«Слава Богу» подумала я, закрыв дверь.
– Прекрасно выглядишь, – послышался голос позади меня.
– Боже мой! – напугавшись, я вздрогнула и, обернувшись, наткнулась на Остина, одетого – конечно же – в костюм и галстук. Не припомню, чтобы когда-либо видела этого мужчину отдыхающим.
– Куда-то идешь?
– Да. Но это не твое дело.
– Не на встречу же с канадским художником?
– И опять же, не твое дело. Спокойной ночи, Остин, – повторила я, достав свой телефон и направившись по коридору в сторону лифта.
– Ты даже не заметила его, – сказал Остин.
– Что?
– Каждую ночь Ноа сидит на балконе и курит. Конечно же, ты не знаешь этого, поскольку никогда не выходишь. По крайней мере, ты не делала этого до сегодняшнего вечера, но ты так была увлечена разговором по телефону, что даже не проверила, – сказал он, догнав меня у лифта.
– Ну и что? Я должна испытывать угрызения совести? Ноа и я всего лишь партнеры по фильму. Он ясно дал это понять, так почему мне стоит утруждать себя проверкой…
– Потому что он проверяет тебя, – прервал меня Остин, словно мои слова не имеют никакого значения, – он проверяет, стоишь ли ты на балконе, каждый раз, когда выходит туда. Если твои шторы даже просто пошевелятся, язык его тела моментально меняется. И теперь, чтобы не погнаться за тобой следом, он в ванной пичкает себя таблетками.
– Почему ты рассказываешь мне это?
– Потому что ты хочешь это знать! – рявкнул он. – Ты хочешь знать, почему у вас не складываются отношения с ним. Ты хочешь быть рядом с ним, но поскольку не можешь, отправляешься в другое место. Вы оба были детьми, вынужденными стать взрослыми, а теперь вы взрослые люди, а ведете себя, как дети. Он самоуничтожается, ты вконец запуталась, поскольку не хочешь любить его и поэтому пытаешься полюбить кого-то еще. Я видел этот фильм раньше. Мы. Все. Видели. Этот. Фильм. Раньше. Так что хватит с меня этого, Амелия, спроси себя, где ты на самом деле хочешь находиться прямо сейчас. Сделай выбор. И не оглядывайся. Останься там.
Как будто он подгадал время, поскольку двери лифта открылись, Остин шагнул внутрь и глубоко вздохнул.
– Я слишком стар, чтобы разбираться с этим дерьмом, – пробормотал он, и двери лифта закрылись, оставив меня в одиночестве посреди коридора.
Я должна сделать выбор. Номер Ноа или ресторан с Лео.
Я не знаю Лео так уж хорошо, чтобы выбирать. Но разве не в этом весь смысл? Я знаю Ноа, или, по крайней мере, знаю его достаточно хорошо, чтобы прекрасно понимать, что я не должна ни на секунду колебаться по поводу шанса попробовать что-то новое. Что угодно лучше, чем быть убитой горем из-за Ноа Слоана в очередной раз, ведь так?
«Я здесь», написал мне сообщение Лео.
Я уставилась на экран телефона, и казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я отправила ответное сообщение. «À bientôt». (примеч. À bientôt – до скорого).
– Черт, – ерничал я. Мои руки так сильно дрожат, что я не могу открыть пузырек с таблетками. – Остин!
Никакого ответа.
– Остин… мне нужно… – крышка открылась, и таблетки рассыпались повсюду, но, явно не попав туда, куда требуется.
И именно сейчас Остин куда-то запропастился.
Рухнув на кафельный пол, я сжал пузырек в дрожащих руках, прижав ноги к груди.
Дыши.
Просто дыши.
Продолжай дышать. Ничто иное не имеет значение. Я просто должен продолжать дышать.
– Что произошло? – наконец-то Остин вернулся, но я не открыл глаза.
– Я промахнулся мимо рта.
– Не смешно, особенно учитывая, что мне пришлось сделать, чтобы заполучить эти таблетки, – пробормотал он, – я на самом деле думал, что она придет.
Это привлекло мое внимание. – Кто придет и куда?
– Я пытался помешать Амелии пойти…
– Зачем? Зачем ты так поступил?
– Поскольку ты все еще любишь ее, идиот, – он поднял две таблетки у столешницы и закинул их мне в рот. – И потому что знал, что это случится. Моя работа заключается в том, чтобы предоставлять тебе то, в чем ты нуждаешься, верно? Ну, ты нуждаешься в Амелии.
– Я в порядке.
– Ага, и прямо сейчас ты выглядишь именно так, – он помог мне встать с пола, и я облокотился на столешницу.
– Так значит, она пошла увидеться с ним, – сказал я. Мне была ненавистна сама даже мысль, что я переживал из-за этого так сильно, что спросил его об этом прямо сейчас.
– Да. Я застал ее опаздывающей, так что ей пришлось бежать…
– Простого «да» было бы вполне достаточно. Зачем она бежала? Она лишь выставит себя отчаявшейся. Боже мой, она актриса, получившая «Оскар». Если этот болван не дождался бы ее, то она не должна желать увидеться с ним.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Остин.
– Я в порядке, – это было моим ответом на все вопросы, и прекрасно знаю, что это безумно его раздражает. Мои ноги стали ватными, и хотя я уже больше не дрожу, мои руки все еще ноют. Я хочу лишь поскорее лечь на кровать.
– Почему ты всегда говоришь, что в порядке, когда это не так? – послышался голос женщины.
Она здесь, сидит посреди кровати в ярко-желтом платье, ее туфли стоят сбоку, а в руке находится бутылка водки. Когда я повернулся к Остину, то увидел, что он ошеломленно уставился на нее, пребывая в том же шоке, что и я.
– Разве ты не должна быть на свидании? – спросил он ее.
– Да, – улыбнулась она, крутя бутылку за горлышко. – Самое забавное, он пришел вовремя с цветком для меня. Это мило. Нет, это романтично… или это было бы романтично, если бы я не наткнулась на твоего менеджера, промывшего мне мозги перед тем, как я отправилась к нему на свидание. Поэтому я задержалась в ресторане на минуту, купила бутылку водки и вернулась сюда… к тебе. Поскольку я гребаная идиотка. Итак, приступай.
Остин по-тихому попытался ускользнуть позади меня, думая, что я не замечу, но я позволил ему уйти. Я прислонился к стене напротив нее.
– Приступать к чему?
– К той части, где ты будешь издеваться надо мной. Где ты в одно мгновение добр ко мне, а уже в другое ведешь себя, как мудак, – она начала пить прямо из бутылки, ее воротило от запаха, а затем все ее тело встряхнулось, как у мокрой собаки, после чего она сосредоточила все свое внимание на мне. – К той части, где я влюбляюсь в тебя снова и снова, а ты отказываешься от меня. К этой части.
– Амелия, завтра будет…
– Остин сказал мне сделать выбор, и я выбрала. Я здесь. Я всегда здесь. Сколько лет прошло, Ноа? Как долго ты собираешься отталкивать меня? Я не могу ни с кем быть, пока не покончу с тобой. Поэтому ответь мне почему? Почему мы не вместе? Почему ты принимаешь таблетки? Прекрати быть сукиным сыном и уже наконец-то сделай выбор…
– Почему все так легко для тебя, будь то сказать или сделать что угодно, если ты этого хочешь? – я не хочу делать это прямо сейчас.
– Нет, ты не будешь упрекать меня в этом! – сказала она со слезами на глазах, сделав еще один глоток. – Я хочу знать. Ты… ты когда-нибудь любил меня?
– Амелия…
– Ответь на вопрос, Ноа.
– Амелия…
– Ответь на вопрос! – сказала она уже чуть громче.
– Я…
– Ответь…
– Да! – закричал я на нее. – Да, люблю, любил и всегда буду безумно влюблен в тебя. Мне всегда будет любопытно, чем ты занимаешься, и я буду ревновать к окружающим тебя мужчинам, поскольку ты единственная женщина, с которой я желаю быть, но никогда не смогу!
– Почему?
Я не ответил. Я не могу. Вместо этого я отвел взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на нее. Однако она подошла ближе, обхватив руками мое лицо и заставив меня посмотреть ей прямо в глаза.
– Почему?
– Потому что я безнадежен, – прошептал я, не заботясь о том, что мои глаза жгло от того, как сильно я пытался сдержать слезы.
– Я тоже.
– Нет, – засмеялся я с горечью. – Ты глупая, неуклюжая, неуверенная, но ты не безнадежна. Ты никогда не была безнадежна. С самого начала это я тянул тебя на дно. Я настолько сломлен, что даже не знаю, с чего начать, чтобы собрать себя по кусочкам воедино. Так что, как я могу иметь отношения с тобой, не говоря уже о том, чтобы любить тебя, если не могу любить даже себя? Я ненавижу Ноа Слоана.
Говорят: «правда освободит тебя». Однако от этого признания я не стал чувствовать себя ни насколько лучше, чем держа все в себе.
Она сократила расстояние между нами, прикоснувшись губами к моим. Ее грудь прижалась к моей, а руки погрузились в мои волосы и потянули их. На вкус она похожа на ириску, и я приоткрыл губы, желая вкусить ее еще больше. Я провел руками по ее бедрам и обхватил ее задницу под платьем.
– Чувствуешь себя лучше? – прошептала она, когда мы оторвались друг от друга, чтобы сделать глубокий вдох. – Если нет, то трахай меня до тех пор, пока тебе не станет лучше.
Она же не серьезно.
Однако, словно прочитав мои мысли, она отстранилась и сделала шаг назад, расстегивая платье. Ее голубые глаза ни на секунду не разорвали контакт с моими. И, словно находясь под гипнозом, я встал, расстегнув рубашку. Я облизнул губы при мысли о целовании ее кожи. Платье упало на пол, как и мой ремень. Она стоит посреди моего номера лишь в красном кружевном лифчике и трусиках.
Мы не должны этого делать. Я мог бы привести дюжину причин, но прямо сейчас я не могу здраво мыслить. Не рядом с ней в таком виде.
– Остановись, – потребовал я, когда она завела руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, – я хочу сделать это сам.
– Как пожелаешь, – ухмыльнулась она, опустив руки.
Если это сон, я собираюсь насладиться им на всю катушку. Взяв ее за руку, я развернул ее, расстегнул лифчик и снял его с ее плеч. Когда я обхватил ее грудь руками, она дернулась, тяжело дыша. Она запустила руки в мои штаны, схватив член, и у меня перехватило дыхание. Я видел желание и похоть в ее глазах, что в точности отражалось и в моих. Схватив за бедра, я приподнял ее, она интуитивно обхватила меня ногами, и я переместил нас на кровать. Я поцеловал ее, но в этот раз не так нежно, как она целовала меня. Этот поцелуй непристойный, влажный, страстный. Наши языки игриво атакуют друг друга.
– Ах… – простонала она в мой рот, трясь об меня.
Мои губы пропутешествовали от ее губ к щекам и челюсти, и она выгнула шею для меня. Ухмыльнувшись от ее жаждущего нетерпения, я нежно прикусывал ее кожу, прокладывая дорожку из поцелуев к груди до тех пор, пока розовый затвердевший сосок не оказался между моими зубами. Я поцеловал его перед тем как перейти к другому.
– Ноа…
Я провел языком вниз по ее животу, отчего ее дыхание участилось. Все ее тело задрожало подо мной, что завело меня еще сильнее. Разведя ее бедра, я приподнялся, чтобы видеть ее лицо, скользнув двумя пальцами в ее влажную киску.
– Ммм… – простонала она, выгнув спину.
– Если бы я поведал тебе обо всем, что хочу сотворить с тобой… – прошептал я, мое сердце бешено колотится в груди.
– Черт… Ноа, – выкрикнула она, когда я лизнул ее клитор. Она схватила меня за волосы, а я вцепился в ее бедра, придвигая ближе к своему лицу.
Боже, она изумительна на вкус.
Мои пальцы толкаются в нее в сочетании с языком. Она покачивается на мой рот, крепче притягивая меня за волосы. Она влажная для меня, и мне не хотелось прекращать вкушать ее… но я так чертовски тверд, что не могу больше ждать. Облизав губы, я встал. На ее теле слегка выступил пот.
– Ноа, пожалуйста,… ты мне нужен.
– И я весь твой, – всегда был.
Разместившись между ее бедер, я пытаюсь…боже я пытаюсь… войти в нее медленно. Но ее киска чертовски восхитительна. Я не мог ничего поделать с собой и резко толкнулся в нее, злорадная ухмылка появилась на моих губах, поскольку я почувствовал, как ее тело отреагировало и выгнулось ко мне. Ее ногти впились в кожу на плечах, а груди резко покачивались, пока я трахал ее. Я выплеснул весь свой гнев и разочарование на ее бедную киску, так сильно вколачиваясь в нее, что кровать двигалась и стучала в стену. Я чувствовал лишь запах ирисок и слышал лишь звук удовольствия и слияния наших тел. Она двигалась в такт каждому моему движению.
– Да! – выкрикнула она, и я приподнял ее с кровати, поставив на колени и насаживая на свой член.
– Ахх… это… так… чертовски… приятно! – воскликнула она, покусывая губы и вцепившись в меня. Она заглянула в мои глаза, а затем… дала мне пощечину.
На мгновение я замер и изумленно посмотрел на нее. – Сделай это снова.
Она ухмыльнулась, ударив меня по другой щеке.
Боль ощущалась превосходно.
Выйдя из нее, мой член пульсировал и поддергивался от потребности. Но я должен исполнить другое свое желание.
– Встань на колени, – не промолвив ни слова, она встала на четвереньки, выставив гладкую округлую задницу мне на обозрение.
– Так? – соблазнительно спросила она, наклонившись для меня еще сильнее.
– Тебе нравится быть отшлепанной так же сильно, как и хлестать меня? – я нежно провел рукой по ее заднице.
– Почему бы тебе не выяснить самому?
Кто это? Амелию, которую я помню, была так застенчива, когда мы впервые занялись сексом… хотя тогда ей было всего шестнадцать лет.
ШЛЕПОК.
Ее руки сжали простыни, а тело задрожало.
– Похоже, я получил свой ответ, – прошептал я, перекинув волосы ей через плечо.
Она с трудом сглотнула, сделав глубокий вдох. – Так что ты собираешься делать теперь?
ШЛЕПОК.
ШЛЕПОК.
– Трахни меня, – выкрикнула она, опустив голову. Я выводил круги на теперь уже красной заднице.
– Мы дойдем до этого, но я хочу посмотреть, сколько ты сможешь выдержать.
ШЛЕПОК.
Ее ноги дрожат под ней.
ШЛЕПОК.
Она тяжело дышит, ее тело приподнимается и опускается с каждым глубоким вздохом.
ШЛЕПОК.
– Сильнее.
ШЛЕПОК.
Я уже ощущаю боль в руке. Но она до сих пор не сказала мне остановиться. Ее задница уже настолько красная, и я был уверен, что к этому времени она будет умолять меня остановиться. Вместо этого она прикусила губу и взглянула мне в глаза, подзадоривая сделать это снова.
– Еще.
ШЛЕПОК.
ШЛЕПОК.
– Ах! – выкрикнула она. – Пожалуйста… пожалуйста, трахни меня.
Ей не нужно просить дважды. Поцеловав оба ее красных полушария, я схватил ее за талию и толкнулся в нее, мои глаза закатились от удовольствия от того, насколько влажной и узкой она была для меня.
– Боже, ты потрясающая, – сказал я ей, толкаясь еще глубже и целуя ее спину.
– Так… хорошо, – сказала она, кончив для меня.
Все звуки исчезли, и я слышу лишь наши стоны и ворчанье.
Я не могу так больше.
Я тверд с тех пор, как она поцеловала меня. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы сдерживаться до сих пор.
– Охренеть, – проворчал я, толкнувшись в последний раз и наконец-то кончив.
Я рухнул на нее. Мы оба покрыты потом, а вокруг витает аромат нашего секса. Я не мог не задаться вопросом, что, черт возьми, я собираюсь теперь делать. Мне потребовалось почти десятилетие бессмысленного и беспорядочного секса, чтобы обуздать свое пристрастие к ней… и прямо сейчас я вернулся к самому началу.
Перекатившись на живот, я знала, что он не спит, хотя ни один из нас не промолвил ни слова за последний час. Мы все еще лежим голые в его постели. Хотя у нас и был секс, но это не решило ни одну из наших проблем. Я хочу спросить его, как все это отразится на нас теперь, но боюсь ответа. Поэтому я решила спросить совсем о другом.
– От чего эти таблетки?
Он молчит, но мне все равно. У меня есть время. Наконец, он сел и тяжело вздохнул. Я могла услышать, что он сел, но не повернулась к нему лицом.
– Мне поставили диагноз «паническое расстройство» несколько лет назад, – прошептал он в темноту.
– Вот, почему ты находился в клинике?
– Я самостоятельно пытался завязать с таблетками, и это обернулось приступом. Мы подумали, что в качестве прикрытия лучше использовать…
– Пусть люди думают, что ты подсел на кокаин или еще что-нибудь.
– Панические атаки уж точно не сексуальны, Амелия.
Развернувшись, я сердито посмотрела на него. Он взял пачку сигарет с прикроватной тумбочки.
– Так ты готов позволить людям считать себя наркоманом, лишь бы поддержать образ плохого парня, – он такой идиот!
Зажигая сигарету, он пожал плечами. – Не вини меня. Вини общество.
Потянувшись к нему, я выхватила сигарету прежде, чем он успел сделать еще одну затяжку, но он схватил мою руку.
– Это помогает расслабиться, – серьезно сказал он.
– А также помогает появлению рака легких.
Он ухмыльнулся. – Не волнуйся…
– Лишь потому, что ты говоришь мне этого не делать, совсем не значит, что я не стану.
Тяжело вздохнув, он забрал сигарету и затушил ее об тумбочку. – Довольна?
Нахмурившись, я легла обратно.
В комнате опять повисла тишина.
Так много всего между нами, что трудно понять, с чего лучше начать.
– Почему ты ненавидишь Ноа Слоана? – спросила я, хотя безумно странно вести разговор о нем в третьем лице.
Он не ответил, но потянулся за очередной сигаретой.
Я не стала больше задавать ему вопросов. Я спокойно наблюдала за тем, как он голый курит рядом со мной.
Кто мы теперь друг другу? Понятия не имею.
Он причинит мне боль? Скорее всего.
Я все равно его люблю? Да.
А должна? Нет.
Но что я могу поделать? Ведь я прекрасно понимаю, что все это может выйти мне боком в любой момент. Я, в самом деле, мазохистка.
Шесть.
Именно столько дней прошло с тех пор, как мы переспали с Ноа. Мне хотелось верить, что это просто совпадение, ведь на этой неделе мы снимались в разных частях города. Но это не чувствуется так. Такое ощущение, что он избегает меня. Он не покинул меня тем утром, как я ожидала, но ни один из нас не проронил ни слова. Мы просто встали и готовы были уйти, поскольку поздно проснулись. Олли уже ожидал меня за дверью, недовольный мною, но мне было плевать. Я ждала Ноа. Даже сейчас, когда мы наконец-то находимся в одной комнате, между нами витает напряженность. Я стою по другую сторону звукозаписывающей студии, наблюдая за тем, как они дают ему наушники вместе со сценарием, который необходимо озвучить. Он поднял бумагу перед собой, прочитав лишь раз и кивнув режиссеру, сидящему за микшерным пультом.
– Начнем, когда будешь готов, Ноа.
Наконец, его глаза метнулись на меня, и он замер, словно увидел призрака… или последнего человека на земле, которого ему хотелось бы когда-либо увидеть.
– Ноа? – произнес режиссер, находясь в смятении. Он взглянул на нас. Не желая отвлекать его, я попыталась уйти, но режиссер остановил меня. – Амелия, я хотел бы, чтобы ты послушала. В этом монологе Дэймон обращается к Блэр. Это поможет уловить твою реакцию сразу после этого, поэтому отправляйся туда.
Я вновь взглянула на Ноа, но он уже не смотрит на меня. Внутри помещения он надел наушники, пока звукооператор протянул мне мои. Я встала напротив него, теперь микрофон – единственная вещь, находящаяся между нами. Откашлявшись, он начал.
– Самая страшная маска, которую ты когда-либо увидишь, это мое лицо, с которым я родился. Да, это правда. Я никогда не мог мечтать по ночам, пока не встретил тебя. Вокруг меня не было ничего, кроме тишины под пристальным взглядом полной луны, зависшей в центре тьмы. Ветер не выл. Тучи никогда не сгущались. Звезды были скрыты… а затем появилась ты, и мне не были нужны звезды, поскольку ты похожа на солнце. Но чем дольше я оставался рядом с тобой, тем тусклее и темнее становилась ты. Мои демоны стали твоими демонами, потому что ты безумно старалась спасти меня, хотя было предельно ясно, что мне суждено утонуть, – он сделал паузу, стиснув челюсти. Его руки сжали небольшую трибуну между нами. Он продолжил. – Ты подобралась слишком близко, и теперь я причиняю тебе боль, хотя не хочу этого. Ты не можешь больше быть вовлеченной в это. Так что, хотя я и обещал этого не делать, хотя и не хочу этого, я отпускаю тебя, потому что должен. Ты всегда будешь запечатлена в моей памяти, выточена в моей душе и владелицей моего сердца Аме… Блэр Каллиопа Хоторн.
Когда он закончил, я выдохнула воздух, удерживаемый в легких. Это обращение не ко мне. Он разговаривает не со мной. Однако, пока он не произнес имя Блэр, я рассматривала его лишь, как Ноа перед собой.
– Ноа, не против повторить последнее предложение?
Кивая, он зажал переносицу пальцами, глубоко вздохнул и повторил свою реплику. – Ты всегда будешь запечатлена в моей памяти, выточена в моей душе и владелицей моего сердца Блэр Каллиопа Хоторн.
– Идеально. Теперь, Амелия, ты только что получила письмо от Дэймона. Мы в самом конце фильма, так что ты обращаешься не к нему, а к зрителям.
Мне пришлось взять листок, чтобы перечитать еще раз. В моей голове снова не осталось ни одной строчки сценария.
Да пошло все к черту!
– Зейн, – сказала я, отодвинув наушники.
– Да? В чем дело, Амелия?
– Не возражаешь, если я немного отклонюсь от сценария? Я просто не чувствую, что Блэр ответит именно так. Я могу сделать сценарную версию чуть позже, если тебе не понравится, – сказала я, не отводя взгляда от Ноа. Он приподнял бровь, словно готов прыснуть со смеху то ли от веселья, то ли от смущения.
– Хорошо, действуй.
Кивнув, я попыталась найти уверенность, отсутствующую у меня в связи с невежественным забыванием слов, и выпрямилась. Однако я не могу сделать этого, смотря ему в глаза, поэтому я закрыла их и начала.
– Какой же он красноречивый сукин сын, не так ли? Он хочет расстаться. Ага, конечно! Я не в обиде. Я пыталась оставить этого глупца в течение многих лет. В конце концов, я способна находиться в одиночестве. Вы слышали его: я – солнце! Я сияю ярче любого другого гребаного человека. Почему никто никогда не удосужился спросить солнце, нравится ли ему им быть? Нравится ли ему, что планеты всегда вращаются вокруг него и никогда рядом с ним, наслаждается ли оно тем, что из-за того, что оно такое горячее, ты можешь любить его только на расстоянии. Что хорошего быть гребаным солнцем, если ты один в небе? Я покончила с этой аналогией. Не стоит навешивать ярлыки на меня. Не делай выбор за меня. Если ты любишь меня, то люби, даже если мы разрушим друг друга! Именно это я собираюсь сказать ему, когда увижу. Я не знаю, как далеко ему удалось уйти, но между мной и Дэймоном есть кое-что общее – мы всегда идем по одной дороге. Иногда мне приходится поспешить, чтобы догнать его… но я всегда догоняю.
Когда мои глаза открылись, Ноа уставился на меня, но не так, как раньше. Он не был смущен или весел. Не уверена, какой он сейчас, но он не отводил взгляд.
– Амелия… это было впечатляюще, – ошеломленный голос режиссера прозвучал мне в ухо.
– Спасибо. Есть что-нибудь еще?
– Нет. Осталось снять лишь сексуальные сцены, – напомнил он нам. Олли договорился, что мы оставим эти сцены напоследок, и вот мы наконец-то добрались до них.
– Ладно, я отдохну до съемок. Всем спасибо, – сказала я, сняв наушники. Я схватила сценарий, не глядя на него. Я просто ушла. В любом случае мы не могли там поговорить. Я планирую снова прийти к нему в номер сегодня вечером.
Я не ожидала, что он выйдет вслед за мной в коридор.
– Амелия, – он схватил меня за запястье, развернув к себе лицом, – подожди, я…
– Амелия! – позвал другой голос.
О, нет… нет. Нет. Нет. Я узнаю этот голос где угодно.
– Мама? – я оглянулась. Она привлекает внимание, как свинья среди волков, одетая в ярко-зеленое коктейльное платье с белыми перчатками и солнцезащитной шляпкой, хотя на улице сентябрь.
– Амелия, милая! – она подошла ко мне и притянула в свои объятья.
– Мама, что ты здесь делаешь? – почему? Ведь я сказала ей не приезжать. Я практически умоляла ее. Мне стоит быть осмотрительнее.
– Ох, я соскучилась по тебе и к тому же… – ее голос затих, как только все ее внимание сфокусировалось на Ноа. – Не уж-то это маленький Ноа Слоан. Ладно, вероятно, совсем не «маленький», – ее глаза пропутешествовали по всей длине его тела. Она была похожа на собаку, уставившуюся на кость.
– Мама!
– Я просто шучу… господи, – повернувшись к нему, она спросила. – Как ты, Ноа? Прошла целая вечность.
– Я в порядке. Амелия… я… гхм… тебе и твоей матери необходимо провести вместе время. Съемки в девять, тогда и увидимся, – он потер заднюю часть шеи, и мне захотелось рассмеяться, поскольку это напомнило мне его в прошлом. Он никогда не знал, как поговорить со мной в присутствии мамы. Он либо был очень вежлив, либо просто сбегал. Но я не виню его. Если бы я могла, то тоже сбежала.
– Отлично! – мама хлопнула в ладоши. – Амелия, давай устроим день-спа.
«Давай не будем», хотелось мне сказать. Однако я пошла с ней, хотя и желала уйти с ним.
– Ты же не встречаешься с ним снова, да? – спросила она, взяв меня под руку.
– Что? – я остановилась прежде, чем мы подошли к двери.
– Олли сказал мне, что тебе приходится нелегко…
– Почему ты разговариваешь с Олли?
– Я просто позвонила, чтобы узнать, как ты…
– Позвони мне! – сорвалась я, вытянув свою руку из ее хватки. – Если ты хочешь узнать, как я, Мама, то звонишь мне, а не моему менеджеру или кому-либо еще.
– Милая, – она одарила меня злобным взглядом, снова взяв за руку. – Люди смотрят. Не устраивай сцен. Я не хотела тебя беспокоить. Знаю, что ты напрягаешься каждый раз, когда я рядом, поэтому подумала, что Олли – лучший вариант. Кроме того я – твоя мать. Разве не ты должна звонить мне? Мне жаль, ладно? Я очень скучаю по девчачьим штучкам с тобой. Это удручает. Ты слишком быстро выросла, – добавила она, вытирая уголки глаз.
– Прости. Я просто не знаю, в какой момент ты моя мама, а в какой – еще один менеджер.
– Милая, я всегда твоя мама. А теперь перестань хмуриться. Ты заработаешь себе морщины, и как потом ты найдешь работу?
– Мама!
– Шучу! Я просто шучу! – она засмеялась, притянув меня в свои объятья. – В какой-то мере.
Закатив глаза, я обняла ее в ответ. Она полезла в сумочку и вытащила солнцезащитные очки в белой оправе в форме «кошачий глаз». Она выглядела так нелепо, что я рассмеялась, но смех вместе с ней поднимает настроение.
Не смотря на то, что я сказал ей, когда мы впервые встретились спустя столько лет, я никогда не думал, что она не сможет сыграть роль Блэр. Я просто никогда не хотел видеть ее в этой роли по нескольким эгоистичным причинам.
Во-первых, я не забыл ее. Съемки в одном фильме лишь усугубили бы ситуацию для меня… и я был прав.
Во-вторых, ни при каких гребаных условиях меня не устраивал тот факт, что кто-то еще увидит ее голой.
В-третьих, у меня с Дэймоном похожие желания, поэтому это не будет игра роли для меня. Как только я увижу ее, то буду не в состоянии рассматривать ее, как Блэр Хоторн.
Я знаю, где находится каждая веснушка на ее теле, и запомнил каждый изгиб ее тела. Когда дело касается секса, я едва могу себя контролировать. Теперь, ради фильма, я собираюсь делать вещи, о которых только мечтал сотворить с ней.
Режиссер заявил, что хочет, чтобы это было сделано изящно, а не олицетворяло собой порнографию. Но это лишь доказывает, насколько он наивен. Он считает, что связав ее, наказав, поцеловав и вкусив каждый миллиметр ее тела, можно представить все это изящно? Секс не изящен. Секс, если ты все делаешь правильно, олицетворяет порнографию.
– Ноа… уже девять, – Остин открыл дверь моей комнаты. Съемки в этом же отеле, только в номере пентхаус.
– Как твое самочувствие?
Взволнован оттого, что она будет в моей власти.
Раздражен из-за того, что другие увидят ее.
Так чертовски запутался.
Но «в порядке» единственное, что мне удалось произнести. На подсознательном уровне, пока мы ехали в лифте, я представил ее лицо и недовольный взгляд, направленный на меня оттого, что я снова ответил «в порядке». Но что еще я мог сказать? Никого никогда не интересовал правдивый ответ. Никого, возможно, за исключением ее.
– Номер пентхаус, – прозвучал механический голос, и двери лифта открылись. Я ожидал, по крайней мере, около дюжины человек. Однако здесь оказались только режиссер, медсестра, две камеры и звукооператоры, визажист и менеджер Амелии.
– Как и обещали, мы оставили как можно меньше членов съемочной группы, – заявил режиссер Оливеру.
– Я тоже удаляюсь. Если ей что-нибудь понадобится, пожалуйста, передайте ей позвонить мне, – ответил Олливер, оставив маленькую сумку, бутылку воды и ее любимую жвачку на стуле. Он проигнорировал меня, проходя мимо, кивнув только Остину, прежде чем войти в лифт.
– Амелия готова?
– Да, – сказала она, появившись, предполагаю, из ванной с другой стороны гостиной. Она одета в белый хлопковый халат. Ее темно-каштановые волосы спадают волнами на плечи. Темно-розовая помада и светлые тени для век, фишка Блэр, выставили ее менее милой – какой я всегда ее знал – но очень сексуальной.
Режиссер сделал шаг вперед. – Амелия, если ты почувствуешь себя неловко в любое время…
– Использовать стоп-слово? – ответила она.
– Амелия. Серьезно, – сказал я ей.
Она убрала прядь волос за ухо. – Ребята, спасибо, я поняла. Ладно. Давайте начнем. Если повезет, мы сможет снять это с одного дубля.
– Хорошо, все по местам, – сказал режиссер.
Сняв рубашку и бросив ее в Остина, я подал ей руку, но она проигнорировала ее. Вместо этого она гордо подняла голову, нацепила улыбку на лицо и отправилась в спальню. Такая же уверенность у нее была сегодня утром, когда она выступила с одним из лучших монологов, которые я слышал за последнее время. Даже сценарист не возмутилась. Она лишь задалась вопросом, почему сама не смогла придумать такое.
– Это сцена двенадцать, Дэймон связывает Блэр, – заявил режиссер, когда кто-то подал мне красную веревку.
– Надеюсь, у тебя есть опыт, – сказала она, развязав пояс халата. Одним легким движением он упал на пол.
Боже… я не могу этого сделать. Инстинктивно я встал перед ней, заслонив ее своим телом. Это сработает лишь до тех пор, пока не начнутся съемки, но все же.
– Так это «да» или «нет» по поводу практики? – ненароком спросила она. Однако мой взгляд прикован к ее груди, отлично помня, как идеально они вписывались в мои ладони всего несколько дней назад. – Ноа?
– Да…я делал это раньше, – ответил я. Черт возьми. Я не хотел ей рассказывать об этом.
Прикусив губу, она кивнула, и я заметил, как тревожно приподнялась ее грудь. Сократив расстояние между нами, я обхватил ее лицо руками.
– Никого нет в комнате кроме нас, да? – прошептала она.
– Да, никого, но мы… – согласился я.
– Амелия, как только мы начнем, просто следуй указаниям помощников режиссера, – прокричал режиссер, и мне захотелось выбить все дерьмо из него.
– Игнорируй его и подчинись мне, ладно?
– Так, значит, просто продолжать делать то, что уже делаю? – спросила она, хихикая.
Положив руки ей на плечи, я медленно развернул ее.
– БДСМ – это не боль. Это удовольствие. Ничего из этого не должно причинять тебе боль или заставлять чувствовать себя испуганной. Но сначала это будет ощущаться странно. Чем больше ты доверяешь, тем лучше это будет ощущаться.
– Мотор.
Вся моя сдержанность исчезла с этим словом.
– «Что я собираюсь сделать с тобой, Блэр?» – прошептал я, встав на колени около нее, убрав ее волосы в сторону и поцеловав ее шею.
– «Зачем задавать вопросы, на которые ты уже знаешь ответ?»
Опустив ее на колени и заведя ее руки за спину, как предусматривает сценарий, я отступил, сделав вдох через нос, пытаясь успокоиться – но это было безнадежно. Изгиб ее спины, задницы, всего ее тела сделали меня твердым.
Сомкнув ее запястья, я продел веревку между ними, игнорируя перемещающуюся камеру, фокусирующую на каждом моменте. Ее тело выгнулось вперед, и я продел веревку выше, закрепив узлы и продолжив.
– Ох… – ахнула она, но я не остановился.
Амелия и Блэр обе знали свои стоп-слова.
Я никогда не чувствовала ничего подобного за всю свою жизнь.
Моя кожа столь же горяча, что и огонь, и я не могу прекратить стонать.
Я не могу пошевелиться. Мои руки и грудь связаны, но это было нечто большее: это ощущалось, как будто все мое тело искусно находилось под его жестким контролем.
– «Ты не представляешь, как прекрасно сейчас выглядишь», – сказал он, расслабившись в кресле передо мной. В одной руке он держал бокал шампанского, а в другой кожаный кнут. Встав, он выпил напиток залпом, бросил бокал в сторону и схватил меня за шею. Подняв мой подбородок, он страстно поцеловал меня. Я почувствовала вкус шампанского на его языке и возжелала большего.
– «Ах!» – ахнула я, когда он хлестнул по моему соску.
– «Не жадничай», – дразнил он.
– «Еще», – умоляла я, закусив губу.
Он вынудил меня посмотреть ему в глаза и, ухмыляясь, сказал. – «Нет».
– «Мастер, пожалуйста…»
Удар. Это жалило, но в тоже время ощущалось удивительно.
– «Кто здесь отдает приказы?»
– «Вы».
– «Кто?» – потребовал он снова.
– «Вы!»
Как волк вокруг овцы, он кружил вокруг меня, его кнут скользит по моей коже между веревками. Когда он добрался до моих сосков снова удар.
Я была такой влажной, такой возбужденной, что хотела закричать от отчаяния.
Одним легким толчком я оказалась на боку, наблюдая за тем, как он уставился на меня с жадностью, его кнут нежно – почти как перышко – прошелся от пальчиков ног по ногам и бедрам. Затем он обогнул им изгибы моей задницы.
Удар.
– «Мастер…»
– «Тсс…» – был единственный его ответ, кнут оказался между моих бедер.– «Раздвинь ноги».
Я выполнила его приказ. Он бы получил все, что пожелал в этот момент.
– «Смотри, какая ты влажная, Блэр».
Удар.
– «Ох!» – ахнула я, когда удовольствие пронеслось по всему моему телу так сильно, что я сжала их.
– «Я еще не закончил. Открой их», – потребовал он, но я не могу. – «Это лишь еще больше тебе навредит, малышка, если ты ослушаешься моего приказа. Открой. Их».
Я повиновалась.
Удар.
Удар.
Удар.
Он не прекратил свои нападки на мою киску, а я не в силах остановить его. Это так чертовски приятно. Без зазрения совести я развела ноги еще шире, извиваясь от нужды на ковре.
– «Зачем ты мучаешь меня, Блэр?» – прошептал он, становясь на колени между моих ног. – «Я не могу больше сдерживаться».
Разгоряченной, мне не терпелось почувствовать его внутри себя. Однако это никогда не произойдет. Он выше меня, и я ощущаю его стояк, прижимающийся ко мне, и лишь боксеры отделяют нас. Он толкнулся вперед, его взгляд ни на секунду не отрывался от меня. Мы играем роли. Я так быстро это забыла. Даже слышать то, как он называет меня «Блэр», не возвращает меня в реальность. Это было знаком, что он не может меня трахнуть на самом деле. Я раздражена, но не могу позволить проявиться эмоциям на лице.
Проклятье! К черту Дэймона. Я хочу Ноа прямо сейчас.
Я никогда не испытывал такую сильную пытку за всю свою жизнь, как этим вечером.
Как только съемки закончились, мне хватило духу схватить ее халат и бросить его на нее перед уходом. Мне плевать, что скажет режиссер или кто-либо еще. Мне необходимо трахнуться.
И словно Бог услышал мои молитвы, мой телефон завибрировал.
«В твоем номере через десять минут».
Она сказала десять минут или десять чертовых лет?
Прошел уже час с тех пор, как она написала мне смс, и либо она жестоко подшутила надо мной, либо кто-то встал на ее пути. С Амелией никогда нельзя сказать наверняка.
– Ноа?
Вы подумали бы, что я гребаная ракета, если бы увидели, как быстро я соскочил с кровати и оказался перед дверью своего номера. Она стояла в юбке и футболке, держа красную веревку в одной руке, а кнут – в другой. В ее голубых глазах плескалась лишь… похоть.
– Сделай это снова, – потребовала она.
Это рай или ад? Понятия не имею, но я так рад здесь находится.
– Я не могу, – это все, что я успел вымолвить прежде, чем бросился к ней, прильнув к ее губам. Я поцеловал ее грубо и страстно, прекрасно понимая, что в этот раз нас ничто не остановит. И она поцеловала меня в ответ.
Возбуждение, которое я чувствовала раньше, вернулось с удвоенной силой. Я написала ему смс, планируя сразу же рвануть к нему. Однако режиссер задержал меня, чтобы обсудить самые неуместные вещи на свете, такие, как удерживать зрительный контакт с камерой и попытаться издавать стоны мягче. Я хотела поинтересоваться, кто-нибудь когда-либо хлестал его киску, чтобы давать мне такие указания. В той сцене не было ничего мягкого. Но опять же это неважно, поскольку его губы на моих прямо сейчас. Не Дэймон и Блэр, а Ноа и Амелия.
Моя спина прижата к двери, и он уставился на меня, будто я самый важный человек в мире. Его губы нависли над моими, но он не целовал меня.
– Почему ты остановился? – я нахмурилась.
Он ухмыльнулся, нежно обхватив руками мое лицо. – Я жду того, чтобы ты сказала мне, чего хочешь.
Он никогда не задавал мне такой вопрос. Я просто следовала за ним. И не возражала. Если бы люди посчитали меня мямлей, мне плевать, поскольку в конце дня я все еще нахожусь рядом с ним. Он поцеловал мою голову, нос, а затем вновь остановился у моих губ.
– Чего ты хочешь, Амелия? Скажи это.
– Займись со мной любовью, – прошептала я, сняв футболку и бросив ее в сторону. – Вот чего я хочу.
Когда он поцеловал меня в этот раз, то это было похоже на наш поцелуй на кухне. Страстный. Все мое тело повисло на нем, и он поднял меня на руки. Положив в центр своей кровати, он проложил дорожку из поцелуев по моей шее.
– Ах… – задрожала я, когда он обхватил руками мою грудь, большим пальцем потирая сосок прежде, чем поцеловать их оба. Затем его губы опустились к моему животу. Медленно он стянул с меня юбку, позволив упасть ей к моим ногам. Он навис надо мной, уже скользя двумя пальцами между моих бедер.
– Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, – прошептал он мне на ухо, когда я зажала ногами его руку, упиваясь удовольствием, которое Ноа доставлял мне рукой.
Слишком быстро он отстранился, еще раз облизнув мои соски, он направился вниз ко мне между ног. Он нежно развел их в стороны и поцеловал мой клитор. Вытащив пальцы, его язык занял их место, и мои ноги обернулись вокруг его головы. Руками я ухватилась по разные стороны кровати, слегка удерживаясь, пока его язык исследовал каждый мой дюйм, но не в силах больше терпеть, я схватила его за волосы. Его хватка на моих бедрах усилилась, но он ни на секунду не остановился, пока я покачивалась напротив его рта.
– Ох! – выкрикнула я, закатив глаза и облизав губы. Это ощущается слишком приятно. Он слишком хорош. Это ощущалось, словно он продолжает притягивать меня к себе. Когда он начал облизывать и посасывать, пальчики на моих ногах подогнулись. Моя спина выгнулась к нему.
– О, Боже, да! – ахнула я, моя грудь вздымается от нахлынувшего оргазма, испытанного мною только что лишь от одного его рта. Я села на колени. Встав, он снял рубашку и бросил ее в сторону, а затем прижал меня к своей груди и поцеловал. Тот факт, что я смогла ощутить свой вкус у него на языке, свел меня с ума от желания.
– Я хочу тебя, – прошептала я, нежно целуя его накаченную голую грудь, проводя пальчиками по его прессу.
– И я у тебя есть, – ответил он, запустив руки в мои волосы.
Я улыбнулась, рукой потянув пояс его штанов. – Тогда я хочу тебя во мне.
Он перевернул меня на спину. Сняв штаны, он навис надо мной, мое сердце бешено заколотилось в груди, когда он провел руками по мне. Его руки скользнули к моим, держа их по бокам.
– Я хочу, чтобы у тебя было то, что ты хочешь, – сказал он надо мной, и одним толчком вошел в меня, отчего я разинула рот.
– Амелия, – простонал он, погружаясь еще глубже. Одна из его рук опустилась к моей талии. Ни на секунду он не отвел своего взгляда от меня, и у меня возникло чувство, что мое сердце вот-вот разорвется на кусочки. Обняв его за шею, я прижала его еще ближе к себе. Я хочу никогда его не отпускать.
Медленно.
Чувственно.
Страстно.
Красиво.
Такое ощущение, что в этот момент мы делимся всем друг с другом. Даже наше дыхание синхронно. Он обнял меня, а я его. Я вторила каждому толчку, мое тело взывает к нему самыми лучшими постижимыми способами.
– Ноа, – простонала я, покусывая губы.
Он поцеловал мою челюсть. – Еще раз… мое имя. Повтори его.
– Ноа, – повиновалась я. Он улыбнулся, схватив меня за бедра и толкнулся еще глубже, чем я думала возможно.
Я в раю: ощущение его во мне, на мне, и его губ по всему моему телу. Я уверена, что это рай. И хочу, чтобы это никогда не заканчивалось.
Боже, она так чертовски красива.
– Ноа! – выкрикнула она, ее ногти впились в мою спину, когда она кончила.
Я хочу слышать больше ее криков для меня. Она сводит с ума, она ощущается подобно…
– Черт, – прошипел я оттого, насколько узкой она является. Я не могу больше сдерживаться. Я ускорился, и ее ноги обернулись вокруг меня и…
– Амелия! – я поцеловал ее, кончая.
Я рухнул на нее, и она обняла меня. Не расцепившись, мы целовались, вращаясь по постели до того момента, пока нам не пришлось отстраниться друг от друга из-за нужды в кислороде.
– Вау, – сказала она, тяжело дыша, теперь уже лежа на мне сверху.
– Вау, – повторил я, положив руки ей на спину и откинувшись на подушки.
Она легла на меня, руками я водил по ее спине и бокам. Я чувствовал себя потрясающе, и больше всего мне хочется быть с ней снова.
– Чего ты хочешь, Ноа? – прошептала она, сев и взглянув на меня.
– Что?
Она повторила еще раз, теперь намного медленнее. – Чего. Ты. Хочешь?
Я хочу трахнуть ее. Я хочу заняться с ней любовью. Я хочу танцевать на моей кухне с ней снова. Я хочу ее.
– Тебя, – прошептал я, гладя ее волосы.
– Тогда прими меня, – сказала она, как будто это так чертовски легко. Но это не так. – Мы можем попробовать вместе… это. Если ничего не получится…
– Мы сыграем вместе в другом фильме через десять лет? – пошутил я, и она ударила меня по груди.
– Я серьезно.
Я прекрасно знаю это.
– Уже три часа ночи, Амелия. Мы можем оставить этот разговор до завтра?
– А ты все еще будешь здесь завтра? И я не подразумеваю съемочную площадку или этот отель. Ты все еще будешь в постели со мной завтра?
Я хочу. Поэтому решил сказать то, что хочу, и надеюсь, этого будет достаточно.
– Я буду здесь, – заверил ее я.
5:19
Прошло всего два часа с тех пор, как я пообещал Амелии, что буду рядом с ней, когда она проснется. Но смотря на сообщение в телефоне, я уже понимаю, что вынужден его нарушить. Я написал ей записку, надеясь, что этого будет достаточно, пока не вернусь. Но это не так. Я прекрасно понимаю это, но я все равно должен ей рассказать. Я хотел разбудить ее, но если я не могу рассказать ей правду, тогда в чем смысл?
Однажды я проснусь, посмотрю на себя в зеркало и увижу достойного парня… только не сегодня.
Я говорю себе это уже почти десять лет. Это единственное, что удерживает меня в здравом уме – надежда, что когда-нибудь я стану лучше.
Я взглянул на нее, свернувшуюся калачиком посреди моей кровати, слегка храпящую, почесавшую нос, когда она перекатилась на другой бок. Она никогда не выглядела изящной спящая. Только Богу известно, сколько раз она пинала меня во сне, когда мы были моложе. Но я лишь улыбался и обнимал ее еще крепче.
Когда я закрыл дверь за собой, то заметил, что Остин уже стоит в гостиной переодетый, как будто он никогда и не ложился спать, а просто сменил одежду. Зная его, такое вполне возможно. В моей жизни существует лишь два человека, которым я когда-либо доверял: он и Амелия.
– Она лишь разозлит тебя, если ты пойдешь.
– Раз уж ты здесь, если Амелия проснется, скажи ей, что я скоро вернусь, – я проигнорировал его и схватил пиджак со стула, направившись к двери.
– Ноа, прошло десять лет. Она не может продолжать контролировать тебя.
– Дело не во мне, я беспокоюсь по другому поводу, – это никогда не касалось меня, я переживал по другой причине.
Закрыв дверь за собой, я уставился на дверь из слоновой кости с красным ковром перед ней напротив своего номера. Я не уверен, как она заполучила этот номер, но опять же, не стоит удивляться. Все думали, что она какая-то идиотка, дряхлая старушка, которая уже не знала, чем заняться – но это далеко от истины.
– Я рада, что ты пришел, Ноа, – она улыбнулась, когда я вошел, дверь оставили открытой для меня. Она одета в темно-красную ночную рубашку, а на волосах бигуди. Она сидела в кресле, словно королева.
– А у меня был выбор, Эстер? – спросил я. Как Амелия может быть дочерью этой женщины, остается вне моего понимания. Но учитывая, кто мои родители, я не имею права что-либо говорить по этому поводу.
Она свирепо уставилась на меня, ее поведение совершенно отличается от той слоняющейся идиотки, что я встретил днем. – У нас был уговор, Ноа.
– Я не пойду на это снова, Эстер. Я не…
Встав с кресла, она бросила папку, и фотографии из нее разлетелись повсюду, упав и на мои ноги. Фото со мной и с несколькими разными женщинами, большинство из которых я даже не помню.
– Выбери одну из них. И она появится на каждом сайте новостей, блогах и журналах к полудню.
Это похоже на дежавю.
Но в этот раз я не ребенок и не позволю Эстер гребаной Лондон уничтожить меня снова.
Как только он закрыл дверь, я открыла глаза. Он ушел. Мне не больно, поскольку я ожидала этого.
Но куда, черт возьми, он отправился так рано утром? Перевернувшись на другой бок, я увидела записку, оставленную им на столе рядом со мной. Три предложения.
Все сложно.
Я хотел остаться, но кое-что произошло.
Прости.
– Ноа
Если бы кто-нибудь назвал меня идиоткой, я бы не согласилась с ними. Пока я взрослела, люди всегда говорили, что я образец для подражания для молодых девушек, хотя я такой не являлась. Не тогда и уж точно не сейчас. Я хотела бы объяснить, но не могу. Я любила его на грани идиотизма. Кто угодно может поджечь этот отель, и если бы он сказал мне сидеть и ждать его здесь, то я так и поступила бы. Не разумно быть настолько привязанной к одному человеку. С одной стороны уверять себя в этом, а с другой – намеренно вычеркивать любимого человека из своей жизни.
Почему я люблю его? Он – плейбой. Он никогда не сдерживает свои обещания. По его вине я плакала слишком много раз. Список можно продолжать. И когда я думаю об этом, то чувствую себя такой злой и обиженной, что мне хочется убить его. Я хочу кричать!
Но затем я вспоминаю нашу первую встречу с ним, когда мне было девять лет. Он был застенчив и никогда не встречался ни с кем взглядом. Он прекрасно исполнял свои сцены, а затем исчезал. Но однажды утром, когда я попыталась сбежать со съемочной площадки – хотя на самом деле просто пряталась в шкафу – он нашел меня. Он пришел с сумкой еды, которую украл со стола с закусками, и мы играли в игру «Четыре в ряд» и настольную игру «Страна конфет» до тех пор, пока кто-то нас не нашел. Я вспоминаю, как на мой тринадцатый день рождения он прокрался в мой трейлер, чтобы принести мне гигантский торт в виде капкейка, пока не видит мама. И то, как он поцеловал меня в первый раз за десять минут до начала наших совместных съемок, сказав: «я не хотел, чтобы твой первый поцелуй произошел из-за фильма».
Все мои лучшие воспоминания связаны с ним… нами.
Поэтому я сижу в его гостиной в одной его рубашке и жду. Он пропустил съемки, весь съемочный день, и я тоже. Олли звонил мне, по крайней мере, три дюжины раз, но я не нуждаюсь в том, чтобы он сказал мне все то, что я итак уже знаю.
21:47
Именно в это время он появился в номере, споткнувшись и еле держась на ногах, от выпитого им алкоголя.
Его одежда порвана, губа разбита, а под левым глазам фиолетовый синяк.
– Остин? – он держался за стол около двери. – Остин!
– Он ушел несколько часов назад.
Его голова тут же повернулась в моем направлении. Он попытался выпрямиться, но лишь снова споткнулся.
– Ты все еще здесь, – засмеялся он, не в силах взглянуть мне в глаза. Он провел руками по волосам. – Неужели ты, правда, не поняла намек, Амелия?
– Возможно, тебе следует более ясно излагать свои намеки.
– Меня не было здесь, когда ты проснулась. Я не вернулся…
– «Все сложно. Я хотел остаться, но кое-что произошло. Прости. Ноа», – я прочла его записку, оставленную утром. – Видишь, я получаю противоречивые заявления?
– Я не могу сейчас…
– Хорошо. Я подожду.
– Проклятье, Амелия! – закричал он. – Просто уйди! У нас ничего не вышло раньше! Не выйдет и сейчас! Не. Получится! Мы неисправны. Я неисправен.
Поднявшись, я встала перед ним.
– Что произошло сегодня?
Он не ответил, лишь отвел взгляд.
Обхватив его лицо руками, я заставила его посмотреть мне прямо в глаза. – Я наконец-то прочла «Грешники, похожие на нас» и теперь понимаю, почему, черт возьми, люди так безумно восхищаются Дэймоном и Блэр, несмотря на то, что они, вне всякого сомнения, безумные. Поскольку их любовь друг к другу невообразима, нелогична, невероятна и чертовски прекрасна. Она будет преследовать его по всему миру, а он будет защищать ее до последнего вздоха. Они одержимы друг другом, так же как и я тобой. И хотя мы не видели друг друга несколько лет, мне бы хотелось все еще думать, что я знаю тебя лучше всех на свете. Нет. Я все же знаю тебя лучше всех на свете. Ты – хороший человек. Так что сегодня произошло, Ноа?
Его лицо исказилось, и во второй раз я наблюдала, как он плачет. Он обнял меня и рыдал.
– Мне очень жаль, – сказал он, – мне так жаль.
Не знаю, сколько времени он извинялся или сколько мы просидели там, прежде чем он начал наконец-то объяснять.
– Ты когда-нибудь задумывалась, почему мы получали так много ролей в юности? – прошептал он, глубоко вздохнув. – Я всегда думал, что это потому, что мы потрясающие. Все говорили это так часто, что я никогда не подвергал это сомнению. Что бы я ни делал, все хвалили. Я вынужден был заниматься тем, что люблю, чтобы обеспечивать семью, да вдобавок я заполучил тебя. Но затем потрясающей стала лишь ты. Мне стало сложнее добиваться ролей, а это не так уж и просто. Но мне было плевать. По крайней мере, у меня все еще была ты. Но моего отца не устраивал спад моей карьеры. Тогда графики наших съемок не совпадали, и однажды ты отправила мне свои фотографии. Мой отец нашел их. Он отправился к твоей матери, чтобы шантажировать ее ради денег. Она была готова заплатить при двух условиях: во-первых, мы расстаемся, а во-вторых, он проследит за тем, чтобы ты получала роли тем же способом, что и я – при помощи шантажа или угроз в адрес других родителей и их детей. Ведь тогда мой отец был членом одной из самых печально известных байкерских банд. Ему было легко выполнить условия. Помнишь, Скайлар ДеГрей?
– Нет, ты же не хочешь сказать… Она… она…
– Она погибла в автокатастрофе. Но это не был несчастный случай. Она была восходящей звездой. Все хотели ее вместо тебя, и твоя мать ненавидела ее. Потребовался один телефонный звонок, и я помню, как увидел все это в новостях следующим утром. Сначала я подумал, что это все нереально. Я не мог поверить, что они сделали это. Я хотел рассказать кому-нибудь… кому угодно. Но они сказали, что я являюсь соучастником, и поскольку мне совсем недавно исполнилось восемнадцать, то я тоже подвергнусь наказанию, как и они. Но мне было плевать. Я все равно хотел рассказать кому-нибудь, но затем они сказали, что произойдет с тобой. Никто бы не поверил, что ты была не в курсе, а даже если бы и поверили, то это стало бы клеймом на всю твою жизнь. Амелия Лондон, дочь убийцы, девушка парня, который просто наблюдал за происходящим. Я не знал, как поступить! Я до сих пор не знаю, как поступить!
– Я не могу дышать, – моя рука задрожала, когда я вспомнила все «удачные» пробы. Все это время… О, Боже. Боже мой!
– Амелия, – он схватил меня. И только тогда я поняла, как сильно дрожу. – Несмотря ни на что, ты не можешь никому рассказать об этом, иначе мой отец убьет тебя.
И моя мать позволит ему, если тем самым она спасет себя.
Тот факт, что я знаю это, и без того до смерти пугает меня.
Мы – дети убийц.