За темными лесами. Старые сказки на новый лад

Монета заветных желаний

[19]

Однажды в империи на берегу бескрайнего моря, где облака белы, как молоко и перламутр, а ветры пахнут солью и фруктами дальних стран, сошлись люди всех ремесел и каст, от мала до велика, на похороны императрицы. При жизни императрица носила имя Берилл Среди Бури. Теперь, стоило ей умереть, придворные летописцы начали именовать ее Сплетающей Бурю, ибо была она великим флотоводцем, грозой морей.

Бальзамировщики умастили Сплетающую Бурю благовонными маслами, а лицо ее, как подобает, скрыли под резной маской из белого нефрита. В одну руку вложили ей небольшой флаг с гербом империи – якорем и мечом, вышитыми темно-синим шелком, а в другую – обнаженный кинжал, острый, с муравленой рукоятью, сверкавшей белизной, лазурью и золотом. Облачена императрица была в тяжелые шелковые одежды, которые надевала только раз, на последний Праздник Урожая. Народ империи верил, что правительницу надлежит снабдить всем, необходимым для грядущей жизни в Море-Что-Примет-Всех, чтобы она замолвила за подданных словечко перед духами драконов.

Осталась после императрицы единственная дочь. От роду было ей всего тринадцать лет, и посему советники старой императрицы дали ей имя Ранняя Крачка в Небе. Крачка была девочкой степенной и серьезной не по годам. Даже на похоронах, облаченная в белые с серым одежды скорби, держалась она почти бесстрастно. Если глаза ее и заблестели, когда жрецы запели, провожая усопшую в Путь-К-Закату, то только потому, что этого от нее ожидали.

С наступлением сумерек носилки с телом старой императрицы поместили на погребальную ладью, выкрашенную красным, чтобы ладья шла вслед солнцу. Один из жрецов перерубил канат, а стража императрицы подожгла ладью, пустив в нее горящие стрелы.

Старейший из советников Крачки, мудрец, в юности посетивший множество иноземных храмов, повернулся к девочке и заговорил, возвысив голос над треском пламени и рокотом волн:

– В эту ночь тебе нужно хорошенько отдохнуть, моя повелительница. Завтра перед тобой предстанут Двадцать Семь Великих Семейств. И, несмотря на твои юные годы, они должны увидеть в тебе владычицу, ни в чем не уступающую матери.

Крачка прекрасно, не хуже него, понимала: какую твердость характера ни прояви она завтра, Великие Семейства непременно сочтут ее легкой добычей. Однако она просто кивнула и удалилась в покои для медитации.

Спать она в ту ночь не легла, хотя никто не упрекнул бы ее за это. Долго, упорно думала Крачка, как же ей быть. Сладкий аромат благовоний щекотал ноздри. Отчаянно хотелось позвать мать – пусть та вернется назад с погребальной ладьи, поможет советом… Но ничего. Довольно будет и тех советов, что давала ей мать при жизни.

За два часа до рассвета Крачка позвонила в серебряный колокольчик, призывая слуг.

– Будите канцлера казначейства, – велела она. – Мне нужно с ним посоветоваться.

Канцлер был вовсе не рад тому, что его разбудили в такую рань, и обрадовался еще меньше, когда Крачка объяснила, как намерена поступить.

– Откупаться от Семейств? – сказал он. – Скверный пример на будущее.

– Мы не откупаемся от них, – твердо сказала Крачка. – Мы проявим щедрость, сравниться с коей они не могут и мечтать. И они спросят себя: если императрица может позволить себе раздаривать такие сокровища, какое же великое могущество она утаивает?

Канцлер недовольно заворчал, забормотал что-то себе под нос, но проводил Крачку в первую сокровищницу. Стены ее были увешаны шелковыми свитками с изображениями изысканных пейзажей, а под картинами лежали груды книг, украшенных цветными миниатюрами. На переплетах были оттиснуты золотом силуэты пляшущих журавлей и игривых кошек. На столах выстроились, точно готовые к бою войска, шеренги крохотных, не больше ногтя большого пальца, костяных фигурок, и – любопытная вещь – каждую из этих фигурок венчала голова вымершей птицы. На лаковых подставках покоились мечи в позолоченных ножнах, украшенных неограненными опалами и аквамаринами, а бледные кисти, свисавшие с их рукоятей, были завязаны узлами, символизирующими розу ветров. Были здесь филигранные короны с вплетенными в них осколками скрижалей, хранящих отрывки древних пророчеств – в некоторых до сих пор сохранились застрявшие волосы давно умерших владык. Были здесь целые канаты, свитые из нитей жемчуга, прекрасно подобранного по размеру и цвету – от ослепительно-белого до матово-лилового и глянцевито-черного…

– Нет, все это не то, – сказала Крачка. – Этими обыденными сокровищами можно награждать капитанов, но Двадцать Семь Великих Семейств ими не удивить.

Канцлер побледнел, как полотно.

– Не собираешься же ты…

Но юная императрица молча прошла мимо него и направилась ко второй сокровищнице. Вооружившись самым тяжелым из своих ключей, она отперла замок, и двери с обманчивой легкостью распахнулись. Стражники у дверей в страхе уставились на нее.

Изнутри резко пахнуло морской солью и водорослями. Дух дракона в темноте за порогом приподнял тяжелое веко и взглянул на девочку одним глазом.

– Кто здесь возжелал утонуть? – спросил дух дракона.

В его низком, звучном басе слышалась надежда: обычно людям хватает ума не тревожить духов-покровителей.

– Я – дочь Сплетающей Бурю, – ответила Крачка. – А зовут меня Ранняя Крачка в Небе.

Тяжелое веко приопустилось.

– Так вот ты кто, – уже не так грозно сказал дракон. – Никогда не мог понять, зачем вашей династии нужно менять имена через произвольные промежутки времени. От этого возникает жуткая путаница.

– Так эта традиция досаждает тебе? – спросила Крачка. – Изменить ее будет нелегко, но…

Свет, лившийся из коридора, блеснул на длинных, острых драконьих клыках.

– На мой счет не беспокойся, – сказал он. И задумчиво добавил: – Просто удивительно, как ты с виду похожа на нее… Ну что ж, входи.

– Это неразумно, – вмешался канцлер. – Все, что охраняет дракон, заперто здесь не без веской причины.

– Сокровища, спрятанные навсегда, пользы не принесут, – ответила Крачка.

Оставив канцлера за порогом, она вошла в сокровищницу. Двери тихо затворились позади.

Несмотря на благоволение и защиту дракона, в призрачном море было трудно дышать и нелегко двигаться. Даже свет здесь был странным – цвета дождя, молнии и морской пены, смешанных воедино. Запах соли усилился, и – вот странность – откуда ни возьмись, в нем появились нотки аромата хризантем. Однако это было лучше, чем утонуть. Крачка двинулась вперед.

Дракон поплыл рядом, оставляя за собой мерцающий перламутром след.

– Что привело тебя сюда? – спросил он.

– Я должна выбрать двадцать семь даров для Двадцати Семи Великих Семейств, чтобы поразить их могуществом нашей династии, – ответила Крачка. – Но я не знаю, что выбрать.

– Только и всего? – разочарованно сказал дракон. – Вот латные доспехи для женщин и мужчин, для лошадей и слонов. Подари по одному главам каждого семейства – хотя слонов среди них, полагаю, не имеется – и, если кто из них замыслит измену, духи, живущие в этих доспехах, поразят твоих врагов. Хотя… вы еще не изобрели пороха? От доброй пули доспех не спасет. Как, однако, легко потерять счет времени, пока дремлешь здесь!

Крачка склонила голову, вглядываясь в неясные очертания скелета среди кораллов.

– Что такое «порох»? – спросила она.

– Не забивай этим голову. Это неважно. Так показать тебе доспехи?

Колеблющийся свет выхватил из темноты мастерски выкованные латы. К каждому из доспехов прилагалась маска, изображавшая морду демона, или впечатляющий шипастый шанфрон[20]. Нагрудные пластины были отполированы так, что Крачка могла разглядеть в них искаженное отражение собственного лица.

– Нет, это не настоящий дар, – сказала она. – Практичный, но не настоящий.

– Идеалистка, – с шумным, будто порыв ветра, вздохом подытожил дракон. – Ладно. Что скажешь об этом?

И тут, будто оба они стояли на берегах ручья, к ним поплыла флотилия бумажных корабликов. Крачка опустилась на колени, чтобы разглядеть их поближе, и увидела на парусе первого строки стихов.

– Не стесняйся, – сказал дракон, – разверни.

Так Крачка и сделала.

– Очень похоже на стихи Полумесяца Разящего Клинка, – сказала она. Полумесяц Разящего Клинка была одной из самых прославленных флотоводиц империи. Это она отразила иррилешское вторжение триста сорок девять лет назад. – Только эти отчего-то не так изящны, как те, которым учили меня наставники.

– Это потому, что, несмотря на все свои морские победы, поэтессой Полумесяц была посредственной, – пояснил дракон. – И ее императрица велела одному из придворных поэтов втайне переписать все ее творчество заново. – Судя по тону, этой человеческой блажи он тоже не понимал. – Как бы там ни было, на каждом из корабликов начертаны стихи какого-нибудь героя или флотоводца. Отпусти их в море в ночь полной луны, и они превратятся в превосходные боевые корабли. А захочешь вернуть им бумажный облик – очень полезно, чтоб уклоняться от портовых сборов, – прочти начертанные на них стихи в ночь новолуния. Вдобавок, они исключительно верны, если в этом твоя забота. Они никогда не пойдут на тебя войной.

Крачка обдумала все это и тут же представила себе собственных подданных, идущих войной друг на друга.

– Да, дар впечатляющий, но и он не совсем подходит.

– Тогда вот это, – сказал дракон, свиваясь кольцами.

Холодное течение пронеслось по сокровищнице, разметав бумажную флотилию по темным углам. Кораблики скрылись из виду.

Едва поток схлынул и холод отступил, перед ними повисли в ряд двадцать семь роскошных халатов. Одни были расшиты причудливым жемчугом и звездчатыми сапфирами, другие – вышиты золотой и серебряной нитью. Манжеты одних окаймляли тончайшие – тоньше пены морской – кружева, рукава других были украшены гроздьями фантастических цветов из проволоки и плотного цветного шелка. Одни сияли белизной, серебром и синью, будто луна в снежную ночь; на других, ярко-оранжевых, поблескивали кусочки янтаря с застывшими в них, будто ломкие буквы, складывающиеся в храмовые гимны, насекомыми; черный цвет третьих плавно выцветал книзу, становясь у земли дымчато-серым, а на спины их свисали по нескольку полупрозрачных, будто крылья бабочки, капюшонов, увешанных крохотными стеклянными колокольчиками без язычков.

– И в самом деле, они просто чудо, – сказала Крачка, склонившись поближе и приглядевшись: на груди каждого халата, какими бы разными они ни были, поблескивало перламутром странное полукружье. – Что это? Уж не драконья ли чешуя?

– Так оно и есть, – отвечал дракон. – Чешуя драконов, покровительствующих всем мыслимым штормам и бурям: ионным бурям, солнечным вспышкам, квантовой пене пустейшего вакуума… В конце концов, неужто ты никогда в жизни не задавалась вопросом, каково это – взглянуть на мир глазами дракона?

– Не особенно, – призналась Крачка.

Мечтая, она бродила по императорским садам, делала вид, будто может понимать язык карпа и кошки, или спать в материнских объятиях ивы, воображала, что может убежать… но, послушное и ответственное дитя, даже не думала сделать это взаправду.

– Каждый год в день Праздника Драконов, – продолжал дракон, – тот, кто наденет такой халат, получает возможность принять драконий облик. Не слишком полезно для мятежей, если именно это означает выражение твоего лица. Однако драконы любят танцевать, и порой превращенный в дракона предпочитает не прекращать своих танцев. А кто останется в драконьей шкуре к концу празднества, останется в драконьей шкуре навсегда.

С опаской, стараясь не зацепить чудесных одежд даже подолом платья, Крачка прошла вдоль ряда халатов. Видя это, дракон всколыхнулся, покрылся рябью, но воздержался от замечаний.

– Да, – наконец сказала она. – Это подойдет.

Халаты были чудесны, но честно предоставляли владельцу право выбора – по крайней мере, Крачка надеялась, что так оно и есть.

– А как насчет чего-нибудь для тебя самой? – спросил дракон.

Какое-то подводное течение в его тоне заставило Крачку резко ответить:

– Воспользоваться сокровищницей ради государственного дела – это одно, разорять же ее для своего удовольствия – совсем иное.

– Но ты же императрица, не так ли?

– И потому тем более должна вести себя ответственно, – сказала Крачка, вскинув голову и взглянув в бесстрастные глаза дракона. – Сокровища – не единственная причина тому, что ты здесь.

– Ах, так, значит, ты догадалась об этом, – тонко, не обнажая клыков, улыбнулся дракон и протянул к ней когтистую восьмипалую лапу.

На самом маленьком, однако превосходившем длиной ладонь Крачки когте покачивался диск – наподобие монеты, только сделан он был из тускло-зеленого камня с красными крапинками, напоминавшими запекшиеся брызги крови, а высверленная в его центре дырка была не квадратной, а круглой. Но интереснее всего оказалась змейка, вырезанная на нем так искусно, что можно было различить каждую чешуйку ее шкуры.

– Что это? Она смотрит на меня? – спросила Крачка, обеспокоенная тем, что красные глаза змейки куда ярче крапинок на камне. – Как она называется?

– Это Монета заветных желаний, – ровным тоном ответил дракон.

– Никакая вещь с подобным названием не может приносить удачу, – сказала девочка.

– Твоей матери она не причинила никакого зла.

Тогда почему же Крачка никогда не слышала о ней?

– Во всех сделках, какие только я видела в жизни, – сказала она, – чтоб от монеты был прок, ее нужно было потратить.

Дракон обнажил в улыбке длинные острые клыки:

– Ты не ошибаешься.

Крачка еще раз осмотрела монету. Да, можно было не сомневаться: змейка сменила позу.

– И многие ли из моих предков ее потратили?

– Со счета сбился, – признался дракон. – Все эти дела – тронные имена, погребальные имена… Поди тут уследи за вами! Но некоторые так и не потратили ее до самой смерти.

– Отчего о ней не упоминается в летописях?

Дракон мечтательно смежил веки:

– Потому, что я люблю есть летописцев на ужин. Их кости раскрывают самые вкусные секреты.

Была в империи пословица: перед пустым храмом не пой, с призраками на берегу в отлив не танцуй, а с драконом не перешучивайся. Посему Крачка медленно проговорила:

– Однако империя процветала, если верить тем же летописцам. Не могли же мы все до одного потерпеть поражение в этом испытании.

Дракон не стал отрицать, что это и вправду испытание.

Крачка оглянулась на двери. Их очертания казались лишь перекрестьями мрака и тусклого света.

– Другого выхода из сокровищницы нет.

Дракон молчал.

Крачка коснулась монеты кончиком пальца. Она оказалась теплой, будто лежала в луче прячущегося где-то рядом солнца. Змейка вновь шевельнулась, и Крачка словно почувствовала под пальцем шероховатость ее чешуи.

Дракон неожиданно отдернул лапу. Монета упала, и Крачка невольно подхватила ее в воздухе.

– Боюсь, что нет, – подтвердил дракон. – Но это не значит, что по пути наружу ты не получишь какой-нибудь выгоды. Вопрос лишь в том, чего тебе хочется.

– За что заплатила ею моя мать?

– За позволение покинуть сокровищницу и никогда больше не возвращаться, – ответил дракон. – Она провела здесь два дня и две ночи, раздумывая и выбирая, и это было лучшим, что пришло ей в голову. Она не рискнула довериться соблазнам сокровищницы. И, конечно же, думала, что времени прошло гораздо больше. Ведь под водой и время течет иначе.

Крачка представила себе мать – молодую, только что коронованную императрицу, не спавшую два дня и две ночи, отчаявшуюся одолеть это испытание…

– Сколько времени провела здесь я? – спросила она.

– По человеческим меркам – немного, – заверил ее дракон, но его веселье ничуть не обнадеживало.

– А как же Дары для Двадцати Семи Великих Семейств? – спросила Крачка. – Их доставят ко двору, что бы со мной ни случилось?

– Они твои, и делай с ними, что пожелаешь, – отмахнулся дракон. – Мне давно надоело любоваться ими, так почему бы и нет?

Крачка вновь оглядела сокровищницу. Что, если времени прошло много больше, чем ей кажется?

– Я знаю, чего хочу, – сказала она.

Дракон придвинулся ближе.

Несмотря на все старания, голос дрогнул, но Крачка храбро взглянула прямо в глаза дракона.

– Не знаю, что за сделка обрекла тебя на это многолетнее заточение, но я положу ему конец. Пусть эта монета станет платой за твою свободу.

Дракон надолго замолчал.

– Знаешь, – наконец сказал он, – драконы – союзники непредсказуемые.

– Я рискну, – ответила Крачка.

Безрассудство? Возможно. Но ведь и императрицы ее династии были такими же пленницами, как этот дракон. Так пусть лучше дракон сам распоряжается своей судьбой!

– Но сокровищницу, знаешь ли, должен кто-то охранять, – заметил дракон, склонив голову набок. – А запасного дракона у тебя под рукой нет.

Так вот она, настоящая цена…

– Здесь останусь я, – прошептала Крачка.

– Сама понимаешь: целеустремленный грабитель превратит тебя в фарш в одну минуту.

– Я думала, ты хочешь уйти на свободу, – нахмурилась Крачка.

– Хочу, – согласился дракон. – Но к своему долгу я отношусь серьезно. Что ж, осталось только одно. Будь добра, передай мне монету.

Не зная, что и думать – изумиться или испугаться, Крачка так и сделала. И, как только монета покинула ее ладонь, почувствовала странный резкий укол.

– Страж драконьих сокровищ, – пояснил дракон, – должен быть неуязвим, как дракон.

С этими словами он выскользнул из собственной шкуры, да с такой легкостью, что Крачка не сразу сообразила, что происходит. Чешуйки, падая к ногам дракона, засверкали синевой глубин и зеленью водорослей, а сам дракон принял облик женщины годами десятью старше Крачки. Вокруг ее головы всколыхнулись черные волосы, а глаза ее оказались карими. С виду ее вполне можно было принять за одну из соотечественниц Крачки.

– Эта шкура твоя, – тем же голосом, что и прежде, сказал дракон. – Хочешь – пользуйся, а хочешь – выброси. И не говори потом, будто я не предоставил тебе выбора.

– По крайней мере, надень что-нибудь, – посоветовала Крачка, ужаснувшись при мысли о том, как удивится канцлер при виде дракона без каких-либо человеческих одежд.

– Империя не будет тебе благодарна за то, что ты уступила трон дракону, – заметил дракон, однако последовал совету и облачился в простой шерстяной халат.

– Ты будешь править с драконьей справедливостью, – отвечала Крачка, – и это больше, чем я могла бы ожидать от всех тех мужчин и женщин, что жаждут занять трон ребенка.

Она отдала дракону все свои ключи, и дракон почтительно улыбнулся.

– Поживем – увидим, – сказал он. И, задержавшись на пороге, добавил: – Я тебя не забуду.

Дверь затворилась, и Крачка осталась в сокровищнице с монетой в руке и драконьей шкурой у ног.

Лишь много поколений спустя одна из преемниц императрицы-дракона осмелилась войти в сокровищницу, и от нее Крачка узнала, что ей дали драконье имя. Не тронное, поскольку от трона она отказалась, и не погребальное, поскольку она была отнюдь не мертва. Ныне в оставленной ею империи ее звали Пожирательницей Сделок. Теперь, после всех этих долгих лет, она разделяла мнение дракона: сей человеческий обычай действительно не на шутку сбивал с толку, но изменить его было не в ее власти.

Минуло немало поколений, прежде чем в сокровищницу осмелилась войти еще одна из императриц, и Крачка спросила ее, что сталось с Императрицей-Драконом, правившей многие годы назад.

– Согласно летописям, – ответила императрица, – она правила шестьдесят лет, а после исчезла, оставив лишь записку, в которой говорилось: «Ушла искать еще одну монету».

Говоря это, императрица не сводила вожделеющего взгляда с особенно прекрасного берилла, оправленного в филигранное серебро. В конце концов она сумела совладать с собой и повернуться к Крачке, но то и дело нет-нет да оглядывалась на берилл. Лицо ее казалось странно знакомым, но Крачка так и не смогла понять, отчего. Возможно, то была просто игра воображения.

Остальная часть беседы оказалась вполне предсказуемой, но, стоило императрице уйти, Крачка задумалась. Значит, драконы вправду справедливы… Что ж, она могла подождать: ведь здесь, под водой, и время течет иначе.

Юн Ха Ли

Дебютный авторский сборник рассказов Юна Ха Ли «Сохранение теней» вышел в свет в 2013 году, а в 2017-м был издан его первый роман, «Гамбит девятихвостого лиса». Живет он в США, штат Луизиана, с семьей и крайне ленивым котом. Ни кот, ни кто-либо из членов семьи, крокодилами пока съеден не был.

Во многих аспектах «Фокус с бутылкой» напоминает сказку Шарля Перро «Синяя борода», однако это вовсе не только назидательная история о том, к чему приводит любопытство, или о женщине, спасшейся благодаря собственной храбрости. Среди всего прочего, это – история о монстрах внутреннего расизма. Первую публикацию этого рассказа Хопкинсон снабдила такой преамбулой: «Яйца – семена жизни, безупречно белые снаружи. Как знать, какие оттенки могут обнаружиться внутри, когда скорлупа треснет, и птенец выйдет на волю, когда семя проклюнется, и росток даст плоды?»