За кормой сто тысяч ли

Страна низких дверей

Чжаньчэн — китайское название царства Тьямпы, которое в начале нашей эры возникло на землях тямских племен и заняло южную часть Вьетнама. Выше упоминалось, что царство это, так же как и соседняя Камбоджа, находилось в сфере индийского влияния.

Религии, нравы, обычаи и одежды народов Индии воспринимала тямская культура, питаемая неиссякаемыми родниками народного творчества. В итоге эта страна с индийским названием, поклонявшаяся индийским богам, черпавшая высшую мудрость из древних индийских книг, создала свою, вьетнамскую культуру, законную наследницу древних традиций индийской и тямской цивилизаций. Санскрит, язык жрецов Вишну и Шивы и авторов многотомных шастр, истинных энциклопедий древней Индии, стал языком религии и науки, в живой же жизни его вытеснили народные говоры Южного Вьетнама, которые развивались из тямских диалектов и жадно впитывали в себя индийские, малайские и кхмерские термины и обороты.

Даже герои и боги на храмовых барельефах, созданных местными художниками по мотивам «Рамаяны» и «Махаб-хараты», приобрели вьетнамское обличье…

Страна эта лежала примерно между 11 и 17 градусами северной широты, в тропиках, в том поясе земного шара, где не бывает ни зимних холодов, ни снега, ни заморозков. Более влажный летний муссонный сезон сменяется более сухим зимним сезоном муссонов, и в столице Тьямпы средняя температура января, самого «холодного месяца», была лишь на 3 градуса ниже средней температуры июля.

Ряды параллельных, вытянутых с севера на юг горных хребтов, на западе более высоких, на востоке, ближе к морю, более низких, пересекают весь Вьетнам. Лишь у моря тянется прерывистая полоса прибрежных низин, и широкие равнины расстилаются в дельте Меконга, захватывающей всю южную окраину страны.

В неширокой прибрежной низине росли (ныне они большей частью сведены) тропические леса. Густые, оплетенные лианами, порой непроходимые, они доходили почти до самого, морского берега, где их сменяли мангровые заросли.

Деревья-гиганты, которые образуют бескрайние чащи в экваториальных лесах Суматры и Калимантана, встречались не так уж часто во Вьетнаме.

Здесь не было кафедральной мглы суматранской римбы, порой, особенно на севере, наряду с лимом — железным деревом, тяжелая древесина которого была тверда как сталь, эбеном с древесиной благородного черного цвета, сандаловым, камфарным и розовым деревом росли дубы и клены.

Тямы — моряки и рыболовы, крепко связанные с морскими промыслами, сперва очень медленно и робко вели наступление на тропический лес. Их атаки усилились в ту пору, когда на берегах будущей Тьямпы появились индийские переселенцы. Здесь в борьбе с лесом применяли систему «рай» — один из способов подсечно-огневого земледелия. В лесу на изрядной площади сперва срубали самые крупные деревья и уничтожали кустарник. Затем в сухой сезон, накануне дождей, этот ампутированный, но все еще живой лес поджигали и на почве обильно удобренной золой сеяли в течение трех лет подряд разные культуры, чаще всего рис. Когда истекал трехлетний срок, поля забрасывались и огню предавался новый участок леса. За полтора тысячелетия лес удалось основательно потеснить, особенно в низовьях речных долин. Самая решительная победа над лесом была одержана в долине Сонг-Ба, крупнейшей реки центральной Тьямпы, реки, которая пересекала всю страну от плато Бенам на западе до глубокой бухты Куи-Ньон на востоке, на протяжении почти трехсот километров.

Первая гавань Тьямпы был порт, который Ма Хуань называет Синьчжоуган. В этом месте сейчас лежит небольшое селение Куи-Ньон. Полсотни тростниковых хижин и каменная башня маяка — такова была эта гавань у северных рубежей Тьямпы.

Столица этого царства — Виджая («Победа») была расположена в ста ли (пятьдесят километров) южнее бухты Куи-Ньон, в устье реки Сонг-Ба, там, где ныне находится город Бинь-Динь, Виджаю (китайцы называли ее Чжанъ-чэн) окружали каменные стены. Через четверо ворот вливались в город дороги, ведущие из Лаоса, Да-Вьета и Камбоджи. Но китайским мореплавателям, уроженцам Гуанчжоу, Цюаньчжоу и Ханчжоу, Виджая казалась большой деревней.

Невысокие дворцовые постройки, скрытые за стеной, и ворота этой стены с изображениями слонов, тигров и змей оберегали босоногие стражники, вооруженные копьями и короткими мечами. У дворцовых стен лепились низкие хижины из красноватой глины, бамбука и тростника, крытые жесткими пальмовыми листьями. Хижины эти порой в высоту едва достигали одного-полутора метров. Через узкие щели дверей люди входили согнувшись в три погибели. Высота жилищ и дверей регулировалась особым кодексом. Только людям «голубой» крови дозволялось входить в собственные дома с поднятой головой; «черная кость» должна была вползать в свои хижины, и эта «дверная» табель о рангах приводила в изумление чужестранцев. Простой народ носил короткие, выше колен, рубахи из грубой хлопчатой ткани и обматывал бедра куском такой же ткани.

Цвет одежды, подобно дверям, определял здесь положение человека в обществе. Белое, черное и желтое могли носить лишь знатные люди; нарушение этого правила каралось отсечением носа, рецедивистам же рубили голову. На улицах и на базарах чаще всего встречались коричневые и синие цвета. Решительно все вид-жайцы, от царя до последнего водоноса, жевали бетель. Жуют его здесь, писал Ма Хуань, везде и повсюду, на ходу и лежа в постели, сидя и стоя, поминутно сплевывая кроваво-красную слюну.

Нередко попадались безрукие и безносые люди — жертвы местного правосудия, скорого на расправу. Порой встречались женщины, лица которых скрыты были под плотной шалью. То были не мусульманки, а особы, наказанные за прелюбодеяние. На щеках у них чернело выжженное палачом клеймо.

По улицам лениво прогуливались коровы, а в густых кронах баньянов кувыркались и прыгали нахальные обезьяны. И коровы и обезьяны считались животными священными, и им была предоставлена полная свобода. Слонов в этом городе насчитывалось не меньше, чем людей, Марко Поло в свое время говорил, что у царя не менее четырнадцати тысяч слонов. Базары были шумные и яркие, но не очень богатые, и больше всего было на этих базарах рыбы. «Народ здесь, — говорит Ма Хуань, — больше занят рыболовством, чем земледелием», поэтому питались главным образом рыбой, тем более, что местный рис, мелкий и красноватый, был дорог и не в какое сравнение не шел с китайским или яванским.

Очень дешевы были фрукты, город утопал в садах, и на лотках громоздились высокие пирамиды бананов, кокосовых орехов, апельсинов, джака, слив.

Здесь всегда был спрос на китайский шелк и синий фарфор и в изобилии продавалась ценная древесина камбалового, сапанового и эбенового дерева.

Спутники Чжэн Хэ с удивлением говорили, что в стране Чжаньчэн топят печи черным эбеновым деревом, которому цены не было в Китае.

Слоновая кость из Тьямпы считалась самой лучшей, так же, как носорожий рог; и то и другое китайские купцы усиленно скупали на рынках Виджаи.

Тьямпа постоянно вела войну со своим северным соседом — Да-Вьетом, с которым в то время и позже не в очень мирных отношениях был и Китай. Этим объясняется, что корабли Чжэн Хэ в первом плавании не заходили в да-вьетские гавани и что в Тьямпе миссиям китайского посла-мореплавателя придавали очень большое значение.

Лет за 200 до плаваний Чжэн Хэ Чжоу Чжу-гуа писал, что как только в Тьямпу приходит торговый корабль, на борту его появляются таможенные надсмотрщики с книгой из обрезков черной кожи. Мелом или белой краской они записывают в эту кожаную книгу сведения о всех товарах, которые имеются на корабле, и тщательно обыскивают корабельные трюмы в поисках контрабанды. «А затем, — говорит Чжоу Чжу-гуа, — отбирается в пользу властей две трети, остальное же может продаваться без помех».

Об этой обременительной процедуре и речи не было, когда приходили в гавани Тьямпы корабли Чжэн Хэ. Каждый раз, когда в Куи-ньонской бухте появлялась его фло- тилия, царь Тьямпы отдавал приказ о торжественной встрече китайских гостей.

В седьмом году Юнлэ [1409 год], пишет Фэй Синь, царь вышел для встречи китайской миссии за городские ворота, к месту, где его ожидал Чжэн Хэ.

Это была величественная процессия — впереди великолепный слон вез легкую колесницу, в которой сидел юный царь Джайя-Синхаварман V — второй монарх тринадцатой династии Тьямпы (он правил с 1400 по 1441 год), в праздничном убранстве. Драгоценные камни сверкали на его одежде и на высокой треугольной шляпе, короткая мантия из узорчатого тяжелого шелка была накинута на его плечи. На запястьях и выше щиколоток царь носил браслеты из массивного золота, на ногах у него были туфли из черепашьего панциря.

Принцы крови на слонах и сановники на конях следовали за царем. Головы их покрыты были шляпами из листьев каджанта, цвета одежды отмечали ранг каждого из царедворцев. Пятьсот воинов шли за царской свитой под звон гонгов и тамбуринов, пронзительный свист дудок, выдолбленных из скорлупы кокосового ореха.

Когда пышный кортеж достиг места, где находились Чжэн Хэ и его спутники, царь вышел из колесницы и с низко опущенной головой выслушал приветствие, которое ему послал через Чжэн Хэ «Сын неба». Затем приближенные царя вручили «дань» и богатые дары для императора.

Нетрудно догадаться, о чем вели переговоры высокие договаривающиеся стороны на берегах Куи-ньонской бухты.

В 1400 году в Да-Вьете была свергнута правящая там династия Тран и престол захватил один из вождей восстания Ле Ки Ли. Сторонники низложенной династии призвали на помощь китайцев и в 1407 году, как раз в то время, когда снаряжалась вторая экспедиция Чжэн Хэ, китайские войска вошли в Да-Вьет и заняли Ханой, причем одновременно китайский флот разгромил да-вьетскую эскадру, посланную в бухту Куи-Ньон для операции против Тьямпы. Очевидно, боевые действия против Да-Вьета велись совместно с Тьямпой [28].

В эпоху великих плаваний Чжэн Хэ царство Тьямпа расширило свои границы и отвоевало земли, некогда захваченные ее северным соседом — Да-Вьетом. Но часы этого царства были сочтены. Во второй половине XV века, когда Китай ушел из южных морей, Тьямпа, не поддерживаемая более своим могущественным союзником, быстро «надломилась» в войнах с Да-Вьетом и в 1471 году перестала существовать как самостоятельное государство. Последний царь последней, четырнадцатой, династии был взят в плен и увезен в Ханой, и Тьямпа воссоединилась с Да-Вьетом. Лишь на крайнем юге страны удержалось несколько независимых тямских княжеств, которые только в начале XVIII века вошли в границы Да-Вьета.

Из Виджаи путь флотилии шел вдоль берега Тьямпы к югу. На побережье в мангровых трясинах южной Тьямпы почти не было удобных якорных стоянок. Корабли следовали на изрядном расстоянии от берега. В последних числах января и февраля, когда обычно совершался этот переход, стояла чудесная погода. К концу уже близился сезон зимних муссонов, слабые северо-восточные ветры дули с кормы, в лазурном небе высоко над горизонтом лениво передвигалось ослепительно яркое и жгучее тропическое солнце.

В утренние часы, когда воздух кристально прозрачен, с палубы открывался вид на десятки ли вокруг. На севере, на востоке, на юге расстилалось безбрежное теплое море, тихое и ласковое; на западе за туманной полоской берега видны были синие гребни далеких гор.

Оставив по левую руку островок Куньдуньлашань (его нынешнее название Пуло-Кондор), корабли на третий или четвертый день после выхода из бухты Куи-Ньон вступали в воды царства Камбоджи.

Далеко не всегда в своих семикратных походах Чжэн Хэ посещал это царство. Быть может, поэтому Камбоджу подробно не описывают ни Ма Хуань, ни Фэй Синь.