Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес

КЛЯТВА

Андрей понял — не у него, и Боря почувствовал себя еще увереннее. Куда делась его робость? Он не узнавал себя. Вдруг он вспомнил про Глеба и тут же отыскал его глазами. Глеб стоял, прислонившись к кирпичной стене школы, еще более грустный и кислый. И не скажешь, что утром звонил он ему и так бодро говорил про кинокамеру — фильмы снимать будет!

Огорчается, что лайнер не его? Хитрости не хватает на этот раз?

Борю прямо распирало от уверенности. Он подошел к Глебу:

— Ну как лайнер? Так себе?

— Уйди, — сдавленно сказал Глеб, и одно веко у него заморгало.

Боря даже чуть испугался:

— Ты что?

— Отстань.

Воображает, гонит! Боря из-за него столько мук терпит, а ему хоть бы хны…

«А что, если самому… — вдруг подумал Боря, — самому добыть этот лайнер? Нет, не получится… Но ведь он не пробовал! Надо же когда-нибудь решиться превозмочь себя!»

— Ты…, ты хотел бы иметь такой? — шепотом спросил он у Глеба.

— Стукну, — выдавил Глеб.

«Конечно, хотел бы!» — подумал Боря и отошел от Глеба: он и в самом деле мог запросто — и почище Андрея — двинуть кулаком в челюсть или в живот; он не разбирался — куда. Только Андрей дрался редко, и при всех, и взрывался, как бомба, а Глеб — спокойно, исподтишка. Этого не знали в классе, а Боря сам видел, как однажды Глеб колотил за что-то в подворотне своего дома одного мальчонку. Глеб и раньше, до случая с лодкой, ни с кем не дружил, а теперь и подавно. Ходил в школу и домой один и за партой сидел в полном одиночестве, и это не тяготило его. Ну ни капельки! И какой злющий. И, наверно, глаза у него всегда прищурены, чтоб получше скрыть злость: в открытых глазах она всем видна, а попробуй разгляди ее сквозь щелки!

Но Боря не должен его бояться.

— А хочешь, я получу его? — сказал Боря, и в голове его неожиданно созрел план того, что он должен сделать, когда добудет лайнер. Лайнера еще не было, а план уже был!

Глеб промолчал.

— Хочешь? — повторил Боря и увидел, как в узких щелках Глеба забился острый блеск.

— Ты? — Глеб презрительно смерил его глазами.

И тут Боря понял: он сделает то, что решил!

— Я, — сказал Боря, и его вдруг понесло. — Я получу лайнер, если ты мне отдашь за него…, знаешь что?

— Что? — надменно спросил Глеб. Но Борю это уже не смутило: он теперь знал, как с Глебом говорить и что от пего требовать.

— Подводную лодку! Отдашь или пет?

Глеб молчал и не смотрел на него. Он смотрел, как Вова быстро складывает парашютики и всовывает в крошечные ранцы за спиной человечков.

— Отдам, — сказал Глеб, не оборачиваясь.

— Точно?

— Да, — подтвердил Глеб, сдаваясь.

Да, да, он сдался. Он почти сдался ему!

Кто думал, что так получится? Прекрасно!

Боря где-то читал: бывают такие минуты, когда человек решает по-другому повернуть свою жизнь. Такая минута для пего настала! Он вдруг понял причину всех неудач и горестей: слишком мягкий, робкий, податливый у него характер.

Хватит быть сопляком! Хватит унижаться перед всеми! Они привыкли, что он робок и трусоват? Он будет другим. Главное — ничего не бояться. Надо обмануть? Обманывай. Надо хитрить? Хитри!

Хватит бояться! Хватит дрожать!

И они будут уважать его, остерегаться. Пальцем показывать будут: вон Боря прошел, Боря Крутиков… Ему все трын-трава!

Он будет таким. Будет. И не когда-нибудь, а сегодня.

Сейчас. С этой вот секунды.

Такова была его клятва.

Боря подошел к Вове. Тот уже поместил в лайнер всех человечков. Всех, кроме одного. Наташка с Митей и Витей продолжали искать его.