За миг до удара

Глава 5 ЗОЛОТАЯ ЛИХОРАДКА

Подходило время обеда. Валентина на кухне жарила мясо с луком, и у меня текли слюнки. Босс исходил слюной у себя в кабинете, занятый, как всегда, какими-то своими непонятными делами. Сигнал наружного видеофона заставил меня посмотреть на экран. Я увидела высокого, крепко сложенного мужчину лет пятидесяти, в светло-сером плаще и коричневой шляпе. У него был волевой подбородок, чёрные усы под крупным носом и прищуренные глаза с притаившимися в них весёлыми искорками.

– Добрый день, – проговорил он с сильным американским акцентом, улыбаясь в глазок камеры. – Я могу войти?

– Добрый день. Входите.

Я открыла дверь, он вошёл в приёмную, остановился посередине, засунув руки в карманы, с интересом оглядел наш интерьер и, задержав взгляд на двери, ведущей на кухню, откуда доносился ароматный запах, с лёгким смешком констатировал:

– Значит, вот как живут русские частные детективы. Я могу сесть?

Я отложила свою работу, скрестила руки на груди и вперила в него убийственный взгляд.

– Можете, – ледяным тоном сказала я, и он уселся в кресло. – И чем же вам не угодили русские частные детективы?

– Что вы! – вскинулся он с улыбкой. – Как раз наоборот, я в восхищении от вашей мебели, запахов и вообще от всей экстравагантной конфигурации вашего офиса. Я тут походил кругом, посмотрел – мне понравилось. Скажите, а вы, судя по всему, секретарь? – Он кинул взгляд на табличку на двери босса.

Американец явно надо мной издевался. Это было видно по его змеиной улыбочке и хитрому блеску в глазах. Что ж, мы, русские, тоже не лыком шиты.

– Нет, я компаньон этой фирмы, с вашего позволения, и по совместительству являюсь секретаршей. Зовут меня Мария. А вы кто, позвольте спросить?

– О, это замечательный вопрос! – Он смотрел на меня как на маленького ребёнка. – Я – американец, Моё имя Пол Кейди. У меня дома тоже есть своё детективное агентство. Конечно, не такое оригинальное, как у вас, но все же, – он усмехнулся краешком губ. – Скажите, а этот странный вид здания – специально для привлечения клиентов?

– Наоборот, для отпугивания – у нас их слишком много. Хотите купить у нас эту идею?

– Боюсь, что мои скромные средства не позволят мне сделать это. А что это вообще такое?

– Это обычная трансформаторная будка, только мы надстроили над ней несколько этажей и слегка реконструировали.

– У нас тоже так делают, когда земли не хватает, – строят небоскрёбы. А нельзя ли встретиться с самим детективом?

– У вас возникли проблемы в России?

– Нет, просто любопытно, – он перевёл взгляд на кактус, стоявший на мониторе моего компьютера. – О, как интересно…

Соединившись по селектору с Родионом, я ласково пропела:

– Босс, к вам тут частный детектив из Америки приехал, хочет опыта поднабраться. Впустить?

– Он не вооружён? – послышался ворчливый голос Родиона.

Я вопросительно посмотрела на гостя, и тот покачал головой.

– Говорит, что нет.

– Тогда зови. И сама зайди.

– Вам повезло, у босса сегодня отличное настроение, – сказала я, поднимаясь. – Прошу вас, мистер Кейди.

Он снял плащ, оставшись в сером костюме и шляпе, и мы прошли в кабинет.

Босс уже стоял у стола, лохматый, с трубкой в зубах, и сразу же протянул руку американцу, который был на голову выше его ростом.

– Очень приятно, меня зовут Родион.

– А я – Пол Кейди.

Они потрясли друг другу конечности, оценивая друг друга, и расселись по местам. Я упала в своё кресло сбоку.

– У вас очень хороший компаньон, – Пол кивнул на меня и положил шляпу на колени.

– Я в курсе, – сдержанно улыбнулся босс. – Как погода в Америке?

– Не балует, особенно в последнее время, – вежливо ответил американец.

– Русская мафия омрачает небосвод, знаете ли.

– A у нас вообще ураганы и бури не прекращаются. Прямо стихийное бедствие какое-то, – вздохнул босс. – Откуда у вас такой великолепный русский?

– Специально выучил, чтобы легче было находить общий язык с клиентами и преступниками. Хочется быть ближе к первоисточнику проблем, так сказать.

– Неужто так все плохо? – сочувственно удивился Родион.

– Хуже некуда. Такое ощущение, что все русские бандиты переметнулись в Америку.

– Это мы их здесь разогнали, – уверенно вставила я.

– Потому я и приехал, – усмехнулся Пол. – Хочу методологию перенять.

– А как же ваше ФБР? – спросил Родион.

– Оно слишком инертно, долго перестраивается. И потом, методы государственных органов не всегда, знаете, соответствуют… К тому же русские играют вообще без правил – у них в чести беспредел…

– Понимаю, коллега. Но, я думаю, вы пришли не затем, чтобы поплакаться мне в жилетку. Может, введёте меня в курс дела? Прибыль поделим пополам.

– Вам тридцать, мне остальное, – тут же ответил американец, нахмурившись.

– Не забывайте, что это вы у меня в гостях, – мягко напомнил босс.

– Вам сорок и ни центом больше.

– Мне сорок пять, а вам, так уж и быть, остальное. Вы, наверное, поиздержались в дороге…

– По рукам.

Они приподнялись и хлопнули друг друга по рукам.

– Это дело нужно отметить, – сказал босс, сев на место. – Что будете пить?

– Виски, если у вас, конечно, есть.

– Благодарю за комплимент. Может, перейдём на «ты»? А то так мы далеко не уедем. Предлагаю выпить за знакомство.

Американец завертел головой в поисках бара или чего-то ещё содержащего виски, но ничего не увидел и удивлённо посмотрел на босса. В этот момент дверь без стука открылась, вошла Валентина с подносом, поставила его на стол, бросила быстрый взгляд на гостя и степенно удалилась. На подносе стояли открытые бутылки коньяка, виски, ведёрко со льдом, банка содовой и бокалы.

– Прошу, – довольно проговорил босс, кивнув на выпивку.

Американец налил себе виски, Родион себе и мне коньяку, мы чокнулись и выпили.

– Значит, на «ты»? Что ж, меня устраивает, – сказал Пол, устраиваясь поудобнее. – У вас отличный сервис.

– Не жалуемся. Итак, Мария, приготовься записывать.

– Боюсь, что вам придётся это запоминать без записи, – возразил Пол.

– Здесь можно курить?

– Здесь нельзя только в футбол играть – места мало.

Пол закурил, выпустил кольцо дыма и, чётко расставляя слова, заговорил:

– Сразу скажу, что дело очень опасное. Поэтому решил подыскать стоящих компаньонов и пришёл к вам.

– А почему именно ко мне?

– Долго объяснять, но я уже вижу, что слепой случай иногда бывает гораздо эффективнее кропотливых поисков – ты мне подходишь, Родион.

– Ещё неизвестно, кто кому… – начала было я защищать честь фирмы, но босс перебил:

– Ты мне тоже, Пол. И давай к делу. Кстати, на сколько оно потянет?

– Как у вас говорят, на миллион. Может, в миллион раз больше. Все зависит от того, сколько найдём…

– В каком смысле?

– В прямом, – американец широко улыбнулся. – Мне кажется, что дело пахнет кладом.

В кабинете повисла тишина. Босс недоверчиво смотрел на Пола, а тот, в свою очередь, торжествующе на босса. Наконец Родион спросил:

– Тебе нужен землекоп или компаньон?

– Это уже в конце, если вообще понадобится, – невозмутимо ответил Пол.

– Сначала нужно до него добраться и при этом не умереть.

– И что, содержимое клада стоит того? – поднял бровь босс.

– Надо думать. Честно говоря, я и сам толком не знаю, что спрятано в том тайнике. Скажу лишь, что в Америке уже имеется несколько трупов. За этим тайником охотятся какие-то люди. Мне так и не удалось выяснить, к какой организации они принадлежат, но я знаю, что все они русские, их очень много, они профессионалы и очень и очень опасны. Тебе это ещё интересно?

– Уже начинает нравиться.

– Я знал, что так и будет. Видишь ли, я сам ещё ни разу не занимался поисками кладов – это не моя специфика. Но с этим столкнулся совершенно случайно, начал копать…

– Слушай, Пол, или выкладывай все сразу, или мы распрощаемся, – вежливо поторопил американца мой босс.

– Вот это другой разговор! – обрадовался тот. – Я постараюсь в двух словах. Но предупреждаю: это довольно длинная история.

– Валяй, мы не спешим.

– Тогда расскажу тебе все. Может, я что-то не правильно понимаю и зря вообще сюда приехал. И вот что он нам поведал.

– Я сам живу в Нью-Йорке, рядом с Четвёртой авеню, там же у меня и офис. Занимаюсь в основном делами о похищениях богатых эмигрантов из России представителями русской же мафии. Ко мне обращаются потому, что я не поленился и, когда у вас открыли «железный занавес» и огромный поток ваших соотечественников хлынул к нам, я выучил русский язык. Я нюхом почувствовал, что скоро Америку заполонят русские бандиты и я смогу на этом неплохо заработать. И не ошибся. Так вот, напротив моей конторы, через улицу, стоит четырехэтажный дом. В нем обычно снимают квартиры те, у кого ещё не так много денег, чтобы купить хороший особняк, но уже не так мало, чтобы ютиться в трущобах. Жильцы самые разные, часто меняются, и я почти ни с кем не знакомлюсь – своих дел хватает. Чуть меньше недели назад, вечером я возвращался домой пешком и проходил прямо под окнами того здания. Было уже темно. Настроение у меня было отличное, как сейчас помню, потому что с тех пор оно у меня все больше хреновое. Так вот, вдруг я почувствовал, что на что-то наступил. Сразу должен сказать, что в моем районе города практически не бывает мусора на тротуарах, и любой предмет, оказавшийся под ногой, может смело рассматриваться как повод для увольнения дворника. Я объясняю это для того, чтобы вы не приняли меня за побирушку, который копается в уличных урнах и подбирает лежащие на земле клочки использованной туалетной бумаги. Ну я, естественно, нагнулся и увидел, что наступил на скомканную бумажку. Не туалетную. Черт меня дёрнул поднять её! Будто кто-то согнул меня пополам и заставил это сделать. Короче, развернул, а там что-то написано на непонятном языке. Не на английском и не на русском – других я не знаю. А я по натуре своей очень любопытный, мне стало интересно. Было уже темновато, так я отошёл под фонарный столб, но все равно ничего не понял, кроме того, что вся та галиматья была написана кровью. Это я сразу понял, ибо крови на своём веку повидал достаточно. Кто-то спичку в кровь окунал и корябал из последних сил. А у нас в Америке, вы знаете, не принято кровью писать, потому что и чернил вдоволь, и карандаши есть, и даже гелевые ручки, не говоря уж о фломастеpax. В общем, сунул я клочок в карман, решив, что зря такого писать никто не станет, и пошёл домой. Дома начал копаться в справочниках, чтобы распознать, на каком языке сделана надпись, но так и не узнал, потому что язык был какой-то редкий. Тогда я сделал точную копию того, что там было написано, чтобы не пугать добрых людей видом крови, и на следующий день отнёс своему знакомому в филологический колледж – тот как раз языками занимается. Через несколько часов он позвонил и сообщил, что это грузинский язык и надпись означает буквально следующее: «Люди, помогите, я в пятом номере, умоляю! Озолочу». Знакомому я сказал, что это всего лишь выдержка из книги, которую я читаю. После этого я сдуру, до сих пор не понимаю, зачем, ведь прошли уже почти сутки, закрыл свою контору и пошёл в дом напротив…

– Может, тебе понравилось последнее слово в записке? – усмехнулся босс.

– Конечно, что-то в подсознании и было, потому что даже в Америке известно, что у грузин водятся деньги, и немалые, – вздохнул он. – Но я особенно на это не рассчитывал, потому что был уверен, что спасать там уже некого. Я высчитал, где находится квартира номер пять, посмотрел на окна, и там было совершенно темно. В общем, прошёл я незамеченным через чёрный вход на третий этаж, где располагалась пятая квартира, послушал тишину через замочную скважину, а потом достал отмычки и вскрыл все это дело. И что ты думаешь? Там был труп мужчины. И ещё какой! Беднягу, похоже, долго и усердно пытали…

– Родион Потапович! – В селекторе на стене, установленном специально, чтобы Валентина могла переговариваться с мужем в любое время и слышать, о чем здесь говорят, раздался её звонкий голос. – Обед уже стынет!

Босс вопросительно посмотрел на гостя, тот кивнул, и мы все переместились в столовую на второй этаж. Там, с завидным аппетитом принявшись за приготовленную Валентиной сытную русскую пищу, американец продолжил свой рассказ:

– На нем не было живого места. Лоскутами была снята кожа на животе, у него выдернули все ногти и зубы, отрезали все пальцы на руках, причём потом их сразу перевязывали, чтобы он не умер от потери крови, наверное. У него также не было ушей. Все тело было сожжено утюгом и истыкано каким-то острым предметом.

Рядом стояла пустая пачка из-под соли – они, видно, сыпали её на оголённое мясо. В довершение всего то, чем он, наверное, когда-то гордился, было отрезано и засунуто ему в рот. Он лежал на полу в гостиной абсолютно голый, и эта штука безобразно торчала из его окровавленного рта…

– Приятного аппетита, – буркнула я, но американец даже не моргнул.

– …Свет я не включал и пользовался фонариком. Все стены и мебель были забрызганы кровью, везде валялись части его тела. Честно скажу, за всю свою практику я ни разу не видел ничего подобного. Я тогда ещё не знал, что это всего лишь цветочки, и все равно хотел сбежать и забыть об этом навсегда, уничтожив записку. Но не сбежал. И знаешь, почему?

– Он был ещё жив, – уверенно сказал босс, нанизывая на вилку непослушный маслёнок с тарелки.

– А как ты догадался? – удивился Пол. – Да, действительно, этот человек ещё дышал. Не знаю, как в нем теплилась жизнь и в чем держалась душа, но когда я посветил ему в изрезанное лицо, один, каким-то чудом оставшийся целым, глаз смотрел прямо на меня и слегка моргал. Надо сказать, что я далеко не робкого десятка, но тут чуть не умер от страха. Это был огромных размеров бородатый старик. От неожиданности или испуга я вдруг начал извиняться перед ним, почти уже трупом, и объяснил, что нашёл его записку и пришёл, чтобы помочь. Он выплюнул то, что было во рту, и зашевелил тем, что осталось от его губ. Я догадался, что он хочет что-то сказать, наклонился и услышал буквально несколько слов. Это были совершенно непонятные для меня хриплые звуки, не более. Но у меня феноменальная память, и я запомнил их на всю жизнь, и уже всерьёз подумываю о том, чтобы их высекли на моем надгробном камне, который, если дела пойдут так и дальше, появится у меня очень скоро. Как я понял, старик произнёс их на последнем издыхании, потому что сразу же умер, на своё счастье.

Мне же повезло меньше. Тогда я ещё не знал, какую страшную тайну он мне передоверил. То, как мучили старика, чтобы выведать её, уже должно было сказать мне об этом, но я тогда ни о чем не думал, кроме того, что нужно скорее сматываться. К сожалению, это было не так просто, потому что, когда я распрямился, чтобы пойти к выходу, в комнате загорелся свет. У двери стояли два молодца, каждый размером со статую Свободы, и оба были, как у вас говорят, лицами кавказской национальности. Я подумал, что, похоже, у них был ключ. Они тихонько вошли, заметили меня и видели, как старик мне что-то сказал. Этого им показалось достаточно, чтобы нацелить на меня кольты сорок пятого калибра.

«Ну, недоделок, – сказал по-английски один, поигрывая пушкой, – а теперь поделись с нами услышанным. И не вздумай шутить».

«Простите, – говорю, – но я ничего не понимаю. Я совершенно случайно оказался здесь…»

"Ну да, конечно, – ухмыльнулся другой, – мы тоже заглянули на огонёк.

Говори, парень, или с тобой произойдёт то же, что с этим грузином".

Они, видать, приняли меня за случайного излишне любопытного прохожего.

«Так он грузин? – удивлённо спросил я, отступая в глубь комнаты. – Теперь понятно, почему я ни черта не разобрал из его слов. И вообще, ребята, не знаю, что вы задумали и чего хотите от меня, только мне пора домой – время позднее, жена волнуется…»

«Он над нами издевается, слышишь, Тимур?» – спросил один по-русски, думая, что я его не понимаю.

«Слышу, Резо. Придётся заняться и им. Ты как, ещё не устал?»

«На этого хлюпика сил хватит. Като ему точно все сказал. Не мог он унести с собой в могилу столько золота, ублюдок».

«Но этот американец наверняка не знает грузинского языка. Может, его просто прикончить?»

«Это всегда успеем. Он наверняка услышал звуки и сможет их воспроизвести. Проклятый Като! Так и не научился за свои девяносто два года разговаривать на другом языке».

«Старая порода. Зато, говорят, все понимал, что ему говорили. Ладно, здесь уже стало опасно. Давай отвезём его к Индусу – пусть делает с ним что хочет».

«Это хорошая мысль. Иди скрути его, только без шума, а я проверю на выходе».

«Ты мудр, как всегда, Резо».

Один вышел из комнаты, а другой с пренебрежительной усмешкой начал приближаться ко мне, не подозревая, что я могу быть очень опасен, когда захочу.

Я сам парень не промах, но он был выше меня на целую голову, настоящий гигант, похоже, борец и наверняка профессиональный убийца. Он сверлил меня глазками, выжидая подходящий момент для броска, а я притворялся испуганным идиотом и пятился от него, пока не наткнулся спиной на подоконник. И тут, несмотря на свой громадный вес, он молнией бросился ко мне с занесённым пистолетом, рассчитывая свалить ударом по голове. Слава богу, в своё время я неплохо потрудился во Вьетнаме, в элитных частях. Не мешкая, я сбил его с ног прямым ударом в подбородок, чего он явно не ожидал и поэтому сразу упал, выронив пистолет. Подхватив пушку на лету, я тут же врезал как следует рукояткой по здоровенной башке, и Тимур отправился вслед за своим соотечественником Като.

Другими словами, я убил человека, чего не делал со времён окончания проклятой вьетнамской войны. Честно признаюсь, я не хотел этого и поэтому страшно разозлился. Это убийство было мне совсем ни к чему. У меня была хорошая, стабильная работа, куча друзей и очередная любимая женщина. Вместо всего этого я мог отправиться в тюрьму и провести остаток дней в воспоминаниях о прошлом.

Поэтому я решил убрать свидетеля, того самого Резо, который пошёл к двери, и тем самым замести все следы. Но это было не так-то просто, потому что Резо и сам имел на меня кое-какие виды. Я подкрался к выходу в коридор и увидел, как он заглядывает в глазок входной двери, за которой слышались чьи-то весёлые голоса, видимо, у соседей была вечеринка. Шум борьбы в комнате он, судя по всему, принял за возню своего товарища с глупым американцем. У меня в руке был пистолет, но я не хотел стрелять, чтобы не создавать лишнего шума. Я начал подбираться к нему, но он, словно тигр, спиной почувствовал опасность и даже не обернулся, а сразу нырнул вниз и бросился мне под ноги. Таких хорошо обученных людей приятно встретить где-нибудь в баре и поболтать с ними о результатах последних скачек или о женщинах. Но не дай боже иметь их в качестве врага. Если бы он меня достал хотя бы раз, то убил бы одним ударом – настолько он был силён. Я отскочил назад в гостиную, но он успел схватить меня за ногу, и я упал, выронив пистолет. Он молча прыгнул на меня, я подставил ногу, перекинул его через себя и, решив, что черт с ним, со свидетелем, шкуру бы свою спасти, вскочил и побежал к двери, голоса за которой уже смолкли. Но не тут-то было.

Эта жуткая полуторацентнеровая кавказская бестия была упряма, как вол. При падении он здорово ударился головой об угол стола, и я был уверен, что он отключился. Но не успел я открыть задвижку, как услышал топот за спиной и в последний момент отпрянул к стенному шкафу. Протаранив всем своим весом дверь, он вылетел на площадку и растянулся там, наделав много шума. Мне ничего не оставалось, как захлопнуть дверь изнутри и щёлкнуть задвижкой, потому что соседи тут же высунули свои носы и начали громко возмущаться и задавать глупые вопросы. Грузин счёл за лучшее послать их всех подальше и поскорее унести ноги.

Я остался в квартире с двумя трупами. Не буду пересказывать, что я пережил там, пока не убедился, что соседи не стали вызывать полицию, удовлетворившись позорным бегством нарушителя спокойствия. В противном случае меня бы поджарили на электрическом стуле. Почти час я приходил в себя и только потом осмелился убраться оттуда. Дома я первым делом написал транскрипцию все ещё звучавших в моей голове предсмертных хрипов старика. Я уже не сомневался, что влип в серьёзную историю, связанную с большими деньгами, и что в сказанной мне фразе содержится ключ к разгадке какой-то страшной тайны. Но пока для меня это были лишь пустые, абсолютно ничего не значащие звуки. Несмотря на позднее время, я позвонил все тому же знакомому языковеду, и он дал мне телефон своего коллеги, который, как он утверждал, владеет грузинским языком лучше, чем сами грузины.

Утром я собирался отправиться прямо к нему и получить наконец ответы на мучившие меня вопросы. Но недаром древние индейцы считали, что золото, кроме своих уникальных физических свойств, обладает ещё и огромной магической силой, враждебной человеку. А в больших количествах – тем более. Любой, кто притрагивается к нему, рано или поздно становится его жертвой, если не знает, как общаться с духами, стоящими за этим проклятым металлом. Индейцы-то знали, поэтому и идолов своих делали из чистого золота, чтобы те защищали их от врагов. Может быть, вы замечали:/стоит кому-то хотя бы приблизиться к большой массе золота, как от тех или иных причин он погибает. Неважно, что мы думаем, будто сам металл здесь ни при чем и во всем виновна человеческая жадность или ещё что-то вполне приземлённое. Ведь духи, как считают индейцы, властвуют на земле земными, а не сверхъестественными методами, чтобы люди сваливали вину на себя, а не на них. Главное, что человек все равно погибает. Наверное, вы слышали, как люди находили жуткую смерть, когда охотились за индейскими сокровищами. И это не байки, а исторические факты. Впрочем, не только индейское золото опасно для человека, а и любое другое. Золотая лихорадка – это не просто словосочетание, а вполне конкретное биофизическое проявление влияния золота на психику. Я изучал специальную литературу по этому вопросу. Золото неразрывно связано с мистикой. Существует версия, что именно из него сделан ключ от двери в потусторонний мир. Есть только один способ защитить себя от влияния золота – не любить его, вовсе не обращать на него внимания. Тогда духи теряют свою силу.

Впрочем, я сам отношусь, как вы уже догадались, к тем, кто уже находится под их властью, – он криво усмехнулся. – Но я не безнадёжен. По крайней мере стараюсь убедить сам себя в том, что мне нужно не это проклятое золото, а всего лишь материальное благополучие, а значит, и счастье в жизни.

Правда, это плохо помогает, духам наплевать на то, что я думаю: с того момента, как я начал за ним гоняться, мне постоянно угрожают смертью. И не только мне.

Я чувствовал себя в полной безопасности, думая, что избавился от грузинской мафии, как я окрестил для себя тех людей. Но видно, тогда уже золото начало действовать на меня и затмило разум. Среди ночи в мою квартиру вломились. Я безмятежно дрых в своей постельке, слава богу, один, и даже не слышал, как непрошеные гости устанавливали пластиковую взрывчатку на металлической двери моего скромного жилища. Эти наглые русские бандиты ничего не боятся в Америке, ведут себя, как у себя дома, черт бы побрал их методы! Я проснулся от страшного взрыва, а когда очухался, то увидел над собой троих головорезов с пушками. В следующее мгновение меня оглушили и прямо в пижаме вытащили из квартиры. В этой же пижаме я пришёл в себя уже в незнакомом подвале. Я лежал связанный в темноте на бетонном полу и понятия не имел, где нахожусь. Хорошо, что листок с записью транскрипции я догадался перед сном спрятать, а то бы очнулся уже в гробу. Шишка на моем лбу была больше, чем сама голова, – это старый знакомый Резо врезал мне рукояткой пистолета, когда оглушал в постели. Я начал ломать остатки головы над тем, как они меня вычислили, но тут дверь открылась и вошли двое. Оба русские. Один был очень жирным, а другой просто здоровым. Я притворился, что все ещё без сознания.

Включив свет, они остановились у входа и начали меня рассматривать.

«Говоришь, он детектив?» – спросил жирный по-русски.

«Хрена там говорить! Так оно и есть, – ответил второй. – Резо его проследил, когда он ушёл от Кумсишвили. Перепугался, видать, наложил в штаны и привёл его прямёхонько к себе домой. Думал, что Резо сбежал от него, болван!»

«Ладно, не мельтеши, Бэн. Что-то не очень похож он на ищейку».

«Вот и я говорю – быстро сломается. Но он точно детектив, у него на дверях даже табличка была – сам видел. Теперь ни двери, ни таблички, ха-ха!»

«Заткнись! Кумсишвили тоже был далеко не мальчиком, однако ничего не сказал».

«Ну-у, сравнил. Индус! Кумсишвили сам Сталин доверял, он настоящим титаном был, утёсом гранитным, старой советской закалки, а этот – тьфу, тюфяк в сравнении с ним».

«Как же тогда этот тюфяк прикончил Тимура? Ты лучше не болтай попусту, Бэн. С этим парнем нужно поаккуратнее. Он – наша последняя ниточка. Если она оборвётся, то мы по миру пойдём. Шеф каждые полчаса названивает, интересуется успехами. Я пока говорю, что все нормально, но он и то недоволен. А представляешь, что будет, если я скажу, что след оборвался? Он же нас живьём сожрёт. Так что сильно не набрасывайтесь на него, не спешите, а то загнётся раньше времени. На хрена вон такой шишак ему набили? А если память отшибли?»

«Не, Резо своё дело знает. И потом, у него самого почти такой же – и ничего, все помнит».

«Ладно, идём, а то опоздаю».

Они ушли, и я опять остался один. Я не дурак и никогда им не был. Мне стало ясно как день, что меня ждёт участь того несчастного старика Кумсишвили.

Убеждать их в том, что я ничего не запомнил, было совершенно бесполезно – все равно прикончат. Но они уже были уверены, что я что-то знаю, потому что начал сдуру сопротивляться в квартире. Если бы я хоть знал, что кроется за всем этим, то не так обидно было бы, а то ведь ни в зуб ногой! Хорошо хоть, что я русский язык выучил и они при мне не таясь разговаривали, думая, что не понимаю, а то бы совсем в неведении был. У меня даже волосы зашевелились на голове от отчаяния. О жестокости русских бандитов в Нью-Йорке легенды ходят. Итальянские гангстеры с ними и рядом не стояли. Те хоть какие-то там традиции соблюдают, законы мафиозные, а вашим все до фени – полный беспредел. Правда, ты не поверишь, Родион, но даже тогда я нисколько не пожалел, что поднял ту чёртову бумажку на улице. Наверное, потому от меня и обе жены сбежали, что я все никак не могу остепениться в этой жизни – все дурь в одном месте играет. Полежал я там на полу, полежал и решил, что смогу их переиграть. Настроение сразу улучшилось, боль в голове прошла, я вскочил на ноги и начал обнюхивать все кругом, ища лазейку, чтобы выскочить. Где там! Все как в противоядерном бункере: ни одной щели или дырочки, даже замочной скважины в дверях не было. И мебели никакой, чтобы вооружиться. А ещё холодно, я ведь в одной пижаме, и руки связаны – особо не согреешься. Ну, думаю, конец тебе пришёл, мистер Кейди. Тут дверь снова загремела, я быстренько на пол улёгся, глаза закрыл и стал ждать.

Двое вошли и без разговоров, взяв меня, как мешок, за руки, за ноги, поволокли.

Я тоже молчу, глаза не открываю, все начало пыток оттягиваю. Притащили куда-то, где тепло было, бросили на пол – я молчу.

«Неужели ещё не очухался? – удивлённо спросил кто-то незнакомым голосом. – Может, нашатырь ему дать?»

«Косит он. – Я узнал голос Резо. – Хитрым себя считает. Детектив, мать его. Сейчас я его приведу в порядок».

Он подошёл и пнул меня в ребра. Я и не пикнул. Тогда он склонился надо мной, я даже запах водки почувствовал в его дыхании, и сказал по-английски:

«Давай так, ищейка. Я держу сейчас ножик над твоей головой. На счёт „три“ – разжимаю руку, и он полетит прямо в тебя. И попадёт, по-моему… Да, вот теперь он нацелен тебе прямо в левый глаз. Но ты можешь уклониться, если захочешь», – и мерзко хохотнул.

Я лежу и не дышу. Чувствую, что он стоит надо мной, а что он там делает – один черт знает. Может, и вправду нож держит. А глаз все-таки жалко, два их всего у меня. Ну, начал он считать: раз, два… На счёт «три» я не выдержал и дёрнулся в сторону от греха.

Раздался такой хохот, я аж покраснел. До сих пор стыдно вспомнить.

Глаза открыл, а Резо стоит надо мной с бокалом виски в руках и ржёт, как конь на рассвете. Вокруг какие-то бугаи сидят и тоже заливаются, Смешно им, видите ли… Опозорился я, в общем. Ну да ладно, пережил. Их было трое. Усадили меня на стул, рядом ведёрко с водой поставили, наверное, чтобы в чувство приводить, и тот, что с жирным Индусом ко мне в подвал заходил, Бэн, говорит:

«Слушай, мистер, у нас нет времени с тобой в цацки играть. Скажи сам все, что старик тебе поведал, и мы отвезём тебя домой. Мы ведь не звери какие-нибудь, а мирные, порядочные люди. Мы даже демократы. Поэтому предоставляем тебе выбор: или пытать будем, или отдадим в руки американского правосудия за убийство двух законопослушных граждан Соединённых Штатов: мистеров Тимура Дулидзе и Като Кумсишвили. Полиция уже нашла их трупы, теперь ищет убийцу, то есть тебя. У них есть твои пальчики и свидетели, которые видели, как ты выходил из квартиры. Эти свидетели в данный момент находятся перед тобой».

Он ткнул себя пальцем в грудь, а потом кивнул на ухмыляющегося Резо.

«Но мы можем в любой момент изменить показания, и тебя будут судить не за убийство, а лишь за незаконное проникновение в чужое жилище. Но за это нам нужно кое-что получить. Так что выбирай и делай это побыстрей».

Естественно, этот постсоветский демократизм меня не устраивал. Честно говоря, я совсем забыл, что порядком наследил в той квартире и у полиции и вправду могли возникнуть подозрения на мой счёт. Но если наличие отпечатков я бы ещё мог как-нибудь объяснить, то опровергнуть «свидетельские» показания этих двух подонков – вряд ли. Мне грозил электрический стул, с одной стороны, и страшные пытки – с другой. Я полностью был в их руках. Мне даже расхотелось гоняться за золотом. Но было уже поздно. Тогда я решил потянуть время.

«Если я вас правильно понял, – начал я с глупой физиономией, – то вы хотите, чтобы я повторил вам те звуки, которые услышал от старика?»

«А ты догадлив», – бросил Резо.

«Но я почти не помню их. И вообще, не понимаю, почему это для вас так важно? Может, объясните мне?»

«Объясним, – процедил Бэн. – Сначала скажи то, что запомнил. Только слово в слово, звук в звук, понял?» И поднёс мне под нос здоровенный кулачище.

Моя проблема заключалась в том, что я не знал значения тех звуков, что услышал от старика, и не мог выбрать, что можно говорить, а что нет. Я ведь не собирался делиться с ним тайной, как вы понимаете. Так бы хоть ляпнул что-нибудь незначительное, а остальное бы придумал. Или вообще сочинил бы всю фразу, если бы говорил по-грузински. Но я не говорил на языке ваших горцев.

Поэтому сидел, наморщившись, словно пытался вспомнить, а сам лихорадочно искал выход. Они все смотрели на меня, будто ждали, что из моего рта сейчас вывалится бриллиант в миллион каратов. Но он все не вываливался. Тогда Бэн врезал мне по скуле, чтобы, значит, ускорить процесс. И я решился. Всего в услышанной мною фразе было семь слов, и я выбрал первое, решив, на свою голову, что ничего важного в нем содержаться не может или это вообще какое-нибудь грузинское приветствие, типа: «Добрый вечер» или «Рад тебя видеть, дорогой». Мало ли что умирающему старику придёт в голову… В общем, сказал я им это первое слово. И твёрдо добавил, что остального не помню. Они посмотрели на Резо, который у них был за переводчика, а тот, задрожав от жадности, закричал по-русски:

«Это слово означает „казна“! Като сказал ему, где спрятал золото!»

Все радостно загалдели по-русски, а я сидел и крутил головой, будто ничего не понимаю в происходящем.

«Казна?! – визжал, брызгая слюной, Бэн. – Он сказал: „казна“? Так это же то, что нам нужно! Господи, ты услышал наши молитвы!»

«Если ты вспомнил это, значит, вспомнишь и остальное! Миленький ты мой!» – ошалело вопил один бандит, схватив меня руками за голову и целуя в шишку на лбу.

"Вспомнит, куда он денется, ублюдок' – весело прыгал вокруг меня Резо.

– Вытрясем ему все мозги, если не вспомнит!"

«Надо же, а я, дурак, сомневался, что это золото вообще существует! – кричал один амбал. – Ну и дела, мужики! Наливай по такому случаю!»

Они на радостях тяпнули по рюмке водки, закусили, как у вас это водится, солёными огурцами из большой стеклянной банки, каких у нас в Америке не производят, и снова принялись за меня. Бэн, как я уже догадался, был у них за старшего.

«Ну, дорогой, порадовал ты нас, – сказал он, перейдя на английский. – За это мы, так и быть, не сдадим тебя копам. Давай, будь молодцом, скажи все остальное, и расстанемся друзьями».

«Извините, – говорю, – но я действительно больше ничего не помню. Я и это-то с трудом вспомнил… Хоть режьте, но все из головы вылетело после удара того типа», – и кивнул на Резо, который ложкой размером с лопату намазывал чёрную икру на огромный ломоть хлеба.

«Гонит он все, – убеждённо сказал тот на русском. – Все он помнит – по глазам вижу».

«А того, что он помнит, ты не видишь?» – с надеждой спросил Бэн.

«Нет, не вижу. Но мне почему-то кажется, что этот гад понимает русский язык».

"Сдурел?! Откуда ему русский знать, если он американец? Скажешь тоже…

– Бэн повернулся ко мне и по-английски спросил:

– Ты ведь не знаешь русский язык?"

«Я – патриот своей страны, – с достоинством ответил я, – и мне не пристало изучать язык людей, которые ведут себя в цивилизованной стране, как дикари!»

«Это хорошо, что ты такой преданный, – обрадовался бандит. – Ну, давай вспоминай теперь, что тебе сказал Като».

«Какой Като?»

«Тот, который умер у тебя на руках, идиот! И не морочь нам голову!» И опять ударил меня, разбив губу.

«Эй, ты, полегче, – проворчал Резо. – Остатки мозгов вышибешь. У него и так их немного, как я посмотрю. Лучше утюгом пузо прижги, а по голове не нужно – там наше золото».

«Слышал? – он наклонился ко мне. – Сейчас утюг раскочегарим и начнём тебя гладить для улучшения памяти. Клинч, тащи утюг!»

Тот, что целовал меня в лоб, вскочил и выбежал из комнаты. Мне стало тоскливо, и я сказал:

«Знаете, я честно хочу вам помочь. Я бы рад вам все рассказать, но ничего не помню. Неужели вы думаете, что мне приятнее смотреть на ваши рожи, чем сказать то, смысла чего я даже не знаю? Странные вы люди, русские…»

«Э, а откуда ты знаешь, что мы русские? – насторожился Бэн. – Может, ты все-таки понимаешь…»

«У вас это на физиономиях написано, – усмехнулся я. – И потом, я ещё в состоянии отличить русскую речь от китайской. Вы ведь из русской мафии?»

Они переглянулись, и Резо довольно кивнул:

«Конечно, дурачок, мы из русской мафии. Слышал о нас небось? Так что лучше говори, а то замордуем… Вот и Клинч с утюгом! Врубай его в розетку, братан!»

"Минуточку, господа! – испугался я. – Вы что хотите: убить меня или получить то, что вам нужно? Давайте как-нибудь вместе решать эту проблему.

Помогите мне вспомнить, но не такими, конечно, методами, – я с ужасом посмотрел на включённый в розетку утюг. – Я знаю один верный способ из области психологии – это вполне надёжно и… лояльно".

«Из какой области?»

«Психологии».

«Ты что, псих, что ли?»

«Я сказал: психологии, а не психиатрии».

«И что, действительно верный способ?» – спросил Клинч, вертя раскалённый утюг у меня перед носом.

«Проверен многими видными учёными всего мира», – соврал я.

«Наши способы тоже проверены! – хохотнул Бэн. – Ладно, валяй, выкладывай свой метод».

«Он заключается в том, что мозг нельзя насиловать – он сразу же начинает протестовать и закрывается. С ним нужно обращаться по-доброму, мягко, упрашивать, помогать и так далее. Другими словами, нужно заинтересовать мой мозг в том, чтобы он вспомнил нужную информацию. Тогда он начнёт работать сам и в конце концов вытащит её из подсознания. Все очень просто…»

Они переглянулись и задумались. Наконец Резо проговорил:

«А как это: заинтересовать?»

«Ну, к примеру, расскажите мне, зачем это все нужно…»

«Ах ты ублюдок! – Бэн врезал мне по челюсти. – Надуть хочешь?!»

«Постой, постой, – остановил его грузин по-русски. – Может, он и вправду дело говорит. Если он забыл, то никакими пытками этого из него не вытянешь. А про этот метод я, по-моему, тоже что-то слышал. И потом, один черт, мы его все равно прикончим, так что ничего не потеряем».

«А вдруг сбежит?»

«Не смеши добрых людей».

"Смотри, биджо, на твоей совести будет, – проворчал Бэн и по-английски обратился ко мне:

– .А долго твой мозг потом вспоминать будет?"

«Кто его знает. Может, сразу, а может, какое-то время потребуется. Вы ведь поймите, что я и сам заинтересован в этом. Только, чур, когда вспомню, отмажете меня от полиции, как обещали».

«Обижаешь, командир, – заверил тот, честно глядя мне в глаза. – Наше слово – закон. Русские никогда не обманывают. Короче, слушай. Тот старик, с которым ты беседовал на известной квартире, знал, где спрятана дикая уйма золота. Дикая. Но он говорил только по-грузински, гад! Все другие языки принципиально презирал, ниже своего достоинства считал. Хотя понимал по-русски и по-английски. Это, как ты понимаешь, не его личное золото, он был только хранителем казны самого… Впрочем, это не имеет значения».

«Да скажи ему, может, мозги быстрее завертятся», – подстегнул его Клинч.

«Короче, этот старик, Като Кумсишвили, был секретным хранителем тайной казны самого товарища… Сталина».

Я чуть богу душу не отдал при этих словах. Мои волосы встали дыбом и с тех пор уже не опускались, – тут американец пригладил ёжик на голове. – Теперь я точно знал, что живым они меня не выпустят. В своё время мне в руки попала одна брошюра. Там говорилось о деньгах вашего вождя, о том, что они где-то существуют, но никто не может их найти. Говорилось, что никому не известно, сколько личных средств было у товарища Сталина и где он их хранил, но предполагали, что достаточно, чтобы из-за них развязать третью мировую войну.

До сих пор это все покрыто мраком тайны. Золото партии, которое вы сейчас так наивно ищете, копейки в сравнении с золотом Сталина. Даже Пол Пот, который был мелочью по сравнению с Отцом всех ваших народов, и тот умудрился заработать на убийстве миллионов своих подданных несколько миллиардов баксов. Что уж говорить о Сталине, который убил в несколько раз больше!

Бэн ухмыльнулся, почувствовав, что произвёл на меня впечатление, и продолжил:

«Като Кумсишвили был старым „медвежатником“, зеком со стажем, самым близким доверенным лицом вождя. После смерти Хозяина казначей уехал за границу и спрятался. Он оказался верным слугой и все это время держал рот на замке. О его существовании знали лишь несколько человек. Более сорока лет мы шли по его следу, в конце концов нашли, но он нам так ничего и не сказал, хотя мы сделали, казалось бы, все для этого. Но почему-то он сказал это тебе. Видно, ты ему понравился тем, что поспешил на помощь, и он решил отблагодарить тебя. Ну теперь твой мозг заинтересован?»

«Более чем», – пробормотал я, с трудом приходя в себя от такой новости.

«Ты хоть понимаешь теперь, тупоголовый америкашка, насколько важно то, что ты услышал от старика? Это тебе не кубышка, зарытая под яблоней в саду, – тут речь идёт о…»

«Это ему знать не обязательно, – проворчал Резо. – Давай, родной, вспоминай быстрей».

"А почему вы так уверены, что это именно тот старик? – не удержался я.

– Столько лет прошло, и его никто не знал, как вы говорите…"

«Это не твоего ума дело! Постарайся сосредоточиться на том моменте, когда вы разговаривали, тогда сразу вспомнишь. Хотя бы примерное звучание того, что он сказал, мне выдай, а я уж разберусь, что к чему».

Они опять в ожидании уставились на меня, а я сделал вид, что вспоминаю, хотя на самом деле решал для себя вопрос: сказать или нет им ещё какое-нибудь слово из услышанной фразы. А вдруг оно окажется решающим? Теперь, когда я узнал, сколько стоят эти непонятные мне звуки, сидящие в моей голове, я тем более не собирался произносить их кому-нибудь просто так, за здорово живёшь. Во мне взыграл азарт. И ещё я понимал, что они прикончат меня сразу же, как только услышат вожделенные слова. В общем, мне нельзя было говорить. Но и молчать было тоже опасно – того и гляди мучить начнут. Поэтому-то я сидел и перебирал в уме оставшиеся шесть слов, как драгоценные жемчужины, решая, какое из них отдать этим халявщикам. До этого, кстати, я совсем не вдумывался в смысл этих слов, они были мне просто не знакомы. А тут я начал искать в них хоть какой-то смысл или знакомое звучание. И нашёл! Это было слово «coco». Раньше для меня это был пустой звук, а теперь, когда я узнал про золото Сталина, я понял, что это было его грузинское имя, о котором я когда-то слышал. Таким образом, вместе с уже названным первым словом выходила почти ничего не значащая фраза: «Казна Coco…» И я выдал им слово, швырнул эту кость в их прожорливые голодные пасти:

«Кажется, второе слово было „зосо“ или „созо“ – точно не помню…»

«Coco! Это слово было – Coco! – вскричал Резо, вскочив с кресла. – Так и есть: „Казна Coco…“ – все правильно! Этот парень сделает нас богатыми!»

Он хлопнул меня по плечу, остальные радостно заулыбались, а я понял, что если дело пойдёт так и дальше, то скоро мы станем хорошими друзьями и начнём вместе пить водку из початой бутылки, что стояла на столике в углу комнаты.

"Да, так оно и есть, – в раздумье закатил глаза Клинч. – Следующим словом должно быть: «находится…» Тогда получится: казна Coco находится…

Господи, помоги мне, грешному, – он перекрестился, – скажи мне, где она, проклятая, находится?"

«Для нас сейчас он – господь, – Бэн кивнул на меня. – Давай, миленький, напрягись ещё чуть-чуть, вспомни ещё хоть парочку слов, чтобы за что-то уцепиться. Не ленись…»

Они сгрудились вокруг меня, подёргиваясь в нетерпении, и начали трясти.

«Да что вы, в самом деле! – возмутился я. – Так я совсем не могу думать! Отойдите от меня! Мне расслабиться нужно…»

«Ха, так это мы враз! – обрадовался Резо. – Клинч, налей ему водочки – пусть расслабится. И выключи этот долбанный утюг, а то уже от него в комнате жарко».

Клинч плеснул мне целый фужер водки и поднёс ко рту.

«Пей, голуба!» – осклабился он.

"Вы спятили?! Я так водку не пью! Это же не молоко, в конце концов!

Развяжите мне руки, тогда смогу выпить".

Они замерли, посмотрели друг на друга, потом на меня, и наконец Бэн нерешительно произнёс:

«А что? Он все равно ничего не сможет с нами сделать; правильно, братва?»

«Конечно! – поддакнул я. – К тому же расслаблюсь получше, а значит, побыстрее все вспомню».

«Решено, – сказал Бэн. – Клинч, сядь с пушкой у двери и не спускай с него глаз. Если что – пали, но не насмерть, старайся в ноги попасть, чтобы не убег…»

«Может, нам лучше ему ноги сразу прострелить, для верности?» – предложил мудрый Клинч.

«Идиот, он тогда вообще думать не сможет! Резо, развязывай его».

Меня развязали. К тому времени я уже вполне осмотрелся и понял, что нахожусь где-то на загородной вилле. За окнами виднелся лес, теннисный корт и какие-то постройки типа самолётного ангара. В комнате, где мы находились, все было богато обставлено, на стенах висели копии картин Пикассо, на полу лежал дорогой персидский ковёр, мебель была красного дерева, а фужеры из настоящего хрусталя. Сами понимаете, что первым моим желанием было сбежать оттуда как можно дальше. Но я сдержал себя. Все трое выглядели очень здоровыми и сильными, особенно Резо, с которым я уже имел дело. К тому же они были настороже. Но и засиживаться здесь мне тоже было не с руки. Взяв протянутую мне Бэном водку, я попросил огурчик. Он потянулся за ним, и в тот момент, когда он очутился между мной и пистолетом Клинча, сидевшего у двери, я плеснул водку в глаза находившемуся справа Резо. Потом, не медля ни секунды, толкнул Бэна на Клинча, выхватил у схватившегося за глаза Резо из кобуры под мышкой пистолет и одним выстрелом в упор снёс ему полчерепа. Все произошло мгновенно, те двое даже не успели осознать, что случилось. Я наугад выстрелил в их сторону, а сам бросился к окну, вышиб собственным телом стекло и очутился на газоне перед домом. Вслед мне хлопали выстрелы и летели проклятья, но я нёсся, как ягуар, к лесу, ни на что не обращая внимания. Мне нужно было перескочить через довольно высокий забор из металлической сетки, я замешкался, зацепившись пижамой за проволоку, и в этот момент увидел, как к вилле подъезжает чёрный «Бентли». Из машины вывалились Индус и ещё двое дуболомов и тоже побежали ко мне. Шансов у меня не было никаких, но я не терял надежды. Они боялись стрелять, чтобы не убить меня ненароком, и это играло мне на руку. Оставив одну штанину на заборе, я кинулся к лесу, до которого было метров триста, но в нем было моё спасение – у меня ведь за плечами вьетнамские джунгли. Меня начали окружать. Индус кричал своим, чтобы целились мне в ноги, кто-то отвечал, что хрен с ними, с ногами, главное, чтобы я совсем не ушёл, на что жирный страшно матерился. Кстати, мат – это первое, что я выучил в русском языке, и мне это очень понравилось. Я теперь предпочитаю ругаться только по-вашему. Ну так вот, пока они спорили, я доскакал до опушки и нырнул за деревья. Бандиты почему-то в лес не пошли, а вернулись, попрыгали в машины и поехали в объезд, решив обложить меня со всех сторон. Но и я был не дурак. Я затаился и, когда они скрылись из виду, ползком пробрался к самолётному ангару. Там уже копошились двое незнакомых жлобов с автоматами. Они готовили маленький одномоторный самолёт к взлёту. Да простит меня господь, но мне пришлось застрелить и их. Слава богу, я когда-то учился летать, правда, не знал, что это когда-нибудь мне пригодится. Короче, я улетел оттуда. Сверху видел, как бандиты на трех машинах окружили лес, который оказался всего лишь крохотным лесочком, и стоят с оружием на изготовку, поджидая, когда я выскочу из-за деревьев. Заметив самолёт. Индус начал кричать в рацию по-русски:

«Ну что, не видишь его? Куда тебя черти несут, идиот?! Покружись прямо над деревьями, да смотри, у него пушка, подстрелить может! Эй, ты что молчишь, Антон?»

Я как раз пролетал над ним, взял рацию и на своём блестящем русском послал его туда-то и туда-то, высказав ему все, что думал о его матери. Мне даже самому понравилось. Жаль, что плохо было видно выражение его лица. Он сначала потерял дар речи, а потом, когда понял, с кем разговаривает, заявил:

«А я в тебе не ошибся, Кейди. Но учти, что тебя ищут по всей стране, твои фотографии помещены во всех газетах. Тебе некуда лететь, так что лучше заруливай на посадку и не дури. Мы тебя все равно найдём, куда бы ты ни спрятался. Ты в наших руках, глупец! Скоро ты в этом убедишься. До встречи, Кейди!»

И он отключился. Я видел, как они сели в машины и поехали в сторону одиноко стоящей виллы. Они даже не стреляли по самолёту – настолько были уверены, что снова поймают меня. Я же не был уверен ни в чем. Если меня действительно разыскивали по обвинению в убийстве, то домой мне показываться было нельзя, тем более в пижаме, да ещё без одной штанины. Горючего в самолёте было достаточно, но я понятия не имел, где нахожусь и куда нужно лететь. В общем, мне было невесело там, в воздухе, хотя и относительно безопасно. Но рано или поздно все равно нужно будет приземляться. Пролетев километров сто, чтобы уже быть уверенным, что Индус с командой меня не встретят внизу, я посадил самолётик на чей-то частный аэродром, потому что ничего подходящего для посадки в поле зрения не было, а сесть на дорогу или на поле я бы не смог – квалификация не та. Как выяснилось позже, это была судьба. Не успел двигатель заглохнуть, как к самолёту подкатил джип с двумя вооружёнными «узи» головорезами. На их лицах было такое зверское выражение, что я сразу же пожалел, что не рискнул приземлиться где-нибудь на болоте или на скалах. Я понял, что попал из огня, как у вас говорят, да в полымя. Видимо, духи, охраняющие проклятое золото, хорошо знают своё дело. Пистолет, в котором кончились патроны, я бросил ещё около ангара, когда убил тех двоих, поэтому сопротивляться не было никакого смысла. Не говоря ни слова, эти головорезы вытащили меня из кабины, бросили в машину и повезли теперь уже на другую виллу, тоже расположенную в лесу. Слава богу, лица у них были не русские, а чисто американские – только от одного этого мне уже было легче дышать, ибо страшнее русских, как мне тогда казалось, никого нет. Видок у меня был ещё тот: я был небрит, в порванной пижаме, все лицо было разбито, а на лбу ещё не сошла шишка.

Не знаю, как бы ты, Мария, отреагировала, появись я здесь, у вас, в таком виде.

Наверное, просто не впустила бы внутрь. А вот тому человеку, что ждал меня у входа на виллу, я явно пришёлся по душе. Это был высокий пожилой мужчина, почти уже старик, с совершенно седыми волосами и властным взглядом. На груди у него болтался полевой бинокль. Когда меня подвели к нему, он сразу заулыбался и сказал:

«Всегда рады дорогим гостям, мистер Кейди. Меня зовут Дик Моловски. У меня вы будете в безопасности. Прошу…»

Я ничего не понимал. У меня даже мелькнула мысль, что эти люди тоже работают на русскую мафию. Но мне ничего не оставалось делать, как войти за ним в дом. Головорезы со своими свирепыми рожами остались на улице. Для начала старик позволил мне принять ванну, дал новую одежду, накормил, и только после этого мы с ним сели в гостиной у камина, налив себе коньячку, и он начал расспрашивать.

«Значит, вы в бегах, мистер Кейди?»

Я молча кивнул.

«Вы не обижайтесь, но я иногда читаю газеты – отсюда такая осведомлённость. Что же вас заставило, отказавшись от положения в обществе, от хорошей работы, от квартиры и всего остального, что вы нажили честным путём за много лет, совершить это нелепое двойное убийство советских эмигрантов? Они вам много задолжали?»

«Я их не убивал».

«Все так говорят. Я сам такой же, как вы. Однажды поссорился с одним крупным предпринимателем и вот теперь вынужден жить здесь, в глуши. Правда, на его деньги, но это уже не суть важно, ибо после ссоры он уже в них не нуждался – он умер насильственной смертью. До вас мне, конечно, далеко, я не уродовал его так, как вы того несчастного старика, но тем не менее он мёртв, а я жив. И тоже всем говорю, что я его не убивал».

«Вы меня не правильно поняли. Я действительно не убивал того старика. Я увидел его уже мёртвым… почти. Меня подставили какие-то люди, которые потом, взорвав дверь в моей квартире, увезли меня. Только что я от них сбежал и вот теперь здесь. Честное слово».

«Это ни к чему, – поморщился он. – Обо всем написано в газетах. В подробностях. Вы – частный детектив, занимались в основном делами русских эмигрантов, неплохо зарабатывали на этом. Но в один прекрасный день, как предполагает следствие, вам не выплатили гонорар, как это принято у русских, и вы решили взять его силой. Один свидетель, грузин, по-моему, утверждает, что вы ночью проникли к ним в квартиру, напали, убили одного, потом долго мучили старика, вымогая последние копейки, отложенные им на собственные похороны, и наконец убили и его. Когда свидетель вернулся домой и застал вас, вы напали на него, и ему лишь чудом удалось унести ноги. Затем вы вернулись к себе домой и, чтобы запутать следствие, взорвали свою дверь и исчезли в неизвестном направлении. Так все было?»

«Нет».

«Отлично! Я так и думал, что вас привлекли отнюдь не жалкие центы старика, предназначенные для его похорон! Вами ведь руководило нечто более значимое, не так ли? Наверняка вы наткнулись на золотую жилу и решили как следует поживиться. Разве нет?»

Он уставился на меня своими проницательными глазами, и я понял, что, если сейчас совру, он сразу поймёт.

«Вы правы, – сказал я. – Дело не в гонораре, а в чем-то другом. Но я и сам до сих пор не знаю, в чем. Меня похитили, отвезли на виллу за город и начали пытать. Видите шишку на лбу и разбитые губы? Это их работа. И это они изуродовали старика. Каюсь, второго в квартире убил я. Но мне пришлось это сделать, ведь я защищал свою жизнь».

«Это вы расскажете полицейским, если я их сюда вызову. А я их вызову, если вы мне не расскажете всего. И не вздумайте показывать свою прыть. Голиаф!»

На зов в гостиную вбежала собака. Это поистине был чёрный бронтозавр, отдалённо напоминающий дога. Лязгнув у моих ног зубами, так что внутри у меня все похолодело, он улёгся между нами, мордой ко мне, и начал следить за каждым моим движением. Моловски продолжал:

«Как только увидел вас, я сразу понял, что стану ещё богаче. У меня феноменальный нюх на золото. Люди вашей породы не станут из-за пустяков рисковать своим положением. Я вижу, вы в полной растерянности и не знаете, как вам поступить. Клянусь, я помогу вам во всем, при условии, что вы поделитесь со мной деньгами. У вас нет выбора, впрочем. Или полиция, или сотрудничество. Одно из двух. Выбирайте сами. Должен вам сказать, что, несмотря ни на что, я честный человек и свято блюду законы приличия и долга. Расскажите мне все, и вместе мы что-нибудь придумаем. У меня есть связи в сенате, в Пентагоне и даже в ЦРУ, где я работал некоторое время. Вы воевали во Вьетнаме, а я – в Корее. Я – бывший авантюрист, а вы – настоящий. Вам нужны деньги, и мне они тоже не помешают. Как видите, у нас много общего. Вы попали в западню, так какой вам смысл отказываться от помощи?»

Не знаю, что на меня больше подействовало – его слова или напряжение последних дней, – но я рассказал ему все, не произнося, естественно, самой фразы. Он молча выслушал меня, потом допил коньяк и заявил:

«Зря вы втянули меня в эту историю, мистер Кейди. Лучше бы я дал команду пристрелить вас, а самолёт перекрасить и продать, как делал всегда до этого. Вы сами-то как думаете, существует этот золотой запас?»

«Понятия не имею».

«Так я вам скажу: существует. Более того, этого золота столько, что, если его выбросить на рынок, нарушится мировой баланс цен, вся финансовая политика ведущих государств полетит к чертям, а вы понимаете, что это означает?»

«Всеобщий бардак?»

«Это мягко сказано, голубчик. Страна, у которой появятся эти запасы, начнёт диктовать свою волю и претендовать на мировое господство. Она сможет задушить экономику любого государства, даже такого мощного, как Америка! Ни один уважающий себя правитель не потерпит этого, и тогда начнётся третья мировая война. Если этот Като на самом деле тот самый человек, что помогал Сталину прятать награбленное во время гражданской войны и добытое политзаключёнными в ГУЛАГе золото, то, значит, мы с вами на пороге раскрытия величайшей тайны двадцатого столетия. Теперь вы понимаете, почему я жалею, что узнал это от вас?»

«Понимаю», – буркнул я.

«Не дай бог, хоть кто-то пронюхает, что я замешан в этом деле, – мне конец. Как и вам, впрочем. Не знаю, кем на самом деле были те русские, которые вас пытали, но, судя по всему, у них неплохие связи по всему миру, если они таки отыскали старика. Наверняка концы ведут в тёмное прошлое компартии. Но сейчас не это суть».

Он нажал кнопку, вделанную в ножку журнального столика, и на пороге тут же возник один из его головорезов.

«Немедленно сожгите самолёт, Майк. Чтобы от него и следа не осталось. И никому ни слова, ясно?»

Тот молча кивнул и так же бесшумно исчез. Дик встал и в волнении заходил по гостиной. По его лицу было видно, что он очень напуган. Мне тоже невольно передалось его волнение, и я, налив себе полный бокал коньяка, выпил залпом. Мне уже опять расхотелось гоняться за этим золотом. Если уж бывший цэрэушник дрожит, то мне и подавно ловить нечего.

«Знаете что? – Дик сел на место, и я с удивлением увидел на его лице заговорщическую улыбку. – А давайте все-таки попытаемся отыскать эту злосчастную казну! Я тут прикинул и решил, что чем черт не шутит, а вдруг что-нибудь да получится? Понятно, что нам столько золота не нужно, но хотя бы небольшая его часть явно не помешала бы на старости лет. Как вы считаете?»

«Вы в своём уме?! Мы и секунды не проживём, как только доберёмся до него! Это ведь не в окрестностях Лос-Анджелеса, а где-то в дикой России! И потом, за мной охотится полиция всего штата, и ещё эти русские… Нет, ничего не выйдет».

«Не спешите, мистер Кейди. Скажите, вы хорошо запомнили ту фразу, что доверил вам старик?»

«Да уж теперь до конца дней не забуду».

«Отлично. Я понимаю, что вам не хочется этого делать, но вы должны написать мне её на бумаге, а я постараюсь выяснить, что она значит. Я сделаю это прямо здесь, при вас. У меня есть знакомые специалисты, стоит лишь позвонить».

«Зачем это вам?»

«Ну как же! По крайней мере будем знать, есть ли смысл заваривать кашу или нет. А вдруг эта фраза не содержит ничего существенного, а мы тут копья ломаем?»

В этом, конечно, была доля здравого смысла. И мне к тому же самому страшно хотелось узнать, где это золото. Я написал ему транскрипцию фразы, исключив из неё два первых слова, значение которых уже знал. Он позвонил куда-то, и через полчаса мы уже тупо разглядывали листок с переводом. Это был очередной удар ниже пояса. Я не буду сейчас вам говорить, что конкретно там было написано, сами понимаете, почему, но тогда мы с Диком просто смотрели и не могли произнести ни слова – так ошеломляюще просто и невероятно выглядела истина. Наконец хриплым голосом он проговорил:

«Умен был, черт! И ведь ни за что не догадаешься, хотя все так просто!»

«Думаете, это правда?» – просипел и я.

«Очень даже может быть. Между прочим, в ЦРУ ходила версия, что Сталин спрятал своё золото в катакомбах под Кремлём, в том месте, где находится исчезнувшая библиотека Ивана Грозного. Но, как видно, они ошибались. В любом случае нужно это проверить».

«Но для этого кто-то должен поехать в Россию».

«Естественно. Кто-то и поедет».

"Но я не хочу, чтобы, кроме нас двоих, ещё кто-то знал об этом.

Достаточно того, что я вам рассказал. Вы хоть понимаете, что на всем свете сейчас только мы двое знаем разгадку этой страшной тайны?"

«Прекрасно понимаю, – проворчал Дик. – Поэтому и предлагаю вам поехать в Россию».

«Мне?! Вы с ума сошли! Я даже до аэропорта не доберусь – арестуют! У меня никаких документов с собой нет – все дома осталось».

"А вам ни в коем случае и не нужны ваши собственные документы, – спокойно улыбнулся Дик. – Будете путешествовать с моими – это гораздо надёжнее и безопаснее. У меня остались ещё кое-какие навыки и приспособления в подвале.

К утру у вас будет загранпаспорт с открытой визой в Россию на моё имя и с вашей фотографией, на которой вы будете слегка загримированы, чтобы не опознали. Меня этому когда-то специально обучали".

«Ну вы даёте, мистер Моловски! А если меня задержат на таможне?»

«Меня ведь не задерживали, – парировал он. – Хотя весь мир объездил с такими документами. ЦРУ веников не вяжет».

«А почему вы сами не хотите поехать?»

«Я уже стар для таких дел, – вздохнул он с сожалением. – Да и так будет честнее. Вы ведь, чего доброго, решите, что я вас надую, не так ли?»

«Ну как вам сказать…»

«Вот и договорились».

«Вы авантюрист, мистер Моловски», – проворчал я.

«На себя посмотрите, – он тихонько рассмеялся. – В общем, так. Я закажу вам билет, и ближайшим рейсом вы улетите в Москву. Здесь вам пока находиться опасно. А я тем временем постараюсь поговорить кое с кем, чтобы ваше дело замяли или хотя бы придали ему другую окраску, более выгодную для вас. Плохо то, что вы прикончили, как я понял, того человека, который выступал в полиции свидетелем, – Резо. Теперь его труп наверняка подкинут на видное место вместе с пистолетом, на котором имеются ваши отпечатки. Ох, понатворили вы делов, голубчик. Но ничего, не такое ещё обделывали. Так что не волнуйтесь на этот счёт. Когда прибудете в Москву, не торопитесь сразу идти к этому месту, чтобы не вызвать подозрений. Сначала осмотритесь, проверьте, нет ли за вами „хвоста“, а потом уж начинайте действовать. Лучше всего, конечно, найти вам компаньона из местных, это облегчило бы вашу задачу, но у меня сейчас там никого нет, кому можно было бы доверить такую тайну. Был один хороший друг, но он умер лет двадцать назад. У Кремлёвской стены похоронен, между прочим. Вам ни в коем случае не нужно что-то брать из тайника, даже малой крошки. Главное – убедиться, что там что-то есть. И сразу возвращайтесь обратно».

«А как же?..»

«Обыкновенно. Если золото там, то сразу же организуем какое-нибудь совместное американо-российское предприятие, откроем в Москве свой офис, поедем туда, устроимся и будем потихоньку изымать ценности. Нужно ещё наладить канал через границу – это ведь не шутки, такое количество золота! Потом, надо решить, куда его переправлять и что с ним вообще делать. Иногда золото легче отыскать или умереть за него, чем потом найти ему достойное применение. Вы же не хотите, чтобы развязалась ядерная война?» «Тогда нам это золото не понадобится».

«Правильно. Поэтому-то, пока вы будете ездить, я все обдумаю. Главное, чтобы вы не попались на глаза этим ребятам из русской мафии. Больше они вас из своих лап не выпустят. Думаю, что они не расстреляли вас в воздухе лишь потому, что уверены, что все равно поймают вас. Вы ведь им живой нужны. Но под чужим именем и с другой внешностью вас не найдут – это я беру на себя. Также беру на себя финансирование этой операции – потом рассчитаемся…»

После этого Дик Моловски слегка подкрасил мне волосы, приклеил усы, сфотографировал меня и всю ночь просидел в подвале, делая фальшивые документы.

Я в это время спал сном праведника. Утром он дал мне готовый паспорт, деньги, и на его частном самолёте меня доставили прямо в аэропорт. Дик меня не провожал.

Билет для меня уже был заказан, я сел в «Боинг» и отправился в Москву. Но неприятности не прекращали преследовать меня даже в воздухе. В конце многочасового перелёта, уже в Европе, пассажирам раздали свежие номера «Нью-Йорк тайме», и я узнал о том, что человека, под чьим именем я летел в Россию, то есть Дика Моловски, нашли застреленным на своей вилле. Там же нашли отпечатки пальцев разыскиваемого в данный момент по всей стране Пола Кейди, который подозревается уже в четырех убийствах. Когда я прочёл об этом, мне захотелось выпрыгнуть из самолёта и разом покончить со всем этим. Хорошо ещё, что Дик был жив, когда я садился в самолёт, а то представляете, что было бы, если таможенник, прочитав в газете об убийстве Моловски, вдруг увидел его перед собой живым и здоровым, да ещё и собирающимся улетать на край света, то бишь в Москву. Дик ведь загримировал меня под себя, а в газете была его фотография.

Самым большим ударом для меня было то, что эти бандиты так быстро вычислили его и убрали. Я знал, что не убивал его, значит, это могли сделать только они, сволочи. Мне было неизвестно, знают ли они, что я улетел в Россию, или нет.

Судя по всему, Моловски был крепким орешком и вряд ли бы раскололся так быстро, если вообще раскололся. Но как эти русские умудрились вычислить его и застать врасплох, с его-то охранниками и собакой, – это для меня до сих пор остаётся тайной. Но я рассчитываю все это выяснить, когда вернусь. Если, конечно, вернусь. А тогда я сидел в самолёте и не знал, схватят меня, как только мы приземлимся, или нет. Последний час показался мне вечностью, я потерял два десятка лет жизни вместе с потом и нервами, будь оно все проклято! Но маялся я напрасно – никто даже не обратил на меня внимания на таможне. Русские ведь, к счастью, не читают американских газет. Я прилетел вчера днём, поселился под именем покойного в гостинице «Россия», осмотрелся, съездил на экскурсию по Москве, а вечером купил бутылку вашей «Столичной», заперся у себя в номере и начал размышлять о своих дальнейших действиях. Судя по всему, отмазать меня Моловски не успел, и я все ещё нахожусь у себя на родине под подозрением. Так что возвращаться мне нельзя до тех пор, пока фамилия убитого Моловски не забудется. Это одно. Другое – одному мне весь груз этой страшной тайны не потянуть – сломаюсь. Поэтому я решил подыскать себе компаньона, как советовал Дик, и выбрал тебя, Родион. Вернее, сначала я выбрал вашу башню, потом мне понравилась Мария, а после всего этого – уже ты сам. Я ведь не мог заходить во все сыскные конторы подряд. Поэтому решил подобрать что-нибудь подходящее, положившись на свою интуицию. Вот, в принципе, и все мои дела. Бумажку я поднял меньше недели назад, будь она неладна! Вот и не верь после этого в магию золота. Ведь всего-то – бумажку на улице подобрал, а посмотри: потерял работу, дом, не могу даже вернуться на родину, потому что обвиняют в убийствах, самого пытались убить, из-за меня погибло столько людей, а я сам оказался черт знает где, в России! Представляю, сколько там золота, если оно так мощно действует!

Он замолчал. Услышанное поразило меня. Если это на самом деле было так, то уже тем, что он зашёл сюда, этот человек обрёк всех нас на верную смерть.

Никто не поверит, что он не сказал нам, где лежит золото, и нас будут пытать, пока мы не умрём, как тот грузин.

Понял это и Родион, потому что нахмурился и даже не дотронулся до своих любимых плюшек с мёдом, лежавших перед ним на столе в вазе. А нужен был по-настоящему серьёзный повод, чтобы он забыл про свои любимые плюшки, чего ещё никогда не было на нашей с Валентиной памяти.

Все молчали. Американец смущённо жевал плюшку. Босс наконец прокашлялся и протянул:

– Да-а, ситуация. Значит, ты решил, что не дело погибать одному, и хочешь, чтобы мы все разделили с тобой эту участь. Что ж, я тебя понимаю, Пол.

– Да нет же! Я вовсе не собираюсь умирать, ты все не так понял. Я ведь оторвался от них, и теперь мне ничего не угрожает, кроме наказания за убийства.

– Но ты же сам говорил, что каждый, кто даже просто рядом проходит с этим золотом, потом как минимум имеет неприятности. Взять хотя бы твоего Моловски…

– Про него ещё ничего не известно, между прочим. И потом, я-то жив до сих пор! Понимаю, что у вас сложилось превратное впечатление об этом деле, но, я уверен, здесь все будет нормально. В России ведь все по-другому. Все! У вас же фантастическая страна, о ней у нас ходят легенды! На вас не распространяются никакие законы логики и здравого смысла. То, что во всем мире считается абсурдом или сказкой, у вас является нормальным! Разве не так? Родион тяжело вздохнул.

– Так-то оно, может, и так, но только сделаны русские, как и американцы, между прочим, из плоти и крови, а значит, смертны, к несчастью. Ну ладно, оставим это. Давай поговорим о сокровищах. Ты, как я посмотрю, веришь во все эти сказки, которые поведал тебе Кумсишвили?

– А ты разве нет? – удивился Пол. – По-моему, все вполне реально. Но нам нет смысла гадать – нужно просто пойти и проверить. Это, кстати, совсем недалеко отсюда…

– Где?! – хором спросили мы с боссом.

– Извини, не могу говорить при посторонних. – Он окинул нас с Валентиной виноватым взглядом.

– Здесь нет посторонних, – твёрдо сказал Родион.

– Ещё раз извини, но я все равно пока не скажу – сам понимаешь, не хочу вас подставлять…

– Уже подставил, – проворчал босс. – Ну хорошо, молчи, если хочешь.

Значит, ты сейчас под чужим именем?

– Да. По документам я – Дик Моловски.

– А тех русских здесь не встречал?

– Я бы тогда не пришёл сюда. Да меня, наверное, уже и в живых бы не было. Нет, я проверил: «хвоста» не было. Они небось в Америке землю роют…

И тут внизу послышался длинный, настойчивый звонок в дверь. Пол замолчал и недоуменно посмотрел на босса. Тот спокойно и аккуратно обмакнул рот салфеткой, положил её на стол и задумчиво проговорил:

– Мария, мы никого не ждём?

– Нет. Может, это очередной клиент?

– Клиенты так не звонят. Как думаешь, кто бы это мог быть?

Мы все повернулись к Полу. Тот заёрзал на стуле и озадаченно проговорил:

– Может, телеграмму принесли…

– Ну что ж, Валюша, спасибо за обед, – босс поднялся.

– А как же плюшки? – обиженно спросила она. – Этот ваш американец почти все съел, а вы даже не притронулись…

– Извините, я не знал… – Пол смущённо порозовел и тихо пробормотал:

– Вот оно, русское гостеприимство…

– Идёмте вниз, глянем, кого там принесло, – скомандовал Родион, и мы спустились в приёмную.

…Весь экран видеофона занимали две масляно-жирные физиономии в тёмных очках и без каких-либо признаков волос на голове. Они нетерпеливо шмыгали мясистыми носами и с лютой ненавистью смотрели в глазок, беспрестанно нажимая на звонок. Мне стало не по себе.

– Ты их знаешь? – спросил босс американца. Взглянув на экран, который он и не заметил сначала, тот вдруг дёрнулся, как от удара током, изменился в лице и сразу севшим голосом проговорил:

– Господи, этого не может быть! Это же Бэн с Клинчем! Как?..

– Ты уверен? – стараясь казаться спокойным, спросил босс. – Это те самые, о которых ты рассказывал?

– Я эти рожи на всю жизнь запомнил. Невероятно…

– А вы говорили, что в России все будет нормально, – с укоризной вздохнула я. – Могу вас уверить: здесь будет в сто раз хуже.

– Я, кажется, уже и сам понял, – пробормотал он, неотрывно глядя на бандитские хари в видеофоне. – Что думаете делать?

– Надо бы с ними переговорить для начала, – невозмутимо заявил Родион.

– Мария, займись клиентами.

– Только не выдавайте меня, прошу вас! – вскинулся американец.

Бросив на него уничтожающий взгляд, я нажала на кнопку переговорного устройства и спросила:

– Какого черта вы так трезвоните? У нас обед, не видите?

Бандиты сразу перестали звонить и растерянно закрутили головами в поисках соответствующей таблички. Её, разумеется, не было, потому что мы никогда не вешали ничего подобного и принимали клиентов в любое время дня и ночи. Но сейчас был не тот случай. Один громила, с родинкой на левой щеке, снял очки и грубо рявкнул:

– Что мы должны видеть?! Тут нигде не написано!

– Извините, я забыла табличку вывесить. Подождите ещё полчасика, обед закончится, и приходите. Сейчас мы не принимаем.

– Открывай, су… – начал было пыжиться второй, но первый пихнул его в бок, и тот сразу сник. Я спросила:

– А что вы хотите? Изложите просьбу – я передам начальству.

– Да мы тут одного человека ищем, американца. Высокий такой, в шляпе и с усами. Называет себя Диком Моловски. Он к вам не заходил?

– Моловски? Ну и фамилия… Нет, не заходил.

– Слушай, крошка, если он у вас, то лучше открой, – процедил второй. – А то мы разнесём вашу халабуду вдрызг!

– Не обращайте на него внимания, – извинился за товарища первый. – Просто этот американец – очень опасный преступник, он вовсе не тот, за кого выдаёт себя. Он убийца, маньяк и насильник. Вы слышите меня?

– Слышу, но ничем не могу помочь. А вы кто такие, сыщики, что ли?

– Мы? – они переглянулись. – Да, мы сыщики. В Интерполе работаем.

– Тогда все в порядке. Приходите после обеда с удостоверениями, и босс вас примет.

– А ускорить это дело никак нельзя? – скривился бандит. – Это срочно.

Пожалуйста…

Видимо, он уже забыл, когда произносил это волшебное слово в последний раз, поэтому оно вышло у него какое-то корявое и жалостливое.

– Вы что, не в себе? Говорю же: обед у нас. Я отключила видеофон и повернулась к американцу. Босс в это время о чем-то говорил по телефону из своего кабинета.

– Ну и порядочки у вас, – восхищённо выдохнул Пол. – Нам бы вот так: обед – пошли все к черту! У вас это что, святое время?

– Да, что-то вроде намаза у мусульман.

– А если атомная война?

– Только после обеденного перерыва. В этот момент Родион с довольным видом вышел из кабинета и заявил:

– Все в порядке. Я позвонил в отделение милиции, сказал, что на мой офис совершено хулиганское нападение. Сейчас этих друзей возьмут, и мы узнаем, что это за птицы.

– А эти твои милиционеры меня, случайно, не заберут? – заволновался Пол. – Я ведь в розыске…

– В розыске Пол Кейди, а ты, насколько я помню, теперь Дик Моловски.

– А если эти двое им скажут, что я, ко всему тому, нахожусь в вашей стране под чужой фамилией? Боже, мне конец…

– Не скажут, – уверенно бросил босс, усаживаясь на диван. – Если они бандиты, а я думаю, что так оно и есть, то никогда не сдадут тебя ментам. И потом, ты же можешь рассказать властям о кладе, и тогда прощай вся их затея…

Тут на улице послышался шум, визг тормозов и чьи-то крики. Я включила видеофон, и мы увидели, как двоих голубчиков, закованных в наручники, усаживают в милицейский «газик». От машины отделился здоровенный лейтенант в форме ОМОНа, подошёл к нашей двери и позвонил. Я вопросительно взглянула на босса.

– Открой, – разрешил он. – А ты, Пол, спрячься пока наверху, – и прошёл к выходу. Американец бросился на второй этаж.

– Ну что у вас тут было? – сурово спросил лейтенант, войдя в приёмную.

– Сам не пойму, – пожал плечами Родион. – Начали в дверь ломиться.

Грозились разнести здесь все в щепки. По-моему, психи.

– Да нет, они явно не психи, – озадаченно проговорил омоновец, разглядывая скромное убранство нашего офиса. – У них при себе было оружие иностранного производства. А вот паспортов почему-то не оказалось. Утверждают, что в участке все объяснят. Вы с ними раньше не встречались? Может, дорогу когда перешли…

– Исключено, – покачал головой Родион. – Я бы запомнил. Да, они говорили, что какого-то дружка своего разыскивают, подельника, наверное. Или должника. Вы уж разберитесь там.

– Разберёмся. Ладно, если это все, то мы поехали. Я доложу все майору, когда установим их личности, и он свяжется с вами.

Козырнув, милиционер вышел на улицу. Американец спустился вниз.

– Вы уж извините, что я втравил вас в это дело, – пролепетал он с убитым видом.

– Поздно извиняться, – проговорил Родион. – Тебе ещё повезло, что ты ко мне попал. В другой конторе всех поубивали бы. Ты же как прокажённый, тебе ни с кем общаться нельзя, сам знаешь. Теперь давайте пройдём в мой кабинет и обсудим дальнейшие действия.

Валентина наводила порядок в столовой, а мы сидели в кабинете и обсуждали ситуацию.

– А ты не так прост, однако, дружище, – говорил американец, сидя в кресле для клиентов. – Я сам хитёр, но…

– Ты думал, что только у вас в Америке сыщики бывают? Мы тоже не промах, как видишь…

– Хватит болтать, господа сыщики, – вклинилась я в обмен любезностями.

– Что делать будем?

– Есть два варианта, – серьёзно проговорил босс. – Или уходим отсюда, или остаёмся. Уходить нельзя, потому что за офисом наверняка следят. Уверен, что они приходили не одни. И они скорее всего догадались, что ты здесь. Для этого большого ума не нужно, достаточно взглянуть на название фирмы. Ты – детектив, и я – детектив. Они точно решат, что мы спелись. Значит, остаёмся здесь.

– Не понимаю, как они оказались в России и выследили меня? Это выше моего разумения, – задумчиво пробормотал американец.

– Это мы у них спросим, когда будет возможность. Не думай об этом.

Главное, что они знают о нас и теперь не отстанут, пока не получат своё. Они ведь думают, что ты нам все рассказал, и начнут доставать любого из нас, чтобы вытянуть информацию. Поэтому считаю, что нужно оставаться в офисе и никому не выходить, пока все не уляжется. Еды у нас хватит надолго, месяца на три, ломиться сюда они теперь побоятся, так что не пропадём.

– Постойте, постойте, – заволновался американец, – а как же тогда наш клад? Я тут сидеть не собираюсь! Ночью выскользну как-нибудь, а вы оставайтесь, если боитесь…

– Они не дураки, будут и ночью следить, – возразил босс. – Но я что-то не понял: ты предлагаешь нам искать нечто, но до сих пор не сказал, где это находится. Может, того места и нет давно, а ты всем головы морочишь.

– Есть. Я сам видел. Я был там, проезжал мимо, когда город осматривал.

Так что на этот счёт будьте спокойны. А вот сказать, где, я пока не могу – боюсь.

– Боишься, что мы проболтаемся?

– Нет, – он отвёл глаза в сторону. – Боюсь, что вы меня в дураках оставите. Сами все заберёте, а меня сдадите.

– Мария, открой ему дверь, и пусть убирается, – проворчал босс. – Компаньон, тоже мне…

– Ты не обижайся, Родион, – виновато улыбнулся Пол, – просто я же видел, в каких ты отношениях с властями. А я частный предприниматель, понимаешь? И делиться ни с кем не хочу. Видел я тот фильм, про приключения итальянцев в России, их там надули, а я не собираюсь никому семьдесят пять процентов отстёгивать. Я же не дурак…

– Значит, я, по-твоему, дурак.

– Кто тебя знает, ты сам себе на уме.

– Ну спасибо тебе, дружище!

– Да ладно, не сердись…

– Погодите! Что вы делите шкуру ещё не убитого медведя? – вмешалась я опять. – А может, там не золото, а деньги в старых купюрах? Или вообще облигации сталинских займов. Нужно сначала убедиться, что есть смысл рисковать.

И нужно все оформить как положено, контракт составить: Полу пятьдесят пять процентов и нам с боссом по двадцать два с половиной. Никаких государств там не будет…

– Постой, как это, и тебе двадцать два с половиной? – опешил босс. – С какой стати?

– А с такой, – я была невозмутима. – Помните, когда принимали меня на работу, то сказали, что прибыль будем делить пополам? Показать тот договор?

– Не нужно, – поник Родион. – Я думал, ты забыла…

– Не дождётесь!

– Вот это я понимаю! Настоящий деловой подход! – радостно заговорил американец. – Это по-нашенски. Может быть, давайте прямо сейчас и составим такой контракт? Тогда я назову вам место. Только не знаю, как мы отсюда выберемся…

– Это уже не твоя забота, – проворчал босс.

Я знала, как босс собирался выйти из офиса незамеченным, но тоже промолчала. Дело в том, что в его кабинете, прямо под столом, находился люк подземного коридора, по которому когда-то к трансформаторной будке подходили электрические кабели. Этот коридор тянулся практически подо всей Москвой и даже выходил в Подмосковье. Босс как-то умудрился достать план этих подземных сетей, внимательно изучил его и теперь мог свободно там передвигаться.

– Предлагаю иной вариант, более, как мне кажется, разумный и перспективный, – продолжил Родион. – Мы с Марией обеспечиваем твою полную безопасность, гарантируем, что ты сможешь свободно передвигаться, никем не замеченный, по всей Москве, а ты нам указываешь место без всяких контрактов.

Пойми, этим контрактом только одно место подтереть, если он не будет заверен твоей печатью. А у тебя ведь нет печати?

– Как это нет? – американец хитро прищурился, полез в карман пиджака и выудил из него небольшую наборную печать. – А это что, по-твоему? Мне Моловски её специально с собой дал, чтобы, в случае чего, я мог сказать, что приехал по делам фирмы. Правда, это именная печать Моловски, но значения это не имеет. Так что, брат, садись-ка за стол и составляй текст.

– А я слышал, что настоящим бизнесменам достаточно честного слова, – не сдавался босс, который терпеть не мог подписывать какие бы то ни было бумаги. – И потом, не забывай: без нас ты отсюда не сможешь выйти – заметут. Выбирай: или такой устный договор, или письменное соглашение о том, что не будешь иметь ко мне претензий, когда эти бандиты отправят тебя на тот свет.

Пол внимательно посмотрел на него, принял, что тот не шутит, вздохнул и проговорил:

– Что ж, если ты гарантируешь мне безопасное передвижение по Москве, то я, пожалуй, согласен. По рукам.

Они ударили по рукам.

– Ну теперь говори, – заявил босс. Пол собрался с духом, с шумом выдохнув из себя воздух, и сказал:

– Фраза была такая: «Казна Coco находится…» Тут на столе затрещал телефон.

– Проклятье! – выругался босс и схватил трубку. – Слушаю… Ты уверен?.. Когда?.. Понятно… Не волнуйся, сам справлюсь. Только организуй так, чтобы около моего офиса каждые полчаса проезжала патрульная машина, днём и ночью… Не знаю, думаю, день-два, не больше…

Положив трубку, он задумчиво покачал головой, потом поднял глаза и озадаченно произнёс:

– Такие вот дела, господа предприниматели.

– Что такое? – У Пола вдруг сел голос.

– Клад уже нашли? – испугалась я.

– Ты оказался прав насчёт профессионалов, Пол. Те двое, которых взяли здесь, имеют отношение к нашим спецслужбам…

– То есть? – оторопел американец.

– Они работают на нашу внешнюю разведку. Их уже выпустили из отделения по приказу с самого верха. Было сказано, что они выполняют особое задание и находятся при исполнении, работая под прикрытием.

– Вот это да?! – Я чуть не задохнулась от возмущения. – Да от них за версту разит убийствами! У них на рожах аршинными буквами написано, что они душегубы!

– Этого не может быть, – поддержал меня Пол. – Они же действуют варварскими методами, убили и изуродовали стольких людей! Это никак не вяжется…

– Довольно, – поморщился Родион. – Тут-то все как раз ясно. Их кто-то прикрывает, и прикрывает очень мощно. Я думаю, здесь замешан тот, кто знал Кумсишвили лично, настолько хорошо, чтобы составить его портрет, по которому его вычислили. Ведь, как ты говорил, в лицо его почти никто не знал. Скорее всего это кто-то из старой сталинской гвардии. У них ведь остались все ниточки в аппарате, и они до сих пор не оборваны до конца. Но, если мне не изменяет память, никого в живых уже не осталось. Последним недавно умер Лазарь Каганович, по-моему.

– Может быть, их родственники? – предположил Пол.

– Все может быть; Но для нас не это суть важно сейчас. Важно то, что, хотя внешняя разведка и не имеет права работать на территории России, однако они все равно чувствуют себя здесь как дома. Они даже могут сделать так, что нас всех арестуют.

– Нет, не могут, – убеждённо возразил американец. – Сам же говорил, что тогда весь их план сорвётся. И потом, они наверняка не хотят, чтобы ещё кто-то знал о том, чем они занимаются в Америке. Я могу заговорить, и их карьера накроется медным тазом. Жаль, что на эти спецслужбы никакой управы нет ни у вас, ни у нас – всюду сплошная сверхсекретность, не подступишься и концов не найдёшь. Они там под своей крышей могут чем угодно заниматься, и никто не имеет права вмешиваться. Что наше ЦРУ, что ваше ГРУ – один черт!

– Да, тут ты прав, – задумчиво пробормотал Родион. – И это мне не нравится. Честно говоря, мне все это дело уже не нравится. Понимаешь, Пол, то, что здесь замешаны спецорганы, поворачивает ситуацию совсем другой стороной.

Представь себе на минутку, что они ищут этот клад для моего государства, для России, для обездоленных врачей, учителей, детских домов и пенсионеров. Тогда мы с тобой оказываемся по разные стороны баррикад, понимаешь? У тебя страна богатая, а у нас нищая и голодная. А ты, довольный и сытый, приехал и собираешься выкрасть у нас последний кусок хлеба. Как я, по-твоему, должен себя при этом чувствовать?

– Ну вот, я же говорил, что все этим кончится, – растерянно заговорил Пол. – Вы, русские, прямо фанаты какие-то, мазохисты, ей-богу. Вас обворовывают как хотят, а вы им служите! Уже весь мир над вами смеётся. Неужели ты думаешь, что хоть копейка из тех денег, что они найдут, достанется вашим пенсионерам или учителям? Не смеши меня! Никто из вас никогда и не узнает, что существовала казна Сталина и сколько в ней было алмазов или золота. Господи, а я, дурак, уже чуть было не проболтался! – Он схватился за голову и с горечью продолжил:

– Вы – больные люди, Родион, и именно потому вы такие нищие и убогие, что так легко позволяете себя обмануть. Вы считаете, что получили свободу после перестройки, а на самом деле её у вас не стало совсем! Нам оттуда, со стороны, виднее, поверь. Раньше у вас хоть право на труд было обеспечено, на жильё, на образование бесплатное и лечение, а теперь вам оставили только одно право: украсть, если сможешь, чтобы не умереть с голоду, сесть за это в тюрьму и написать оттуда жалобу в газету! Это и есть теперь ваша свобода. Никто вам не поможет, если вы сами себе не поможете. А представь, мы возьмём эти деньги – ведь ты тогда сможешь сам кому-то помогать, но только реально, чтобы никто не растащил. Но даже не это главное. Неужели ты веришь, что такими изуверскими способами, какими действуют эти страшные, без преувеличения, люди, можно добывать деньги для чьего бы то ни было счастья? Вспомни, что они сотворили с Кумсишвили. Это же бесчеловечно, фашизм самый натуральный! Помнишь, ваш Достоевский писал, что никакая революция не стоит одной слезы ребёнка? А тут не одна слеза уже пролита, а море, океан крови. Эти деньги хочет прикарманить какой-то высокопоставленный мафиози…

Пол почему-то при этом смотрел на меня, я слушала его, раскрыв рот, а Родион, не обращая внимания ни на кого, уже с кем-то тихо разговаривал по телефону. Бросив трубку, он поднял руку и с улыбкой сказал:

– Все, политинформация окончена. И прошу тебя, Пол, избавь меня от своей пропаганды. Вношу деловое предложение. Ситуация такова, что теперь ни с тебя, Пол, ни со всех нас не будут спускать глаз. Отсюда выходить нельзя. Они должны думать, что мы заперлись здесь и отсиживаемся. Но пока ты здесь, они не смогут узнать, где клад. Один раз они уже просчитались и теперь возьмут тебя в оборот. В России им нечего бояться, здесь они хозяева, и у тебя нет ни единого шанса даже из тех, что были до того, как ты сюда пришёл. Я согласен с тобой, что здесь не все чисто, и отдавать эти деньги никому не собираюсь, по крайней мере до тех пор, пока не выяснится точно, кто такие эти люди. А это уже выясняется…

– Ты что, хочешь сказать, что у тебя есть там связи? – Пол удивлённо ткнул пальцем вверх. – Я смотрю, ты тут неплохо устроился, коллега, – он завистливо вздохнул. – Но и это ничего не меняет. Ты узнавай что хочешь, но я все равно тебе ничего не скажу. Надеюсь, пытать вы меня не будете? – Он насмешливо посмотрел на нас.

– А почему бы и нет… – начала было я, но босс перебил:

– Послушай, я даже согласен пойти на то, чтобы подписать тот треклятый договор и заверить его у нотариуса, если хочешь. Мы с тобой теперь в одинаковом положении – безвыходном. Это ты подверг нас смертельному риску, считай, почти убил безвинных, которые приняли тебя, напоили, накормили жареным мясом, грибами и плюшками и даже спасли тебя от бандитов. А после всего этого ты спокойно так, чисто по-американски, даже не поблагодарив за причинённые неудобства, отправляешься за кладом и лишаешь нас последней надежды на счастье в жизни. Ты думаешь, у нас отбоя нет от клиентов? Или мы тут деньги лопатой гребём? – босс сделал несчастное лицо и начал прибедняться. – Ошибаешься, дорогой, мы сидим на бобах, экономим каждую копейку, у нас даже хлеб не всегда бывает…

Тут Пол тихо брякнул:

– Ничего себе бобы я сегодня ел…

– …и нам очень не помешали бы несколько килограммов или тонн червонного золота или его эквивалент в любой конвертируемой валюте – мне без разницы, поверь. Я не знаю, как ещё тебя убедить, что мне этот клад нужен так же, как и тебе. Если бы ты не появился и не предложил мне эту идею, я бы сам взял лопату и пошёл рыть землю под Красной площадью в надежде отыскать там сокровища Ивана Грозного или Калиты. Ведь, найди мы эту казну, наша страна поднялась бы из руин, все стали бы богатыми и счастливыми, заработало бы производство, у каждого была бы своя отдельная квартира, дача, машина и даже гараж. Мы бы сделали бесплатным здравоохранение, образование и общественный транспорт! Заработали бы программы социальной поддержки малоимущих слоёв населения, пенсионеры бы не беспокоились больше о том, что нет денег на собственные похороны, а дети – главное наше богатство – пели бы в детских садах и на школьных утренниках песни о славном дядюшке Поле Кейди, отце родном и благодетеле, который подарил им счастливое детство…

Босс врал так вдохновенно, что я сама уже начала ему верить. Пол тоже, судя по его растерянному виду, понемногу сдавался. Ему и впрямь нечего было делать одному, без поддержки, в кишащей гоняющимися за ним мордатыми бандитами Москве. А Родион продолжал давить:

– Но даже если допустить самое невероятное, то есть что ты каким-то непостижимым образом перехитришь всех и доберёшься до клада один, то ты все равно не сможешь вывезти его из страны. Мало того, ты и сам не сможешь выбраться – тебя будут ждать на всех таможнях с распростёртыми объятиями и оттопыренными карманами для найденных тобою денег. Но даже если ты и сквозь это проскользнёшь, то все равно в Америку тебе дорога заказана. Ты уже не сможешь жить дома, а вынужден будешь скитаться неприкаянным по всему свету, боясь истратить лишний рубль…

– Доллар, – поправил тот.

– Хорошо, доллар, чтобы по твоему богатству тебя не смогли вычислить наши агенты, которых полно, как ты знаешь, во всех странах. Более того, тебя, вдобавок к уже имеющимся обвинениям, могут объявить международным преступником, обвинив в краже государственного достояния России, и тогда тебе точно крышка.

Ты умрёшь, одинокий, затравленный и измождённый, где-нибудь в диких дебрях Амазонки или во льдах Антарктиды, в общем там, где найдёшь спасение от русских шпионов. И у тебя даже не будет возможности заплатить ритуальной конторе, чтобы они высекли на твоём надгробном камне ту самую злосчастную фразу, которую ты никак не желаешь нам говорить!

Я не смогла сдержать восхищения и искренне зааплодировала.

– Босс, вы гений!

Но он серьёзно и внимательно смотрел на подавленного американца и ждал ответа. Тот, боясь поднять глаза, мучительно искал контраргументы сказанному, но, видно, никак не находил. Родион положил его на обе лопатки, и тому оставалось только сдаться и просить прощения. Но он не был бы Полом Кейди, если бы сдался так легко. Что-то найдя наконец в дальних сусеках своей большой и красивой головы, он расправил плечи и выдал:

– Я не такой тупица, как ты тут изобразил. Я и не собирался ничего вывозить сейчас, когда за мной следит половина земного шара, а именно столько, по нашим сведениям, имеется в мире русских шпионов. Я хотел только убедиться, что клад существует. Потом бы, взяв из тайника самую малость, уехал в какую-нибудь нейтральную страну, сделал пластическую операцию, сменил имя и открыл совместную фирму в России, как и предполагал сделать Моловски. Дальше уже все просто. Сокровища спокойно лежали бы на своём месте. Ведь если с ними ничего не случилось за сорок лет, то уж за год-два тем более, согласен? Ну что на это скажешь?

– У меня нет слов, дорогой коллега, – иронично усмехнулся босс, – одни соболезнования. Ты забыл, что не сможешь выехать из страны – тебя прикончат в любом случае и закопают в той яме, откуда изымут клад.

– Хорошо, допустим, ты прав, – окончательно сдался Пол, почесав переносицу. – Но чем в этой безвыходной ситуации ты сможешь помочь мне?

– Ты не поверишь, но я все-таки скажу: абсолютно всем. За какие-то жалкие сорок пять процентов…

– Двадцать два с половиной, – мягко подсказала я. Он бросил на меня убийственный взгляд и продолжил:

– Так вот, за эти ничтожные крохи я готов доставить тебя незаметно до места клада, помочь вырыть его, даже если понадобится копать огромную яму, и тайно переправить тебя со всем этим добром в любую точку земного шара. Могу даже здесь устроить тебе пластическую операцию и новые документы, чтобы уже ни одна собака не догадалась.

Полностью обезоруженный, раздавленный глыбами неопровержимых доводов, американец счёл за лучшее прекратить всякое сопротивление. Практический разум подсказывал ему, что другой такой возможности добиться своей цели у него может и не быть.

– Что ж, все это выглядит довольно заманчиво, – проворчал он, разглядывая прозрачную ткань колготок на моих соблазнительно перекрещённых ногах. – Но ты не преувеличиваешь свои возможности, Родион?

– Их трудно преувеличить, мистер Кейди. – Я с гордостью взглянула на скромно потупившегося босса. – К тому же у нас с вами нет другого выхода, не так ли? – и заговорщицки подмигнула изумлённому американцу. – Мы ведь оба с вами много потеряем, если он не выполнит своих обещаний.

– Когда это вы успели сговориться? – Босс удивлённо поднял брови. – Впрочем, это меня не волнует. Итак, я жду твоего ответа, Пол.

– А ты не передумаешь в последний момент и покаянно не понесёшь клад в милицию?

– Я уже все сказал на этот счёт. И потом, у нас ведь будет договор с печатями. Что тебе ещё нужно?

– Что ж, так и быть, поскольку ничего другого мне не остаётся, я готов заключить с вами эту сделку. По рукам?

И в третий раз за сегодняшний день они ударили по рукам. Таких недоверчивых людей, как этот детектив, словно сошедший к нам в офис со страниц романов Чандлера, я ещё не встречала. Хотя мой босс тоже был хорош. Я быстренько напечатала три экземпляра договора, из коего следовало примерно то, что Заказчик, в лице гражданина США имярек, обязуется выплатить двум Исполнителям, в лице граждан России имярек, по двадцать два с половиной процента от суммы найденного клада за то, что они помогут ему этот клад разыскать, откопать и доставить в безопасное место, по желанию Заказчика, без привлечения к этому делу каких бы то ни было государственных органов России.

Самым последним и незначительным пунктом договора было то, что Исполнители обязуются, по возможности, сделать все, чтобы Заказчик остался жив и здоров по завершении данной сделки. Оглашая кабинет зубовным скрежетом, босс поставил печать и подпись под этим документом, словно подписывался под собственным смертным приговором. Получив по экземпляру договора, все расселись по своим местам в кабинете, и мы с боссом выжидающе уставились на американца.

– Ну, господин хороший, – зловеще процедил босс, – теперь не отвертишься. Заканчивай фразу.

– А на чем я тогда остановился? – прикинулся тот склеротиком.

– На том, что «Казна Coco находится…», – услужливо подсказала я, и тут, будто злой рок преследовал нас, опять зазвонил телефон.

Едва не расплавив аппарат взглядом, Родион все же поднял трубку и начал слушать. Минуты через три он положил её на место и поднял на нас, с тревогой следивших за ним, свои умные глаза.

– Можете расслабиться, – спокойно сказал он и, когда мы с облегчением выдохнули, добавил:

– Придётся отменить…

– Как?! – дуэтом воскликнули мы.

– …последний пункт контракта, – невозмутимо договорил он, – в связи с только что поступившей информацией. Как мне сообщили, в интересующем нас ведомстве в данный момент никто не занимается поиском несуществующей, в чем они уверены, казны Сталина. Нет таких разработок и никогда не было ни в ФСБ, ни в КГБ. По крайней мере официально.

– Пардон, но тогда по чьему распоряжению отпустили из милиции тех двоих? – спросил Пол.

– Это мне тоже интересно. Оказывается, звонили по правительственной связи начальнику ГУВД Москвы, и тот дал команду в отделение. Все произошло очень быстро, и теперь трудно установить, чей голос на самом деле слышал милицейский «чин». Сам он утверждает, что звонил тот, чьи приказы он должен выполнять неукоснительно. А в данный момент, как выяснилось, этого человека в Москве нет. Эту загадку уже пытаются решить мои хорошие друзья. Но не это для нас сейчас важно, а то, что мы имеем дело с хорошо организованной преступной группой, имеющей связи там, куда простым смертным доступа нет. Кто-то, заинтересованный в поисках, является, судя по всему, очень важной персоной. И чем выше его чин, тем больше у него возможностей и тем меньше у нас шансов остаться в живых. Я говорю не только о тебе, Пол, но и о нас с Марией и Валентиной. Если бы они оказались действительно ребятами из «конторы», то я бы смог уладить все… Договориться как-нибудь… По крайней мере я бы гарантировал нам всем безопасность. Но эти бандиты играют без правил, и я не хочу никого из вас подвергать смертельному риску. Мы должны трезво оценить ситуацию и принять здравое решение. Исходя из того, что договор уже заключён, я не собираюсь отказываться от своих обязательств, но настаиваю на исключении последнего пункта – ты не выберешься живым из страны, Пол. И скорее всего мы с Марией уже будем встречать тебя у ворот рая. А я даже там не хочу чувствовать себя виноватым перед тобой. И ещё – уверен, что эти люди, которых кто-то поддерживает наверху, не желая выдавать себя, сейчас наверняка не чай пьют, а думают, как бы нас отсюда выкурить. Я попросил, чтобы здесь регулярно появлялась патрульная машина, но для них это не больше чем назойливая муха.

Менты их могут пугнуть, но брать уже не будут – органов боятся.

– Мне, честно говоря, плевать на последний пункт, – усмехнулся американец. – О себе я сам как-нибудь позабочусь. Я бывал во всяких переделках и цену себе знаю. А вот вы, я смотрю, не из таких. Но ничего, как-нибудь сумею позаботиться и о вас – мои возможности не ограничены в этом смысле. Вы обеспечьте мне официальную защиту, а я вам – неофициальную и физическую, – хвастливо закончил он.

Скупые слезы благодарности выступили на наших с боссом глазах от этих слов. Я даже достала платочек из рукава блузки и растроганно высморкалась.

– Значит, нам теперь совсем нечего бояться? – серьёзно спросил Родион, смеясь одними глазами.

– Абсолютно! За пять процентов я готов даже стать вашим телохранителем.

Заключим контракт и…

– Не нужно больше контрактов! Сделай это просто в качестве дружеской услуги. В общем, ты согласен вычеркнуть последний пункт?

– А все остальное остаётся в силе?

– Да.

– Тогда вычёркиваем и покончим с формальностями. Мы убрали злосчастный пункт, я отнесла свой экземпляр к себе в приёмную, вернулась, и американец наконец договорил роковую фразу:

– "Казна Coco находится в старой Кремлёвской стене".

Он замолчал и уставился на нас с довольным видом. Мы – на него. Так прошла вечность. Я не выдержала и нетерпеливо спросила:

– Ну а дальше-то что?

– Это все.

– Шутишь? – спросил босс.

– А в чем дело? – не понял американец. – Разве этого мало? Это ведь не Великая Китайская стена. И потом, у вас что, Кремлёвские стены по всей стране разбросаны? По моим сведениям – всего одна, здесь, в Москве.

– Да вы хоть понимаете, что говорите?! – сквозь слезы воскликнула я. – Как вы себе это представляете?

Я была расстроена до глубины души. Вот он, уже, казалось бы, вожделенный клад, был в руках, и на тебе, в одночасье все рухнуло! Искать клад в окружённой правительственной охраной Кремлёвской стене было все равно что вырывать кусок мяса из пасти голодного крокодила.

Увидев разочарованное лицо Родиона, американец поспешил добавить:

– Я вам не все рассказал про этого Кумсишвили. В газетах писали, что убитый иногда добывал себе на хлеб, подрабатывая каменщиком на строительстве небоскрёбов. Вы понимаете: ка-мен-щи-ком! А Кремлёвская стена из чего сложена?

Правильно, из кирпичей. А если к этому всему добавить мою уверенность, что свои средства Сталин хранил в виде золота, а не в виде денег и облигаций, то все выглядит очень даже ничего. Я прямо-таки вижу, как Кумсишвили тайком подходит ночью к стене, выбирает из неё кирпичи, а вместо них закладывает новые, в которых замурованы золотые слитки. Хорошие мастера умеют даже старить кладку, как старят художники, которые подделывают картины. И главное, что никто никогда не додумается до того, что половина российского золотого запаса находится у всех на виду. Так что вы зря раскисли, дорогие мои. Нам осталось лишь добраться до стены, выковырять из неё пару кирпичей, и все станет ясно. Причём нам нужна именно та, ещё сохранившаяся, небольшая часть старой кладки. Я тут посидел в библиотеке, покопался в справочниках по архитектурным памятникам Москвы и вот что выяснил. Эта кладка сохранилась ещё от белокаменного Кремля, построенного Дмитрием Донским в начале четырнадцатого века. Потом, когда в шестнадцатом веке стену перестраивали, эти старые камни будто бы специально оставили на память или что-то в этом роде. Эти камни белого цвета, и они хорошо выделяются на фоне всех остальных. К тому же, как мне сказали в библиотеке, до 1955 года территория Кремля была засекречена и закрыта для посещений, она тщательно охранялась, а значит, там можно было делать все, что сталинской душе угодно.

Охранников, которые находились при этом, потом могли просто-напросто убрать, как это не раз делалось в истории. Этот фрагмент старинной кладки находится недалеко от Боровицких ворот, со стороны набережной Москвы-реки. Там практически нет охраны. Если не считать тех постовых, что сторожат Боровицкие ворота. Я ездил с экскурсией по Москве, и гид показывал нам этот участок стены.

Мы даже выходили и осматривали его. Я понял, что клад там.

– Неужто золото блеснуло? – мрачно спросил босс.

– Нет, к счастью. Но у меня на него феноменальный нюх.

. – А у вас в тот день не было насморка? – съязвила я.

– Не было, – серьёзно ответил Пол. – Но, как я смотрю, вас все это не вдохновляет? Что ж, тогда, согласно условиям договора, вы в любом случае должны мне помочь – нравится вам это или нет.

– А чем платить будешь, если не найдёшь ничего? – усмехнулся Родион. – Выломанными кирпичами?

– Вы что, договор не читали? Там чёрным по белому написано: процент от клада. А нет клада – нет и процентов. По-моему, все справедливо.

– Нас надули, босс, – печально констатировала я. – Он у себя в Америке на контрактах собаку съел. Потому, видать, так и настаивал.

– Между прочим, это ты первая заговорила о договоре, – напомнил Родион, и я прикусила язык. – Ладно, коллега, несмотря ни на что, в этом всем что-то есть. Не думаю, чтобы тот грузин зря сказал эту фразу перед смертью. А те, что за ним гонялись, уж наверняка знали, что клад существует. Нельзя же потратить сорок лет жизни только на то, чтобы подтвердить нелепую догадку. Решено, сегодня же ночью отправимся туда и проверим.

– А инструменты? – обрадованно подскочил Пол.

– Об этом я позабочусь.

И тут со стороны входа послышался грохот страшного взрыва…

Не помня себя, я выскочила в приёмную. На месте входной двери зияла огромная дыра с вывороченными кусками бетона по краям. Все было в дыму и копоти, с потолка сыпалась штукатурка, и сквозь все это я увидела вбегающих внутрь людей с пистолетами в руках. Пол уже стоял рядом со мной и ошеломлённо смотрел на происходящее. Нас словно парализовало, мы не могли ни двигаться, ни говорить и только тупо взирали на приближающихся к нам, как неумолимый рок, бандитов – иначе я не могла назвать этих «работников» ГРУ. С шумом захлопнулась дверь кабинета за спиной, но я даже не обернулась – настолько была потрясена.

Нас взяли, как маленьких слепых котят. Мы даже не сопротивлялись. В считанные секунды нас заковали в наручники, сунули в какую-то чёрную иномарку и на бешеной скорости умчали в неизвестном направлении. Все происходило как во сне. Опомнилась я только минут через пять, когда машина, сбавив ход, начала сворачивать в незнакомый переулок.

Я сидела сзади у двери, на которой не было ни одной ручки. Рядом со мной, меча злые искры из глаз, сидел американец. За ним, у другой дверцы, теснился, уткнув ствол пистолета Полу в бок, один из тех, с кем я разговаривала через дверь. Впереди сидел его товарищ по беспределу, а за рулём молча сопел третий громила. Босса в машине не было. Все бандиты молчали, их лица были лишь слегка встревожены, но не более. Казалось, для них нет ничего привычнее, чем, взорвав офис в центре Москвы средь бела дня, похитить несколько граждан и везти их на расправу в своё логово, включив при этом мигалку, сирену и не останавливаясь на свист гаишников, которые, разглядев номера, испуганно шарахались в сторону.

Рабочий день подходил к концу, прохожие или спешили домой, нагруженные пакетами и сумками, или беззаботно прогуливались по тротуарам, наслаждаясь последним осенним теплом, а для меня с Полом, похоже, все уже было кончено. Нас везли, даже не завязав нам глаза. Они знали, что мы уже никому не сможем ничего рассказать.

Моё удивление возросло до предела, когда мы подъехали и остановились в незаметном переулке у одного из старинных зданий, входящих в известный комплекс строений на Лубянской площади. Нас тут же выволокли из машины, провели через парадный вход, причём военные, охранявшие его, отдали бандитам честь, и потащили по бесконечным затемнённым узким коридорам. Затем начался спуск в подвал. Чем ниже мы опускались, тем мрачнее и гнетущее становилось все кругом.

Даже тишина, стоявшая там, каким-то зловещим образом давила на мозги, вызывая бессознательный страх. Мы миновали пять подземных ярусов и наконец свернули на этаж. Я заметила, что вниз уходили ещё несколько лестничных пролётов. Везде стояли военные охранники и торопливо вытягивались по стойке «смирно», не обращая внимания на наручники у нас на руках – привыкли, судя по всему, к подобным посетителям. Вся процессия передвигалась молча. Меня не покидало ощущение, что я оказалась в тех самых печально знаменитых подвалах Лубянки, где обрабатывали и не таких крепких орешков, как американец, где даже самые стойкие и выдержанные признавались в своих несуществующих преступлениях и откуда редко кто выходил живым. Двери по сторонам коридоров напоминали двери тюремных камер, на них виднелись тяжёлые запоры и глазки. Я все ждала, что вот-вот послышится предсмертный крик замученной жертвы и торжествующий вопль мучителя, но все было тихо, и только гулкие звуки наших шагов эхом разносились по выкрашенным зеленой краской коридорам.

Наконец, пройдя неисчислимое количество поворотов этого запутанного лабиринта, устроенного так для того, наверное, чтобы заключённые не смогли найти дорогу к выходу и не сбежали, один из бандитов, шедший впереди, остановился у одной двери без запоров и глазка, постучал и сразу же открыл дверь.

В просторном кабинете, обставленном в стиле современных офисов, за столом сидел необъятных размеров мужчина с тремя подбородками, свисающими на стягивающий толстую шею синий галстук. Он улыбался. Конвоиры поставили нас напротив стола, а сами сели на расставленные вдоль стен стулья.

– Ну здравствуй, детектив, – проговорил жирный по-английски. – Давненько не виделись.

– И ты тоже здесь, Индус, – усмехнулся Пол, ничуть не испугавшись. И добавил по-русски:

– А ты похудел, я смотрю.

Глазки у жирного расширились, но он тут же взял себя в руки и как ни в чем не бывало тоже перешёл на русский, похлопывая себя по животу:

– Легко, что ли, за тобой гоняться. Десять кило, считай, как не было.

Ничего, наверстаю, когда своё получу.

– Лопнешь, – буркнула я невольно, и он удивлённо уставился на меня.

– Не нужно со мной играть, девочка, – наконец проговорил мягко. – Это очень опасно. Спроси у него, он подтвердит, – и кивнул на американца.

– Да, Мария, Индус очень суровый человек, по себе знаю, – Пол посмотрел жирному в маленькие глазки. – Особенно когда его в дураках оставляют.

– Больше у тебя это не получится, будь уверен. Тут тебе не Америка.

Здесь мы хозяева.

– Как же это вы меня вычислили? – спросил Пол.

– Для нас это было нетрудно, – довольно расплылся Индус. – Помнишь, когда ты уже был в воздухе, я сказал тебе, что ты у нас в руках? Ты, наверное, решил, что я бравирую, а это было на самом деле так. Видишь ли, на самолёте был установлен радиомаячок, так что мы прекрасно знали, куда ты отправился. Нам только понадобилось время, чтобы отыскать это место. К тому же сигнал потом исчез – как выяснилось, самолёт просто сожгли. Но мы все равно добрались туда.

Более того, у тебя в кармане пижамы лежал «жучок», и мы могли бы слушать все, о чем ты беседовал с Моловски, если бы ты не оставил его вместе со штаниной на заборе у моей виллы. Но ничего, мы и так узнали все, что хотели. Правда, этот Моловски возомнил о себе бог весть что, начал строить из себя героя, и пришлось его немного помучить. К счастью для него, мы обнаружили в подвале твои фотографии в гриме и оттиски фальшивого паспорта. Нам сразу стало все ясно, и Моловски убили. Даже его свирепая собака не помогла ему – мы её пристрелили вместе с охранниками. А когда на всякий случай позвонили в аэропорт и поинтересовались, на какой рейс заказан билет для мистера Моловски, и нам сказали, что рейс до Москвы, то мы и вовсе растаяли. Ты явно недооценил возможности нашей организации.

– Честно говоря, я был уверен, что вы обыкновенные бандиты. И сейчас так думаю.

– Мне все равно, что ты там о нас думаешь. Главное, что ты сам почти уже привёл нас туда, куда нам нужно. Мы специально оставили тебя в покое и не светились у тебя на хвосте, чтобы ты был уверен, что оторвался. И это нам удалось. Если бы ты сам отправился к тайнику, то мы бы там накрыли тебя с потрохами. Но тебя зачем-то понесло к своему коллеге. Что, испугался и решил найти компаньона? Понимаю. Мудро. Но бесполезно. Ты просто подставил зря жизни чужих людей, причём совершенно сознательно, и, надеюсь, в аду, где ты скоро окажешься, тебе воздаётся в полной мере. Но сейчас не об этом. – Он повернулся к одному из бандитов. – Что случилось, Бэн? Почему не притащили другую ищейку?

– Он в кабинете заперся, когда мы вошли, – устало пояснил тот. – Там тоже двери металлические, а взрывать времени не было – нужно было скорее ноги уносить. Да и зачем он тебе? Главное, что американец здесь и никуда уже не сбежит. А за будкой сейчас наблюдают. Если тот тип попробует выйти один, его сразу возьмут. Там сейчас ментов полно.

– Смотри, чтобы глаз с него не спускали, а то, пока мы будем возиться с этими, он до тайника доберётся и все выгребет. Знаю я эту породу – только дай поживиться на шару. – Он вновь посмотрел на нас. – Так, вернёмся к нашим баранам. Но сначала расставим все точки над "и". Мне уже до конца ясно, что ты, Кейди, знаешь, где то, что нам нужно. Иначе бы не бегал от нас и уж тем более не приехал сюда. Ты, наверное, уже догадался, где находишься. А если нет, то скажу: в этой самой комнате в своё время допрашивали многих видных людей, прославленных революционеров, которые на поверку оказались предателями и врагами народа. И ни один из них не смог не сделать того, чего от них добивались мои бывшие коллеги. И знаешь, о чем их спрашивали? Не поверишь, но все о том же самом золоте, которое ты никак не можешь нам отдать. Все видные революционеры были, как правило, замешаны в присвоении награбленных в революцию и позже, в гражданскую, ценностей. Сталин же пытался их отобрать, чтобы присвоить себе. Знаменитая история подвалов Лубянки началась с этого золота и, как видно, здесь и завершится, потому что ты обязательно мне скажешь, где оно.

Круг замкнулся. Ты, наверное, изучал нашу доблестную историю, если знаешь русский, или просто слышал о нашей Лубянке. Правда, в учебниках, к сожалению, не описывались процессы пыток, но тут я тебе помогу. Сажают, например, несговорчивого человека голым на унитаз, к которому из соседней комнаты подведена специальная труба. Соответственно, к унитазу его крепко-накрепко привязывают, чтобы он не смог оторвать задницу. Потом выходят из комнаты, чтобы не оглохнуть от его криков. И запускают в унитаз через трубу голодных-голодных крыс. Представляешь, какое лакомство их ждало, когда они попадали в очко и видели там голую задницу и все остальное? Они жадно начинали утолять голод, а человек – охотно подписывать любые признания. Некоторые, правда, так и не сознались, поэтому… Впрочем, дальнейшую картину я тебе рисовать не буду – сам догадайся. – Он вздохнул и перевёл взгляд на меня. – Тебя это тоже касается, между прочим. Ты ведь, как я понимаю, секретарша? Может быть, ты и не в курсе того, о чем они говорили с твоим начальником, но если в курсе, то советую все рассказать нам. Тогда мы тебя отпустим с миром…

– О чем вы говорите, не понимаю, – процедила я, но тут Бэн вскочил со стула и подбежал к Индусу, протягивая тому лист бумаги с написанным на нем текстом. В следующее мгновение, узнав в нем свой экземпляр договора, я почувствовала, как стынут мои кости и слабеют ноги.

– Вот, Индус, совсем забыл! – радостно тявкнул Бэн. – Это я у них со стола смахнул на всякий случай. Глянь, что там написано!

Тот взял контракт, пробежал его глазами, и его лицо опять расплылось в счастливой улыбке.

– Ну надо же, какая красота! Ну-ка, ну-ка, почитаем. Так, Заказчик…

Исполнители… Надо же, даже проценты расписали… Какие предусмотрительные!

Что ж, теперь с вами все ясно. – Он уставился на меня. – Значит, ты тоже знаешь, где находится золото. Тогда лучше сразу говори, пока мы не начали сводить на нет твою красоту. Потом уже ничего не исправишь – мы работаем качественно.

– Пошёл ты, – буркнула я. Глаза Индуса налились кровью, и он прошипел:

– Бэн! Тащи их к Кравчуку! По-хорошему они, как видно, не понимают.

Спелись, ублюдки! Кравчук уже в курсе всего и ждёт. Все, убери их с моих глаз!

Нас схватили и снова повели по бесконечным коридорам. Потом запихнули в какую-то дверь и посадили на стулья, стоявшие посередине небольшой полутёмной комнаты с бетонными стенами. Здесь сидели в ожидании работы три здоровенных парня. В глубине был виден тяжёлый дубовый стол, на нем ярко горела лампа, направленная нам в лицо. Того, кто сидел за столом, я почти не видела. Бэн приблизился к нему с листом договора в руках, склонился, что-то прошептал и ушёл, оставив лист на столе и захватив своих головорезов. Чтобы не портить напрасно зрение, я последовала примеру американца и закрыла глаза, бросив на него прощальный взгляд. Непонятно было, о чем он думает, но лицо его по-прежнему было спокойно.

За нашими спинами происходило какое-то движение, но я не оборачивалась, ибо и так было ясно, что сейчас нас начнут мучить, пытать, а потом вывезут на грузовике за город, заставят вырыть себе могилу, расстреляют в затылок и закопают – все это я тысячу раз видела по телевизору, а теперь уже не сомневалась, что так оно все и было на самом деле в тридцать седьмом году.

– Ну-с, дорогие мои, – послышался вкрадчивый голос из-за лампы, и я открыла глаза, – у кого из вас нервы покрепче?

– Начинайте с меня, – зло бросил Пол. – Девчонка ничего не знает, она случайный человек во всем этом.

– Что-то мне не верится, что она подписала договор, не зная, где находится тайник… Впрочем, скоро все выяснится и так. Значит, сволочь буржуйская, говоришь, что у тебя выдержки больше? Прекрасно, тогда с тебя и начнём, а девка посмотрит. Если она слабая, то быстро заговорит.

– Дяденька, меня насильно впутали в это дело, – захныкала я. – Мне даже ничего не сказали, приставили пистолет к затылку и заставили подписать…

– Надо же, какие варвары, – посочувствовал он. – Двадцать два с половиной процента от бешеной суммы хотели тебе силком навязать. Не повезло тебе в жизни. Ладно, если считаешь себя такой хитрой, то с тебя и начнём. А то, может, сразу все скажешь?

– Да не знаю я ничего! – выкрикнула я, помня рассказ Пола о том, что они сделали со старым грузином в Америке. – Это произвол! У нас демократия на дворе! Вы на улицу хоть выходили после тридцать седьмого? Уже шестьдесят лет прошло, все изменилось, в космос полетели…

– Заткнись! – грубо рявкнул он. – Волков, займись ею!

Меня схватили сзади сильные руки, подняли со стула, подтащили к стоявшей сбоку кушетке и усадили. Волков, громадного роста мужик с бритой головой и тупой рожей мясника, в зеленой офицерской рубашке с засученными рукавами, схватил меня за волосы, приподнял голову и вопросительно посмотрел на сидящего за столом. Теперь я смогла его рассмотреть. Это был утлый птенчик с капитанскими погонами, лет пятидесяти, с редкими седыми волосами, короткими усиками, как у Гитлера, и совершенно бесцветными глазами. Эта сволочь улыбалась.

– Так-то вот, Мария, – ласково проговорил он. – Сейчас ты у нас будешь есть собственный палец. Знаешь, как это делается? Сначала тебе вставят его в рот, сожмут челюсти и будут жать до тех пор, пока не хрустнет под зубами кость и ты его не откусишь до конца. Потом ты его пожуёшь, проглотишь и подумаешь немного. После этого, если не поумнеешь, примешься за следующий. Сколько у человека пальцев, Волков?

– У женщин двадцать, у мужчин двадцать один! – пробасил мясник и тоненько хихикнул.

– Вот видишь, значит, у тебя будет время подумать. Начинай, Волков…

– Отпустите её, мерзавцы!!! – заорал американец, побагровев от напряжения и пытаясь вырваться из стальных клещей двух громил, прижимавших его к стулу. – Она ничего не знает! Я спасу тебя, девочка…

– Заткните ему пасть!

Откуда-то тут же появилось вафельное полотенце, и его затолкали в рот моему благородному рыцарю, разжав челюсти. Он ещё подёргался, дико вращая зрачками, но все было тщетно.

Всего в комнате, кроме нас, было четыре человека вместе с капитаном.

Это были не те лихие рубаки, что ворвались в офис, а другие, спокойные и сосредоточенные, видимо, профессиональные лубянские палачи в седьмом колене. Я сразу возненавидела эти гнусные рожи с мутными глазами. Кто-то мне говорил, что эти люди специально накачиваются наркотиками, чтобы не испытывать жалости к жертве и получать удовольствие от пыток. Те, что находились здесь, судя по исколотым венам на руках и характерному цвету глаз, вкололи себе тройную дозу и собирались покайфовать по полной программе.

– Начинай, Волков! – весело прощебетал птенчик. – Да смотри сильно не дави, а то сразу откусит и боли не почувствует.

– Сами учёные, – буркнул тот и принялся расстёгивать у меня за спиной наручники, придавив мою голову к кушетке.

Когда щёлкнул замок и мои запястья наконец высвободились, я не медлила ни секунды. Дико зарычав, я развернулась, чиркнула мясника ногтями по горлу, из которого сразу же фонтаном брызнула кровь, и сразу же, сильно оттолкнувшись от пола, прыгнула через стол на капитана. В следующее мгновение я свалила его на пол вместе со стулом и без всякой жалости свернула его тонкую шею. Он даже не успел удивиться. Оставшиеся трое, как я и ожидала, забыв про связанного американца, который, слава богу, ничего не видел из-за яркой лампы, кинулись ко мне. Между столом и стеной было небольшое пространство. Я уже была готова убить их всех. Моя звериная сущность вырвалась наружу, и в комнате вместо меня появилась пантера. Отскочив в тёмный угол, я оскалилась, тихо рыча, и выставила руки с растопыренными пальцами. Двое, бежавших с ближней ко мне стороны стола, отталкивая друг друга, неслись на меня, ещё не чувствуя никакой опасности.

Первый сразу же упал с распоротым животом. Это сработало лезвие, встроенное в мою туфлю. Второй, споткнувшись о первого, вписался бритой головой в стену, получил удар когтями и лишился половины лица. Третий, успевший сообразить, что ко мне лучше не приближаться, притормозил в трех шагах и начал лихорадочно вытаскивать пистолет из застёгнутой кобуры, пятясь от моих окровавленных когтей и сверкающих дикой злобой глаз. Сама я никогда не могла видеть со стороны, как я выгляжу, находясь в состоянии боевого транса, но не думаю, чтобы это было так уж привлекательно, потому что в бегающих глазках подонка появился животный страх. Кобура никак не расстёгивалась, руки его тряслись, а я не хотела, чтобы он выходил на свет, где Пол мог увидеть меня и то, что я сделаю с этим подонком. В тот момент, когда он наконец выхватил пистолет, между его глаз вонзился клинок из моей туфли, которую я сняла и метнула в него. Теперь меня смело можно было объявлять врагом государства за убийство работников его службы безопасности, если, конечно, те таковыми являлись, в чем я лично сильно сомневалась.

Надев туфлю и тщательно вытерев о рубашку палача руки, я появилась перед Полом. Увидев меня, испачканную кровью, он ещё больше побледнел и замотал головой, не понимая, что происходит.

– Все хорошо, мистер Кейди, – улыбнулась я через силу. – Только не задавайте вопросов. Нам нужно бежать, пока никто не появился.

Найдя на столе ключи от наручников, я освободила ему руки, и он уже сам вытащил изо рта полотенце. Схватив за локоть, чтобы он не вздумал заглянуть за стол, я потащила его, отупевшего и растерянного, к двери. Только там он смог выговорить:

– Что случилось, Мария? Что они там делают?

– Я вколола им снотворное, лошадиную дозу, – протараторила я, приложив ухо к двери. – У меня всегда с собой пара шприцев в лифчике. Забудьте о них, нужно выбираться отсюда.

Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Потом отодвинул меня, прислушался, осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Там было пусто. Показав мне большой палец, он выскользнул наружу. Я последовала за ним.

В обе стороны уходили запутанные части лабиринта.

– Вы помните, как мы пришли сюда, мистер Кейди? – прошептала я.

– У меня феноменальная память на такие вещи, – с улыбкой шепнул он. – Но мы сейчас не пойдём к выходу – сразу накроют. Мы сделаем ход конём.

– Как это?

– Сейчас увидишь.

Он посмотрел на мои ноги.

– У тебя туфли в крови, следы оставляешь. Сними. Я послушно сняла туфли и осталась босая. Пол подошёл к железной двери с глазком, расположенной почти напротив той, откуда мы вышли, заглянул в глазок, затем тихонько отодвинул засов, открыл дверь, вошёл внутрь и махнул мне рукой. Как только я забежала за ним, он прикрыл дверь, и стало почти темно.

Мы оказались с ним в самой настоящей тюремной камере-одиночке. Это был натуральный бетонный склеп размером со шкаф для одежды. Только сбоку к стене были прикреплены железные нары, а в углу рядом с дверью находилась параша, которой уже давно никто не пользовался. Видимо, эти знаменитые на весь мир подвалы не стали ломать или переделывать после известного периода нашей истории, а решили оставить до лучших времён, когда им вновь найдётся применение. А значит, были ещё люди, которые рассчитывали, что такие времена наступят. И они скорее всего спокойно сидели сейчас наверху, считай, в самом центре Москвы, и, злорадно взирая из окон на проходивших мимо свободных людей новой России, думали, что до этого времени не так уж и далеко.

Сев на нары, я сразу почувствовала себя не в своей тарелке. Пол остался стоять у двери, заглядывая сбоку в глазок. Пока ничьих шагов слышно не было.

– А нас здесь не поймают? – без всякой надежды спросила я тихо.

– Не должны. Это мой излюбленный трюк, – довольно пояснил он. – Они подумают, что мы сразу куда-то рванули, и побегут ловить нас по всему зданию. А мы спокойно отсидимся, а потом как-нибудь выберемся, когда они решат, что мы сбежали, и все утихнет.

– Но если это ваш излюбленный трюк, то им, наверное, известно про это?

Они же вас знают, – забеспокоилась я.

– Я его ещё никогда не применял… Тс-с-с. – Он прижал палец к губам, и я услышала приближающиеся звуки шагов.

Встав на цыпочки, я подошла и пристроилась к глазку с другой стороны. В камере было темно, и нас вряд ли можно было заметить из коридора. Шаги раздались совсем близко, и я увидела тучного пожилого прапорщика. Он был похож на тюремщика и спокойно шёл по коридору, по-хозяйски поглядывая на двери камер, словно его мучила тоска по славным прошлым денькам и он время от времени спускался сюда, чтобы проверить, в порядке ли его опустевшие владения. Не успела я подумать о самом ужасном, как его внимательный взгляд заметил открытый засов нашей двери, и он направился к ней, осуждающе качнув головой, мол, непорядок в войсках, дорогие граждане. Отстранившись от глазка, мы затаили дыхание. Свет из глазка на мгновение исчез, видимо, он заглянул в него, а потом громыхнул засов, и вновь послышались его неторопливые шаги. Вскоре они стихли в другом конце коридора.

Мы посмотрели друг на друга и лишь горько усмехнулись.

– Похоже, ваш излюбленный приём сработал, – ехидно прошептала я.

– А что, не так уж и плохо, – весело улыбнулся он. – Теперь они нас точно не найдут.

– Чему вы радуетесь, не пойму? Нас ведь замуровали. Теперь не только они, но и вообще никто не найдёт. Сгниём здесь заживо…

– Ничего, как-нибудь выберемся. Ты лучше скажи, чем ты тому жлобу горло перерезала…

– Шприцем. Стоп, кажется, опять кто-то идёт… Мы скосили глаза в круглое окошко. На этот раз слышался прямо-таки топот. Тяжёлые и уверенные шаги быстро приближались. Это оказался Индус. За ним шёл Бэн и ещё один из тех, что были в нашем офисе. Жирный подошёл к двери напротив, взялся за ручку, но тут взгляд его упал на пятна крови от моих туфель на полу.

– Быстро работают, однако, – довольно проговорил он, кивнув на пол. – Старая школа. Давно надо было его сюда притащить, – и без стука вошёл внутрь.

Остальные ввалились следом.

Мы не видели, что там происходило, зато все было отлично слышно.

– Ни хрена себе! – раздался то ли восхищённый, то ли испуганный возглас Индуса. – Это ещё что за дребедень?!

– Где американец?! – взвизгнул Бэн. – Это все он, я его знаю! Козлы позорные!

– Урою всех! Гниды вонючие! – закричал третий.

Они что-то расшвыривали в комнате, кого-то пинали и крыли трехэтажным матом всех на свете. Потом Бэн с друганом выскочили и бросились куда-то по коридору, а Индус встал в проёме двери и, поглядывая по сторонам, начал взволнованно кричать в сотовый телефон:

– Перекройте все выходы! Немедленно! Двое сбежали из-под стражи!

Мужчина и девушка, особо опасные преступники! Не выпускать никого вообще!

Передайте на все посты!

Потом набрал другой номер и виноватым тоном проговорил:

– Леонид Маркович, у нас неприятности… Не волнуйтесь, никто не слышит, я здесь один. В общем, они умудрились сбежать от вашего Кравчука… Да, он мёртв, и его помощники тоже… Уверен, это американец опять свои штучки выкидывает… Не знаю, как он это сделал… Оба в наручниках были. Но ничего, отсюда им не выбраться, сами знаете, сейчас поймаем, я уже тревогу поднял…

Кстати, товарищ генерал, все хотел спросить, да возможности не было: а вы уверены, что там вообще что-то есть? А то, может, зря людей гоняем… А ваш папаша, извините, не мог ничего перепутать? Почему так думаю? Да потому, что тот грузин в Штатах больно уж на психа смахивал, а не на… Всегда был таким, вот оно что, как и Хозяин… Почему ускорить?.. Кто это копать начинает? Что-то пронюхали?.. Кем оказался?! Да вы что, не может такого быть! А с виду обычная ищейка. Так это из-за него весь сыр-бор?.. Не мог он уйти, я там своих людей оставил. И телефон мы ему отрезали. Только что мне доложили, что он ещё в своей будке сидит, с ментами разбирается… Уже здесь? Это не он, точно вам говорю…

Виноват, товарищ генерал, постараемся к утру все сделать… Буду держать в курсе.

Он сунул трубку в карман своих необъятных штанов, посмотрел задумчиво в точку на стене около нашей камеры, удивлённо хмыкнул, качнув головой, и уже собрался войти в комнату пыток, как послышались торопливые шаги и появился запыхавшийся Бэн.

– Ну что?

– Кранты, их никто не видел! Как сквозь землю провалились. Охрана говорит, что и муха не пролетала.

– Ищите быстрее. К утру его нужно раскусить – ситуация усложнилась.

– Почему?

– Знаешь, кем тот хер, детектив из трансформаторной будки, оказался?

– Кем?

– Не поверишь. Он…

В этот момент я неожиданно для самой себя громко чихнула. Гром небесный не так прозвучал бы здесь, как мой проклятый чих! Бандиты вздрогнули и разом посмотрели на нашу дверь. Мы присели. Пол покрутил пальцем у виска, я виновато скривилась и побила себя по носу.

– Ты слышал? – раздался недоуменный голос жирного.

– А ты как думал? Это оттуда.

– Уверен?

– Не глухой.

– Думаешь, это они?

– Заключённых здесь сейчас нет.

– Но там же заперто, не видишь?

– Все равно надо проверить. Кто-то же чихнул, и по-моему, баба.

Кто-то подошёл к двери и погремел засовом.

– Закрыто, слушай, – озадаченно проговорил Бэн прямо за дверью. – Не могли же они сами себя запереть.

– Проверь, мудак! – рявкнул Индус, и мы услышали характерные щелчки пистолетных затворов. – От этого янки всего можно ожидать. Только медленна открывай и сразу в сторону – я наготове. Давай!

На глазок упала тень.

– Слушай, нет там никого.

– Я тебе что сказал!

– Да что ты сказал, тут засов весь в масле! – зло выругался Бэн. – Охота мне руки пачкать…

Засов наконец загремел, и дверь, от которой мы уже отодвинулись и спрятались за стеной у параши, начала медленно открываться, заливая камеру светом. Пол стоял, заслоняя меня своим большим телом, и я ничего не видела, кроме своих туфель, которые оставила около нар, прямо посреди камеры. Они так и заблестели на свету, заиграли своими лакированными боками, чтоб им пусто было!

Бандит радостно присвистнул и, отскочив в сторону, прокричал:

– Здесь они, голубчики! Ну-ка, выползайте оттуда! И без шуток, а то изрешетим сразу!

– Ты уверен? А почему их не видно? – спросил Индус, приблизившись.

– Они у параши стоят, за углом…

– Так закрой дверь, болван!!! – провопил жирный, но было уже поздно.

Я даже не успела ничего сообразить. Американец вдруг присел и снизу стремительно выкатился им под ноги. Затем перекувыркнулся и выбил оружие из их рук. Лёжа на спине, он сильно и точно ударил ногами обоих. Все произошло в одно мгновение. Оба ублюдка согнулись. Ещё два удара – и они валялись на полу. Вот это, я понимаю, настоящий американский супермен! Теперь мне стало ясно, как он умудрился уйти от них и почему они предпочли оставить его в покое и наблюдать издали. К такому и вправду лучше не приближаться. Пока он поднимался, я подобрала пистолеты, отдала один ему и пошла за своими злосчастными туфлями.

Пол начал заталкивать обалдевших негодяев в комнату пыток, они громко сопели, держась за низ живота, и не сопротивлялись.

Теперь нужно было как-то выбираться наружу.

– Ну что, идём отсюда? – весело спросил Пол, выйдя из комнаты. – Эти голубчики нам уже не помешают. – Он запер дверь на ключ и положил его в карман.

– Что вы с ними сделали?

– Вырубил на время, – довольно пояснил он.

– А как мы убежим? – уныло спросила я. – Сейчас вся охрана на ногах – нас ищут.

– Не дрейфь, старушка, как-нибудь пробьёмся. – Он обнял меня и заглянул в глаза. – Что ты за человек, Мария? Что у тебя там внутри?

– Лучше не спрашивайте. – Я опустила глаза и мягко отстранилась, успев, однако, почувствовать приятное тепло его прикосновения. – И вообще, лучше заправьте рубашку, а то вид у вас совсем не американский.

Взглянув на вылезшую из брюк сорочку, он смущённо заправил её, пригладил ёжик на голове и серьёзно проговорил:

– Ну теперь я тебе нравлюсь?

– Да вроде ничего.

Я тихонько рассмеялась. Этот человек обладал каким-то нечеловеческим обаянием, с ним мне было легко и просто. Влюбчивое сердце моё слегка дрогнуло от его тёплого взгляда, и я подумала, что неплохо было бы познакомиться с ним поближе, когда выберемся из этой кутерьмы. В конце концов, хорошие люди на дороге не валяются. У меня даже мелькнула шальная мысль: а не бросить ли Родиона и не пойти ли секретаршей к этому американцу?

Но я тут же её отбросила как несостоятельную и вредную в данной ситуации.

– Ну, пора двигаться, – он покрутил головой в разные стороны. – Только вот куда?

– Предлагаю туда, куда пошёл тот толстый прапорщик, что закрыл нас.

Если мы попросим его хорошенько, он нас выведет, как думаете?

– Соображаешь.

Мы быстро пошли в сторону, обратную той, откуда нас привели. Едва мы повернули за угол коридора, как за нашими спинами послышался топот. Потом он замер у двери комнаты, где были заперты наши мучители, затем раздался громкий стук и крики:

– Товарищ капитан, откройте! Индус, ты здесь? Алле, вы что, вымерли, на хрен?

– Это Клинч, – прошептал мне американец. – Видать, потерял своих дружков. Идём быстрее.

Мы прибавили шагу и вскоре уже перестали слышать какие-либо звуки, кроме собственных шагов. Двери камер все тянулись и тянулись стройными рядами вдоль бесконечных коридоров, и нигде не было видно ни души. Минут через десять мы упёрлись в большую деревянную дверь в торце коридора. Это был тупик. На двери красовалась табличка: «Комендант». Мы переглянулись, и Пол легонько постучал. Тишина. Он постучал громче. Опять никто не ответил. Тогда он попробовал открыть дверь. Она чуть приоткрылась. За ней густела темнота. Пол осторожно просунул голову внутрь, покрутил ею, осматриваясь, и вошёл в комнату.

Я тут же нырнула вслед, притворила дверь и закрыла её на задвижку.

В кромешной тьме едва слышалось ровное дыхание спящего человека.

Нащупав выключатель на стене, Пол зажёг свет. Прапорщик лежал животом кверху на чёрном кожаном диване, сложив руки на груди, и мирно дрых. У дальней стены стоял огромный стол, на нем были аккуратно разложены папки, ручки, настольный календарь и чёрный телефон. Зеленые стены были аскетически голыми, только над столом висела икона Богородицы с младенцем на руках. Рядом с диваном стоял большой деревянный шкаф, в углу железная вешалка, на ней форменная фуражка и портупея с пустой кобурой. А прапорщик все спал.

Осмотревшись, Пол подошёл к вешалке, снял портупею, отбросил кобуру, приблизился к телу на диване и, недолго думая, начал деловито связывать прапорщику жирные руки. Комендант сразу проснулся.

– Эй, в чем дело, гражданин? – испуганно спросил он, не шевелясь и тупо глядя на американца. – Вы кто такие?

– Долго объяснять, товарищ прапорщик.

– Так вы не русские?! – в ужасе прошептал он, услышав акцент. – Это захват?

– Да, мы из иностранной разведки, – подтвердила я. – Только пикни – и сразу умрёшь. – Я помахала перед его носом пистолетом. – Вся Лубянка окружена, председатель КГБ взят в плен, в России переворот, ясно?

Он молча кивнул, глаза его закатились, а лицо начало наливаться кровью.

– Ну-ну, ты не пугайся так, – усмехнулся Пол, – а/ то ещё умрёшь ненароком. Ты нам ещё нужен.

– Зачем? – пролепетал прапорщик.

– Мы заблудились в ваших казематах, – пояснила я. – Пошли искать туалет и заблудились. Ты выведешь нас отсюда?

– Вы не иностранные шпионы, – простонал он. – Вы – преступники. Вас поймают.

– Не поймают, если ты нам поможешь, – уверенно проговорил Пол, уселся на диван рядом с ним и похлопал его по толстым щекам. – А ты просто обязан нам помочь, иначе мы будем вынуждены тебя убить. Ты хочешь умереть?

Тот помотал головой.

– Вот и хорошо. Отсюда есть ещё выход? Кроме того, скажи, где стоит охрана?

– Нет, больше нет, только через верх, а там всюду охрана. Отпустите меня, – он плаксиво скривился, – у меня семья, внуки…

– Выведи – отпустим, – жёстко сказала я. – Наверняка здесь есть какая-нибудь лазейка, и ты её знаешь.

– Нет, вы что, это же Лубянка! – вскричал он, но тут же сбавил тон и опять зашептал:

– Это вам даже не тюрьма – здесь все гораздо строже. Я сам отвечаю за это, мне за это зарплату платят.

– Тогда пиши завещание своим внукам. Если нас схватят – ты умрёшь. У нас нет иного выхода. Думай, голова.

Пол встал, подошёл к двери и прислушался. За ней пока было тихо. Вдруг на столе громко зазвонил телефон. Мы все вздрогнули и посмотрели на аппарат.

Тот продолжал трещать. Комендант испуганно таращился на нас и не шевелился, – Может, пусть поговорит? – неуверенно предложила я.

– А если проболтается? – возразил американец, подойдя к столу.

– Тогда сразу и убьём, чтоб не мучился.

– Логично. Ты все понял, товарищ комендант? Тот послушно кивнул. Взяв со стола аппарат, Пол поднёс его к лежащему на диване прапорщику, снял трубку и приставил к его уху. Мы тоже наклонились и стали слушать.

– Алло, прапорщик Власов слушает, – хрипло проговорил он.

– Какого черта! – громко раздалось в трубке. – Опять дрыхнешь в своей норе?

– Никак нет, товарищ майор! – Прапорщик взял себя в руки и заговорил нормальным голосом:

– Несу боевое дежурство!

– Ладно, не глумись. Ты слышал, что тревогу объявили?

– Тревогу? Какую тревогу? Нет, ничего не слышал.

– Я же говорю: дрых! Тут двое подследственных сбежали, мужик с бабой.

Вооружены и очень опасны. Так что ты там закройся на всякий случай, а то вечно дверь нараспашку. Если начнут к тебе ломиться – сразу звони мне. Понял?

– Так точно, товарищ майор.

– Но ты не бойся, до тебя они вряд ли доберутся – в той стороне им делать нечего. У тебя камеры все закрыты?

– Обижаете. Час назад лично все проверял.

– Лады. А теперь закрывайся. Садись к двери и прислушивайся. Как женский голос услышишь – сразу звони.

– Есть! – по-военному ответил комендант, но на том конце уже положили трубку.

– Да ты просто артист! – похвалил Пол, возвращая аппарат на место. – Тебе в цирке выступать, а не пустые камеры охранять. Ну теперь ты все про нас знаешь, так что соображай побыстрее, пока я не рассвирепел.

Прапорщик задумчиво поник. По лицу было видно, что он соображает не о том, как вывести нас отсюда, а как половчее выкрутиться, чтобы и нас сдать, и самому живым остаться. Я решила пресечь это на корню:

– Запомни, если надуешь, то даже пожалеть об этом не успеешь.

– А я что? Я ничего, думаю, – пробормотал он, оправдываясь. – Есть, конечно, один вариант, но я не знаю…

– Чего ты не знаешь? – хором спросили мы, склонившись над ним.

– Ну, там уже закрыто все давно за ненадобностью.

– Что закрыто?

– Все.

– Не нервируй меня, – простонала я. – Объясни толком.

– А чего объяснять, все равно без меня не найдёте. В общем, подъёмник там раньше стоял. На нем поднимали эти, как их… – он стыдливо отвёл глаза.

– Кого?

– Ну трупы, в общем… Из расстрельного бункера. Специально сделали, чтобы по этажам не таскать. Трупов ведь много было. Их наверх поднимали и сразу на грузовик. Там, наверху, над нами, раньше большой двор был, а теперь здание жилое построили.

– Господи, так где же это мы находимся? – прошептала я. – Мы ведь вроде на Лубянке были.

– Ну да, так оно и есть. Только подвалы-то далеко тянутся, почитай, под всем центром Москвы. И вглубь, и вширь, так сказать. Сейчас уже многое изменилось, подвалы городские власти поотбирали, но эти ещё остались – своего часа ждут, – он тихонько хихикнул.

– К делу давай! – поторопил его Пол.

– Ну вот, я и говорю, что подъёмник потом закрыли вместе с бункером.

Там уже настолько все кровью пропиталось, что не отмоешь, и пользоваться нельзя. Так и стоит заколоченный.

– А как же мы через него выберемся? – озадаченно спросила я.

– Может, пусть поговорит? – неуверенно предложила я.

– А если проболтается? – возразил американец, подойдя к столу.

– Тогда сразу и убьём, чтоб не мучился.

– Логично. Ты все понял, товарищ комендант? Тот послушно кивнул. Взяв со стола аппарат, Пол поднёс его к лежащему на диване прапорщику, снял трубку и приставил к его уху. Мы тоже наклонились и стали слушать.

– Алло, прапорщик Власов слушает, – хрипло проговорил он.

– Какого черта! – громко раздалось в трубке. – Опять дрыхнешь в своей норе?

– Никак нет, товарищ майор! – Прапорщик взял себя в руки и заговорил нормальным голосом:

– Несу боевое дежурство!

– Ладно, не глумись. Ты слышал, что тревогу объявили?

– Тревогу? Какую тревогу? Нет, ничего не слышал.

– Я же говорю: дрых! Тут двое подследственных сбежали, мужик с бабой.

Вооружены и очень опасны. Так что ты там закройся на всякий случай, а то вечно дверь нараспашку. Если начнут к тебе ломиться – сразу звони мне. Понял?

– Так точно, товарищ майор.

– Но ты не бойся, до тебя они вряд ли доберутся – в той стороне им делать нечего. У тебя камеры все закрыты?

– Обижаете. Час назад лично все проверял.

– Лады. А теперь закрывайся. Садись к двери и прислушивайся. Как женский голос услышишь – сразу звони.

– Есть! – по-военному ответил комендант, но на том конце уже положили трубку.

– Да ты просто артист! – похвалил Пол, возвращая аппарат на место. – Тебе в цирке выступать, а не пустые камеры охранять. Ну теперь ты все про нас знаешь, так что соображай побыстрее, пока я не рассвирепел.

Прапорщик задумчиво поник. По лицу было видно, что он соображает не о том, как вывести нас отсюда, а как половчее выкрутиться, чтобы и нас сдать, и самому живым остаться. Я решила пресечь это на корню:

– Запомни, если надуешь, то даже пожалеть об этом не успеешь.

– А я что? Я ничего, думаю, – пробормотал он, оправдываясь. – Есть, конечно, один вариант, но я не знаю…

– Чего ты не знаешь? – хором спросили мы, склонившись над ним.

– Ну, там уже закрыто все давно за ненадобностью.

– Что закрыто?

– Все.

– Не нервируй меня, – простонала я. – Объясни толком.

– А чего объяснять, все равно без меня не найдёте. В общем, подъёмник там раньше стоял. На нем поднимали эти, как их… – он стыдливо отвёл глаза.

– Кого?

– Ну трупы, в общем… Из расстрельного бункера. Специально сделали, чтобы по этажам не таскать. Трупов ведь много было. Их наверх поднимали и сразу на грузовик. Там, наверху, над нами, раньше большой двор был, а теперь здание жилое построили.

– Господи, так где же это мы находимся? – прошептала я. – Мы ведь вроде на Лубянке были.

– Ну да, так оно и есть. Только подвалы-то далеко тянутся, почитай, под всем центром Москвы. И вглубь, и вширь, так сказать. Сейчас уже многое изменилось, подвалы городские власти поотбирали, но эти ещё остались – своего часа ждут, – он тихонько хихикнул.

– К делу давай! – поторопил его Пол.

– Ну вот, я и говорю, что подъёмник потом закрыли вместе с бункером.

Там уже настолько все кровью пропиталось, что не отмоешь, и пользоваться нельзя. Так и стоит заколоченный.

– А как же мы через него выберемся? – озадаченно спросила я.

– Это уж ваше дело, господа преступники, – проворчал он. – Другого выхода нету.

– Но ведь там дом наверху!

– Ну и что? Шахта лифта в подвал того дома как раз и выходит. Там уже меня не волнует. Я вас, как просили, отсюда выведу, а дальше уже не моя забота – за ту территорию я не отвечаю.

– А подъёмник ещё работает? – задумчиво спросил Пол.

– Понятия не имею. Я на нем не катаюсь. А если честно, то не работает.

Даже тросы и все несущие поснимали.

– И далеко это отсюда?

– Да не так уж…

– Но мы сможем пройти туда незаметно? – спросила я.

– А чего бы я тогда об этом говорил? – хмыкнул осмелевший комендант.

– Ладно, тогда вставай и веди, – сказал Пол, подойдя к двери, за которой по-прежнему все было тихо.

– Не встану, – нагло заявил прапорщик.

– То есть как это? – опешила я. – Ты же обещал…

– А так. Дверь в бункер за этим шкафом, – он показал глазами на шкаф у стены. – А в этой комнате расстрельная команда спирт пила для храбрости. Тут ведь потом переделывали все…

Мне стало страшно. Жуткая атмосфера прошлого вдруг навалилась на меня, и голова слегка закружилась. Интересно, сколько спирта здесь было выпито? Уж, наверное, не больше, чем пролито крови… Страшные картины расстрелов возникли у меня перед глазами, искажённые ужасом лица замученных жертв, истошные крики и мольбы о пощаде пронеслись, будто наяву, в моей голове, и мне стало плохо…

– Только уж вы меня не убивайте, как обещали, – донеслись до меня слова прапорщика, и я вернулась к жизни. – Вы меня так вот и оставьте, связанным, чтобы с работы потом не выгнали. Сегодня, сами знаете, с работой тяжело…

Пол, не обращая на него внимания, уже отодвигал тяжеленный шкаф в сторону. За ним показался контур замазанной извёсткой двери. Имелась и ручка.

Он тронул её, и дверь открылась.

– О, а говорил, забито! – удивлённо воскликнул американец.

Комендант как-то съёжился и часто заморгал. Потом пробормотал:

– Да это я иногда от нечего делать захожу туда, посмотреть, так сказать… Честное слово, просто от нечего делать, вы не подумайте…

Но мы уже не слушали бессвязных речей помешанного на кровавых картинах прошлого прапорщика, а вошли в бункер и стали осматриваться. Света там не было, но того, что падал из двери, было достаточно, чтобы увидеть довольно большое помещение из бетона. Там виднелись ещё несколько тёмных дверных проёмов. На полу валялся какой-то мусор, а все стены были в неопределённого цвета размывах и брызгах. Я не стала особо всматриваться. Мы сразу пошли к открытому люку подъёмника, который виднелся в нише слева от входа. Там даже ещё сохранились кнопки, приводящие его в действие. Пол попробовал нажать на одну, но глухое безмолвие из пустой шахты было нам ответом. Сам подъёмник находился где-то ниже этажом. Заглянув внутрь. Пол посмотрел вверх и весело проговорил:

– Там ничего не видно! Но залезть можно. Тут к стене лестница прикреплена.

Он высунулся из шахты и вопросительно посмотрел на меня:

– Ну ты как, готова к взятию вершины?

– Чего уж там, – вздохнула я. – Только бы побыстрее отсюда убраться, – и осмотрелась кругом. – Господи, ужас какой. Давай я первой полезу.

– Как скажешь. А я тылы прикрывать буду. Кстати, может, его усыпить на время? – Он кивнул в сторону комнаты с комендантом. – А то как бы шум раньше времени не поднял.

Я лишь пожала плечами. Он быстро вышел, и почти сразу там раздался глухой удар. Через мгновение Пол вернулся.

– Усыпил?

– Легко. Полчаса у нас есть. Вперёд. И ничего не бойся, малышка, – я с тобой.

Забравшись в шахту, я увидела ржавую лестницу, прикреплённую к стенке, вцепилась в неё и начала карабкаться вверх, в темноту, ничего не видя перед собой. Пол стал подниматься вслед за мной.

В шахте стояла страшная вонь, и чем выше я поднималась, тем невыносимее она становилась. Видимо, она поднималась снизу вверх, а там не было для неё выхода, и она скапливалась в течение нескольких десятков лет, пока страшный бункер бездействовал. Пальцы и ноги в туфлях скользили по покрытым холодной плесенью перекладинам лестницы, и я изо всех сил убеждала себя, что это только плесень, а не что-нибудь другое, например, красного цвета. Пол, тяжело дыша и поминутно чертыхаясь, цеплялся за мои пятки и один раз даже чуть не сорвал меня вниз, но все обошлось. Лезть в полной темноте неведомо куда – не очень приятное занятие, особенно если знаешь, что тебя в любую минуту могут поймать и убить. Я не знала, сколько прошло времени и какую высоту мы преодолели, но по меньшей мере метров двадцать. Наконец моя рука, потянувшись за очередной перекладиной, наткнулась на голую стену. Ощупав её руками, я поняла, что лестница кончилась.

Вверх уходила пустота.

– Что такое, почему остановилась? – обеспокоенно спросил Пол снизу. – Устала?

– По-моему, мы приехали – лестница кончилась.

– А шахта?

– Шахта – нет.

– Шутишь? – сразу охрип американец. – Пощупай там хорошенько, должен быть край или что-нибудь в этом роде.

– Уже щупала. Сколько хватает руки – сплошная стена вверх. Я боюсь.

– Не нужно. Дай подумать.

– Что тут думать? Нужно спускаться. Не помирать же здесь…

– Помолчи, радибога, – попросил он. – Нам можно или вверх, или уже просто броситься вниз и разбиться, чтобы избежать встречи с этими подонками.

– Кажется, я уже готова это сделать.

– Я тебе дам готова. Не вздумай. Нужно нам как-нибудь местами поменяться. У меня руки длиннее, может, я достану до края. Не верю, что лестница просто оканчивается посередине стены. Хотя у вас, русских, все может быть…

– Если мы начнём меняться, то я точно свалюсь. Лестница очень уж узкая, и не видно ни зги.

– Дурацкая ситуация! Этот прапорщик небось знал, что тут творится, потому и сказал про это, сволочь! Ладно, вцепись в лестницу сбоку изо всех сил и держись, а я все-таки попытаюсь пролезть.

– Это бесполезно, – мой голос дрогнул. – Наверное, лестницу просто сломали, чтобы никто сюда сверху не лазил. Нам конец…

– Только не плачь, умоляю, – проворчал он, карабкаясь мимо меня. – Сейчас посмотрим…

Я спустилась немного ниже, чтобы не мешать ему, С минуту он пыжился, кряхтел и шуршал по стене руками, а потом неуверенно проговорил:

– Кажется, я что-то нащупал.

– Не может быть! – у меня отлегло от сердца.

– Да, по-моему, это конец какого-то троса… Да, это металлический трос. Наверное, на нем был подвешен подъёмник, пока не сломали. Я почти достаю до него кончиками пальцев.

– Только кончиками? – мне опять стало плохо. – И не сможете по нему залезть?

– Смог бы, но не дотянусь – слишком высоко. Проклятье! Это духи посылают мне эти испытания! Золото своё берегут, будь оно трижды неладно…

– А может, попробовать допрыгнуть?

– С ума сошла? Чтобы прыгнуть, нужно отпустить руки, а если я не поймаю трос в темноте? Соображаешь? Я ведь упаду…

– А вдруг поймаете? Кажется, кто-то грозился меня защитить.

– Это не в счёт. Впрочем, ладно, попробую. Только ты прижмись к стене, а то, если буду падать, ещё тебя сшибу, чего доброго. Если что, передашь от меня привет Индусу. Или Родиону. Как повезёт. Все, прыгаю. Прощай на всякий случай…

Я ощутила резкий толчок лестницы и зажмурилась. Прошла вечность, прежде чем до меня дошло, что я не слышу свиста пролетающего мимо меня вниз тела американца.

– Готово! Я поймал его! – радостно просипел он сверху.

– И что вы теперь делаете? – Я с трудом перевела дух.

– Вишу на нем, болтаюсь, как обезьяна. Он скользкий, как угорь. Все, я полез дальше…

– А как же я?!

– Ах, да… Ты побудь пока там, я проверю, что наверху, а то, может, не стоит и лезть.

– Стоит! Я тут одна не останусь. Заберите меня отсюда, а то сейчас зареву!

– Как же я тебя заберу? Сам еле держусь.

– Как хотите!

– Ты меня поражаешь иногда. То ты неведомо как расправляешься с четырьмя убийцами, а то боишься посидеть одна минутку. Хорошо, я сейчас спущу ногу, а ты поднимись выше и цепляйся за неё. А потом карабкайся, пока не достанешь до троса. Это единственный вариант. Только делай это быстрее, а то я могу соскользнуть с таким весом. Все поняла?

– Нет.

– Ну что ещё? – простонал он.

– Я уцеплюсь за ваш ботинок, а вам придётся подтянуть меня до троса.

– Это ещё почему?

Не могла же я ему сказать, что в противном случае просто раздеру всю его ногу своими острыми когтями! Поэтому придумала другое объяснение:

– Я… стесняюсь хватать вас за ноги. А вдруг ухвачусь не зато…

Он замолчал, переваривая, затем проворчал:

– Ну ты и штучка. Делай как знаешь.

Я поднялась до конца лестницы, нащупала в темноте болтающуюся в воздухе ногу американца и, мысленно простившись с жизнью, ухватилась за ботинок двумя руками и повисла. Он начал меня поднимать. Но не тут-то было!

– Кажется, я сползаю! – прохрипел он вдруг, и я почувствовала, что медленно опускаюсь вниз. – Не могу удержаться – скользко!!! Хватайся там за что-нибудь, а то сейчас упадём!

– За что же я схвачусь?! Мамочка! Я даже уже не помню, где лестница!

Мы неумолимо ползли вниз. Я старалась не шевелиться, чтобы не ускорить скольжение, но это не помогало. Пол скрипел зубами, громко сипел и стонал, но, похоже, духам надоело играть с ним и они решили его прикончить. А заодно и меня…

– Все, больше не могу! – выдохнул он и вдруг закричал:

– А-а-а!

И сразу сползание вниз прекратилось. Я замерла ни жива ни мертва, боясь сказать хоть слово, чтобы не нарушить зыбкого положения, а Пол, мучительно простонав, начал поднимать ногу, сильную, как стрела экскаватора. Через мгновение я нащупала рукой толстенный трос и повисла на нем, вцепившись в него мёртвой хваткой.

– Что случилось, мистер Кейди?

– Проклятье! Эти русские тросы… Тут заусенец размером с крюк мясника.

Кажется, я нанизался на него рукой… Боже, как больно…

– Так мы что, висели на этом заусенце?!

– А думаешь, почему мы не упали? Ладно, давай взбираться.

– Подождите, я перелезу через вас.

– Спятила!

Но я уже кошкой вскарабкалась по тросу мимо него и полезла дальше.

Что-что, а лазать я умела хорошо. Всего метрах в трех над нами оказался металлический швеллер, за который и был закреплён трос. Он уходил в нишу в стене, где стоял электродвигатель. В нише вполне могли разместиться двое.

Забравшись туда, я подождала, пока залезет Пол, подала ему руку, и наконец мы смогли немного отдохнуть, усевшись на краю ниши, свесив ноги вниз. Вокруг по-прежнему было темно, тихо и страшно воняло.

– Ну и дела, – проговорил он с усмешкой. – Ещё неделю назад я был добропорядочным американцем, а теперь сижу в центре России в каком-то вонючем подвале Лубянки с проткнутой насквозь рукой и сумасшедшей девицей в придачу.

– Почему сумасшедшей? – обиделась я.

– Потому что ни одна нормальная секретарша такого бы не выдержала – умерла бы. Значит, ты – сумасшедшая. Не расстраивайся, я тоже псих.

– А вот это заметно. Ну что, заночуем здесь или двинемся дальше?

Пол, видимо, тоже обидевшись, молча встал во весь рост и начал методично обшаривать поверхность над головой.

– Слушай, а здесь, кажется, есть люк. Чугунный. Как в канализации.

– Шутите?

– Отнюдь, – весело ответил он и начал, пыхтя, что-то двигать вверху.

Послышался металлический скрежет, и наконец мрак сплошной сменился мраком слегка рассеянным, и я стала видеть слабые очертания фигуры американца.

В тот же миг образовался сквозняк, и вся вонь начала со свистом уноситься вверх, как в трубу. Меня чуть не сдуло этим ветром в шахту. Ещё пара минут, и мы оказались в подвале жилого дома. Совершенно пустынное и довольно большое помещение было необитаемым. Всюду валялись кучи мусора и ржавых труб. С потолка и со стен свисала паутина. Слабый свет проникал сюда через единственное маленькое оконце в дальней стене, и стоял полумрак. Оглядевшись, Пол стал пробираться к окошку. Я пошла за ним. Сунув носы в незастекленный, но забранный железной решёткой оконный проем, мы замерли.

На улице была ночь, но фонари ярко освещали все пространство перед домом. Хорошо была видна мостовая, по которой изредка проскакивали автомашины, и дом напротив, в котором не светились окна.

– Что это за улица? – спросил Пол, внимательно всматриваясь в соседние окна.

– Не могу узнать отсюда. Слушайте, вас же нужно перевязать! – Только тут, при свете, я увидела, что из разорванной ладони у него фонтаном хлещет кровь, даже несмотря на то, что он старательно зажимал её другой рукой.

– Успеется. Сначала нужно выбраться отсюда. Что-то подсказывает мне, что Индус где-то рядом.

– Плевать на Индуса! Вы умрёте от потери крови. Я стащила с него пиджак, оторвала рукав рубашки и перевязала на скорую руку. После этого мы пошли искать дверь. Она оказалась в другом конце подвала, заваленная каким-то строительным мусором. Она тоже была железной. Раскидав кое-как кирпичи и доски, я подобралась к ней, тщетно подёргала за ручку и поняла, что этот подвал все-таки станет нашей могилой.

– Бесполезно. Она закрыта снаружи, – мрачно обронил американец, сидевший на ящике из-под бутылок. Я заставила его сделать это по случаю ранения. – Придётся ждать утра. Может, кто-то пройдёт мимо, тогда мы постучим и попросим открыть. Другого выхода нет.

– Да уж, – я села на другой ящик рядом с ним, – не хотят ваши духи отпускать нас с миром.

– Ой, не хотят. Чувствую, пока не прикончат меня – не успокоятся.

– И зачем вам это золото сдалось? Жили бы себе спокойно, как раньше…

– А что раньше? Думаешь, я до этого марки собирал? Или парикмахером работал? Я ведь всю жизнь жил так, словно мне вожжа под хвост попала.

– А зачем вам это?

– Не знаю, – он вздохнул. – Кто-то мне сказал, что смысл жизни в том, чтобы умереть, не став подлецом. Это самое трудное, оказывается. Быть негодяем – легко. Для этого, как правило, даже делать ничего не нужно. А я вот пытаюсь доказать всем и себе самому, что не подлец и быть им не собираюсь. Помогаю всем, лезу, куда сам черт побоится нос сунуть. Дурость, наверное…

– Ну а золото здесь при чем?

– Золото вообще ни при чем. Я ведь не из-за золота влип. Я на самом деле хотел помочь тому человеку, который написал своей кровью записку. Мог ведь, узнав, что там написано, просто выбросить её, и дело с концом. Но потом бы меня до конца дней угрызения совести мучили. Вот и понёс меня нечистый в тот дом напротив. А там и затянуло по самые уши.

– Но вы можете прямо сейчас это бросить. Вот выберемся отсюда, и забудьте обо всем.

– Черта с два я позволю, чтобы клад достался этим ублюдкам! – с горячностью проговорил он. – Теперь уж нет! Лучше пусть убьют, чем буду сознавать, что они на эти деньги жируют и надо мной посмеиваются. И потом, мне кажется, что это главное дело всей моей жизни. Вот найду его, возьму себе, сколько нужно для нормального существования, а остальное раздам нищим и голодным – пусть знают, что мир не без добрых людей. А то ведь почти все уже совсем веру в добро потеряли.

– Вы – идеалист, сударь. Мой босс уже однажды пытался накормить московских бомжей, так они чуть его самого не сожрали.

– Не кормить нужно было, а сначала нормальных людей из них сделать, чтобы себя уважать начали. Дать им жильё, работу и так далее. Тогда бы они сами не захотели уже ничего дурного творить. Все человеческие пороки от бедности происходят. А так, наверное, даже не поблагодарили Родиона? – Он усмехнулся. – А Родион, кстати, молодец, умный парень. Интересно, что он сейчас делает?

Небось гадает, что с нами случилось. Хорошо, что он успел дверь кабинета захлопнуть, а то бы сейчас вместе с нами кувыркался. Индус сказал, что за ним наблюдают и он не сможет выйти из своей будки. А так бы и вправду, смог бы проверить, на месте ли клад. Кстати, ты тогда так и не ответила мне: кто он такой на самом деле? О нем даже Индус с каким-то генералом по телефону разговаривал. Помнишь?

– Помню. Но вы все равно не поверите, если отвечу.

– А ты попробуй.

– Честно?

– Конечно!

Я набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы выдохнуть ответ, и в этот момент за дверью подвала послышались голоса.

Первым моим желанием было закричать от радости, но Пол своей железной ручищей закрыл мне лицо и тревожно прислушался. Голоса были неразборчивыми.

Кто-то находился по ту сторону двери и негромко переговаривался. Судя по всему, их там было двое.

Убрав руку с моего рта, Пол прошептал:

– Тише. Вдруг это Индус? Надо бы сначала проверить.

– А как?

– Не знаю. Сиди здесь, я подберусь поближе и постараюсь подслушать.

Он осторожно пробрался по мусору к двери, приложил к ней ухо и стал слушать. На лице его сначала отразилось удивление, потом оно расплылось в улыбке. Так же бережно ступая по кирпичам, он вернулся ко мне.

– Не знаю, как это сказать, – он смущённо отвернулся. – Но, по-моему, там занимаются любовью…

– Что?!

– А чего? У вас в России все может быть. Может, людям негде больше, так они в подвале. У нас в Америке для этого номера сдают в гостиницах на час-два за пару долларов.

– И что будем делать? Надо же как-то выбираться. Пусть позовут кого-нибудь, кто сможет открыть дверь.

– Подождём, пока закончат. А то прервём их на самом интересном, тогда хрен чего они для нас сделают, – он усмехнулся. – Пусть уж потешатся.

Тут из-за двери послышались уже вполне разборчивые женские стоны, которые стали постепенно переходить в яростные страстные выкрики. Я покраснела и заткнула уши. Американец как-то весь подобрался, нахмурился и мужественно выжидал. О том, что происходило у него в душе, я могла только догадываться. Мне было неловко перед ним ни много ни мало за всю Россию, но я ничего не могла изменить. Наконец, когда мускулы на его лице расслабились, я поняла, что сеанс любви в подворотне закончился, и убрала руки.

– Кажется, у них все получилось как надо, – пробормотал Пол, не глядя на меня. – Горячие ребята, черт возьми. Пойду стучать…

– Нет, стойте, лучше я, – я поднялась. – Они могут испугаться мужского голоса.

Пожав плечами, он снова сел на ящик и стал смотреть, как я пробираюсь через кучу мусора. Голоса за дверью опять притихли, их стало почти не слышно, видимо, любовнички отдыхали. Постучав в дверь, я громко крикнула:

– Эй, есть там кто-нибудь? Помогите выбраться отсюда!

Кто-то испуганно вскрикнул, потом все смолкло. Я опять постучала.

– Люди добрые, отзовитесь, ради Христа! Выпустите нас отсюда!

– Кто там? – испуганно спросил грубый мужской голос.

– Это мы: я и мой друг! – радостно затараторила я. – Мы зашли сюда на минутку поцеловаться, а потом кто-то закрыл дверь на замок с той стороны!

Найдите кого-нибудь, пожалуйста, чтобы открыли эту проклятую дверь! Мы уже с вечера здесь сидим! Спасите нас, ради бога!

За дверью послышался невнятный женский голос, она что-то сердито говорила своему спутнику. Он так же сердито отвечал. Потом громко крикнул:

– Чтоб я сдох, но тут нет никакой двери! И не было никогда! Кто вы такие и что вам нужно?!

Я так и присела на кучу мусора. И беспомощно оглянулась на побледневшего американца. Замуровали…

– Эй, вы что замолкли? – прокричал мужик с той стороны. – Откуда вы взялись?

– Мы в подвале! – сквозь слезы отозвалась я. – У нас тут дверь, я по ней стучу! – и снова постучала. – А вы где?

– Где, где, дома у себя, ядрёна корень! В спальне!

– Надо милицию вызвать! – истерично проорала женщина. – Мне страшно!

– Помолчи! – осадил её мужчина и закричал мне:

– Послушайте, я тут десять лет живу, и никогда никакой двери здесь не было! Здесь кирпичная стена!

А за стеной, насколько я знаю, склад коммерческий!

– Тут не склад, тут подвал какой-то замурованный! Как нам выйти?!

– Как вошли, так и выбирайтесь! – услышала логичный ответ. – А нам больше не мешайте – скоро на работу идти, спать хочется! Мы только что из гостей вернулись! Ещё раз стукнете – позвоню в милицию!

– Ой, позвоните, пожалуйста! – взмолилась я. – Пусть побыстрее приедут!

Там опять начали переругиваться. Затем мужчина крикнул:

– На фига мне менты в пять часов утра? Оставьте нас в покое, мать вашу так, или я за себя не отвечаю! Бродят тут всякие…

– Сам такой! – в отчаянии выкрикнула я.

– Не по-онял! – возмущённо протянул тот. – Ты что, ещё и выступать будешь, лярва?!

– Буду, козёл несчастный! – начала я его злить в надежде, что он все-таки вызовет милицию. – Сидишь там в своей норе и людям помочь не хочешь!

Недоделок!

– Что?! – проревел он и ударил по стене так, что дверь содрогнулась. – Да я тебе сейчас…

– Ну что ты мне сделаешь? Иди сюда, поговорим, трус несчастный!

– Вася, не нужно!!! – истерично провизжала женщина. – Пошли они к черту!

– Пусти, зараза! Я им сейчас покажу труса!

– Вася, брось кувалду! – крикнула женщина. – Ты что задумал, охламон?!

– Сейчас я их достану! – ревел тот, двигая по комнате мебель, наверное, убирал кровать от стены. – Давно хотел на ком-нибудь оторваться! Ну, сволочи, держитесь!

И оскорблённый мужчина начал молотить чем-то железным по стене. Дверь с нашей стороны застонала вместе со всей стеной.

– Вася, Васенька, обои испортишь! – рыдая, визжала женщина. – Угомонись, прошу тебя! Это бомжи, они сами ублюдки, пусть глумятся…

– Плевать! Я ненавижу этот подвал! Отремонтируешь потом! – ревел её муж. – Но я покончу с этим раз и навсегда! Больше ни одна сволочь не посмеет оскорблять меня среди ночи в собственной спальне!

Вася оказался парнем что надо. Он, наверное, крепко набрался в гостях и теперь, твёрдо вознамерившись добраться до обидчиков, молотил что было силы в стену. А силушки у него, судя по всему, на наше счастье, было не мерено. С потолка подвала сыпалась штукатурка, оглушительный грохот закладывал уши, с той стороны уже слышался шум вываливающихся кирпичей, а мы с Полом стояли в сторонке и терпеливо ждали результатов «вскрытия». Когда Вася уже начал молотить по двери, сердца наши радостно затрепетали. Пол даже обнял меня от избытка чувств и поцеловал в макушку. И в этот момент мы услышали выстрелы…

Они доносились из-под земли вместе с яростными матерными выкриками.

Стреляли из автоматов длинными очередями. Кричали, насколько можно было разобрать, Индус, Бэн и ещё кто-то. Вся эта гадость вырывалась из открытого люка шахты, из которой мы вылезли. Пули со свистом летали в колодце, не попадая наружу, ибо люк находился в нише.

За дверью сразу смолкли удары и послышался пронзительный вопль женщины:

– Вася, у них оружие!!! Слышишь, стреляют! Брось свою кувалду и звони в милицию, идиот! Да не стой ты как истукан!!!

Послышался звон падающего железа и тяжёлый топот Васиных ног.

– Кажется, нас вычислили, – пробормотал Пол, отстраняясь от меня, заледеневшей от ужаса. – Комендант, гад, проболтался! Стой здесь, я закрою люк.

Этого мне можно было и не говорить – я и так не могла шевелиться.

Добравшись до крышки, он задвинул её, тяжеленную, на отверстие, и звуки выстрелов сразу поутихли. Притоптав для надёжности её ногами, американец начал набрасывать сверху обломки кирпичей. Тут я пришла в себя и подошла к нему.

– Это мартышкин труд, слышите? – вздохнула я. – Не пачкайте зря руки.

– Это почему же? – удивился он, остановившись.

– Потому что никто из них, а тем более Индус, сюда не залезет – это невозможно. Лучше подумайте, как нам выбраться из проклятого подвала. Они с минуты на минуту будут здесь, и тогда нам крышка.

– Ха, как бы не так! – усмехнулся он, отряхивая руки. – Они сюда не смогут войти.

– Смогут, – печально проронила я, оглядываясь по сторонам. – Выдернут решётку в окошке и пролезут. Это лишь дело времени.

– Правильно, времени. Уже светает, их увидят на улице и арестуют.

– Никто их не арестует – у них удостоверения. Милиция ещё и помогать будет. Мне очень жаль, мистер Кейди…

Я вернулась к ящику, уселась на него и пригорюнилась. Через мгновение он присел рядом и тоже безучастно уставился на разбитую бутылку, лежащую между нами. Выстрелы в шахте смолкли, и наступила тишина.

– Да, жаль, что Василий не успел стену доломать, – проворчал он, закуривая сигарету. – Я так надеялся на него.

– Я тоже.

– Придётся теперь все Индусу рассказать. Иначе сразу убьёт. Но до чего ж не хочется, черт возьми!

– Умирать или рассказывать?

– Рассказывать, конечно! Я уже в уме прикинул, сколько денег потратить нужно, чтобы всех несчастных озолотить. Планы строил, болван! Не поверишь, но даже во сне видел, как приезжаю под видом представителя Армии спасения в Северную Корею, где люди с голоду умирают, и начинаю раздавать всем одежду, деньги, рис… А они благодарят меня, плачут. У детей слезы счастливые на глазах… Эх, да что там! Теперь все это Индусу достанется.

– Не достанется, – зло бросила я, и он изумлённо поднял глаза.

– О чем ты?

Я не смогла ответить, потому что за стеной у двери послышался злорадный рёв Васи. Теперь, когда он уже почти сломал стену и нас разделяла только железная дверь, слышно было гораздо лучше.

– Эй, сучка, ты ещё там? Сейчас менты приедут! Молись, курва, чтобы они тебя от меня уберегли! Задушу вот этими руками, и пушки твои не помогут! – Он весомо долбанул по двери, и она заколыхалась на петлях, едва не отвалившись. Мы с Полом переглянулись и бросились к ней.

– Слушай, братишка, – закричал американец, – ты не обижайся, мы хорошие! Я тебя очень прошу: стукни по двери ещё разок!

– А ты ещё кто такой?

– Я? Я американский частный детектив Пол Кейди. Я потом все объясню. За нами тут бандиты гонятся, помоги выбраться, дружище, озолочу!

Я невольно улыбнулась, вспомнив записку умирающего Като, которую Пол нашёл на тротуаре и с которой начались все наши несчастья. И тут же испугалась, подумав, что теперь эти несчастья обрушатся ещё и на Васину голову. Но тот этого пока не знал.

– Американец, говоришь? – крикнул он озадаченно. – То-то, я слышу, акцент у тебя…

– Не верь им! – пропищала женщина. – Они бандиты! Кто за ними может гнаться в замурованном подвале? Подумай своей дурной башкой! Они наговорят…

– Да нет, вы все не так поняли, – начал объяснять Пол, – они не в подвале, они внизу, тут есть люк. Это они и стреляли…

– Вот и убирайтесь в свой люк, а нас оставьте в покое! – крикнула женщина. – Мне теперь ремонту на месяц!

– Василий, давай как мужчина с мужчиной, – перебил её Пол, прильнув лицом к двери. – Ты нам помоги, а я в долгу не останусь. Мы, американцы, народ богатый, слышал, наверное? Только вот что скажу тебе: они с минуты на минуту поднимутся наверх и наверняка начнут ломиться к вам. Они люди суровые, с оружием и корочками ФСБ. Они вас прикончат в один миг, если обнаружат нас здесь. Им свидетели не нужны. Так что лучше выпустите нас, мы уйдём, а вы живыми останетесь…

Тут мы услышали отдалённый звонок и радостный крик женщины:

– Ну наконец-то менты прибыли! Сейчас они вас всех оттуда выметут, козлов!

И побежала открывать. Американец заговорил ещё быстрее:

– Вася, слышишь, проломи стену и выпусти нас. Я отдам тебе свою квартиру в центре Нью-Йорка! С мебелью, джакузи и биде – знаешь, что это такое?

Тебе даже эту стену ремонтировать не придётся. Только не открывай пока ментам, слышишь, Василий? Умоляю тебя!

– Клавка, не открывай дверь! – рявкнул за стеной Вася, и мы облегчённо вздохнули.

– Что? – прозвенела Клавка откуда-то издалека.

– Дверь не открывай!!! – гаркнули мы все втроём: Вася за стеной, а мы из подвала.

– Ты что такое говоришь, Василий? – испуганно спросила Клавдия, стремглав примчавшись обратно. А в дверь все продолжали звонить.

– Молчи, дура! Пойди скажи, что ошиблись адресом, но дверь не открывай, а то прибью.

С замиранием сердца мы слушали из подвала эту перебранку, и в душах наших затеплилась слабая искорка надежды.

– Вот иди сам и скажи!

– Мне нужно стену доломать, поняла?

– Да ты спятил!

– Ты хочешь из этого подвала переехать в Нью-Йорк? – грозно процедил Василий.

– Куда?!

– В Америку!

– Это они тебе пообещали?! – взвизгнула женщина. – Придурок!!! Они чего хочешь наговорят, лишь бы нас убить! А потом смоются…

– Не смоются, – убеждённо пробасил Вася. – От меня только в могилу смоешься, сама знаешь. Иди успокой ментов, пока звонок не сожгли. И не дури.

Клавдия ушла, а Вася громко запыхтел около двери. Потом сказал:

– Слушай, Кейси или как тебя, там защёлки никакой у вас нет?

Мы окинули взглядами дверь.

– Нет, – ответил Пол.

– Странно, на чем же она тогда держится?

– Да какая разница! – не выдержала я. – Шибани её плечом пару раз!

– Слышь, американец, ты скажи ей, пусть лучше помолчит! А то опять заведусь.

Пол умоляюще взглянул на меня, и я прикрыла рот ладошкой.

– Ладно, сейчас попробую. Вы отойдите там подальше, – крикнул Вася. – Эх, была не была!

Отбросив пистолеты подальше, мы отпрянули и в следующее мгновение услышали грохот и увидели влетающую в подвал вместе с оторванной с косяком дверью огромную тушу в пижаме и тапочках. Подняв тучи пыли, все это приземлилось на кучу мусора. Но тут же поднялось и, отряхиваясь, довольно проговорило:

– Ну вот и порядок.

Вася оказался здоровенным лысым дядькой с вполне добродушным лицом, на котором сияла глупая улыбка. Оглядев подвал, он сказал:

– Надо же, а я и не знал, что здесь ничьё помещение имеется. Думал, склад здесь. Вот черт! В этом определённо что-то есть, – задумчиво пробормотал он, почёсывая лысину. Взгляд его жадно скользил по периметру необъятного, как он сам, подвала, и он уже, видать, прикидывал открывающиеся перспективы.

– Слушай, Василий, ты выведи нас отсюда, – осторожно подал голос Пол. – А то как бы мы тебе не навредили. Когда все кончится, я вернусь и мы поговорим насчёт квартиры в Нью-Йорке. О'кей?

– Что? А, ну да, – Вася вернулся на грешную землю. – Заходите в квартиру, сейчас разберёмся.

В дверь к тому времени уже перестали звонить, и Клавдия, оказавшаяся очень симпатичной женщиной лет сорока, стояла у двери спальни, засыпанной штукатуркой и заваленной обломками кирпичей, и, сложив руки на груди, критически осматривала нас. Мы вошли в спальню и осмотрели разрушения. Вася поработал на совесть. Хорошо, что мебель здесь была старая и состояла только из деревянной кровати и двух стульев, а то бы ущерб был в два раза больше. Стена, выложенная когда-то толщиной в полкирпича, зияла огромной дырой в том месте, где была дверь. Рядом на куче кирпичей валялась запылённая кувалда. Войдя за нами, Василий спросил у жены:

– Ну что там с ментами?

– А чего с ментами? Уехали. Пообещали сверить номер телефона и, если выяснится, что это все-таки мы звонили, оштрафовать. Дурак ты у меня, Вася.

Дурак, – она горестно покачала головой. – И зачем только я с тобой связалась…

– Не нуди, – оборвал он её и повернулся к нам, сиротливо прижавшимся к стене у пролома. – Идёмте на кухню, там все расскажете.

Мужчина был таким здоровым и сильным, что мы как-то сразу поняли, что любые возражения с нашей стороны немедленно повлекут за собой нанесение телесных повреждений с его. Поэтому покорно проследовали за ним на мизерную кухоньку и уселись за стол.

– Ну кто за вами гонится? – Он сел на стул, и тот жалобно затрещал под его весом.

– Я не могу сейчас ничего говорить, – начал Пол. – Все потом. Скажу только, что они из ФСБ. Но на самом деле они бандиты – это проверено. Думаю, что с минуты на минуту они узнают, что мы здесь, и тогда нам всем будет плохо.

Поэтому нам лучше побыстрее убраться отсюда. Для вашей же безопасности.

– А что они мне могут сделать? – хмыкнул Василий, выставляя из шкафа на стол шкалик водки и гранёные стаканы. – У меня входная дверь бронированная – пусть ломятся.

– У нас в офисе тоже была бронированная, – робко вставила я, – так они её пластиковой взрывчаткой вышибли…

– Это на Сретенке, что ли? – удивлённо спросил он. – Там вчера вечером, говорят, кого-то подорвали.

– Ну да! – радостно закивала я. – Это в нашем офисе! А теперь вот нас сюда привезли, и мы еле сбежали.

Мы сидели как на иголках, а Вася неторопливо разлил водку по стаканам, пододвинул их к нам, один протянул жене, другой взял сам и не терпящим возражения тоном проговорил:

– Пьём до дна. За Америку!

Мы выпили. На голодный желудок полстакана водки пролилось уксусной кислотой, и я сразу закашлялась. Пол каким-то чудом даже не поморщился. \ – Значит, сколько, говоришь, метров? – икнув, спросил Вася, закуривая «Приму».

– Каких метров? – опешил Пол.

– Ну квартирка твоя в Нью-Йорке? – Мужик упёрся в американца бычьими глазами.

– Не знаю, не измерял, – виновато пробормотал тот. – Но больше, чем здесь. Обычная квартира, без роскошеств, две спальни с ванными комнатами, гостиная, столовая, на втором этаже рабочий кабинет и офис…

– Слыхала, Клавдия? – Вася повернулся к жене. – В двух этажах проживать будем.

– Кончай дурить. – Она поставила пустой стакан на стол и взяла из мужниной пачки сигарету. – Иди спать, а то на работу не встанешь. Отпусти людей. Пусть идут уже, коль освободил. А то ещё и вправду нашу дверь подорвут.

– Я им подорву, ядрёна корень, – он сжал громадные кулачищи. – Душу вытрясу! Из всех! И из тебя, американец, если не дашь мне гарантии на квартиру.

Будешь сидеть тут до скончания века, пока дарственную не подпишешь. Спальню заодно отремонтируешь, – он хмыкнул. – Правильно я говорю, Клавка?

– Не дури, я сказала. Че людей зря пугаешь, они и так, смотри, трясутся все. На девке вон лица нет. И американец твой раненый, много не наработает.

– Не спорьте, я на все согласен, – спокойно проговорил Пол. – Оставлю вам свои документы. Потом, когда все успокоится, вернусь за ними, и мы решим все формальности. Договорились? – Он вытащил из кармана пиджака бумажник и положил его на стол. – Вот, возьмите. Только побыстрее выпустите нас, а то и вы пострадаете.

– А по мне, так лучше здесь пересидеть, – шепнула я ему на ухо, пока Василий рассматривал содержимое бумажника. – Индус сейчас наверняка со своими псами вокруг дома рыщет. Небось знают, что выйти оттуда нельзя. Нужно Родиону позвонить и сообщить, где мы находимся.

– Ты же слышала, что ему телефон отрезали, – прошептал в ответ Пол. – И потом, я не хочу ещё кого-то подставлять. Хватит с меня и вас…

– Так, говоришь, как тебя зовут? – пробасил Вася, окидывая Пола пьяным подозрительным взглядом. – Кейси?

– Кейди, – вежливо поправил Пол.

– А тут написано про какого-то Моловски. Надуть меня хочешь? – он стал грузно подниматься. – Не на того напал, дружище…

В этот момент со стороны спальни, о которой мы совсем забыли, послышался какой-то шум. Мы с Полом мгновенно напряглись. Клавдия, которая стояла у газовой плиты, посмотрела на мужа и вопросительно подняла бровь.

– Что бы это могло быть? – спросила она.

– А, ерунда, – беспечно отмахнулся Василий. – Наверное, кирпич из пролома упал. Или крысы шалят. Че перепугались-то? Я теперь вас в обиду не дам, пока своё не получу. – Он довольно ухмыльнулся и открыл рот, чтобы сказать ещё какую-нибудь гадость, а я с ужасом увидела наплывающую на закрытую стеклянную дверь кухни тень человека с автоматом. Видимо, я при этом сильно изменилась в лице, потому что Вася застыл с открытым ртом и повернулся к двери. Американец тоже. Затем словно по команде мы с ним вскочили на ноги. В тот же миг дверь с треском распахнулась и нашим ошарашенным взорам предстали ухмыляющиеся рожи Бэна с Клинчем. За их спинами стояли ещё несколько головорезов.

– Куда это вы, голубчики, намылились? – прогремел Бэн, передёргивая затвор «Калашникова» и направляя дуло на американца. – Хватит уже, отбегались…

Нас опять повязали. Теперь уже основательно. Как хвастливо рассказал нам Клинч, в результате тщательных поисков охранники сначала нашли Индуса с Бэном, запертых в комнате пыток, а потом добрались и до коменданта, который перестал отвечать на телефонные звонки. Тот сразу же выложил свою версию о разбойном нападении и поспешил указать путь, по которому мы сбежали.

Благоразумный Индус решил не лезть по зыбкой лестнице, а обстрелять шахту на случай, если мы все ещё там. Ему уже было все равно, убьют нас при этом или нет. Главное, что он бы выместил накопившуюся в нем злобу на американца. Когда наши тела не свалились вниз, они поняли, что нам удалось каким-то образом выбраться наверх, хотя комендант утверждал, что это практически невозможно, потому что лестница обрывается чуть выше середины шахты. Старый мерзавец знал об этом и рассчитывал, что мы непременно свалимся и разобьёмся, а он к тому времени уже сумеет освободиться и позвать на помощь. После этого прапорщик вспомнил, что шахта выходит в замурованный подвал, в который ведёт только забранное решёткой окошко со стороны проезжей части улицы. Эту решётку они выдрали, зацепив тросом и дёрнув машиной, проникли внутрь, обнаружили пролом и взяли нас тёпленькими.

Теперь мы сидели в наручниках на кухне и старались не смотреть на красную рожу Индуса, разглядывавшего нас в упор. Василия с Клавдией тоже связали и заперли в ванной, чтобы не мешали, причём Вася умудрился-таки незаметно сунуть в карман пижамы бумажник американца. Теперь небось он согревал ему душу.

Бандиты торопились, и на этот раз им уже некогда было устраивать показательные представления с поеданием пальцев. Здесь были Индус и пятеро его псов во главе с Бэном.

– Как ты умудрился прикончить Кравчука с его мясниками, мистер Кейди? – спросил наконец жирный.

– Я их и пальцем не тронул, – пожал Пол плечами. – Это все она шприцем сделала, – и он кивнул на меня.

Бандиты переглянулись и громко расхохотались.

– А ты шутник! Шприцем! Надо же, как заливает! Ещё скажи, заколкой от галстука!

– Ладно, хватит ржать! – оборвал их смех Индус. – Времени нет. Моё терпение кончилось, господин частный сыщик. Ты слишком долго трепал мои нервы, начиная ещё с Америки. Теперь моя очередь.

И, недолго думая, приставил к моему лбу пистолет. Затем посмотрел на Пола и недвусмысленно заявил:

– Если сейчас не скажешь, где тайник, – ей каюк. И это было похоже на правду. Терять им уже было нечего, до утра оставалось совсем немного. Зная, что американец Не расстанется со своей мечтой облагодетельствовать все неимущее население планеты, даже если убьют десятерых таких, как случайно встреченная им в чужой стране секретарша, я попрощалась с жизнью и закрыла глаза.

– Считаю до трех, – донеслось до меня. – Раз… два…

Я уже услышала, как хрустнул напрягшийся сустав его жирного пальца на спусковом крючке, когда американец выдохнул:

– Хрен с вами, подавитесь!

Вздрогнув, я открыла глаза. Индус удивлённо смотрел на него, потом усмехнулся, опуская пистолет:

– Что это с тобой, Кейди? Я тебя не узнаю. Ты становишься похожим на русского. Заразился нашей сентиментальностью?

– Он в эту бабу вляпался, по глазам вижу, – Бэн криво ухмыльнулся и вытер локтем пот со лба – видать, перенервничал, бедняга.

– Но у меня есть условие, – глухо проговорил Пол, не глядя на меня.

– Естественно, разве ты можешь без условий? – проворчал Индус. – Выкладывай, только поскорее.

– Я сам покажу вам это место. И она поедет со мной. Или убейте нас прямо сейчас.

Жирный задумался, перебегая глазками от Пола ко мне. Наконец что-то сварилось в его толстощёкой голове, он сунул пистолет в кобуру под мышкой и сухо бросил:

– Готовь машины, Бэн. Этих берём с собой. И быстро вышел.

Уже почти рассвело, когда нас вывели из здания, усадили в знакомую чёрную иномарку, и автомобиль тронулся. За нами поехал целый грузовик с фургоном, в котором, как я видела, находилось около десятка солдат с лопатами, ломами и ещё какими-то инструментами, из чего я заключила, что золота в тайнике должно быть немало.

– Куда ехать, Кейди? – обернулся Индус с переднего сиденья. – Где тайник?

Я поняла, что сейчас повеселюсь. Несчастному Индусу ещё предстояло пережить то, что мы с боссом, к счастью, уже пережили.

– В Кремлёвской стене, – равнодушно бросил американец.

– Где-где?! Ну-ка, Бэн, останови машину! Тот резко затормозил.

– Так где, говоришь, тайник находится? – процедил жирный.

– В Кремлёвской стене, я же сказал.

– Он над нами издевается, – севшим голосом сообщил Бэн.

– Погоди, не лезь. Слушай, дружище, мы ведь договорились, разве нет?

Или мне начать отрезать этой крошке уши? Кончай тюльку гнать, у нас нет времени! Ты представляешь, что говоришь? Там же охрана кругом!

– Нет там никакой охраны, – устало ответил американец. – Поехали, покажу.

– Но учти, если обманешь – съешь эту женщину без соли на моих глазах.

– Если там ничего не будет – я не виноват. Я отвезу вас туда, куда сказал грузин, а остальное меня не волнует.

– И что он сказал?

– Покажу…

– Ой, смотри, янки, с огнём играешь. Поехали, Бэн. – Скажи хоть, с какой стороны подъезжать?

– Со стороны Кремлёвской набережной. Машина опять тронулась. Дорога была пустынной, и минут через десять мы подкатили к нужному месту, благо оно располагалось недалеко.

– Это должно быть там, где виднеются белые кирпичи, – сказал Пол, когда нас вывели из машины в наручниках. – Это единственный сохранившийся до нашего времени фрагмент белокаменного Кремля. Като сказал: «Казна Coco находится в старой Кремлёвской стене». Все, больше ничего не знаю. Ищите.

Солдаты с фиолетовыми погонами уже высыпали из фургона, построились и ждали команды, поигрывая шанцевым инструментом. Никого из кремлёвской охраны поблизости не было видно. Индус озадаченно поскрёб затылок, разглядывая стену, потом сказал:

– Ну-ка, идём глянем.

В сопровождении пятерых головорезов и отделения привычных ко всему солдат мы двинулись прямо по зеленому, мокрому от росы газону к сокровищам.

Пол, не сказавший мне ни слова с тех пор, как спас от смерти, шёл, понурив голову, и мне было его жалко. Конечно, столько пережить из-за этого, ходить по лезвию бритвы, между жизнью и смертью, проехать полсвета и в результате остаться ни с чем – это далеко не каждый выдержит.

– Вы не расстраивайтесь, – виновато проговорила я вполголоса, – деньги – это ещё не самое главное. Зато Россию увидели. А то воюете там у себя с русской мафией, а откуда они такие взялись – не знаете. Теперь вот узнали, будет о чем поговорить, когда поймаете кого-нибудь. У меня, кстати, кое-что есть на чёрный день, могу компенсировать вам расходы на пластическую операцию и фальшивые документы… Если живы останемся…

Тут за нашими спинами послышался звук подъехавшей машины, и мы обернулись.

– Это что ещё за дела! – воскликнул шедший впереди Индус.

Прямо рядом с грузовиком остановилась машина аварийной сантехнической помощи, и из неё начали быстро вылезать рабочие в жёлтых спецовках и касках.

Один из них подбежал к канализационному люку, подковырнул его крюком, открыл крышку и нырнул туда. Остальные стали вытаскивать из машины и раскладывать на земле какие-то шланги и инструменты. Похоже, в самый ответственный для нас момент у кого-то прорвало в туалете.

Солдаты, лениво плетущиеся за нами, остановились, Индус кивнул на нас и тихо приказал охранникам:

– Не спускать с них глаз. Если что – мочите. Глушители наденьте. Я сейчас быстро все улажу. Лишние свидетели нам не нужны.

И пошёл к рабочим. Один из них стоял у люка и удивлённо смотрел на поднявшихся в столь ранний час странных людей. Из люка высунулась голова в каске и тоже уставилась на приближающегося жирного ночного бродягу в дорогом костюме.

– Та-ак, в чем дело, товарищи? – начальственным тоном начал Индус, подойдя к люку. – Почему находитесь в неположенном месте?

– Ты это о чем, командир? – опешил рабочий. – Сам, что ли, хочешь в дерьме покопаться? Милости просим. А нет, так отойди и не мешай. Тут, понимаешь, во Дворце съездов сортир прорвало, а вы лезете, – Мне плевать на КДС. Освободите площадку, здесь запрещено находиться.

– А ты кто такой, чтобы командовать? – неуверенно произнёс работяга.

Индус достал из кармана красную корочку и сунул ему под нос:

– Понял, кто я такой? А теперь собирайте манатки и валите отсюда. У нас дело государственной важности. Вы мешаете…

Работяга провёл грязными руками по бокам своей куртки и потянулся к чистому документу:

– Ну-ка, дай посмотреть, никогда таких не видел…

– В руки давать не положено, – строго сказал жирный, отдёрнув корочку.

– Чтобы через пять минут вас тут не было, понял?

– Да мы только начали, командир, – стал оправдываться тот. – Потом, у нас своё начальство есть – с ними и разговаривайте. А то понаедут тут всякие и командуют…

– Это точно, – весело сказал торчавший из люка. – Как срать, так все мастера, а как убирать, так…

– Заткнись, недоумок! – рявкнул Индус, и голова спряталась. – Вылазь оттуда и закрывай свою лавочку.

– Пошёл ты! – донеслось снизу. Жирный оторопел, но быстро взял себя в руки, наклонился над люком и гневно спросил:

– Это ты мне сказал?

– А то кому же! Я из-за твоих государственных дел премии лишаться не собираюсь! Нашёл, тоже мне, особые дела, дерьмо ему помешало… Давай, Василий, опускай шланг и врубай компрессор, нечего время терять!

Индус побагровел и начал надуваться, как жаба. Затем резко развернулся и пошёл к нам. Остальные работяги стояли в сторонке и молча наблюдали. Я уже стала радоваться, что сегодня тайник не вскроют. О том, что меня скорее всего прикончат в любом случае, думать как-то не хотелось.

– Так. Засуньте их в машину и закройте, – злобно процедил, подойдя к нам, Индус. – А сами со мной. Нужно этим козлам физиономии начистить, по-хорошему они не понимают.

– Это мы враз! – довольно пробасил один амбал, сжимавший своей громадной клешнёй мой локоть. – Ну-ка, крошка, полезай в кузовок…

Нас, как мешки с картошкой, запихали на заднее сиденье, а потом заблокировали дистанционным пультом электронные замки на дверях, чтобы мы сами не смогли выбраться наружу. Затем грозной толпой направились к рабочим отвоёвывать место под ещё не взошедшим солнцем. Индус шёл последним. Мы с Полом молча смотрели ему вслед. Бандитов было пятеро, а рабочих шестеро. Равнодушные ко всему солдаты участия в разборке не принимали. Самый наглый слесарь уже выбрался из-под земли и встал рядом с товарищами, держа, как и остальные, огромный газовый ключ в мозолистой руке.

– Ну что, козлы, нюх потеряли? – громыхнул кто-то из бандитов и ударил кого-то по лицу. Началась потасовка.

– Вот ублюдки! – зло проговорила я, отворачиваясь. – Никому покоя от них нет, ни днём, ни ночью. Рабочих жалко…

– Да нет, смотри, у них что-то получается, – удивлённо проговорил американец. – У вас в России что, все слесаря с чёрными поясами?

Я повернулась и обмерла. Как-то так незаметно получилось, что прямо у нас на глазах все амбалы вдруг оказались на земле, с прижатыми к асфальту мордами, с заломленными руками, а рабочие сидели сверху и деловито отбирали у них оружие.

– Ничего не понимаю… – пробормотала я.

– А чего тут понимать, глянь! – весело проговорил Пол и показал на машину.

Я посмотрела туда и увидела, как из кабины «аварийки» легко выпрыгнул мой самый замечательный в мире босс и пошёл своей пружинистой походкой к поверженным бандитам.

– Да кто же он такой, черт побери, этот твой Родион?! – изумлённо спросил американец, глядя, как тот отдаёт команды «рабочим».

– Честно?

– Ну конечно!

– Я не могу сказать – это тайна… – всхлипнула я и начала вытирать побежавшие по моим щекам счастливые слезы избавления…

Все было как в самом начале: босс восседал за своим столом, американец сидел перед ним в кресле для клиентов, положив шляпу на колени, а я – в своём любимом кресле сбоку. Прошло три часа с того момента, как все закончилось, бандитов увезли, солдат отпустили в казарму, а нас двоих в целости и сохранности доставили на иномарке, принадлежащей, как выяснилось, ФСБ, прямо к офису. Когда-то тут уже успели поставить на место покорёженную дверь, а Валентина, которая провела здесь всю ночь, даже навела порядок в приёмной. Босс где-то пропадал и появился только что. Валентина напоила его крепким кофе, и мы заперлись в кабинете.

– Для начала предлагаю прояснить ситуацию с нашим договором, – заговорил деловито босс.

– Какой, к чертям, договор! Давайте сначала с кладом все проясним! – возразил Пол. – Я, честно говоря, так ничего и не понял в вашей России. Голова кругом идёт.

– С кладом – это долгая история, – проворчал Родион, скрывая улыбку. – Но если ты настаиваешь…

– Да я просто требую! Мне не на что жить вдали от родины…

– Тогда слушай. Учти, я сообщу лишь то немногое, что удалось выяснить за эту ночь. Мне дали кое-какие факты, я сопоставил их, и получилась следующая картина. Существует, вернее, до сегодняшнего утра существовал в особом ведомстве некий товарищ, занимающий довольно высокий и влиятельный пост в управлении внешней разведки. Его зовут Леонид Маркович Воровский, он генерал-полковник и имеет прямое отношение к формированию нашей агентурной сети во всех странах. До вчерашнего дня он ни в чем предосудительном замечен не был, и так бы оно все и осталось, если бы ко мне случайно не заглянул некий жаждущий золота и приключений американский частный детектив по имени Пол Кейди. Когда я узнал, что кто-то использует наших зарубежных агентов в качестве обыкновенных бандитов, я, естественно, поинтересовался у своего однокурсника, кто бы это мог быть. Того, кто звонил вчера в ГУВД, вычислили в один момент – им как раз и оказался Воровский, он подделал голос своего начальника. О существовании золота Сталина никто никогда ничего конкретного не слышал. Были слухи и предположения, но не больше. Я попросил покопаться в биографии Воровского, и вот что мне открылось. Его покойный папочка был не кем иным, как тем самым человеком, который в своё время по заданию НКВД организовал убийство Троцкого, а потом терроризировал его семью по всему миру. Звали его Марк Воровский. В его личном деле в списках осведомителей значился, как вы уже, наверное, догадались, некто Като Кумсишвили. В деле указано только, что он вор в законе, и все. Позже я, конечно, выясню, кем он был на самом деле, но речь сейчас не об этом. Пока меня сейчас не было здесь, кое-что прояснилось. Нынешний Воровский, арестованный два часа назад, после показаний Индуса, признался, что после смерти отца дома осталась папка с личными бумагами. Копаясь в них, он наткнулся на сделанный от руки портрет некоего Кумсишвили, а сзади было написано, что это не кто иной, как личный казначей Сталина. Представляете себе? А ещё при жизни его отец как-то вскользь обмолвился о существовании личных золотых запасов вождя.

Воровский узнал, что Кумсишвили убежал после смерти вождя за границу, и начал его искать, пользуясь своими возможностями. Слава богу, у него был живой пример того, как это делается, – его папаша так же разыскивал сбежавшего Троцкого.

Генерал разослал оперативки с портретом Като своим агентам по всему миру, объяснив лишь, что он государственный преступник, и больше ничего. Почти десять лет советская, а позже российская разведка выплачивала деньги своим агентам за поиски Като, то есть работала лично на Воровского в какой-то мере. Об этом, разумеется, никто не знал – вся информация в его отделе абсолютно засекречена.

И вот около двух недель назад грузина наконец нашли в Нью-Йорке. Боровский срочно выслал туда своих доверенных людей, чтобы они сами, без лишнего шума, побеседовали со старичком. Как они это сделали, мы уже знаем. Кстати, Индус – это внедрённый агент, он уже давно жил в Штатах под видом американца. К счастью, больше уже не будет, как и остальные. Когда в квартире Като появился ты, Пол, те двое грузин сидели там, ждали, пока старик немного очухается, чтобы продолжить истязания. Это смахивает на извращение, но, увы, это так. Ты вошёл, и они, совершенно случайно не убив тебя сразу, решили использовать ситуацию в своих интересах. И у них получилось. Потом они занялись тобой, но ты оказался крепким орешком, им не по зубам. Вторым орешком, о который, собственно, они и обломали оставшиеся после тебя зубы, оказался ваш покорный слуга. Они явно погорячились, взорвав дверь в моих владениях. Пока вы там где-то катались с ними, не знаю где, я, видя, что за офисом следят, выбрался через подземный ход и поднял всех на ноги. Вас искали, но так нигде и не смогли обнаружить. Потом расскажете. Тогда я решил, что у Марии хватит ума сказать им, где клад, чтобы они приехали туда, и я бы их там взял. Ты ведь знала о подземном ходе, не так ли? А об остальном могла догадаться. Видимо, ты так и сделала…

– Господи, я совсем про него забыла…

– Ну это неважно, главное, что вы туда приехали. Я специально устроил маскарад, потому что боялся, что вас могут убить, если увидят орлов из группы «Альфа». Но все прошло благополучно. Более того, я даже попросил Индуса сделать письменное признание во всех якобы преднамеренно совершённых тобою, Пол, в Америке убийствах. И он согласился, правда, в обмен на кое-какие поблажки, но это не столь важно.

Я уже передал эти признания в представительство Интерпола, они пообещали во всем разобраться, как только отыщут тебя в Штатах. Так что ты теперь ни в чем не виновен и можешь спокойно возвращаться домой. Вот, собственно, и вся история про золото Сталина. – Он широко улыбнулся. – Вы довольны?

– Подожди, – опешил американец, – а как же золото? Оно там было или нет?

– Его там не было, коллега. Ты зря совершил перелёт через Атлантику.

– Не может быть… – сокрушённо пробормотал тот. – Столько крови пролито и…

– Но не все так плохо, дружище, – хитро проговорил босс, и мы удивлённо подняли глаза. – Я поковырялся в той стене, причём с обеих сторон. Те камни, как вы знаете, должны быть белого цвета. Клада, как уже сказал, я там не нашёл, но нашёл кое-что поинтереснее для хорошего детектива…

– Старинные чередки? – без энтузиазма, предположила я.

– Нет. Белой оказалась только штукатурка. А под ней я обнаружил совсем свежую кирпичную кладку…

Пол вскинулся, и в глазах его появились уже хорошо знакомые мне весёлые искорки…

Несмотря на то что американец упорно сопротивлялся, убеждая нас в необходимости продолжения поисков похищенного прямо из-под носа сталинского золота, Родион настоял на том, чтобы сначала он вернулся в Штаты и снял с себя все обвинения. Взяв с нас слово не нарушать заключённый между нами договор, а значит, не предпринимать без него никаких дальнейших шагов. Пол на следующий день улетел в Америку. Перед этим мы с ним сходили за его документами к Василию. Пол все настаивал на том, что нужно сдержать обещание и отдать ему квартиру в Нью-Йорке. Он даже заставил меня напечатать два экземпляра договора, из которого следовало, что он безвозмездно передаёт свою собственность в виде недвижимости в дар гражданину России в вечное пользование. Осталось только внести нужные фамилии и заверить бумаги у нотариуса. Босс смотрел на него как на безумца, но молчал, потому что видел – переубеждать американца бесполезно.

Наверное, настроившись на помощь обездоленным, бедняга решил хоть что-то сделать в этом плане и таким странным образом очистить свою совесть перед человечеством, которое он так и не смог облагодетельствовать. Я вообще тогда ещё мало что соображала от пережитого и все делала на автомате.

Василий встретил нас радостной улыбкой и сразу потащил в спальню. Через пролом мы увидели Клавдию. Вооружившись шваброй, она старательно драила пол в подвале, уже очищенном от мусора. Там даже были на скорую руку побелены стены.

– Во, видали! – с гордостью пробасил Вася. – Скоро на новоселье приглашу. А что? Я тут прикинул: на хрена мне та Америка сдалась? Зачем тащиться в такую даль, когда у меня под носом никем не учтённая жилплощадь простаивает? Даже в ДЭЗе не знают, что здесь такая комнатища существует. Все считали, что это окно складу принадлежит, а склад, оказывается, за другой стеной. А этого пространства вроде как и нету вовсе. Ну я и решил его занять, тем более что, благодаря вам, проход уже сделал! – Он добродушно засмеялся, а потом хитро подмигнул. – И люк я уже замуровал цементом. Я ведь узнал, куда он ведёт…

– И куда же?

– Знаем, не проболтаемся. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Я, слава богу, в ДЭЗе работаю, ремонт быстро закончу. Сделаю перегородки, и получится у меня шикарная квартира в самом центре Москвы. И джакузи забабахаю, и эту, как её, биде, и кабинет, и даже теннисный стол поставлю. Все у меня будет. А теперь пойдём, тяпнем по маленькой, да надо тебе загранпаспорт вернуть.

Пол от радости даже не заикнулся про договор, но я была уверена, что, не случись так с подвалом, он бы все-таки отдал Василию свою квартиру – такой уж он был человек.

На следующий день я поехала провожать его в аэропорт. Прощаясь, он сказал мне:

– Я обязательно вернусь, и мы продолжим поиски. А как только найду это проклятое золото, сразу займусь другой, не менее важной для меня, проблемой – загадкой непонятной русской души. Я ведь так ничего толком и не узнал о вас с Родионом. Вы очень странные люди. В вас есть что-то, чего нам, американцам, очень не хватает. Пока не пойму, чего именно, но обязательно разберусь…

Он замолчал, глядя куда-то мимо меня, потом взял меня за плечи и заглянул в глаза:

– До меня только сейчас дошло, что не нужно мне никакое золото… Не знаю, сможешь ли понять меня… В общем, я всю жизнь метался, куда-то бежал, за чем-то гонялся… А теперь понимаю, что на самом деле искал себе такую женщину, как ты, Мария. И вот нашёл здесь, в России… Ты лучше всякого золота… Может, если у меня там затянется все с обвинением, я пришлю приглашение? Я оплачу все расходы. Посмотришь, как я живу, где работаю и вообще… Ну, приедешь? – Его голос дрогнул, он вдруг смутился и отвёл глаза.

– Приеду, – улыбнулась я, проглатывая комок в горле. – Обязательно приеду. Если босс отпустит…