Юдоль

Глава 4 Кета

Кетская крепость, словно составленная из взбирающихся одна на другую серых башен, стояла на высоком утесе, на стрелке Эрхи и одного из ее светлых притоков. С той стороны и вошел в город клана Кикла – клана Травы – странный отряд из навьюченных лошадей, ошалевших от радости разномастных охранников и изрядного количества хмурых молодых женщин в балахонах и нищенских, сбитых до дыр войлочных башмаках. Недавнее веселье, охватившее женщин после пересечения харкисского тракта и выхода к переправе через светлую речушку, за которой имелся и небольшой острог с воинами, и поселок старателей, поутихло. Теперь каждая из них раздумывала о дальнейшей судьбе. Мало у кого остались в живых родные, да и если остались, легко ли было добраться до них с парой серебряных монет в руках, не имея ни одежды, ни обуви, ни еды? И куда добираться? Опять за Хапу? Туда, куда всегда стремились убраться все, кому свобода была важнее милости знати, но где теперь лилась кровь? Легче пришлось бы молодым парням, которых и в прежние годы немало бродило по дорогам Текана в поисках заработка, но женщинам было не принято покидать отчий дом с подобной надобностью. Неласковой показалась и столица клана Травы. Жители были озабоченными, хмурыми, мужчины почти все поголовно ходили с оружием, то и дело бросали встревоженные взгляды на небо.

– Ладно, – покосившись на неулыбчивого охотника, которого все дни после схватки с приделанными бил озноб и мучила странная жажда, проворчал Шарни. – Конечно, два горшка пороха – это не два горшка гороха потерять, но могло ж ведь и вовсе ничего не выгореть? До зимы в Хилан придется еще наведаться, а у меня не хватает четырех возниц. Телеги я куплю, а вот возниц нужно брать проверенных, да и где их найдешь в Кете? Местный народец не трусоват, но с родных земель уходит неохотно. И то сказать, как Пагуба разгорелась, пустотники тучей налетели, с тех пор и привычка голову задирать, и недостаток народа. Пришлых, конечно, хватает, но как их проверить? А то ведь пристанет какой-нибудь Туззи, и не уснешь в дороге. Четырех девок покрепче я возьму. А там-то посмотрим, что к чему. Тем более что в этот поганый лес я больше ни ногой, ни колесом. А девки не пропадут. Вот в Хилане полгорода было в развалинах, пришлых набежало без счета, урайка Тупи и теперь строителей подбирает со всей округи, молодых ребят хватает, может, и девки на что сгодятся? Но без соплей чтобы. Мы им вольные на проездной башне выправили? Выправили. Так что договор будет как с вольными, оплата вполовину от мужской доли. И то сказать, понятно, что обратно я через этот лес не двинусь, но половину суммы я старичкам своим как охранникам приплачивал, а какая из баб охрана? Как бы не наоборот!

Двоих взял Усити. Выбрал тех, что постарше, зато уж с умом выбирал. Одна, как оказалась, готовила на зависть, у второй иголка в руках порхала. Шарни тут же высмеял начинавшего оправляться от раны остроносого, что не по намешским порядкам двух жен сразу заводить, после чего Усити задумался и хотел было поспособствовать устройству еще нескольких женщин, но прислушался к обстоятельному предостережению Таркаши и передумал. Но как раз еще четверых, не без усердия молодых гиенцев, пригрел сам Таркаши, а оставшихся четверых неожиданно пристроил опять же Шарни. Исчез с постоялого двора в полдень, а через пару часов приехал на новой подводе, груженной кипами шерсти, да привез пышную кетку, не уступавшую ростом тому же Таркаши. Та немедленно выстроила оставшихся путешественниц, приказала вытереть глаза и высморкать носы и пообещала каждой по мягкой постели, в которую не сунется ни один незваный мужик, простому, но сытному столу да по два хиланских медяка в день, если согласны по двенадцать часов прясть шерсть.

– А если кто будет работать лучше прочих, то та, – кетка прокашлялась и вдруг перешла на шепот, – и одежду справит бесплатно, и без мужа не останется.

Будущие прядильщицы залились краской, а Кай, который относился к необходимости пристраивать кого-то и куда-то, как к невыносимой зубной боли, с облегчением вздохнул и подошел к кетке.

– Приношу извинения… – приготовился он произнести длинную речь.

– Ты, зеленоглазый, извинения проглатывай, глядишь, здоровее станешь, – посоветовала ему кетка, – а то мелковат что-то под мою стать.

– Непременно, – кивнул Кай, – но мне нужна помощь. Я ищу девчонку или женщину…

– Да ну? – всплеснула руками кетка, взглянула на Васу, перевела взгляд на Каттими. – Тебе мало, что ли? Или и этих четверых оставить?

– Да не за этой надобностью, – поморщился Кай.

– Надобность переломилась? – фыркнула кетка. – А то я смотрю, горишь весь, хромаешь, от лихорадки трясешься, то и дело воду глотаешь. Неможется – иди к лекарю, парень. Или глотнуть надо чего покрепче? Обычно такая немочь с утра накатывает.

– Да не мучь ты его, дорогуша! – подмигнул Каю Шарни и шутливо приложил лысоватую головенку к могучей груди кетки. – Халана! Свет мой! Это же тот самый красавчик, что всю нашу артель из-под чащи вытянул! А трясется он от ран, непросто ему пришлось, всем досталось, а ему больше прочих. Если нужна ему девка, значит, по серьезному делу нужна.

– Все я знаю про их серьезность, – скривила губы Халана. – С вечера серьезнее не бывает, а поутру – пустяк пустячком. Да и раны болеть начинают, когда чужая надобность тело томит.

– Мне нужна Уппи, – понизил голос Кай. – Очень нужна. Поговорить с ней надо. Кто она – точно не знаю, но я так понял, что она вроде провидицы или гадалки. Может посмотреть в сердце. И еще вроде бы она хорошо расплетает.

– Расплетает, значит, – задумалась кетка. – А кто расплетает, тот и плетет, стало быть. Ладно. Разузнаю. Но потребует времени. Завтра приходи. На Ткацкой улице спросишь Халану, тебе всякий покажет. Принесешь бутыль акского, да не кислятины какой, а сладкого, на меду. Понял?

– Непременно, – пообещал Кай.

Халана с шумом, присказками да прибаутками удалилась вместе с Шарни и четырьмя последицами, прочие женщины уже с полудня разошлись с торговцами по рынкам – закупать да продавать товар, приучаться к нелегкой доле торговцев-приказчиков. На постоялом дворе остались только Кай, Каттими, Васа и молчаливый Сай да двое ветеранов хиланцев, чьи кости требовали покоя, а карман от лишней монеты за охрану купеческого добра да лошадей лопаться не собирался.

– Пошли, – предложила Васа остальным. – Лошади пристроены, я, правда, посоветовала бы Каттими лошадку Педана заменить, старовата, да и хватанула своего: судя по всему, и повозку потаскала, и с плугом тужилась, но это дело можно и отложить. А вот перекусить сейчас самое время. Знаю одно потайное место, где и поговорить можно, и лицами отсвечивать не придется. Только в горку придется подняться. Осилишь? – посмотрела она с интересом на охотника.

– Должен, – кивнул Кай, хотя взгляд его словно продолжал застилать туман. – Не волнуйся, – он подмигнул маячившей рядом мутным пятном Каттими, – цепляли меня подобные твари уже не раз. Я от царапин не приделываюсь, от приделанной крови не загораюсь, хотя тлею, конечно. Рука, признаюсь, повреждена сильно, но все же не отрублена, работает, да и левая, а жар пройдет. Еще день-два, ну неделю, и все…

Туман рассеивался, едва он закрывал глаза. Улицы обращались в сумеречные проходы, дома становились тенями, прохожие – силуэтами, но ничего не плыло и не колебалось. Только отстукивало в висках и отзывалось ноющей болью в ранах. Да, цепляло Кая уже не раз, но никогда он не обрушивался в лихорадку так надолго. Еще когда на пути в Кету объезжал по окружной Хилан, да наткнулся в крохотной деревеньке на селян, отбивающихся от своры пустотных псов, почувствовал, что не ко времени схватка. Тварей было больше десятка, порубить удалось всех, но без потерь не обошлось. Пустота частенько подкидывала сюрпризы, на этот раз она одарила лающие создания не только клыками, но и костяными выростами на верхних челюстях. От удара одной из них, на вид самой мелкой, Кай и не уберегся. Не думал, что мелочь в полтора локтем ростом так ловко выпрыгнет, что достанет всадника на высоком коне. А пока приходил в себя от удара в бок, другая тварь едва не вырвала из его ляжки шмат мяса. Тогда все обошлось в итоге, но хворь до конца не отпустила Кая не только к Намеше, но и к Кете. И вот же, поверх старых болячек легли новые. Дело было привычным, но не только схватываться вот с такими приделанными ему пока еще не приходилось, но и принимать в свою плоть вымазанный в их черной крови металл. Ничего, и не из таких переделок выбирался. Мерзость еще кипела в жилах, еще колола иглами в суставах, но вроде бы отгорала, выдыхалась. На сотую долю, но выдыхалась. Он чувствовал. Однако не следовало ли придержать выздоровление? Точнее, не следовало ли сказаться и в самом деле недужным как можно дольше? Ведь если этот самый Анниджази добивался именно заражения, так зачем было расстраивать его раньше времени? Тем более что должен он следить за Каем, должен. Хотя бы для того, чтобы исполнить собственную угрозу. Или, прежде чем лукавить да притворяться, следовало отогнать болезнь подальше? Ведь даже дышалось тяжело, через раз, как бы не пришлось залечь на день-другой на постоялом дворе. К тому же вновь накатила эта жажда, которая даже от ковша воды не убавлялась ни на толику. В третий раз он ее испытывает, в третий. Сначала обожгла на хурнайской площади, но почти сразу утихла. Как Хуш над стеной взметнулась да пеплом осыпалась, так и утихла. Даже легкость какая-то появилась в жилах, прохлада. Второй раз наступил в Намеше. И точно так же облегчение пришло от гибели Паттара, показалось, что еще немного, и можно будет взмахнуть крыльями и подняться над городом. И вот снова, в Кете. Хотя было что-то и в лесу, на следу черной пятерки. Но чтобы вот так…

Кай думал об этом и тяжело шагал вслед за воительницей в известное только ей заведение, хотя, казалось бы, бывал сам в Кете и до Пагубы, и в Пагубу и знал если не каждый переулок, то все улицы наперечет уж точно. Каю нравился город ткачей, маслобойщиков, старателей и лесорубов. Замок иши на утесе был невелик и красив, город начинался от его подножия, спускаясь сразу к двум рекам лентами улиц и ступенями серых домов. Когда-то Кета поражала Кая неторопливостью и праздностью, теперь ее вальяжность сменилась озабоченностью и серьезностью. Суеты не наблюдалось вовсе, хотя по деревянным тротуарам проложенных вдоль просыпанных гранитной крошкой улиц народ так и сновал, но движение это было обдуманным и полезным. Кто-то катил тачку, кто-то тащил мешок, кто-то вел овцу. Все так же, зажмурив глаза, Кай чувствовал над головой расцветающее языками пламени небо, которое здесь, почти в предгорьях Западных Ребер, казалось ниже, чем в той же Зене или в Хурнае, и думал, что если и закончится когда-нибудь Пагуба, то заканчиваться она начнет именно здесь, в окраинном городе Текана, в котором как раз теперь, кажется, не имелось ни одной пары рук, которая не была занята каким-либо делом.

– Сюда, – позвала за собой спутников Васа. Сначала воительница взобралась по широкой улице едва ли не ко входу в сам замок, а затем стала спускаться по узким ступеням в какой-то подвал.

– Кетское вино, – прочитал Кай сквозь расползающийся в глазах туман вырезанные на донышке дубовой бочки письмена над входом, поднял взгляд на проездную башню кетского замка, часы на которой только что отбили четыре часа. – Так был я в этом трактире. Или ты хочешь угостить меня этой огненной водой, которой некоторые заправляют лампы? Говорят, что хлебнув этого напитка, будешь чувствовать себя в уединении даже в толпе.

– Ну почему именно лампы? – обернулась Васа. – Да и толпы я тебе не обещаю. И не в напитке дело, хотя для обработки ран кетская прозрачная настойка куда уж лучше самого крепкого вина. Тут под скалой за общим залом в нескольких штольнях устроены обеденные каморки, выбор блюд не слишком большой, но мясо и овощи – лучшие в городе. Дороговато, зато без пригляда.

– Ты уже и пригляд почувствовала? – нахмурился Кай.

– А ты нет? – ухмыльнулась через плечо кессарка.

Пригляд Кай почувствовал давно, едва отряд прошел через северные ворота Кеты. И не потому, что старшина стражи расспрашивал об обстоятельствах перехода через чащу чуть ли не каждого из спутников. Нет. Но чужой, как бы скучающий взгляд то и дело пробегал по его спине. Не так, как сейчас смотрел ему в спину Сай, как-то иначе. Злее.

– Кто следит за нами? – спросил Кай. – Туззи, Такшан или даже этот самый Анниджази? Или рыжий, что отпугивал чудовище пожарами на тракте? А может, тот неизвестный в золотом колпаке?

– Не знаю, – пожала плечами Васа, – но схватки в городе не приветствуются ураем Кеты. Скорее всего, за нами или за тобой пока просто следят.

– Стоило подниматься так высоко, чтобы снова спускаться? – с досадой спросил Кай, отсчитывая ступени, который словно сбегали в глубокое ущелье.

– Я слишком люблю хорошо поесть, – рассмеялась Васа. – И за хорошей трапезой готова и потопать, и поскакать.

Кай действительно помнил этот трактир. Пару раз он уже спускался по длинной лестнице, чтобы пройти между дубовых столов, заполненных кетцами, который пытались утопить ужас Пагубы в крепкой настойке, и купить лучшей вяленой рыбы. Теперь полутемный зал был почти пуст. Колыхались огни ламп, на темных столах утомленно лежала пара пьянчуг из приезжих, тянуло сквозняком из-за наполненных сумраком арок, трактирщик за стойкой словно дремал с открытыми глазами.

– Нам туда, – махнула рукой в темноту Васа.

Проход за аркой уперся в тяжелую дверь. За нею в полумраке, рассеивающемся лишь светильниками, установленными почему-то на полу, сидел старик в глухом колпаке. Он принял от Васы монету и выдал ей тяжелый бронзовый ключ.

– Холодно тут, – пожаловалась Каттими, которая все это время сопела за спиной Сая, потому что нацепленные ею на спину мечи то цеплялись за низкий потолок лестницы, то за неровно вырубленные стены.

– Так нужно для вина, – объяснила Васа, показывая на уходящие во тьму подземелья лежащие на боку огромные бочки. – Но в обеденных каморках теплее. Хотя кухня не здесь. Еду готовят повара самого урая Кеты. Готовят и спускают в специальные колодцы. Можно сказать, что мы вкусим блюда, которые пробует только знать. Замок над нами.

– А это что? – спросил Кай, остановившись возле неровной стены. Вся она от пола и до потолка была покрыта какими-то надписями.

– Пожелания, – вздохнула Васа, сняла с крюка лампу с языком пламени, подняла ее над головой. – Во время Пагубы многие кетцы прятались в подземельях, писали здесь свои имена, молитвы, просьбы. Два года назад и я приложила сюда руку. Видите?

Кессарка приподнялась на носках, ткнула пальцем в свое имя и изображение руки.

– Я тоже хочу оставить имя, – глухо произнес Сай.

Воин наклонился, поднял лежавший под стеной кусок угля и стал вычерчивать буквицы. Много времени это не заняло.

– Надписей прибавилось, – заметила Васа. – Хотя вот этих трещин в стене не было. Но они замазаны, значит, служителям подземелий трещины не в новинку.

– Не все замазаны, – заметила Каттими и показала пальцем вверх.

Васа подняла лампу выше и присвистнула. Своды подземного зала и в самом деле покрывали новые трещины.

– Надеюсь, что мы успеем выбраться наружу до того, как здесь упадет хотя бы камешек.

– Подожди, – попросил Кай, шагнул к кессарке и взял у нее лампу. – Подожди.

Он поднял лампу так высоко, как мог, и обернулся к Каттими:

– Ты видишь?

На сводах, там, где теперь разбегались трещины, явственно проступала та же самая вязь, которая была и на браслете, и на роге.

– Да, – кивнула Каттими. – Но последние буквицы другие. Имя другое.

– Надпись свежая, – заметил Кай. – И выполнена не так давно. Но не углем.

– Может быть, это какой-то мертвый язык? – предположила Каттими.

– Бросьте, – поморщилась Васа. – Я, конечно, не знаю, о каком имени вы говорите, но разве на мертвых языках пишут на стенах? В Салпе предостаточно и живых языков. Конечно, в Текане все говорят на одном языке, но словечки в каждом клане разные, да и письмо сходится только в судебных пергаментах. Или нам нужно найти этого писаку?

– Не теперь, – поморщился Кай. – Долго еще? Я бы уже присел.

Идти пришлось недолго. Подземелье повернуло вправо, а Васа остановилась у едва освещенного лампами ряда низких дверей.

– Нам сюда, – показала она на одну из них.

Бронзовый ключ повернулся в скважине, дверь открылась, и Кай неожиданно увидел дневной красноватый свет. В вырубленном в скале окне искрилась светлая Эрха, а уже за ней лежала серая, до горизонта степь. До самого Сакхара. До края Текана, к которому медленно близилось заходящее солнце.

– Оно того стоило, – в восхищении замер Кай.

– Сюда надо приходить не раньше четырех, – довольно улыбнулась Васа. – Мы под самой кухней урая Кеты. Когда-то здесь были каменоломни, потом стали храниться бочки с кетским вином. Как я уже говорила, три года назад, когда на город спустились стаи пустотников, почти все горожане спасались в этих подвалах. Урай даже разрешил открыть несколько бочек. А теперь этот подвал пополняет казну клана Травы. Хотя как вы заметили, выпивох в трактире на входе стало меньше.

– И много желающих побаловать себя урайской пищей? – поинтересовался Кай. Сквозь толстые стены доносилось приглушенное пьяное пение.

– Среди приезжих хватает, – ответила Васа. – Когда подобное творится на дорогах, всякий купец набивает живот так, словно сидит на собственных поминках. Ну что, сделаем заказ?

Кессарка ударила в медный колокол, висящий у входа, приоткрыла окошко в двери и перечислила появившейся фигуре то, что она хотела бы видеть на столе.

– Надеюсь, ты понимаешь, что тебе не придется оплачивать твое гостеприимство в одиночку? – спросил кессарку Кай.

– Сочтемся, – махнула рукой Васа. – Садитесь.

Ждать пришлось недолго. Вскоре в дверном окошке появилась резная доска, на которой стояли блюда с мясом, овощами, кувшин вина и кубки.

– Не волнуйся, – успокоила Кая Васа, прикрывая окно в двери. – Не огненная вода. Легкое акское, как раз для разговора.

Разговор заладился не сразу. Сначала все четверо ели, тем более что еда и в самом деле оказалась очень вкусна. Каттими, которая не произнесла почти ни слова с момента спуска в подвал, даже жмурилась от удовольствия. Наконец Васа выпила кубок вина и прищурилась, посмотрев на Сая.

– Ты уже понял, приятель?

– Да, – отозвался наголо обритый южанин. – Ты специально привела нас сюда. Я вижу в этом окне дорогу на Сакхар.

– Но ведь ты не думаешь, что твоя принадлежность к клану Смерти тайна для зеленоглазого? – спросила Васа. – И это несмотря на то, что он не раз подставлял тебе спину.

– Убить зеленоглазого – было для клана Смерти делом чести, – медленно проговорил Сай. – Но он не будет убит в спину. К тому же все то время, что он подставлял мне ее, за моей спиной пыхтела Каттими. У нее плохой кинжал, когда она вытаскивает его из ножен, он трется лезвием об их устье.

– Это все, что ты хочешь сказать? – спросила Васа.

– Пусть скажет он, – посмотрел на Кая Сай. – Скольких воинов клана Смерти он уже убил?

Кай отодвинул кубок.

– Шестерых.

– Правильно, – кивнул Сай. – И как это произошло?

– По-разному, – задумался Кай. – Но ни за одним из этих шестерых я не гонялся, ни на одного из них я не получал заказа, ни на одного из них я не напал первым. Я всегда только защищался.

– Больше трех лет назад иша приказал убить тебя, – кивнул Сай. – Троим воинам это не удалось. Двое из них ушли из жизни как воины, один не выдержал испытания смертью. Я знаю подробности. Твой разговор с последней из трех дошел до моих ушей.

– Потом иши не стало, началась Пагуба, но не прошло и полгода, как воины клана Хара продолжили те же самые попытки, – продолжил Кай. – Хотя признаюсь, последующие трое были более честны. Всякий раз они сначала вызывали меня на схватку.

– Потому что это стало делом чести клана Смерти, – повторил Сай. – Да, иши нет, сменивший его иша тоже не прожил долго. Сейчас нет никакого иши. Сакхар стал свободным городом. Но остался камень, о который затупились клинки Сакхара. И пока этот камень не будет выковырнут из земли, наши клинки не станут вновь остры.

– Сай, – поморщилась Васа, – ты же можешь говорить как обычный человек? Мы не на совете урая клана Хара.

– Ты собираешься объявить об очередной попытке выковырнуть зловредный камень? – поинтересовался Кай.

– Нет, – покачал головой Сай. – Я собираюсь объявить об отмене мести клана Хара.

– Почему? – не понял Кай.

– Этому есть несколько причин, – пригубил вина и отставил кубок Сай. – Первая из них заключается в том, что твой приемный отец был воином клана Смерти и оставался им до самой кончины. Он учил сражаться тебя, как сражается воин клана Смерти. И хотя ты слишком стремителен для воина любого клана, многое ты взял именно у своего отца.

– Это ведь не главная причина? – спросил Кай.

– Есть и еще две причины, – кивнул Сай. – Особенно если не считать за причину то, что иши уже нет. Сказанные слова продолжают звучать, даже если сказавший их мертв. И обещания, данные умершему, не теряют силы. Но иногда меняется сам мир, и, значит, меняется все. В Сакхаре жил старый воин, самый важный советник урая. Его звали Хара. Как и весь клан. Никто не знал, сколько ему лет, но некоторые говорили, что он был свидетелем последней Пагубы. Теперь уже предпоследней Пагубы. А некоторые считали, что он пережил уже несколько Пагуб.

– У него был шрам в виде креста на лысой голове, – произнес Кай.

– Ты видел его? – напрягся Сай.

– Отец рассказывал мне об этом старике, – проговорил Кай. – Он нес с ним дозор на посту, где из-под багровой стены, из-за предела Салпы вытекает речка, которая потом спускается к самой Туварсе.

– Да, – кивнул Сай. – Так было. Но теперь Хара исчез. С полгода назад он покинул свой дом и уехал неизвестно куда. Но для урая клана Смерти он оставил письмо, в котором было всего несколько слов. Вот они: «Оставьте зеленоглазого мальчишку в покое. Он только мой. Я разберусь с ним сам».

– Что это значит? – уперлась в Кая взглядом Васа. – Ты можешь объяснить?

– Конечно, – усмехнулся Кай. – На этот раз клан Смерти отправил за мной одного мстителя. Пожалуй, лучшего. Может быть, последнего. Но есть ведь еще одна причина?

– Да, – кивнул Сай. – Главной была вторая. Но есть еще одна. Мы узнали о тринадцатом клане.

– О тринадцатом клане? – не понял Кай. – Их двенадцать, считая уничтоженных. Двенадцать сиунов, двенадцать зубцов на Храме Пустоты. Двенадцать!

– Тринадцатый клан не связан ни с сиунами, ни с зубцами на Храме, ни с чем, – покачал головой Сай. – Он против Пустоты.

– Против Пустоты? – опешил Кай. – Я не ослышался? Звучит так же бодро, как звучало бы – «он против зимы».

– Против Пустоты, – кивнул Сай. – Он ненавидит Пустоту и пытается освободиться от ее власти. Я не знаю всего, но год назад мы поймали лазутчика, который пытался убить Хару. Да-да, того самого старика. Но легче убить собственную тень, чем Хару. Если бы не его возраст и не почтение к его старости, то и на твое убийство, Кай, в первую очередь был бы отправлен именно Хара. И я не уверен, что ты оказался бы сильнее его. Хара скрутил лазутчика, как младенца, и стал допрашивать его. Тот умер под пытками, но кое-что успел рассказать. То немногое, что он действительно знал. Тринадцатый клан объединяет врагов Пустоты. Тех, кто не показывает своих лиц, или тех, чьи лица являются масками. Тех, кто всерьез рассчитывает уничтожить Пустоту.

– Уничтожить Пустоту? – рассмеялся Кай. – А, к примеру, разбить головой скалу, внутри которой мы сейчас сидим, этому клану в голову не приходило?

– Я не знаю, что приходило этому клану в голову, – ответил Сай, – и не знаю, сколько у него голов, но его правители считают, что если из основания неприступной крепости вытащить самые важные камни, то крепость рухнет. Так вот, такими камнями они считают нескольких человек. Один из них Хара из клана Хара. И возможно, ты тоже, Кай.

– Вот уж новость, – медленно проговорил охотник.

– Но с тобой сложнее, – продолжил Сай. – Ты словно нераспустившийся цветок. Завязь. Бутон. Вроде замены того, кого они действительно должны убить. Замены одного из двенадцати. Или ниточка к нему. Не знаю к кому, но к кому-то из двенадцати. Я могу назвать их имена.

– Я их знаю, – заметил Кай. – Это Асва, Хара, Агнис, Кикла, Неку, Хисса, Паркуи, Сакува, Кессар, Сурна, Эшар и Паттар.

– Правильно, – кивнул Сай. – Тринадцатый клан следит за ними всеми. В тот час, когда они будут все обнаружены, их убьют. Лазутчик сказал, что эти двенадцать не могут быть убиты надолго. Они возрождаются. Но не сразу. Если их убить одновременно, какое-то время все они будут мертвы. Если сделать так, что все двенадцать будут отброшены за грань Салпы в один и тот же день или в несколько дней, Пустота развеется. Тринадцатый клан считает, что эти двенадцать как двенадцать колонн, на которых держится багровое небо.

– А они не боятся, что если одновременно обрушить двенадцать колонн, то багровое небо рухнет по-настоящему и придавит всех? – спросил Кай. – Или свобода дороже жизни?

– Когда рушится тюрьма, мало кто беспокоится о судьбе заключенных, – пожал плечами Сай.

– Подожди, – нахмурился Кай. – Но почему лазутчик пытался убить Хару? Это было год назад? Почему только его? Одного из двенадцати? Я не знаю, живы ли прочие, но, к примеру, Кессар погибла пару месяцев назад, Паттар погиб еще позже…

– Не знаю, – вздохнул Сай. – Этого мы не успели узнать, Хара был… слишком жесток в своем дознании. К тому же этот лазутчик был скорее испуган не за себя, а за своих близких. Он сказал, что все, кто знает что-то о тринадцатом клане, все будут убиты. И его родные будут убиты. Все ниточки должны быть оборваны.

– И ты пытаешься продлить эти ниточки через нас? – стиснула губы Васа.

– Я делаю то, что считаю нужным, – отрезал Сай. – Так вот, клан Хара не участвует в таких играх.

– Это все? – медленно проговорил Кай.

– Почти, – поднялся из-за стола Сай. – Тринадцатый клан может убивать не только тех, кто что-то узнал о нем. Он может убивать любого, кого посчитает нужным. К примеру, близких кого-то из двенадцати.

– Зачем? – закашлялась Каттими.

– Чтобы ужас не отпускал их, – проговорил Сай. – И вот еще что. Когда тринадцатый клан убивает кого-то, он вырезает у него на голове крест.

– Такой же, как на голове Хары? – спросил Кай.

– Может быть, Хару уже пытались убивать, – согласился Сай. – Возможно, этим объясняется его жестокость.

– Лазутчик не оставил никакого следа к этому клану? – спросил Кай.

– Он сказал, что тринадцатый клан очень могущественен. Среди его членов не только воины вроде него, но и важные вельможи, возможно, даже некоторые ураи. Но так ли это на самом деле, мы не знаем. Лазутчик знал только одного человека из клана, того, кто передал ему приказание убить Хару. Того, кто выбрал его и доверил ему тайну.

– И кто же он? – спросил Кай.

– Имени нет, – мотнул головой Сай. – Самого лазутчика звали Паххаш. Он сам из Ламена, был молодым воином, наверное, одним из лучших из клана Огня. Все, что мы узнали, что посредником была женщина необыкновенной красоты, у нее голубые глаза, и она хиланка. Паххаш определил это по выговору. Но мы ее не нашли.

– Почему же он поверил ей? – не понял Кай.

– Женщины держат в своих руках уздцы мира, – пожал плечами Сай.

– Да, – задумчиво произнесла Васа и посмотрела на Каттими, которая застыла с набитым ртом. – Не скажу, что часто, но порой так казалось и мне.

– Это все, что я хотел сказать, – произнес Сай. – Я искал тебя, Кай. В деревеньке возле Хилана, где ты порубил свору псов и получил раны, мне сказали, что охотник Кай направился в сторону Намеши, но справлялся о дороге на Кету, и я подумал, что под осень на Парнс или на Хастерзу ты и в самом деле не пойдешь, если окажешься в Гиене, то ненадолго, нечего там делать, так что Кривых Сосен не минуешь. Там я тебя и решил ждать.

– Но почему ты не сказал мне этого сразу? – спросил Кай.

– Потому что я должен был собственными глазами увидеть, кто тот человек, что смог одолеть клан Смерти, – произнес Сай. – Проиграть тебе, Кай, не стыдно. Но ты должен знать, что если Хара хочет твоей смерти, то он ее получит, поверь. Может быть, сначала он решил отомстить тринадцатому клану. Но клан Смерти больше не враг тебе. Ты победил.

– Вот уж чего я не хотел никогда и чего никогда не припишу к своим доблестям, – поднялся из-за стола Кай. – Я не схватывался с кланом Хара и не побеждал его. Но почему я должен верить тебе, Сай, что урай клана Смерти остановил месть?

– Потому что урай клана Смерти – это я, – произнес Сай и выудил из-за ворота рубахи знак урая – золотой медальон, залитый багровой эмалью.

– Слушаем и слушаемся, урай клана Хара, – разом опустились на одно колено Кай, Васа и Каттими.

– Встаньте, – поморщился Сай. – И прощайте. Я ухожу домой.

– Но почему сам урай… – прошептала Каттими.

– Клан Хара маленький, – произнес Сай. – И после начала последней Пагубы он стал еще меньше. Нас всего три десятка человек. Из них воинов – половина.

– Прими дар от урая Хурная. – Васа сняла с себя пояс с серебряной пряжкой, изображающей две белых руки.

– Спасибо, Васа, – склонил голову Сай, принимая подарок и застегивая его на животе поверх собственного пояса. – К сожалению, мне нечем тебя отблагодарить. Я буду рад видеть тебя у себя дома. Вот оплата за этот щедрый стол. – Сай положил на доски золотую монету. – Прощайте.

Воин шагнул к двери, открыл ее и исчез в полумраке. Над столом повисло молчание. Васа медленно поднялась, подошла к двери, закрыла ее. Вернулась за стол, но заговорила только через минуту:

– Я служу ураю клана Кессар, клана Руки, – Кинуну. И старшине тайной службы Ашу. Ты правильно назвал его имя, Кай. Хурнай лучше прочих пережил последнюю Пагубу, хотя кто может сказать об этом наверняка, если небо по-прежнему озаряет пламя? Пагуба утихла, но не завершилась. Таких, как я, более десятка. Может быть, еще больше. Урай разослал нас во все концы Текана, и даже за его пределы. Уже много лет брат Кинуна, ставший перед началом Пагубы ураем Хилана, Мелит собирает по всему Текану свидетельства древних времен, по крупицам воссоздает историю Салпы. Все свидетельствует о том, что багровая стена окружала Салпу не всегда. Но в последний раз в дорогу нас отправили после того, как гадалка Хуш нашла страшную смерть в объятиях сиуна клана Руки. Но у нее не было креста на голове! От нее вообще не осталось тела!

– И от Паттара тоже ничего не осталось, – пробормотал Кай. Перед его глазами стояли пятеро всадников, проскакавших по улице Намеши, и песчаный отпечаток на камне. – Думаю, что в Текане хватает убийц и без тринадцатого клана.

– Тогда кто это делает? – вскричала Васа.

– Ничего не могу сказать о том, кто убил Хуш-Кессар, но с Паттаром расправились пять всадников, один из которых рыжий весельчак, управляющий огнем, – проговорил Кай. – Или ты не видела их в Кривых Соснах?

– Чем больше я собираю сведения о древности Текана, тем меньше я понимаю, что с ним происходит сегодня, – с разочарованием покачала головой Васа. – Но ведь Хуш убил не человек, ее убил сиун клана Кессар!

– Что есть сиун? – спросил Кай. – У каждого из двенадцати есть сиун. Я слышал, что сиун – это надсмотрщик от Пустоты. Значит, либо Пустота сама уничтожает каждого из двенадцати, либо сиуна можно заставить что-то делать. В том числе и убивать.

– Заставить сиуна? – сдвинула брови Васа.

– Почему нет? – спросил Кай. – Я тоже пытаюсь разгадывать загадки Текана. Ничего не буду говорить о том, что я замена одному из двенадцати. Я чувствую себя обычным человеком. Но кое-что я скажу. Тот, кого зовут Сакува, сумел как-то обмануть своего сиуна. Он скрывается от него. Конечно, если он еще жив. Та, чье имя Эшар, сумела приручить собственного сиуна. Как – не знаю. Паттар мертв. Убил его собственный сиун в Намеше. Убил на моих глазах. И к этому точно причастен тот рыжий, который посетил передо мной Кривые Сосны и который устраивал огненные сполохи на дороге через чащу.

– Но почему он не убил тебя, если ты замена кому-то из двенадцати? – не поняла Васа.

– Не знаю, – пробормотал Кай. – Все эти разговоры о замене кажутся мне только разговорами. Не знаю…

– Если Кессар и Паттар мертвы, то остались десять? – спросила Васа.

– Или меньше. – Поднимаясь, Кай посмотрел на оцепеневшую Каттими. – Ты что?

– Я словно муравей. – Она поежилась, проглотила комок, смахнула со щеки слезинку. – Он ползет по столу и думает, прихлопнет ли его что-то большое и страшное, что ударяет то справа, то слева? И вот он трясется от страха, мечется из стороны в сторону. А потом кто-то приходит и говорит, что большое и страшное – это огромный молоток, которым кто-то еще более огромный забивает двенадцать гвоздей. А еще кто-то забивает вокруг больших гвоздей кучу маленьких гвоздиков. А убьет ли кто-нибудь при этом муравья или нет, вопрос случая. Кому он интересен, маленький муравей?

– Что собираешься делать? – спросила Васа.

– Пару дней проведу в городе, – нахмурился Кай. – Может быть, пристрою куда-нибудь Каттими. Потом… потом будет видно. Скорее всего, пойду на Ламен. Есть вопросы. Да и куда еще идти из Кеты?

– Если только на Сакхар, – пробормотала Васа. – Я должна встретить в городе приятеля, потом, наверное, вернусь домой. Есть о чем говорить с Ашу, есть.

Они снова шли по длинному подземелью между огромных бочек. Миновали тот же полупустой трактир. Потом поднимались по узкой лестнице. А когда оказались на улице, тут же попали в толпу встревоженных горожан. Толпу теснила стража. Васа пригляделась к распростертому на камне человеку и вдруг закричала, рванулась вперед, оттолкнула стражника. В луже крови ничком лежал Сай. Ниже затылка в его голове торчал нож. Из-под тела выглядывал сломанный меч. Каттими разрыдалась в голос. Кай сбросил с головы капюшон, шагнул к тому самому старшине стражи, который опрашивал его на входе в Кету.

– Ваш? – хмуро спросил его тот.

– Наш, – помертвев, прошептал Кай. – Кто это сделал?

– Кто-то, – зло сплюнул старшина. – Только нам еще этого не хватало. Пятое убийство за два дня. Правда, четверых убили по-другому, перерезали им горло, но мне разве легче от этого?

– Кто были эти четверо? – спросил Кай, завороженно смотря на поникшую над телом Сая Васу.

– Обычные женщины, – сплюнул под ноги старшина. – Одна вовсе старуха, две ткачки средних лет да девчонка-прачка. И всех звали одинаково – Уппи. Кто-то как косой выкосил всех Уппи в городе. Ну что ты прикажешь делать? Ходил какой-то чужак в черном по кварталам, искал Уппи еще два дня назад, а вчера всех, верно, и прикончил. Как я буду его искать?

– Пятеро в город перед нами заходили? – спросил Кай. – Один рыжий, веселый, об остальных не знаю, но все в черном, на черных лошадях. Подковы на лошадях ламенские. Они, скорее всего.

– Были, – в раздражении ударил себя по бедрам старшина. – Позавчера въехали через восточные ворота. Точно! Я как раз паром встречал. И все ламенские! А там разве определишь, верны ли ярлыки? В Ламене только и скажут. Только нынче же с утра и ушли. Хотя я троих видел, а рыжего не приметил. Так он мог и раньше выскочить, на выход проверка так себе.

– Кай! – позвала Васа.

Кай шагнул вперед. Кессарка перевернула тело сакхарца. На лбу у него был вырезан крест.

– Это еще что? – побледнел старшина. – Что мне докладывать ураю Кеты?

– Докладывай, что в твоем городе убит урай клана Смерти, – медленно проговорил Кай. – Знак урая у него на груди. Можешь добавить, что он умер как воин.

В один миг гостеприимный, погружающийся в вечернюю мглу город превратился в чужой и враждебный. Холодный осенний ветер подул с реки. Старшина с посеревшим лицом опустился на ступени ближайшего дома. Васа закрыла лицо руками. Не говоря ни слова, Кай отправился в ближайшую просительную. Каттими поплелась за ним. Кессарка осталась у тела Сая.

В просительной Кай заплатил серебряную монету и выправил Каттими ярлык бесчинной, но вольной.

– Куда теперь? – спросила она его, привязывая ярлык к шнуру и опуская его в ворот рубахи.

– Как раны? – спросил ее Кай.

– Показать? – Она было рванула ворот, но остановилась, произнесла через силу: – Заживает. Шрамы будут, но не слишком заметные. Тонкие. Хорошее ты средство знаешь. Кто научил?

– Отец, – хмуро бросил Кай, вышагивая по деревянному тротуару. – Не тот, что из клана Смерти. Настоящий.

– Ты его нашел? – удивилась Каттими.

– Нашел, – кивнул Кай. – Нашел и снова потерял. Не успел даже отцом его назвать. Но он-то, скорее всего, знает, что я его сын. Вот только не знает, что я знаю об этом.

– А кто он? – спросила Каттими.

– Он из этого списка, – процедил сквозь зубы Кай. – Один из двенадцати. И я не знаю, жив ли он еще. Ты что, еще не поняла?

– Что не поняла? – растерянно спросила Каттими.

– Смерть ходит за мной по пятам, – ответил Кай. – И порой опережает меня.

– Я ни впереди, ни сзади, – прошептала Каттими. – Я рядом!

– Я оставляю тебя в Кете. – Кай говорил твердо. – Ты взрослая. Семнадцать лет – точно взрослая. Вольная. Немного монет у тебя есть, я еще добавлю. Пристрою тебя куда-нибудь, не волнуйся. Телом торговать не придется.

– Но почему? – Она готова была разрыдаться.

– Потому что завтра такой же крест на лбу может оказаться у меня, – повысил голос Кай. – А у того, кто рядом, может быть перерезано горло!

– Я так легко не дамся! – воскликнула Каттими, потянувшись к рукоятям мечей.

– Пока ты их достанешь из-за спины, тебя убьют десять раз и покроют твое тело крестами сплошь, – отрезал Кай.

– Когда ты уходишь? – спросила девчонка, прикусив губу.

– Завтра или послезавтра, – сказал охотник.

– Не пристраивай меня подольше, – попросила она.