Юхан Салу и его друзья

Испытание воли

Юхан Салу, Пауль Таммекянд и Пээтер Мюргель испытывают волю. Делается это так: Пауль Таммекянд лежит в постели на спине, подняв руку, и стучит в стенку. Если выдержит до утра, значит, он волевой. Если не выдержит, то о воле говорить не приходится.

Юхан, Пауль и Пээтер недавно перестали каждый вечер ходить домой. У Таммекянда тетя живет в поселке. Ребята устроились у нее. В той комнате, где окна на улицу.

Другие одноклассники, которые живут далеко от школы, поселились в интернате. Может, и три товарища попали бы в интернат, но они не стали просить. Новое здание интерната еще не готово, и потому те, у кого есть возможность, живут пока в поселке, у знакомых.

У знакомых хорошо жить. Только по утрам вставать трудно. В интернате будит дежурный — сначала дает звонок, а потом дергает за ногу. А кто тут станет за ногу дергать? Тетя Таммекянда уже в пять часов уходит на работу в почтовое отделение. Два утра подряд ребята чуть не опоздали в школу. Потом Таммекянд сконструировал пушку-будильник: поставил на пол жестяную ванну дном кверху, на нее таз, а под таз будильник. Шум такой пушки-будильника может разбудить даже покойника.

Юхан считает, что Таммекянд будет великим изобретателем. Ну, если не изобретателем, то рационализатором — это уж точно. В тетиной квартире он придумал, как тушить свет. По вечерам они не спорят, как ребята в интернате, кому вставать с постели и идти тушить свет. Пауль просовывает ногу сквозь решетку кровати, зацепляет большим пальцем за петлю — и свет потушен!

В некотором смысле лучше жить на квартире в поселке, чем в интернате. О еде ребята не беспокоятся. Они обедают в интернате. Утром и вечером можно обойтись и бутербродом. Точно — на квартире в поселке лучше, чем в интернате. По вечерам можно в кровати читать и разговаривать сколько угодно. Юхан и Пауль всегда разговаривают допоздна. Обычно они беседуют вдвоем. Мюргель так мало говорит, что друзья наперед знают, когда он что-нибудь скажет и что именно. У Мюргеля имеются твердо укоренившиеся привычки. По пятницам, через каждые две недели, он снимает с кровати белье, сворачивает его и кладет в рюкзак. Потом стелет чистое и уходит в баню. Там он моется добрых полтора часа, приходит домой и быстренько укладывается спать. Ложась, он обязательно скажет:

— Ух, ребята! Как хорошо помыться, а потом под чистую простыню!

Как-то раз Пээтер ушел в баню, а ребята чистые простыни сняли и опять постелили грязные.

Мюргель вернулся из бани, блаженно потянулся в кровати и сказал:

— Ух, ребята! Как хорошо помыться, а потом под чистую простыню!

У Таммекянда таких укоренившихся привычек нет. И у Юхана Салу нет. Они делают то, что взбредет им в голову.

Юхан и Пауль по вечерам много говорят. Про все. Несколько вечеров подряд они обсуждали, что такое героизм.

Пауль Таммекянд считает, что большинство людей живет и не знает, есть в них героизм или нет. Ведь не каждому повезет спасти утопающего или вынести ребенка из горящего дома. Сам-то он попытался иным способом проверить, есть ли у него героизм. Прошлой зимой он ездил в город Ви́льянди. Там ребята прыгали на лыжах с трамплина. До этого он еще никогда не прыгал с трамплина и решил, что если у него хватит смелости прыгнуть, значит, он чуть-чуть да герой.

Но он не оказался героем. Вильяндиские ребята сказали, что он только лыжи ломать умеет. Даже побить хотели, потому что загубил их лыжи.

А летом на экскурсии в Табивере Пауль вылез через люк часовни и прошелся по крыше вокруг башни. Это назвали просто хулиганством.

У Юхана свое мнение о героизме. Он считает, что героизм заключается не в случайных «подвигах». По книжкам о войне он знает: тот, кто очертя голову бросается со связкой гранат под первый попавшийся танк, — еще не герой. Герой бросает гранаты, но сам прячется в окопе, чтобы преградить путь и второму танку. И третьему, и четвертому. Так сделали панфиловцы под Москвой!

Настоящий героизм — в силе воли, считает Юхан. В человеке с большой силой воли уже есть нечто героическое. Об этом он нигде не читал. Это он сам так решил. Это плод его собственных размышлений.

И вот в просторной комнате с тремя кроватями испытывается сила воли Пауля Таммекянда. Пауль лежит в постели и стучит пальцами правой руки в стенку. Не как попало, нет, а в ритме вальса. Раз-два-три, раз-два-три. Если простучит до утра, значит, выдержал испытание.

Юхан Салу и Пээтер Мюргель — судьи. Без судей нельзя. А то кто же подтвердит, стучал Пауль до утра или нет. Может, вздремнул на часок. Без судей нельзя никак. Пауль Таммекянд сказал, что без судей он стучать не станет.

Как стучать, на этот счет у ребят имеется договоренность. Пауль начинает стучать в десять вечера и должен выдержать до шести утра, и именно в ритме вальса, с поднятой правой рукой. Левой рукой можно лишь поддерживать правую, но стучать ею нельзя. Ритм вальса должны выстукивать пальцы правой руки. Если Пауль сделает перерыв хоть на одну минуту — все потеряно. Значит, он не выдержал испытания.

Пауль сам придумал такой способ испытания воли. Да и советоваться было не с кем. Как-то он заговорил об этом с Эймаром Ринда, а Эймар сказал, что пусть он лучше двойки по английскому исправит.

Уже полтора часа Таммекянд выстукивает ритм вальса. Юхан не видит того, как он выстукивает. Кровать Юхана стоит за шкафом. Если бы он переложил подушки из изголовья в ноги, то видел бы. Но он нарочно этого не делает. Юхан задумал притвориться спящим, даже сделать вид, что храпит. Не очень громко, а так, чтобы казалось правдоподобным, — тихонько присвистывая. Если бы и Пээтер притворился спящим, Таммекянд наверняка соблазнился бы передохнуть. Юхан полагает, что притворяться легче, когда тебя самого не видно.

А впрочем, Юхану незачем смотреть на Таммекянда. Лицо его он и так хорошо знает. Угловатое, с острыми уголками рта. Когда Таммекянд принимается за дело, он всегда стискивает зубы. От этого рот кажется еще больше, хотя, по мнению Юхана, должен казаться меньше.

У Юхана Салу глаз художника, он замечает то, чего не видят другие. Он приметил, что угловатая голова Таммекянда очень соответствует его характеру. Ведь характер у него тоже угловатый. И настойчивый. Таммекянд легко не уступит.

Юхан вовсе не бесстрастный судья. Он был бы удовлетворен, если бы у Таммекянда не хватило терпения стучать до утра. Сам-то Юхан не смог бы. Уснул бы, это точно. Поэтому ему хочется, чтобы Таммекянд тоже уснул, чтобы и он не смог стучать до шести. Сбудется ли его желание?

По договоренности Таммекянду разрешается лежать только на спине. Больше ничего ему не дозволено.

А судьям разрешено делать все что угодно, но они ничего не делают. Даже не разговаривают между собой. Если Таммекянд будет прислушиваться к их разговору, его не будет клонить ко сну. Лампа под потолком горит, и Мюргель читает в кровати какую-то книжку о животных. Он тихо-тихо перелистывает страницы.

У Юхана тоже есть на тумбочке книжка, но он не читает. Он не может лежа читать, он тут же уснет.

Половина первого ночи. По ту сторону шкафа слышится стук в ритме вальса. Раз-два-три, раз-два-три.

Юхан широко разевает рот, будто хочет проглотить все зевоты, ожидающие своей очереди. Потом он сует руку в ящик тумбочки. Там у него горсть кофейных зерен. Юхан приобрел их заранее, узнав, что с вечера будет проводиться испытание воли. Кофейные зерна содержат кофеин. Студенты всегда грызут их во время сессий.

Юхан кладет одно зернышко в рот, под коренной зуб, и осторожно двигает челюстями. Громко раскусывать нельзя — посторонние звуки могут привлечь внимание Таммекянда и подбодрить его.

Острый горький вкус кофе заставляет Юхана глотать слюну. И правда, вскоре он чувствует себя много бодрее.

Час ночи. Блуждающий по стенам взгляд Юхана фиксирует зевоту в соседней кровати. Самое время симулировать, что судьи задремали. Хорошо, что Мюргель держит в руках книжку. С ней получится более правдоподобно. Ее можно медленно выпустить из рук. Кровать Мюргеля видна Таммекянду. Можно и так, чтобы книжка тихонько упала на пол. И если Таммекянд поверит и вздумает отдохнуть, то… Юхан злорадно облизывается.

Теперь ему кажется, что он упустил что-то. Ведь судьям нужна связь между собой. Надо же договориться с Мюргелем на счет симулирования.

Бумага и карандаш лежат на тумбочке. Они могли бы с Мюргелем обменяться записками. Если сложить записку в несколько раз, она наверняка долетит до соседней кровати. Но почему-то такой род связи не нравится гражданину за шкафом.

Юхан тихонько встает и вынимает из ящика, что под кроватью, моток лески. Один конец прикрепляет над кроватью к шкафу, другой — к изголовью кровати Мюргеля и натягивает леску. Эта возня несколько нарушает тишину, но Юхан считает, что это просто необходимо.

Мюргель смотрит, вытаращив глаза. Он не понимает, что задумал второй судья, и хочет спросить, но Юхан прикладывает палец к губам: мол, сейчас все поймешь.

Туго натянутая леска является именно той линией связи, которой не хватало. Юхан прицепляет к леске шерстяной носок. К носку привязывает веревочку, а к веревочке — пуговицу от пальто. Затем тихонько отрывает клочок бумаги и пишет: «Давай притворимся, что уснули. Может, Пауль попадется на удочку!»

Юхан бросает пуговицу в кровать Мюргеля. Второй судья тянет за веревку, и носок с письмом идет к нему, как вагон подвесной железной дороги.

Сосед ответа не посылает, а просто одобрительно кивает головой.

Половина второго. В кровати около двери не прекращается стук в ритме вальса, хоть иди танцевать.

А по другую сторону комнаты приводится в действие коварный план. У Мюргеля, который находится в поле зрения испытателя силы воли, выпадает из рук книга. Он поднимает ее, но вскоре книжка падает снова на одеяло. Там она и остается. Юхан за шкафом удовлетворенно садится в кровати. Чудесно. Очень правдоподобно. А теперь его очередь.

Вскоре из-за шкафа слышится тихий храп. Во всех отношениях совершенно правдоподобный — с присвистом на вдохе и выдохе. Юхан знает свое дело и старается не переборщить.

Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что время от времени в храпе бывают паузы. Будто спящему хочется послушать, что происходит в комнате. Но в комнате не происходит ничего. Раздается лишь тихий стук: раз-два-три, раз-два-три.

Юхан и сам не знает, как долго он притворяется. Вдруг он ловит себя на настоящем храпе, который сильно режет уши. Мальчика бросает в жар. Ведь это был не обман, а предвестник сна. Он старается не смотреть на второго судью.

А второй судья все спит.

— Артист! Экстра-класс! — дает Юхан оценку артистическим способностям друга. Но вскоре открывает горькую правду. Мюргель на самом деле заснул. Юхан трясет воздушную дорогу, но у Мюргеля даже ресницы не вздрагивают.

Страшно обиженный, Юхан вытаскивает из-под кровати половую щетку и толкает ею друга до тех пор, пока Мюргель не просыпается и не садится на кровати.

Два часа ночи. Три часа.

Судьи зевают, как людоеды, но больше не засыпают. У каждой бессонной ночи своя критическая точка. Когда она пройдет, спать больше не хочется. Кажется, критическая точка прошла.

А Юхана мучает мысль, что Таммекянд, пожалуй, будет в самом деле стучать до утра. А что, если нарочно взять и уснуть? Пусть Таммекянд себе стучит, а они с Мюргелем будут спокойно спать! А потом скажут ему: «Ты же не стучал все время подряд, наверняка не стучал!» План этот очень соблазнителен, но Юхан человек исключительно честный и поэтому безжалостно прогоняет такие мысли.

Половина четвертого. Нельзя сказать, чтобы Юхан очень устал, но ему все ужасно надоело. А что, если положить конец этой затее? Да, да. По всем правилам. Они бы с Мюргелем признали, что испытание воли проведено. Они ведь сами установили срок — восемь часов, — значит, они сами же могут его изменить. Знать бы, что Таммекянд выдержит до шести, можно бы закончить и раньше.

А все-таки, выдержит ли он? Чтобы это выяснить, Юхан решает сам испытать, насколько трудную задачу взял на себя Таммекянд. Он берет подушку и кладет на край кровати. Если в том же ритме, что слышится за шкафом, стучать по подушке, никто не услышит.

Через полчаса руку схватывает судорога, и Юхан приходит к выводу, что стучать восемь часов подряд невозможно. Удивительно, как это до сих пор удается Таммекянду? Что ж, судьям придется набраться терпения и ждать. Что будет, то будет.

Пять часов утра. Юхан вдруг вспомнил, как убаюкивают малышей.

— «Спи, моя радость, усни…» — воет он за шкафом тихо и однотонно. Так осенью воет ветер в трубе. — «Спи моя радость усни, в доме погасли огни…»

Юхан поет колыбельную.

А Мюргель совершенно потерял надежду на то, что Таммекянд заснет, и безразлично смотрит на усилия Юхана. Он не верит, что колыбельная усыпит Таммекянда. И правильно делает. Пауль не засыпает. Зато самому Юхану ужасно хочется спать, и он снова вспоминает о кофе.

Юхан предлагает его и Мюргелю. По воздушной железной дороге заказывается вагон для отправки товара. Судьи размалывают кофе что есть мочи. Больше нет надежды на то, что испытатель воли задремлет. Если у судей и есть кое-какая надежда, то лишь на то, что руку Пауля схватит судорога.

Тук-тук-тук!..

Тук… тук-тук!..

Таммекянд выстукивает ритм вальса.

Осталось еще четверть часа.

Еще десять минут.

Еще пять…

Когда стрелки часов вытягиваются в одну длинную полоску, Таммекянд вскакивает с кровати. Он торжествует. Он все еще думает, что стойкость — это настоящий героизм.

На сон остался всего час. В школу к восьми. Таммекянд устанавливает на место пушку-будильник, и ребята валятся как подкошенные.

За шкафом раздается сильный храп. Без присвиста и пауз. Тут же поблизости — скрипение зубами. Это ночная музыка Мюргеля. Только победитель — герой дня, а вернее, герой ночи, Таммекянд, спит спокойно. Но время от времени он вздрагивает. Рука на одеяле сжимается и подпрыгивает: раз-два-три, раз-два-три… Таммекянд видит во сне деревенскую гулянку, почти забытую в наше время, с гармошками и удалыми парнями.

Пушка-будильник никого не будит, хотя шум слышен на улице. Около одиннадцати часов сонный Мюргель садится в кровати, в недоумении смотрит на солнечный луч в окне и вскакивает. Затем он стаскивает с кроватей за ноги своих друзей.

С заспанными глазами, схватив сумки с книгами, трое друзей мчатся в школу. Чуть сгорбившись, вытянув длинную шею, бежит Пээтер Мюргель, прозванный Тихим Мюргелем. В течение семи лет он ни разу не пропустил уроков, ни разу не опоздал. Теперь, на восьмом году он впервые опаздывает.

Таммекянд бежит, высоко подбрасывая ноги. От возвышенного настроения не осталось ничего. На лице его можно уловить лишь след одной мысли. Мысли, что если все должно было случиться как случилось, так почему же в такой день, когда английский язык не первый, а последний урок.

Юхан бежит трусцой позади всех. У него вид самый жалкий. Ему вдруг кажется, что ночная процедура вовсе не была испытанием воли. Он и сам не знает, как ее назвать. Пожалуй, в какой-то мере это и было испытанием воли, но все-таки — не настоящим!