Героем нашего рассказа станет скульптор, который задумал создать шедевр. Но своих идей для шедевра у него не было, поэтому он решил немного позаимствовать у предшественников. «Если отколупать по кусочку от нескольких шедевров, то из осколков вполне можно будет составить собственный», — рассудил он.
Первым делом скульптор вытесал из камня женщину. Оглядел ее критическим взглядом и обманывать себя не стал — от шедевра она была еще дальше, чем в свою бытность камнем. Это обстоятельство ни капельки не смутило нашего героя. Он нарек скульптуру Чувихой и принялся вносить в нее элементы заимствованной шедевральности.
Для начала он отломал Чувихе руки, придав ей таким образом некоторое, — прямо скажем, весьма отдаленное, — сходство с Венерой Милосской. В качестве второго штриха скульптор завязал Чувихины глаза черной повязкой, благодаря чему она стала немного напоминать Фемиду. Но Фемиде полагались весы и меч, а девать их было некуда — рук-то у Венеры уже не было!
Фигня! — усмехнулся скульптор и снес Чувихе голову. Чувиха слегка стала Никой Самофракийской.
На скульптора снизошло нечто вроде вдохновения, и в порыве этого нечта он лишил Чувиху ног, придавая ей характерные особенности Русалочки. Потом он вспомнил, что у Русалочки ноги вообще-то есть, но было поздно. Тогда он убедил себя, что без нижних конечностей Чувиха стала еще более русалочной, чем сама Русалочка.
Скульптор оглядел Чувиху с ног до головы (образно говоря, разумеется) и остался доволен. Полученную тушку он смело выставил на всеобщее обозрение, заявив о ней как о комплексном шедевре, созданном его комплексным гением.
«Чувиха, — писали критики, — сочетающая в себе отсутствующие элементы величайших произведений прошлого, является подлинным и абсолютным шедевром».
Скульптора показали по все телеканалам. А через год о Чувихе уже никто не помнил.