее не хватит, чтобы затопить весь мир и обеспечить нам победу. Потому мы пошли за тобой. Матери должны оставаться в воде, на суше их сила иссякнет, так что Прессина послала меня заманить тебя сюда. Достать тебя оказалось сложнее, чем мы ожидали, но нам это удалось.

О, нет уж.

Я подвинулась, чтобы увидеть, не оставила ли она вход без присмотра. Но под ногами хрустнули камешки у основания столба.

Мелисанда уловила этот тихий звук.

— Ах, вот ты где, — ее шаги быстро направились ко мне.

У меня не было магии бороться с ней. У меня была только хитрость. Уже можно было шуметь, и я схватила пригоршню камешков и песка. Я ждала до последней секунды, а потом бросила их в лицо Мелисанды и побежала к входу.

Я попала ей в глаза, потому что она не сразу побежала за мной. Я уже мчалась по коридору.

Я выбрала другой поворот развилки. В этот раз тупика не было, но вскоре коридор изогнулся, свет стал тусклее. Еще поворот, и свет пропал. Я замерла. Я не могла бежать в бездну. Но шаги приближались.

— Сюда, — прогудел голос слева.

Я застыла. Это была Прессина?

— Сюда, — уговаривал он. — Или она тебя поймает.

Сзади раздался вопль:

— Я загнала ее сюда!

Мелисанда обращалась к союзнику. Сердце колотилось.

— Иди скорее, — выдохнул голос.

Я пошла туда, касаясь ладонью камня. В стене была брешь.

— Да-а-а-а, — сказал голос.

Я везла в брешь, и щупальце обвило мое запястье.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ:

СОПРОТИВЛЕНИЕ

Я открыла рот, чтобы закричать, еще одно щупальце закрыло мне рот, склизкое и гладкое прижалось к моим губам.

Прессина.

Я боролась, как рыба в сети. Паника прогнала мысли из головы.

— Не шевелись, — прогудел голос. — Мы тебя не раним. Но нельзя кричать, иначе нас найдут.

Что-то заставляло поверить ему. Я замерла. Это точно не была Прессина.

Щупальца тянули меня глубже в брешь. Но теперь я была спокойнее и заметила, что щупальца были не только липкими, но и бархатно-нежными, хватка была осторожной. Мои запястья не болели, я могла дышать.

Мы двигались во тьме. Ноги не касались земли. После множества поворотов мы замедлились и остановились.

— Успешно? — голос сверху.

— Да, — сказал мой спаситель.

Щупальца толкнули меня и отпустили. Я упала на землю, что-то загремело за мной. Я вытянула руки и нащупала твердые очертания клетки.

Паника вспыхнула во мне. Я снова была узницей.

† † †

Я не успела подняться на ноги, клетку подняли и понесли с собой. Я впилась в решетку, не ориентируясь в темноте.

Мне было все равно, кто меня услышит, я закричала:

— Выпустите меня!

— Не можем, — прогудел в тревоге один из похитителей. — Прости. Прости.

Прости?

— Кто вы? — осведомилась я.

Еще несколько поворотов влево, малахитовый свет дал мне ответ. Мою клетку держало существо лимонного цвета с двадцатью щупальцами, как у осьминога. Я заметила рядом морскую звезду с десятком глаз, все смотрели на меня.

Что это за существа?

Мой страх только усилился, когда осьминог потащил меня к источнику света в пещеру, полную существ, что были еще страннее: огромные морские коньки с изогнутыми хвостами, полосатые рыбы с сотней плавников, угри с острыми зубами акул. Меня больше волновало то, что они менялись каждый миг — цвета, размер, облик. Темно-лиловый становился черно-белым или вишнево-красным. Плавники вытягивались. Глаза расширялись, появлялись и пропадали, но смотрели на меня.

Изображая спокойствие, я смотрела на них.

— Что вам от меня нужно?

Существа заговорили. Желтый осьминог взмахнул щупальцами, они замолчали, и его один огромный глаз оказался напротив меня.

— Нам нужна твоя помощь, — сказал он.

Я с опаской смотрела на него.

— И потому меня посадили в клетку?

Страх мелькнул среди компании, они стали изменяться еще быстрее.

— Это необходимость, — сказало существо с сожалением. — Пока что.

Пока что?

— Кто вы? — спросила я снова.

Осьминог ответил за всех.

— У вас есть много имен для нас. Феи, фейри, Другие, нереиды, добрый народец и десятки других. Люди любят имена, да? Если нужно одно, то называй меня… о, скажем так… Одо. Но имена не важны для понимания. Важно для всех нас, включая тебя, что мы — на одной стороне, — Одо объяснил остальным. — Это дочь Вивиан. Певчая Люси.

Все вздохнули, и звук был между шипением и гудением.

— Певчая-а-а-а-а…

Плавники и хвосты хлопали, я ощутила волну привязанности.

— Я… думала, вы ненавидите Певчих, — сказала я.

— Прессина, — ответил Одо. — И те, кто с ней. Но большая часть — нет.

— Но мы заперли вас.

— Вы заперли Прессину, — сказал Одо. — И мы знаем причину. Большая часть не винит вас.

Другие шептались. Волна любви сменилась горем. Потому они заперли меня?

— Но, конечно, магия, которую вы, Певчие, применили на стену, принесла ужасные последствия для нас, — сказал Одо.

— Н-не понимаю, — сказала я.

— Когда вы заперли Прессину, она бросилась на нас, — сказал Одо. — Она хотела мести, хотела власти, а рядом были только мы. О, у нее были союзники, конечно. Иначе она не поднялась бы, но всегда были те, кто восхищался ее хитростью. Но большинство ненавидит ее. Мы всегда были свободными здесь, в Глубинах, но она увидела мир людей и захотела быть императрицей. Многие умерли, борясь с ней. Многие, — Одо кивнул на остальных, — посвятили существование борьбе с ней.

Так здесь все-таки была война. В этом Мелисанда не соврала.

— Как только она родилась, она пыталась использовать нас для утоления своего аппетита, — сказал морской конек, голос напоминал погребальную песнь. — Она была голодной, когда Певчие запечатали нас. Она осушила почти всех нас, забрала магию. Но этого не хватило, чтобы разрушить стену. Пока твоя мама не разбила ее.

— Но ты уже должна это знать, — сказал Одо.

— Я немного знаю. Мелисанда сказала, Прессина взяла мою маму в плен, но она долго не могла заставить ее петь…

— Верно, — сказал Одо. — Прессина заперла ее, как тебя. Но, конечно, она не могла коснуться ее, пока у Вивиан был камень.

— Почему?

Глаза Одо стали в три раза больше.

— Ты не знаешь?

— Нет, — я потянулась к камню.

Существа отпрянули.

— Не говори ей, — крикнул один из них.

— Что? — спросила я.

— Я должен, — сказал Одо остальным. — Иначе мы не получим ее помощь.

Существа отпрянули еще дальше. Одо повернулся ко мне.

— Камни Певчих созданы из субстанции, что отрицает нашу магию, — щупальце помахало, не дав мне задать вопрос. — Нет, нет. Не спрашивай, из какой. Мы не знаем. Но пока он у тебя, наша магия не может уничтожить тебя, даже сильно ранить. Мы можем пленить тебя, окружить стражей, но не можем навредить душе и телу.

— Не уверена, что мой работает правильно, — сказала я, гладя края камня. — Меня обжигал огонь Прессины.

— Обжигал? Певчая, люди сгорают от ее молний. На тебе они и шрама не оставят.

Ох.

— Это не все, — Одо отстранился от моей клетки. — Твой камень может уничтожить нас.

— Уничтожить?

— Да.

Если они так думали, то, конечно, заперли меня.

— Но вы не поранились, схватив меня.

— Потому что я старался не трогать камень.

— Как вы понимали это в темноте?

— Для меня там не было темно, Певчая. У меня другие глаза. И это стоило риска.

Я смотрела на Одо, вокруг было много морских существ.

— И теперь вы держите меня в клетке, потому что боитесь, что я могу вас убить?

— Эм, да, — сказал Одо. — Мы бы предпочли, чтобы ты убила Прессину.

— Я так и поняла, — я убрала камень под платье и посмотрела на них сквозь решетку. — Вы можете меня выпустить. Мы на одной стороне. Я буду держать камень подальше от вас, обещаю.

Существа тревожно шептались.

— Если мы хотим добиться чего-то, нужно доверять ей, — сказал Одо. — Она наш союзник, а не враг. Она не поможет нам в клетке.

Они смиренно вздыхали, но некоторые все еще были встревожены.

— Можете спрятаться от нее, если хотите, — терпеливо сказал Одо.

Существа отправились в укрытие, в щели и трещины, покинули пещеру. Многие остались.

— Хорошо. Я выпущу тебя, — Одо нежными щупальцами ощупывал клетку, пока не появилась брешь.

Я вышла в нее, стараясь двигаться не спешно, чтобы не испугать их.

— Спасибо.

Большой глаз Одо с одобрением смотрел на меня.

— Теперь нужен план.

— Да, — несколько спрятавшихся существ смотрели на меня, десятки вопросов кружились в моей голове. — Но сначала лучше расскажите, как мой камень работает здесь. Он был в трещинах, пока я не попала сюда. Почему теперь все иначе?

— В нашем мире магия Певчих сильнее, — сказал Одо. — Так всегда было. Некоторые говорят, что это становится сильнее наша кровь в вас. Камни — часть вашей магии, они тоже становятся сильнее. Певчие давно сюда не приходили, и мы были удивлены, что магия еще осталась. Стена ослабила всех нас, включая тебя.

— Если я сниму камень, я услышу Дикую магию?

— Да, но не такой, какой ты ее знаешь, — Одо взмахнул несколькими щупальцами. — Не спеши. Наша Дикая магия сильнее, чем та, что на Земле, такая сильная, что ее отголоски ты слышишь даже с камнем. Порой можно даже уловить мелодию, если исполнитель близко. Ты ведь можешь слышать песню своей мамы? Низкое гудение в эфире, что скрыто за всем остальным?

Я кивнула.

— Это лишь слабое эхо Дикой магии, которую ты услышишь без защиты камня, — сказал Одо. — Твои песни — крохотная ее часть. Эфир позволяет всей Дикой магии достичь нас, а твой мир блокирует большую ее часть. Это повлияло на твою маму, когда она сняла камень. Это как жить всегда на глубине моря, но тут оказаться на поверхности под ослепительным солнцем. И тут Прессина напала и захватила ее.

— Ясно, — я сглотнула. — Если я сниму камень, я тоже ослепну?

— Возможно. После первого шока ты можешь найти, как работать с Дикой магией. В тебе наша кровь, это возможно. Но, скорее всего, ты не получишь шанс. А если и сможешь, как новичок, ты будешь уязвима. Я бы так не рисковал и оставил камень. Лучше устроить засаду и напасть на Прессину с камнем, пока он на тебе.

Я поежилась. Так я бы оказалась очень близко к ужасному существу со змеями на голове и желеобразной массой вокруг. Но я не хотела закончить как мама, стать лишь голосом Прессины.

— Жаль, я не напала на нее при встрече, — сказала я. — Или моя мама…

— Ты не знала. И твоя мама, наверное, тоже. У нее не было шанса, — печально сказал Одо. — Она была очень слаба, когда прибыла, почти без сил. Прессина взяла ее в плен тут же. Твоя мама отчаянно пыталась вернуться к тебе, но Прессина сказала, что она не увидит тебя, пока не разрушит песней стену. Вивиан отказалась, и Прессина держала ее в плену годами.

— Вы пытались помочь ей?

Одо смущенно опустил взгляд на мои ноги.

— Не долго, стыдно признавать. Мы боялись камня. Но, чем дольше твоя мама держалась, тем больше мы задумывались, что могли сделать ее нашей союзницей. И мы начали продумывать план, чтобы связаться с ней, что было опасно. Годами мы искали путь к ней. Но пришла Мелисанда и все испортила.

— Прессина захватила ее?

— Не так, как твою маму. Ей нужно было две вещи от Мелисанды, и для этого она должна быть живой и невредимой. Первая — ее способность принимать облик человека и убеждать этим.

Это я уже знала.

— А другая?

— Ее магия. Как только Певчая отдаст камень, Мелисанда сможет уничтожить его, чего не можем мы, ведь контакт нас убьет, — большой глаз посмотрел на меня. — Мы не знали, что задумали Прессина и Мелисанда, но видели, что у них есть план. Пока Прессина была отвлечена, мы добрались до Вивиан. Меня выбрали приблизиться к ней. Она сомневалась сначала, но не пыталась убить меня. Она слушала. И решила поверить мне. Мы говорили о тебе. Так она все преодолела. Думая о тебе.

Мое горло сжалось.

— Мы составили план, — сказал Одо. — И почти забрали ее. Но мы опоздали. Мелисанда пришла к ней и обманула…

— Знаю, — сказала я. — Она мне рассказала, — я вспыхнула, вспомнив ее радость: «Она повесила камень мне на шею своими руками. Что угодно ради защиты дочери!».

Одо покачал головой.

— Мы ощутили, как Прессина стала сильнее, захватив твою маму. Мы видели разрушенный камень в синем огне.

Камень мамы пропал навеки. Я хотела коснуться своего камня, но сдержалась. Я не хотела пугать существ вокруг себя.

— Мы отчаялись, — сказал Одо. — Но теперь ты с нами, у тебя есть камень. Ты можешь убить Прессину.

— И я сделаю это, — сказала я. — Помогите, и я сделаю. А потом заберу маму домой.

Сожаление донеслось от существ. Одо снова опустил голову.

— Что такое? — спросила я. — Что не так?

Морская звезда сказала что-то, что я не уловила.

— Нет, мы должны сказать ей, — ответил Одо. — Молчать неправильно, — он поднял печальный глаз. — Боюсь, этого не случится, Певчая.

— О чем вы? — спросила я.

— Твоя мама и Прессина связаны чарами, — он смотрел на меня. — Если ты убьешь Прессину, ты убьешь и свою маму.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ:

МАГИЯ КРОВИ

Я потрясенно смотрела на Одо, чувствуя себя пустой.

— Вы уверены?

— Да. Если умрет Прессина, умрет и твоя мама. Такова их связь.

Пустота осталась, но появилась и борьба.

— Тогда я не могу, — сказала я. — Я не могу убить Прессину.

— Ты должна, — сказала морская звезда, что помогла запирать меня.

— Нет, если это убьет мою маму. Нет.

Морская звезда выпустила щупальце.

— Она бы этого хотела.

— Нет, — повторила я.

Существа менялись вокруг меня, у них было все больше глаз, и они все осуждали меня.

Потом Одо сказал:

— Тогда нужно найти способ разорвать связь.

Существа задрожали. Им не нужно было говорить, чтобы показать несчастье. Многие побелели. Другие стали вдвое меньше.

Вспышка гнева пронеслась во мне. Я так много просила?

— Можете не участвовать, — сказала я. — Я делаю это сама.

— Ты не можешь, — сказала морская звезда. — Для этого нужно пройти мимо заклинания защиты. В этом тебе нужна наша помощь.

— Заклинание защиты? — гнев и уверенность угасали. Я столько всего здесь не понимала. Я повернулась к Одо. — Это оттолкнуло меня, когда я попыталась пройти к маме?

— Да, — сказал Одо. — Чары Прессины охраняют твою маму. Но не бойся. Я знаю, как тебе пройти их. И я пойду с тобой.

Толпа морских существ загудела. Я с сомнением посмотрела на Одо.

— Уверены, что это сработает?

— Вполне, — Одо звучал уверенно, но я ощущала в нем печаль, которую не понимала. Может, причина была в другом.

— Мне нужно только пройти туда? — спросила я.

— Нет, Певчая, — сказал Одо. — Это не все. Завладеть человеком непросто даже для Прессины. Для этого нужна магия крови, песни, которые можно петь, только если кудесник забирает кровь жертвы. В случае твоей матери магия крови очень сильна, ведь она — прямой потомок Прессины. Как и ты.

Я поежилась. Я не хотела связи с Прессиной.

— Прессина — мой предок? Вы уверены?

— Да, — сказал Одо. — Форма твоей метки это подтверждает.

Я посмотрела на метку Певчей, впервые видя сходство со свернувшейся змеей.

Одо не закончил отдавать указания.

— Нельзя забирать твою маму с камня, пока связь не будет разрушена, иначе ее разум разобьется.

Разобьется? Об этом страшно было думать.

— Как мне освободить ее? — спросила я.

— Все просто. Нужно, чтобы она тебя узнала. Вернуть ее в себя.

Просто, но возможно ли? Я опечалилась. Я уже звала ее много раз, она даже не моргнула.

— Как это сделать?

— Мы не знаем, — Одо зашевелил щупальцами, словно выражал сожаление. — Я могу лишь сказать, что магию крови можно отменить. С Певчими это обычно не связано с магией, но связано с человеческим. Как только пройдешь защиту, может хватить даже ее имени, чтобы разрушить чары. Можно коснуться ее или дать ей каплю своей крови…

— Но вы не знаете, сработает ли это?

— Не точно, — признал Одо. — Но мы можем дать тебе время. Мы можем отвлечь Прессину и ее существ беспорядком. Ее комната близко к твоей матери.

Теперь была понятна неохота существ.

— Но вы можете умереть при этом. А если я не справлюсь, вы умрете зря.

Существа поежились. Я склонила голову. Наверное, я слишком много просила.

— Она — наш враг, как и твой, — сказал Одо. — Мы должны рискнуть для этого жизнями, — он взмахнул щупальцами, словно описывал дугой всех собравшихся. — Наберитесь смелости. Помните, Прессина много сил берет у Вивиан. Если Певчая Люси разорвет связь, Прессину будет проще одолеть. Рискнуть стоит.

Существа верили в это. Возвращались цвета, сперва бледные, но они становились все ярче.

— Если у нас получится, то две Певчие будут бороться с Прессиной, — сказала серебряная рыбка. — Мать и дочь.

Яркие цвета замелькали в толпе в ответ.

Цвет Одо тоже стал ярче, от золотого до оранжевого, а потом алого.

— Скажите, все вы, поможем ли мы Певчей спасти ее маму?

— ДА, — тихий гул заполнил пещеру.

— Тогда идемте, — позвал Одо. — Они уже в смятении, ищут Певчую. Отличный шанс.

Так скоро? Мне нужно было подготовиться.

— ИДЕМ, — пропела компания. Они дрожали, но в этот раз от решимости. Существа вокруг меня стали больше, выпустили шипы, отрастили зубы. Я оглянулась, а у Одо уже было тридцать щупалец, свернувшихся кольцами.

— Как вы это делаете? — спросила я.

Они рассмеялись.

— Лучше спросить, как можно без этого? — Одо добавил уже серьезнее. — В своем мире ты разделяешь магию и эмоции. Но мы здесь используем эмоции для усиления своей магии. Меняются наши желания, настроение, и мы меняем наш облик. Перемена в музыке вокруг нас, Певчая. Это сильнейшая магия — магия изменения, — большой глаз вращался. — Для нас удивительно, что ты не меняешься.

Одо повернулся к остальным, бормоча слишком быстро. Пока я стояла, другая тревога всплыла в голове. Все происходило слишком быстро, но теперь я должна была высказать это.

— Одо? — я коснулась одного щупальца.

Одо обернулся.

— Да?

— Вы не знаете о Нате, человеке, которого принесли со мной? — сказала я. — Он пропал…

— Ах, да, — сказал Одо. — Это мы и обсуждаем. Нас это тревожит — никто не знает, где он и на чьей стороне. Двое стражей пропали с ним, и мы не знаем, что с ними произошло. Ты его знаешь? Он друг?

— Да, — важно было, чтобы они поняли, что он не враг, чтобы они не напали на него. — Он здесь, потому что был со мной. Он не навредит вам, поверьте. Он верный и добрый.

— И ты его любишь, — сказал Одо, словно это было ясно как день.

Возможно, так и было. Я прикусила губу.

— Да.

— Он будет в безопасности, Певчая, — тихо сказал Одо. — Сопротивления здесь много, кто-нибудь защитит его.

Только бы так и было.

— Но пока что не думай о нем, — сказал Одо. — Нам нужно сосредоточиться на деле, иначе результата не будет, — он обратился ко всем. Когда он закончил, отряды разлетелись в стороны. — Идем! — сияющее щупальце Одо обвило мою руку. — Я должен попросить тебя еще об одном.

— О чем?

— Тебе нужно шагнуть в клетку, чтобы я отнес тебя к маме.

Я с сомнением посмотрела на клетку, потом на Одо.

— Поверь, — сказал Одо. — Прошу.

Надеясь, что я не ошибаюсь, я шагнула внутрь.

— Вот так, — Одо закрыл дверцу. — Я отнесу тебя к маме.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ:

РАЗРЫВ СВЯЗИ

Мы поднимались во тьме. Щупальца Одо уже не сияли, но часть их держала мою клетку. В редких лучах света я замечала других существ, что были с нами: четырех больших угрей, стайку многоногих морских звезд, двух существ с зубами, как у акул, и стайку серебряных пятнистых рыбок.

Через какое-то время я услышала пение — надорванный и жуткий голос мамы.

Наконец, Одо остановился и опустил меня на выступ. Только конец одного щупальца держал клетку.

— Нужно ждать здесь, — прошептал он.

Я замерла. Плавники серебряных рыбок трепетали возле клетки.

Пение раздавалось над нами, левее. В коротких паузах между частями песни было слышно слабые звуки справа. Смех? Стон? Я не была уверена, но Одо указал мне направление. Я посмотрела, и мое сердце замерло. Мои глаза были на уровне с трещиной в камне, и через нее я видела другую комнату. В ней были подданные и Прессина. Она была вдвое больше их, ее змеиные волосы шевелились, она кричала на толпу перед ней.

— Не подведите меня снова! Вы должны найти ее. Найти их обоих.

Я сжалась от ненависти в ее голосе. Но она сказала «обоих». Нат был еще свободен?

— Найдите их НЕМЕДЛЕННО!

Толпа не успела послушаться, издалека раздался звук, схожий на гонг. Раздались крики тревоги. Прессина кричал приказы, вывела всех из комнаты в сторону шума.

— Сейчас! — Одо схватил мою клетку и поднялся в пещеру, где на камне стояла и пела моя мама. Одо направился к ней головой вперед, крепко обвив мою клетку. Угри и рыбы мчались рядом с нами, сияя зеленым в бледном свете.

Я приготовилась к удару.

Мы не успели коснуться камня. Угри и рыбки закружились яркими молниями. Через миг Одо содрогнулся вокруг меня. Но, похоже, угри и рыбки забрали на себя основной удар, потому что мы двигались дальше.

Мы резко вздрогнули, а потом рухнули на камень, где стояла моя мама. Щупальца Одо обмякли, клетка упала и разбилась. Мои ладони задели камень, из царапин выступила кровь. Но это были пустяки, по сравнению со страданиями Одо. Длинные щупальца лежали вокруг меня, обгоревшие и неподвижные.

Одо сказал, что знает путь, но выглядел печальным. Поэтому?

Я позвала его, большой глаз приоткрылся.

— Иди, — прошептал Одо. — Иди к своей маме.

Глаз закатился и закрылся, свет угас.

Одо ушел.

Я посмотрела на маму, ее лицо казалось нечеловеческим, она призывала песней разрушение. На миг я почти возненавидела ее. Сколько еще смертей на ее счету, включая Одо?

Но чары защиты были не ее идеей, как и не она выбрала петь. Она была пешкой Прессины. Такой стану я, если Прессина схватит меня.

Моя мама так устала. Я видела впадины под ее глазами, хоть я была у подножия камня. Она словно старела, пока я смотрела, ее кожа тускнела, натягивалась, словно сжималась. Под ней было видно ее кости.

Она увядала.

Могла ли она узнать меня? Могла ли я вернуть ее в себя?

Я полезла по камню.

— Мама! — Одо сказал, что голоса хватит, как только я буду внутри защиты. — Мама, это Люси.

Ничего. Я коснулась ее ног, потом руки. Ее пальцы оставались неподвижными и холодными, как камень. Я словно трогала статую.

Одо говорил о крови. Так она могла узнать меня.

Я провела ладонями по камню, открывая царапины. Алые капли проступили на коже. Я коснулась ладони, прижала окровавленную ладонь к ее лицу, к губам.

Она не узнавала меня. Ничто не останавливало песню. Даже когда моя рука была на ее губах, пение лилось из него. Она не двигалась, не реагировала.

— Мама? — попыталась я снова. — Вивиан?

Я стояла перед ней, на одном уровне, чего не было, когда я была ребенком. Но она не видела меня.

Краем глаза я заметила дрожь нескольких серебряных рыбок. Знак? Приближалась Прессина? Сколько у меня времени?

Жаль, что я не могла колдовать здесь! Но нет, Одо говорил, что магия здесь не поможет. Что-то человеческое. Но что?

Не голос, не прикосновение, не кровь. Я не могла придумать ничего другого.

Я сжала руку мамы.

— Мама, послушай. Ты должна вернуться.

Но она не слушала, не могла. А Прессина приближалась. Меня вот-вот поймают, и тогда Одо умер зря…

Окровавленной ладонью я протерла слезящиеся глаза. Чем помогут слезы? Мне нужно было как-то разрушить чары, чем-то человеческим, тем, что может пробить стены, что Прессина выстроила вокруг моей мамы. Но я не могла ничего придумать. Разум опустел. И…

Слезы.

Я коснулась ладонью своих мокрых ресниц и обхватила ее ладонь.

— Мама, ты слышишь меня? Это Люси.

Невероятно, но ее пальцы дрогнули, а потом обхватили мои. Пение оборвалось.

— Люси?

Я подняла голову и увидела встревоженные глаза мамы.

— Это правда ты? — хриплый голос говорил с мягкой интонацией, которую я помнила. — Это не уловка?

Когда я заговорила, мой голос тоже был хриплым.

— Это я, мама, обещаю. В этот раз по-настоящему.

Она обняла меня, и мы смеялись и плакали. Десять лет разлуки, но я нашла ее. Я дрожала от горя и радости.

Я думала, она спросит про Прессину, но она этого не сделала. Она гладила меня по волосам, прижимала к себе, а заговорила потом о совсем другом.

— Ты такая высокая, — удивилась она. — Ты выросла. Я так и думала, но…

Она тряхнула головой и отпрянула. Я напряглась. Она сомневалась, что я — ее дочь?

Но она, казалось, просто хотела меня рассмотреть.

— У тебя волосы отца, — сказала она с радостью. — И голову он так склонял, — она снова обняла меня. — О, если бы он только смог дожить и тебя увидеть! Он бы так тебя любил.

Я осторожно сказала:

— Он… знал обо мне?

— О, да. Он был так рад, когда узнал, что будет отцом. Мы были так рады…

Узел во мне развязался. После всей лжи и сплетен я узнала правду. Папа любил ее до конца. Он любил нас.

Но мама уже продолжала:

— Тенегримы, Скаргрейв… они не навредили тебе? Я так боялась.

О, она так много не знала!

— Их нет. Я уничтожила их.

— Да? О, Люси, это чудесно, — в ее голосе была радость и нотка материнской гордости. Но она продолжила, и я услышала сожаление и боль. — Я должна была сделать это. Потому я оставила тебя на острове, чтобы уберечь, пока я боролась. Но они схватили меня. Ты ведь знаешь?

— Да.

— И Дикая магия спасла меня и принесла сюда. С тех пор я была здесь.

Ее голос дрожал, как и руки. Мое сердце наполнилось тревогой и страхом. В порыве радости я не увидела правды, но теперь она была ясна. Я нашла не сильную маму, которую помнила, которая защитила меня. Когда она коснулась моего лица, ее пальцы были хрупкими и легкими, как сухие листья. Ее руки были тонкими и дрожащими. Она была очень слабой.

Я нашла маму, чтобы потерять?

Нет. Яростная решимость наполнила меня. Я защищу ее, как она защитила меня. Я одолею всех, кто выступит против нас, и верну ее домой.

Я обхватила ее рукой.

— Идем со мной.

Я подняла ее и повела с камня. Она задрожала, увидев неподвижное тело Одо.

— Это…

— Одо. Да.

— Прессина использовала меня, чтобы убить его?

На ее лицо было больно смотреть.

— Нет, — быстро сказала я. Магия принадлежала Прессине.

Моя мама все еще была в ужасе.

— Я кого-нибудь убила? Я не помню, кто она заставила меня петь, но точно ничего хорошего.

Не было времени говорить ей, что сотворило ее пение.

— Ты не хотела вредить, мама, — она покачала головой, я потянула ее вперед. — Прошу, мы можем обсудить это позже. Сейчас нужно идти.

Тихо попрощавшись с Одо, мы миновали его, и я приготовилась к удару. Но защита камня пропала. Потому что мама уже не была связана с Прессиной? Или потому что сил Прессины теперь не хватало на это? В любом случае, это был хороший знак.

Но мы еще не ушли. Серебряные рыбки окружили нас облаком. Их голоса звенели, как колокольчики:

— Остерегайтесь Прессины!

— Она идет!

— Бегите!

Моя мама побелела и споткнулась. Бежать она не могла, как и нападать.

— Нам нужно укрытие, — сказала я рыбкам. — Чтобы я смогла напасть на Прессину.

— За нами! — они умчались прочь.

Я обвила маму рукой и попыталась не отставать от них. Но после пары смелых шагов она замерла и закрыла уши.

— Музыка, — бормотала она, кривясь, как от боли. — Музыка…

Меня защищал камень, у нее ничего не было. И она была очень слаба.

Рыбки окружили нас, быстро шевеля плавниками.

— Скорее! Она идет.

— Иди, — прошептала мама. — Оставь меня. Спасайся.

— Нет, — я не собиралась бросать ее. — Мы идем вместе.

Мы были в паре футов от стены, когда меня окатил запах — волна гнева, гниения и триумфа.

Мама поняла раньше меня, закричала и рухнула на землю. Я схватила ее, а Прессина ворвалась в пещеру, ее голова была окружена голубым пламенем.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ:

ЧУДОВИЩЕ

Прессина не была одна. С ней было меньше последователей, чем раньше, но остались опасные. Они уже не были полупрозрачными, они были с шипастыми щупальцами и острыми клыками.

Крича, Прессина приказала нападать:

— Разделите их!

Они помчались к нам, я встала перед мамой и подняла камень. При виде его отряд разделился. Их смятение стало сильнее, когда морская звезда с шипами и дельфины с зубами акул бросились на них.

— Мы задержим их, — крикнула морская звезда. — Прессина остается тебе.

Они не только задерживали отряд. Странной высокой мелодией они отгоняли последователей Прессины, а потом преследовали. Вскоре друзья и враги пропали из виду.

Я думала, Прессина защитит их. Но она набросилась на нас.

— Я сама разберусь с вами.

Я подняла камень, насколько позволяла цепочка.

— Коснешься нас и умрешь.

— Коснусь? — Прессина рассмеялась. — Зачем мне это?

Она была вне досягаемости и запела низкую мелодию. Ее тело вспыхнуло, полетели голубые молнии.

— Оставайся за мной! — крикнула я маме. Одо говорил, что, пока я с камнем, магия Прессины не убьет меня. Но она могла убить маму, а Прессина в нее и целилась.

Молнии стали такими быстрыми и большими, что мое тело пылало, я не могла перевести дыхание, но стояла между Прессиной и мамой. Я верила, что каждая молния забирала силу Прессины, которую она не могла тратить бесцельно, ведь уже не черпала магию мамы.

Но и моя сила проверялась. Молнии не убивали меня, но было все сложнее двигаться вслед за кружащей Прессиной, чтобы перехватить удары. Была и другая проблема: пока я защищала маму, я не могла атаковать Прессину. Чем ближе она подходила, тем сильнее были молнии, но она старалась оставаться вне досягаемости.

Осмелюсь ли я снять камень и бросить в нее? Если я попаду, то буду в опасности лишь на время броска. Я схватилась за цепочку.

Мама увидела, что я делаю.

— Нет, — прошептала она, касаясь моей руки. — Не надо. Слишком опасно.

— Я должна что-то сделать, — я опустила руку и поймала следующую молнию. Она врезалась в меня, тело горело.

Мама прошептала за мной:

— Я не могу это терпеть.

Я не оглядывалась, следя за Прессиной.

— Все хорошо, мама. Позаботься о себе.

— Я не хочу тебя задерживать, — раздался всхлип, и она запела то, что я не узнавала. Песня была странной, неземной.

Мое сердце сжалось. Что она делала? Сдавалась Прессине?

— Мама, нет!

Я следила за Прессиной и потянулась к маме, но коснулась чего-то тонкого и скользкого. Через миг песня оборвалась, я ничего не нащупала.

Прессина тоже была потрясена. Я видела, как расширились ее глаза.

— НЕТ! — она бросилась влево от меня, целясь в маленькую морскую змейку, ползущую к дыре в каменной стене.

Я была поражена. Это была мама?

Я прыгнула, ловя удар Прессины, и змея скрылась за камнем.

Прессина издала вопль ярости. Помня совет мамы, я не пыталась бросить камень. Не было необходимости. Атака Прессины на змею заставила ее приблизиться сильнее, чем раньше. Мама была в безопасности, и мне было нечего терять. Я бросилась на Прессину, вытянув камень.

Она видела меня. С воплем она взмыла вверх, и я осталась одна в пещере.

Куда она отправилась? Что сделает дальше?

Я осмотрела просторную пещеру, поворачивала голову в напряжении. Проходов было очень много, я не могла проверить все, и Прессина могла появиться из любого. Она могла прятаться где-то в дальних проемах…

Я снова огляделась, и мое сердце чуть не остановилось. Нат выглядывал из одной из верхних пещер. Он прижал палец к губам, прося меня молчать, и пропал в пещере.

Это был Нат?

Или Мелисанда?

БАМ!

Молния попала в меня сзади. Пошатнувшись, я повернулась и увидела Прессину в проеме надо мной. В ее щупальцах была маленькая змейка.

— Теперь мы повеселимся, — проворковала она. К моему ужасу, она сжала змейку. Та вскрикнула, как человек. Еще раз, и мама застонала.

Прессина посмотрела на меня, смеясь. Она знала, что я не достану до нее. Она склонила голову к змейке и сдавила снова. Я сняла камень и бросила в нее.

Рев музыки охватил меня, я увидела, как камень ударил ее в живот. Идеальный бросок. Прессина бросила змейку и схватила камень…

…и стала Мелисандой.

Я закричала.

У Мелисанды был мой камень, и она была слишком далеко от меня.

Хуже было то, что змейка пела зловещую мелодию, что окутывала меня. Я слышала эту песню от мамы и других существ, когда они менялись. Только она звучала громче и сильнее для меня без камня.

Это была песня изменения, но пела не мама. Это была Прессина.

Змейка поднялась, лицо Прессины смеялось надо мной. Зеленое тонкое тело под ее головой удлинялось, расширялось, появлялись когти.

Сзади раздался вопль мамы:

— Не дай ей взять твою кровь, Люси! Не дай захватить тебя. Меняйся!

Меняться. Таким был приказ мамы. Он был в песне в эфире вокруг меня. И моя голова уже не кружилась от дикой магии, я слышала песню. Одо был прав, эта песня была всюду, затмевала все остальное, растекалась бесконечными ручейками. Но как найти начало песни? Как выбрать, кем стать?

Змейка бросилась из пещеры ко мне, напевая со смелостью. Мама не просто подсказывала музыку, она показывала верные ноты и эмоции. Одо говорил, что для магии они использовали эмоции. До этого я не понимала значения этих слов. Следя примеру мамы, я стала изменяться. Мои руки стали короче, ногти удлинились. Ноги соединились, тело извивалось.

Мама тоже менялась. Она становилась все больше, по ней можно было попасть. С ревом Прессина бросилась к ней, полетела молния.

Мама сгорела, как Одо. Ее змеиное тело упало на пол, неподвижное, обгоревшее, безжизненное.

Она была мертва. Прессина повернулась ко мне, я издала вопль горя и ярости. Мама!

Но вопль звучал странно, песня мамы уже изменила меня. Как и Прессина, я стала большой, опасной и зеленой. Мои чешуйчатые руки заканчивались когтями. Я была змеей, морским драконом, чудовищем.

Прессина бросилась ко мне, вытянув когти. Несмотря на горе, мое тело знало, что делать. Горе и гнев делали меня сильнее. Хотя я была чуть меньше Прессины, я была быстрее. Я пригнулась и промчалась мимо нее.

Пара вдохов, и она снова бросилась на меня. В этот раз я взмыла наверх, избежав удара острыми длинными когтями. Я летела у стен и увидела внизу Мелисанду, прижимающую к себе мой камень, она следила за боем из проема, откуда они с Прессиной обманули меня.

Могла ли я забрать у нее камень. Я потянулась к нему, но она заметила меня и отпрянула в пещеру. Она собиралась уничтожить мой камень?

Я пыталась увидеть, но Прессина направилась ко мне. Я едва уклонилась, теперь преимущество было у нее.

Она преследовала меня по пещере. Шли минуты, и я понимала, что становлюсь умелее, или она уставала. Расстояние между нами увеличивалось. Но я не видела способа победить без камня. Я увильнула от Прессины и попыталась заглянуть в пещеру и узнать, у Мелисанды ли мой камень.

Увиденное потрясло меня. Нат боролся с Мелисандой у озера синего огня.

Это был настоящий Нат? Скорее всего. Вряд ли кто-то стал бы принимать облик Мелисанды.

Надежда охватила меня, а потом страх. Прессина не должна увидеть его. Чтобы отвлечь ее, я бросилась в другую часть пещеры. В этот раз я не избегала ее атак. Я задела ее бок и пустила кровь.

Мои когти были острее, чем я ожидала. Прессина взвыла и опустилась на пол. Я открыла огромную рану, и она пульсировала кровью. На миг я подумала, что покончила с ней.

Но нет. Я приблизилась и увидела огонь в ее глазах. Она бросилась на меня. Она просто баюкала рану.

Держась подальше от ее зубов и когтей, я взмыла вверх. Нат пытался забрать мой камень у Мелисанды. Хотя он был сильнее и больше, его бледность пугала меня. Они были у края пещеры Мелисанды. Я боялась, что Нат упадет. Я помчалась к нему, но он перекатился, и упала Мелисанда, задела стены пещеры, рухнула на землю головой.

— Дура! — кричала Прессина. Мелисанда не отвечала. Она застыла, тело было искажено.

Мой камень был в руках Ната. Он стоял на краю пещеры и держал, широко раскрыв цепочку.

Мои когти были острыми, нельзя было ошибиться. Я резко замерла возле Ната и увидела ужас в его глазах. Хотя он помогал мне, он боялся моего вида. Выражение его лица говорило яснее слов: «Ты — чудовище».

Зацепив кончиком маленького когтя цепочку, я забрала кулон. Гнев, горечь и боль бушевали во мне. Я получила камень, но какой ценой? Теперь я была монстром не только в глазах мира, но и в глазах Ната.

Внизу рычала Прессина. Я подавила боль. Важно было только победить. Я опустилась вдали от нее, извернулась и надела кулон. Этого хватило. Как только камень скользнул по моей коже, он защитил меня, закрыл от шума. Я снова стала человеком.

Я была маленькой, но ощущала драконью ярость, торжествующе смотрела на Прессину. Она не могла захватить меня, пока я была с камнем. Ее молния не могла меня убить. Она не могла летать, она истекала кровью на полу. Я почти победила.

И в этом ошиблась.

С ревом Прессина бросилась вверх. Не на меня, а на Ната. Она поймала его когтями и опустилась на землю в двадцати футах от меня.

— Ударишь меня камнем, и он умрет со мной, — прошипела Прессина.

Нат боролся, но не мог освободиться. Я застыла, обхватив рукой камень.

— Сомневаешься? — она крепче сжала Ната. — Я легко убиваю, уж поверь. А меня убить не так просто, — она напевала песню изменения, удлинялась, становилась тоньше, меняла цвет, пока ее не стало сложно разглядеть на фоне стен пещеры. Было четко видно только ее желто-зеленые глаза, змеиный язык и кольца, обвивающие Ната. — Брось камень. Но попадешь ли ты?

Я смотрела на нее и боялась шевелиться. Как я могла попасть вот так? И что будет тогда с Натом?

Тяжело дыша, Прессина смотрела на меня змеиными глазами.

— Что, притихла? Твой язык все еще змеиный? — она рассмеялась. — Предлагаю обмен на его жизнь.

Нат повернул голову и пытался говорить. Она закрыла хвостом его рот.

— Да, сделку, — сказала Прессина. — Немного споешь для меня, и твой друг свободен. Мы отправим его в мир невредимым.

Мы уже это проходили.

— Если я соглашусь, ты утопишь мир, используя меня. Он все равно умрет.

Прессина замерла, а потом издала смешок.

— Да, боюсь, так и выйдет. Могу предложить другие условия. Этот друг ведь тебе не просто друг?

Мое сердце колотилось.

Она смотрела то на меня, то на Ната, сузив глаза.

— Ты любишь его, но он не любит тебя. Ему не нравится твоя магия, он боится, что ты — чудовище. Так говорят в твоем мире. Мне рассказала Мелисанда.

Мои щеки пылали.

— Думаешь, я не знаю, как это? — тихо сказала Прессина. — Любимый называл меня чудовищем. Но в моем мире у меня есть сила изменить это. Я могу заставить его полюбить тебя.

Не слушай. Не слушай.

Но ее шелковый голос уговаривал:

— Спой для меня, Певчая, и я сберегу его для тебя. Дам тебе слово. Мне нужно немного твоей силы, чтобы закончить работу, а потом я обещаю дать тебе то, что ты хочешь. Он забудет верхний мир, будет заботиться только о тебе. И вы будете счастливы, куда счастливее, чем могли быть на Земле.

Я пыталась закрыть уши, но голос манил слишком сильно. Я невольно представляла, как Нат меня любит, и мы вместе…

— Зачем тебе Земля? — прошептала Прессина. — Люди не доверяют тебе. Они ненавидят и боятся тебя. Ты не оттуда. Только здесь ты можешь быть счастлива. Только здесь он тебя полюбит.

Я кивала. Но потом я увидела глаза Ната, огромные и злые. Я испуганно застыла. Даже если Прессина говорила правду, как я могла пожертвовать волей Ната, его разумом, жизнями всех на Земле, чтобы получить любовь? Даже не любовь, а ее дешевую имитацию.

Прессина увидела только кивок.

— Да-а-а-а. Верно, Певчая. Снимай камень, спой для меня, и ты будешь счастлива.

Я кивнула. Пальцы нащупали цепочку и потянули. Выбор был ужасным, но я приняла решение.

— Да-а-а-а, — показался змеиный язык, кольца ослабили хватку.

Сорвав кулон, я закричала:

— Прыгай, Нат! — Дикая магия обрушилась на меня, я пела песню изменения изо всех сил и бросила камень в Прессину.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ:

УЙТИ

Прессина извернулась, Нат прыгнул, а я изменила песню, я меняла не себя, а камень. Я вложила в пение весь свой гнев, всю ярость, всю любовь к Нату, и камень рос, чтобы уместить все. Он полетел в Прессину, будучи размером с булыжник, увернуться от него не получилось бы.

Она взорвалась с визгом, что заглушил Дикую магию. От взрыва содрогнулась пещера. Нат все еще был в ее плену, он отлетел в вихре чешуи.

Камни падали с гудящих стен, я звала Ната. Я убила и его?

Вихрь отпустил его, он упал на пол пещеры. Уклоняясь от камней, я бежала к нему, но я запнулась и упала. Я нащупала свой камень, маленький, тусклый, на нем было еще больше трещин, но он все еще был единым и на цепочке.

Я надела кулон, но он не заглушал музыку, а я уже привыкала к ней. Хоть я ее не понимала, голова уже не кружилась.

Я поднялась на ноги и поспешила к Нату. Он был без сознания, в ожогах и синяках, конечности торчали под странными углами. Я заплакала. Он еще дышал, но надолго ли?

Я озиралась, пытаясь понять, чем помочь ему. Я увидела тело змеиной змейки, маму. Мелисанду было едва видно под камнями. Одо был у камня, где стояла мама…

Смерть. Смерть была всюду.

А потом пение.

Музыка полилась из пещерок и проемов. Я не понимала фразы, но ее настроение и темп были не такими, как у отряда Прессины.

Вскоре в пещеру ворвались морская звезда, акулы и кальмары, они танцевали вокруг меня радугой цветов. Вскоре все место мерцало яркими существами, они меняли цвета, полоски и точки.

— У тебя получилось! — кричала стайка рыбок.

— Ты убила Прессину!

— Ты освободила нас!

— И мы помогли, — гордо сказало существо с зубами акулы. — Мы одолели остальных.

— Последние сдались со смертью Прессины, — сказал мне кальмар. — Без ее магии, направляющей их, они забыли, зачем сражались с нами.

Рыбки радовались.

— Но ты не рада, — морская звезда подплыла ко мне. — Ты печальна?

— Мой друг умирает, — я указала на Ната, давясь словами. — Мама умерла, и Одо…

— Тише, — сказала морская звезда. Она пролетела надо всеми павшими, даже Мелисандой, и вернулась ко мне. — Под камнями мертва, как и Одо. Боюсь, твоя мама тоже.

Мое сердце сжалось.

— Но твой друг еще не умер, — сказала морская звезда. — Нужно что-то сделать для него.

— Мы можете? — спросила я.

— Мы попробуем, — сказала она. И запела.

Песня молнией передавалась от существа к существу. Вскоре вся пещера пела. Мелодия надежды сжала мое сердце, как и вид существ, окруживших Ната, словно одним присутствием они могли передать ему свою силу.

Был ли шанс спасти его? На Земле — нет. Но здесь, может, надежда оставалась.

Я запела с ними.

Музыка кружила по комнате, и начало изменение. Но не в поющих, а в тех, кто лежал. Синяки и ожоги Ната пропали. Конечности выпрямились. Но музыка утихла раньше, чем он задвигался или заговорил.

— Не останавливайтесь, — попросила я.

Морская звезда помахала уголком.

— Мы сделали все, что могли, Певчая. Ему сложно быть в Глубинах. Стражи, что помогли ему сбежать, говорят, что ему было сложно двигаться в эфире, и он ранен. Если хочешь, чтобы он исцелился, забирай его в свой мир.

Золотая рыбка шепнула мне:

— Нет гарантии, что он исцелится и в твоем мире. Он очень слаб. Но там ему будет лучше, чем здесь.

— Как мне забрать его туда?

— Мы поможем тебе пройти стену между мирами, — сказала морская звезда. — Остальное будет зависеть от тебя. Но нужно спешить. Песня твоей мамы уже не сдерживает брешь в стене, и она сужается. Вскоре вы не сможете пройти. Идем!

Пока звезда говорила, два угря, нежно напевая, подхватили Ната большими плавниками и понесли.

Я развернулась.

— Но моя мама…

— Мы упокоим ее и остальных песней, — нежно сказала морская звезда. И некоторые существа запели странную и сладкую песню, от которой у меня снова потекли слезы.

Мама вернулась в человеческий облик, ее тело пострадало, но лицо было спокойным.

Ожоги Одо исчезали, он весь исчезал. И теперь исчезала и моя мама…

— Погодите, — я подбежала к ней. Я едва видела ее щеку, но опустилась, поцеловала ее и ощутила ее кожу, нежную и холодную под моими губами. На миг мы снова были вместе. А потом музыка стала выше, и она пропала.

Я плакала, но морская звезда звала, я была нужна Нату. Я взяла звезду за уголок, и мы поспешили по коридору, угри несли Ната за нами. Бледно-зеленый свет становился темнее: темно-зеленым, цвета мха, черным.

Мы остановились, и морская звезда указала на темный проем перед нами.

— Здесь стена тоньше всего, дыра старее всего. Пронесешь его?

— Как? — спросила я.

— Просто держи за руку, — сказала морская звезда. — Этого хватит.

Я обхватила ладонь Ната, он не отвечал.

— Готова? — спросила морская звезда.

Я замешкалась.

— Теперь все зависит от меня?

— Да, — сказала звездочка. — Наберись смелости. Слушай!

Я закрыла глаза. Из темноты доносился звук знакомой Дикой магии. Она звала меня домой.

— Спасибо, — сказала я звезде. — Спасибо всем вам. Я готова.

Я запела. Вдруг зеленый свет пропал, и мы оказались в холодном соленом море.

Мы поднимались, я думала только о руке Ната в моей, о Дикой магии на моих губах. Мы были под водой, но на мои легкие это не влияло, и я словно могла петь вечно. Но Нат становился все тяжелее. Вскоре стало сложно держать его за руку.

А если мне не хватит сил вытащить его? А если он уже мертв?

Пой. Не отпускай.

Мы двигались вверх, но становилось все тяжелее. Как только я подумала, что хуже уже некуда, рука Ната выскользнула.

Я поймала его пальцы. Я не отпускала. Но это забирало много сил, я уже не могла думать о пении. Я едва издавала звуки, мы едва двигались.

Я почти сдалась, когда Нат сжал мои пальцы.

Он был жив!

С новыми силами я принялась за песню. Мы оказались на мелководье. Свет проникал сквозь воду. Наши головы оказались над волнами.

Я видела небо.

И песок.

Я не могла больше петь, но это было не важно. Волны несли нас. Я дышала воздухом и поддалась потоку.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ:

ПОСЛЕДСТВИЯ

Позже мне сказали, что нас с Натом выбросило на берег Темзы, где нас спасли рыбаки. Я была так слаба, что меня несли, как и Ната.

На следующий день мне уже было лучше. Но не Нату. Он лежал без движения в самодельном лазарете, едва дыша.

Лазарет был во дворце святого Джеймса в Лондоне, куда король перемести двор, когда опасность потопа миновала. Хотя он был не так высоко, как Корнхилл, он был больше и дальше от Темзы, так что пострадал меньше Уайтхолла и Тауэра.

Этой ночью мы с Норри и Пенебриггом были на дежурстве, пока остальные приходили и уходили. Мы жгли свечу за свечой, чтобы не упустить движения, даже малейшего, что дало бы нам надежду.

Чуть раньше я, еще в кровати, изложила подробности боя с Прессиной королю. Я хотела, чтобы он знал, что потопа не будет, что можно все чинить. Теперь, когда остальные ушли, а свечи горели, я рассказала Норри и Пенебриггу больше о том, что видела в Глубинах.

Они рассказывали, как справлялся наш мир, пока меня не было. Судя по отчетам, от волны пострадал только Лондон. Я боялась, что утонет весь город, но эвакуация и моя магия ветра уменьшили ущерб от волны. Погибших считали сотнями, а не тысячами, почти все здания в городе выстояли.

И все же волна навредила многим. Хотя Темза теперь была в своих берегах, дома были погребены в иле. Вещи людей были разрушены или уплыли. Причалы пропали, и припасы теперь доставляли телегами.

Но жители уже начали отстраиваться.

— Они только об этом и говорят, — сказала Норри. — Некоторые скорбят, но остальные хотят жить.

— Всюду люди приводят дома в порядок, — сказал Пенебригг. — Порой ущерб не так плох, как кажется на первый взгляд. Я был вчера в своем доме, нижние этажи в ужасном состоянии, но чердак остался целым — книги, приборы, часы. Я даже нашел там запасные очки, и они так же хороши, как старые, — он коснулся их и зевнул.

— Вы долго не спали, доктор Пенебригг, — сказала Норри. — Вам стоит прилечь.

— Я не могу оставить мальчика, — сказал Пенебригг, но снова зевнул.

— В комнате рядом с этой есть кровать, — сказала Норри. — Займите ее, а мы с Люси поспим позже. Нату потребуется забота, так что нам лучше сидеть рядом посменно.

Пенебригг все-таки согласился. Он ушел, и Норри сказала:

— Он совсем себя не жалеет.

Я кивнула, но не сводила взгляда с Ната. Через пару минут я сказала:

— Он моргнул?

Норри склонилась.

— Возможно.

Я часами держала Ната за руку. Теперь я сжала его ладонь.

— Нат, ты нас слышишь?

Ответа не было.

Я пыталась снова и снова, пока Норри не остановила меня.

— Только силой воли его не вернешь. Вот если бы ты помогла ему магией…

— Нет, — исцелением я не владела. Я отпустила его руку и отвернулась, терзаемая тревогой. — Я ничего не могу для него сделать.

Норри коснулась моей ладони.

— Дитя, не оставляй надежду. Что бы ни случилось, не вини себя.

— Но я подвела его, Норри. Я не вернула нас достаточно быстро. И не защитила от Прессины, — мои ногти впились в ладони. — Я подвела и маму. Если бы я была быстрее…

— Тише, дитя, — Норри обняла меня. — Ты старалась. Это все, что ты могла сделать.

— Но я подвела ее. Подвела их обоих. Если и он умрет…

— Не говори так! — Норри обняла меня крепче. — Он столько продержался, Люси. Это что-то значит. Как и твоя мама, я не вижу тут твоей вины. Ты спасла ее из ужасного плена.

— Но она умерла, — слезы жалили глаза.

— Да, — Норри отодвинулась и убрала волосы с моего лба. Она редко плакала, но в тусклом свете огня я видела, что и она плачет. — Мы все хотим, чтобы было не так. Но послушай, дитя. Твоя мама хотела знать, что уберегла тебя, она увидела тебя еще раз. Ты дала ей это, — она обняла меня снова. — Ты дала ей это.

Огонек против черного отчаяния. Но я должна была держаться за него, за него и за надежду, что Нат выживет.

† † †

Прошел еще день, Нат не просыпался. Час за часом я была рядом с ним. К моему удивлению и облегчению, король не вызывал меня, как и остальные.

Я осталась одна и сидела рядом с ним, Норри и Пенебригг переживали, что я сама еще не до конца восстановилась. Настояв, чтобы я отдохнула, они отправили меня в комнаты, что выделили Норри, напротив лазарета.

А потом ко мне пришла Сивилла.

Мягкой шерсти на ней было больше шелка, она крепко обняла меня и посмотрела с сочувствием.

— Мне очень жаль, Люси. Из-за твоей мамы, из-за Ната…

Я скривилась, и она сменила тему.

— Когда ты в последний раз ела?

— Не помню…

— Тогда мы тебя накормим. Тебе нужны силы, — она порылась в шкафчике с едой, а потом усадила меня с холодным мясным пирогом, который Норри приберегла, когда я не стала его есть — Поешь.

— Не могу, — я слишком переживала за Ната.

Сивилла тепло посмотрела на меня.

— Пока есть жизнь, есть надежда, Люси. Я видела, как на этой неделе люди чудом восстанавливались. А тебе нужно поесть. Я не уйду, пока ты не поешь.

Я взяла кусочек, а она рассказала, как приходили в себя жители. Она скромничала насчет своей роли в этом, но я все понимала между строк. Она творила чудеса. С помощью Джоан и отряда добровольцев она получила несколько благородных домов и земель в высоких частях Лондона и нашла убежище для всех, кто его просил.

— Порой комнаты были слишком заполнены, — призналась она, — но это не беда. У всех каждый день есть суп, а порой и хлеб с элем.

— Им повезло, что есть ты, — сказала я, считая, что и мне с ней повезло.

Сивилла покраснела.

— Не знаю, но так приятно быть полезной. Я сказала Генри, что после всего этого не вернусь к старой жизни. Я знаю, какой королевой хочу быть, — она посмотрела на меня с решимостью. — И ничто меня не остановит.

Я улыбнулась впервые после того, как вернулась из Глубин.

— Хорошо.

— А ты? — Сивилла стала нерешительной. — Я говорила Генри, что он должен дать тебе время прийти в себя, Норри и доктор Пенебригг говорили так же. Он отдал приказ не беспокоить тебя.

Потому меня никто не вызывал.

Сивилла продолжала:

— То, через что ты прошла, ослабило тебя, и я уверена, что твоя магия не сразу вернется в полном размере. Но ты нужна городам, Люси. Как только ты сможешь…

Я посмотрела на стол и недоеденный пирог. Моя сила еще не вернулась полностью, но быстро прибывала. Я могла колдовать. Но я не хотела давления, не могла оставить Ната. Но как я могла это сказать. Я была Певчей, и это оставляло мало места для жизни человека, даже с такой подругой как Сивилла.

Молчание затянулось, Сивилла коснулась моей ладони.

— Приходи, когда сможешь. Я прошу только этого, — сказала она с состраданием, и я поняла, что она о многом догадалась. — Боюсь, теперь мне нужно идти. Мне нужно увидеть Генри.

— А мне Ната, — сказала я.

На лестничной площадке Сивилла быстро обняла меня.

— Знаю, ты через многое прошла Люси. И Нат тоже. Но я рада видеть, что эти ужасы свели вас вместе.

Я потрясенно посмотрела на нее. Она думала, что я вела себя так поэтому? Другие тоже так думали? Это было больно, но я должна была все исправить.

— Мы не вместе, Сивилла. Нат выбрал леди Клеменс.

Ее ладонь в перчатке взлетела к губам.

— Клеменс? Ты уверена?

— Да, — мое сердце сжалось, я вспомнила их на лестнице. — Это случилось до огромной волны. Габриэль рассказал мне.

— Нат подтвердил?

— Я не смогла спросить. В Глубинах мы… не смогли поговорить.

— Тогда это может не быть правдой.

— Даже так у нас нет надежды, — заявила я. — Не всему суждено быть.

Ты — чудовище.

Сивилла, казалось, хотела задать вопросы, но не осмелилась.

— Леди Клеменс не приходила к нему, насколько я знаю, — продолжила я. — Но…

— Она не здесь, — тихо сказала Сивилла. — Ее сестра пострадала от волны, и Клеменс ухаживает за ней в поместье отца в Суссексе.

Потому она не приходила. Может, сейчас она надеялась вернуться в Лондон к Нату.

— Она ничего не говорила о Нате до этого? — спросила я.

— Нет, но я видела ее в тот день лишь на миг, а потом ударила волна. Она попросила моего позволения уехать к сестре. Мы не говорили о другом. Все было в хаосе, — Сивилла покачала головой. — Половина фрейлин оставила меня в тот день, но это к лучшему. Теперь я знаю, на кого могу положиться.

Колокол вдали пробил час.

— О, Люси. Прости, но я не могу остаться. Генри будет ждать…

— Все хорошо, — я пошла по ступенькам. — У нас обеих есть дела.

Я пошла к Нату, не позволяя себе думать о Клеменс.

† † †

Я постучала в дверь, и Пенебригг не сразу открыл ее.

— Ах, — он отодвинулся, поправляя шляпу над уставшим лицом. — Заходи, милая. Заходи. Норри пошла за королевским лекарем, чтобы узнать, что еще можно сделать. Думаю, есть надежда, что он поправится.

Его голос звучал бодро, я давно этого не слышала.

— Что-то случилось? — спросила я, закрыв за собой дверь.

— Нат отвечал мне, — сказал Пенебригг, подавив восторг. — Всего полчаса и очень слабо. Он повернул голову ко мне. И все. Но это уже обнадеживает, да?

— О, да. Можно его увидеть?

— Конечно, — он провел меня за ширму, где была кровать с Натом. — Я подумываю разминать за него конечности — сгибать пальцы и подобное. Сэр Барнаби приходил и предложил мне это. Он видал случаи, когда от нехватки движения ослабевали мышцы. Мы же не хотим этого?

— Нет, нет, — сказала я, но лишь отчасти слушала. После слов Пенебригга я надеялась увидеть Ната сильнее, похожего на себя. Но он выглядел так же, как утром. Его ноги не двигались под стеганым одеялом, его кожа была бледной на скулах.

— Поговори с ним, — предложил Пенебригг. — Поговори, как обычно. Может, он ответит.

Я обхватила любимые пальцы.

— Нат? Это Люси.

Он отдернул руку.

Пенебригг испугался.

— Он так еще не делал. Попробуй еще раз.

Я вложила ладонь в его, в этот раз осторожнее.

— Ты меня слышишь, Нат?

В этот раз он не только отдернул руку, но и все его тело задрожало.

— Нат, все хорошо. Это всего лишь я.

Он задрожал сильнее. Его глаза были закрыты, но на лице проступила паника.

— Отойди, милая, — Пенебригг оттащил меня от кровати. — Идем.

Мы ушли за ширму, и он сказал:

— Должен сказать, я не ожидал такого.

Как и я. Мои руки дрожали.

Пенебригг заглянул за ширму.

— Уже в порядке, но я бы не хотел проверять еще раз. Это опасно для вас обоих. Для всех нас.

— Понимаю, — сказала я. — Я приду в другой раз.

Пенебригг замешкался.

— Думаю, тебе лучше не приходить какое-то время, милая. Может, твой голос напоминает ему о страданиях в королевстве Прессины. Думаю, его лучше пока не беспокоить.

Я не сказала то, что хотела. Я посижу в углу, тихо, как мышка. Только бы рядом с ним.

Но даже это могло повлиять на Ната. Может, я могла только держаться подальше.

— Да, — выдавила я. — Верно. Если он позовет меня, тогда я приду. Не раньше.

Я вышла в коридор, прижимая ладони к пылающим глазам.

Ты — чудовище.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ:

ВОССТАНОВЛЕНИЕ

Я не могла спать после этого. Не могла есть. Я была потеряна. Всю ночь и следующий день я не выходила из наших с Норри комнат. Я отказывалась видеть людей. Я не могла никому показывать свое лицо. Я уже не хотела жить.

Ты — чудовище.

Сначала Норри не переживала. Она узнала о реакции Ната от Пенебригга и подумала, что я просто решила сделать перерыв. Она хотела, чтобы я отдохнула. Но, когда она увидела круги под моими глазами, поняла, что я не спала, и встревожилась.

— Не принимай это близко к сердцу, милая, — сказала она, я слепо смотрела в окно. — Больные пациенты бывают странными. Это ничего не означает. Попробуй поговорить с ним завтра.

— Пенебригг думает, что мне не стоит приходить, — мой голос звучал мертво даже для меня.

— Тогда поговори послезавтра. Мне обсудить это с Пенебриггом?

— Нет. Он прав, — я заставляла себя говорить. — Просто не будем об этом.

Норри замолчала на миг, а потом положила ладонь на мое плечо.

— Не будем, если ты этого хочешь. Но тогда сделай кое-что для меня. Надень сапоги и плащ, тебе нужно на свежий воздух. Ненадолго. Но тебе нужно сделать это.

Я слышала такой тон Норри раньше, но это было давно. Когда я была маленькой и горевала по маме, она говорила со мной с этой смесью доброты и твердости. И я всегда слушалась, как послушалась и сейчас, несмотря ни на что.

Пять минут спустя я шла по дворам дворца. Я шла и шла, как фигурка на часах, что шагала по проделанному для нее пути, не видя и не чувствуя.

Но за стенами дворца ко мне сразу кто-то подбежал.

— Вы же Певчая? — девочка. Маленькая, потрепанная, но смелая, как воробей.

Я заставила себя кивнуть.

— Я же говорила? — сказала она другому ребенку, еще меньше и потрепаннее, стоящему за ней. Она радостно повернулась ко мне. — Я знала, что вы придете. Что вы поможете нам с домом.

Я присмотрелась. За радостью было нечто, похожее на отчаяние. И отчаяние было глубже, чем мое.

— С домом? — повторила я.

— Мама и папа не могут его спасти, — ее голос задрожал, отчаяние я увидела верно. — Грязь выше меня, они пытались убрать ее, и стена рухнула. Нам негде жить.

Стена. Мне нужно было ее починить. А ребенку был нужен дом.

Я могла что-нибудь сделать с этим.

— Певчая?

Я глубоко вдохнула и заставила себя выпрямиться. Может, я не была нужна Нату, но были те, кто нуждался во мне.

— Покажи, — сказала я девочке и протянула ей руку.

† † †

Неделю спустя я стояла на северном краю Лондонского моста и смотрела на его разбитый край. Далеко внизу блестела в свете вечернего солнца Темза, полная небольших суден и лодок, которые люди спасли от потопа.

Было сложно поверить, что эта река разбила мост. Но не река была виновата.

— Так вы видите проблему, Певчая, — король опустил ладонь на деревянные перила, что установили, чтобы люди не упали. — Трещины в оставшихся частях моста можно легко залатать, но, чтобы соединить две части моста, нам нужно погрузить новые опоры. Мы хотим установить их быстрее, до зимы. Сможете сдерживать воду, пока мы это делаем?

Я послушала Темзу перед ответом. В ее музыке было много струн. Она могла быть требовательной, мирной и озорной одновременно. Но с моего возвращения я не слышала ни одной опасной ноты.

— Да, — сказала я королю. — Конечно, я могу сдержать для вас воду.

Сэр Кристофер Линнет рядом с нами оторвал взгляд от большой книги, где он набрасывал планы. Король назначил его ответственным за восстановление, и эта книга всегда была с ним.

— Раз вы оба здесь, мы могли бы обсудить некоторые проекты…

— Нам нужно сосредоточиться на важном, Кит, — предупредил его король.

— Да, да, — закивал сэр Кристофер. — Мост, обмен, место для сбора парламента. Это здесь. Но будет глупо игнорировать другие возможности…

Я посмотрела поверх реки на низкий Саутуарк и на Уайтхолл и Вестминстер за изгибом реки. Столько разрушений, но и возможности были большими. Нам нужно было открыть Парламент через три месяца, но потоп дал нам повод увеличить традиционные залы Вестминстера. Мы решили отстроить город прочнее и сильнее.

Даже Габриэль, оправившийся от раны, работал, не покладая рук, к восторгу оставшихся фрейлин. Хотя он был холоден со мной, я слышала, как он заигрывал с ними. Было приятно знать, что мой отказ не разрушил его веселый нрав.

Я еще не была готова к веселью, но хотя бы шагала дальше. Порой меня терзали мысли, что Нат отдалился от меня, он все еще не восстановился, хотя прошла неделя. Но я была нужна Лондону, и это не позволяло мне снова погрузиться в отчаяние. День за днем я помогала возвращать Лондон к жизни.

И жители ценили мои дела. Они не поднимали железные крестики, а радовались даже из-за пустяков — высушить подвал, укрепить стену, достать колесо телеги из реки. Их доброта придавала мне сил.

— Мы уже многое сделали, конечно, — сказал сэр Кристофер, листая книгу планов. — Но, чем просто отстраивать город, я предлагаю видоизменить его. Нужно воспользоваться шансом. Например, этот мост, — он протянул один из своих набросков. — Мы можем просто заменить недостающее, конечно. Но можно построить совершенно новый мост, в итальянском стиле с изящным строением…