Юность генерала Ватутина

В ЧЕПУХИНО

Дома, узнав о решении сына бросить учёбу, также не очень расстроились. На дворе была весна, а весной в деревне забот да хлопот выше головы. Так что появлению работника в семье скорей даже обрадовались.

— Впрягайся, сынок, — сказал отец. — Господь с нею, с тою коммерцией. Земля не даст пропасть…

И принялся Коля за привычное крестьянское дело — пас коров, косил сено, работал в поле. Каждую свободную минуту спешил открыть книгу — без этого он просто не мыслил своего существования. Не забывал он и о младших братьях и сёстрах — учил их грамоте. Иногда ненадолго вырывался в город — похлопотать там за кого-нибудь из неграмотных односельчан, достать нужную книгу.

Валуйки напоминали растревоженный улей. То на вокзале, то в центре города возникали стихийные митинги, кто-то к чему-то призывал, кто-то требовал немедленно что-то отменить, разделить, уничтожить… По улицам бродили возвратившиеся с фронта искалеченные мужики, пьяно гнусавили жалостные песни, кому-то грозили костылями…

«Что всё это значит? — не могли понять многие. — И что будет завтра?»

— Держитесь за землю, хлопцы, — говорил сыновьям Фёдор Григорьевич. — На неё только и надёжа… А горожане — что нам те горожане? Нам с ними некогда по улицам бегать да орать. У нас своя забота. Ну как бы я, к примеру, пошёл митинговать, если б корова моя Лыска начала вдруг телиться? Неужто я враг ей? Неужто я брошу её с телёночком на произвол судьбы? Или сено, положим, время настало косить, а мне что — кидать косу, а зимой заместо сена дулю в ясли класть? А ежели пахать время или сеять?.. Нет, хлопцы, земелька — она не признаёт ни революций, ни митингов, у неё, у матушки, на всё свои сроки…

Так рассуждал потомственный крестьянин Фёдор Григорьевич Ватутин.

Но не обошли стороной маленькую Чепухинку захлестнувшие Россию потрясения и перемены. Долетели и сюда слухи об Октябрьской революции, о её вожде Ленине, о том, что вот-вот, совсем скоро наступит необыкновенно счастливая жизнь, справедливей которой не сыскать во всём мире. Заводами будут управлять сами рабочие, землю в деревнях разделят на всех поровну… Обещала такую жизнь народу новая власть — советская. И, как и следовало ожидать, пришлось это всё по душе чепухинским мужикам.

— Теперь заживём! — радовались они. — Теперь самое главное — землю правильно разделить, чтоб никому обидно не было…

Собрались на деревенский сход. На сходе долго, почти целый день, выбирали комиссию по разделу земли. Когда наконец выбрали — самых честных и неподкупных — вдруг выяснилось, что почти все они малограмотные… А без грамоты в таком щепетильном деле, как делёж земли, — ясно всякому — далеко не уедешь.

И тогда кто-то из толпы выкрикнул:

— Братцы! А давайте в энту комиссию Николая Ватутина вставим! Он у нас в деревне самый грамотный!

— Так ему ж и шестнадцати годов ещё нету, — засомневались некоторые, оглядываясь на Николая, стоявшего тут же, в крестьянской толпе. — Да и росточком он дюже маленький.

— Ничего, вырастет! — пошутил кто-то. — Зато по возрасту как раз для председателя этой самой комиссии подходит!

— Уж больно дело ответственное…

Зашумели мужики, начали совещаться.

— Ватутиных, вообще-то, мы знаем…

— Семья справная…

— Что говорить — не пустоголовые люди.

Н. Ватутин. 16 лет. Фото.

Как и в любом русском селении, в деревне Чепухино жили тогда все друг у друга на виду, и кто чего стоит, в соседнюю волость не надо было идти спрашивать. Семья же Ватутиных издавна славилась своей справедливостью, отзывчивостью и трудолюбием.

— Ну, Миколай Фёдорович, — вдруг по имени-отчеству обратились мужики к покрасневшему пареньку, — а сам-то ты — согласный?

Вышел, стал перед народом Ватутин, смущённо кивнул головой:

— Согласный…

— Ну, тогда, значит, голосуем.

И стал Николай Ватутин в неполных шестнадцать лет председателем комиссии по разделу земли.

Беспокойное, хлопотное дело взвалил он на свои неокрепшие плечи. Чуть свет — вся деревня была уже на ногах, гудела, словно улей. Только и слышно было отовсюду: земля, земля, теперь она наша… Шумели, ругались, колготились мужики. По нескольку раз на день — и так и этак — перемеряли доставшиеся наделы. Не обходилось и без драк. Председатель комиссии в эти минуты был на редкость выдержан и спокоен. Терпеливо наблюдал за спорящими, помечал что-то в тетрадке.

— Фёдорыч! — подступали к нему разгорячённые земляки. — Скажи своё слово!

Ватутин, присев на корточки, аккуратно разворачивал на колене самодельную карту, терпеливо, в который раз, принимался разъяснять:

— Иван Евсеич, Егор Лукич, глядите. Вот отсюда, от дороги, начинаются ваши наделы. Правильно?

— Правильно.

— Вот идёт между вами межа, так?

Мужики с сомнением глядят на ватутинскую карту, чешут затылки:

— На бумаге-то, Миколай Фёдорович, может оно и так, а на земле — совсем может выйти иначе… Так что, надо бы на месте пойти поглядеть…

Ватутин поднимается на ноги, спокойно сворачивает карту, засовывает её за пазуху.

— Всё. Дважды глядели, дважды перемеряли — ошибки нету. Забивайте колья.

— И то так! — шумят мужики. — Дальше давайте делить!

Члены комиссии важно поглаживают косматые бороды, глядят на своего юного председателя. Председатель привычным движением вскидывает на плечо складную деревянную сажень, оглядывает обступивших его односельчан:

— Ну что ж, двигаемся дальше…

Так на чепухинских полях постигал юный Ватутин азы самой трудной в жизни науки — науки человеческого взаимопонимания. Уже тогда в его характере угадывались черты будущего полководца — сдержанность, справедливая требовательность, заинтересованность в чужом мнении.

Именно здесь, на чепухинских полях, обрёл он первые навыки в работе с людьми, пригодившиеся ему в дальнейшем на иных полях — полях великих сражений.