За счастьем

Глава I

<…>

Очень было грустно вспоминать об исчезнувшем швейцарском синьоре.

В сумерки он имел обыкновение обедать за одним из столиков на улице возле «Гамбринуса», а мальчики в это время забавляли его своими шутками. Лакеи в черных фраках злились, что по желанию одинокого иностранца должны были терпеть присутствие оборванцев возле нарядного ресторана.

Сколько людей из разных стран перевидали представления трех мальчиков и их собаки!

За прекрасно накрытыми и блестевшими хрусталем и серебром столами присаживались славяне с добродушными, открытыми лицами, приходили сюда и вечно сдержанные англичане, и плотные немцы с красными щеками, и разные другие иностранцы. Часто в ресторан являлась и веселая неаполитанская молодежь. Три мальчугана, возбужденные собственной изобретательностью и многочисленным обществом, были неутомимы. Когда же один из лакеев, по имени Раймонд, захотел все-таки прогнать оборванцев, господин Калондроне вступился за них.

— Мне кажется, что улица принадлежит всем, и я не понимаю, почему вы прогоняете мальчиков с их собакой.

— Но они могут обеспокоить… — начал было лакей.

— Обеспокоить, кого? — остановил его Калондроне. — Мне кажется здесь они всех только забавляют. Продолжайте, я вас прошу, — обратился он к мальчикам.

И Раймонд должен был замолчать. А через несколько дней он же с удовольствием сообщил мальчуганам об от езде иностранца.

И вот они бредут, как побитые о собачонки, бредут, огибая огромный фонтан на городской площади между церковью св. Франциска и королевским дворцом.

И вот они бредут, как побитые собачонки.

Смеркается. Осенний воздух прозрачен и прохладен. Они идут медленно с опущенными головами и не говорят ни слова. У идущего впереди озабоченное и недовольное лицо. Цвет этого лица шоколадный, быть может, от природы, а, может быть, и от того что мальчуган не очень-то долюбливает умываться. У него пара черных, дьявольски-беспокойных и смышленых глаз, вздернутый насмешливый нос, очень подвижной рот и большая голова с целым лесом курчавых волос. Он выше своих товарищей. Ноги у него босые. Одет он в какое-то подобие халата, который висит лохмотьями, начиная от пояса. На голове франтовски посажено воспоминание соломенной шляпы. Зовут его Тотоно (Антонио). Другой, самый маленький, белокурый и тонкий, похожий на переодетую девочку. Он почти тонет в своей заплатанной охотничьей куртке коричневого бархата. Из воротника высовывается круглая головка с белокурыми вьющимися волосами. Щеки у него чуть-чуть розовые, и глаза напоминают глаза синички. На макушке шляпчонка из черного плюша. Края ее опущены, и она имеет вид опрокинутой воронки. Зовут мальчугана Таниэлло (Гаэтано). Он очень добр и товарищи ему покровительствуют. Последний из трех мальчуганов, худой чертенок, ловкий, настоящий акробат и необыкновенно изобретательный на всевозможные выдумки. Он увлекается всем, что только может дать хоть минуту веселья. Рот его, похожий на разорванный башмак, вечно смеется. Он непостоянен, легкомыслен и от природы большой чудак. На голове его нет и признака шляпы. Одежды — кроме рубахи до колен — никакой. Его круглая, вечно движущаяся голова, напоминает голову жаворонка. Черты лица едва намечены, а в веселых глазах, неизменно насмешливое выражение. Зовут его Дженарино (Дженарро). Между ног мальчишек скачет, виляя хвостом, старый пудель, печальный, жалкий, вечно голодный, с всклокоченной грязной шерстью. Он без устали облизывает пыль и грязь с босых ног своих хозяев. Зовут его «Прыгун». Название это он получил за свои превосходные прыжки.

У каждого из мальчуганов есть все-таки и близкие.

У Тотоно, который на 29 дней в месяц покидает зловонную каморку в захолустье Неаполя, есть мать, злая нищенка. Она целый день ходит просить милостыню с сестрой Тотоно, маленькой Анджиолиной, прелестным созданием, таким же веселым, как и ее брат. На углу каждой улицы Анджиолина обязана хныкать и стонать, чтобы разжалобить, проходящих.

Тотоно любит сестренку и часто приносит ей подарки: кусок миндального пирожного, карамельку, апельсин или грошовую безобразную куколку. Анджиолине тоже кое-что перепадало от щедрот Калондроне. А теперь?

У Таниэлло — тетка, настоящая ведьма и, по всей вероятности, дальняя родственница дьяволу. Беззубая, горбатая, кривая, с хриплым голосом, она вечно бранится я злится. Но с помощью друзей Таниэлло удрал от тетки, которая готовила ему участь бедной Анджиолины.

У Дженарино — собака, больше никого.

Итак, они шли молча и даже не поднимали опущенных голов, чтобы взглянуть друг на друга.

А ресторан, оставшийся за ними, уже начинали освещать. Вот сейчас вспыхнут в нем и возле него все огни. Но ресторан с его веселыми огнями стал вдруг только одним печальным воспоминанием для мальчуганов.

А еще вчера синьор Калондроне сидел там за своим столиком, только вчера придумали они поразить его новой сценкой. На глазах зрителей три актера и их собака, распластавшись на животах по земле, изображали высасывающий насос: вытащили губами и языками все содержимое большой и глубокой миски с макаронами. А как это было вкусно! Малыши были всегда голодны, и это представление доставило им самим большое удовольствие. А как смеялся синьор Калондроне!

И сколько денег им надавали! Как жаль, что они в тот же день все истратили. Не сберегли, как есть, ничего. После всего пережитого им больше не хотелось смотреть на ресторан.

— Уйдем отсюда, — грустно предложил Тотоно.

Ни слова ему не сказав в ответ, оба его товарища стали спускаться за ним по улице к морю. Тотоно хотел отдохнуть на набережной возле самой воды. Они уселись на одном из выступов каменной набережной. Почти горная вода отражала золотые звезды. Волны глухо плескались о камень.

— Тяжелое наступило для нас время, друзья! — начал Дженарино. — После сладкого — горькое покажется особенно горьким…

Продолжать ему помешал собачий вой. Не выдержав, «Прыгун» стал подвывать от голода.

— Молчать! — прикрикнул на него Дженарино и дал ему пинка.

Собака, которая, по всей вероятности, вместе со своими хозяевами тоже оплакивала иностранца, присела и продолжала подвизгивать уже не так громко.

— Итак, друзья мои, — продолжал Дженарино, — наш дорогой иностранец уехал!

Эта полная глубокого значения фраза, которую Дженарино произнес не хуже любого оратора, достигла своей цели. Маленький Таниэлло разрыдался. Дженарино довольный собой продолжал:

— Мужайтесь! Боритесь с унынием!

Речь Дженарино напомнила всем о том, что он взял несколько уроков дикции, то-есть выразительного чтения в театре марионеток. В темноте раздался его преувеличенно взволнованный голос, мелькали все время жестикулирующие руки. Дженарино в эту минуту до такой степени напоминал марионетку, что хотелось разглядеть, где же нити, приводящие в движение его члены и где спрятан говорящий за него человек.

— Разве великие полководцы, рыцари круглого стола, Неистовый Орландо и все другие знаменитые мужи, разве все они когда-нибудь теряли мужество. Отвечайте, товарищи.

— Да замолчи! Довольно я от тебя наслушался всякого вздора, — вдруг оборвал его речь Тотоно.

Наступило молчание. Его нарушил жалобный плач и тихий голос:

— Умираю. Мне так хочется есть! — пропищал Таниэлло.

Ему никто ничего не ответил. Молчание стало еще томительнее.

— У тебя, кажется, была какая-то мелочь в кармане, Тотоно, — вдруг спросил Дженарино небрежным тоном большого барина.

Тотоно сердито пожал плечами. У него не было не только денег, не было даже и кармана. Дженарино больше уже ни о чем не спрашивал. Наплакавшийся Таниэлло едва слышно вздыхал. Тотоно весь сжался и превратился в комочек. Собака, всегда разделявшая настроение своих хозяев, тихонько и жалобно подвизгивала.

Глава II ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ

— Эй, что вы там делаете, мальчуганы? — окликнул их стоявший на посту таможенный сторож.

— Мы умираем с голоду, — объявил Дженарино таким голосом, точно не придавал этому особенного значения.

— Вот так штука! — засмеялся сторож и швырнул мальчуганам ломоть хлеба.

«Прыгун» бросился к хлебу, но Дженарино дал ему такого пинка, что собака очутилась в воде. Она быстро выбралась оттуда, менее грязная, но еще больше голодная, чем была.

Дженарино схватил хлеб и проворно разделил его на три равные части. Так они втроем и поужинали.

Так они втроем и поужинали.

Собака больше не выла. Она огорчалась и негодовала, на этот раз уже молча. Дженарино отлично понимал ее настроение. Покончив с хлебом и тщательно подобрав последние крошки, он обратился к товарищам:

— Несчастное животное! — произнес он сильно растроганным голосом. Ему хотелось разжалобить Тотоно и Таниэлло. Но те не поддались и продолжали уписывать хлеб.

Когда же с хлебом было покончено, Тотоно заявил:

— Тяжелые дни наступают для нас. Особенно трудно, конечно, будет отвыкать от некоторых привычек. Мы привыкли за последнее время подкармливаться остатками от обеда синьора Калондроне. Помните, как он частенько заказывал для нас отдельные кушанья. И денег от него нам немало перепадало.

— Ну, а теперь — зубы на полку и ничего больше, — вставил Дженарино.

— Не мешай! — остановил его Таниэлло. Он внимательно слушал Тотоно. Ему почему-то казалось, что никто, как Тотоно, может их выручить.

— Я хотел сказать, что вернуться к прежней жизни, к той, какой мы жили до иностранца, мы не можем. Довольно мы намучились.

— Да, довольно намучились, — подтвердил Таниэлло. — А не поискать ли нам другого иностранца! — вдруг, весь просияв, предложил он…

— Чего лучше! А только ты думаешь, что много таких, как синьор Калондроне? — насмешливо спросил Дженарино. — Нет, голубчик, мало таких, как он. Он был единственным. Уж я ли не пробовал подделаться к каким-нибудь иностранцам. Хотел у них выклянчить хоть окурок сигары. Куда там! Ничего кроме пинков, колотушек и брани. Поверь мне, глупыш, все эти басни про неаполитанских мальчиков, которых увозят с собой богатые иностранцы, — одно вранье. Теперь этого уже нет, не случается.

— А случается, что вдруг дадут тебе по уху, да еще палкой, — вставил Тотоно. — Недавно один англичанин здорово угостил меня. Я подошел к нему попросить денег, а он подумал, что я собираюсь залезть в карман. Так шрам у меня и остался.

— Просто не понимаю, что нам и делать, — сказал Таниэлло.

— Давайте торговать спичками, — предложил Тотоно.

— Тоже придумал! Кому будешь продавать-то? Мало их продают!

— Может-быть, торговать газетами?

— Кто тебе даст газет? Нужны деньги, чтобы заплатить. Так никто не даст?

— Не пойти ли нам в ученье? В какую-нибудь мастерскую? — предложил Таниэлло.

— Только этого не хватало. Пинки, колотушки, усталость, жизнь впроголодь…

— Видно, придется просить милостыню. Один будет у нас слепцом, другой калекой, третий дурачком.

— Чудесная жизнь! Завидное существование! Ну, и придумал!

У Таниэлло опустились руки. Недоверие товарищей к его планам привело в уныние мальчика. Он сел на ступеньку, обхватил руками колени и опустил на них голову. Все молчали. В ночной тишине только раздавались шаги таможного сторожа и унылый гул волны. «Прыгун» не двигался. Он заснул от голода и вряд ли ему снились веселые сны.

— Товарищи! — вдруг сказал Тотоно и быстро поднялся со своего места. — пройдемте на улицу Карачиолло! Здесь мы все равно ни до чего не додумаемся!

«Прыгун», не слыша больше голосов, проснулся, огляделся, понюхал воздух и бросился со всех ног догонять хозяев.

Все четверо шли очень быстро, направляясь к людной ярко освещенной улице, где помещалось здание театра. Свет, доносившаяся музыка и шумная толпа сразу ободрили мальчуганов. Особенно оживился Тотоно.

— Ну, чего повесили носы! — воскликнул он. — Давайте, братцы, жить весело!

— Чего лучше! Недурно придумано, — откликнулся Таниэлло. — Только вот, как бы это устроить. Ведь синьора Калондроне уже нет.

— Ах, пустяки! Все можно, пока человек жив, — уверенно заявил Тотоно. — Ты говоришь — Калондроне уехал. Прекрасно! Но почему бы нам не разыскать его?

Сразу остановились Таниэлло и Дженарино. Вытаращив глаза, смотрели они на Тотоно. Они не понимали: шутит он или говорит серьезно.

— В Швейцарии? — насмешливо спросил Таниэлло.

— Может-быть, в Женеве? — добавил в тон ему Дженарино.

— Да, в Швейцарии, да в Женеве. Может быть, вы думаете, что Швейцария на краю света.

— Мне думается, что если идти все прямо-прямо, можно добраться куда угодно, — нерешительно проговорил Дженарино.

— Нечего раздумывать! В путь — и кончено!

— А деньги?

Но Тотоно хотелось прекратить дальнейшие расспросы.

— Прежде всего, давайте-ка разойдемся в разные стороны, — предложил он. — Пускай каждый постарается что-нибудь заработать, а завтра, на утро, мы сойдемся и поглядим, что из этого выйдет.

— А на ночь как мы устроимся?

— Никак! Будем искать денег. Вот и все. У меня мелькают блестящие мысли.

— А я так уверен, что на завтра у нас животы подведет еще больше, чем сегодня.

— Просто ты мрачно настроен. Таниэлло. Нам необходимо мужество. Пока до свиданья! — крикнул возбужденный своим планом Тотоно и в одну минуту исчез из глаз.

— Послушай хоть ты меня, Дженарино! — начал Таниэлло. Но и Дженарино не захотел его слушать. Он тоже умчался.

«Прыгун» полетел за ним.

Таниэлло понял, что и ему незачем стоять. Грустный, с опущенной головой, поплелся он по улице.

Глава III ЦИЛИНДР ДЖЕНАРИНО

Радостно возбужденный планом Тотоно, Дженарино несколько времени летел, как стрела по улице и вдруг остановился.

— А куда же мне идти? Скоро ночь. Сейчас все разойдутся по домам, лягут спать.

Дженарино был очень впечатлителен и непостоянен. Настроение у него менялось с телеграфной быстротой. Он сразу осел, как только у него мелькнуло сомнение в плане Тотоно и рядом с ним не было друга, который бы снова заразил его своим пылом.

А то, что случилось, окончательно расстроило мальчика.

Простодушно и доверчиво направился Дженарино к проходившему генералу.

— Синьор… — начал он.

— Проходи, проходи. Мне нечего тебе дать, — оборвал его прохожий.

— Вы ошибаетесь! Я не прошу милостыни. Я — не нищий!

— Что же тебе нужно?

— Мне нужно узнать об одном…

— Говори скорей!

— Как далеко отсюда Швейцария? Мне нужно дойти туда пешком… Да, да… Пешком… С моими товарищами… Они…

— В Швейцарию? Пешком! Ха-ха-ха!

— Почему вы так хохочете? — рассердился Дженарино. — Ему захотелось схватить камень, запустить им в насмешника.

— Да как же не смеяться над тобой, мальчуган. До Швейцарии пешком добрых два месяца пути да и то, пожалуй, придется бежать.

Дженарино опешил от этих слов. Лицо его выразило сильнейшую тревогу.

Господин в благодарность за то, что мальчик дал ему случай посмеяться, сунул ему мелкую монету и удалился, все еще посмеиваясь.

— Два месяца! Два месяца! — бормотал Дженарино, плетясь по улице, по которой еще так недавно мчался, как ветер.

Все — и путешествие, и дальнейшая жизнь представлялось ему одним ужасом. Голод, усталость, отчаяние.

«Тотоно просто сумасшедший», — решил он, выходя на площадь.

И вдруг ему бросилась в глаза кучка людей возле пекарни. «Что там случилось?» — мелькнуло у него в голове.

— Вор! Ловите вора! — закричал пекарь, размахивая палкой.

Несколько кумушек сочувственно кивали головами. Кучка уличных мальчишек громко смеялась. Один из них сейчас же стал объяснять Дженарино, что случилось.

— Голодная собака унесла пирожок с выставки у пекаря.

— Я пустился за нею, а она…

— Собака! Собака! — вдруг раздались крики.

У воровки хватило дерзости вернуться на место своего преступления. Но что всего удивительнее — преступница бросилась прямехонько к Дженарино.

Мальчишка из пекарни поднял палку и полетел к ней.

— Вот и хозяин собаки. Отлупим и его! — кричал мальчишка.

Хорошо, что Дженарино вовремя вспомнил про мелочь, данную ему господином.

— Сколько стоит пирожок? — поторопился он спросить.

— Три копейки, — ответил мальчишка.

— Прекрасно. Вот вам пять. На сдачу дадите еще пирожок и для меня. Вот мы и поужинаем с товарищем.

У Дженарино это вышло так смешно, что гнев пекаря, как рукой сняло. Доброта Дженарино его тронула. Оттолкнув монету, поданную ему мальчишкой с палкой, он дал Дженарино пирожок ценою в четыре копейки.

— Да здравствует синьор Винченцо! — кричали кумушки.

Дженарино с собакой отправились дальше.

Пирожок подбодрил Дженарино.

«Ничего! Не так уже плохо дело», — подумал он.

Собака больше не скулила. Она повеселела и подпрыгивала рядом с мальчиком.

Дженарино опять стал подумывать об увлекательном путешествии.

«Попасть в Швейцарию! Всегда находиться возле синьора Калондроне, придумывать для него все новые и новые развлечения, избавиться от нищеты! Повидать новые страны!»

— И тебе, «Прыгун», не худо бы поглядеть на швейцарских собак. Боюсь только, что вы не поймете друг друга…

Дженарино поднял глаза. Третий этаж дома, перед которым он остановился, был ярко освещен. Там был бал. Оттуда доносилась музыка.

Дженарино совсем повеселел. Ему захотелось прыгать и кувыркаться.

Цветные фонарики освещали балкон третьего этажа. Дженарино разглядел на нем двух мужчин во фраках. Жестикулируя, они горячо говорили между собой. Вдруг до мальчика долетел звук пощечины, в ту же минуту к его ногам свалился цилиндр.

Один господин дал другому такую пощечину, что цилиндр слетел у того с головы и полетел через решетку балкона. Дженарино подхватил на лету цилиндр и со всех ног помчался с ним вдоль улицы.

Дженарино подхватил на лету цилиндр и со всех ног помчался с ним вдоль улицы.

Глава IV ТОТОНО ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ

Хотя Тотоно и был изобретателем гениального плана отправиться на поиски синьора Калондроне, но это его не веселило. Как только он очутился один, его стали мучить сомнения. Он терялся, не зная, с чего ему начать. Ночь была самая обыкновенная, как вчера и какой, наверное, будет и завтра. Следовательно, ничего особенного от нее и ждать было нечего.

Когда Тотоно вышел на улицу Толедо, была уже полночь, и редкие фонари уже усиливали его грустное настроение. Было душно и жарко. Уныние овладело мальчиком. Но итальянские оборвыши изобретательны по части добывания денег. И у Тотоно мелькнула мысль попытаться извлечь какую-нибудь пользу из своего грустного настроения. В это время, как раз мимо него проходила компания веселой молодежи, очевидно, возвращавшейся с бала. Тотоно с плачем подбежал к ним и наскоро принялся рассказывать только что придуманную им историю про свою несчастную семью, которой у него не было.

— Отца свезли в больницу… Мать четырнадцать лет без ног. Брат ослеп… Сестра калека… Двадцать дней голодаю. — Быстрые глаза Тотоно разглядели в кучке молодежи высокую красивую девушку с добрым лицом. Он обратился прямо к ней. — О, синьорина!..

Но синьорина жестом объяснила, что ей нечего ему дать, и Тотоно пристал к молодому человеку, который шел с ней рядом.

— Ради прекрасных глаз синьорины сжальтесь над бедняком, добрый синьор.

Один из молодых людей замахнулся на назойливого оборвыша, но тот, кого он попросил, захотел щегольнуть своей щедростью и бросил мальчику две лиры (лира на наши деньги 40 копеек).

Тотоно высоко подпрыгнул от радости и бегом пустился по улице. Остановился он только на городской площади.

— Вот счастливая ночь! Целых две лиры!

Он хохотал и прыгал. Но вдруг что-то кольнуло его в ногу. На этот раз он подскочил уже от боли. Быстро нагнулся, схватил попавшийся ему под ногу предмет и яростно отшвырнул его от себя.

Нога от укола болела так сильно, что он сел на землю и, сморщившись от боли, помазал ее слюною.

Он сел на землю и, сморщившись от боли, помазал ее слюною.

Когда он поднял голову, он увидел, что прямо на него движутся какие-то огни. Присмотревшись, Тотоно разобрал, что это идут люди с фонарями. Люди вполголоса переговаривались между собой, нагибались, очевидно что-то искали.

Но Тотоно не было никакого дела до этих чужих людей. Нога его болела все сильнее. Из ранки сочилась кровь. Тотоно испугался и громко заплакал.

Три молодые девушки и четверо молодых людей подошли к мальчику и спросили:

— Что с тобой?

Но Тотоно, ничего не отвечая, продолжал всхлипывать.

— Мама, мама! Вот моя брошка! Нашлась! Вот она! — воскликнула одна из молодых девушек.

— Нашли! Вот так счастье! Поздравляем! Поздравляем! — радовалась компания.

— Вот как вы швыряете ваши вещи! — вдруг раскричался Тотоно. — Это из-за вас я испортил себе ногу. Поглядите, куда попала мне эта брошка!

Все окружили мальчика. Его жалели, утешали, ласкали. Девушка, которая нашла брошь, сунула мальчику пять лир. Дали ему денег и другие.

Наконец, все разошлись, и Тотоно остался один на площади со своим неожиданным богатством.

Глава V НАХОДКА ТАНИЭЛЛО

Таниэлло, самый младший из троих, отнесся к предложению Тотоно недоверчиво и с насмешкой. Но он не успел еще сообразить, что ему делать, как все разбежались, и он очутился один.

Бросить товарищей или идти с ними в далекую незнакомую Швейцарию, — вот вопрос, который прежде всего должен был решить маленький Таниэлло.

Но бросить товарищей он никак не мог. Уж очень он привык к Тотоно и Дженарино, а, кроме того, ведь они были еще и его спасители.

Еще два месяца тому назад страшная тетка, представлявшаяся слепой, не отпускала его от себя ни на шаг. Он обязан был водить ее по городу за милостыней.

Что это была за жизнь!

Старая ведьма внушала всем страх и недоверие. Ей подавали только из жалости к несчастному мальчику. Когда же ревматизм задерживал ее дома, Таниэлло один отправлялся собирать милостыню.

Если он приносил мало, тетка набрасывалась на него с кулаками. Иногда за мальчика вступались соседи и отнимали его у разъяренной старухи.

Как-то раз вечером Тотоно и Дженарино, давнишние знакомые Таниэлло, с которыми он виделся очень редко и только урывками, провожали его домой.

Не успели они отойти от дверей, как за их спиной раздались вопли Таниэлло.

Тотоно остановился, посмотрел на Дженарино и произнес:

— Завтра!

Дженарино сразу понял Тотоно и только повторил:

— Завтра!

Когда же на другой день они опять встретили Таниэлло, Дженарино решительно заявил ему:

— К своей ведьме ты больше не вернешься!

— Что ты говоришь!.. — испугался Таниэлло. — Разве это возможно! Ведь кроме этой тетки у меня нет никого на свете.

— А мы?

— Вы мне друзья, — ответил Таниэлло, — а она мне родная.

— Но мы тебя не колотим.

— Это правда. А только она меня ни за что не выпустит. Куда не уйду — везде отыщет и исколотит еще сильнее.

— А мы за тебя заступимся.

Таниэлло не вернулся к старухе. Она отыскала его. Он был с Тотоно и Дженарино. Они пытались ее уговаривать оставить им мальчика, но когда она пустила в ход палку, они вместе с «Прыгуном» сумели постоять за себя, и тетка обратилась в бегство.

Таниэлло был спасен.

После этого он, конечно, не мог покинуть своих спасителей, да и что ему делать без них — он не знал. Вернуться к тетке тоже было не сладко.

Таниэлло решил разделить участь своих друзей.

Но прежде всего ему захотелось немного отдохнуть, и он присел возле каменной стены.

Была черная ночь. Со всех сторон на Таниэлло надвигались какие-то тени. Ему стало жутко.

На мосту огромные каменные статуи каких-то святых протягивали руки к небу, темному от надвигающейся грозы.

— Нет, уж лучше пойду, — решил Таниэлло. — Пройду на станцию. Скоро придет ночной поезд. Там хоть светло и много людей.

Он поплелся к станции и вдруг услыхал за собою глухой топот.

— Кто там? — крикнул Таниэлло.

Он обернулся и стал всматриваться. Но в темноте, кроме быстро надвигающейся на него черной тени, ничего не мог разобрать.

— Божья матерь, спаси меня! — крикнул он в ужасе и вдруг увидел перед собою осла. Седла на нем не было, и длинная веревка тянулась за ним по земле. Таниэлло ужасно любил ездить верхом. Сразу позабыв все страхи, он бросился к ослу. Недолго думая, схватил веревку и наступил на нее ногой. Осел пробовал вырваться, он одним прыжком очутился на спине осла.

Он одним прыжком очутился на спине осла.

— Попался голубчик! — крикнул он. — Посмотрим, удастся ли тебе меня сбросить.

Ловко правя веревочными поводами, Таниэлло поехал по улице.

— Как тебя зовут, дружище? — спросил он, ласково склонившись к ослу.

Как раз в эту минуту они очутились под фонарем, и Таниэлло разглядел коричневато-серую шерстку и темный ободок на шее, похожий на ожерелье или веревку. Цвет шерсти напомнил Таниэлло монашескую рясу, а ожерелье — шнур, которым подпоясываются итальянские монахи. Недолго думая, он решил назвать ослика «Монашком».

И чем дальше и скорее они подвигались, тем радостнее прыгало сердце мальчика, точно отплясывая веселый танец, тарантеллу. Мысль, что это великолепное животное принадлежит ему, совершенно вскружила голову Таниэлло.

В это время, как раз посветлела вершина Везувия. Занималась заря нового счастливого дня.

Глава VI СБОРЫ

Было ровно семь часов утра.

На площади перед музеем еще не было ни души, кроме метельщиков, поднимавших целые облака пыли. На лестнице, у самого входа в музей, крепко спал мальчик. Лицо утомленное, бледное. Вместо подушки под головой бурый от пыли коричневый пудель. Он тоже крепко спал, не чувствуя тяжести покоившейся на нем головы.

Легко догадаться, что это был Дженарино с «Прыгуном».

Вдруг издали послышался резкий свист, похожий на свисток локомотива.

Свистевший, не дождавшись ответного свистка, немного помолчал и залился на всю площадь веселой песенкой.

Потом песенка вдруг оборвалась, и раздался протяжный и резкий крик:

— Джена-а-рино!

Мальчик, спавший на лестнице, сразу вскочил, встряхнулся и с криком «Тото» бросился на улицу.

— Что ты делал?

— А ты?

— О, у меня чудесно!

С этими словами Тотоно запрятал в карман деньги, которые все время так и держал зажатыми в руке.

Прежде чем показать их Дженарино, ему хотелось рассказать подробно, как он их достал. Но Дженарино с торжествующим видом уже подносил ему к носу ладонь с монетами, вырученными за продажу цилиндра.

— Важное дело! Всего три лиры, — презрительно вырвалось у Тотоно.

— А разве у тебя больше? — спросил оторопевший Дженарино.

— Ну, понятно! — с гордостью заявил Тотоно и рассказал историю с брошкой. — Но досталось мне это ценой крови, — прибавил он, и показал оцарапанную ногу.

— Значит у нас вместе одиннадцать лир! — восторженно крикнул Дженарино. — Да мы богачи, настоящие богачи!

Тотоно, возбужденный изумлением и похвалой товарища побежал к «Прыгуну», схватил его за передние лапы и спросил:

— Ну, а ты что сделал? Отвечай, что ты сделал?

«Прыгун» в ответ только вилял хвостом.

Тотоно, не выпуская собаки, пустился с нею в пляс, насвистывая вальс.

— Смотри, смотри скорей! — остановил его Дженарино, указывая на противоположный конец площади.

— Это кто же.

— Как! Это Таниэлло! Не может быть! Верхом! На осле! Откуда у него осел? Где он его достал?

— Смотри, смотри! Кланяется. Таниэлло! Это Таниэлло! Никаких нет сомнений, Таниэлло!

И оба бросились навстречу всаднику.

— Таниэлло! Таниэлло! Откуда у тебя осел?

— Ты ли это? Да отвечай же?

— Тише. Молчите, — ответил Таниэлло, блестя возбужденными глазами. — Это потерявшийся осел. Свернем в глухой переулок. Там я все вам расскажу.

— Сюда! Сюда! Вот поворачивай за музей. Там никто не помешает.

Но тут случилась неожиданная помеха. На всю улицу раздался отчаянный собачий визг. «Прыгуну» сразу понравился осел, и он захотел с ним поближе познакомиться. Но неистовый прыжок и неистовое желание схватить осла зубами за морду не понравились гордому животному. Осел так хватил «Прыгуна» ногой, что чуть не раздробил ему черепа.

С этой минуты началась непримиримая ненависть между «Прыгуном» и «Монашком».

Вся вина, конечно, была на стороне «Монашка». Разве так должен был он отнестись к простодушной радости «Прыгуна» Но мальчиков не особенно заинтересовала вся эта история. Через пять минут они уже были в глухом переулке.

Таниэлло рассказал, где и как он нашел осла, и закончил тем, что все-таки опасается, как бы их не признали за воров.

— Ну, уж это я беру на себя, — важно заявил Дженарино. — Пока это мой секрет, как я все устрою. Но вы будьте спокойны. Все будет отлично.

— Прекрасно, — согласился Тотоно. — А теперь надо решить, как ехать.

Дженарино и Таниэлло слегка растерялись, но Тотоно продолжал:

— Конечно, теперь я уже не слушаю никаких возражений. Осла достали. Деньги есть. Отступать никто не смеет.

Друзья молчали. Тотоно принял молчание за знал согласия и продолжал:

— Не думаете ли вы ехать с пустыми руками? Вот уж это было бы настоящее безумие. Необходимо заготовить побольше разных шуток, смешных сценок и фокусов, всего такого, одним словом, чем еще вчера мы веселили синьора Калондроне. Кроме того, каждый из нас знает по меньшей мере пятьдесят разных песенок. Вот только инструментов не хватает, чтобы аккомпанировать. Я бы, например, чудесно справился с тамбурином.

— Чего же лучше! — воскликнул, весь оживившись, Дженарино.

— А мне бы только достать железный треугольник, подвесить бы его на веревочку и ударить в него металлическою палочкою, — и готово. Для Таниэлло недурно было бы раздобыть барабан. Важнецкая выйдет у нас музыка!

Они так увлеклись своими планами, что забыли всякую осторожность. Раскричались, размахивали руками. Тут же кружился и прыгал пудель.

Осла захватило общее настроение. Ему тоже захотелось чем-нибудь проявить себя, и он закричал.

Его громкий пронзительный крик прорезал тишину глухого переулка.

Но вдруг и пение, и пляска, и песни, и прыжки — все сразу оборвалось: выведенная из себя неаполитанка выплеснула из окна чашку с водой на нарушителей общественной тишины и спокойствия.

Через секунду мальчиков с их животными и след простыл, а через четверть часа они очутились на площади на другом конце города.

— Ну, и натерпелись же мы страха! — сказал Таниэлло. Ему пришлось тащить за повод осла, и он добрался до площади последним.

— Полно дурить! Давайте обсудим все серьезно.

— А кто будет покупать инструменты?

— Я, — ответил Тотоно.

У него были все деньги, и его выбрали казначеем.

— А я позабочусь об осле. Его нужно чуть-чуть переделать.

— Что ты хочешь с ним делать, Дженарино? — спросил испуганный Таниэлло.

— Ничего особенного. Так, устрою с ним кое-что, чтобы его не узнали.

— Ну, если ничего особенного… если чуть-чуть, совсем немножко… Тогда так и быть, — согласился успокоенный Таниэлло, и его мысли направились уже на другое.

— А не нужно ли нам подновить костюмы? — спросил он.

— Не мешает. Ведь по платью встречают.

— Да, внешность, понятно, много значит.

— В таком случае я забегу к старьевщику.

— Где мы встретимся?

— Опять на площади перед музеем.

— Великолепно. Идем вместе, Таниэлло.

Таниэлло и Тотоно, взявшись под руку, пошли через площадь и направились по улице, а Дженарино, взглянув на осла, так фыркнул, что прохожий с недоумением покосился на него, а «Прыгун», подняв голову, удивленно и вопросительно заглянул ему в глаза.

— За дело! — крикнул Дженарино.

И работа закипела.

Глава VII ОТЪЕЗД

Ровно в полдень Таниэлло с Тотоно явились на площадь перед музеем.

Таниэлло все еще мучили разные сомнения, и он не совсем доверял Тотоно, который продолжал быть в восторге от своего плана.

— Ты только взгляни на эту матросскую блузу, на эти короткие штанишки! — восхищался он. — А берет! Нет, Тонио, ты будешь во всем этом просто великолепен.

— Да, да. Конечно, это недурно, — едва отвечал Таниэлло, заглядывая в улицу, выходящую на площадь.

— А как будет хорош Дженарино в этой военной куртке с белыми рейтузами! Я же надену старинный испанский костюм. Да, Таниэлло, невозможно было выбрать лучше, и все это мне досталось почти даром.

Не было никакого сомнения, что весь этот гардероб ничего не стойл. Это была просто-напросто куча всякого тряпья, и только опытный глаз старьевщика смог разглядеть среди бархатных лохмотьев костюм испанского гранда, которым так восхищался Тотоно.

— Но что с тобой? О чем ты думаешь? — вдруг спохватился он и потряс за руку своего маленького товарища, который все время что-то высматривал по сторонам. — Да пошевеливайся же, наконец! Давай одеваться.

И они быстро переоделись.

Иностранцы, как раз в эту минуту входившие в музей, весело расхохотались, заметив мальчиков.

И действительно, Тотоно, одетый в красные лохмотья с ярко-красной тряпкой, перекинутой в виде плаща через плечо, и Таниэлло, которому едва налезли морская куртка и голубые штанишки, были очень смешны. Каждый из них держал под рукой свой музыкальный инструмент.

Тотоно хотелось во что бы то ни стало расшевелить Таниэлло, и он забросал его вопросами.

— Ну, скажи по правде, Тонио, разве мы не великолепно снарядились для путешествия? Разве у нас плохие инструменты? Барабан просто оглушает. А мой треугольник! Его за версту слышно. С тамбурином Дженарино это выйдет целый оркестр.

— Смотри! Смотри! — вдруг закричал Таниэлло. — Ах, мошенник, что он сделал с моим ослом! Совсем его переделал.

Тотоно молча, с удивлением смотрел на поразительно черного осла с оранжевыми ушами и красными кругами вокруг глаз. На осле с видом победителя восседал Дженарино.

«Монашек» был теперь до такой степени неузнаваем, что даже «Прыгун» не сразу признал своего врага.

Он бросился к ослу и стал скакать вокруг него, надеясь, что этот новый осел будет подобрее прежнего. Пудель так увлекся, что даже слизнул с него немного краски.

Но «Монашек» недолго оставлял в заблуждении «Прыгуна». Он неожиданно так сильно лягнул его, что собака с воем отлетела в сторону. Мальчики перестали шутить и смеяться.

Маскарад с ослом имел несомненный успех.

Их окружила целая толпа любопытных, и они поняли, что пришло время поскорей удирать с площади.

Тотоно в один миг очутился верхом на осле, его товарищи устроились позади него, и, подстегнув осла, мальчики карьером помчались через площадь по улице.

Мальчики карьером помчались через площадь по улице.

— Держите их! Держите! — кричали им вслед.

Глава VIII ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ

Они мчались так быстро, как будто «Монашек» понимал их положение и сам хотел им помочь. Улицы мелькали, точно картины в волшебном фонаре.

Мальчики уже давно перестали править ослом, но он продолжал мчаться и остановился только на перекрестке двух улиц.

Это было довольно пустынное место. Прохожих и проезжих почти не попадалось. Здесь же поместился маленький скромный трактирчик.

Дженарино первым соскочил с осла. За ним спустился Тотоно.

Мальчики были опьянены быстрой ездой. Первый раз в жизни путешествовали они не на своих ногах.

Бедный Таниэлло все еще сидел на осле. Он совсем одурел от скачки и от страха потерял язык.

— Что с тобой, Тонио? Да скажи же!

Но Таниэлло не шевелился.

— Господи, да он превратился в истукана!

И, смеясь, Дженарино помог Таниэлло слезть с осла.

— Ну, и мчались же мы! — с восторгом вырвалось у Тотоно.

— Это не осел, а сокровище! — подхватил Дженарино.

— Ах, ты мой милый, длинноухий! — с нежностью сказал Тотоно.

Но бедный «Прыгун» не разделял восторга своих хозяев. В изнеможении он повалился на пыльную землю и никак не мог отдышаться и придти в себя после неистовой скачки.

— «Прыгун», радость моя! Что с тобой? — спрашивал Тотоно. Бедняга! Тебе пришлось труднее, чем нам. Обещаю тебе — в следующий раз и ты поедешь на осле.

— Однако, я так дольше не могу! Меня подвело с голода, — признался Дженарино. — Не пора ли нам закусить? Вот кстати и ресторанчик.

— Превосходно! Позавтракаем, — захлопал в ладоши Тотоно. — Идем, что ли, Таниэлло?

И, не дождавшись ответа, Тотоно направился к трактирщице, стоявшей у входа в ресторан, и спросил ее:

— Чем вы можете нас накормить?

Тотоно направился к трактирщице, стоявшей у входа в ресторан.

Женщина предложила мальчикам пройти в ресторан, но Таниэлло вдруг встревожился и объявил, что они должны непременно позавтракать на воздухе.

— Мы не можем его одного оставить на улице, — объяснил он, указывая на осла. — А что вы дадите нам? Есть у вас макароны? Хорошее вино?

Женщина не отвечала. Она смотрела во все глаза на осла.

Таниэлло это заметил и шепнул на ухо Тотоно:

— Кончено! Мы пропали. Взгляни, как она уставилась на нашего осла. Наверное, она его узнала. Ведь место, где я его встретил, отсюда неподалеку. Удирать надо и как можно скорее.

Он уже собирался вскочить на «Монашка», как вдруг Дженарино, в порыве отваги, обратился к трактирщице:

— Почему вы, любезная, нам не отвечаете? И чего вы так уставились на нашего осла?

— Боже мой! Что это за животное? Он точно крашенный. Уши желтые. А возле глаз-то что у него? Господи!

— Ха-ха-ха! — перебил ее громким хохотом Дженарино.

— Ха-ха-ха! — старался ему вторить, сам замирая от страха, Тотоно.

— Удивляетесь на нашего осла! — развязно обратился Дженарино к трактирщице. — Вполне с вами согласен, что у него не совсем обычный для осла вид. Наш осел это изумительная, редкая игра природы. Он так и родился с оранжевыми ушами и колесами вокруг глаз, которые придают ему особенный вид, точно он в очках. Его собственная мать была поражена не меньше вас, когда увидела своего новорожденного. Поражена до такой степени, что и за своего не признала. Отказалась от собственного ребенка… Кормить его не захотела… Нам самим уже пришлось его выхаживать.

— А! Вот что! Значит, это игра природы! — произнесла трактирщица, оглушенная и одуревшая потоком слов Дженарино.

— Спасены! — шепнул Таниэлло. — Скорей только поешь.

Сказать, что три мальчика просто поели, было бы слишком слабо. Они втроем уплели полтаверны и опомнились только в ту минуту, когда пришлось расплачиваться. Только теперь они вспомнили о своем замечательном осле.

— А осел? Не думаю, чтобы без подкрепления он пригодится нам для дальнейшего путешествия. Наверное он порядочно отощал.

— Нужно его подкормить.

Дженарино попросил трактирщицу дать ослу охапку сена. «Монашек» не заставил себя упрашивать. В минуту он уничтожил предложенное ему угощение.

Наконец, расплатившись с трактирщицей, три мальчика пустились в путь.

И с какими песнями они поехали. Дженарино запевал, два других подтягивали.

Звонко раздавались их голоса, осенний ветер их подхватывал и уносил дальше.

Время близилось к полудню. Пыльная улица от бегавших по ней солнечных лучей казалась точно сделанной из мозаики.

Стоял ясный октябрьский день.

Под изношенным платьем сердца мальчиков танцевали тарантеллу.

Через два часа, когда путешественники уже давно проехали Неаполь и миновали несколько деревушек, они почувствовали усталость. Таниэлло смолк первым. За ним притих и Дженарино. Один Тотоно все еще пел, ударяя палочкой в свой треугольник. Но, в конце концов, усталые Таниэлло и Дженарино попросили его прекратить музыку.

Тотоно умолк. Тогда втроем они принялись строить различные планы для дальнейшего путешествия. Это их несколько подбодрило. «Монашек» не понимал, что они говорят, и, вероятно, потому не мог забыть о своей усталости.

Глава IX ПРИЕЗД В КАПУУ

В конце концов, примолкли все трое.

Таниэлло, молча, задумавшись, смотрел на закат, окрасивший облака оранжевым цветом.

Надвигались сумерки. Глубокая тишина только порой нарушалась песнями сборщиков винограда, которые возвращались с работы по домам. Изредка мальчикам по пути попадались домики с дымящимися трубами. Близился час ужина.

Как назывались места, по которым они проезжали, мальчики совсем не знали, да и не интересовались узнать. Им нравилось чувствовать себя затерянными среди всего нового и чужого, что их окружало.

Темнело все больше и больше. Подходила ночь.

Таниэлло первый высказал словами то, о чем подумали все трое.

— Как, уже, темно! — грустно и робко промолвил он. — Здесь страшновато… Может-быть, здесь разбойники…

— Да ну тебя! Замолчи! Вот зажгут газовые фонари, тогда посветлеет, — пошутил Дженарино.

Но шутка не имела успеха. На нее никто не отозвался. Тотоно был сумрачен. Он вдруг почувствовал себя ответственным за все это рискованное предприятие.

— Нет, всю ночь провести в полях — это немыслимо, — проговорил Дженарино.

— Конечно, немыслимо! — согласился с ним Тотоно.

— Но где же найти пристанище?

— В первой деревушке, которая попадется нам на пути.

— Вот вы оба говорили, что Женева близко… — несмело начал Таниэлло, — а мы все едем и едем; а до сих пор еще не встретили людей, которые бы говорили так, как говорил синьор Калондроне. До сих пор все нас понимают. Почему же это?

Дженарино и Тотоно на этот вопрос промолчали. Но вдруг Тотоно сказал:

— Э, да чего там задумываться. Едем все вперед и вперед. К утру будем в Женеве.

Но тут взбунтовался Дженарино.

— Нечего сказать — хорошо придумано! Скакать неведомо куда, с риском сломать себе шею. Нет, баста! Довольно с меня! Поворачиваю обратно в Неаполь.

Таниэлло осмелел. Увидев, что Дженарино против Тотоно, он тоже набросился на товарища и осыпал его упреками.

Ночь была мрачная. Небо покрылось облаками, и звезд почти не было видно. Какие-то тени метались впереди по дороге. Это были тени раскачиваемых ветром платанов. Мальчикам они казались ужасными. Осел устал и вперед подвигался уже медленно.

Тотоно, из предосторожности, не желая еще больше раздражать товарищей, ни словом не отвечал на их упреки. Он выжидал. Дженарино ворчал и бранился. Таниэлло стал всхлипывать. Тут Тотоно не выдержал.

— Да замолчите же, наконец, оба! — крикнул он. — Вот и город. Разве не видите? Женева.

В эту минуту Тотоно походил на Христофора Колумба, который закричал, увидев, наконец, желанный Новый свет: «Земля».

Но огни приближались так медленно, что мальчикам даже стало казаться, что они уходят от них.

— Море, море! — вдруг испуганно закричал Таниэлло, указывая на широкую металлическую полосу справа. — Вот видите. Мы едем совсем не туда, куда нужно.

Но это было совсем не море. Трусливый Таниэлло принял за море обыкновенную маленькую речку.

Наконец мальчуганы разглядели первые городские домики. Это так подбодрило Дженарино, что он снова запел во все горло.

Осел поддержал его и стал пронзительно кричать. «Прыгун» принялся лаять.

Тотоно, не теряя времени, спрыгнул с осла и подбежал к одному из светившихся окошек. Ему хотелось узнать где они.

Вернулся он очень скоро.

— Нет, это еще не Женева, а Капуа, — сообщил он. — Но я уверен, что отсюда до Швейцарии совсем близко. Вот завтра проедем еще день, ну, а уж к вечеру…

— Еще целый день пути! — уныло сказал Таниэлло. Его уже давно тошнило от долгой езды и от сильной усталости.

Быстро доехали они до городской площади. В ресторанах ярко горели огни. За столиками все больше военные. В городском саду оркестр вдруг заиграл такой веселый вальс, что осел сразу пустился галопом, а «Прыгун» с неистовым лаем полетел за ним.

Вся публика, конечно, обратила сразу внимание на странный поезд.

Мальчики, заметив, что на их смотрят, сняли свои головные уборы и дружно крикнули на всю площадь:

— Да здравствует Италия и ее храбрые войска!

Вальс умолк. Военные окружили мальчиков и забросали их вопросами:

— Откуда вы?

— Кто вы?

— Чем занимаетесь?

— Куда едете?

— Мы консерваторские ученики, — не задумываясь, хором ответили мальчуганы. — Мы решили избавиться от скучных учителей и поискать по белому свету счастья.

Толпа видимо сразу прониклась сочувствием к мальчуганам. Вокруг них раздался веселый и добродушный смех, а ответы их передавались от одного к другому и вызывали новое веселье. Все теснились к ним поближе, всем хотелось рассмотреть получше и со всеми подробностями маленьких музыкантов и их инструменты.

— Мальчуганы. А сколько времени, признавайтесь, вы не ели? — спросил грубый, привыкший командовать голос.

— Три недели, ваше превосходительство! — ответил, не моргнув глазом, Тотоно.

— В таком случае, идите живо ужинать! — скомандовал тем же голосом полковник.

Мальчики с восторгом поспешили вслед за полковником. Толпа торжественно провожала неаполитанских музыкантов.

Глава X ПЕРВЫЙ КОНЦЕРТ

— Стой! — крикнул полковник, когда они подошли к ресторану.

Затем он направился в столовую и, обратившись к толпе, сопровождавшей мальчиков, прибавил:

— Синьоры, я очень прошу вас удалиться и дать спокойно поужинать нашим маленьким артистам. Вы можете быть вполне уверены, что ровно через полчаса они вернутся к вам на площадь и вы будете иметь случай убедиться в их музыкальных способностях.

После этих слов многие сейчас же разошлись, другие же остались возле ресторана и стали смотреть в окна на ужинавших мальчиков.

— Однако, не мешает подумать и о наших четвероногих друзьях, — сказал Тотоно, преважно усаживаясь застоя. Таниэлло и Дженарино все еще стояли сконфуженные возле стола.

— Усаживайтесь же поскорее, друзья мои, — повторил им полковник.

И ужин начался.

Как только мальчики увидели перед собой горячее кушанье, они сразу забыли о всяких стеснениях и принялись уничтожать еду с невероятной быстротой. Офицеры были довольны развлечением. Ресторанный зал загудел от их громкого смеха.

Каждый хотел чем-нибудь угостить мальчиков. Им подбавляли кушанья на тарелки, подливали вина в стаканы.

После макарон и вареного мяса лица ужинавших выразили полнейшее блаженство.

— Синьоры, — начал Тотоно, — мы в затруднении: не знаем, положительно, чем отблагодарить вас за гостеприимство. Будьте уверенны, что я и мои товарищи…

— Отлично, отлично. Потом вы нас повеселите.

— Конечно. Непременно. И от всей души. От всего сердца.

После чудесного итальянского вина — кианти, Дженарино совсем осмелел и принялся рассказывать историю с синьором Калондроне во всех ее подробностях. Офицеры заинтересовались рассказом и решили помочь мальчикам. Ужин закончился сладкими пирожками, любимым угощением Таниэлло; больше шести штук он никак уже не мог съесть и потому принялся предусмотрительно засовывать их за пазуху.

Тотоно, между тем, с важностью опытного путешественника распространялся про Швейцарию.

— Синьор Калондроне давно уже поджидает нас с «Прыгуном». Приедем, устроимся и сейчас же выпишем к себе родных из Неаполя… Но, будьте уверены, дорогие синьоры, что и для вас у нас всегда найдется помещение. Почему вы все хохочете. Уверяю вас, я великолепно знаю и Швейцарию и швейцарцев. Дженарино и Таниэлло, как зачарованные, смотрели во все глаза на Тотоно. Но вдруг Дженарино струхнул. Ему показалось, что Тотоно уж очень далеко зашел, и что это не доведет до добра. Он знал, что, когда Тотоно заврется, то уж ему трудно остановиться.

— Тотоно, друг мой, ты увлекаешься. Конечно, в Швейцарии чудесно, но…

— Отвяжись дурак! — оборвал его Тотоно.

— Как, я дурак!? А ты…

— Молчать! Не мешай говорить! — Я все знаю получше тебя. Я сейчас все про тебя расскажу…

— Нахал!

И они чуть не подрались. Офицеры вовремя развели их. Таниэлло не принимал участия в споре. Он сидел, закрыв лицо руками.

— Мальчики, ужин кончен. Теперь скорей за дело! Собирайте свои инструменты и пойдем на площадь, — сказал полковник.

Через несколько минут маленькие неаполитанцы очутились на улице. Несмотря на поздний час, — было уже десять часов вечера, — площадь была полна народа…

Мальчики остановились перед кондитерской, где столики стояли прямо на воздухе, и сразу запели одну из веселых неаполитанских песен. Возбужденные видом толпы, они старались изо всех сил и, когда кончили, вокруг раздались аплодисменты, смех и крики.

После пения мальчикам захотелось исполнить любимый номер синьора Калондроне, и они разыграли сцену из театра марионеток. В этой сцене они были действительно великолепны. Толпа бурно выразила свой восторг, а жена полковника, которой муж успел рассказать историю трех музыкантов, взяла поднос, первая положила на него пять лир, а потом обошла с ним сначала офицеров, потом солдат, а потом всех зрителей. Все давали охотно и она собрала 72 лиры.

Толпа не могла успокоиться и требовала повторения представления.

Таниэлло, самый изобретательный из всех трех, когда не трусил и не дрожал дрожкой от страха, холода и голода, достал откуда-то, желтый платок — переоделся женщиной и сразу вошел в роль. Теперь мальчики разыграли комическую сценку. Она имела еще больше успеха, чем первая.

Представление закончилось тарантеллой.

Представление закончилось тарантеллой.

К полуночи публика стала постепенно расходиться. Скоро на площади остались только одни офицеры с женами.

— В постель! — скомандовал полковник. Он видел, что мальчики устали и хотят спать.

Никогда никакая команда не встречалась таким восторгом. Маленькие неаполитанцы со всех ног бросились в гостиницу, где полковник заказал им комнату.

Так великолепно закончился первый день их путешествия.

Глава XI БЕСПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ

Хозяин гостиницы стучал… стучал… Без конца стучал…

«Да живы ли они», — мелькнула у него в голове встревоженная мысль, и он стал стучать с такою силой, что дверь чуть не сорвалась с петель.

— Оставьте нас в покое! Мы еще спим! — раздался, наконец, заспанный голос Дженарино.

— Лежебоки! Лентяи! Да поднимайтесь же, наконец, сони бессовестные! Одевайтесь скорей! Выходите в зал. Там вас ждет жена полковника.

Услышав это, мальчики разом вскочили с огромной кровати, на которой проспали беспросыпа десять часов. В одну минуту они были совсем готовы.

Жена полковника была дама средних лет. У нее было милое энергичное лицо с неизменной добродушной улыбкой. Она была очень мужественная женщина, и еще совсем молоденькой сопровождала в походах своего мужа, в качестве сестры милосердия. Она была родом из Северной Италии и многое в характере южан ей было совершенно чуждо. Она не разделяла общего увлечения маленькими странствующими музыкантами. Ей они представлялись бродягами, которых, в лучшем случае, можно только пожалеть. И она пришла к ним с самыми благими намерениями. Захотелось их исправить и вернуть на путь истины.

— Здравствуйте, друзья мои! Хорошо ли вы выспались?

— О, синьора, мы спали, как никогда!

— Очень за вас рада. А теперь сядем и поговорим.

— Может-быть, вам хочется послушать какую-нибудь песенку. Только прикажите. Пожалуйста, не стесняйтесь. Только скажите, и мы будем вам петь без конца, — любезно предложил Таниэлло. Он был готов полюбить жену доброго полковника.

— Нет, какие там песни, мой друг, — остановила его синьора. Она сразу сделалась очень серьезной. — Я хочу побеседовать с вами совсем о другом, о вещах более серьезных, более важных.

— Вот увидишь, сейчас заговорит про осла, — шепнул Таниэлло, задрожав от страха. Он припал к самому уху Тотоно. — Вот, когда мы попадем в полицию.

— Ах, замолчи, — отмахнулся от него Тотоно.

— Итак, синьора, мы просим вас сейчас же приступить к серьезному разговору. Мы умираем от нетерпения.

— Мы вас слушаем, — поддержал Дженарино.

— Отлично. Я хочу поговорить о вашей будущности.

Будущность! Вот странное слово! И какое непонятное.

Мальчики переглянулись с изумлением.

«Это что такое „будущность“! Непонятное слово, но я не сомневаюсь, что мы с ним попадем в очень скверную историю», — подумал Тотоно.

А Дженарино вдруг вспомнил, что где-то видел какую-то газету со странным непонятным в заголовке словом: «Будущность».

«Может быть, синьора хочет нам предложить заняться розничной продажей этой газеты», — сообразил он.

— Но что же с вами, друзья мои? Почему вы вдруг замолчали! — воскликнула синьора. — И чему вы так удивляетесь. Не думаете ли вы, что можно прожить целую жизнь среди песен, шуток, фокусов и танцев. Вам необходимо подумать о том, что вы будете делать завтра, после завтра, через неделю, через десять лет, наконец.

— Но, синьора, — робко проговорил Тотоно, — он первый решился возразить ей, — мы едем в Швейцарию к синьору Калондроне.

— Ах, уже довольно этой чепухи! — строго оборвала его синьорина. — Я не хочу больше смотреть на ваши глупости, и вздора не хочу больше слушать. Пришла я к вам не с пустыми руками. Вчера вам собрали 72 лиры, да от продажи осла выручено 150 лир. Всего, значит, выходит 222 лиры. Это уже капитал. Теперь можно серьезно поговорить о вашей будущности.

Мальчики совсем ничего не понимали. На этот раз уже от радости.

Двести двадцать две лиры! Какое богатство! Дженарино не раз приходила мысль избавиться от осла и продолжать путешествие по железной дороге. Это было бы гораздо удобнее и скорее. Но как это устроить он совсем не знал. И вот, все устроилось как по волшебству. Дженарино, в порыве восторга, бросился целовать руки синьорины.

— Боже, как вы добры! Мы бесконечно вам благодарны.

— Тише, тише, мой друг! Вы можете больше чем словами доказать мне свою благодарность: послушайтесь моих советов.

— С радостью послушаемся! — крикнул Таниэлло. Ему казалось, что в мешочке, который принесла с собою синьора, никак не меньше миллиона.

— Вот и отлично. Теперь слушайте. С этого дня вы должны забыть песни, музыку, фокусы, танцы. Швейцарию и вашего синьора Калондроне. Вы поступаете в корпус. Мой муж, близкий друг министра, вас определит туда. На собранные деньги вы можете одеться вполне прилично. Если их не хватит — доплачиваю я. Итак, в корпус, друзья мои! Лет через десять-пятнадцать вы будете уже храбрыми офицерами.

Ах, как они удивились! Затаив дыхание, они во все глаза смотрели на полковницу.

В эту минуту что-то зашуршало и зацарапалось возле кровати. С нее соскочил «Прыгун». Редко ему удавалось так хорошо выспаться, как в этот раз. Потягиваясь и позевывая, он подошел к хозяевам.

Они на него взглянули и всем троим сразу пришла одна мысль: «Позволить себя запереть в корпус! Проводить время среди детей разных синьоров! Расстаться с верным неразлучным товарищем „Прыгуном“! Нет, всего этого перенести нельзя».

— Невозможно! — крикнул Дженарино.

Его крик относился больше к собственным мыслям, чем к ожидавшей ответа синьоре.

— Что такое невозможно? — спросила она.

Но ей никто ничего не ответил. Молчание становилось все более и более тягостным.

Тогда она поняла, что сделала большой промах. Нужно было иначе приступить к делу, начать совсем с другого. Не следовало сразу говорить про корпус.

— О чем вы теперь задумались, друзья мои. Неужели вам не хочется покончить с бродячей жизнью. Вы только себе представьте: ведь я хочу из вас сделать трех храбрых офицеров, трех…

— Покорно вас благодарим, синьора, — сухо ответил Дженарино.

— А, вот что! Значит вы намерены навсегда остаться шалопаями. Никогда из вас не выйдет порядочных людей. Так я поняла вас!

Опять наступило глубокое молчание.

Наконец, синьора совсем вышла из себя и крикнула резким голосом:

— Нежели вам не стыдно. Не стыдно бродить по улицам, петь и плясать на потеху людей. Да разве вы лучше каких-нибудь дрессированных собачонок?.. Ужасно подумать, из-за чего вы только отказываетесь от моего предложения!..

— Видите, синьора, если говорить правду, нам немного страшновато… Ведь мы привыкли жить, как хотели… И делаем мы, что хотим. А корпус мы не знаем. Пожалуй, нам там придется трудновато с ученьем. А дети синьоров? Их мы тоже опасаемся. Захотят ли они с нами знаться? Это еще вопрос.

Так говорил Дженарино, не обращая никакого внимания на Тотоно, знаками умолявшего его молчать.

— Вы поняли меня, синьора.

— Перестань, наконец! — оборвал его Тотоно. — Довольно ты наболтал всяких глупостей. Нам прежде всего необходимо поблагодарить синьору. Да, да поблагодарить ее, броситься к ее ногам. О, как бесконечно добра синьора. Родная мать не могла бы больше позаботиться о нас!..

Тут полковница бросилась к Тотоно, стала его обнимать, целовать.

А Тотоно продолжал свое:

— О, я не стою вашей доброты, положительно не стою. Оставьте меня с этими дураками, моими товарищами, дорогая синьора. Я с ними поговорю, я их вразумлю и, ручаюсь, вы их не узнаете, когда вернетесь сюда.

— Прекрасно! Очень хорошо, мой мальчик, — обрадовалась полковница. — Ты меня утешил, мой друг. Теперь я ухожу. Отправлюсь сказать полковнику, чтобы он сейчас же написал министру.

И сияющая синьора вышла из комнаты.

Глава XII ПТЕНЦЫ ВЫЛЕТАЮТ НА ВОЛЮ

Едва полковница исчезла за дверью, как Тотоно взглянул на своих товарищей и звонко захохотал. Но Дженарино и Таниэлло не обратили на его смех ровно никакого внимания. Дженарино следил глазами за «Прыгуном», который охотился на мух. Таниэлло же был занят своими мыслями. Вероятно мысли эти были невеселы: вид у него был очень грустный.

— Дурачье! — вдруг крикнул Тотоно, — да никак вы поверили мне? Однако, хорошо же вы меня знаете!

Дженарино и Таниэлло посмотрели на него с изумлением. Они ничего не понимали.

— Ну, а теперь, живо в путь! — с этими словами Тотоно бросился к мешочку с деньгами и к музыкальным инструментам. — Удираем, братцы!

— Удираем! Удираем! — с восторгом закричали Дженарино и Таниэлло, — мы не хотим корпуса, не хотим ученья, мундиров. Нам не нужно никаких синьоров и товарищей! Прощайте, добрейшая синьора! Кому угодно читайте ваши проповеди, только не нам! Только не нам! — И мальчики закувыркались, потом закружились по комнате, а потом вылетели на улицу.

— Куда вы? — остановил их хозяин.

— Туда, где нам будет получше, чем здесь, — со смехом отвечали ему мальчики.

— Но синьора?..

— О, синьора. Передайте ей наше почтение.

Пораженный хозяин смотрел во все глаза, как они удалялись вприпрыжку с собакой, которая от них не отставала.

В эту минуту к хозяину подбежала его жена с сестрой.

— Они удирают! Держите их! — закричали женщины.

Кто-то предложил послать погоню за беглецами, но как раз в эту минуту показался на дороге важно выступавший полковник. Его седые длинные усы развивались по ветру. Он вел под руку свою довольную и улыбающуюся жену.

— А где же мальчики?

— Удрали, ваше превосходительство.

Полковник и его супруга застыли на месте.

Глава XIII УЛЕПЕТЫВАЮТ

Поезд летел с такой быстротой, что мальчикам казалось, что у них захватывает дыхание. Они хохотали до слез. Собака, забившись в угол, дрожала от страха. Таниэлло, радостно возбужденный, хлопал в ладоши.

— Улепетнули!

На каждой станции они бросались к дверям вагона и с интересом осматривали все, что им попадалось на глаза.

— Несемся, как ветер, — повторяли они.

С головокружительной быстротой одна за другой проносились мимо них станции, мелькали дома, люди, животные. Это был какой-то бешеный вихрь, от которого у них приятно кружилась голова. Они чувствовали себя великолепно, затягивали песни одну за другой.

Как чудесно нестись так быстро. Но, к несчастью, они неслись пока только в Рим. Лететь в Швейцарию было бы, конечно, приятнее. Но, к сожалению, денег хватит только на билеты до Рима. Только до Рима. С этим уже ничего нельзя было поделать.

Когда они, запыхавшиеся и взволнованные, прибежали в Капуе на станцию за несколько минут до отхода поезда и, бросившись к кассе, спросили три билета третьего класса до Женевы, кассир сообщил им, что это будет стоить триста две лиры.

Эта сумма привела их в ужас.

— Что теперь делать?

Они посоветовались друг с другом, и тут, к счастью, Тотоно пришла великолепная мысль. Он сказал, что раз они заработали столько денег в Капуе, то почему бы им не повторить концерта и в каком-нибудь другом городе. Кассир, посмеиваясь, ждал, на чем, наконец, порешат путешественники.

— Какой будет первый большой город от Капуи? — нисколько не смущаясь, осведомился у него Тотоно.

— Рим.

— А сколько стоят до Рима три билета третьего класса?

— Тридцать шесть лир.

— Прекрасно. В таком случае едем в Рим.

Первые часы путешествия в вагоне были так прекрасны, что они ни о чем не могли думать. Хотелось так нестись целую жизнь. Но вот на одной из больших станций, среди локомотивных свистков и криков носильщиков, они впервые услыхали чужой, непонятный говор.

— А может быть, мы уже приехали в Швейцарию. Слышите, здесь говорят совсем по-другому, — с надеждой сказал Таниэлло.

Но и Тотоно, и Дженарино отнеслись к заявлению Таниэлло и к чужому языку вполне равнодушно. В эти минуты их занимало совсем другое. Они следили за публикой, которая, выйдя из вагона, устремилась на вокзал, а потом к дверям зала, за окошками которого виднелись накрытые столики и между ними сновали лакеи. Там ели. Ели без всякого стеснения.

— Взгляните, чем это там занимаются? — значительно произнес Дженарино, указывая на станционный буфет.

Тут все трое почувствовали страшную пустоту в желудках.

— Едят! Конечно, едят! — радостно крикнул Тотоно.

— А как вкусно пахнет! — раздувая ноздри, прибавил Таниэлло.

Дженарино решительно обернулся к общему кассиру Тотоно и сказал:

— Ну давай-ка мне шесть сольди. Я куплю чего-нибудь позавтракать.

— Ну, нет. Шесть сольди это уж чересчур много.

— Но ведь мы ничего не ели со вчерашнего дня! — попробовал уговорить кассира Таниэлло.

— Не беда! В Риме наедимся, — ответил Тотоно.

— Вот выдумал! — возмутился Дженарино. — Да я замертво свалюсь сейчас, если чего-нибудь не проглочу.

Тотоно должен был уступить, и Дженарино в одну секунду очутился в буфете.

— Положите этого… и вот этого… И еще я попрошу вас… — распоряжался он с видом большого барина, показывая пальцем на тарелки с холодным мясом и пирожками. Потом он велел прибавить еще ко всему бутылочку кианти.

— Получите! Позвольте сдачу, — он небрежно сунул буфетчику шесть сольди.

Буфетчик вытаращил глаза.

— Пожалуйста, поскорей! Сдачу мне! Поезд сейчас уйдет!

— Но с вас следует получить пять лир, — объявил буфетчик.

Теперь растерялся уже мальчуган. Он бросился со всех ног из буфета.

— Тото! Тото! Скорей ко мне! — кричал он.

— Наверное потерял все деньги, — решил Тотоно и со всех ног бросился к товарищу.

— Преглупая вышла штука! Буфетчик требует пять лир за то, что я взял чуть-чуть мяса, несколько пирожков и крохотную бутылочку кианти.

— Шесть порций мяса — две лиры, пирожки — лира, вино две лиры. С вас следует получить всего пять лир, — повторил, отчеканивая каждое слово, буфетчик.

— Вино я вам возвращаю. Совсем позабыл, что купил точно такое же в Неаполе, — небрежно сказал Дженарино. — Вот, получите три лиры. А теперь бежим! — обратился он к Тотоно.

Но не успел Дженарино дойти до буфетных дверей, как Тотоно дал ему такого пинка, что он растянулся.

Дженарино едва не заревел от неожиданности. А Тотоно насмешливо сказал ему:

— Подымайся! Да поживей подымайся! Нечего, брат, распускать нюни. Да поторапливайся! Поезд трогается! — Перепуганный Дженарино бросился к вагону, где прижавшись носами к оконному стеклу их поджидали Таниэлло и «Прыгун».