Языческий календарь. Миф, обряд, образ

О ДУХЕ ТОЧКИ

ОПИСАНИЕ ТОЧКИ

Бельтан — второй по значимости кельтский сакральный праздник, один из четырех Огненных Праздников, знаменующий собой конец весны и начало лета. Бог Бельтана у кельтов — это Бел, Божество солнечного огня, Беленое галлов — современников Цезаря, Бальдор скандинавов и наш Ярило. В равной степени праздник присутствует у всех европейских народов.

Смысл Бельтана у всех европейских народов — всеобщее торжество и полная победа Весны и Жизни, это праздник Юности и праздник Юных. Главное здесь — общая для всех радость о воскресении (или сотворении) мира. Боги, которых призывали и ждали, наконец пришли.

Бельтан — праздник «хаоса и размножения», самый сексуальный праздник года, знаменующий глобальное оплодотворение Земли силами Огня и Солнца. Грейвс в «Белой Богине» пишет: «Месяц (ивы. — Примеч. авторов) начинался 15 апреля и заканчивался 12 мая, и первый день мая, известный оргиастическим праздником и обладающей колдовской силой росой, приходился на его середину».

Отчасти отголоском этих буйных огненных обрядов и ночных мистерий–ряжений являются «игрища межю селы», славянские купальские оргии, которые — по личному мнению авторов — сохранив свое значение, сместились по времени на более позднюю сильную точку. Во всяком случае, устроение наиболее массового и заметного Праздника Любви не жарким летом, а на Бельтан выглядит значительно уместнее — на Бельтан подобные игрища носят гораздо более светлый и праздничный характер, когда молодые (да и зрелые!) парни и девы отождествляют себя с проснувшейся и активно оплодотворяющейся землёй. На Летнее Солнцестояние, праздник Тризны по умирающему году, оргия будет носить значительно более темный характер, но и женская магия у славян в чем‑то будет потемнее кельтской, даром что хуже известна…

У кельтов и германских народов начало празднования Бельтана приходится на ночь 30 апреля, Майская ночь в Британии или Вальпургиева ночь у германских народов — центральный ведьминский шабаш года, еще более опасный для смертных, чем сумрачный Самайн. Ночное празднование знаменуется магическими действиями, связанными с очищением и приобщением к магическим силам точки; дневное празднование — веселые гулянки и хороводы вокруг Майского Древа, или Шеста. Праздничные традиции сельского населения Европы были принесены в города рабочими с началом индустриальной революции, и сельские майские праздники потихоньку преобразовались в современные социалистические Майские Дни (маёвки), флаги, транспаранты и бумажные цветы которых перекликаются с украшением домов сельских жителей флагами, цветами и лентами в канун Майского Дня.

Вторая составляющая Бельтана, тесно связанная с первой, — праздник Земли, торжество окончательного преодоления зимнего холода и мрака, выход из весеннего безвременья. Всеобщее цветение, выгон скота из тесных хлевов на покрывающийся зеленью простор, готовность обработанной Земли принять семя. Это значение, в котором не столь явственно проявляется буйный языческий дух, было сохранено и в традициях христианского времени, встроившись в переходящий пасхальный цикл.

В том, что при этом наиболее светлый праздник года оказался связан с ночным светилом, нам видится не одно лишь коварство «отцов церкви», но и некоторое сакральное значение, связанное с определенным, но пока не вполне понятным нам значением силы Луны. Пасхальное торжество в западной церкви празднуется на полной или слегка убывающей Луне, в восточных церквах — на неделю позже. Пасхальная мистерия Европы на Бельтан является отголоском древних торжеств Воскресения Мира. Для этих праздников характерно сочетание полной мощи Луны (Торжество Богини) и возрастающей силы Солнца (День Ночь превозмог) — во время Бельтана Солнце восходит на час раньше и заходит на час позже, чем в день Весеннего Равноденствия.

Для народа, оставившего нам само название праздника, Бельтан был праздником королей, началом цикла, торжеством обновления сакральной мощи самой ирландской земли и ее верховного правителя. Все более или менее славные люди всех пяти королевств собирались на Бельтан во дворце верховного владыки, а люди попроще — в священных лесах близ своего обиталища. В сакральном центре Ирландии — Уснехе — возжигался «огонь короля», от которого зажигались огни по всей стране. Никто другой не мог возжечь огня прежде королевского. Первым, кто зажег свой огонь без позволения Верховного короля и остался жив после этого, был святой Патрик.

В своей статье о Бельтане Максим Фомин дает довольно подробный (разбор этимологии самого названия праздника:

«Пытаясь установить этимологию слова, мы встретили две основные интерпретации. Довольно обстоятельное объяснение мы встречаем в следующем фрагменте: «Бэлтене (Beltene) — огонь Бэля, т. е. финикийского бога Ваала…

…«В MSН.3.18 библиотеки Тринити Колледжа на стр. 396мы находим объяснение, близкое последнему: «Beltaine. i. bel‑dnne; bel dano ainm do idhal» — «Бэлтайне, т. е. новорожденные Бэля. Бэль также имя идола»: «Is апп dothaissealbtha dune cacha cethra for seilbh Bheil»: «Отдавали Бэлю новорожденных детенышей всех животных во владение [над ними] «. Но писец не уверен в этой этимологии, т. к. он немедленно предлагает другую, которую он помещает в словаре Кормака на другом месте, отличном от процитированного в начале: «Beltine — tune t‑soinmech» — «Бэлтине — счастливый огонь» (9; 6)…

…Другой ученый (Whitley Stokes) считает beltene или beltine составным словом, первый корень которого, очевидно, и. — е. происхождения. Он приближается к санскр. bhalo‑m — «вспышка, раскат, хлопок», которое опало до греч. falos «сияющий», общекельт. *belx‑s. К сожалению, вывод, к которому приходит составитель хроники журнала «Revue Celtique», далеко не удовлетворителен. «Праздник 1–е Мая, называемый в Ирландии Beltene, есть ни что другое, как кельтская форма Римских парилий.

Этот праздник отмечался в Риме на девять дней раньше, чем в Ирландии, — в 11й день майских календ — 21 апреля» (12; 86—87). Попытки отождествления Бэлтайне с его и. — е. близнецами не так уж редки в кельтологической литературе. Например, Дж. Рис пытался уравнять обычаи празднования 1–го мая с Фаргелиями античных Афин, хотя «кельтская дата не вполне совпадала с ее греческим двойником» (5: 518).

Вендрюес, напротив, склонен предполагать другое происхождение слова, а именно:

«Этимология слова, предложенная Д'Арбуа де Жюбанвилем (f), может показаться предпочтительной: сравнивая отглагольное существительное epeltu от глагола at‑bail — умирает (*ess‑ball-), он увидел в Beltaine дериват от простого *beltu, Gen. *beltain «смерть». Это происходит от того же корня, что и guel‑n — «закапывать, убивать», откуда лит. Giltine, имя богини смерти, что, кажется, точно соответствует Beltaine. Отсутствие синкопы в этом последнем слове может дать почву для подозрений, что речь идет о составной tine— «огонь». Эта гипотеза не исключает повторного соотнесения Beltaine с галл. богом Belenos — богом Солнца (е) (16: В-31)».

Широкий разброс мнений, разнообразие доводов — но из массы примеров четко проступают основные архетипы этой сильной точки: Новорождение — Смерть — Огонь.

У славян Бельтан — не одна волшебная ночь, но целая полоса значимых календарных точек, знаменующих очищение, защиту и готовность к зарождению жизни. Эти точки — как и переходящие, встроенные в пасхальный цикл, так и твердо связанные с определенной датой. Среди переходящих точек отметим: окончание Поста — Страстная неделя, постепенное сосредоточение перед грандиозной мистерией обновления мира, Чистый Четверг — очищение дома, баня для себя и отдельно для предков, ночь Воскресения — огненное шествие, бегство нечистых духов, Красная горка — неделя после Воскресения, праздник невест.

Из фиксированных точек самые сильные — Юрий–Ярило, соединяющий благодатный гром и защитные обходы скота, «Земли именины» — обряды, сопровождающие начало сева, наконец — первая встреча русалок — еще дев юных, как сама проснувшаяся Земля, едва осознавших красу свою и мощь, а потому не столь безысходно–погибельных, как на грядущую Купалу…

На широкой Руси, в связи с разницей в природных условиях, основные черты Бельтана в одних землях присущи праздникам начала мая (пасхального цикла), а в других — сместились несколько позднее, на цикл Троицкий, и потому славное имя Русальной недели носит в иных местах Красная горка, первая неделя после Пасхи, когда первая зелень едва пробивается, в иных же — неделя перед Троицей или после нее, 40—50 днями позднее, когда листья и травы достигают полной силы и пышности. Вторые Русалии служат как бы преддверием Купалы, соединяя «девичью» и «женскую» составляющие обрядов, посвященных Богине. Сходные обряды — встреч и проводов русалок — отмечены и на ранние, и на поздние Русалии. На обрядовых различиях двух этих точек мы здесь особо останавливаться не будем, об этом — чуть ниже.

У балтов праздник, соответствующий данной точке, носил название Velykos и был посвящен Велесу, так же как и зеркальный ему осенний Velesis (соответствует Самайну); праздником Velykos заканчивается весенний период veles (духов), стартующий на Весеннее Равноденствие. Дата праздника была плавающей и приходилась на первое воскресенье после весеннего (после Равноденствия) полнолунья; таким образом, после христианизации дата отмечания праздника стала совпадать с праздником Воскресения Христова (Пасха). Период отмечания Velykos — практически вся вторая половина апреля. Литовцы рассматривают праздник не столько как точку, сколько как двухнедельный период, с Вербного воскресенья по Atvelykis (воскресенье после Пасхи). Как и в славянских обычаях, время Velykis было связано с поминанием предков и посещением могил; на этот период приходилось много значимых магических и обрядовых действий, в первую очередь связанных с воскрешением стихий и их почитанием (земли, огня и воды).

В этот же период у балтов попадает так называемый Jore,

праздник, посвященный одноименному богу солнца (сравните с отмеченным в этнографии праздником Ярилы и с его наследником, современным языческим Ярилиным днем, празднуемым чаще всего именно в самых первых числах мая).

По Пеннику, знаком Бельтана служило северное Древо Жизни (Мировое Древо, Великий Ясень) с шестью боковыми ветвями. Символ Жизни и смерти, ось, вокруг которой вращается Мир, — вот смысловая нагрузка этого праздника для кельтских народов.

Говоря о дне сегодняшнем, в своем роде, можно сказать, что Россия, наследовавшая в этом отношении СССР, в настоящий момент является единственной страной, где бельтанский период является государственным праздником…

Для современных же россиян, что в какой‑то степени тоже символично, майские праздники — это воистину время поклонения Земле. Ведь именно в эти дни все жители Центральной России в едином порыве покидают города и спешат на дачи — чистить землю и готовиться к летнему севу. И неважно, что сеют они в лучшем случае картошку и огурцы, а иногда и просто траву и цветы; важен сам принцип, сам факт того, что нечто древнее в эти дни начинает «стучать в их сердце», заставляя, как могут, поклониться Земле…

Более того: нам доподлинно довелось в 2000 году обнаружить в районе Куликова поля в Тульской области святилище, расположенное в священной дубовой роще: камень–чашечник, на который по сию пору собираются на Первомай и Троицу парни и девки со всех окресных деревень. И пусть сегодня основное развлечение у них — водка да гармошка, все же веришь: не одна земля помнит свои праздники [21]…

МИФОЛОГИЯ ТОЧКИ

Важнейший ключ к пониманию одной из основных мифологем Бельтана — это тот факт, что данная точка является «зеркальной» Самаййу и, соответственно, в той же степени характеризуется «открытием границ» между Тем и Этом миром.

В связи с этим, именно в период Бельтана в мир живых могут прийти гости из миров Иных.

Прийти, чтобы биться насмерть…

Именно на Бельтан высадились на берег Ирландии Партолон, а позже — племена Богини Дану. В сборнике «Кельтские мифы», в главе «Боги. Завоевание Ирландии племенами Богини Дану. Война с фирболгами», мы читаем:

«…В первый день Белтайн, что теперь называется Майским днём, пришло в Ирландию племя богини Дану, и пришли дети богини Дану сначала в северо–западную часть Коннахта…»

В другом описании пришествия в Ирландию народа Богини Дану говорится:

«…Приплыли Племена Богини на множестве кораблей, дабы силой отнять Ирландию у Фир Болг. Сожгли они свои корабли, лишь только коснулись земли,… чтобы не в их воле было отступить к ним. Гарь и дым, исходившие от кораблей, окутали тогда ближние земли и небо. С той поры и повелось считать, что появились Племена Богини из дымных облаков…» [22].

В этом сказании не говорится прямо, что новый народ пришел на остров именно на Бельтан. Но сказание сохранило, что пришествие Племен Богини было связано с огнем.

Великие войска собирались в этот день, и зачинались битвы, исход которых менял лик мира, и новые племена сменяли старых хозяев Земли, а старые уходили в свой черед в подземные сиды и на священные острова.

«…На следующий день был назначен сбор войск, поскольку о Калан Май поэты поют так:

Именно в этот день, Калан Май, «Гвин маб Нидд сражается с Гуитиром маб Грайдаулом [23] из‑за любви к Крайддилад, дочери Лид да Ллау Эрайнта, самой величавой девы Острова Придайн и Трех Близлежащих Островов, и биться им до Страшного Суда», пишет один из известнейших современных филологов Николай Толстой в своем «Пришествии Короля». В этот день сражение Красного и Белого Драконов (два воплощенных тотема–покровителя двух великих народов, саксов и кельтов, настоящих и будущих владык острова Британии) наводит ужас на все земли… И опять мы видим мифологему битвы, причем с одной стороны в ней выступает нынешний обладатель земли, вполне земной персонаж, а с другой — Владыка с Той Стороны…

Вспомним, что в старину всякий пришелец, а особенно пришелец из‑за моря, был — в той или иной степени — посланцем Иного Мира.

В той же книге Толстого вот как придворный бард говорит о близости Того и Этого миров на Калан Май:

«…Но Калан Май не только время для того, чтобы плугу погрузиться в борозду, а кукушке куковать с ветки. Не только сынов человеческих охватывает волнение, но и тех, кто не из рода людского. Когда твои юноши и девушки будут плясать на зеленой траве перед твоей крепостью, на горных пастбищах и на лесных лужайках запоет свои колдовские песни и закружится в серебристой пляске Тилвит Тег, Дивный Народ.

Орды Аннона выбираются из своих подземных чертогов. Среди них мер твые, те наши праотцы, чьи подвиги вспоминают в пиршественных залах Тринадцати Королей Севера. Говорят, что они выходят из своих погребальных курганов и временами говорят с живыми. И те, кто умеет видеть, могут встретить их на закате или рассвете у бродов и границ, на перекрестках дорог и у изгородей…»

Сам сюжет книги Толстого разворачивается в таинственный день Юшан Май — в стылый предрассветный час взывали король Кенеу и его бард Киан к великому чародею Мирддину, похороненному под Чёрной горой; и восстал Мирддин, и прорицал будущее, и повествовал чудесную историю своей жизни.

Достоверно известно, что на Бельтан друиды устраивали огромные собрания и жгли костры в священных местах встреч; по принципу магического подобия, это могло быть и отражением изложенного в мифологических текстах, и в то же время могло лечь в основу священных преданий.

С другой же стороны, Бельтан — праздник, знаменующий собой пришествие светлой ипостаси бога Луга, праздник обновления, возрождения Света, прихода молодого Князя Солнца. Славянский Ярила, родившийся на Коляду и предстающий на колядских обрядах в виде мальчика, что в одной руке держит череп, а в другой — сноп колосьев, белокудрый и безбородый, является на своем белом коне в этот день, чтобы встретить свою королеву и вернуть земле ее плодородие. Кельтский Гури Золотоволосый возвращается из зимнего плена, чтобы царствовать прекрасные летние месяцы.

Здесь хотелось бы обратить внимание на важный образ кукушки, птицы–могильщицы, у кельтов настолько же принадлежащей Иному Миру, как и Сова (отсюда — народная примета по поводу «Кукушка–кукушка, сколько мне жить осталось?») и вспомнить, что третий день празднования Velykos у литовцев как раз и назывался Кукушкиным днём, или Маем (Geguzes).

Для людей Калан Май — праздник благоденствия и изобилия, когда наполняется корзина Гвиддно Гаранхира, «славного как дойная корова вод Придайна», и попадает в нее столько пятнистых лососей, сколько только могут съесть люди, и хватает всем. Для молодых же людей Бельтан — великий праздник любви, соединения сердец и молодого расцвета:

«Сердца страстных юношей и милых девушек тоже разгораются от волшебного прикосновения милостивого Гури, когда едет он, улыбаясь, по своей зеленой дороге, и желтые первоцветы рассыпаются по полянам, где тихо ступает его конь. И прежде чем закончится Калан Май, много юных найдут горячие и ждущие губы и теплые щеки, лежа в ракитнике на теплом склоне холма или таясь в туманных сумерках в рощице.

Калан Май — день веселья, любви и возрождения надежд. Гури Златокудрый — сын Рианнон, владычицы гривастых коней, и в этот день юноши Поуиса приводят на скачки своих лучших быстроногих скакунов. Вдоль длинного гребня Динллеу Гуригон помчатся они наперегонки с ветром в косых лучах солнца, когда даст знак король. Они резкими криками и прутьями из падуба подгоняют своих скачущих, размашисто несущихся коней, побуждая их на подвиги, достойные Майнласа, серого жеребца Касваллона маб Бели, или (лучше всего) Мелингана Мангре, поводья которого надежно держит в своих руках сам Ллеу — этот поросший ярким кустарником холм мил ему. Силой, выносливостью и отвагой своей, и тем, в каком порядке мчатся они, поддерживают кони прочность каменного основания холма и предвещают, как пойдут дела грядущим летом.

А потом воинства сражаются за обладание вершиной. На ней стоит король Поуиса, Брохваэль Клыкастый, сын прославленного Кингена маб Пасгена маб Каделла. Он — глава княжеского рода Каделлингов, чей прапрадед Каделл Сверкающая Рукоять Меча был тем самым, которого благословенный епископ Гармаун возвел в короли Поуиса и чье потомство до нынешнего дня правило всеми людьми Поуиса.

Брохваэль Клыкастый стоит в окружении своих телохранителей, и он сейчас Ллеу Верная Рука. Затем со всех сторон на холм взбираются остальные. Лица их раскрашены черным, они вопят, завывают, бесятся, как волки, и верещат, как дикие кошки. Это полное ненависти воинство Кораниайд из холодных туманов и гибельной мглы, что висит над извивами реки Хаврен и лужами росной равнины, от которых гибнут посевы и гниет урожай; ордами взбираются они на гордый холм, чтобы захватить его. Роясь, как трупные мухи над остовом, сбиваются они в беспорядочную толпу у его вершины. Занесены палицы, и обнажены мечи, течет кровь, женщины плачут и вопят, и яростная битва кипит на холме, покуда нечестивую орду снова в беспорядке гонят на равнину.

Эта битва подобна той, что ведут в верхних небесах Гвин и Гуитир каждый Калан Май, пока в конце всего не придет время последней битвы…»

(Н. Толстой. «Пришествие короля».)

МИСТЕРИЯ, ОБРАЗ, ОБРЯДЫ

Существует целый ряд мистериальных образов Бельтана, более- менее общих для всех народов Северной Традиции.

В числе этих образов:

Приход (встреча, поиски) короля и королевы. Майский король и майская королева — общий образ и для кельтских традиций, и для славянских праздников этого периода.

Образ пробуждающейся, готовой к посеву земли. У кельтов в особенности, основным мистериальным действием, знаменующим собой обновление земли, является всеобщее торжество соития. Действительно, с этого периода начинается то время, когда все в природе начинает идти в рост, готовясь зачинать плоды, вить гнезда и рыть норы.

У кельтов и у скандинавов вкупе в этот день ставился на поляне майский шест, который украшался лентами и прочей «красотой», вокруг которого водились хороводы. К ночи ближе возжигались костры, вокруг которых собственно и творилось всеобщее свободное гуляние.

Свадьба Солнца с Месяцем — славянский Великдень. Именно это действо символизируется знаменитым Бельтанским (пасхальным) яйцом: Луну символизирует широкий низ яйца, Солнце — острый верх.

Обновление Солнца и параллельно — празднование его Ярой ипостаси. Егорий — Юрий–Ярий — Ярила Весенний у славян, Jore у литовцев. Пришествие Ярилы на коне. Первый сев (пусть только ритуальный), обход стада и игры пастухов. На этот же период зачастую приходится литовский Perkunas, праздник первого грома, после которого очищается вода, ее становится можно пить из рек и ручьев, а также открывается купальный сезон.

Обновление Огня. Зажжение нового весеннего огня взамен того, что сгорел на Коляду, у литовцев.

Открытие грани между мирами, зеркальное таковому на Бель- тан. Общение с духами предков, последнее перед летом, у славян и балтов. Время прихода гостей из Иного Мира — у кельтов (см. мифологию точки).

Интересно отметить, что именно на период сразу после Бель- тана у славян приходились первые Русалии — время буйства нечисти в женской ипостаси, один из самых опасных периодов года.

Кельтский Бельтан — праздник начала теплого времени. В этот день на траву выпускали скот — основу хозяйственной жизни, как для древних кельтов, так и их окрещенных потомков. В древности праздник сопровождался большой ярмаркой. Одна из версий его имени — «Огонь Бели» — говорит о Бельтане как о празднике огня, точнее, огней. Если костер Самайна был огнем друидов, то огни Бельтана скорее — огнями королей, и никому также не дозволялось зажигать огня в эту ночь прежде королевских (Леру Ф. Друиды. С. 194). В Британии по сей день остался ряд мест, названия которых свидетельствуют о том, что это были места возжигания священного огня — Tan‑y–bryn (Холм Огня) в графстве Carmarthenshire; Tullybelton (Бельтанский Холм) в графстве Perthshire; и деревня Belton, рядом с городом Great Yarmouth, графство Norfolk.

Хотя королевства кельтов ушли в прошлое, а с ними — и королевская составляющая праздника, но обряды, связанные с жертвенным огнем, дожили почти до наших дней. Огней разводили два — на горе или на двух соседних горах, меж ними проходили сами и прогоняли скот, чтобы очиститься от последствий минувшего «темного времени». По Пеннику, майский бельтанский сакральный огонь зажигался из 9 пород деревьев на специальной площадке. Для этого на земле рисовалась сетка из 9 квадратов, земля из 8 квадратов выбиралась, а на 9 собственно разводился костер, причем традиционным способом, вращая дубовую палочку в дубовой же дощечке с углублением. Затем в деревне гасились все костры и заново зажигались от бельтанского. В майский вечер поедался специальный майский пирог из овсяной муки с выложенными на верху пирога девятью колбасками из теста, составляющими священную решетку (9 — одно из наиболее сильных сакральных чисел Богини: 3 раза по 3 — числу Богини).

Для собственно британцев день св. Георгия — покровителя англосаксов — был праздником рыцарей, а Майский День — праздником земледельцев. Британский обряд с огнями был даже посложнее ирландского и имел двоякий смысл: очищение и почитание Солнца. На горе устраивали два костра и ров вокруг них, так, чтобы места хватило на всю общину. С первыми лучами Солнца зажигали костры от «живого огня», трижды обходили костры по рву и трижды же прогоняли меж ними скот (очевидно, его на деревне было поменее, чем у ирландцев в счастливые времена).

Очень тонким моментом у славян является то, что, на первый взгляд, ряд бельтанских ритуальных действий у нас перенесен на Купалу. Это может быть объяснено различиями климата; в особенности это стало заметно в последние годы, когда начало лета и весны существенно сместилось, и праздновать Бельтан в Центральной России становится сложнее.

Это также может быть связано и с тем, что сохранившаяся славянская обрядность в первую очередь — это обрядность крестьянская, земледельческая, в значительной степени больше связанная с годовыми циклами и циклами земли, поэтому и общее буйство человеков приурочено к максимально активному (плодородному) времени первой половины лета. Однако магическая суть ритуалов Бельтана у кельтов соблюдена точнее, потому что именно для этой точки характерен максимальный взлет магического буйства Жизни и Ярости. Магический смысл Летнего Солнцестояния значительно более глубок и темен, это — праздник «Смерти–в-Жизни», праздник начала увядания года…

С другой стороны, Купала — самый магичный и самый тёмный из славянских праздников, праздник ведьмовской лихой силы — могла и взять на себя часть магических элементов, приходящихся у кельтов на Бельтан. Волхвы, они тоже люди, к концу июня на Руси–тo всяко волховать теплее, чем в мае…

Как мы упоминали и в этой главе, и ранее, при описании Масленицы, «торжество торжеств» Велик День и связанные с ним многодневные мистерии вынужденно разделились на постоянные, связанные с определенной датой (а в поздней традиции — и с именем святого покровителя дня) и переходящие, движущиеся вместе с датами пасхального календаря. Трудно определить, какие из них и в какой традиции занимали более важное место. Тем более, схожими обрядами отмечены и переходящие, и постоянные точки.

Переходящие:

- Вербное воскресение;

- Чистый четверг;

- собственно Велик День — Светлое Воскресенье;

- Радоница

- Фомина неделя или Красная горка.

После Велика Дня наступает «Красная горка» — полоса действ, посвященная главным образом девам, браку и молодым парам, но и покойным тож. В это время, как и на Самайн, отдается равная честь браку и посмертию.

Постоянные:

- Благовещение или Змеиный праздник, 25.03 ст. ст. — 07.04 н. ст. Точка пробуждения Земли;

- Юрьев день;

- Никола Вешний или именины Земли.

Интересно обратить внимание на то, что первые дни мая у славян отмечены не столько огнём, сколько водой.

На этот же период приходилась вторая после Масленицы большая полоса пения веснянок.

Теперь рассмотрим, какие мистерии и обряды сопровождают важнейшие точки бельтанского цикла у славян. Весенняя полоса соперничает с Колядой и Масленицей по мистериальной насыщенности, здесь мистерия и обряд наиболее тесно переплетаются между собой. Причем наиболее интересна в мистериальном плане весенняя обрядность южных славян. Она же демонстрирует и большее, чем на Руси, количество параллелей с обрядами кельтов. Возможно, дело в том, что для жителей гористых Балкан скотоводство имело большее значение и в хозяйственной, и в сакральной жизни. Так или иначе, самые яркие мистерии сохранились именно в виде пастушеских обрядов балканских славян.

Юрьев день южных славян — 24 апреля, делит зиму и лето — как и Бельтан островных кельтов, и весьма схож по смысловому наполнению: очищение после зимы, пробуждение земли и воды, защита скота.

Обряды со скотом составляли сложное последование: ритуальная дойка через магический круг — венок из растений, серебряное кольцо или кольцеобразный калач. Под подойник клали хлеб, яйцо и соль.

Заклание ягненка. Приобщались молоком и мясом, кровью ставили знак на лбу. Иногда резали и петуха — у реки. Костей не ломали. Эта жертва должна была принести благо не только людям, но и скоту

Обрызгивали друг друга молоком, кропили им и скот, «всех, кто пьет молоко», о двух ли, о четырех ногах. Но чаще — святой водой или водой из‑под мельничного колеса, «чтобы молоко текло, как вода». О воде отдельный сказ.

Воде приносили жертву — венком, хлебом и сыром, в воду — в шутейную «жертву» — толкали девиц. У реки затевали общие обрядовые трапезы. Болгары на Георгиев День валялись в росе и умывались в источниках [24].

Почитались в той или иной мере все стихии: зажигали костры, в которых сжигали мусор (такие костры запаливали и восточные славяне — на разных точках пасхального цикла, иногда на Масленицу, иногда позже, но всегда до Пасхи). Прыгали через костер. Почитали землю — проводили первую борозду, качались на качелях, отдавая себя воздуху. Прыгали через костер, хлопали бичами, отгоняя нечисть.

На Юрьев день у всех славян при первом выгоне хлестали скотину вербой с прошлого года.

Вербное воскресенье — за неделю до Пасхи, очень близко к полнолунию. Бьют друг друга ветками цветущей вербы с различными приговорами: «Вербохлест, бей до слез!», «Не я бью, верба бьет!» — на здоровье.

В среду Страстной недели приносили жертвы домовому (на чердаке) и лешему (затемно уходя в лес), обливали скот талой водой с прошлогодней «четверговою солью».

Чистый четверг — целая полоса очистительных обрядов: утром умываются водой, которую приносят из родника до рассвета — пока ворон детей не купал. До восхода же приносят из леса можжевельник и окуривают им дом.

В некоторых местах Сибири на Чистый четверг обходят скот с оберегами, как на Юрьев день.

Объезжают огород верхом на кочерге — от кротов, с непристойным заклинанием.

Зовут Мороз кисель есть, чтобы «не бил». Также звали диких зверей: «Волки, медведи, лисицы, куницы, зайцы, горностайцы, идите к нам киселя есть!» (Капица. С. 175.)

На Севере в этот день «гойкали» в лесу, чтобы голос звонче был. Девицы по эху от клича узнавали судьбу.

Во двоеверные времена в Чистый четверг жертвовали предкам животную пищу — мясо, молоко, яйца — и топили для них баню, а позже «грели» покойников на улицах у костров. Мылись в бане и сами.

Собственно Велик День или Воскресение, когда предки входят в церковь вместе с крестным ходом; их можно видеть, но за это могут и ослепить. В связи с чем хотелось бы обратить внимание на этимологию названия самого праздника. В современном виде явно звучащее как однокоренное со словом «великий», в изначальном виде, как можно предположить, это слово вполне могло быть родственным литовскому Velykos, в свою очередь однокоренному имени Велеса и литовскому vele (духи, или души предков).

В Велик День от костра зажигали факелы и ими разжигали по домам погашенные накануне огни. Приветствовали Солнце словами: «Доброе утро!» День посвящался воздвижению Майского шеста — высокого шеста, украшенного лентами, и танцам вокруг него.

Солнечное значение Велика Дня открывают поверья, связанные с писанкой — пасхальным яйцом, расписанным с помощью воска. Творить писанки начинают в Чистый четверг, делают это исключительно женщины и девушки и по довольно строгим правилам. В краю, где в ходу писанки, Велик День называли «свадьбой Солнца с Месяцем», притом Солнцем почитался острый верх яйца, а Месяцем — широкий низ.

На Велик День девица на восходе Солнца идет к яблоне с писанкой, просит для себя красоты и здоровья, а после отдает писанку тому парню, с которым хочет соединить судьбу в этом году. А если парень умирает не женившись, то мать приносит писанку ему на могилу, чтобы на том свете он нашел себе пару. Более ни в каком случае писанку на кладбище не носят и дома ею предков не поминают. Но простые крашеные яйца для этого используют вовсю.

Писанки отдают девы парням во время гуляний — за качели, за волочебные песни, которые поют под окном дома, где девица на выданье.

Писанку отправляют по реке — в Ирий, где живут рахманы, достойные предки. Они живут столь безмятежно, что времени не знают. И только когда писанка приплывает к ним по реке (а значит — все реки текут туда!), тогда рахманы узнают, что на свете Пасха наступила, и радуются. Так верят на Украине. На Руси же полагают, что Велик День предки приходят с того света праздновать вместе с живыми. После этого около недели они остаются вместе бок о бок, и ряд ритуалов направлен на то, чтобы их по чести встретить, угостить и обязательно проводить назад. Об этом более подробно будет сказано ниже.

Ha Велик День Солнце играет — крутится колесом, привстает на восходе над горизонтом и снова касается его.

Сроки Красной горки называют разные: Светлая седмица (неделя после Пасхи), неделя накануне Юрьева дня, от Фомина понедельника (назавтра после Пасхи) до Юрьева дня. Как видим, в двух последних случаях переходящие и постоянные даты отлично связываются между собой.

На Красную горку, а особенно на Фомин понедельник, особое почтение воде. Также грому: одно из названий — «Гремицкая» (громовая) неделя. На эти дни ожидается первый гром. Разнообразные обливания — где девушки обливают друг друга ключевой водою, или парни обливают дев, а те платят за это писанками. Если в семье есть умершие от воды, то дары для них бросают в реку.

Нарочито предкам посвящен, и даже отмечен в православном календаре, вторник Светлой недели — Радоница. На сей день устраивают пир на могилах, окликают умерших членов семьи по именам и вежливо приглашают на угощение. В канун Радоницы топили для предков баню, оставляли им полотенце и мыло, но сами не мылись. Сходное мы замечали и в других местах на Чистый четверг.

Ниже приведены тексты фольклорной песни, которые наши друзья из общины «Родолюбие» ассоциируют с праздником Ярилина дня.

Реальная череда праздников Velykos у балтов занимала неделю. Поминание предков — с Зеленого Четверга по субботу; далее собственно праздники Velykos — Ugnies (возжжение нового весеннего огня), дня, в который странствующие музыканты ходят по городам и сёлам, Реrkuno (посвященный Перкунасу), Geguzes (день кукушки, или май) и Ледяной день, в который нельзя трогать землю.

Если день Перкунаса (первая весенняя гроза) благополучно прошел к этому моменту, то одним из важнейших обрядовых элементов становится вода, которая после первого грома приобретает магические качества.

Вода обновлена и очищена; юноши и девушки посещают ручьи и потоки, украшают их берега цветущей вербой; купаются в лесных озерах.

Верба — символ очищения, она защищает от болезней, в ней заложены силы роста и возрождения. Ветви вербы приносят домой, оставляют на могилах предков; ими хлещут лежебок, что в Великое встают поздно, возвращая тем силу жизни, за что приходится отдариваться крашеными яйцами — Margutis.

Крашеные яйца, символ пробуждения природы, появляются в обрядах начиная с Весеннего Равноденствия, когда они окрашиваются в красный цвет; позже их красят по–разному, используя в том числе самые разные орнаменты, вплоть до самого Jore. Ими украшают Древо Velykos (ель); их приносит в подарок маленьким детям старуха Velyke и рано утром праздника оставляет на подоконнике.

Традиционно в этот день поклонялись Верховному богу Перкунасу и Жемине (Zemyna), Богине земли.

Ритуалы поклонения предкам на Velykos перекликаются с таковыми у славян и с кельтскими мифологемами встречи «Того и Этого миров». Й. Басанавишус писал о том, что в эти дни души умерших посещают святые места и храмы и встречаются с живыми вплоть до Зелёного четверга, а потом покидают живых на все лето, до Осеннего равноденствия и осеннего периода veles. Поэтому в этот период балты посещают могилы предков, оставляя там крашеные яйца.

Ритуальное катание на качелях, начинающееся на Проводы зимы, является частью обрядовых действий Velykos, Jore и более поздней Rasa.

Наконец, в эти дни поются пасни lalavimas, в сопровождении барабанов и дудок, сделанных из ветвей ивы. Эти песни помогают Перкунасу гнать прочь духов Иного Мира.