Юг-Север

Глава 15. Юг

Пули звонко цокали по стене, выбивая красную кирпичную крошку. На Позднякова, лежащего возле окна, время от времени падала штукатурка, отчего сержант фыркал, будто морж, и отряхивал голову. Шапку, видать, сбило веткой во время суматошной беготни по лесопосадке. То жуткое ветрозащитное лесонасаждение грозило еще не один раз присниться. Если, конечно, им удастся пережить этот день, долгий, будто в далеком детстве. Там, среди акаций, то ли «нацисты», то ли еще какие уроды из террбатов, расстреливали людей. Точное количество сержант назвать не сумел бы. Трупы лежали вповалку. Судя по состоянию – еще с лета.

Сержанта снова передернуло. Избавляясь от воспоминаний об удушливой вони, он переполз на середину комнаты и дал короткую очередь в сторону реденького леска, где между деревцами мелькали фигуры с желтыми повязками. У кого на предплечьях, у кого на касках. Судя по крикам и усилившейся стрельбе укров, залегших около подстанции – “свидомым украиньцям” прилетело удачно.

Поздняков рухнул на пол, прополз обратно к стене, осыпаемый штукатуркой. Укры лупили на расплав стволов. Интересно, в кого он попал, что бандерлоги так взбесились?

- Видать, пастора ихнего зацепил, - угадав мысли сержанта, сказал Котельников, с трудом разлепляя спекшиеся губы.

- Похоже… - протянул сержант, стараясь не встречаться глазами с лейтенантом. Тот поймал животом осколок гранаты. Мелкий, но гадостный. Насколько Поздняков был знаком с военно-полевой медициной, жить офицеру оставалось немного. Если не срубит шок, который должен жахнуть с минуты на минуту, то раненного доконает кровотечение. Там и печень, похоже, задета... До своих далеко. А такого подарка, как раненный русский офицер, украм не будет. Не оценят, суки. Такого натворят, что давным-давно сдохшие гестаповцы на том свете обзавидуются изобретательности последышей...

- Слууушай, - просипел Котельников. - просьбы есть три. Ты как?

Поздняков оглянулся и подумал, что раненый скоро приплывет. Вон, и лицо бледное, и пот погнал. Мелкий и липкий. Так, где у нас шприц-тюбик заветный…

Сержант выкинул пустой медикамент, выглянул наружу – тихо. То ли силы накапливают, то ли думают, что делать. Все же, проредили незалежных хорошо. На все деньги, как говорится.

- Излагай. Только быстро. Минут десять, и попрут.

- Щассс… - прошипел лейтенант сквозь зубы, пытаясь совладать с болью. Справился. - Уходи, нахрен. Где с ребятами пересекаться помнишь?

Поздняков кивал, прекрасно понимая, что никуда он от раненного лейтенанта не уйдет. Группа справится и без проводника. Во всяком случае - должна справиться. В десяти километрах от города, да с картами, если заблудятся - сами себе пилигримы из 331-го парашютно-десантного полка...

- Ага. Что еще? Девушке написать или на словах? Поцеловать за тебя?

Котельников криво улыбнулся.

- Ты ж ее трахнуть попробуешь, я тебя, Степаныч, изучил неплохо.

- Там как пойдет, - криво усмехнулся Поздняков, в тон умирающему. - Обещать не буду. Если надо, могу и трахнуть.

- Поцелуй, просто поцелуй, - снова улыбнулся лейтенант. - И еще, насмеши меня напоследок, а? Ты же умеешь....

Сперва Поздняков подумал, что все - чокнулся летеха. Обдолбанные говносеки полезут в атаку через несколько минут. А там – тридцать секунд перестрелки, и все. У гарнизона подстанции на двоих – полтора магазина и граната. Но, глянув в глаза Вовки, понял, что тот всерьез.

- Насмешить, говоришь?

- Ага…

Сержант думал недолго. Прокашлявшись, он заорал во все горло, как орал когда-то в Оршанце, на конкурсе строевой песни…

- Эй, какол иппаный! Прыхади, я твой жопа иппать буду! Я твой мать ипал, атэц ипал, тебя в рот-жопу ипал! У какол жопа мягкий!

Поздняков замолчал на пол секунды, переводя дыхание.

- И твой хата труба шатал, и на твой голова срал! И мамонт твой угонял, какол глюпый!

И добавил вовсе уж нечеловеческим ревом:

- Аллаху Акбар!

Со стороны укров будто вулкан проснулся. По подстанции лупили из всего что можно. Хорошо хоть гранатометов не было. Железо-бетонные стены неплохо держали «калашовскую» пулю, но против любого из ПГ могла и спасовать…

- Насчет мамонта, это ты явно перегнул, хотя вроде как Незалежная Рохляндия родина слонов? - закашлял - засмеялся Котельников, и добавил, задыхаясь. - Уходи, Степаныч.

- Чего? – не понял сержант. - Куда я уйду?

- Туда, - мучительно закусив губу, махнул рукой лейтенант, - я сдохну минут через десять. А с той стороны вентуха есть, ты же видел. Пролезешь. А они со мной всяко повозятся.

«Слава Украине!» - раздался со стороны вражеских позиций многоголосый рев. Чего у говносеков не отнять - так это дурной отваги.

- Чтобы я сукой себя всю жизнь чувствовал?

- А мне похеру. Приказ. Понял?

- Да пошел ты.

Усталость навалилась тяжелым прессом, буквально вдавливала в пол. Так что даже ругаться витиевато не хотелось. Слишком тяжело. Тяжело объяснять, что лейтенант дурак и приказ у него дурацкий.

- Дурак, - тихо сказал Котельников, почти прошелестел сухими губами. Поздняков сначала даже не понял, что это голос раненого, а не эхо его собственных, поздняковских мыслей.

- Дурень... Им еще пилить и пилить до своих. Добро бы еще самих себя несли, но телефон... его доставить надо.

Голос дрожал и срывался, но раненый упорно приставлял слово к слову, стараясь донести самую важную в жизни мысль.

- "Любой ценой". Как в кино... Оно и в жизни так бывает, оказывается... А ты в героя играешь...

Котельников закашлялся, на губах заалела кровавая пена. - Последний герой боевика, твою мать...

- Сука ты, лейтенант, - выдохнул Поздняков.

- Гранату оставь, - властно распорядился лейтенант. - «Грача» забери. У меня в магазине патронов немного осталось. Тоже пригодятся

Поздняков положил «лимонку», отогнув проволочные усики, чтобы у раненного сил хватило вырвать чеку. Засунул в разгрузку полупустой магазин, выщелкнутый из АКСа Котельникова.

- Пистолет себе оставь. Я ваших офицерских штучек не разумею.

- Удачи.

Поздняков молча кивнул. По стенам снова зацокали пули…