За гранью зеркал

Глава 26

ЕВГЕНИЯ ВЕРЕСОВА

Как же так? Что же делать? Эдриан не должен быть моим отцом.

После ритуала, я не смогла оставаться в комнате, рядом с Ирвином, который был слишком довольным, и особенно рядом с Эдрианом, поэтому выскочила из дома и побежала на луг, где обычно собираю травы, возможно, там, в спокойной тихой обстановке, смогу обдумать и как-то понять, что произошло.

Кисточка бросилась за мной, и когда я, прибежав на луг, упала на траву, лицом вниз, плача и, откровенно говоря, находясь практически в истерике, моя красавица улеглась рядом и от нее шла какая-то волна тепла, которая успокоительно на меня действовала.

— Спасибо, Кисточка, ты мне помогла, — немного успокоившись, и вытирая слезы, сказала я зверю. — Я сразу поняла, что ты необычная, но не думала, что настолько.

Я села, скрестив ноги, а Кисточка устроилась рядом, положив голову мне на колено.

Так, первые эмоции выплеснуты, а теперь надо подумать здраво.

Могу ли я быть дочерью Эдриана? Теоретически могу. Возраст совпадает, своих родителей и, вообще, детства до десяти лет я не помню, что тоже может быть косвенным доказательством. Возможно, после случившегося в замке, я и оказалась в ту грозовую ночь на пороге приюта. И к тому же я — ведьма.

По словам Ирвина, зеркало, что мы сегодня использовали, принадлежит мне. Получается, оно вернулось ко мне, как и говорила Верея. Теперь, я смогу использовать свою силу в полной мере, даже путешествовать по граням. Звучит очень интересно и заманчиво.

Я сорвала травинку и сунула ее в рот, почувствовав легкую кислинку, скривилась. В этот момент подумала о том, что как бы мне не хотелось, а мысли возвращаются к Эдриану.

Разве судьба может быть такой жестокой? Как мужчина, которого я полюбила всей душой, к которому неимоверно тянет, голос которого пробирает до мурашек, особенно его рычащие нотки, запах которого убирает все преграды мог оказаться моим отцом?

Как быть теперь? Я же не смогу думать о нем, как об отце, после всего, что успела нафантазировать за время, что нахожусь в этом мире. А как быть с нашими поцелуями?

Никогда не смогу их забыть.

Я всегда хотела найти родителей или хотя бы узнать, кто они, почему-то я никогда не верила, что меня бросили. Но сейчас я совсем не рада тому, что нашла отца.

Ну, почему все так?

— Женя? — за спиной, как гром среди ясного неба, прозвучал голос Эдриана.

— А? — я резко обернулась к нему, чтобы тут же отвернуться, не могу смотреть ему в глаза.

— Давай поговорим, — Эдриан сел рядом со мной. — Я понимаю, как тебе сейчас, потому что сам чувствую то же самое, но мы не можем просто избегать друг друга, да я и не хочу этого.

Слезы снова покатились из глаз, как я не пыталась быстро-быстро моргать, чтобы сдержать их. И ответить ничего не могла, тугой ком в горле не давал издать ни звука. Сердце болело и будто огнем горело от обиды и разочарования.

А еще я подумала о том, что мне, наверно, легче, чем Эдриану. Я ведь своего отца совсем не помню и для меня это как-то все нереально, а Эд ведь Камилу помнит десятилетней девочкой, он помнит, как играл с ней, как носил ее на руках. Неужели, я так изменилась, что он не узнал меня. Хотя, конечно, еще вчера я выглядела как парень, и первые его чувства ко мне появились задолго до того, как он увидел мой настоящий облик.

— Женя, мы не сделали ничего плохого, ведь мы не знали. Ты не должна винить себя ни в чем. Если тебе будет лучше, я могу переехать на время, пока ты свыкнешься с этой мыслью.

— Нет, только не это. Не оставляй меня, — вырвалось у меня, и я, обняв руку Эдриана (не могу называть его отцом), прижалась к его плечу.

Почему-то от мысли, что он будет далеко от меня, стало еще хуже. Не хочу его терять. Он должен быть со мной, пусть даже в качестве отца.

Он погладил меня по руке и сказал:

— Хорошо, хорошо, я не уйду. Сам этого не хочу, просто подумал, что тебе будет так легче. Женя, хорошо, что мы узнали обо всем сейчас, когда еще не совсем поздно.

— Уже поздно, Эдриан. Я не смогу воспринимать тебя как отца, понимаешь?

— Понимаю. Но у нас нет выбора, девочка моя. Давай просто будем рядом.

— Как друзья?

— Как родные друг другу люди.

ЭДРИАН ДОРН

Я не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Десять лет я и мечтать не мог, что хоть кто-то из моей семьи выжил. А сейчас меня разрывает изнутри противоречивое чувство.

С одной стороны я счастлив, что моя дочь жива и она замечательный человек. В моей душе рана от потери близких стала меньше, я готов на все ради дочери. Но я никак не могу в своем сознании соединить свою дочь Камилу и любимую девушку Женю в одного человека. В моем сердце для каждой из них есть свое место, но как же быть, ведь это один и тот же человек.

Я даже мысленно не могу назвать Женю Камилой, думаю и она сама не захочет слышать от меня это имя. Но отцовское сердце сжимается от удушливого стыда, как я мог влюбиться в нее. Это просто наказание какое-то.

Вынырнув из своих мыслей, я подумал о Жене, какого ей сейчас, если я — взрослый, побитый жизнью, человек, схожу с ума от раздирающей боли, то как же справится она? Нужно найти и поговорить с ней.

Женю я нашел на поляне, она сидела спиной ко мне и гладила Кисточку. Я подошел ближе и предложил поговорить.

Больно было видеть, как она изо всех сил пытается сдержать слезы на итак красных и опухших глазах.

Подумав о том, что Жене легче будет забыть о запретных теперь для нас чувствах, сказал, что могу переехать и дать ей возможность прийти в себя, не видя каждый день друг друга. Но девушка резко отреагировала отказом. Прижалась к моему плечу, так и не удержав слезы, и попросила не уходить.

От этой просьбы мое сердце сжалось еще сильнее. Такая маленькая, нежная, беззащитная девочка, за что ей такое испытание. Даже мое очерствевшее сердце обливается сейчас слезами, а какого ее невинной душе.

Я решил, что сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь Жене пройти этот этап жизни. В любом случае мы родные люди и должны быть рядом. Мы справимся со всем вместе.

Мы просидели на поляне до самого обеда, пока за нами не прибежал Малек. О многом говорили, Женя спрашивала о детстве, но ничего из того, что я рассказывал она не помнила.

За время разговора мы оба успокоились и, не сговариваясь, решили вести себя так, будто не было между нами вчерашнего дня. Будто не целовал я ее у того несчастного дерева, и не наслаждался мягкими податливыми губами в седле по пути домой.

На обед шли, улыбаясь, наблюдая, как Малек играет с Кисточкой. Но на душе у обоих был камень, который давил с неимоверной силой. Насколько же хватит нашей выдержки?