Явился паук

Глава 26

Когда Гэри бывало грустно, он погружался в любимый мир детских грез и фантазий. А сейчас тоска просто одолевала его: ведь Гениальный План вышел из-под контроля. Ему даже не хотелось думать об этом. Он шепотом повторял с детства затверженные магические слова: «Вдалеке, на мрачном фоне густых еловых лесов Нью-Джерси, сияли окна роскошного загородного дома Чарльза Линдберга, издалека казавшегося сказочным замком… Нет-нет, сейчас — речь о похищении Мэгги Роуз, преступлении века! Вот так!»

В детстве он сочинил целую историю о похищении сына Чарльза Линдберга и затвердил ее наизусть. Это убийство Гэри совершил мысленно, но оно положило начало всему. Да, именно эта история, случившаяся за двадцать пять лет до его рождения, история, которую он постоянно пересказывал сам себе с мельчайшими подробностями, сон наяву, так часто спасавший его от безумия.

В подвале было темным-темно, но он давно привык к темноте и даже любил ее. Жить там можно, а порой даже очень классно.

Итак, шестое января, среда, восемнадцать пятнадцать, Уилмингтон, штат Делавэр.

Гэри дал волю своей фантазии. Вновь и вновь он перебирал многочисленные детали убийства младенца Счастливчика Линди и Энн Морроу. Когда-то он был просто одержим этим всемирно известным делом. С тех самых пор, когда в доме появилась мачеха со своей парой выродков. С тех самых пор, когда его впервые отправили в подвал: «Посиди и подумай о своем поведении».

О том жутком случае киднэппинга, случившемся в тридцатые годы, Гэри знал больше всех на свете. Впоследствии ребенка Линдберга вырыли из неглубокой могилы в четырех милях от особняка в Нью-Джерси. Но был ли это действительно сын Линдберга? В теле было тридцать три дюйма, в то время как рост маленького Линдберга равнялся всего лишь двадцати девяти. Сенсационное преступление так и осталось нераскрытым. Так должно случиться и с похищением Мэгги Роуз Данн и Майкла Голдберга! Никто никогда не раскроет его, уж это наверняка!

Никто не смог раскрыть его предыдущие убийства. Джона Уэйна Гэйси-младшего поймали лишь после тридцати убийств, совершенных в Читауне. Джеффри Дамер попался после семнадцати преступлений в Милуоки. Гэри убил больше, чем они оба, вместе взятые, но никто не знал, кто он, где он и что сделает в следующий раз.

Стояла кромешная тьма, но Гэри давно к ней привык. «Вы привили мне любовь к подвалу», — сказал он однажды мачехе, чтобы позлить ее. Тьма напоминает то, что станет с нашим сознанием после смерти, — а это, возможно, будет нечто изумительное. Особенно если речь идет о гении. А уж он-то точно гений.

Гэри обдумывал дальнейший план действий, опираясь на один простой вывод: пока никто ничего не видел. Они все проморгали.

Наверху, в доме, Мисси Мерфи лепила печенье для дочки Рони и всех окрестных ребятишек. Она изо всех сил старалась не сердиться на Гэри, ей очень хотелось быть понимающей и хоть как-то поддержать его. В который раз — понять и простить. Она заставляла себя не думать о нем. Обычно у плиты это удавалось, но только не сегодня. Нынче Гэри был просто невыносим. И в то же время иногда он бывает таким славным, симпатичным, обаятельным — сияет, как лампочка в тысячу ватт. Он сразу ей понравился.

Они познакомились на вечеринке в университете штата Делавэр. Он приехал из Принстона и жил в жутких трущобах. Она в жизни не встречала таких умников: даже педагоги ему в подметки не годились. В 1982-м, не в силах противиться его обаянию, она вышла за него замуж — вопреки советам друзей. Мишель Лоу, закадычная подружка, которая свято верила в карты Таро, реинкарнацию и всякие такие вещи, составила им гороскопы и заявила:

— Мисси, немедленно все отмени! Ты что, не видела его глаза?

Но у Мисси просто голова шла кругом от предсвадебных хлопот и восторгов, и она никого не слушала. Может быть, именно поэтому сейчас, когда все было так плохо и рвались связующие нити, когда уже невозможно было терпеть такое дальше, она все продолжала цепляться за него. Порой ей казалось, что она живет с двумя Гэри: просто Гэри и Гэри — героем невероятно чудовищных умственных игр.

«Надвигается что-то ужасное», — подумалось ей, покуда карамельная крошка сыпалась из пакетика в тесто. Он в любую секунду мог огорошить ее известием, что уволен с работы. С недавних пор их жизнь снова покатилась под откос по той старой, привычной, ужасающей схеме.

Гэри любил повторять, что на работе он самый умный (скорее всего, так оно и было). Он-де оставил всех далеко позади, и начальство от него в восторге (это тоже соответствовало действительности — но только в самом начале). Дальше подходил черед рассказов о том, что его назначили, например, главным менеджером компании (откровенная байка). Потом начинались неприятности: сперва находились завистники, приходилось слишком много вкалывать (вот это — чистая правда: он пропадал неделями, иногда даже в выходные). Все шло по одной и той же схеме: именно на этой работе, именно с этим боссом он никак не мог. Возникает вопрос — где бы он сумел удержаться надолго?

Мисси Мерфи точно знала, что однажды Гэри снова объявит об очередном увольнении. Карьера коммивояжера фирмы отопительных приборов «Атлантик» стремительно близилась к завершению. Ну где он теперь найдет работу? Ну кто отнесется к нему с большим пониманием, чем его нынешний босс — ее родной брат Марти?

Ну почему все так плохо?! Ну почему к ней вечно присасываются вот такие Гэри Мерфи?

Неужели сегодня — все снова-здорово? Неужели его снова выкинули? Что он ей скажет, вернувшись домой? Ну почему, почему — такой умный и такой неудачник? В тесто упала слезинка, а за ней последовал целый Ниагарский водопад. Она зарыдала.

Глава 27

Я всегда умел смеяться над собственными неудачами в качестве копа или психолога — но только не на этот раз. Дела обстояли хуже некуда: на юге — во Флориде и Каролине — Сонеджи разбил нас по всем статьям. Мы не освободили девочку и понятия не имели, жива она или нет.

После того, как меня в течение пяти часов били мордой об стол в Федеральном бюро, мы отчалили в Вашингтон, где мне предстояло держать ответ в своем родном отделе. В роли Великого инквизитора выступал шеф полиции Питтмен. Джиф явился в полночь, гладко выбритый и напомаженный по случаю нашей трогательной встречи.

— Видок у тебя хреновый, — были его первые слова.

— Я на ногах со вчерашнего утра и отлично знаю, как выгляжу. Поведайте мне о том, чего я еще не знаю.

Я понял, что делаю ошибку, когда только начал все это излагать. Грубить вышестоящим — не в моих правилах, но я так вымотался, что еле держался на ногах. Шеф подкатился ко мне на одном из этих металлических стульчиков из залов для совещаний и зарокотал, сверкая золотыми коронками:

— Я тебе обо всем поведаю. Кросс. Для начала — ты отстранен от дела о похищении. Не знаю, так это или нет, но пресса обвиняет во всем тебя — и нас. ФБР по обыкновению выходит сухим из воды. Томас Данн в ярости: выкуп пропал, а дочери нет. И он прав.

— Чушь собачья. Сонеджи намеревался вступить в контакт именно со мной, почему — пока неизвестно. Возможно, не следовало идти у него на поводу, но сделанного не вернешь. А вот наблюдение осуществляло ФБР, не я. Интересно, почему его убрали?

— Сейчас я тебе еще кое-что поведаю, — продолжал Питтмен. — Вы с Сэмпсоном возвращаетесь к убийству Тернера и Сандерсов, чего вы и добивались вначале. Но если вы под шумок продолжите заниматься и похищением, я не возражаю. Вот и все.

Высказавшись, шеф убрался восвояси. Прием окончен, приказ обсуждению не подлежит. Нас с Сэмпсоном водворили на свое место: Саут-Ист в Вашингтоне. Теперь все приоритеты ясны: мы вновь занимаемся убийством шестерых чернокожих.

Глава 28

Однажды утром, через пару дней после возвращения из Южной Каролины, меня разбудил шум толпы, собравшейся под окнами нашего дома. Зарывшись в подушку, я слышал гул голосов. В голове стучало: «Ох нет, только не сейчас». Я с трудом разлепил веки: на меня уставились глазенки Деймона и Джанель, которые удивлялись, что я могу спать в такое время.

— Что за шум, телевизор включен? Откуда такой гвалт?

— Нет, папочка, не телевизор, — серьезно проговорил Деймон.

— Нет, папочка, — слово в слово повторила Джанель, — еще лучше, чем телевизор.

Я приподнялся на локте, подперев щеку рукой:

— Уж не вы ли устроили праздник на лужайке? Признавайтесь! Не ваши ли друзья шумят на улице?

Но ребятишки серьезно замотали головами. Деймон сообразил, что это шутка, и заулыбался, но Джанель смотрела серьезно и испуганно.

— Папочка, мы не устраивали праздника, — наконец произнес Деймон.

— Ох, только не говорите мне, что это газетчики и телевизионщики. Прошлой ночью они уже здесь околачивались.

Деймон стоял положив ладошки на лоб — этот жест означал, что он возбужден или нервничает.

— Пап, это опять журналисты.

— Осточертели они мне, — пробормотал я.

— И мне осточертели, — подхватил Деймон. Он отчасти понимал, что творится.

Они явились расправиться со мной. Линчевать.

Борзописцы вонючие. Я перевернулся и уставился в потолок. Черт, снова нужно белить. Этому ремонту конца нет.

Средства массовой информации утверждали, что спасение Мэгги Роуз Данн провалилось по моей вине. Кто-то — ФБР или Питтмен — сделали из меня козла отпущения. К тому же кто-то распространял дезуху, что якобы действия в Майами основывались на моем профессиональном заключении о характере Сонеджи.

Один общенародный журнал вышел с интригующим заголовком: «Столичный коп теряет Мэгги Роуз!» Томас Данн в телеинтервью заявил, что ответственность за провал во Флориде целиком и полностью ложится на меня. Таким образом, я сделался героем ряда передовиц и репортажей, преимущественно ругательных и абсолютно далеких от истины. Нет, если бы я действительно был виноват, то согласился бы с критикой. Беда в том, что провал операции — не моя вина. И сейчас мне просто необходимо было знать, почему Гэри Сонеджи избрал именно меня, почему я стал частью его плана. Я не успокоюсь, пока не найду ответа на этот вопрос. И мне не важно, что подумает, или скажет, или сделает Джиф.

— Деймон, — позвал я сына, — подойди к двери и вели репортерам убираться. Скажи им: «Джек, поди прогуляйся!» Скажи, пусть сматываются. Понял?

— Ага, скажу: уматывайте! — обрадовался Деймон.

Я улыбнулся, чтобы дети поняли: отец не падает духом. Джанель тоже разулыбалась и повисла на руке брата. Я начал одеваться. Что-то надвигается — это чувствовалось.

Я пошел к двери с намерением поговорить с газетчиками. Я не удосужился обуться и надеть рубашку — в голове гудел боевой клич Тарзана — Айяааайяааайяаа!

— Здорово, ребята, славное выдалось утречко! — приветствовал я толпу, представ перед ними в одних пижамных штанах. — Кто-нибудь желает еще кофе или булочек?

— Детектив Кросс, Кэтрин Роуз и Томас Данн считают вас виновным в том, что произошло во Флориде. Вчера мистер Данн снова заявил об этом!

Мне бесплатно сообщали свежие утренние новости: на этой неделе я — основной мальчик для порки.

— Понимаю, что Данны разочарованы результатами операции во Флориде, — пояснил я ровным тоном. — Продолжайте кидать стаканчики от кофе прямо на газон, я потом уберу.

— Значит, вы согласны, что допустили ошибку? — настаивал кто-то.

— Передали деньги, даже не увидев предварительно Мэгги Роуз?

— Нет, не так. Во Флориде и Южной Каролине у меня не было выбора. Единственное, что я мог сделать, — это вообще отказаться от контакта. Когда на вас надеты наручники и направлено дуло пистолета, а подмога запаздывает, то преимущества, ясное дело, не на вашей стороне.

Но журналисты не услыхали ни слова из моей речи.

— Детектив, у нас имеется информация, что идея первоначально выплатить выкуп принадлежит вам! — прокричал один из них.

— Для чего вы пришли сюда и устроили пикник на моем газоне? — ответил я вопросом на всю эту чушь. — Зачем пугаете моих детей и беспокоите соседей? Мне плевать, что вы там насочиняете обо мне, но я вам вот что скажу: вы понятия не имеете о том, что происходит! Подобным поведением вы навлекаете опасность на девочку Даннов!

— А Мэгги Роуз Данн жива? — прокричал кто-то.

Я повернулся к ним спиной и вернулся в дом. Надеюсь, урок пошел им на пользу и до них дошло, что нельзя нарушать чужой покой.

— Эй, дядя Арахис! Как поживаешь?

В то же утро меня снова начали окликать из толпы — на сей раз это была разношерстная публика, стоящая в очереди в три ряда на 12-й улице напротив церкви Св. Антония. Это были голодные и замерзшие люди, их шеи не оттягивали дорогие «Лейки» или «Никоны».

— Дядь, а я тебя по телику видел! Ты что, кинозвезда у нас?

— Ну, еще бы! А ты как думал?

Последние годы мы с Сэмпсоном частенько наведывались в бесплатную столовую при церкви Св. Антония — не реже двух-трех раз в неделю. Началось это из-за Марии, которая много делала для прихожан. После ее смерти я продолжал их навещать с эгоистической целью: это помогало мне самоутверждаться. Сэмпсон приветствует людей у входа и забирает пронумерованные талоны, а еще сдерживает возможные беспорядки. Моя обязанность — поддерживать порядок внутри столовой, отсюда и прозвище — дядя Арахис. Шеф-повар Джимми Мур свято верует в питательные свойства арахисового масла, поэтому все желающие, помимо обеда, состоящего из рогаликов, овощей, мяса или рыбы и десерта впридачу, могут получить целую чашку божественного масла. Ежедневно.

— Эй, дяденька Арахис! Какое сегодня масло для нас? «Скиппи» или «Питер Пэн»?

Улыбаюсь знакомым лицам в толпе, вдыхая тяжелый аромат немытых тел и перегара:

— Что в меню — точно не знаю.

Завсегдатаи помнят нас с Сэмпсоном, большинство знает, что мы из полиции. Некоторым даже известно, что я вроде как духовник, поскольку я иногда консультирую возле кухни в вагончике с надписью: «На Бога надейся, а сам не плошай. Давай заходи».

У Джимми Мура милая симпатичная благотворительная столовая. По его мнению, в восточной части города она — самая большая, поскольку в день мы выдаем около одиннадцати тысяч обедов. Открывается в десять пятнадцать, закрывается в двенадцать тридцать, но если опоздаешь хоть на минуту — останешься голодным. В программе церкви Св. Антония большую роль играет дисциплина. Вход воспрещен для пьяных и находящихся под действием наркотиков. За столом нужно вести себя культурно и успеть поесть за десять минут: ведь на улице мерзнут такие же голодные. Обслуживающий персонал, состоящий в основном из добровольцев, хорошо вышколен: обращается с гостями любезно, без лишних вопросов, называет их «мисс» или «мистер». Среди новеньких, работающих на раздаче блюд, регулярно проводятся «проверки на улыбку».

В полдень с улицы раздался какой-то шум, крики, брань. Я услышал вопль Сэмпсона: «Алекс, сюда!»

Я выскочил — и немедленно все понял. Кулаки тут же сжались, превратившись в чугунные молоты. Чертовы журналисты опять нашли меня. Парочка проворных операторов снимала людей из очереди, не спрашивая их согласия. Тем, понятно, не нравилось — люди хотят сохранить самоуважение и не желают, чтобы их показывали по телевидению стоящими в очереди за тарелкой супа.

Джимми Мур, суровый грубоватый ирландец, когда-то работал с нами в полиции. Он уже выскочил на улицу и орал там громче всех.

— Сучьи дети, поганцы вонючие! — вдруг услышал я собственный вопль. — Катитесь к чертовой матери! Вас сюда никто не звал! Оставьте людей в покое, дайте им поесть по-человечески!

Фотографы прекратили щелкать и в изумлении уставились на меня. Остолбенели также Сэмпсон и Джимми Мур и вся очередь за бесплатным супом. И журналисты сломались — они отступили на противоположную сторону 12-й улицы, чтобы подстеречь, когда я буду уходить отсюда.

Мы кормим голодных, думал я, следя за репортерами и фотографами, разместившимися в скверике напротив, а на кого эта чертова пресса, спрашивается, работает? На представителей деловых кругов и богатых семейств, ясное дело. Между тем народ вокруг начал роптать:

— Мы голодны и замерзли, дайте поесть! Эй вы, мы же имеем право поесть! — заорал кто-то из очереди.

Я вернулся назад и принялся за работу. Я снова дядя Арахис.

Глава 29

В Уилмингтоне, штат Делавэр, Гэри расчищал снег с дорожек около своего домика в колониальном стиле на Центральной авеню. Была среда, шестое января. Он размышлял о том, как сохранить контроль над ситуацией, как быть дальше с этой богатенькой сучкой Мэгги Роуз Данн… Вдруг перед палисадником остановился сияющий синий «кадиллак». Гэри чертыхнулся.

Шестилетняя Рони, дочурка Гэри, лепила снежки и выкладывала их рядком на ледяную корку, покрывавшую снег. При виде своего дяди Марти, вылезающего из автомобиля, она завизжала от счастья.

— А это кто ко мне бежит — от горшка три вершка? — возопил дядя Марти, направляясь к племяннице. — Да это ж настоящая кинозвезда! Да это же малютка Рони!

— Дядя Марти! Дядя Марти! — в восторге верещала девчушка.

Всякий раз при виде Марти Казаджана Гэри вспоминал омерзительный фильм «Дядюшка Бак», в котором нелюбимый родственник Джон Кэнди всячески изводил одну зажиточную семью на Среднем Западе. На редкость противная кинокартина. Дядя Марти был богат, удачлив и не в меру шумлив — ну в точности как Джон Кэнди; и вот он опять приперся. Гэри за многое презирал старшего брата Мисси, но больше всего за то, что сам находился у него в подчинении.

На шум, произведенный Марти, выскочила на крыльцо Мисси с тарелкой и обернутым вокруг руки полотенцем. Так орать — да тут все соседи сбегутся, и не только с Центральной, но и с Северной авеню.

— Уй, кто к нам приехал! — пронзительно взвизгнула Мисси.

Мать и дочь напоминали сейчас Гэри двух визжащих поросят. «Уй, какой гад к нам приперся!» — захотелось ему выкрикнуть. Но он сдержался, как всегда сдерживался дома, рисуя в воображении, как на глазах у Рони и Мисси забивает дядю Марти до смерти лопатой для расчистки снега. Да, пора бы им показать, кто здесь хозяин.

— А вот и божественная мисс М.! — Казаджан тарахтел как мотор со скоростью миля в минуту. — А, вот и Гэр, старина! (Наконец-то снизошел!) Как делишки, старый черт? Ну что, четыре сбоку — ваших нет?

— Отлично, Марти. Шесть бубей — кой-чем бей![5]

Гэри швырнул алюминиевую лопату на снег и нехотя поплелся к обнимающимся Рони, Мисси и Марти. В дом вошли все вместе. Мисси сразу ринулась на кухню и притащила самый дорогой яичный ликер и нарезанный свежеиспеченный пирог с яблоками и изюмом. Сбоку на блюде лежали ломтики сыра. Естественно, самый большой кусок достался Марти. Выходит дело, он здесь главный?

Марти в открытую протянул Мисси конверт — регулярная подачка от старшего брата. Специально проделывает это на глазах у Гэри, умеет разбередить больное место.

— Лапонька, мамуля с папулей и дядей Марти должны тут поговорить, — обратился к Рони дядя Марти, прикончив свой кусок. — Кажись, я кое-что забыл — сбегай, пошарь на заднем сиденье.

— Только в куртке, а то простудишься, — предупредила Мисси.

Рони обняла дядю с визгливым хихиканьем и тут же умчалась.

— Что ты ей опять привез? — заговорщицким шепотом спросила Мисси. — Ну совсем избаловал ребенка!

Марти пожал плечами, будто и впрямь позабыл. Мисси со всеми умела быть самой собой, чем напоминала Гэри собственную мать. Она и внешне на нее походила. И только в присутствии братца Мисси мгновенно менялась: тут же подхватывала его премерзкие словечки и гаденькую интонацию.

— Значит, так, ребята. — Марти придвинулся поближе. — Есть тут одна маленькая проблемка. Щас навалимся и справимся — мы ж ее вовремя ухватили. Ну, давайте, как взрослые.

— Что такое, Марти? — насторожилась Мисси. — В чем дело?

Марти состроил озабоченную мину человека, не по своей воле попавшего в неловкое положение. Гэри сто раз видел, как он принимал виноватый вид, общаясь с клиентурой и подчиненными — особенно по поводу просрочек платежей или увольнения.

— Гэр? Ты, кажется, хочешь нам что-то рассказать? — Марти смотрел на него, будто прося о помощи.

Гэри пожал плечами, будто ведать не ведал, о чем речь. «А пошел ты в задницу, — думал он про себя. — Это только сейчас ты здесь главный».

Откуда-то изнутри вырастала зловещая радость, даже потянуло улыбнуться. Он совсем этого не хотел, но губы непроизвольно раздвинулись в усмешке. Мгновения, когда тебя выводят на чистую воду, имеют свои преимущества, приносят пользу: для начала получаешь урок.

— Извини, но я не вижу ничего смешного, — обиженно изрек Марти. — Честное слово, Гэри, не вижу.

— И я не вижу, — ответил Гэри странно тоненьким голоском, будто и не своим, а каким-то мальчишеским.

Мисси непонимающе воззрилась на него:

— Что здесь происходит? Может, вы мне все-таки объясните?

Гэри сурово посмотрел на жену — он сердился на нее по-настоящему. Отчасти она сама его подставила — и прекрасно это понимает.

— В этом квартале мои коммерческие успехи в «Атлантик» никудышные, — наконец признался Гэри тоном виноватого школьника. — Верно, Марти?

Марти нахмурился и уставился вниз, на свои новые кожаные ботинки:

— Не совсем так. Твои успехи не никудышные — их просто нет. И ладно бы так, но ведь ты взял тридцать три тысячи авансом. Гэри, ты на красном. Ты в минусе. Ну, все, больше ничего не скажу, потому что потом пожалею. Но я, честно, не знаю, что делать. Мне очень трудно. Мне так жаль, Мисси. Извини меня.

Мисси закрыла лицо руками и начала рыдать. Сначала — тихонько, как бы нехотя, потом все громче и громче. В глазах брата тоже стояли слезы.

— Прости, сестренка. Вот этого-то я и не хотел.

Он протянул руку, чтобы утешить ее, но Мисси отпрянула:

— Ничего, все в порядке.

Она уставилась на Гэри покрасневшими от слез глазами, которые казались маленькими и темными:

— Где же ты болтался все эти месяцы, Гэри? Чем занимался? Ох, Гэри, Гэри, иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю. Ну, объясни, в чем дело, Гэри. Скажи хоть что-нибудь!

Гэри долго молчал, продумывая свою реакцию и наконец с выражением произнес:

— Мисси, я так люблю тебя. Я люблю тебя и Рони больше жизни.

Гэри лгал, но это была нужная, подходящая, красивая ложь. Отлично сказано, отлично сыграно. А уж чего ему на самом деле хотелось — так это рассмеяться им в мерзкие рожи. Вот бы убить их всех — просто ударами кулака, как пробивают билетики в компостере. Бум! Бум! Бум! В Уилмингтоне настало время убийств! Гениальный План снова в действии!

Тут в гостиную вбежала Рони, сжимая в руке новую кассету для видео. На лице — дурацкая улыбка, ну точь-в-точь — Надувная Голова.

— Смотри, что мне привез дядя Марти!

Гэри обеими руками сжал голову — его мозг пронизал внутренний вопль: «ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!»

Глава 30

Между тем жизнь в Саут-Исте текла своим чередом. Мы с Сэмпсоном вернулись к расследованию убийств Тернера и Сандерсов. Естественно, за истекший период эти дела не сдвинулись с мертвой точки — они никого не волновали.

В воскресенье 10 января до меня наконец дошло, что пора отдохнуть денечек. Со времени похищения я впервые взял выходной. В итоге до десяти утра провалялся в постели, жалея себя и страдая от головной боли (результат вчерашней попойки с Сэмпсоном) и разных бесполезных мыслей.

Я мучительно тосковал по тем славным временам, когда мы с Марией залеживались по утрам допоздна. Еще я злился, что стал козлом отпущения из-за происшествий в Саут-Исте, а главное, чувствовал себя последним дерьмом из-за того, что не сумел помочь Мэгги Роуз. С самого начала она ассоциировалась у меня с собственными детьми, и когда я думал о том, что девочка, возможно, уже мертва, мой желудок непроизвольно сжимался — а это здорово неприятно, особенно с похмелья.

Я подумывал, не проваляться ли в постели эдак часиков до шести вечера. Отдохнуть на полную катушку — я это заслужил. Мне совсем не хотелось лицезреть бабулю Нана и выслушивать ее мнение по поводу вчерашнего загула. В то утро я даже детей своих не хотел видеть.

Мысли мои все время возвращались к Марии. В той, другой, счастливой жизни мы с ней и с детьми проводили воскресенья вместе. Мы валялись до полудня в постели, потом нарядно одевались и гордо выплывали куда-нибудь позавтракать. Мы с ней почти все делали вместе, старались как можно раньше вернуться с работы. Она помогла мне залечить душевные раны, когда рухнула моя карьера практикующего психолога. Она умудрилась привести меня в чувство после двух лет бесконечных попоек в компании Сэмпсона и нескольких холостяков, включая лихих ребят из баскетбольной команды.

Я очень ценил способность Марии восстанавливать мое душевное здоровье. Может, так продолжалось бы и дальше, а может, мы бы уже разошлись к этому времени — кто знает? У нас не было возможности проверить.

Она занималась благотворительностью. Однажды вечером не пришла домой. Наконец мне позвонили, и я помчался в больницу. В нее стреляли и она в тяжелом состоянии — вот и все, что я знал. Я прибыл в начале девятого. Знакомый патрульный усадил меня на стул и сказал, что ее привезли уже мертвой. Стреляли из проезжавшей мимо машины — непонятно кто и зачем. Мы даже не попрощались — вот так, без подготовки, без предупреждения, без объяснения…

Я физически ощущал боль от потери — как будто стальной прут пронзил меня от середины груди до самого лба. Я думал о Марии постоянно — ночью и днем. Лишь сейчас, три года спустя, я начал понемногу забывать, точнее, учился забывать.

Итак, я мирно и расслабленно возлежал под одеялом, как вдруг в комнате оказался Деймон:

— Эй, пап! Пап, ты спишь?

— Ну, что там стряслось? У нас что, привидение перед входной дверью? — Как я потом ругал себя за эти слова!

— К тебе пришли, пап! — возвестил Деймон, задыхаясь от волнения. — Тебя хотят видеть!

— И кто же? Граф из «Улицы Сезам»? Говори точнее! Не журналист? Если это очередной борзописец…

— Она говорит, что ее зовут Джезма. Настоящая леди, пап!

От изумления я сел на постели, но мне стало так плохо, что пришлось снова лечь.

— Скажи, сейчас приду.

Деймон убежал, а я призадумался, как мне удастся выполнить обещание.

Когда я осторожно начал спуск по лестнице, Джеззи Фланаган все еще стояла в прихожей вместе с Джанель и Деймоном. Джанель стеснялась, но все-таки уже сильно продвинулась в овладении новой обязанностью — отвечать на звонки в дверь. Раньше она испытывала болезненную робость по отношению ко всем незнакомым людям. Чтобы помочь ей справиться с собой, мы с бабулей обязали детей днем открывать приходящим дверь.

Видимо, случилось что-то серьезное, раз Джеззи Фланаган пришла ко мне домой. Я знал, что половина ее подчиненных занята поисками пилота, забравшего выкуп, пока безрезультатно. Все, что было до сих пор сделано в этом расследовании, сделано мной одним.

На Джеззи — ее повседневный наряд: свободные черные брюки, потрепанные теннисные туфли и простая белая блуза. Так же просто она одевалась в Майами, давая окружающим возможность забыть, какой важный пост она занимает в Секретной службе.

— Что-то стряслось, — констатировал я, морщась от звуков собственного голоса. Боль пронзила висок и потекла вниз.

— Нет, Алекс, о Мэгги Роуз мы с тех пор ничего не узнали. Всего лишь несколько «обнаружений». И это все.

«Обнаружениями» фэбээровцы называют показания очевидцев, якобы видевших девочку или Гэри Сонеджи. «Обнаружений» была масса — девочку встречали буквально повсюду: на пустыре в паре кварталов от частной школы, в Калифорнии, в детском отделении больницы Бельвью в Нью-Йорке, в Южной Африке и даже на месте приземления космического зонда близ Седоны, в Аризоне. Без «обнаружений» просто дня не проходило, и неудивительно: страна большая и чокнутых в ней полно.

— Я не хотела вам мешать, ребята, — с робкой улыбкой произнесла Джеззи, — просто я ужасно себя чувствую из-за того, что случилось. Алекс, все, что о тебе болтают, — вранье и чушь, и мне хотелось сказать тебе, как я к этому отношусь. Вот я и пришла.

— Ну что ж, спасибо на добром слове.

За прошедшую неделю это было первое приятное событие в моей жизни, и оно странно подействовало на меня.

— Во Флориде ты сделал все, что мог. И я это говорю не из желания сделать комплимент.

Я попытался сфокусировать взгляд, но перед глазами все расплывалось.

— Не могу похвалиться большими достижениями. С другой стороны, я, конечно, не заслужил, чтобы меня поливали грязью на первых страницах всех газет.

— Не заслужил. Кто-то использовал тебя. Кто-то отдал тебя на растерзание прессе. Вся их писанина — сплошная ахинея.

— Сплошная ахинея! — радостно подхватил Деймон. — Правда, папка?

— Это Джеззи, — я решил представить ее детям. — Мы с ней иногда вместе работаем.

Дети слегка стеснялись. Джанель скрылась за спиной брата, а Деймон вдруг насупился и сунул руки в карманы, в точности как иногда делаю я. Джеззи присела на корточки и, став одного с ними роста, поочередно пожала им руки. Инстинкт безошибочно подсказал ей самое разумное решение.

— Твой папа — лучший полицейский из всех, кого я знала, — поведала она Деймону, и тот милостиво ответил:

— Я знаю.

— Я — Джанель.

Меня удивило, что малышка сама представилась Джеззи. Я видел, что ей хочется, чтобы ее обняли. Джанель больше всего на свете обожала ласкаться, из-за чего и получила одно из своих многочисленных прозвищ — Обнимашка. И Джеззи почувствовала — она раскинула руки и обняла девочку. К ним не замедлил присоединиться Деймон. Вышла трогательная сценка — как будто давнишний друг вернулся с войны.

Через минуту улыбающаяся Джеззи встала на ноги. Я подумал, что она на редкость симпатичный человек, а во время расследований такие попадаются нечасто. Приехав сюда, она поступила продуманно, но в то же время довольно смело: Саут-Ист — не самое подходящее место для одинокой белой женщины, даже если она вооружена.

— Одним словом, я зашла, чтобы тут кое-кого обнять, — подмигнула она мне. — На самом деле у меня дело неподалеку. Ну вот, теперь я снова — трудоголик.

— А как насчет чашечки горячего кофе? — Я надеялся, что уж кофе-то смогу сварить. В крайнем случае на кухне у Нана найдется кофеек пяти-шестичасовой давности.

Она бросила на меня лукавый взгляд:

— О-о, чудесное утро, пара прелестных ребятишек и ты с ними, дома. Не такой уж ты крутой парень.

— Нет, я весьма крутой парень, — возразил я. — Просто я из тех крутых ребят, что по воскресеньям возвращаются домой.

— О’кей, Алекс, — она снова улыбнулась. — Не вздумай раскисать от этой газетной болтовни. Их никто всерьез не принимает, уж поверь. Ну, мне пора. А кофе — в другой раз, если позволишь.

Помахав ребятишкам, Джеззи Фланаган бросила мне, исчезая в дверях:

— Пока, папаня!

Глава 31

Завершив дела в Саут-Исте, Джеззи Фланаган отправилась на заброшенную ферму, где Гэри Сонеджи прятал детей. Она побывала там уже дважды, но разобралась далеко не во всем. Как бы то ни было, она не могла выкинуть из головы эту ферму. Не было человека, сильнее, чем она, желавшего поимки Сонеджи.

Не обращая внимания на специальный знак, предупреждавший, что здесь место преступления, она неслась по дорожным ухабам по направлению к ветхим сооружениям. Это мрачное место уже навек отпечаталось у нее в мозгу: неуклюжий жилой дом, гараж и заброшенный сарай, где ублюдок держал детей.

Почему именно это место? — вопрошала она себя. Ну почему здесь, Сонеджи? Ей все казалось, что ферма должна поведать, кем Сонеджи был в действительности.

С самого первого дня в Секретной службе Джеззи Фланаган проявила себя как гениальный следователь. Она явилась туда с дипломом факультета права университета Вирджинии, и ее сразу попытались переманить в ФБР, где половина сотрудников была с дипломами юристов. Но Джеззи, проанализировав ситуацию, быстро сообразила, что в Секретной службе юристы встречаются куда реже и ценятся выше. С первого дня и до настоящего времени она вкалывала по сто часов в неделю, но звездой Секретной службы стала не только по причине трудолюбия: она оказалась умнее, жестче и целеустремленней всех мужчин, с кем доводилось работать. Но с самого начала Джеззи поняла, что стоит лишь однажды оступиться, и звезда ее закатится. И вот этот момент наступил. Здесь был только один выход: Гэри Сонеджи должна схватить она. Именно она, без чьей-либо помощи.

Она пробродила по ферме до самой темноты, а напоследок обошла еще раз уже с фонариком, делая в блокноте какие-то записи. Она пыталась нащупать хоть какие-нибудь связи: может, есть что-то общее с полузабытым делом Линдберга, о котором в тридцатые годы говорили как о преступлении века…

Сын Линдберга?

Линдберги тоже имели загородный дом в Хоупвелле, Нью-Джерси. Их ребенка откопали неподалеку от здешних мест. Бруно Хауптманн, похититель, родом из Нью-Йорка. Может, преступник — его дальний родственник? Может, он — житель Хоупвелла? Или Принстона? Как могло случиться, что о Сонеджи до сих пор ничего не известно?

Прежде чем уехать, Джеззи немного посидела в машине с включенным отоплением, полностью погруженная в свои мысли. Где сейчас Гэри Сонеджи? Куда он мог деться? В наше время так просто не исчезают — это невозможно.

Она вспомнила о Мэгги Роуз и Сморчке Голдберге, и из глаз хлынули слезы. Она безудержно рыдала. Вот почему Джеззи отправилась на ферму: ей нужно было выплакаться.

Глава 32

Мэгги Роуз Данн была в кромешной темноте. Сколько времени прошло — она не знала, но это длилось очень-очень долго. Она не помнила, когда в последний раз ела или с кем-нибудь разговаривала, не слышала ничего, кроме голосов, звучавших в ее голове. А ей так хотелось, чтобы кто-нибудь пришел, все равно кто, лишь бы прямо сейчас. Она только об этом и мечтала.

Она согласна даже на ту старуху, что кричала на нее. Девочка пыталась понять, за что ее наказывают, что она не так сделала. Наверное, она была нехорошей девочкой, раз заслужила все это… Она уже внутренне согласилась с тем, что она очень плохая, раз с ней приключились такие жуткие вещи.

Плакать Мэгги больше не могла, даже если б и захотела. У нее не осталось слез.

Пришли мысли о том, что, наверное, она уже давно умерла — ведь она ничего не чувствует. Она стала щипать и кусать себя за палец. Ей удалось прокусить его до крови, и вкус ее показался чудесным. Вот так она и останется в темноте навсегда… В маленькой темной кладовке. Вот так…

Вдруг снаружи донеслись голоса. Девочка не могла разобрать, кто говорит, но это явно были живые голоса. Наверное, старуха. Мэгги хотелось позвать ее, но сдерживал страх перед угрозами и окриками, перед жутким скрипучим голосом, напоминавшим фильмы ужасов, просмотр которых мама всегда не одобряла. Она в сто раз страшнее Фредди Крюгера.

Голоса стихли — Мэгги не слышала ничего, даже когда прикладывала ухо к самой двери кладовой. Они ушли, оставили ее одну, во тьме, навсегда…

Она попыталась заплакать, но слез не было. Тогда Мэгги Роуз начала визжать. И вдруг дверь распахнулась, и ее ослепил яркий свет…

Глава 33

В ночь на 11 января Гэри Мерфи надежно обосновался у себя в подвале. Домашние не знали, что он внизу, но если любопытная Мисси вдруг сунется вниз, он просто включит свет над верстаком — якобы здесь кипит работа. Он тщательно все продумал и многократно взвесил для пущей верности.

Приятная мысль об убийстве Рони и Мисси постепенно овладевала им, но разум подсказывал повременить с этим. Это великолепная фантазия — хотя убийство собственной семьи и отдает чем-то примитивным: не тот размах. Но зато какой был бы эффект! Какой леденящий душу ужас пронзил бы этих тупых чопорных провинциалов, его соседей! Страх вынудил бы их запирать двери, окна — запереться самим в себе…

К полуночи он осознал, что маленькое семейство улеглось без него — даже позвать не удосужились. Им наплевать. В голове шумело, мучил какой-то тяжелый гул. Пришлось проглотить почти полдюжины таблеток, чтобы заглушить его на время.

А не поджечь ли этот домишко на Центральной авеню? Он такое уже проделывал, и не раз, — это неплохо успокаивало. Господи, голова просто разрывается, словно изнутри колотит чугунный молот. Что же такое с ним происходит? Не сходит ли он с ума?

Он попытался помечтать об Одиноком Орле — Чарльзе Линдберге. Не помогло. Он снова отправился в мысленное путешествие в Хоупвелл — тоже бесполезно. Все устаревает, увы. Господи Боже, теперь он и сам так же знаменит. Известен на весь мир! Все знают о нем! Он — звезда средств массовой информации, герой Планеты Смерть!

Он выбрался из подвала и вскоре покинул дом в Уилмингтоне. Было примерно полшестого утра, когда он шел по дорожке к машине, чувствуя ясность и легкость вырвавшегося на свободу зверя. Он возвращался в округ Колумбия — там имелись кой-какие делишки. Нельзя же разочаровывать публику, верно?

У него для каждого кое-что припасено! Не расслабляйтесь!

В среду около одиннадцати Гэри Мерфи позвонил в дверь ухоженного кирпичного домика на окраине Капитолийского холма. «Динь-динь» — нежно прозвучал звоночек внутри. Его пронизывало приятное ощущение опасности — это получше, чем торчать в подвале. Он снова живет, дышит, двигается.

Вивиан Ким не сняла дверной цепочки и дверь открыла только на фут. В глазок она увидела униформу работников коммунального хозяйства.

Еще в Вашингтонской частной школе Гэри отметил миловидность учительницы истории — черные косы, курносый носик. Она явно не узнавала бывшего коллегу: теперь он стал безусым блондином с исхудавшим лицом.

— Да-да? Что вам угодно? — вопрошала она мужчину, стоявшего на крыльце. Изнутри доносилась джазовая музыка.

— Тут позвонили относительно переплаты за электричество.

Нахмурившись, Вивиан помотала головой. У нее на шее висела миниатюрная карта Кореи.

— Понятия не имею. Я не звонила в вашу службу.

— Но, мисс, нам позвонили.

— Вероятно, вам придется прийти в другой раз, — ответила Вивиан. — Возможно, звонил мой друг. Извините. В другой раз.

Гэри пожал плечами. Это было восхитительно, не хотелось так быстро заканчивать.

— Я понимаю, вы можете вызвать нас еще раз. Проверьте снова счетчик. Ведь речь идет о переплате. С этим стоит разобраться.

— Хорошо, я поняла.

Вивиан Ким сняла цепочку и впустила Гэри внутрь. Войдя, он быстро извлек из-под куртки длинный охотничий нож и приставил его к лицу учительницы:

— Молчать, Вивиан. Молчать.

— Откуда вы знаете мое имя? — в ужасе прошептала она. — Кто вы?

— Потише, Вивиан. Не надо бояться. Я уже делал это раньше. Я — просто домашний воришка.

— Что вам надо? — Учительницу охватила дрожь.

Гэри на секунду задумался:

— Мне надо передать по телевидению одно послание. Я хочу славы, я ее заработал… Я хочу быть кошмаром Америки!!! Вот поэтому я в столице… Я Гэри. Ты что, не помнишь меня, Вив?

Глава 34

Мы с Сэмпсоном бежали к Капитолийскому холму. Руки и ноги плохо слушались меня, дыхание вырывалось со свистом. Машины «Скорой помощи» и полицейские машины полностью перекрыли движение, так что нам пришлось припарковаться в двух кварталах от места происшествия. Журналисты с Си-эн-эн и вашингтонской телерадиокомпании уже были там. Тревожно завывали сирены. Впереди маячила кучка репортеров. Они моментально засекли нас — это так же несложно, как заприметить в Токио поп-группу из Гарлема.

— Детектив Кросс! Доктор Кросс! — взывали репортеры, тщетно пытаясь нас задержать.

— Без комментариев. С дороги, к чертовой матери!

В квартире Вивиан Ким — все те же: криминалисты, медики, эксперты, патологоанатомы в прорезиненных костюмах…

— Больше не могу, — вдруг ослабел Сэмпсон, — все летит в тартарары… Это чересчур даже для меня.

— Мы с тобой на пару сгорим на работе, — пробормотал я, озираясь кругом.

Сэмпсон схватил меня за руку и не отпускал — только тогда я понял, что он и впрямь дошел до точки. Мы вошли в первую спальню, справа от холла. Успокоиться никак не получалось. Комната прелестно убрана — масса чудесных черно-белых семейных фотографий и портретов на стенах, среди них висит старинная скрипка. Совсем не хотелось видеть то, ради чего мы пришли. Но пришлось.

Вивиан Ким лежала на постели, пригвожденная к ней длинным охотничьим ножом, воткнутым прямо в живот. Обе груди отрезаны, волосы на лобке сбриты. Глаза закатились, будто перед смертью она увидела что-то у изголовья.

Я отвел глаза от изуродованного тела и машинально уставился на яркое пятно на полу. Но это же… У меня перехватило дыхание: никто нас не предупредил — значит, они не заметили. Это же главная улика — к счастью, ее не убрали.

— Смотри, вот сюда! — указал я Сэмпсону.

На полу спальни валялась вторая розовая спортивная тапочка с ножки Мэгги Роуз Данн. Убийца добавил «художественный штрих» — так это называется на языке патологов. Он передал нам послание, оставил свой автограф. Нагибаясь за тапочкой, я весь дрожал. Это — самый садистский вид юмора: детская розовая обувка рядом с жутко изуродованным телом.

Итак, здесь побывал Гэри Сонеджи — он же убийца из Саут-Иста. Это он, точнее, оно. Нелюдь. И оно снова здесь, в городе.

Глава 35

Итак, Гэри Сонеджи действительно в Вашингтоне, рассылает послания своим поклонникам… В его поведении появилось нечто новенькое: похоже, он приманивает нас. Джиф предоставил нам с Сэмпсоном свободу действий, поскольку похищение оказалось связанным с убийствами в Саут-Исте.

— Сегодня выходной, положено развлекаться, — сообщил мне Сэмпсон, пока мы брели по улицам нашего гетто. Тринадцатое января. Леденящий холод. На каждом углу бродяги греются у костров, разожженных в мусорных контейнерах. У одного на голом затылке вытатуировано общеизвестное краткое неприличное слово, очень точно выражающее мои чувства на текущий момент.

— Что-то мэр Монро не звонит и не пишет, — изрек я, любуясь клубами белого пара, вырывавшегося изо рта.

— Некогда ему, — пояснил Сэмпсон. — Он появится на сцене, когда мы поймаем этого нелюдя и придет пора раскланяться.

Так мы и брели, подшучивая друг над другом и над ситуацией. Сэмпсон напевал лирическую попсу — его любимое занятие. С утра у меня над ухом звучал популярный шлягер «Теперь, когда любовь нашлась». «Ах, тоненький мой прутик. Эх, желтенький мой лютик». Сэмпсон утверждает, что лирические песни повышают ему настроение.

Мы прочесывали район на краю Саут-Иста, где жила Вивиан Ким. Обход и опрос жителей — самое что ни на есть утомительное и отупляющее занятие в мире.

— Вы заметили вчера что-нибудь необычное? — задавали мы дежурный вопрос тем, кто по глупости впускал нас. — Чужие люди, незнакомые машины — все, что угодно, любые зацепки. Рассказывайте, а мы решим, что важно.

Как правило, никто ничего не видал и не слыхал. Да и желающих побеседовать находилось немного, особенно по мере продвижения в глубь негритянского гетто. В довершение погодка не баловала: слякоть, мокрый снег, пронизывающий ветер. Улицы и тротуары утопали в заносах. Пару раз мы присоединялись к бродягам — погреться у мусорных контейнеров.

— Вы, вонючие копы, вечно мерзнете, даже летом, — поделился наблюдением молодой бомж. В ответ мы с Сэмпсоном рассмеялись. Около шести мы вернулись к своей машине, измотанные до предела. Весь день колготились без толку. Гэри Сонеджи и след простыл. Создавалось впечатление, что мы снимаемся в фильме ужасов.

— Может, еще пару квартальчиков? — заискивающе попросил я Сэмпсона. Я находился на грани отчаяния и готов был пытать даже игровые автоматы в Атлантик-Сити. Да этот Сонеджи просто играет с нами! Может, даже выслеживает. Или он — человек-невидимка?

— Ну нет, Белоснежка. Сейчас я намерен пойти и вылакать ящик пива. Вот надерусь как следует, тогда и поговорим, — отказался Сэмпсон.

Он снял солнцезащитные очки, протер их особым, только ему свойственным движением, и снова напялил. Я знаком с ним с двенадцати лет и знаю каждый его жест. С самого детства в дождь, снег и слякоть он именно так протирает свои очки.

— Ну, парочку кварталов, — канючил я. — Ну, ради мисс Вивиан. Давай сделаем хоть эту малость.

— Так и знал, что ты это скажешь.

Минут двадцать седьмого мы зашли в квартиру миссис Квилли Мак-Брайд. Квилли со своей подружкой миссис Скотт восседали за кухонным столом, и миссис Скотт намеревалась нам кое о чем поведать. Мы приготовились слушать.

Если в воскресное утро отправиться на прогулку по вашингтонскому Саут-Исту, или по северной окраине Филадельфии, или по Гарлему в Нью-Йорке, непременно повстречаешь леди, точь-в-точь похожих на миссис Мак-Брайд или Уилли Мей Ренделл Скотт. Они наряжаются в антикварные шляпы и туфли на шнуровке, которая мучительно перетягивает толстые, как сардельки, ноги. Эти леди входят и выходят из разных церквей или подобно Уилли Мей, принадлежащей к Свидетелям Иеговы, распространяют религиозные журнальчики.

— Сдается мне, что я смогу вам помочь, — мягко и искренне понадеялась миссис Скотт. Ей уже под восемьдесят, но соображает она отлично.

— Мы были бы признательны.

Вчетвером мы сидим на кухне. Посреди стола по случаю гостей — тарелка с овсяным печеньем. Стену украшает триптих из фотографий: Мартин Лютер Кинг и оба убитых Кеннеди.

— Я слыхала об убийстве учительницы, — начинает миссис Скотт. — А перед убийством Тернеров здесь разъезжал какой-то мужчина. Белый. К счастью, у меня до сих пор хорошая память. Я ее постоянно тренирую, стараюсь сосредоточиться на том, что происходит перед глазами. Надеюсь, детективы, что и через десять лет сумею слово в слово пересказать, о чем мы тут беседуем.

Миссис Мак-Брайд подвинулась поближе к подруге и положила свою ладонь на ее полную руку:

— Это верно, она сумеет.

— Тот белый появился у нас за неделю до убийства Тернера, — продолжала миссис Скотт. — Он ходил по домам как коммивояжер.

Мы с Сэмпсоном переглянулись:

— А чем торговал?

Прежде чем ответить, миссис Скотт внимательно всмотрелась в Сэмпсона — видимо, старалась как следует запомнить его внешность.

— Он продавал отопительные приборы для зимы. Я подошла к его машине и заглянула в салон. Там лежал проспект с названием фирмы — «Атлантик» в Уилмингтоне, штат Делавэр.

И миссис Скотт по очереди вгляделась в наши лица — убедиться, что достаточно ясно выражается, и мы правильно ее понимаем.

— В то утро, когда была убита женщина, я снова приметила ту машину. Я еще тогда сказала подруге: «Вряд ли это совпадение». Ну вот, не знаю, его ли вы ищете, но думаю, с ним следует поговорить.

Сэмпсон взглянул на меня, и мы на пару расплылись в улыбке — мы очень редко себе такое позволяем. Обе дамы присоединились к нам. Наконец-то прорыв, первая зацепка за все расследование.

— Мы отправляемся к этому коммивояжеру, — сообщил я миссис Скотт и Квилли Мак-Брайд. — Мы немедленно едем в Уилмингтон, штат Делавэр.

Глава 36

Гэри Мерфи вернулся домой 14 января в самом начале шестого. До этого пришлось торчать в конторе под Уилмингтоном вместе с несколькими коллегами. Он намеревался проделать какую-то бесполезную бумажную работу, ведь следовало продержаться еще хоть некоторое время. Но отвлекли размышления о более серьезных вещах — о Гениальном Плане. Ну никак он не мог заставить себя воспринимать всерьез вороха счетов и накладных, беспорядочно сваленных на его рабочем столе. Он рассеянно вытаскивал бумажки из кучи, пробегал взглядом имена, адреса, суммы…

Ну кто, кто в здравом уме может всерьез об этом беспокоиться? Какая мелочь, глупость, ничтожество… Для него эта так называемая работа — лишь временное прикрытие.

В итоге он ничего не сделал, только потерял несколько часов, зато по дороге домой купил Рони подарок — розовый велосипед со съемными колесами и разными украшениями, а еще домик для Барби. В шесть часов к дочке придут гости.

На пороге его встретила Мисси с поцелуем и объятиями. Ее умению получать от всего положительные эмоции можно только позавидовать. Организация праздника занимала все ее помыслы, и она несколько дней не приставала к Гэри.

— Отличный день, дорогая, честное слово! На следующей неделе у меня три поездки. Посчитай сама — целых три! — Гэри умел быть очаровательным, когда это нужно. Вот так. Сценка: Мистер Чипс в Делавэре.

Он пошел вслед за Мисси в столовую, где та расставила пластиковые тарелки и бумажные стаканы для грандиозного празднества. На стену она прицепила плакат, вроде тех, которыми в студенческие годы болельщики поддерживали свои футбольные команды: «Давай, Рони: семь — и гуляем!»

— Гениально, лапонька. Ты одна так умеешь — соорудить из ничего конфетку. Все так классно! Фантастика! — восхищался Гэри.

На самом деле он ощущал некоторую подавленность от предпраздничной суеты. Его это не касалось, лишь утомляло… Сейчас бы вздремнуть… Когда он был маленьким, ему не устраивали праздников.

Ровно в шесть начали подтягиваться соседи. Это неплохо, значит, дети и вправду хотят прийти. Рони любят — это написано на их физиономиях. Надувные Головы.

На вечеринку остались и взрослые — несколько родительских пар, в основном их с Мисси друзья. Гэри исправно исполнял роль бармена, а Мисси организовывала детям разного рода игры: прятки, жмурки, колечко… Все развлекались кто как мог. Он взглянул на Рони: она вертелась волчком.

Гэри утешался одной фантазией: он воображал себе, что по очереди убивает всех присутствующих на дне рождения детей. Или еще лучше на Пасху, когда дети катают пасхальные яйца… Мечтая, он чувствовал себя лучше.

Глава 37

Оштукатуренный кирпичный двухэтажный домик на озелененном участке окружен машинами — джипы, фургоны и прочие виды семейных автомобилей, характерных для жителей предместий.

— Не может быть, чтобы это был его дом, — заявил Сэмпсон, когда мы припарковались. — Здесь живет какой-нибудь Джимми Стюарт. Нелюдь не может тут жить.

Мы вроде бы разыскали Гэри Сонеджи, и все же что-то не вязалось — не будет такой монстр жить в таком ухоженном пряничном домишке на самой уютной улице Уилмингтона. Менее чем сутки назад мы побеседовали с миссис Скотт, затем вышли на фирму отопительных приборов «Атлантика» в Уилмингтоне и сформировали новую Группу по спасению заложников.

Все окна в домике были ярко освещены, одновременно с нами подъехал грузовичок, развозящий по домам заказанную пиццу. Оттуда вылез долговязый блондинчик с четырьмя коробками на вытянутых руках и подскочил к двери. Получив деньги, он впорхнул обратно в кабину, и грузовичок исчез. Я занервничал из-за того, что домик оказался таким симпатичным и стоял в очаровательном месте. Я страшился последствий: ведь Сонеджи до сих пор удавалось опережать нас.

— Ну, ребята, вперед! — скомандовал я агенту Скорсе и остальным. — Вот они, врата ада.

Мы рванули вдевятером — Скорсе, Рейли, Крейг, еще пара фэбээровцев, мы с Сэмпсоном, Джеб Клепнер и Джеззи Фланаган. Вооруженные, в пуленепробиваемых жилетах, мы хотели покончить с ним здесь и сейчас.

Агент Скорсе и я прошли через кухню, позади — Сэмпсон, нисколько не похожий на соседского папашу, чуток запоздавшего на праздник.

— Кто вы такие? Что происходит? — завопила женщина, возившаяся у стола.

— Где Гэри Мерфи? — громко спросил я, одновременно демонстрируя удостоверение. — Детектив Алекс Кросс, полиция. Мы здесь в связи с делом о похищении Мэгги Роуз Данн.

— Гэри в столовой, — дрожащим голосом проговорила вторая женщина с миксером в руках. — Вон там.

Мы пробежали по коридору, стены которого были увешаны семейными фотографиями. В углу лежала груда нераспечатанных подарков. А у нас — наготове заряженные револьверы. Жуткий момент: перепуганные дети, остолбеневшие родители. Столько невинных людей, подумалось мне, в точности как в Парке Диснея и в Вашингтонской частной школе.

Гэри Сонеджи в столовой не было — там мы обнаружили лишь копов, ребятишек в бумажных колпаках, надетых по случаю дня рождения, собак и кошек, взятых с собой в гости, и родителей с раскрытыми от изумления ртами. Чей-то папаша наконец выговорил:

— Кажется, Гэри поднялся наверх… Но что происходит? Что, черт возьми, случилось?

Но Крейг и Рейли уже с грохотом спускались по лестнице.

— Наверху пусто! — проревел Рейли.

— А мистер Мерфи пошел в подвал! — вдруг пропищал один малыш. — А что он сделал?

Мы — Скорсе, Рейли и я — кинулись в кухню, откуда был выход в подвал, а Сэмпсон снова рванул наверх для повторной проверки. Разумеется, оба подвальных помещения оказались пусты, но там мы обнаружили дверь на улицу, запертую снаружи. Через пару минут сверху скатился Сэмпсон:

— Там его нет, я все проверил.

Гэри Сонеджи снова как сквозь землю провалился.

Глава 38

«Итак — очко в мою пользу. Произведем рокировку — сыграем в прятки». Так думал на бегу Гэри Сонеджи.

План бегства он разработал еще лет в пятнадцать, зная, что когда-нибудь эти так называемые власти придут за ним. Мысленно побег проделывался уже неоднократно. Неизвестно было лишь когда и за что — за какое именно преступление.

И вот они здесь — на Центральной авеню в Уилмингтоне. Конец охоты на человека? Или начало?

С той самой минуты, когда Гэри увидел полицию у своего дома, он действовал автоматически, как запрограммированная машина. Ему почти не верилось, что увлекательная игра воображения наконец стала явью. Да, сбываются мечты, если ты душою молод!

Он спокойно расплатился с пареньком, доставившим пиццу, и покинул дом через подвал, откуда пробрался в гараж через незаметную боковую дверцу, предусмотрительно заперев ее за собой. Еще одна дверка вела во двор Дуайеров — ею он и воспользовался. На крыльце валялись зимние ботинки Джимми Дуайера. Кругом — снег. Он прихватил их с собой. У дома Дуайеров он секунду помедлил: а не позволить ли им прямо сейчас схватить себя? Как Бруно Хауптманна в деле Линдберга? Идея понравилась. Но нет: рано. Не здесь, не сейчас.

Он промчался по узкой замусоренной тропке между домами, которой пользовались только дети, по сорнякам и жестянкам из-под содовой. Он чувствовал себя так, будто обладает туннельным зрением. Это из-за страха, ощущавшегося каждой клеточкой тела. Да, Гэри боялся: это следует признать. Выброс адреналина — уж такая это штука.

Пробираясь задними дворами, он миновал Центральную авеню и углубился в заросли парка, не встретив по пути ни души. Лишь раз, оглянувшись, он заметил копов, суетившихся возле его дома. Вон толкутся здоровенные кафры Кросс и Сэмпсон, и ФБР во все своем величии. Облава ведется по всем правилам.

Он помчался к станции метро, в четырех кварталах от дома. Это — лазейка во внешний мир, путь в Нью-Йорк, Вашингтон, куда угодно… Он добежит за десять минут — ведь он в отличной форме: сильные руки и ноги, плоский спортивный живот.

У станции всегда стоял наготове старенький «фольксваген» — надежный спутник юности, можно сказать, свидетель всех преступлений. Последнее время он ездил на нем лишь столько, сколько требовалось для зарядки аккумулятора. Настало время игр и развлечений: Сын Линдберга снова вышел на большую дорогу.

Глава 39

Близился двенадцатый час ночи, а мы все торчали в доме Мерфи. На улице, за ярко-желтыми веревками, которыми оцепили дом, топтались журналисты и пара сотен знакомых и соседей со всего Уилмингтона. В городке отродясь не бывало более тревожной ночи.

Мы организовали облаву вдоль всего восточного побережья и на западе, в Пенсильвании и Огайо. Казалось невероятным, чтобы Гэри Сонеджи-Мерфи удалось ускользнуть во второй раз. Не верилось, что он умудрился спланировать и этот побег так же, как в Вашингтоне.

Все дело в том, что один из малышей на празднике заметил полицейскую машину, проезжавшую мимо дома за минуту до нашего прибытия, и случайно обратил на нее внимание мистера Мерфи. И тот смылся — благодаря простому везению. Мы опоздали всего на несколько минут!

Мы с Сэмпсоном более часа допрашивали Мисси Мерфи, в надежде хоть что-то узнать о настоящем Сонеджи-Мерфи.

Мисси была такой же, как матери ребятишек в Вашингтонской частной школе: малость полновата, но симпатичная. Светлые волосы уложены в озорную прическу, в противовес строгому наряду — темно-синей юбке и белой блузке.

— Вижу, что вы не верите, но уж я-то хорошо знаю Гэри, знаю, что он из себя представляет, — убеждала она. — Он не похититель!

Разговаривая, она беспрерывно курила, только этим выдавая свою тревогу и боль. Мы сидели на чистой и опрятной, невзирая на празднество, кухне. Я заметил кулинарные книги Бетти Крокер, брошюры о вкусной и здоровой пище и томик «Медитация для слишком занятых женщин». На холодильнике — снимок Гэри Сонеджи-Мерфи в плавках: типичный американский папаша.

— Гэри — абсолютно не агрессивный человек, — поясняла Мисси Мерфи, — он даже не в состоянии наказать Рони.

Это заинтересовало меня: его модель поведения в точности совпадает с моделью социопатов. Некогда я занимался темой «Социопаты и их отношение к собственным детям». Дело в том, что таким людям обычно трудно наказывать собственных детей.

— Он объяснял вам, почему ему трудно наказывать дочку?

— У него было несчастливое детство, и для Рони он хотел лишь самого лучшего. Он понимает, что это — компенсация. У него светлая голова. Если б он хотел, давно имел бы степень по математике.

— А Гэри вырос здесь, в Уилмингтоне? — мягко поинтересовался Сэмпсон. Он умеет беседовать с женщинами любезно и просто.

— Нет, в Принстоне, Нью-Джерси. Он там жил до пятнадцати лет.

Быстро взглянув на меня, Сэмпсон сделал пометку в блокноте. Принстон совсем рядом с Хоупвеллом, где в тридцатые годы похитили маленького Линдберга. Мы до сих пор не поняли, почему Сонеджи подписывает свои послания «Сын Линдберга».

— А его семья все еще живет в Принстоне? Нельзя ли с ними связаться? — спросил я.

— Никого из семьи не осталось. У них случился пожар, и все — отец, мачеха и брат с сестрой — погибли. А Гэри в это время был в школе.

Здесь нужно тщательно разобраться. На секунду я задумался: что такое пожар в доме, где живет неуравновешенный юноша? Снова погибшая, истребленная семья — не это ли истинная цель Гэри Сонеджи-Мерфи? Хорошо, а Вивиан Ким? Ее он убил просто в качестве демонстрации своих возможностей?

— Вы знали кого-нибудь из членов семьи? — вновь задал я вопрос.

— Нет, они погибли еще до нашего знакомства. Мы встретились уже на последних курсах колледжа, в Делавэре.

— А что рассказывал муж о жизни в Принстоне?

— Да почти ничего, он очень скрытный. Знаю только, что Мерфи жили далеко, в нескольких милях от города, и ближайшие соседи были в двух-трех милях от них. До школы у Гэри даже не было друзей. Да и там его не всегда принимали в компанию, уж очень он робкий.

— Вы упомянули о брате и сестре…

— Это были сводные брат и сестра. Они составляли часть его проблем — Гэри не был с ними близок.

— А он никогда не говорил о похищении сына Линдберга? Не читал книг об этом деле? — гнул свою линию Сэмпсон.

— Нет, насколько мне известно, — мотнула головой Мисси Мерфи. — В подвале есть комната с его книгами — можете взглянуть.

— Обязательно! — отозвался Сэмпсон. Я почувствовал облегчение: наконец-то мы напали на материал, с которым можно работать. До этого не было ничего или почти ничего.

— А его настоящая мать жива? — спросил я.

— Не знаю, Гэри вообще не говорил о ней, просто обходил эту тему.

— А о мачехе?

— Он ее не любил. Видно, она слишком много внимания уделяла собственным детям. Он звал ее «Вавилонская блудница» — кажется, она из Западного Вавилона в Нью-Йорке, это где-то на Лонг-Айленде.

Много месяцев мы вообще не имели информации, а теперь я не успевал формулировать вопросы. Все услышанное требовало дальнейших расспросов. Напрашивалась мысль: а говорил ли вообще Сонеджи правду своей жене? Был ли он вообще способен говорить правду?

— Миссис Мерфи, у вас есть предположения, куда он мог направиться?

— Что-то напугало Гэри. Может быть, это связано с его работой или с моим братом — он ведь его босс. Не могу представить, чтобы он поехал домой в Нью-Джерси, но всякое возможно. Он такой импульсивный…

К нам в кухню заглянул Маркус Коннор, агент ФБР:

— Нельзя ли на минутку вас обоих? Извините, только одно мгновенье, — любезно обратился он к миссис Мерфи.

Он повел нас в подвал, где уже дожидались Джерри Скорсе, Рейли и Кайл Крейг. В руках у Скорсе была пара толстых носков «Фидо Дидо» — я узнал их по описанию родителей Мэгги и по визиту в комнату девочки, где подробно изучил все ее наряды и безделушки.

— Ну, Алекс, что ты об этом думаешь? — спросил Скорсе. Он всегда интересовался моим мнением, когда дело принимало странный оборот.

— То же, что и о розовой тапочке, найденной близ Вашингтона. Это оставлено для нас. Он ведет игру и хочет, чтобы мы поиграли с ним.

Глава 40

Старый отель «Дюпон» в Уилмингтоне — удобное пристанище для кратковременного отдыха, с тихим приятным баром, где мы с Сэмпсоном вознамерились немного выпить в тишине. Мы рассчитывали, что останемся в одиночестве, но обнаружили здесь же Джеззи Фланаган, Клепнера и других агентов, собиравшихся пропустить стаканчик на сон грядущий.

Упустив Сонеджи-Мерфи, мы все ощущали усталость и разочарование, посему за короткое время было выпито немало крепких напитков. Настроение восстановилось, возникли добрые чувства по отношению к партнерам: мы стали «командой». Мы пошумели, поиграли в покер и учинили в тихом местечке небольшой кавардак. Подобревший Сэмпсон пообщался с Джеззи Фланаган и пришел к выводу, что она — классный коп. Отведя душу, мы разбрелись по этажам в поисках своих комнат. Джеззи, я и Джеб Клепнер поднимались наверх по устланным толстым ковром ступеням. В четверть третьего утра в «Дюпоне» стояла тишина, как в склепе: движение по центральной магистрали Уилмингтона еще не началось.

На втором этаже Клепнер отстал от нас.

— Сейчас поищу по телику какую-нибудь порнуху — очень помогает уснуть, — поделился он ближайшими планами.

— Приятных сновидений, — попрощалась Джеззи. — До встречи в фойе в семь утра.

Зевая, Клепнер побрел по коридору, а мы с Джеззи поднялись на следующий этаж. Стояла такая тишина, что слышалось даже потрескивание реле светофора на улице, когда он переключался с зеленого на желтый.

— Я все еще напряжен, как пружина, — пожаловался я. — Все время передо мной стоит Сонеджи-Мерфи, един в двух лицах, как две фотографии.

— И я в напряжении… Так уж мы устроены. А что бы ты делал, если б был сейчас дома?

— Пошел бы на террасу побренчать на рояле. Перебудил бы блюзами соседей.

Джеззи расхохоталась:

— А давай вернемся в зал — я там заметила старенькое пианино. Наверное, играл кто-то из Дюпонов. Ты побренчишь, а я еще выпью.

— Бармен смылся через десять секунд после нас. Уже дрыхнет дома.

На третьем этаже коридор заворачивал. Мы остановились под вычурными цифрами и стрелками, указывавшими постояльцам нужное направление. Около некоторых дверей была выставлена обувь, чтобы ее вычистили к утру.

— Я в триста одиннадцатом. — Джеззи вытащила из кармана ключ.

— А я — в триста тридцать четвертом… Ну, пора спать. Утром все начнется сначала.

Джеззи улыбнулась и заглянула мне в глаза. Впервые вышло так, что мы обошлись без слов. Я обнял ее и легонько прижал к себе. Мы целовались, стоя в гостиничном коридоре. Давно я никого не целовал таким образом. Правда, я не помню, кто из нас первый начал.

— Ты прекрасна, — прошептал я, как только наши губы разомкнулись. Эти слова пришли сами собой. Не комплимент, а чистая правда.

Джеззи с улыбкой покачала головой:

— У меня губы слишком большие и пухлые, будто в детстве уронили вниз лицом. А ты симпатичный. Похож на Мохаммеда Али.

— Ага, вылитый. После того, как его долго били по морде.

— Ну, может, самую малость — чтоб характер проявился. Нужное количество тычков. И улыбка у тебя славная. Улыбнись мне, Алекс.

Я снова поцеловал эти пухлые губки: по-моему, как раз то, что надо.

Существует множество мифов о стремлении чернокожих мужчин овладеть белой женщиной и о некоторых белых женщинах, которые не отказались бы от подобного опыта. Но Джеззи Фланаган — просто умная, прекрасная, во всех смыслах желанная женщина. С ней хорошо общаться и просто быть рядом. И вот мы стоим, обнявшись, в три часа утра. Конечно, было выпито лишнее, но не много. И мифы тут ни при чем: просто два одиноких человека в чужом городе, в тяжелую для обоих ночь.

Именно тогда мне хотелось, чтобы кто-то поддержал, обнял меня. Думаю, то же испытывала Джеззи. Она смотрела на меня спокойно и нежно, лишь иногда в глубине зрачков просвечивал какой-то холодок. В уголках глаз краснела тонкая сеточка лопнувших сосудиков, свидетельствовавшая о сильном утомлении. Может быть, перед ней тоже все еще маячил Сонеджи-Мерфи… Он был почти у нас в руках, мы опоздали буквально на полшага…

Я никогда не надеялся так близко увидеть лицо Джеззи, провести пальцем по гладкой нежной коже щеки. У нее шелковистые на ощупь волосы, а духи напоминают запах полевых цветов. Но промелькнула мысль: не начинай того, что не сможешь довести до конца.

— Ну, Алекс, — Джеззи подняла одну бровь, — что, неразрешимая проблема?

— Только не для таких гениальных копов, как мы с тобой.

Мы повернули налево и двинулись к триста одиннадцатому номеру.

— А может, следует еще подумать? — на всякий случай предложил я.

— А может, я уже подумала, — шепнула в ответ Джеззи.

Глава 41

Гэри Сонеджи-Мерфи вышел из мотеля в Рестоне, штат Вирджиния, в полвторого ночи, ловя в стеклянной двери свое отражение. Оттуда на него глядел новый Гэри — сегодняшний: пышный черный парик, кудрявая борода, пыльный фермерский комбинезон. Уж он-то сумеет разыграть эту роль — подладиться под их дурацкий тягучий говорок. Сможет столько, сколько нужно, а это не так долго. Ну, не зевайте, ребята!

Гэри забрался в свой старенький «фольксваген», трепеща от напряжения. Эту часть плана он обожал больше жизни, впрочем, он уже не разделял фантазии и реальность. Да, наступает самое смелое приключение, воистину, высший пилотаж.

Что со мной такое, думалось ему, неужели я волнуюсь из-за того, что меня ловит эта свора копов и фиберов со всей Америки? Или из-за того, что я похитил этих двух богатых выродков и один откинул копыта? Или из-за Мэгги Роуз? Нет-нет, о ней и о том, что с ней случилось, лучше не думать…

Темнота постепенно сменилась серым бархатом рассвета. Он с трудом подавил желание со всей силы нажать на газ и не отпускать педаль. Когда он проезжал Джонстаун в Пенсильвании, замелькали первые оранжевые блики утра. Здесь он остановился у кафетерия размять ноги и полюбоваться своим отражением в боковом зеркальце «фольксвагена». Оттуда на него глядел совсем другой Гэри: грубый сельский увалень с походкой ковбоя, которого лягнула лошадь. Он все время сует руки в карманы или заправляет большие пальцы за ремень, расчесывает пятерней патлы и плюет куда попало.

Он хлебнул в кафетерии кофе, хотя, возможно, этого делать не стоило, и съел маковую булку с двойной порцией масла. Утренних газет пока не было.

Его обслуживала тупая идиотка, которой так и хотелось засветить в глаз. В течение пяти минут он фантазировал, как выволакивает ее на середину этой вонючей забегаловки. Сними-ка, дорогая, свою эту форменную белую блузку. Спусти до пояса. О’кей, придется убить тебя. А может, и нет. Ну-ка, поговори со мной по-хорошему, попроси. Тебе сколько — двадцать, двадцать один? Это твой главный аргумент. Скажи: я слишком молода, чтобы умереть в этой грязной дыре.

В конце концов, Гэри оставил ее в живых. Любопытно, что девчонка и не подозревала, что находилась на краю гибели.

— Счастливо, приходите еще! — приветливо попрощалась она.

— Лучше не надо.

Проезжая по Двадцать второму шоссе, Сонеджи-Мерфи позволил себе дойти до такой степени бешенства, до какой он давно не доходил. Хватит сентиментальничать! На него не обращают внимания, как он того заслуживает, — так вот вам! Эти болваны и бездельники воображают, что смогут остановить его? Поймать? И показать по телевизору? Ну, он им покажет, что такое настоящее величие! Пора, пора устроить то, чего никто от него не ждет.

Добравшись до Уилкинсбурга, Гэри остановился у первого же «Макдональдса». Ведь все детишки любят «Макдональдс» — обожают еду, веселье и толпежник. Все идет по расписанию — по действиям Плохого Мальчишки можно часы сверять.

Подошло время ленча, поэтому у дверей «Макдональдса» была обычная суета и столпотворение. Они погрязли в своей ежедневной рутине и дурацких развлечениях типа глотания мерзких бутербродов и жирной картошки. Как там, в той старой песне Хутеров — обо всех американских зомби? «Все они зомби. И ходят как зомби…» Что-то в этом роде — о миллионах зомби, живущих в Америке. Впрочем, цифра здорово преуменьшена.

Неужели только он один живет, согласуясь с собственными потребностями? — недоумевал Мерфи. Похоже, именно так оно и было. Только он один таков, по крайней мере, себе подобных он не встречал.

Гэри завернул в обеденный зал, где пожирались триллионы биг-маков, где сновали тупицы в униформах и слонялись табуны мамаш с отвислыми грудями. Пошлые наседки с прожорливыми выродками. Торчало там и шестифутовое изваяние Рональда Макдональда из черствого теста. Ну и денек — рандеву Рональда Макдональда с мистером Чипсом!

Заплатив за две чашки кофе, Гэри протиснулся сквозь толпу. Он ощущал сильнейший прилив крови к голове и шее, казалось, что голова вот-вот лопнет. Он вспотел, в горле пересохло.

— Вам плохо, сэр? — поинтересовалась девица за кассой.

У него и в мыслях не было удостоить ее ответом. Это вы мне? Роберту Де Ниро? Он, без сомнения, новый Де Ниро, только еще лучший актер. Его амплуа шире. Де Ниро, Хоффман, Пачино — никто из них не рисковал и не напрягался по-настоящему.

Эти мысли и ощущения набросились на него с какой-то разрушающей силой. Он как будто дрейфовал в океане отдельных частиц, фотонов и нейтронов… Если бы эти люди хоть на секундочку оказались на его месте, они были бы поражены…

Отходя от прилавка, он нарочно толкал публику.

— Ах, извините, — съехидничал он в очередной раз, пнув кого-то в бедро.

— Эй, мистер, поосторожнее! — предупредил обиженный.

— Сам будь поосторожнее, ты, козел! — заорал Сонеджи-Мерфи на ошарашенного лысого господина. — Что с тобой сделать, чтобы научить вести себя в обществе? Башку продырявить?

Он заглотнул обе чашки кофе, пока шел сквозь ресторан. Да, именно сквозь — сквозь толпу, сквозь столы, сквозь стены. Он все пройдет насквозь, если захочет по-настоящему. Неспешно Гэри Сонеджи-Мерфи достал из-под ветровки револьвер с коротким дулом. Вот оно: начало пробуждения Америки. Представление для мамаш с детками. Все уставились на него как завороженные. Оружие — вот это они понимают.

— Эй вы, недоумки гребаные! — заорал он на весь ресторан. — Просыпайтесь, подходите! Вот вам кофе горячий! Вот вам! А ну, нюхни!

— Смотрите, у него пистолет! — изумился один умник, держа в руке истекающий соком биг-мак. Странно, что он умудрился что-то разглядеть сквозь жирный столовский туман.

С поднятым пистолетом Гэри обратился к залу:

— Никому не выходить! Проснулись все? Врубились? Готовы теперь? — выкрикивал он. — Слушайте меня! Смотреть всем сюда!

Гэри выстрелил прямо в жующую физиономию одного из клиентов. Тот успел дотронуться до головы и тяжело скатился со стула. Наконец-то он привлек всеобщее внимание. Вот настоящая жизнь с настоящими пулями и пистолетом!

Какая-то негритянка с визгом кинулась бежать. Сонеджи уложил ее ударом рукоятки по голове. Отлично, хладнокровный жест! В стиле Стивена Сигала.

— Я — Гэри Сонеджи! Собственной персоной! Это не сон и не бред! Вы присутствуете при явлении величайшего в мире похитителя детей! Бесплатный спектакль! Торопитесь! Смотрите внимательно — авось научитесь чему-нибудь. Гэри многое видел и много знает, уж поверьте.

Он медленно допил остатки кофе, наблюдая поверх края чашки, как дрожат любители пообедать на скорую руку, затем внушительно объявил:

— Итак — налицо чрезвычайно опасная ситуация, захват заложников. Похищен Рональд Макдональд! Теперь, господа, вы сделались частью истории.

Глава 42

Местные патрульные Мик Фескоу и Бобби Хатфилд как раз намеревались войти в «Макдональдс», когда из зала донеслись выстрелы. Пальба? Днем? В «Макдональдсе»? Что за черт?

Фескоу — высокий увалень лет сорока четырех, Хатфилд моложе лет на двадцать и служит всего один год. Несмотря на разницу в возрасте, они быстро сблизились на почве черного юмора и даже стали закадычными друзьями.

— Боже милостивый, — прошептал Хатфилд, слушая треск выстрелов. Он быстро занял недавно освоенную позицию для стрельбы, которую пока еще не доводилось использовать вне тира.

— Послушай, Бобби, — обратился к нему Фескоу.

— Да?

— Иди к тому выходу, — он указал на дверь возле прилавков, — а я слева зайду. Без меня не начинай действовать: жди, пока не подойду к нему близко. Тогда стреляй, если он никем не прикроется. Не думай ни о чем, просто жми на курок, ладно, Бобби?

— Понял, — кивнул Хатфилд.

Они быстро разошлись. Обежав здание ресторана кругом, Мик Фескоу остановился отдышаться. С силой вжимаясь в кирпичную стену, он ругал себя, что снова не в форме. Давно пора худеть: чуть-чуть пробежался — и вот одышка с легким головокружением. Это сочетание совершенно ни к чему, когда ведешь игру вот с таким подонком. Он приник к стеклянной двери, слушая, что там выкрикивает психопат. Странно, этот шиз движется как заводной, такие резкие рассчитанные движения… И голос странно высокий — все время срывается на мальчишеский фальцет.

— Я — Гэри Сонеджи! Усекли? Я — ТОТ САМЫЙ! Вы, ребята, как говорится, нашли меня. Вы тут все — великие герои.

Возможно ли такое, мысленно изумился Фескоу, чтобы здесь, в Уилкинсбурге, и вдруг — Сонеджи? Кто бы он ни был — в руках у него оружие. Один уже убит — вон мужчина лежит без движения, раскинув руки.

Раздался еще один выстрел, и сразу вслед за ним — крики ужаса.

— Надо что-то делать! — крикнул ему мужчина в светло-зеленой парке.

— Это ты мне говоришь, — пробормотал Мик Фескоу. Люди очень смело распоряжаются жизнью копов. Сперва вы, командир, ну, валяйте. Ведь это вы рискуете жизнью за двадцать пять сотен в месяц.

Не без усилий справившись с дыханием, Мик помолился и устремился прямо в двери. Преступника он увидел сразу же: тот резко развернулся к нему, как будто только этого и ждал. Словно это было запланировано заранее.

— Бууум!!! — выкрикнул Гэри Сонеджи, нажимая на спуск.

Глава 43

Той ночью мы все проспали не более двух часов, а некоторые и того меньше. Алкогольные пары сразу же выветрились еще во время поездки по Двадцать второму шоссе. Гэри Сонеджи уже несколько раз «обнаруживали» южнее.

За короткий срок он стал пугалом для американцев и, насколько я понимаю, наслаждался этой ролью.

Мы, то есть Джеззи Фланаган, Джеб Клепнер, Сэмпсон и я, ехали в голубом микроавтобусе. Сэмпсон дремал, а я торчал за баранкой. Примерно в полдень, когда мы катили через Муррисвилль в Пенсильвании, по радио передали срочный вызов:

— Внимание всем подразделениям! Открыта беспорядочная стрельба! Человек, называющий себя Гэри Сонеджи, уже застрелил двоих в «Макдональдсе» Уилкинсбурга! Он захватил примерно шестьдесят заложников и держит их в ресторане!

Меньше чем через полчаса мы принеслись в Уилкинсбург. Сэмпсон с отвращением качал головой:

— Умеет же подонок всем кайф поломать…

— Может, он ищет способ самоубийства? Сейчас подходящее время дня? — добивалась Джеззи Фланаган.

— Все в его духе — посмотрите: кругом масса детей. То же, что было в Парке Диснея, в школе, — пояснил я, — теперь он выбрал «Макдональдс».

Крыши напротив «Макдональдса» заняли полицейские и военные снайперы, нацелив свои дальнобойные винтовки на позолоченные арки, украшающие фасад ресторана.

— Напоминает бойню в «Макдональдсе» — помните, несколько лет назад, в Южной Калифорнии, — обратился я к Сэмпсону и Джеззи.

— Не сравнивай, даже в шутку, — прошептала она.

Кругом торчали фургоны телекомпаний всевозможных каналов, снимая на пленку все, что двигалось и разговаривало. Плохо дело: намечалось явное сходство с бойней в Калифорнии, где некто по имени Джеймс Хьюберти в таком же «Макдональдсе» укокошил двадцать человек. Может, Сонеджи-Мерфи напоминает нам об этом?

Подбежал начальник подразделения ФБР Кайл Крейг, который был в уилмингтонском доме Мерфи:

— Мы не уверены, что это он! Этот тип одет как фермер, у него борода и темные волосы. Говорит, что он Сонеджи, но может, какой другой придурок…

— Дайте мне взглянуть. Там, во Флориде, он позвал именно меня. Ему известно, что я психолог. Может, удастся с ним договориться.

Не дождавшись ответа, я двинулся прямиком к ресторану. Протиснувшись между солдатами и местными копами, я продемонстрировал свой жетон и пояснил, что прибыл из Вашингтона. Из «Макдональдса» не доносилось ни звука. Нужно уговорить его взглянуть на ситуацию реалистически, чтобы обойтись без самоубийства и беспорядочной стрельбы.

— Он говорит разумно, речь связная? — обратился я к молодому патрульному. Глаза юноши блестели от слез.

— Он стрелял в моего напарника! Боже мой, он его убил! Боюсь, что убил.

— Мы войдем туда и окажем твоему напарнику помощь. Так он говорит осмысленно или нет? Есть логика в его речи?

— Он называет себя главным похитителем из округа Колумбия, гордится этим. Хвастается, кричит, что станет знаменитостью.

Внутри «Макдональдса» под контролем вооруженного преступника — шестьдесят или более человек. Там, внутри, тишина. Сонеджи ли это? Пока все сходится. Детишки и их мамы. Захват заложников. Я вспомнил портреты в ванной. Он хочет, чтобы страдающие от одиночества подростки повесили на стену его изображение…

— Сонеджи! — позвал я. — Вы — Гэри Сонеджи?

— Кто, черт возьми? Кто задал вопрос? — крикнули изнутри.

— Я — детектив Алекс Кросс из Вашингтона. Мне кажется, вы знакомы с последним указом о проведении операций по освобождению заложников. Мы не станем церемониться. Вам известно, что произойдет дальше.

— Мне известны все правила, детектив Кросс. Это ведь общедоступная информация! Но правила не везде применимы! — закричал Гэри Сонеджи. — Мне они не подходят! Я — исключение!

— Вполне подходят, — твердо ответил я. — Можете поспорить на свою жизнь!

— Вы имеете в виду — на жизнь всех этих людей, детектив? Я знаю другое правило: сначала — женщины и дети! Поняли меня? Женщины и дети будут у меня первыми!

Мне совсем не понравились ни речь, ни голос, которым он это сказал. Нужно дать понять, что ему не уйти ни при каких обстоятельствах. Переговоров не будет — если он откроет стрельбу, мы тут же его уложим. Я быстро припомнил похожие ситуации. Но Сонеджи — особо сложный случай: умен и, судя по голосу, ему нечего терять.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, включая вас, — четким сильным голосом выкрикнул я, чувствуя, как по телу ползет липкий холодный пот.

— Очень трогательно. Я страшно взволнован. Прямо-таки сердце замерло.

Разговор в спешке приобрел какой-то бытовой характер.

— Вы ведь понимаете, о чем речь, Гэри. — Я старался быть мягким, словно передо мной напуганный тревожный пациент.

— Ну конечно, Алекс.

— Здесь очень много вооруженных людей. Если их спровоцировать, они выйдут из-под контроля. Я ничем не смогу помочь, и вы тоже. Случится беда. Мы этого не хотим.

Внутри вновь воцарилась тишина. В голове стучала мысль, что если Сонеджи настроен на самоубийство, то проделает это прямо здесь. Устроит последний фейерверк своей славы. И мы так и не узнаем причин его поведения. И не узнаем, что случилось с Мэгги Роуз Данн.

— Алло, детектив Кросс!

Он стоял в дверях всего в полуметре от меня. Он шел прямо ко мне, но тут с крыши раздался выстрел. Сонеджи схватился за плечо: снайпер задел его. Я прыгнул и схватил его в охапку, со всей силы толкнув его плечом в грудь. Думаю, сам Лоуренс Тейлор не совершал таких прыжков, перехватывая мяч. Падая на бетон, мы оба ушиблись. Теперь я не допущу, чтобы его убили. Мне нужно узнать у него, где Мэгги Роуз.

Когда я прижал его к земле, он взглянул мне в лицо. Мы оба вымазались в его крови.

— Благодарю за спасение моей жизни, детектив Кросс. Когда-нибудь я вас за это прикончу, — пообещал он.