За миг до удара

Глава 1 ВОСТОК – ДЕЛО ТОНКОЕ…

Две недели, отпущенные нам с Валентиной для отдыха, как-то сами собой превратились в месяц адского труда и ежедневной суеты. К тому же случилась масса интересных событий, о которых я не могу не рассказать. Хорошо это или плохо, но мы с Валентиной выкупили, по совету Родиона, свою коммуналку, сделали ремонт и теперь гадали, куда девать все это семикомнатное богатство в центре Москвы. Из влачащих ещё полгода назад нищенское существование московских девчонок мы в одночасье превратились в довольно состоятельных дам. Валентина даже одеваться стала не так, как прежде, стараясь соответствовать своему новому статусу. Она сходила к Юдашкину, там модельеры, визажисты и парикмахеры поупражнялись на ней как следует, придумали соответствующие её лицу причёску и макияж и соответствующий фигуре стиль одежды, которую сами же и сшили на все сезоны. Денег на это ушла уйма, но Валентина, дорвавшись наконец до того, чем, по идее, должна обладать каждая нормальная женщина, не могла остановиться и тратила их напропалую, пока не иссякла выданная Родионом премия. Потом она начала занимать у меня. В довершение всего она сдала на права и намеревалась отныне ездить на рынок за продуктами только на нашем служебном джипе. Вскоре, однако, выяснилась причина её столь пристального интереса к своей особе. Каждый вечер она хвасталась мне, сколько мужчин обратили на неё внимание, сделали комплименты или даже откровенно предлагали провести вечер в интимной обстановке фешенебельного ресторана. Но она была тверда, как скала, ни на кого не смотрела и всех отгоняла, надеясь, наверное, что, увидев её обновлённый облик, Родион наконец тоже обратится к ней с подобным предложением, когда мы выйдем на работу. Я лишь отмалчивалась и ничего не говорила про вскользь брошенные мне боссом слова насчёт его скорой женитьбы, понимая, что для подруги это будет слишком сильным ударом. Каково же было моё удивление, когда в один прекрасный день к нам заявился Родион в шикарном чёрном костюме и с огромным букетом роз и, не обращая внимания на мои вытаращенные глаза, кротко попросил позвать Валентину. А та уже выплывала из своей комнаты, облачённая в свадебное платье и фату, со стыдливым румянцем на щеках и счастливыми слезами на глазах.

Представляете? Вот так я узнала о свадьбе своей лучшей подруги и многоуважаемого босса. Мне даже обидеться как следует было некогда, потому как нужно было плакать от радости и поздравлять молодых, чем я и занималась последующие три дня, пока шли свадебные гуляния.

Наша башня не подросла ещё на один этаж, как мы рассчитывали, а лишь слегка располнела. Строители, взглянув на наше сооружение, заявили, что, если его не утолщить, оно рано или поздно рухнет, погребя под своими обломками нашу неосмотрительность. В результате они расширили фундамент и пристроили сбоку что-то вроде ещё одной башни. Затем соединили все дверями и лестницами. Теперь уже никто и не догадался бы, что когда-то это была обычная трансформаторная будка, стоявшая посреди старого двора в одном из сретенских переулков. На пятом этаже мы устроили тренажёрный зал, и там я проводила почти все своё свободное время, заперев двери, чтобы никто не видел, какие ужасы я там вытворяю.

Все чаще и чаще я ловила себя на мысли, что мне чего-то не хватает.

Казалось бы, все есть: внешность – предел мечтаний любой женщины; хорошая работа, которая приносит удовольствие; друзья, которые всегда придут на выручку; квартира в Москве, и, наконец, деньги, за которыми я никогда не гонялась, просто они пришли ко мне сами, и я теперь толком не знала, что с ними делать, потому что была приучена довольствоваться малым. В общем, со стороны посмотришь – счастливица, да и только. ан нет – чего-то все-таки не хватало.

Просиживая часами в приёмной в ожидании клиентов, я мысленно выстраивала из всех этих компонентов замок своего благополучия. Он получался довольно внушительным и красивым, но в последний момент, когда я отходила в сторону, чтобы полюбоваться, он вдруг обрушивался – какого-то кирпичика не хватало.

Перебрав в уме все свои достоинства и недостатки, я в который уже раз начинала сначала, но все всегда заканчивалось одинаково – грудой развалин. А значит, по-настоящему счастлива я не была. Хотя делала все правильно, так, как учил отец Акира, и ещё ни разу не нарушила его заповедей. И вот однажды тоскливым осенним днём, когда плеск дождя и шум ветра за окном навевали мысли о вечном и непреходящем, я поняла, в чем дело. Скорее всего мне не хватало мужика. Да, да, мужчины, который доставлял бы мне обычные, но такие необходимые для любой нормальной женщины телесные удовольствия. И Акира, сам будучи мужчиной, наверное, просто не мог предвидеть того, что когда-нибудь у меня тоскливо заноет внизу живота, по телу разольётся горячее томление, затуманятся мысли, пересохнут губы от странного волнения и захочется все бросить, забыться и стать просто слабой, покорной женщиной в умелых, ласковых руках любимого мужчины.

Акира научил нас полностью контролировать свои желания и чувства и, видимо, рассчитывал, что я смогу подавить в себе и это, но время шло, я взрослела, и мне все труднее и труднее было преодолевать природный зов своей жаркой плоти.

Однажды, когда мы с братьями уже стали взрослыми, отец позвал меня в свою комнату и завёл разговор, от которого я сразу покраснела. Он говорил о любви – этом самом сильном на земле чувстве, которое невозможно победить никакими тренировками и психологическими упражнениями. Есть только один способ одержать верх над любовью – не пускать её вообще в своё сердце. Согласно магическому обряду, который мы с братьями должны были исполнить, когда нам стукнет по сто лет, единственная женщина в пятёрке, то есть я, должна быть девственницей. Братья могли жениться и иметь детей, как обычные люди, а я обязана была оставаться чистой, чтобы в момент обряда олицетворять собой Материнскую энергетику Земли – самую сильную из всех энергий. Акира сказал, что так нужно, и я, один раз настроив себя, потом уже больше даже не задумывалась над этим. Раз надо, значит, надо. Суждено мне судьбой нести эту нагрузку, дабы выполнить своё жизненное предназначение, стало быть, нечего и дёргаться.

Правда, отец перед смертью, когда в одночасье все рухнуло и я стала свободной от всех обязательств, бросил одну фразу, смысл которой начал доходить до меня только сейчас. Он сказал: «Ты обречена жить без любви, ибо в тот момент, когда кто-то узнает всю твою тайну, ты должна уйти». Естественно, тогда я думала совсем о другом и мне было не до любви. Но теперь, когда все устаканилось и жизнь моя приняла более-менее конкретные очертания, я вдруг вспомнила эти слова. И мне стало тоскливо. Получается, я оказалась заложницей внедрённой в меня отцом сущности пантеры. По моим представлениям, если уж я кого-то полюблю, то должна буду рассказать ему все, даже самое сокровенное – иначе какая это, к чертям, любовь! Не могу же я скрывать от самого дорогого и близкого человека почти половину себя, часть своей души! Да и не выдержу я такой пытки… Вот и получается, что полюбить я, конечно, могу, но только для того, чтобы тут же, открывшись любимому, уйти от него и с этой планеты навсегда. Значит, это удовольствие нужно приберечь напоследок. Когда пойму, что ничто уже не привлекает здесь и не держит, тогда влюблюсь. Если, конечно, это не случится раньше само собой, независимо от моего желания. Как это почти случилось у меня с Николаем, которого не иначе как сама судьба отвела от меня, засадив его за решётку. Но ведь он же рано или поздно выйдет, и я не уверена, что выдержу и не брошусь в его объятия тут же, как только увижу его чертовски красивые, умные глаза, по которым все чаще и чаще тоскую в последнее время…

В общем, как бы там ни было, с любовью мне пока все было ясно.

Оставалась другая проблема – секс. Мне шёл уже двадцать четвёртый год, а я все ещё оставалась девушкой. Конечно, я давно могла найти любого кобеля и время от времени посещать его, получая необходимую порцию физического удовольствия, но даже от одной мысли об этом мне становилось противно. И в те минуты, когда плоть уж очень сильно требовала своего, я все чаще и чаще думала о Николае.

Коль уж прикипело так к нему сердце, то почему бы не подарить ему возможность сделать из меня женщину? Все равно другого такого я уже не найду, да и зачем искать, когда уже есть.

Решив в конце концов, что буду дожидаться Коленьку, я перестала строить дурацкие замки, успокоилась, и только иногда мне становилось тепло и приятно от мысли, что когда-то я окажусь в постели с этим человеком. И тогда уж получу все своё, возмещу все утраты, всю нехватку сексуальных утех. Главное, чтобы Коленька выдержал…

Он не вошёл, а буквально вломился в приёмную, как только я открыла дверь. Застыв в растерянности на середине комнаты, он обвёл её взглядом, задержавшись на мне не дольше, чем на стоячей вешалке в углу, и, задыхаясь от бега, противным тонким голоском прокричал:

– Где?

– Кто?

– Она!

– Не знаю, – честно ответила я, с любопытством разглядывая незнакомца.

Ему было лет тридцать. На голове уже появилась залысина, виски блестели сединой. Лицо напоминало круглую раскалённую сковородку с нарисованными на ней точками глаз и чёрточками носа и рта. По краям сковородки торчали огромные уши.

Тонкая ручка, то бишь шея, исчезала в поднятом воротнике длинного, почти до пят, тёмного плаща, усыпанного каплями дождя.

– Не морочьте мне голову! – с вызовом заявил он. – Я видел, как она вошла сюда! Вы её прячете!

И решительным шагом направился к двери кабинета, на которой висела новая латунная табличка со строгой надписью:

Вообще-то, в нашем заведении всегда рады клиентам, особенно когда их долго-долго нет, а потом они вдруг появляются. Мы готовы сделать для них все, что их душа пожелает, – встретить, приголубить, напоить чаем или коньяком, взять на себя заботы об их благополучии, ради этого пойти даже на смертельный риск, разумеется, не бесплатно, и позаботиться о том, чтобы всю оставшуюся жизнь клиент чувствовал себя в полной безопасности. Но если он вдруг начинает вести себя неподобающим образом, то мы всегда можем поставить его на место. И в первую очередь эта обязанность лежала на мне, как на секретарше. Моей главной задачей было ограждать любимого босса от любых, совершенно ненужных ему, неприятностей. Поэтому я встала и закрыла своим телом доступ к кабинету начальника, выставив перед собой шариковую ручку.

– Извините, но вам сюда пока ещё нельзя, – ледяным тоном проговорила я.

Сковородка ещё больше раскалилась и зашипела, словно на неё брызнули маслом:

– Значит, она там! Пустите меня, или я за себя не отвечаю!

И он поднял руку, чтобы отшвырнуть меня прочь. Несчастный хлюпик! Сунув ручку в зубы, чтобы не мешала, я ловко вывернула ему руку за спину, подвела к дивану и нежно усадила, не обращая внимания на его жалобные вопли.

– Так-то будет лучше. Посидите, успокойтесь, а потом поговорим.

И с чувством хорошо исполненного долга вернулась на своё место. Тут дверь кабинета приоткрылась, и выглянул босс. Очки едва держались на его курносом носу, кудрявые волосы торчали во все стороны, словно он рвал их на себе в приступе отчаяния из-за отсутствия клиентуры. В руке поблёскивала подзорная труба – видно, он от скуки наблюдал жизнь и быт наших соседей. А может, просто изучал устройство трубы. Он всегда что-то разбирал и собирал от нечего делать или когда плохо думалось – такая была у него привычка.

– В чем дело? – недовольно буркнул Родион, разглядывая побледневшего клиента, который потирал ноющее плечо. – Что за шум, а драки нет?

– Как это нет! – возмутился мужчина. – Меня чуть не убили!

– Убили? Это интересно. Кто? – сразу навострил уши босс, выходя в приёмную с трубой наперевес.

– Вот она! – В меня ткнули пальцем. – Руку мне сломала!

– Ах она, – Родион тут же потерял к нему интерес, положил трубу на плечо и спросил, повернувшись ко мне:

– Он уже сказал, что ему нужно?

– Да, босс, – улыбнулась я. – Ему нужна какая-то женщина. Утверждает, что мы её здесь прячем. – И ехидно добавила:

– Хотел сломать вашу дверь.

– Не родился ещё такой человек, – проворчал он, направляясь к кабинету. – Давай разберись тут…

Следующие две минуты мы обменивались с посетителем взглядами: он ненавидящим, а я торжествующим. В конце концов он, слегка успокоившись, обиженно прокряхтел:

– Так вы её не видели?

– Кого?

– Секретаршу мою, – он отвернулся и засопел. Я, конечно, не поверила, что у таких типов бывают секретарши, но на всякий случай спросила:

– А почему вы решили, что она должна быть здесь?

– Потому что мне сказали, что она пошла сюда.

– И зачем же, интересно?

– А это уже не ваше дело! – огрызнулся он.

– Ах так? Тогда вставайте и убирайтесь! Вы занимаете чужое место.

Сейчас придут другие клиенты, и им негде будет сидеть.

– А вот фигушки вам! – Он тщательно скрутил левой рукой пальцы на правой и показал мне тощую фигу. – Видали? Пока не найдёте секретаршу – буду сидеть здесь. И баста! – Он демонстративно сложил руки на груди и стал смотреть в потолок.

Тут я поняла, что у этого человека действительно что-то случилось, тут же раскрыла блокнот и деловым тоном спросила:

– У вас пропала секретарша? Он удивлённо посмотрел на меня:

– А кто вам сказал, что я собираюсь это обсуждать с вами? Вы – цербер, тупая исполнительница, наглая и бесцеремонная мегера. И шеф ваш не лучше.

Я начала подниматься. Много я слышала на своём веку, но чтобы вот так, в собственном офисе, неизвестно кто, ещё даже и не клиент, высказывал мне в лицо подобные вещи, – такое было впервые! И я просто обязана была пресечь это, чтобы не создавать прецедентов.

– Эй, эй, вы что это? – испуганно отшатнулся мужичок, вдавившись в спинку дивана. – Только без рук, пожалуйста! Я ваш клиент, между прочим.

Обязаны уважать…

Это меня отрезвило. Если этот тип даст нам работу, значит, относиться к нему следует подобающе. Ограничившись убийственным взглядом, я села на место, сделала три глубоких вздоха, чтобы успокоиться, и уже нормальным голосом, с улыбкой проговорила:

– Молите бога, чтобы босс взялся за ваше дело. Если вы не станете нашим клиентом – я расцарапаю вашу физиономию, как только вы выйдете отсюда.

Он слегка изменился в лице, потрогал на всякий случай свои щеки, вздохнул и нехотя выдавил:

– Черт с вами, пишите…

Я записала все его данные. Звали его Алексеем Комовым, он работал президентом фирмы по оптовой продаже канцелярских принадлежностей. Фирма существовала уже два года и находилась где-то на краю света, недалеко от метро «Первомайская». После этого я провела его к боссу.

Тот уже спрятал подзорную трубу и теперь курил трубку, внимательно разглядывая этого сомнительного типа, сидящего перед ним в кресле для клиентов.

Перед этим он взглянул на меня, и я кивнула, мол, все нормально, деньги, должно быть, имеются.

– Как ваша рука? – вежливо поинтересовался босс.

– Спасибо, прошла вроде…

– Ну и слава богу. Так что же у вас случилось?

– Сам пока не знаю, – откликнулся тот, покосившись на меня. – Но, наверное, что-то очень серьёзное. Секретарша пропала. Найдите её, и будете бесплатно получать канцелярские принадлежности в течение полугода, к примеру.

Вы ведь пользуетесь бумагой, скрепками, ручками, ластиками и так далее. – Он опять покосился на меня. – В моей фирме все только высшего качества, прямые поставки из Финляндии и Франции…

Босс опять вопросительно взглянул на меня. Я кивнула – почему бы и нет?

Все равно деньги за это платим.

– Ладно, о скрепках потом, – поморщился босс. – Что с секретаршей?

– Если бы я знал, то не сидел бы перед вами как дурак. Думаете, это мне надо? У меня работа горит, поставщики приехать должны, а я тут бегаю по всей Москве…

– А почему к нам прибежали? – босс чудом сохранял спокойствие.

– А вот почему…

Клиент сунул руку за пазуху плаща, выудил оттуда смятую газету «Мегаполис-Экспресс», приподнялся и положил её перед боссом.

– Ваше объявление красным обведено? Босс даже не взглянул.

– Ну наше.

– Вот поэтому я и здесь, – Алексей сел на место. – Нашёл сегодня у Ольги на столе. Понимаете, о чем я? Секретарши нет, а на столе объявление. Я ведь тоже не дурак, соображаю ещё, что к чему.

По лицу Родиона поползла ядовитая ухмылка – видно, в этом-то как раз он сильно сомневался. Я тоже. Клиент, ничего не замечая, продолжал:

– Они меня уже достали. Давно. Но я ничего не боюсь, мне плевать на всяких там ублюдков – у меня охрана и все такое. А Ольга все время нервничает, когда они звонят и матерят её или запугивают – она ведь все звонки принимает. Я ей говорил, чтобы не дёргалась, а она, особенно в последнее время, психовать начала, трубку брать боится, жалуется все время… – Он удивлённо пожал плечами. – А чего жаловаться, если работа такая собачья, правильно? – Он снова скосил глаза в мою сторону, мерзавец. – Не хочешь работать – уходи, другую найдём. Я так это дело понимаю. А если не хочешь без работы остаться, зубами без денег щёлкать, так будь добра сиди и выполняй свои обязанности…

– Вы мудрый руководитель. – Босс восхищённо покачал головой и тоже взглянул на меня. Я гордо промолчала.

– Вы тоже так считаете? – обрадованно вскинулся скрепочник. – Вот и Ольга все время говорит, что во мне есть задатки…

– Оставим пока Ольгу, – мягко прервал его босс. – Кто и зачем вас доставал?

– Почему доставал? Они и сейчас, наверное, достают. – Он посмотрел на часы. – Только трубку брать некому. Не знаю, придурки какие-то. Три дня назад позвонили первый раз, попросили меня к телефону и сказали, что знают все мои тайные махинации…

– А у вас таковые имеются? – перебил его босс. Тот сразу смутился, полез в карман, вынул платочек. и стал вытирать свой потный лысый лоб. Я намеренно не предложила ему раздеться, и ему теперь, наверное, было жарко.

– А у кого их нет? – произнёс он наконец с тяжёлым вздохом. – Время сейчас такое. Нет, вы не подумайте, если бы правительство давало нормально работать, а не душило налогами, то я бы с удовольствием платил все до копейки.

Думаете, они мне нужны, эти махинации? Одна головная боль! Только и трясёшься, что сейчас налоговая полиция нагрянет и все отберёт. Дикая страна, доложу я вам!

– Короче.

– Что? А, понял. Ну и вот, сказали, чтобы я им заплатил за молчание, а то сдадут меня налоговым органам. Нашли идиота! Да я их…

– Сколько?

– Чего – сколько?

– Сколько денег просили?

Алексей сразу нахмурился, зашарил глазами под столом, засуетился и чуть слышно выдавил:

– А разве это так важно?

– Думаю, да.

– Но это, знаете ли, коммерческая тайна. Я не могу рассказывать о своих настоящих доходах первому встречному…

Умница босс отреагировал мгновенно, почти как я, – Мария, проводи товарища и покрепче запри за ним дверь, – сказал он. – И больше не впускай.

Я с удовольствием поднялась и пошла открывать двери, предвкушая расправу над круглыми щеками этого недоделка.

– Что? – растерянно заморгал Комов. – Да нет, вы меня не так поняли!

Это я сказал не в ваш адрес, то есть… Ну да, я, в общем, говорил. Я все скажу, конечно, если надо…

Я посмотрела на босса.

– Подождём, – буркнул он. Я вернулась в своё кресло. Алексей облегчённо выдохнул и нехотя проговорил:

– Тридцать пять тысяч баксов.

– Ого! – присвистнул Родион. – Это вы на скрепках заработали?

– Не только, – клиента явно не вдохновляла эта тема. – Ещё и бумага, аксессуары для оргтехники, печатные машинки… Много всего.

– И, насколько я понимаю, эти тридцать пять тысяч не подорвали бы финансовое положение фирмы? То есть вы смогли бы и дальше работать?

– Ну естественно, – удивился Комов. – Пришлось бы, конечно, вытащить деньги из оборота, порвать с некоторыми поставщиками и покупателями, но в целом все осталось бы как прежде.

– Значит, эти люди точно знали, сколько нужно просить, – констатировал босс, что-то помечая у себя на листке. – Это хорошо.

– Что ж здесь хорошего?! – взвизгнул клиент.

– Не обращайте внимания, это я о своём, – буркнул Родион. – Что им известно о вашей фирме? Клиент снова загрустил.

– Многое. Они знают о всех наших крупных сделках: где, с кем, когда и сколько. Знают даже схему, по которой я работаю с оптовиками, цифру премиальных процентов, которые плачу постоянным покупателям, разницу с обналички и конвертации и так далее. В общем, такое ощущение, что это я сам себе звоню и вымогаю у себя же деньги.

– Круто, – покачал головой босс. – Кто, кроме вас, ещё знает обо всем этом?

– Никто, – решительно выдохнул Комов. – Ни одна собака, кроме меня, в этом не разбирается. Я сам разработал эту методику выживания в нашем диком бизнесе. У каждого, знаете ли, свои приёмы и способы обмана государства, все изворачиваются, как могут, лишь бы остаться на плаву. И никто ни с кем не делится. Я тем более.

– А ваш бухгалтер?

– Бухгалтер имеет отношение только к официальным счетам – дальше я её не пускаю. Она получает документы и обрабатывает их для налоговой инспекции.

Так вот, я о секретарше…

– Погодите вы с секретаршей, – поморщился босс. – Сначала нужно с вашими проблемами разобраться. Может это оказаться кто-то из ваших партнёров?

– Может, – тут же кивнул Комов. – Но только если он полный кретин или псих. Нормальный человек не станет отказываться от постоянной кормушки, которую они имеют в лице моей фирмы. За год они зарабатывают гораздо больше, чем тридцать пять тысяч. И потом, они же знают, что мне придётся изъять деньги из оборота и порвать с кем-то из партнёров. А значит, не исключено, что это окажутся они сами. И потом, приди. ко мне налоговая полиция и раскопай все, то полетят и сами партнёры. Нет, они не такие кретины. И потом, каждый из них знает только часть, но никак не общую картину.

Босс, глядя в одну точку на краю стола, почесал в затылке, пошевелил губами, вытащил из подставки свежий карандаш и начал рисовать свои каракули.

Шестым чувством я услышала, как стремительно завертелись его мозги, и поняла, что процесс пошёл.

– Ну ладно, – наконец проговорил он, – давайте дальше. Они называли конкретные цифры или говорили в общем?

– Ну до цифр дело не дошло, – клиент опустил глаза, – потому что я их послал в одно известное место и бросил трубку. И приказал секретарше больше с ними меня не соединять.

– И почему вы так смело поступили?

– Думаете, это было смело? – он скептически усмехнулся. – Да нет, просто я немного нервный, взял и бросил трубку, не думая о последствиях.

Терпеть не могу, когда у меня выпрашивают деньги. А потом уже перед Ольгой неудобно было идти на попятную. Я ведь для неё вроде бога. Первый начальник как-никак. Ну они и давай названивать, козлы поганые… – Он вдруг осёкся и растерянно заморгал. – Ой, у вас можно ругаться? Извините…

Он был так трогателен в этот момент, что я чуть не рассмеялась. Мне даже расхотелось корябать его лицо-сковородку.

– Ругаться можно – материться нельзя, – строго сказал Родион. – Продолжайте.

– Спасибо. Ну вот, и она стала им отвечать. Сначала вежливо просила больше не беспокоить, говорила, что меня нет и все такое. А они, словно в соседнем кабинете сидят, сволочи, и видят, на месте я или нет. Все знают. Я их маты аж из своего кабинета слышал – так в трубку орали. Ольга, бедная, изнервничалась вся. На следующий день все сначала повторилось. От них кто-то другой стал говорить, моим партнёром представился. Ольга голос не узнала и соединила меня. Оказалось, что это опять они, гнусы! – Клиент с ненавистью скрипнул зубами. – Все, говорит, кореш, тебе труба настала! Гони бабки или завтра отряд налоговой полиции заявится. А я, надо сказать, за ночь все это обдумал и пришёл к выводу, что хрен им, извините, а не мои денежки. Сейчас отдам, а потом и вовсе не слезут – гарантии-то нет. В офис ко мне они заявиться не могут – охраны боятся. Дома – то же самое. Значит, жизни моей ничего не угрожает. Я с самого утра бухгалтерию в ружьё поднял, всех на уши поставил, и они у меня за два часа все компрометирующие документы попрятали. Менеджеры все сделки приостановили на время. Короче, думаю, черта с два меня теперь какая налоговая возьмёт! И говорю этому шакалу, ты, мол, парень, закрой своё хлебало и забудь этот номер, пока мои орлы тебя не достали и тридцать пять тысяч раз по морде не ударили. И снова трубку бросил.

– Достойный поступок, – похвалил босс. – А они что же?

Алексей опять скуксился.

– Они тут же перезвонили и сказали Ольге, что дадут наводку не только на меня, но и на партнёров – те ведь документы попрятать не успеют. Да и зачем им такие проблемы из-за меня. А если партнёров по моей вине накроют, то мне тогда точно не жить… В общем, Ольга прибежала, глаза навыкате, вся в слезах и рассказывает мне все это. Я чуть в обморок не грохнулся. Но взял себя в руки и сказал ей, что это все фигня, мол, бояться нечего, бросай трубку и со мной не соединяй. Весь день после этого они её доставали. А вечером она пришла ко мне и заявляет, что больше так не может и нам нужно обратиться за квалифицированной помощью. Ну, – он помрачнел, – я её, конечно, дурой обозвал, кретинкой там разной и пояснил, что нам помощи только от господа бога ждать можно – больше о наших финансовых делах никому рассказывать нельзя. Ну и все, она ушла домой. А сегодня утром прихожу – её за столом нет. Она обычно на час раньше является.

Звоню ей домой – говорят, что вышла вовремя, как всегда, и должна быть на работе. Ну, думаю, дура, точно побежала куда-нибудь помощи искать. А для меня эта помощь, сами понимаете, равносильна краху. А тут ещё эту газету увидел с объявлением… Разозлился, бросил все, охране приказал в офис никого не пускать и сюда помчался. Думаю, удавлю гадину, если успела многое выболтать. Но здесь её не оказалось. И я вдруг понял, что что-то здесь нечисто. Не могла она так поступить. В крайнем случае позвонила бы. Эти твари ведь и похитить её могли. А это уже совсем другой поворот. Поэтому и рассказываю вам все…

Он замолчал, устало уронив голову, и в кабинете повисла тревожная тишина. Похоже, что Алексей доигрался и его секретарша действительно попала в лапы шантажистам. Теперь ему придётся ещё и выкуп за неё платить, а это уже поболее, чем тридцать пять тысяч…

– Ну и что же вы от нас хотите? – спросил, отрывая глаза от каракулей, Родион.

– Как, разве не понятно? – изумился клиент. – Чтобы вы избавили меня от этих подонков… Ну и заодно секретаршу нашли.

– А вы, значит, нам за это скрепок и бумаги дадите, – уточнил босс.

– Да, – серьёзно кивнул тот, – в течение полугода будете пользоваться моим товаром бесплатно.

– Понятно… – Босс как-то странно посмотрел в мою сторону, и я заметила в его глазах искру сочувствия. Внутри у меня сразу что-то подозрительно сжалось. Босс продолжал:

– Будем считать, что договорились.

Только вам придётся делать все, что я буду говорить. В противном случае мы разрываем контракт…

– Нет, нет! О чем речь! Я все сделаю, как скажете. Только избавьте меня от проблем – терпеть их не могу!

– Я вас понимаю. В таком случае вот вам телефон, – Родион пододвинул ему аппарат, – звоните в свой офис и справьтесь насчёт секретарши. Спросите также, не звонили ли эти ребята.

Алексей испуганно уставился на телефон, словно ожидал, что оттуда вот-вот выскочат страшные шантажисты и отберут у него все деньги, потом несмело привстал, снял трубку и дрожащей рукой набрал номер. Долго никто не отвечал, наконец на том конце провода послышался голос, и босс включил спикерфон, чтобы мы слышали весь разговор.

– Вы что, раздолбай, русского языка не понимаете?! – проревел кто-то злым басом. – Слушай ты, мразь, че, крутой, крутой, да?! Тогда давай стрелку забьём! И посмотрим, кто из нас крутой!

Алексей, отстранив трубку от уха, тупо таращился на неё и не мог произнести ни слова.

– Ну чего молчишь, падла?! – продолжал кричать голос. – В штаны наложил? Тогда забудь этот номер, козёл драный, фраер дешёвый, и больше не звони сюда…

– Алло, Володя, – решился наконец заговорить клиент, – это я, Алексей.

В трубке все смолкло и послышалось обиженное сопение. Видимо, охранник был недоволен, что его блестящая во всех отношениях речь пропала даром, попав не по адресу.

– Извините, господин президент, – пробормотал он наконец. – Я думал, это опять те козлы…

Я посмотрела на «господина президента», жалкого и напуганного, с круглой лопоухой головой на тонкой шее, и чуть не прыснула со смеху. Тот же, надув щеки и приосанившись, важно ответил своим тонким голосом:

– Ты все правильно думал, Володя. И говорил правильно. Молодец. Так им, собакам, и нужно. Значит, они уже звонили?

– Так точно, Алексей Петрович. Только вы уехали, они сразу и начали.

– И что говорят?

– Вас требуют. И ещё про Ольгу что-то несли…

– Про Ольгу? Что про Ольгу?! – насторожился наш клиент. – Они её похитили?

– Не знаю, – смущённо ответил Володя, – я больше сам говорил. Сами же велели…

– Идиот!!! – взвился чуть не к потолку Алексей и завизжал:

– Уволю к чёртовой матери! Болван неотёсанный! За что я вам бабки плачу?!

– Так я же…

– Заткнись, тупорылый! И слушай меня сюда. – Клиент опять вытащил платок и, тяжело отдуваясь, начал вытирать вспотевшее красное лицо. Посмотрев на Родиона, виновато пропищал:

– Вот с такими людьми приходится работать…

– Не отвлекайтесь, – проворчал босс, и тот продолжил:

– Володя, если они ещё позвонят, не ругайся с ними, будь вежлив и обходителен. Сможешь?

– А че там, смогу, наверное, – пробасил Володя.

– Ну и умница. Выслушай их требования и постарайся все точно записать.

– Он поморщился. – Хотя ладно, не записывай – все равно не получится.

В трубке раздался вздох облегчения.

– Просто запомни все в точности. Особенно про Ольгу. Кстати, она не звонила?

– Нет. Мать её звонила, спрашивала. Правда, я её тоже обматерил сначала…

– О боже… – клиент схватился за голову. – Вы меня в могилу загоните!

Ну ладно, и что ты ей сказал?

– А че сказал? Пропала, говорю, и все дела. На работе нет, шеф искать поехал.

Алексей страшно побледнел, застыл с открытым ртом, и в маленьких голубых глазах его отразился панический ужас. Я с упрёком посмотрела на босса: вот, мол, как другие начальники за своих секретарш переживают. Он лишь скромно опустил глаза. Скрепочник, глубоко вздохнув, спросил:

– Она в обморок не упала?

– А кто её знает, – недовольно пробасили в ответ. – Разрыдалась, карга старая, вопить начала… И вообще, Алексей Петрович, надо бы накинуть мне сотенку за дополнительную работу – я ведь на секретаршу не подписывался, верно?

– Накину, накину, не волнуйся, – проскрипел начальник. – В общем, ты все понял. Я скоро буду. И осторожно положил трубку на аппарат.

– Вот такие дела, – он растерянно посмотрел на босса. – Что скажете?

– Скажу, что все идёт даже лучше, чем я предполагал, – нахмурился тот.

– Судя по всему, они действительно похитили вашу Ольгу. Значит, играют вполне серьёзно. Похищение – это не шантаж, за него гораздо больше светит. И они об этом знают. Однако все равно похитили. Ладно, – он бросил карандаш на стол и откинулся в кресле, сунув руки в карманы брюк, – начинаем действовать. Кстати, у вас есть определитель номера?

– Есть, – кивнул тот, – вчера поставили. Но они из автомата звонят – глухой номер.

– Ясно. Тогда собирайтесь и езжайте в офис с новой секретаршей.

– С какой ещё секретаршей? – опешил тот. – Мне другая не нужна…

– С моей секретаршей, – невозмутимо продолжал босс. – Всем скажете, что нашли замену на время. Мне нужна точная информация о происходящем. Мария сама будет разговаривать с бандитами. Она знает, как это делается, и будет держать меня в курсе. Если, как вы говорите, у вас там охрана, значит, с ней ничего не случится. После работы ваши люди должны будут доставить её обратно в целости и сохранности. Все понятно?

– По-моему, да, – совсем неуверенно проговорил скрепочник. – Но когда же вы начнёте искать Ольгу?

– Я не буду её искать, – отрезал босс. – Найдём бандитов – отыщется и она. И вообще, делайте, что вам говорят, и не спорьте. Кстати, вы и сейчас не хотите им платить?

Комов не думал ни мгновения.

– Платить?! – взвизгнул он. – Пошли они в задницу!!! Воруют у меня секретарш, понимаешь, а я им ещё и платить должен?! Ну уж нет! И потом, за что тогда я вас бумагой буду обеспечивать, если…

– Все, успокойтесь, я просто спросил на всякий случай, – со вздохом утихомирил его Родион. – Нам платят за то, что мы избавляем людей от проблем.

Поэтому не нервничайте – теперь это будем делать мы. А вы отдыхайте и наслаждайтесь жизнью.

Клиент вытаращил глаза и так и держал их широко раскрытыми, пока мы сочиняли контракт и когда потом вышли из офиса, сели в его «жигуль» седьмой модели и поехали к нему на край света. Перед этим босс дал мне краткие «цэу», заключавшиеся в основном в строгом запрете влезать куда бы то ни было без его начальственного ведома и ни в коем случае не грубить клиенту. Я торжественно поклялась, взяла сумочку и, с тоской взглянув на свой осиротевший стол, вышла вслед за расстроенным Алексеем.

Фирма со странным названием «КАПО», видимо, имеющим отношение к инициалам господина президента, располагалась в старом четырехэтажном кирпичном доме, в котором раньше находилось заводское общежитие. Теперь этажи немного подремонтировали, закрасили нехорошие слова на стенах, вставили стекла в окна, выгребли из всех углов пустые бутылки и сдали помещение в аренду. Не исключено, что на вырученные от аренды деньги администрация рассчитывала поднять давно захиревший родной завод. «КАПО» занимала почти весь второй этаж. Никакой охраны или даже простой бабушки-вахтёрши внизу не было, и каждый свободно мог войти сюда. Зато при входе на этаж за столом сидел плечистый молодой человек с бульдожьим лицом, одетый в камуфляжную форму, и смотрел на входящих так, что хотелось сразу оттуда убежать. В просторной приёмной, отделанной в европейском стиле, нас встретили такие же плечистые мальчики, только уже одетые в чистые белые рубашки с галстуками. Их было четверо, и все они вытянулись по стойке «смирно», завидев входящего в комнату решительным шагом президента.

– Ну? – важно бросил он, расстёгивая плащ. – Докладывайте.

Трое отступили, посмотрев на четвёртого, самого крупного, и тот пробубнил:

– Пока ничего.

– Что, больше не звонили? – Алексей повесил плащ на плечики и сунул его в стенной шкаф в углу. Оказывается, он был одет в довольно приличный костюм, который сидел на нем, впрочем, слегка мешковато. Но стоил, судя по материалу и покрою, немало.

– Нет. Как отрезало, – буркнул парень, поведя мощными плечами.

– Сволочи, – констатировал Алексей и наконец вспомнил обо мне, стоящей у порога в позе новенькой ученицы пятого класса. – Знакомьтесь, это Мария, моя новая секретарша. Мария, это моя служба безопасности. Имена тебе не понадобятся, – он посмотрел на них. – Пока Ольги нет, Мария будет выполнять её функции. Вы обязаны стеречь её как зеницу ока. Ясно?

– Ясно.

Они все уставились на меня и начали приосаниваться, выгибая грудь и напрягая бугристые мышцы под рубашками. Кобели несчастные. Не обращая на них никакого внимания, я сняла плащ, повесила в шкаф, прошла к столу, вокруг которого ещё витал запах Ольгиных духов, и уселась в кресло. Окинув меня оценивающим взглядом, Алексей довольно пропищал:

– Как тут и была. А теперь начинаем работать. Все по местам. Володя, вызови ко мне главного менеджера…

Самый здоровый, с сожалением отведя взгляд от моей обнажённой груди под полупрозрачной блузкой, вздохнул и вышел в коридор. Остальные потянулись за ним.

– Значит, так, – Алексей присел на край стола, – меня ни для кого нет.

Говори, что хочешь. Бумага здесь в столе. Ольгины личные вещи желательно не трогать…

Мне захотелось встать и дать ему пощёчину, но сейчас было не до этого.

Я лишь спросила:

– А что, мы разве перешли на «ты»? Он слегка смутился.

– Ну, это так, для проформы, как говорится. Не могу же я тебя величать по батюшке, правильно? Ты ведь всего-навсего секретарша. Но ты меня называй по имени-отчеству, как положено. – Он снизил голос. – И очень прошу, не разговаривай со мной, как в своей конторе. Я все же президент здесь…

– Договорились.

Он скрылся за дверью кабинета. Через минуту вошёл какой-то высокий парень, опять же в белой рубашке с красным галстуком, и, бросив на меня недоуменный взгляд, нырнул в кабинет. Это, наверное, и был главный менеджер.

Пододвинув поближе к себе телефон с определителем, я достала из сумочки косметичку и начала накрашиваться, чтобы уж в точности соответствовать образу секретарши. Вообще-то я почти никогда не красилась, а если и делала это, то лишь для того, чтобы умерить броскость своей внешности. Косметичка всегда лежала в сумочке – на всякий случай.

В течение нескольких последующих скучных часов ничего особенного не произошло. Телефон звонил, я брала трубку и вежливо сообщала всем подряд, что Алексей Петрович срочно отбыли на деловые переговоры в Париж и вернутся неизвестно когда. Меня при этом никто не материл и о деньгах не заикался.

Бандиты почему-то не звонили. Сам президент безвылазно сидел в своём кабинете.

К нему то и дело забегали сотрудники, в основном мужского пола, все в белых рубашках, и, бледные и испуганные, вскоре выбегали обратно. Некоторые заходили в приёмную просто чтобы посмотреть на меня. Мне это было приятно, я всем мило улыбалась и даже попыталась кокетничать с одним более-менее симпатичным пареньком с умными глазами, но тот лишь виновато пожал плечами, показал глазами на дверь и прошептал, что начальник всем строго запретил не то что приставать – разговаривать с новой секретаршей. Самое удивительное, что его до сих пор никто не послал подальше, как это давно сделала бы я на их месте. Было видно, что он никого и в грош не ставил, кроме собственной персоны, но они все терпели, чтобы не потерять работу и не остаться в наше трудное время без денег.

Наконец, когда я уже дважды позвонила боссу, сообщая, что на поле боя пока затишье, телефон опять затрещал, я сняла трубку и, как всегда, вежливо проговорила придуманную мной фразу:

– Приёмная господина Комова.

– Что? – в трубке послышался ехидный мужской смех. – Господина Комова, ха-ха! Да вы там в своём уме? Или спятили с перепугу? Ха-ха!

– Кто говорит? – ледяным тоном спросила я.

– Дед Пихто! Заткнись и слушай.

– Кто говорит? – повторила я, догадавшись, что это те самые шантажисты.

– А ты ещё кто такая, а? – в голосе послышалось удивление.

– Я – новая секретарша. Кто говорит?

– Кто-о?! Новая секретарша? Ни хрена себе! – Тут я услышала, как он, закрыв трубку, стал что-то быстро говорить. Доносились неразборчивые, приглушённые голоса, кто-то с кем-то спорил. Потом мой собеседник поднёс трубку ко рту и как-то не очень уверенно спросил:

– И давно ты у него работаешь?

– С сегодняшнего дня, – охотно пояснила я и добавила своё излюбленное:

– А кто это говорит?

– И где он тебя надыбал? – гнул своё бандит. – По объявлению, что ль?

– Ещё чего не хватало – по объявлению, – презрительно выдала я. – Я его давняя подруга, между прочим. Кто говорит?

– Подруга, говоришь… – задумался бандюга. – Это уже становится интересным.

Я испугалась, не сболтнула ли что лишнее, и уже хотела сказать, что пошутила, но он опередил меня:

– Скажи этому педику, чтобы сегодня к вечеру готовил бабки.

– Педику? Вы ошибаетесь, дорогой. У него совершенно нормальная сексуальная ориентация…

– А тебе это откуда известно? – ехидно спросил он. – Все с тобой ясно, милашка. Короче, передай своему трахарю, что шутки кончились. Или мы грохнем Ольгу, или он отдаст наши бабки. Через полчаса я перезвоню и сообщу место.

Он бросил трубку, а я ещё с минуту продолжала смотреть на неё, снедаемая мыслью, что натворила нечто непоправимое. Но долго раздумывать было некогда. Набрав номер босса, я выложила ему содержание беседы и получила указание уговорить клиента отдать шантажистам требуемую сумму. Мол, потом, когда мы их поймаем, деньги все равно к нему вернутся и все будут довольны и счастливы. В моем заявлении бандитам о старой интимной дружбе с президентом он не увидел ничего особенного, и я успокоилась. После этого зашла к Алексею.

Он сидел за огромным столом с компьютером, телефонами, факсом и кипой документов и задумчиво смотрел в окно, за которым уже начинало темнеть и накрапывал дождик. Круглое лицо его было бледным, сильно осунувшимся за последние часы, глаза поблекли, и даже костюм казался слегка помятым. Видать, испереживался бедняга.

– Ну? – Увидев меня, он встрепенулся, суетливо зализал остатки волос на лбу и кисло улыбнулся.

– Все нормально, – бодро доложила я. – Они звонили.

Губы его нервно дрогнули.

– И… что?

– Сказали, что ещё перезвонят и скажут, куда нужно принести деньги.

– Какие деньги?! – заверещал он своим противным голосом, ударив кулачком по столу. – Я же сказал, никаких денег они не получат!

– А что это вы на меня кричите? – спокойно спросила я. – Вот встретитесь с ними сегодня вечером, тогда и будете кричать.

Он остолбенел.

– Зачем это я с ними буду встречаться? Не собираюсь я этого делать.

– А придётся, – я уселась на стул и посмотрела ему в глаза. – Босс сказал, что вы должны для виду согласиться на их условия. Нужно собрать деньги и отвезти их, куда они скажут. Там мы их и поймаем.

– А вот это ты видела? – И он сосредоточенно начал скручивать свою неуклюжую фигу, намереваясь, очевидно, опять сунуть её мне под нос. Так оно и произошло. – Вот вам, а не мои денежки!

Естественно, что терпеть подобное, да ещё во второй раз, я была не намерена. Ловко ухватив его за кончик большого пальца с узким отполированным ногтем, я крутанула его по часовой стрелке. Что-то громко треснуло в суставе, и наш клиент взвыл. Отдёрнув руку, он начал дуть на неё и трясти, смешно повизгивая и подпрыгивая в кресле, а я с удовольствием улыбалась ему в лицо, уверенная, что дулю он больше никому показывать не будет. А то ишь, президент нашёлся…

– Ты что, спятила?! – сумел он проговорить наконец. – Ты же палец мне сломала!!! Мы же договаривались!

– Не сломала, а только вывернула. Но в следующий раз обязательно сломаю. И прекратите истерику! Бандиты будут звонить через пятнадцать минут.

При упоминании о бандитах он сразу забыл про палец, успокоился, съёжился, поправил галстук, вытянув худую шею, и твёрдо сказал:

– Нет. Денег я не дам.

– Послушайте, Алексей, – я встала и подошла к окну, повернувшись к нему спиной, ибо смотреть на этого типа уже не могла, – речь ведь уже идёт не о ваших деньгах, а о человеческой жизни. Они сказали, что убьют Ольгу…

– Что? – его голос сорвался. – Так и сказали?

– Да, слово в слово. Так что выбора у вас нет. Он молчал. Я слышала, как он чем-то шуршит на столе, слышала его прерывистое дыхание и была уверена, что губы у него опять дрожат, а на лбу опять выступила испарина. Наверняка и руки у него тоже потные и сам он весь какой-то потный, липкий и противный.

Интересно, какой женщиной нужно быть, чтобы полюбить такого ублюдка и лечь с ним в постель?

– Извини, Мария, – послышался его сиплый голосок, – но денег я все-таки не дам. Ольга сама виновата, что попёрлась к вам или не знаю, куда там ещё. И не нужно было с ними ругаться. А так она нарвалась сама на неприятности, а я, получается, должен за это расплачиваться. Не вижу логики.

Мне захотелось прыгнуть к нему, перелететь через стол и влепить ему двумя пятками прямо по мерзкой круглой роже. Или по торчащим ушам, чтобы влипли в башку и больше не торчали. Но, помня грозные наставления босса, я сдержалась.

Только ровным голосом сказала, повернувшись:

– Логика здесь простая: человек страдает из-за вашей жадности и тупого упрямства. Причём Ольга старалась ради вас, а не ради своих интересов. Вы ей сколько платили?

– Неважно.

– Сколько? – повысила я голос.

– Двести баксов, – он отвёл глаза.

– Двести баксов?! – я просто ошалела от такой цифры. – Да уборщицы нынче больше получают! И остальным вы столько же платите?

– А что тут такого? Их устраивает…

– Господи, да как же эти несчастные на вас работают?! Вы же их ещё и оскорбляете постоянно. Я бы и минуты не выдержала за такие деньги!

– А я бы вас и не взял, – нагло парировал он. – А люди работают, потому что работа нужна. И будут работать, сколько бы я им ни платил. Между прочим, некоторые сотрудники сами мне должны – у меня система штрафов установлена: за курение, за приход не в белой рубашке и так далее…

– Ну вы и фрукт, – я устало опустилась на стул. – Я думала, что таких уже не бывает, что их ещё в гражданскую всех порешили. Вы же прямо рабовладелец какой-то, а не бизнесмен…

– А вот это уже не ваше дело, – сердито огрызнулся он. – Ваше дело, как обещал Родион Потапыч, избавить меня от неприятностей. Вот и избавляйте. А меня оставьте в покое. Между прочим, вы, по-моему, не заметили, но в контракт, который мы у вас составили, я внёс один пунктик.

– Да? И какой же? – удивилась я, ибо на самом деле не видела там никаких странных пунктиков.

– А то, что если вы не выполните свою работу, то есть не решите всех моих проблем, то обязаны будете выплатить мне неустойку в размере пятидесяти процентов от суммы выкупа, – он откинулся в кресле и с торжествующей ухмылкой посмотрел на меня. – То есть ровно семнадцать с половиной тысяч не облагаемых налогами долларов.

У меня что-то случилось с горлом, там сильно запершило, и вместо проклятий из него вырвались жалкие хрипы и кашель. Такого в нашей практике ещё не случалось! Надо же, и как это я просмотрела проклятый пунктик? А главное, когда он успел его вписать?! Все, теперь босс мне точно голову отвинтит. Сам ведь он терпеть не может всяких официальных бумаг и полностью полагается на меня. А я вот возьми да и пропусти… Хотя понятно, не до контрактов в тот момент было – нужно было сюда ехать…

– Так что, уважаемая, – проверещал Алексей, – оставьте меня в покое и занимайтесь делом. У меня своих забот хватает.

Я молча поднялась и вышла из кабинета. Никогда я ещё не испытывала таких сильных чувств по отношению к нашим клиентам. Разное было, но чтобы такое… И надо же было Ольге подчеркнуть в газете именно наше объявление! Так бы жила я себе и даже не подозревала, что существует где-то подобное человеческое дерьмо, которое и само толком не живёт, и другим покоя не даёт. И как, интересно, он президентом фирмы стал… Ведь для этого деньги нужны, и деньги немалые. Где-то ведь он их достал или заработал, а может, папочка дал – все могло быть. Главное, что теперь это ничтожество на коне и может безнаказанно удовлетворять свои нездоровые потребности, унижая других. Хуже нет, когда ущербные люди получают власть над другими, нормальными…

Не успела я, вся кипя от негодования, сесть за стол, как зазвонил телефон. Глянув на часы, я поняла, что это бандиты, – прошло ровно тридцать минут. Не знаю, как так вышло, но я подняла трубку и машинально сказала то, о чем в тот момент думала:

– Приёмная ублюдка Комова. В трубке ошарашенно помолчали, потом послышался осторожный голос Родиона:

– Надеюсь, он там ещё жив?

– Ой, это вы! – с облегчением выдохнула я. – Извините, босс, но сил моих больше нет – он меня достал. Не знаю, как закончится это дело, но морду я ему расцарапаю в любом случае.

– Что, отказался?

– Не то слово. И ещё… – я стушевалась, – он там вписал в контракт пункт, согласно которому мы должны будем выплатить ему половину выкупа в случае неудачи. Вы извините, я просто не увидела…

Босс молчал. Я лишь услышала, как заскрипели его зубы, и мне стало совсем плохо.

– Вы расстроены, босс? – робко поинтересовалась я.

– Когда будешь потом царапать ему физиономию, не забудь и от моего имени пару хороших борозд добавить, – выдавил он.

– Обещаю, – у меня сразу поднялось настроение. – Что мне теперь делать?

– Жди звонка. Скажешь им, что деньги готовы. Нарви там бумажек, набей ими сумку какую-нибудь, возьми двоих охранников и отвези, куда потребуют.

Рисковать мы не можем, сама понимаешь – у них Ольга.

– Но…

– Об остальном я сам позабочусь. Твоё дело позвонить мне и сообщить место встречи. Охранникам скажи, чтобы ни во что не вмешивались, а только стояли рядом. Не думаю, что ты нужна этим шантажистам – для них главное деньги.

И потяни там время, заговори как-нибудь. Все поняла?

– Да, босс. А вы ничего не упустили?

– О чем ты?

– Ну, не знаю, вдруг что-то забыли, а девушка потом погибнет – неловко получится…

– Ничего я не упустил, – рассердился он. – Они уверены, что Комов не побежит в милицию, потому что у него рыло в пуху, а значит, будут не так осторожны. Все, не забудь сразу же позвонить.

Не успела я опустить трубку на рычаг, как аппарат снова задёргался. Я взяла трубку и сразу услышала знакомый голос бандита. На этот раз в нем уже не было насмешливых ноток, он был очень серьёзен:

– С кем это ты там треплешься, красавица?

– Кто это говорит? – завела я свою нудную песню.

– Ты сама прекрасно знаешь. Деньги готовы?

– Да. То есть не совсем – нужно ещё раз пересчитать и по пачкам разложить.

– Дрогнуло сердце Гобсека, значит? – голос потеплел. – Это хорошо. А теперь слушай меня внимательно. Сумка на «молнии»?

– Да.

– Тогда зашей её нитками. И никаких ментов. Через полтора часа ты лично привезёшь деньги на «Щёлковскую». Пусть тебя кто-нибудь из охраны подбросит до автовокзала на комовской машине и останется в ней. Ты поднимешься на второй этаж автовокзала, там найдёшь бар и тормознёшь у стойки. Сумку поставишь на пол и забудешь про неё. Когда мы их заберём и проверим, то отпустим Ольгу, она сядет в вашу тачку, и можете быть свободны. Все поняла?

– Нет. А где гарантия, что вы её отпустите?

– Что, у Комова совесть заиграла? – усмехнулся шантажист. – Давно пора… Отпустим. Эта истеричка нам тут на фиг не нужна. И без шума, поняла?

– Да.

И я услышала короткие гудки…

Целый час я сидела в чужой приёмной и вырезала из старых бухгалтерских отчётов, которые нашла в шкафу, бумажные прямоугольники. Потом складывала их в пачки и обворачивала бумажной ленточкой. Получались как настоящие. Хорошо, что в моем кошельке нашлось несколько долларовых купюр разного достоинства и я сунула их сверху для вида. На две пачки не хватило, но Алексей, который время от времени высовывал свой нос из кабинета и молча наблюдал за моими приготовлениями, наотрез отказался выдать мне даже под расписку четыре бумажки по десять баксов, заявив, что этим грязным подонкам не желает отдавать ни цента. Это уже смахивало на маразм, но я промолчала. Слава богу, что он ещё согласился дать свою машину и двух Охранников выделил – Володю и ещё одного рослого парня по имени Костя. Наконец в начале седьмого мы сели в машину и тронулись в путь. Оба охранника были бледными и очень серьёзными. Костя сидел за рулём, Володя рядом с ним, а я сзади, держа на коленях небольшую спортивную сумку темно-синего цвета с зашитой «молнией».

Перед этим я два раза разговаривала с боссом. Он вытащил из меня все малейшие детали разговора с бандитом, по пять раз переспросил и в конце концов заявил, что волноваться мне абсолютно не о чем. Если похитители настаивали, чтобы я ехала на машине Алексея, значит, именно по ней рассчитывали узнать меня, а потом проследить до бара. В баре, по замыслу Родиона, уже будет находиться парочка его людей под видом обычных забулдыг. Они ничего не будут предпринимать, а лишь проследят за теми, кто возьмёт сумку с деньгами, а потом накроют всех остальных. Ольга скорее всего тоже должна будет находиться где-то в районе автовокзала, поэтому всю территорию на всякий случай будут держать под контролем. От меня требовалось лишь в точности выполнить все то, что говорил бандит. И никаких лишних движений и личных инициатив. Пусть думают, что Комов испугался за жизнь своей секретарши и пожертвовал своими драгоценными деньгами.

А его глупая подружка покорно притащила деньги.

Говоря все это, босс уже довольно посмеивался, предвкушая, видимо, скорую и лёгкую победу и беззаботное существование нашей фирмы с дармовыми скрепками и бумагой в течение ближайшего полугодия. Меня же глодали какие-то смутные сомнения, которые я никак не могла ухватить за кончик, чтобы вытащить на свет божий, рассмотреть и понять, что они конкретно собой представляют.

Скорее это были даже не сомнения, а дурные предчувствия. Но, послушав бодрые заверения Родиона, я решила, что это всего лишь мои вечные страхи перед неизвестностью. И теперь сидела на заднем сиденье, дрожа от волнения, и мужественно улыбалась. Охранники о наших с боссом планах ничего не знали и были уверены, что в сумке лежат настоящие деньги.

– Не страшно? – хмуро спросил меня Володя, поправляя пистолет под плащом.

– А чего бояться с такими орлами? – рассмеялась я. – Вы ведь меня в обиду не дадите?

– Ты, главное, не суетись там, г посоветовал Костя. – А то знаю я эту братию – чуть что, сразу пику в бок. Или свинцовую примочку на затылок.

– Ты сильно не гони, Костыль, – буркнул Володя. – Времени ещё полно, успеем.

Костя послушно сбросил газ, и машина едва поплелась вдоль бульвара мимо сменяющих друг друга Парковых улиц. Час «пик» был в самом разгаре. Уже совсем стемнело, на столбах загорелись неоновые лампы, движение было плотным, но нам, в первом ряду, почти никто не мешал, кроме редких троллейбусов и автобусов.

– Слушай, Вовчик, а ты уверен, что это не блатные? – нервно спросил Костя.

– Что я, блатных по голосу не различу, что ли? – насупился тот. – Ясно, не блатные. Блатные по фене базарят, у них уже акцент на этом деле – не выкорчуешь. Да с ними я и связываться бы не стал – на хрена мне эта крутизна?

Потом всю жизнь от них бегай.

– Да, – поддержал Костя, – у них порядки крутые. Я один раз видел живого вора в законе. Издалека, правда, дружбан в кабаке показывал. Вот это чувак так чувак, что ты! Только глянет, а к нему уже бегут, что-то несут, выслушивают, кивают, только что задницу не лижут. Бабок там – не мерено.

– Вот и я про то же, – тоскливо вздохнул Володя. – Если они за что берутся, то лучше на пути не оказываться – себе дороже обойдётся. Я вот, дурак, в своё время в тюрягу не сел, когда возможность была, а теперь у этого козла работаю. А ведь мог бы сейчас бригадиром быть, крутые бабки зашибать, бляха муха. – Он с горечью сплюнул себе под ноги и полез за сигаретами.

– А почему не сел-то? – изумился Костя. – Ты че, шизанутый был?

– Да не говори, – охранник тяжко вздохнул. – Молодой ещё совсем был, ума не хватало. Это теперь прозрел, когда уж поздно, а тогда боялся. Идиот! И родичи ещё тоже: не садись, тюрьма испортит, отмажем… Отмазали на свою голову. Сейчас бы в шелках ходили, за границей лечились, горя не знали…

– Да, не повезло тебе, Вовчик, – сочувственно проговорил Костя и уважительно посмотрел на мощную фигуру товарища. – С твоими габаритами ты бы точно в люди выбился, королём бы ходил. Сейчас бы уже казино держал или бордельчик…

– Не трави душу, братан, самому тошно…

Так, ведя столь незамысловатую, но весьма содержательную беседу, в которую я предпочла не вмешиваться, мы почти добрались до пересечения со Щёлковским шоссе. Отсюда до автовокзала было меньше километра. До встречи оставалось ещё пятнадцать минут. Впереди, метрах в пятидесяти, у светофора шумел нескончаемый поток мигающих фарами и сигналящих автомашин. Костя пристроился у самой кромки за переполненным троллейбусом и заглушил мотор.

– Все, теперь стоять будем, – сказал он. – Здесь вечно пробки в это время.

– А не опоздаем? – с тревогой спросила я, разглядывая остановившиеся рядом машины.

– Не боись – че здесь ехать-то? – успокоил меня Володя. – На крайняк, подождут немного, не подохнут.

– Это да, – согласился Костя. – Почитай, три дня доставали, а за пять минут теперь ничего им не сделается.

– И как это Ком им заплатить согласился? – удив-. ленно пробасил Володя. – Никогда бы не подумал, что он на такое способен.

– Из-за Ольги, не ясно разве, – сказал Костя. – Даром, что ли, трахал её в кабинете чуть не каждый вечер…

Меня словно громом ударило. Даже дыхание перехватило от возмущения. Так этот гад, оказывается, спал с Ольгой! И теперь так подло открестился от неё?!

Нет, в моей голове такое не укладывалось. Нужно было срочно на кого-то выплеснуть накопившуюся злость. Я открыла рот, чтобы изрыгнуть проклятья в адрес самого гнусного типа, каких мне только доводилось видеть, но тут дверь со стороны Володи открылась, и ему в висок упёрлось дуло пистолета. Затем послышался хриплый голос:

– Даже и не думай, фраер.

Но тот и без этих слов ни о чем не думал, потому что замер, остолбенев, и даже не попытался достать свой пистолет. Судя по характерным выговору и интонации, около машины стоял закоренелый урка, его силуэт был едва виден в темноте. Костя тоже это понял, и я, увидела, как задрожали его лежащие на руле руки. Следующее действие этой жуткой драмы, грозящей перерасти в трагедию, ознаменовалось тем, что дверца с моей стороны распахнулась и на сцене появился ещё один пистолет, заканчивающийся на улице другим силуэтом. Дуло прилипло к моей голове, и я услышала знакомый насмешливый голос:

– Выходи, подружка. И сумочку не забудь. Есть только одна вещь на свете, которой боится пантера, – она боится за жизнь тех, за кого отвечает. Но никак не за свою. Угроза смерти для неё не более чем угроза остаться без ужина, если вдруг она не отыщет спрятанную про запас недоеденную тушу антилопы. Если нужно, она будет драться до конца и ни на мгновение не задумается, что её может ждать смерть. А вот если в это время кто-то будет угрожать жизни ближнего и она не сможет достать врага в одном прыжке, тогда она становится слабой и беззащитной. Тогда с ней можно делать все, что угодно, даже убить – она и лапой не пошевельнёт, если это поможет спастись другому. Так говорил мой отец Акира.

В данном случае ближними для меня были Ольга и два совершенно непричастных к этому делу парня-охранника. Мне ничего не стоило разоружить человека, державшего у моей головы пистолет, и даже прикончить его. Но тогда от руки стоящего впереди урки мог пострадать Володя. Уже не говоря об Ольге, судьба которой теперь, когда выяснилось, что нас с боссом элементарно надули, вообще стояла под вопросом. Поэтому мне ничего не оставалось, как, мило улыбнувшись, подхватить сумку и выбраться из машины на тротуар, по которому сновали туда-сюда в темноте прохожие, не замечая, что происходит у них под носом. Впрочем, заметить что-либо было трудно, со стороны все выглядело вполне мирно и обыденно: двое парней подошли к машине и о чем-то разговаривают со своими знакомыми.

Вот и вся недолга.

Сунув руку с пистолетом в карман, мой «кавалер» придвинулся ко мне вплотную и прошипел:

– Дёрнешься – умрёшь.

Я и сама это уже поняла. Второй наклонился к Володе, что-то сказал и захлопнул дверцу. В тот же момент, словно по заказу, поток машин начал двигаться. Задрожал и медленно поехал вперёд троллейбус. Уж не знаю как, но Костя завёл мотор и рывком тронул машину Комова с места. Свет в салоне не горел, но я видела их недвижимые бритые затылки, возвышающиеся над спинками сидений. Они даже не оглянулись…

Я осталась стоять на тротуаре с двумя вооружёнными бандитами. Ничего хорошего в ближайшее время мне не светило. В руках у меня была сумка с долларовыми «куклами», и хорошо, что они об этом пока ещё не знали, а то бы пристрелили меня прямо там и скрылись, смешавшись с безликой толпой вечно куда-то спешащих прохожих.

Меня подтолкнули в спину и подвели к стоящей прямо за нашими «Жигулями» неизвестной породы иномарке с московскими номерами, которые я автоматически зафиксировала в памяти. Хотя что-то подсказывало, что в этом уже нет никакой необходимости – меня прикончат прямо в этой машине, едва только раскроют сумку.

Оказывается, эти мерзавцы все это время ехали за нами и лишь выжидали удобный момент, чтобы выскочить и перехватить заветную сумочку. Зачем им понадобилась я – оставалось пока загадкой.

Впихнув меня на заднее сиденье, мой «провожатый» сел рядом, а другой запрыгнул вперёд, на пассажирское сиденье. За рулём сидел ещё один, но в темноте я его не рассмотрела. Машина тут же плавно тронулась, бесцеремонно выехала на тротуар, пересекла его, распугивая пешеходов, и нырнула в проем между двумя домами. Поплутав минут десять в полном безмолвии по дворам, мы выехали на какую-то улицу, которую я не нашла бы потом, даже если бы меня начали пытать раскалённым железом, и помчались меж каких-то строек по безлюдной дороге куда-то в ночь, прочь от света и центра Москвы…

В машине было тихо и тепло, мерно гудел кондиционер, шума двигателя почти не было слышно, за плотно закрытыми окнами свистел ветер, и только выныривавшие время от времени из темноты встречные автомобили заносили внутрь салона громкий шум, тут же смолкавший где-то сзади. Трое моих похитителей упорно молчали. Лишь сидевший спереди урка негромко насвистывал что-то непонятное, напоминающее молдавские песни. По значку на красиво светящейся передней панели я определила, что это «Опель», но легче от этого мне не стало.

Сумка все так же лежала у меня на коленях, и никто даже не попытался в неё заглянуть. Примерно через полчаса, когда мы уже выехали за город и неумолимо приближались к неизвестному месту, где надо мной должны будут учинить расправу, мне даже стало обидно. Я столько сил положила, так старалась, делая эти чёртовы «куклы», а они даже посмотреть не хотят!

Но, так или иначе, я немного успокоилась, расслабилась, устроившись поудобнее, закрыла глаза и стала думать о том, что сейчас делает Родион. Мне, конечно, хотелось, чтобы он рвал и метал, дико вращая глазами, размахивая руками и страшно рыча от злости. Но это наверняка было не так. Скорее всего он лишь досадливо поморщился, узнав, что бандиты перехватили его секретаршу по дороге на автовокзал, свернул всю операцию и поехал домой, к своей Валентине.

Его спокойствие в такие моменты меня порой просто бесило. Хотя все верно, криком тут уже не поможешь. Нас обставили, как младенцев, и с этим приходится мириться. Как бы босс сейчас ни метался, на след похитителей все равно бы не вышел, потому как никаких зацепок у него нет. Теперь только я одна на всем белом свете знала, где находятся бандиты и где можно искать секретаршу Алексея.

А значит, мне опять придётся выкручиваться самой и «выкручивать» бедную Ольгу, томящуюся сейчас в заточении. Я была уверена, что она находится именно там, куда меня везут. Собственно, а где ей ещё быть?

Вдоль дороги мелькали какие-то деревни, небольшие городишки, и мы проскакивали их, не сбавляя скорости. В конце концов, отъехав километров тридцать или сорок, по моим расчётам, трудяга «Опель» сбавил ход, свернул с шоссе и затормозил у какого-то частного дома, стоявшего на отшибе. Ворота были открыты, машина с ходу скатилась по насыпи в тёмный двор и наконец остановилась. Водитель заглушил мотор и выключил фары. Вот и приехали.

Дом был очень старый, деревянный, с покосившимися ставнями, меж которых светились маленькие прямоугольники завешенных цветными занавесками окон. Слева темнели какие-то постройки.

– Вытаскивай её. Крест, – весело проговорил урка, выбираясь наружу. – А я пойду отолью.

– Опять приспичило? – усмехнулся мой сосед, открывая дверь. – Ты меня убиваешь, Бен. Меньше нужно пива жрать.

– Ну а как же иначе-то? – хихикнул тот и, пританцовывая, скрылся за сараем.

– Кончайте базар, – хмуро бросил грузный водитель. – Тащите девку в дом, берите долю, и сваливаем.

– Ну чего сидишь, красавица? – Крест уже вышел и смотрел на меня через открытую дверь. – Давай выходи вместе с сумкой.

Я начала выбираться. Он галантно подставил мне руку, подхватив сумку, потом крепко взял за локоть и повёл к дому, из которого доносились приглушённые голоса и тихая музыка.

– Только недолго там, слышь? – водитель пошёл закрывать ворота.

– Добре! – ответил Крест, не поворачиваясь, и затащил меня на крыльцо.

Там остановился, удивлённо посмотрел на меня и спросил:

– Или я чего-то не понимаю, или как?

– В каком смысле? – удивилась и я.

– Ты почему не кричишь, не плачешь, не сопротивляешься? Тебе нравится, что тебя похитили? Или ты ещё ничего не поняла?

Ну не могла же я ему сказать, что кричать и беситься скорее нужно ему, а не мне. Потому как мне-то ничего не угрожало, а вот у них имелись все шансы потерять здесь здоровье, нарвавшись на мои когти. Правда, пока они об этом не знали.

– Не очень, честно говоря, – я усмехнулась. – Но .я ко всему отношусь философски: чему быть, того не миновать. Поэтому зачем зря нервы тратить…

– Да? – Он внимательно исследовал мои глаза. – Это интересно.

Посмотрим, как ты потом запоёшь. Идём.

Со двора прибежал ещё более повеселевший Бен, и мы втроём вошли в дом.

Посередине большой комнаты с низким потолком стоял круглый стол. Над ним в патроне висела лампочка, свисая на проводе почти до горлышек водочных бутылок, которыми был щедро уставлен стол. Кроме того, там виднелись открытые банки с консервами, солёные грибы, огурцы и помидоры, варёная картошка, крупно порезанное сало и дымящиеся, только с пылу с жару, котлеты, горой наваленные на огромное блюдо. В дальнем углу у печи суетилась какая-то пожилая женщина в синем фартуке, но её было плохо видно из-за витавших в комнате копоти и сигаретного дыма. Зато рожа жирного битюга, сидевшего за столом ко мне лицом, видна была великолепно. Во-первых, из-за своих размеров, а во-вторых, из-за мясистой колоритности крупных черт. Громадный расплющенный нос, стиснутый с двух сторон маленькими буравчиками глаз, нависающий на них узкий лоб с витками слипшихся волос и расплывшиеся в поганой ухмылке сальные губы. Вдобавок ко всему он ещё что-то жевал, издавая при этом мерзкие хрипы и чавканье. На его большом жирном теле была байковая клетчатая рубашка, расстёгнутая на покрытой татуировками груди почти до пупа. Ни дать ни взять отпетый рецидивист. Рядом с ним сидели ещё двое мужчин, помладше, не столь выразительные, но тоже исколотые, пьяные и с бандитскими рожами. По всему видать, эти трое были деревенскими бандитами, а те, что привезли меня, – городскими.

Когда мы вошли, они уставились в нашу сторону, и жирный, ухмыльнувшись, сказал:

– Ба-а, какая краса до нашего стола! Неужто та самая, Крест?

Крест, которого я только сейчас смогла рассмотреть как следует и который выделялся из всех довольно приличным видом и неглупым выражением глаз, подтолкнул меня к столу и ответил:

– Она и есть, Бугор. Хороша, а?

– Ой, хороша стерва! – похвалил один из сидящих, а другой, с повадками педераста, похотливо прогнусавил:

– Да ты одёжку-то скинь с неё, кхе-кхе. Че там она под плащиком прячет?

– Во-во, пущай раздевается, – промычал Бугор и повернулся к женщине у плиты. – Нюра, банька ещё не дошла? А то нам скоро в сауну с телками, ха-ха-ха!

– зычно захохотал он, тряся всеми складками на мясистой харе.

Меня передёрнуло от отвращения, я сделала шаг назад, но упёрлась в Бена, который снимал с себя плащ, и остановилась.

– Ты что, не слыхала, сучка? – процедил он. – Снимай плащ, тебе говорят.

Крест уже разделся, подошёл к столу, наткнул на вилку грибочек, сунул его в рот и выжидающе поглядывал на меня. Первый раз в жизни я пожалела о том, что ничего не ношу под блузкой. Если эти свиньи увидят мою почти не прикрытую грудь, они забудут и о бане, и о деньгах в сумке, которую Крест бережно поставил в угол под вешалкой, и вообще обо всем. Они накинутся на меня всей толпой, эти гадливые уркаганы, и разорвут на мелкие части. А мне, пока я не удостоверилась, что Ольга находится здесь, нельзя было показывать свою прыть.

Поэтому, сделав испуганное лицо, я пролепетала:

– Что вам нужно? Отпустите меня… Я ведь привезла деньги!

Вылупив свои поросячьи глазки, Бугор изумлённо проговорил:

– Я не понял, тебе кто слово давал? Тебе сказали раздеваться, а не блеять. Правильно я грю, Кошар? Похотливый мужичонка заискивающе закивал:

– Как есть, Бугор, слово в слово. Та поприветливее была вроде…

– Была да сплыла, – хихикнул другой, запихивая в рот кусок сала. – Плохо, что не такая красивая была. Бен, ты чего там стоишь, думаешь, она убежит? Не бойсь, никуда уже не денется. Садись, кореш, похавай, чем бог послал.

Бен посмотрел на Креста, тот что-то сказал ему взглядом, и он остался стоять рядом со мной. Крест поднял стопку водки, опрокинул в себя, крякнул и повернулся к жирному.

– Короче, Бугор, мы своё дело сделали. Девок привезли, бабки в сумке лежат, туда никто не заглядывал, как и договаривались. Давай нашу долю, и мы отвалим.

В комнате повисла недобрая тишина. Двое «шестёрок» за столом уставились на Бугра, а тот, не мигая, смотрел на Креста, которому сразу стало здесь как-то неуютно. Он даже глаза опустил, зашарил нервными пальцами по краю стола, и было видно, что он страшно боится жирного. Так продолжалось несколько мгновений.

Затем Бугор поморгал сразу протрезвевшими глазками, нахмурился и покачал головой:

– Нехорошо ты говоришь со мной, Крест. Ты не прав. А я гнилых базаров не люблю, понял?

– Да ладно, Бугор, кончай, – попытался свести все к шутке Бен. – Мы же договаривались, в натуре…

– Заткнись, шавка, – рявкнул жирный, багровея. – Кого ты мне привёл, урла поганая?! Он же фраер! Ты что, не видишь?!

Бен поднял глаза на бледного Креста, словно впервые увидел, и прищурился, рассматривая. Потом неопределённо пожал плечами и пояснил:

– Никакой он не фраер, просто хорошо одеваться любит…

– Да?! – Бугор ударил кулаком по столу, пара бутылок с грохотом упала.

– А базары гнилые тоже любит? Пришью убогого и в огороде закопаю!

«Шестёрки» одобрительно закивали. Бен тоже побледнел, и теперь они стояли с Крестом, как испуганные дети, и что-то бормотали, шевеля губами. Про меня, как видно, напрочь забыли, и я отодвинулась ближе к двери.

– Сосунки, зелень недоношенная, козлы! – продолжал бушевать меж тем разъярённый Бугор. – Долю им подавай! Вот вам доля, видали?! – и он свернул такую смачную фигу, что у Алексея наверняка потекли бы слюнки от зависти, окажись он сейчас здесь. – Не заработали ещё, пижоны! Ишь, че удумали: пару раз в город смотались – и уже долю требуют! Фраера городские, понимаешь! Киношек насмотрелись, книжек начитались и думаете, ворами стали?! Сопли вы ещё, а не воры, мать вашу так! На зоне парашу хлебали, петухами служили, а здесь в авторитеты лезете? Гниды вонючие…

Он вдруг угомонился, так же резко, как начал, разжал кулаки, краснота стала сходить с лица, а глаза подобрели. Один из холуёв тут же плеснул ему водки, пододвинул огурчики, и тот залпом выпил. Всем стало ясно, что гроза миновала.

– О чем, мля, мы тут говорили? – проворчал он почти добродушно и потрепал «шестёрку» за холку. – У, ласковая моя…

– Да вот, малыши долю требуют, – проворковал «ласковая», приторно ухмыляясь.

Жирный тяжело засопел и полез толстыми короткими пальцами в тарелку с селёдкой. Сунув кусок в рот и облизнув пальцы, спросил:

– А в сумке чего принесли?

Крест, ещё не до конца оклемавшийся от прошедшего над ним урагана, все ещё бледный, хрипло выдавил:

– Бабки, наверное… Ты ж сам сказал: «молнию» не распарывать и не заглядывать. Вот мы и не смотрели.

– Точно? – усмехнулся тот и погрозил ему пальцем. – Ой, гляди у меня, Крест. Не дай бог что не так – хана тебе.

– Зуб даю, Бугор! – Бен торопливо щёлкнул ногтем по зубам. – Даже не дотрагивались до сумочки! Вон у бабы спроси, если хочешь…

Жирный перевёл взгляд на меня. Глазки у него хоть и были поросячьи, но очень хитрые и проницательные. Ощупав каждый миллиметр моего лица, он остановился на губах и строго спросил:

– Лазили они в сумку? Правду говори, сука, а то не доживёшь до утра.

– Нет, не лазили, – робко ответила я, чтобы не злить их раньше времени.

– Я сама все время сумку держала. И потом, там «молния» зашита.

– Ишь ты, разговаривает, – хмыкнул он, и «шестёрки» захихикали. – Ну-ка, дай сюда сумочку.

Бугор протянул через стол испещрённую наколками толстую волосатую руку, размером с совковую лопату, и повернул её вверх ладонью, словно сумка должна была свалиться сверху. Я продолжала стоять, не зная, к кому он обратился.

Остальные тоже напряжённо застыли, глядя почему-то на меня.

– Ты че, не понял? – жирный вдавил тяжёлый взгляд в Креста. – Буреешь, сопляк?

Тот сразу кинулся к порогу, схватил с пола сумку, подбежал к столу и аккуратно опустил её на подставленную ладонь. Подбросив сумку пару раз, урка довольно глянул на меня и ухмыльнулся:

– Мелкими, что ли?

– Всякими, – кивнула я, чувствуя, как внутри зашевелился страх. – Десятки, двадцатки, полтинники и сотенные – какие нашли.

– Это хорошо.

Притянув к себе сумку, он положил её на стол рядом с собой, придавил ладонью с растопыренными пальцами и рявкнул:

– Тридцать пять на два – сколько будет?

– Семьдесят тысяч! – мгновенно подсчитал суетливый Кошар.

– Разделить, дура!

– А-а… – тот задумался.

– Семнадцать с половиной будет, – хмуро подсказал Крест, который, судя по взгляду исподлобья, уже ненавидел Бугра.

Тот расплылся в счастливой улыбке, придвинул к себе сумку, смахнув на пол тарелку, взял нож и начал распарывать нитки на «молнии». Я похолодела и вжалась в одежду на вешалке. Но меня все равно было видно.

Тут на крыльце раздался быстрый топот каблуков, все вскинули головы и уставились на дверь. Она со скрипом распахнулась, и в комнату стремительно вошла незнакомая, очень хорошо, со вкусом одетая девушка. Судя по луноподобному лицу с раскосыми глазами, она была казашкой. Или якуткой, что для меня в тот момент не имело никакой принципиальной разницы. Главное, что она появилась здесь и, похоже, никого из присутствующих не боялась. На ней был обтягивающий тонкую фигуру белый плащ, вокруг шеи наброшен чёрный шёлковый шарф, на плече болталась маленькая чёрная сумочка с золотыми пряжками. Не замечая меня, она сразу прошла к столу, подвинула табуретку, села, налила себе водки и выпила под одобрительное молчание пахана. Потом жадно схватила солёный помидорчик и целиком засунула его в рот.

– Ну что, дядя Коля, – жуя, – я не опоздала? спросила она, деловито – Да нет, Зулия. – Бугор почему-то смутился и начал тихонько отодвигать сумку с деньгами в сторонку. – Ты как раз вовремя. Товар только что доставили.

А я думал, ты завтра приедешь.

– А то я тебя не знаю, – хищно усмехнулась она. Небось уже бабки мои пересчитывать собрался?

– Что ты, что ты! – замахал он руками. – И в мыслях не было. Вот твой товар, чистенький лежит, – он похлопал по сумке. – Даже не заглядывали – все по уговору. Мы люди слова, ты знаешь.

– Что, и это все?! – она изумлённо уставилась на сумку.

– Вторая половина за твоей спиной, – с готовностью пояснил Бугор и кивнул в мою сторону.

Казашка резко обернулась. Её чёрные глазищи прожгли меня до самой селезёнки – так она на меня посмотрела. Все было в её глазах: и презрение, и ненависть, и боль, и отчаяние, и откровенная враждебность – все смешалось в одном луче, направленном на меня, одинокую, брошенную всеми беззащитную девушку, не имеющую понятия, чем она заслужила такую немилость. Первым моим желанием было спросить, какого, собственно, лешего эта грубая и вульгарная Зулия здесь делает и какого дьявола так на меня пялится. Но потом я решила не торопить события и отвела взгляд. Тем более что она была не очень красивой, эта якутка. Если не сказать, что просто некрасивой. А уж если совсем честно, то она была самой настоящей каргой.

– Так это она? – процедила Зулия с презрительной усмешкой.

– Она, она, – подобострастно закивали «шестёрки», – кому ж ещё здесь быть. Все как было условленно: баба и бабки, хи-хи!

– И её мы тоже пальцем не тронули. Даже плащик с неё не сняли, как видишь.

Зулия отвернулась от меня и своим резким голосом скомандовала:

– Давай сюда сумку.

Кошар живенько вскочил, подхватил злосчастную сумку, обежал стол и поставил её перед странной девушкой, предварительно очистив место на скатерти.

И тут же вернулся на место. Зулия осмотрела «молнию», потрогала немного надорванные в одном месте нитки, покачала головой, потом зачем-то глянула на меня, сузив свои и без того узковатые глаза, взяла со стола нож и принялась распарывать. «Шестёрка» вытянул шею через её плечо и застыл в нетерпении с горящими от жадности глазами.

– Пшел отсюда! – шикнула она.

Он тут же отбежал и сел на место. Зулия повернулась на табуретке, сев лицом ко мне, положила сумку на колени, чтобы никто не видел, что там, открыла «молнию» и заглянула внутрь. Все напряжённо смотрели на неё и ждали результатов. Я же молила бога, чтобы эта стерва не набросилась на меня сразу же, как только поймёт, что её надули, и не начала портить мне внешность своими длинными, ярко накрашенными ногтями.

Девушка запустила в сумку руку и начала перебирать там бумажные пачки, разглядывая положенные сверху настоящие купюры. Потом взяла одну пачку, пролистнула её, и я увидела, как быстрая тень пробежала по её лицу, как потемнели глаза, напряглись тонкие губы и едва заметно дрогнули руки. Бросив пачку, она медленно застегнула «молнию» и подняла на меня глаза. Теперь вздрогнула я. На этот раз в её глазах пылала одна чистая ненависть. Потом её губы расплылись в презрительной усмешке, и она, не сводя с меня взгляда, произнесла:

– Все нормально. Ровно тридцать пять тысяч. Этот ублюдок нас не обманул.

По комнате прошёл радостный вздох облегчения, а я не поверила своим ушам – настолько услышанное не совпадало с тем, что я видела. Она же прекрасно поняла, что там простые бумажки! С этого момента я окончательно перестала что-либо соображать.

– Значит, ты довольна, племянница? – пророкотал Бугор, наливая себе водки. – Как видишь, я все сделал, все выполнил, как ты хотела. Передай отцу, что я ему теперь ничего не должен. – Он махнул рюмку и хитро прищурился. – В тот раз ты что-то там говорила насчёт моей доли, или мне просто показалось?

– Да нет, почему же, – она повернулась к нему. – Ты получишь свою половину. Только не сейчас.

– Это почему же? – сразу насторожился Бугор, и лица «шестёрок» тут же возмущённо вытянулись. Крест с Беном, скромно стоявшие у окна, тоже вопросительно подняли брови.

– Сначала закончите все, – не терпящим возражения тоном произнесла она.

– Деньги от вас никуда не денутся. А я должна быть уверена, что все прошло гладко и никто никогда ни о чем не узнает. Ты понимаешь меня, дядя Коля?

Бугор раскрыл рот, желая что-то сказать, но потом передумал, досадливо махнул рукой и буркнул:

– Как скажешь, Зулия. Но ты зря беспокоишься.

– Это ещё почему? – Как и дядя, она полезла рукой в тарелку с грибами, выудила один и задумчиво сунула в рот.

Что у неё там творилось в мозгах, о чем она думала – было непонятно.

Что заставило её скрыть от присутствующих то, что денег в сумке нет, и почему она так странно себя ведёт? Ясно ведь, что все рано или поздно вскроется. Да и я сама прямо сейчас могла бы выступить с заявлением, что она врёт, что никаких денег они не увидят, потому как их надули, будто последних щенков. Но почему-то мне не очень хотелось это делать. Пока меня никто не трогал, и то хорошо. Зачем самой нарываться на лишние неприятности? Они и так мимо меня не пройдут. А так, может, и об Ольге наконец заговорят…

– Потому что моя фирма веников не вяжет, – обиженно проговорил Бугор. – Ты ведь не первая, кто ко мне обращается. И ещё никто не жаловался. Я в нашей округе лучший спец по тёмным делишкам. Поэтому, если говорю, что все тип-топ, значит, так тому и быть. Правильно, Гришка? – Он посмотрел на вторую «шестёрку».

– А как же иначе-то? – тот важно надулся. – Недаром слава идёт, а как же…

– Ладно, хватит, – Зулия поднялась, не выпуская сумки из рук. – Доделайте все, а потом получите свои бабки. Я хочу, чтобы они вообще исчезли, ясно? Будто и не жили никогда. Сожгите или в кислоте растворите – мне все равно, но чтобы никаких следов не осталось. Все, тащите её…

С этими словами она подошла к двери, бросила на меня уничтожающий взгляд и вышла вместе с сумкой.

Я посмотрела на бандитов.

– Вот ведь стерва, – проворчал Бугор, ни на кого не глядя. – Много повидал на своём веку, а таких ещё не встречал.

– А кто она такая? – поинтересовался Крест. – Узбечка, что ли?

– Не, казашка. Её палец начальником зоны в Джезказгане работает. Много хорошего для меня сделал в своё время. Понимает нашего брата, сочувствует, так сказать. А теперь вот попросил дочери помочь по старой дружбе, – он ухмыльнулся. – Вся в папу доченька-то… Змея.

– Ну а с бабками-то как же? – встрял Бен. – Нам ехать надо бы…

– Уймись, козявка, – вздохнул жирный, – сам все слышал, че спрашиваешь?

Сейчас она пару часиков потешится, потом мы все уберём, подчистим и бабки получим. Я ведь ей перечить не могу – папаня её моих Дружков на зоне держит. Не дай бог обидится или что – им жизни не будет, сам понимаешь. Потому и терплю эту ведьму. – Он опять тяжело вздохнул и изучающе взглянул на меня. – И чего она на них взъелась, непонятно, на секретарш на этих? Ты, девка, ей, что ли, дорогу перешла?

– Я её первый раз вижу, – зло ответила я, отстранившись от вешалки и встав поближе к двери. – И вообще, что вы тут задумали? Куда вы меня тащить собираетесь? Отпустите меня, я хочу домой…

– Не-ет, девонька, – осклабился Бугор, вставая с табуретки, – домой ты теперь не скоро попадёшь, кхе-кхе. Давай, Гриша, поработаем, что ли. А вы, молодые, подсобите. – Он посмотрел на Креста с Беном и пошёл в мою сторону, гадливо ухмыляясь.

Кошар тоже поднялся и посеменил ко мне. Нехотя двинулись и Бен с Крестом.

– Не подходите ко мне, ублюдки! – Я выставила руки с растопыренными пальцами. – А то я за себя не отвечаю!

– Да ладно тебе ломаться!

Кошар вдруг извернулся, как змея, поднырнул под мои руки, обхватил за талию и прижал к двери. Я его тут же ударила ладошками по ушам, он громко вскрикнул, отвалился и забился у ног. С рычанием подскочил Григорий, целясь мне в лицо, я пригнулась и кулаком врезала ему меж ног, расплющив то, что педикам и так не нужно. Он взвыл, отскочив в сторону, и в следующее мгновение на меня ураганом налетели молодые и шустрые Бен с Крестом, меся руками и ногами куда попало. Я бы и их раскидала, если бы не водитель «Опеля», о котором все тут уже забыли. Дверь, к которой я была прижата бандитами, вдруг открылась, я подалась назад, краем глаза ещё успела заметить грузную фигуру, а потом голова раскололась от страшного удара и все куда-то исчезло, растворившись в кромешной тьме…

Спёртый сырой воздух проник мне в ноздри, потом в лёгкие, и наконец сознание начало медленно проясняться. Первым делом я вспомнила, что произошло в бандитском доме. Картина драки с мелькающими кулаками и искажёнными злобой лицами приплыла откуда-то из глубины, постояла и растворилась от проникшего сквозь мои открывающиеся веки света. Я открыла глаза. И тут же зажмурилась от яркого освещения. Что-то мелькнуло в этот миг передо мной, что-то знакомое и неприятное, о чем не хотелось даже думать. Потом я почувствовала ужасный дискомфорт. Исходил он от того, что я не лежала, как подобало бы, а находилась в вертикальном положении. Вдобавок ко всему до меня сквозь туман в голове донёсся чей-то стон. Это походило на стон умирающего, вернее, умирающей, ибо стонала женщина, протяжно и хрипло, словно молила кого-то освободить её от мук единственным оставшимся способом – умертвить.

Я снова открыла глаза и увидела Зулию. Она с ядовитой усмешкой смотрела на меня, прислонившись к краю стола. Стол стоял в двух шагах от меня посередине большой комнаты без окон, на нем лежала сумка. Плаща на казашке не было. Теперь её хрупкую фигуру украшала белая блузка, на которой совсем не выделялись груди, видимо из-за полного их отсутствия, и короткая юбка, из-под которой выходили две тоненькие, обтянутые колготками кривые палочки ног. Ничего более некрасивого я до сих пор не встречала. Мне даже стало её жалко в тот момент, несмотря на то что я сама отчаянно нуждалась в жалости и помощи, ибо была в буквальном смысле распята на стене, обитой грубыми досками. Как ни странно, но я была в одежде, правда без плаща. Запястья растянутых в стороны рук были крепко схвачены верёвками и прикреплены к железным крюкам, вбитым в стену.

Дотянуться до верёвок ногтями было, конечно, можно при определённом усилии, но для этого мне нужна была свобода действий. А в присутствии Зулии рассчитывать на это было нечего – она сразу бы заметила и пресекла все мои попытки. Лодыжки мои были связаны вместе и прикреплены к торчащему внизу ещё одному крюку.

Короче, меня полностью обезоружили, и мысль об этом повергла меня в ужас. Но ещё более страшно мне стало, когда сбоку опять послышался стон, и я повернула голову. И тут же кровь застыла в моих жилах и волосы на голове сами собой зашевелились.

На соседней стене была распята ещё одна девушка. Вернее, то, что от неё осталось. Голова её безжизненно свисала на грудь. Разорванное сверху донизу платье открывало истерзанное окровавленное тело. Такое ощущение, что её долго и усердно царапали ногтями, сдирая кожу вместе с мясом. Грудь, живот, бедра и лицо, насколько позволяло рассмотреть освещение, напоминали сплошное кровавое месиво. Под ногами расплылась темно-красная лужа, и туда все ещё стекала каплями кровь. Изо рта торчала какая-то бело-красная тряпка – похоже, её трусики использовали в качестве кляпа. Удивительно, как она вообще ещё жила после этого, но она жила и время от времени стонала, уже ничего, видимо, не соображая и не чувствуя. Не нужно было много ума, чтобы догадаться, что это Ольга. Несчастная девчонка!

– Ну, насмотрелась? – резкий голос Зулии заставил меня оторвать взгляд от жуткого зрелища и посмотреть на неё. – Догадываешься, что тебе светит, сучка?

Я хотела ответить, но не смогла – от злости перехватило дыхание. Она криво усмехнулась, теребя кончик своего воротничка, и злорадно процедила:

– Догадываешься, тварь. По глазам вижу, что тебе страшно. А мне вот не страшно. Я дома всегда любила смотреть, как баранов режут. А потом разделывают, шкуру сдирают, внутренности достают, тушу разрезают на части. – Она грустно вздохнула. – Мне никогда не разрешали этого делать, потому что я женщина, женщинам положено только еду готовить. А я хотела в живую кровь руки окунуть.

Поэтому мне и не страшно теперь, понимаешь?

– Чего ты хочешь, ненормальная? – хрипло выдавила я.

– Ха, так я тебе и сказала! Ты подохнешь, как и та проститутка, – она бросила взгляд на Ольгу, – и вы так ничего и не узнаете. Потому что я так решила. Можешь считать меня ненормальной – мне все равно.

Она подошла к Ольге, взяла её за подбородок, подняла голову и потрясла.

– Ну что, красавица долбаная, сладко тебе?

Та уже не могла ничего ответить, только застонала, изо рта хлынула кровь, испачкав руку Зулии, и она её отдёрнула.

– Фу, какие же вы мерзкие, – брезгливо поморщилась Зулия и направилась ко мне, отряхивая руку.

Я отчаянно дёрнулась изо всех сил, но все напрасно – деревенские мужички привязали меня на совесть. Наверное, впервые мне так не повезло. Я не могла освободиться, чтобы защитить себя от когтей этой Зулии, но и не могла допустить даже мысли, что со мной сделают такое же, что с Ольгой. Уж чем-чем, а внешностью своей я дорожила. А после подобной экзекуции никакая операция уже не поможет, и тогда босс выгонит меня с работы – зачем ему нужна уродливая секретарша?

– Послушай, Зулия, – перешла я на ласковый тон, – может, не нужно, а?

Очень тебя прошу, лучше убей, чем уродовать. Что тебе это даст?

– Не твоё дело, курва белобрысая. Она приблизилась и легонько провела ногтями по моей щеке.

– О, аллах, какая у нас кожа нежная. Вы, русские бляди, все такие. Но ничего, мы это исправим.

Стиснув пальцами мои щеки, она посмотрела мне прямо в глаза, долго и пристально, словно ожидала, что я кивну в знак согласия. Затем, не дождавшись, скривилась и вдруг одним рывком разодрала до пупка мою шикарную кофточку от Тома Клайма, купленную за бешеные деньги. Видимо, этот модельер тоже чем-то насолил ей в жизни, потому что она издала при этом такой злорадный рык, что мне стало страшно за его судьбу – вдруг доберётся и до него тоже с помощью своего дяди Коли, и тогда половина женщин мира останется без красивой одежды. Грудь моя обнажилась, и Зулия невольно замерла от восхищения, уставившись на то, чего сама была лишена напрочь. Я рассчитывала услышать комплимент, но прогадала.

– Какая же ты уродливая, – с ненавистью прошипела она мне в лицо. – Ты настоящая крокодилица, ведьма, страшила, каких свет не видел!

И принялась за мои любимые брюки из стопроцентного шелка. Расстегнув ремень и пуговичку, вандалка с остервенением разорвала «молнию» и стащила брюки к щиколоткам. Затем отошла и, сложив руки на груди, стала смотреть на мои ноги, склонив голову набок.

– Не знаю, как ты живёшь с такими кривыми ногами, – серьёзно проговорила она. – Я бы на твоём месте умерла со стыда. Ты же почти калека, – она с сожалением вздохнула. – Тебя лечить надо, бедняжечка. Ну почему, почему, скажи, вы, русские, такие отвратительные? Я не понимаю этого.

– Такими уж родились. – Я попыталась улыбнуться, хотя самой давно было не до смеха, нужно было выпутываться из положения, а я до сих пор ещё не знала, как. – Слушай, я могу тебе помочь. Честно. Только скажи, и я все сделаю. У меня большие связи, куча денег…

– Заткнись, сволочь! – рявкнула она. – Я не нуждаюсь в твоей помощи. Ты уже помогла мне, явившись сюда, я хоть душу отведу.

Она пошла к двери, где на гвозде висели её плащ и сумочка, раскрыла её, что-то достала и вернулась. Сердце моё едва не остановилось, когда я увидела в её руках маленький декоративный ножичек с фигурной ручкой. Лицо её оставалось спокойным, даже обыденным, словно она собиралась поточить карандаш для бровей, а не искромсать живого человека. Ещё раз придирчиво осмотрев меня, Зулия перерезала ножичком, оказавшимся острым, как бритва, резинку моих трусиков, сорвала их с меня, скомкала и поднесла к моему рту вместе с ножичком, который уткнула в нижнюю губу.

– Открой пасть, шлюха! – попросила она. – А то сейчас губы отрежу.

В этом я уже не сомневалась. Лишённая в детстве возможности резать баранов, эта гадина решила, очевидно, с лихвой наверстать упущенное на телах живых девушек. Вот только почему для этой странной цели она выбрала Ольгу и меня? Эта загадка снедала мою душу даже больше, чем перспектива потерять свою красоту. Собственно, что есть для женщины внешность? Да все! Если она, конечно, есть. А если нет, то женщина всю жизнь старается её приобрести, приукрашивая и совершенствуя то, что имеет. Красота – главное наше богатство, то, чем мы завлекаем и подчиняем себе наивных мужчин, с помощью чего самоутверждаемся и чувствуем себя полноценными участницами безумного праздника жизни. Ради красоты женщина пойдёт на любые жертвы и ухищрения, не пожалеет ни себя, ни других, но всю жизнь будет стремиться к тому, чтобы обладать имеющимся богатством как можно дольше и в полной мере. И не дай кому-то господь покуситься на сие сокровище! Поэтому я решила более не ждать, а действовать, тем паче что такой возможности больше могло и не представиться.

Плотно сжав губы, я помотала головой, мол, режь, черт с тобой, но давиться собственными трусиками я не собираюсь. Зулия удивлённо подняла выщипанные полоски бровей, ухмыльнулась и поднесла ножичек к моим глазам.

– Думаешь, я шучу? Сейчас я буду тебя резать, уродина!

В следующее мгновение я открыла рот и вцепилась зубами в фалангу её большого пальца, сжимающего ручку ножа. Зубки мои, ровные и блестящие, были ещё и очень крепкими и цепкими. Когда-то отец, считавший, что зубы ничем не хуже рук или ног и их тоже нужно использовать для обороны и нападения, учил нас ловить зубами стрелы, ножи и даже пули, правда, последние я научилась хватать только руками. Но на зубы все равно не жаловалась.

Фаланги пальца треснули, и Зулия заверещала от дикой боли, засучив ногами по полу. Ножик сразу выпал. Она начала дёргать руку, пытаясь освободиться, но хватка у меня была мёртвая, и вырваться она могла, .только оставив мне палец, который я твёрдо вознамерилась держать до последнего дыхания, а там будь что будет…

– А-а-а!!! Отпусти, гадина!!! – вскричала она не своим голосом, задыхаясь от непереносимой боли, беспорядочно нанося мне удары свободной рукой.

Но боль была сильнее её, она больше не могла ничего крикнуть, только хрипы и стоны вырывались из её искажённого рта. Я все усиливала нажим, чувствуя солёный привкус крови и видя расширенные от ужаса зрачки её чёрных глаз, которые постепенно, вместе с ослабевающими ударами, стали тускнеть, меркнуть, и наконец адская боль в раздавленном зубами пантеры пальце победила её. Зулия потеряла сознание. Глаза её закатились, и хрупкое тело безвольно обмякло, повиснув на собственной руке, палец которой я все ещё не выпускала. Мне нужно было точно убедиться, что болевой шок подействовал и истязательница не очнётся через секунду-другую. Помотав для верности головой и увидев, что она не реагирует, я подождала ещё несколько секунд и разжала зубы. Тело свалилось мешком и застыло у моих ног. Теперь нужно было действовать очень быстро, пока эта змея не пришла в себя или сюда не заглянул кто-нибудь из бандитов, которые небось изнывали где-то от нетерпения, дожидаясь своих денег. Наивные! Вот уж, наверное, обрадуются, когда поймут, что их надули.

Я прислушалась. Снаружи сюда не доносилось никаких ясных звуков, только шум проезжающих по трассе машин время от времени отдавался дрожащим гулом в деревянных стенах. Сложив ладонь почти пополам, чтобы пальцы доставали до верёвок на запястьях, я начала пилить их своими чудесными ногтями, лезвия на которых совсем недавно обновила, и они были очень острыми. Через минуту титанических усилий моя правая рука была свободна. Ещё через минуту я была свободна вся. Зулия все ещё лежала, не двигаясь, из прокушенного пальца сочилась кровь. Натянув брюки с порванной ширинкой, я застегнула ремень, затем кое-как заправила внутрь блузку, которая и так-то ничего не могла скрыть, а теперь тем более, и снова почувствовала себя человеком. Подобрав верёвки, я крепко связала Зулию по рукам и ногам и подошла к Ольге. Она даже перестала стонать, видимо, слишком много потеряла крови и силы её уже были на исходе. Но жилка на окровавленной шее ещё слабо билась, значит, её ещё можно было спасти.

Срочно нужна была помощь. Интересно, где её здесь взять, эту помощь? Осторожно сняв Ольгу со стены, я уложила её на деревянный пол, вынула изо рта кляп, принесла плащ Зулии и накрыла им бедняжку, чтобы та хоть немного согрелась.

Смотреть на её изодранные лицо и тело без содрогания было невозможно, но я заставила себя сделать ей несколько вдохов через рот – в такой ситуации и искусственное дыхание не повредит. Она сразу задышала глубже, зашевелила разорванными губами, но в себя так и не пришла. Все, теперь нужно было как-то выбираться отсюда. Знать бы ещё, где я вообще оказалась…

– Зулия, красавица, ты скоро там? – послышался приторный голос Кошара за дверью, а затем робкий стук. – Зулия-а! Дядя Коля просил поспешить, слышишь?

И тут Зулия вдруг зашевелилась и протяжно застонала. Проклятье, нашла время, когда приходить в себя!

– И не жалко тебе их, а, красавица? – Кошар противно захихикал. – Ты бы хоть сначала дала ребятам позабавиться, а потом уж и портила, хи-хи…

Надеясь, что Зулия ещё ничего не соображает, я метнулась к двери, отодвинула железный засов и со всей силы двинула по ней ногой. Педик, стоявший прямо под дверью, получил удар в лицо и с глухим криком отлетел в какой-то тёмный коридор. Я выскочила за ним и ударом прямых пальцев в горло лишила его возможности кричать, дышать и двигаться в течение ближайшего часа. Затем ухватила за ноги, затащила в комнату, сняла с него ремень и связала руки. Если дела так пойдут и дальше, то скоро у меня здесь будет целый склад связанных бандитов. Но ничего другого не оставалось – чтобы спасти Ольгу, нужно было сначала выбраться самой. Ситуация усложнялась ещё и тем, что я понятия не имела, в какой части дома или двора нахожусь. Но, так или иначе, мне нужно было спешить. Я подошла к Зулии. Та уже полностью очнулась и теперь смотрела на меня, не мигая, своими чёрными глазами, в которых уже не было самоуверенности и презрения, а сквозил лишь какой-то детский страх.

– Если будешь лежать молча, то я не скажу дяде Коле, что ты обманула его насчёт денег, – сказала я, глядя на неё сверху. – И вообще, постарайся быть умницей, а то я тебя прикончу. И поверь, без всяких угрызений совести. Поняла?

Глаза её расширились, губы дрогнули, она хотела что-то сказать, но передумала и испуганно кивнула.

– Вот и хорошо.

Отвернувшись, я направилась к открытой двери. Не успела выйти за порог, как столкнулась почти лоб в лоб со второй «шестёркой» – Григорием. Как он смог войти так бесшумно? Наверное, в тюрьме научился.

– Ой, а ты кто? – Он вылупился на меня, как дитя на бегемота, и попятился назад. Видимо, он сразу что-то понял по выражению моего лица или просто почувствовал неладное и собрался смываться. – Кошар, ты где? – пробормотал он, отступая ко второй двери тёмного коридора.

Я, сверля его глазами, с ехидной ухмылкой наступала. Он отвёл руку назад и начал на ощупь искать дверную ручку.

– Нет, дорогой, не получится, – усмехнулась я и молнией бросилась на него. Он даже вскрикнуть не успел – мой кулак вонзился ему в лоб, послышался звонкий удар, и голова «шестёрки» впечаталась затылком в дверь. Широко распахнутые глаза остекленели, и он начал сползать по двери на пол. Не дожидаясь окончания этого скучного процесса, я схватила его за ноги и поволокла в комнату. Там проделала ту же процедуру, что и с Кошаром, связав за спиной руки ремнём, потом, бросив взгляд на безмолвно лежащую Зулию, опять вышла в коридор. На этот раз там никого не оказалось. Здесь было гораздо холоднее, чем в комнате, сквозь щели в деревянной двери пробивался неясный свет. Я тихонько приоткрыла её и выглянула наружу. Стояла глубокая тихая ночь. На небе смутно поблёскивали звезды, где-то далеко лаяла собака и сновали по трассе машины. В доме напротив, до которого было метров тридцать, все так же светились зашторенные окна. Оттуда доносились тихие голоса. У ворот стоял знакомый «Опель», в нем спиной ко мне сидел тот самый водитель, что огрел меня чем-то по голове. Включив в салоне лампочку, он что-то читал, положив книгу на руль. Вот уж работёнка у человека – не позавидуешь…

Я находилась в одной из дворовых построек, которые не успела рассмотреть, когда меня привезли сюда. Это было что-то вроде заброшенного летнего домика. Я прекрасно понимала, что «шестёрок» с минуты на минуту пойдут искать и нужно поскорее сматываться, пока опять кто-нибудь не подкрался и не ударил меня по затылку. Если я ещё раз попаду в руки Зулии, она уже не будет долго разговаривать, а сразу, наверное, вопьётся своими острыми зубами мне в грудь, раздерёт её и вырвет моё сердце. С неё станется.

Дверь дома открылась, и на крыльце показался силуэт Нюры, той самой, что стояла у плиты. Она вытирала фартуком руки и смотрела на небо. Мне показалось, что женщина вот-вот завоет, как собака. Чуть погодя появился Бугор.

Его огромная фигура заслонила весь дверной проем.

– Ну что, Нюра, пойдём отольём, что ли? – Он подошёл к ней сзади и обнял. Он был уже порядком пьян.

– Уйди, дурак! – шутливо погнала она его, поведя плечами. – Устала я уже конец твой держать.

– Ну, баба, совсем обленилась, ха-ха! – Он зычно захохотал на всю округу, даже собаки в соседнем дворе проснулись и сонно залаяли. Отсмеявшись, он посерьёзнел, отпустил женщину, грузно сошёл с крыльца и проворчал, направляясь за крыльцо и расстёгивая на ходу ширинку:

– Где это Кошар с Гришкой застряли, сукины дети?

– А то ты не знаешь? – ехидно заметила баба. – Подглядывают небось. Все не уймутся никак, проклятые…

– Коша-ар, мать-перемать! – пьяно гаркнул вдруг Бугор, стоя за крыльцом. – Гришка! Ну-ка валите сюда!

– Че орёшь, людей распугаешь, – мягко укорила его Нюра. – И вообще, пора уже кончать с этой косоглазой. Не нравится она мне.

– А кому она нравится? – хмыкнул тот, возвращаясь. – Но она меня за горло держит своим папашей.

– Деньги бы хоть забрал, – вздохнула она.

– Заберу… Да где они, недоноски? Кошар! – Он поставил ногу на крыльцо и замер, уставившись на дверь, за которой я пряталась.

Я видела горящие в отсвете окна угольки его маленьких глаз на здоровенной морде, и мне стало не по себе. Он не мог видеть меня в темноте, сквозь маленькую щёлку приоткрытой двери, но, видно, выработанные с годами нюх и осторожность ему подсказывали, что что-то не так. Медленно спустив ногу с крыльца, не отводя взгляда от двери, он тихо бросил:

– Ну-ка, Нюра, позови сюда орлов из хаты. Та сразу все поняла, бросила взгляд в мою сторону и резво юркнула в дом. Мне нужно было срочно что-то делать. Если сейчас сюда прибегут орлы с пистолетами, то мне здесь придётся туго. Надо выбираться. Повинуясь исключительно инстинкту, но никак не разуму, я вернулась в комнату, схватила со стола сумку с «куклами» и выскочила с ней во двор. На крыльце уже стояли Крест с Беном и слушали Бугра, который что-то бурчал, показывая пальцем в сторону домика.

– О, глянь, секретарша! – удивлённо выкрикнул Бен. – Что ещё за хрен?!

– Берите её, мудаки! – гаркнул Бугор. – У неё сумка с бабками!

Выдернув из-за поясов пистолеты, двое молодых жеребцов бросились в мою сторону. А я уже бежала от них за сараи, не зная и не видя дороги и не очень-то понимая, что делаю. Единственная мысль, которая стучала в мозгу, это что, пока они будут гоняться за мной, Ольгу, наверное, не тронут. Остальное мне было до фени. Забежав за угол, я осмотрелась, увидела огород, за ним ещё какое-то небольшое строение, и припустила туда, утопая по щиколотки в перекопанной и смоченной осенними дождями земле. Бугор слишком толстый, он вряд ли побежит, а с этими двоими я как-нибудь управлюсь… Если, конечно, они не начнут стрелять, пока я на открытом месте. Но открывать пальбу вблизи трассы опасно, поэтому я рассчитывала добраться до цели живой и здоровой.

– Вон она, стерва! – выкрикнул Крест. – Не стреляй пока, так возьмём!

– Стой, дура! – заорал Бен. – Все равно не сбежишь!

Я услышала их дружный топот и прибавила темп, думая о том, что ещё неизвестно, кто кого будет брать. Добежав до сарайчика, оказавшегося всего-навсего большой поленницей дров, накрытой толем, я нырнула за неё и зашвырнула сумку в кусты, чтобы не мешала. Затем схватила пару поленьев потоньше, обошла поленницу с другой стороны и стала смотреть на быстро приближающихся бандитов. Бена мне совсем не было жалко. Весь он был какой-то ущербный, недоделанный, грубый, таких уже только могила исправит, а вот из Креста ещё вполне могло что-то получиться. Он, видимо, просто страдал от недостатка правильного воспитания и не знал, куда нужно приложить свои ум и силы, чтобы и деньги зарабатывать, и человеком при этом остаться. Как ни печально это, но «демократия» многих сделала бандитами поневоле…

Они бежали к тому краю поленницы, за которым я скрылась. Бен нёсся первым, и брошенное мною полено угодило ему торцом прямо в висок. Он сразу споткнулся и, пролетев по инерции пару метров, с грохотом врезался в сложенные дрова. Крест, не заметивший мелькнувшего в темноте полена, ничего не понял и даже не остановился, лишь бросил на ходу, огибая поленницу:

– Вставай, братан, а то упустим!

Ничего ему не ответил братан. От такого удара мог выжить только динозавр, да и то если бы на голове у него был защитный шлем. Бен не был динозавром, и шлема у него не было, поэтому я вполне разумно посчитала, что он уже никогда не поднимется без посторонней помощи. Причём его сначала поднимут, а потом опустят. В могилу. Пусть исправляется…

Забежав за поленницу, Крест остановился и начал озираться по сторонам.

Впереди темнела далёкая полоса леса, до которого простиралось пустое поле, и моя фигура нигде в обозримом пространстве не просматривалась. Я ещё раз обошла дрова, только уже с передней стороны, и зашла ему за спину, подкравшись тихо, как пантера. Он был в тёмном костюме, пистолет держал в опущенной руке, и грудь его тяжело вздымалась от бега. Подо мной хрустнула ветка, он даже не обернулся, а спросил:

– Где она, Бен, ты видишь?

– Нет, – ответила я, – не вижу. Наверное, сбежала, стерва.

Спина его вздрогнула, напряглась, и в следующий момент я смогла полюбоваться великолепной реакцией и выучкой этого молодца. Даже не повернув головы, он бросился на землю в тот самый миг, когда я собиралась ударить его вторым поленом. Спиной все почувствовал! Полено со свистом улетело к полю, а негодяй Крест, перекатившись на спину, мгновенно начал стрелять в меня, держа пистолет двумя руками. Грохот поднялся страшный. Хорошо, у меня реакция лучше.

Спрятавшись за дрожащей от пуль поленницей, я дождалась, когда у него кончатся патроны, а потом выпрыгнула из-за неё и бросилась на бандита, который уже копался в кармане в поисках запасной обоймы. Он, видимо, не ожидал такой прыти от глупой секретарши, поэтому на какое-то мгновение растерялся, замешкался, вытаскивая руку из кармана, и этого мгновения мне хватило, чтобы упасть ему на грудь и добраться до горла. Один удар костяшками пальцев, и он захрипел. Ещё раз – и парень задохнулся, обмяк и затих. Жить теперь он будет с больным горлом, если не хватит денег на операцию по восстановлению искалеченного кадыка.

Измученная, усталая и грязная, я села на его живот и в изнеможении вытерла с лица пот. Сердце бешено колотилось в груди, руки немного подрагивали, но настроение было не таким уж плохим. В конце концов, остались только двое – Бугор и водитель. Правда, они были самыми здоровыми, но это уже их проблемы.

Нюру я в расчёт не брала. Мне нужно было как-то завладеть «Опелем» и отвезти Ольгу в больницу.

Восстановив дыхание, я встала с бандита, сняла с него пиджак и надела на себя, чтобы не мёрзнуть и не светиться в темноте разорванной белой блузкой.

Со стороны дома не доносилось никаких звуков. Решив не испытывать судьбу ещё раз, я подошла к Бену, вырвала из судорожно сжатой мёртвой руки пистолет, покопавшись в карманах, нашла две запасные обоймы, загнала патрон в патронник, сунула все это себе за ремень и пошла обходной дорогой, мимо огорода и соседних домов к проклятому бандитскому логову. Подойдя к задней стене летнего домика, я уже твёрдо знала, что, если понадобится, перестреляю здесь всех, но добуду машину и отвезу Ольгу в больницу, пока ещё не поздно. Думать о том, что бедняжка умерла, мне даже не хотелось. Об Алексее я вообще напрочь забыла, его туманный мерзопакостный образ тускло мелькал где-то на заднем плане моего сознания и никак не ассоциировался с происходящим.

Постояв немного, прислушиваясь к звукам, но так ничего и не услышав, я двинулась вдоль стены, собираясь заглянуть во двор. Но до угла не дошла – из-за него вдруг послышались тяжёлые шаги и сиплое дыхание. Прислонившись к стене, я замерла. Рука сама вытащила пистолет и подняла его вверх. Кто-то, большой и тяжёлый, быстро приближался. Мне уже было без разницы, кто это окажется: Бугор или водитель – оба были хороши для пули. Ольгина жизнь измерялась в минутах, и мне некогда было выяснять отношения с этими урками. Я решила стрелять сразу, как только увижу противника. И выстрелила в тёмный силуэт, вынырнувший из-за угла. Это оказалась Нюра. Слава богу, что от волнения я забыла снять пистолет с предохранителя! Заметив меня краем глаза, она резко повернулась, глаза её расширились, уставившись на пистолет, и она истошно завопила:

– Коля-а!!! Убивают, люди добрые!!! Помогите! Я, честно говоря, растерялась. Мне даже стало несколько неловко перед пожилой женщиной, которую я все ещё держала на мушке. Я опустила оружие, виновато улыбнулась, пожав плечами, а она вдруг заткнулась, хищно оскалилась и бросилась на меня, как разъярённая тигрица. И повалила меня на землю, придавив всем своим тучным телом! И стала душить. Пистолет я, конечно же, сразу потеряла и начала барахтаться под ней, пытаясь выбраться на волю. А со стороны двора уже слышался слоновий топот двух пар ног и возбуждённые крики. Мне не хотелось причинять боль немолодому уже человеку, но пришлось – иначе бы меня саму здесь растерзали. Ткнув ей большими пальцами с обеих сторон головы за уши, я сбросила её с себя, вскочила на ноги, с трудом отыскала в полумраке пистолет, схватила его, сняла с предохранителя и, не помня себя, всадила всю обойму в как раз выбежавшего из-за угла водителя, державшего в руках ни больше ни меньше, а автомат Калашникова с укороченным стволом. Пиджак на его толстом животе покрылся рваными дымящимися дырами, автомат выпал из рук, и мужчина тяжело рухнул на землю лицом вниз. И земля содрогнулась. Лихорадочно отыскав в кармане запасную обойму, я перезарядила свой «ПМ», не спуская глаз с угла домика, и стала отходить назад, 'перешагнув через Нюру. Она зажимала руками уши, вертела головой с дико вытаращенными глазами и как-то странно похрюкивала при этом.

Сама напросилась, мегера…

И тут я услышала, как во дворе открылась дверца машины. Сердце моё оборвалось: неужели этот жирный гад собрался лишить меня единственного средства передвижения? А на чем я повезу Ольгу?! Ни секунды больше не раздумывая, я бросилась обратно во двор. И вбежала туда как раз в тот момент, когда Бугор суетливо проталкивал своё огромное тело в переднюю дверцу «Опеля».

Остановившись, я прицелилась и выстрелила. Три раза. Промахнуться в такую благодатную мишень было трудно. Не знаю, куда я попала, только он удивлённо повернул голову в мою сторону, качнул ею и начал опускаться на землю около дверцы. Правая нога его застряла в машине, и он так и упал с поднятой вверх ногой, большой и неловкий человек, место которому давно уже было на кладбище для отбросов общества. Но теперь уже для него все закончилось. И для меня…

Мне казалось, что прошла вечность с того момента, как я выбежала с сумкой из дверей летнего домика, а на самом деле не больше десяти минут. Не знаю, чем занимались Бугор с водителем, пока я разбиралась с их подельниками на огороде, но «шестёрки», Зулия и Ольга все так же лежали на полу на своих местах. Бандиты уже очнулись и сразу уставились на меня, всю вывалянную в грязи и с пистолетом в руках. Что уж они подумали, не знаю, но только оба синхронно вскрикнули и обречённо закрыли глаза. Впрочем, они меня не интересовали – мне нужна была Ольга. Подбежав к ней, я заглянула в лицо и с ужасом поняла, что она умирает. Глаза её уже закатились, изо рта пузырилась кровавая пена, и казалось, она совсем не дышит. Даже жилка на шее перестала пульсировать. Вытерев ей губы, я опять припала к ней ртом и сделала искусственное дыхание, повторяя сквозь слезы в перерывах между вдохами:

«Только не умирай, миленькая, слышишь? Продержись ещё чуть-чуть… Только не умирай…»

Я выскочила во двор, чтобы подогнать машину поближе, и тут меня ждал ещё один сюрприз – Бугра около неё не было. Кровавый след тянулся к калитке и исчезал за воротами. Ну и черт с ним, все равно никуда не денется, решила я и села за руль. Как ни странно, мне не пришлось выдирать провода из замка зажигания – ключи оказались на месте. Сдав назад, я остановилась у дверей домика, открыла заднюю дверцу и побежала за Ольгой. Она была поменьше меня ростом, но чуть тяжелее. Я с трудом подняла её на руки и понесла к выходу, моля господа, чтобы в дверях не оказался проклятый Бугор с пулемётом или базукой – в таком положении он бы и раненный со мной справился. Но его, к счастью, там не было. Кое-как уложив девушку на заднее сиденье, я открыла багажник и вернулась за Зулией. Эта стерва нужна была мне как главный обвиняемый по этому жуткому делу. К тому же у меня самой накопилось к ней немало вопросов. Все остальные бандиты мне были не нужны. Хватит, насмотрелась, пусть валяются здесь и на огороде связанные, раненные и убитые – дерьма не жалко. Если понадобится, милиция их теперь сама найдёт.

Зулия не сопротивлялась и не произнесла ни звука, когда я взяла её на руки. Она была лёгкая, как пушинка. Опустив её на дно багажника, я сказала:

«Извини, родная», – и захлопнула крышку.

Подогнав машину к воротам, я вышла, сняла деревянный засов, открыла обе створки и выехала на улицу. Кругом ни души. Окна в соседних домах не горели.

Такое ощущение, что здесь каждый день происходят перестрелки, люди уже к этому давно привыкли и даже не считают нужным вызывать милицию. А может, и вызвали, да те ещё в пути…

По трассе проходили машины, и мне пришлось остановиться на въезде. Как назло, грузовики шли один за одним, и мне никак не удавалось вклиниться между ними. Я сидела, нетерпеливо нажимая на педаль газа и тарабаня кулаком по рулю, как вдруг почувствовала, что «Опель» начал подниматься. Вернее, его задняя часть. Я обернулась и обмерла. Сзади, подняв машину за бампер, стоял огромный дядя Коля. Жирное лицо его было страшным. Губы исказила злорадная ухмылка, все складки тряслись, как студень, от напряжения, а в глазах, устремлённых на меня, полыхала такая лютая злоба, что у меня мороз прошёл по коже и чуть не остановилось сердце. Жутко осклабившись, он издал звериный рык и начал толкать машину вперёд, под проносящиеся в двух метрах от капота на большой скорости многотонные грузовики. Пока я пришла в себя и сообразила, что происходит, он уже протащил нас до самой кромки асфальта, причём ему приходилось толкать машину вверх по склону, но для него это, видно, не составляло никакого труда даже с тремя пулями, сидящими где-то в его недюжинном организме. Включать скорость и давать задний ход не было никакого смысла – приводные колёса висели в воздухе. Я нажала на тормоз. Движение только на секунду остановилось, а затем Бугор снова, уже с включёнными тормозами поволок нас к неминуемой гибели под колёсами грузовиков, которые, мигая фарами и тревожно сигналя, проносились мимо. Видит бог, если бы не Ольга, я бы выскочила, и черт с ней, с Зулией, пусть погибает от рук своего знакомого. Но я не могла бросить умирающую девушку и потому сидела, отчаянно выворачивая руль в сторону, и смотрела на приближающуюся смерть. Этот чудовищный амбал, видя, что машина сворачивает, поднял ещё и левый бок. И когда уже весь капот оказался на асфальте, а один грузовик чудом не сшиб нас, вильнув в последний миг в сторону, вот тогда-то я, несчастная дура, вспомнила про пистолет, который бросила между сиденьями. И всадила через заднее стекло оставшиеся пули в эту поганую, ухмыляющуюся и рычащую, ненавистную уголовную рожу. Его отбросило назад, и он исчез из виду.

Машина сразу встала на четыре колёса, и, уже не обращая внимания на приближающийся автобус, я дала по газам и выскочила у него перед носом на дорогу. Пропади они пропадом, такие напряги!

…Неприятности начались у первого же поста ГАИ на самом въезде в Москву. Несколько гаишников проверяли машины, рядом топтались смущённые водители. Молоденький сержант, лениво прохаживающийся с жезлом и автоматом на освещённом пространстве перед будкой, махнул мне, видать от нечего делать, палочкой, и я была обязана остановиться. И потом мне пришлось бы долго и нудно объяснять, почему у меня нет ни прав, ни документов на машину, по какому праву на заднем сиденье умирает девушка и как так получилось, что в багажнике лежит связанная Зулия с раздроблённым пальцем. Да мне проще было его убить!

Ни того, ни другого мне делать не хотелось. К тому же Ольга словно бы видела все происходящее и тихонько застонала, и тогда я, мигнув фарами, просто проехала мимо, не сбавляя и не прибавляя скорости. Он тут же что-то закричал, показывая на меня, все засуетились, сорвались с места и начали запрыгивать в свои машины. Пусть прыгают, мне главное – успеть до больницы добраться, а там уже будь что будет. Я прибавила газу. Но далеко уехать не успела – впереди показались мигалки, завыли сирены, я увидела, как дорогу перекрыли двумя милицейскими «Жигулями», из них повыскакивали милиционеры и направили в мою сторону автоматы. Сзади все пространство было запружено огнями машин, приближавшихся на большой скорости. Я бы, конечно, могла попрыгать через бордюры, по тротуарам и как-нибудь сбежать, если бы не Ольга – она бы не выдержала такой тряски. Яростно выругавшись, я сбавила газ и остановилась. Ко мне тут же бросились три здоровенных молодца в бронежилетах, держа моё лицо на мушке, распахнули дверцу, и один удивлённо крикнул:

– Мужики, это баба!

Видимо, они, заметив издалека мужской пиджак, приняли меня за мужчину.

Милиционер вдруг дико заорал:

– У неё пистолет!!!

Я недоуменно уставилась на него, а потом запоздало вспомнила про пистолет, который бросила на переднее сиденье рядом с собой. Он так и лежал там, разряженный и бесполезный, притягивая взгляды воинственных милиционеров.

– Брось оружие!!! – закричали мне. – Руки на затылок! Вылезай из машины!

Я молча повиновалась. «Опель» уже окружили со всех сторон, злые глаза недобро поблёскивали, и я чувствовала, что малейший неверный шаг может стоить мне жизни – они были готовы стрелять. Сцепив руки на затылке, я медленно выбралась наружу, меня тут же грубо схватили за воротник, толкнули лицом на капот, расставили ноги и начали обыскивать, причём очень грубо и бесцеремонно.

Все засуетились, кто-то уже полез в машину и что-то там делал с Ольгой. Кто-то кричал в рацию.

– Послушайте, в машине человек умирает, – взмолилась я. – Её срочно в больницу нужно.

– Заткнись, шалава! – Я получила ощутимый тычок под ребра, но не заткнулась:

– Сам заткнись! Вызовите «Скорую», а потом делайте со мной что хотите!

Мне сцепили руки наручниками за спиной и поволокли к «жигуленку». Я беспомощно оглянулась на «Опель» – они вытаскивали несчастную девушку, как куклу, словно не видели, что она вся изранена и почти не дышит. Ублюдки!

Какой-то лейтенант с ненавистью выдохнул:

– Гляньте, что она с ней сделала, стерва! – Он обжёг меня злобным взглядом. – Я такого ещё не видел. Тут кто-то открыл багажник.

– Во, тут ещё одна!!! Связанная!

– Ну, стерва, теперь не отвертишься! – процедил волокущий меня амбал. – И зачем только такие на свет рождаются.

Когда меня уже втолкнули в «жигуль», я с облегчением услышала, как кто-то по рации вызывает «Скорую». На сердце сразу полегчало, и я даже улыбнулась, зажатая между двумя здоровяками на заднем сиденье. Сидящий за рулём сержант увидел это в зеркало и с изумлением констатировал:

– Да она маньячка, братцы. Гляньте, лыбится ещё…

– Уже все, долыбилась, – прорычали справа. – Давай, Витек, погнали.

Витек завёл мотор и стал разворачиваться. По обе стороны от заграждения стояли, мигая фарами и сигналя, гражданские легковушки. Витек вырулил на встречную полосу и уже начал разгоняться, как заработала рация и кто-то сердито сказал:

– Шестнадцатый, ну-ка вернись на минутку.

– Что ещё, – недовольно пробормотал Витек, затормозил и повернул к «Опелю». Где-то послышалось завывание «Скорой», потом она вылетела из-за машин и затормозила одновременно с нами. Оттуда выскочили два санитара и начали укладывать на носилки бесчувственную Ольгу. Зулия уже стояла рядом с багажником, сверкая злыми глазами, и молчала, как затаившаяся кобра, не глядя на спрашивавшего её о чем-то милиционера. К нашей машине подошёл майор с рацией, открыл заднюю дверцу, окинул меня внимательным взглядом и сказал в микрофон:

– Да, вроде светловолосая. В мужском пиджаке.

– А под пиджаком что? – послышалось из рации. Майор вопросительно глянул на меня и рявкнул:

– Покажи, что под пиджаком.

Я не могла этого сделать, потому как руки были за спиной, но сидящий справа повернулся и распахнул полу пиджака. Глаза его тут же загорелись – он увидел мою абсолютно не прикрытую разорванной блузкой грудь с торчащими розовыми сосками. Майор тоже обалдел и невнятно пробормотал:

– Под пиджаком ничего, вроде…

– Как это ничего?! – взорвалась рация.

– Виноват. Порванная одежда белого цвета, – поправился тот.

– Имя своё она не называла?

– А мы и не спрашивали. – Майор оторвал взгляд от моей груди, сглотнул и хрипло спросил:

– Как тебя зовут?

– Мария, – буркнула я, раздавленная их взглядами.

– Говорит, что Мария. Врёт, наверное…

– Так, хорошо, – послышалось в рации. – Везите её по адресу…

Я не поверила своим ушам, когда услышала, что он диктует адрес… нашего офиса. Слезы выступили на моих глазах, к горлу подкатил комок, я не выдержала и разрыдалась, как девчонка…

Шёл пятый час ночи. Когда мы подъехали к офису, Родион с Валентиной уже стояли у ворот и ждали. Валентина тут же подбежала, открыла дверцу и, не обращая внимания на сердитых милиционеров, бросилась ко мне, все ещё всхлипывающей, и, обхватив моё лицо руками, начала целовать, плача от счастья и приговаривая:

– Родненькая ты моя, Маришечка, живая, солнце моё ясное, куда ж ты опять вляпалась…

Следом за нами подкатил милицейский «жигуленок». В нем сидела Зулия…

…Оказывается, телохранители Комова не были такими уж остолопами. Они успели заметить в зеркале заднего вида, как меня усаживали в «Опель», и сообщили обо всем своему шефу, а тот, в свою очередь, Родиону. Босс немедленно поставил на уши всех своих знакомых, и в городе был введён в действие план «Перехват». Все искали набитый вооружёнными головорезами «Опель», которого в Москве к тому времени уже не было. Поэтому-то со мной так и обращались, когда он наконец появился в поле зрения милиции. Ольга едва не погибла. При подъезде к больнице у неё остановилось сердце, и только благодаря врачам, которые, к счастью, были рядом, она выкарабкалась с того света. Босс звонил в больницу, ему сказали, что девушка находится в реанимации, жить будет, но на улицу в таком виде ей лучше уже не показываться.

Несмотря на позднее время, Родион позвонил Алексею Комову и попросил срочно приехать ввиду открывшихся чрезвычайных обстоятельств, связанных с расследованием его дела. Тот долго и недовольно визжал, но в конце концов согласился. Теперь он должен был появиться с минуты на минуту, а мы сидели в кабинете босса и смотрели на молчащую, как рыба, Зулию. Валентина перевязала ей палец, и она при этом даже не пикнула – вот порода! Родион, которому я вкратце поведала о последних событиях, уже попросил своих друзей послать наряд СОБРа по указанному мной адресу в бандитский притон, чтобы захватить там оставшихся в живых и вообще разобраться, что к чему. Там обнаружили два трупа с огнестрельными ранениями, в летнем домике нашли двух связанных «шестёрок», а на огороде ещё двух полуживых парней – Бен, к счастью, выжил. Нюру увезли вместе с остальными. Я уже приняла ванну, переоделась, Валентина накормила меня своими фирменными биточками с грибной подливкой, и теперь мне уже ничего в жизни было не нужно, кроме спокойного сна. Но уснуть, не узнав разгадку всего происшедшего, я, естественно, не могла.

Наконец у входа позвонили, Валентина открыла дверь и впустила испуганного Алексея. Он вошёл в кабинет, увидел сидящую Зулию и замер. Круглое лицо его вытянулось, покрылось бледностью, глазки замигали, и он тоненько пропищал:

– А ты что здесь делаешь?

Бросив на него полный неприкрытой злобы взгляд, она отвернулась.

– Вы знакомы? – удивился босс.

– Ещё бы, – пробормотал Комов, – это моя жена… Я чуть не подпрыгнула в кресле. Жена?! Вот это да! Такого поворота событий я не ожидала!

Глаза Родиона тоже чуть не вывалились из-под очков, он закашлялся, а потом хрипло спросил:

– Что ж вы, уважаемый, сразу не сказали, что у вас жена есть?

– А вы про неё спрашивали? – обиженно пожал Комов плечами и уселся в кресле у двери, подальше от супруги. – И потом, она никак не могла быть причастна к этому.

– Почему?

– Потому что неделю назад мы с ней разругались, и она уехала домой, в Казахстан. Вместе с ребёнком. – Он испуганно посмотрел на жену. – Так ты не уезжала, что ли? А где Антон?

Облив его очередной порцией презрения, она опять промолчала. Алексей повернулся к боссу и пояснил:

– Антон – это наш сын. Послушайте, что здесь вообще происходит? Я требую объяснений! Вы поймали шантажистов?

– Да, поймали, – проворчал босс. – И одна из них перед вами.

– Зулия?! – оторопел Комов, ещё больше бледнея. – Не может быть…

Зачем? Не понимаю…

– Не понимаешь?! – Зулия повернулась к нему, и нам стало понятно, кто на самом деле был виной всему происшедшему – все отразилось в её глазах. – Ты – ничтожество, подонок, сквалыга!!! Куда тебе понять, ублюдок!

– Ну ладно, с меня хватит! – Босс ударил ладонью по столу, и я поняла, что он не на шутку рассердился. – Или рассказывайте мне все, или оба загремите по самое некуда!

– А я-то здесь при чем?! – взвился Алексей. – Я вообще здесь ни при чем!

– Ну да, как же, – брезгливо хмыкнула жена, – ты, как всегда, ни в чем не виноват. Нужно было и тебя похитить, раздолбая! Может, тебя бы там отдрючили во все дыры и ты хотя бы задумался над чем-нибудь…

– А я говорю, хватит! – рявкнул босс, даже я испугалась. Он посмотрел на Зулию. – У вас есть шанс скостить себе срок. Так что начинайте…

В её глазах появилось недоумение.

– Вы думаете, мне ещё можно что-то скостить?

– Понятия не имею. Расскажете – посмотрим… Она вдруг сникла, глаза поблекли, некрасивые губы дрогнули, и по щекам побежали слезы. Вытерев их, она на удивление ровным голосом, словно и не её это были слезы, заговорила, будто давно заучила все наизусть:

– Мой отец работает начальником зоны строгого режима в Джезказгане. Это в Казахстане. Этот подонок, – она презрительно кивнула на мужа, – служил там в карауле. Ефрейтор поганый… Пять лет назад это было. Не знаю, как получилось, но я влюбилась в него…

– Да ладно тебе – влюбилась, – поднял голову Алексей. – Тебя там полгарнизона переимело, шлюха косоглазая! – Он посмотрел на босса. – Она с четырнадцати лет к солдатам приставать начала. От неё все шарахались, как от чумы, а она отцом припугнёт и тащит в свой сарай…

– Свинья! Ты же мне в любви признавался! – чуть не плача, воскликнула Зулия.

– А куда мне было деваться? По пьяни чего только не скажешь. И потом, думаешь, мне в караул обратно хотелось, на эти рожи уголовные смотреть?

– Да ты и не ходил туда почти, выродок! Тебя отец по моей просьбе на склад перевёл! Дрянь ты неблагодарная!

– А ты страшила кривоногая!

– Хватит! – рявкнул босс. – Давайте по одному. Продолжайте.

Алексей обиженно насупился, а Зулия быстро заговорила:

– В общем, мой отец почему-то дал согласие на брак с этой жадной скотиной. Они как-то там сошлись с ним: Алекс ему понравился. К тому же он из Москвы, деньги считать умеет и все такое. А у отца денег не мерено – урки ему мзду платят за хорошее к себе отношение. А куда их в степи девать – солить?

Короче, договорились они, что я уеду жить к Комову в Москву, а отец за это ему денег даст, чтобы он дело своё открыл. Что-то вроде приданого. Отец у меня в этих делах ни черта не смыслит, а этот урод ему там все плёл про бизнес, про проценты и прочее. Тот и поверил, – она горько усмехнулась. – Думал, Алекс ему станет долю от прибыли отчислять. Как же, жди… В общем, четыре года назад мы с ним поженились и приехали сюда. Он здесь с матерью жил в двухкомнатной квартире. Такая ведьма, я вам скажу…

– Это мама-то ведьма?! – вскинулся Комов. – Да ты её с первого взгляда возненавидела! – Он глянул на босса. – Эта тварь даже отравить маму хотела.

Чтобы жилплощадь освободить, видите ли…

– Ей и так на тот свет давно пора, – хмыкнула жена. – Только место занимает и воздух по ночам портит.

– Заткнись! – Лицо клиента налилось кровью. – А то я за себя не отвечаю!

– Кто – ты? Ха-ха! – Она презрительно рассмеялась ему в лицо. – Да трусливее тебя я ещё вообще никого не видела! Ты ведь ничтожество…

– Успокойтесь, – громко сказал босс, и Зулия продолжила, не обращая внимания на пышущего гневом мужа:

– Ну и вот. Эта скотина на папины деньги открыл здесь фирму по торговле канцтоварами. И все, с тех пор я денег от него не видела. Он мне выдавал только на магазин, да и то потом каждую копейку проверял. Я даже в кино сходить не могла или по городу одна поездить – на метро денег не было. Через год ребёнка ему родила, так он как увидел, что тот немного узкоглазый, сразу к нему охладел. Ничего не покупал, даже игрушек… Говорил, денег нет – все в обороте.

А мне куда деваться, не обратно же ехать с дитем на руках? Кто меня там примет, если я мусульманские законы нарушила, выйдя за русского? Будут в лицо плевать до конца жизни. – Она помрачнела. – Короче, написала я отцу, что, мол, все деньги в развитие фирмы вложены, вышли немного на сына. Тот поверил и стал высылать. И все время спрашивал, сколько процентов ему уже накопилось. Я ему врала что-то целых три года. А потом поняла, что дальше так продолжаться не может. Алекса уже не исправить. К тому же случайно узнала, что он с секретаршей трахался по вечерам в своём кабинете. Как обычно, короче. А мы с ним, несмотря ни на что, в постели ещё держались. Он со мной спал время от времени, и мне вроде хватало для счастья. Думала, хоть что-то у меня есть своё, единственное и неповторимое, – член его раздолбанный мне принадлежит, и на том спасибо… – В её чёрных глазах блеснули слезы. – А оказалось, нет. На русских его, видите ли, потянуло. – Она бросила на меня тоскливый взгляд. – Извини, подруга, я тебя чуть не изуродовала, но ты сама виновата – не нужно было с моим Алексом спать…

– Что?! – задохнулся тот. – Да я её вчера первый раз в жизни увидел! Ты совсем ошизела, дура кривоногая! Она частный детектив!

– Как детектив? – оторопела она. – Она же сама по телефону сказала, что она твоя старая любовница…

Босс удивлённо воззрился на меня, я отвела глаза и пробормотала:

– Это так, просто к слову пришлось. Я вам говорила, помните?

Тот вспомнил, усмехнулся и кивнул Зулии:

– Продолжайте.

– А чего продолжать? Все уже и так ясно. Сказала ему, давай разводиться и квартиру менять. Будешь, говорю, мне алименты на сына выплачивать, мы с ним и в однокомнатной проживём. Так он как взвился, вы бы видели. Весь слюной изошёл, все уши мне пропищал своим ублюдочным голоском. Кричал, что я воровка, представляете? И что не видать мне квартиры, как своих ушей. Что алименты согласен платить только с официальной зарплаты. А официальная зарплата у него сто пятьдесят рублей. Двадцать пять процентов – это меньше сорока рублей. Разве проживёшь? У меня самой ни образования, ни специальности, только внешность, кто меня на работу возьмёт? Не на панель же мне идти? Выпросила я у него деньги на билет, взяла сына и улетела домой, отцу сказала, что погостить приехала. Но там уже не выдержала и все рассказала. Отец меня избил как Сидорову козу и сказал, чтобы обратно собиралась. Выспросил все, я ему сказала, что обо всех Алексовых делах знаю – он ведь все документы дома хранит, а мне делать нечего, я и читала. Дал мне отец немного денег, чтобы хоть приоделась, и адрес своего знакомого урки. Письмо ему написал. Мне приказал без той суммы, что он Алексу давал, домой не возвращаться. Ну и все. Вернулась я, сняла комнату, нашла дядю Колю, договорились мы с ним, что он найдёт людей и все сделает, а я ему за это половину денег отдам. Отец Алексу семнадцать тысяч давал, поэтому-то с него тридцать пять стали требовать.

Комов без кровинки на лице отпрянул назад, и в глазах его появился ужас.

– Вы не закончили, – напомнил босс, сделав вид, что ничего не произошло. – Зачем вы попросили зашить сумку?

– Чтобы дядя Коля туда прежде меня не заглянул. Я ведь, честно говоря, с жизнью уже попрощалась. Ещё там, в Казахстане, когда отец приказал деньги из этого подонка выкачать. Я-то ведь знала, что он не даст ни копейки. Но решила таким образом хоть за любовь свою обманутую отомстить. Думаю, доберусь до чёртовой проститутки секретарши, поизмываюсь, душеньку отведу, а там уже будь что будет. Жить все равно нет смысла. Антон у отца останется, тот его не бросит… Ну вот, до первой стервы добралась, решила, что ради любовницы Алекс хотя бы что-то сделает, деньгами пожертвует. А тут вдруг вторая вроде как объявилась, – она снова посмотрела на меня. – Ты прости, я же не знала, что ты подставная. Поэтому попросила и тебя ещё заодно похитить. А Бугру поставила условие, чтобы в сумку не заглядывал. Он отца боится, поэтому все выполнил, как я хотела. Вот и вся история…

Она замолчала, застыв с кривой усмешкой на губах, и в комнате стало тихо.

– Ну ты и сука, – процедил Комов. – Родного мужа…

– Ты не муж, а мой кровный враг теперь, понял, ублюдок? – зловеще проговорила она, подняв на него мутные глаза. – Запомни, говнюк, мне зона не страшна. Я на зоне родилась и выросла. И меня очень быстро выпустят – отец постарается. А ты после этого проживёшь не больше недели. Аллахом клянусь! И меня уже ничто не остановит. Считай, что смертный приговор тебе, кусок дерьма, уже подписан. Осталось лишь привести его в исполнение. Так что копи деньги на собственные похороны, мразь. Может, хоть на это ты не поскупишься…