Забытый грех

Глава 3 Тайна имени Руслан

Александра приехала, когда Лямзин почти закончил опрос свидетелей. Он совершенно забыл, с кем имеет дело, и потому весьма опрометчиво попросил ее подождать, пока он освободится. Естественно, когда он освободился, ни в машине, ни рядом с нею Александры не оказалось, а нашел он ее в вагончике у рабочих, где она эмоционально спорила с ними на тему, весьма далекую от строительной, – речь шла о филологии. Точнее, об одной ее стороне – этимологии имен. А началось все с того, что кто-то из рабочих сказал, будто бы Руслан нерусское имя.

Лямзин ухватил ее за руку и, во все стороны улыбаясь и извиняясь за подругу, утянул ее оттуда. Сделано это было, по ее мнению, очень не вовремя: во-первых, она не успела договорить, а во-вторых, ее чувство мести осталось неудовлетворенным. В результате ее гнев обрушился на его голову.

– Какого дьявола вы меня тянете, будто щенка на веревке? – громко возмущалась она, пока они шли к машине, и старательно выдергивала из его цепких пальцев руку.

Щеки ее раскраснелись, глаза блестели гневом, она то и дело порывалась вернуться в вагончик и договорить все, что не успела. Удержав ее в очередной раз, когда она повернулась идти, чтобы выложить новый, пришедший ей в голову неопровержимый аргумент, Лямзин деликатно, но твердо впихнул ее в машину, на сиденье рядом с водительским.

– В таком состоянии вам за руль садиться нельзя, вести буду я, – сказал он.

– Почему нельзя, куда вы меня собираетесь везти? – вскипела Александра, которая никак не могла отойти от пыла спора.

– Очень есть хочется, – умиротворяюще произнес Лямзин, поднимая руки вверх, будто сдаваясь. – Предлагаю посидеть в тихом уютном местечке здесь неподалеку и поесть мидий в чесночном соусе. Или сациви из курицы. Или плов из барашка. Ах, какой там подают плов! С зирой, барбарисом и сочными нежными кусками мяса. Рекомендую. Настоящий узбекский плов!

Александра от неожиданности замолчала и широко распахнула глаза. Потом голодно сглотнула слюну и жалобно произнесла:

– Ой, я с утра ничего не ела и только сейчас об этом вспомнила. Ну вот зачем вы мне все это перечислили! Я теперь так есть хочу, что просто умру.

– Я вас спасу, прекрасная незнакомка, – спародировал он плохую театральную игру, заводя мотор, и продолжил уже нормальным тоном: – Кстати, здесь недалеко ехать, так что преставиться не успеете. Рассказывайте-ка лучше, чем вас рабочий класс обидел.

Она недовольно покосилась на него.

– Все бы вам подшучивать. Тут, понимаешь ли, моя честь задета.

– Ваша? Да я их!!! – он шутливо погрозил кулаком в пространство.

Но Александра уже успокоилась и потому сразу включилась в игру.

– Берите выше, – заговорщицки понизила она голос, – всей земли русской! Представляете, они вздумали утверждать, что Руслан – абсолютно мусульманское имя.

– Ну да, любят мусульмане это имя, точно.

– А я французский луковый суп люблю, и что? Он от этого станет русским?

– Может, вы француженка, но скрываете это? – с сомнением посмотрел на нее Лямзин.

– Вот вы шутите, а я серьезно! Я этим вопросом интересовалась.

– Супом?

– Именем!

– С чего бы это? Вы ж балерина, а не филолог.

– Зато у меня мама – учитель литературы. И вообще, я что, по-вашему, русским языком интересоваться права не имею? Сторонники мусульманского происхождения имени уверяют, будто оно происходит от тюркско-иранского Арслан, что означает лев. Хорошо, допустим. Но каким образом слог «ар» заменяется на «ру» и зачем? Впрочем, это, вероятно, кажется им несущественной деталью. Следуя их логике, всех Марин, Карин, Дарин стоит считать тезками. Но нет же, такое и в голову никому не приходит! Почему же тогда это происходит с именем Руслан?

– Да, действительно?

– А я объясню, – продолжала горячиться она. – Кому-то очень нужно, чтобы у Пушкина былинный русский богатырь Руслан носил мусульманское имя. Отсюда и притянутое за уши Арслан.

– Да ну, сущая ерунда: Ру-слан – Ар-слан, буква сюда – буква туда. Кто ж их считает?

Александра с подозрением покосилась на него.

– Так. Вы на чьей стороне?

– На вашей, разумеется. Мне этимология имени Руслан тоже кажется сомнительной.

– А-а, – она заметно успокоилась и продолжила уже без особой горячности: – Так вот, существует простое и единственно верное объяснение тому, отчего Пушкин дал такое имя своему богатырю: «Рус» на старорусском означает русский, светлый, и «ла» – это душа. «Светлая душа» – вот как расшифровывается это имя. Кстати, арабы и изобретение алгебры себе присвоили, – не к месту добавила она.

Лямзин от неожиданности аж притормозил.

– Как так, что вы говорите? А нас в школе учили…

– Чему вас учили? – сварливо отозвалась Александра. – Про открытие Америки Колумбом рассказывали? Тут примерно та же история. Мухаммед Аль-Хорезми, создатель алгебры, был персом по происхождению. А после завоевания Персии арабами алгебра традиционно стала считаться арабским изобретением. Вот так бывает несправедлива судьба: великие цивилизации умирают, великие народы рассеваются по земле, а плоды их трудов молва присваивает другим…

Лямзин внимательно смотрел на дорогу, старательно объезжая рытвины и слушая Александру, но вскоре отвлекся, и мысли его потекли в совершенно другом направлении.

«Что я имею? – думал он. – Я знаю предполагаемые имя, отчество и фамилию убитого. Если повезет и они окажутся подлинные, это даст новую информацию. Далее нужно пробить отпечатки пальцев, снятые у трупа. Если Юсуф был судим, то они окажутся в базе данных».

– Вы меня не слушаете? – возмущенно прервала его размышления Александра.

– Что вы, разумеется, слушаю, – торопливо заверил он, коротко на нее взглянув.

– Так вот, продолжаю. Когда-то существовала загадочная и великая цивилизация шумеров. Они научились осушать болота, обжигать глиняные кирпичи и строить из них храмы тогда, когда во всем мире еще никто этого не делал…

«Надо будет не забыть позвонить в Нальчик, узнать, не оттуда ли наш Юсуф родом. В цепочке просящих за него первый был уроженцем Нальчика. Так что чем черт не шутит». – Он вспомнил, что Александра обижается на него, и опять бросил на нее взгляд, оторвавшись от дороги.

– Наконец, именно шумерам принадлежит создание первой в мире письменности! А что в итоге? Цивилизация великих шумеров рухнула. Но куда же делся весь народ, не мог же он просто взять и исчезнуть с лица земли? Нет. Шумер был постепенно поглощен. Сначала аккадским царем Шаррумкеном, а потом – Вавилонской империей. Выжившие же ушли на Восток, где основали империю Тимуридов. Кстати, правители ее прославились как великие ученые и литераторы…

– Тоже персы? – бросил заинтересованную реплику Лямзин.

– Естественно.

– Ага. И что же было дальше?

– Империя Тимуридов тоже рухнула. Десятитысячная армия ушла в Индию, чтобы основать цивилизацию Великих Моголов, но и она через три века растворилась в пространстве, оставив после себя Тадж-Махал и несколько разрозненных народностей, называющих себя сегодня персы, таджики, узбеки, индусы…

«Фото Юсуфа надо будет разослать. Эх, жаль, прижизненного снимка нет! Здорово было бы получить нормальный портрет. Если он окажется жителем Кабардино-Балкарии, я запрошу копию формы номер один с фотографией».

– Неужели вы этого не знали? – опять вторгся в его размышления голос Александры.

– Почему же, знал. Но успешно забыл. Спасибо, что вы напомнили.

И он широко улыбнулся, старательно скрывая, что на самом деле, кроме названий и общих фраз, он ничего не знает и не пытался узнать. Нужды не было.

– Арабы – это кочевники, – продолжала Александра. – Народ, название которого дословно переводится как «жители пустыни». И они, надо отдать им должное, довольно быстро поглощали элементы культуры покоренных народов, о чем потом благополучно забывали историки.

– М-да, – вздохнул Лямзин. – История – самая ненадежная наука, потому что основана на воспоминаниях очевидцев, которые вполне могут привирать. Да и документы, если они имеются, часто подделываются и фальсифицируются.

– Вот-вот, – кивнула Александра. – А забывающий об уроках истории рискует получить по лбу от тех же грабель.

– Александра, я начинаю вас бояться.

– Только начинаете? Вы смелый человек. Обычно меня после таких речей обходят десятой дорогой. Да, кстати, мне эти неучи пытались еще доказать, что исконно русское имя – это Иван. Тоже мне аргумент. Они даже не подозревают, что почти все имена после крещения Руси давались или греческие, или еврейские. Подлинно же русских имен почти нет в святцах, их туда не допустили. А ведь они такие красивые, как песня, – Ратмир, Светозар, Снежана…

– Да, красиво. Может, когда у меня будут дети, назову их такими именами. Между прочим, мы уже приехали. Вот он, ресторан. Предлагаю расслабиться и наконец с аппетитом поесть.

Александра коснулась горящих щек ладонями и засмеялась.

– Согласна.

Они вышли и с наслаждением принюхались. Из небольшого окошка, расположенного под самым потолком первого этажа, доносились просто умопомрачительные запахи. Вероятно, именно там находилась кухня.

Дворик был уютный, мощенный гладким булыжником, выложенным по кругу. В центре его располагался небольшой, выполненный в восточном стиле фонтан. Слева и справа стояли деревянные столики со скамьями под легкими навесами, но все они сейчас пустовали из-за невероятной жары.

Эдуард открыл дверь, пропуская вперед Александру, она вошла и с удивлением огляделась. Это был небольшой полутемный зал с уютными шелковыми диванами вдоль стен и с множеством вышитых подушек на них. Столы тоже оказались необычными, должно быть, выполненными на заказ. Низкие, с восточным орнаментом, они манили ожиданием щедрых яств, которые вот-вот появятся на них.

– Эдик, вы волшебник, – изумленно озираясь, произнесла Александра, – у меня такое чувство, что я попала в сказку. Надеюсь, это не пещера Али-Бабы и нам не придется спасаться бегством.

– Все нормально, – успокоил ее Лямзин.

А к ним, радушно улыбаясь и делая приветственные знаки руками, уже торопился хозяин – седовласый мужчина в пестром национальном халате, доходящем до середины икр.

Фархад, так звали хозяина, горячо приветствовал Лямзина. Он обнял его как старого друга и рассыпался в приветствиях.

– А вы, я вижу, здесь частый гость, – ехидно заметила Александра, как только они остались одни. – Ишь, как вокруг вас человек-то суетился.

– Отучайтесь думать о людях сразу худшее. Лучше потом разочароваться, чем обидеть кого дурным словом и после жалеть об этом.

– Вы это к чему? – опешила Александра.

– К тому, что в этом человеке нет ни грамма фальши. И если бы он мог, то жизнь бы за меня отдал. Потому что когда-то я его сына от смерти спас.

– Ой, простите. – Она густо покраснела и впервые за много лет действительно испытала чувство жгучего стыда. Александра и язвила-то по привычке, в ее кругу было не принято выставлять напоказ эмоции, да и искренность была не в чести. – Расскажите, как это было, – попросила она.

– Да ничего особенного. Мальчика, в числе других, взяли в заложники, а я вместо него на обмен пошел. Преступник оказался психом, начал палить куда попало, и только чудом никто серьезно не пострадал. Обошлось парой легких ранений.

– Да вы герой!

– Не говорите ерунды.

– Хотите сказать, что это у нас обычное явление – жизнью ради чужого ребенка рисковать?

– Нет. Но я – понимаете? – именно я не мог поступить иначе. Мне потом бы не давала покоя совесть и невозможно было бы спокойно спать.

– А как это произошло?

Александра подперла щеки руками, поставив локти на стол, и приготовилась слушать.

– Это случилось два года назад, во Внуково. Я встречал прилетавших из Австрии друзей. Самолет опаздывал, я скучал, и как-то так получилось, что из всех ожидающих разговорился только с одним человеком, мужчиной с восточными чертами лица, но европейским лоском. Сочетание, привлекающее взгляд само по себе, но когда еще и чувствуешь какое-то родство души… В общем, вскоре мы нашли множество общих тем для разговора и болтали с Фархадом, как старые друзья. Он рассказал, что давно живет в Москве, объездил всю Европу, в некоторых странах подолгу жил. Говорил, что два раза был женат и его двое сыновей погибли в Афганистане перед самым выводом оттуда наших войск. Жена недолго после того прожила – сломалась от горя. И после ее смерти он остался совсем один. Поверьте, Александра, в жизни каждого человека бывают такие периоды, когда кажется, будто больше нечего ждать от судьбы хорошего. Все уже было, все кончено, и надо только тихонько отползти в сторонку и ждать своего смертного часа. Такие мысли могут появиться у человека в любом возрасте, что-то подобное приходилось переживать и мне, но, осмелюсь предположить, когда тебе далеко за сорок, они особенно остры. Весь нынешний социум подпитывает индивидуума в мысли – попробуйте-ка устроиться на работу, когда вам сорок и больше. Да, я отвлекся. К счастью, судьба оказалась милостива к нему и подарила спустя годы новую любовь. Фархаду было уже пятьдесят два, когда родился мальчик. Сыну только исполнилось десять лет, когда жена Фархада подала на развод и увезла его с собой в Австрию. Может быть, этому можно было помешать, но вырывать ребенка из рук матери, наносить тем самым травму сыну Фархад не решился. Из-за огромной отцовской любви Фархад не смог причинить мальчику боль. И вот два года назад ситуация разрешилась сама собой. Бывшая жена написала, что мальчик стал неуправляемым, и попросила отца забрать его к себе. Но, лично мое мнение, причина была в том, что отчим и ребенок невзлюбили друг друга. Спустя два долгих года сын впервые летел к отцу, и не погостить, а навсегда. Представляете чувства Фархада?

– Думаю, он был рад.

– Да он светился от счастья! Он рассказывал мне, как все это время мечтал прижать сына к груди, слезы наворачивались на его глаза. Неладное мы почувствовали, когда самолет начал кружить над аэродромом и никак не приземлялся. Вот тут-то и выяснилось, что на борту террорист, он требует освобождения брата, осужденного в России на длительный срок, и крупную сумму денег. Если требования его не будут удовлетворены, он обещал взорвать самолет. Даже у меня было состояние шока от неожиданности, а что уж говорить о Фархаде. Мне до сих пор страшно вспоминать его глаза – столько боли, растерянности перед коварством судьбы и бессильного отчаяния было в них. Мне кажется, если бы он мог, сам бы по молекулам разобрал самолет, но ребенка своего оттуда достал.

Руководителем совместной операции ФСБ и транспортной милиции по освобождению заложников оказался мой старый приятель со времени работы в ФСБ. У меня уже был опыт работы с террористами. И когда удалось уговорить преступника на обмен одного офицера милиции на пятерых детей, я, с разрешения руководителя операции, пошел в самолет. Главным аргументом, убедившим начальство, было отсутствие у меня семьи и то, что в салоне находились мои друзья, бывшие борцы, на помощь которых я рассчитывал. К тому же они могли рассказать об обстановке, которая сложилась в салоне самолета до моего появления. В числе освобожденных детей был и сын хозяина этого замечательного ресторана. Потом у психа сдали нервы, он открыл пальбу и ранил двоих, как я уже сказал, а затем застрелился сам. Вот так все и случилось. Ничего героического.

– А как террорист пронес оружие в самолет? Неужели это настолько просто сделать?

– О, это отдельная история. У парня приятель оказался сотрудником аэропорта. Кажется, они снимали вместе квартиру. Я уж не знаю, что он своему другу рассказал и как объяснил, почему хочет избежать проверки багажа, но тридцативосьмилетний сотрудник пошел на должностное преступление. Он пронес черную вместительную сумку с оружием через багажное отделение и обменял на точно такую же, с которой уже прошел досмотр в секторе службы безопасности террорист. А вот взрывчатки – преступник грозился взорвать самолет – у него не оказалось. Блефовал парень. Кстати, год спустя аналогичный случай с подменой сумок произошел в США, только там дело до стрельбы все-таки не дошло.

– Сняли кальку с происшествия в России?

– Может, и сами додумались. Кто ж их знает?

Александра промокнула глаза и со вздохом сказала:

– Я бы за своих детей тоже самолет на клочки разнесла. Представляю, что бедный отец пережил.

Она встала и, старательно скрывая слезы, которые все-таки потекли по щекам, отправилась в туалетную комнату. Когда она вернулась, на столе уже, благоухая пряными приправами, стояла часть блюд.

– Какое царское великолепие! А вы чего не едите? Ждете меня? – спросила она.

– Разумеется. Начните вот с этого салата, рекомендую. – Эдуард подвинул к ней пиалу. – И ассорти из солений попробуйте, и еще закуска из баклажанов – это что-то невероятное, я вас уверяю.

– Ага, теперь я понимаю, почему вы были так недовольны тем салатиком, который мы ели в кабинете Артура, – удовлетворенно урча, простонала Александра, – вас просто избаловали вкусной пищей.

– Кстати, я бы теперь хотел послушать вас. Я ведь почти ничего о вас не знаю, – внезапно сказал он, и Александра от неожиданности поперхнулась.

– Да уж! Принимая во внимание вашу профессию, я, безусловно, с легкостью поверю во все! И в то, что вы обо мне ничего не знаете, и в то, что ни разу обо мне справок не навели.

Эдуард открыл было рот, чтобы соврать, но передумал и сказал правду:

– Ну, было, да.

– Вот видите.

– Да я и узнал-то совсем чуть-чуть. Самую малость…

– То есть насчет года рождения уже можно не врать? – перебила его Александра, хитро прищурившись.

Он смущенно засмеялся.

– Грешен, да. Признаться, первым делом это выяснил. И был чрезвычайно удивлен, так как думал, что вы намного моложе. Лет на десять как минимум.

– Вот уж спасибо, что сказали. Даже не знаю, радоваться вашему признанию или пойти утопиться.

– Да бросьте. Это не комплимент, а констатация факта. Я до сих пор считал себя большим знатоком женской красоты, который под любым слоем макияжа и невзирая на усилия пластических хирургов узнает возраст дамы. Но с вами я промахнулся. Ей-богу, был уверен, что вам двадцать два, двадцать три, ну, максимум – двадцать пять!

Александра внезапно почувствовала себя задетой, и, хотя постаралась скрыть это, ответ ее все равно был довольно эмоциональным.

– Да, вот так вам не повезло, – вспылила она. – Вместо интрижки с юной прелестницей нарвались на меня!

Она с вызовом взглянула на него, но лицо ее тут же приняло обескураженное выражение. А все потому, что Лямзин совершенно неприличным образом расхохотался.

– Вы смеетесь? И что же вам кажется смешным? – спросила она.

– Александра, какой же вы еще ребенок, – он вытер выступившие на глазах слезы. – На самом деле мне страшно нравится все в вас. И умная, и красивая, и уверенная в себе. Я, признаться, очень боялся, что нашему общению помешает разница в возрасте. Знаете, иногда так случается, что после пары встреч просто не о чем с девушкой говорить.

– Эх, Эдик, Эдик, – покачала головой она, – что ж вы, мужчины, все норовите штампами мыслить? Если молодая и блондинка – так уже и не о чем поговорить?!

– Я вовсе не это хотел сказать, – отрицательно мотнул головой он, старательно вылавливая из салата малосольный грибок, – просто у меня уже был неудачный опыт. А я, признаться, болтун еще тот. Мне с женщиной нужно общий язык найти и поговорить всласть. Не люблю, когда скучно.

– Ладно, пусть так.

– Вы обещали рассказать о себе.

– Хорошо, но коротко. – Он сделал предостерегающий жест рукой, собираясь возразить, что хотел бы узнать как можно больше, но она не дала ему ничего сказать: – Очень коротко, а то ничего не скажу.

– Согласен, – смиренно сказал он.

– Родилась я в Москве, но уже в возрасте нескольких месяцев очутилась в Бронницах. Отец нашел работу на местном ювелирном заводе и перевез всю семью, включая меня и моего старшего брата Виктора. Почему у него не было работы на тот момент в Москве, я не знаю, меня в это не посвящали. Но сдается мне, у него случился какой-то конфликт. Мать, которая ранее сидела со мной и братом дома, пошла в школу преподавать литературу. Думаю, намеренно погрузилась по уши в работу, чтобы заглушить тоску по столичной жизни. Ей было скучно в Бронницах, она часто раздражалась, и нам с братом – он на пять лет старше меня – тогда доставалось «на орехи». Отец, наоборот, был всем доволен, всегда улыбался. Он любил и баловал меня, чего, кстати, не могу сказать о брате – к нему он был суров.

– Вы обижены на мать, – констатировал Лямзин.

Александра коротко взглянула на него, но возражать не стала и продолжила рассказ:

– Я из той, домосковской, жизни почти ничего не помню, кроме, пожалуй, пустыря, где гоняла с мальчишками в футбол. Почему-то с девочками у меня отношения не складывались, я дружила только с мальчиками.

Лямзин хотел вставить, что ничего удивительного: это результат внутреннего конфликта с матерью, но не решился и сказал:

– А история с зонтиком, помните, вы мне как-то ее рассказывали. Это где произошло?

Александра засмеялась:

– Надо же, а вы не забыли! Это было на отдыхе на Азовском море, мне тогда всего шесть лет исполнилось. Я уже говорила, что в детстве дружила только с мальчишками, и там, куда мы приехали, тоже сразу обросла лучшими друзьями. И вот как-то раз в чью-то светлую голову – не мою – пришла идея спрыгнуть с горы. Точнее, с обрыва. На право прыгать первым мы тянули жребий. Выпало мне. Я открыла зонтик и храбро сиганула вниз. М-да… – она помолчала. – В общем, там довольно высоко было, метров пятнадцать-двадцать. Зонтик сразу сложился, и я полетела камнем… Как не разбилась насмерть – не знаю. Мальчишки едва увидели, что произошло, как тут же разбежались по домам. К счастью, кто-то из взрослых заподозрил неладное, заметил по их испуганным физиономиям. Меня обнаружили, вызвали неотложку, и очнулась я уже в больнице. – Она замолчала, вспоминая и задумчиво глядя вдаль затуманенным взором. Потом грустно и тепло улыбнулась. – Открываю глаза, а папа надо мной сидит. Плачет. Помню, я его еще успокаивала: «Папочка, ну что ты, вот же я! Я здесь, я жива!» Не знаю, почему именно такими словами. Наверное, я чувствовала, как он боится меня потерять. Ему ужасно хотелось схватить меня на руки и прижать к себе, я это тоже чувствовала, но он боялся причинить мне боль. И только гладил и гладил мою руку и нежно так смотрел…

– Он вас очень любил.

– Да. – Она отвернулась, стараясь скрыть слезы, но они потекли по щекам и закапали на платье. Тогда она, уже не скрываясь, промокнула их салфеткой и повернулась к Эдуарду. – Он… он составил завещание, оставив мне все свое имущество, а через неделю его убили какие-то маргиналы. Труп был так изуродован, что только по вещам мы смогли его опознать. Его не стало два года назад, а я все никак не могу поверить в это. Мне постояно кажется, что он где-то рядом. Вот даже сейчас. И еще – будто он оберегает меня. Я всегда была безбашенной авантюристкой, вечно влипала в разные истории. Но с тех пор меня в последний момент будто останавливает что-то. Срабатывает внутренний звонок: дзинь – стоп! Я уверена, это папа предостерегает меня. В сущности, остальные сведения обо мне не представляют интереса. Скажу только, что, когда мне исполнилось двадцать два, брат Виктор эмигрировал в Америку. Пытался и меня с собой забрать, но я уперлась и не поехала. Я тогда как раз переживала большую любовь, окончившуюся, как и все слишком бурные романы, громким пшиком. Правда, я в этом скоротечном браке успела родить своих близнецов. Вот так «империя» отца, как он иронично свое дело называл, досталась мне.

– Да-а, – задумчиво протянул Лямзин, который в этот момент вспомнил своего отца, ведь он так и не успел сказать, как его любил, – печально…

Эдуард склонил голову, и перед глазами невольно побежали воспоминания о редких встречах с отцом в последние годы. Их было до обидного мало, он все был занят, все откладывал на потом. И теперь очень жалел об этом. Почувствовав, что начинает расклеиваться – а он очень в себе этого не любил, Лямзин встрепенулся и спросил:

– Александра, я хотел узнать у вас, почему вы тогда вечером оказались на дороге одна?

Она лукаво улыбнулась:

– Это когда вы меня сбили? Какой вы невнимательный водитель, однако!

– Не увиливайте.

– Ах, да ладно, скажу, – она обреченно махнула рукой, – я в тот день рассталась со своим бойфрендом. Точнее, почти что мужем – у нас свадьба назначена была на октябрь. Но ее не будет.

– Почему? – Лямзин поймал себя на мысли, что слышать о ее свадьбе, пусть даже и отмененной, ему неприятно. Сам тут же испугался этого и постарался принять равнодушный вид.

– Потому что я замуж не хочу. Было какое-то помутнение, когда я вообразила, что смогу жить в браке, но, к счастью, вовремя одумалась.

– А, ну это не причина, – сказал он, и в голосе его Александра явственно услышала разочарование. – Вы еще двадцать раз передумать успеете до октября.

– А вам хотелось бы, чтоб я передумала?

Она прищурилась, и в глазах ее забегали чертенята.

Лямзин посмотрел на нее, понял, что прокололся, и поспешно, нарочито грубовато сменил тему:

– Не представляю вас в роли бизнес-леди. Как вы все успеваете?

– А я и не успеваю.

– Да? И сколько же у вас магазинов?

– Сущая ерунда, всего три. – Глаза ее откровенно смеялись. – Два в центре и третий, совсем маленький, на окраине. Даже не знаю, нравится ли мне этим заниматься. Я всегда любила музыку, танец. А пришлось с головой погрузиться в торговлю. Танцую теперь только изредка, правда, у станка стараюсь каждый день постоять, чтобы форму не терять. Да еще группу девочек веду из балетной студии. Но это единственное, что я оставила себе от прежней жизни.

– Не получается совмещать?

– Нет. Трудно. Чувствую, что скоро и от преподавания придется отказаться, я не имею права уделять детям внимания меньше, чем должна. А жаль. Ладно, это к делу не относится, давайте лучше я расскажу, зачем вы мне понадобились.

– Весь внимание. – Он приготовился слушать.

Александра открыла сумочку, достала из нее блокнот и ручку, словно была уверена, что сейчас ей придется что-то писать. Потом немного подумала, собираясь с мыслями, и начала методично рассказывать Лямзину все, что ранее успела узнать от Фаины.

– Вот так и получилось, – закончила она. – Вора нет, но деньги украли.

– Ясно. Похоже, это все-таки кто-то из своих. Я сейчас дам телефоны одного парня, – он быстро написал в ее блокнот номера, – сам переговорю с ним предварительно и потом вам перезвоню. И только после этого Фаина пусть ему звонит и договаривается о встрече. Он все сделает в лучшем виде.

– О, спасибо.

– Спасибо – это слишком мало.

Александра вздернула бровь, и глаза ее стали колючими.

– Вот как? И чего же вы еще хотите?

Лямзин засмеялся.

– Ух, какой взгляд! Мой друг через три недели проводит костюмированный старинный бал. Я туда приглашен и очень хочу, чтобы и вы поехали со мной. Будут дамы в кринолинах, гусары в мундирах, полонезы, мазурки, томные разговоры, веера и абсолютно точная атмосфера той чудесной поры.

У Александры азартно загорелись глаза.

– О, как здорово! Поеду заказывать себе наряд.

– Но только после того, как мы все съедим, – и он указал на полный еды стол.