За "базар" отвечу

По просьбе вдов покойных я вместе с ними поехал в СИЗО, чтобы получить тела. Я увидел жуткую картину: иссиня-черное лицо Олега было неузнаваемо. На лице Зелянина следы насильственного воздействия отсутствовали. На следующий день женщины перевезли тела в родные города Курган и Архангельск.

Вскоре я узнал, что начались процессы над боевиками. Кто-то получил по шесть-семь лет за различные преступления, от хранения наркотиков до оружия.

В то же время следствие готовило обвинение против них за участие в подготовке заказных убийств.

Чуть позже дела курганцев передали в суд.

По телевизору стали выступать министр внутренних дел и генеральный прокурор с информацией, что ими раскрыта и ликвидирована курганская группировка.

Дальнейшей информации о курганцах у меня не было. И только в июле 1997 года произошло еще одно событие, которое тоже связано с деятельностью курганцев. Это убийство предпринимателя Анатолия Гусева.

Прежде чем рассказывать об этом убийстве, я хотел бы вернуться к тому периоду, когда я с ним познакомился, то есть к моменту, когда мы с ним оказались в здании прокуратуры, сразу же после проведения обысков в наших квартирах (см. ранее) и после допроса.

Допрос был закончен, я встал, попрощался со следователем и вспомнил, что должен получить у них взятый у меня ранее мобильный телефон. Я спросил следователя об этом. Он ответил мне, что мобильный телефон должны привезти оперативники, и попросил меня подождать в коридоре. Я плотно закрыл дверь и вышел в коридор.

Там я увидел, что на стуле у кабинета следователя сидит высокий, примерно метр семьдесят пять, молодой человек лет тридцати пяти. Я молча сел рядом.

Я сразу понял, что человек ожидает своей очереди на допрос, а он, вероятно, понял, что я вышел после допроса. Он поинтересовался, о чем меня спрашивали и был ли у меня обыск. Мы разговорились. Он представился Анатолием Гусевым, владельцем «Арлекино» и «Садко-Аркада» — торгового центра. Я сказал, что он мне заочно знаком, и он также слышал обо мне.

— Как же так, — удивлялся Гусев, — мы никакого отношения к этому взрыву не имеем, никогда не были на этой улице, не знали этого человека, и мы искусственно прикреплены как свидетели!

Я объяснил ему, что это лишь повод, чтобы нас допросить. Гусев не унимался:

— Выходит, любого человека могут совершенно без основания вызвать на допрос, провести у него обыск, искусственно прикрепить его к любому уголовному делу, к какому он отношения не имеет?

— Выходит, да. Существует такое понятие, как разработка, которое регламентируется законом об оперативно-розыскной деятельности, и в принципе можно действительно у любого человека и обыск сделать, и вызвать его на допрос — как свидетеля, разумеется.

— И изъять какие-то предметы? — продолжал допытываться Гусев.

— Да, и изъять предметы, — объяснил я. — Вот у меня, в частности, изъяли мобильный телефон, как бы в плане залога, что я явлюсь на допрос.

— А у меня изъяли оружие.

— Зарегистрированное? — сразу поинтересовался я.

— Зарегистрированное. А что, они могут как-то ликвидировать мою регистрацию?

— Нет. Этого не может быть, потому что регистрация ведется в специальных книгах, и если вы даже потеряете удостоверение, документ, который выдается вам органами регистрации МВД, все равно останется запись о регистрации в книгах, поэтому никаких опасений быть не может.

— А вдруг они скажут, что из моего ружья кого-то убивали?

— Да нет, это они вряд ли смогут сделать.

Но я чувствовал, что не очень успокоил его, так как у него был достаточно нервный вид.

Гусев то и дело смотрел на часы, видимо, ожидая кого-то.

— Что-то адвокат мой не едет, — сказал он.

— А кто ваш адвокат? — поинтересовался я.

— Александр Г.

— А, я его хорошо знаю. Очень хороший адвокат, — сказал я.

Действительно, я часто видел Александра Г. в следственных изоляторах. «Обычно все «тусовки» адвокатов происходят в следственных изоляторах, — подумал я про себя, — и сразу можно определить, какой адвокат много работает — чем больше клиентуры, тем чаще он бывает в следственных изоляторах».

Вскоре приехали оперативники, мне вернули телефон, я попрощался с Гусевым, оставив его сидеть в коридоре ожидающим прибытия адвоката, и уехал домой. Я не знал, что примерно через полгода я узнаю о трагической гибели Гусева. А случилось это 21 июля 1997 года.

Гусев был убит вечером у своего ночного клуба, вернее, у кафе «Арлекино». Надо сказать, что когда я узнал об этом из средств массовой информации, то мне стало не по себе.

Через некоторое время мне позвонили с телевидения и предложили сняться в телевизионной передаче «Человек и закон», как раз по поводу убийства Анатолия Гусева.

Я приехал на студию. Журналист Олег Вакуловский, тогдашний ведущий передачи «Человек и закон», много рассказывал об уличном беспределе, который творится в нашей столице, о заказных убийствах, о жертвах, рассказал подробности убийства Гусева: что в этот вечер он вышел из «Мерседеса» с двумя вооруженными охранниками, бывшими сотрудниками КГБ, что из автомата прицельно было выпущено двадцать пуль, четыре из которых попали в цель: были убиты Гусев, его телохранитель Быков и тяжело ранен водитель, также бывший офицер КГБ.

Мне задавали вопросы о знакомстве Гусева с Солоником, пытались как-то связать это убийство с ним. Солоника тоже давно не было в живых — он был убит за полгода до этого.

Через два-три дня после передачи в юридической консультации, где я работал, раздался телефонный звонок, и человек, назвавшийся сыщиком, ведущим дело об убийстве Анатолия Гусева, попросил приехать на встречу с ним для разговора. Я поинтересовался:

— Это что, официальный вызов?

— Нет-нет, что вы, это не официальный вызов. Все зависит только от вас. Если вы не дадите согласие, то мы настаивать не будем, — говорил оперативник. — Мы просто очень просим вас приехать, поскольку нам необходимо получить от вас в отношении погибшего Гусева кое-какие сведения.

— Но я не так близко его знал…

— Мы это знаем. Но у нас есть вопросы, на которые можете ответить только вы.

— Хорошо, я приеду.

Мы договорились встретиться у Пресненской прокуратуры. Я специально назвал это место, потому что любое убийство ведут, как известно, только органы прокуратуры. А поскольку произошло это на Красной Пресне, то, соответственно, дело вести должна Пресненская прокуратура. Я не знал, кто мне звонит, никаких документов по телефону мне, естественно, предоставить не могли. Поэтому для меня это была какая-то гарантия, что человек будет именно со стороны правоохранительных органов.

В шесть часов вечера я подъехал к Пресненской прокуратуре и, поднявшись на второй этаж, оказался у кабинета, где мы договорились встретиться. Через минут пять подошел человек. Это был мужчина лет сорока, с седыми волосами. Он представился, назвав себя Виктором, показал документы. Из них я понял, что он — оперативник криминальной милиции Пресненского района. Он предложил выйти на улицу.

Мы вышли на улицу, прошли несколько шагов, сели за столик, и Виктор начал разговор. Я поинтересовался, какова его роль в деле, ведь следствие ведет следователь прокуратуры, а не оперативник из криминальной милиции, то есть из уголовного розыска. Он сказал:

— Все это так. Но вы же прекрасно знаете, как профессионал, что мы выполняем определенные поручения и тоже участвуем в следствии, просто у нас разные задачи.

Это я прекрасно знал.

— И что же вы хотите от меня? — спросил я.

— Прежде всего я хочу спросить вас о следующем. Вы ездили в Грецию на похороны Солоника?

— Да, но не на похороны, а в связи с его гибелью, — поправил я.

— Да. И вы его прекрасно знали?

— Конечно.

— Пусть вас не удивляет вопрос, который я вам задам, — он сделал небольшую паузу, всматриваясь мне в лицо. — У вас есть твердая уверенность, что погиб и похоронен именно Солоник?

Я тоже сделал небольшую паузу, раздумывая над вопросом, и сказал:

— Да, я в этом уверен, но почему вы задаете мне этот вопрос?

Он сделал паузу, раздумывая, говорить мне или нет, но, видимо, проникшись ко мне доверием, сказал:

— А вы знаете, что почерк убийства Гусева похож на почерк Александра Солоника?

— Откуда же я могу это знать? Во-первых, я не знаю подробностей его убийства, — ответил я, — и поэтому не могу знать ничего.

Подробности убийства следующие. Гусев приехал вечером на «пятисотом» «Мерседесе» с двумя охранниками, один из которых был за рулем, другой — рядом с ним. У охранников были пистолеты «макаров», с разрешением, как у бывших работников ФСБ. Из кафе они вышли практически бок о бок, и когда до лимузина оставалось несколько метров, из окна расположенного напротив дома раздались выстрелы. Огонь велся из автомата Калашникова с глушителем.

Телохранитель не смог защитить Гусева от профессионального снайпера. Расстреляв в течение нескольких секунд Гусева, киллер застрелил и его охранника, а потом начал вести огонь по машине. Кабина «Мерседеса» была изрешечена. Водитель пытался выехать из-под огня, но пули повредили двигатель. А когда машина остановилась, то он был тяжело ранен. И самое главное, что очевидцами расстрела — а было не очень поздно: около шести-семи часов вечера — оказались десятки людей, прохожих и посетителей кафе «Синема», сидевших за столиками на улице.

Некоторые из них в ужасе упали на асфальт, остальные, перевернув столики, бросились внутрь кафе, под защиту бетонных стен. Когда приехала милиция, то, отправив раненого водителя в больницу, оперативники обыскали весь дом, откуда велась стрельба, и в подъезде обнаружили автомат «АК-47» — автомат был аккуратно прислонен к стене — и два десятка стреляных гильз. Возле дома, как потом узнали от опрошенных свидетелей, убийцу поджидал автомобиль. Это было около дома 10 в Большом Пречистенском переулке. Убийца выбросил из машины пистолет-пулемет «люгер» и перчатки, поэтому «люгер» оставил на асфальте глубокую вмятину. Причем, когда стали обследовать близлежащую местность, то на улице Заморенова нашли набитую тряпками картонную коробку из-под куриных окорочков, в которой, вероятно, убийца принес на место засады оружие. Кроме того, экспертиза показала, что все оружие было заранее пристреляно. Но у киллера возникли проблемы с «люгером» — видимо, заклинило патрон, так что он воспользовался «АК». Стрелял идеально, как настоящий снайпер, — из двадцати выпущенных пуль мимо прошли только шесть. «Поэтому мы и сделали сенсационный вывод, совершенно противоречивый, как кажется на первый взгляд, что, может быть, к этому делу имеет отношение Александр Солоник…

— Я не утверждаю, — сказал я, выслушав оперативника, — но вы же прекрасно знаете, что Солоник убит! Что касается их знакомства, то меня уже спрашивали об этом журналисты.

— Солоник говорил, что он знал Гусева?

— С Гусевым я никогда не говорил по поводу Солоника. Действительно, Солоник бывал в «Арлекино», я знаю.

— Мы потом провели обыск на квартире Гусева, — продолжил оперативник, — на Остоженке, мы искали фотографии, документы. Нашли очень много контрактов с коммерческими структурами, а также неподписанный протокол о намерениях. Это говорило о том, что у Гусева были широкие коммерческие планы.

— Может быть, это и является причиной его убийства? — предположил я.

— Но, кроме этого, мы нашли фотографии с очень известными людьми — с Лужковым, Рушайло, Коржаковым… Нами была изъята двустволка с дарственной надписью тогдашнего министра обороны России Павла Грачева.

— Да…

Мы замолчали.

— Я слышал эту историю. У вас есть какая-нибудь версия? — спросил я.

— Версий несколько. Сейчас мы отрабатываем их, — сказал оперативник.

Я знал, что криминальные разборки вокруг ночного клуба «Арлекино» начались еще в 93-м году. Тогда ночной клуб «Арлекино» в Москве был одним из первых и имел достаточно большую популярность. Естественно, это привлекало многие структуры. Говорят, что в то время из-за клуба враждовали две структуры: ореховская и бауманская группировки.

Они пытались взять заведение под свою «крышу». Говорят, в то время договориться они так и не смогли, и ореховские стали сражаться с бауманскими. Но поскольку в то время ореховские враждовали с чеченской группировкой, то опять же, как писали, ореховские (а конкретно Сильвестр) привлекли на свою сторону курганцев. А те, уже с помощью моего подзащитного Солоника, смогли убрать Валерия Длугача (Глобус), Владислава Ванера (Бобон), которые возглавляли бауманскую группировку. После их гибели «крышей» «Арлекино» стала курганская группировка.

Затем в отношении «Арлекино» все более-менее стабилизировалось, и серьезных разборок не было.

— Это не так, — сказал оперативник. — Вы должны знать, что в феврале 96-го года на Верхней Радищевской улице, в районе Таганки, был застрелен учредитель детского клуба «Арлекино» Виктор Борисов. Он был компаньоном Анатолия Гусева и его главного партнера.

— Я слышал об этом, — сказал я.

— А вы знаете, что у нас на Красной Пресне происходит достаточно много убийств именно снайперами?

Я удивленно посмотрел на него. Оперативник продолжил:

— Например, 17 октября 1993 года из карабина «СКС» возле издательства «Московская правда» был застрелен президент «Прогмабанка» Илья Митков.

5 апреля следующего года снайпер-профессионал в районе Краснопресненских бань с чердака застрелил Отари Квантришвили. Кстати говоря, — оперативник внимательно посмотрел на меня, — говорят, что это сделал ваш подопечный.

Я промолчал.

— А вот 19 августа того же года в палате 19-й горбольницы снайпер из винчестера убил авторитета Исаака Саркисяна. 20 апреля 1997 года на улице Красная Пресня выстрелом в голову из мелкокалиберной винтовки был убит владелец стриптиз-клуба «Доллс» Илья Глотцер.

Так что, как видите, Красная Пресня стала районом излюбленного действия киллеров-снайперов, — заключил оперативник.

— И что же, все преступления раскрыты? — поинтересовался я.

— Не все. По некоторым до сих пор работаем.

— Значит, есть возможность, что убийство Анатолия Гусева вы можете и не раскрыть? — осторожно спросил я.

— Это зависит, — ответил оперативник, — от различных факторов и от людей, которые могут помочь нам. Сейчас мы очень активно работаем по линии оружейной экспертизы. Ведь оставленные автоматы и самодельные глушители к ним — это знакомый для нас почерк одной из группировок. Если экспертиза покажет, что все совпадает, то мы можем сказать, кто является автором этого убийства, поскольку самодельные глушители выполнены одним мастером и ими пользуется одна группировка.

Глава 3. Авторитеты

Глава 3

АВТОРИТЕТЫ

В конце 80-х — начале 90-х годов в Москве в преступном мире произошла перестройка. Если до этого периода главенствующую роль здесь играли профессиональные преступники — так называемые воры в законе, или, иными словами, законники, — то с начала перестройки в обществе и успешного развития коммерции — кооперативного движения — происходит и перегруппировка среди руководителей столичной преступности.

Появляются так называемые авторитеты — «некоронованные» главари группировок. Раньше «авторитетами» называли воров, наиболее приближенных к законникам. В новом же понимании слово «авторитет» — это лидер группировки, сам создавший себе репутацию в преступном мире, а не выбранный, скажем, законниками.

К моменту появления многочисленных группировок, естественно, возрастает и количество их лидеров. В конечном итоге все это приводит к появлению так называемых авторитетов. Нельзя отрицать, что роль воров в законе в значительной степени снижается. Напротив, многие группировки и структуры имеют воров в законе в качестве консультантов и третейских судей для разборок с другими группировками.

Авторитеты принципиально отличаются от воров в законе по статусу. Большинство из них категорически отрицает воровские понятия и традиции уголовного мира.

Надо сказать, что есть несколько причин такой позиции. Некоторые из них просто не признаны среди законников — да они и сами не особенно стремятся к такому признанию, другие считают, что они выполняют еще и функции бизнесменов, предпринимателей, а для контакта с политиками, с другими бизнесменами, с представителями иностранных фирм им ни в коем случае нельзя иметь воровское звание, которое может стать для них компроматом.

Конечно, нельзя отрицать, что среди авторитетов существует немногочисленная группа тех, кто стремится стать ворами в законе, но в силу определенных обстоятельств — отсутствия поручительства, или воровского стажа (как правило, имеется в виду отсидка на зоне), или по каким-то другим причинам — не могут пока добиться воровского звания. Поэтому авторитеты — некоронованные лидеры группировок и сообществ — должны иметь достаточно влиятельное положение в современном преступном мире.

Нельзя не отметить, что авторитеты по многим позициям значительно превосходят тех же воров в законе. К тому же новые авторитеты появляются из благополучной среды.

Так, например, по сведениям из правоохранительных органов, на сегодняшний день лидером коптевской группировки является Сергей Зимин, который в недалеком прошлом был офицером Российской армии, воевавшим в Афганистане.

Другим клиентом, которого правоохранительные органы относят к лидерам измайловско-гольяновской группировки, является Олег Липкин — в свое время он проходил по делу об убийстве депутата Скорочкина. Он также был офицером Российской армии.

Многие авторитеты, с которыми мне приходилось общаться, в недалеком прошлом были комсомольскими работниками. Многие работали на должностях руководителей коммерческих фирм. Но, пожалуй, самый большой удельный вес среди сегодняшних авторитетов имеют выходцы из профессиональных спортивных организаций, то есть бывшие спортсмены.

Надо сказать, что сила сегодняшних авторитетов заключается в двух факторах — это прежде всего умственное развитие, то есть это люди, имеющие достаточно большой умственный потенциал, определенные связи в коммерческом и политическом мире, а также в правоохранительных органах, которые могут на сегодняшний день сплотить вокруг себя определенную группировку, и, конечно, фактор силы.

У меня были частые встречи, скажем, с солнцевскими, которые постоянно подчеркивали, что они не являются преступниками, что они не бандиты, они далеки от криминала.

Действительно, мне приходилось консультировать их по вопросам, связанным с их коммерческой деятельностью. Они негативно относятся к криминалу. Конечно, нельзя сказать, что при наличии определенной ситуации эти люди не исключают возможности обратиться к тем преступным методам, к которым они привыкли прибегать для решения любых проблем.

Но они уже перестали быть преступниками в прямом смысле слова, они уже стали «новыми русскими», то есть в большей степени бизнесменами.

Появление авторитетов новой формации, безусловно, отразилось и на положении воров в законе. У них произошел определенный раскол. Часть воров-законников отказалась от так называемых воровских обычаев и традиций — не иметь семьи, имущества, каких-то иных благ. Многие из них стали наполовину коммерсантами, хотя при этом и сохранили свои воровские звания.

Между тем существенное отличие между авторитетами и ворами в законе наблюдается в их психологии. Если ворам в законе, особенно молодому поколению, свойственно, как говорится, налаживание и поддерживание связей именно с представителями криминального мира, то есть с теми же ворами в законе, и обычно они живут по принципу «кого знаешь, с кем сидел», то у авторитетов совершенно другой принцип — жить, по возможности не нарушая законы, и иметь связи среди политиков, государственных деятелей, среди крупных банкиров и бизнесменов, среди верхушки правоохранительных органов и депутатов.

Одно время авторитетам было очень модно иметь корочки «помощник депутата». Тогда, в 94 — 96-м годах, считалось, что эти корочки придают им какой-то официальный статус.

Но на самом деле представители уголовного розыска или РУОПа, видя корочку «помощник депутата», сразу говорили: «А, это криминалитет!»

Другим увлечением авторитетов, безусловно, является спонсорство и связи со звездами эстрады. Я много раз слышал, как на встречах многие авторитеты говорили, что они знакомы с теми или иными звездами эстрады. Часто я сам видел их в обществе этих людей. Особенно часто это бывает на отдыхе или на концертах и фестивалях.

Основная проблема сегодняшних авторитетов — это, безусловно, борьба за выживание, борьба за власть в тех условиях, в которых они существуют. Даже если они полностью существуют отдельно от криминала, как они утверждают, и находятся вне криминального мира, между тем борьба за сохранение своих позиций в группировке между ними сохраняется.

Борьба за власть между авторитетами наиболее ярко выражается на примере так называемой архангельской группировки. В 92 — 93-м году из города Архангельска приехала в Москву небольшая бригада архангельцев для создания и действия в Москве своей группировки. Тогда их возглавляли авторитеты братья Брауны.

Так получилось, что в сентябре 1993 года на Мосфильмовской улице, в одном из подъездов дома, при весьма странных обстоятельствах братья были застрелены из автомата. После этого в архангельской группировке произошел раскол. Появились два лидера, которые потянули за собой остальных бойцов. Оба лидера впоследствии погибли. Я этих авторитетов лично не знал, но в делах по факту гибели каждого из них принимал непосредственное участие.

Итак, одним из них был бывший тренер по таэквандо Максим Астафьев, который был взорван 28 ноября 1995 года. Спустя некоторое время, 13 сентября 1996 года в лифте был взорван другой авторитет — Александр Привалов, по делу которого я также проходил как свидетель, — я уже писал об этом ранее.

Сильвестр

Говоря о психологическом портрете современных московских авторитетов, нельзя, конечно, обойти вниманием такую легендарную личность, как Сергей Тимофеев по кличке Сильвестр, лидер ореховской группировки.

Нужно сказать, что моя встреча с ним состоялась в 1994 году, за несколько месяцев до его гибели. В тот период Сильвестр был одним из самых могущественных лидеров в Москве и имел колоссальный авторитет среди московской братвы. К тому времени из России уехали многие авторитеты, погиб Отари, и Сильвестр, по существу, являлся одним из самых влиятельных авторитетов.

Единственная моя встреча с ним произошла в гостинице «Славянская». Как-то получилось, что я пришел туда с одним клиентом. Мы сидели в баре гостиницы и обсуждали его будущий проект. Неожиданно в зале появился высокий мужчина лет сорока — сорока пяти, в сопровождении шестерых охранников.

— О, — сказал Витя, — Сильвестр прибыл!

Я внимательно посмотрел на эту легендарную личность. Сильвестр был высокого роста — около ста восьмидесяти пяти сантиметров, на нем было добротное кашемировое черное пальто, черная водолазка. Из-под пальто виднелся также черный двубортный костюм из дорогой ткани. Короткая стрижка, темные волосы. Его сопровождали шестеро охранников, как потом выяснилось, с Дальнего Востока, некоторых из них я впоследствии защищал по уголовному делу — это Александр Циборовский и Вадик Р.

Сильвестр молча подошел к столику, поприветствовал Витю, они обнялись. Сильвестр сел за наш столик. Охрана села за столики рядом.

Сильвестр медленно вытащил из кармана пальто миниатюрную рацию японской фирмы «Standart», мобильный телефон «Эрикссон» — стандартный набор «нового русского». Он с пристальным вниманием медленно осмотрел присутствующих в зале, тут же из-за многих столиков поднялись люди, приветствующие его, и потянулись к его столику. К нему подходили, целовали, обнимали, протягивали руку, приглашали за свой столик, но никому Сильвестр не предоставлял возможности подсесть к нам.

Затем между Витей и Сильвестром началась беседа. Все, вероятно, было связано с каким-то коммерческим проектом или коммерсантом. Я почувствовал, что становлюсь лишним в этой беседе, и, действуя по принципу «меньше знаешь — лучше спишь», вежливо встал и отошел в сторону, присев за соседний столик, где сидела охрана. Именно там я и познакомился с будущими своими клиентами — Александром Циборовским и Вадиком Р.

Сильвестр просидел минут десять, время от времени разговаривая по мобильному телефону. Попрощавшись, он вышел. Охранники поднялись и вышли вместе с ним.

Наум

Знаменитый скандальный случай с Василием Наумовым (Наум), лидером коптевской группировки, и его охраной из милицейского спецподразделения «Сатурн» имел достаточно большой резонанс.

С Наумом приходилось общаться стоя. В первый раз мы познакомились года три-четыре назад, когда задержали одного из лидеров коптевской группировки по кличке Алима. Он в этот момент выходил из спортзала в сопровождении своих охранников. Руоповцы нашли в его одежде оружие. Наум просил меня взять на себя защиту Алимы. Но я отказался, так как был страшно загружен работой, участвуя в непрерывном судебном процессе в Мосгорсуде, и практически весь рабочий день находился в здании суда. К защите Алимы я порекомендовал одного из своих коллег.

Дальнейшие наши встречи с Василием Наумовым были связаны с консультациями по вопросам бизнеса. Как обычно, он приезжал либо с личной охраной, либо в сопровождении кого-нибудь из своих людей. Но в последнее время я обратил внимание, что у него появились необычные спутники. Я даже спросил у него:

— Это ваши люди?

Он сказал:

— Да нет, это менты. Мы наняли их для выполнения одного ответственного задания.

Охранники были с виду грузные, молчаливые, отличались от своих предшественников и одеждой, и манерой держаться. Но они имели важное преимущество для охраны авторитета: владели штатным оружием.

Незадолго до своей гибели Наум был на тренировке в спортзале в Тушинском районе. Когда он поехал с охранниками в сторону центра, его начали «вести» предполагаемые убийцы. Четверо охранников сопровождали его в белой «семерке». Наум ехал в район Петровки, 38, на встречу со своим знакомым из ГУВД. Метрах в ста пятидесяти от Петровки, 38, он свернул на своем «БМВ-750» в Успенский переулок и остановился. Недалеко от него притормозила машина охраны. Наум стал разговаривать по телефону. В этот момент подъехала вишневая «девятка», стекла ее опустились, и из двух автоматов начался шквальный огонь. Наум погиб рядом с вооруженной охраной из сотрудников милиции.

Марик

Марк Мильготин, известный в криминальных кругах под кличкой Марик или Марчелло, в 1995 году сидел в Лефортово и проходил тогда по делу с одним из моих клиентов. У Марка Мильготина все закончилось успешнее, его освободили под подписку о невыезде, и он добросовестно являлся на вызовы следователя, чтобы отметиться.

Марк Мильготин произвел на меня впечатление умного и интересного собеседника, который не любил пижонства и «понтов». В криминальном мире он занимает особое положение. Формально он не является вором в законе, но пользуется большим авторитетом. Не случайно многие оперативники ФСБ включают его в первую десятку криминальных лидеров России. Хорошо известно, что он поддерживал тесные связи с такими известными личностями, как, скажем, Отари Квантришвили. По словам Мильготина, они вместе ходили в детский сад, а потом и в одну школу. Он прекрасно знал Япончика, ассирийца Вячеслава Сливу, известного под кличкой Слива. Поговаривали, что коронация Андрея Исаева по кличке Роспись была проведена именно по рекомендации Марика. Он принципиально никогда не принимал методов насилия, всегда старался избегать крупных конфликтов и умел ладить с равными себе. Известно, что в 1994 году Марик сидел в Бутырке в одной камере с вором в законе Валерием Длугачем (Глобус), с которым они ни разу не поругались и поддерживали дружеские отношения. В Лефортово сокамерником Марика был Сергей Липчанский (Сибиряк), о котором он тоже хорошо отзывался. Потом Сибиряка выпустили под подписку, а Мильготина перевели в «Матросскую тишину», где он за нарушение режима угодил на десять суток в карцер.

После перевода Марка Мильготина из Лефортово в «Матросскую тишину» его место, по иронии судьбы, занял бывший оперативник ФСК Виктор Попов. Он вел оперативную разработку именно по Марку Мильготину, которая привела к громкому скандалу. Подробности о нем мне рассказал один из моих коллег.

На службу в КГБ СССР Виктор Попов был принят в 1980 году, как бывший прапорщик военного оркестра, после окончания заочного юридического института. Марик к тому времени только что вышел из тюрьмы, отсидев очередной срок за мошенничество и кражу.

У Марка Мильготина уже был серьезный авторитет в преступном сообществе. А лейтенант КГБ Попов только начинал свою карьеру. В 1982 году он служил в Термезе, когда ему впервые повезло по службе. Группа Попова накрыла широкую сеть торговцев оружием и наркотиками, которая состояла из моряков загранплавания. Было арестовано 51 человек, но дело до суда так и не дошло.

В 1983 — 1988 годах Попов служил в Ташкенте и дослужился до начальника отдела контрразведки облуправления КГБ. В 1989 году он перешел в Термез, разыскивал советских военнопленных в Афганистане. Одновременно занимался борьбой с контрабандой наркотиков и достиг на этом поприще немалых успехов.

В 1991 году Виктора Попова перевели в Москву, в Управление по борьбе с контрабандой и коррупцией. Вот тогда-то пути авторитета и оперативника пересеклись. Марик попал в разработку Попова. Интерес оперативников к нему объяснялся очень просто. Еще в 1990 году ассирийская группировка с помощью Япончика (его первая жена была ассирийкой) подмяла под себя всех азербайджанцев, торгующих в Москве наркотиками. Марик к этому времени перебрался к своему другу Отари Квантришвили и снял офис в гостинице «Космос», где этажом выше располагался офис Квантришвили. С этого момента на хвост Марику сели сотрудники госбезопасности и Следственного комитета МВД. Они стали прослушивать офис Квантришвили, и им не составило труда установить подслушивающие устройства и к Марику. Но арестовывать его не спешили.

К ноябрю 1993 года у группы Виктора Попова скопилось достаточно материала на Мильготина. Они узнали, что последний регулярно пользуется метадоном, хотя предпочтение отдает опиумному раствору, который изготавливал из маковой соломки один из наркоманов, Леня С.

Брать обоих решили дома у Лени С. 16 ноября, накануне дня рождения Мильготина. Незадолго до ареста оперативник вышел на Марика через одного из его друзей. Вечером 5 ноября они встретились у Павелецкого вокзала. Разговор был недолгим. Попов сел в машину к Мильготину и сказал, что обязательно его посадит, даже стал рассказывать, как он это сделает.

Но взять Мильготина с поличным тогда не удалось.

Говорят, что к тому времени Попов не ладил со своим начальником Игорем Ермаковым, а тот был в приятельских отношениях со следователем Следственного комитета МВД Сергеем Новоселой, который и возглавлял следственную бригаду по делу Мильготина.

Попова обвинили в том, что он информировал Марика о ведущихся против него оперативных мероприятиях, а после его ареста за две тысячи долларов рассказывал его жене Ольге, как ведется следствие. В августе 1994 года во время встречи с Ольгой Мильготиной Попова и арестовали. В кармане у него нашли 500 долларов, которые, по его словам, ему сунула Мильготина. Однако этот эпизод в обвинение не вошел, так как Попов полгода был на пенсии, и этот факт не мог расцениваться как взятка должностному лицу. Но майору вменили получение от Мильготиной двух тысяч долларов в период службы. Она и ее подруга, которая присутствовала во время их свидания, дали необходимые показания. Как потом вспоминала Мильготина, на них надавили, поэтому они так поступили.

Кроме того, при обыске в доме Попова нашли незарегистрированный охотничий карабин и 47 граммов гашиша, которые он хранил уже пять лет как «наглядное пособие». Попова сразу обвинили по двум статьям: незаконное хранение оружия и наркотиков. Его делом сначала занялся Следственный комитет МВД. Однако Попову удалось добиться, чтобы дело передали в Главную военную прокуратуру. Постепенно обвинение стало рассыпаться. А в январе 1995 года, накануне дня рождения Попова, следователь освободил его под подписку о невыезде. Через месяц Преображенский суд выпустил под подписку и Марика Мильготина.

Дело Попова перешло в ФСК. Чекист заявлял, что его подставили, и признавал себя виновным лишь в хранении наркотика. Мильготин, в свою очередь, признавал только факт одной-единственной встречи с Поповым, на которой последний пытался его запугать. Удалось узнать, что Одинцовский гарнизонный суд признал Попова виновным во всех предъявляемых ему обвинениях и приговорил к четырем годам лишения свободы. В августе того же года Московский военный суд снизил срок наказания до трех лет, сняв с Попова ряд обвинений.

Марик Мильготин после освобождения под подписку о невыезде поселился на квартире у своей дочери в центре Москвы. В том же подъезде жил известный ассирийский авторитет Эдуард Хачатуров по кличке Крыса. Вскоре Хачатуров был застрелен прямо рядом с дверьми квартиры Мильготина. В связи с этим Марика несколько раз вызывали на допрос в качестве свидетеля по делу об убийстве Хачатурова.

Цареков

Делом Игоря Царекова я занимался летом 1996 года. Он приехал в Москву из Донецка и начал пробовать себя в бизнесе, но с предпринимательской деятельностью у него ничего не получилось. Прежние судимости и неплохие связи в преступном мире позволили ему тесно общаться и поддерживать дружеские отношения со многими московскими группировками. Однако их приглашения работать вместе Игорь отвергал: он способен был самостоятельно подняться не хуже их, кроме того, будучи намного старше лидеров бригад и структур, не хотел быть у них в подчинении.

Характер у Игоря был заносчивый и высокомерный. Он попробовал вначале заняться вышибанием чужих долгов в жесткой форме. Поскольку это принесло Царекову ощутимый успех и он остался безнаказанным и неуязвимым, то сразy почувствовал себя уверенно.

Для полной безопасности Игорь отправил жену и двоих детей в один из курортных городков Испании, снял для них виллу на побережье. В Бутырке Игорь любил показывать сокамерникам фотографии своей виллы и не предполагал, какую злую шутку сыграет с ним судьба из-за снимков и разговоров в СИЗО.

Сколотив маленькую и мобильную бригаду из четырех человек, Цареков стал усиленно искать объекты для своего «наезда», рассчитывая поработать в столице два-три года, а затем окончательно переехать к семье и завязать со своим «бизнесом». Он решил продать свою трехкомнатную квартиру и купить однокомнатную, а разницу перевести в Испанию семье.

Квартирный обмен он проводил через одну из питерских фирм, с владелицей которой, Eленой Т., у него сложились довольно неплохие отношения. Игорь стал часто бывать у нее дома, познакомился с ее семьей. А через некоторое время предложил Елене Т. свою «крышу». Она согласилась, но потом по непонятным причинам у них начались конфликты.

Вскоре Игорь начал требовать от коммерсантки 30 — 50 тысяч долларов. На следствии он мотивировал этот свой поступок тем, что она его обманула при обмене квартир. Такие «наезды» становились все грубее, коммерсантка не раз предупреждала, что у нее есть покровитель, генерал МВД, который также был ее квартирным клиентом. Но со своим неуправляемым характером Игорь не придал значения ее словам, а, наоборот, стал более требовательным. В очередной раз приехав со своей бригадой, он заставил Елену Т. срочно выдать деньги. При этом он достал пистолет и, угрожая оружием, поставил Елену Т. и ее сотрудников на колени с требованием немедленно открыть сейф, и они вынуждены были подчиниться. Получив 30 тысяч долларов, Игорь приказал подготовить еще 20 тысяч долларов к следующему его приезду.

Как утверждали на следствии Елена Т. и ее сотрудники, страх и ненависть к такому наглому вымогательству побудили их обратиться за защитой и помощью к знакомому генералу.

Написав соответствующие заявления, Елена Т. получила от оперативников инструкцию, как себя вести при появлении людей Царекова. Муровцы начали активный поиск Игоря и его бригады. Но тот со своими людьми неожиданно исчез. И не куда-нибудь, а на юг, отдыхать.

После возвращения Игорь Цареков не исключал возможности, что Елена дала «заяву» и его ищут. Но, как он мне объяснил, то ли желание получить еще денег, то ли уверенность в собственной неуязвимости заставили его пойти на встречу с Еленой. После нескольких переговоров из телефонных автоматов Игорь решился увидеться с ней, но заранее толково подготовиться.

Он выбрал небольшое стеклянное кафе, которое просматривалось со всех сторон, предварительно познакомился с одним из официантов, с тем чтобы тот, заметив что-либо подозрительное, сразу предупредил его об опасности, подав условный знак.

Игорь со своими людьми приехал раньше, за два часа до встречи. Они расположились недалеко от кафе и стали наблюдать за обстановкой. Чтобы подстраховаться, Игорь даже посадил в кафе одного из своих людей.

— У меня было дурное предчувствие, да и нервы были на пределе, — рассказывал мне Цареков. — Нутром чуял, что сегодня нас примут (принять — арестовать, жарг.).

— Почему же ты не уехал? — спросил я.

— Нельзя было отступать: перед пацанами было неудобно, подумали бы, я сдрейфил. А мне нужно было авторитет держать. Я шел, так сказать, ва-банк.

Приближалось время встречи, но Цареков не замечал ничего подозрительного. Вскоре появилась и Елена. Прождав еще минут десять, Игорь послал одного из ребят на разведку. Тот вскоре вернулся и сказал, что часть денег она принесла, но передаст их только Игорю.

— Я перекрестился и пошел, — вспоминал Игорь. — Подходя к столику Елены, я попытался понять ее душевное состояние. Я наивно думал, что если она обратилась к ментам, то будет держаться уверенно и спокойно, а если нет, то опять будет нервничать и волноваться от страха. В общем, я заметил, что Елена сильно нервничала и сразу стала протягивать десять тысяч баксов, обещая остаток отдать через неделю. Я огляделся, мой человек, сидевший недалеко, подал условный знак, что все нормально. Официант тоже кивнул утвердительно. Но лавэ (лавэ — деньги, жарг.) я все же брать не решился и сказал, что на выходе деньги возьмет мой человек. Я рассчитывал, что, если меня сейчас возьмут менты, я буду без груза. Мы вышли из кафе и остановились на тротуаре у входа, договариваясь о следующей встрече. Ребята мои сидели недалеко в «Мерседесе» и ждали моего сигнала: в случае опасности я приказал им стрелять.

Цареков попрощался с Еленой и медленно направился к своей машине. Когда до нее оставалось метра два, он вдруг заметил, как одновременно с двух сторон навстречу ему движутся две машины. Белый джип шел на таран сбоку, а «Ауди» перегородила путь к отступлению.

— Как ни странно, но я сразу подумал, что не менты, а бандюги, к которым, видно, обратилась Елена. Но машины одновременно резко затормозили, и из них выскочило человек восемь со стволами. Раздался резкий крик: «Всем стоять! МУР!» Я даже не заметил, как меня быстро повалили на землю, и только успел увидеть, как ребят выволакивали из машины. Мне заломили руки за голову и тотчас же стали бить ногами по лицу и телу. Подъехали еще две машины с ментами из соседнего отделения милиции, и нас увезли туда на допрос. На мои крики, что я пустой, без денег и оружия, никто не реагировал. В отделении всем нам устроили экспресс-допрос, требуя указать, кто где живет. Я вынужден был назвать свой адрес, тем более что квартира у меня была чистая (чистая — без компромата, жарг.).

Когда мы приехали ко мне на квартиру и начался обыск, меня снова стали бить, требуя, чтобы я добровольно выдал стволы и деньги. Но ничего этого у меня не было. Я даже пытался как-то защищаться, но это только усиливало их агрессию. Когда мы все ушли, квартира почти вся была в крови. Меня доставили на Петровку и стали настойчиво допрашивать, но, понимая, что передо мной опера, я только твердил, что буду давать показания следователю в присутствии моего адвоката. Меня перевели в ИВС, где я провел два выходных дня.

В понедельник к Игорю Царекову пришли следователь и адвокат. Он заявил следователю, что не доверяет их адвокату и хотел бы связаться со своими знакомыми и попросить найти ему надежного защитника. Только после этого он согласится давать показания. Хотя следователь и записал телефон и фамилию приятеля Игоря, но все же не преминул заметить, что даже самый лучший адвокат ему уже не поможет.

В мою юридическую консультацию приехал солидный мужчина лет пятидесяти, сказал, по чьей он рекомендации, и попросил взять защиту его близкого знакомого Царекова, которого прямо сейчас «прессуют» на Петрах.

Я согласился, совершенно не подозревая, с какими трудностями и неприятностями мне предстояло столкнуться.

Когда на следующее утро я приехал в Следственное управление ГУВД и узнал, что делом Царекова занимаются в отделе по борьбе с организованной преступностью, понял, что ничего хорошего от этого ждать не придется.

Следователь попался неприятный, на мое вполне законное требование предоставить встречу с клиентом ответил, что завтра на допросе и очной ставке я и смогу побеседовать с ним.

— Да при чем тут завтра и ваши планы, — запротестовал я, — когда мне сегодня нужно увидеться с подзащитным.

Но следователь был неумолим. Это только в Уголовно-процессуальном кодексе декларируется равенство сторон на следствии, а реально хозяином положения оказывается следователь. Я понял, что к этому делу враждебно настроены. Следствию нужно было еще продержать обвиняемого в изоляции от адвоката с целью психологического воздействия на него.

На следующий день в назначенное время я пришел на Петровку. За мной уже была установлена «наружка», о чем я, естественно, не имел понятия. На Царекова жутко было смотреть, его безжалостно избили, особенно болезненные удары пришлись на грудную клетку. Мы стали готовиться к предстоящему допросу и очной ставке. Цареков настаивал на версии, что он требовал и получил деньги, которые, по его словам, принадлежали ему после сделки с обменом его квартиры. Подобные действия можно было в лучшем случае квалифицировать как самоуправство, за которое полагалось два-три года лишения свободы. Статьи по самоуправству и вымогательству, как пограничные, легко переквалифицировать из одной в другую. Хотя за вымогательство можно схлопотать срок до 10 — 12 лет. Опытные клиенты и адвокаты стараются этим воспользоваться.

Но и следователи по-своему пытаются взять в оборот «погрешности» в букве закона. А наш следователь еще и был агрессивно настроен против обвиняемого и, задавая свои вопросы, пытался поймать его на ответах, которые подвели бы Царекова под статью «вымогательство». Но Цареков умело парировал. Наступил черед очной ставки.

Вошла пострадавшая, Елена Т. По ее версии, Цареков приехал к ней с бандитами и, угрожая оружием и изнасилованием, заставил отдать ему из сейфа деньги.

Когда она подробно расписывала угрозу изнасилования, я по бурной реакции Игоря предположил, что пострадавшая явно сгущает краски.

Наконец можно было задавать вопросы и со стороны адвоката. Я сразу обратился к пострадавшей с вопросом-ловушкой. И в случае удачи думал перевести обвинение Царекова на самоуправство.

Начал я издалека, как бы интересуясь, в каких купюрах были деньги, и между прочим уточнил, а была ли это валюта?

Елена, ничего не подозревая, ответила:

— Конечно, валюта.

— А как вы можете доказать, что эта валюта принадлежит именно вам? — спросил я.

— Мои сотрудники могут это подтвердить, — ответила она.

— А каково их происхождение, как они были получены вами? Может, вы их взяли у моего клиента? — с подвохом спросил я.

Следователь удивленно посмотрел на меня, потом на нее, словно угадав мои намерения. Но уже было поздно.

— Да, эти деньги я получила за обмен и продажу квартир через мою фирму, — ответила она.

— Иными словами, вы утверждаете, что валюта была получена вами за совершение операций с квартирами?

— Конечно, — утвердительно ответила Елена Т.

Все, мне это-то и нужно было.

Я стал требовать от следователя внести ее слова в протокол допроса. И тут же стал писать ходатайство на имя следователя о возбуждении уголовного дела в отношении потерпевшей за участие ее в валютных операциях (тогда статья «валютные операции» действовала).

Потерпевшая покраснела и стала волноваться. Следователь пришел просто в ярость. Неожиданно он потребовал от меня дать подписку о неразглашении следственных действий, рассчитывая запугать меня и отсечь мое стремление в дальнейшем ходатайстве о возбуждении уголовного дела.

А когда начались допросы других свидетелей по делу, сотрудников фирмы Елены Т., то с помощью нехитрых вопросов мне удалось зафиксировать расхождение в их показаниях против Игоря и его людей. Кроме того, я обратил внимание, что все сотрудники Елены Т. зависят от нее как владелицы фирмы и, следовательно, в объективности их показаний можно усомниться. Мое заявление вызвало еще большее негодование следователя.

Он стал настаивать на вышеуказанной подписке. Но мне и здесь удалось себя обезопасить: я как бы случайно на обороте этой расписки стал записывать свои вопросы и ответы свидетелей по делу. Теперь я мог сослаться на это как на важный для меня документ, который я намерен использовать в суде.

Следователь еще больше завелся и перешел к прямым угрозам в мой адрес:

— Да мы вас сами можем задержать и допросить на предмет общения с бандитами и подельниками Царекова, с которыми вы встретились перед допросом в Успенском переулке. И сейчас проверим, что вы передали дежурному по ИВС для Царекова, а вдруг там наркотики?

Я понял, что был «под колпаком».

Ни с какими бандитами я не встречался, просто знакомый Царекова пригласил меня взяться за это дело. Что касается продуктов и сигарет, которые я передал дежурному по ИВС, то их проверили и, естественно, ничего не нашли.

— Все, допрос окончен. Я лишаю вас возможности общаться с клиентом, — сказал следователь, — и выношу постановление о выводе вас из этого дела, одновременно пишу на вас докладную записку.

На следующий день я пришел на работу в подавленном настроении и стал, в свою очередь, писать жалобу на следователя. А чтобы обеспечить Царекову защиту, сам нашел ему другого адвоката.

Но вскоре я узнал новые подробности по этому делу. Следователь грозился неспроста, как я узнал, именно он вел дело в отношении Андрея Чувилева — адвоката, обвиняемого и впоследствии судимого за передачу наркотиков своему клиенту.

Кроме того, позже оперативникам удалось найти в гараже Царекова целый арсенал оружия, в том числе и противотанковое ружье.

За мной некоторое время ездил «хвост», были небольшие неприятности. Но прошло время, я почти забыл эту историю, как вдруг в Бутырке неожиданно столкнулся с этим самым следователем. Встреча была неожиданной для нас обоих, и мы, кажется, оба вначале растерялись, не зная, как вести себя.

Не знаю почему, но я вдруг улыбнулся и протянул ему руку.

Он тоже заулыбался и пожал мне руку.

— Ну что, воевать не будем? — спросил я первый.

— Да нет, каждый из нас выполняет свои служебные функции, — ответил он. Секунду помолчав, добавил: — Когда я узнал про ваши неприятности, ну, когда бежал Солоник, то мне как-то даже стало вас жалко. Думаю, работает, старается адвокат, не чурается опасных и трудных дел, а тут такие вот неприятности случаются, — уточнил он.

Я узнал от следователя о дальнейшей судьбе Царекова. Его дело было под контролем высокого милицейского начальства. Оформили его на полную катушку Уголовного кодекса, включая бандитизм, вымогательство, незаконное хранение оружия и прочие статьи. Суд приговорил его к девяти годам лишения свободы. Но и Цареков сам себе оказал медвежью услугу. Когда его поместили в СИЗО, то в его камере то ли была оборудована прослушка, то ли «наседку» посадили к нему, но много он лишнего наговорил. Правда, не все вошло в уголовное дело. Но он разболтался, сказал, что в Испании живет его семья. В то же самое время в испанские газеты каким-то образом попала информация о привлечении Царекова к уголовной ответственности. По всей вероятности, постарались тут компетентные органы, так как сообщались подробности из его уголовного дела и даже фотография была напечатана. Испанцы по-своему воспользовались этим фактом, и в курортном местечке развернулась кампания по борьбе с «засильем русской мафии». Семья Царекова оказалась в безвыходном положении. Жена бросила всю недвижимость, забрала детей и срочно вернулась в свой родной город на Украине.

А пострадавшая Елена тоже решила не испытывать больше судьбу: распродала все свое имущество и фирму и покинула Россию, выехав в Америку.

Вот так закончилась эта история.

Мансур

На Сергея Мансурова (Мансура) я вышел потому, что найти его меня попросил Александр Солоник, когда переживал тяжелые минуты в «Матросской тишине», после того как в прессе его объявили ликвидатором известных лидеров воровского мира и появился смертный приговор — малява четырнадцати законников.

…Сергей Мансуров рос в благополучной семье военных. Его дед был военным разведчиком, занимал высокий пост в разведке, отец был контр-адмиралом, мать преподавала в одном из престижных вузов. Ко времени своего первого ареста Мансуров учился в вузе. Как знать, может, иначе бы сложилась его судьба, не попади он в 1990 году на нары в Бутырку, где провел почти два года под следствием…

В 1990 году он со знакомым коммерсантом Витей К. через коммерческую фирму «Осмос» начал заниматься торговлей компьютерами. Проблем никаких у них не было, пока кто-то из их команды по кличке Банан не попался по пьянке в руки милиции. В багажнике мансуровского «Мерседеса», на котором в отсутствие его владельца ездил Банан, сотрудники милиции обнаружили автомат. Допрос, учиненный Банану, закончился тем, что милиция заинтересовалась также и фирмой.

Основные учредители фирмы, двое бизнесменов из Австрии, пытались тогда провернуть большую аферу и продать на российском рынке 10 тысяч подержанных компьютеров. Под эту сделку фирма взяла несколько миллионов рублей в кредит по безналичному расчету. Сергей Мансуров, как коммерческий директор фирмы, с помощью подставных фирм определенную часть этих денег обналичил. Все тогда сошло с рук.

Однако после ареста Банана были проведены обыски в «Осмосе», на квартирах некоторых сотрудников, в том числе у Мансурова. Следователи изучили торговую схему фирмы и выяснили, что фирма закупала за наличные у частных лиц компьютеры и продавала их госпредприятиям по безналичному расчету, а затем незаконно обналичивала часть денег и присваивала. Сергея Мансурова привлекли за мошенничество, и он оказался в Бутырке.

В следственном изоляторе Сергей встретился со своим главным наставником, крупным уголовным авторитетом Леонидом Завадским по кличке Батя или Ленчик, который имел несколько судимостей и в местах лишения свободы провел четырнадцать лет. Трудно сказать, почему Сергей Мансуров приобщился к преступному менталитету, во всяком случае, в 1992 году из СИЗО он вышел на свободу уже Мансуром.

Завадский помог Мансуру сформировать бригаду в 15 человек, в основном из спортсменов и качков из Люберец. К тому времени предприниматель Витя К. со своими друзьями открыл фирму «Пирс» и первый крытый вещевой рынок в ЦСКА. Он пригласил Мансура в качестве «крыши». По рассказам Вити К., тогда и началось криминальное восхождение Мансура.

Вначале Мансур решил создать нечто вроде охранной фирмы «Секьюрити Форд», а затем предложил через своих людей «охранные» услуги почти каждому продавцу на рынке. Шальные легкие деньги опьянили Мансура. Он пристрастился к наркотикам, не отдавал отчета своим поступкам.

Участились его «наезды» на администрацию рынка. Например, закроет кого-нибудь в отдельной комнате, приставит к горлу нож или пистолет к виску и спрашивает: «Сколько воруешь у меня?»

Мансур без конца увеличивал свою долю. Он дошел до того, что потребовал переоформить рынок на себя. Вполне понятно, что предприниматели стали искать выход из создавшегося положения.

Сначала они обратились за помощью к руководителю «Ассоциации XXI век» Отари Квантришвили, но через Л. Завадского Мансур уладил конфликт. Коммерсанты вынуждены были обратиться к другой бригаде. Назначается стрелка. Мансур в качестве усиления взял своего друга, уголовного авторитета Федю Бешеного, и, прибегнув не только к его помощи, но и угрожая оружием, вновь уладил конфликт.

Администрация рынка вынуждена была прятаться от Мансура.

Действия Мансура остаются безнаказанными. Он мог заставить любую девушку с рынка оказать ему интимные услуги прямо там же, на месте. Время от времени он вывозил в лес или в подвал своего нового офиса коммерсантов рынка на «разговор». У одного из них вскоре не выдержали нервы, и он написал заявление в милицию о факте вымогательства.

11 марта 1993 года оперативники отдела по борьбе с бандитизмом МУРа провели операцию по задержанию Мансура на рынке ЦСКА. Он вновь оказался в СИЗО, пробыв там несколько месяцев. Вторая «ходка» в Бутырку еще больше укрепила авторитет Мансура в уголовном мире. Вот что рассказал мне один из моих клиентов, который был сокамерником Мансура:

— Мансур в Бутырку заехал после Петров. В хату (хата — камера в изоляторе, жарг.) вошел правильно, как бродяга (бродяга — опытный заключенный, жарг.). Показывал газету про себя, где было написано, что его приняли как московского авторитета. Быстро списался со многими смотрящими и жуликами со спеца. Получал малявы с воли от Бати и Феди Бешеного. В хате имел преимущества: шконку у окна, своего шныря (шнырь — уборщик, слуга, жарг.). Когда в камеру заезжал кто-нибудь из молодых, Мансур выстраивал их в очередь к себе для представления и «прописки». Базарил (базарить — говорить, жарг.) умно, писал какие-то стихи, читал книги заумные. Иногда вертухаи за лавэ давали ему звонить на волю. Базарят, что после выхода на волю он представлялся как законник.

Вскоре Мансур под залог вышел на свободу, а затем дело против него было прекращено. Он начинает расширять свои экономические интересы, становится «учредителем» нескольких коммерческих фирм. У Мансура возрастает уголовный авторитет, который он старается укреплять на встречах и стрелках. Благодаря своему уму, хитрости и смелости Мансур приобретает известность незаурядной личности среди братвы.

Из рассказа одного из моих клиентов, члена солнцевской группировки:

— На стрелку мы приехали на двух машинах. Мансур со своей бригадой тоже был на двух машинах. Поздоровались. Мансур представился: «Серега — вор российский». Я тоже назвал свое погоняло (погоняло — кличка, жарг.). Перекинулись несколькими фразами: кого знаете из братвы, с кем работаете. Потом Мансур выдвинул сразу условие, что говорить по делу будет только с вором. Мы с братвой переглянулись. Мы совершенно были не готовы к такому повороту. Когда вернулись со стрелки и стали спрашивать у старших о Мансуре, то никто толком ответить не мог, жулик он или нет.

Видно, Мансур знал, что особенностью солнцевской группировки является отсутствие воров в законе (кроме наставника Робинзона), использовал хитроумный прием, и братва растерялась. Хотя он, безусловно, рисковал, так как самовольное присвоение воровского звания в зонах и СИЗО жестоко карается, вплоть до смерти. Впоследствии, когда его снова задерживали, он иногда неправильно называл свою фамилию, например Мамсуров, или свой год рождения, рассчитывая в дальнейшем сыграть на этом обмане в суде.

В 1993 году Мансур успешно, без крови, провел две стрелки — сначала с таганской группировкой, затем с чеченцами. 16 июня 1993 года Мансур с четырнадцатью боевиками вновь собрался на жесткий разговор с конкурентами, взяв с собой целый арсенал: 25 килограммов взрывчатки, пять пистолетов, два автомата, ружье, гранаты и бронежилеты. Но почти сразу после выезда со двора офиса их всех задержали. Мансур снова попал в Бутырку.

Казалось, что с таким вооружением ему срок гарантирован. Но Мансур уже через месяц после задержания вышел на свободу. И тогда среди московской братвы поползли самые невероятные слухи о Мансуре: одни говорили, что у него сильные покровители среди ментов, другие считали, что Мансур специально сдал себя и бригаду, чтобы избежать крови.

В бригаде Мансура действительно был специальный человек, так называемый оружейник, в обязанности которого входила не только перевозка оружия, но и в случае возможного задержания он должен был взять на себя всю вину. Такими людьми пользуются многие группировки.

К тому времени погибли несколько крупных авторитетов, которые имели тесные связи с Мансуром и были близкими друзьями Леонида Завадского: Федор Ишин (Федя Бешеный), Отари Квантришвили, его брат Амиран, Олег Коротаев, в прошлом известный боксер, которого убили в Нью-Йорке, у ресторана на Брайтон-Бич.

Мансур окончательно садится на иглу, сначала употребляя кокаин, затем более сильный крэк.

Из рассказа его бывшего боевика:

— Когда после неудачной разборки нас закрыли, Мансур попал в Бутырку, где вместе с ним оказался его близкий кент (кент — друг, жарг.) абхазский жулик Аслан Тванба. С этого момента Мансур стал нам приказывать, мы часто загоняли (загонять — отправлять, жарг.) дурь (дурь — наркотики, жарг.) для него и его знакомых воров. А позже мы стали получать от него малявы, которые никак не могли понять. А когда после внесения двадцати миллионов рублей в качестве залога Мансур вышел на волю, то крыша у него окончательно поехала. Он то звонил на вещевой рынок и говорил, что там заложена бомба, то «наезжал» в жестком варианте на своих же коммерсантов.

В бригаде тоже начался бардак. Он звонит ночью Андрюхе-афганцу, вызывает его на разговор и, ставя к лицу волыну, начинает допрашивать, подозревая в предательстве. Говорят, одного из пацанов завалил (завалить — убить, жарг.) просто под наркотой, потому что не так понял его ответ.

Складывалось впечатление, что он находится постоянно в плену своих галлюцинаций. Например, накануне к нему приходит новый коммерсант просить помощь и «крышу». Мансур дает согласие, записывает его адрес и обещает завтра приехать разобраться. На следующий день Мансур принимает дозу и, все перепутав, наезжает на своего коммерсанта, приняв за его конкурентов. При этом наезд происходит жестко, под стволами, охрана ставится на колени. Лох испуганно кричит: «Вы ошиблись! Это я!»

Резко портятся личные отношения Мансура с его самым близким уголовным наставником Леонидом Завадским. Версий ссоры было несколько. Утверждали, что их совместный бизнес потерпел крах и Мансур решил убрать Батю как лишнего партнера, чтобы с ним не делиться (верится с трудом. — В. К.).

Более правдоподобной выглядит версия, о которой писали многие: Завадский сам стал подозревать Мансура в сотрудничестве с органами только потому, что после многочисленных арестов его почему-то выпускали. А главное обвинение Бати было в том, что Мансур сдал (сдать — предать, донести, жарг.) авторитетов, которые в мае 1994 года хотели проникнуть в Бутырку на свидание с братвой.

Как тогда писали, Мансур якобы приехал к Бате со своими боевиками на разговор, но, поссорившись, выстрелил на кухне в Завадского и заставил выстрелить по разу и своих боевиков, связав их кровью. Труп Завадского затем выбросили на Введенском кладбище.

Убийство Завадского наделало много шума в столице, братва строила много версий. Говорят, на одной из воровских сходок Мансуру вынесли даже смертный приговор. Но его и некоторых боевиков задержали по подозрению в убийстве Л. Завадского, но формально — на основании указа по борьбе с организованной преступностью, то есть на тридцать суток, поместив в ИВС на Петровке.

После интенсивных допросов, не дождавшись окончания срока, через двадцать дней Мансура выпустили, так как не доказали его причастность к убийству.

И задержание, и освобождение спасли тогда Мансуру жизнь от приговора законников. Зная и уважая работу оперативников и следователей, многие законники посчитали, что, раз ментам не удалось доказать причастность Мансура к убийству Бати, значит, он не виновен.

Вот на такого человека, как Мансур, и пал выбор Солоника, когда он решил найти помощь среди авторитетов. Он был знаком с Мансуром еще по люберецкой тусовке (близкая подруга Солоника Наташа жила в Люберцах, и Солоник туда ездил). Кроме того, хотя Мансур и не был законником, но имел статус авторитета и обширные знакомства. Для Солоника было еще важно, что Мансур не входил ни в одну преступную группировку, а отношения его с Глобусом и Бобоном были далеко не гладкие.

Мне предстояло срочно найти Мансура, устно объяснить необходимость его помощи, а если он будет настаивать, то отнести ему и маляву. Но сложность возникла сразу же: Солоник не помнил его телефона. Я перебрал несколько вариантов выхода на Мансура: через коммерсанта Витю К., его адвоката, братву, тусующуюся в клубах и ресторанах. Неважно, как, но один из каналов довольно быстро сработал.

У Киевского вокзала меня ждал в машине Олег, здоровенный детина, ростом около двух метров, а веса в нем было, наверное, килограммов сто. Потом я узнал его кличку — Малыш. Мы немного покружили, заехали в несколько переулков, снова въехали на привокзальную площадь и остановились у гостиницы «Славянская». Я прошел за Малышом в холл, мы повернули сразу направо и вошли в одно из кафе.

Около окна сидел Мансур с каким-то парнем, который сразу пересел за соседний столик, когда я подошел. Это была охрана, к ней присоединился и Малыш.

Я понимал Солоника: он обращался к Мансуру еще и потому, что тот тоже побывал в шкуре приговоренного и сумел доказать свою невиновность.

Мансур показал рукой, куда мне сесть, и предложил что-нибудь заказать.

На вид Мансуру было лет 35 — 40. Темноволосый, круглолицый. На пальцы нанизаны золотые перстни, на руках — золотые браслеты. Рядом с ним на столике лежали два мобильных телефона и маленькая рация.

Я представился, сказал, от кого пришел. Мансур был очень удивлен, об этом говорило его лицо.

— Простите, — сказал я, — не знаю вашего отчества.

— Сергей Маратович.

— Человек, которого я сейчас представляю, очень рассчитывает на вашу помощь. Она заключается в том, чтобы вы вышли на авторитетных и серьезных людей, которые могли бы после его записки принять правильное и справедливое решение.

— Но почему он обращается именно ко мне?

— Я точно не знаю, но он считает вас человеком решительным и способным на поступок. Причем если вы не можете это сделать, то вопрос можно снять.

— Да нет, почему. Нет проблем, можно поговорить, его положение мне знакомо. А кто из воров или смотрящих сидит с ним рядом?

— На них мы уже нашли выход, нужно на воле обратиться к пиковым, — уточнил я.

Мы поговорили немного о жизни в СИЗО и договорились созвониться через несколько дней. В кафе вошли какие-то ребята, двое из них подошли к Мансуру и тепло поздоровались. Я понял, что у Мансура назначена еще одна встреча, и встал, чтобы уйти. Но Мансур показал жестом, чтобы Малыш проводил меня.

У выхода Малыш попросил у меня номер моего мобильного телефона.

— Зачем? Я ведь дал его Сергею Маратовичу.

— Нет, если вы не возражаете, это для меня лично. Вы ведь адвокат. Пригодится.

Когда я написал и протянул ему номер телефона, он вдруг сказал:

— А вы смелый человек.

— Почему?

— Вы идете к братве хлопотать за Солоника, которого многие хотят завалить за воров. Сейчас даже братва, которую он знал, старается свое знакомство не афишировать.

Я пожал плечами и вышел из гостиницы.

Через три дня я прочел в газетах, что Мансур вновь задержан, он кого-то ранил у ночного клуба «Какаду». Я понял, что рассчитывать на его содействие уже было бесполезно. Но мне и в голову не могло прийти, что спустя почти месяц меня попросят приехать и помочь ему.

7 апреля 1995 года поздно вечером мне неожиданно позвонил Малыш. Взволнованным голосом он попросил срочно приехать на Петровку, к дому 19. Там, по его словам, менты осаждали квартиру Мансура. Олег добавил, что они уже вызвали его родителей и адвоката. Меня же он просил приехать на всякий случай, подстраховать, чтобы Мансура не застрелили при штурме.

Когда я приехал, то ребят из бригады Мансура не было.

Подходы к двору и подъезду, где жил Мансур, были оцеплены милицией и бойцами СОБРа, было много начальства в милицейской форме. Почти все стояли во дворе под аркой. Я показал свое адвокатское удостоверение и сказал, что меня вызвали родственники. Как ни странно, меня пропустили во двор, туда, где уже стояли родители Мансурова и его адвокат. Но до них я не дошел, меня кто-то окликнул, я обернулся: ко мне шел знакомый оперативник 5-го отдела РУОПа.

Мы поздоровались.

— Какими судьбами здесь?

— Вот, попросили приехать подстраховать.

— Кто? Братва?

Я промолчал.

— Да нет, все правильно, сейчас его несколько раз уговаривали сдаться, мы сами его родных вызвали и адвоката.

— А если он не захочет сдаться? — спросил я.

— Куда он денется. Но если будем брать, то наши все снимут на видео, чтобы потом у вас не было вопросов.

— Все правильно.

Пока правоохранительные органы вели с Мансуром переговоры, я узнал, что тут произошло.

Мансур вышел в очередной раз из СИЗО под залог и вскоре захватил какого-то коммерсанта. Он держал его несколько дней, с 31 марта по 6 апреля, у себя на квартире и подвергал пыткам. Но тому все же удалось вырваться.

Ребята из бригады Мансура кинулись его искать, но коммерсант успел добежать до 17-го отдения милиции. На квартиру к Мансуру сразу выехала группа немедленного реагирования отделения милиции. Но когда милиционеры узнали, с кем имеют дело, брать квартиру сами не решились. К десяти часам вечера прибыл СОБР, оперативники РУОПа и МУРа, начальство ГУВД и прочие участники этой акции.

В квартире, кроме Мансура, были еще его гражданская жена Татьяна Любимова и какая-то неизвестная женщина. Все переговоры Мансур вел по мобильному телефону. Он постоянно менял свои планы — то решался сдаваться, то грозился оказать сопротивление и стрелять до последнего патрона.

Я наблюдал за присутствующими. В глазах его родителей застыли ужас и отчаяние.

Ко мне неожиданно подошел какой-то полковник милиции и попросил предъявить документы. Он взял мое удостоверение, долго всматривался в него.

— Мне знакомо ваше лицо, — сказал он.

Я решил промолчать. Он вернул мне удостоверение и приказал покинуть двор. Я хотел было ему возразить, но он вдруг резко прервал меня:

— Как вы можете защищать таких подонков, как Мансуров, из-за него…

Возражать ему и говорить о служебных обязанностях адвоката было бесполезно. Непреклонный и суровый полковник вызвал какого-то сержанта и приказал проводить меня на улицу.

— …На суде будете защищать его, если он, конечно, доживет, — донеслось мне вслед.

Вскоре на улицу вывели и родителей Мансурова, значит, кто-то принял решение штурмовать квартиру.

Я сел в машину и стал ждать. На Петровку съехалось множество милицейских машин, несколько машин «Скорой помощи», чуть поодаль стояла пожарная охрана и телевизионщики. Примерно около двух часов ночи раздались сначала единичные выстрелы, затем мощный скрежет шквального огня. К моему автомобилю подошли двое сотрудников милиции и потребовали немедленно покинуть Петровку.

Вечером следующего дня по телевидению показали переговоры с Мансуром, штурм квартиры и гибель его и любовницы. Я поинтересовался у Солоника, видел ли он этот репортаж.

— Красиво погиб, — только и ответил он.

Больше ничего мы не стали обсуждать.

Через несколько месяцев я узнал, что Малыша и еще шестерых боевиков из бригады Мансура арестовали за участие в захвате того заложника. А на следствии они признались в совершении еще нескольких убийств, в том числе и Леонида Завадского.

Судить их должен был Московский городской суд за бандитизм и убийство. Но, учитывая особую опасность и дерзость этой группировки, заседание суда проходило в помещении СИЗО. Всем им дали длительные сроки лишения свободы.

Таковы превратности судьбы: Солонику угрожала смерть, а первым погиб Мансур. Не выйди Мансур из СИЗО, может быть, остался б еще жив. Каждый раз невольно думаешь: они сами выбирают себе такую жизнь…

Дело в том, что звание авторитета в последнее время становится опасным, многие гибнут. Сами авторитеты это прекрасно понимают и стараются обзавестись охраной. Если раньше они предпочитали охрану из окружения своих боевиков, то впоследствии, когда начались так называемые задержания со стороны правоохранительных органов, эта охрана играла достаточно отрицательную роль, так как у многих из них находилось незарегистрированное оружие, и, соответственно, все они привлекались к уголовной ответственности.

Авторитет же, если даже и имел оружие, проходил по делу лишь как подозреваемый или свидетель. Поэтому многие стали предпочитать иметь вооруженную охрану из работников правоохранительных органов. Тем более работники милиции имели небольшую заработную плату, и им было разрешено подрабатывать в нерабочее время. Этим стали пользоваться многие авторитеты.

Таким образом, можно с уверенностью сказать о том, что авторитеты живут достаточно красивой и сытной жизнью, что у них есть красивые загородные особняки, виллы за границей, красавицы — все это так. Но существует и обратная сторона медали — существуют следственные изоляторы, существуют тяжелые ранения, морги и кладбища, где их хоронят. Их жизнь бывает достаточно скоротечна.

Глава 4. Законники

Глава 4

ЗАКОННИКИ

Моя первая встреча с ворами в законе произошла несколько лет назад, когда я начинал свою адвокатскую карьеру. Тогда один мой коллега, опытный адвокат, пригласил меня участвовать в уголовном деле в качестве второго адвоката у вора в законе.

До этого я никогда не видел воров в законе и, идя в Бутырку, представлял, что передо мной возникнет типичный образ, изображенный в фильме «Холодное лето пятьдесят третьего» — этакий маститый вор, с папироской в зубах, в наколках, с холодным резким взглядом.

Мой клиент был Давид К., имевший кличку Дато, обвиняемый следствием в целом букете уголовных преступлений, начиная с рэкета, похищения человека, руководства преступной группировкой, употребления наркотиков и оказания сопротивления сотрудникам милиции при задержании.

Впоследствии, уже значительно расширив свою клиентуру и став защитником многих воров в законе, я уже четко представлял психологический портрет законника.

Многие легенды, связанные с наличием этого звания у многих уголовных профессионалов, в моих глазах претерпели резкое изменение.

Прежде всего хочу отметить, что законники никогда не употребляют термин «вор в законе». Вор в законе — это милицейский термин. Обычно, общаясь с ними, я не слышал, чтобы кто-то из них называл кого-либо так. Обычно это было обращение «вор», «жулик» или, в лучшем случае, «законник». Но сочетания «вор в законе» не было никогда.

Наверное, лица, пишущие на криминальную тему, специально употребляют этот термин, подчеркивая этим приверженность вора к соблюдению воровских традиций и понятий. Получалось — вор, соблюдающий закон. Можно привести и другую версию — человек, имеющий звание вора, как бы утвержденный воровским сообществом, иным словом, коронованный. Но эти версии так и остались невыясненными.

А пока мне предстояла первая встреча с законником. Прибыв в следственный изолятор Бутырка, я вскоре увидел своего клиента. Это был грузин лет тридцати двух, высокий, опрятно выглядевший, в дорогом, хорошо сидящем на нем спортивном костюме.

Он был тщательно выбрит, темные волосы причесаны, никаких татуировок на руках. Бросались в глаза красивые массивные кроссовки фирмы «Адидас» «Торшн», в то время рекламировавшиеся на телевидении, и чистейшие белоснежные носки. Тогда я не придал значения его опрятному виду, но потом, когда я общался со многими законниками, понял, что для них характерно иметь опрятный вид, то есть даже чисто внешнее превосходство перед другими арестантами.

Потом до меня доходили легенды о пребывании в заключении воров в законе — тот же Шурик Захар мыл камеру сначала собственноручно, а потом заставляя сокамерников поддерживать чистоту. Все это впоследствии оказалось реальностью.

Мой клиент вошел, мы поздоровались, я представился и начал разговор. Тогда по указанию моего старшего коллеги я должен был подготовить своего подопечного к очередному допросу, который должен был состояться через два дня. Необходимо было уточнить ряд позиций. Я достал блокнот и хотел было начать корректировку тех ответов на вопросы, которые могли возникнуть при допросе, но мой собеседник неожиданно, увидев мой блокнот, резко перебил меня и сказал, что никаких показаний на предварительном следствии давать не будет — только на суде. Я удивился — почему, какая причина?

— Масть обязывает, — сказал он, посмотрев на меня внимательно.

Я понял по его выражению лица, что никакого желания разговаривать со мной у него не было. Закрыв блокнот, я сказал:

— Хорошо, так и договоримся.

На следующий день состоялся допрос с участием следователей, который в принципе тут же и закончился, не начавшись, так как наш клиент моментально отказался давать какие-либо показания, аргументировав это тем, что все показания он будет давать на суде.

Мы уже хотели с коллегой выходить, как вдруг неожиданно Давид наклонился ко мне и попросил прийти к нему на следующей неделе — обязательно. Я пообещал.

За это время, готовясь к визиту, я совершенно случайно в одном из московских киосков купил книгу «Москва бандитская». Надо сказать, что выход этой книги наделал много шума в криминальной Москве, многие читали ее с большим интересом. Так получилось, что, придя к моему клиенту Дато, я взял эту книгу и, раскрыв ее в следственном кабинете, стал ожидать его вызова. Вскоре его доставили. Он так же опрятно был одет, так же чист и аккуратен.

Я отложил книгу, и Давид стал просить меня, чтобы я срочно связался с его женой, чтобы она подготовила ему медицинскую передачу. Неожиданно он бросил взгляд на книгу. Я увидел в его глазах интерес и предложил ему ее посмотреть. Он взял книгу и увидел там много фотографий, которые стал с интересом рассматривать.

— О, — говорил он, — этого я знаю… этого знаю…

Давид пытался вчитываться в текст. Я понял, что книга его очень сильно заинтересовала. Мне ничего не оставалось делать, как предложить взять ее почитать. Я поинтересовался, а можно ли ему пронести ее в камеру, на что Давид, улыбнувшись, ответил:

— Мне? Мне можно.

Прошла неделя. Я вновь появился в Бутырском изоляторе. Давид уже пришел ко мне в совершенно другом настроении. Он поблагодарил меня за книгу. Она ему в принципе понравилась. Он сразу попросил меня принести еще несколько книг — для таких же жуликов, которые сидят вместе с ним в Бутырке.

Я был странно удивлен, так как уже выступал в роли какого-то библиотекаря.

К тому времени в Бутырке сидели такие авторитеты, как Дато Ташкентский, Робинзон, Якутенок. Позже появился Петруха, ставший впоследствии моим клиентом.

Книги я принес и передал Дато. Вскоре, прочтя книгу «Москва бандитская» от корки до корки, я поинтересовался его мнением о ней. И вот тут началась наша своеобразная читательская конференция по поводу прочитанного.

Я сделал для себя очень много открытий в отношении воровской психологии, их понятий, законов, традиций и правил, которых они придерживаются, жизни, которую они ведут. Эти высказывания Дато, а впоследствии и Петрухи, совпадали с изложенным в подобных книгах, но кое в чем существенным образом отличались.

Так, например, я узнал, что понятия вор и жулик, которые употребляют законники в своем обиходном языке, имеют разные оттенки и могут употребляться в разных значениях. Что касается блатного языка, жаргона, или «фени», как мы его называем, то здесь тоже произошла определенная эволюция. Нельзя сказать, что все законники или авторитеты говорят только на фене. Наоборот, на воле, как показали мои наблюдения, они редко употребляют воровские выражения.

Конечно, когда они пребывают в следственном изоляторе, в тюрьме, то многие слова приобретают символику тюрьмы, без которых невозможно обойтись — например, шконка (кровать), хата (камера), малява (записочка) и так далее. Но говорить о том, что все законники говорят на стопроцентном блатном языке, было бы неверно. Наоборот, сейчас блатной язык стал адаптироваться именно к нашей, гражданской жизни.

И часто наше общество, особенно депутаты или иные государственные чиновники, с экранов употребляют как раз именно блатные термины — наезд, общак, разборка и так далее.

Следующим открытием было то, что все законники практически очень хорошо знают свою историю — историю возникновения воров и их традиции. Но, вместе с тем, на мой вопрос, когда же они возникли, законники, никто конкретной даты назвать не мог. Вероятно, никто и не знает, когда они возникли.

Скорее всего законники возникли в конце тридцатых годов, и появились они от тогдашних представителей преступного мира, называвшихся в то время паханами. Паханы, в свою очередь, произошли от жиганов.

Однажды при встрече с законником я попал на импровизированную лекцию о воровских понятиях. Не помню, какая причина послужила началом нашего разговора на эту тему, но она продолжалась более двух часов. А началось с того, что он сказал:

— Какая роль законников в преступности? Преступность всегда была и будет. Мы, законники, никакого вреда обществу не приносим, наоборот, являемся регуляторами. У нас больше запретов, чем возможностей. Вот, например, раньше законник должен был не работать, не служить в армии, не иметь прописки, семьи, не окружать себя роскошью, не иметь оружия, не прибегать к насилию, к убийству, кроме случаев необходимости.

Конечно, сейчас многие эти запреты сняты, ситуация изменилась.

Я спросил:

— А что необходимо для того, чтобы стать законником?

Законник сделал паузу, подумал и сказал:

— Это смотря в каком случае. Главное раньше было — иметь приверженность к воровской идее и определенный уголовный опыт, то есть количество «ходок». Сейчас уголовный опыт практически значения не имеет. Главное — законник должен выделяться из общей массы братвы, то есть иметь какие-то организаторские и психологические способности и, самое главное, не иметь косяков.

— Косяков? — переспросил я.

— Да, компрометирующих данных о себе.

— А как становятся законниками?

— Законниками становятся на основе так называемой коронации. Он получает масть законника. У нас много писали об этом.

Коронация — это вроде приема в партию: не менее двух рекомендаций от воров, это обязательная формальная процедура на каком-либо сходняке. На самом деле никто не может сказать, в какой обстановке должна проходить коронация.

Все мои клиенты, которых я спрашивал об этом, как-то уклонялись от ответа — у каждого была своя коронация.

Обычно на коронации человек получал определенную кличку и право нанесения воровской татуировки. Иногда звание законника можно и купить, внеся в общак значительную сумму денег. Таких людей, которые покупали звания, называли «апельсины» — в основном их покупают грузины. Но часто такое звание требовало подтверждения на зоне. Если человек не подтверждал этого звания, не заслуживал определенного уважения среди зэков, то его опускали в разряд мужиков. Это самая распространенная каста заключенных.

Воровские сходки

Воровские сходки являются весьма обычным и традиционным явлением в жизни криминального мира. Но ошибочно полагать, что на воровских сходках присутствуют только законники. Как правило, там участвуют и представители других каст криминального мира.

На таких сходках, как правило, обсуждаются вопросы, связанные с разделом сфер влияния, может быть коронация того или иного авторитета или процедура обратного свойства — развенчивания. Чаще всего на сходках разбирается смерть того или иного крупного авторитета.

Так, например, было и после убийства вора в законе по прозвищу Глобус, в апреле 1993 года. Крупнейшая сходка была после смерти Отари Квантришвили в апреле 1994 года. На сходке представители различных группировок или воровских течений в результате своего собственного расследования пытаются определить, какая группировка или какой конкретно воровской авторитет причастен к убийству.

Многие сходки заканчиваются достаточно печально для участников, то есть накрываются правоохранительными органами. Все лица, участвующие в них, задерживаются. К таким сходкам, участники которых были задержаны правоохранительными органами, а впоследствии получили большую известность, относится сходка в отеле «Солнечный» по поводу дня рождения Шурика Захара. Была также сходка в мае 1996 года в Сочи, приуроченная к смерти вора в законе Рантика Сафаряна. Тогда в Сочи собралось более 200 представителей уголовного мира. Проведением данного мероприятия руководил вор в законе по кличке Хасан. Но сходка закончилась тем, что все были разогнаны, причем в операции принимало участие 500 милиционеров.

Неудачей закончилась и крупнейшая сходка в Самаре, которая была проведена 18 января 1997 года. Один мой знакомый адвокат, который непосредственно принимал в дальнейшем участие в вызволении своего клиента, рассказывал вот что.

В Самару прибыли представители криминальных кланов Москвы, Санкт-Петербурга, Сочи, Саратова, Тюмени, Волгограда, Астрахани и даже Дальнего Востока. Всего на сходку приехало 23 вора в законе. Сходку организовывали самарские воры в законе — Анзор, Важа и Дудуки. Сценарий был разработан достаточно просто: все делегаты должны были собраться около гостиницы «Утеп», что на 23-м километре Московского шоссе, а затем на автобусе «Икарус» добраться до одного из домов отдыха, расположенного недалеко от города Тольятти, где намеревались спокойно поговорить. Однако, как удалось выяснить впоследствии, в гостинице была установлена милицейская засада. В течение двух часов оперативники ожидали, пока подтянутся все участники слета.

Вскоре к участникам сходки присоединился очень известный авторитет Амиран. Его привезли на достаточно дорогом «Мерседесе». Но из машины он не выходил, так как давно уже был парализован. Каждый участник сходки счел за честь подойти к нему, поздороваться, поинтересоваться его здоровьем. Со всеми он был весьма любезен.

Когда автобус должен был отъехать в ближайший дом отдыха, его неожиданно окружили милиционеры, заблокировав путь несколькими автомашинами.

Отряд СОБРа быстро проник в автобус. Вся операция заняла не более трех минут. Никто из участников сопротивления не оказал. Особенно негодовали представители грузинских кланов, ругались по-грузински на чем свет стоял. Оружия, наркотиков у приезжих найдено не было, но каждый имел много денег и мобильный телефон.

На том же «Икарусе» под усиленной охраной их доставили в Самару, где разместили в камерах следственного изолятора. Большая часть задержанных была отпущена после установления личности и так называемой профилактической беседы, однако пятерым было предъявлено обвинение по новой статье 210 ч.2 УК — организованная преступность.

В последнее время стало популярным устраивать такие сходки за границей, в частности, в Израиле, Швейцарии, Австрии, Чехии.

2 апреля 1997 года мне позвонил один из моих знакомых адвокатов и предложил участвовать адвокатом по защите одного из воров в законе, который был задержан в Москве за участие в воровской сходке. Тогда я узнал, что 2 апреля сотрудники Московского уголовного розыска разогнали одну из самых представительных за последние годы сходок, на которой присутствовали 10 воров в законе и 15 авторитетов грузинского сообщества.

Участники данного заседания намеревались обсудить недавнее покушение на грузинского вора в законе Захария Калашова (Шакро-младший), а также проблемы раздела сфер влияния. Кроме того, на повестке дня стояла коронация нескольких авторитетов. Но все они были задержаны представителями правоохранительных органов на территории детского сада, который в настоящее время арендует под офис одна из московских фирм.

Любопытно, что все проблемы воровской сходки обсуждались на втором этаже этого офиса. На первом же этаже работал полиграфический цех данной фирмы.

Председательствовал на сходке один из самых авторитетных грузинских воров, неоднократно судимый Милон Джелагония.

Собравшиеся пытались выяснить, кто заказал покушение на вора в законе Шакро-младшего, раненного 30 марта 1997 года, за несколько дней до сходки, и как отомстить обидчикам. Кроме того, на сходке люди обменивались информацией о подконтрольных коммерческих структурах. Последним вопросом стояла коронация нескольких участников сходки, но тут прибыл МУР. Примерно в пять часов вечера к офису подъехал микроавтобус, из которого выскочили спецназовцы, поднялись по лестнице и закричали ворам, чтобы все легли на пол и прижались к стене.

Для убедительности они несколько раз выстрелили в потолок. Большинство воров подчинилось, однако трое из авторитетов разбили окна и выпрыгнули на улицу. Убежать им не удалось. Задержанных обыскали. У некоторых нашли наркотики: героин, опий, гашиш. Остальных участников отвезли в ближайшее отделение милиции, где разместили в бывшей ленинской комнате.

Пока муровцы обновляли базы данных и по очереди фотографировали задержанных и снимали у них отпечатки пальцев, задержанные не без интереса изучали стенгазету, которая рассказывала о милицейских буднях. После того как задержанных зарегистрировали, большинство из них отправилось по домам. Наше участие оказалось ненужным, и мы так и не прибыли на место задержания, поскольку нам по телефону дали отбой.

В последнее время в средствах массовой информации, а также в специальной литературе, которую пишут люди, занимающиеся изучением российского криминала, муссируется постоянно тезис о том, что многие воры в законе отступили от своих старых воровских традиций.

В связи с этим их авторитет в криминальной среде резко снизился. Даже Главное управление по организованной преступности МВД (ГУОП), проанализировав деятельность российских воров в законе, пришло к выводам, которые оказались достаточно интересными.

Так, если верить этому ведомству, за последний период количество воров в законе возросло в шесть раз, а уровень их авторитета в криминальной среде значительно снизился.

Правоохранительные ведомства даже утверждают, что в настоящее время в России действует более трех тысяч воров в законе, а еще три года назад их было не более 400. Приводится цифра, что в последние годы ежегодно коронуется, то есть проходит процедуру утверждения в звании на криминальной сходке 40 — 50 человек, ранее же короновали не более 6 — 7 авторитетов в год.

Кроме того, резко снизился средний возраст воров в законе. Действительно, большую часть пополнения сейчас составляют молодые, которые в прежние времена на вершину уголовной иерархии попасть практически не могли. Конечно, были и исключения — это коронация молодого авторитета Калины, по протекции Вячеслава Иванькова — Япончика.

Аналитики ГУОПа отмечают, что титул вора в законе с каждым годом становится все легче купить. И что любопытно, покупают титулы главным образом выходцы из Грузии.

За коронацией в раннем возрасте иногда наступает и смерть. Я прекрасно помню, как в начале 1997 года, посещая следственный изолятор Бутырка, я от людей, работающих там, узнал, что умер в Бутырке вор в законе Григорий Серебряный. Он был коронован вором в законе в сравнительно раннем возрасте — в 25 лет. Тогда ходили слухи, что он откровенно пренебрегал воровскими традициями — был примерным семьянином, имел жену и двух дочерей, не гнушался лично «ходить на дело».

Кое-кто даже поговаривал, что Серебряный купил воровское звание, хотя, надо сказать, на самом деле у Григория Серебряного был уже достаточный уголовный опыт. Он отсидел три года в зоне за тяжкие телесные повреждения, а чуть позже — небольшой срок за хранение оружия. Кроме того, говорили, что Серебряный руководил небольшой преступной группировкой в районе города Долгопрудный, которая контролировала несколько коммерческих структур.

Задержали Серебряного в начале 1995 года с людьми его группировки по факту вымогательства денег у одного из коммерсантов. В марте 1995 года его задержали сначала на 30 суток по указу о борьбе с бандитизмом и поместили в ИВС на Петровку, а после направили в Бутырку, в камеру для криминальных авторитетов, то есть на «спец». Находясь под следствием более двух лет, в возрасте 27 лет Григорий Серебряный неожиданно умирает в камере. По заключению тюремных медиков, он скончался от сердечной недостаточности. По оперативным данным, которые известны от работников следственного изолятора, Серебряный часто баловался наркотиками, и не случайно, вероятно, они утверждают, что смерть наступила от передозировки наркотиков. Хотя адвокат Серебряного Алла Шиян утверждала, что ее подзащитный никогда не жаловался на здоровье.

Важным воровским правилом является то, что вор в законе не должен участвовать в совершении какого-либо конкретного преступления. Более того, он не имеет права носить с собой оружие. Если верить статистике правоохранительных органов, за минувшее десятилетие никто из воров в законе не был обвинен в убийствах и других тяжких преступлениях. Хотя, конечно, бывают иногда случаи, когда некоторые из них попадаются на совершении какого-либо конкретного преступления, например, грабежа или вымогательства.

Другим неписаным правилом в воровском мире является правило — ни при каких условиях не общаться с представителями правоохранительных органов, а иногда даже и не давать показаний в период следствия. Нужно отметить, что отступления от этого правила существуют. Я не раз видел такую картину, когда многие криминальные авторитеты, воры в законе охотно разговаривают с сотрудниками следственного изолятора. Да и что же тут предосудительного, в этих разговорах? Говорят, что многие из них во время своего дежурства приходят в камеру попить чай, покурить, поговорить за жизнь. На самом деле такое общение за рамки обычного бытового разговора не выходит. Ведь никто не собирается вербовать вора в законе или собирать через него компромат на других воров.

Важной особенностью многих воров в законе является хранение так называемого общака. Общак — святое понятие в любой криминальной структуре. Он представляет собой деньги, собранные для финансирования членов преступных группировок, оказавшихся в тяжелом положении: под следствием, в тюрьме, на поселениях, в больнице, или для финансирования процедуры захоронения. В последнее время все чаще стали направляться так называемые косяки в отношении многих воров с подозрением в растрате общаков.

Между тем, как говорят сами законники, помимо коронации, существует совершенно противоположная система — процедура раскороновывания, или развенчивания воровского звания. Один законник говорил, что в этом году этой унизительной процедуре было подвергнуто 5 человек. Нельзя, по тем или иным причинам, называть имена лиц, которые попали под эту процедуру. Можно только сказать, что один из них был грузин, а двое — русские. Все они были наказаны за нарушение воровских законов.

Лесик

Еще одним делом, в котором я должен был участвовать, было дело славянского законника — вора в законе Алексея Ивановича Матюнина по кличке Лесик, проживающего в Туле. Тогда один из клиентов, по рекомендации другого клиента, попросил взять его защиту. Нужно было на следующий день выезжать в Тулу. Лесик обвинялся в незаконном хранении наркотиков и патронов — традиционное обвинение воров в законе.

На следующий день я проснулся рано утром, так как до Тулы надо было ехать более трех часов. Жена попросила меня выгнать машину из гаража. Тогда я еще не знал, что ее будущая поездка на этой машине резко изменит мои собственные планы.

Лесик относился к ворам, живущим по законам, выработанным за десятилетия существования «ордена» воров в законе. Такие законы строго определены. Вор не должен был иметь собственности, участвовать в политике, непосредственно заниматься коммерцией. Он должен был служить только интересам братства воров в законе, быть справедливым в разрешении споров, помогать тем, кто находится в местах лишения свободы, и, самое главное, устанавливать и поддерживать традиционные законы и понятия.

Я знал, что в Туле меня должны были встречать друзья законника, которые тоже жили по понятиям и законам воровского мира, то есть заботились друг о друге, когда кто-то из них попадал в беду.

Я доехал до Тулы, и мне необходимо было найти небольшой ресторанчик, в котором должна была состояться наша встреча. Остановив свою машину, я спросил у одного из жителей Тулы, как проехать к этому ресторанчику. Горожанин с охотой согласился меня проводить туда. Он сел ко мне в машину, и мы поехали. Пришлось поддерживать беседу. Вскоре я узнал, что мой попутчик работает на Тульском оружейном заводе. Я поинтересовался:

— А оружие воруют?

— Раньше, — сказал мой попутчик, — когда завод выпускал автоматы «АКС-74У», детали этих автоматов очень активно воровали. Но затем это оружие было снято с производства. Сейчас мы выпускаем в основном охотничьи ружья и автоматы «клен» и «кипарис», а также сигнальный револьвер «РС-01» и газовый «скат».

Вскоре я узнал, что эти автоматы предназначены для спецназа МВД, ФСБ и Министерства обороны. Кража деталей для них практически невозможна, так как на все комплектующие ставятся номера и каждый мастер, работающий на сборке оружия, проходит контроль ФСБ и ВОХР, а также собственной службы безопасности завода. Поэтому сейчас, как сказал мой попутчик, с оружейных заводов Тулы пытаются выносить только комплектующие для охотничьих ружей, а также газовые и сигнальные пистолеты.

Я поинтересовался, продают ли оружие в Туле. Мой попутчик сделал паузу, как бы оценивая меня, потом сказал:

— Говорят, продают. Автомат можно купить за полторы-две тысячи долларов…

Вскоре мы подъехали к ресторанчику. Там меня уже ждала достаточно представительная делегация — человек шесть. Один из них, солидный мужчина среднего возраста, подошел, протянул мне руку и представился:

— Георгий.

Мы прошли в ресторан, сели за столик, заказали кофе, и Георгий сказал, что надо подождать еще одного маститого адвоката, который должен был приехать из Москвы.

Георгий начал рассказывать мне о деле, связанном с задержанием Лесика. Неожиданно у меня зазвонил мобильный телефон. Я удивился — надо же, телефон системы GSM, а работает в Туле! Сняв трубку, я услышал незнакомый мужской голос. Он назвал меня по имени-отчеству, как бы проверяя, тот ли человек у телефона, а затем сообщил, что только что на автомобиле задержана моя жена и сейчас она дает показания в одном из отделов криминальной милиции. Незнакомый человек, как я понял, являлся сотрудником милиции. Он предложил мне приехать в этот отдел, так как жена просила сообщить мне о ее задержании.

После такого неожиданного сообщения мои планы пребывания в Туле резко изменились. Мои собеседники поняли, что случилось что-то серьезное. Георгий поинтересовался, что случилось, почему ее задержали.

— Не знаю. Она ничем таким не занимается, является просто домохозяйкой, не работает. Не знаю, что случилось, но что-то серьезное.

Георгий сказал, что если такая ситуация, то мне лучше вернуться в Москву и заняться собственными проблемами. Они не возражали против этого, тем более что уже подъехал мой коллега.

Мы попрощались, я сел в машину и поехал обратно.

Всю дорогу я пытался обдумывать возможные варианты задержания жены. Не так давно закончилось крупное дело, связанное с одной из активных преступных группировок, членов которой я защищал. Может быть, это была месть ментов, подкинувших моей жене патроны или наркотики? Я старался не думать об этом.

До Москвы я доехал достаточно быстро, хотя, надо сказать, был полдень, а значит, интенсивное движение.

Оставив машину буквально в нескольких метрах от входа в здание криминальной милиции, я вошел внутрь и поинтересовался у дежурного, в каком кабинете находится моя жена. Он назвал мне номер. Я постучался туда и открыл дверь, но там оказался замначальника криминальной милиции. Он посмотрел на меня вопросительно, но показал на стул и сказал:

— Проходите, садитесь.

Я был немного удивлен, что он даже не спросил, кто вошел к нему в кабинет.

Я молча сел. Он сказал:

— Прежде чем вы встретитесь со своей женой, я бы хотел допросить вас.

— В качестве кого? — спросил я.

— В качестве свидетеля, — улыбнувшись, сказал он.

— Интересно, по какому делу?

— Сейчас все узнаете.

Он достал лист бумаги и стал записывать.

— Итак, скажите, при каких обстоятельствах вы получили автомобиль марки «Мазда» за номером таким-то?

Я находился в замешательстве.

— А что случилось?

— Сначала давайте ответим на вопросы, которые я вам задам. Вам это хорошо известно как адвокату.

Я рассказал. История была достаточно простая. Дело в том, что один из моих клиентов перед отъездом на долгое время за границу доверил мне свой автомобиль на хранение с разрешением им пользоваться, выдал соответствующую доверенность, которая была оформлена в нотариальном порядке.

— А когда вы видели этого клиента в последний раз? — спросил замначальника.

— А что? Какое это имеет значение?

— Вы должны знать, что ваш клиент находится в федеральном розыске.

«Вот в чем дело! — подумал я. — Значит, все связано с моим клиентом!»

— Соответственно, — продолжал замначальника, — на машину, на которой он ездил, — а она была засвечена, как вы понимаете, — мы поставили «сторожок», то есть объявили розыск.

— Понятно, — сказал я. — Таким образом, машина была в розыске, и вы задержали мою жену.

— Да, так и есть, — сказал замначальника.

— Но, насколько мне известно, машина чистая, не угнанная. Я проверял ее через ГАИ.

— Нет, тут проблем никаких нет. Машина никакого криминального шлейфа не имеет, кроме одного — на ней ездил бандит, которого мы ищем.

— Ну, — сказал я, сделав паузу, — тогда все проще.

— Да нет, не совсем. Дело в том, что сейчас эту машину тщательно обыскивают, — он помолчал, — и я думаю, что к концу нашей с вами беседы результаты обыска уже будут готовы.

Таким образом, замначальника намекал мне, что если беседа окончится без пользы для него и никакой информации от меня он не получит, то не исключена возможность, что в этой машине может быть найдено что-то криминальное. Поняв возможность провокации со стороны правоохранительных органов, я продолжил:

— Вам, наверное, хорошо известно, что мы не являемся владельцами этой машины — ни я, ни моя жена, и что вы там найдете криминального, мы к этому отношения не имеем. И прошу эти слова занести в протокол.

— Что же вы так плохо о нас думаете? Если там ничего криминального нет, то мы ничего и не найдем. А если есть, тогда, уж извините, будем разбираться, имеете ли вы к этому отношение или нет. Кстати, где ваш клиент находится сейчас? — как бы между прочим спросил начальник.

— Я не знаю, где он находится, и я живу по принципу: меньше знаешь — крепче спишь. Он мне не звонил, когда собирается приезжать — я тоже не знаю. Своими планами он со мной не делился, да я и не интересовался этим.

Формальный допрос закончился, беседа начала принимать традиционный характер, типа морали, которую можно выразить одной фразой: как вы можете защищать таких бандитов?! На это у меня имеется такой же традиционный ответ: рано или поздно всех надо защищать, что эта защита гарантирована государством и закреплена в Конституции, и я выполняю свои служебные обязанности. А что касается моего личного участия в этом деле, то пусть не я, пусть придет другой адвокат, — какая разница, кто это будет делать?

— Все это так, — согласился со мной начальник.

Вскоре в кабинет вошел какой-то оперативник и сказал, что машина чистая, ничего не найдено. Слава богу, подумал я, что дело на этом закончено!

Конечно, три или четыре часа, проведенные в криминальной милиции в неизвестности, наложили отпечаток на мое психическое состояние. «Такая уж у меня работа!» — думал я, выходя с женой из здания криминальной милиции.

Петруха

Другим законником, с которым мне, как адвокату, пришлось тесно работать в качестве защитника, был представитель воров славянского крыла, Петр Козлов по кличке Петруха. Основанием для участия в качестве защитника было возбуждение уголовного дела еще весной 1996 года.

Тогда Петр Козлов ехал на своем «Мерседесе» и неожиданно в районе Киевского вокзала был заблокирован несколькими машинами правоохранительных органов, в одной из которых находились руоповцы и отряд СОБРа. Петруха попытался уйти, но тогда был открыт шквальный огонь, в результате чего «Мерседес-600» потерял управление и врезался в столб. Всего потом было найдено около 20 гильз от патронов.

Из находившихся в машине никто не пострадал, поскольку она была бронированной. Милиционеры тут же обыскали машину и нашли пистолет «ТТ». Это послужило основанием для задержания Петрухи и препровождения его в следственный изолятор Бутырку.

Когда я впервые увидел его, то это был мужчина лет сорока, невысокого роста, худощавый, с короткой стрижкой. Лицо достаточно простое.

Мы поздоровались, я наклонился к его уху и прошептал, от кого я направлен в качестве адвоката. Такая процедура являлась обязательной, поскольку у клиента, если он не знает адвоката, всегда возникают сомнения, не является ли тот «засланным казачком», то есть адвокатом со стороны правоохранительных органов. Поэтому в качестве пароля в этом случае являются имена тех людей, которые адвоката приглашают и которых, естественно, подозреваемый хорошо знает.

Затем мы разговорились. Я узнал, что он провел долгое время в местах лишения свободы и был дружен с такими известными ворами в законе, как Огонек, Степа Муромский, основатель мазутинской бригады Петрик, Дзенелидзе, Лесик, а также многими другими.

Впоследствии он рассказывал о своем друге — Гураме Баланове, которого, по словам Петрухи, лично короновал в городе Орске, откуда сам он был родом.

Однако, несмотря на то что Петруха имел уголовный опыт и знал многих авторитетов, он принадлежал к ворам так называемой новой формации. Он не употреблял наркотиков, мало пил и постепенно отошел от криминала. В ходе общения с ним я узнал, что Петруха достаточно плотно занимается бизнесом. Он и его команда взяла под опеку поставку в Звенигород товаров народного потребления, продуктов питания, стройматериалов. Петруха фактически был владельцем нескольких фирм, специализирующихся на торговле нефтепродуктами. Кстати, в этом нефтяном бизнесе ему активно помогал Гурам Баланов.

Петруха со своими людьми в основном базировался в подмосковном городе Звенигороде, хотя впоследствии я узнал, что, несмотря на то что бригада Петрухи находилась в Звенигороде, там действовали еще две группировки. Но они с ним мирно уживались. Хотя, говорят, у Петрухи были враги, тем не менее последнее время он, отойдя от криминальных дел, жил спокойно и тихо в Звенигороде и не высовывался, занимался коммерческими делами.

Вскоре со своим коллегой, адвокатом из Подмосковной коллегии адвокатов, мы стали активно разрабатывать позицию защиты Петрухи на суде. При этом мы стали собирать всевозможные справки, документы, свидетельствующие о невозможности пребывания его в следственном изоляторе, то есть об изменении меры пресечения. Но тут произошли события, очень повлиявшие на первую попытку освобождения его из-под стражи. Петруха осуществлял к тому времени связи с другими ворами, в том числе с моим другим клиентом Дато. Первая попытка, при которой мы могли освободить Петруху, неожиданно окончилась ничем.

Сейчас трудно сказать, как и почему это получилось. Но на меня вышел человек, который назвался другом Петрухи, принадлежащим к другой группировке, и попросил встретиться со мной. Я был удивлен такой неожиданной инициативой. Откуда он мог все знать? Может быть, оттого, что какая-то информация все же просвечивается и определенные адвокаты находятся на виду? Или оттого, что он видел меня в Бутырке вместе с Петрухой? Но каким-то образом информация о том, что я являюсь адвокатом Петра Козлова — Петрухи, у него была.

При встрече мой собеседник сказал, что он нормально относится к Петрухе, что никаких претензий к нему не имеет, но в то же время он обладает информацией, что мы сейчас предпринимаем попытку, и, вероятно, не только мы, но и другие люди, досрочного освобождения Петрухи из-под стражи, то есть изменения ему меры пресечения.

— Так вот, — сделав паузу, сказал мой неизвестный собеседник, — конечно, решать ему, но я обладаю информацией, что у Петрухи есть серьезный конкурент и противник. — Он назвал его имя. — Он имеет претензии к Петрухе. И если сейчас он выйдет из Бутырки, то не исключается, что на него может быть совершено покушение. Пожалуйста, — попросил он меня, — скажите ему об этом, пусть он сам решает.

Мне такой разговор показался достаточно странным. Я долго потом думал и анализировал, почему этот человек выдал такую информацию, какую цель он имеет, может, это провокация. Я долго думал, говорить ли Петрухе об этом, и все же решил сказать.

Петр промолчал, видимо, оценивая полученную информацию, и попросил меня прийти через несколько дней. А когда я пришел, сказал:

— Да, пожалуй, торопиться не будем. Отложим вопрос об освобождении на некоторое время. А там мои пацаны пробьют ситуацию.

Так и решили.

Вскоре Петр Козлов был переведен из Бутырки в следственный изолятор «Матросская тишина», где был помещен в специальный отсек — больничку.

Через некоторое время суд освободил Петра Козлова из-под стражи. Потом, когда он вышел на свободу, я думал, что произойдет обычная история. Ведь обычно клиенты забывают про своих адвокатов. Не секрет, что к адвокатам, как и к врачам, люди обращаются только в период несчастья.

И я был очень удивлен, когда в моей консультации раздался телефонный звонок. Мне звонил Петр Козлов и просил о встрече. На следующий день мы с ним встретились в одном из уютных кафе.

Петр подъехал на шикарном «шестисотом» «Мерседесе». В кафе, помимо него, вошли еще двое охранников, а какие-то люди остались сидеть в машине. Петр был в элегантном темном костюме, в темной рубашке.

Я удивился, насколько люди меняются после выхода на свободу, то есть от того серого, незаметного человечка, которого я видел в Бутырке, не осталось и следа. Он был аккуратно выбрит, с хорошей прической, весел и свеж. Вместе с Петрухой на встречу приехал и его крестник — Гурам Баланов.

Основная тема нашей беседы была именно консультация по вопросам бизнеса, точнее, нефтебизнеса. Они разработали новый проект, который хотели осуществить. Но возникли некоторые вопросы, которые они хотели бы со мной обсудить.

Мы долго разговаривали. Из нашего общения я понял, что Баланов действительно был коронован лично Петрухой и он являлся его опекуном. Хотя какой может быть опекун у вора в законе? Конечно, это только условное название. Но тем не менее Баланов к Петрухе относился уважительно.

Тогда я еще не знал, что через несколько месяцев оба они погибнут — один естественной смертью, другой будет застрелен.

После этой встречи они ко мне не обращались, и я совсем уже стал забывать об этом, как в сентябре 1997 года, отдыхая в подмосковном пансионате в районе Звенигорода, совершенно случайно узнал, что в воскресенье в результате дорожно-транспортного происшествия разбился насмерть Петр Козлов — Петруха.

Я долго думал, идти на похороны или нет. Обычно не принято, чтобы адвокаты ходили на похороны своих клиентов. Но учитывая то, что похороны проходили буквально в нескольких километрах от моего пансионата, я все же решился на это.

Я набрал телефон Петра, и ответил мужской голос — вероятно, это был кто-то из его помощников. Я представился, спросил, когда можно приехать проститься с Петром. Мне ответили:

— Приезжайте завтра в Успенский собор, часов в двенадцать. А похороны будут на городском кладбище Звенигорода.

Около двенадцати я был в Успенском соборе. Он представлял собой типичную подмосковную церквушку. Меня поразило обилие людей и машин для такой сравнительно небольшой церкви. Провожать вора в законе в последний путь приехало больше сотни человек. Двор собора был заполнен практически полностью. Недалеко, на небольшой улочке, стояло бесчисленное множество автомобилей самых разных марок — в основном джипы, «Мерседесы», много других иномарок.

Вскоре я обратил внимание, что возле церкви находилось много братвы, особенно из Петиной бригады, одинцовской и кунцевской группировок. Конечно, похороны Петра Козлова значительно уступали похоронам, скажем, Отари, которые проходили в Москве, но они тоже были довольно пышными.

Мне было хорошо известно, что процедура похорон также является одной из традиций воровского мира — хоронить вора в законе с большими почестями. Вероятно, в этом был какой-то то ли идеологический, то ли христианский смысл, но практически любые похороны того или иного уголовного авторитета всегда были достаточно помпезным явлением.

Другой традицией было участие в похоронной процессии работников правоохранительных органов, оперативников. Их, переодетых в гражданское, без труда можно было вычислить в разношерстной толпе. Непонятно только, какую функцию они выполняли — то ли наблюдали за общественным порядком, то ли собирали информацию в криминальное досье. Но тем не менее порядок на похоронах Петра Козлова поддерживался на достаточно высоком уровне. И этот порядок обеспечивали не работники милиции, а друзья Петрухи.