Забвение

Глава 21

Моника стояла у окна, облокотившись на подоконник, наблюдая за ночным городом. Его огни казались такими далекими, но в то же время, таким близкими. Так легко было потеряться в этом нескончаемом потоке жизни, где всё имеет смысл, но ничего не стоит того, чтобы за этим следить. Она пыталась заставить себя поверить в то, что её жизнь всё ещё принадлежит ей, но этот жестокий мир, куда она так стремилась, не отпустил её. И, казалось, не собирался.

В глазах Моники не было тревоги. Были только пустота и усталость. Она привыкла быть беспокойной, привыкла жить с этой тяжестью на сердце, но сегодня что-то было не так. Как если бы что-то великое, неотвратимое приближалось. И она уже знала — оно не оставит её в покое. Это было неизбежно.

Шум, доносившийся из коридора, не был громким, но он не мог её обмануть. Диего. Моника могла почувствовать его присутствие, как если бы он был частью её мира с самого начала. И этот мир был чересчур тяжёлым, чтобы его не замечать.

— Ты пришёл, — произнесла она, не оборачиваясь.

Её голос был ровным, почти безжизненным. Ни слёзы, ни гнев, ни боль — только пустота. А пустота была её другом, её защитой.

Он не ответил сразу, и это молчание, которое они оба делили, было убийственным. Она чувствовала, как каждое его движение буквально распечатывает её душу. Она думала, что уже привыкла к его взглядам, его холодному контролю, но каждый раз, когда он был рядом, это всё менялось. Она уже не могла сказать, что хочет быть рядом с ним, но также не могла сказать, что хочет быть без него. Этот парадокс был в ней, как воронка, затягивающая всё глубже.

Диего шагал за ней, медленно, уверенно. Он не торопился, но Моника знала — он всегда приедет туда, куда ему нужно. Его шаги эхом отзывались в её голове. Он, казалось, был частью её мысли, частью её судьбы.

— Ты так долго молчала, — сказал он, подойдя ближе. Его голос был таким же холодным, как и всё остальное в этом мире. — Ты думаешь, что молчание — это ответ?

Моника не повернулась. Её взгляд остался прикованным к огням города. Она могла бы сказать ему, что устала. Могла бы прокричать, что всё, что происходит, не имеет смысла, что она не хочет быть частью этого мира. Но её слова теряли свою силу. Они были лишь очередной попыткой убежать от того, что неизбежно.

— Это всё, что я могу тебе сказать, — её голос был спокойным, но в нём скрывалась ледяная решимость. — Молчание.

Диего подошёл к ней, его дыхание ощущалось в её спине. Она не отстранилась, не повернулась. Она не могла этого сделать.

— Молчание? — спросил он, смеясь с лёгкой иронией. — Ты хочешь, чтобы я верил в это? Что ты просто так, без причины, решишь молчать?

Он дотронулся до её плеча, пальцы скользнули по её коже, заставляя её вздрогнуть. В его прикосновении не было тепла, не было заботы. Это было что-то другое. Это было как укус змеи, когда ты понимаешь, что потерялся в его взгляде, и, возможно, никогда не найдёшь путь назад.

— Я не верю в молчание, — сказал он, опуская руку ниже, цепляя её шею. — Ты принадлежишь мне. И ты знаешь это.

Моника почувствовала, как его пальцы сжались вокруг её шеи. Это было не насилие, это был контроль, который он утвердил над ней. И она знала, что не может противостоять этому. Она всегда была слабой. Слабой в его руках.

— Ты не знаешь ничего, — её голос был сдержанным, но это было ложью. В её душе бушевали эмоции. — Ты не знаешь, что я чувствую.

Он оторвал её от окна, развернул к себе. Его глаза были глубокими, как бездна, в которой она могла утонуть.

— Я знаю, — его губы коснулись её уха, его слова были тёплыми, но с таким же ледяным оттенком. — Ты чувствуешь боль. Ты чувствуешь, как твоя жизнь уходит. И ты не можешь с этим ничего сделать.

Его руки крепко сжали её тело, он прижал её к себе. Моника не могла ничего сделать, но её глаза, несмотря на всё, были наполнены тем же отчаянием, которое не покидало её.

Диего отстранился, но не отпустил её. Он смотрел на неё, как на свою собственность, на вещь, которую можно контролировать и с которой можно делать всё, что угодно.

— Ты всё ещё не понимаешь, — сказал он, медленно приближая лицо к её шее. — Ты потеряешь всё, если продолжишь сопротивляться. Ты потеряешь себя.

Она не ответила. Она не могла. Она знала, что эта тирания будет длиться, и она знала, что, возможно, уже не хочет с этим бороться.

Диего наконец отпустил её, но его взгляд оставался с ней. И, как бы она не пыталась уйти, она уже не могла покинуть этот мир.

— Ты будешь моя, — сказал он, уже уходя. — И ты знаешь это.

Моника осталась одна в комнате, но пустота, которую она почувствовала, была не физической. Это была пустота внутри неё, пустота, в которой не было ни освобождения, ни возможности.