Рукопись хранится в ЦГАДА (ф. 381, №1241) [см.: Бабаева 1989, с. 7].
Рукопись хранится в ЦГАДА (ф. 201, №6). Об установлении авторства и датировке см.: [Бабаева 1990, с. 156—158].
Рукопись хранится в ГПБ (ф. 1921, №60) [см. подробнее: Бабаева 1990, с. 156—157].
Общность взглядов на некоторые принципиально важные проблемы нормы ц.‑сл. языка отчасти объясняются тем, что оба автора формировались как филологи под руководством одних и тех же учителей, ученых греков братьев Лихудов, хотя и в разное время.
См. известное предупреждение Ф. Максимова о том, что его грамматика содержит «простые речения» (см. 1.2, с. 3). О понятии «простого» языка у Ф. Поликарпова см.: [Бабаева 1989, с. 20—21]. Известным компромиссом для Ф. Поликарпова, кажется, следует считать и его высказывание о книге творений отцов церкви в переводе Епифания Славинецкого, в котором он осуждает излишнюю «славянщизну» языка перевода [см.: Описание документов и дел, II, ст. 551].
См. об этой грамматике: [Успенский 1992, с. 75 и сл.]. В настоящее время грамматика готовится к изданию.
См. об этой грамматике: [Михальчи 1969].
См. об этой грамматике: [Успенский 1987; Успенский 1988; Успенский 1992, с. 82—91]. Этим же исследователем подготовлено факсимильное издание грамматики [Сойе, I—II].
См. об этой грамматике: [Успенский 1989: Успенский 1992, с. 93—103]
Данное издание является библиографической редкостью, однако в нашем распоряжении оказался корректурный экземпляр грамматики (рукопись хранится в ЦГАДА, ф. 381, №1017). В дальнейшем все цитаты из этой грамматики будут приведены по этому «кавычному» экземпляру.
К этому перечню в приложении к книге «Руковеденїе въ грамматыку» (1706 г.) прибавлена «Grammatica Sclavonica» (л. Е/8 об.). Вероятно, термины «русский» и «славянский» Копиевич относил к одному и тому же объекту, так как, говоря о новой «славянской» грамматике, он поясняет, что это издание — дополненное (sufficitntissima) по отношению к тексту 1706 г. (в котором речь идет о «славянороссийском» или «московском» языке) [см. об этом: Успенский, 1992, с.131—132 (примеч. 2)].
Оба экземпляра хранятся в Отделе редкой книги РГБ, вероятно, подобные свидетельства можно умножить.
В качестве примера субъекта, заинтересованного в подобном знании, Поликарпов называет «военных дѣлъ искуснаго ратоборца». Как кажется, такой выбор не является случайным. Можно предположить, что в данном случае Поликарпов имеет в виду вполне конкретную книгу, авторство которой приписывается Льву Миротворцу. Книга эта, посвященная военному искусству, была переведена дважды в одно и тоже время, но с разных языков. В 1697 г. ее перевод был выполнен самим Ф. Поликарповым с греческой рукописи, привезенной в Москву из Иерусалима отцом Хрисанфом [см.: Срезневский 1913, с. 151—152 ]. В этом переводе книга носила название «Хитрости руководства воином в ратоборство». Любопытно, что переводчика беспокоило то, что текст может быть непонятным из-за терминологии, передающей реалии чужого мира. Он писал в предисловии: «а елика реченїя аки бы неѡбычна н(ы)нѣшнемꙋ вѣкꙋ и нашемꙋ ꙗзыкꙋ прилꙋчатся … добромꙋ разсꙋжденїю подложи … приꙋподобляя тогдашная к н(ы)нѣшнымъ, вѣдая, ꙗкѡ по времени и по мѣстꙋ и имена вещемъ налагаются, а всѣмъ всегда и вездѣ тѣмъ же и единымъ реченїамъ во всѣхъ ꙗзыцѣхъ невозможнѡ быти» [Срезневский 1913, с. 152]. В том же 1697 г. эта же книга переведена И. Копиевичем с латинского языка под названием «О деле воинственном». Точнее, Копиевич не столько перевел это сочинение, сколько компилировал труд Льва Кесаря и «Institutiones rei militeris» Симона Старовольского [см. об этом: Бобрик 1988, прил. 4, с. 91—92]. Выполненная им компиляция была напечатана в 1700 г. в Амстердаме. Возможно, именно это издание и имеет в виду Поликарпов, который мог знать о контактах, существовавших между Великим Посольством и Петром I.
Сходные рассуждения содержатся в отчете Пауса за 1732 г.: ц.‑сл. и русский «живут … рядом один с другим … как братья и сестры … Если они вступают между собой в спор иной раз, то все же в основной сущности они сходны» [цит. по: Михальчи 1969, с. 21].
Описание территории распространения русского языка представляет собой несколько измененное переложение фрагмента из предисловия к грамматике Лудольфа.
Между славянским и латинским языками возникают отношения, обратные тем, которые мы находим в латинской грамматике Копиевича: см. ссылку на неопубликованную работу Г. Кайперта, в которой высказывается это же предположение [Успенский 1992, с. 132 (примеч. 2)]. Происходит как бы обратный пересчет, что хорошо видно на примере падежной системы. В латинской грамматике Копиевич использует шестипадежную именную систему, отмечая, однако, что латинскому аблативу соответствуют два падежа в славянской грамматике: творительный и сказательный [с. 47]. Это положение не соответствует реальным формам, которые приводит Копиевич для перевода аблатива в конкретных парадигмах, где чаще всего в этой функции выступает предложно-падежная конструкция от + род. п. В грамматике же 1706 г. Копиевич использует семипадежную систему, в связи с чем в структуру латинского имени введен новый по отношению к грамматике 1700 г. падеж — Indicativus. На уровне конкретных парадигм этот падеж реализуется предложно-падежной формой de + аблатив.
Переводчик и справщики пытались пользоваться грамматикой М. Смотрицкого 1648 г. Так, например, перечисляя части речи в голландском языке, они соотносят артикль с «различием» («различие» как часть речи представлено только в этом издании грамматики М. Смотрицкого). Однако за пределами теории грамматику М. Смотрицкого использовать при решении данной задачи было довольно затруднительно.
Например, по поводу голландских частиц Брюс пишет: «в розсийскомъ простомъ языкѣ наипаче у колмоглорцевъ вмѣсто галанского toch прилагаетца к словамъ ка» (л. 57 об). Вообще интерпретация славянского материала зависит и в данном случае от иноязычной системы. Так, ни разу не упоминается двойственное число, так как такой категории нет в голландском. Адаптация же падежной системы происходит по той же схеме, что и у Копиевича: отмечается, что аблативу соответствует «в россїйском … сказателны и творителны» (л. 127), однако в парадигмах отдельных лексем он переводится специальным падежом, названным «относительным», на формальном уровне представленным той же предложно-падежной формой от + род. п. Видна попытка в процессе справы устранить возникшую при отталкивании от голландских форм дефектность славянской парадигмы: славянская именная парадигматика дополнялась сказательным и звательным падежами. Характерно, что эта попытка исходила от справщиков Печатного двора, которые, не зная голландского, пытались нормализовать славянскую часть в отрыве от ее иноязычной части. Интересно, что Брюс воспринял грамматику в целом как универсальное пособие по изучению европейских языков. После выхода грамматики из печати он писал: «оная таковаго изрядного сочинения, что не токмо ради исправления голландского, но и иных языков употреблятись может, понеже о происхождении составления многих слов пространно в ней списано, который рядом к происхождению слов и во ином языке дойти возможно» [Пекарский, I, с. 302].
В отдельных случаях французские эквиваленты просто отсутствуют (например, Сойе не пытается передать средствами французского языка русское именное словоизменение). В области глагольного словоизменения представлены попытки взаимного приспособления языков. Так, с одной стороны, в славянскую часть введены в систему прошедших времен перфект и плюсквамперфект, формально совпадающие в русском, но различающиеся во французском. С другой стороны, трем будущим временам, которые, по мнению Сойе, следует различать в русском (первое образуется синтетически, второе и третье аналитически, но с разными вспомогательными глаголами: быть и стать), соответствуют три будущих времени во французском, полностью совпадающие между собой. Принципиально новый тип отношений между двумя языками представлен во второй части грамматики, посвященной синтаксису. В этом разделе Сойе дает правила пересчета французского текста в русский [см. об этом: Успенский 1987, с. XVIII и сл.].
Хранится в рукописном отделе БАН (0.121).