Глава 3

Весна за окном вконец разбушевалась. Яркий свет, будто нашинкованный жалюзи на длинные тонкие ломти, причудливым узором ложился на пол, деревянные парты и кафедру. И несмотря на всего несколько градусов тепла за окном, здесь, внутри, было жарко, будто в теплице. Студенты, разморённые то ли этой жарой, то ли его непривычно скучной лекцией, откровенно зевали. Кто-то задумчиво смотрел в окно, кто-то тайком втыкал в телефон, наивно полагая, что Давид этого не замечает, кто-то о чём-то шептался, но такие были в меньшинстве, день был настолько сонным, что даже болтать было лень. Вот и как в таких условиях работать? Давид проехался ладонями по кафедре, обхватил ту с боков и чуть по-иному распределил вес тела, чтобы облегчить нагрузку на поясницу.

– Остановимся на симптоме Воскресенского, так называемом «симптоме рубашки». При быстром скольжении давящей на брюшную стенку руки от мечевидного отростка в правую подвздошную область усиливается болезненность в области расположения червеобразного отростка…

Он не рассчитал. Звонок прозвенел прямо на середине предложения. Студенты тут же повскакивали со своих мест и, не дожидаясь, пока Давид закончит, потянулись к выходу. Хотя обычно они проявляли больше уважения, сегодня явно что-то не задалось.

Давид снял очки и устало растёр переносицу. В приоткрытую форточку доносились громкий щебет птиц, шум городского трафика и нервирующие звуковые сигналы светофора, расположенного дальше по улице, но такого громкого, что его было слышно и за квартал.

– Давид Ефимович…

Давид обернулся. Уставился на девчонку, топчущуюся в проходе. То есть это он её девчонкой называл. Так-то Лена была сильно старше своих одногруппников. В отличие от них, ей за обучение платить было нечем, а пробиться на бюджет получалось далеко не у всех. Прежде чем это вышло у неё, Лена окончила колледж и даже отработала несколько лет медсестрой при первой хирургии. Откуда Давид это знал, он не помнил. Иногда ему казалась, что информация каким-то образом сама генерировалась в его мозгу. Но правда состояла в том, что однажды что-то услышав, он никогда и ничего не забывал. Разумеется, в моменте Гройсман не держал в голове кучу информации сразу, иначе он бы сошел с ума, а вот когда ситуация того требовала, безошибочно выуживал нужные сведения, точно зная, в каких архивах памяти их искать.

– Я тут уточнить хотела…

– Да, пожалуйста.

Лена подошла ближе, плавно покачивая бёдрами. Склонилась над разложенными на кафедре распечатками, что-то затараторила, достаточно фамильярно положив свою ладонь на его руку. Девчонка с ним в открытую заигрывала. Уже не в первый раз. Почему он этого не пресёк? Потому, что не хотел быть с ней жестоким. Что взять с малолетки? Тем более, если ей приходится зубами выгрызать своё место под солнцем. Он насчет неё иллюзий не питал в плане нравится-не нравится. Понятно, что Лена вообще не из этих соображений под него стелилась. И не было в её намеках никакой романтики, так, лишь голый расчёт. Но и, что характерно, навязчивости тоже не было. Она вела себя очень мудро для такой молоденькой девочки. Видно, совсем ей нелегко приходилось и рано пришлось повзрослеть. Может быть, у них даже что-то и вышло бы. Она ему – себя, свою молодость. Он ей – чувство безопасности и достаток. Если бы не парочка «но»… Отношения со студентками – чистой воды харасмент, несмотря на то, что те сами порой вешаются на шею. На который бы он, впрочем, наверное, мог пойти. Если бы по-настоящему запал. А тут… как бы это сказать? Женщина мелковата. Давиду было слишком много лет, чтобы довольствоваться исключительно смазливым личиком. Он был слишком сложным, чтобы мириться с настолько простым. Чтобы настолько простое его в принципе привлекло, не говоря уже о том, чтобы удержало внимание. Пресыщенный, он смотрел на крепкую задницу студентки, выставленную напоказ в вырезе дешёвенькой кофточки грудь – и не испытывал ровным счётом ничего. Даже тени физического влечения.

– У вас всё? – довольно ровно поинтересовался Давид, стряхивая чужую ладонь.

– Да, наверное…

– Тогда я, с вашего позволения, откланяюсь. У меня ещё куча дел.

– Давид Ефимович… – бросилась в омут с головой Лена.

– Не стоит, – отрезал Давид, надеясь на понятливость девчонки. И не напрасно. Явно смутившись, она закинула на плечо тёмно-синий рюкзак и быстрым шагом вышла из аудитории, оставляя после себя едва ощутимый аромат дешёвого опять же парфюма. Давид вздохнул, отметив, что девочка в самом деле старалась ему понравиться. Наверное, если бы он нагнул её над кафедрой и задрал юбку вверх, под ней оказались бы псевдо-кружевные трусики и лифчик из того же комплекта. Почему-то женщины всерьёз верили, будто это важно. Да только вот ведь какая штука – захоти он её по-настоящему, это всё не имело бы никакого значения. Но он не хотел. И не только Лену. А в принципе всего этого. Возня в постели сама по себе его давно не привлекала. Он мог назвать десятки способов, как потратить время с гораздо большей пользой и, что главное, удовольствием. Пожалуй, из этой его философии выбивалась лишь одна женщина. Бэлла. Давид кожей чувствовал, что она может стать той ещё проблемой… И поэтому безопасней всего для него было бы купировать свой интерес сейчас, не дав масштабироваться ни этому самому интересу, ни вытекающим из него последствиям. Но Давид пока не понимал, каким образом это сделать. Вчерашний вечер занимал все его мысли. Возможно, именно из‑за этого его сегодняшняя лекция не удалась, а вовсе не из‑за внезапной оттепели.

Давид собрал в портфель распечатки и свой макбук. Прошёл гулкими коридорами, пешком спустился на четыре этажа – толпиться в лифте не хотелось, и только в машине вспомнил, что опять забыл включить звук на телефоне. А там сразу несколько не отвеченных. От бывшей жены (в топку), старшей дочки (надо не забыть перезвонить) и из конторы (этим что ещё надо?). Но, что главное, от Стаханова. Одного из первых студентов Давида, которого тот попросил приглянуть за избитой подругой Бэллы.

– Тимофей Игоревич? Это Гройсман… Есть минутка?

– Минутку найду. Вы как знали, Давид Ефимыч. Я как раз решил чего-нибудь закинуть в желудок. Никаких сил нет после дежурства.

– Знакомая песня. «Что-нибудь» – это часом не столовские пирожки бабы Мани?

– Они! – хмыкнул Тим.

– Тогда не буду тебя отвлекать, – отбросил политес Давид. – Как там наша пациентка?

– Хреново. Вы вообще её откуда знаете?

– А что?

– Травмы там весьма… хм… специфические.

– Давай поподробней, Тим. Я в телепатии не силён. Её не только избили? Я прав?

– Ага. В точку. Я… чёрт. Кажется, ведь всё уже видел, а такие случаи один хрен всю душу вынимают…

Следующие пару минут Тимофей Игоревич скрупулёзно расписывал все повреждения и поставленные диагнозы. А Гройсман внимательно слушал.

– Мы, конечно, сделали всё, что могли: обследовали, мазки взяли, в полицию сообщили, как полагается, ну и лечение назначили, само собой. Но вы же в курсе, Давид Ефимыч, что после такого голову первым делом лечить надо. А тут вы больше, чем я, понимаете. К тому же она ведь настояла на выписке. Я ей теперь не указ.

– Как на выписке?

– А вот так. Прям с утра потребовала её выписать.

– Чёрте что! – возмутился Гройсман.

– Госпитализация – дело добровольное. Не мог же я её приковать к батарее, – пожаловался Тим.

– Да, конечно. Я не на тебя ругаюсь. Не бери в голову.

Ругаться на Тима и впрямь было бессмысленно. Как он и сказал, ни один врач не имел права удерживаться пациента в больнице против его воли. Демократия дошла до того, что буквально на каждую процедуру нужно было получать письменное согласие. Что уж говорить о самой госпитализации? Выписалась – и выписалась. Врач рекомендации дал и на том снял с себя ответственность. Дальше, как говорится, творите, что хотите. Другое дело, что после жестокого изнасилования в голову ничего хорошего не лезет. И не надо быть психологом его уровня, чтобы догадаться, на какие именно действия может подтолкнуть полученная в результате насилия травма… А вот для того, чтобы осознать, что не всё в той ситуации так гладко, нужно было всё же иметь какие-никакие навыки. Давид читал людей влёгкую. Именно поэтому его привлекали к работе на самом высоком уровне. Когда какой-нибудь шишке из правительства или администрации надо было «вычитать» человека. Понять, на что он вообще способен, и с какой стороны к нему лучше подойти. Обычно это всё ему давалось легко, но бывали и занимательные случаи. Интересные личности, к которым вот так сходу было не подобраться. Как, например, Бэлла. А вот что касается её подружки, Кати, всё было гораздо прозаичнее. По её реакции на случившееся Давид легко вычислил, что она с таким сталкивается не впервой. И это ему давало пищу для размышлений. Кем была эта самая Катя? И Бэлла… что для него, в общем-то, было гораздо более любопытно.

Давид прикатил домой, выбрался из машины. Погода менялась хоть и в лучшую сторону, его застарелым травмам было на то плевать. Кости ныли одинаково, хоть на холод, хоть на жару. Он уже перестал жалеть, что из‑за этих самых травм ему был заказан путь в операционную, но вот с внезапными вспышками боли даже по прошествии лет смириться было довольно сложно. Уж слишком те портили его жизнь. Нет, конечно, Давид мог закинуться лошадиной дозой обезболивающих. Но будучи сам врачом, он слишком хорошо понимал, что кто бы что ни говорил, от них довольно легко поймать зависимость. Поэтому, когда можно было, он терпел. Ходил потревоженным медведем из угла в угол. Или принимался за какую-нибудь работу, чтобы отвлечься. Но это помогало далеко не всегда. Осознав, что ему предстоит ещё один такой вечер, Давид помедлил. Может, лучше тогда пройтись? Его дом был частью огромного жилищного комплекса, в котором имелась даже своя красивая набережная. Пока он размышлял, как лучше поступить, из кофейни на первом этаже выпорхнула стайка подростков. Запахло сдобой, вкусным кофе и корицей. Недолго думая, Давид пошел на аромат, нагрёб пакет всяких разных булок, взял с собой два стакана кофе – больше бы не унёс, и, наконец, признавшись себе в том, чего же ему на самом деле хочется, свернул совсем не туда, куда изначально планировал.

Что Бэллы может не оказаться дома, Давид сообразил, лишь позвонив в дверь. О том, как выглядит его визит, он вообще не думал, отсчитывая про себя секунды. Десять. Двадцать… Тридцать… Но ему всё-таки открыли!

– Давид Ефимыч? Хм… Что-то случилось?

Голос Бэллы звучал так, будто ей не хватает воздуха. Впрочем, немудрено, он явно отвлек её от тренировки. Об этом свидетельствовали и её одежда, и взмыленный вид. Волосы, собранные в пучок на макушке, липли влажными прядями на лицо, пот проступил бриллиантовой крошкой над губой и между грудями. Вот такая разгорячённая, его соседка выглядела совсем девчонкой. Чем он думал, когда припёрся к ней?

– Я купил булок. И кофе…

Удивительно, как он ещё его не пролил, удерживая гостинцы в одной руке.

– И что?

Супер. Вопрос на миллион просто.

– Хотел под это дело обсудить ситуацию с вашей подругой.

– А что с ней? – Бэлла напряглась. Но он это скорее почувствовал, чем увидел.

– Она выписалась из больницы. Сегодня. Мы так и будем обсуждать это через порог?

– Я вообще не совсем понимаю, что здесь обсуждать. Катя – взрослый человек и сама в состоянии решать, как ей поступить в той или иной ситуации, – отчеканила Бэлла и зачем-то оглянулась. – Ещё что-нибудь?

– Да. Пожалуй. Ответьте на один вопрос.

– На какой же?

– Вы точно подруги?

Она вздрогнула. Натуральным образом. Будто его вопрос её наотмашь ударил.

– То, что я не лезу в её жизнь, не означает, что я плохая подруга.

Чёрте что. Он как будто навязывался! Это злило практически так же, как и подстегивало. Его, старого дурака…

– Мне кажется, вы не до конца понимаете, что ощущает жертва насилия. Это может быть крайне опасно.

Глаза Бэллы удивленно расширись. Видно, он в очередной раз сумел ее удивить. А потом в них ему почудилась… то ли насмешка, то ли какое-то странное необъяснимое снисхождение, будто она понимала что-то такое, чего не понимал он.

– Ну, ладно. Ваша взяла. Проходите.

Загрузка...