За счастьем

Глава I ПОКРОВИТЕЛЬ

Тотоно позевывал в углу. Таниэлло задремал, свернувшись в комочек. Он положил голову на лапы «Прыгуна». Собака лежала, насторожившись. С открытыми глазами она прислушивалась к знакомому, слегка охрипшему, голосу, певшему песню в столовой гостиницы. Песня кончилась, раздались шумные аплодисменты. Измученный Дженарино вошел в темную прихожую, где его поджидали товарищи. Он тяжело дышал. На лбу его блестели капли пота, а глаза покраснели от непривычного яркого освещения. Его заставили четыре раза повторить песню. Измученный, он повалился на подушки, грудой сложенные в углу каморки, и оттуда с горькой усмешкой смотрел на товарищей.

Горько стало от этого взгляда Тотоно.

— «Это я во всем виноват», — подумал он.

А Дженарино между тем говорил:

— Все равно, конец один. Не сегодня, так завтра это вечное пенье мне разобьет грудь. Наш новый благодетель замучит нас до смерти.

У Тотоно не было слов, чтобы возразить товарищу, и он молчал.

Из зала раздавались звуки вальса и послышалось женское пение, похожее на кошачье мяуканье. В каморке все притихло.

Когда пение кончилось, дверь отворилась и на пороге показался очень высокий человек с длинной бородой и с быстрыми блестящими глазами, которые казались, особенно, живыми на темноватом тоне его кожи. Вместе с вошедшим в раскрытую дверь ворвались голоса.

— Таниэлло! Таниэлло!

Публике захотелось послушать его пение.

Войдя в каморку, высокий человек сразу переменил суровое выражение лица на приторно добродушное и заискивающее.

— Ну, мои миленькие, публика в восторге от вас. Деньги так и сыпятся. Если так пойдет и дальше, то через недельку вы двинетесь в Женеву.

Тотоно победоносно посмотрел на Дженарино.

«Видишь, как все прекрасно идет! И как он о нас заботится», — говорил этот взгляд.

А человек с длинной бородой подошел к спавшему Таниэлло, наклонился над ним и старался разбудить мальчика, поглаживая его белокурую голову.

Таниэлло проснулся, вскочил, но со сна ничего не понимал.

— Ну, мальчик, теперь твоя очередь. Публика требует тебя. Слышишь?

В зале шум и крики все усиливались. Таниэлло поплелся на эстраду. Дженарино и Тотоно остались с «Прыгуном». Собака была мрачно настроена. Когда уходил Таниэлло, она даже не пошевелилась, только проводила его тоскливыми глазами. Дженарино пристально смотрел на Тотоно. Он не говорил ни слова, но уже обдумывал, чтобы такое сделать, чтобы выручить и себя и товарищей из невозможного положения.

Опять спорить с Тотоно. Но он знал, что это ни к чему не поведет. Чтобы попасть в Женеву, Тотоно согласился бы работать и еще больше, чем они теперь работали. Их новый покровитель отлично это понимал и, благодаря этому, сумел прибрать к рукам Тотоно. Тот ему верил и делал все, что он от него требовал.

Каждый вечер мальчики выступали на эстраде ресторана, каждый вечер они пели до полного изнеможения, надрывая свои голоса.

Каждый вечер мальчики выступали на эстраде ресторана.

Нет! Им отсюда не выбраться. Нечего и мечтать об этом! Здесь они и умрут. — Уныние охватило Дженарино. Мужество его покинуло. За последние дни он убедился, что они попали в западню.

Две недели, как они в Риме.

Приехали вечером. Вышли с вокзала и все шли, шли под руку по незнакомым, многолюдным и шумным улицам.

Шли ошеломленные, растерянные, с собакой позади. «Прыгун» тоже растерялся. Постоянно попадал под ноги прохожим и, не переставая, подвизгивал от получаемых пинков и толчков. Наконец, пройдя какую-то длинную-длинную улицу, они вышли на площадь. Мимо них проносились экипажи, трамваи, омнибусы.

С площади, следуя общему течению, они попали на большую улицу с прекрасными магазинами, кофейнями, кондитерскими и ресторанами.

Здесь они совсем растерялись. Но потом, на следующей площади уже настолько оправились и пришли в себя, что у Дженарино даже явилась блестящая мысль: он предложил товарищам дать небольшой концерт.

— Как? Здесь? Выступить с нашим бренчаньем на этой великолепной площади?

— Кто знает! Может быть, и здесь нам повезет не меньше чем в Капуе.

Но ведь это же Рим, Рим, а не Капуа. Здесь никто и слушать не захочет нас.

Но Дженарино, не обращая внимания на возражения, решительно остановился напротив одного из ресторанов и вынул свой инструмент. Вокруг мальчиков-музыкантов собралась в один миг целая толпа уличных мальчишек. Веселая неаполитанская песенка понравилась. Мальчишки стали подпевать, приплясывать. Когда певцы кончили, их просили повторить. Ободренные успехом, они пропели еще лучше, чем в первый раз, а потом сунув «Прыгуну» в зубы поднос, отправили его собирать деньги.

В это время из ресторана вышли господа взглянуть на маленьких певцов. Чувствовалось, что мальчики всех заинтересовали, всем понравились. «Прыгун» набрал денег порядочно.

Тотоно торжествовал.

— Видите! И здесь мы начали недурно. «Прыгун» собрал больше трех лир.

Концерт продолжался.

В это время из толпы отделилась длинная, как жердь, фигура человека с большой бородой. Человек подошел к мальчикам, стал их расспрашивать. Он хотел знать, откуда они, кто учил их петь.

И они ответили в один голос:

— Только что приехали прямо из Неаполя. Родных и знакомых у нас ни души, а всяких песен и фокусов и все возможных представлений знаем тьму-тьмущую… Вчера вечером в Капуе…

Здесь Дженарино увлекся. Рассказал все, со всеми подробностями, ничего не забыл.

— Пойдемте-ка со мной, — перебил его вдруг незнакомец. — Я — граф из Венеции. Путешествую инкогнито (скрываю свое настоящее имя). Выдаю себя за артиста.

— Артист? Значит, как мы, — обрадовались мальчики.

— Да, да. Совсем, как вы. Пойдемте со мной. Согласны.

— О, конечно, согласны. Мы следуем за вами, граф.

Вот с этого-то все у них и началось.

Они ужинали. Хорошо поели. Потом покровитель проводил их в ближайшую от станции гостиницу. На другой день они проснулись бодрые, радостные. Чего только не наобещал им граф! Как только узнал, что мальчики направляются в Женеву, стал им объяснять, что Швейцария совсем не так близко, как они думают.

Чтобы добраться до Женевы, нужно иметь денег гораздо больше того, что они заработали в Капуе.

Граф отобрал у мальчиков мешочек с деньгами. Сказал, что берет его на хранение и уверил, что скоро они заработают и еще, только гораздо больше.

Заботы о помещении и пропитании он брал на себя. Но прежде всего нужно позаботиться о хорошем заработке. Когда денег наберется достаточно, он сам отправит их в Женеву.

В сумерках граф вернулся и весело крикнул мальчикам:

— Вот все и устроено. Вы будете петь в чудном ресторане.

И он обнял их всех троих с «Прыгуном» в придачу.

— Да здравствует наш граф! — закричали, ничего не подозревавшие мальчики.

Граф настоял на том, чтобы они переменили свои костюмы. Оделись бы так, как одеваются настоящие синьоры.

Вечером, умытые, причесанные, нарядные, они вместе с покровителем явились на свой первый концерт.

Концерт имел огромный успех. Им пришлось повторять каждую вещь по несколько раз. Всем особенно понравились «Смешные сценки». Их пришлось повторять без конца. Только в полночь, изнемогая от усталости, мальчики добрели до постели.

Покровитель был бесконечно ласков и до небес превозносил их удивительные способности. Но когда мальчики спросили, каков был сбор с концерта, он резко ответил:

— Это вас совсем не касается. Теперь думайте только о том, чтобы есть спать и быть, как только можно, повеселее.

— И работайте без устали, — сквозь зубы проворчал Дженарино.

Тотоно был удовлетворен ответом и словами покровителя. Замечание Дженарино ему не понравилось. А через пять дней мальчики просто изнемогали от новой жизни. Каждый вечер публика требовала от них слишком многого. Почти каждую песню им приходилось повторять чуть не по пяти раз. Они танцевали и пели, пока, наконец, не падали от усталости. Они задыхались в душном, набитом людьми, зале, пропитанном запахом всевозможным кушаньей. Две недели такой жизни замучили их совершенно.

Глава II ПОТРЯСАЮЩЕЕ ОТКРЫТИЕ

Таниэлло ушел с графом в ресторан. Оставшись наедине с Дженарино, Тотоно решил воспользоваться случаем, чтобы рассеять сомнения товарища:

— Видел! Слышал! Поверил, наконец, что он хочет нам только добра.

— Ну и дурак же ты, как я на тебя погляжу, — презрительно отозвался Дженарино.

— Однако, если ты еще будешь ругаться, то это добром не кончиться. Берегись!

— А все-таки, повторяю, что этому графу не верю. Ты только вглядись хорошенько в его физиономию. Препротивное у него лицо.

— О! — начал, было, Тотоно.

— Никаких там ни «о», ни «а» — оборвал его Дженарино.

— Не верим мы ему с Таниэлло.

— Вот как! Да у вас целый заговор за моей спиной! — сердито закричал Тотоно.

— Ну, какой еще там заговор! Только такой дурачина, как ты, не видит и не понимает того, что у него под носом.

— Прошу быть повежливее, — закричал Тотоно, наступая на Дженарино.

«Прыгун» быстро вскочил на ноги, точно торопясь помирить своих друзей.

— Что ты задумал сделать, — грозно спросил Тотоно, подойдя вплотную к Дженарино и пронизывая его злобным взглядом.

— Ну и рожа у тебя! Не лучше чем у твоего графа! — заявил Дженарино.

Они уже готовы были пустить в ход кулаки, когда вдруг услышали за собой незнакомый голос.

— Тише вы! Чего расшумелись.

На пороге стоял ресторанный лакей. У него было открытое и очень добродушное лицо.

Грустно поглядев на мальчиков, он спросил:

— Из-за чего это вы собираетесь драться.

— Синьор Либерти… — начал Дженарино.

— Замолчи, объясню я, — перебил Тотоно.

— Нет я первый. Я начинаю…

— Хорошо, хорошо. Начинай, Тотоно.

— Видите, в чем дело, синьор Станислав, этот дурачина…

— Ого! Еще неизвестно кто из нас двоих дурачина, — оборвал Дженарино. — Думается, что это ты.

— Тише, вы. Продолжай, Тотоно, только товарища не оскорбляй.

— Нет, вы только подумайте, он называет нашего покровителя плутом, а я утверждаю, что он относиться к нам не хуже родного отца. — И, повернувшись к Дженарино, спросил: — Нет, ты только скажи, осел ты этакий, что делали бы мы в Риме без графа?

Здесь они чуть опять не разодрались.

— Но про какого графа вы все болтаете, глупыши? — спросил их лакей. — Не вашего ли длинноногого вы графом величаете? Придумали же.

И, обратившись к Тотоно, прибавил:

— Твои товарищи, мальчуган, куда догадливее тебя.

— Не может быть. Я верю ему… — бормотал смущенный и растерянный Тотоно.

Дженарино смотрел на него торжествующим и уничтожающим взглядом. Лакей подошел к двери и плотно притворил. Он не хотел, чтобы их слышали.

— Вы и не догадываетесь, что еще ожидает вас.

— Что? Что такое? — перепугался Дженарино.

— А то, что ваш граф задумал увезти вас в Америку.

— В Америку! Нет, он везет нас в Женеву, — перебил лакея Тотоно.

— В Женеву! — горько усмехнулся лакей. — Как же! Попадаете вы с ним в Швейцарию! Через три месяца он будет с вами в Америке. За это время, благодаря вам он наберет себе порядочно денег. Вместе с теми, которые вы ему отдали на хранение, ему хватит и на проезд и на первое устройство. Знаете вы, сколько дают вам за выход?

— Ничего не знаем. Он нам не говорит.

— Ну так слушайте! С первого же дня вам платят пятнадцать лир за вечер. И так будут платить месяц, а на второй дадут уже по тридцати. Хозяину не жалко и прибавить. Вы понравились публике.

Мальчики только раскрыли рты, так они были удивлены, и только, молча переглянулись. Говорить они не могли.

— Ну вот, из Рима ваш граф увезет вас в Америку, и там уже будет делать с вами все, что только ему вздумается. О, там он заставит вас работать вовсю. А когда выжмет у вас все, что ему нужно — бросит. В незнакомом городе вышвырнет на улицу. Делайте там что знаете.

В каморке наступила тишина. Из зала доносился слабый и грустный голосок. Таниэлло в третий раз повторял песню:

— О, Неаполь! Дорогой мой, любимый Неаполь! — рыдал Дженарино.

Тотоно молчал. Лежал, уткнувшись в подушку и не шевелился.

— Полно вам, малыши. Давайте-ка лучше подумаем, чем помочь горю, — вдруг проговорил лакей. — Но прежде всего мне хочется рассказать вам одну маленькую историю.

Станислав Либерти присел на скамейку рядом с поднявшим голову Тотоно и начал:

— Когда-то у меня был сын… Славный мальчик, веселый, здоровый, добрый. Золотое у него было сердце, но частенько он меня не слушался… Любил поставить на своем… Иногда такое придумывал, что другому бы и в голову не пришло. Конечно, и я был виноват. Он был у меня один и порой у меня не хватало для него строгости.

Здесь голос Либерти оборвался. Ему тяжело было рассказывать. Немного помолчав он продолжал:

— И вот случилось, что мой мальчик пропал. Исчез из дома. У шел и больше не вернулся. Где только я его не искал! Никаких следов. А через полгода мне дали знать, что сын мой в Америке. Завез его туда «благодетель» вроде вашего графа… Завез, а потом бросил. Бросил, как щенка на улице… Потом, уже много времени спустя, его, больного, изголодавшегося, подобрали добрые люди. Но спасти мальчика уже было нельзя. Умер мой мальчик.

Несколько времени все молчали.

— И вас ждет такая же участь, как моего сына, — прибавил Станислав.

— Неужели! Но ведь наш граф…

— Замолчи, малыш! Ваш граф — плут, мошенник — и больше ничего!

— Что, не поверил мне? — крикнул Дженарино.

— Поверь хоть мне, мальчуган! — с этими словами Станислав обнял Тотоно. — Все что я говорил, мне рассказал сам граф. С нами он не стесняется. Всю правду у нас в лакейской выбалтывает.

Тут уже Тотоно не выдержал. С плачем бросился на шею Станиславу.

— Спасите, спасите нас! — захлебываясь слезами умолял он. — Не дайте нам погибнуть, как погиб ваш мальчик.

— Тише. Идут! — сказал, насторожившись Станислав.

Вошел граф. На руках его лежал с закрытыми глазами Таниэлло.

Мальчики с трудом сдержались и то, благодаря Станиславу, который делал им знаки, чтобы они не выдали ни его, ни себя.

— Подите, скажите хозяину гостиницы, — обратился к лакею граф, — что самый маленький из артистов заболел от переутомления и завтра выступать не сможет. А теперь идет ваш общий номер. Оба выходите пропеть дуэт, — обратился он к Дженарино.

Мальчики хотели возражать, но Станислав почти вытолкнул их за дверь.

— Потерпите до завтра! Только до завтра. Завтра — всему конец, — успел он им прошептать. И через минуту на эстраде уже раздавалась веселая песня. Она была такая веселая, что увлекла весь зал и публика стала подпевать мальчикам.

Глава III ЧИВИТАВЕККИА

Спустились сумерки. На молу была полная тишина. Первая звезда загорелась на небе.

Волны слабо ударялись о каменные стенки набережной.

Возле одного из каменных столбов, к которым привязывают канатами барки, примостились три мальчика с собакой.

Возле одного из каменных столбов примостились три мальчика с собакой.

Уже больше часа простояли они здесь. Это были Дженарино, Тотоно и Таниэлло. Но теперь их было трудно узнать, — до такой степени переменились эти веселые, беспечные мальчуганы. Они все еще не могли придти в себя после бегства. Убежали они от своего «графа» на рассвете. И как они боялись, что их поймают и приведут обратно к покровителю.

Таниэлло так струсил, что ноги совсем перестали его слушаться. Дженарино и Тотоно пришлось его тащить на руках. Только когда поезд совсем тронулся, мальчики понемногу пришли в себя. Вместе с Станиславом Либерти они заняли места в третьем классе, и поезд помчался в Чивитавеккиа.

— Синьор Калондроне, конечно нас не оставит, — сказал Тотоно. — Можно быть в этом совсем уверенным.

— Уверенным? — переспросил Дженарино, — Но где же наш синьор Калондроне?

— В Женеве, конечно, — ответил Тотоно.

— А ты уверен, что когда-нибудь мы туда доберемся. Начало путешествия было прескверное.

— Ты опять за старое.

И, если бы в эту минуту в их спор не вмешался Станислав, мальчики наверное бы опять разбранились, а может быть, и подрались.

Станислав сообщил, что ему удалось собрать двадцать лир. Он рассказал кое-кому из постоянных посетителей ресторана про мальчиков и они помогли им, чем могли.

— Этот мошенник украл все наши деньги, — сказал Таниэлло.

— Нечего говорить о том, чего уже не вернешь, — перебил его Дженарино.

— Вот это так верно, — согласился с ним Станислав. — А вот теперь, что я вам скажу: один из наших посетителей дал мне рекомендательное письмо к своему другу капитану в Чивитавеккиа. Я попробую что-нибудь для вас устроить. Может быть, все и уладится.

И, когда они очутились на молу в Чивитавеккиа, Станислав дал мальчикам три лиры, сказал, чтобы они на эти деньги пообедали, а сам ушел, предупредив, что не знает, когда вернется.

— Только возвращайтесь. Не бросьте нас, — умолял Таниэлло.

Но Станислав в ответ так ласково посмотрел на испуганного мальчугана, что тот сразу успокоился. Распрощавшись с маленькими итальянцами. Либерти, быстро исчез в надвигавшихся сумерках.

Подходила ночь.

Дженарино запел:

И голос его дрожал от волнения.

Таниэлло вспомнил милый родной город и тихонько заплакал.

Потом все сидели молча. Им было тоскливо и страшно.

— Ну чего опять повесили носы? — попробовал пошутить Тотоно. Но шутка не удалась, потому что мальчику и самому было не весело.

Хорошо еще, что Станислав не очень запоздал. Скоро к молу причалила лодка. На корме ее сидел Станислав. Рассмотрев мальчиков, он радостно замахал им рукой. Выпрыгнув из лодки, он подошел к ним, крепко обнял всех троих и сказал:

— Все улажено. Капитан, как раз завтра, едет в Геную и берет вас с собою.

— В Геную.

— Ну да, в Геную, а оттуда в Турин. Двадцать лир у вас уже есть. Остальное вы приработаете в Генуе. Только по дороге остерегайтесь всяких покровителей и графов. В Турине вы купите билеты, доедете до Женевы, там вам останется только отыскать иностранца.

— А теперь вы от нас уйдете? — спросил испуганный Таниэлло.

— Что же, если хочешь, останься со мной? — предложил ему Либерти.

Но Таниэлло не захотел расстаться с товарищами.

— Нет, я не могу их бросить, — объяснил он. — И к синьору Калондроне мне очень хочется.

— Тогда поторапливайся! Боюсь, как бы капитан не раздумал вас взять.

Мальчики плакали, расставаясь со Станиславом Либерти.

— Напишите мне. Непременно напишите из Генуи, — кричал им Станислав, когда они уже вышли из лодки на палубу судна. Когда же он скрылся из их глаз, мальчики пришли на корму и уселись на якорном канате.

— Пошли бы вы теперь спать, — посоветовал, подойдя к ним здоровяк-боцман.

Они встали и спустились с ним в трюм.

Там он показал им койки.

— А теперь, покойной ночи! — сказал он им на прощанье. — Завтра просыпайтесь пораньше. На рассвете мы снимемся с якоря.

С этими словами он ушел.

Мальчики сию же минуту заснули. Они были утомлены и замучены всем пережитым.

Глава IV НА МОРЕ

Первым проснулся «Прыгун» и визгом разбудил Таниэлло.

— Дженарино! Тотоно! Пора вставать, граф идет! — закричал мальчик.

— Какой граф? Где граф? — испуганно спрашивал сразу вскочив на ноги заспанный Дженарино.

— Вот несет чепуху! — протирая кулаками глаза ворчал тоже разбуженный Тотоно. — Это ему со сна почудилось. Граф остался в Риме, а мы плывем на «Звезде» в Геную.

— Вспомнил! Все, как есть, вспомнил! Удрали от графа! — радостно закричал Таниэлло и уже грустно прибавил: — Вот только жаль, что Станислава мы уже больше не увидим.

— Ну это еще неизвестно, — сказал Дженарино.

— Может быть, как-нибудь и встретимся, — прибавил Тотоно.

В эту минуту боцман позвал их к капитану.

Мальчики струсили: вспомнили сурового пожилого человека, которого видели мельком вчера вечером на палубе «Звезды». Лицо у него было медно-красного цвета, нос огромный, а быстрые живые глаза точно видели все насквозь.

Когда они проходили, он мало обратил на них внимания, только сказал им отрывистое «здравствуйте» и стал смотреть в другую сторону.

Когда мальчики вышли на палубу, капитан, засунув руки в карманы панталон, ходил с трубкой в зубах по палубе. Заметив маленьких неаполитанцев, он им сказал грубым голосом:

— Послушайте, мальчуганы, я согласился вас довести даром, ну, а насчет пропитания — это уже статья особая. Придется вам промышлять самим. Заработайте себе что-нибудь.

— Что же, мы споем. — Не долго думая предложил Дженарино.

— Придумал. Споем! Здесь, голубчик, не до пенья. На судне работа совсем другая. Здесь надо работать руками, а не горлом. Вы будете у меня юнгами до самой Генуи, я отдаю вас под начало боцмана.

Мальчики растерялись.

— Что? Не нравится? Не нравится — живо в шлюпку и на берег! — С этими словами капитан повернулся спиной к мальчикам и направился на другой конец палубы.

Ехать назад в Рим. Этого они, конечно, не хотели. Готовы были делать все, что угодно, только бы их не прогнали с корабля. А работа оказалась к тому же веселой и легкой.

Суматоха отъезда, лазанье по мачте, которое напоминало им акробатическое упражнение, — все это было восхитительно. Дженарино, с быстротой белки, взбирался на самый верх мачты. Ему не приходило в голову, что он легко может сломать себе шею. Тотоно не хотел отставать от Дженарино. С необыкновенной ловкостью, изумлявшей даже моряков, он подымался на снасти, потом соскальзывал вниз. Таниэлло чуть-чуть трусил, но ни за что не хотел этого показать. Со смехом и шутками он лез за товарищами. А «Прыгун» увлеченный суматохой бешено носился с кормы на нос и обратно.

Веселые мальчуганы заинтересовали всех. Даже суровый капитан и тот ласково на них поглядывал со своего капитанского мостика.

Дженарино, взлетая на мачту и работая с парусами болтал без конца. Увлеченный тем, что его слушают, он врал еще больше чем обыкновенно, и врал так гладко и ловко, что маленький Таниэлло почти верил ему.

— Да, синьоры, надобно вам сказать, что я уже служил юнгой на кораблях, которые ходят в Калабрию, Сицилию и Турин. Все неаполитанские моряки меня знают. У меня даже есть прозвище, «Дьяволенок». Всю мою жизнь провел я на кораблях. Посмотрели бы вы меня в бурю. Здесь, у вас, это сущий вздор, пустяки… А вот мне не раз доводилось спасать корабли… Все растеряются — я никогда. Ношусь повсюду, как молния…

Матросы не выдержали и разразились хохотом. Все понимали, что мальчик врет, но врал он презабавно и сам был такой занятный. Матросы смеялись над ним очень добродушно.

Когда «Звезда» снялась с якоря и пошла полным ходом, мальчики пришли в дикий восторг. В одну минуту все трое вскарабкались по снастям на самый верх и, помахивая беретами, затянули морскую песню. «Прыгун» вторил им громким радостным лаем.

Утро было чудесное. Солнце слепило глаза, рассыпаясь по морю блестящими искрами. Радостно и звонко раздавалась по судну песня неаполитанских мальчиков. Матросы поглядывали на своих новых попутчиков и смеялись.

В полдень мальчики должны были слезть с мачт, чтобы идти обедать. Их угостили на славу.

Сухари и сыр из Сардинии были восхитительны. Мальчуганам даже дали легкого тосканского вина.

После обеда они долго лежали под солнцем на палубе и вслух мечтали о будущем. Эти мечты и планы были такие невероятные, что собравшиеся возле них кучкой матросы хохотали до упаду.

Тотоно хотел непременно, чтобы его считали настоящим юнгой и потому, когда один из матросов, шутя, предложил ему свою трубку, он ответил ему с гордостью:

— Может быть, вы думаете, что мне еще не приходилось курить? Ошибаетесь. Я могу еще и вас поучить. Ведь я — старый курильщик.

И он взял трубку, набитую крепким табаком.

Матросы хохотали. Дженарино был поражен смелостью Тотоно.

— Как мы быстро идем! — проговорил, позевывая, Таниэлло.

Его уже слегка укачало и ему захотелось спать.

А Тотоно курил, как старый морской волк.

А Тотоно курил, как старый морской волк.

Дженарино, сидевший с ним рядом, рассказывал матросам о таких морских приключениях, точно он сам был отставным капитаном.

— На третий день, друзья мои, мы никак уж не могли справиться с сетями. Бились над ними целых два часа. Ни с места. Представьте себе отчаяние всей команды. У меня сердце сжималось от жалости… Дольше вытерпеть уж я не мог. Не сказав ни слова, я кинулся в воду, спустился на дно, оглянулся вправо, посмотрел влево и сразу разобрал в чем дело. Сеть не зацепилась о камень, а просто отяжелела. В ней было что-то громадное. Сейчас же я подал знак на судно. Трое из моих товарищей спустились ко мне на помощь… Тогда я сказал…

— Как! Это ты говорил под водой?

— Ну да. Не словами, понятно. Неужели вы этого не поняли? Удивляюсь вам. И вот, значит, я им сказал, чтобы они мне помогли. С отчаянным усилием удалось мне, наконец, приподнять сеть.

— И все это вы проделали на морском дне? Невозможно!

— Да замолчите же. Дайте мне договорить! Нам удалось втащить сеть на палубу судна и вы только подумайте, что в ней оказалось: целая бриллиантовая глыба… Но я не понимаю, отчего вы так хохочете?

На это ему никто не ответил. Несколько матросов от хохота катались по палубе.

В эту минуту к ним подошел боцман.

— Вот, погодите. Скоро мы все пустимся в пляс, — сказал он.

Матросы поднялись с мест смотреть на небо.

Мальчики не поняли о чем говорил боцман, но, услыхав про танцы, сразу вскочили на ноги.

— Покажем-ка им нашу неаполитанскую тарантеллу, — предложил, захлопав в ладоши, Таниэлло.

— Что ж, танцуйте! — поддержал его старый боцман. — Мы посмотрим, а потом и вам покажем, как у нас танцуют на кораблях. Вы еще не видывали морского пляса.

Глава V МОРСКАЯ ПЛЯСКА

Море покрылось барашками, а с запада, точно огромная и плотная стая ласточек, надвигалась черная туча.

Тотоно, пользуясь минутой, когда все о нем позабыли, наблюдая за морем и за небом, бросил курить.

Откровенно говоря чувствовал он себя неважно, и когда позвали в столовую, он не пошел со всеми, а остался один на палубе.

— Укачало тебя, что ли? — спросил его один из матросов. Тотоно в ответ только засмеялся.

Засмеялся, а сам побелел, как гребни волн, разбивавшиеся о борт судна.

Море бушевало все сильнее и сильнее. Туча закрыла почти все небо. Задул сильный ветер.

Экипаж ужинал в столовой. Мальчики затянули заздравную песню и все матросы дружно подхватили ее.

В это время на палубу вышел капитан. Он ужинал отдельно от своей команды.

— Что ты здесь делаешь? Почему не пошел ужинать со всеми? — спросил он, разглядев Тотоно.

— Мне не хочется есть, — сразу струсив, ответил дрожащим голосом мальчик. Он очень боялся сурового капитана.

— Не хочешь? Значит тебя укачало.

— Нет, я просто отдыхаю.

Но Тотоно, конечно, врал. Чувствовал он себя прескверно.

— А! Отдыхаешь. Ну, в таком случае, живо на ноги, и за работу. Помоги мне справится с парусом.

Тотоно послушно поднялся с места, попробовал сделать несколько шагов, но упал — ему сделалось совсем дурно.

— Ну, вот, я же сказал, что укачало, — довольно равнодушно проговорил капитан и преспокойно отошел от мальчика.

Тотоно лежал, не шевелясь. Он проклинал и море и трубку.

Скоро стало совсем темно. Свинцовое море зашумело.

Брызги волн долетали до Тотоно.

Когда Дженарино и Таниэлло увидели лежащего товарища, бросились к нему, но в эту минуту судно так закачало, что им пришлось схватиться за сетку, чтобы устоять на ногах.

Перепуганный «Прыгун», пошатываясь, не отставал от своих хозяев.

— Ну, теперь держись, хвастунишка! — кричали матросы, пробегая мимо Тотоно.

— Посмотрим на тебя, храбрец, как-то ты выдержишь нашу морскую пляску.

— Бросьте мальчишек! — яростно крикнул капитан. — Держите ухо востро! Буря идет! Если хоть один из вас остановится возле мальчишек, я связываю их всех троих вместе и бросаю в море, с собакой на придачу.

А волны уже заливали палубу и ветер яростно трепал паруса. Все матросы были за работой. Все делали то, что им приказывал капитан со вторым боцманом.

Судно уже не шло, а прыгало по волнам. Молнии точно стальные шпаги прорезывали совершенно черное небо. Раздался страшный громовый раскат, вслед за ним хлынул ливень.

Мальчики сидели на корме, крепко обнявшись.

Мальчики сидели на корме, крепко обнявшись.

От ужаса они чуть дышали. Перед ними, присев на задние лапы, сидел «Прыгун» и старался по очереди заглянуть в глаза каждому из своих хозяев. Целые горы волн со страшной силой налетали на судно. Оно трещало и, казалось, было готово разлететься в щепы.

— Божья матерь, спаси нас! — воскликнул Таниэлло и бросился на колени.

К вечеру буря стала стихать. На тьму, скрывавшую небо, точно подули и она стала светлеть, рассеиваться. Волны стихали. Дождь перестал. Суматоха на палубе улеглась.

— Что, понравилась наша морская тарантелла? — трунили моряки над притихшими мальчиками.

— Признавайся, знаменитый мореход, часто тебе случалось выдерживать такие бури, как сегодня?

Но Дженарино ничуть не смутился.

— Не знаю, чтобы делал без меня ваш рулевой, — сказал он. — Вы понятно не заметили, а я в этой суматохе все-таки успел дать ему несколько очень полезных советов.

Матросы захохотали.

Тотоно и Таниэлло были поражены нахальством Дженарино: больше всех трусил и вдруг…

А потом все весело пошли закусывать и поели с большим аппетитом.

Когда вернулись на палубу, матрос опять предложил трубку Тотоно, но на этот раз Тотоно только поблагодарил и сказал, что не любит курить сразу после еды.

Глава VI НЕСЧАСТЬЕ

На палубе работа была в полном разгаре. Торопились уничтожить как можно скорее следы вчерашней бури и привести все в порядок.

Мальчики, сконфуженные своим вчерашним поведением, старались его загладить и работали изо всех сил.

Матросы, поджав под себя ноги, чинили на палубе порванный парус. Но мальчикам такая работа казалась очень скучной. Они лазили, как три обезьяны, по мачтам и с восторгом делали то, что им приказывал боцман. Один «Прыгун» все никакие мог никуда пристроиться и только с завистью следил за воздушными путешествиями своих, друзей.

День был удивительно тихий. Небо и море обыкновенного голубого цвета. Во всей природе — полный покой. На горизонте, едва заметно, точно сквозь туман, вырисовывались берега Тосканы.

Мальчики работали на мачтах и пели без устали. Когда из воды показывались дельфины они умолкали. Смотрели на кувырканье и прыжки этих неуклюжих, но милых животных, подплывавших к самому судну.

Смотрели на дельфинов и матросы.

— Гляди! Гляди! Как подскочил! — закричал один из них, указывая Дженарино на неистово кувыркавшихся дельфинов.

— Ну вот, точно мне это в диковинку, — отозвался Дженарино. — Нагляделся уж я на них и все штуки их знаю наизусть. В прошлом году один этакий дельфинище…

Но как раз в эту минуту что-то тяжело грохнулось на палубу и вслед за этим раздались испуганные крики.

Тотоно и Дженарино взглянули вниз и быстро стали спускаться с мачты.

Все обступили лежавшего на палубе Таниэлло. Мальчик был без чувств. Из носа и ушей у него текла кровь. На лбу была рана. Бедняга Таниэлло свалился с мачты.

Никто не решался прикоснуться к мальчику. Боялись, что он уже мертв. Тогда «Прыгун» подскочил к Таниэлло и с жалобным воем стал слизывать кровь с его лица. Тотоно и Дженарино от ужаса точно окаменели.

Капитан приказал старому матросу осмотреть мальчика.

— Малышу посчастливилось, — сказал матрос, осмотрев раненого. — К счастью, он упал как раз на еще не просохший после вчерашнего ливня канат. У него слегка повреждено плечо и колено. Рана на лбу совсем неглубокая.

Таниэлло обмыли и перевязали.

Когда его понесли в каюту, где ночевали мальчики, капитан остановил их и сказал:

— Несите мальчика в мою каюту и положите на мою койку… Ну, живей! — уже своим обычным грубым тоном прибавил он, заметив, что все поражены его неожиданным распоряжением.

Старый матрос взял Таниэлло на руки и понес в каюту напитана.

Через несколько минут Таниэлло лежал на койке в капитанской каюте. Около него сидел старый матрос, а в ногах неподвижно лежал «Прыгун» и смотрел на мальчика с любовью и тоской.

Наступил вечер. Судно легко и быстро шло по спокойной воде уже вдоль берегов Тосканы. В капитанской каюте у изголовья койки, на которой лежал Таниэлло, стояли грустные Дженарино и Тотоно. То один, то другой пробовали заговаривать с больным, но он им ничего не отвечал. Лихорадка усилилась и мальчик впал в забытье.

— Да замолчите же! Разве не видите, что он заснул? — закричал на мальчиков старый матрос. — Успокойтесь, завтра ему уже полегчает, — прибавил он более ласковым голосом.

Мальчики примолкли, но очень не надолго. Первым заговорил опять Дженарино:

— Таниэлло, голубчик, скажи хоть словечко! Ах, зачем ты меня не послушался! Ведь говорил я тебе: держись крепче за мачту. Не зевай. Да и лазить бы не следовало. Поработали-бы мы за тебя маленького.

— Ну, знаешь, или ты замолчишь, или я выставлю тебя за дверь! — возмутился старый матрос.

Мальчики опять притихли.

Около полуночи, среди глубокой ночной тишины, с койки послышался слабый тонкий голосок:

— Пить!

Таниэлло пришел в себя. Дженарино и Тотоно бросились к нему, стали его целовать, обнимать, но матрос схватил их за уши, вытолкнул в дверь и захлопнул ее у них под носом.

— Проваливайте, безобразники! Уморить, что ли, вы его хотите! — крикнул им вслед старик.

Глава VII В ГЕНУЕ

На следующий день под вечер судно подходило к Генуе.

Около койки Таниэлло стояли Дженарино и Тотоно. Больше они уж не болтали. Стояли молчаливые и серьезные. Старый матрос тоже молчал. Он жалел мальчиков, но утешить и успокоить их не мог, потому что сам не знал, что ему делать с больным. Высадить Таниэлло на берег — было бы просто жестоко. Но без разрешения капитана оставить больного на судне было невозможно, а между тем никто не решался просить за мальчика. Капитан был такой строгий, такой грубый, что его редко решались беспокоить просьбами. Дженарино и Тотоно ужасно его боялись.

А серый голый берег с пятнами ярко выкрашенных домов все приближался, и все тревожнее становилось на душе у мальчиков. Таниэлло, приподнявшись на койке и вытянув шею, смотрел в окно.

— Подходим к Генуе. Подошли совсем! — кричал радостно возбужденный мальчик.

— Да успокойся же. Замолчи. И что тебе за радость, что подошли. Ведь ты еще не стоишь на ногах. Куда ты денешься? — разворчался старый матрос.

— Ах, что-то теперь с нами будет? — прошептал Дженарино, а Тотоно только тяжело вздохнул.

На палубе началась уже суматоха, обычная для судна, когда оно подходит к пристани.

Капитан, сделав все необходимые для причала распоряжения, направился в каюту, где лежал Таниэлло. Он вошел туда такой хмурый, такой суровый, что у мальчиков сразу пропала всякая надежда.

— А теперь слушайте, — начал он голосом, которым обыкновенно отдавал команду. — Все матросы обыкновенно получают у нас отпуск до вечера. И все получат кроме тебя, — обратился капитан к старику. — Ты останешься с больным. Товарищи же больного могут отлучаться с судна и приходить обратно, когда это им вздумается. Обедать и спать они должны здесь. Ну, теперь проваливайте, да поживей! — прикрикнул он на мальчиков, которые с прояснившимися лицами бросились было его благодарить. — Никакой благодарности! — И с этими словами он оттолкнул Дженарино и Тотоно.

Тотоно и Дженарино отправились бродить вдвоем по уступам Генуи. Теперь им уже не приходило в голову дать концерт или устроить что-нибудь в этом роде. Без Таниэлло и «Прыгуна» им было тоскливо.

Собака не послушалась ни ласковых слов, ни пинков и осталась возле больного. Пробовал уговорить «Прыгуна» и сам Таниэлло.

— Иди, миленький! Ну, иди же погуляй с Тотоно и Дженарино, — убеждал собаку мальчик. — Погуляешь и вернешься.

Собака виляла хвостом, чтобы показать, что все поняла, но с места так и не тронулась.

Тотоно, самый мужественный из всех троих, он, который придумал все это путешествие, плелся по улице с уныло опущенной головой, не обращая никакого внимания ни на новых людей, ни на незнакомые улицы.

— Тотоно! Не попробовать ли нам здесь счастья! — предложил Дженарино указывая на кондитерскую. — Ободрись, дружище! Я уверен, что завтра Таниэлло уже пойдет с нами.

— Отвяжись! — с раздражением ответил Тотоно. — Ничего мне больше не хочется: ни петь, ни танцевать.

— Но ведь Таниэлло поправляется, — снова начал Дженарино. — Может быть, все устроилось к лучшему. Вот теперь нам и не нужно никаких денег. Спать и есть мы будем на судне. И так будет продолжаться, пока Таниэлло совершенно не поправиться… А все-таки зашли бы мы вот в этот ресторанчик…

Но Тотоно смотрел совсем в другую сторону.

— Как здесь хорошо в этой Генуе! Как красиво! — сказал он.

И действительно, в этот чудный октябрьский день Генуя была очаровательна.

— Пойдем хоть в сад, — предложил Дженарино.

Они как раз шли мимо городского сада.

Тотоно не возражал, и они вошли в раскрытые ворота. В саду была толпа народа и очень много детей. Дети сразу заметили маленьких неаполитанцев и окружили их.

— Это что за штука? А это у вас что? — спрашивали дети, указывая на железный треугольник и тамбурин. — Откуда вы?

Вместо ответа Тотоно ударил в металлический треугольник, Дженарино затряс тамбурином и запел старинную итальянскую песню.

Оба мальчика пустились танцевать тарантеллу.

Вокруг них сейчас же собралась толпа. Все смеялись и аплодировали маленьким музыкантам.

Кончив танцевать, мальчики сами, вместо отсутствующего «Прыгуна», обошли всех зрителей с беретами в руках. Собрали много меди и немного серебра. Тотоно все это положил себе в карман.

На прощанье, перед тем, как выйти из сада, Дженарино обратился к публике с небольшой речью.

— Честь имею уведомить вас, почтенные синьоры и синьорины, что завтра мы, уже втроем и с нашей собакой «Прыгуном», исполним несколько комических пантомим. Льстим себя надеждою, что доставим большое развлечение уважаемой публике.

Тотоно, видя какой имеет успех речь Дженарино, принялся, в свою очередь, рассказывать про их путешествие. После этого мальчики еще больше всем понравились. Их стали расспрашивать, старались всячески обласкать, ободрить. Одна старушка так расчувствовалась, что потащила мальчиков в кондитерскую и там угостила их пирожками.

Только к ночи Дженарино с Тотоно вернулись на судно.

— Да скорей же идите, бездельники! — встретил их воркотней старый матрос. — Покажитесь поскорей вашему товарищу. Он плачет. Боится, что вы его совсем бросили.

В один миг Дженарино с Тотоно очутились возле Таниэлло. Они его обнимали, целовали, обещали, что больше не оставят его одного.

— Ты только взгляни, — сказали они и выложили все собранные ими деньги. — Сосчитай-ка, сколько это будет.

Вышло пятнадцать лир.

— Недурно! Мы опять богатеем, — сказал Дженарино.

— А какими вкусными пирожками нас угостила одна старушка!

— Как! Вы еще и пирожками угощались? — грустно и с завистью вырвалось у Таниэлло. — А мне ничего не принесли?

— Ну, вот, за кого ты нас считаешь.

И Тотоно подал мальчику бумажный мешок.

Таниэлло ужасно обрадовался угощенью. И «Прыгун» тоже радовался. На этот раз ему уделили целый пирожок.

Глава VIII В ТУРИНЕ

В Генуе мальчикам повезло. Их пение и танцы имели большой успех, и денег каждый раз они собирали порядочно. Кончилось тем, что хозяин большого ресторана предложил им подписать контракт на вечерние концерты. Но мальчики на это не согласились.

— Вечерние концерты! Ни за что и никогда! — гордо заявили все трое в один голос. Они хорошо помнили ужасные концерты в Риме. Таниэлло клялся, что никогда в жизни больше не согласиться выйти на эстраду.

— О, мы ненавидим всякие контракты, всех благодетелей и покровителей. Наш граф хорошо проучил нас, — говорили мальчики.

Но и без всяких контрактов и вечерних концертов их дела шли очень недурно.

К отъезду в Турин у них собралось целых сто лир. Случилось это так.

Когда Таниэлло поправился и собрался в первый раз выйти на улицу вместе с Дженарино и Тотоно, на палубе их встретил капитан.

— Мы не знаем, как вас благодарить, синьор капитан, — обратились к нему мальчики.

— Замолчите! — резко оборвал их морской волк. — Сегодня я вас жду обедать. Молчать и ни слова больше. Проваливайте!

Они вернулись к обеду и сильно струсили, когда очутились за одним столом с капитаном. Говорить они не решались. И капитан молчал. Когда обед кончился старый волк неожиданно дал каждому мальчику по монете в двадцать лир.

— Это уже не едят, — пошутил он. Засмеялся и расцеловал их по очереди. — Теперь уж проваливайте! — непривычно ласковым голосом прибавил он. — Идите по белому свету искать своего счастья и помните, что на «Звезде» вам будут всегда рады.

«Прыгун» понял, что капитан сделал что-то приятное его друзьям, и попробовал лизнуть его в руку, но тот дал ему пинка и, еще раз кивнув головой мальчикам, быстро ушел от них на другой конец палубы.

Ошеломленные мальчуганы молча вышли на берег.

— А почему бы нам не остаться у капитана? Он ведь добрый, — вдруг сказал Таниэлло.

— Понравилось, видимо, летать с мачты? — спросил Дженарино.

— И буря тоже видно понравилась? — подсмеялся Тотоно.

— А кто знает, что еще будет дальше! — задумчиво проговорил Таниэлло. — Может-быть, нас ждет что-нибудь еще и похуже бури.

— Ну, чего опять повесили носы! — прикрикнул на них Дженарино. — Давайте говорить о чем-нибудь веселом. Поговорим о Женеве.

— Уж сколько раз мы про нее говорили, — протянул унылым голосом Таниэлло. — А где эта Женева?

— Ну, совсем распустил нюни! — махнул на него рукой Дженарино.

В это время они проходили по площади мимо большого ресторана, где сидело за столиком много военных. Это напомнило им Капуа и их первый концерт. Они остановились и запели веселую неаполитанскую песню. Среди военных нашлось несколько неаполитанцев. Они обрадовались, услышав родную песню. Обрадовались и мальчики, когда с ними заговорили так, как говорят в их родном Неаполе.

— Пятнадцать лир! — весело закричал Дженарино, сосчитав собранные деньги. — Нам хватит на проезд.

Глава IX ПРИВИДЕНИЕ

Темнело. Мальчикам становилось жутко.

— Что-то холодно, — вдруг сказал Таниэлло.

— Да, холодновато. А вчера в Генуе мы пропадали от жары.

— Удивительная страна!

Мальчики подняли воротники, но это их мало согрело. Воздух делался все холоднее.

— Ну, этого еще, кажется, с нами не было. Мы просто замерзаем, — весь дрожа проговорил Таниэлло. Тотоно застучал зубами.

Мальчики плохо переносили холод. Особенно их мучил ветер. В Неаполе они к нему не привыкли.

— Не пройти ли нам к офицерам. Может быть, они дадут нам чего-нибудь согревающего, — предложил Дженарино.

— Что ж, пойдем! — согласился Тотоно.

— А где же ресторан, где сидели военные? Я не помню…

— И я не помню…

— Здесь все улицы, как одна. Я не отличаю их.

— Нет, мы идем совсем не туда.

— Нет, туда…

— Надо повернуть в другую сторону.

— Я устал. Больше не в силах идти. Ведь мы ходим с самого утра! — пожаловался Таниэлло.

Оба товарища подхватили его под руки.

— А «Прыгун» как дрожит! — сказал Таниэлло.

— Вот ресторан! Войдем, — предложил Дженарино.

— Войдем и дадим маленькое представление. В комнате мы согреемся.

Мальчики стали приготовлять свои инструменты, но вдруг Дженарино вздрогнул и сделался белым, как мел.

— Взгляните туда! Видите кто там? — с ужасом прошептал он, указывая в окно ресторана.

— Никого не вижу, — ответил Тотоно.

— Что с тобой Дженарино? Не пугай! Отвечай скорей, кого видишь. Я боюсь!

— Смотрите, смотрите, — говорил весь дрожа, Дженарино. — Там… в ресторане… граф… Сидит за столиком… Разве вы его не узнаете?

Не успел он договорить, как Таниэлло уже мчался по улице. За ним полетел и Тотоно, а за Тотоно и Дженарино с «Прыгуном». Они бежали до тех пор, пока все трое не свалились от изнеможения. Только через полчаса они немного отошли и поднялись на ноги.

— Может быть, тебе показалось, что это граф? — сказал Тотоно.

— Граф или не граф, а уж в ту сторону меня не затащишь! — решительно объявил Дженарино.

— И я ни за что туда не пойду! — пропищал Таниэлло.

И они направились в противоположную от ресторана сторону.

К трем часам ночи они вышли на площадь. В конце ее увидели сад с великолепно освещенным зданием, перед которым бил фонтан.

— Мне кажется, Тотоно, что это станция — сказал Дженарино.

— Не знаю. Может быть, и станция.

В эту минуту до них донесся протяжный свист локомотива.

— Станция! Наверное станция! — весь оживившись, закричал Таниэлло. — Скорей бежим! Может быть, поспеем к поезду.

И все трое с «Прыгуном» позади, помчались к станции. Когда они прибежали к подъезду и, задыхаясь, спросили носильщиков, далеко ли до Женевы, в первый раз за все путешествие, вопрос их не вызвал удивления и насмешек.

— Поезд на Женеву идет в 8 часов утра, — ответил им станционный сторож, собираясь уже захлопнуть перед ними дверь.

— Ах, подождите! — взмолился Тотоно. — Пожалуйста, пропустите нас. Мы так устали. Видите и собака больше не может бежать… — мальчик указал на «Прыгуна», который растянулся на земле и тяжело дышал, высунув язык. — Ведь мы бродим с утра по городу… И куда нам идти не знаем… Мы умираем от голода… Мы замерзли…

— У нас денег в обрез, только на третий класс до Женевы, — схитрил Дженарино.

— Не гоните нас! — прохныкал Таниэлло.

— Войдите, — сказал, наконец, сжалившись над ними сторож.

Мальчики бросились сразу к топившейся печке.

— Ну, отсюда я уж не тронусь! Ни за что не уйду, — объявил, потирая руки Дженарино.

К ним подошел сторож.

К ним подошел сторож.

Ему хотелось поболтать с мальчиками. Они говорили на непонятном для него наречии, но были так забавны и шумливы, так много болтали, что он не отходил от них до самого утра.

Глава X УЖЕ В ШВЕЙЦАРИИ

О, как они обрадовались, когда поезд, наконец, тронулся! Все тяжелое, все неприятное осталось позади, впереди была Женева с синьором Калондроне.

— Да здравствует Швейцария!

Три толстых пьемонтских крестьянина, которые сидели с ними в купэ, курили свои трубки и неодобрительно косились на шумных неаполитанцев. Но мало-помалу веселость мальчиков заразила и их.

— Смотрите! Смотрите, — поминутно вскрикивал, ударяя в ладоши, Таниэлло. Он показывал на горы с маленькими домиками под аспидными крышами по склонам.

И все трое они подскакивали и взвизгивали от восхищенья.

Но скоро притихли… Усталость угомонила их. Первый заснул Таниэлло. Обняв рукой «Прыгуна», он положил на него голову. Дженарино разболтался с крестьянами. Они его не понимали, но это его не смущало. Он объяснялся с ними знаками. Но вдруг он услышал храп. Три крестьянина захрапели, как три контрабаса. Говорить с ними дальше уже больше не стоило. Дженарино посмотрел на Тотоно. Но и тот тоже заснул.

Дженарино, уже молча стал смотреть в окно, а через несколько времени задремал и сам.

Когда они проснулись и посмотрели в окно, то увидели целую толпу людей. Кондуктор открыл дверь в купэ и, заглянув, крикнул по-французски.

— Пересадка на Женеву!

— Дженарино!

— Тотоно!

— Не понимаю, что он кричит.

— И я не понимаю.

— Это язык, на котором говорит синьор Калондроне, — закричал, обрадовавшись, Таниэлло, — наконец-то мы его слышим.

— Да наконец-то! Теперь вот мы ничего и не будем понимать.

— Скорей выходите из вагона, мальчуганы! Вы куда едете?

Мальчики только растерянно на него смотрели.

— В Женеву! — наконец, решительно ответил Тотоно. Тогда кондуктор почти вытащил их из вагона и показал им на другой поезд.

И вот они снова в вагоне и снова ждут, когда опять, наконец, двинется поезд. На этот раз с ними сидят две савойские крестьянки. Тотоно, все время не отрываясь, смотрит в сторону буфета.

— Не сбегать ли нам туда? — предложил он товарищам.

— Только этого еще не доставало! — оборвал его Дженарино. — Вспомни, голубчик, что случилось с тобой в одном из таких буфетов. Пошел ты туда важным барином, а потом мне же пришлось спешить к тебе на выручку. У нас осталось всего-навсего 22 лиры, а неизвестно когда мы еще разыщем синьора Калондроне.

— А где же Таниэлло с «Прыгуном»! — вдруг спохватился Тотоно.

Оба мальчика высунулись из окна и увидели Таниэлло. Он бежал с «Прыгуном» в противоположную сторону от вагона.

— Таниэлло! Таниэлло! — закричали они ему.

Таниэлло обернулся, махнул им рукой и побежал дальше. Прошло четверть часа.

— По местам. В вагон! В вагон! — закричали кондуктора. — Поезд отходит!

Когда Дженарино и Тотоно сообразили о чем кричат, они побледнели от ужаса. Таниэлло остался на станции.

А поезд уже трогался.

— Тото! Дженари! — вдруг раздался за дверью вагона испуганный голосок.

Они поспешили открыть дверцу и Таниэлло уже на ходу вскарабкался в вагон. Руки у него были полны разных свертков и мешочков. У «Прыгуна» торчала в зубах куриная лапа.

— Откуда это у тебя? — закричали мальчики.

— Из буфета, — спокойно ответил Таниэлло. — Мы пробрались туда с «Прыгуном». Там была публика. Не долго думая я ударил в тамбурин и мы наскоро исполнили несколько номеров. Лакеи собирались меня выгнать, но я улизнул. Вовремя подскочил с протянутой шляпой к одному из столиков. Там за меня заступились и дали денег. А потом я обошел и другие столики… Мне надавали всякой всячины. Видите, сколько собрал.

И Тотоно стал вынимать из бумажных мешков пирожки, куски ветчины, сыра, мяса, яблоки и апельсины.

И Тотоно стал вынимать из бумажных мешков пирожки, куски ветчины, сыра, мяса, яблони и апельсины.

Глава XI БР-Р-Р…

Было начало ноября. Первый снег покрыл горы белыми пятнами. Вечерние тени, таинственные и страшные, проносились за вагонными окнами. В купэ все больше темнело. Зажгли лампу, но она светила тускло. Мальчики совсем приуныли. Они озябли. Сидели, плотно прижавшись один к другому и молчали. Резкий холод пронизывал их до костей. Никогда еще не приходилось им так страшно мерзнуть. За окнами валил снег и слышно было, как выл ветер. Савойским крестьянкам было тепло. Они преспокойно болтали о своих делах и не обращали ровно никакого внимания на чужих мальчиков.

На одной из станций Тотоно сделал над собой усилие, вышел из вагона и купил в буфете несколько пирожков, кусок сыра и бутылку рома. Пришлось заплатить три лиры, но делать было нечего, мальчики умирали от голода и холода.

Ром их несколько согрел, но не надолго. К ночи стало еще холоднее и они совсем закоченели. Скоро у них застучали зубы.

Крестьянки перестали болтать. Они смотрели на мальчиков и что-то между собой говорили про них, но что именно — этого неаполитанцы не могли понять.

— Что это… с Таниэлло? — щелкая зубами через силу спросил у Тотоно Дженарино.

— Я… его толкаю, а он… не шевелится… Что с ним?

Тотоно едва разобрал, что ему говорил Дженарино.

— Тонио! Тонио! — окликнул он малыша.

Но тот не отвечал.

— Да что это с ним? — повторял Дженарино, ломая руки. Тотоно пробовал потрясти Таниэлло, но тот не подавал никаких признаков жизни.

И вдруг одна и та же ужасная мысль пришла сразу обоим мальчикам, и они громко и пронзительно вскрикнули.

Крестьянки бросились к ним, схватили маленького Таниэлло, стали его растирать, потом закутали его в теплое одеяло и влили ему в рот несколько капель вина.

Тотоно и Дженарино со страхом и надеждой смотрели на своих попутчиц, а «Прыгун» с жалобным визгом лизал свесившую холодную ручку.

Таниэлло, наконец, открыл глаза. Женщины, а затем Дженарино с Тотоно радостно вскрикнули.

Через несколько минут, закутанный в одеяло и платки, Таниэлло сидел между двумя женщинами, и они попеременно его целовали. Тотоно и Дженарино болтали без умолку. Нисколько не смущаясь тем, что их не понимают, они рассказывали всю свою историю со всеми подробностями. Швейцарки их о чем-то расспрашивали, они им что-то отвечали и болтали, болтали без конца, радуясь, что, наконец-то, могут опять работать языками.

Вдруг поезд остановился. Швейцарки быстро вскочили со своих мест, наскоро расцеловали мальчиков и, захватив свои вещи, со всех ног бросились из вагона.

Уже просвистел локомотив, когда в открытое окно шлепнулось что-то мягкое и тяжелое. Мальчики нагнулись и подняли с пола огромное толстое деревенское одеяло. Тотоно и Дженарино сейчас же сообразили, что это бросили им крестьянки. Они живо закутали в одеяло Таниэлло.

— Женева! Женева! Через несколько станций Женева! — кричал кондуктор.

— Женева! — с восторгом повторили мальчики. — Наконец-то!

Глава XII НЕУДАЧНОЕ НАЧАЛО

Около десяти часов вечера мальчики вышли с вокзала. Они были в упоении: наконец-то они достигли цели своего долгого и трудного путешествия.

— В Женеве! Мы в Женеве! — ликовали они.

Тотоно обратился к товарищам с речью:

— Итак, друзья, мы добрались, наконец, до этого знаменитого города и, как вы уже можете судить, он больше, гораздо больше того, что мы думали. Вот теперь-то нам предстоит самое трудное из всего нашего путешествия: найти синьора Калондроне. Но как отыскать его, как разобрать, в котором из этих бесчисленных дворцов он живет. А денег у нас всего семнадцать лир. Прежде всего сообразим, на сколько дней нам этого может хватить. Давать концерты и представления здесь невозможно. Никто нас не поймет. Подумаем-ка прежде всего, как бы нам умудриться прожить подольше на наши деньги.

— Довольно, замолчи, Тотоно! Я больше не могу тебя слушать! Я умираю от голода, — прервал его Дженарино. — Прежде всего мы досыта поужинаем!

— Обжора! — выбранился Тотоно.

— А ты скряга, — налетел на него Дженарино.

— Как, уже с кулаками! — разозлился Тотоно.

— Пожалуйста, не надо, — умоляющим голосом проговорил Таниэлло.

Тотоно и Дженарино посмотрели на перепуганного и замученного малыша и сразу успокоились.

Через несколько минут они втроем, взявшись под руки и накрывшись одним одеялом, уже шагали по одной из самых людных женевских улиц, мимо ярко освещенных магазинов и ресторанов.

Странное шестиногое существо под одной покрышкой привлекало общее внимание. Многие останавливались, смотрели вслед. Некоторые со смехом шли за мальчиками.

Конечно, если бы это случилось в Неаполе, мальчиков давно бы уж остановили, давно бы вокруг них уже собралась любопытная, шумная толпа, и они охотно бы рассказывали всем кто они и откуда взялись и почему очутились в чужом городе.

Но в Женеве не было до них дела, и они все шли да шли, а холодный ветер становился все резче.

Наконец, Таниэлло не выдержал, остановил трех рабочих, которые медленно проходили мимо них с трубками в зубах. Вероятно, чтобы защитить от ветра глаза, они низко надвинули на лицо свои береты и это придавало им хмурый и недовольный вид.

— Не знаете ли вы, где здесь живет синьор Калондроне? — обратился к ним по-итальянски Таниэлло.

— Что тебе? — буркнул один из трех рабочих.

— Что он там болтает? — проворчал другой.

— Прочь с дороги! — закричал третий и так толкнул Таниэлло, что тот упал на покрытую снегом землю. Не успели рабочие отойти, как в них полетели камни. Они обернулись, но увидели только три убегавших фигуры.

— В самый глаз угодил.

— А у меня трубку разбил.

— Негодяи мне губу раскроили.

Остановились мальчики только на большой площади.

— Недурное начало.

— А и противная же эта Женева! — сказал Таниэлло.

— Говорил я, что никого не надо спрашивать. Все равно нас не поймут. Не послушались, вот и вышло.

— Пожалуйста, войдем в этот ресторан! — попросил Таниэлло.

И они вошли.

Посреди небольшой комнаты стояло два длинных стола. Возле них сидело несколько рабочих. Было видно, что они уже навеселе. С большим трудом мальчики знаками объяснили хозяйке, что хотят поужинать. Она подала им мяса и вина. Они ели молча. Настроение у них было самое мрачное.

Они уже не ждали ничего хорошего.

Когда рабочие вышли, хозяйка подошла к мальчикам и присела к их столу. Они заинтересовали ее, и ей захотелось расспросить, кто они такие и откуда взялись.

Тотоно постарался объяснить, что они итальянцы. Почему-то ее это очень обрадовало. Она быстро поднялась со своего места и ушла в другую комнату. Через несколько минут она вышла, но уже не одна, а в сопровождении старика с большой белой бородой. Поддерживая его под руку, она подвела его к столу, за которым сидели мальчики.

— Вот, присядь здесь, отец! — и она усадила старика за стол с маленькими итальянцами.

— Вы из Неаполя? — спросил их старик. Голос у него был глухой, и говорил он на ломанном итальянском языке. — Когда я был солдатом, судьба меня забросила в Италию. Ровно тридцать пять лет тому назад мне случилось быть в Неаполе.

— Наконец-то нашелся человек, который здесь с нами заговорил по-человечески! — радостно закричал Дженарино.

— Может быть, вы знаете и синьора Калондроне? Скажите, где он живет? — умоляюще попросил Таниэлло.

Но никакого Калондроне старик не знал.

— Может быть, вы нам скажите, господин солдат, где бы нам переночевать, — обратился к старику Тотоно.

— Только дорого заплатить мы не можем.

Но старик уже плохо понимал мальчиков. Знал по-итальянски немного, да за тридцать пять лет успел уже перезабыть то немногое, что когда-то знал.

— Спать. Вам нужно поспать. Понял! Понял! — сообразил он, наконец. — Вам нужна комната. — У нас есть. Комнату? — переспросил он уже по-итальянски, наконец, вспомнив нужное слово. Спросил по-итальянски и вдруг сразу забыл про комнату. Увлекся воспоминаниями и стал рассказывать про свою жизнь в Италии… Теперь он заболтал уже на своем странном языке. Язык его имел мало общего с итальянским и с французским. И вдруг ему бросился в глаза тамбурин Таниэлло, а потом он разглядел и треугольник. Такие же точно инструменты он видел в Неаполе у бродячих музыкантов.

— Спойте! Спойте, пожалуйста! Умоляю.

— Петь? Сейчас? Нет, нет! Ни за что. Завтра будем петь. Сегодня мы устали. Понимаете, устали.

Старик замолчал. Он понял их. Встал и повел их куда-то по лестнице. Потом открыл дверь в комнату, где ярко топилась печка.

— Спите здесь. Завтра разбужу.

И, попрощавшись с мальчиками, оставил их одних. Они разделись в один миг и бросились в кровать. Уже двое суток им не приходилось ночевать в постели.

Глава XIII РАЗОСПАЛИСЬ

Когда они, наконец, открыли глаза, то увидели бесконечно серое небо.

— Вставайте! Скорей поднимайтесь! — кричал старый солдат, колотя в дверь палкой.

— Рано еще, только светает, — ответил зевая и потягиваясь Таниэлло.

— Светает! Полдень уже! — захохотал в ответ старик.

— Разве уже палили из пушки? — спросил Дженарино.

— Придумал! Ведь мы в Женеве! Ты, видно, все думаешь про Неаполь.

— Совершенно верно. Да здравствует Женева! — и Дженарино в одной рубашке закружился и запрыгал по комнате.

Старик стоял в раскрытых дверях и хохотал, держась руками за бока. Но когда Дженарино подошел к окну и взглянул на свинцовое небо, увидал белые от снега крыши домов, все веселье его сразу, как рукой, сняло.

— Пренеприятная эта Женева, — прошептал он, поплелся к кровати и тихонько залез опять под одеяло.

Мальчики примолкли.

Старик же подошел к инструментам, попробовал стукнуть в тамбурин, потом позвонил в треугольник.

Это опять напомнило ему многое, и он снова стал болтать без умолку на своем, самим им выдуманном языке, которого никто не мог понять. Мальчики под конец даже устали от его болтовни.

Наскоро позавтракав, они вышли на улицу. Они шли, как вчера, закрывшись в одеяло, которое служило им плащом и зонтиком. Падал мелкий и редкий снег. Уже с полчаса бродили они по улицам. Бродили вялые, озабоченные. Одна мысль их мучила с самого утра. Человека, которого они искали или совсем в Женеве не было, или они неверно произносили его имя.

Мальчикам с трудом, но все-таки удалось объяснить старику-солдату, что они ищут одного швейцарского синьора. Старик сейчас же отправился в соседнюю аптеку попросить взглянуть в адресную книгу. Книгу ему дали, но никакого Калондроне он там не нашел. Не догадался, конечно, что Шалондон это и есть тот самый Калондроне, которого ищут мальчики.

И вот оказалось, что в Женеве нет того, кого они ищут. А может быть, он и есть, но фамилия у него другая.

Маленькие неаполитанцы совсем растерялись. Не понимали, что им и делать.

— Мужайтесь! — попробовал, как можно добрее выкрикнуть Тотоно, но у него это не вышло. Он взглянул на свинцовое небо, и крик его вышел похожим на крик утопающего.

Взявшись под руки, они плелись куда глаза глядят. «Прыгун» шел за ними с безнадежно опущенным хвостом. На каждом углу, при каждом повороте Тотоно шептал:

— А ну вдруг да мы его встретим. Ведь ходит же он гулять? Может быть, пойдет за покупками.

Так очутились они на окраине города. Перед ними лежало поле, засыпанное снегом. Свинцовое небо накрывало его точно серой шапкой.

— Господи, что за ужасная страна! Если бы я только знал, на что она похожа, ни за что на свете не поехал бы сюда!

— Лучше умереть бы с голода в нашем милом Неаполе.

— Прекрасный Неаполь.

— Чудесный Неаполь.

— И как там тепло.

Вдали виднелась какая-то деревня с церковью посреди домов. Мальчики направились туда. Но когда они попробовали зайти в один из домов, хозяйка их выгнала. Прогнали их и в соседнем доме, да к тому же еще и выругали. Приняли за нищих. Сказали, что надо работать, а не попрошайничать. Тогда они поняли, что им ждать здесь нечего. Недолго раздумывая, сели в проходивший мимо дилижанс и опять очутились в Женеве. Уже вечерело. Снег все падал. Они захотели вернуться в гостиницу к старому солдату, но сбились с дороги. Вместо площади, на которой стояла приютившая их гостиница, вышли к какому-то мосту, перекинутому через холодную черную реку. Это была Рона.

— Уйдем отсюда. Я боюсь. Уйдем! — заплакал окоченевший Таниэлло. И они ушли.

— Куда же нам идти? Куда деться?

От долгой ходьбы у них подгибались ноги. Наконец, все трое остановились.

— Я погубил вас. Во всем виноват я! — с таким отчаянием произнес Тотоно, что Дженарино и Таниэлло сейчас же его пожалели.

— Нет, ты ни в чем не виноват. Мы сами захотели в Женеву, — принялись они его уверять.

А снег все падал и на белизне дрожащей завесы из белых снежинок во всей красоте представлялся мальчикам их солнечный веселый Неаполь.

Настала ночь. Они вошли в первый попавшийся ресторанчик и спросили себе поужинать, но, не дождавшись когда им подадут, заснули, уронив на стол головы. Их растолкали. Они поели. Вид у них был такой жалкий и растерянный, что хозяин позволил им остаться до утра в ресторане. Дженарино и Таниэлло заснули очень скоро, но Тотоно не спалось. Он был в ужасе. Самым страшным из всего страшного представлялось ему, что их никто не понимает.

О концерте нечего было и думать.

Тотоно крепко зажал в кулак две пятифранковые монеты — последние оставшиеся у них деньги и проговорил вслух:

— На завтра еще хватит. А после завтра я брошусь в воду. Я больше не могу.

Глава XIV ТОСКА ПО НЕАПОЛЮ

В уютной красивой столовой, с ярко топившимся камином, молоденькая горничная накрывала стол. Господин Шалондон вошел в комнату со своей сестрой Анной. Сестра его была добрая и кроткая женщина. У нее недавно умер муж, детей она не имела и потому, овдовев, переехала к брату и сделалась хозяйкой всей холостой квартиры.

Уже несколько дней беспокоил ее брат. Она видела, что ее Генриху не по себе. Догадывалась, что он тоскует по солнечной веселой стране, откуда вернулся два месяца тому назад.

Каждый раз, входя утром в столовую, он повторял одну и ту же фразу:

— Какое серое небо! А там! Ах, как теперь там хорошо, милая Анна.

И она понимала, что «там» значит в Неаполе.

Окончив ужин, Генрих молча сидел возле сестры. Анна читала газету.

Так, молча, просидели они довольно долго.

— Ты хандришь, Генрих? — наконец, спросила сестра.

— Смертельно.

— Я это вижу. И не знаю, чем помочь тебе.

— Помочь мне очень трудно, милая Анна. Дело все в том, что я вдруг убедился, что жизнь моя пуста и бесцельна. Дни тянутся такие скучные, такие однообразные. Один, как другой и один еще скучнее другого…

И они опять замолчали. Сестра снова принялась за чтение, потому что не знала, чем утешить и успокоить брата. Он закурил сигару.

— До твоего путешествия ты никогда не тосковал. Ты очень сильно переменился после твоей поездки в Италию, — заговорила опять сестра. — Может быть, тебя огорчают неудачи в твоих торговых делах. Но, уверяю тебя, дорогой, это так неважно. Немного больше денег, немного меньше, особенно для холостяка это ровно ничего не значит.

— Да, может быть, мое тяжелое настроение вызвано неудачей… Но теперь, когда я ближе познакомился с условиями итальянской торговли, я опять поеду туда весной и очень надеюсь, что тогда все пойдет у меня уже по-другому: я наверстаю…

— Как, ты собираешься опять ехать? — с испугом и огорчением вырвалось у сестры.

Брат спохватился. Понял, что сказал лишнее. До отъезда было еще так далеко и не следовало так рано говорить об этом. Быстро поднявшись с места, он вышел из комнаты.

У него была привычка перед сном посидеть часок-другой за стаканом пива в ресторане с товарищами.

— А, Шалондон! Наконец-то, — радостно встретили его друзья. — Ну и вечер. Мы просто замерзаем. Присаживайся и как можно скорей рассказывай нам про Италию. Может быть, она согреет нас хоть немного.

— Прежде всего, друзья мои, я вам должен сказать, что я окончательно поверил в сказку о сиренах. Мне не раз рассказывали, что сирены своим чудесным пением до такой степени околдовывали мореплавателей, что даже и те немногие, которые не гибли в пучине морской, заслушавшись их пения, все равно больше не могут уже жить. В ушах их непрерывно звучат подслушанные песни и их неудержимо тянет в покинутую ими страну. Вот именно это и случилось со мной. Я не в силах больше жить вдали от Италии. Я истосковался по этой прекрасной, вечно солнечной стране.

Такими или подобными словами Шалондон всегда обыкновенно начинал про любимую Италию. И когда он говорил, его слушатели уже больше не видели ресторанных столиков. Рассеивался густой и едкий табачный дым, наполнявший комнату, и из него выступал весь залитый ярким солнцем песчаный берег.

Тихо плескались о него голубые волны. Корабли простирали к небу паруса, похожие на огромные белые крылья. Точно большие, черные, отдыхающие у берега птицы, стояли неподвижно темные барки. А вдали дымился Везувий.

— Да, друзья мои, Неаполь, это — рай.

Таким возгласом Шалондон имел обыкновенно заканчивать свои вечерние рассказы об Италии.

Некоторое время слушатели молчали, а потом кто-нибудь непременно спрашивал:

— Ну, а дети? Расскажи же нам про твоих маленьких итальянцев.

— Вы спрашиваете меня про бродяжек. Уверяю вас, что мои мальчики — это самые настоящие артисты. Ах, если бы вы их видели, как хороши они на открытом воздухе. Мой Дженарино для меня лучше всех знаменитых певцов. Это не мальчик, а настоящий огонь. И какие у него глаза. Он не только представляет, и здесь же, на месте сам импровизирует прелестные комические сценки. А как играет Тотоно! Как жестикулирует этот дьяволенок! Уверяю вас, на всем свете нет танцовщицы грациознее и легче маленького Таниэлло. А какое у него лицо? Точно с картины. А их «Прыгун». Что за прелесть этот преданный верный пес. И как эти малыши были мне благодарны за гроши, которыми я их награждал. О, как мне тоскливо без них. Как хотелось бы хоть один раз посмотреть на них!..

И вдруг Шалондон запнулся. Подался вперед к окну. Смотрит, вглядывается, со стороны улицы на стекле три прижавшихся к стеклу расплюснутых носа.

Со стороны улицы на стекле три прижавшихся к стеклу расплюснутых носа.

Рядом с ними еще четвертый — собачий нос.

Собака стала на задние лапы и тоже смотрит через стекло…

— Они! — крикнул Шалондон.

Вскочил из стола. Бросился к дверям, а на пороге его чуть не сшибли с ног три мальчугана.

С визгом и плачем повисли они у него на шее.

— Вы! Неужели это вы?

А Таниэлло, захлебываясь слезами, ему ответил:

— Ну, да. Это мы пришли в Женеву, чтобы жить вместе с вами!

Глава XV СЧАСТЬЕ

Жизнь Шалондона сразу изменилась.

Теперь ему уже некогда скучать.

Маленькие неаполитанцы отнимают все его свободное время. В доме стало суетливо и шумно, а Шалондон только радуется этому. Он без ума от своих итальянцев. Привязалась к ним и сестра его. Брат повеселел с мальчуганами. Они заменили ему родных детей.

Шалондон решил сделать из бродяг настоящих трудолюбивых и образованных людей.

Он отдал их всех троих в школу. Мальчики прилежно учатся. Довольно они бродяжничали. Им и самим это надоело. Теперь они взялись за ум и готовят свои уроки ничуть не хуже других порядочных мальчиков. К Женеве они почти привыкли. Считают, конечно, что она много хуже Неаполя, но терпят ее из-за «Синьора Калондроне».

О Неаполе они не забывают и часто втроем мечтают о том прекрасном времени, когда явятся туда, только уже не бродяжками. Приедут и пройдут по милым знакомым улицам, а впереди них с гордо поднятым хвостом будет бежать отъевшийся и уже похорошевший от хорошей жизни «Прыгун».