За тобой

Глава 6

– Ему нужен влажный воздух. У тебя можно отключить вытяжку в ванной? – Бэлла обернулась на звук чужого голоса, запоздало понимая, что они с Гройсманом не одни, что в квартире соседа посторонняя женщина. Не молодая, но вполне ему под стать. Приятная внешне, ухоженная. И дорого, хотя и несколько скучно одетая. Детали Бэлла отмечала краем сознания, и было ей совершенно плевать на то, что она, похоже, помешала каким-то планам Гройсмана и этой женщины. Если надо, она потом ей всё объяснит и попросит прощения. Но сейчас важней всего для неё было здоровье сына.

– Есть! Я сейчас включу горячую воду. Бэлла, посидишь с ним? – спросил Давид.

– Да, но скорая… – Белла неуверенно оглянулась на дверь, понимая, что если те позвонят, открыть им будет некому.

– Моти нет?

– Нет, – мотнула головой. – У неё, как назло, выходной, – пояснила, забирая обессиленного сына из чужих рук, целуя, зарываясь носом в слипшийся от испарины пушок на его макушке и по чуть-чуть успокаиваясь. Тот, конечно, дышал все ещё с некоторым затруднением, но то, что критический момент миновал, было очевидно.

– Тогда я сам прослежу, иди.

Бэлла хотела возразить, потому как ужасно, до дрожи в коленях, боялась остаться одной наедине со своей паникой. Но осознав, что Родику и впрямь стало получше, неуверенно кивнула и пошла к двери, чувствуя, как взгляд незнакомки прожигает дыру у неё в затылке. Плевать. Вообще на всё плевать… Ей богу!

– Вот. Садись… – Давид откуда-то притащил складной стул, какой обычно берут с собой рыбаки на рыбалку или любители отдохнуть дикарями. Среди мрамора, которым была отделана ванная комната, стул выглядел неуместно и странно. Но именно он очень много рассказал ей о своем хозяине.

Давид наклонился, чтобы открыть кран. Зажурчала вода, и действительно очень быстро комната начала наполняться паром. Родик судорожно всхлипнул. Бэлла напряглась, ласково провела ладонью по его спинке и принялась осторожно покачивать. Пар наполнил лёгкие тяжестью, завил в крупные кольца выбившиеся из хвоста пряди и как будто даже размягчил кости. Или это, наконец, расслабились скованные ужасом мышцы. В любом случае держать спину прямо больше не было сил. Бэлла откинулась на стену и уставилась в потолок.

– Ну, я пойду. Не то тебе впаяют штраф за ложный вызов.

На ты они перешли сразу, но почему-то только теперь Бэлла это осознала. Взмахнула ресницами и, прижимаясь губами к виску сынишки, заглянула в глаза Давида.

– Спасибо.

– Не за что, – вздохнул тот и отвернулся к двери. А Бэлла, даже понимая, что соседу лучше поторопиться, зачем-то опять задержала его вопросом:

– Что теперь будет? Нас заберут в больницу?

– А ты, я так понимаю, не в восторге от этой мысли?

– Совсем. Терпеть их не могу. – Бэлла откашлялась и отвела глаза, почему-то не в силах долго выдерживать его пристальный, словно пробирающийся под кожу взгляд. Уставилась на прикорнувшего сына. – Но если надо… чего уж.

– Как вариант, вы можете остаться дома под моим присмотром. В смысле, если педиатры не скажут чего-то такого, что я не знаю. Но для начала их надо встретить.

Бэлла сомневалась, что в этой жизни есть такое, чего не ведает Гройсман. И хрен его знает, почему её уверенность была такой твердой. Как он сказал? «Как вариант, вы можете остаться дома под моим присмотром»… Первая мысль – ага, ещё чего, как же! Вторая, более осмысленная, – а почему бы и нет? Больницы она и впрямь люто ненавидела. С тех самых пор, как вынужденно там провела пару месяцев после возвращения из плена. Бэлла до сих пор помнила, с какой брезгливостью и холодностью к ней относились. Общаясь с горе-врачами, равнодушными и безучастными к чужой судьбе, она испытывала едва ли не большее унижение, чем когда ей приходилось обслуживать клиентов. Нет, конечно, Бэлла допускала мысль, что в её состоянии она могла несколько неадекватно оценивать реальность, но даже осознание этого не могло заставить переменить своё отношение. В те дни она играла в игру, которую про себя называла «вызов». Смысл этой самой игры в полной мере соответствовал её названию. Просыпаясь – конечно, если ей вообще удавалось уснуть, – Бэлла брала себя, как говорят в народе, на слабо. Дожить до завтрака. До обхода. Пережить обход и не свернуть кому-нибудь шею. Выслушать нытьё соседок и не вскрыться. Пройти через очередной унизительный осмотр и не шагнуть в окно. В сто пятый раз ответить на вопросы миграционной службы и не сделать себе харакири погнутой алюминиевой ложкой.

– Бэлла, там приехали. Парня надо осмотреть.

– Бегу.

Бежит… Ага, как же. Одни слова! Нога-то болит по-прежнему! Хотя уже и не так сильно.

В гостиной Гройсмана, которую она с перепугу даже не разглядела, с ноги на ногу переминались двое мужчин в медицинской робе.

– Ну что, мамочка, рассказывайте, на что жалуетесь?

Бэлла скрупулёзно перечислила все симптомы. Гройсман вдогонку добавил, какие лекарства Родик уже получил. Назвал даже дозировки. Прибывший на вызов педиатр схему одобрил. Послушал мальчишку, заглянули ему в рот и, не увидев ничего смертельного, настаивать на госпитализации не стал.

Пока Бэлла, потакая правилам приличия, провожала врачей, Родик уснул, лег на бок посреди дивана. И, как всегда, глядя на него такого маленького и беззащитного, Бэлла испытала чувство священного ужаса. Сердце болезненно сжалось, ударило в грудь и, отскочив от рёбер, затарахтело, как ненормальное. Бэлла медленно опустилась перед сыном на пол. Боясь потревожить, положила голову на край дивана так, чтобы можно было кончиком носа касаться его крохотного пухлого кулачка, и почувствовала на себе чей-то взгляд.

– Мы сейчас уйдём, – прошептала она, подняв голову.

– Пусть спит. Не буди. Пойдём, – поманил Давид Бэллу рукой. Та, слегка покачиваясь, встала. Сил не было ни на что. Едва доплетясь до барного стула, Бэлла тяжело на него опустилась. С этого места было очень хорошо наблюдать за Родькой. А она вообще не была уверена, что теперь, после всего случившегося, хоть когда-нибудь сможет отвести от него глаза…

– Я, наверное, должна извиниться.

– За что?

– Испортила вам вечер… Ворвалась в истерике.

– Вечер? – Давид поставил перед ней чашку чая и недоумённо нахмурился, как если бы и впрямь не понимал, куда она клонит.

– Ну да. Прервала вашу встречу.

– Ах, это… Пустяки. Я тебе даже благодарен.

Гройсман тоже опустился на стул. Поморщился, вытянул вперёд одну ногу. Бэлла, наконец, поняла, что же её смущает. Он хромал! На ту же ногу, что и она. А ещё сегодня утром этого было незаметно.

– Вы повредили ногу?

– Старая рана.

Понятно. Он не хотел вдаваться в подробности. Которые ей тоже были совершенно не нужны, если уж разобраться. Бэлла мысленно отругала себя за вопрос. Подула в чашку, чтобы остудить чай, и пригубила. Напиток был потрясающе вкусным. Давид явно не экономил на заварке. Может быть, ту везли ему аж из самого Китая.

– Есть хочешь, или после салата до сих пор не до еды?

Пальцы застыли. Бэлла закусила щёку. Это что ж означало? Он хотел обсудить случившееся? Она определённо не была к этому готова.

– Нет. Не хочу. Кусок не лезет в горло. Как думаешь, приступ больше не повторится?

– Может, да, а может, и нет. В любом случае мы знаем, что делать.

– Ты знаешь. А я ничего не смогла. Даже просто взять себя в руки.

– Но я же рядом, – Гройсман пожал плечами как ни в чём не бывало. А у Бэллы дыхание перехватило от его слов. Таких на первый взгляд простых, но к ней как будто не относящихся. Чуждых. И, как оказалось, настолько трогательных, когда они обращены к тебе.

– На дворе почти ночь.

– И что? Оставайся, если тебя что-то беспокоит.

Её беспокоило. Очень. Но остаться она не могла. От одной только мысли о том, что ей придётся ночевать не дома, у Бэллы начиналась тахикардия. Она довольно буквально воспринимала выражение «мой дом – моя крепость». И за его пределами, пусть всего в двух шагах, Бэлла чувствовала себя ужасно уязвимой.

– Нет. Я не могу. Это неудобно.

– Ну, смотри сама. Я не настаиваю. Ни на чём.

И снова их глаза встретились. Бэлла поняла, что говоря в общем, он подразумевал один конкретный эпизод. Подчеркивая, что такое больше не повторится. Не скрывая в голосе сожаления и досады на себя.

– А лекарства всё же надо купить. Я схожу в аптеку, – говоря это, Гройсман машинально растёр бедро. Любая другая на месте Бэллы не обратила бы на это никакого внимания, а она, та, чьё выживание однажды стало напрямую зависеть от таланта предугадывать настроение находящегося рядом мужчины, обратила… И оценила его идущую вразрез со здравым смыслом готовность помочь.

– Не нужно. Вам нездоровится. Лучше я закажу доставку.

– Говоришь со мной, как с настоящей развалиной… – проворчал Давид.

– Нет. Просто иногда лучше не геройствовать. Ч-чёрт… Я телефон дома оставила.

– Закажи с моего. Или лучше я сам закажу.

Гройсман справился гораздо быстрей, чем она придумала достойный предлог отказаться от его помощи.

– Ну что ты на меня волком смотришь? Я же вроде ничего такого не сделал. Даже целоваться не лез, – поддел то ли её, то ли себя самого. И как-то сразу всё, что он тогда сделал, приобрело совершенно иной окрас.

– Да нет же! Я, наверное, просто… – он ей здорово помог, и это заслуживало, по крайней мере, честности, поэтому Бэлла через силу все же закончила: – …я, наверное, не привыкла.

– Что тебе покупают таблетки?

– И к этому тоже. Знаешь, я, пожалуй, всё же пойду… – Бэлла дёрнулась, но он не дал ей встать, накрыв своей тяжёлой большой ладонью её руку и тем самым будто пригвождая… нет-нет, не к столу. К себе. Дыхание Бэллы замерло в лёгких.

– Извини. Я… боже, я не собираюсь делать что-то против твоей воли.

– У меня этого даже в мыслях не было.

– Было. Я сам дал тебе повод так думать. О чём уже тысячу раз пожалел. Это должно было быть… Я не знаю… Шалостью?

– Ты у меня спрашиваешь? – вопреки своему поганому настроению, Бэлла искренне улыбнулась. – Брось, Давид. Ничего не произошло.

– А если я скажу, что хотел бы повторить?

Бэлла уставилась в пол, но он успел увидеть, как прежде изумленно расширились ее глаза.

– Ой, кажется, Родик проснулся. – Радуясь, что это избавило её от необходимости что-то ответить, Бэлла вскочила, торопливо подошла к сыну, который со сна да ещё в незнакомом месте, похоже, никак не мог прийти в себя. Удивлённо хлопал глазами и кривил губы, готовый в любой момент разреветься. – Он горячий.

– Несколько дней температура подержится. Это нормально.

Бэлла кивнула. Родька положил голову ей на плечо и, сунув кулачок в рот, внимательно уставился на Давида. А ведь если бы не тот горе-скутерист, что чуть было не переехал её сына, они бы могли не познакомиться. Скорая могла не успеть, и тогда…

– Ну, тогда мы пойдём. Дома у меня есть жаропонижающие.

– Останься. Вы мне не в тягость. Так будет спокойнее. Забирай лекарства и приходи.

Ей хотелось… Он прав, так было бы и спокойней, и безопасней. Для Родиона – так точно. Но не факт, что для неё.

– А может, лучше ты к нам? – сама себе удивляясь, спросила Бэлла. – Понимаешь, у Родьки полно вещей…

– Ладно.

– … таскать их туда-сюда не с руки. Да и привычней ему будет…

– Ладно.

– … в собственной кроватке. Что? – наконец до Бэллы что-то начало доходить.

– Я переночую у вас. Без проблем. Только кое-что соберу. Стетоскоп, там… Тот же ингалятор.

Чего? Мамочки! Зачем она это предложила? Так ведь ясно. Была уверена, что он откажется, и они сойдутся на том, что Бэлла обратиться к нему, лишь если что-то пойдёт не так. Среди ночи там, или ранним утром. И теперь получается, что она сама себя загнала в ловушку. И рядом с ней впервые за миллион лет будет спать мужчина. Точнее, не то чтобы рядом – за стенкой, и наверняка закрытой на замок дверью. Которая, если разобраться, вообще не гарантировала безопасности.