Комната у Серко, та же, что и во втором действии.
Химка, одна.
Химка (прибирает комнату). У других — воскресенье, а у тебя ни воскресенья, ни праздника с этими хозяевами! Свадьбу, вишь, справляют! Где это видано, где это слыхано, чтоб так вдруг — и свадьба; шить, мыть и белить — завтра пасха! Чуднó что-то… А тут через них и ног под собой не чуешь: весь двор подмела, так еще песком посыпь да травой сверху, потому, вишь, важная пани поедет венчаться! Много таких панов, хоть пруд пруди! Вот еще полы выдумала олифой мазать, а потом кадить заставит… И осточертела же она мне, хоть бы уже скорее проваливала к лешему в болото!
Химка и Серко.
Прокоп Свиридович. Поймай, Химка, собаку да посади на цепь, чтоб часом не кинулась на кого да не порвала.
Химка. Что я — пес? Что у меня — собачьи ноги, чтоб я еще вам за собаками гоняла?
Прокоп Свиридович. Да и мне не догнать. Ты моложе, у тебя ноги попроворней.
Химка. Оттоптала уже за вашими причудами, хоть на плечи бери!
Прокоп Свиридович. Да ну же, Химочка, поймай, пожалуйста. Возьми кусок хлеба, примани Рябка, да и насядь!
Химка. Спасибо вам! Сами на него лучше садитесь, коли себя не жаль.
Прокоп Свиридович. Ну, идем, и я помогу, не бранись, да пооткрывай ты окна и ворота, пусть люди смотрят!
Химка. Чтоб набилось их и во двор, и в дом, да чтоб еще обокрали!
Прокоп Свиридович. Ну что ж поделаешь! Не каждый день дочку замуж выдаешь!
Химка. Э!
Выходят.
Проня, одна.
Проня (входит в белом подвенечном платье, в белых цветах, увешана побрякушками). Не опомнюся от радости, что дождалась-таки, славу богу, своего дня! А какой же красавчик жених! Сидела, сидела, так зато ж высидела! Образованный, модный, душка, чисто огурчик! Как я влюблена, аж горит у меня все в середке, а сердце только — тех, тех! Не знаю уж, доживу ли до вечера… Как я обниму его, как… Ой-ой, только подумаю… Скорей бы уже! (Закрывает глаза рукой.) То-то все будут завидовать! А так под руку с ним да на них только: фе-фе-фе! А шлейфом — шелесь-шелесь-шелесь! На Крещатике барыней заживу, да все по-модному, по-хранцюзскому… (Прошлась по комнате и остановилась перед зеркалом.) Не окоротил ли он мне шлейфа? Ей-богу, окоротил, украл! И говорила я маме, чтоб отдали на Крещатике, так разве ж с этой простотой столкуешься? Ой, несчастье, и это ж не по-модному! Кто же так высоко талию делает? Ни плеч, ни груди! А по моде все должно быть наружу! (Прохаживается павой.) Фе! Тут несет чем-то? Олифой от пола, фе! Химка! Кади поскорее в комнатах, да побольше, и окна открой! Химка, Химка!
Голос Химки. Слышу, не заложило…
Проня. Так поворачивайся живее… Пойти еще по двору пройтись, пускай смотрят да губы кусают! (Выходит.)
Химка и Устя.
Xимка (входит со смолкой). Уже потащилась дурында! Вот привязалась! Хоть бы тебя этим куревом выкурить!
Устя (вбегает с корзиной). Добрый день вам, с воскресеньем будьте здоровы! А где старый Серко?
Химка. Да там где-то шатается…
Устя. Чего ж это? А Проня где?
Химка. А, и не спрашивайте!
Устя. Что ж это ваши на именины к Секлите не пришли? А там обручение было: просватали Галю за Голохвостого.
Химка. Тю на вас!
Устя. Ты, девка, не тюкай, а слушай! Пропили мы Галю навеки, а Голохвостый аж сюртук скинул, так отбивал трепака.
Химка. Брехня.
Устя. Ты что это меня брехней колешь? Стара уже я, девка, чтоб врать; это, может, твоя мать брехала, когда на лавке лежала!
Те же и Марта.
Марта (запыхавшись). Добрый день вам! А где ваши? (Взглянув на Устю.) Уже вперед выскочила: вот журавль долгоногий! (Химке.) А вы знаете, что Секлита Лымариха просватала Галю за Голохвостого!
Устя. А что, не говорила? Брехня?
Химка. Да что это вы мелете? За какого Голохвостого?
Устя. За Голохвостого — цирюльника, сына того, что за канавой был!
Марта. Да он ведь один на весь Подол; другого Голохвостого нету!
Химка. Так этот самый Голохвостый венчается же сегодня с Проней!
Устя и Марта (всплеснув руками). Что ты? Неужто?
Химка. Да не видите разве, какая тут приборка идет к свадьбе… Через нее у меня уже и руки, и ноги — хоть брось!
Устя. Матенька моя, вот это штука!
Марта. Ну и срам!
Устя. Да ты, случаем, не дурачишь нас?
Химка (показывает в окно). Вон гляньте, как наша пава по двору прохаживается, пыжится, что лягушка.
Устя (взглянув). Ой, мамочки! Ей-богу, в белом платье, да еще в цветах!
Марта (тут же). Правда, правда! И фату нацепила!
Устя. Так бежим сейчас к тетке Секлите сказать!
Марта. Побежим! Вот будет буча.
Устя. А будет! (Сталкивается с Меронией.)
Химка (смеясь). Ну, сейчас пойдет баталия!
Те же и Мерония.
Мерония (спотыкаясь и прихрамывая). Вот летят! Так толкнули, что головой о дверь ударилась! Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас!
Химка. Аминь.
Мерония. Слышали? Галю просватали за Голохвостого.
Марта. Опоздала!
Устя. Он, чуете, сегодня венчается с Проней!
Мерония. Ой, грех какой!
Марта и Устя. Мы сейчас идем к Секлите — оповестить!
Мерония. И я с вами. Ой, не бегите только так, мне не угнаться: у меня ноги покалечены! Ой, не бегите же. (Выбегает за ними.)
Химка (в окно, смеясь). Да подождите ее, а то упадет! Ну и оказия! Вот удалец! На двух жениться хочет! Чистый салтан! Ха-ха-ха!
Химка, Настя и Наталка.
Настя и Наталка входят разряженные, но по-мещански.
Настя. Добрый день! А Проня уже оделась?
Xимка. До свету еще!
Наталка. А где ж она?
Xимка. Да там где-то потащилась подолом двор подметать. (Выходит.)
Настя. А я, знаешь, не хотела и приходить после того вечера к этой фуфыре, да уж просила, боже мой, как!
Наталка. И меня тоже; даже старуха Серчиха приходила. Так я уж подумала, бог с ними! Ну и счастье ж этой Проне! И чем она взяла?
Настя. Кислым оком да длинным носом.
Наталка. А ведь правда! И где у него только глаза были?
Настя. Конечно, за деньги берет.
Наталка. Это она его приманила своими нарядами да брансолетами.
Настя. Брось, сердце! Разве ж она умеет толком прибраться? Понадевает, понадевает, что на куделю шерсть, да и выступает, как индюк, и все это на ней, как на корове седло.
Наталка. Именно, как на корове седло.
Настя. А из этих тряпок еще и рожа торчит, что за три дня не отполощешь!
Те же и Проня.
Проня (входит, важно здоровается). Здравствуйте вам.
Наталка. Ах, какой на вас наряд, глаз не отвести!
Настя. Чудо, чудо! У вас таки вкусу, что у той крали.
Наталка. Да какое модное!
Проня. В первом магазине на Крещатике шили.
Наталка. А к лицу-то как, хоть рисуй!
Настя. Вы сегодня очень красивые, ровно тот цветочек, что в веночке!
Проня. Мерси за комплиман.
Настя (Наталке). Не переложи в кутью меду.
Наталка (Насте). Да ну ее к черту! (Вслух.) Ой, родная моя маменька! Какой же у вас, Проня, брансолет, а сережки как горят, будто само солнце в дом заглянуло!
Настя. Настоящие?
Проня. А как же!
Те же и Явдокия Пилиповна.
Явдокия Пилиповна (выбегает из кухни в чепчике и в длинной шали). Еще бы не настоящие, когда за ободок вот этот на руку, или как его, отдала двадцать два рублика, а за сережки аж семьдесят пять своими руками отдала!
Настя. Ого! Семьдесят пять!
Наталка. Ой, мама моя!
Проня. Таки не вытерпели, прибежали; еще Химку сюда приведите!
Явдокия Пилиповна. Как это, чтоб и теперь, когда самая пора, не похвалиться перед добрыми людьми? Нет уж, дочка, извините.
Проня. Охота! Диво какое, что золото или халмазы!
Явдокия Пилиповна. Как это не диво? Вон за ту материю, что на платье, позапрошлый год еще платила по три рубля!
Настя. Еще позапрошлый?
Явдокия Пилиповна. А как же, теперь за такую цену не купишь!
Проня. Вы бы, мама, пошли лучше на кухню заняться, нежели невесть что плести!
Явдокия Пилиповна. Да там уже все готово. А за другое платье шелковое заплатили аж по три с полтиной за аршин; уж такое дорогое, что — господи! Вот я вынесу. (Идет в комнату.)
Проня. Да что вы разохались, точно сроду не носили шелкового?
Настя и Наталка. Покажите, покажите, мы еще не видели!
Степан (за окном). За кого это Серки выдают дочку?
Голос. За какого-то цирюльника.
Степан. Неужто за Голохвостого? Иоська, значит правду говорил.
Явдокия Пилиповна (тащит целый ворох разных платьев). Вот поглядите, какие!
Настя. Чудо! Широкое и добротное! (Щупает.)
Наталка. Ой, какое красивое! Как шелестит!
Куча всякого народа толпой лезет к окнам, а кое-кто и в двери.
Проня. Мама, что это вы делаете? Поглядите на окна!
Явдокия Пилиповна. Ничего, пускай смотрят, какое приданое даем за дочкой, пускай знают все, что не поскупились! А вот, гляньте, зеленое адамашковое!
Настя. Шелковое или хлопчатое?
Явдокия Пилиповна. Шелковое, на два шестьдесят, да и то потому уступил, что сильно залежалая материя.
Проня. Вы уже невесть что, мама!
Явдокия Пилиповна. Чего? Ей-богу, правда!
Голос (за окном). Ну и зеленое же, что твоя мята!
Парубок (дивчине). Тебе бы к лицу!
Дивчина. А как же не к лицу: на тебя бы нацепить, так и ты бы на лягушку похож стал.
Смех.
Проня. Слышите, какую ярмарку завели?
Явдокия Пилиповна. Это пустое. Вот еще одно платье, желтое, из какого-то такого чудного, что и язык не вымолвит…
Проня. Из мухленталену.
Явдокия Пилиповна. Вот, вот.
Голос (из-за окна). Ой, мама моя, как жар. Аж горит…
Парубок. Вот бы мне, брат, на штаны!
Проня. Закройте окна!
Явдокия Пилиповна. Пускай смотрят: один день такой!
Проня. Тут скоро жених прибудет, а они расположились.
Явдокия Пилиповна (опять входит с ворохом белья). А вот поглядите, какие вышитые да тонкие платочки для носа.
Проня. Вы еще сорочки принесите!
Явдокия Пилиповна. И принесу, тут сраму нет: дело житейское!
Наталка. Ой, какие ж хорошенькие!
Парубок (из-за окна). Глянь! Глянь! Для доброго казака так некуда и чихнуть!
Мещанки (в дверях). Как раз твоему носу пристало!
Парубок. Да и у молодой же с добрую клюку!
Проня. Что ж это вы здесь шкандаль делаете! Напустили мужичья!
Явдокия Пилиповна (не слушая). А вот одеяло, шелковое, розовое, во Фроловском выстегали.
Настя. Славное! И большое какое!
Наталка. Тут и троих можно укрыть!
Мещанки (в дверях). Я б под такое забралась!
Парубок. Да и я, кабы попросили…
Проня. Этого я не могу уже выдержать! Уходите, мама, с вашим приданым! Химка, закрой окна да вынеси эти тряпки! Идемте, сестрички, от шкандалю в мою комнату.
Настя и Наталка. Идем, идем! (Уходят.)
Химка вбегает, но Явдокия Пилиповна машет на нее рукой, и они вдвоем раскладывают на стульях все вещи.
Явдокия Пилиповна. Я пойду встречать гостей, а ты кликни старика!
Химка. Ладно. (Идет к окну.) Да не лезьте всей кучей в дом, отойдите от окон! (Выходит.)
Голос (за окном). Глянь! Кто-то приехал на хвайтонах. Должно, жених!
Другие. Где? Где?
Еще другие. Пошли! Отойдите! Эй, ноги! Ноги!
Голохвостый и двое митрополичьих басов.
Голохвостый (входит во фраке, цилиндре, за ним двое митрополичьих басов). От это все, как видите, беру: двор большущий, садик, дом и то, что в дому.
Первый бас. О, Серки люди не бедные! Серкова лавка скоро перейдет на первую улицу на Подоле.
Второй бас. Наберете добра.
Голохвостый. Ясно, наберем немало добра: не в дураков удались! Через неделю времени вы и не узнаете этого двора. От тут на улицу ахну каменный дом первого хвасону на два этажа под железною крышей, а в старый дом буду свиней загонять.
Первый бас. Тебе повезло, брат, ей-богу!
Второй бас. Только послушай-ка, пан Свирид: я припоминаю дочку Серков, кажется, дурна очень…
Голохвостый. Это не мешает, пустое, значит, дело: абы побольше денег, там мы, брат, на стороне заведем… гм…
Первый бас. Важно!
Второй бас. Люблю!
Голохвостый (хлопает по плечу). Ха-ха! (Отходит в сторону.) Скорее бы уже окрутиться… у меня через ту Секлиту прямо душа не на месте. Ну что, как забежит? Хоч из Киева тикай, не то что! Сдается только, что я их уложил славно, да в ссоре они, на счастье… Господи, помяни царя Давида и всю кротость его!
Те же, Проня, Наталка, Настя.
Проня входит манерничая, за нею подруги.
Голохвостый (подлетает с цветами). Дозвольте, дорогая невеста, ради, значит, счастливейшего для меня дня, подать вам букет и поцеловать ручку!
Проня (стыдливо берет). Ах, мерси! Бонджур!
Голохвостый. Прекрасные цветы прекрасному цветку. (Целует руку.)
Проня. Мерси! (В сторону.) Какой душка!
Голохвостый. Дозвольте отрикамендовать вам моих шахверов: Орест — знаменитый бас митрополичий и не меньше знаменитая октава митрополичья — Кирило.
Проня (подает руку). Очень рада. Садитесь.
Басы. Спасибо, мы и постоим.
Проня. Нет, чего же беспокоиться? Еще в церкви, когда бог даст, настоитесь.
Первый бас. Для такой барышни и потрудиться можно.
Проня. Вы мне комплиманы пущаете? Мерси!
Первый бас. Можно и припустить.
Второй бас. Стоит.
Голохвостый. Обхождение понимают.
Проня. Да, модные кавалеры. (Отходит под руку с Голохвостым, он лебезит перед ней.)
Первый бас (второму). Нас тут, брат, ждет изрядная выпивка!
Второй бас. Да ну? Хорошо принимают?
Первый бас. Увидишь!
Настя (Наталке). Гляди, как эта цапля жеманничает и нос на плечо кладет.
Наталка. Ага, ну ей уже можно.
Настя. Вешаться на шею при всех?
Басы подходят к ним и приглашают пройтись под руку.
Проня (Голохвостому). Ах, не говорите мне такого, потому я как огонь закраснеюсь…
Голохвостый. Что ж делать, моя дорогая невеста, буколька, когда это житейское дело, да у меня прямо сердце не выдержит этой проволочки, ей-богу, может лопнуть! Когда б поскорее уже эти церемонии.
Проня. Да, ужасть, как долго. Я позову родителев сейчас. (Идет в кухню.)
Те же и гости.
Входят степенные мещане и мещанки.
Гости. С воскресеньем святым будьте здоровы и с честной свадьбой! Дай боже счастья этому дому!
Мещанки. А где ж хозяева? Не видно…
Другие. Это, верно, жених с цветком.
Мещанки. Ну и в куцое же платьишко вырядился!
Другие. А ничего, из себя красивый!
Мещанки. Только худой, нечего и в руках подержать!
Голохвостый увивается вокруг Прониных подруг.
Те же и старики Серко, за ними Проня и Химка.
Проня с потупленным взором, за нею в дверях останавливается Химка.
Прокоп Свиридович (Голохвостому, обнимая его). Вот теперь вы уже наш, теперь нас никто не разлучит! Будьте же счастливы в новой жизни.
Явдокия Пилиповна (Голохвостый целует ей руку). Дай боже вам всякого счастья и здоровья! Любите мою дочку: одна только она у меня!
Прокоп Свиридович (берет Проню за руку). Передаю вам их с рук на руки, любите и жалуйте! (Целует Проню.) Пошли вам боже всякого благополучия, а вы нас, дочка, в счастье не забывайте и уж извините, что мы люди простые!
Явдокия Пилиповна (целует Проню и плачет). Никто не знает, одна мать знает, как тяжело выдавать замуж единственную дочку. Была здесь, жила в доме, а завтра не с кем будет словечком перемолвиться!
Проня. Мама! Перестаньте! Скорее бы уже!
Мещанки (плачут). Да, да! Правда.
Мещане. Не сейчас, так в иной час, а все одно девчат эта беда не минует!
Прокоп Свиридович. Не плачь, старуха, надо ж когда- нибудь выдать.
Явдокия Пилиповна. Ох, тяжко мне с дочкой расставаться.
Голохвостый. Не тяните дела, папонька и мамонька, в церкви поп дожидает!
Прокоп Свиридович. Пора, пора, старуха!
Явдокия Пилиповна. Химка, давай скорее коврик! Благословим сейчас, да и в церковь!
Голохвостый (басам). Крикните хвайтону, чтоб готовы были! (Про себя.) Пронеси, господи!
Расстилают ковер. Старики садятся на стулья, с хлебом-солью. Молодые становятся на ковер, двое басов, Настя и Наталка со свечками — по бокам.
Те же и Секлита Лымариха, Устя, Марта, Мерония, а затем и Галя.
Секлита (за окном). Пустите, пустите! Пропустите Лымариху!
Все оторопели.
Голохвостый (в сторону). Я пропал!
(Вместе.)
Проня. Тетка?
Явдокия Пилиповна. Сестра?
Степан (за окном). Э-э! Тетка Секлита еще помешает свадьбе, надо Иоську оповестить.
Секлита (влетает вне себя). Стойте, не благословляйте! Не благословляйте, говорю!
(Вместе.)
Явдокия Пилиповна. Бог с тобой, сестра!
Прокоп Свиридович. Господь с вами!
Секлита. А — воровская свадьба? Хотели украсть моего зятя, жениха моей Гали, да не выйдет! Я вам покажу, что не выйдет!
Прокоп Свиридович и Явдокия Пилиповна. Сестра, опомнись, да ты в себе ли?
Проня. Что это за шкандаль? Какого жениха?
Секлита. Я при полном уме; Секлиту Лымариху вокруг пальца не обведешь! Я за свое дите постою, постою! Не пущу к венцу! Стойте, не пойдете! Хоть лопну, не пущу!
Марта. Не пускайте, кума, не пускайте.
Прокоп Свиридович. Ради бога, не кричите: глядите, сколько в окнах народу!
Явдокия Пилиповна. Сестра! Секлита Пилиповна! Не делай нам сраму, прошу тебя! Чем мы виноваты?
Секлита (кричит). Не виноваты? Отбили жениха у моей дочки! Я на все Кожемяки кричать буду: разбой, разбой!
Проня. Ой, шкандаль! Шкандаль!
У окна целая толпа, лезут друг на друга, шум, крики: «Ой, не давите!», «Отпустите хоть руку!», «Стекло, стекло!». В конце концов верхнее стекло лопается и со звоном падает на пол. Мерония, Марта, Устя подбегают то к окнам, нашептывают что-то, то к Секлите, они очень рады скандалу.
Прокоп Свиридович и Явдокия Пилиповна. Закройте хоть окна, отгоните людей.
Голохвостый. Что же это, впустили какую-то сумасшедшую!
Секлита. Я сумасшедшая? Ты меня сумасшедшей сделал!
Проня. Она пьяная. Залила зеньки и лезет!
Явдокия Пилиповна. Голубка сестра, не бесчесть нас, не губи ты нашей Прони! Одна ведь только! (Плачет.)
Секлита. Сестра! У тебя дочка и у меня дочка! Пускай я буду и такая, и сякая, и проста, и лыком шита, а все ж таки я мать своей Гале! Не дам надругаться над своим дитем хоть бы и паничу прохвосту! (Голохвостому.) Ты зачем морочил голову моему дитю, зачем обхаживал? Зачем волочился, коли не думал ее брать?
Проня. Свирид Петрович, что она говорит?
Прокоп Свиридович и Явдокия Пилиповна. Что же это, Свирид Петрович?
Голохвостый. Брехня, брехня! Я вам не позволю меня публиковать! Я вам!.. Я… я…
Устя (Секлите). Еще и брехней попрекает?!
Секлита. Я тебе покажу брехню, перевертень чертов, прохвост, оборванец!
Голохвостый. Я такого шкандалю не допущу, не прощу никаким разом! Я вам не кто-нибудь! Я Свирид Петрович Голохвастов! Мне говорить такое черт те что? Да у меня все будочники во где! (Показывает кулак.) Да я вас в часть! Да я вас за брехню в рештанскую и замкну тремя замками!
Устя. А что как замкнет?
Все. За три замка?
Секлита. Ой, люди добрые, что же это? Меня в рештанскую за правду? Секлиту Лымариху, честную хозяйку, за три замка? За то, что ты вчера обручился с моей дочкой?
Проня. Ай! Так правда? Что же это?..
Прокоп Свиридович и Явдокия Пилиповна. Господи, надругание какое! Попущение господне! (Плачут.)
Мерония. Чисто искушение!
Голохвостый. Врешь, старуха! Я ее знать не знаю, ведать не ведаю! С какой-то ее дочкой! Она рехнулась! А мы, Проня, идем венчаться. Прокоп Свиридович, когда начали дело, так надо его кактось кончать. Неужели нас будеть держать одна брехливая баба?
Секлита. Я брешу! Я рехнулась? А не дождать тебе с твоим чертовым батькой, с твоей поганой матерью! Не будешь венчаться: не пущу попа в ризы, хоть разорвите! Ой, кумки-голубки, скажите хоть вы, пусть люди слышат; заступитесь хоть вы за Лымариху, — замарал мою честную семью этот босяк, шарлатан! А сестра родная его руку держит!
Первый бас (второму). Что, брат, не водочкой пахнет!
Второй бас. Вот чертова история!
Проня (кричит). Докажите, докажите!
Марта. Как же, вчера обручился, сама своими глазами видела, вот этими ушами слышала! Чтоб мне лопнуть, когда мы не пропили Галю!
Устя. Да еще сперва за столом, а там и на полу, и обручальные песни пели.
Мерония. Да еще этот раб божий и танцевал без одеяния искусительно!
Проня. Ой! Под сердце подступило! Спасите! (Проходит через сцену и припадает к матери.)
Явдокия Пилиповна. Господи, боже мой! Что ж это с нею? Хоть пожалейте!
Прокоп Свиридович. Что вы сделали с нашим ребенком? (Кидается к Проне, расстегивает платье.)
Секлита. А что, не верили! Каков молодчик?
Голохвостый (в отчаянии Проне). Не верьте ей, — то козни! Она подпоила, подкупила свидетелей. Я их всех на суд! Ну где ж бы это я, Голохвастов, да посватался к какой-то простой дурехе?
Секлита (наступая с кулаками на Голохвостого). Моя дочка — дуреха? Ах ты каторжный, ах сибирщик! Да я тебе глаза изо лба вырву!
Проня (нервно плачет). Мама, я не верю ей! Она нарочно шкандаль делает… Заступитесь же! Не выдержу… душит меня!
Явдокия Пилиповна. Сестра, смилуйся над нами! Не бесчесть дочки. Господь тебя на твоей покарает! (Рыдает.)
Прокоп Свиридович. Ослобоните гостиную, сестрица! Видите, горе какое.
Секлита. Так, так! Меня вон из дому?!
Проня (кричит, рыдая). Уходите вы! Не топите меня!
Секлита. Дурная ты, безголовая! За какого разбойника заступаешься! Думаешь, любит тебя? Из-за денег только берет, из-за денег! Да он тебя при всем народе лаял, поносил, бесславил.
Голохвостый (кричит). Не верьте ей, брешет!
Секлита. Ой, кумки мои, заступницы мои! Скажите уж вы, потому вы там были! Скажите по правде!
Марта. А лаял, господи, как, и отца помянул, и мать, величал ее и совой, и цаплей, и жабой кислоокой.
Проня. Ой-ой! Зарезал!.. Под сердце! Воды!
Явдокия Пилиповна. Боже мой! Убили дите мое! (Хлопочет вокруг дочки, расстегивая ей платье.)
Устя. А проклинал как: чтоб и холера, и чума на их голову, чтоб посдыхало все их племя!
Мерония. Прорек: анафема, и дунул, и плюнул, как на сатану!
Голохвостый (вне себя). Это поклеп! Я в суд подам!
Проня. Ай, воды, воды! (Якобы в обмороке.)
Прокоп Свиридович. Химка, воды скорее! Господи, отпусти и припусти!
Явдокия Пилиповна. Ой, ратуйте! Неживая.
Химка приносит воды. Вдвоем брызгают на Проню. Степан протискивается в дверь и что-то шепчет Гале. Проня судорожно вскидывается. Вокруг нее суетятся родители.
Второй бас. Пропала выпивка!
Первый бас. Пойдем лучше, а то как бы еще к мировому не угодить!
Проня (истерически). Так вот вы какие? Мне одно, а другой другое?! При мне так чуть не под ноги стелетесь, а за глаза шельмовать… Ох! Ох!
Голохвостый (отступая). Да что вы им верите!
Проня. Зачем вы ходили ко мне? Зачем божились, клялись, падали передо мною на колени?
Голохвостый. Да погодите же…
Проня. Не за ваши магазины шла… я… вас любила… а вы надсмеялись, осрамили на весь Подол… на весь Киев! Вон! Ой, смерть моя! (Падает в обморок.)
Прокоп Свиридович. Вон, вон с нашего двора, чтоб вами тут и не пахло!
Явдокия Пилиповна. Вон, вон! Не надо нам такого зятя.
Голохвостый. Что ж, до свидания!
Секлита (хватает его за полы). Ну, теперь уж я не пущу!
Голохвостый (вырываясь). Отвяжитесь!
Секлита. Не пущу, не пущу! Думаешь, что богатый, так бесчестить меня можно? Женим!
Степан. Да какой он богатый! Он банкрот!
Секлита и оба Серко. Банкрот… банкрот?
Голохвостый (выступает вперед, запальчиво). Чего вытаращились? Ну, банкрот, и банкрот! А вы думаете, был бы я богатый, так пошел бы на ваш сметник?! Ха-ха-ха! Свинство необразованное! А мне только денег ваших и надо было! Так и понимайте! Они забрали себе в голову, что я на дочек их загляделся. Оченно интересно! Не нашел бы лучше? Полез бы в мусорную яму! Да я как первый кавалер и в Липках бы нашел настоящих барышень с этакими шиньонами, а не стал бы свататься к вашему страхолюду, уродке Проне.
Проня. Ай! (В обмороке.)
Секлита разводит руками.
Те же, Иоська и квартальный.
Иоська. Ай, караул! Пропал я! Берите его — он тут шарлатан, мошенник!
Квартальный. Пожалуйте в часть!
Все остолбенели, Голохвостый опустил цилиндр. Живая картина.
Занавес