За гранью снов (СИ)

Я почувствовала, что тошнота подступает к горлу, и прикрыла рот ладонью, чтобы сдержать рвотный рефлекс. Отвернулась, игнорируя приказ, и лбом прижалась к двери, стараясь восстановить сердцебиение.

Боже, что же происходит. Не со мной, не со мной. Этого не может быть. Дурной сон, просто сон…

- Свободна! - услышала я презрительный мужской голос, и уже через несколько секунд увидела около себя Стеллу, она тянула меня за собой. Я попыталась воспротивиться, но девушка, не произнеся ни слова, потянула меня на руку.

Оказавшись перед Михаэлем, я с ужасом обнаружила, что он не застегнул ширинку на брюках и восседает передо мной обнаженным. Стремительно отведя взгляд, и услышала злой смешок.

- Недотрога, что ли? Люблю таких, - с удовольствием протянул он. - Покорных и любвеобильных пташек.

Я так и не повернулась к нему лицом, устремив глаза в сторону.

- Лайам! Кончай с ней! - крикнул он палачу. - Отведи ее в погреб. С сегодняшнего дня она на хлебе и воде. Все ясно?

Я вздрогнула от его слов, но, поджав губы, не произнесла ни слова. Михаэль обернулся ко мне.

- Ну, - насмешливо протянул он. - Как тебя зовут?

Я молчала, не желая разговаривать с насильником.

- Ты меня что, не слышишь? - громче и тяжелее сказал мужчина. - Как тебя зовут?

- Каролла, - выдавила я из себя, так и не взглянув на него.

- Каролла… красивое имя. Откуда ты? Из Чехии?

Я лишь кивнула, слушая бешеные удары сердца в грудь.

- А ты немногословна, да, Каролла? - недовольно спросил он. - Или ты не желаешь разговаривать со мной? - в мгновение ока он вскочил с дивана и подскочил ко мне, схватил за подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза. - Не такая уж и покорная, какой кажешься, а? - со злостью сказал он, грубо ткнув меня рукой по лицу. - Стелла! Уведи ее. Скажи Найту, что она заслужила пять ударов плетью. За неповиновение, - он придирчиво осмотрел меня с головы до пят. - Посмотрим, станешь ли ты сговорчивее.

______________

6 глава

Рабыня

Как много может выдержать человек за три недели? Раньше я никогда не задавалась подобным вопросом. Но сейчас... здесь... Я невольно стала задумываться над тем, где заканчиваются волевые возможности человека, размышляя о том, о чем в обычной ситуации, в обычной жизни и не подумала бы!

Но это была не обычная ситуация, не обычная жизнь. Казалось, что и жизни у меня теперь не было. От прежней меня осталось только имя. Но и его вскоре у меня отняли, как нечто напоминавшее о прошлом.

Все те недели, что я находилась в доме Михаэля, моего хозяина, каким его называли все вокруг, меня постоянно испытывали на прочность. По указке самого Михаэля, я в этом не сомневалась. И за это я презирала его еще больше, чем раньше, - за скрытый приказ, который он не удосужился озвучить лично.

Хотя по сути, я не делала ничего из того, что меня могло бы удивить. Наверное, именно такой и можно было себе представить жизнь рабыни, каковой я стала. Следить за домом, ублажать хозяина, делая все, что он приказывал, не смея и заикнуться о том, что чем-то не довольны.

И я делала все то же самое, что делали здесь все рабыни (их я насчитала десять), кроме одного.

Михаэлю за все три недели так и не удалось смирить меня к близости с ним. Иными словами, он так и не покусился на мою непорочность, о которой и не догадывался. Пытался, конечно, и не раз за все то время, что я была в его доме, но ни разу так и не довел дело до конца. Даже в тот самый, последний день, когда я находилась в его доме. Он избил меня, но не изнасиловал.

Все время, что я находилась под крышей его дома, я видела, как он смотрит на меня. Всегда чувствовала на себе его липкие, ужасающе пошлые, плотоядные взгляды. Они сковывали меня и будто ломали пополам, хотелось скрыться от них, спрятаться, сбежать. Подальше от него, от этого гиблого места, закованного в порок и жестокость, подальше от того мира, в который меня затянуло против воли.

Но убежать мне так и не удалось.

Все эти дни, ужасающе долгие, казалось, каждый новый день тянулся еще дольше, чем предыдущий, Михаэль испытывал меня на прочность. Не только нервы, но и тело, пронзая его новыми наказаниями.

Он хотел большего. Желал почувствовать мою слабость, ощутить покорность, вдохнуть в меня страх и подчинение своим прихотям. Он желал сломать меня.

Я знала, что он следит за мной. Казалось, даже когда отлучался по делам, он видел, чем я занимаюсь. И я знала, что он смотрит на меня не только потому, что хочет вынудить сдаться непокорную рабыню, но и потому, что ему доставляет удовольствие то, что он видит.

Наверное, он считал меня слабой. Трусихой, безвольной куклой, потому и купил меня на аукционе у Вальтера. Об этом мне как-то вскользь проговорилась Стелла.

- Он обожает покорность, - бросила она кратко. - Поэтому и странно, что он выбрал тебя. Он не уважает, он почти ненавидит силу. Не любит ломать, особенно рабынь, потому и выбирает всегда покорных, послушных девиц, - посмотрев на меня косо, она, усмехнувшись, добавила: - Наверное, ему показалось, что такая хрупкая на вид, ты обязана быть слабой и духом. Он ошибся, да, Каролла?

Я тогда промолчала, ничего ей не ответив, не посчитала нужным что-либо отвечать, но зато осмелилась спросить:

- А ты? Разве ты… покорна и послушна? - Стелла вонзила в меня острый взгляд, но поток моих слов не остановила. - Ты всегда ему подчиняешься? Ты его боишься?

- Да, я боюсь, - смело воскликнула она, вызывающе вздернув подбородок. - Но не его, а того, что он может сделать. Я принадлежу ему, и он в праве распоряжаться мною, как захочет.

Дыхание мое, кажется, замерло, я почти не дышала, задавая следующий вопрос:

- А что он может сделать?

- Продать, - был мне грубый ответ. - Или, еще хуже, отправить в Колонию. А оттуда, - быстрый взгляд на меня, - мало кто возвращается.

- Что это за место? - сухими губами, сглотнув комок в горле, пробормотала я.

- Колония, она везде одинакова, - нахмурившись, выдавила Стелла. - Тотальный контроль, деспотичный режим и директор-извращенец и садист, к которому лучше не попадаться на глаза, - девушка передернула плечами. - Меня дрожь берет, как только думаю о том, что могу оказаться с ним лицом к лицу, - посмотрела на меня с осуждением. - Поэтому я и тебе советую смириться и подчиниться Михаэлю, он не так и плох, если разобраться.

Не так и плох?! Я едва не задохнулась, эти слова поразили, почти выбив почву из-под моих ног. Не так и плох... Интересно, каковы здесь нормы морали и нравственности, если Михаэль... этот негодяй, «не так и плох»?! Они здесь вообще существуют, какие-либо нормы, кроме жестокости и варварства?!

Я бы не сказала, что Михаэль был некрасив, если судить о внешности, но меня коробило от одного лишь на него взгляда. Обычный мужчина лет тридцати. Достаточно высокий, темноволосый, с глубокими глазами непонятного цвета и узкой линией губ. Высокомерный и самолюбивый, эгоистичный и бездушный.

То, как он поступил со своей служанкой, не выходило из головы. Ни на мгновение за те дни, что я была в его доме. Каждый миг, проведенный здесь, каким бы делом, по приказу хозяина, я не была занята, я вновь и вновь мыслями возвращалась в свой первый день в роли рабыни.

Не забывалось и то, что я получила за свое упрямство. Не забылось даже тогда, когда я уже перестала принадлежать Михаэлю, перейдя в руки другого тирана. За одной пыткой следовала другая, я уже потеряла им счет. Но тот самый первый день я запомнила на всю жизнь.

Когда я приехала в дом Михаэля и стала свидетельницей его насилия над своими рабами, меня избили так сильно, что я еще в течение пяти дней после этого не могла перевернуться с одного бока на другой, не чувствуя разъедающей тело боли.

Пять ударов плетью.

Когда услышала из его уст приговор, мне показалось, что я ослышалась, или что это просто такая шутка, подлая и жестокая, но все же шутка. Ведь не может происходить всего этот беспредел на самом деле?! Если исключать вероятность того, что я сплю, а я уже давно ее исключила, то немыслимости происходящего и подобной жестокости быть просто не могло! Не со мной.

Не здесь, в цивилизованном, закованном в рамки приличий и условностей мире!

Но кто сказал, что тот мир, в котором я оказалась против воли, принимал все эти правила и условности?!

Кто сказал, что этот мир был цивилизованным?!

Здесь балом правили жестокость, безжалостность, равнодушие, бездушие и апатия, как мне и говорила Мария. За неподчинение, как она меня и предупреждала, мне пришлось заплатить.

Не единожды в доме Михаэля. И много раз уже после того, как меня продали другому хозяину.

Когда Стелла, придерживая за руки, вывела меня из зала, в котором состоялось насилие над молодой светловолосой девушкой, ноги меня почти не слушались, и я заставляла себя идти вперед. Перед глазами стоял белесый туман, а тело до сих пор дрожало от пережитого потрясения и шока.

Во мне бились отчаяние и первобытный страх, смешанный с тревогой и болью. Все тело дрожало, холод проник под кожу, пронзая стрелами сердцевину моего существа. А впереди... неизвестность, пугающая темнота и страх, более сильный и глубокий, чем я испытывала ранее.

- Это он еще сжалился над тобой, - тихо проговорила Стелла, когда мы, проскользнув вдоль коридора, двинулись по крутой каменной лестнице в подвальное помещение. - Пять ударов это почти ничто. Наталия сегодня получила десять.

Если это и было утешение, то меня оно ничуть не утешило. Пять ударов - это ничто?! Получила десять?! Я истерически рассмеялась.

Да как можно всерьез рассуждать о подобных мерзостях с холодным равнодушием и тихой апатией?!

Я почувствовала тошноту и головокружение. А девушка-рабыня лишь сильнее стиснула мой локоть.

- Вижу, что тебе смешно, - с обидой в голосе пробормотала она. - Посмотрим, как ты будешь смеяться после того, как Найт с тобой закончит, - жестко выдала она, толкая меня вперед.

Внутри у меня все похолодело. Перед глазами возникла картина насилия светловолосой служанки в зале приемов. Словно заледенев, я застыла на месте и, вцепившись в руку Стеллы мертвой хваткой, заглянула ей в глаза.

- Меня… - проговорила я, запинаясь. - Меня изнасилуют? - в горле встал комок боли. - Как и ту девушку?

- Нет, - коротко бросила Стелла, дернув меня за руку. - Такого приказа не было.

Облегчение, которого я ждала, не окатило меня теплой волной, и я на ватных ногах направилась за служанкой с колотящимся в груди сердцем и свинцовой тяжестью в груди.

- А за что ее?.. - тихо осмелилась спросить я. - Ту девушку?

- Она не угодила Михаэлю.

- Чем?

Стелла пристально посмотрела на меня, прожигая взглядом, словно рентгеном.

- Тебя, действительно, интересуют подробности? - напрямик спросила она. - Она не удовлетворила его в постели.

Я шумно выдохнула, на сердце вмиг потяжелело. Дыхание сбилось, пульс учащенно забился в висках.

А потом… Спуск по темной, мрачной лестнице в подвальное помещение. Сырые стены, сжимавшиеся вокруг меня плотным кольцом. Надвигающаяся на меня темнота с единственным лучиком света от зажженной свечи в полупустой коморке, где пахло землей и плесенью. А в центре этого хаоса - мой палач.

Казалось, пытка продолжалась вечно. Меня не просто били, из меня будто испускали дух. Наказывали. Только в тот миг я в полной мере поняла значение этого слова. Наказать – вот что это значило.

И когда меня, наконец, развязали, я бессильной куклой упала на пол и потеряла сознание.

Очнулась я в крохотной комнатушке, холодной и сырой, с одним-единственным окном под потолком. Лежала на старой скрипящей кушетке, подушка вытрепана, представляет собой лишь комок перьев, вместо одеяла легкая простынка. Боль от ударов отдавалась во всем теле, и я поморщилась, когда перевернулась на спину, а потом попыталась сесть на кушетке.

Осмотревшись, я поджала губы и, подтянув к себе колени, съежилась, зажмурившись от боли и обиды.

Как долго я так пролежала, не знаю. Помню лишь, как звякнули ключи, как заскрежетал засов на двери, и как сквозь образовавшуюся в дверном проеме щель, выглядывает фигурка Стеллы.

Это была она, я не сомневалась. Но на то, чтобы позвать ее, окликнуть по имени, у меня не было сил.

- Каролла? – позвала она меня, ступая в полутьму моей темницы. – Ты не спишь?

Можно было бы и усмехнуться, но мои губы иронически скривились. Разве возможно здесь заснуть?!

- Нет.

Она сделала еще несколько шагов ко мне, остановившись около кушетки и взирая на меня сверху вниз.

- Вставай, - проговорила она безразлично. – Хозяин просит тебя к себе.

Я вздрогнула. Все тело задрожало.

- Я не пойду, - замотала я головой в разные стороны, сдерживая трясущиеся внутри меня слезы.

Стелла решительно потянула меня за руку.

- Пойдем, - настойчиво проговорила она, поднимая меня с постели. – Ты же не хочешь, чтобы за тобой прислали Лайама или Найта, правда? – с угрозой, сощурив глаза, поинтересовалась она.

Я тяжело и часто задышала, к горлу подступила тошнота, а в висках застучала кровь. Ничего не сказав, я зажмурилась, сильнее сжимая руками свои холодные плечи.

- Одевайся, - Стелла швырнула мне какой-то сверток. - Пора приниматься за работу.

Мое тело болело, нещадно покалывая и обдавая горячей лавой, но я упрямо встала на ноги, послушно переоделась в принесенное Стелой хлопковое платье и последовала за девушкой, похрамывая, постанывая, и мысленно борясь с болью.

За эти три недели после самого первого избиения меня били шесть раз. Всегда по пять ударов плетью, никогда более, словно Михаэль боялся меня сломать окончательно. А мне... было почти все равно.

Сначала боль была почти нестерпимой, было отчаянно, неистово больно, до такой степени, что хотелось послать к черту гордость и молить о пощаде. Но я держалась. До последнего держалась, стискивая зубы и глотая рыдания.

Наверное, это злило моего хозяина, потому что каждый раз, когда я приходила к нему после наказания и равнодушно взирала мимо него, устремляя глаза в пространство, он почти выходил из себя, сощуренными глазами глядя на меня. Он всегда терпел мое непослушание, но бесился от моей выдержки, оттого, что я до сих пор ни разу не просила его прекратить наказание. Он прогонял меня. Всегда. Не пытался коснуться или даже приблизиться. Он всегда восседал в своем широком кресле у камина и неторопливо потягивал виски из стакана, казалось, не реагируя на мое присутствие. Но я видела, что его задевает мое безразличие, мое упрямство. Его выводило из себя осознание того, что я, как и говорила Стелла, оказалась не такой, какой он надеялся меня увидеть. Он спрашивал меня, готова ли я сдаться, а я отрицательно качала головой вместо ответа. И он начинал злиться. А я...

Я была выше, я была сильнее. Сильнее даже него самого.

Лишь однажды что-то изменилось. Он разозлился. Неистово разозлился на мое непокоренное тело.

Схватив меня за руки, резко притянул к себе так стремительно, что я не успела среагировать.

Устремив на него изумленный взгляд, я попыталась уткнуться ладонями в его грудь, чтобы оттолкнуть, но мужчина не поддался и только яростнее стиснул меня в своих объятьях.

- Ну, что, Каролла, - сказал он, вызывающе глядя мне в глаза, прожигая этим взглядом насквозь, - ты стала послушнее? - коснулся моего подбородка и провел по нему пальцами. - Не люблю строптивых и непокорных служанок. У меня совсем нет времени с вами возиться.

Я промолчала, упрямо вывернулась из захвата его рук и отвела глаза.

Он помрачнел, с силой развернул меня к себе и низко наклонился, почти касаясь губами щеки.

- Все такая же непокорная, да? - грубо выдохнул он. - А мне это не нравится, очень не нравится, Каролла, - его шепот сошел до угрожающего шипения. – Если не сдашься и выведешь меня из себя, то нарвешься на неприятности, поняла? – приподняв руку, сжал мое горло своей большой ладонью, сдавливая дыхание. – В моей власти делать с тобой все, что мне захочется. И не думай, что я буду терпеть твои выходки. Ты рабыня, не забывай. И если не станешь послушной, то тебя такой сделают. Ясно?!

Я не успела ответить, да и не смогла бы, потому что его пальцы сильно сжимали мою шею, а Михаэль грубо оттолкнул меня от себя. Едва не упав, я с усилием удержалась на ногах.

Он приказал мне убираться, и я с радостью выполнила его приказание.

На следующий день он уехал.

Он часто уезжал куда-то. Как говорила мне Стелла, будучи мелким торговцем, ему часто приходилось отлучаться по делам. Что он продавал и покупал, я спрашивать не решилась, да и все равно мне было. Я была рада не видеть его, не попадаться ему на глаза, вообще никак не реагировать на его присутствие. Да и пытки прекращались, когда его не было в доме. Я занималась домашними делами, продолжая лелеять в душе мысли о том, что смогу убежать.

И, когда Михаэль в очередной раз решил уехать, я решилась на побег.

За те дни, что я была в доме хозяина, я не оставляла этой мысли. Мне казалось, что я смогу, что я просто обязана убежать, что у меня просто нет иного выхода.

Оказалось, выхода у меня, действительно, не было. Как и выбора. И на побег мне не предоставили ни одного шанса. Потому что... Вальтер был прав. Те, кто становятся здесь рабами, остаются ими навсегда.

Это был небольшой ночной бар. Барная стойка, тянувшаяся вдоль стены, не больше двадцати столиков, занимавших все пространство помещения, импровизированная сцена, но он всегда был забит до отказа.

И сегодняшний день не был исключением. Бар ломился от избытка посетителей, желавших скрыться от посторонних глаз за выпивкой, мордобоем или огромными глазами горячей красотки, повисшей на плече. Громкая музыка, визжание певичек на сцене, стоны, доносившиеся от соседних столиков, ругань и мат, все это заглушало посторонние мысли, вынуждая вообще ни о чем не думать и расслабиться, или же, наоборот, думать над теми проблемами, которые поджидали за дверью старенького кабака.

И именно сюда Михаэль направился, чтобы обдумать то, что уже вот несколько дней терзало его мозг.

Как поступить с новой рабыней.

Она не желала подчиняться ему. Она противилась, сопротивлялась, упрямилась. Она не воспринимала его, как хозяина, испытывая его на прочность. Покупая ее, он рассчитывал на покорность и послушание, он всегда выбирал именно таких служанок, чтобы не маяться с ними, теряя время над завоеванием. Он обожал слабость и покорность, а сила и своеволие ему претили. Но эта девица оказалась именно такой, каких он терпеть не мог. Своевольная, упрямая, сильная натура, не сломленная и не сломившаяся ни перед ним и его угрозами, ни даже перед постоянными ударами кнута.

Чертова девка! Вальтер обманул его. Подставил. Урод!

Михаэль почувствовал, как задрожало в его руках стекло стакана, и нахмурился. Отчаянно хотелось швырнуть стакан в сторону, и никто не осудил бы его за это, здесь слишком часто билась посуда, но что-то удержало его от шага. Одним глотком он осушил стакан и налил себе еще выпивки.

Нужно было что-то с ней решать. И немедленно. Эта девка в результате может погубить и его самого, и его репутацию. Он не собирался ждать, пока она унизит его перед остальными рабами или, того хуже, отважится на побег. Убежать ей, конечно, не удастся, но сам факт того, что она может на это решиться, его бесил. Никто и никогда не сможет удрать от него. Никто и никогда не посмеет сделать этого, даже подумать об этом. А если подумает...

Губы его сжались, на скулах заходили желваки.

Он сделает все возможное, чтобы она пожалела о том, что подобные мысли зародились в ее сознании.

Конечно, был вариант просто запихнуть ее на какие-нибудь грязные работы, сослать в подвал, чтобы никогда и взглядом с ней не встречаться, вообще забыть о том, что она существует. Заморить ее голодом? Или просто отправить в Колонию? Она, в конце концов, заслужила это! Но нет... все это было не то. Не то, что ему сейчас было нужно. Разве решило бы это его проблемы? Заткнуло бы языки всем тем, кто стал бы шептаться за его спиной, что он, якобы, не смирил даже рабыню!? Они бы издевками насмехались над ним.

Да и зачем она ему вообще, чем пригодится, если просто на бумаге будет принадлежать ему, а на деле никак своей ему принадлежности доказать не сможет?! Он всегда избавлялся от того, что не приносило выгоду, что не удовлетворяло его и не исполняло его прихоти. Избавлялся, как от хлама, как от барахла за бесполезностью и ненужностью. Он не хранил старье для того, чтобы потом им воспользоваться, потому что искренне полагал, что старое устаревает навсегда.

И эта девка... Она отличалась от других. Она была не такой, какой он рассчитывал ее увидеть.

Михаэль поморщился, больно стиснув зубы. В темных глазах полыхало пламя.

И что ему оставалось с ней делать?! Он отчаянно хотел ее, но его бесила ее сила.

Запихнуть ее в подвал до поры до времени?..

Черт побери! Ни хрена это не решило бы. Ведь и отец всегда ему повторял, с самого детства, что для того, чтобы добиться уважения, нужно применить силу. Но Михаэль еще тогда решил, что силу применять не станет, он пойдет по пути наименьшего сопротивления. Он просто будет управлять теми, кто слабее его. С теми, кого уже сломали. Жизнь, обстоятельства, другие люди... И он поступал так на протяжении многих лет, десятилетий. Он не ломал, он покупал уже сломленных, или готовых вот-вот сломаться.

До тех пор, пока не купил ее... эту девку! Кароллу. Она пошла вразрез его правилам и канонам.

Твою мать, Вальтер оказался тем еще сукиным сыном, что смог так завуалировать силу под хрупкостью!

Михаэль грубо выругался в голос, не беспокоясь о том, что может быть услышанным.

С этой девкой надо что-то решать. И если она не покорится... Если не сломится на этот раз...

Отправить ее в колонию?.. Или перепродать другому хозяину?..

Он размышлений его внезапно отвлек глубокий, немного насмешливый, как ему показалось, мужской голос, раздавшийся почти над самым его ухом.

- Что-то случилось, приятель?

Ощущение того, что за ним подсматривали, возмутило, даже взбесило, и Михаэль резко поднял голову, встречаясь с глазами стоявшего рядом с ним мужчины, половина лица которого из-за тусклого освещения была скрыта, поглощенная полумраком бара.

Нахмурившись, Михаэль отметил черные джинсы незнакомца, такого же цвета рубашку с закатанными выше локтя рукавами, и особенно саркастическую полуулыбку, мелькнувшую на загорелом лице.

Опуская недовольный взгляд в стакан с плескавшейся там жидкостью, Михаэль с неохотой выговорил:

- Рабыня своевольничает, - стиснул зубы и добавил со злобой: - А тебе-то какое дело до меня?

Незнакомец лишь усмехнулся, не проронив ни слова. Присел на соседний стул, на мгновение мелькнув в свете приглушенного света ламп, и, не отрывая взгляда от Михаэля, растягивая слова, проговорил:

- Мне показалось, - скрестил руки на груди, держась, тем не менее, свободно и непринужденно, - что ты чем-то озабочен, - левое плечо дрогнуло, приподнимаясь вверх. – Решил подойти и поинтересоваться, в чем дело. Вдруг тебе требуется собеседник?

Михаэль, насупившись, сгорбился и уставился на него.

- Ты кто такой, чтобы этим интересоваться? – грубо спросил он. – Какое тебе до меня вообще дело?!

Его губы дрогнули, глаза засветились, их свет Михаэль видел даже в полутьме бара. Дьявольский свет.

- А если я скажу, что могу помочь? – усмехнувшись, проговорил незнакомец. – Поверишь?

- О чем ты? – не понял Михаэль и уставился на него с удивлением.

- Может, договоримся? - тихо проговорил незнакомец, задумчиво потерев подбородок и наклонившись ниже над столом. - Я как раз ищу хозяину новую игрушку. Возможно, что твоя ему как раз подойдет.

Он блеснул белозубой улыбкой, казавшейся очень мрачной и ядовитой в полутьме небольшого зала.

Михаэль сощурился, взирая на мужчину с подозрением, холодок прошелся вдоль его тела.

Наверное, не стоило ему спрашивать... Но он не смог пересилить свое любопытство.

- А кто твой хозяин?

Незнакомец вновь улыбнулся. Хищно, плотоядно, растянув губы в почти зверином оскале.

Наклонился еще ниже, потянувшись пальцами к рукаву рубашки. И, выставляя вперед оголенное плечо с красовавшейся на нем меткой принадлежности, саркастически выдохнул:

- Никому не расскажешь?

Михаэлю показалось, что он ошибся. Ведь такого не бывает. С ним, по крайней мере, никогда не было.

- Неужели..!? - широко распахнутыми глазами взирая на метку, воскликнул он, не веря тому, что видел.

- Твоя рабыня окажется в надежных руках, - встречая изумленный взгляд, сказал незнакомец. Его губы жестко сжались, глаза сощурились, не оставляя и следа от веселости и безмятежности. – Поверь мне.

7 глава

Последний штрих

Я боялась его возвращения. Точнее, я боялась последствий того, что сделала, которые мне в полной мере предоставил бы Михаэль. Надеяться на то, что он простит подобное, не стоило. И я не надеялась.

Я ждала. Расплаты, кары, решения повелителя, его волеизъявления. Новых побоев, новой боли.

Сжавшись в комочек на старенькой кушетке в своей полутемной коморке, освещенной лишь блеклым сиянием лунного света, проникавшего сквозь окошко под потолком, я пыталась сдержать поток слез.

Но все равно заплакала, ощущая ноющую боль в груди, разъедающую кожу до основания.

Почему-то вдруг вспомнились такие же полные пугающей неизвестности и злого предвкушения ночи в детском доме, когда я, точно так же, сжавшись клубочком около стенки, таилась под одеялом, сильно зажав рот кулачком, чтобы не закричать, в тихой надежде на то, что сегодня меня оставят в покое и не станут колотить.

Но с тех пор, как я попала в приют в возрасте чуть более трех лет, меня постоянно испытывали на прочность. Били всегда по очереди, сильно и больно, грубо таскали за волосы и царапали ногтями плоть. На моей коже, такой бледной, казавшейся почти прозрачной, синяки и ссадины всегда выглядели просто отвратительно, а следы запекшейся крови вызывали омерзение и отвращение.

Детдомовские дети меня ненавидели, они всегда старались уязвить меня или задеть, чаще всего побить.

Я плакала только вначале, первые года два. А потом смирилась, молча снося обиды и побои. Еще через два года я научилась давать сдачи, да так, что ко мне с того дня стали подходить все реже. Смотрели всегда косо, исподлобья, насупившись или сведя брови к переносице, словно обещая скорейшее наказание, глаза почти безумные, всегда с горящими внутри яростными искрами невысказанной ненависти.

Я никогда не знала, почему меня презирали в детском доме, даже не стараясь сделать «своей» в кругу избранных ребят. Никогда даже не задумывалась над тем, чем отличаюсь от остальных, и почему не заслужила к себе элементарного уважения, хотя бы принятия меня, как равной. Я никогда не догадывалась, в чем крылась истинная причина их ненависти и неприятия.

Эта причина была так же банальна, как глоток свежего воздуха.

У меня была семья, вот в чем дело. У меня была любящая мама, до того, как меня сдали в приют.

Она умерла, и поэтому я оказалась одна, на попечении государства.

А все те дети, среди которых я оказались, не знали и значения этого слова. «Мама»...

На самом деле, я мало помню о ней, она умерла. И я даже точно не могла сказать, была ли она у меня на самом деле, или это был лишь плод моего воображения, разыгравшейся на почве одиночества фантазией.

В памяти всегда всплывали только блеклые, нечеткие, смутные очертания ее лица, едва различимые, омраченные временем, состарившиеся, но по-прежнему свежие, словно новые, для меня черты лица, линия губ, изогнутость бровей, складки на лбу. Но я так же не могла сказать определенно, не выдаю ли желаемое за действительное...

Мне всегда казалось, что она была очень красивой. Такой я ее себе всегда представляла. У нее были длинные черные волосы, такие же, как у меня. Помню ее улыбку... Смутно, но помню. Помню запах кожи, аромат ее духов, кажется, что узнаю его среди миллиона других запахов и ароматов. Как и ее голос, такой звонкий, глубокий, томный голос с хрипотцой. Каждую ночь она напевала мне колыбельную, убаюкивая.

Перед приютом - годы пустоты, о которых мне ничего не было известно. Будто стертые из памяти кадры фильма, в котором я была главной героиней.

А потом... ничего. Темнота, пустота, одиночество, боль. Детский дом.

Когда выпустилась, ощутила себя птицей, освобожденной из клетки. Какое-то гадкое было сравнение, но именно оно совершенно точно передавало все, что я в тот момент чувствовала.

Окончила медицинский колледж, нанялась санитаркой в больницу, надеясь на освободившееся место медсестры в отделении скорой помощи. Обменяла комнату в общежитии на однокомнатную квартирку на окраине столицы, открыла счет в банке, надеясь в будущем приобрести квартиру побольше.

Выжила, черт побери! Поднялась с колен, начала жизнь с нуля. С трех с половиной лет одна! Против всего мира.

Разве не достойна я была того, чтобы получить право хотя бы на свободу?!

Но и ее теперь у меня собирались отнять. Пытались вновь сломать меня. Как и много лет назад.

Я сглотнула комок слез, застывший в горле, и перевернулась на другой бок, лицом к стене.

В груди колотилась ярость, смешанная с обидой и разочарованием.

Мой побег не удался.

Наверное, он изначально был обречен на неудачу.

И почему я не подумала об этом раньше?! Почему не продумала всего?!

Пост охраны по периметру! Кто мог о нем знать!? Оказывается, здесь у каждого дома стоит такой пост специально нанятых охранников, которые день и ночь должны были следить, чтобы никто не рванулся назад. А назад – значит, в неизвестность. Пугающую и устрашающую своей тьмой.

Но, черт возьми, такую желанную неизвестность!

Меня поймали в тот момент, когда я не успела достигнуть даже ворот, дрожащими руками вцепившись в ограждение и пытаясь справиться с замком. Дождь неприятно холодил кожу, покрывшуюся мурашками, и больно впивался в каждый кусочек плоти, но я упрямо продолжала дергать засов.

Пока кто-то, стремительно приблизившийся ко мне, грубо не схватил меня за распущенные волосы, наматывая их на кулак, причиняя тем самым боль, и не потянул на себя, оттаскивая меня от ограды.

Вскрикнув от неожиданности, я едва не задохнулась и от боли. Слезы рванули из глаз, ноги задрожали.

Я хотела вырваться, но меня ударили. Раз, потом другой, третий, четвертый. По лицу, в живот, по ребрам, с такой силой, что я свернулась едва ли не пополам, скорчившись от боли, и упала коленями на сырую землю, вываленная в грязи, обездвиженная и промокая до нитки.

Меня, безвольную куклу, грубо схватили под руки и привели назад в дом, где меня встретила Стелла.

Лицо ее было бледным, глаза горели.

- Что же ты наделала, безумная?! - закричала она. - Ты хоть понимаешь, что теперь будет?! С тобой! - она накинулась на меня, больно стиснув мои плечи и вынуждая смотреть себе в глаза. - А с нами?! За то, что не уследили за тобой!? – она встряхнула меня, пытаясь привести в чувство, но я взглянула на нее лишь на миг, коротко, бегло, безучастно. – Безумная, - выдохнула она мне в лицо, и, брезгливо поморщившись, отошла.

С двух сторон меня грубо придерживали за руки, чтобы я не упала, а, когда Стелла дала им какой-то знак, с силой толкнули в спину, вынуждая покачнуться на дрожащих в коленях ногах, ставших ватными.

- Когда вернется Михаэль, - сказала Стелла, - он решит, что с тобой делать. И уж тогда... Ох, и не завидую я тебе! - она качнула головой. - Отсюда не убегают, даже попытки не предпринимают, - словно выплюнула эти слова. - А ты осмелилась... Если отправишься в Колонию, то будешь сама виновата в этом, - холодно заявила она, поджав губы.

Я знала, что виновата сама. Но лишь в том, что совершила такой непродуманный побег. Как же я могла так оплошать?! Нужно было все продумать, все просчитать, а я... Я поплатилась за собственную глупость.

Меня затолкнули в комнату, грубо пихая руками внутрь, и я, не удержавшись на ногах, упала на пол. Лишь через какое-то время я смогла подняться и лечь на кушетку. В ожидании наказания.

Прошли три дня. Долгих, томительных, удушающе медленных. А на четвертый день пришла расплата.

Я все еще лежала в своей постели, когда послышались быстрые шаги за дверью. Вздрогнула.

Звякнули ключи, послышался скрежет отпираемого замка... Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась Стелла. Бледная, напуганная, с взлохмаченными волосами и разодранном платье.

- Хозяин прибыл, - проговорила она запинающимся голосом. – Он просит тебя. Пошли.

Тело, скованное страхом, словно железными оковами, не желало двигаться. Я лишь смотрела на Стеллу, гадая, что же такое с ней произошло. Не в силах пошевелиться или хотя бы произнести слово.

- Пошли, я сказала! - безумно закричала она, подскочив ко мне и резко дернув за руку. - Немедленно!

Я испуганно посмотрела на нее и с трудом, пересиливая боль, поднялась с кушетки. Долгий подъем из моего подземелья на верхний этаж. Каменная лестница, холодные серые стены, длинный мрачный коридор.

Меня привели в тот же зал, что и в день моего появления в доме Михаэля. И едва я оказалась здесь, в памяти всплыли картинки издевательств хозяина над своими рабынями. Один за одним замелькали перед глазами, как в калейдоскопе, кадры того дня. Мерзкие, отвратительные, гадкие кадры преступления.

Меня передернуло от отвращения и я скривилась.

Михаэль, широко расставив ноги, стоял у камина, заломив руки за спину, и смотрел на меня, прожигая демонскими глазами, казалось, саму душу. Он был в ярости, грудь его часто и тяжело вздымалась.

Я услышала, как захлопнулась дверь за Стелой, и ощутила себя загнанной ланью в лапах хищника.

Сердце зашумело в ушах, пронзая своим биением виски.

Михаэль сделал быстрый шаг ко мне. Затем еще один, и еще, и еще... Наступая медленно, но яростно.

А через мгновение я стала пятиться к стене, чтобы ощутить себя в такой мнимой безопасности.

Но отступать было некуда. Я оказалась в ловушке.

- Так ты хотела сбежать, Каролла?! – выдохнул Михаэль, оказавшись в паре шагов от меня.

Голос его звучал грубо, злобно, ноздри вздымались, на скулах заходили желваки, губы плотно сжались.

И мне впервые стало действительно страшно.

Опасаясь удара, я откинула голову назад, словно защищаясь.

- Хотела сбежать отсюда?! - злобно продолжал Михаэль. - Значит, тебе не понравилось у меня, так?! Не понравилось!? – он схватил меня за локти. - Рабыня! - резко вскинув руку, он стремительно опустил ее на мою щеку, которая тут же загорелась огнем. - Рабыня, и больше никто! Поняла?! - новый удар обжег еще сильнее, чем прежний. - Поняла, я спрашиваю?!

Скрутившись комочком в его руках, я отчаянно закивала. Мое дыхание стало частым и прерывистым.

- Я тебе покажу, на что ты годишься, - с яростью выдохнул мужчина, сжимая мои руки. - Я тебе покажу!

Я дернулась, когда он, нависнув сверху, резко дернул меня на себя, подчиняя мое тело своему желанию.

Я испуганно охнула, предвидя, что будет дальше, но подготовленной все равно не оказалась, когда его жесткие, жадные губы накрыли мои, сминая, покоряя, порабощая, дерзко проникая внутрь языком, насилуя мой рот и словно оставляя на нем свои ядовитые отметины.

Меня передернуло, к горлу подкралась тошнота, сковывая тисками грудь.

Я пыталась бороться и тогда, когда его руки по-хозяйски скользнули вдоль моего тела, грубо накрывая обнаженные участки кожи ног, приподнимая подол длинной рубашки и сжимая бедра горячими ладонями.

Меня охватил не просто страх, а дикий ужас. Я забилась в его руках, оттолкнула, отшатнулась, уперлась кулачками в широкую грудь, и, завороженно глядя перед собой, как безумная, замолотила по ней.

С силой дернув меня на себя, Михаэль сжал мои запястья и приподнял над полом, вынуждая смотреть себе в глаза, в эти горящие сумасшедшим блеском глаза дьявола.

Всего мгновение, длившееся вечность. И он набрасывается на меня снова.

Разорвав, стащил рубашку, и я вскрикнула, снова попытавшись вырваться из захвата его рук.

Но он лишь яростнее сжал меня, не позволяя отодвинуться или отойти. Часто и прерывисто дышал, жадными затуманенными глазами глядя на меня. Руками накрыл обнаженную грудь, больно стиснул соски, другой рукой скользнул между моих сведенных бедер, силой раздвигая их кулаком.

Дрожь окатила меня холодной волной, проткнув насквозь острием копья.

Острая незащищенность, безвольность и обреченность боролись во мне с желанием не подпускать его.

Я билась, как дикая кошка, царапалась и брыкалась, вырываясь и стараясь укусить, впиться ногтями в его кожу, рвать волосы, не позволять ему касаться себя. Но его грубые руки уже приподняли меня за бедра, насаживая на себя, и я закричала, отчаянно вырываясь и хватая мужчину за волосы.

Сжимая меня в своих тисках, он набросился на мой рот, насильственно проникая в него языком.

Моя обнаженная грудь касалась материи его рубашки, а между ног... что-то большое, твердое, усиленно и целенаправленно надавливает, стремится, рвется вперед.

Осознав, что это, я хотела воспротивиться, закричать, оттолкнуть насильника от своего тела. Я снова рванулась, задев зубами губу мужчины и мгновенно ощутив на языке вкус его крови.

Тяжело дыша полной грудью, удерживая меня, как куклу, он впился в меня яростным взглядом. Хотел наклониться, подавшись вперед, чтобы завладеть моими губами вновь, но я, чудом высвободив руку, вцепилась ему в щеку, больно царапая кожу лица.

И тогда он, совершенно обезумев, отчаянно зарычал и с силой отшвырнул меня от себя.

Я ударилась о стену и, издав беспомощный стон, безвольно упала на мраморный пол. Удар был таким сильным, что мне, казалось, выбили из груди весь воздух. Я попыталась вздохнуть, но не получалось.

- С**а! - сплюнул Михаэль кровь изо рта от моего укуса и касаясь пальцами раненой щеки.

Я видела, как он приближается ко мне, стремительно, быстро, словно накатывает волной, но не могла сделать ничего, чтобы защититься или бороться вновь. Последние силы ушли на то, чтобы заставить себя дышать, пересиливая боль, с трудом, часто-часто, испытывая покалывания внутри себя.

Михаэль наклонился надо мной и больно дернул за волосы, намотав их на кулак. Приподнял меня над полом, вынуждая смотреть себе в глаза, а потом прорычал:

- Что ж, если не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!

Если бы я и хотела спросить, что это означает, то не смогла бы. Потому что горло сдавило свинцовой тяжестью, а на языке все еще горели капли собственной крови от его удара.

Резко отпустив меня, он грубо толкнул меня на пол, специально ударяя мое тело о холодный мрамор.

- Я продаю тебя, - сказал, словно выплюнул он, пронзая меня яростью и ненавистью глаз.

А у меня в груди билась лишь единственная мысль. Ему не удалось меня сломить... Не удалось...

- Стелла! – резко повернувшись, закричал Михаэль через весь зал каким-то животным рыком.

В дверях мгновенно появилась служанка, спотыкаясь на дрожащих ногах, подскочила к нему, взирая на хозяина со страхом на бледном личике.

- Завтра придет человек Штефана Кэйвано, - рыкнул Михаэль сквозь плотно сжатые зубы, - подготовь эту дрянь, - он ткнул в меня пальцем, - к его приходу, - окинул меня брезгливым взглядом, поморщился, скривившись. - Не хочу, чтобы он отказался от товара, сочтя его бракованным.

Стелла послушно кивнула, переводя взгляд на меня.

А я не знала, радоваться мне или плакать той перспективе, что меня опять продают.

Прикрыв глаза, я тяжело задышала, не успев заметить, как расширились от ужаса глаза Стеллы, и как побледнело ее личико при упоминании имени человека, которому была теперь вверена моя жизнь.

8 глава

Князь Четвертого клана

Это был истинный Князь клана. Никто, впервые увидевший его, не смел бы усомниться в этом.

Орлиный точеный профиль, словно высеченный из камня, всегда вызывающе острый взгляд, казалось, все знающий и все подмечающий, жесткая линия губ, сомкнутых и поджатых, волевой подбородок. Но на смуглом жестковато-мрачном лице особенно выделялись глаза. Глаза цвета грозового неба, серо-голубые, дымчатые, удивительные, дышащие умом и пронизывающие насквозь холодом насмешек глаза. Глаза Князя, взгляд повелителя, глаза и взгляд человека, привыкшего быть вожаком, чья воля была законом, и чьи желания исполнялись беспрекословно. Истинный Князь, один из тех, кто правил миром. Тем миром, который находился за гранью, и тем, который был за ее пределами.

Штефан Кэйвано был красив не классической, но той немного грубоватой мужской красотой, которая в равновесии с язвительным вызовом, горящим в глазах, и холодной полуулыбкой в уголках губ придавали его лицу вызывающую дерзость и циничное равнодушие. Легкая небритость щек, прищуренность глаз, в полумраке зала казавшихся черными, и внешняя ледяная невозмутимость придавали его лицу загадочность и таинственную мрачность. Что, тем не менее, ни умаляло его магнетической привлекательности, скрытой за маской грубости и безразличия.

Он был выше всех, кто его окружал, оставаясь глух к мольбам и просьбам слабых мира сего.

Он был так же бессердечен и жесток, как и красив. Порой его жестокость и бессердечность переходили все допустимые грани. Бессердечный и безжалостный властитель судьбы.

Негодяй, заслуживший право называться Князем целого клана? Представитель верховной элиты, которая руководила судьбами более слабых и готов к подчинению людей? Рабов.

Князь, король, негодяй!? Штефан Кэйвано.

Восседая в широком кресле с высокой спинкой с выгравированной на ней меткой своего клана, мужчина потягивал вино из бокала, дерзко и вызывающе выпуская изо рта колечки белесого дыма сигареты. Белая полупрозрачная сорочка с длинными широкими рукавами не скрывала, а подчеркивала атлетичность и подтянутость его фигуры, широких плеч, мускулистость груди и оттеняла черноту волос, в полумраке зала казавшихся совсем черными. Вместо черных брюк на нем джинсы, протертые на коленях.

Саркастически ухмыльнувшись, мужчина, наклонив голову набок, придирчиво осмотрел свою гостью.

А девушка, восседавшая рядом с ним, между тем была столь же красива, сколь и хитра.

София Бодлер, представительница знатного дворянского рода, была подругой Князя и его любовницей. Невысокая и статная, с шикарными волосами цвета топленого золота и раскосыми карими глазами, припущенными черными ресницами. Выросшая в роскоши и богатстве, своеволии и вседозволенности, избалованная и упрямая, она знала, чего хочет.

И положение любовницы при Князе Кэйвано было не тем, о чем она мечтала.

А вот положение его жены… Это именно то, о чем она грезила ночами.

О жестокости Князя Четвертого клана ходили легенды. Почти все они были правдой, София знала это. Однажды на себе испытав весь его гнев и подлинную ярость, она в последствии остерегалась вызывать в нем хоть толику подобных чувств.

Он не терпел неподчинения и своеволия. Он ломал их на корню. Но он восхищался силой и волей. Были случаи, когда он статус раба превращал в статус свободного человека. Свободного от его власти, конечно же, потому что никто, однажды попавший за грань, уже не возвращался назад. Свободного – то есть, слуги.

Ее мало волновало, что будет с теми, кто именовался рабами. Вернутся ли они назад, перейдя грань, и будут схваченными там? Или же окажутся пойманными здесь, умирая под пытками за свое безрассудство? Умрут ли, останутся ли жить? Она никогда не мучила свой мозг подобными вопросами. Потому что она была представительницей дворянского рода, хозяйкой, - а не рабой. Она думала лишь о том, что касалось лично ее. И сейчас ей был интересен лишь один человек, этот безжалостный повелитель, что сидел рядом и горячей насмешливостью пробегавший взглядом по ее фигурке.

Ее бросило в жар, ладони противно вспотели, внизу живота все затрепетало, учащенно забилось сердце.

Но она ответила на его взгляд взором холодной неприступности и усмехнулась уголками губ.

Штефан сощурился, брови его взметнулись, выражая легкое изумление, губы дрогнули и скривились.

Приподняв бокал с красным вином, осушив его одним глотком, он затянулся сигаретой, закрыв глаза и блаженно откинув голову на спинку кресла.

Он никогда никого не подпускал к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, не позволяя прикоснуться к сути своего бытия. Он был одиночкой. По своему статусу, по жизни, по мироощущению.

София же собиралась стать первой, кто приблизится к нему. И ради этого готова была пойти на все.

Родовое имение служило роду Кэйвано уже несколько столетий. Оно находилось на границе Чехии с Польшей. Это был великолепный средневековый замок, каменный, не полностью используемый для жилья. Часть комнат предназначалась для самого хозяина, остальные для рабов, в дни приемов и советов для мероприятий отводилось большинство комнат Южного крыла, предназначенных специально для гостей.

Сейчас Князь и его гостья находились в Северном крыле замка, в зале для приемов, который представлял собой большое помещение с высокими потолками куполообразной формы и стеклянными фресками вместо окон. В комнате, обставленной старинной мебелью девятнадцатого века и полом, устланным шерстяным ковром красного цвета, что зрительно говорило о богатстве хозяина.

Раскинувшись в кресле, Князь из-под опущенных ресниц наблюдал за своей гостьей, жестко улыбаясь.

Она была красивой, чертовски привлекательной и сексуальной, она всегда возбуждала в нем желание задрать ей юбку и опрокинуть на кровать. Уже в тот день, когда они познакомились, Штефан ощутил потребность обладать ею. Дерзкая и упрямая, статная и эффектная, она произвела на него неизгладимое впечатление, совершив почти невозможное, - заинтересовав пресытившегося и уставшего от однообразия безжалостного повелителя. Но уже тогда он понимал, что этого не добиться без ее согласия. Она не его рабыня или служанка. Она дочь представителя знатного дворянского рода, одно из древнейших родов за всю историю их мира, и подобной дерзости по отношению к ней не простят даже Князю Четвертого клана.

Он никогда не сомневался, что она станет его любовницей. И София ею стала. Жаль только, что сейчас она метила гораздо выше, чем просто любовница. Это немного раздражало.

Он знал, что она мечтает стать его Княгиней, хозяйкой его клана, властвовать вместе с ним. И их частые разговоры, в последнее время оканчивались довольно-таки прозрачными намеками с ее стороны.

Он так же знал, что этому браку будут рады в Совете. Такие союзы между Князьями и представителями дворянства были не редкостью и не исключением, а скорее правилом.

Вот только Кэйвано никогда этому правилу не следовали. Они были одиночки по жизни, потому что ни один из них не встретил ту достойнейшую, что смогла бы назваться хозяйкой Багрового мыса.

И Штефан был абсолютно уверен, что София не была достойнейшей. Она были лишь одной из...

И потому он не собирался уклоняться от законов своей семьи в угоду законам Совета.

На Софии он жениться не собирался, пусть она об этом и не догадывалась.

В последнее время она стала ему отчаянно надоедать, чрезмерно раздражая своей настойчивостью, даже навязчивостью. Он чувствовал, что начинает терять к ней интерес в угоду своим принципам и семейным табу не просто потому, что пресытился ее телом и ласками, но потому, что ее общество стало покушаться на его одиночество. А этого он не позволял никому.

Слишком быстро все изменилось. Когда-то завлекшая его дерзость превратилась в желании подчинить его себе и вынудить поступить так, как того хотела она. Красота надоела, он ею просто пресытился. Лишь ее тело все еще манило и влекло к себе, он по-прежнему разгорался за одно мгновение, стоило ей к нему прикоснуться. Но и это со временем должно будет пройти. Ничто не вечно. И Софии тоже найдется замена.

Глаза Князя сузились, а губы едва дрогнули в дерзкой полуулыбке, напоминавшей оскал.

Сейчас София предпринимала еще одну попытку обратить на себя внимание. Совершенно напрасно, потому что он уже давно разгадал ее. Его влекло ее тело, роскошное, надо отметить, но ни на что большее польститься он не мог. И, когда она, медленно поднявшись и прошествовав с гордо поднятой головой к камину, а затем назад к креслу, остановилась всего в шаге от него и, откинув назад волосы, улыбнулась, Штефан не смог удержаться.

Отложив сигарету, мужчина стиснул зубы и холодно процедил:

- Иди сюда.

Голос его был тих, но звучал громко в застывшей тишине зала приемов, и даже как-то зловеще.

Но Софию нельзя было испугать. Она лишь шире улыбнулась и вздернула светлые бровки.

- Или?..

Горячий взгляд обжег ее изнутри.

- Иначе я подойду сам.

Никто и никогда не смог бы назвать Софию глупой. Она была слишком расчетливой и хитрой для этого.

Она высоко метила - стать женой вождя целого клана, почти короля! Но она всегда знала, чего достойна. Никогда себя не принижая, она верила, что достойна лучшего, и лучшим для себя считала именно Штефана Кэйвано. Как только он даст согласие, как только Совет одобрит этот брак, София сможет по праву считаться хозяйкой этого имения и еще других, принадлежащих ему. Она сможет назвать себя хозяйкой и сердца этого мужчины. Он не любил ее, девушка это знала. Женщины всегда чувствуют подобное. Но что-то скрывалось в глубине его черной, грешной души, что-то такое, что вселяло в нее веру и надежду, что когда-нибудь этот шикарный мужчина, северный лев назовет ее своей женой.

Ради этого она готова была рискнуть. Плюнуть на любовь и довольствоваться титулом Княгини.

Откинув на плечи водопад золотистых волос, волной рассыпавшихся по спине, София подошла к Штефану, небрежно откинувшемуся на спинку кресла, и встала между его расставленных ног. Наклонилась над ним, загадочно улыбаясь, и, соблазнительно подергивая тонкими бровками, подставила его ищущему горящему взгляду упругую молочно-белую грудь, выглядывающую из глубокого декольте ее кроваво-красного платья, надетого специально для него.

Она знала, что этот цвет, цвет ярости и страсти, заводит его, возбуждая и воспаляя, и, усиливая эффект, наклонила голову, почти касаясь подбородком оголенного плеча, и посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Дерзкая улыбка мелькнула на ее лице, когда Штефан, сощурившись, плотно сжал губы, втягивая в себя воздух. Отнюдь не такой сдержанный и спокойный, каким его привыкли видеть в Совете и в бизнесе. Страстен и горяч, неистов и импульсивен, хотя внешне стабильно невозмутим.

_________________________-

- Ты сегодня не в настроении, - проговорила София, низко наклоняясь к нему и обжигая смуглую щеку теплом своего дыхания. Заглянула в глаза. – Что-то случилось?

Устало откинувшись на спинку, он из-под опущенных ресниц посмотрел на нее и усмехнулся.

- А разве отец тебе еще не доложил, в чем дело?

София надула губки, сделав вид, что обиделась. Но не столько оттого, что ее задел ответ Князя, сколько потому, что он никак не отреагировал на ее прикосновение к своей щеке. Насупившись, она спросила:

- Почему ты считаешь, что отец будет докладывать мне о том, что творится на Совете?

Он двигался молниеносно. София не успела ничего понять или осмыслить, а Штефан резко выпрямился, схватил ее тонкие запястья в плен своих горячих рук и потянул девушку на себя. Так резко и неожиданно, что она, не успев среагировать, упала в его объятья, почти распластавшись на широкой мужской груди.

Сердце застучало в ушах с удвоенной силой, а кровь прилила к щекам так быстро, что кожа запылала.

А Штефан, глядя в расширившиеся, пылающие мучительным вожделением глаза, невыносимо медленно скользнул рукой по ее бедру, задевая красную материю и касаясь обнаженной кожи кончиками пальцев, надавливая на оголенные нервные окончания, сводя с ума от напряжения и все нарастающего возбуждения.

Молчал, не произнеся ни слова, а его руки продолжали испытывающее скольжение вдоль ее тела, жестче и настойчивее приподнимая платье и обнажая загорелую бархатистость женской кожи.

София закинула голову назад и, учащенно задышав, приоткрыла рот. Кожа превратилась в раскаленный клубок нервов, порабощенных первобытной силой плотского желания, которое подкрадывалось к каждой клеточке ее тела. Нарастающее электрическими волнами возбуждение разгоралось внутри нее огненным шаром в геометрической прогрессии. Низ живота скрутило сладкой болью, пронзившей тело до основания.

Его пальцы, коснувшись линии позвоночника, метнулись к плечам, легко надавливая и поглаживая, устремились к шее, прощупывая чувствительность, и застыли на нижней губе, нежно ее теребя.

Ей не хватало воздуха, ее ладонь стиснула его руку, вынуждая Князя остановиться. Или же продолжить сладкую муку?.. Через силу, едва разомкнув пересохшие губы, София проговорила:

- Так... почему ты так считаешь?..

Губы Штефана изогнулись, он грубо сжал ее затылок и притянул к себе.

- Потому что ты просишь его сделать это, - прошептал он саркастически в ее приоткрытые губы. – Нет?

София тяжело задышала, ощущая прилив первобытного возбуждения и непривычного страха перед этим опасным мужчиной.

Он, действительно, был опасен, она это знала. Это знали все в их мире. Да и за гранью он завоевал славу жесткого и беспринципного предпринимателя, перед которым пасовали очень многие. Его имя вызывало дикий ужас и всеобщий трепет, и лишь неосведомленный не боялся упоминания о нем. И она - боялась.

- От тебя ничего не скроешь, - тихо проговорила София, наклоняясь к нему все ниже. – Ничего...

Горячий спертый воздух возбуждения ударил ей в нос, провоцируя и сводя с ума. София протестующе застонала, когда его губы, остановившись в сантиметре от ее рта, решительно увернулись.

Штефан мягко, очень тихо рассмеялся, если это можно было назвать смехом, приподнимая уголки губ.

Князь Четвертого клана редко улыбался, если вообще когда-либо делал это.

- Что еще он тебе рассказал? – коснувшись языком ее подбородка, прошептал мужчина, чертя влажные круги на ее подбородке и поднимаясь выше.

- Н-ничего, - запинаясь, проговорила девушка, сильнее сжимая ладонями его руки, и чувствуя, как ногти впиваются в кожу.

- Ничего? – его влажный язык скользнул вдоль манящей сладости ее губ. – Ты уверена?

София застонала и подалась навстречу дурманящей волне желания, накрывшей ее с головой.

- Исаак хочет оспорить решение Совета и завещание Бернарда?.. – прошептала она на выдохе и закрыла глаза, ожидая поцелуя. – Это правда?

Если Штефан и напрягся, но не подал вида.

- Действительно? – она ощутила его усмешку кожей, брови Князя взметнулись вверх. – Но это не новость для меня. Сколько лет он уже хочет сделать это? С тех самых пор, как умер Бернард, кажется...

София наклонилась к нему, всем телом налегая на широкую грудь и предвкушая сладостный поцелуй.

- Я уверена, что у него не получится заполучить власть...

- Но ему этого очень хотелось бы.

- Ха, не сомневаюсь! – злобно хохотнул мужчина, резко отстранившись от девушки и заглянув ей в глаза.

София скользнула губами вдоль его щеки, задевая висок, касаясь мочки уха. Обдавая горячим шепотом:

- Если бы ты женился и произвел на свет наследника, подобной проблемы не возникло бы...

Штефан мгновенно застыл, помрачнел, глаза его сузились.

- Ты ошибаешься, - заявил он жестко. – Тот, кто хочет власти и стремится заполучить ее, не остановится ни перед чем, тем более его не остановит моя жена.

- Значит, тебе нужна жена, которая имеет голос в Совете, - настойчиво сказала девушка.

- К сожалению, Кассандра дала обет безбрачия, - сухо отрапортовал Штефан, отстраняясь от Софии.

- Или та, чьи родственники имеют этот голос, – добавила девушка, прижимаясь к Штефану плотнее.

Князь посмотрел на нее изумленно, а затем расплылся в улыбке. Слишком прозрачный намек.

- Кого ты имеешь в виду, София? – насмешливо спросил он, отлично зная ответ.

- Себя, - с вызовом заглянула ему в глаза. И совершенно ничего в них не увидела. Холодность, пустота, равнодушие. – Я могла бы составить тебе прекрасную партию, и ты это знаешь.

- Я не могу жениться на тебе, - сказал он резко, - и ты это знаешь.

- Но почему?! – выпрямившись на его коленях, воскликнула девушка.

- Потому что я один, - жестко выдавил князь, блеснув чернотой демонских глаз. – Я всегда один.

- Ты мог бы...

Она так и не успела договорить, в дверь легко постучали, вызывая в аристократке волну яростного гнева и острого разочарования. Черт побери этих визитеров!

Штефан, жестом велев Софии отойти, устало разрешил постучавшему войти.

София, поморщившись и недовольно скривив губы, с тягучей медлительностью отползла от Князя, нарочно задевая его тело своим, словно сползая по нему вниз. Так же нарочито медленно выпрямилась, вскинула подбородок и, покачивая бедрами, отошла. Она знала, что он возбужден, и намеренно вызывала в нем страсть и ответное желание.

- Ты еще вернешь мне этот долг, - коротко и жестко бросил Князь, пронзая девушку горячим взглядом.

Легко усмехнувшись, она повернулась к нему, вздернув брови, усмехнулась и присела на край кресла.

Через мгновение дрогнули двустворчатые двери, и в зал приемов, поклонившись, вошел его Ищейка.

Штефан нахмурился, удивившись.

- Максимус? - серо-голубые глаза превратились в льдинки.

- Мой господин, - подойдя ближе, проговорил мужчина в черном плаще, - я нашел для вас рабыню. Мне показалось, вы будете довольны.

Брови Князя поползли вверх, губы жестко скривились.

- Что мне нужно об этом знать? – равнодушно осведомился он.

-. У нее длинные волосы, черные, как вороново крыло, и глаза цвета зеленой листвы...

- Избавь меня от подробностей подобного рода, - резко перебил его властелин. - Веди ее сюда.

- Да, мой господин, - покорно сказал Ищейка и, откланявшись, вышел из зала.

София, сверкая глазами, уставилась на Штефана с едва сдерживаемой злостью.

- Еще одна?! - сквозь зубы процедила она, поджав губы. - Тебе мало рабынь?

Лицо Князя помрачнело. Приподнявшись с кресла, он сделал несколько тигриных шагов по залу.

- Их никогда не бывает много, - задумчиво, но жестко заявил он. - И к тому же, я полностью доверяю выбору Максимуса, он не предоставит мне испорченный товар, - сощурился. - Значит, что-то в ней есть.

- Твоей жене не понравится, что ты…

- Во-первых, - грубо перебил ее мужчина, остановившись и заложив руки за спину, - у меня нет жены! А, во-вторых, - он пронзил девушку раздражением, и та вздрогнула, - если она и появится, то не в силах будет запретить мне делать то, что я делал всегда, - его слова били сильнее кнута, и София, поджав губы, не смела произнести ни слова. - Это она станет Княгиней Кэйвано, второй после меня, а не наоборот.

София хотела осмелиться и все же сказать, что возражает против подобного обращения, но посчитала за лучшее не распускать язык. За свои слова она могла и поплатиться. В самое ближайшее время.

Легкий стук в дверь вновь потревожил стены зала приемов, и Штефан, медленно продвигаясь вперед, разрешил Максимусу войти.

Дверь мгновенно распахнулась, и Ищейка, придерживая под локти невысокую девушку, смущенно потупившую взор, вошел внутрь, подталкивая незнакомку вперед. Она не двигалась с места, словно ноги ее приросли к полу, и Максимусу пришлось толкнуть ее так сильно, что она, не ожидая этого, споткнулась и едва не упала, чудом устояв на ногах.

- Вот она, мой господин, - сказал Ищейка, отступая вперед и предоставляя новую рабыню взору хозяина.

Штефан окинул ту беглым равнодушным взглядом и, подойдя ближе, продолжил осмотр, наклонив голову набок. Что в ней было такого... особенного? Он доверял выбору своего слуги, но сейчас решительно не понимал, что тот нашел в этой девчонке.

Хрупкая, как стекло, как фарфоровая статуэтка, бледная, почти прозрачная, сломленная и подавленная, какая-то разбитая. Ему никогда такие не нравились. Его даже передернуло от отвращения. Слабая.

Но волосы у нее были, действительно, прекрасными. Длинные, спускавшиеся по спине гладкой волной.

Подошел к ней, остановившись в полушаге. Коснулся волос, ощутив кожей их шелковистость. Втянул в себя воздух. Пряный аромат ванили обдал его потоком свежести и сладости. А вот глаза ее смотрят в пол. Дышит часто и тяжело, губы плотно сжаты, ноги дрожат. Одета в короткое хлопковое платье, на ногах сандалии. Кому-то принадлежала до него?.. Бросил взгляд на оголенное плечо. Метки не было.

- Посмотри на меня, - грубо приказал он ей.

Но она не подчинилась, по-прежнему глядя в пол и не двигаясь, казалось, даже не дыша.

- Посмотри. На меня! - повысив голос, жестко повторил он свой приказ.

Ресницы ее дрогнули, встрепенулись, и она приподняла личико. Хорошенькое личико, недурное.

Огромные зеленые глаза стали шире. А через мгновение она, неслышно вскрикнув, отступила назад, тут же наткнувшись на могучую спину Ищейки, который и удержал ее на месте.

Штефан стиснул зубы, вмиг разозлившись подобной реакции на свою персону.

А она продолжала смотреть на него изумленно, ошарашенно, выпучив глаза, приоткрыв рот, побледнев.

- Как тебя зовут? - спросил Штефан, коснувшись ее лица кончиками пальцев, но она, взирая на него с изумлением и страхом, молчала. Не отстранилась, но тряслась, как в лихорадке.

Штефан, стиснув зубы, повторил свой вопрос.

- Каролла, - вместо девушки ответил Максимус. - Ее зовут Каролла.

Не глядя на Максимуса и окинув рабыню бесстрастным взглядом, Штефан презрительно скривился.

- Десять ударов, - бросил он, обращаясь к слуге, но прожигая глазами девушку. – Через двенадцать часов приведешь ко мне, - это уже Максимусу. - Посмотрим, на что она сгодится.

Дав знак Ищейке уйти и увести рабыню, Князь сузившимися глазами провожал их до самой двери.

- Интересная девица, - мнимо равнодушно проговорила София, подошедшая и застывшая позади него. - Но слишком простая. И к тому же слабая. Тебе не понравится, я уверена.

Не отводя взгляда от закрывшейся двери, Князь нахмурился.

- Посмотрим, - холодно бросил он. - Возможно, она сможет меня удивить.

И резко повернувшись, захватил Софию в свои объятья, крепко сжимая девушку в стальных тисках.

- Кто-то здесь кое-что мне должен, - жестко выдал он, увлекая девушку за собой. - И я намерен получить свой долг.

9 глава

Из огня да в полымя

Это невозможно. Разве нет? Разве так бывает?! Разве можно хотя бы подумать, хотя бы представить на миг, что все это... правда? Не ложь, не фантазия, не иллюзия моего воспаленного воображения и не сон, но – реальность!? Нет, нет, и еще раз нет! Не может быть. Или все-таки может?.. Мои глаза не обманывали, и кожа горела так же сильно, как и в первую встречу. И этот взгляд, эти холодные, убивающие льдом глаза. И жесткая линия губ, сведенные к переносице брови... Могло ли такое мне привидеться? Дважды?!

Но насколько же нереальным все казалось, настолько вымышленным, ложным, неправильным, что хотелось разорвать действительность в клочья, лишь бы доказать себе и всем остальным, что это ошибка. Чья-то очень недобрая, плохая шутка!

Но реальность ударила мне в лицо грубым и жестким приказом монстра, кажется, и не обратившего на меня внимания. Ему было плевать, кто перед ним. Он меня даже не узнал! Для него я была лишь новой рабой, привезенной Князю для утех и забав. Я была столько же не нужна, как и прошлогодний снег.

Хотя... КАК он смотрел на меня! Боже, люди так не смотрят. Люди так не умеют смотреть! Горячий и одновременно леденящий душу взгляд, раздевающий и убивающий защитные инстинкты, острый, хотя и почти невесомый, едва касающийся кожи, но такой... Словно тысячи электрических разрядов вонзились в кровь, пронзая тело до основания. Сердце на миг, кажется, остановилось, я не слышала, как оно стучит. Или оно отчаянно надрывалось у меня в горле, так неистово и бешено, что, казалось, я не смогу произнести и слова, даже если захочу?..

А он все скользил по мне глазами. Равнодушно, неспешно, вяло и инертно. С презрением, с апатией, с легким равнодушием, застывшим на мрачном загорелом лице, и читавшейся в демонских глазах скукой. Истинный Князь. Тогда я поняла это совершенно отчетливо. Он – Князь, он – рожденный повелевать.

Когда он спросил меня, как мое имя, я вздрогнула. Я бы осмелилась сказать, если бы могла, но слова не шли с языка, ни одного, лишь поток бессвязных полустонов и всхлипов, так с моих губ и не сорвавшихся. Он повторил свой вопрос более жестко, откровенно раздражаясь от моего молчания. И тот мужчина, что привел меня к нему... Кажется, его звали Максимус, ответил за меня. А я продолжала молчать.

Я не просто дрожала, меня трясло, как в лихорадке, неистово, сильно, долго. Я ощущала дрожь во всем теле, даже в глубине сердца, и после того, как меня увели из зала приемов. А его приказ, жесткий, грубый, настолько пустой, равнодушный и циничный... Он звучал у меня в ушах даже в тот момент, когда кнут, касаясь моей обнаженной спины, раздирал меня болью и оскорблял унижением.

И я все еще молилась, все еще ждала чуда, все еще надеялась, что вот сейчас, через мгновение, открою глаза и пойму, что все, что происходило со мной в течение последнего месяца, было лишь сном, кошмаром.

Но новый удар кнута рождал в теле и сердце новую боль, кажется, еще более острую, чем предыдущий, а потом... после седьмого удара я уже перестала что-либо ощущать или чувствовать, провалившись в немую пустоту и отрешенность от всего.

Как сквозь сон, я услышала голос Ищейки, приказывавший отнести меня в комнату, а потом... ничего. Абсолютное ничто. Темнота, полумрак, разрывающийся калейдоскопическими картинками прошлого.

- Смотри, какая красавица!.. Наша крошка!

Это мама. Я не могу знать наверняка, я не помню ее голоса, но уверена, - это она.

Только у нее может быть такой нежный, такой родной, такой близкий голос. Это она. Ма-ам-а-а!..

- Ка-аро-оли-ина-а, - медлительно растягивая гласные, произносит она, обращаясь ко мне.

- У нее твои глаза, - с нежностью, заботой прорывается в сознание мужской голос.

Незнакомый, хриплый, но казавшийся таким же родным.

- И твои волосы, такие же черные, - усмехается. – Зачем мне второй дьяволенок?

- Я люблю тебя...

А потом вдруг:

- Хватай ее! Хватай! Ну же, держи!? – грубый детский шепот, срывающийся на раздраженный крик.

- А ну не брыкайся, тварь! А то все лицо тебе изрежу!..

- Держи ее за руки!.. Давай, режь! Чего стоишь?! – щелчок, резкий и неожиданный. Мой дикий крик.

- Она меня укусила!.. С*ка!

- Это тебе на память!.. – и боль обжигает лицо, словно прошлое возвращенное назад.

А в эпицентре этого хаоса ОН. Демон, дьявол, сам Сатана, явившийся по мою душу и пронзавший огнем своих холодных голубых глаз, словно резавший ножами плоть.

- Посмотри на меня!.. Как тебя зовут?.. Десять ударов!.. – голос беспечен, жесток и холоден.

- Нет, нет... – шепот вырывается клочками боли из моей раскаленной груди.

- Ахахах... Ты – рабыня. Рабыня, рабыня... Рабыня!..

Мгновения спасительной пустоты и темноты, а потом вдруг озарение. Словно вспышка, искра, взрыв.

И понимаю, что сумасшествие завладело мной окончательно. Я попала в его власть.

Это он! Тот самый незнакомец, который чуть больше месяца назад сбил меня на своем шикарном БМВ. Он, и сомнений быть уже не может. Не брат-близнец, не просто очень похожий на него незнакомец, но тот же самый мужчина. Князь! Князь этого мира... А я... Я – сошка, я раба, я пешка!..

Хозяин, повелитель, владыка, дворянин, наделенный свыше неведомой мне властью.

Как и говорила Мария... Так, как она мне и говорила! Князь этого мира может оказаться богачом из мира моего... Боже, Боже, вот и оказался!.. Оказался... Но как?.. Почему?.. Как такое может быть возможно? Как можно игнорировать законы той же физики? Это. Не может. Быть. Правдой!

Иллюзия, плод моего воображения, фантазия.

Или завуалированная под ложь истина? Чтобы никто никогда не смог ее распознать, раскрыть, увидеть!?

Другой мир. Иная реальность. Чужая жизнь. Где ты разом теряешь всё, что имеешь. Свободу, права, чувства, эмоции, даже сама жизнь уже тебе не принадлежит. И нет пути назад, нет возможности вернуться в прошлое... В то прошлое, где параллельный мир казался лишь сказкой, легендой, нелепостью... Потому что пути к отступлению перекрыты. Тот, кто перешел грань, уже не вернется назад.

Меня разбудило грубое прикосновение тяжелой мужской руки к моему плечу.

- Вставай!

Сознание не желало реагировать на грубые толчки в спину и едкие слова.

- Ну, же, давай! – послышалось над моей головой вновь. – Хозяин не любит ждать.

Я приоткрыла глаза, опустошенно глядя вверх перед собой, где, нависнув надо мной, стоял Ищейка. Он был очень высок и широк в плечах. Одет просто, в черную футболку и синие, немного порванные джинсы. Лицо красивое, с правильными чертами, прямым носом, если бы его не омрачала жесткость острого взгляда и упрямая линия губ, волевой подбородок и сведенные к переносице брови.

Хмурый и мрачный тип. Еще один тюремщик. Еще один... убийца меня!

- Уже двенадцать часов прошло, - сказал Максимус, подталкивая меня. - Князь требует тебя к себе.

Я приподнялась на постели, чувствуя, как горит спина, как дрожат руки, и, глядя на свои ладони, вдруг тяжело вздохнула. Не поднимая на мужчину глаза, тихо, едва разлепив сухие губы, смогла выдавить:

- Князь?..

- Штефан Кэйвано, - коротко бросил Максимус. – Твой господин.

Мой господин. Как смешно это звучит. Как нелепо. Как уничтожающе и искренне... С ума сойти!

- У меня нет господина, - могу лишь выдавить я из себя, с силой выговаривая слова. Болят и губы тоже.

- Теперь есть, - грубо хватает меня за руки, приподнимая с жесткого матраса. – Пошли!

И я на шатающихся ногах иду за ним, ни о чем не спрашивая. Болит все тело, но боль уже привычная, не чужая, а оттого не такая неожиданная. В доме Михаэля меня били пусть и не так жестко, но все же били, и силу этой боли я уже успела испытать.

- Когда Князь заговорит с тобой, отвечай на все его вопросы, - заявил Максиму, подводя меня к высокой двери. - Не думаю, что тебе стоит быть своевольной и упрямой с ним, он этого не терпит, - открывая дверь, он резко повернулся ко мне и впился в меня взглядом, прожигая им. - И не вздумай сама задавать вопросы!

У меня хватило сил лишь на то, чтобы кивнуть, и, когда Максимус, открыв дверь, впустил меня внутрь помещения, которое оказалось библиотекой, неспешно, едва передвигая ноги, сделала шаг вперед.

Дверь позади меня, тихо и зловеще скрипнув, захлопнулась.

И я осталась наедине с моим демоном.

Он сидел в высоком кресле за письменным столом в самом углу и, затягиваясь сигаретой, казалось, не смотрел на меня, поглощенный своими размышлениями. Волевой, статный, равнодушный, бесчувственный негодяй! Красивый, как Бог, и безжалостный, как сам дьявол.

Я исподлобья наблюдала за ним, вжимая плечи и стискивая подол платья дрожащими потными руками.

Сердце билось, как сумасшедшее, разъедая своим биением мои напряженные нервы. В висках стучало и шумело, а в горле вырос острый ком невысказанных вопросов, которые мне нельзя было задавать.

Мой демон молчал, уставившись в потолок и словно не обращая на меня внимания. Но я чувствовала, что его равнодушный вид напускной, лживый, фальшивый. Он следит за мной, выжидает, наблюдает. Как и я смотрю на него, он присматривается ко мне. Будто ищет мои слабые стороны, прощупывает их, ждет. Когда я ошибусь.

Но я молчала. Это молчание сводило с ума, выносило мозг, разрывало на части меня и мое сердце. Руки тряслись, и я сильнее сжала их в кулаки, сглотнула комок боли, застрявший в горле, уставилась в пол.

- Подойди.

Этот голос вынудил меня вздрогнуть, задрожать вновь. Не грубый, но жесткий приказ.

На ватных ногах я двинулась к мужчине и, остановившись в паре шагов от него, подняла на него глаза.

Затягиваясь сигаретой и выпуская изо рта колечки серого дыма, он смотрел на меня в упор, прищурившись и иронично скривившись. Словно играл со мной, как тигр играется с пойманной добычей, желая посмотреть на то, как она будет мучиться в его звериных объятьях, ставших бы для него последними.

- Ты Каролла? – медленно протянул Князь, откинув голову назад и наблюдая за мной с интересом.

- Да, меня зовут Каролла, - и как только мне удалось заставить голос не дрожать?!

- Хм, - усмехнувшись, выдал он и, окинув меня беглым взглядом, заявил: - Здесь тебя будут звать... ммм... Кара. Здесь это означает «бесправная», - пояснил он, хмыкнув. - Откуда ты?

- Из Праги, - сухо пробормотала я, стискивая зубы. Словно бы ты не знаешь!

- Сколько тебе лет?

- Двадцать четыре.

Его брови подскочили вверх, хотя глаза не выдали удивлении, оставаясь такими же ледяными.

- Откуда этот шрам? - спросил он, равнодушно наклонив голову.

Я стиснула зубы, будто не желая отвечать.

- Подарок из прошлого.

Он сощурился, но промолчал, продолжая меня осматривать.

- Кто был твоим прежним хозяином?

Я подобралась, слушая, как грохочет в груди сердце.

- Михаэль... Я не знаю его фамилии, - запнувшись, выдавила я.

- А кто я такой, знаешь? – сощурившись, спросил он и уставился на меня.

Нет. Я знаю лишь, что ты демон, что ты дьявол! И что ты не помнишь, совсем не помнишь меня!..

- Только то, что вы... Князь и...

- Стоп! – резко перебил он меня, пронзая меня острым взглядом. – На этом и остановимся. Ничего более тебе знать и не нужно, - голос вдруг изменился, став жестким. - Я Князь, я повелитель, я - твой господин, - он дошел до зловещего шепота, уничтожая меня холодом глаз. - Любое мое желание является законом для тебя. Ясно? – я промолчала, и он прикрикнул: - Ясно?!

- Да! – резко вскинув голову и оказавшись под обстрелом презрения, плескавшегося в его зрачках, я вновь потупилась и тихо повторила: - Да, поняла.

- Сколько ты жила у Михаэля? – спросил он, отбрасывая сигарету в сторону.

- Почти месяц.

- А до него?

Я гордо вздернула подбородок, глядя сквозь него, будто боясь встретиться с ним взглядом.

- Я была свободной, - заявила я, поджав губы. И получу свою свободу назад, чего бы мне это не стоило!

Ему не понравился тон моего голоса, губы его сжались, брови дернулись, сойдясь на переносице. Встав с кресла, он резко навис над столом, вглядываясь в мое бледное лицо.

- Ключевое слово здесь «была»! – резко выдохнул он. – Больше ты не свободна. Ты рабыня. Моя.

Почему-то именно это последнее слово – моя, подействовало на меня возбуждающе. Огонь раскаленной лавой промчался вверх, проникая в кровь, желудок скрутило узлом, а ладони вспотели сильнее.

- Он успел поставить на тебе свою метку? – жестко спросил Князь.

- Метку?..

- По всей видимости, нет, - сухо откомментировал мужчина и стремительно двинулся ко мне.

Я и ойкнуть не успела, как он резко схватил меня за руку, повернул к себе спиной и дернул платье вниз, обнажая плечи и спину. Я едва слышно вскрикнула, дернулась, подавшись вперед, пытаясь высвободиться из его захвата, но Князь удержал меня на месте, грубо стиснув кожу пальцами.

Еще мгновение, и я ощутила прикосновение его горячих пальцев к своей коже. Погладил, грубо, жестко, но не причиняя боли, наклонился к моему уху и, обдавая холодным шепотом, произнес:

- Ты только моя, Кара, - язвительно хмыкнул, отстраняясь. - Никаких меток. Но скоро появится, - добавил он, отходя от меня и вновь схватив сигарету.

Я все еще дрожала, как в лихорадке, охваченная огнем и арктическим холодом, ноги подкашивались. Я осмелилась повернуться к нему лицом и дрожащими губами произнести:

- Что со мной теперь будет?..

Он окинул меня быстрым колким взглядом. Усмехнулся, скривившись, но глаза оставались пустыми.

- Что будет? Хм... Для постели ты не годишься, не люблю слабовольных брюнеток, - он выпустил изо рта колечко сизого дыма и окинул меня презрительным, насмешливым взглядом. - Но я могу и передумать, - сказал он, сощурившись. – Если ты удивишь меня.

Ни за что! Я сглотнула и невольно отступила.

- Максимус проводит тебя к Лейле, она все объяснит, - коротко бросил Князь, подходя к окну. - Если я не позову тебя, не смей попадаться мне или моим гостям на глаза. В противном случае будешь наказана, - грубо продолжал он. - Никаких попыток побега, тебе не понравятся последствия. Никому не рассказывай о том, что было в прошлом, забудь его, потому что прошлого у тебя теперь нет. Твое имя теперь Кара, на него и откликайся. Если ослушаешься, наказание не заставит себя ждать, - повернувшись ко мне спиной, он даже не делал попытки проверить, слушаю ли я его. Знал, что слушаю. - Отныне ты моя рабыня, одна из множества тех, кто мне подчиняется и служит, если не будешь делать, что приказано, то надолго здесь не задержишься. Я отправлю тебя в Колонию, - резко повернулся ко мне, лишь для того, что окинуть брезгливым взглядом. – Такую, как ты, там сломают в два счета. Если я позову тебя к себе, ты придешь и исполнишь все, что я прикажу. Ясно? – я молчала, завороженная звуком его спокойного зловещего шепота. – Ясно, я тебя спрашиваю?!

- Да, ясно...

- Тогда можешь идти, - бросил он, отвернувшись к окну. – Максимус тебя проводит.

Я сделала вперед лишь один шаг и остановилась. Сердце билось в груди сильно и резво, я знала, что не стоит спрашивать, не нужно, это обернется трагедией для меня, но не могла уйти просто так.

- А вы не помните меня? – осмелилась я. - Совсем не помните?

- А я должен помнить? – равнодушно осведомился он. - Я не обращаю внимания на всякий сброд.

И все остальные вопросы застыли на моих губах, так и не произнесенные. Грудь давило, жгло, опаляло. Нещадно, неистово, жестоко. Обида захлестнула глаза, ярость блеснула в глазах, лицо покраснело, щеки вспыхнули. Меня трясло и колотило от ненависти и презрения к этому человеку.

- Иди, - грубо толкнулся в меня словами Князь. – Ты мне больше не нужна.

Я двинулась к двери, не бросив на мужчину больше и взгляда.

- Видимо, только я обращаю внимание на всякий сброд, раз вас запомнила, - подумала я, не осознавая, что эти слова невольно сорвались с моего языка.

И великий Князь Четвертого клана их услышал. Услышал, но промолчал, ядовито ухмыльнувшись.

10 глава

Добро пожаловать за грань!

Максимус подхватил меня под руки, едва я вышла из комнаты. Мои ноги так тряслись, что я была ему даже благодарна за то, что его крепкие руки смогли удержать меня от падения. Я вздрогнула, подняв на него озадаченные глаза с читавшимся внутри вопросом. Но тот, бросив на меня короткий взгляд, стремительно схватил меня под локоть, не давай и мгновения на то, чтобы прийти в себя.

- Пошли, - равнодушно сказал мужчина, сжимая мой локоть. - Князь приказал проводить тебе к Лейле.

А мне разрешалось, мне было велено или позволено сделать хотя бы что-то не так, как мне сказали?!

И я повиновалась, до сих пор ощущая, как стучит в груди мое сердце. Не веря тому, что только что со мной произошло. Не осознавая, что я только что сказала... ему. Случайно, невольно сорвавшиеся с моего языка слова. Роковые слова, дерзкие, непростительная грубость к человеку, который теперь являлся центром моего мироздания, хранителем моей судьбы, державший в своих княжеских руках мою жизнь.

Этого нельзя было говорить! Запрещалось. Только не ему. Я сомневалась, что человек, подобный этому мужчине, мог бы закрыть глаза на эти сказанные в порыве злобы, обиды и отчаяния слова. Пропустить их мимо ушей, забыть, проигнорировать? Только не он. Князь, король, лорд не потерпит неподчинения.

И ощущение скорой расправы за своеволие и дерзость терзало меня подобно еще одному десятку ударов кнутом. По обнаженной коже, сгоряча, сокрушительно, как электрический заряд по нервам.

Но жалела ли я о том, что сказала? Ничуть. Осознание непростительности сказанного ошеломило меня, поразило, удушливой волной заволокло легкие, но все же... я не жалела. Меня оскорбили, растоптали, сравнили с ничем, унизили и попытались указать на то место, которое я теперь должна была занимать. Но это было не мое место. Не мое по праву рождения. Я родилась свободной, я боролась за свою свободу всю жизнь не для того, чтобы просто так отдать ее в лапы хищника, зверя, негодяя, захватившего мир по воле случая. Никогда. Борьба будет продолжаться. До тех пор, пока я не решу, что пора ее заканчивать.

В детском доме я научилась многому, но главным там был закон выживания. Уметь бороться, если не хочешь быть избитой, мой шрам на полщеки явное тому свидетельство. Лишь однажды я не смогла постоять за себя, и была наказана за это. Это не своеволие или гнусное высокомерие, на которое мне пытались указывать, это всего лишь стремление доказать, что я имею право жить так, как хочу. И никто никогда не станет хозяином моей жизни, в которой лишь я сама являюсь полноправной хозяйкой всего.

Даже он. Особенно – он. Холодный, бесчувственный мерзавец. Князь? Король? Лорд?! Не для меня.

Богач, который прячет за маской равнодушной отстраненности, жесткой холодности и цинизма свою истинную параллельную суть. Рабовладелец, изверг, зверь... Хозяин!? Мне нужно ненавидеть его...

Но почему так отчаянно тряслись руки в его присутствии? Почему так сильно дрожало сердце, словно зажатое в тиски? Почему жар опалял легкие, мешая дышать? И почему... откуда такая реакция на его касание, легкое, почти невесомое, не нежное совсем, а грубое, жесткое... Но откуда же эта сладость?!

Дыхание сорвалось, а грудь сдавило при одном лишь мгновенном воспоминании того, как он касался моего плеча, что-то проверяя, пронзая мою кожу огнем своего взгляда. Казалось, откуда у этого холодного, как лед, жесткого, как сталь, мужчины такой обжигающий взгляд? Я чувствовала его. Он жег огнем. А потом... это прикосновение. Меня передернуло, дрожь промчалась вдоль позвоночника, оставляя вместо меня лишь пепел, осадок, останки. Сердце рвалось из груди, и я молилась, чтобы он отошел. Но его шепот... почти лишил меня чувств. Какого черта?!

Стиснув зубы и до крови прикусив нижнюю губу, я приказала себе не думать о нем. И хотя его таинственность, притягательность и завораживающий магнетизм сводили с ума и на расстоянии, сметая все условности времени и пространства, я остужала свой пыл, напоминая о том, кто он есть на самом деле.

Следуя за Ищейкой, я позволила себе осмотреть его со спины. Высокий, широкоплечий, светловолосый молчун. Смуглая кожа лица, горящие глаза и плотно сжатые губы придавали ему мрачный, угрожающий вид. Он мало говорил, но, по всей видимости, много делал, он был решителен и уверен в себе.

Интересно, он тоже раб? Что за чушь?! Разве такой мужчина, как он, может быть рабом?!

Бросив на Максимуса быстрый взгляд, я тут же отвела глаза.

Спросить его об этом я не решилась, да и сомневалась, что получу ответ на свой вопрос. Вряд ли его можно было назвать человеком, который охотно отвечает на расспросы. О себе – особенно. Поэтому я решила зайти с другой стороны.

- Кто такая Лейла? - осмелилась спросить я, едва успевая передвигать ноги.

- Лейла заведует всем хозяйством, - неохотно, после долгого молчания пояснил Ищейка таким тоном, словно каждое слово давалось ему с трудом. - Она тебе все расскажет.

- О чем?

Он резко застыл, и я врезалась в широкую спину, налетев на него сзади, я тут же отшатнулась. Его глаза, глаза зверя, полосонули меня ядом, а губы растянулись в оскале.

- О том, что тебе не стоит задавать так много лишних вопросов, - коротко бросил он. - Пошли.

И мы пошли. Я больше не осмелилась о чем-либо его спрашивать, да и не требовалось этого. Не стоило усугублять положение, и так уже маячившее на отметке «минус сто».

Он привел меня в другое крыло замка Князя и, остановившись около двустворчатых дверей, велел войти внутрь комнаты. Я сглотнула, нерешительно двинувшись вперед.

- Оставляю тебя на поруки Лейлы, - как-то зло ухмыльнувшись, сказал Ищейка. – Не желаю удачи, ибо она тебе не светит. Никогда больше, - и с этими словами, открыв дверь, толкнул меня в спину.

Я устояла на ногах и, обернувшись на закрывшуюся тут же за мною дверь, огляделась.

Это была небольшая, довольно просторная комната, полупустая, не заставленная излишней мебелью, с широким окном, завешенным темно-синими гардинами.

- Ты новенькая?

Услышав негромкий женский голос, я вздрогнула, озираясь по сторонам в поисках незнакомки.

- Как тебя зовут? - вновь спросил голос, и невысокая статная фигурка выплыла из полутьмы комнаты, выйдя на свет и остановившись в паре шагов от меня.

- Каролла, - выдохнула я, с интересом разглядывая женщину.

Ей было около сорока на вид, одета в темно-бордовое платье ниже колен. Правильные черты лица, узкие губы с полноватой верхней губой, раскосые глаза, сверкающие синим пламенем, бледное лицо, очерченные скулы и немного квадратный подбородок. Красивая, статная, даже горделивая...

- Меня зовут Лейла, - сказала женщина, наклоняя голову набок и, словно в ответ, рассматривая меня. - Но ты, наверное, знаешь это, - я кивнула она, а она подошла ближе.

Слегка приподняв подбородок, взирала на меня, сощурив глаза.

- Что ты знаешь о том, куда попала, Каролла? – спросила она меня.

- Почти ничего, - призналась я тихо.

- Так я и думала, - кивнула женщина, подходя ближе. - Мне велено рассказать тебе всё. А потом придет Вально́ и сделает тебе метку. В доме Кэйвано никто из рабов не ходит без метки, это неписаный закон, - она коснулась моих собранных на затылке черных волос, поправляя выбившиеся пряди, осмотрела лицо, поворачивая его к себе, нахмурилась, увидев шрам, заглянула в глаза. - Откуда он?

- С детства, - вмиг охрипшим голосом проговорила я, отчего-то вдруг смутившись. – А что за метка?

Вздернув вверх брови и словно удивившись, Лейла ответила:

- Метка принадлежности. Роду Кэйвано в данном случае, - скривилась. - Она остается с рабом навсегда.

- А если меня продадут? – хрипло поинтересовалась я.

- Это вряд ли. Кэйвано никогда не продают своих рабов, - холодно отрезала она. - Никогда. Их ждет или смерть, или Колония. Иного не дано.

Я содрогнулась. Или смерть, или Колония. Перспективы не самые радужные, прямо скажем...

- Я не знаю, куда я попала, - тихо проговорила я, словно желая выговориться. – Я не понимаю, почему я...

- Когда ты перешла через грань, то все изменилось для тебя...

- Что это за грань? – нетерпеливо перебила я.

- Грань, черта, граница, - перечислила женщина, - это переходная зона. Она напоминает туман, сизую дымку бирюзового цвета, отделяющая твой мир от нашего. И переступив ее, уже не возвращаются назад. Каждый, кто шагнет сюда, становится меченным, - заглянув мне в глаза, она добавила: - И ты тоже. Если вдруг убежишь, тебя найдут. На той стороне у Князей везде есть свои люди. Наивно полагать, что сможешь от них скрыться, это невозможно в принципе.

- Что это за Князья? – спросила я, склонив голову. – Он... тоже к ним принадлежит?

- Он? – вздернув брови, иронично переспросила Лейла. – Кто – он?

- Он... Кэйвано, - прошептала я, будто боясь произносить его имя вслух.

- Твой господин? – он не господин мне! – Он Князь Четвертого клана, один из самых могущественных Князей мира. А всего их семь. Нами правит Совет семи Князей.

Всего семь человек? Семь безумцев, которые решили, что могут управлять целым миром?!

- Эта власть, - сказала Лейла, словно угадав ход моих мыслей, - дана им по праву рождения. И никто не в силах изменить устоявшийся за века, тысячелетия порядок вещей, - голос ее сошел на злобный шепот. - И уж тем более этого не сделать обычной рабыне, - это была грубая шпилька в мой адрес, но я пропустила ее мимо ушей. - Так зародилось, что вы подчиняетесь нам. Почему кто-то рождается королем, кто-то нищим, а кому-то уготована лишь роль раба? Ты можешь это объяснить?

- Я родилась свободной, - попыталась возразить я.

- Но, перейдя грань, стала рабыней!

- Я не сама перешла эту вашу грань, - резче, чем рассчитывала, воскликнула я. - Меня похитили...

- Это не имеет значения, - коротко бросила Лейла, словно не обращая внимания на всплески негодования с моей стороны. - Теперь ты здесь и обязана подчиняться нашим законам.

- А если не подчинюсь?..

- Господин сошлет тебя в Колонию, - жестко кинула она. - И не советую тебе добиваться этого. Ты там не выживешь! – схватив меня за локоть, она велела следовать за ней. - Пошли, я дам тебе платье. Наденешь его, а потом я скажу, чем ты займешься, - заглянула мне в глаза. - Все поняла?

Дав мне в руки какой-то сверток, Лейла отошла.

- Я уточню твои обязанности, - сказала она. - Оставайся здесь, - и стремительно двинулась к выходу.

Я долго завороженно смотрела ей вслед, слушая, как стучит сердце, а потом перевела взгляд на платье, которое она мне дала. Обычное, серое, довольно-таки длинное, с коротким рукавом и высоким горлом.

Не успела я переодеться, как дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась Лейла. Отчего-то мрачная, сверкающая глазами. Поджав губы, она подошла ко мне.

- Вижу, ты оделась, - окинув меня беглым взглядом, прокомментировала она. – Почему ты солгала о своем имени? – поджав губы, спросила она и, не дождавшись ответа, продолжила: - Князь приказал тебе убраться в Южном крыле к приезду гостей, - глядя мне в глаза, заявила она.

- Гостей? - застыв, промолвила я.

- Осенью всегда проводится Совет Князей, - пояснила Лейла. - В этом году королей принимает наш лорд.

И почему же грудь так дрожит? Почему бьется пульс, разрывая вены?

- И когда состоится этот Совет? – сглотнув, проговорила я.

- Через две недели. Ты как раз должна будешь закончить уборку.

- Я буду работать одна? - удивилась я. - Но...

- Более того, - перебила меня Лейла, поджав губы, - Князь приказал тебе каждый день приходить к нему, чтобы отчитываться о проделанной работе, - глаза мои расширились, а Лейла сухо добавила: - Голой.

Сердце задрожало, а желудок скрутило судорогой. Нет, я, наверное, ослышалась...

- Что-о?! – ошарашенно воскликнула я.

- Наверное, ты его чем-то... огорчила, - заявила женщина, - или уязвила. Он не прощает ошибок, - я покраснела, вспомнив о своих опрометчиво брошенных словах. - Думаю, он так наказывает тебя. Радуйся, что не отдает тебя на предпочтение слугам.

- Я не буду этого делать! – отрицательно покачала я головой и стала пятиться. – Не стану!..

- Чего не будешь? – мрачнея, осведомилась женщина.

- Я не приду к нему голой... – дрожащими губами зашептала я. – Нет...

- Мне кажется, что спорить здесь бессмысленно, Кара.

- Меня зовут Каролла! – выкрикнула я, стараясь хотя бы в этом отстоять свое мнение.

- Нет, тебя зовут Кара. Привыкай и к этому тоже, - отрезала Лейла свершено равнодушно. - Иди за мной.

И я пошла за ней, машинально передвигая ноги, дрожа всем телом, хрипя сердцем. А в голове стучало: нет, не пойду. Не стану. Не буду! Никогда!..

Только слова здесь не имела веса. Не мои слова. Они не значили здесь ровным счетом ничего, не тогда, когда впервые попала к Кэйвано в дом, ни после, когда я стала что-то из себя здесь представлять. Мне ясно дали понять, причем не единожды, что я лишь выполняю приказы, не более того. Именно об этом меня и пыталась предупредить Лейла, о том, что со мной не будут считаться, моего мнения не станут спрашивать, никто не поинтересуется о моем самочувствии, никого не будет волновать, что я думаю, о чем размышляю.

Моя жизнь находится теперь в руках человека, которому плевать, что со мной станет.

- Лорд почти не интересуется рабынями, - коротко бросила Лейла, направляясь в Южное крыло и следя за тем, чтобы я шла за ней. - В его полной власти находится около тысячи рабов, больше только у лорда Лестера, но он Первый Князь, так и должно быть, а наш господин не знает и не считает нужным знать своих рабов в лицо, - Лейла вздернула вверх подбородок, посмотрев на меня сверху вниз. - Есть, правда, несколько девушек, которые находятся на... особом почете. Их он знает в лицо, - женщина скривилась, а я хмыкнула, прикусив щеку изнутри, чтобы сдержать полустон. - Остальные же являются «невидимками».

Ясно, какого «почета» удостоены те... особенные. Согревать постель Князя по ночам, надо полагать?!

Но почему меня передернуло при одной лишь мысли об этом? Не от того ли, что я на краткий миг, всего на сотую долю секунды представила себе, что на месте одной из таких «наложниц» могу оказаться и я!?

- Не питай иллюзий, Кара, - резко обернувшись ко мне, задышала женщина мне в лицо, почти прижав к стене, - очевидно, ты уже заслужила подобную милость, - я сглотнула, дрожь промчалась по телу многовольтной электрической волной, вынуждая сердце стучать очень громко. – Он запомнил тебя.

И так же резко отшатнувшись от меня, Лейла равнодушно бросила:

- Пошли, он велел начать тебе работать с сегодняшнего дня.

Ошарашенная и озадаченная, я уставилась ей в спину. Горло сдавило словно тисками, грудь сковали острые путы бессилия и неуверенности, ноги задрожали, а ладони вспотели. Кровь так сильно стучала в висках, что почти разрывало их. Перед взором встала кровавая пелена, застилая глаза.

- Ты не права, - запинаясь, проговорила я в спину Лейле, и когда та обернулась, повторила: - Не права.

- В чем? - вскинул она брови.

- Я... не удостоилась подобной милости, - выговорила я, едва разлепив губы. – Он сам мне сказал.

Лейла пожала плечами.

- Что ж, посмотрим, - коротко бросила она. - А теперь, пошли.

И я двинулась за ней, хотя заставляла ноги передвигаться, потому что те отказывались мне подчиняться.

Что имела в виду эта женщина? Неужели думает иначе? Но он сам сказал... он так думает, он не может хотеть меня... не может. Такой, как он... Жестокий, беспринципный, волевой мужчина. Он ясно дал мне понять, что я не могу рассчитывать на его милость, на особую милость быть запомненной великим Князем. Словно бы я в ней нуждалась!

Но все же... неужели у Лейлы есть основания полагать, что это не так?!

Лейла остановилась так резко, так неожиданно, что я едва не врезалась в ее спину и отшатнулась.

- Это Южной крыло, - обвела руками огромное пространство коридора Лейла, - ты должна справиться за неделю. Не сделаешь этого, будешь наказана. Князь никогда не шутит подобными вещами. Начинаешь работать в семь утра, заканчиваешь в девять вечера. Я каждый день проверяю проделанную тобою работу, - посмотрела на меня, пронзив острым взглядом. – И не забывай о том, что указал господин. Отчитываться в проделанной работе лично ему. Обнаженной, - делая акцент на этом слове, сказала женщина. – Ясно?

Что же тут может быть непонятно? Чертов мерзавец решил уничтожить мою гордость!

Я дерзко вздернула подбородок, но промолчала.

- Завтракать, обедать и ужинать будешь на кухне, - продолжала Лейла, - кроме тех случаев, когда тебе будет приказано услужить господину лично.

И почему же вновь это «лично» так подействовало на меня? Услужить?! И что значит, услужить!?

- Начнешь с этой комнаты, - подойдя к высоким дверям и отворив их, проговорила Лейла и повернулась ко мне лицом. - По всему поместью расставлены камеры, поэтому даже и не советую тебе пытаться сбежать или делать иные глупости, - с угрозой в голосе прошипела она, сцепив руки в замок. - Как я уже говорила, Князь не терпит подобного, - пропуская меня вглубь комнаты, сказала она. - Когда закончишь, я проверю твою работу. Тебе все ясно, Кара?

- Каролла... – попыталась исправить я.

- Кара, - упрямо повторила женщина. – Не думаю, что стоит своевольничать в этом, оставь. Ты всё равно проиграешь, все рано или поздно проигрывают, - вздернув подбородок, заявила она. - Просто если сдашься раньше, не разочаруешься. А разочарование непременно ждет тебя, если ты будешь упрямиться.

- Но ведь ты... имеешь здесь какую-то власть? – неуверенно проговорила я. - Как ты этого добилась?

Гордо вскинув подбородок, Лейла взглянула на меня вызывающе.

- Я – служанка, а не рабыня, Кара, - заявила она. - Здесь эти понятия не равнозначны. Оставляю тебя, - давая мне понять, что разговор окончен, сказала она. - Приступай, - и скрылась, захлопнув за собой дверь.

А я, оглядевшись, принялась за работу. Но мне казалось, что этот день не закончится никогда. И вовсе не потому, что работа казалась мне тяжелой, вовсе нет. Я была уверена, что справлюсь в срок. Но то, чем мне грозило окончание этого дня... заставляло сердце трястись в груди, биться, как безумное, не останавливаясь. Появление перед Кэйвано. Обнаженной! Я не была готова пойти на это. Никогда. И не пойду. Лучше наказание, лучше плети, лучше... все, что угодно, но только не это.

Поэтому, когда я предстала перед комнатой Князя, облаченная в свой простой рабочий наряд серого цвета, я была готова к любому наказанию за свое самоуправство и упрямство. И, когда мужской голос, разрешил мне войти, я думала, что от страха просто упаду в обморок. Ладони вспотели, и я сжала руки в кулаки, ноги неестественно задрожали, а в горле вырос огромный тугой комок.

Я неуверенно распахнула дверь и застыла около нее, не двигаясь. Князя в комнате не было. Но зато я услышала шум льющейся воды, раздававшийся из-за стены. И мое сердце помчалось вскачь, как безумное.

Но он был в хорошем расположении духа, наверное, именно поэтому наказание за ослушание не было ко мне применено. Наш разговор не составил, к моему удивлению, и пяти минут. Но к тому моменту, как Кэйвано вышел из ванной комнаты с обмотанным вокруг бедер темно-синим полотенцем, я уже почти не дышала, смущенная и скованная испугом перед предстоящим наказанием.

А когда он выплыл из соседней комнаты, плавно, вальяжно, медленно, как хищник, продвигающийся к добыче, глядя сквозь меня, я так сильно сжала ладони, что ногти больно впились в кожу.

- Ты ослушалась моего приказа, - коротко бросил мужчина, медленно двинувшись ко мне. – Тебе есть что скрывать от меня, Кара? – жесткий огонек загорелся в его демонских глазах цвета грозового неба.

Охваченная испугом, я отчаянно покачала головой.

Он приблизился, остановился в паре шагов от меня.

- Тогда почему ты ослушалась? – повторил он, не грубо, но жестко, оставляя на моей коже следы от слов.

- Я подумала, что...

- Разве Лейла не предупредила тебя, - перебил меня Князь, - что тебе запрещается думать? – он сделал ко мне еще один удушающий шаг, а я втянула в себя воздух, понимая, что того стало нестерпимо мало. – Почему ты ослушалась, Кара? – приторно мягко проговорил Кэйвано, наклоняясь ко мне. – Ты хочешь, чтобы я сам проверил, что ты от меня прячешь? – иронично поинтересовался он, скривив губы, хотя глаза его оставались холодными и были прикованы к моему лицу.

- Нет!.. – воскликнула я и беспомощно попятилась назад. – Пожалуйста, нет!..

Он замер, глядя на меня внимательно, оценивающе, скользя раздевающим взглядом по моему телу. Меня пронзил ледяной пот, промчался змейкой вдоль позвоночника, а потом ударил горячей, обжигающей струей раскаленной лавы прямо в сердцевину моего существа, раскаляя кожу до предела.

Я горела, словно в огне, я готова была метаться, как в лихорадке. И воздуха стало так мало, нестерпимо мало, да и дышать уже невозможно, горло саднит, горит, режет, колет... Меня трясет, сердце стучит, рвет на части грудную клетку. И я почти умираю под натиском этого взгляда, в присутствии этого мужчины.

А уже через мгновение Князь отступает на шаг, все еще смотрит на меня, оценивает, выжидает, ищет. Играет со мной, как кошка с мышкой, а потом...

- Хорошо. Можешь идти, - равнодушно, без эмоций, отстраненно.

Я застыла, ошарашенно глядя на него.

- Что?..

- Ты разве не слышала? – вздернув брови, спросил он. – Уходи. Сейчас же.

И я не стала переспрашивать, уточнять, выяснить причины... я сделала так, как он и просил. Дрожащими руками нащупала ручку двери, толкнула ту на себя и стремглав помчалась прочь от этой комнаты.

И только потом я поняла, почему он был так благороден. Он был не один.

- Почему ты снизошел до того, чтобы простить ее за непослушание? - выходя из ванной комнаты вслед за Штефаном, спросила у мужчины София. – Она посмела себя дерзко вести с тобой. Ты ей это позволяешь?

Резко повернувшись к ней, Князь одним движением сдернул с себя полотенце.

- Иди сюда, - сдержанно выдохнул он, глядя на нее в упор.

Светлые бровки взметнулись вверх от изумления.

- Да ты возбужден, Князь?.. – едко выговорила она, устремив взгляд на его восставшую плоть. – Это она?

Он нахмурился, пронзив ее острым, как стрела, взглядом.

- Иди сюда.

- А ты нетерпелив, - злобно сощурившись, выдавила из себя София, подходя к нему.

Он резко дернул ее вниз, приказывая наклониться.

- Замолчи, - почти грубо процедил он, вцепившись пальцами в ее волосы.

И она замолчала. Всего на пару мгновений. Черноволосая неприметная рабыня не давала ей покоя. Слишком много послаблений позволял ей Штефан Кэйвано.

- Она все еще держится? - проговорила София, наклоняясь вниз. - Странно, я думала, она сдастся быстрее.

- Она может тебя удивить, - втягивая в себя воздух, проговорил Штефан.

Коварно улыбнувшись и захватив его плоть губами, София прошептала:

- Сделаем ставки? – лизнула головку и спустилась языком вниз. – Сколько ты ей дашь?

Сжав руки в кулаки, Штефан проговорил:

- Предлагай первая.

Коварно улыбнувшись и облизнувшись, София прикоснулась язычком к его плоти и прошептала:

- А что ты будешь с ней делать, если она... сможет тебя удивить? – ее губы захватили плоть, лаская ее и постанывая в такт движениям своего языка. – Ммм?.. Что... ты будешь... тогда делать?.. – всхлипнула она, практически насаживаясь на него ртом и тихо мурча от удовольствия.

- Есть... варианты?.. – стискивая зубы, прошептал Штефан, закрывая глаза и откидывая голову назад. Вцепившись пальцами в ее золотистые волосы, он сильнее надавил на затылок девушки, одновременно качнув бедрами. – Чего ты... хочешь? – выдохнул он, чувствуя, как напрягается плоть с каждой секундой.

- Ты Князь, - облизнувшись, промурлыкала София и вновь дерзко коснулась язычком его плоти. – Тебе решать.

Он действовал молниеносно, коварная аристократка не успела и вздохнуть, когда мужчина в один миг схватил ее под локти, приподнимая над полом и резко метнувшись в сторону, с силой прижал девушку к стене. Коленом по-хозяйски раздвинул ее сведенные ноги, толкнулся вперед, открывая себе проход, и, замерев при входе в ждущее его лоно, наклонился к ее лицу, оставляя на подрагивающей щеке влажный след от своего языка, и жарко прошипел:

- Ты права, - вонзился в нее с силой, решительно, сокрушая. – Мне решать, - выдохнул он, толкаясь в нее с новой силой. – Только мне! - и начал непрерывное, сравнимое с марафонским движение внутри нее, резкое, жаркое, влажное скольжение.

Наращивая темп, ничуть его не снижая, а лишь ускоряясь. Удерживая ее под ягодицы обеими руками, сильнее насаживался на женское тело, вынуждая ее отвечать на свои завоевательные толчки, губами проскальзывая по горящей коже висков, шее, впадинке между обнаженных грудей, захватывая в плен рта возбужденные соски и слегка покусывая их. Не прекращая движения, слушал ее учащенное дыхание и громкие стоны. Еще несколько выпадов, и он слушает собственный гортанный стон, вынужденно вырвавшийся из груди. И к собственному изумлению стремительно, бурно кончил лишь тогда, когда перед глазами непроизвольно всплыл образ новой черноволосой рабыни. Той самой, что попала под колеса его автомобиля чуть больше месяца назад.

Она оказалась не права. Он ее запомнил. Он никогда и ничего не забывал.

И, отстраняясь от Софии, думал почему-то лишь о той, что несколько минут назад покинула комнату.

Да, она, определенно, его еще удивит. Он не сомневался в этом. Что-то в ней было, что-то такое, чего он не мог объяснить. Но что-то горело внутри ее зеленых глаз. Что?.. Гордость? Сила? Упрямство? Холодная сдержанность? Вызов?..

Подхватывая Софию, чтобы та не упала, и слушая ее учащенное горячее дыхание, касающееся его кожи, Князь Четвертого клана ухмыльнулся, сверкая глазами. Что ж, пусть считает, что он принял ее вызов. И теперь оставалось лишь ждать, чтобы выяснить – кто кого.

11 глава

Не сдаваться!

Оказывается, даже здесь, за гранью, судьба иногда дарует сюрпризы рабам. И о подобном сюрпризе я узнала уже на следующий день. Кто бы мог подумать, что мне, которой в пору было отчаяться, подвернется такой невероятный шанс!? На побег. Единственный шанс из миллиона несуществующих возможностей. Представится ли подобный шанс еще раз, стоит лишь гадать, и не воспользоваться подарком судьбы сейчас означало бы смирение безумцу, который возомнил себя моим хозяином. А на это я пойти не могла.

Меня всю трясло от одного лишь воспоминания о том, как он смотрел на меня...

Едва я вышла из комнаты Кэйвано, так противоречиво охваченная ледяным ознобом и брошенная в горячий пот, обволакивающий мое тело огненным кольцом, я поняла, что руки дрожат, а ноги едва ли меня держат, покалывая в коленях и подкашиваясь. В голове отчаянно звенело, а виски будто разрывало от боли.