Зачет по натуральной истории

5. Съемки будут продолжаться

Петр и Костя кубарем скатились по лестнице, промчались по вестибюлю и выскочили на улицу.

На улице было хорошо, теплый весенний день клонился к вечеру. И Петр, первым перейдя на спокойный шаг, молвил:

— Ну, кажется, все в порядке! Должно быть, удастся сохранить тайну!

Костя промолчал, и Петр понял.

— Да не обижайся ты! Я уж решил, что все потеряно, что не оправдали мы надежды Златко и Бренка! Теперь-то понимаю, что выкрутиться иначе ты никак не мог.

В глазах Петра сверкнули озорные искорки.

— Но они-то, учителя наши, просто молодцами оказались, — сказал он с удовольствием! — Все поняли! Бренк и Златко снимут свой фильм до конца. Там, у себя, спокойно сдадут этот зачет. А у нас про них никто ничего не узнает. Здорово решили на педсовете, прямо не ожидал!

Но тут он с беспокойством добавил:

— Правда, не проговорился бы все-таки кто. Аркадия Львовна меня очень беспокоит.

— Изобретатель тоже беспокоит, — миролюбиво сказал Костя. Взбалмошный очень. Вполне может пристать к Златко и Бренку с расспросами покажи да покажи ему схему.

Костя всей грудью вдохнул запах сирени, глянул на ослепительно голубое небо. Все было хорошо, все разрешилось самым чудесным образом. Чего уж обижаться на Петра, если сгоряча тот высказал что-то не то.

— Вовсе я на тебя не обижаюсь, — сказал Костя приятелю. — Если хочешь знать, я вообще сейчас думаю совсем о другом.

— О чем же? — спросил Петр.

— Жалею, что нет у нас с тобой нет такого же карманного интроскопа, как у Изобретателя.

— Зачем? — не понял Петр.

— А ты разве не хотел бы увидеть, что там у них происходило в учительской? Как они до такой замечательной мысли смогли додуматься! Был бы у нас такой аппарат, могли все узнать. Хотя все равно не могли — под замком сидели.

От огорчения, что не узнают они этого, Костя даже поморщился.

— Ну, ладно! Все уже в прошлом. Пошли скорее к ребятам! Волнуются наверняка!

Они снова ускорили шаг, торопясь к Златко и Бренку. Нет никакого смысла жалеть о том, чего теперь все равно уже не узнаешь. Зато столько интересного теперь было впереди!..

А между тем, в учительской незадолго до этого и в самом деле события разворачивались примечательные. Во всяком случае, никогда прежде здесь не случалось ничего подобного.

Прежде всего, с треском распахнув дверь, в учительскую ворвался бородатый, всклокоченный и очень взволнованный Лаэрт Анатольевич. Педагоги в самом деле ожидали страхового агента, и поэтому все оказались в сборе. Даже директор был не у себя в кабинете, а здесь, в учительской.

Лаэрт Анатольевич с порога обвел коллег сверкающим взглядом.

Он уже открыл было рот, чтобы всех ошеломить потрясающей новостью, которую только что узнал, но успел заметить, что недостает Аркадии Львовны.

Мигом Изобретатель сообразил, что Златко и Бренк объявились как раз на ее уроке. Тут же он припомнил еще и то, что после этого, потрясенная, ошарашенная, она долго рассказывала о невидимых голосах всем другим учителям, но все время сбивалась, путалась, и по этой причине, по правде говоря, никто ей не поверил.

Педагогический коллектив решил, что классная руководительница шестого «А» просто-напросто переутомилась. К концу учебного года это немудрено…

Однако теперь свидетельство Аркадии Львовны должно было стать лишним подтверждением полной достоверности всего того, чем собирался ошеломить всех Изобретатель…

Так что, постояв немного на пороге учительской и ничего не сказав, Лаэрт Анатольевич повернулся на каблуках и кинулся на поиски Аркадии Львовны. Память у него была хорошая: он вспомнил, что совсем недавно вместе с Костей и Петром видел ее сквозь стену в соседнем классе.

После такого эффектного появления и неожиданного исчезновения Лаэрта Анатольевича, кое-кто из учителей заулыбался. Преподаватели старшего поколения снисходительно относились к непосредственности своего молодого коллеги. А вот лицо директора слегка омрачилось. Чудо-кабинетом физики, оборудованном в его школе, Степан Алексеевич и в самом деле втайне гордился, однако к самому Лаэрту Анатольевичу относился не без опаски.

Изобретатель, он и есть Изобретатель. Это совсем не то, что просто обыкновенный учитель физики.

Очень скоро Лаэрт Анатольевич появился вновь. Теперь он тащил за руку Аркадию Львовну. Та, похоже, все еще никак не могла придти в себя после того, как слышала на своем уроке голоса каких-то невидимок.

(Между прочим, любопытная донельзя Марина Букина тоже хотела было прошмыгнуть в учительскую вслед за своим классным руководителем, но Лаэрт Анатольевич затворил дверь прямо перед ее носом).

Выскочив в центр учительской, Лаэрт Анатольевич выкрикнул:

— Вы ничего не знаете! А случилось поразительное! Знаю, сразу вы не поверите, но придется! Придется!!

Учителя, с интересом переглядываясь, задвигались на своих местах. А лицо директора стало еще мрачнее.

— В нашей школе были люди из из двадцать третьего века! — крикнул Лаэрт Анатольевич. — Собственно, они и сейчас еще в нашем времени! Доказательства у меня есть! Нам, именно всем нам пришлось столкнуться с невероятным фактом, который тем не менее — подлинная объективная реальность!

Учителя зашумели. Аркадия Львовна, которую Лаэрт Анатольевич все еще держал за руку, резко дернула головой и тоже хотела что-то сказать. Но ее опередил Степан Алексеевич.

— Продолжайте, Лаэрт Анатольевич, — сказал он устало. — Что же такое у вас приключилось?

— Да не у меня, а у всех нас! — крикнул учитель физики. — Но сначала на уроке ботаники у Аркадии Львовны! Представляете, и все мы, и вся наша школа, будут показаны в двадцать третьем веке!

Омраченным взглядом директор обвел педагогический коллектив.

— Я думаю, в любом случае нам надо все выслушать до конца, — произнес он терпеливо. — Мы, педагоги, каждый день воспитываем не только учащихся, но и самих себя. В том числе и друг друга. Непедагогично будет не дать высказаться нашему коллеге до конца.

Лаэрт Анатольевич продолжал. Он говорил, сбивался, начинал сначала. Однако не забывал демонстрировать убедительные доказательства. Так, например, он вытащил из кармана мини-магнитофон, собранный в брелоке от ключей. В учительской зазвучал записанный на пленку честный рассказ Кости Костикова обо всех событиях. Лаэрт Анатольевич сбивчиво комментировал, вставлял что-то свое.

Где-то на середине записи Аркадия Львовна встрепенулась.

— Так и есть! — воскликнула она. — Все сходится! Значит, они и были в классе! Теперь я спокойна!

Наконец, в учительской прозвучали Костины слова: «Только об этом никто не должен знать, сами понимаете…», и после этого Лаэрт Анатольевич, сам очень взволнованный, выкрикнул:

— Я сам видел этих ребят из будущего на кухне! Правда, не воочию, а только сквозь стену!

— Сквозь какую еще стену? — угрюмо спросил Степан Алексеевич; и тогда Лаэрт Анатольевич достал из другого кармана портативный интроскоп…

Если бы в самом деле за тем, что происходило тогда в учительской, мог наблюдать кто-нибудь посторонний, все, что началось дальше, должно было бы его немало позабавить.

Сначала с помощью карманного интроскопа педагоги стали по очереди смотреть сквозь стену в класс по-соседству и друг на друга. Потом начался очень шумный разговор, причем все говорили одновременно и подкрепляли свои речи жестикуляцией.

Со стороны учительская походила бы в тот момент, вероятно, на театр марионеток. А закончилось все это действо тем, что педагоги гурьбой высыпали из учительской, чтобы в кабинете физики посмотреть кадры, заснятые телекамерой на метеоплощадке.

Когда же все вернулись в учительскую, здесь продолжалась продолжалась бестолковая и сбивчивая беседа, в которой сталкивались мнения, и повышались голоса. И в конце концов наступила в учительской гробовая тишина, потому что педагогический коллектив тоже во все поверил. Слишком уж неопровержимыми были доказательства.

В этой тишине, которую, казалось, можно было даже рукой потрогать, каждый из учителей стал привыкать к мысли, что все, о чем говорил Лаэрт Анатольевич, — правда. Только такая правда, какую нельзя принять сразу же.

А потом Степан Алексеевич покрутил головой и медленно, философски произнес:

— Да… Что творит с нами научно-технический прогресс! Надо поверить, ничего другого не остается. Но я, знаете ли, всегда готов к любым неожиданностям… я ведь, Знаете ли, и на станции юных техников работал, правда, еще не директором…

— Наверное, в РУНО сообщить надо, — осторожно сказала математичка Елизавета Петровна. — Или еще куда-нибудь. Надо же принять какие-то меры.

— Да нет же нет! — воскликнула молодая преподавательница истории Вера Владимировна. — Вы же слышали — если хоть кто-то еще о них узнает, произойдет поворот в ходе истории! Наконец, это просто некрасиво! — она быстро взглянула на Лаэрта Анатольевича. — Только случай доверил нам чужую тайну, а мы… В глазах Веры Владимировны даже выступили слезы, и она с трудом договорила:

— Я совершенно не понимаю, зачем Лаэрту Анатольевичу, на скромность которого вполне понадеялись ребята-шестиклассники, вынужденные все рассказать ему… зачем нужно было сообщать обо всем этом нам?

Учитель физики застыл от изумления.

— Вера Владимировна, — пролепетал он, — но ведь они снимали все, что происходит в школе. Этот фильм будут показывать в двадцать третьем веке! Как же мы все не должны были об этом узнать?! А будь иначе, разве я кому-нибудь сказал бы…

— Ну и что из того, что нас будут показывать? — спросила Вера Владимировна.

В глазах директора проявилась какая-то еще до конца не осознанная им мысль.

— Вот РУНО нам действительно совсем ни к чему, — задумчиво проговорил он. — Нам и своих приключений вполне хватает. К тому же это неправильно: чуть что, и сразу в вышестоящую организацию. Так что я считаю, в данном случае Вера Владимировна полностью права: каждый из нас должен сохранить случайно доставшуюся нам чужую тайну.

Некоторое время он размышлял. Потом сказал, словно подвел всему итог:

— А нашу школу… что ж, школу эти школьники из будущего пускай и дальше снимают, раз уж начали.

Такая неожиданная мысль застала педсовет врасплох. В учительской снова воцарилась тишина. Только Вера Владимировна ответила:

— Да разве вы не поняли, Степан Алексеевич? Теперь, судя по словам ученика Костикова, они будут скрываться. Они боятся, что их кто-нибудь увидит, и из-за этого изменится ход истории.

— А где это на них написано, что они из двадцать третьего века? спросил директор. — У нас по улицам сейчас и не такие ходят, все ко всему привыкли за последнее время. Надо только дать понять этим ребятам из будущего, что никто из нас никому не доложит, откуда они. И, поверьте, будут они снимать, как миленькие! В конце концов они тоже учащиеся, пусть из другого века. Им дано домашнее задание, которое надо выполнить. Им зачет надо сдавать по натуральной истории. — Степан Алексеевич, да что это вы такое говорите! — изумленно воскликнула Вера Владимировна.

— А говорю я то, — Степан Алексеевич уже принял окончательное решение и встал, чтобы оказаться в центре внимания, — что пусть себе снимают! В конце концов какую школу они снимают? Нашу! Мы не вправе упустить этот исторический момент. Нашу школу увидят в двадцать третьем веке!

Лаэрт Анатольевич с одобрением воскликнул:

— Конечно! Мы входим в историю! Такая возможность! Мы можем показать себя каким-нибудь прапраправнукам — моим, вашим, Степан Алексеевич, вашим, Верочка! Эх, — молвил он потом с досадой, — мне бы только успеть отрегулировать в кабинете молекулярную систему вытирания классной доски. Совсем разладилась, заклинит еще в самый неподходящий момент, когда снимать будут! Неудобно получится, что о нас там, в будущем, подумают?

— Побриться и постричься вам бы тоже не помешало! — в сердцах сказала Вера Владимировна.

— А вот это правильно, — мягко произнес директор. — Я уже собрался об этом сказать. То есть, конечно, не в прямом смысле побриться и постричься, потому что это ваше личное дело, Лаэрт Анатольевич. Хотя, откровенно говоря… Я в более широком смысле, в смысле некоторых других мер…

— Все равно не верю!! — мрачно сказал молчавший до этого преподаватель литературы Петр Ильич. — Не верю! Нет этого ничего, не может этого быть! Все мы начитались этих… сына и отца, то есть братьев… Нам же всем в поликлинику надо!

— Эх вы! А еще литературу преподаете! — возмущенно сказала физкультурница Галина Сергеевна. — Нельзя быть таким ретроградом, чуть что, и в поликлинику!

— Да, приходится поверить, голубчик, — мягко произнес Степан Алексеевич. — Жизнь это не литература, жизнь сюрпризы преподносит. Приходится поверить и, больше того, приходится считаться. Это ведь вам не что-нибудь, а двадцать третий век. Лаэрт Анатольевич в данном случае правильно сказал — что они о нас могут там подумать? Нам же не все равно, каким у нас окажется будущее, а им тоже не все равно, каким было их прошлое. Так что, надеюсь, все со мной согласятся, что…

И директор школы, не торопясь, раздумчиво, начал говорить. После его речи в учительской снова начался шумный разговор, Кончилось же все тем, что директор и Лаэрт Анатольевич снова отправились в кабинет физики, чтобы сообщить об окончательном решении педагогического коллектива Петру и Косте.

А они в свою очередь должны были довести его до сведения людей из двадцать третьего века…

Вернувшись в конце концов домой к Петру, два друга застали такую картину: Бренк и Златко вместе с Александрой Михайловной сидели за столом. На нем горой были навалены учебники для шестого класса.

Школьники из будущего были почему-то очень веселы (значит, уже вполне освоились в нашем времени). Но доктор педагогических наук как раз наоборот оказалась мрачной и насупленной. Внуку и Косте бабушка явно обрадовалась. Однако вместо того, чтобы сразу выяснить, зачем ребят вызывали в школу, в сердцах сказала:

— Вот, полюбуйтесь и послушайте! Они утверждают, что в современных учебниках по химии и особенно по физике все не так, что все химические и физические законы…

— Ну почему же все, Александра Михайловна, — улыбаясь, сказал Бренк. Не все законы, а некоторые…

— А зачем же тогда вообще учиться?! — резко спросила бабушка. — Что же, по-вашему, целые поколения школьников учат не то, что надо?

Бренк объяснил:

— Мы за вас, ребята, домашние задания хотели сделать. Месяца на два, на три вперед. Чтобы хоть как-то отблагодарить за помощь. И делать нам пока все равно нечего. Но не смогли.

— Как это не смогли?! — поразился Петр. — Вы не смогли?

— Не смогли вот почему, — вмешался Злато. — Мы знаем, как все надо сделать, но вашим учителям наши решения, конечно, не понравятся. Вот, скажем, закон Паскаля…

— Молодой человек, — сухо сказала доктор педагогических наук, непреложность этого закона доказана веками. Он всегда был точно таким же, как сейчас. Когда я сама училась в школе…

— Вы говорите о прошлых веках, — возразил Златко. — А если в последующие его слегка пересмотрят? К тому же не то, что он в корне неверен, просто все сложнее, тоньше.

Бабушка пожала плечами и посмотрела на Петра, ожидая от него поддержки, но тот не стал вступать в дискуссию. Ему распирало от желания скорее обрадовать Бренка и Златко.

— Ребята! — воскликнул он, сияя. — Мы все уладили! Вы ведь пока еще не все, что нужно для зачета, сняли? Завтра, прямо к первому уроку, можете идти в школу и снимать!

— Как так! — с изумлением сказал Златко, откладывая злополучный учебник физики в сторону. — А эффект кажущегося неприсутствия?

— Да он вам больше не нужен! — торжествуя, сказал Петр. — На вас завтра все равно никто не будет обращать внимания. На экстренном педсовете решили…

— Что-что? — спросил Бренк, бледнея. — Значит, о нас теперь знает кто-то еще? Мы же вас просили!

Путаясь и сбиваясь, Петр начал рассказывать, и Костя пришел ему на помощь.

Златко и Бренк мрачнели на глазах. Выслушав все до конца, Бренк встал, потом сел, опять встал и махнул рукой. Теперь вид у него был совершенно убитым.

— Златко, — сказал он потерянно, — что же теперь будет? За это ведь запросто могут и на повторный год оставить. Вон у нас сколько всего уже набежало! Неисправность блока проморгали, фильм до конца не сняли. А теперь вдобавок ко всему про нас, оказывается, уже знает чуть ли не вся эта школа из прошлого!

Златко молча смотрел в окно. На его лице тоже было написано выражение тревоги и неудовольствия. В комнате на некоторое время настала мрачная тишина. Александра Михайловна вздохнула и стала складывать учебники и тетради на столе в аккуратную стопочку.

— Учителя про вас никому не скажут, — неуверенно произнес Петр. — Они же обещали! Слово педагога знаете, какое крепкое! Вы только от Изобретателя, от Лаэрта Анатольевича держитесь подальше, Очень уж его заинтересовала схема блока индивидуального хронопереноса, так что…

— Еще того не легче! — отчаянно молвил Бренк.

— Все равно он ничего не может в схеме понять, — утешил его Костя.

Златко продолжал смотреть в окно. За ним виднелись разноцветные дома нового района — одного из тех московских районов, что прямо на глазах растут в наши дни на тех землях, где в веке девятнадцатом или восемнадцатом были далекие загородные усадьбы, а в веке четырнадцатом или тринадцатом чуть ли не пограничный рубеж.

С высоты восемнадцатого этажа была видна и полоска Москвы-реки. Медленно, неторопливо плыл по ней вдали маленький прогулочный теплоходик, так медленно он плыл, словно годы, десятилетия и даже целые века не имели для пассажиров и экипажа ровным счетом никакого значения…

Златко очень тяжело вздохнул. Он осознал, что отступать им с Бренком, как ни крути, все равно некуда.

— Вот что, Бренк, — сказал он. — Пойдем завтра, да и снимем все в самом деле. Если только, конечно, нас до утра не вытащат в наше время. Снимем, и хоть фильм у нас тогда будет, а неполадка с блоком… ну с кем не случается! Про то, как мы фильм снимали, с эффектом кажущегося неприсутствия или нет, никто не узнает.

— И я точно так же начинаю думать, — неуверенно отозвался Бренк. — В конце концов зачет — это самое главное.

Петр облегченно перевел дух.

— Вот это правильно! — объявил он с радостью. — И мы бы с Костей точно так же поступили бы, окажись на вашем месте. Здравый смысл в любом веке много значит Так что готовьте этот ваш… фонокварелескоп. И главное, ни на какие вопросы завтра не отвечайте. Делайте вид, что русского языка не знаете. Вы же будете, как иностранные корреспонденты.

Александра Михайловна собрала учебники и тетради в аккуратную стопку и поправила очки.

— Вот что, молодые люди, — произнесла она. — Закон Паскаля законом Паскаля, но все-таки время к ужину. Пора есть пельмени.

Бренк и Златко повеселели.

— С удовольствием, — сказал Златко. — А потом, после пельменей в пачках, проверь-ка, Бренк на всякий случай фонокварелескоп. Не хватало только, чтобы и с ним что-нибудь случилось в самый неподходящий момент!

Александра Михайловна посмотрела на Костю:

— А ваши родители, молодой человек, не будут беспокоиться. Уже поздно, может быть, позвоним?

— Не беспокойтесь, родители не беспокоятся, — улыбаясь, ответил Костя. — Я живу в этом же подъезде. К тому же родители у меня оба — научные работники. Сами понимаете, что это значит.