ДО ДЕРЕВНИ ЛИТВА В ОРЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ

5 июля 1943 г. Бессмертные подвиги. Письма Йонаса Юрявичюса. Хроника контрнаступления. Секретный пакет на обочине. Развалины Орла. Вновь в Туле. Гости дивизии.


В ночь на 5 июля 1943 года пришлось много работать и лег очень поздно. На рассвете меня разбудила оглушительная артиллерийская канонада. Сначала никак не мог понять, кто стреляет — наши или немцы? Побежал в отдел. Там уже застал в сборе всех сотрудников. Вскоре картина прояснилась.

Советское командование, осведомленное о сроках перехода противника в наступление, провело мощную артиллерийскую контрподготовку. Она задержала наступление врага на полтора-два часа. Как известно, на орловско-курском направлении наступление фашистских войск началось в 5 часов 38 минут 5 июля. В небе появились самолеты со зловещими черными крестами на крыльях. Над участком обороны дивизии мы насчитали тогда 120 немецких стервятников. Пикируя эшелон за эшелоном, они сбрасывали свой смертоносный груз. Бомбовый удар был нанесен и по командному пункту дивизии, а Каменьку начала обстреливать вражеская крупнокалиберная артиллерия. Следовавшие один за другим взрывы сотрясали все кругом.

Отделу «Смерш» было приказано перебраться в деревню Кубань. Мы тогда еще не могли знать, что этот день — 5 июля 1943 года — станет началом одной из крупнейших битв второй мировой войны, получившей в историографии название Курской битвы, а в планах гитлеровского военного командования — кодовое наименование «Цитадель».

В тот день немецкая пехота при поддержке танков и самоходных орудий предпринимала атаку за атакой на позиции 1-го батальона 167-го стрелкового полка, однако наши бойцы каждый раз отбрасывали врага назад. Командир полка подполковник В. Мотека руководил боем с большим знанием дела, проявляя при этом личную отвагу. Поле боя перед обороной полка было усеяно телами немецких солдат, удушливо чадили разбитые танки.

На соседнем участке обороны дивизии противник, несмотря на большие потери, упрямо лез вперед и ворвался в ту часть деревни Панская, которая именуется Семидвориками. Эти Семидворики были отбиты у немцев еще в период зимних боев. 3-й батальон 249-го стрелкового полка контратаковал гитлеровцев и выбил их из Семидвориков.

Стойко оборонял свои позиции 156-й стрелковый полк. Гитлеровцы атаковали его подразделения со стороны деревни Никитовка, однако понесли ощутимые потери и отступили, не добившись успеха.

Выше всяких похвал дрался личный состав 224-го артиллерийского полка под командованием майора П. Пятрониса. Артиллеристы не дрогнули перед приближавшимися немецкими танками и ударили по ним прямой наводкой. После жестокого боя на поле застыли подбитые и обгоревшие танки врага, в том числе несколько новейших тяжелых танков T-VI «тигр», а также 88-мм самоходных артиллерийских установок «фердинанд». Как после стало известно, и те и другие были впервые массированно применены в битве на Курской дуге.

Действиями артиллерийских частей и подразделений дивизии в этих тяжелых оборонительных боях умело руководил начальник артиллерии дивизии полковник Йонас Жибуркус. Спокойный, сдержанный, первоклассный знаток артиллерийского дела, этот человек пользовался большим авторитетом среди сослуживцев. Все в дивизии знали, что Жибуркус вместе с генералом Ф. Балтушисом-Жямайтисом еще в 1919 году сражался за Советскую власть в Литве в рядах Жямайтского полка, затем участвовал в гражданской войне, стал кадровым командиром Красной Армии.

Вскоре в штабе дивизии уже допрашивали первую группу немецких военнопленных. Фашистские солдаты показали, что их командиры внушали, что в окопах напротив засели литовцы, евреи и бабы и, как только начнется наступление, евреи и бабы разбегутся, а литовцы встретят немецких солдат с цветами. Действительно, их встретили настоящими «незабудками» — градом пуль, гранатами, минами, снарядами и острым штыком! Через позиции, занимаемые частями нашей дивизии, гитлеровцы не продвинулись вперед ни на шаг.

На рассвете следующего дня враг опять предпринял атаки на позиции 167-го стрелкового полка. Фашистов встретили ураганным огнем из всех видов оружия, и их попытки прорваться оказались тщетными.

7 июля противник на участке обороны 16-й стрелковой дивизии активных наступательных действий не предпринимал. Однако наши соседи слева, соединение 13-й армии, под сильным напором гитлеровцев отошли на несколько километров. Однако этот временный успех дорого обошелся врагу — он понес значительные потери.

Не имея сил и средств наступать по всему фронту, гитлеровцы начали против воинов нашего соединения боевые действия… через репродукторы — призывали к сдаче в плен, к прекращению «бессмысленного кровопролития», причем обращались поименно к командирам частей, в частности, к командиру 249-го стрелкового полка полковнику А. Шуркусу. Полковник приказал артиллеристам накрыть вражеских агитаторов внезапным прицельным огнем из минометов и артиллерийских орудий. После нескольких залпов гитлеровский громкоговоритель замолк.

8 июля подразделения 249-го стрелкового полка по приказу командования 42-го стрелкового корпуса провели успешную разведку боем. Они ворвались в деревню Панская, истребили там несколько сот гитлеровцев и, захватив пленных, вернулись на свои позиции.

Командование 42-го корпуса и 48-й армии докладывало фронту о боевых успехах дивизии. Генерал армии К. К. Рокоссовский не раз ставил в пример наше соединение.

В боях на Курской дуге наши воины совершили подвиги, достойные бессмертия.

В одном из блиндажей в Семидвориках, отбитых нашими бойцами, был обнаружен подвешенный вниз головой над тлеющим костром обгоревший труп красноармейца с отрубленными руками и ногами, переломанными ребрами…

Кровь стыла от ужаса при виде этого зрелища.

Было установлено, что жертвой неслыханного злодеяния гитлеровцев стал телефонист 156-го стрелкового полка Викторас Яцянявичюс. Во время наступления фашистов 5 июля он находился с телефонным аппаратом на наблюдательном пункте. Это был второй бой, в котором Викторасу довелось участвовать. Будучи раненным, Яцянявичюс продолжал передавать данные об обстановке и был схвачен внезапно ворвавшимися в Семидворики гитлеровцами. Фашисты тут же учинили ему допрос, а когда комсомолец отказался отвечать, изуверы подвергли его страшным пыткам, стараясь во что бы то ни стало, любой ценой вырвать у него интересующие их сведения.

Яцянявичюс мужественно перенес все эти нечеловеческие муки, пожертвовал жизнью, не выдав военной тайны врагу!

Это был отнюдь не единичный случай применения гитлеровцами страшных пыток и издевательств над военнопленными с целью получения военных сведений.

25 июня 1944 года в Белоруссии немецкие военные преступники зверски расправились с комсомольцем Юрием Смирновым, который был захвачен в плен, будучи раненным в бою. Когда, верный присяге, гвардии красноармеец отказался сообщить врагу какие-либо данные военного характера, палачи-изверги распяли его, прибив гвоздями руки и ноги к стене блиндажа, тело искололи штыками.

В. Яцянявичюс и Ю. Смирнов были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.

В сквере районного центра Глазуновка на пьедестале высится бюст Героя. Советского Союза В. Яцянявичюса, у могилы которого по традиции юным ленинцам повязывают красные галстуки и вручаются комсомольские билеты вступающим в ряды ВЛКСМ. Здесь никогда не увядают цветы…

В дивизионной газете был опубликован очерк комсорга дивизии старшего лейтенанта А. Рандакявичюса об обстоятельствах гибели комсомолки Бируте Каросене:

«На подступах к немецким траншеям завязались жестокие бои… Вражеская пуля ранила Каросене, и командир предложил ей уйти в тыл. Но отважная дочь литовского народа отказалась покинуть поле боя.

— У меня еще достаточно сил, чтобы бить врага, — сказала она.

В это время неприятельский огонь усилился, и продвижение бойцов замедлилось. Раненая Бируте с возгласом „За Родину, вперед!“ кинулась к немецким окопам. Воодушевленные призывом комсомолки, бойцы следом за нею ворвались во вражеские траншеи.

Вторая пуля смертельно ранила Каросене…»

8 июля мне сообщили о гибели самого близкого друга, лейтенанта Г. Йоэльсаса, и я пошел во 2-ю роту 249-го стрелкового полка, чтобы узнать более подробно обстоятельства этой тяжелой утраты. Беседовал с его бывшими подчиненными — красноармейцами, которые рассказали, что во время проведенной разведки боем Йоэльсас один из первых ворвался в окопы немцев, разя мелким огнем из автомата гитлеровцев. Среди фашистов возникла паника. В это время противник открыл минометный огонь, и осколок, попавший Йоэльсасу в спину, смертельно его ранил. С неподдельной любовью и глубоким уважением говорили бойцы о своем командире. Не стыдясь слез, я слушал их взволнованный рассказ…

В бою за Семидворики особо отличился лейтенант Владас Каволюнас. Участник боев под Невелем и Великими Луками в июле-августе 1941 года, он позже успешно окончил пехотное училище и получил назначение на должность командира взвода. Распевая литовские народные песни своим звучным тенором, Каволюнас повел бойцов в атаку. Он разил врага огнем из автомата, а когда осколок снаряда раздробил приклад его оружия, ловко прикончил ножом нескольких напавших на него гитлеровцев.

Когда закончилась война, В. Каволюнас пошел учиться в Государственную консерваторию Литовской ССР, закончил ее и с большим успехом пел ведущие сольные партии на сцене Академического театре оперы и балета республики.

В политотделе дивизии мне рассказали, что недавно при проверке комсомольских билетов имел место такой случай. Сержант Винцас Даукантас, бывший секретарь Тверайской волостной комсомольской организации, перед боем в свой комсомольский билет записал: «Присягаю тебе, комсомол, в грядущем бою драться до последнего биения сердца, мстить озверелым гитлеровцам за кровь наших сестер и братьев, за их муки и унижения. Если погибну в бою и ты, мой дорогой билет, будешь окрашен моей кровью, ты перед лицом моих товарищей станешь свидетелем моей верности присяге…»

Невозможно перечислить всех воинов дивизии, отличившихся во время боев на Курской дуге. Героизм был массовым, и в каждой роте, в каждом взводе, в каждом отделении были бойцы, достойные самых высоких похвал и наград за их ратные подвиги.

В боях на Курской дуге мы потеряли верного сына партии Йонаса Юрявичюса. Все, кто знал этого замечательного человека, тяжело переживали его гибель.

Родился и вырос Й. Юрявичюс в далекой сибирской деревне, но его хорошо знали коммунисты Литвы. В 1933 году, окончив в Москве КУНМЗ — Коммунистический университет национальных меньшинств Запада, — Йонас нелегально прибыл в Каунас для подпольной работы. Здесь он был принят в члены Компартии Литвы и участвовал в работе комсомольской организации. Его активная революционная деятельность продолжалась, однако, недолго. В том же году Юрявичуса выследила фашистская охранка, он был арестован и осужден к восьми годам каторжной тюрьмы.

Я с ним познакомился накануне Великой Отечественной войны, а в 16-й стрелковой дивизии мы с ним встретились уже как друзья.

О работе Й. Юрявичюса в дивизии, о его планах, мечтах, о фронтовых товарищах некоторое представление дают письма к жене — видному деятелю революционного движения в Литве — Марии Ходосайте.

В начале апреля 1942 г., когда партия направила Й. Юрявичюса на политработу в нашу дивизию, он в первых своих письмах из-под Горького писал:

«…Мне присвоили звание старшего политрука (одна шпала) и утвердили в должности помощника начальника политотдела дивизии по комсомолу. Работы много, и, кроме того, она еще как следует не начата…» (9.IV.1942).

«…Каждый день бываю у комсомолят. Есть золотые ребята. Ну попадаются единицы и „бумажных“… Работы много. Все охватить пока что не успеваю. Но дело налаживается. Надеюсь, что вывезем…» (29.IV.1942).

Приведу еще одну характерную выдержку:

«…Скоро наступит новая весна, потом и лето. Может, тогда будет веселей, может, к тому времени будем ликовать по поводу победы. Я твердо уверен — победа будет! Как скоро? Это покажет жизнь…» (6.Х.1942).

29 ноября 1942 г. в Москве во время служебной командировки Й. Юрявичюс, узнав об окружении Красной Армией крупной группировки немецких войск под Сталинградом, пишет жене:

«…Сегодня настроение прекрасное. Положение на фронте лучше всего поправляет и настроение, и здоровье. Все ликуют…»

О начале активных боевых действий нашей дивизии Юрявичюс упоминает в письме, датированном 10 марта 1943 года:

«…После долгих и больших переходов очутились на фронте. Воюем уже почти 20 дней… Только что вернулся с передовой. Пока жив, здоров… Жольнериса больше нет…»

Из письма, датированного 15 мая 1943 года:

«Торчим в деревне… Сегодня приступил к исполнению новых обязанностей вместо погибшего Жольнериса. Дела сдал. Упаковался…»

Читатель уже знает, что Сильвестрас Жольнерис был парторгом 167-го стрелкового полка и погиб 22 февраля 1943 года под деревней Алексеевка.

По поводу разведки боем, проведенной 25 июня, Юрявичюс в тот же день сообщил в письме следующее:

«…Сегодня у нас радостная весть — одна наша часть дала прикурить немцам. Есть некоторые результаты — кое-что заняли, взяли пленных… После партсобрания пойду на обычную ночную прогулку на передний край обороны. Мы, конечно, зарылись глубоко в землю, но частенько над нами свистят „пчелы“, а нередко слышим „концерты“. С войной свыкся. Настроение у всех у нас хорошее. Уверенность в победе крепкая…»

Это было его последнее письмо.

Й. Юрявичус погиб 5 июля 1943 г. на передовой у деревни Верхняя Гнилуша, на самом трудном участке обороны, там, где воины 167-го стрелкового полка отбивали ожесточенные атаки гитлеровцев.

Первым подоспел к смертельно раненному товарищу инструктор по агитации и пропаганде полка Г. Абрамавичюс, но помочь ему уже ничем не смог.

Ему было 32 года…

Й. Юрявичюс посмертно награжден орденом Отечественной войны II степени.


12 июля 1943 года началась Орловская наступательная операция войск Брянского, Центрального и Западного фронтов. Наша 48-я армия двинулась вперед 15 июля. Продвигались медленно, преодолевая упорное сопротивление врага, умело использовавшего заранее оборудованные рубежи. Части 16-й стрелковой дивизии атаковали важную высоту около деревни Панская и взяли ее штурмом.

Тяжелые кровопролитные бои изрядно ослабили соединение, в батальонах, ротах, взводах осталось совсем мало людей.

20 июля из 2-го отдельного литовского запасного батальона из-под Горького в дивизию вновь прибыло пополнение в количестве 400 человек. Дивизии было приказано сдать свои позиции другим частям армии и отойти во второй эшелон на доукомплектование.

С волнением читали мы в те дни сводки Совинформбюро, в которых сообщалось, что войска Брянского, Центрального и Западного фронтов, буквально прогрызая оборону врага, продолжают наступление.

На рассвете 23 июля в штаб дивизии поступила телефонограмма о том, что соединения 48-й армии прорвали немецкую оборону и освободили деревни Никитовку, Нагорное и Сергеевку. В ней же 249-й и 167-й стрелковые полки получили приказание немедленно сосредоточиться в деревне Алексеевка и оттуда начать преследование противника. Днем в Алексеевку перебазировался и наш отдел. С тех пор как мы здесь были в последний раз, деревня сильно пострадала — у редкого уцелевшего дома сохранилась крыша. Кругом почти сплошные развалины.

На следующий день мы утром приехали в деревню Нагорное. Название деревни оказалось вполне оправданным — она раскинулась на высоком холме, и противник, умело использовав рельеф местности, оборудовал здесь сильную систему обороны. На окраине деревни еще с зимы чернели три обгоревших остова наших танков. В деревне ни одного целого дома и ни одного местного жителя.

В тот же день мы побывали в селе Богородицкое, которое сохранилось каким-то чудом почти целиком. Однако и это село словно вымерло — часть жителей гитлеровцы вывезли на каторжные работы в Германию, часть «эвакуировали» из прифронтовой зоны.

26 июля отдел расположился в селе Борисоглебское — довольно крупном населенном пункте на Орловско-Курской железнодорожной магистрали.

Заняли помещение, в котором раньше у гитлеровцев была военная комендатура. Среди в спешке оставленных бумаг различного характера обнаружили приказ верховного главнокомандования немецкой армии относительно «управления страной и немецкого оккупационного порядка». Читали мы всю эту человеконенавистническую галиматью и не знали, смеяться или плакать. Процитирую некоторые перлы из этого документа:

«…II. Управление страной.

Жиды и коммунисты не имеют права занимать никакие должности.

Городской староста должен заботиться в окружающей местности об упорядочении военных повреждений, о чистке местности, погребении трупов.

Для исполнения этих работ в первую очередь мобилизуются жиды.

III. Хозяйство.

Налоги временно не будут накладываться. Городские старосты для исполнения своих задач могут потребовать у местных жителей налоги, в первую очередь от жидов…»

Одно лишь «темна вода во облацех» — где же надо было брать этих самых «жидов», с такой тщательностью истребленных гитлеровцами?

27 июля прибыли в деревню Рыбница, что в 10–12 километрах западнее села Борисоглебское. Полки дивизии без устали гнали врага, не давая ему возможности закрепиться на выгодных для обороны рубежах. На командном пункте дивизии встретился с начальником отдела Ю. Барташюнасом, который сообщил о гибели в бою Пранаса Канишаускаса — старшего брата нашего оперуполномоченного Юлюса Канишаускаса. Все братья Канишаускасы — родом из деревни Юодпенай Рокишкского уезда Литовской ССР — были активными участниками революционного движения, верные сыны Коммунистической партии, а Пранас среди братьев был признанным вожаком.

Позвонил в полк и допросил передать Юлюсу, что в этот скорбный час все работники отдела выражают ему глубокое соболезнование. Чем мы еще его могли утешить?

К исходу дня отдел переехал вместе с командным пунктом дивизии в большое село Барановский Лозовец. По дороге сделали кратковременную остановку в деревне Тургенево. В одном из домов увидели на шее у старика висящую на веревочке странную дощечку, на которой по-латыни было выведено «Тургенево», а ниже — цифры «78».

— Без этой штуки при немцах нам нельзя было ни шагу сделать, — пояснил старик. — Все деревенские жители обязаны были постоянно носить такие бирки на шее. Имен у нас не было — только номера, как у скотины.

Мы знали, что писатель И. Эренбург уже поведал миру об этой изуверской затее оккупантов, цель которой — надругаться над человеческим достоинством. И вот я все это увидел собственными глазами.

Старик из деревни Тургенево снял с шеи бирку и отдал ее мне со словами:

— Жив будешь, вспомнишь, как немцы издевались над русскими людьми.

После войны я эту бирку передал Каунасскому историко-революционному музею, где она экспонируется и сегодня.

Четверо суток, с 28 по 31 июля, все три стрелковых полка дивизии участвовали в боях за село Никольское. Отступая из этого крупного населенного пункта, насчитывавшего 813 дворов, немцы сожгли половину жилых домов и построек.

1 августа в селе Никольское в наш отдел зашел поэт Эдуардас Межелайтис. Привел его к нам офицер нашей дивизии, писатель Йонас Марцинкявичюс, с которым время от времени встречались мы в политотделе дивизии, в редакции «Родина зовет», иногда в полках.

Последний раз виделся я с Межелайтисом в 1938 году в Каунасе на школьном вечере. Эдуардас тогда учился в 3-й Каунасской гимназии и был членом подпольной комсомольской ячейки. На фронт он приехал в военной гимнастерке, только без каких-либо знаков различия. Межелайтис, как и в Каунасе, выглядел стройным юношей. Эдуардас расспрашивал нас об интересных фронтовых эпизодах, о делах чекистов дивизии. Все эти материалы ему нужны были для военных репортажей и очерков.

На следующий день я встретил Э. Межелайтиса на главной улице села. Он рассказал, что в одном уцелевшем доме, где несколько дней тому назад размещался штаб гитлеровцев, он обнаружил немало интересных документов изменников Родины — власовцев, и среди них различную литературу на литовском языке. Эдуардас предположил, что здесь находился вооруженный отряд литовских буржуазных националистов — пособников гитлеровских оккупантов.

Во время нашей беседы фашисты начали обстреливать село из орудий. Мы укрылись в ближайшем овраге, и там пришлось довольно долго отлеживаться. Снаряды один за другим рвались в ближней лощине, — видимо, гитлеровцы заподозрили, что в ней замаскирована наша боевая техника. Ночью противник повторил артиллерийский налет на село Никольское.

3 августа командный пункт дивизии переехал в деревню Плоты. Здесь гитлеровцы оставили нам очень неприятные сюрпризы — мины замедленного действия. Ночью три такие мины взорвались почти одновременно. Саперы вновь со всей тщательностью проверили дома и хозяйственные постройки.

4 августа наши части дружно форсировали Оку и завязали бой за старинный русский город Кромы — центр района того же наименования. Командный пункт дивизии расположился в Новоивановске — населенном пункте на берегу красавицы Оки. Назавтра с молниеносной быстротой облетела все части дивизии долгожданная весть — освобожден город Орел!!!

С огромным волнением слушали мы по радио вечером первый салют в честь славных освободителей Орла и Белгорода в столице нашей Родины Москве — 12 артиллерийскими залпами из 120 орудий.

Каждый из нас ощутил тогда свою личную причастность к этому всенародному празднику.

В тот же день полкам дивизии были торжественно вручены красные Боевые Знамена, которые предстояло победоносно пронести до победы!

И снова вместе с частями идем мы на запад, очередная остановка в деревне Приволье. Кругом — удивительная красота: зелень садов, густых кустарников, березовых рощ удивительно гармонировала с золотистыми полями пшеницы. Сидел я на околице, любовался красотой природы, и на душе стало теплее. Но война ни на минуту не позволяла забывать о себе. Посыльный передал письмо от отца, в котором он писал: «22 июля соседи услышали передачу по радио: привет от удостоившегося правительственной награды Яцовского Александра. Полагаю, что это привет именно от нашего Сани, не от однофамильца. Он по радио просит родных и знакомых писать ему».

Я был в недоумении, прочитав эти строчки. «Неужели брат? Но почему он нас разыскивает через радио?..»

Не раздумывая сел и написал письмо в Москву, на Центральное радио, и попросил подтвердить, действительно ли было такое сообщение?

На следующий день части дивизии освободили северную часть города Кромы и выбили гитлеровцев из села Апалково. Командный пункт перемещается в деревню Новый Хутор.

Опять колесим по пыльным проселочным дорогам, по сторонам поникшие несжатые поля пшеницы, искалеченная немецкая боевая техника.

Наступление продолжается, и через несколько часов снова приходится менять командный пункт.

12 августа новое место КП дивизий — деревня Троицкое. Тем временем наши полки освободили деревню Хмелевая и крупный населенный пункт — районный центр Сосково. В бою за деревню Хмелевая в цепи атакующих находился и оперуполномоченный отдела по обслуживанию 249-го стрелкового полка старший лейтенант Юозас Юодишюс. Осколком вражеского снаряда он был ранен в ногу, но до конца боя не ушел в медсанбат. К счастью, ранение оказалось не очень тяжелым и наш Юозас вскоре вернулся в строй.

Последний населенный пункт, который на орловской земле освобождала литовская дивизия, была деревня под названием Литва. В боевом приказе командира соединения генерал-майора Владаса Карвялиса так и было сказано: «16-я литовская стрелковая дивизия наступает по направлению Литвы». Поистине символическое совпадение!

В этот день пришел приказ о выводе дивизии из состава 48-й армии и Центрального фронта в резерв Верховного Главнокомандования.

За две недели наступления части дивизии с боями продвинулись на 120 километров, освободили 60 населенных пунктов, форсировали 3 реки, уничтожили более 10 000 вражеских солдат и офицеров, захватили богатые трофеи — танки, самоходные орудия, автомашины, другое военное снаряжение противника.

Только в дни Курской битвы и последующих наступательных действии в первичные партийные организации частей и подразделений дивизии поступило 632 заявления воинов о приеме в члены или кандидатами в члены партии, в том числе от 200 комсомольцев. Это было ярким проявлением беззаветной преданности бойцов и командиров 16-й литовской стрелковой дивизии Коммунистической партии Советского Союза.

13 августа начался марш в обратную сторону — на восток. Первый привал сделали в деревне Троицкое. Затем миновали Кромы, снова перешли через красавицу Оку. В селе Никольское навестили братское кладбище погибших воинов нашей дивизии. Переходили от одной могилы к другой, вчитываясь в знакомые и незнакомые фамилии. Долго стояли у скромного могильного холмика заместителя командира 3-го батальона по политчасти 167-го стрелкового полка Гвидонаса Сипавичюса. Он погиб в бою 28 июля. Во время наступления сильный огонь противника прижал бойцов к земле. Атака захлебнулась. Тогда Сипавичюс поднялся и бросился вперед, увлекая за собой воинов. Последнее, что бойцы услышали из его уст, был призыв: «За мной!..»

Гвидонасу тогда было всего 28 лет. В годы фашистской диктатуры он был одним из самых активных руководителей прогрессивного студенчества Каунасского университета — участвовал в создании легальной марксистской студенческой организации «Сцентия», а позже — общества «Культура». С 1938 года Г. Сипавичюс — член Компартии Литвы. Мне приходилось часто встречаться с ним в годы учебы на техническом факультете Каунасского университета, а также на литературных вечерах, которые организовывали прогрессивные студенты. В 1940 году, после свержения фашистской власти, Г. Сипавичюс был назначен начальником отдела политуправления литовской Народной армии. Он приезжал тогда в 9-й пехотный полк, где я служил политруком роты, и нам опять довелось встретиться. Помню, с каким вниманием и интересом политработники полка слушали его выступление на проходившем совещании. В 16-ю литовскую стрелковую дивизию Сипавичюс прибыл одним из первых и сначала был назначен агитатором 249-го стрелкового полка. Там, в красном уголке у стенда, во время проведения им политзанятий, я его сфотографировал. Это был человек большой души, очень эрудированный, по характеру спокойный, сдержанный — таким он сохранился в нашей памяти.

В деревне Козьминское работники отдела контрразведки «Смерш» дивизии возложили цветы на братскую могилу павших бойцов. Рядом еще один могильный бугорок, скромный деревянный обелиск с красной звездой. На дощечке надпись: «В боях за Советскую Родину 29.VII. 1943 г. пала смертью храбрых Пашкявичюте Алдона Юрьевна из Литвы».

Их было двое — брат и сестра, Юлюс и Алдона. Когда во время зимних боев у Алексеевки Юлюс погиб, Алдона настояла, чтобы ее перевели из санчасти в стрелковую роту, где служил ее брат.

— Я должна занять его место, — заявила комсомолка.

Спустя некоторое время лейтенант Г. Рольникас так описал последний подвиг отважной телефонистки:

«…Во время наступательных боев Алдона Пашкявичюте ни на мгновение не отлучалась с передовой. Когда осколок вражеской мины перебил телефонный провод, она обратилась к командиру:

— Прошу разрешить ликвидировать порыв на линии!

В глазах Алдоны командир прочитал твердое намерение любой ценой выполнить это опасное задание.

…Вражеский снайпер подкараулил ее…

…Алдона лежала среди полевых цветов, и сама была сорванным цветком. По ее щеке, как капля росы, медленно стекала большая слеза».

Переписывая эти строки из дивизионной газеты в блокнот, я вспомнил могилку в деревне Козьминское и сделал приписку:

«Вечная тебе слава, Алдона!»

В 1975 году в местечке Векшняй Акмянского района Литовской ССР я навестил мать Алдоны — Ону Пашкявичене. От нее узнал, что останки Алдоны были после войны перенесены из деревни Козьминское в село Никольское и там захоронены на братском кладбище погибших воинов.

В священной войне советского народа Она Пашкявичене потеряла обоих своих детей. Тяжело переживала мать героев страшную утрату. Единственным ее утешением была мысль о том, что ее Юлюс и Алдона погибли в борьбе за правое дело, за свободу и процветание всего нашего Отечества и любимой Литвы.

Навестили еще одно дорогое мне захоронение — могилу заместителя командира 167-го стрелкового полка по политчасти Йонаса Зданавичюса, скончавшегося от полученных во время боя ранений. Всего за несколько дней до начала нашего контрнаступления он был назначен на эту должность.

Стоял, склонив голову, у надгробия и вспоминал.

«У меня очень толковый, начитанный начальник», — говорила моя мать о заведующем финансово-хозяйственным сектором Центрального Комитета Компартии Литвы Й. Зданавичюсе. Дело в том, что в 1940 году, после легализации партии, она была назначена на работу в этот сектор на должность кассира (была, кстати, партийным казначеем и в годы подполья). Работа под началом умного, оперативного руководителя приносила ей большое удовлетворение. Однако вскоре Й. Зданавичюс был переведен на значительно более сложную в условиях тех лет работу. Член партии с 1932 года, человек высокой культуры и незаурядных способностей, он был утвержден заведующим отделом школ ЦК Компартии Литвы. Й. Зданавичюс родился в 1907 году в деревне Бачяй Юрбаркского района Литовской ССР. Учился в Каунасе, где окончил гимназию для мальчиков «Аушра», а в 1931 году — военное училище, и ему было присвоено звание младшего лейтенанта запаса. Изучал право в Каунасском университете и жил на средства от частных уроков. В это время он активно участвовал в революционном студенческом движении, а также вел агитационную работу в армии среди солдат. Несмотря на преследования со стороны фашистской власти, Й. Зданавичюс продолжал борьбу за восстановление Советской власти в Литве. В 16-й литовской стрелковой дивизии он проявил себя как инициативный, опытный политработник.

24 июля 1943 года Йонаса Зданавичюса не стало…

Не знаю, клялся ли кто из моих товарищей над могилами наших погибших однополчан отомстить за них. Тогда мы не любили клятв и громких слов. Но я точно знаю, что каждый давал молчаливое обещание свести счеты с гитлеровцами.


14 августа штаб дивизии остановился на привал в деревне Кошелево, севернее села Барановский Лозовец, которое мы совсем недавно освобождали. Здесь из 224-го артиллерийского полка в отдел контрразведки дивизии привезли вскрытый пакет, на котором стоял гриф «Секретно». Мне было поручено расследовать обстоятельства утери этого пакета. Выяснилось, что почтальон полка красноармеец Е. Рабиновичюс, следуя на велосипеде по делам службы, обнаружил на обочине дороги запечатанный конверт с грифом «Секретно». «Ну и раззява», — в сердцах мысленно обругал он неизвестного коллегу, утерявшего служебный пакет. Офицеры штаба полка, вскрыв конверт, обнаружили отпечатанный на пишущей машинке секретный приказ командования Красной Армии по вопросам борьбы с фактами членовредительства среди личного состава действующей армии.

При чтении этого документа мне прежде всего бросилось в глаза то обстоятельство, что в приказе самым подробным образом описывались способы совершения над собой членовредительства в целях уклонения от участия в боевых действиях на фронте, а главное, излагались детальные сведения, а по существу, советы о том, каким способом скрывать факт членовредительства. При более внимательном изучении этого документа стало ясно, что отпечатанный на машинке текст был размножен типографским способом и распространялся в расположении наших войск. Очередная гитлеровская фальшивка! Этот экземпляр «приказа» был, видимо, сброшен с самолета.

Сокрушительные удары Красной Армии побуждали гитлеровцев еще шире развертывать идеологические диверсии, прибегать к провокациям, лжи, клевете и обману, шантажу, угрозам и при помощи подлогов, подобных подброшенному «приказу», пытаться рассчитывать на всякие человеческие ничтожества с мелкой, трусливой душонкой…

20 августа был получен приказ по железной дороге прибыть в Тулу. Опять в этот замечательный город!

Колонны дивизии прибыли к железнодорожной станции Змиевка, где и быстро завершили погрузку. Пять эшелонов с войсками отошли от станции первыми, а штаб дивизии и мелкие подразделения отправлялись шестым эшелоном через Орел и Мценск.

От Змиевки до Орла гитлеровцы при отступлении вывели из строя все железнодорожное полотно. С чисто немецким педантизмом они взрывали рельсы через каждые 5-10 метров специальным зарядом. Железнодорожные войска Красной Армии быстро восстановили линию, и по ней беспрерывным потоком понеслись составы с войсками и боеприпасами для фронта.

В Орел приехали 24 августа. Железнодорожная станция и сам город — сплошные руины. Повсюду почерневшие скелеты кирпичных зданий, на каждом шагу — следы «работы» вражеских команд поджигателей и подрывников. По рассказам местных жителей, гитлеровцы разрушали город по заранее подготовленному плану — закладывали в погреб каждого дома тол и взрывали. Так методично превращали они в развалины квартал за кварталом. Для этой цели фашисты использовали также авиационные бомбы, которые не смогли вывезти в тыл своих войск.

Кратчайшим путем на Тулу — через Мценск — нас почему-то не пропустили. Эшелон повернул в сторону Ельца. Эта станция встретила нас непривычной суетой — женщины продавали помидоры, яблоки, груши, молоко.

Рядом с нашим эшелоном остановился состав, который вез на фронт узбекское национальное соединение. Не со всеми товарищами по оружию можно было легко объясниться, ибо некоторые воины-узбеки плохо владели русским языком. Здесь же, на перроне станции, узбеки устроили для нас своеобразный концерт художественной самодеятельности: одни играли на национальных инструментах — на длинных, почти двухметровых трубах, издававших торжественно-грустные звуки, другие подыгрывали на бубнах и скрипках, третьи пели и танцевали в ритм музыки.

Наши воины в долгу не остались — зазвучали литовские песни.

Для моего ФЭДа работы было немало — снимал на память импровизированный праздник дружбы народов!

Со станции Елец наш эшелон проследовал в Тулу через город Ефремов.

Прибыли на место назначения 27 августа. Штаб дивизии расположился в деревне Плеханово, в 6–7 километрах от Тулы, а наш отдел — в деревне Хрущево.

Только-только устроились на новом месте, а у нас уже гость — Нарком внутренних дел Литовской ССР А. Гузявичюс. Он приехал опять с той же целью — подобрать хороших ребят в военное училище НКВД. Договорился с Ю. Барташюнасом о том, чтобы и из нашего взвода охраны послать на учебу нескольких бойцов. Народный комиссар беседовал в отдельности с каждым кандидатом взвода: Мы еще не знали, кого конкретно он сагитировал, но оперуполномоченные получили задание подобрать в полках около десяти бойцов взамен уходящих. Это свидетельствовало о том, что Гузявичюс поработал не зря.

Вскоре в дивизию прибыл Председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР Ю. Палецкис, который выступил от имени ЦК КП Литвы и правительства республики на состоявшемся 14 сентября собрании партийного актива соединения. Мне хорошо запомнилась такая фраза из его речи:

«…После битвы под Грюнвальдом литовскому народу не приходилось участвовать в таких серьезных боях, в каких теперь отличились литовские подразделения Красной Армии… В этих боях вы сдали экзамен на мужество и удостоились бессмертной славы…»

В те дни в дивизии гостили прибывшие из города Переяславль-Залесский Ярославской области певцы, танцоры и музыканты Государственного художественного ансамбля Литовской ССР, в том числе известная оперная певица, депутат Верховного Совета республики Александра Сташкявичюте, исполнитель прекрасных задушевных песен Великой Отечественной войны Романас Мариошюс и другие артисты. Они выступали в полках с концертами на импровизированных сценах — с крыльца дома, кузова грузовой автомашины или просто на поляне и имели огромный успех: воины истосковались по народной хоровой и сольной музыке и танцам, и каждый исполненный номер сопровождался бурными аплодисментами.

Здесь, в деревне Хрущево, меня застал долгожданный ответ из Москвы: все правильно — Александр Яцовский ищет с помощью радио своих близких и знакомых. Его адрес — Полевая почта № 63577-Н. Тут же послал письмо по этому адресу. Опять ожидание — я все еще лелеял надежду, что это объявился брат, хотя многое в этой истории оставалось непонятным…


Загрузка...