Зачарованный

Глава 47

— Я удерживала ее, сколько могла, — рассказывает мне Мэг в кофейне через час. Вернувшись в гостиницу, мы позвонили в аэропорт, и несколько минут назад нам подтвердили, что самолет Викторианы взлетел. — Я хотела помочь тебе.

— Так же как помогла мне на кладбище?

— Нет, это все ты сам, — качает она головой.

Я не знаю, верить ли ей.

— Но ты ведь спасла меня после укуса скорпиона? Он был ядовитым. — Мэг кивает, поэтому я продолжаю: — И лебедь. Ты и его привела в порядок.

— Да, я могу лечить. Это пригодится, когда у нас будут дети. Правда. — Она дотрагивается до небольшого пореза у меня на горле, который мама заклеила лейкопластырем. Он сразу же перестает болеть. — Но тебе же удалось заставить Зигфрида сдаться! Что ты с ним сотворил?

— Ничего особенного… побеседовал, объяснил ему, что это плохая идея и всякое такое. — Я еще чувствую нож у своей шеи и дрожу. Мне кажется удивительным, что я вообще мог говорить в тот момент. Так иногда у людей обнаруживаются какие-то сверхчеловеческие способности, и они поднимают машину, наехавшую на их ребенка, или что-то в этом роде. Все было очень странно. В том смысле, что я даже не знаю, почему побежал за Зигфридом. У меня нет… таких сил, как у тебя.

— У тебя есть силы, — Мэг гладит меня по плечу.

— Да уж, — смеюсь я, — буду покрепче болтающегося каблука. И могу пришить подошву одним стежком.

— Это просто разные силы, — улыбается она. — Ты порядочный и честный. Вот почему Викториана обратилась к тебе, а не к кому-нибудь другому, и Зигфрид одумался именно поэтому. В мире существует разное волшебство.

— Разное волшебство. — Я касаюсь ее волос, потом провожу ладонью по щеке. — Было бы круто еще раз заморозить весь холл.

— Я сделаю это для тебя.

— Так ты поехала со мной, потому что я слабак и меня нужно защищать?

— Потому что я люблю тебя. — Она берет меня за руку. — А тут мне представилась возможность побыть с тобой рядом. Но еще я подозревала, что ты будешь заниматься чем-то опасным, иначе не стал бы врать. И не собиралась всю оставшуюся жизнь гадать, жив ли, умер ли, как…

— Как моя мама.

— Правильно. Поэтому я и воспользовалась бабушкиным кольцом, понимая, что если ты, попав в переделку, наденешь его, то оно перенесет меня к тебе.

— Хотя ты сама в результате попала бы в ту же переделку.

— Именно об этом я и мечтала. Я старалась все время быть наготове, даже маму предупредила, что могу внезапно исчезнуть, и она поняла.

— Я… ой. — У меня голова раскалывается от мыслей, но я говорю еще и еще, не давая Мэг понять, что мне нужно пойти домой и отдохнуть, — А почему же мы тогда не выбрались из залкенбургской тюрьмы каким-нибудь волшебным образом?

Мэг глядит на меня, прищурившись.

— Нет, я не в том смысле, ты, конечно, и так совершила кучу всего невероятного!

— Там было слишком темно. Сила нашей семьи во взгляде. Чтобы ее применить, нужно смотреть в глаза.

Я киваю и перехожу к вопросу, который беспокоит меня все последнее время.

— Тогда получается, ты и меня влюбила в себя при помощи колдовства?

Не то чтобы меня очень волновал ее ответ, правда, просто интересно.

Но Мэг качает головой.

— Конечно нет.

— А ты бы сказала мне, если бы это было так?

— Не знаю. Но подумай сам. Я пыталась добиться взаимности на протяжении многих лет. И гораздо легче было бы опутать тебя чарами, чем заставить ревновать к Филиппу. Нет, не скрою, я и такой вариант рассматривала, но мне хочется, чтобы все произошло по-настоящему.

— Мне тоже.

— Моя семья уже давно поклялась использовать наши способности только в случае крайней необходимости, не для того, чтобы сдать экзамен или заработать денег.

— А как насчет работы по дому? Вы же эксплуатируете эльфов.

— Домовые свободны. Они живут у нас просто по… ну не знаю… по традиции, что ли.

— А, понятно.

— Ты злишься, что я скрывала это все от тебя?

Я смотрю на Мэг и вдруг вижу ее совсем не такой, какой знал раньше. Но и во мне все изменилось. Еще недавно я был бедным неудачником, ремонтирующим обувь и не мечтающим о каком-либо будущем. Но за эти несколько недель я уже столько успел: сразился с двумя гигантами и победил их, обручился с принцессой и порвал с ней, превратил шестерых лебедей в людей и нашел любовь своей жизни. Неужели я желал, чтобы все оставалось как прежде?

Я качаю головой.

— Можно, я тебя поцелую?

Она кивает, и я это делаю.

— Джонни, иди сюда быстрее!

В мастерской напротив у мамы включен телевизор. Она показывает на экран. Там Викториана, целая и невредимая, подходит к трапу своего частного самолета в международном аэропорту Майами.

— Мы чудесно провели время во Флориде, — сообщает принцесса журналистам. Репортер задал ей какой-то вопрос. — О нет, без определенной цели. Просто солнце, шопинг. А еще… — Она поднимает ногу, на которой надета моя туфелька.

— Моя обувь в эфире!

— Когда ви все здесь собрались, я би хотела показать вам то, что я очень люблю. Вот эта босоножка. Потрясающая босоножка от нового дизайнера — Джанни Марко, он как раз из Саут-Бич. Но я абсолютно уверена, что его модели скоро будут на европейских подиумах.

Корреспонденты делают «у-у!», «а-а!», и я слышу щелканье камер — все фотографируют Викториану и мою туфельку.

— Как в сказке, — говорит Мэг.

Я обнимаю ее.

— Да. И у нее счастливый конец.