Юность генерала Ватутина

ШКОЛА

Чепухинская школа. Рисунок автора.

Двадцать пять душ было в Ватутинском семействе. Чтобы хоть как-то прокормиться, с утра до ночи все трудились — пропадали в поле, обихаживали скотину, поливали огород. Но как ни бились, а жили бедно, не сытно. Бывало, заколят кабана — тут же всё сало в сундук, под замок. Месяцами лежит оно там — пожелтевшее, густо пересыпанное солью для сохранности. Ключ от сундука у деда Григория, выдаёт он сало только по надобности — косарям да пахарям. А остальным, особенно детям, скажет: «Хватит вам в речке да в лесу еды — не ленись и будешь сыт». Своей земли у Ватутиных было мало — доброй телеге на ней не развернуться, да и к тому ж, никогда на этом глинистом клочке не видали они хорошего урожая. Брали землю в аренду у здешних помещиков. А помещик, известное дело, плодородную землю крестьянину не отдаст. Плодородную себе, а мужику — что похуже, на косогорах да на неудобьях, да от деревни подальше…

Смотрят отец с дедом на Николку — подрастает помощничек, семь годков уж скоро ему.

— Вижу, толковый будет работник, — говорит дед Григорий. — С полслова всё понимает.

Фёдор Григорьевич согласно кивает головой: рабочие руки в семействе ой как нужны…

— Нехай с годок в школу походит и будя.

— А чего только годок? — удивляется стоящий рядом Николка .— Пашка вон два ходил…

— Да ты и так уже всё постиг, — отвечает отец, — и без школы ихней. Давеча видал я, как ты по букварю шпаришь — пономарю за тобой не угнаться. Поди, от корки до корки все Пашкины книжки изучил.

— Ага, все две, — радостно говорит Николка. — И считать уже умею, до ста.

— Так на кой ляд тебе сдалась энта «караулка»? — наивно, на полном серьёзе спрашивает дед. — Пущай туда бельмесы и ходят, кто совсем ничего не знает.

Школу в Чепухинке издавна все называли «караулкой». Это была небольшая церковная сторожка, состоявшая из четырёх комнат. В двух жили сторож и учитель, две другие комнатёнки являли собой подобие учебных классов — подслеповатые оконца, почти не пропускавшие дневной свет, несколько тесно прижатых друг к другу стареньких парт, керосиновая лампа… Комнаты эти были смежные, без дверей. В одной сидят младшие школяры, в другой — дети постарше. Занятия проводились со всеми одновременно — тут тебе и азбука, и закон божий, и арифметика. За ученье в школе — хоть и небольшие деньги — а надо было платить, поэтому редко какая семья могла позволить себе учить двух ребятишек сразу. Овладевали грамотой по очереди. Походит Пашка год-другой в «караулку» — хватит, выучился, теперь Николкин черёд.

И вот он, Николкин черёд, настал.

— Ну, школяр, так и быть, — сказал дед, — дам тебе сегодня попользовать свою физиономию настоящим мылом. Как-никак — праздник нынче у тебя. Только ты сперва на речку сбегай да цыпки свои песочком хорошенько потри, особливо на руках. А то глянет Миколай Иваныч — кто это к нам явился с такими клешнями? Верк, а Верк! — обратился он к невестке, Николкиной матери. — Ты б ему ноги в корыте хорошенько отпарила, а то, поди, с марта месяца никто их не мыл, а он ить с утра до ночи босиком. Да солички в воду добавь, для медицины…

— Да его и постричь бы не мешало, — говорит мать, наливая в деревянное корыто кипятку.

— И то, — соглашается дед. — Торчат вихры, словно шапка на ём выросла разбойничья. Ты, Верк, в самом деле, своди-ка его до Афоняки, нехай он его оболванит налысо. За работу ему табаку моего отнесёшь — Афоняка дюже его любит, а не то — яйцо куриное…

И вот, наконец, всё готово. В холщовую сумку бережно уложены два карандаша, тетрадь, азбука. Азбука — старая, вся истрёпанная, досталась она Николке в наследство от старшего брата Павла. И Павлу она попала в руки тоже не из книжной лавки. Однако смотрит Николка на эту азбуку, как на величайшую драгоценность. Словно чует его мальчишеское сердце — это первый шажок на его пути к высшим школам и академиям…

Ученье Николке Ватутину давалось легко. Бегал он в «караулку», в отличие от остальных мальчишек, с большим удовольствием. Первый учитель Ватутина, Николай Иванович Попов — человек эрудированный, настоящий подвижник своего дела — с удивлением смотрел на белобрысого, приземистого крепыша с пытливыми глазами. Всё он хватает с лёту, никогда ничего не зубрит. Николай Иванович сразу выделил его из стайки крестьянских мальчишек.

Бывало, поведёт учитель своих воспитанников в лес — а именно там он зачастую проводил уроки ботаники — начнёт рассказывать им о местных травах, деревьях… Слушает его ребятня с интересом, да только недолго — им бы побегать сейчас или забраться на самую верхушку дуба. Николка тоже парнишка резвый, но тут его словно подменяют, не отходит он от учителя ни на шаг — всему удивляется, всё ему интересно. Почему эта трава давно пожелтела, а зверобой до сих пор зелёный? Почему наша лещина в книжке называется орешником? А где тычинка и пестик у сосны?

Особенно же нравились Коле уроки истории, те, что учитель проводил прямо в поле.

— Завтра, если не будет дождя, — объявлял Николай Иванович, — пойдём на раскопки древних курганов. Хотите?

— Ещё бы! — радостно вскакивают с мест мальчишки.

Кривые ржавые сабли, осколки глиняной посуды с затейливым чужеземным орнаментом, старинные монеты — чего только не находили чепухинские «археологи». Правой рукой учителя на этих уроках истории всегда был Коля Ватутин. Первым он был и во всех остальных школьных делах. Учителю иногда казалось, что если бы занятия в школе проводились круглыми сутками, то способный его ученик наверняка оставался бы в «караулке» ночевать…