Южное солнце-4. Планета мира. Слова меняют оболочку

«Человек человеку — человек

И животным — человек тоже.

Он такой же для лесов, полей, рек —

Иначе человек не может».

Такие были у меня мечты.

Дух другой над планетой кружит,

У людей растут клыки и хвосты,

И мамоне примерно служат.

Заплутались они в сетях идей,

Бич невежества, фанатизма

Превращает людей в диких зверей,

Вскормленных халвой популизма.

Что же делать мне со своей мечтой?

В детстве мир казался так чуден!

Повзрослев, к истине пришел простой —

Долог путь к человеку, люди.

Жизнь вторую проживая,

Вспоминаешь ты о той,

Прежней, и ее листаешь,

Словно книгу. Не простой

В ней была глава любая,

Но нет жалоб, всё — твоё.

Птицы, по небу летая,

Не пеняют на полет —

Скорость, виражи, высоты

Так естественны, вольны

И вершат они полеты

Так, как могут и должны.

Мы не хуже и не лучше,

Хоть у нас все посложней,

Ложный выбор, дикий случай

Повернуть все могут в ней.

Так не просто без удачи

Добиваться своего,

Ну, а с ней так даже клячи

Обгоняют рысаков.

Но удачу, как награду,

Получает чаще тот,

Кем был верно предугадан

Жизни новый поворот.

Мой товарищ, так бывает, родился дельфином.

Он все понимал без слов, прикрывал мою спину.

С виду неуклюжий, но почти всегда и везде

Был шустр, опережал других, словно дельфин в воде.

Он ушел, не успев мне сказать: «Прощай, пока!»,

Но порой слышу голос его издалека:

«Мы, дельфины, чем люди, еще менее вечны,

Потому, что более, чем они, человечны.»

Скворцы вприпрыжку на асфальте

Под ветром скачут и дождем,

Они почти что крутят сальто,

Им непогода нипочем.

Ненастный день весны не портит,

Победокурит и пройдет.

Судья — ворона в птичьем спорте

Прокаркала, что всем зачет.

Ты жив и свободен в поступках,

Во многих, пускай не во всех,

И в этой обители хрупкой

Жить так — это тоже успех.

Быть может, стремился к другому —

Богатству и славе, чинам,

Но все обернулось искомым,

И ты отыскал его сам.

Лишь стало теперь все понятным,

Мудрец был воистину прав —

Как жить в нашем мире превратном?

Как травы живут среди трав.

Зима. Мороза нет. Но день чудесный.

В дождливой пьесе солнечный антракт.

С бутылкой пива сумасшедший местный

Босой ногою отбивает такт.

Сегодня он не затевает споров

Со мной о Боге, о мирских делах,

И пуст в его тележке грязный короб,

Огрызки хлеба в нем — еда для птах.

Шабат всегда он строго соблюдает,

А тут еще такой прекрасный день,

И с улиц ничего не собирает,

Обычно тащит в короб дребедень.

День этот и для здешних птиц награда,

Слетелись мелкие из разных мест.

А этот короб — птичий Эльдорадо,

Как будто бы спустился к ним с небес.

Январь. Брожу по солнечному югу

И радуюсь, как тот же самый птах,

Тому, что солнце вытеснило вьюгу,

Что пчелы копошатся на цветах.

Дожди еще придут и будет серо,

И мой неадекватный визави

Мне объяснит: «Недостает нам веры!»

Отвечу:» Не хватает нам любви!»

Собиратель улиток

Я простой собиратель улиток.

Каждый раз после зимних дождей

«Рогачи» не бросают попыток

Поменять место жизни своей.

Кто-то скажет, с людьми они сходны,

Те добились ведь цели своей:

После многих попыток бесплодных

По планете рассеялись всей.

Но ведь люди, они — быстроходны,

До сверхдальних дотянутся мест,

Самолеты, авто, пароходы

Переправят в единый присест.

Жизнь в саду стала невыносимой,

И улитки, по старым клише,

Домик свой переносят на спинах.

У людей он хранится в душе.

Недалече они отползают,

И раздавлены чьей-то ногой,

Тихоходы садов погибают

Вместе с домом, что носят с собой.

Я простой собиратель улиток.

Их в траву возвращаю, в кусты.

На асфальте, дождями омытом,

Жизнь спасаю, но жизнь без мечты.

Не считайте звезды, не считайте,

Все равно их всех не перечесть,

Вы одну, давайте, выбирайте,

Берегите, словно вашу честь.

И она хранить вас тоже будет.

Не секрет, что в жизни впопыхах,

Путаются неплохие люди

В звездах, странах и своих делах.

Пусть она горит высоким светом,

Знаком добрым среди долгих лет.

Если звездным дорожить заветом,

Звездный в жизни выпадет билет.

Судьба, дай мне прожить еще с десяток лет,

Я дорожу своей не главной ролью

В балансе между радостью и болью,

Поденно я живу, и нареканий нет,

Что не с начала я себя с природой слил,

Что время упустил, не разобрался,

Искал себя не там, блуждал, метался,

Суфлеров слушал, делал вид, а сам не жил.

Всего-то дел, отсрочить строгий приговор…

Для смертного любого неизбежен,

Туманна даль и горизонт безбрежен,

Пока ты вдруг не переступишь жизни створ.

Судьба, дай мне прожить еще с десяток лет…

Духи трав окружили меня,

И пахнуло ромашкой, полынью.

Для кого-нибудь просто сорняк —

Я в них рос под небесною синью.

Но потом гравий, сталь и бетон,

Сладко-приторный запах бензина

В городской свой загнали загон,

Где власть духов природы бессильна.

Так и жил, плюс лосьон для бритья,

Водки, пива, вина ароматы,

Был им мальчиком я для питья,

Был пропавшим без детства солдатом.

Но, как эхо былых пустырей,

Потянуло полынью, ромашкой,

Я сижу у раскрытых дверей

С валерьянкой, налитой в рюмашку.

Неразлучная пара скворцов

По утрам прилетают к окну.

Я их жду и внимать им готов,

Рановато, но глаз не сомкну.

Мне близка эта бодрая трель,

И хотя, нет ни нот в ней, ни слов,

Но пернатый звучит менестрель

Так, что душу отдать я готов.

Вам смешно? Да за пенье скворца

И за щебет пичужки иной

Отрекусь от любого певца,

Пусть слывет он как самый крутой.

Мне по нраву, природа, твой хит,

Я всегда его слушать готов.

Только чуткое сердце болит,

Когда слышу я трели скворцов.

Семь утра, и солнце всходит,

Но луны пузатый кит

С моря неба не уходит,

До последнего глядит,

Как вздымается светило

Ярким парусом, и вот —

Всю планету осветило,

Новый день разбег берёт.

И луна ныряет в небо,

Чтобы выплыть ввечеру

Среди звезд, но с мыслью, где бы

Солнце встретить. Поутру

В нетерпенье ждет восхода,

Но когорта черных туч

Не сулит его прихода,

Не пробьется солнца луч.

…Луну и солнце над Землею

Почти всегда увидишь врозь.

Как мы похожи- нам с тобою

Однажды встретиться пришлось.

Ты каждый день к другим восходишь,

Со мной в полночной темноте

Другие звезды хороводят,

Когда в мой сон приходишь ты,

То из него уходят звери,

И закрываются цветы.

Никто тебе уже не верит.

Ты то придешь, а то уйдешь,

Так поступают только волны,

Непостоянство их — не ложь,

А образ жизни. Даже сонный

Я понимаю, ты не та,

С которой можно жить до гроба.

А красота? И красота —

Непостоянная особа.

Исчезнет — вновь не обрести,

Уйдет, как ты, но не вернется.

Лишь сердцу некуда уйти,

Там остановится, где бьется.

Встречаются люди, не знакомы они,

Но понимают почти сходу:

Друг другу ближе самой ближайшей родни,

По фразе одной, как по коду.

Один — строгий, чопорный, как английский лорд,

А у другого — вид пижонский.

Но в детстве разгадывали один кроссворд,

Оба знают, кто такой Вронский.

И не надобно даже гадать по руке,

И делать прогнозы праздные —

Им легко говорить на одном языке,

Пусть языки у них разные.

У пальм зеленые вихры

Восточный ветер нервно треплет,

Быть может это часть игры,

Избыток нежности свирепой.

Пока не видно ранних птиц,

Зимой отложена побудка,

Набеги пенных колесниц

Штурмуют берег с силой жуткой.

И ночь не спавший человек,

По краю южному блуждает.

«Где я, а где тот белый снег,

Он только в памяти не тает».

Гоним не богом и не бесом,

А жаждой быть самим собой,

Я полем шел, дремучим лесом,

Плыл морем, бурною рекой.

В горах я продолжал исканья

И пропасти изведал страх,

Заимствовал у старцев знанья,

Над книгами ночами чах.

Зачем, казалось, силы трачу,

Что этот поиск мне дает?

Я знал, что не могу иначе,

Тот, кто не ищет, не живет!

Я ласточкой к стене прилипшей

Нехитрое гнездо крою.

Едва ли в нем, комке застывшем,

Свою я крепость сознаю.

Но правит всем инстинкт природы,

И кажется, спасет нас дом.

Жаль, что ни птицы, ни народы

Не обрели спасенья в нем.

Мы строим ласточкины гнезда,

Чтобы растить своих детей.

Но злобой раскаленный воздух

Рождает новых упырей.

Дома разрушены, разбиты,

Надежды тлеют угольки.

«Слезами ласточек облиты

Их гнезда», — бают старики.

Так в этот был пейзаж влюблен

На озере одном,

Что снился по ночам мне он

В спокойствие своем.

Кристально чистая вода

И золотой камыш,

Стремился вновь попасть туда,

Но жизнь не повторишь.

Когда пришел на берег тот,

Увидел: он чужой.

Пожух камыш, растет осот

Над гиблою водой.

И ничего не изменить,

Реальный мир жесток,

Я постарался все забыть,

Вернувшись на восток.

Но в снах своих пейзажа вновь

Восстановил черты,

Так первая живет любовь,

Когда ей верен ты.

Жилец из 12-й квартиры

Для жизни сменил регион.

Что ж, славно, ведь мы не придиры,

Но шлем осужденье вдогон.

В ней жили еще кот и кошка,

Два близких друг другу хвоста,

И как-то случилась оплошка —

Не взял он с собою кота.

Живет тот сейчас у подъезда,

Решили судьбу за него,

И после хозяйского съезда,

Что сделать он мог? Ничего.

Земля ему вместо подушки,

В кустах он привык ночевать.

Нет кошки, любимой подружки

И некому «мяу» сказать.

Мне разлука-то спину не горбит,

Новый край мое сердце не жмет,

Что у странника есть, кроме торбы,

Да души, что беззвучно поет?

Сколько радости, сколько печали —

На каких это взвесить весах?

То, что дали, и то, что украли,

Все давно превратилось уж в прах.

Только терпкие запахи детства,

Сон младенческий, как у сурка,

Никуда не могли они деться,

Как и добрая мамы рука.

Дети, внуки — спасенье от скуки,

Да нетронутый профиль листа.

И теперь мои теплые руки

Греют тех, чья душа так чиста.

Им расти, подниматься под небом,

Что приветствует птиц бирюзой,

Только вы бы сказали мне, где бы,

На земле, что живём, взять покой.

Сколько странствовать мы еще будем…

Я на этом немлечном пути,

Где мытарят различные люди,

Человека пытаюсь найти.

Среди зимы вдруг день весенний

Подарят людям небеса,

И враз растопит лед сомнений,

Что жизнью правят чудеса.

Одним поверится в удачу,

Другим привидится любовь,

Всего лишь день, но сколько значит,

Чтоб жизнью восхититься вновь.

Назавтра все опять заснежит,

Застудит и заледенит,

Но память нам денек тот нежит —

Весенний грач в душе парит.

По улице идет прохожий

А в луже-на него похожий,

То дождь удвоил наши рожи,

То юмор марта налицо.

И кажется, что мир несложен,

Что к нам он даже расположен.

Весна, не отпускай ты вожжи,

Ты рук не разжимай кольцо.

Поет пичуга и летает,

И знает, что летать должна,

Но кто-то клетку покупает,

Чтоб в ней была заточена.

И в этой клетке, что по моде,

Напоена, не голодна,

Грех жаловаться птице вроде,

Но не вольна, эх, не вольна.

Наших предков могилы никто никогда не упомнит,

Даже страны меняли свой облик и в землю навечно ушли.

Шар земной для космоса маленький, для нас он огромный,

Только память о них мы в легендах пытались хранить, как могли.

Все ж давайте любить больше тех, кто живет с нами рядом,

Современников, временем нынешним с ними объединены,

Станет меньше раздора и ссор, все закончится ладом,

Чтобы вместе с планетой не сгинуть во время последней войны.

Не предайте семьи, друзей, и любимое дело,

Пусть надежда и вера ваш род на века сохранит,

Чтобы дом наш, Земля, и дальше в пространстве летела,

Чтобы каждый живущий на ней был свободен и сыт.

Я по утрам, в них жизнь легка,

В рассветах таю.

И вместо кринки молока,

Стихи читаю.

Как семечки, в стакан гребу,

Чтоб было с горкой,

Поэта строчки про тайгу,

Да про махорку.

Который раз в своих стихах

Рифмует совесть,

Искал бы он, да впопыхах

Другой бы глобус.

На этом горьком голубом

Он жить не может,

Но будет жить, его здесь дом

И песни сложит.

И растворятся песни те

В морях и суше,

И будем верить в простоте:

Жизнь станет лучше!

С кладбищ ветер веет в наших городах,

Проникает в души, навевает страх.

Тот, кого коснется, думает о том:

«Вот еще немножко, поменяю дом

И туда, где ветры начинают бег,

Попаду я скоро, бедный человек»

Но стихают ветра дуновения,

И о смерти мысли — лишь мгновения.

Люди копошатся средь своих забот

Так, как будто каждый вовсе не умрёт,

Женятся, разводятся, делают детей,

Наплевать на ветер: вей он иль не вей.

Не горюют долго, и секрет тот прост,

Жизнь сильней, чем чуждый, призрачный погост.

Что с того, что каждый будет и на нём?

Но пока живём ведь! Радуйтесь, живём!

Мне пожелали: «Добрый день!»,

И он действительно стал добрым,

Гляжу глазами сытой кобры,

Исчезла будничности хрень.

Возникли праздника черты,

Не всенародного, но все же,

Мне личный праздник нужен тоже

Средь суеты и маеты.

Как мало надо слов простых,

Чтоб сделать нашу жизнь светлее.

Я не прошу вас быть добрее,

Всего — то дел — скажите их.

Дорогая, ты устала?

В синем доме от Шагала

Есть тахта с клетчатым пледом,

Я, тебе душою предан,

Буду рядом в тишине.

Отдохни. По нраву мне

Эта давняя картина.

Не у модного камина,

Возле доброй русской печки

Мы вдвоем, горят две свечки,

На столе твои оладьи,

Вечер тих, душевен, ладен.

Помолчим, без слов все ясно,

Мы вдвоём, и жизнь прекрасна.

Только гаснет свечек свет.

Я живу. Тебя уж нет.

О смерти думайте, но только иногда,

Побольше все же думайте о жизни.

Плывете в океане и вокруг вода,

Пловцу важнее волны, а не брызги.

Дно очень глубоко и суша далеко,

И надо плыть пока тебе плывется,

Под воду тело можно опустить легко,

Но есть еще душа, что в небо рвется.

Ей помогите вольной птицей воспарить,

Поверив в то, что бренно только тело,

И с этим дальше продолжайте плыть и жить,

И вам до смерти станет меньше дела.

Человек летал, как птица,

Плавал рыбой, бегал зверем,

Ну, к чему еще стремиться,

Облик чей им не проверен?

Говоря высоким слогом,

Он — творец, есть вдохновенье,

И пытается быть Богом,

И бывает, но — мгновенье.

А потом годами, веком,

Сочиняя мифы, сказки,

Остается человеком,

Надевая чьи-то маски.

А если я себя предам,

Дай Бог понять мне это,

Чтоб наказал себя я сам —

С самим собой вендетта.

Я стану «кровник» сам себе,

И, не потупив взгляда,

Смирюсь, воздав хвалу судьбе,

Не попрося пощады.

Горькая смесь

На горячем снегу,

На холодном огне

Я живу, как могу,

Я живу, как во сне.

Потому не всегда

Успеваю понять,

Что вокруг за среда,

Где мне правду искать?

Путь, казалось бы, прост,

Вот — начало, конец,

Там рожден, тут погост,

Тот — герой, тот — подлец.

Но обман простота,

Перекручена вязь,

Что вчера — чистота,

Нынче сумрак и грязь.

Новость там, новость тут,

Ничего не поймешь,

В них в обнимку живут

Сестры — правда и ложь.

Словно в море прибой —

То угрозы, то лесть,

Постоянно с тобой

Эта горькая смесь.

Где море, где небо? Я вижу одно

Огромное голубое пятно.

Различья ушли, облаков нету кружев,

Черта горизонта все уже и уже.

В глазах голубеет, в глазах бирюзит,

И в море над небом чайка парит.

И кажется, в мире не так уж черно,

Спасибо тебе, голубое окно.

Воздух светлый, воздух вешний,

Воздух давний той поры,

Голубей полет, скворешни,

Детство, жизнь — лишь часть игры.

То, что дальше, все отринешь,

Не захочешь вспоминать,

Ленточка близка, и финиш

Не заставит долго ждать.

Только чувство — что паришь ты,

Под тобой — весенний сад.

Запахом цветущей вишни

Возвращаешь все назад.

Весна. В пустыне аистов сезон.

И небо ожило от их круженья,

Птиц белых мощных крыльев черных зонт

Парит над нами. Чую в сердце жженье.

Я помню с детства аиста крыло

Считалось, мир, добро приносит в хату,

Но почему ж тогда не помогло?

Везде война и павшие солдаты.

Излишне полагаемся на птиц,

А сами развязать узлы не можем?

Посылом из воинственных столиц

На горле их захлестываем вожжи.

Держитесь, аисты! Ведь ваш полет

Так нужен многим странам и народам.

Боль в сердце ноет, не проходит, жжет…

Птиц перелет. Явление природы.

А смерть лишь только проводник в миры иные.

Как хочется поверить в это нам, живым.

Рассудок трезв, но по душе мечты хмельные,

Молитвы, словно заклинания твердим.

Нам верится, что там, за дальним горизонтом,

Где троп земных уже кончается пунктир,

Есть, не измеренный пока научным зондом,

Радушный, ждущий нас, заветный вечный мир.

Мы сдвигали кружки с простеньким вином,

Иногда плеснув в них и кубинский ром.

Запевал негромко кто-то из ребят

Песню, что придумал дорогой Булат.

Очищали песни молодую жизнь,

Уходила серость, исчезала слизь.

И в сердцах оркестрик маленький звучал,

Каждый в том оркестре в юности играл.

Поменялись страны, пронеслись года,

Но остались песни с нами навсегда.

Напевает кто-то под гитару стих,

Улыбнешься сразу: ты среди своих.

Дружили гармошка со скрипкой

Дружили гармошка со скрипкой,

Играли в умелых руках.

Гармошку встречали с улыбкой,

А скрипку с печалью, в слезах.

Они кочевали по свету,

По свадьбочкам, похоронам,

Братание странное это

Никак не понять было нам.

Владельцы их, пьющие оба,

Русак и галутный еврей,

Толстяк и, как спичка, худоба,

Совсем непохожи, ей-ей.

Что общего у музыкантов,

Запойная к музыке страсть?

А может сдружились таланты,

Чтоб в жизни совсем не пропасть.

Скитались, порой голодали,

Довольствуясь скудной едой,

И горькое зелье вкушали

Из кружки заветной одной.

Их знали в деревнях и селах,

И в дальних глухих хуторах.

Один был с усмешкой веселой,

Другой — с вечной грустью в глазах.

Но все в нашей жизни так зыбко,

А к музыке злоба глуха.

Сгорела в Освенциме скрипка,

Гармошку порвал вертухай.

Есть такая профессия — воры.

Те, кто поднаторел в ремесле,

Обойдут все замки и заборы,

Позаботятся о барахле.

Было вашим, а станет не вашим,

Примененье любому найдут.

Мне сказал старый вор дядя Паша,

Что любители больше крадут.

Искусства волшебный магнит

Можно ноты не знать, их названья забыть,

Но от музыки горестно плакать,

И умерить до благ неуемную прыть,

И влюбиться в весеннюю слякоть.

Досконально не зная, все же понять,

Что в родстве все живое на свете.

Нашу жизнь освещает звезд мирная рать,

Взгляд Джоконды на старом портрете.

Мы стремимся, порою, не зная к чему,

Жизнь волной океанской качает,

Целей мелких не счесть, не решить самому,

Что важнее, и выбор случаен.

Помоги нам искусства волшебный магнит

Притяженьем высокого чувства,

Чтоб проснулась надежда, что нас сохранит

Встреча с миром святого искусства.

Каплет дождик…

Каплет дождик, словно слезки,

По ушедшей по весне,

Это только отголоски

Слез, пролившихся по мне.

Уходил я, умоляла:

«Что тебе далекий край?

Толь родного тебе мало,

Погоди, не уезжай!»

Я не мог уже остаться

И умчался за моря,

Вот такая доля, братцы,

Доля горькая моя.

Вспоминал я на чужбине

Ее милые глаза,

Грусть-тоска тотчас нахлынет

И покатится слеза.

Каплет дождик, словно слезки,

По ушедшей по весне.

Это только отголоски

Слез моих и слез по мне.

За столом

Мы с бульбы лупили «мундиры»,

Камсичку цепляли за хвост.

Луна недорезанным сыром

Не смела оставить свой пост.

Она нам в окошко светила

Намеком, что вечер уже,

Бутылка последняя стыла

В своём ледяном «гараже»

С ней снова продолжим «поездку»

За стареньким стертым столом,

Стихов золотую нарезку

Читаем, порою поем.

И в домике том деревенском

Мой добрый товарищ вдовец,

Тоскуя об образе женском

На фото глядит, как слепец.

Я может быть совсем не нужен небу,

Не нужен лесу и морской волне,

Цветам и птицам, и вину, и хлебу,

Но все они — нужны, бесспорно, мне.

Без них я — нем, я — человек без речи,

Я слеп без них, не мертв, но и не жив.

Природа входит в облик человечий,

Поймешь, кто ты, себя лишь с нее слив.

Птичка Божия поет,

Удивляется народ,

Не внимала фугам Баха,

Не читала Фейербаха,

Птичка Божия божественно поет.

Птичка Божия поет,

Так, что за душу берет.

Не учила ноты в классе,

Моцарт для нее не классик,

Птичка Божия божественно поет.

Птичка Божия поет,

Радость жизни в ней живет.

Такова ее природа,

Такова ее порода,

Птичка Божия божественно поет.

Птичка Божия поет.

Мы живём, наоборот.

Вместо душ у нас витрины,

Блажь, бабло и лимузины.

Птичка Божия божественно поет.

Во сне рождаются стихи…

Как бабочки порхают строчки,

Слова меняют оболочку,

Но мысли, спрессовавшись в точку,

Очистят суть от шелухи.

Во сне рождаются стихи —

Ростки уснувшего сознанья.

Господь! Чела коснувшись дланью,

Прими поэта покаянье

И отпусти ему грехи.

Во сне рождаются стихи…

Из поднебесья, ниоткуда.

Становится обычным чудо:

Из драгоценных изумрудов

Плести поэзии венки.

Во сне рождаются стихи.

Под звездным покрывалом ночи

Их слог изыскан и отточен.

От бытия ты обесточен,

Плывешь без страха за буйки.

Во сне рождаются стихи —

Святое таинство и мука.

От вожделенья до разлуки,

От радости до серой скуки —

Живого слова родники.

Во сне рождаются стихи —

Кастальского ключа мотивы,

Эвтерпы дух и нрав игривый.

Взметнет Пегас златою гривой

В миг зарождения строки.

Во сне рождаются стихи…

И будет день, и будет слово…

Перо, тетрадь, флакон чернил.

И ты, на подвиги готовый,

И я, исполненная сил.

В венок сплетаются катрены,

Пустеет пачка сигарет…

И зрелость, выходя на сцену,

Крадет у юности билет.

И будет ночь, и будет шепот…

Обрывки фраз и взмах ресниц.

И ты, неугомонный овод,

И я, склонившаяся ниц.

Сверкает утро перламутром,

Пронзая рифмами стекло.

О, как тебе со мною трудно…

Как мне с тобою повезло!

Жемчужная влага затопит следы.

Волною желанья нахлынут мечты.

Завесу срывая, рисую прибой.

Отвергнув сомненья, иду за тобой.

Забудь предрассудки — летать, так летать!

Маячит судьбы горделивая стать.

Зов плоти… дрожит от волненья струна.

Мужчина и Женщина. Мир и Война.

Сквер. Каштан. Ладонь листа.

В омут чувств — полёт с моста.

Осень жёлтые чернила

Расплескала в лужах — сыро…

Простота святой молитвы.

Рифмы — лесенкой, как титры.

Вдохновенье — дар от Бога.

Привыкаю понемногу.

Музыка — аккорды слова.

Блюза нежные оковы.

В сквере поселилась осень.

Два катрена — строчек восемь.

Пролью на клавиши печаль,

Лаская струны у рояля.

И нот разбившийся хрусталь

Отравит горечью миндаля.

Не береди угасших чувств —

Желанья спички отсырели.

До боли сжатых пальцев хруст

Затмит мелодию капели.

Сотру осеннее «Прощай…»

По радуге навстречу: Здравствуй!

Сиренью одурманит май.

Весна Любви — цвети и властвуй!

Любить в полсердца, страдать в полмеры,

В былое чувство утратить веру…

В пустом колодце на дне — водица.

Глотком надежды нельзя напиться.

Горело ярко — отполыхало,

Грозой весенней отгрохотало.

Считать обиды — пустое дело!

Душа застыла в объятьях тела…

И белый Ангел расправил крылья.

В борьбе с любовью — судьба бессильна.

Распутать узел Господь лишь может:

От Красной нити — следы на коже.

Поставлю точку в синеве строки.

Закроет ставни тёмно-синий вечер.

Грусть инеем посеребрит виски,

Укроет шалью вздрогнувшие плечи.

Над синим миром — синева небес.

Любовь раскрасит страсть ультрамарином.

Смешаю желтый и зелёный лес,

Но осень на холсте заплачет… синим.

Я отмолю твои грехи, и ты воскреснешь!

Сольются с музыкой слова и станут песней.

Рассветом сменится закат, а холод — зноем.

Я знаю: счастья миг один — всей жизни стоит!

Лети, душа… Твой путь земной окончен.

Захлопнута страница февраля.

Без удержу несутся в бездну кони,

И плачет март, звоня в колокола.

Дней череда — закаты и восходы.

Поминки жизни — стылая зола.

И памяти разгадывая коды,

С бессонницей беседы до утра.

Забыть нельзя, привыкнуть невозможно…

Болит душа — удар судьбы под дых.

Любовь к тебе — инъекция подкожно.

Любовь к тебе — сиротство для двоих.

Жизнь — цветок любви в ладони Бога.

Из бутона — в тленный сухостой.

Брезжит свет у Вечного порога,

И секунды сыплются золой.

Не грусти, родимая, не надо…

Без тебя черемуха цветет.

Ты закрыла дверь земного сада

И без крыльев бросилась в полет.

Жизнь — обман, калейдоскоп мгновений,

Скользкий путь по краешку моста.

Падаем, сбивая в кровь колени,

Но идем с молитвой до креста.

«Жизнь упала, как зарница»,

Омрачая тенью лица.

Дни несутся вереницей,

За окошком снег кружится —

Зима.

Заметёт февраль страницы,

И в завьюженной столице

Ты мне ночью будешь сниться…

От любви бы не лишиться

Ума.

Утром — горький чай с корицей.

Скрипнет тихо половица —

Встрепенешься грустной птицей.

Дом давно уж не светлица —

Тюрьма.

Окна — в бренный мир глазницы.

Расстоянья и границы

Чувства крошат на крупицы —

И любви опустошится

Сума.

Время — хитрая лисица —

Без оглядки в вечность мчится,

Утекает, как водица.

Стоит только оступиться —

И тьма.

Но зима не век продлится.

Март в окно впорхнет синицей,

Счастье в двери постучится

И любовь освободится от сна.

Обвенчает нас шутница — Весна!

Жизнь коротка и быстротечна.

Спеши не выиграть — играть!

Опущен занавес поспешно,

И, время упустив беспечно,

Аплодисменты не сорвать…

Богатства груз, земная слава —

Души мирская мишура.

А тело — бренная оправа —

Впитав греховную отраву,

Не доживает до утра.

Рожденье, смерть… Две главных даты.

Меж ними пролегло тире —

Короткий путь, до точки сжатый,

И не уйти нам от расплаты —

Мы пешки в чьей-то злой игре.

Но в кураже, в порыве рьяном

Забудем тягостный покой.

О дай нам, Боже, без обмана

Прожить от forte до piano,

В Любовь ныряя с головой.

Мир без мечты — бесцветный или серый.

Душа без веры — сломанный цветок.

Любовь, уничтожая чувство меры,

Подарит счастья райского глоток.

Нам не дано познать устройство мира.

Луна и Солнце — божья благодать.

В руках Поэта — золотая лира,

Свеченье нимба — Вечности печать.

Омут глаз твоих — синь небес.

Ввысь лечу я, теряя вес.

Две руки — нежных два крыла.

Четверть века тебя ждала.

Расстояние — сотни миль.

Превращается сказка в быль.

Лёд и пламя в стране Любви.

Ариадной меня зови.

Наслажденье растопит боль.

Надышаться хочу тобой.

Ты — маяк в океане грёз.

Влага жизни — капель берёз.

Расцветает в душе весна.

Соловьи нас лишают сна.

Ночь растает, придет рассвет.

Поезд в юность… прямой билет.

Холодно… С осенью мы расстаёмся.

Холодно… Белое зимнее солнце.

Холодно… Стонет январская вьюга.

Холодом ранит безвыходность круга.

Мысли — цветное драже на паркете.

Янус — измены лицо на монете.

Смерть и Любовь — две картинки медали.

Дату разлуки рожденьем назвали.

Холодно…

Приближаемся мы, чтобы встретиться

Через годы — от севера к югу.

Ветряные повержены мельницы.

Вскачь несёмся по вешнему лугу.

Ключ от счастья — в зеленом апреле,

Где фиалки пьянит аромат,

Соловья вдохновенные трели.

Я Любви восклицаю — Виват!

Ты виртуозно играешь словами…

Точка, кавычки, дефис и тире.

Строки любви и сарказм эпиграммы —

Юное лето в седом декабре.

Россыпь метафор, эпитеты, рифмы,

Терпкая нежность лирических строк.

Стройный катрен для одних — парадигма,

А графоманам — полезный урок.

Брызги шампанского, взрывы оваций,

Письма поклонниц и зависть врагов,

Стиль утонченный твоих декламаций

И обнаженность певучих стихов.

Бог одаряет талантом немногих.

У вдохновенья — извилистый путь.

Сердце бросая Эвтерпе под ноги,

Душу распять на кресте не забудь.

Обними меня, лист кленовый…

Осень, пламенем замети,

Золотым колокольным звоном

В церковь старую заведи.

За грехи мои, за пороки

Болью венчана — не ропщу:

Искупленьем в земные сроки —

Всем прощу. И себе прощу.

Причащение снимет тяжесть.

Божья вера в душе живёт.

И святая молитва ляжет

На уста, как гречишный мёд.

Обними меня, лист кленовый…

Покаяние — на ветру.

Я воскресну. И в жизни новой

Имя грешное в прах сотру.

Ты далеко и близко. Ты — икона.

Весенний ливень, оросивший сушь.

Ты — принц из снов — попрание закона.

Виток судьбы, совокупленье душ.

Глоток воды для странника в пустыне.

Оазис неги в мире без любви.

Осколки снов о счастье на чужбине.

Ты на Любовь меня благослови!

Ты у меня один.

Я у тебя одна.

Дрогнет, стирая дни,

Тонких границ стена.

Ласкою облеку.

Нежность — ладонь в ладонь.

Флюгер изменит курс —

Стрелка на Оболонь.

Прошлое — не в расчёт.

В сердце — венок любви.

Чувства греховный плод

Вместе со мной сорви.

Страх и сомненья — прочь!

Ливень — ноктюрн дождя.

Лето ворвалось в ночь

Снежного января…

Покой в душе — предвестник бури.

Сметаю частокол преград.

Любви осатаневший улей

Все чувства возведет в квадрат.

Твоя рука в моей, и нежность

Ворвётся радугой во мрак.

Рифм обнажённых неизбежность

Сорвёт обыденности фрак.

Ты мой! В минуте тает Вечность…

И вопреки законам Тьмы,

Надежда в платье подвенечном

Цветёт на проводах зимы.

Ветрено…

Раскрывается душа

веером.

Флюгер сердца пренебрёг

севером.

Губы лаской и теплом

склеены.

А любовь ценой разлук

меряна.

И за черной полосой —

белая.

Лишь тобой одним живу,

берег мой!

Страх исчез. Скорей открой

двери мне!

Я в объятьях задохнусь

первая.

Птицей огненной взовьюсь

в небо я,

На край света за тобой

следуя.

Видит Бог — мечтой живу,

веруя!

Гимн Надежды я пою…

Аллилуия!

Ты болен чувствами… Словам

Душа, отчаявшись, не верит.

Надежду разорвав по швам,

Судьба обиды нам отмерит.

Озноб… Как флюгер на ветру,

Дрожит прелюдия потери.

Грёз золотую мишуру

Сметёт зима, заклеив двери.

Боль отболит. День сменит ночь.

Задышит пашня под парами.

И ревность — потаскухи дочь —

Тире поставит между нами.

А что потом? Потом — Весна!

И буйство пьяное сирени.

Страсть, наполняя закрома,

Обнимет голые колени…

Любовь — наше всё. Хоть разбейся —

Паденье, измена и слёзы,

Прекрасный цветок эдельвейса

И бурные майские грозы.

Грешу — не до ангельской правды!

Лишь Богу известны ответы.

Натянута нить Ариадны —

Любви открываю секреты.

В объятьях января заснеженное сердце.

Судьба меняет шаг и делает кульбит.

Приди, весна! Ворвись в распахнутую дверцу —

За ней моя душа от холода дрожит.

Предчувствие любви — восторженная нежность.

Охапками сирень ты бросишь на порог.

Измятая трава, истомы сладкой ленность.

Весенний вальс-бостон — как верности залог.

Я искренность твою на веру принимаю.

Наивность — не порок. И истина проста:

Заложницей любви в объятьях пылких таю.

Распятая тобой на святости креста.

Не страшно умирать и возрождаться снова,

Когда вокруг тебя венки из алых роз.

За счастья краткий миг я заплатить готова.

Приди, весна, приди! Избавь меня от слёз…

Отвори тайники души…

И надежды слова скажи.

Расстояний сотри пунктир,

Научи разукрасить мир.

Подари мне любви моря,

Дружбы прочные якоря

Легким бризом развей печаль,

Помани за собою в даль.

Я в объятья твои лечу,

Словно бабочка на свечу.

Дивный танец, волшебный сон…

Ноты россыпью — вальс-бостон.

Достиг я дна… но снизу постучали.

«Спускайся ниже, ждём тебя, дружок!

Душа поэта — сонм земной печали,

А с нами ты не будешь одинок».

Стучат из ада черти, не уймутся,

Приоткрывают в пекло ржавый люк.

Глаза у дьяволят — пустые блюдца.

Мгновение — и мне придёт каюк!

Кошмарный бред — ужасное виденье…

Пороком манит вековая мгла.

А в небесах — святые песнопенья,

И ангелы расправили крыла.

Но, разорвав объятья сна дурного,

Лечу наверх, и нет пути назад!

Воскрес Поэт! Мое оружье — слово.

А файлы в интернете не горят…

Брызги солнца, блёстки света.

Изумруда зелень — лето!

Крики чаек, шум прибоя.

Скатерть — небо голубое.

Чувств распахнутые створки,

Маков алые головки.

Обнаженность, душ слиянье,

Робость первого свиданья.

Море нежности и ласки —

Расцветают страсти краски.

И обласкана тобою,

Сердце для Любви открою!

Душа рванулась в небеса и присмирела.

Свиданию наедине мешает тело.

Слезою изойдет свеча, рисуя тени.

Раскрытый томик на столе — Сергей Есенин.

В конце тоннеля свет погас — завечерело.

Не отводи в смущенье глаз — не отболело.

Наивности, срывая плод, бегу из рая.

Я — не отступник и не бог. Ты — не святая.

Крест-накрест боль переплетем — в Любви воскреснем!

Мажорную строку вольём в бокалы песни.

Изменим матрицу Судьбы, две жизни сложим,

На теле — зеркале души — изранив кожу.

Призрак счастья, крутой вираж.

Наших судеб пустынный пляж.

Чертовщина, а может, блажь?

Жизнью взяты на абордаж…

Но Любовь украшает ложе!

Время вешает ярлыки,

Бороздит сединой виски,

Ставит зрелости маяки,

Вьётся болью спираль тоски,

А Любовь обжигает кожу.

Серость будней — пулею в лоб!

Одиночества бьёт озноб…

Я — судьбы крепостной, холоп —

Краской веры рисую плот.

Одари же Любовью, Боже!

«Мужская», «женская» ли рифма —

За ней — ранимая душа.

Я строчек пёструю палитру

Сменю на штрих карандаша.

Раскрывшись веером эмоций,

Лечу эпитеты искать

И семенами многоточий

Засею творчества тетрадь.

На слоги рассекаю слово —

Ударные чеканят шаг.

И, ритма разорвав оковы,

Творю симфонию в стихах!

Стальным пером кромсаю строки,

Леплю из пламени катрен.

И Музы ветреной уроки

Приму, как добровольный плен.

Метафор и сравнений ворох,

Тире и двоеточий рой…

Поэзия! О, как мне дорог

Твой мир божественно-земной!

Я без тебя — иголка в стоге сена.

Я без тебя — гитара без струны.

Я без тебя — поэма без катренов,

И календарь — без таинства Весны.

Сосновый бор — без изумрудных елей,

Ребёнок — без нательного креста.

Глоток любви мне, Господи, отмеряй…

Не остуди разлукою уста!

Поздно заполночь. Звёзды россыпью.

На Крещение лют мороз.

Приворотное зелье осенью

Душу выело мне до слёз.

Ворожея моя, судьбинушка,

На желание погадай!

Не оставь меня, сиротинушку,

Дверь-ворота захлопнув в рай.

Напророчила, нашаманила,

В тёмном зеркале образа.

Заметелила, одурманила,

Красотою плеснув в глаза.

Поздно заполночь. Свечи плавятся.

Иней проседью на висках.

Как Чудовище и Красавица,

Мы с тобой у Любви в тисках.

Струна дрожит, дождавшись нужной ноты.

Аккорды ласки страстью торопя,

Нежнейшей акварелью позолоты

Я холст любви рисую для тебя.

Два силуэта… В парке бродит осень.

Опавших листьев золотая медь.

Рука в руке… Волос седая проседь.

Вернуться в юность — шанс не постареть!

Я не уйду — не рвётся нитка.

Мы — две души в единстве слитка.

Святая радуга — подкова —

Наш оберег, любви основа.

Я не уйду… Останусь негой,

Глотком воды, закатным небом,

Звездой пленительной и яркой,

Желанной женщиной, подарком.

Останусь озорной улыбкой,

Струной разорванной на скрипке,

Лучом в наполненном бокале,

Весёлым возгласом: «Не ждали?»

Чернильной строчкой на бумаге,

Победой на военном стяге.

В твоей душе оставлю слово

И захлебнусь любовью снова.

Тридцать первое декабря…

Новой жизни цветет заря.

В старой — дыры и бед мешок.

С прошлым выпьем на посошок.

И замаливая грехи,

Душу чистим от шелухи.

Зимней спячки сметаем сон

И возносим Любовь на трон.

Снежным голубем вьется стих.

Вдохновения краткий миг.

Тихий шелест календаря…

Тридцать первое декабря…

У Холокоста зверское лицо,

Тел убиенных невесомый пепел.

И память в мозг вонзается резцом,

В еврейских душах вызывая трепет.

О, как им не хотелось умирать!

Безумный Молох — адская машина —

Давила всех… Крестов нацистских рать

На род людской обрушилась лавиной.

Безвинные младенцы, старики

Под лезвием кровавой мясорубки,

Судьбе неумолимой вопреки,

Спасенья ждали от молитвы хрупкой.

Людей, как скот, сгоняли в лагеря,

Звезду Давида вырезав на коже.

И кровью орошённая земля

Народу Авраама стала ложем.

И пулеметной очереди треск

Звучал над Бабьим Яром днем и ночью.

Фашизм со смертью шел наперевес,

Тела людские разрывая в клочья.

Забыть не можем горечи утрат:

Родные лица на истлевших фото.

Немая скорбь вернувшихся солдат,

И жизни вдох, прервавшийся на взлете.

У Холокоста зверское лицо…

В любовь не ходи… не надо!

Поставь на могиле крест.

Простись у глухой ограды —

Свобода не надоест!

Мечту отпусти на волю —

Изранены два крыла.

Тоску запивая болью,

Полжизни тебя ждала.

Родной, окаянный, пьяный…

Сегодня опять чужой.

Судьбою и Богом данный —

Вернись, оглянись, постой…

В душе — война, в глазах — знамен кровавость.

Усталость от истерик и тирад.

Низов наивность и верхушек слабость.

Зловонный запах тлеющих лампад.

И каждый день бесцельно, пошло прожит.

И лживостью пропитаны слова.

В тумане бродит пессимизма ежик —

От лозунгов распухла голова.

.

Семьи капкан, постылая работа.

Холодный душ — за жизни воротник.

Ночь пятницы… обычная суббота…

И воскресенья взбалмошный пикник.

Так день за днем растрачиваем годы.

За веком век — убогие жнива.

Круговорот стареющей природы…

Но живы мы, пока Любовь жива.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Не мёрз в окопах в тот зловещий год.

И, вой сирены услыхав протяжный,

Не защищал Отчизну и народ!

Горели хаты, и стонали вдовы.

На амбразуру падали тела

Юнцов безусых, к подвигу готовых, —

Старушка-мать напрасно их ждала.

Прошли бои… Но эхо канонады

Ещё звучит в обугленных сердцах.

И рвутся в душах воинов снаряды,

Синь неба отражается в глазах.

И потому в знак памяти сердечной

Несём цветы защитникам страны.

Мы помним всех, скорбим и будем вечно

Их ждать с Победой в эти дни Весны!

Я переполнена тобою…

И нежность, как волна прибоя,

Ласкает берега души.

А голос в утренней тиши

Искрится водопадом смеха.

Восторг любви — открытий веха.

И наслажденья миражи

Растают в звуках «Nostalgie».

А Время не стоит на месте…

Не удержать минуты лестью,

И новый день приносит вести,

Которых мы не ждем.

Судья, учитель и глашатай —

На прошлое нашьет заплаты,

И пусть гремят грозы раскаты,

Мы пляшем под дождем.

На будущее строя планы,

Смешим Всевышнего. Как манны,

Ждем от любимых телеграммы,

Надеждой грея дом.

Но ветер напоет разлуку,

В миноре разобьются звуки,

И мы с осенней серой скукой

Останемся вдвоем.

Нас Время от тоски излечит,

В душе зажжет Любовью свечи,

Взбодрит шампанским жизни вечер…

А утром — мы уйдем…

Час вечерний, свет усталый,

Время выпито до дна.

Сад вишневый под Полтавой…

Вечно юная Луна.

Две души навстречу рвутся —

Двое брошенных котят.

Как же хочется проснуться

Сорок лет тому назад…

— Ты Новый потоп замышляешь, о Боже?

— Так, дети Адама грехи свои множат.

Кровавый террор, суицид и разруха,

Людская гордыня и нищенство духа,

Обжорство и алчность, уныние, блуд

На древней Земле пышным цветом цветут. —

Кого ждет спасенье на Новом Ковчеге?

И в список Всевышний включил для побега:

Голубку и тигра, кота и собаку,

Овцу и корову, дельфина и яка,

Ворону и зайца, орла, крокодила…

Лишь мест для людей в этот раз не хватило!

В горле ком от обид, под глазами — морщины…

Бабье лето листом пожелтевшим кружит.

Одинокая женщина пишет мужчине,

Бесприютное сердце бросая на щит.

Скайп-предатель оглох в сетевой паутине,

Серый кот на веранде лениво урчит.

Одинокая женщина пишет мужчине,

Ощущая, что жизнь устремилась в зенит.

Черный кофе остыл. Испарилось унынье.

Душу настежь открыв, подбирая слова,

Одинокая женщина пишет мужчине…

От влюбленности кругом идет голова.

Тайна поздней любви не раскрыта поныне.

Обнаженное сердце пронзает игла.

И напишет в ответ одинокий мужчина:

— Вечность я тебя ждал… Наконец ты пришла!

За эту боль и сердца муку

Отдам года.

В тоске заломленные руки —

Любви узда.

Задует темно-синий вечер

Мечты огни.

Но мы надеемся на встречу,

Листая дни.

Судьбы мотив неблагозвучен,

В душе — ни зги.

Ты разгони любовью тучи,

Свечу зажги.

Я предлагаю диалог,

Поэму разорвав на строчки.

Дуэль — отчаянья итог.

В конце Любви поставим точку.

«Душа — стекает на тетрадь…»,

Тоскою склеены страницы.

Молитва — Божья благодать.

Стихи — страданий вереницы.

Раскрашу чувствами закат.

Катрены — откровенья стрелы.

Слов запоздалых листопад

Сметёт наивности пределы.

Добро и зло — души пароль.

Но кто же правит этим миром?

Любовь переплавляя в боль,

Господь вручил Поэту лиру…

Я в строчки верю больше, чем в слова.

В поэзии есть музыка и тайна.

Как рой пчелиный, жалит нас молва —

Мы рифмами повенчаны случайно.

Венок катренов — точки и тире.

Узор стихоплетения на спицах.

Крик проигравших, и ничья в игре

Застынут удивлением на лицах.

Я ухожу, и ты уходишь в ночь.

Роман любви захлопнут. Гаснут свечи.

Тоску в душе пытаясь превозмочь,

Расправит время согнутые плечи.

Удушливой волной — любовная простуда.

Багряная листва на изумрудном блюде.

Остывших слов полет, озябшие аллеи…

Осенний холодок царапается в двери.

Под медленный фокстрот танцует бабье лето.

В заплаканном окне — туманные рассветы.

Бродяга ветерок с берез фату срывает,

И журавли плывут по небу нотной стаей.

Божественный Покров дарует нам спасенье.

Останешься в душе безмолвной серой тенью.

Колючие слова, косые стрелы взглядов.

Надежда и Любовь — за каменной оградой.

Лети кленовый лист — предвестник листопада.

Мозаика судьбы раздроблена на дни.

Не окликай меня… Осеннею прохладой

Останусь на губах. Прости и не брани.

Разговор впустую — горькие слова.

Унижает жалость, не спасёт мольба.

Ночь страшнее пытки — лёд сковал кровать.

Мёртвым быть не страшно — страшно умирать!

Искреннего чувства оборвалась нить.

Время расставаться, по теченью плыть.

Всё осталось в прошлом, не вернётся вспять.

Мёртвым быть не страшно — страшно умирать!

Нежность губ и ласки в прОклятом вчера.

Стоном бьётся эхо в душу до утра.

Разомкнув объятья, трудно в ритм дышать.

Мёртвым быть не страшно — страшно умирать!

Ты меня забудешь — в памяти дыра.

Одиноких судеб вьются вечера.

Опустились руки, изменилась стать.

Мертвым быть не страшно — страшно умирать…

Мяукает кошка. Герань — на окошке.

В душе — пессимизма неполная ложка.

Свеча на столе, а в кармане — пятак.

И в жизни — не то, и на сердце — не так.

Не греет огонь, и не радует Муза.

Шары вдохновенья летят мимо лузы.

Тягаться с судьбою — неравные силы:

Терпенье иссякло, надорваны жилы.

Но бабочка счастья взмахнула крылами,

Апрель в мое сердце ворвался стихами.

Надежды роса засверкала повсюду.

Любовь и Весна… предвкушение чуда.

Мои строки сплетаю с твоими —

Берег чувства забрезжил вдали.

И в небесной октябрьской сини

Многоточьем кружат журавли.

Раскрываю страницы, как крылья, —

Полосатое поле листа.

Не напрасными были усилья:

В поцелуе сольются уста.

Позабуду плохие приметы —

Счастьем полные ведра налью.

И ворвётся зелёное лето

В одинокую душу твою.

Отрезвление или утрата?

Глушит стон колокольная медь.

Смерть Любви… за грехи ли расплата?

Чёрт зашёл на погост поглазеть.

Может, слишком высокая планка

Или слабый толчок для прыжка?

Суть алмаза меняет огранка.

Правда вытряхнет ложь из мешка.

Мы закажем молебен по счастью…

Но колеблется пламя свечи.

Обожжённые воском запястья

Лаской, нежностью губ залечи!

Вновь судьбы карусель закружится —

Не разорвана красная нить.

Ожила… в лёгком платье из ситца…

Рано было Любовь хоронить!

Осень-блудница листвою шуршит.

Ивы плакучей растрепанный вид.

Древнего храма блестят купола.

Солнечных дней остывает зола.

Грусть и безмолвье — унылый сезон.

В серости будней увядший бутон.

За горизонтом — потеря надежд.

Неба сиротство, заря — цвета беж.

Ветер в миноре, извозчик продрог.

Капли дождя на стекле… Эпилог…

Любить тебя, лелея сладкий грех,

И душу к покаянию готовя.

Любить тебя… Украсть тебя у всех,

Шептать молитвы непритворной слово.

Открыть глаза и кожей ощутить

Родной щеки небритую колючесть.

Понять, что без тебя не стоит жить,

Найдя от рая заржавелый ключик.

Сбежать с тобой на два коротких дня,

Минуты замораживая в вечность.

Ты прилетал, чтобы узнать меня,

И обещал вернуться… Стало легче?…

Мелодия разлук — измены молочай,

Угасший миг аккордов поцелуя.

И одиноким клином птичьих стай

Парит душа, раскроенная всуе.

Мелодия любви — слияния восторг,

Прелюдия сиреневого мая.

В объятьях страсти — нежности росток,

Смиренье ада и греховность рая.

От февраля до февраля

Кружится грешная Земля.

Все от шута до короля

Под звонкий хохот хрусталя

Любовь-блудницу славят.

От февраля до февраля,

Поймать мечтая журавля,

Идут влюбленные в поля,

Где, миром сказочным руля,

Любовь-шалунья правит.

От февраля до февраля

Мы нашу жизнь начнем с нуля,

И алый парус корабля

Надеждой обожжет заря,

Любовь сердца ошпарит!

Добро и зло — победа за Любовью!

Живу, дышу — судьбе наперекор.

Распятие Христа у изголовья,

Святая исповедь, неверия позор.

Смирение палач ведёт на плаху,

И Каинова светится печать.

Снимая арестантскую рубаху,

Зов памяти заставлю замолчать.

Не вымолить прощения у Бога.

Грехи людские — в зеркале страстей.

И рифмами увенчана дорога

Поэзии — возлюбленной моей.

На белом плато в Час Быка

беззвучный шёпот лун на небе.

Переливается в ночи

магнитных волн и плазмы сток.

И освещаются бока

обсерваторий, шлющих в небыль

энергий жизненных лучи

и знаний истинных поток.

Всемирный Мозг иль Суть, иль Бог,

или История Вселенной

до чёрной сужена дыры,

до точки на граните плит.

И то, что человек не смог

нам донести из жизни тленной —

все прегрешения и дары

межзвёздный сервер здесь хранит.

Его работа не проста —

в молекуле (душе Кащея)

хранится код одной Земли,

где летом плавится асфальт.

А тыщи лет назад уста

одной южанки, не робея,

пить мёд услады так могли,

что шел разряд на сотни ватт!

Куца юбчонка. Белизна

её бедра — на зависть нимфам.

В ладони узкой — бирюзой

сверкает камень из реки.

Ещё не мужняя жена.

Ещё не кровь любви, а лимфа

течёт в груди её шальной,

и шалость кормится с руки.

Она любима. Местный князь,

иль царь, иль бог — её поклонник.

Без обязательств и речей

по древней скифской ворожбе.

На белых скалах знаков вязь

расскажет, как ласкал любовник

её в безмолвии ночей,

расскажет о её судьбе.

Она бедна, а он богат.

Она пастушка, впору фавну.

А он — вельможа, властелин,

легенда на семи ветрах.

Её единокровный брат

таит обиду за неравный

роман. Но может ли один

сразится с тем, чьё имя — Страх?

Меж тем, обычаи страны,

в которой жили и любили

под звёздным небом и цари,

и простолюдинки — одни.

Немногословны и верны,

для всех людей едины были:

сжигались трупы той земли —

и свинопас, и господин.

В далёком космосе судьба

ложится рунами на сервер.

Хранится информаций bit

(один такой — на триллион!).

А жизнь бездушна и груба:

понятно всем, где юг, где север,

где пуп заплатою прикрыт,

а где на шее медальон.

Когда к горе спускалась ночь,

на гребень каменного плато

несли дрова и сена клок

на ритуальные костры.

И поджигали сын и дочь

того, кто был отцом когда-то.

А пепел дождевой поток

смывал в грядущие миры.

На теле камня и горы

виднелись щели с желобами,

что уносили лёгкий прах

на почвы и в долины рек.

Бывают разные миры

на сервере: миры с гробами,

террор, что трупами пропах,

где слаб и жалок человек.

В просторах скифских тишь да гладь

пока царят. Ольха и сосны

растут на пепле, как грибы

и подпирают неба свод.

Хранит покой хмельная рать,

блаженны ночи, утра росны.

Влюблённым кровлею — дубы,

в которых соловей поёт.

Её волос струится шёлк

по загорелых плеч окату.

Его кудрей ложится медь

вокруг желанного лица.

И в отдаленьи сытый волк

из чащи и олень рогатый —

свидетелями. Только смерть

их разлучит. Её венца

ещё не мыслят ни гора,

ни белый камень на вершине,

ни желобок, где летний дождь

ещё не смыл недавний прах.

Великодушна и добра

Скала к влюблённым, что поныне

здесь стелют ложе. Разве ждёшь

от счастья зла и боль, и крах?

Меж тем, свидетелями дней

счастливых были, брата кроме,

завистливых соседей рой,

что из расщелин белых скал

(мудря, кто круче, кто бедней

в приватном проживает доме),

что грезят золотой казной

и кажут хищных ртов оскал.

Не важно, на какой из звёзд,

не видно, на какой планете,

из всех известных аксиом

закон один и суть одна —

уж если ветерок принёс,

что есть богатство в этом свете,

то зло наметит этот дом,

как цель. И вот грядёт война.

Скульптуры слитков золотых

нам кажут лошадей и фуры.

А право золотых волхвов

поставят на кон, как фетиш.

На колесницах боевых

копьём щетинятся фигуры,

и воз награбленных даров

являют миру, как престиж.

Брела война до белых скал,

до скифских золотых владений,

брела, и трупам вороньё

уже выклёвывало глаз.

(На сервере режим упал.

Сегодня там дежурил Гений:

«Опять войнушка? Не моё.»

И не вмешался, и не спас).

Брат, разъярённый за сестру,

за свет любви её свободной,

по долу рыщет. Но судьба

владыку скифского хранит.

И развевает на ветру

подол одежды благородной.

На белом камне желоба

налиты кровью. Враг разбит.

Но где же нимфа? На бедре

чуть виден след копья и яда.

Как-будто спит. Прекрасным смерть

являет бледное чело.

Лежала камнем на горе

любви и глаз его отрада…

(Пришёл дежурный посмотреть,

что на горе произошло).

Софрата высится в лучах

послеобеденного солнца.

Рыдает брат. Безмолвен князь.

Готовят хворост на костёр.

А тонкий лазер в облаках

сквозь туч незримое оконце

на скалах пишет знаков вязь,

что растворяется в веках…

Потом разряд. И гром. И дождь.

Охрана князя вбита в камень.

Телепортирован герой

в фракийский полумрак гробниц.

Наш оператор с князем схож.

На сервере бушует пламень.

Брат героини под горой

свернулся в камень, павши ниц.