Загадка Рунного Посоха

Глава 1 Последний город

Угрюмые всадники взбирались по покрытой грязью горной тропинке и кашляли от густого черного дыма, поднимающегося из долины.

Был вечер, солнце садилось, и на голые склоны дальних скал ложились длинные гротескные тени всадников. В наступающих сумерках казалось, что гигантские двуглавые существа парят на фоне гор.

У каждого всадника было знамя, покрытое пятнами в многочисленных сражениях; на каждом была надета звериная маска из металла, усыпанная драгоценными камнями; на каждом были тяжелые доспехи из стали, меди и серебра, помятые и перепачканные кровью, на доспехах были выбиты девизы владельцев, на оружии каждого была засохшая кровь невинных жертв.

Всадники остановились. Маска Волка повернулась к маске Мухи, Обезьяна поглядела на Козла, Крыса, казалось, ухмыльнулась Псу — и усмешка была победной. Звери Темной Империи, каждый из которых — военачальник тысяч, посмотрели на долины и на море за холмами, потом оглянулись на пылающий внизу город, где в это время их солдаты пытали и убивали людей.

Солнце село. Наступила ночь, и на черном металле масок воинов появились отблески пожарищ.

— Ну что же, милорд, — сказал барон Мелиадус, Гранд Констебль Ордена Волка, Командующий Армии Завоевателя, глубоким, музыкальным голосом, глухо прозвучавшим из-под маски, — теперь мы завоевали всю Европу.

Майгель Хольст, худой герцог Лондрский, Гранд Констебль Ордена Козла, засмеялся:

— Да, всю Европу! Не осталось ни одного дюйма, не принадлежащего нам. И большую часть Востока мы тоже захватили.

Козлиная маска закивала как бы в удовлетворении, рубиновые глаза, отразив пламя, угрожающе сверкнули.

— Скоро, — весело выкрикнул Адаз Промп, Гранд Констебль Ордена Пса, — весь мир будет с нами! Весь!

Бароны Гранбретани, хозяева континента, искусные тактики и отважные воины, не боящиеся за собственную жизнь, развращенные в душе и безумные в мыслях, ненавистники всего, что не было еще уничтожено, приверженцы власти без нравственности и силы без правосудия, удовлетворенно мрачно посмеивались, глядя на последний европейский город, посмевший сопротивляться им. Этот древний город рушился и умирал. Назывался он — Афины.

— Весь, — произнес Джерек Нанкенсин, Гранд Констебль Ордена Мухи, — кроме спрятавшегося Камарга…

И тут барон Мелиадус перестал смеяться и сделал движение, будто собираясь ударить своего сподвижника-военачальника.

Сверкающая драгоценностями маска Мухи, которую носил Джерек Нанкенсин, слегка повернулась к Мелиадусу, и раздавшийся из-под нее голос явно подзадорил собеседника:

— Разве недостаточно, барон, того, что вы их изгнали?

— Нет! — взревел Волк Волков, — Недостаточно!

— Причинить вам вред они не могут, — прошептал Бреналь Фарну из Ордена Крысы. — Наши ученые установили, что они сейчас находятся в другом измерении, в каком-то другом пространстве-времени. Добраться до них мы не можем, как, кстати, и они до нас. Так давайте же наслаждаться нашей победой и оставим мрачные мысли о Хокмуне и графе Брассе…

— Не могу!

— А может, тебя преследует другое имя, брат барон?

Джерек Нанкенсин явно дразнил барона, который был его соперником во многих любовных приключениях.

— Имя светловолосой Ийссельды? Может, тобой движет любовь, милорд? Нежная любовь?

Какое-то время Волк молчал, но рука его стиснула рукоять меча и побелела от напряжения. Затем, взяв себя в руки, он заговорил своим глубоким музыкальным голосом, стараясь быть небрежным:

— Месть, дорогой барон Джерек Нанкенсин, — единственное, что движет моими чувствами…

— Какой ты страстный человек, барон, — сухо отозвался Джерек Нанкенсин.

Внезапно Мелиадус резко вложил свой меч в ножны и наклонился за своим знаменем, древко которого было воткнуто в землю.

— Они оскорбили нашего Короля-Императора, нашу страну и меня. Я, безусловно, поразвлекусь с девушкой, но отнюдь не нежные чувства будут мною руководить…

— Ну, конечно, нет, — прошептал Джерек Нанкенсин с намеком иронии в голосе.

— Что же касается остальных, то с ними я тоже поразвлекусь в подземной тюрьме Лондры. Дориан Хокмун, граф Брасс, философ Боджентль, Оладан из Разбойничьих Гор и Юиллам Д’Аверк — все они будут страдать много лет. И в этом я клянусь Рунным Посохом.

Позади них послышался какой-то звук. Они оглянулись и, вглядевшись в ночь, освещенную пожаром, увидели, как вверх по холму поднимаются крытые носилки, которые несут пленные афиняне, прикованные к ручкам носилок. На носилках восседал Шенегар Тротт, граф Суссекский. Граф Шенегар вообще был чуть ли не противником ношения масок, на его лишенной драгоценных камней маске было вырезано его собственное лицо, правда, несколько карикатурное. Он не принадлежал ни к какому Ордену, и его терпели при дворе Короля-Императора только потому, что он был несметно богат и обладал почти сверхъестественной силой. Правда, при взгляде на ленивые повадки графа и его усыпанную драгоценностям) одежду, создавалось впечатление, что граф — напыщенный дурак. Впечатление, впрочем, было ложным. Он заслужил большее доверие Короля-Императора Гуона, чем даже барон Мелиадус, потому что он был блестящим советником.

Граф явно слышал последнюю часть их беседы, так как насмешливо произнес:

— Опасно давать такие клятвы, милорд барон. Ведь последствия их могут быть неприятны для того, кто клянется…

— Я дал клятву, зная, что произойдет со мной, если я ее не выполню. Не беспокойтесь, граф Шенегар, я найду их.

— Я пришел напомнить вам, милорды, — продолжил Шенегар Тротт, — что наш Король-Император горит нетерпением видеть нас и слышать, что теперь уже вся Европа находится в его владении.

— Я немедленно скачу в Лондру, — ответил Мелиадус. — К тому же там я смогу посоветоваться с нашими учеными-колдунами и найти средство, чтобы обнаружить моих врагов. Прощайте, милорды!

Натянув поводья своей лошади, он развернул ее и поскакал вниз с холма. Его товарищи молча наблюдали за ним.

Звериные маски сдвинулись ближе, отражая отблеск пожара.

— Его безумие может погубить нас всех, — прошептал один из оставшихся.

— Какая разница? — усмехнулся Шенегар Тротт. — Ведь вместе с нами будет погублено и все остальное…

Шутка эта была встречена взрывом смеха. Этот смех, родившийся из-под звериных, усыпанных драгоценностями масок, был безумен, в нем слышалась такая же ненависть к себе, как и ко всему остальному миру.

Именно в этом и заключалась великая сила Лордов Темной Империи — ничто на Земле они не ценили, ни в себе, ни вне себя. Победоносные войны и опустошение, ужас и пытки были единственным их развлечением, средством заполнить свой досуг, пока часы их жизней не останавливались. Война была для них самым естественным способом существования…

Глава 2 Танец фламинго

На заре, когда стая гигантских алых фламинго поднялась из своих тростниковых гнезд и затанцевала в небе свои прекрасные танцы, граф Брасс стоял на краю болота и задумчиво глядел на лужицы и островки, которые казались ему иероглифами какого-то древнего манускрипта.

С недавних пор он решил заняться онтологией, изучая птиц, тростники и лагуны и пытаясь тем самым подобрать ключ к этому загадочному миру.

Он был уверен, что этот пейзаж зашифрован. В нем он мог найти ответ на вопрос, который сам не мог точно сформулировать: может быть, ему удалось бы сделать открытие и он наконец понял бы, откуда в нем возникает ощущение опасности, которая, подобно болезни, истощает его и психически, и физически.

Поднялось солнце, осветив воду своим бледным светом. Услышав какой-то шум, граф Брасс обернулся и увидел свою дочь Ийссельду, золотоволосую мадонну лагун, почти колдовское существо в развевающемся голубом наряде, верхом на белой рогатой камаргской лошади и с загадочной улыбкой на губах, как будто она знала какую-то тайну, значение которой не могла оценить.

Граф Брасс попытался избежать встречи, быстро направившись вдоль берега, но она уже заметила его и скакала, махая ему рукой.

— Отец, ты поднялся так рано! И уже не первый раз.

Граф кивнул и вновь повернулся, глядя на воду и тростник, и затем вдруг перевел взгляд на танцующих птиц, как бы намереваясь застичь их врасплох и каким-то непостижимым инстинктивным чувством понять секрет их странных, почти неуловимых движений.

Ийссельда спрыгнула с лошади и встала рядом с ним.

— Это не наши фламинго, — сказала она. — Но как похожи! Ты видишь?

Граф Брасс только хмыкнул. Затем он, взяв ее за руку, повел по берегу лагуны.

— Как прекрасно, — прошептала она. — Восход…

Граф нетерпеливо дернул плечом.

— Ты не понимаешь… — начал он и замолк.

Он понимал, что она никогда не сможет увидеть пейзаж его глазами. Он попробовал хоть как-то описать ей свои ощущения, но она быстро потеряла интерес к разговору, даже не попыталась вникнуть в смысл того шифра, который он-то видел всюду: в воде, в тростнике, деревьях, живой жизни, которая в великом множестве развивалась в Камарге — в этом Камарге, так же, впрочем, как и в том, который они покинули.

Для него все здесь существовало в том порядке, который кто-то задумал, а ей приятно было любоваться пейзажем, было чем восхищаться и говорить о его «дикой красоте».

Один лишь Боджентль, его старый друг, поэт и философ, понимал то, что он имел в виду. Но даже Боджентль считал, что дело тут не в ландшафте, а в определенном складе ума графа.

— Вы совсем измучились и устали, — говорил Боджентль. — Ваш мозг перенапряжен и видимый вами мир — результат перегрузок вашего восприятия…

Граф Брасс резко прекращал подобные споры, надевал на себя медную кольчугу и уезжал один к неудовольствию семьи и друзей. Он проводил долгие часы, исследуя этот новый Камарг, который был так похож на его собственный.

— Он — человек дела, как и я, — говорил Ийссельде ее муж Дориан Хокмун. — Боюсь, что его ум обратился внутрь себя самого в поисках какой-либо реальной проблемы, которую можно разрешить.

— О, реальные проблемы всегда кажутся неразрешимыми, — отвечал ему Боджентль, и на этом беседа обычно заканчивалась, потому что Хокмун тоже уходил один, положив руку на рукоять своего меча.

В Замке Брасс царила напряженная атмосфера, и даже жители были встревожены: они были рады тому, что избежали ужасов Темной Империи, но не были уверены в том, что обосновались на этой земле на постоянное житье, хоть земля эта так похожа на ту, что они покинули. Вначале, когда они только появились здесь, земля эта казалась им лишь слабым подобием Камарга, но постепенно все стало более привычным, как будто их воспоминания наложились на окружающий пейзаж, так что почти не осталось никакой разницы. Море и равнины тянулись, казалось, без конца и края. В лагунах гнездились алые фламинго, в степях обитали стада диких быков и рогатых лошадей, которых можно было приручить под седло, но где-то в глубине сознания у крестьян жила мысль о том, что Темная Империя все-таки найдет способ настичь их и здесь рано или поздно.

Для Хокмуна и графа Брасса, а может, и для Юиллама Д’Аверка, Боджентля и Оладана, мысль эта не была столь пугающей. Бывали моменты, когда они даже приветствовали бы нападение из того мира, который им пришлось оставить.

Пока граф Брасс изучал пейзаж и тщился разгадать его секрет, Дориан Хокмун, не жалея своего коня, скакал по тропинкам вдоль лагун, пугая лошадей и быков и заставляя фламинго взлетать в небо.

Однажды, когда он возвращался на потной от усталости лошади после одного из своих бесчисленных путешествий по берегам фиолетового моря, он увидел, что фламинго парят в воздушных потоках, то опускаясь, то вновь взмывая в воздух. Был полдень, а танцевали фламинго только на заре. Гигантские птицы казались чем-то встревоженными, и Хокмун решил выяснить, что случилось.

Он пришпорил усталую лошадь и поскакал по тропинке, извивавшейся вдоль болота, пока не увидел, что они кружатся над небольшим островком, покрытым зарослями тростника.

Он пристально уставился на островок, и ему показалось, что он заметил в тростнике какое-то движение. Промелькнуло нечто красное, похожее на куртку человека.

Сначала Хокмун решил, что это, видимо, просто крестьянин выслеживает какую-то дичь, но потом ему пришло в голову, что, будь это крестьянин, он бы наверняка махнул Хокмуну бы рукой, чтобы тот не подъезжал слишком близко и не пугал добычу.

Удивившись, Хокмун вновь дал шпоры коню и въехал в воду, потом поплыл по лагуне к островку. Могучее тело животного раздвигало тростник, смыкавшийся у него за спиной. Вновь Хокмун заметил, как мелькнуло что-то красное. Теперь он уже не сомневался, что это был человек.

— Эй! — крикнул он. — Кто здесь?

Ответа не последовало. Вместо этого тростник закачался еще сильней, когда человек пробежал сквозь него, уже отбросив всякую предосторожность.

— Кто ты? — крикнул Хокмун, и ему пришло в голову, что Темная Империя добралась до них наконец-то и что всюду в тростниках спрятаны солдаты, готовые атаковать Замок Брасс.

В погоне за человеком в красной куртке, который уже пробрался сквозь тростник и сейчас плыл по лагуне, Хокмун пришпорил в очередной раз своего коня.

— Стой! — закричал Хокмун, но человек продолжал плыть.

Лошадь Хокмуна вновь оказалась в воде и тоже поплыла, оставляя за собой белый пенный след. Уже выбравшийся на берег человек оглянулся, увидел, что Хокмун почти настиг его, и выхватил сверкающий клинок, изящно выполненный, но невероятно длинный.

Хокмуна поразило, что у человека не было лица! Его голова под массой светлых и длинных волос была ровной! Хокмун судорожно вздохнул, вытаскивая меч из ножен. Может, это какой-то неземной обитатель этого мира?

Как только лошадь выбралась на берег, Хокмун спрыгнул с седла, держа наготове меч, и встал, широко раздвинув ноги и глядя на своего противника. Внезапно он засмеялся, сообразив, в чем дело. На лицо человека была надета маска из тонкой кожи. Прорези для рта и глаз были сделаны еле-еле и, конечно, не заметны на большом расстоянии.

— Почему ты смеешься? — нетвердым голосом спросил человек в кожаной маске. — Тебе не следует смеяться, мой друг, потому что ты скоро умрешь.

— Кто ты? — спросил Хокмун. — Пока что я вижу, что ты хвастунишка.

— Я — лучший боец и фехтовальщик, чем ты, — ответил человек. — Тебе стоит сдаться мне прямо сейчас.

— Мне очень жаль, что я не могу принять на веру твои слова о нашем мастерстве, твоем и моем, — улыбнулся Хокмун. — Как же получилось, что столь великий мастер так плохо одет?

— И мечом он указал на испачканную красную куртку, порванные брюки и поношенные сапоги. Даже к столь блистательному клинку не было ножен, и он вытащил его из петли на поясе, где висел также и кошелек. Пальцы человека были унизаны кольцами, со стеклом вместо камней, а кожа его выглядела серой и нездоровой. Высокое тело было костлявым явно от недоедания.

— По-моему, ты — нищий, — издевательски произнес Хокмун. — Где ты украл свой меч, нищий?

Он даже вскрикнул от изумления, когда незнакомец сделал неожиданный выпад и тут же отступил. Движение было невероятно быстрым, и Хокмун почувствовал укол в щеку, а подняв руку, обнаружил, что из царапины идет кровь.

— Хочешь, чтобы я заколол тебя? — презрительно хмыкнул незнакомец. — Вложи в ножны свой тяжелый меч и сдавайся мне в плен.

Теперь уже Хокмун засмеялся в восторге.

— Прекрасно! Наконец-то мне достался достойный противник. Ты даже не представляешь, как я тебе рад, друг мой. Сколько времени прошло с тех пор, как я слышал звон хорошей стали!

И с этими словами он напал на незнакомца в кожаной маске.

Равные по силе, они бились целый час, не нанеся друг другу ни одной раны, и тогда Хокмун решил сменить тактику и стал отступать к воде.

Думая, что Хокмун устал, человек в кожаной маске, казалось, обрел еще большую уверенность в своих силах. Меч его замелькал быстрее, так что Хокмуну пришлось призвать на помощь все свое искусство, чтобы отражать удары.

А потом он сделал вид, что поскользнулся в грязи, и упал на одно колено. Обманутый незнакомец мгновенно прыгнул вперед, делая выпад. Клинок Хокмуна отразил удар, плашмя стукнув противника по руке. Тот взвыл, и меч вылетел из его руки. Хокмун вскочил и наступил на оружие, приставив свой меч к горлу незнакомца.

— Трюк, недостойный настоящего бойца, — проворчал тот. — Ну, хорошо, что дальше?

— Твое имя? — потребовал Хокмун. — Для начала я узнаю твое имя, потом взгляну на твое лицо, потом ты расскажешь, что ты здесь делаешь, и, наконец, самое главное, я желаю знать, как ты вообще сюда попал.

— Мое имя ты слышал, — ответил человек с нескрываемой гордостью. — Меня зовут Эльвереза Тозер.

— Еще бы не знать! — изумленно ответил герцог Кельнский.

Глава 3 Эльвереза Тозер

Эльвереза Тозер был не тем человеком, которого ожидал увидеть Хокмун, даже если бы его предупредили, что к ним в гости прибудет величайший драматург Гранбретани — писатель, чьими произведениями наслаждались и восхищались по всей Европе — даже те, кто во всем остальном презирал и ненавидел Гранбретань. Автор произведений «Король Сталин», «Трагедия Катиньки и Карма», «Последний из Бралдуров», «Ан-нала», «Крищиль и Адульф», «Комедия стали» в последнее время куда-то исчез, о нем ничего не было слышно, но Хокмун думал, что это как-то связано с войной. Он всегда представлял себе Тозера богато одетым, уверенным в каждом своем движении, полным гордости и жизненного огня. Вместо этого он встретил одетого в лохмотья человека, который, казалось, более умело обращался с мечом, чем со словом, человека тщеславного и хвастливого, нечто среднее между дураком и шутом.

Подталкивая Тозера мечом и ведя его по тропинке среди болот к Замку Брасс, Хокмун размышлял над этим очевидным парадоксом. Может быть, этот человек врал, но тогда с какой стати он представился знаменитым драматургом?

Насвистывая фривольную песенку, Тозер шел впереди, казалось, ничуть не обеспокоенный неожиданным поворотом судьбы.

— Одну минуту, — сказал Хокмун, остановился и потянулся за поводьями своей лошади, которая шла за ними. Тозер повернулся. На нем все еще была маска. Хокмун был так поражен, услышав это имя, что совершенно забыл приказать Тозеру снять ее с лица.

— Красиво здесь, — произнес Тозер, осматриваясь вокруг. — Хотя, насколько я понимаю, народу маловато.

— Да, — удивившись этим словам, согласился Хокмун, — да… — Потом показал в сторону лошади. — Думаю, нам лучше поехать верхом. Забирайтесь-ка в седло, мастер Тозер.

Тозер сел в седло позади Хокмуна, тот подобрал поводья и пустил лошадь мелкой рысью.

Они въехали в городские ворота и по кривым улочкам направились к Замку Брасс.

Спешившись во дворе Замка, Хокмун кинул поводья груму и рукой показал на главный вход в Замок.

— Вперед, с вашего разрешения, — сказал он Тозеру.

Едва заметно пожав плечами, Тозер вошел в дверь, прошел в главный зал сопровождаемый Хокмуном и поклонился двум мужчинам, что стояли у камина в дальнем конце зала. В камине ярко пылал огонь, Хокмун тоже приветствовал обоих мужчин.

— Господа, я взял пленного.

— Вижу. — Красивое, несколько угрюмое лицо Д’Аверка оживилось. — Означает ли это, что войска Гранбретани уже у наших стен?

— Насколько я понимаю, этот — единственный, — сообщил Хокмун. — Он утверждает, что его зовут Эльвереза Тозер…

— Вот как? — Прежде спокойные глаза Боджентля загорелись любопытством. — Автор «Крищиль и Адульф»? Трудно поверить в такое.

Тонкая рука Тозера потянулась к маске и занялась застежками.

— Я знаю тебя, сэр, — сказал он. — Мы встречались лет десять назад, когда я приезжал со своей пьесой в Малагу.

— Припоминаю. Мы обсуждали сборник поэм, который ты только что опубликовал и которым я так восхищался. — Боджентль покачал головой. — Ты действительно Эльвереза Тозер, но…

Маска упала и обнаружилось худое, изможденное лицо с длинным острым носом и с редкой бородкой, которая не скрывала слабовольного подбородка. Кожа была нездорового цвета, и на ней были видны следы оспинок.

— Лицо я тоже припоминаю, хотя тогда оно было более округлым. Но что же случилось с тобой, сэр? — спросил Боджентль слабым голосом. — Может быть, ты скрываешься от своих соотечественников?

— Ах! — вздохнул Тозер, бросая на Боджентля испытующий взгляд. — Может быть. Не найдется ли здесь стакана вина, сэр? После поединка с вашим воинственным другом я испытываю сильную жажду.

— Что? — вмешался Д’Аверк. — Вы дрались?

— Бой был насмерть, — угрюмо подтвердил Хокмун. — Я чувствую, что мастер Тозер прибыл к нам в Камарг с недобрыми намерениями. Я обнаружил его в тростнике на болотах к югу от Замка. Я думаю, что он просто шпион.

— А с какой стати Эльвереза Тозер, самый великий драматург мира, будет шпионить?

Эти слова Эльвереза Тозер постарался произнести с как можно большим отвращением, но прозвучали они неубедительно.

Боджентль поджал губы и дернул шнурок звонка, призывая слуг.

— А вот об этом ты скажешь сам, сэр, — ответил Д’Аверк. Потом притворно закашлялся. — Прости меня, небольшая простуда. В этом замке полно сквозняков.

— Сквозняки, — задумчиво произнес Тозер. — Сквозняк, который может помочь нам забыть другой сквозняк, если вы понимаете, что я хочу сказать. Сквозняк…

— Да, да, — торопливо проговорил Боджентль и повернулся к слуге, только что пошедшему в зал. — Кувшин вина для нашего гостя, — приказал он. — Вы будете есть, мастер Тозер?

— Я буду есть хлеб Вавилона и марокканское мясо, — мечтательно сказал Тозер. — Потому что все фрукты, которые могут подать мне глупцы, просто…

— В тот час мы можем предложить тебе сыра, — иронически заметил Д’Аверк.

— «Аннала», акт шестой, сцена пятая, — отозвался Тозер. — Ты помнишь эту сцену?

— Помню, — кивнул Д’Аверк. — Она всегда казалась мне слабей остальных.

— Тоньше, — возвышенно возразил Тозер. — Значительно тоньше.

Вернулся слуга с вином, и Тозер, не стесняясь, налил себе полный бокал.

— Литературный поиск не всегда очевиден для масс, — возвестил он. — Через сто лет люди будут воспринимать последний акт «Аннала» не как небрежное и торопливое суждение, увиденное глупым критиком, а как сложную структуру, которая…

— Я сам считаю себя немного писателем, — прервал его Боджентль, — но должен признаться, что и я не вижу всех тонкостей. Может быть, ты объяснишь?

— Как-нибудь в другой раз, — небрежно ответил Тозер, помахивая в воздухе рукой. Он допил вино и налил себе следующий бокал.

— А пока что, — требовательно сказал Хокмун, — может быть, ты объяснишь нам свое появление в Камарге? Ведь мы, в конце концов, считали, что достичь нас невозможно, а сейчас…

— Не волнуйтесь, вы так и останетесь недостижимы, если, конечно, не иметь в виду меня. Я перенесся сюда силой своей мысли.

Д’Аверк скептически поскреб подбородок.

— Силой своей мысли? Как это?

— Старинная дисциплина, которой научил меня великий философ, что обитает в недоступных долинах Йеля… — Тозер рыгнул и налил себе еще вина.

— Йель — это юго-западная провинция Гранбретани? — спросил Боджентль.

— Да, отдаленная, почти незаселенная страна, где живут чернокожие варвары, строящие свои жилища прямо в земле. После того как моя пьеса «Крищиль и Адульф» вызвала неудовольствие некоторых придворных, я решил, что будет мудро на некоторое время удалиться, и оставил врагам все свое добро, все свои деньги и всех своих любовниц. Что понимаю я в политике? Откуда должен был я знать, что кое-какие места пьесы отражают интриги, которые плетутся при дворе?

— Значит, тебя изгнали? — спросил Хокмун, пристально вглядываясь в выражение лица Тозера.

Его рассказ мог быть очередной выдумкой, рассчитанной на то, чтобы войти к ним в доверие.

— Более того, я чуть не лишился жизни. Но грубое существование едва меня не прикончило…

— И ты встретил этого философа, который научил тебя путешествовать через измерения? И ты прибыл сюда в поисках убежища?

Хокмун внимательно наблюдал за реакцией Тозера на свои вопросы.

— Нет, ах, да, — ответил драматург. — Честно говоря, я и сам не знал, куда попаду.

— Я думаю, тебя послал сюда Король-Император, чтобы ты нас уничтожил, — заявил Хокмун. — Я думаю, мастер Тозер, что ты лжешь нам.

— Лгу? Что такое ложь? И что такое правда? — Тозер глупо ухмыльнулся и икнул.

— Правда, — угрюмо ответил Хокмун, — это веревка и петля на твоей шее. Я думаю, мы тебя повесим.

Он потер рукой Черный Камень, вставленный в его лоб.

— Мне довольно хорошо известны хитрости Темной Империи. Слишком часто становился я их жертвой, чтобы меня можно было обмануть еще раз. — Хокмун взглянул на остальных. — Я считаю, мы должны повесить его прямо сейчас.

— Но я единственный, кто сюда проник! Клянусь вам! — Теперь уже Тозер явно нервничал. — Я признаюсь, дорогие сэры, что меня направили сюда. Если бы я отказался, то потерял бы свою жизнь в подземных тюремных катакомбах Великого Дворца. Когда я овладел секретом старика, я вернулся в Лондру, думая, что благодаря своим новым знаниям смогу договориться с теми придворными, которые были мною недовольны. Я всего лишь хотел, чтобы мне вернули мое прежнее положение в обществе и возможность писать для публики. Однако, когда я рассказал им о своем новом знании, они мгновенно пригрозили лишить меня жизни, если я не отправлюсь сюда и не уничтожу то, что сделало возможным ваше путешествие сквозь измерения… Вот я и прибыл и должен признаться, что очень рад удрать из их цепких лап. Я не очень-то хотел рисковать своей шкурой и причинять вам вред, но…

— Выходит, они не оставили себе никаких гарантий, что ты выполнишь то, что тебе приказали? — спросил Хокмун. — Это странно.

— Откровенно говоря, — ответил Тозер, опустив глаза, — я думаю, что они вообще не поверили в эти мои возможности. Я полагаю, они просто хотели испытать, лгу я или нет. Когда я согласился и в то же мгновение исчез, они, вероятно, были просто потрясены.

— Непохоже, чтобы Лорды Темной Империи проглядели такую возможность, — растягивая слова, проговорил Д’Аверк. Лицо его было мрачным. — И тем не менее, если тебе не поверили мы, то вполне возможно, что не поверили и они. И все-таки я не совсем убежден, что ты рассказал правду.

— И ты сообщил им об этом старике? — поинтересовался Боджентль. — Тогда они смогут узнать секрет и без тебя!

— Вовсе нет, — ухмыльнулся Тозер. — Я сказал им, что сам наткнулся на решение этого вопроса, когда провел в одиночестве несколько месяцев.

— Неудивительно, что они не приняли тебя всерьез, — произнес Д’Аверк.

Тозер выглядел обиженным и снова отхлебнул вина.

— Мне трудно поверить, что ты совершил это путешествие, используя лишь силу мысли, — признался Боджентль. — Ты уверен, что не пользовался никакими другими средствами?

— Никакими.

— Мне это совсем не нравится, — мрачно заявил Хокмун. — Даже если он говорит правду, Лорды Гранбретани уже задумались над тем, чтобы проследить его маршрут. Почти вне всякого сомнения, они наткнутся на этого старика и тоже овладеют средством проникновения сюда всей своей силой. И тогда мы обречены!

— Да, тяжелые времена настали, — проговорил Тозер, вновь наполняя вином свой кубок, — Помните ли вы «Короля Сталина», акт четвертый, сцена вторая — «Дикие дни, дикие всадники, и копоть войны, закрывшая мир!»? Ах, я был провидцем и сам этого не знал!

Он явно был пьян.

Хокмун пристально уставился на слабовольного пьянчужку, все еще не в силах поверить, что это — великий драматург Тозер.

— Я вижу, ты удивляешься моей бедности. — Тозер говорил заплетающимся языком. — Она — результат нескольких строчек из «Крищиль и Адульф», я ведь тебе уже говорил. О, злая судьба! Несколько строк, начертанных с самыми добрыми побуждениями, и вот я здесь, и мне угрожает петля на шею. Ты, конечно, помнишь сцену и эти строки? «Двор и король насквозь прогнили…» Акт первый, сцена первая, Пожалейте меня, господа, и не вешайте. Великий писатель, уничтоженный своим собственным гением.

— Этот старик, — сказал Боджентль, — на кого он был похож? Где он точно жил?

— Старик? — Тозер жадно проглотил еще несколько глотков вина. — Этот старик немного напоминал мне Иони из «Комедии стали». Акт второй, сцена шестая…

— Так на кого он был похож? — нетерпеливо перебил его Хокмун.

— Все свободные часы ок проводил с какими-то ужасными машинами, и он старел, служа им. И жил он только для своей науки. И кольца сделал он… — Внезапно он как будто протрезвел и зажал рот рукой.

— Кольца? Какие кольца? — мгновенно отреагировал Д’Аверк.

— Прошу, конечно, прощения, но вам придется ненадолго отпустить меня, — сказал Тозер, поднимаясь и стараясь при этом сохранять горделивый вид. — Вы не покажете мне, где тут… А то я выпил слишком много вина на пустой желудок.

Это было похоже на правду, потому что лицо его приобрело зеленоватый оттенок.

— Ну, хорошо, — сказал Боджентль. — Я покажу.

— Раньше, чем он уйдет, — прозвучал голос от самого входа в зал, — попросите его снять кольцо со среднего пальца левой руки.

Голос был чуть приглушен, а тон несколько ироничен. Хокмун сразу узнал этот голос и резко повернулся.

Тозер судорожно вздохнул и схватился рукой за кольцо.

— Что ты об этом знаешь? — спросил он. — Кто ты такой?

— Герцог Дориан, — ответил пришелец, — называет меня Рыцарем в Черном и Золотом.

Весь закованный в черно-золотые доспехи, выше любого из них, в черном с золотом шлеме, закрывавшем целиком голову, Рыцарь поднял руку и указал на Тозера металлическим пальцем:

— Отдай герцогу это кольцо.

— Но это просто стекло, не драгоценность. Просто безделушка…

— Он что-то говорил о кольцах, — вставил Д’Аверк. — Так это благодаря кольцу он смог сюда попасть.

Тозер все еще пребывал в нерешительности: от волнения и выпитого вина лицо его приняло глупое выражение.

— Говорю же вам, оно из стекла и не имеет никакой цены…

— Рунным Посохом приказываю тебе! — страшным голосом произнес Рыцарь.

Быстрым движением Эльвереза Тозер сорвал кольцо и швырнул его на каменный пол. Д’Аверк наклонился и подобрал его. Потом стал разглядывать.

— Это не хрусталь, — произнес он, — и не стекло. Что-то очень знакомое…

— Оно вырезано из того же камня, что и машина, которая доставила вас сюда, — ответил Рыцарь в Черном и Золотом. Он расправил пальцы в перчатке, и на его мизинце сверкнуло точно такое же кольцо. — И оно обладает теми же свойствами — может перемещать человека в другое измерение.

— Я так и думал, — сказал Хокмун, — что не силой мысли перенесся он сюда, а с помощью куска хрусталя. Сейчас-то я точно тебя повешу! Где ты достал кольцо?

— Мне дал его один человек… Майган из Лландара. Клянусь, это правда. У него еще есть. Он может сделать еще! — закричал Тозер. — Умоляю тебя, не вешай меня. Я укажу тебе, как найти этого старика.

— Нам надо знать это, — задумчиво сказал Боджентль, — поскольку надо будет добраться до него раньше, чем это сделают Лорды Темной Империи. Нам нужен он и его тайны — для нашей безопасности.

— Что? Значит, мы должны отправиться в Гранбретань, — удивился Д’Аверк.

— Это совершенно необходимо, — ответил ему Хокмун.

Глава 4 Флана Микосеваар

Сидя на концерте, Флана Микосеваар, графиня Кэнберри, поправила свою золотую маску и бездумно огляделась вокруг, воспринимая всю аудиторию как массу ярких пятен. В центре бального зала оркестр играл дикую и сложную мелодию, одну из последних работ величайшего композитора Гранбретани Лондона Джона, почившего двести лет назад.

На графине была витиевато исполненная маска Цапли с глазами, сделанными из множества драгоценных редких камней. Платье на ней — тяжелое, переливающееся разнообразнейшими оттенками в зависимости от освещения. Она была вдовой Аэровака Микосеваара, того самого, что погиб от руки Дориана Хокмуна в битве за Камарг. Микосеваар, создавший Легион Стервятников для борьбы на Европейском континенте и имевший своим девизом «Смерть прежде жизни», не был оплакан Фланой Кэнберрийской. У нее не было никаких недобрых чувств к его убийце. В конце концов, Микосеваар был ее двенадцатым мужем. С тех пор она переменила уже нескольких любовников, так что воспоминания об Аэроваке Микосевааре стали весьма туманными, впрочем, как и все ее воспоминания об остальных мужчинах, потому что Флана была забывчивым созданием, мало отличающим одного мужчину от другого.

У нее была привычка избавляться от надоевших ей мужчин, будь то мужья или любовники. Скорее инстинкт, чем интеллект, предохранял ее от убийства наиболее могущественных из них. Нельзя сказать, что она совсем была неспособна любить, потому что любить она могла страстно, непрестанно заботясь о предмете своей любви, но ее не хватало надолго. Ненависть была ей так же непонятна, как и преданность. В общем, она была безразличным животным, о котором одни говорили, как о кошечке, другие — как о пауке, хотя изяществом и красотой она едва ли напоминала насекомое. И многие ненавидели ее и мечтали отомстить: одни — за уведенного мужа, другие — за отравленного брата. Привести же в исполнение свои планы мести они не могли только потому, что она была родственницей Короля-Императора Гуона, этого бессмертного монарха, который существовал вечно в своем похожем на утробу Тронном Шаре в огромном Тронном Зале своего Дворца.

Она была также объектом пристального внимания других людей, так как оставалась единственной живой родственницей монарха, и определенные круги при дворе считали, что, если уничтожить Гуона, можно сделать ее Королевой-Императрицей, которая будет служить их интересам.

Не подозревая ни о каких интригах, графиня Кэнберри и глазом не моргнула бы, если бы ей о них сказали, потому что она была лишена такого порока, как любопытство. В жизни она стремилась лишь удовлетворять любые свои желания, пытаясь тем самым найти избавление от странной душевной меланхолии, в которой не могла разобраться.

Многие вертелись вокруг нее и искали ее благосклонности с единственной целью — снять с нее маску и посмотреть, что можно прочесть на ее лице. Они не могли предположить, что лицо ее, прекрасное, с гладкой кожей, с легким румянцем на щеках, с большими золотистыми глазами, хранило загадочное и отрешенное выражение, которое скрывало куда больше и лучше, чем ее золотая маска.

Музыка закончилась, зашуршали платья, маски поворачивались, кивали, люди жестикулировали. Изящные женские маски стали собираться вокруг военных шлемов, что принадлежали капитанам Гранбретани, недавно вернувшимся из походов. Графиня поднялась со своего места, но не подошла к ним. Смутно она припоминала несколько масок, особенно была ей знакома маска Мелиадуса из Ордена Волка, который пять лет назад был ее мужем и развелся с ней. Там же находился и Шенегар Тротт, возлежавший на высоких подушках носилок, которые держали голые девушки-рабыни с континента, в своей маске — пародии на человеческое лицо. Еще она увидела герцога Лакаедо Про Фленна, которому едва сравнялось восемнадцать лет и перед которым уже пали десять городов, в маске ухмыляющегося Дракона. Она подумала, что знает и остальных, поняла, что все они — могущественные военачальники, вернувшиеся отпраздновать свои великие победы, разделить между собой завоеванные территории и получить поздравления от своего Короля-Императора.

Они много смеялись и горделиво расправляли плечи, в то время как женщины льстили им. Все, кроме ее бывшего мужа, который, стоя в стороне, разговаривал со своим шурином Тарагормом, Ректором Дворца Времени, и с человеком, носящим маску Змеи, бароном Каланом Витальским, Гранд Констеблем Ордена Змеи и Главным Ученым Короля-Императора.

Пользуясь тем, что лицо ее прикрыто маской и никто не видит его выражения, Флана нахмурилась, так как вспомнила, что Мелиадус всегда избегал Тарагорма.

Глава 5 Тарагорм

— Как поживаешь, брат Тарагорм? — спросил Мелиадус с фальшивой сердечностью в голосе.

— Хорошо, — ответил человек, женившейся на его сестре.

И с удивлением подумал, с чего это вдруг Мелиадус пытается проявить дружелюбие, когда каждому было известно, что он терпеть его не может. Огромная маска ученого тяжело поднялась вверх. Маска эта представляла собой часы из меди, покрытой эмалью, с жемчужным циферблатом и стрелками из филигранного серебра в коробке, из которой торчал маятник, спускающийся до самой груди Тарагорма. Коробка была сделана из какого-то прозрачного материала, похожего на стекло с голубым оттенком, и сквозь нее можно было видеть золотой маятник, качающийся взад-вперед. Механизм часов балансировался очень сложной конструкцией, позволявшей приспосабливаться к каждому движению Тарагорма. Они отбивали час, полчаса и четверть часа, а в полдень и полночь играли восемь тактов из произведения Шоневена «Антипатия времени».

— А как, — продолжал Мелиадус в той же дружелюбной манере, — поживают часы в твоем Дворце? Тик-такают и тук-тукают, а?

Тарагорму даже понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что брат его жены пытается шутить. Он не ответил. Мелиадус откашлялся.

— Я слышал, ты экспериментируешь с машиной, — вмешался в разговор барон Калан в маске Змеи, — которая может путешествовать во времени, лорд Тарагорм. Так получилось, что я тоже провожу эксперименты — с двигателем…

— Я хотел бы спросить тебя, брат, о твоих экспериментах, — прервал Калана Мелиадус, обращаясь к Тарагорму. — Как далеко они продвинулись?

— Достаточно далеко, брат.

— Вы уже путешествовали во времени?

— Лично я — нет, другие тоже.

— Мой двигатель, — продолжал неугомонный Калан, — может продвигать корабли с невообразимой скоростью на огромные расстояния. Теперь мы сможем завоевать любые земли на земном шаре, как бы далеко они не находились…

— Когда, — спросил Мелиадус, продвигаясь ближе к Тарагорму, — вы добьетесь того, что люди смогут путешествовать в прошлое или будущее?

Барон Калан пожал плечами и отвернулся.

— Я должен вернуться в свои лаборатории, — сказал он. — Король-Император поручил мне как можно скорее закончить мою работу. До свидания, милорды.

— До свидания, — безразличным тоном отозвался Мелиадус. — Послушай, брат, ты должен больше рассказать мне о твоей работе. Может, даже показать, как далеко вы продвинулись.

— Должен? — шутливо осведомился Тарагорм. — Но моя работа засекречена. Я не могу пригласить тебя во Дворец Времени без разрешения Короля Гуона. Сначала ты должен получить его.

— Думаю, для меня вовсе не обязательно такое разрешение?

— Нет человека достаточно великого, чтобы он мог действовать без благословения нашего Короля-Императора.

— Но тут дело чрезвычайной важности, брат, — произнес Мелиадус почти умоляющим, отчаянным тоном. — Наши враги скрылись, возможно, в другое измерение. Они представляют угрозу безопасности нашей Гранбретани!

— Ты говоришь о той кучке мужланов, которых не смог победить в битве за Камарг?

— Они были почти побеждены — только наука или колдовство спасли их от нашей кары. Никто не упрекает меня за неудачу…

— Кроме тебя самого? Сам себя ты не упрекаешь?

— Нет. Я просто хочу покончить с этим делом, вот и все. Я хочу избавить Императора от его врагов. Что здесь непонятного?

— Я слышал, как шептались о том, что это скорее твое личное дело, чем общее, что ты даже пошел на глупые компромиссы, только чтобы отомстить тем, кто жил в Камарге.

— Это всего лишь одно из мнений, брат, — ответил Мелиадус, с трудом сдерживая свой бурный гнев. — Я боюсь только за благосостояние Империи.

— Тогда расскажи Королю-Императору Гуону об этих опасениях, и, быть может, он разрешит тебе посетить мой Дворец.

Тарагорм отвернулся, в этот момент часы в его маске стали отбивать текущий час, что сделало дальнейшую беседу двух родственников невозможной. Мелиадус сделал движение, как бы намереваясь последовать за Тарагормом, потом передумал и быстро вышел из зала.

Окруженная молодыми лордами, каждый из которых старался привлечь ее внимание, графиня Флана Микосеваар наблюдала, как барон покидает зал. По его нетерпеливой походке она поняла, что барон раздосадован. Потом она о нем забыла и вновь стала прислушиваться к комплиментам, вернее, к голосам, которые напоминали ей любимые старые мелодии.

После разговора с Мелиадусом Тарагорм беседовал с Шенегаром Троттом.

— Утром я должен предстать перед Королем-Императором, — сообщил Шенегар Тротт Ректору Дворца Времени. — Он собирается дать мне какое-то поручение, о котором пока, кроме него, никто не знает. Мы должны все время заниматься делом, лорд Тарагорм, а?

— Вот это правильно, граф Шенегар, иначе мы просто умрем от скуки.

Глава 6 Аудиенция

На следующее утро барон Мелиадус нетерпеливо ждал у дверей Тронного Зала Короля-Императора. Еще вечером он попросил аудиенции, и ему было назначено на одиннадцать часов. Сейчас было уже двенадцать, а двери все не открывались, чтобы впустить его. Двери, подымавшиеся в полумрак высокого потолка, были украшены драгоценными камнями, изображавшими сцены из древней жизни. Пятьдесят стражников в масках Богомолов охраняли эти двери, стоя совершенно неподвижно. Мелиадус ходил взад-вперед перед ними, позади него сверкали коридоры необычайного Дворца Короля-Императора.

Мелиадус пытался побороть свое неудовольствие тем, что Король-Император не принял его немедленно. В конце концов, разве не он был Верховным Главнокомандующим Европы? И разве не под его непосредственным руководством армии Гранбретани завоевали континент? И разве не он повел все те же армии на Восток и прибавил еще больше территорий к владениям Темной Империи? Зачем же Король-Император оскорбляет его таким образом? Мелиадус, первый воин Империи, должен иметь преимущество перед всеми остальными смертными. Он заподозрил заговор против себя. Из того, что говорили Тарагорм и остальные, было ясно, что они считают его человеком, который больше заботится о личных удобствах. Они дураки, если не понимают, какую опасности представляет Хокмун, граф Брасс и Юиллам Д’Аверк. Если они избегнут заслуженной кары, то это подхлестнет других к восстанию и мятежам, замедлит завоевание Темной Империей всего мира. И ведь, конечно, Король Гуон не станет слушать тех, кто наговорил на него? Король-Император мудр, Король-Император справедлив. А если нет, то тогда он не мог и управлять…

Мелиадус отбросил в ужасе такие мысли.

Наконец усыпанные драгоценностями двери начали открываться, пока не образовалась щель, достаточная, чтобы пропустить одного человека, и в этой щели показалась дородная фигура в маске, изображавшей гротескную пародию на лицо человека.

— Шенегар Тротт! — воскликнул Мелиадус. — Так, значит, это из-за тебя я столь долго ждал?

В свете коридора серебряная маска Тротта блестела:

— Прошу прощения, барон Мелиадус. Я глубоко сожалею. Пришлось обсуждать слишком много деталей. Но теперь все в порядке. Поручение, барон! Я получил поручение, дорогой мои! И какое поручение, ха-ха!

И раньше, чем Мелиадус успел спросить, что же это все-таки за поручение, Тротт ускользнул.

Из Тронного Зала сейчас же прозвучал молодой вибрирующий голос, голос самого Короля-Императора.

— Теперь ты можешь зайти ко мне, барон Мелиадус.

Стражники разомкнули ряды и дали возможность барону Мелиадусу войти в Тронный Зал.

В гигантском, ослепительно освещенном зале висели яркие знамена пятисот самых знатных фамилий Гранбретани, по обеим сторонам зала стояла еще тысяча застывших, словно статуи, стражников. Мимо них и прошел Мелиадус, барон Кройденский, и отвесил униженный поклон.

Вокруг всего зала до самого сводчатого потолка шли изящные галереи. Доспехи солдат Ордена Богомола сверкали золотым и зеленым. Поднявшись на ноги, барон Мелиадус увидел на некотором расстоянии Тронный Шар Короля-Императора, белую точку на фоне золотых и пурпурных стен. Медленно направившись вперед, Мелиадус потратил двадцать минут, чтобы оказаться перед шаром, и вновь униженно склонился. В шаре, наполненном вязкой колеблющейся жидкостью белого цвета, где иногда мелькали кроваво-красные прожилки, свернулся клубком сам Король-Император Гуон, сморщенное, древнее, похожее на зародыш существо. Существо, которое, правда, было бессмертным и у которого, казалось, живыми были только глаза — черные, проницательные и угрожающие.

— Барон Мелиадус, — зазвучал нежный голос, вырванный из горла прекрасного юноши, чтобы Король Гуон мог говорить.

— Ваше Величество, — прошептал Мелиадус, — я благодарен вам за ту доброту, с которой вы согласились выслушать меня.

— И с какой целью добивались вы этой аудиенции, барон?

Тон был несколько ироничный, немного нетерпеливый.

— Или ты снова хочешь услышать похвалы твоей службе в Европе?

— Благородный сир! Я хотел предупредить тебя, что в Европе нам все еще угрожает опасность…

— Что? Ты не завоевал для нас весь континент?

— Ты знаешь, что завоевал, Великий Император, от одного берега до другого. Мало осталось в живых людей, которые не стали бы нашими рабами, Но я говорю о тех, кто от нас бежал…

— Хокмун и его друзья!

— Они, о Великий Король-Император!

— Ты изгнал их. Они не представляют для нас опасности.

— Пока они живы, они нам угрожают, благородный сир, потому что их бегство может подать надежду другим, а надежду мы должны уничтожать всюду, чтобы рабы не сопротивлялись нашему правлению.

— С мятежами ты прекрасно справляешься. Они для тебя привычны. Мы боимся, барон Мелиадус, что ты предаешь интересы своего Короля-Императора ради личной выгоды…

— Сир, моя личная выгода — это твоя личная выгода. Твоя личная выгода — это моя личная выгода, о Великий Король-Император, и они неотделимы. Разве я не самый преданный из твоих слуг?

— Может быть, ты и веришь в это, барон Мелиадус, может, ты и считаешь себя самым преданным слугой…

— Что вы хотите сказать, о Могущественный Монарх?

— Мы хотим сказать, что твоя навязчивая идея с этим герцогом Хокмуном и кучкой грубиянов, его друзей, необязательно должна сочетаться с нашими личными выгодами. Они не вернутся, а если и осмелятся, ну что ж, тогда мы с ними и посчитаемся. Мы боимся, что тобой движет одна только месть и что именно жажда мести помутила твой разум так, что ты решил: вся наша Темная Империя находится под угрозой тех, кому ты мечтаешь отомстить.

— Нет! Нет! О Повелитель Всего! Я клянусь, что это не так!

— Оставь их в покое, Мелиадус. Разберешься с ними, если они вернутся.

— Великий Король, они представляют принципиальную угрозу для Империи. Существуют другие могучие силы, иначе откуда бы они достали машину, которая унесла их прочь, когда мы уже совсем было победили? Сейчас я не могу представить доказательства, но если вы разрешите мне работать вместе с Тарагормом, использовать его знания, чтобы открыть, где прячутся Хокмун и его друзья, — тогда я найду эти доказательства и вы наконец полностью мне поверите!

— Мы сомневаемся, Мелиадус, мы сомневаемся!

В мелодичном голосе проскользнули упрямые нотки.

— Но если это не помешает другим придворным обязанностям, которые мы намереваемся поручить тебе, то можешь навестить Дворец лорда Тарагорма и попросить его помощи в попытках обнаружить твоих врагов.

— Ваших врагов, о Повелитель Всего!

— Посмотрим, барон, посмотрим!

— Благодарю вас за доверие ко мне, о Великий Король. Я…

— Аудиенция не закончена, барон Мелиадус, потому что мы не сказали тебе еще о тех обязанностях при дворе, о которых упомянули.

— Я буду счастлив выполнить их, благородный сир.

— Ты говорил, что мы не в безопасности от Камарга. А мы верим в то, что нам могут угрожать из других мест. Говоря яснее, мы обеспокоены, что Восток породил нового врага, который может стать таким же могущественным, как и наша Темная Империя. Может, это имеет нечто общее с твоими подозрениями о Хокмуне и о его союзниках, о которых ты упоминал, потому что вполне возможно, что мы встретим этих союзников сегодня на приеме в нашем дворце…

— Великий Король-Император, если только это так…

— Дай нам говорить, барон Мелиадус!

— Прошу прощения, благородный сир.

— Прошлой ночью перед воротами Лондры появилось двое незнакомцев, которые выдали себя за эмиссаров Империи Азиакоммуниста. Их прибытие было загадочным и указывало на то, что у них есть методы передвижения, нам неизвестные. Они сказали нам, что отбыли из своей столицы всего два часа назад. По нашему мнению, они пришли сюда, как и мы бы пришли в те страны, в территориях который были бы заинтересованы, чтобы шпионить, разведать наши силы. Мы, в свою очередь, должны попытаться выяснить их силы, поскольку придет время, если даже и не скоро, когда мы будем воевать с ними. Несомненно, наши победы на Севере и Среднем Востоке стали известны им, и они обеспокоены. Мы должны узнать о них все, что возможно, попытаться убедить их, что не собираемся причинять им вред, попытаться убедить их взять и наших эмиссаров в их страну. Если только это будет возможно, мы хотим, чтобы одним из эмиссаров был ты, Мелиадус, поскольку у тебя большой опыт в такого рода дипломатии, больший, чем у кого бы то ни было.

— Это неприятные известия, Великий Император.

— Да, но мы должны постараться извлечь все возможные выгоды из этих событий. Ты будешь их гидом, ты будешь любезен с ними, ты попробуешь заставить их разговориться об их силах и размерах их территорий, о количестве войск под началом их монарха, о силе их оружия и методах транспортировки. Этот визит, как ты сам можешь видеть, барон Мелиадус, представляет куда большую угрозу, чем исчезнувший замок графа Брасса.

— Возможно, благородный сир…

— Нет, бесспорно, барон Мелиадус!

Острый язычок выглянул из сморщенного рта.

— Это — твоя главная задача. И если только у тебя останется какое-нибудь свободное время, можешь посвятить его своей вендетте.

— Но, Великий Король-Император…

— Выполни хорошо наше поручение, барон Мелиадус. Не разочаруй нас.

Тон был по-настоящему угрожающим. Язычок дотронулся до крохотного драгоценного камня, который плавал у самого рта, и Шар начал тускнеть, пока не приобрел видимость твердой черной сферы.

Барон Мелиадус глубоко задумался. Беседа с Королем Гуоном не оправдала его надежд. Угрюмый и злой, он медленно повернулся и побрел по залу к выходу из Дворца. Полученное поручение отнюдь не доставляло ему удовлетворения.

Глава 7 Эмиссары

Барон Мелиадус никак не мог избавиться от ощущения, что Король-Император потерял доверие к нему, что Гуон намеренно скрывает от него свои планы в отношении обитателей Замка Брасс. Правда, Король достаточно убедительно доказал, почему Мелиадусу следует заняться этими странными эмиссарами из Азиакоммуниста, и даже польстил ему, намекнув, что лишь Мелиадус может справиться с этим делом и позднее может стать не только Первым лордом Европы, но и Главнокомандующим Азиакоммуниста. Но Азиакоммуниста интересовала барона куда меньше, чем Замок Брасс, потому что он чувствовал, что можно отыскать доказательства того, что Замок Брасс представляет большую угрозу Империи, тогда как у монарха не было никаких доказательств, что Азиакоммуниста может им чем-нибудь угрожать.

Одев свой самый яркий наряд и самую красивую маску, барон Мелиадус шел по сверкающим дворцовым коридорам к залу, где лишь вчера разговаривал со своим шурином Тарагормом. Сейчас этот зал будет использован для приема посланников Востока.

Как представитель Короля-Императора, барон Мелиадус должен был гордиться вне всякой меры, потому что сейчас он был вторым человеком в государстве после Короля, но даже и это не могло вытеснить из его головы мысли о мести.

Он вошел в зал под звуки фанфар, прозвучавших с галерей. Представители знатнейших фамилий Гранбретани собрались здесь, одетые в прекрасные, ослепительные одежды.

О прибытии эмиссаров Азиакоммуниста еще не было объявлено. Барон Мелиадус подошел к помосту, где стояли три золотых трона, поднялся по ступенькам и уселся на тот, что был в середине. Море дворян склонилось перед ним, и зал замер в ожидании. До сих пор Мелиадус еще не встречался с эмиссарами. До настоящего момента их сопровождал Биель-Фонг из Ордена Богомола, личной охраны Императора.

Мелиадус оглядел зал, заметив присутствие Тарагорма, графини Кэнберри, Адаза Промпа и Майгеля Хольста, Джерека Нанкенсина и Бреналя Фарну. Он озабоченно нахмурился на мгновение, не понимая, кого не хватает. Затем понял, что из всех великих дворян-военачальников отсутствует лишь Шенегар Тротт. Он вспомнил, что толстый граф говорил о каком-то поручении. Значит, он уже отправился его выполнять? И почему же Мелиадусу не было ничего известно об отсутствии Тротта? Значит, он действительно потерял доверие своего Короля-Императора? Смущенный вихрем мыслей, пронесшихся в мозгу, Мелиадус повернулся, когда фанфары загремели еще раз, и двери зала раскрылись, пропуская две невероятно одетые фигуры.

Машинально Мелиадус поднялся, чтобы приветствовать их, пораженный их гротескным и варварским видом — это были гиганты более семи футов роста, передвигавшиеся как автоматы. Были ли они настоящими людьми? — пришло в голову Мелиадусу. А может, это были чудовищные создания Трагического Тысячелетия? Может быть, народ Азиакоммуниста не имел отношения к человеческой расе?

Как и гранбретанцы, они носили маски (если конструкцию на их плечах можно было назвать масками), так что невозможно было сказать, человеческие у них лица или нет. Это были длинные маски из кожи, ярко раскрашенные голубым, зеленым, желтым и красным, и нарисованы на них были дьявольские черты лица — сверкающие глаза и полные зубов рты. Тяжелые меховые плащи свисали до самого пола, а их одежда тоже, казалось, была из кожи и тоже была разрисована, но не лицами, а человеческими конечностями и различными органами, напомнив Мелиадусу картинку из анатомического атласа.

Герольд возвестил об их прибытии:

— Лорд Комиссар Као Шаланг Гатт, Наследный Представитель Президента-Императора Джон Ман Шена Азиакоммуниста и Избранный Принц Орды Солнца.

Первый из эмиссаров сделал шаг вперед, его меховой плащ распахнулся, показывая плечи, которые были по меньшей мере футов четырех в ширину, и рукава куртки из многоцветного шелка. В правой руке он сжимал посох, изготовленный из золота с вставленными в него драгоценными камнями, который вполне мог оказаться самим Рунным Посохом, судя по тому, как бережно он с ним обращался.

— Лорд Комиссар Оркай Неонг Фун, Наследный Представитель Президента-Императора Джон Ман Шена Азиакоммуниста и Избранный Принц Орды Солнца.

Второй человек, если это был человек, сделал шаг вперед. Одет он был точно так же, но в руке у него не было посоха.

— Я приветствую благородных эмиссаров Президента-Императора Джон Ман Шена и предоставляю всю страну нашу, Гранбретань, в их распоряжение.

Мелиадус раскинул руки широко в стороны.

Человек с посохом остановился перед помостом и начал говорить со странным напевным акцентом на языке Гранбретани, и действительно казалось, что и Европа, и Ближний Восток были ему незнакомы.

— Мы благодарим вас от всей души за прием, оказанный нам, и молим сообщить имя могущественного человека, который обращается к нам сейчас.

— Я — Барон Мелиадус из Кройдена, Гранд Констебль Ордена Волка, Верховный Главнокомандующий Европы, Депутат Бессмертного Короля-Императора Гуона Восемнадцатого, Властелина Гранбретани, Европы и Средиземноморья, Гранд Констебля Ордена Богомола, Вершителя Судеб, Создателя Истории, Могущественного Принца Всего Сущего. Я приветствую вас так, как он сам приветствовал бы вас, говорю так, как говорил бы он, действую согласно всем его повелениям. Будучи бессмертным, он не может выйти из чудесного Тронного Шара, который сохраняет его, и сам день и ночь находится под охраной Тысячи Стражников.

Мелиадус решил, что лучше всего будет сделать упор на неуязвимость Короля-Императора, чтобы произвести на эмиссаров впечатление, если они вдруг случайно решат, что есть возможность покуситься на его жизнь. Мелиадус указал на два одинаковых трона по обеим сторонам его собственного.

— Прошу вас садиться, и мы попробуем немного развлечь вас.

Два порождения гротеска взошли по ступенькам и с некоторым трудом взгромоздились на два золотых трона. Банкет предусмотрен не был, потому что жители Гранбретани считали принятие пищи личным делом каждого и с ужасом воспринимали мысль о том, что нужно при всех снять маску и выставить на показ свое обнаженное лицо. Только трижды в год снимали они свои маски и одежды в самом Тронном Зале, где устраивали недельную оргию в присутствии Короля Гуона, который смотрел на них жадными глазами. Они принимали участие в отвратительных и кровавых церемониях, произносили слова, которые никто из них не употреблял ни в какое другое время. Но до ближайшего из этих празднеств было еще далеко.

Барон Мелиадус хлопнул в ладоши, люди разошлись в обе стороны, потом вбежали акробаты, гимнасты и клоуны, а с галерей зазвучала дикая музыка. Человеческие пирамиды закачались, согнулись и внезапно рухнули, образовав при этом еще более сложные конструкции. Клоуны кривлялись, прыгали и шутили друг с другом довольно опасно, чего, впрочем, от них и ждали. Акробаты и гимнасты кувыркались вокруг них с фантастической скоростью, ходили по проволокам, натянутым между верхними галереями, летали на трапециях, подвешенных высоко над головами зрителей.

Флана Кэнберрийская не смотрела на акробатов и не находила ничего смешного в шутках клоунов. Ее прекрасная маска Цапли была обращена к незнакомцам, и она разглядывала их с необычайным для нее любопытством, смутно сознавая, что она совсем не прочь узнать их получше. Перед ней открывалась уникальная возможность обогатить еще больше свой опыт, особенно если, как она подозревала, они не были людьми.

Мелиадус, который никак не мог избавиться от мысли, что Король относится к нему с предубеждением и что его друзья-дворяне строят против него козни, изо всех сил старался быть как можно любезнее с гостями. Когда он хотел, то мог производить впечатление (как когда-то произвел впечатление на графа Брасса) своим важным видом, умом и мужественностью. Но сегодня вечером это было для него пыткой, и говорил он с усилием, которое было заметно.

— Нравятся ли вам эти забавы, милорды Азиакоммуниста? — спрашивал он и получал в ответ лишь легкий кивок. — Разве эти клоуны не великолепны?

И Као Шаланг Гатт, у которого в руках был посох, сделал легкое движение руками.

— Какое искусство! Мы привезли их, этих гимнастов, с наших территорий в Италии, а канатоходцы были когда-то собственностью герцога Кракова. Наверное, развлечения при дворе вашего Императора ничуть не хуже?

А тот, которого звали Оркай Неонг Фун, слегка ерзал на стуле, как будто ему было неудобно сидеть.

Барону Мелиадусу казалось, что эти странные создания считали себя выше него и им скучны его попытки быть любезным. Ему становилось все труднее и труднее поддерживать беседу, но пока играла музыка, ничего другого в голову не приходило.

В конце концов он хлопнул в ладоши.

— Достаточно, уберите плясунов. Дайте побольше экзотики.

И он чуть расслабился, когда в зал вошли сексуальные гимнасты и начали свое представление, возбуждая жадный аппетит Лордов Темной Империи. Он усмехнулся, узнал кое-кого и указал на них гостям.

— Вот этот был когда-то Принцем Венгрии, а те двое — близнецы, сестры Короля Турции. Вон ту блондинку я сам взял в плен, а лежит на ней болгарский конюх. Очень многих я инструктировал сам.

Но хотя половые развлечения и расслабили издерганные нервы барона Мелиадуса, эмиссары Президента-Императора Джон Ман Шена остались, казалось, такими же бесстрастными.

Наконец представление было закончено, и сексуальные гимнасты тоже ушли, казалось, к явному облегчению эмиссаров. Барон Мелиадус, заметно посвежевший, усомнился, были ли эти незнакомцы вообще из плоти и крови, и приказал начинать бал.

— А сейчас, господа, — произнес он, поднимаясь, — давайте пройдемся по залу, и я познакомлю вас с теми, кто будет счастлив оказанной честью.

Двигаясь на негнущихся ногах, эмиссары из Азиакоммуниста последовали за бароном, на голову возвышаясь над самым высоким человеком в зале.

— Не хотите ли потанцевать? — спросил Мелиадус.

— Сожалею, но мы не танцуем, — безжизненным голосом ответил Као Шаланг Гатт.

И так как этикет требовал, чтобы гости танцевали перед всеми присутствующими, танцев не было вообще. Мелиадус весь кипел. Чего ожидал от него Король Гуон? Как мог он иметь дело с такими автоматами?

— Разве у вас в Азиакоммуниста нет танцев? — спросил барон, и голос его дрожал от сдерживаемого гнева.

— Не такие, какие предпочитаете вы, — ответил Оркай Неонг Фун, и хотя голос его был таким же безжизненным, снова барону Мелиадусу было дано понять, что такие пустяки ниже достоинства дворян Азиакоммуниста. Барон подумал, что ему все труднее оставаться вежливым с этими гордыми иноземцами. Скрывать свои чувства Мелиадус не привык, в особенности перед какими-то чужаками. Он представил себе, что получит максимум удовольствия, когда ему поручат командовать армией, которая направится в поход на Дальний Восток.

Барон Мелиадус остановился перед Адазом Промпом, который поклонился гостям.

— Хочу представить вам одного из могущественных воинов, графа Адаза Промпа, Гранд Констебля Ордена Пса, Принца Парижа и Протектора Мюнхена, командира ста тысяч. — Узорная маска склонилась вновь. — Граф Адаз командовал силами, которые сумели завоевать весь европейский континент за два года. Тогда как мы думали, что это займет у нас лет двадцать, — продолжал Мелиадус. — Его Псы неуязвимы.

— Барон мне льстит, — проговорил Адаз Промп. — Уверен, милорды, что в вашей Азиакоммуниста более могущественные воины.

— Возможно, не знаю. Похоже, ваша армия так же свирепа, как и наши драконьи гончие, — ответил Ка о Шаланг Гатт.

— Драконьи гончие? А кто они такие? — спросил барон Мелиадус, вспомнив наконец, чего от него требовал Король Гуон.

— Разве у вас в Гранбретани их нет?

— Может быть, мы по-разному называем их? Не могли бы вы их описать?

Као Шаланг сделал легкое движение своим посохом.

— Они примерно в два раза больше человека, нашего человека, у них семьдесят зубов, похожих на ножи из кости. Покрыты они густой шерстью, и когти у них, как у кошек. Мы используем их, чтобы охотиться за другими рептилиями, еще не тренированными для войны.

— Понимаю, — пробормотал барон Мелиадус, думая, что с такими чудовищами придется применять иную тактику ведения войны. — И много таких драконьих гончих вы натренировали?

— Много, — отрезал гость.

Они продолжали продвигаться по залу, знакомясь с дворянами и их женами, и у каждого из дворян был заготовлен вопрос, похожий на заданный Адазом Промпом, чтобы Мелиадусу было легче получить нужную информацию. Но было совершенно очевидно, что, с готовностью признавая силу и мощь своего оружия, они ничего не собирались говорить ни о численности армий, ни о действии своего оружия. Мелиадус понял, что ему потребуется не один вечер, чтобы заполучить нужные сведения, если это вообще окажется возможным.

— У вас, должно быть, очень мудрая наука, — сказал он, пока они продвигались сквозь толпу. — Может быть, даже более продвинувшаяся вперед, нежели наука Гранбретани.

— Может быть, — ответил Оркай Неонг Фун. — Но я так мало знаю о вашей науке. Интересно будет сравнить.

— Конечно, интересно, — согласился Мелиадус. — Например, я слышал, что ваша летательная машина пронесла вас на несколько тысяч миль за весьма короткий срок.

— Это была не летательная машина, — возразил Оркай Неонг Фун.

— Нет? Но тогда как…

— Мы называем ее «Земная повозка» — она продвигается сквозь землю…

— И как же это происходит? Как вам удается…

— Мы не ученые, — прервал его вопросы Као Шаланг Гатт. — Мы не разбираемся в том, как работают наши машины. Этим занимаются низшие касты.

Барон Мелиадус, вновь ощутив их пренебрежение, остановился перед прекрасной маской Цапли графини Фланы Микосеваар. Он представил ее, и она присела в глубоком реверансе.

— Какой ты высокий, — произнесла она своим загадочным горловым шепотом, обращаясь к одному из эмиссаров. — Очень высокий.

Барон Мелиадус сделал попытку отправиться дальше, несколько смущенный поведением графини, впрочем, он почти ожидал такого. Он представил ее, только чтобы заполнить паузу, возникшую после последних слов эмиссара. Но Флана протянула руку и дотронулась до плеча Оркай Неонг Фуна.

— И у тебя такие широкие плечи, — добавила она.

Эмиссар ничего не ответил. Он просто стоял как вкопанный.

«Оскорбился он или нет?» — подумал Мелиадус. Ему было бы даже приятно, если бы оскорбился. Он не думал, что эмиссар станет жаловаться, поскольку понимал, что в его интересах оставаться в хороших отношениях с дворянами Гранбретани. Точно так же Гранбретани на этой стадии развития отношений было выгодно оставаться в хороших отношениях с Азиакоммуниста.

— Могу ли я как-нибудь развлечь тебя? — спросила Флана, делая неопределенное движение.

— Благодарю, но в настоящий момент мне ничего не приходит в голову, — ответил эмиссар, и они проследовали дальше.

Удивленная Флана смотрела, как они шли по залу. Никогда ее еще не отвергали, и она была заинтригована. Она решила исследовать эти возможности дальше, позднее, когда предоставится удобный случай. Они были странными, эти молчаливые создания, с их неуклюжими движениями. Она подумала, что они похожи на металлических людей. Интересно, могло ли хоть что-нибудь пробудить в них какие-то эмоции? Их большие маски разрисованной кожи качались над толпой, а Мелиадус в этот момент представлял им Джерека Нанкенсина и его жену, графиню Фалисливу Нанкенсин, которая в молодости сражалась бок о бок с мужем.

Когда обход зала был завершен, барон Мелиадус вернулся на свой золотой трон. Он все более раздражался из-за отсутствия Шенегара Тротта, гадая, почему Король Гуон не захотел сказать ему, куда направился граф.

Он хотел как можно скорей избавиться от своих обязанностей и поспешить в лабораторию Тарагорма, чтобы узнать, чего добился Ректор Дворца Времени и появилась ли возможность обнаружить, в каком времени-пространстве укрылся страстно ненавидимый им Замок Брасс.

Глава 8 Мелиадус во Дворце времени

Рано утром после бессонной ночи барон Мелиадус отправился к Тарагорму во Дворец Времени.

В Лондре было всего несколько открытых улиц. Коттеджи, дворцы, публичные дома, бараки соединялись закрытыми переходами, которые в богатых частях города сверкали более яркими расцветками, как будто стены были сделаны из покрытого эмалью стекла, а в более бедных — из скользкого темного камня.

Мелиадуса несли по этим переходам в крытых носилках голые девушки-рабыни с нарумяненными телами. Это были единственные рабы, которых Мелиадус подпускал к себе. В его намерения входило посетить Тарагорма до того, как проснутся эмиссары из Азиакоммуниста. Конечно, вполне могло быть, что они представляли страну, которая помогает Хокмуну и остальным, но доказательств у Мелиадуса не было. Если его надежды на открытие Тарагорма оправдаются, тогда он сможет получить эти доказательства и предоставить их Королю Гуону и таким образом оправдать себя в его глазах. Возможно, и избавиться от этой неприятной роли гида при эмиссарах.

Проходы стали шире и послышались странные звуки — глухой шум и регулярный металлический стук. Мелиадус знал, что это звуки часов Тарагорма.

С приближением ко Дворцу Времени шум стал оглушающим: тысячи гигантских маятников раскачивались с разной скоростью, механизмы жужжали и звенели, били колокольчики и гонги, играли цимбалы, кричали механические птицы и говорили механические голоса. Это была неимоверно сложная конструкция, так как сам Дворец представлял из себя один сплошной часовой механизм, регулирующий действия всех остальных часов. Над всем этим невообразимым шумом раздавался мерный, еще более громкий стук, а над самой крышей раскачивался гигантский маятник в Зале Маятника, где Тарагорм проводил большинство своих экспериментов.

Наконец носилки Мелиадуса добрались до относительно небольшой бронзовой двери, и механические люди тут же выскочили, загораживая проход, а механический голос, перекрывая шум часов, требовательно спросил:

— Кто беспокоит лорда Тарагорма во Дворце Времени?

— Барон Мелиадус, его брат, с разрешения Короля-Императора, — ответил Мелиадус, вынужденный кричать.

Еще очень долго двери не открывались, значительно дольше, чем было необходимо, решил барон Мелиадус. Затем они медленно отворились, пропуская его носилки.

Они очутились в зале с изогнутыми металлическим стенками, похожими на заднюю крышку часов, и шум усилился. Зал был наполнен грохотом. В голове у Мелиадуса все пошло кругом, и, если бы не шлем, он зажал бы уши руками. Он решил, что еще немного, и он окончательно оглохнет.

Рабыни пронесли носилки в другой зал, стены которого были обиты гобеленами и изображениями часов всевозможных конструкций. Ткань несколько смягчала шум. Рабыни опустили носилки, барон Мелиадус откинул занавески руками в перчатках и вышел, ожидая появления своего шурина.

И вновь прошло слишком много времени, пока появился, неторопливо выходя из дверей в дальнем конце зала, кивая головой в маске, его родственник.

— Очень рано, брат, — произнес Тарагорм. — Мне очень жаль, что я заставил тебя ждать, но я еще не завтракал.

Мелиадус подумал, что Тарагорму, как всегда, не хватает такта. Он резко сказал:

— Извини, брат, но мне не терпелось посмотреть твою работу.

— Я польщен. Сюда, брат.

Тарагорм повернулся и вышел в ту же дверь, что и вошел. Мелиадус вплотную последовал за ним.

Они прошли несколько коридоров, тоже обитых гобеленами, и подошли к закрытой на засов большой двери. Тарагорм снял засов, дверь открылась, внезапно задул ветер, и послышался звук гигантского барабана, бьющего регулярно, но очень медленно.

Машинально барон Мелиадус взглянул вверх и увидел качающийся в воздухе маятник — пятьдесят тонн меди — в форме сверкающего солнца. Именно этот маятник и создавал ветер, поднявший плащ Мелиадуса, словно пару тяжелых шелковых крыльев. В огромном Зале Маятника располагалось множество машин в различных стадиях завершения, столов, на которых лежало лабораторное оборудование, инструменты из меди, бронзы и серебра, тонкая, как паутина, золотая проволока, какие-то сети с драгоценными камнями, вставленными внутрь, водяные часы, хронометры, астролябии, песочные часы, настольные часы, разобранные механизмы, каретник, солнечные часы. И всюду над ними работали рабы Тарагорма — пленные ученые и инженеры самых разных национальностей, кое-кто из них имел репутацию гения.

Пока Мелиадус разглядывал все это, в одном конце Зала возникла пурпурная вспышка, в другом рассыпались зеленые искры, неизвестно откуда поднимался алый туман. Он увидел, как какой-то черный механизм обратился в пыль, а человек, возившийся с ним, закашлялся, упал и исчез.

— И что это такое было? — лаконично спросил кто-то подле него. Мелиадус повернулся и увидел, что это Калан Витальский. Главный Ученый Короля-Императора тоже навестил Тарагорма.

— Эксперимент с ускорением времени, — ответил Тарагорм. — Мы можем создавать этот процесс, но не можем управлять им, до сих пор ничего не получается. Смотрите…

Он указал на большую овальную машину из вещества, похожего на стекло.

— Тут мы добиваемся похожего эффекта, но с противоположным знаком, и опять, к сожалению, не можем контролировать его. Человек, которого вы видите рядом с машиной, — тут он показал на фигуру, которую Мелиадус принял за одного из механических людей, что преградили ему дорогу у самого входа во Дворец Времени, — стоит неподвижно уже неделю!

— А как насчет путешествия во времени? — спросил Мелиадус.

— Вон там, — ответил Тарагорм, — видите этот ряд серебряных коробок? Каждая из них — это сделанный нами прибор, который может путешествовать во времени — назад или вперед, но мы еще не уверены в расстояниях. Однако все живое слишком страдает при подобных перемещениях. Несколько рабов и животных, которых мы отправляли, остались в живых, но они не только испытали ужасную боль, но и тело у них деформировалось.

— Если бы мы только поверили Тозеру, — сказал Калан, — то, возможно, у нас уже был бы способ путешествовать во времени. Нам не следовало над ним насмехаться, но кто бы мог подумать, что этот хвастливый дурак действительно открыл секрет путешествия во времени!

— Что, что?

Мелиадус ничего не слышал о Тозере.

— Драматург Тозер? Я думал, что он давно умер. Что он мог знать о путешествии во времени?

— Он появился не так давно, пытаясь восстановить свое положение при дворе Короля-Императора, и стал рассказывать, что он научился путешествовать во времени, узнал этот секрет от одного старика на Западе. Силой мысли — как он сам это называл. Мы привели его сюда, и, посмеиваясь, попросили доказать справедливость его слов и отправиться в другое время. И после этого, барон Мелиадус, он исчез!

— Вы… вы даже не попытались задержать его?

— Невозможно было в это поверить, — вставил Тарагорм, — ты бы поверил?

— Я бы принял меры предосторожности, прежде чем испытал бы его.

— Мы думали, что в его интересах вернуться. Кроме того, мы не хватаемся за соломинку, брат.

— Что ты хочешь этим сказать… брат? — спросил Мелиадус.

— Хочу сказать, что мы работаем над чистой наукой, проводим серии экспериментов и опытов, в то время как ты требуешь немедленных результатов, чтобы осуществить планы мщения в отношении Замка Брасс.

— Я воин, брат, человек действия. Меня не устраивает сидеть и играть в игрушки или корпеть над книгами.

Очень довольный своим ответом, который поставил на место Тарагорма, Мелиадус вернулся к вопросу о Тозере.

— Ты говоришь, он узнал этот секрет от старика на Западе?

— Так он сказал, — вмешался Калан. — Но я думаю, что солгал. Он говорил, что все дело в силе мысли, но мы не сочли его способным на такую дисциплину ума. Тем не менее, факт остается фактом, он потускнел и исчез на наших глазах.

— Почему вы мне не рассказали об этом?.. — простонал Мелиадус.

— Тогда ты все еще был на континенте, — ответил Тарагорм. — Кроме того, мы не считали, что это может заинтересовать такого человека действия, как ты, брат.

— Но его знание могло бы помочь в вашей работе, — произнес Мелиадус. — Как безразлично говорите вы о потере такой блестящей возможности!

— Что можно сейчас с этим поделать, — пожал плечами Тарагорм. — Мы двигаемся вперед потихоньку…

Раздался слабый взрыв, закричал человек, и слабая красная вспышка осветила комнату.

— …и скоро мы победим время так же, как побеждаем пространство, — закончил Тарагорм.

— Через тысячу лет, возможно! — выкрикнул Мелиадус. — Запад? Старик на Западе? Мы должны найти его. Как его имя?

— Тозер сказал нам, что его зовут Майган — колдун большой мудрости. Но, как я уже говорил, я считаю, что он лгал. В конце концов, что есть на Западе кроме опустошения? Никто не живет там кроме мутантов, со времени Трагического Тысячелетия.

— Мы должны отправиться туда, — сказал Мелиадус. — Мы должны перевернуть там все вверх дном, нельзя упускать ни одного шанса…

— Только не я — я не собираюсь ехать в эти дикие горы за чем-то необычным, — замахал руками Калан. — У меня хватает работы и здесь, надо снабдить корабли новыми двигателями, которые помогут нам завоевать весь остальной мир, как мы завоевали Европу. Кроме того, я полагаю, что и у тебя есть свои обязанности при дворе, барон Мелиадус, эти наши гости…

— К черту гостей! Я трачу на них слишком много драгоценного времени…

— Скоро я смогу предоставить в твое распоряжение столько времени, сколько тебе будет нужно, брат, — сказал Тарагорм. — Еще совсем немного…

— Ха! Тут мне нечего делать! Все эти твои коробки и взрывающиеся машины эффектны, но для меня они бесполезны. Играй в свои игры, брат, играй в свои игры. Спасибо тебе за прием. До встречи!

Ощущая огромное облегчение, что ему больше не надо быть вежливым по отношению к ненавистному шурину, Мелиадус повернулся, вышел из Зала Маятника и прошел через все коридоры к своим носилкам.

Пока его несли к его собственному дворцу, Мелиадус обдумывал все, что услышал. При первой же возможности ему надо будет избавиться от обязанностей при дворе и уехать на Запад, выяснить маршрут Тозера и найти старика, у которого можно будет не только узнать секрет времени, но и обнаружить наконец средства отомстить обитателям Замка Брасс.

Глава 9 Прелюдия в замке Брасс

Во дворце Замка Брасс сам граф Брасс и Оладан из Разбойничьих Гор оседлали рогатых коней и выехали из ворот. Они проскакали по городу и вырвались на простор. Такие прогулки вошли у них в привычку, и они совершали их каждое утро.

Граф Брасс был значительно менее мрачен, нежели раньше, и даже перестал бродить всюду один — так на него повлияло появление Рыцаря в Черном и Золотом.

Эльвереза Тозер оставался пленником в одной из башен Замка Брасс и казался вполне довольным, когда Боджентль принес ему бумагу, перья и чернила и попросил написать пьесу. Он даже пообещал Тозеру небольшую аудиторию.

— Хотел бы я знать, как дела у Хокмуна, — произнес граф, когда они ехали рядом, оживленно разговаривая. — Жаль, что не я вытянул соломинку.

— Я тоже хотел бы сопровождать его, — ответил Оладан. — Повезло Д’Аверку. Жалко, что было всего два кольца — Рыцаря и Тозера. Если они вернутся и привезут еще, то тогда мы сможем еще и повоевать с Темной Империей…

— И все-таки, друг Оладан, посетить Гранбретань и попытаться разыскать Майгана из Лландара в Йеле — опасная затея.

— Я часто слышал поговорку, что лучше прятаться в львином логове, чем рядом с ним.

— А еще лучше жить в стране, где нет львов, — слегка улыбнулся граф.

— Ну, я надеюсь, что лев их не сожрет, — нахмурился Оладан. — Может, это и глупо с моей стороны, но я все-таки им завидую.

— У меня такое чувство, что завидовать скоро не придется, — сказал граф Брасс, направляя свою лошадь по узкой тропинке в тростнике. — Мне почему-то кажется, что наша безопасность находится под большой угрозой, причем с многих сторон.

— Как раз это меня не особенно волнует, — отозвался Оладан. — Но я боюсь за Ийссельду, Боджентля и жителей города, потому что они не приспособлены к жизни, которая нам доставляет настоящее наслаждение.

Они ехали вдоль берега моря, наслаждаясь тишиной и безлюдьем и одновременно скучая по шуму битвы и действию.

Граф Брасс начал уже подумывать, не лучше ли разбить хрустальную машину, которая удерживает их в этом месте, чтобы вновь оказаться в том мире, что они покинули, и драться до победного конца, даже если у них и не было ни малейшего шанса одержать победу над силами Темной Империи.

Глава 10 Виды Лондры

Над крышами Лондры появился орнитоптер. Это была большая машина, рассчитанная на четыре-пять человек, с металлическими крыльями и корпусом.

Мелиадус свесился с борта и показал вниз, гости его тоже наклонились. Казалось, если они наклонятся еще больше, их длинные маски просто свалятся с их плеч.

— Перед вами Дворец Короля Гуона, где вы остановились, — проговорил Мелиадус, указывая на безумное великолепие обители Короля-Императора. Он возвышался над всеми остальными строениями и стоял немного в стороне от них в самом центре города. Четыре его башни, сверкая глубоким золотым цветом, даже сейчас возвышались над ними. Орнитоптер поднялся выше всех других зданий города. На ярусах Дворца было вырезано множество барельефов, изображающих извращения и жестокость, столь любимые Темной Империей. Гигантские гротескные статуи находились по углам парапетов, готовые в любую минуту упасть вниз.

Дворец был раскрашен во всевозможные цвета, какие только существовали на белом свете, и был задуман так, чтобы глаза начинали болеть почти сразу после первого взгляда на него.

— Дворец Времени, — указал Мелиадус на богато отделанный Дворец. — Мой собственный дворец. — Угрюмое черное здание, отделанное серебром. — Река, которую вы видите, это, конечно, Таймза.

Движение на реке было большое. На ее кроваво-красных водах качались баржи из бронзы, слоновой кости и корабли из черного дерева, обитые драгоценными металлами и украшенные полудрагоценными камнями, с громадными белыми парусами, на которых были вышиты и нарисованы эмблемы.

— Дальше слева, — продолжал барон, ненавидя ту глупую роль, что ему приходилось исполнять, — наша Висящая башня. Видите, создается впечатление, что она свисает прямо из воздуха и не стоит на земле. Это — результат эксперимента одного нашего волшебника, который смог приподнять эту башню над землей на несколько футов, но не смог сдвинуть ее выше ни на дюйм. Потом оказалось, что он не может и вернуть ее на землю. Так с тех пор она и висит.

Он показал им набережные, вдоль которых огромные военные корабли Гранбретани выгружали из своих трюмов награбленное добро. Квартал Гололиких, где жили отбросы общества, не носящие масок, купол огромного театра, где когда-то ставились пьесы Тозера; Храм Волка, ставку его собственного Ордена, с чудовищной гротескной каменной волчьей головой, которая закрывала собой всю крышу; несколько других Храмов с такими же звериными головами из камня, весящими много тонн.

Весь этот скучный день они летали над городом, спускаясь вниз только лишь для заправки орнитоптера горючим и замены пилотов, и с каждым часом Мелиадус становился все более нетерпеливым. Он показал им все достопримечательности и чудеса этого старинного неприятного города, стараясь, как приказал ему Король-Император, поразить гостей могуществом Гранбретани.

Наступил вечер, и садящееся солнце отбрасывало на город сплошные тени. Барон Мелиадус вздохнул с облегчением и приказал пилоту направить орнитоптер на посадочную площадку на крыше дворца.

Они опустились, и оба эмиссара неуклюже выбрались из машины, ступая, словно автоматы.

Они прошли к верхнему входу во Дворец и стали опускаться по винтовой лестнице, пока не оказались вновь в залитых светом коридорах, где их встретила почетная стража — шестеро высших военачальников Ордена Богомола. Гостей проводили в отведенные для них покои, чтобы они могли поесть и отдохнуть.

Барон Мелиадус откланялся и поспешил прочь, пообещав, что завтра они будут обсуждать достижения науки Гранбретани.

Быстро идя по освещенным переходам, он чуть было не столкнулся с родственницей Короля-Императора Фланой, графиней Кэнберри.

— Милорд!

Он посторонился, давая ей пройти, потом сказал:

— Миледи, прими мои извинения.

— Ты очень торопишься, милорд?

— Да, Флана.

— Ты даже, кажется, в плохом настроении.

— В плохом.

— И ты не хочешь утешиться?

— У меня есть дела.

— Дела надо делать на свежую голову, милорд.

— Возможно.

— Если ты остудишь свои страсти…

Он было вновь двинулся вдоль коридора, потом остановился, вспомнив, как может Флана утешить. Возможно, она права. Возможно, сейчас она была нужна ему. С другой стороны, он должен сделать приготовления к экспедиции на Запад, чтобы отправиться, как только эмиссары отбудут. Но они останутся по крайней мере еще на несколько дней. К тому же прошлую ночь он провел из рук вон плохо, и настроение у него было скверное. По меньшей мере он может…

— Возможно, — повторил он, но тон у него был задумчивый.

— Тогда поспешим в мои апартаменты, милорд, — произнесла она с легким нетерпением.

Со все увеличивающимся желанием Мелиадус взял ее за руку.

— Ах, Флана. — прошептал он. — Ах, Флана.

Глава 11 Мысли графини Фланы

Причины, что побудили графиню Флану искать общества барона Мелиадуса, были сложными, поскольку она, в основном, была заинтересована заполучить не барона, а двух неуклюжих гигантов с Востока.

Она спросила его о них, когда они, пресыщенные любовными ласками, лежали в ее громадной постели. И он поведал ей о своих обидах, о ненавистном поручении и проклятых эмиссарах, рассказал ей о своих сокровенных тщеславных желаниях, заключающихся в мести его врагам, убийцам ее мужа, обитателям Замка Брасс. Открыл ей способ, который Тозер выведал на Западе, в забытой Богом провинции Йель.

Еще он шептал ей о своих страхах, о том, что может потерять свою власть и престиж, что Король-Император теперь больше доверяет другим, таким, как, например, Шенегар Тротт.

— Эх, Флана, — закончил Мелиадус, прежде чем погрузился в беспокойный сон, — если бы ты только была Королевой, то вместе мы смогли бы повести нашу Империю к блистательной судьбе.

Но Флана почти не слышала его, потому что он не успокоил ее душу и даже не удовлетворил ее тело. Все ее мысли были только об эмиссарах, которые, как ей сообщил Мелиадус, спали всего лишь в двух ярусах от нее. Наконец, она поднялась с постели, оставив Мелиадуса храпеть и стонать в тяжелом сне, оделась, натянула маску и выскользнула из комнаты. Она продвигалась по коридорам вверх, поднимаясь по лестницам, пока не подошла, наконец, к дверям, которые охраняли воины-Богомолы. Маски стражников вопросительно повернулись в ее сторону.

— Вы знаете, кто я, — сказала она.

Они знали и отошли от двери. Она нажала на ручку и вошла в волнующую темноту покоев, занятых эмиссарами Азиакоммуниста.

Глава 12 Разоблачение

Лишь лунный свет заливал комнату, падая на кровать, где зашевелилась какая-то фигура, а рядом лежали доспехи, одежда и маска человека, что лежал в постели.

Она подошла ближе.

— Милорд? — прошептала она.

Внезапно человек вскочил и сел на постели, она увидела его испуганное лицо и изумленно прошептала:

— Я тебя знаю!

— Кто ты? — Он выпрыгнул из-под шелковых простыней и, абсолютно голый, освещенный лунным светом, побежал и схватил ее.

— Женщина!

— Да, — проворковала она. — А ты — мужчина. И вовсе не гигант, просто высокого роста. В маске и доспехах ты казался на целый фут выше.

— Чего ты хочешь?

— Я пришла, чтобы развлечь тебя, сэр, и чтобы развлечься самой. Но я разочарована, потому что считала, что ты — создание нечеловеческое. Сейчас я знаю, что ты — тот самый человек, которого я видела в Тронном Зале два года назад. Мелиадус тогда представлял тебя Королю-Императору.

— Значит, ты была там в тот день?

Он еще крепче сжал ее одной рукой, другой потянулся к ее маске, чтобы сорвать ее и зажать рот. Она лизнула его пальцы, погладила мышцы другой руки. Рука, лежавшая на ее губах, расслабилась.

— Кто ты? — прошептал он. — Знают ли другие?

— Я — Флана Микосеваар, графиня Кэнберри. Никто не подозревает тебя, храбрый Дориан. И я не собираюсь звать стражников, потому что политика меня не интересует и еще меньше мне жаль Мелиадуса. Более того, я признательна тебе за то, что ты избавил меня от надоедливого дурака.

— Ты вдова Микосеваара?

— Да, а тебя я сразу узнала по Черному Камню, который ты попытался спрятать, когда я вошла. Ты — герцог Дориан Хокмун фон Кельн и находишься здесь в чужом обличье, чтобы раскрыть планы своих врагов.

— Мне кажется, я должен буду убить тебя, мадам.

— Я не собираюсь предавать тебя, герцог Дориан. По крайней мере не сразу. И пришла предложить тебе себя для удовольствия. Вот и все. Ты снял с меня маску.

Она вскинула на него золотистые глаза и посмотрела на красивые черты его лица.

— Теперь тебе остается снять с меня все остальное…

— Мадам, — хрипло произнес он, — я не могу. Я женат.

Она рассмеялась.

— И я тоже была замужем бессчетное число раз.

Когда он заглянул в ее глаза, на лбу у него выступила испарина, мускулы всего тела напряглись.

— Мадам… я… я… не могу…

Послышался какой-то звук, и она обернулась.

Дверь, разделявшая апартаменты, открылась, и на пороге появился высокий молодой человек, который нарочито закашлялся, потом поклонился.

— Мой друг, мадам, — сказал Юиллам Д’Аверк, — человек, я бы сказал, высокоморальный. Однако, если я могу помочь…

Она подошла к нему и оглядела с ног до головы.

— Ты кажешься здоровяком, — сказала она.

Он отвел взгляд.

— Ах, мадам, ты так добра. Но я не такой уж и здоровый человек. С другой стороны, — тут он взял Флану под руку и увлек ее в свою комнату, — я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить тебе удовольствие, прежде чем верное сердце моего друга не выдержит искушения…

Дверь закрылась, а Хокмун остался стоять посреди своей комнаты. Его трясло.

Он уселся на край постели, ругая себя, что не спал одетым, но утомительный осмотр города окончательно вымотал его и заставил забыть о предосторожности подобного рода. Когда Рыцарь в Черном и Золотом изложил ему свой план, то он показался опасным, ненужно опасным. Конечно, они должны узнать, не попался ли старик из Йеля в лапы Гранбретани, прежде чем отправятся искать его в Йеле. Но сейчас, казалось, шансы на получение такой информации были равны нулю.

Стража наверняка видела, как вошла графиня. Даже если они убьют ее или просто не выпустят, стражники что-то заподозрят. Они находились в городе, где каждый мечтал об их уничтожении. У них не было ни одного союзника и не было никакой надежды скрыться, если их настоящая личность будет раскрыта.

Хокмун напряг свой мозг, пытаясь придумать хоть какой-то план, который позволял бы им исчезнуть из города до того, как поднимется тревога, но все казалось ему безнадежным.

Тогда Хокмун принялся натягивать на себя тяжелую одежду и доспехи. Единственное оружие, которое было у него при себе, был золотой посох, что дал ему Рыцарь, чтобы завершить впечатление о благородном дворянине из Азиакоммуниста. Он взвесил его на руке, с сожалением вспоминая о своем мече.

Продолжая мерить комнату шагами, он все время старался придумать что-то, но у него ничего не получалось.

Он все еще продолжал метаться взад-вперед, когда наступило утро и Юиллам Д’Аверк просунул голову в дверь, ухмыляясь.

— Доброе утро, Хокмун. Неужели ты так и не отдохнул, человече? Прими мои сожаления. Я тоже. Графиня — весьма требовательное существо. Однако я рад, что ты готов. Нам надо поторопиться.

— Что ты имеешь в виду, Д’Аверк? Я думал всю ночь и никак не мог придумать, что нам делать и как отсюда выбраться…

— Я говорил с Фланой Кэнберрийской и узнал все, что надо было узнать, потому что Мелиадус, очевидно, избрал ее своей поверенной. Она даже согласилась помочь нам сбежать отсюда.

— Как?

— В ее личном орнитоптере. Мы даже можем забрать его, если захотим.

— Можно ли доверять ей?

— Выхода у нас нет. Послушай, у Мелиадуса пока что не было времени на поиски этого Майгана из Лландара. Это судьба, но именно наше появление задержало его. Он знает, что Тозер выведал свой секрет у старика на Западе, и он собирается найти этого старика. У нас есть шанс разыскать Майгана раньше него. Часть пути мы сможем пролететь на орнитоптере Фланы, которым я сумею управлять, а остальную часть проделать пешком.

— Но у нас нет оружия, нет даже нормального платья.

— Оружие и костюмы я смогу взять у Фланы, маски, кстати, тоже. У нее в покоях тысячи трофеев ее прошлых побед.

— Мы должны отправиться к ней немедленно.

— Нет. Мы должны дождаться ее возвращения.

— Почему?

— Потому, друг мой, что Мелиадус может еще спать в ее апартаментах. Имей терпение. Нам везет. Молись, чтобы счастье нам не изменило!

Чуть погодя вернулась Флана, сняла маску и поцеловала почти без всяких колебаний Д’Аверка, как могла бы поцеловать молодая девушка своего любовника. Черты лица ее казались мягче, а в глазах было такое выражение, будто она нашла какую-то особенность в любви Д’Аверка, какую никогда не испытывала прежде — может быть, нежность, которая не была достоинством мужчин Гранбретани.

— Он ушел, — сообщила Флана. — И у меня, Юиллам, возникла мысль оставить тебя здесь для себя одной. Много лет мною владело неугасимое желание, которого не могла я ни выразить, ни тем более удовлетворить. Ты очень близко подошел к тому, что мне все стало ясно…

Он наклонился и легко поцеловал ее в губы, и голос его звучал искренне, когда он произнес:

— И ты тоже, Флана, многое дала мне…

Она неуклюже выпрямилась в своих тяжелых одеждах, натянула на голову маску, а он сказал ей:

— Пойдем, нам надо успеть, пока во Дворце еще не проснулись.

Хокмун последовал примеру Д’Аверка, надел маску, и вновь оба мужчины стали похожи на карикатуры людей, вновь превратились в эмиссаров из Азиакоммуниста.

Теперь уже Флана вывела их из дверей, провела мимо стражников из Ордена Богомолов, которые не последовали за ними, и повела по сверкающим коридорам, пока они не добрались до ее комнат.

— Они доложат, что мы вошли к тебе, — сказал Д’Аверк. — Тебя заподозрят, Флана.

Она сбросила маску Цапли и улыбнулась.

— Нет, — ответила она и пошла по мягкому ковру, покрывавшему пол, к полированному деревянному сундуку, усыпанному бриллиантами. Она подняла крышку и достала длинную трубку.

— В этой трубке, — сообщила она, — яд. Тот, кто хоть раз вдохнул его, мгновенно сойдет с ума и, до того как умрет, будет бегать и дико кричать. Стражники пробегут много коридоров, пока умрут. Я пользовалась этим и раньше. И всегда успешно.

Она говорила об убийстве так нежно, что Хокмун не выдержал и его затрясло.

— Все, что мне надо сделать, — продолжала она, — это просунуть один конец трубки в замочную скважину и нажать на другой конец.

Она положила эту странную трубку на крышку сундука и провела их через анфиладу прекрасно убранных, эксцентрично обставленных комнат в помещение с широким окном, которое выходило на большой балкон. Там, на балконе, аккуратно сложив крылья, стоял орнитоптер Фланы в форме красивой, алой с серебром цапли.

Она поспешно прошла в другую часть комнаты и отдернула занавеску. Там, сваленные в кучу, валялись ее трофеи — одежда, маски и оружие всех ее бывших мужей и любовников.

— Выбирайте то, что вам нужно, и поторопитесь, — шепнула она.

Хокмун выбрал толстую куртку из голубого бархата, чулки из черной оленьей кожи, широкий кожаный пояс с прикрепленным к нему прекрасно сбалансированным мечом и кинжалом в ножнах. Маску он взял убитого им врага Аэровака Микосеваара — маску Стервятника.

Д’Аверк оделся в темно-желтый костюм, ярко-голубой плащ, ботинки из оленьей кожи и выбрал себе меч, почти такой же как у Хокмуна. Он тоже взял маску Стервятника, считая, что двое, принадлежащие к одному Ордену, скорее не обратят на себя внимания, путешествуя вместе. Сейчас они выглядели как самые настоящие благородные дворяне Гранбретани.

Флана открыла дверь-окно, и они вышли на балкон, поеживаясь от холода раннего утра.

— Прощайте, — прошептала Флана, — мне надо вернуться к охране. Прощай, Юиллам Д’Аверк, я надеюсь, что мы еще встретимся. Прощай!

— Я тоже надеюсь на это, Флана, — с необычной для него нежностью ответил Д’Аверк. — Прощай!

Он забрался в орнитоптер и включил двигатель. Хокмун торопливо последовал за ним.

Крылья машины забили по воздуху, и с металлическим лязганьем она поднялась в угрюмое небо Лондры, поворачивая на Запад.

Глава 13 Недовольство короля Гуона

Самые противоречивые чувства боролись в душе барона Мелиадуса, когда он вошел в Тронный Зал Короля-Императора, преклонил колена и начал свой долгий путь к Тронному Шару.

Белая жидкость Шара волновалась больше, чем обычно, и это встревожило барона. Он не так боялся гнева Короля, который мог лишить его могущества и славы, как опасался препятствий в поисках старика-колдуна, живущего где-то на Западе. Барон приблизился к Тронному Шару и взволнованно поглядел на похожий на зародыш образ своего Императора.

— Великий Король-Император, это ваш слуга Мелиадус…

Он упал на колени и склонился до земли.

— Слуга? Ты не особенно хорошо служишь мне, Мелиадус!

— Виноват, благородный сир, но…

— Но?

— Но я не знал, что они собираются отбыть прошлой ночью.

— Ты обязан был почувствовать, что у них на уме, Мелиадус.

— Почувствовать? Почувствовать, что у них на уме, благородный сир?

— Ты теряешь свой инстинкт, Мелиадус. Когда-то ты действовал по его подсказке и не ошибался. Сейчас планы глупой мести заполонили твой мозг, и ты остаешься слепым ко всему остальному. Мелиадус, эти эмиссары убили шестерых моих лучших стражников. Как они их убили, я не знаю, может быть, при помощи какого-то колдовского заклинания, но они убили их и каким-то способом покинули Дворец, а затем вернулись к своей машине, на которой прибыли сюда. Они о нас многое узнали, а мы, Мелиадус, не узнали почти ничего.

— Кое-что мы знаем об их вооружении.

— Вот как? Люди могут лгать, разве ты этого не знаешь, Мелиадус? Люди могут лгать. Мы не довольны тобой. Мы поручили тебе важное дело, а ты выполнил его лишь частично. И без должного внимания. Ты провел время во Дворце Тарагорма, оставил эмиссаров без наблюдения, а должен был постоянно заниматься ими. Ты дурак, Мелиадус! Дурак!

— Сир, я…

— И все это твое глупое помешательство на этой кучке разбойников, что живут в Замке Брасс. Может, ты желаешь обладать этой девушкой? Не по этой ли причине ты ищешь их с такой настойчивостью?

— Я боюсь, что они угрожают Империи, благородный сир…

— Азиакоммуниста тоже угрожает нашей Империи, барон Мелиадус, настоящими мечами и настоящими кораблями, которые могут двигаться сквозь землю. Барон, ты должен забыть о своей вендетте или мы предупреждаем тебя, что ты вызовешь очень большое наше неудовольствие.

— Но, сир…

— Мы тебя предупредили, барон Мелиадус. Выкинь из головы Замок Брасс. Вместо этого попытайся узнать, в каком месте их встретила машина, как они умудрились покинуть город. Реабилитируй себя в наших глазах, Мелиадус, верни себе свою былую славу.

— Да, сир, — ответил барон Мелиадус, едва сдерживая гнев и злобу.

— Аудиенция окончена, Мелиадус.

— Благодарю вас, — произнес Мелиадус, и кровь застучала в его висках.

Он попятился из Тронного Зала.

Отойдя на расстояние, предусмотренное этикетом, он повернулся и быстро пошел прочь. Он двигался, словно слепой, быстрым строевым шагом, и его пальцы побелели, сжимая рукоять меча, настолько сильно он стиснул ее.

Он шел, пока не достиг большого Зала приемов Дворца, где дворяне ожидали аудиенции Короля-Императора, спустился по лестнице к воротам, выходящим на улицу, подал знак девушкам поднести носилки, уселся в них, тяжело откинулся на подушки и приказал нести себя в свой черный с серебром дворец.

Сейчас он ненавидел Короля-Императора. Сейчас он презирал это создание, что так унизило его, оскорбило, обесчестило. Король Гуон — дурак, если даже не понимает потенциальной опасности Замка Брасс. Такой дурак не достоин править, не достоин командовать рабами, а уж тем более бароном Мелиадусом, Гранд Констеблем Ордена Волка.

Мелиадус не станет следовать глупым правилам Короля Гуона, он будет делать то, что считает нужным, а если Король Гуон будет возражать, он его свергнет.

Чуть позже Мелиадус выехал из своего дворца верхом. Он ехал впереди двадцати всадников, доверенных людей, которые были полны решимости следовать за ним всюду, даже в Йель.

Глава 14 Пустыни Йеля

Орнитоптер графини опускался ниже и ниже, почти задевая верхушки высоких сосен и путаясь крыльями в ветках берез. Наконец он сел в мягкий вереск за лесом.

День стоял холодный, и ветер свистел в вереске, насквозь пронизывая их легкую одежду.

Дрожа от холода, выбрались они из летательного аппарата и огляделись. Никого вокруг не было.

Д’Аверк сунул руку в карман куртки и достал кусок кожи, на котором была нарисована карта.

— Нам надо идти в том направлении, — махнул он. — Только сначала надо затащить орнитоптер в лес и спрятать его.

— Почему бы не оставить его здесь? Шансов, что кто-то найдет его, почти нет.

— Я не хочу, чтобы графине был причинен хотя бы малейший вред, — серьезно произнес Д’Аверк. — Если орнитоптер обнаружат, Хокмун, у нее могут быть серьезные неприятности. Пойдем.

И они поволокли металлический аппарат в леей забросали его ветками. Он доставил их так далеко, сколько у него хватило горючего. Теперь им придется продолжить путь пешком. Четыре дня они шли через леса и степи, и земля становилась все менее плодородной по мере приближения к Йелю. На пятый день вдалеке показались горы Йеля. Вершины их были скрыты розовыми облаками, а равнины и холмы внизу казались желтыми.

Это был дикий и красивый пейзаж — никогда раньше Хокмун не видел столь необычной красоты.

— Значит, в Гранбретани еще остались места, радующие глаз, — вздохнул изумленно Хокмун.

— Да, красиво, — согласился Д’Аверк. — Даже дух захватывает. Где-то здесь нам надо найти Майгана. Судя по карте, Лландар находится далеко в горах.

— Тогда поспешим. — Хокмун поправил свой пояс, на котором висел меч. — Поспешим. Преимущество перед Мелиадусом у нас небольшое, но возможно, он уже сейчас на пути в Лландар.

Неуклюже балансируя, Д’Аверк почесал одну ногу о другую.

— Все это хорошо, но боюсь, мои сапоги долго не протянут. В своей дурацкой гордости я выбрал их за красоту, а не за крепость. Теперь я понимаю, что совершил ошибку.

— Я слышал, в этих краях много диких лошадей. Молись, чтобы мы их нашли и парочку укротили.

Но лошадей они не нашли, а земля была каменистой и твердой. Небо над головой пылало необычным сиянием.

Д’Аверк и Хокмун начали понимать, почему население Гранбретани было таким суеверным, когда разговор заходил об этих краях: и в небе, и на земле Йеля было нечто неестественное.

Наконец они добрались до гор.

Вблизи горы были желтого цвета, но с вкраплениями темно-красного и зеленого, гладкие и угрюмые. Странные звери выскакивали из-под их ног, когда они взбирались на скалы, и диковинные, похожие на людей существа с волосатыми телами и совершенно лысыми головами наблюдали за ними из-за скал.

— Когда-то они были людьми, эти создания, — проговорил Д’Аверк. — Их предки жили в этих местах. Но люди Трагического Тысячелетия хорошо поработали.

— Откуда ты знаешь?

— Я читал книги. Именно в Йеле больше, чем во всех остальных областях Гранбретани, ощущались последствия Трагического Тысячелетия. Потому-то он так и пустынен — люди больше не желают приходить сюда.

— Кроме Тозера и этого старика из Лландара, Майгана.

— Да, если Тозер говорит правду. Мы все еще, быть может, гоняемся за синицей в небе, Хокмун.

— Но у Мелиадуса те же сведения!

— Почему Тозер не мог наврать и ему?

Ночь была близка, когда горные создания высыпали из своих пещер и напали на Хокмуна и Д’Аверка.

Они были закутаны в грязные меха, у них были птичьи клювы и кошачьи лапы. Их огромные глаза блестели, клювы раскрывались, обнажая зубы и издавая какие-то звуки. Насколько путники могли видеть в темноте, их было шестеро — трое мужчин и трое женщин.

Хокмун выхватил меч, поправляя маску Стервятника, как он поправил бы обычный шлем, и прислонился спиной к скале.

Д’Аверк встал рядом, и в этот момент мутанты напали на них.

Хокмун ударил первого, оставив широкую кровавую полосу у него на груди. С воплем существо отскочило.

Второго убил Д’Аверк, пронзив его сердце. Хокмун аккуратно перерезал горло третьему, но когтистая лапа четвертого уже цеплялась за его левую руку. Он боролся, напрягая мышцы и пытаясь выхватить кинжал, и одновременно отбивался мечом от противника, старавшегося достать его с другой стороны.

Хокмун закашлялся и ощутил приступ тошноты, потому что от этих зверей ужасающе пахло. Ему в конце концов удалось вытащить кинжал и всадить его в руку или лапу противника. Создание завизжало и отпустило его.

В ту же секунду Хокмун глубоко вонзил кинжал в глаз существа и повернулся, чтобы отразить нападение следующего.

Было еще темно, и невозможно было определить, сколько мутантов еще осталось.

Д’Аверк размахивал мечом направо и налево, что-то орал в боевом азарте.

Хокмун поскользнулся на покрытом кровью камне и покачнулся, опираясь левой рукой о скалу. В ту же секунду один из зверей с шипением прыгнул на него, схватив в медвежьи объятья, прижимая обе его руки к туловищу, а клюв его стукнул по маске и с клацаньем закрылся.

Хокмун напряг все силы, чтобы разорвать кольцо, мотнул головой, сбросил с себя маску, оставив ее в птичьем клюве, с усилием откинул руки создания в стороны и боднул того головой в грудь. Существо в удивлении попятилось, не понимая, что маска Стервятника была, как оказалось, не частью Хокмуна.

Хокмун мгновенно пронзил его сердце мечом и повернулся к Д’Аверку, на которого насели двое.

Хокмун отрубил голову одному и уже совсем было собрался прикончить и второго, как тот закричал и убежал во тьму ночи, прижимая к телу кусок куртки Д’Аверка.

Они уничтожили всех, кроме одного.

Д’Аверк, слегка раненный в грудь когтями, оторвавшими кусок его куртки, тяжело дышал. Хокмун оторвал от своего плаща лоскут и перевязал его.

— Ничего страшного, — сказал Д’Аверк. Он сорвал маску Стервятника и отшвырнул ее. — Она пригодилась мне, но я предпочитаю от нее избавиться, раз уж ты расстался со своей. Черный Камень в твоей голове спутать ни с чем нельзя, так что и у меня нет больше причин маскироваться. — Он ухмыльнулся. — Я ведь говорил тебе, Трагическое Тысячелетие произвело на свет уродливых созданий, друг Хокмун.

— Охотно верю тебе, — улыбнулся Хокмун. — Пойдем, нам лучше подыскать себе местечко для лагеря. Тозер отметил на этой карте безопасное место. Вытащи-ка ее, и попробуем разобраться при звездном свете.

Д’Аверк сунул руку в карман куртки, и вдруг лицо его исказилось.

— Ох, Хокмун, не так уж нам и везет!

— Что случилось, друг мой?

— В той части куртки, что оторвало это чудовище, был карман, а в кармане — карта, которую дал Тозер. Мы заблудимся, Хокмун!

Хокмун выругался, вложил меч в ножны и нахмурился.

— Ничего не поделаешь, — сказал он, — придется нам выследить этого зверя. Он был слегка ранен и, возможно, оставил кровавую дорожку. Возможно, он просто бросил карту по дороге в свое логово. Надеюсь, нам не придется следовать в его нору и там искать средство, как достать нашу карту!

— А стоит ли? — в свою очередь нахмурился Д’Аверк. — Разве мы не сможем вспомнить, куда идти?

— Вряд ли. Пойдем, Д’Аверк.

Хокмун начал карабкаться на скалу в том направлении, куда исчезло странное создание. Д’Аверк неохотно последовал за ним.

К счастью для них, небо было ясное и ярко светила луна, так что Хокмун мог разглядеть пятна на камне, которые не могли быть ничем иным, как кровью. Дальше он заметил еще несколько подобных пятен.

— Сюда, Д’Аверк, — позвал Хокмун.

Его друг вздохнул, пожал плечами и пошел вперед.

Поиски продолжались до зари, пока Хокмун окончательно не потерял след. Он выпрямился и покачал головой. Они высоко взобрались по горному склону и хорошо видели две долины, что расстилались внизу. Хокмун запустил пальцы в свои светлые волосы и вздохнул.

— Никаких признаков жизни. А я так надеялся.

— Сейчас мы еще в худшем положении, — произнес Д’Аверк, потирая усталые глаза. — Мало того, что карты нет, так мы еще сбились со своего пути.

— Прости, Д’Аверк, я думал, что так будет лучше. — Плечи Хокмуна поникли, потом вдруг лицо его просветлело, и он показал рукой: — Вон там! Я видел, как что-то двигалось. Пойдем.

И он скрылся за краем скалы. Д’Аверк услышал испуганный крик, и наступила тишина.

Он выхватил меч и бросился за своим другом, не понимая, что могло произойти.

А потом он увидел источник удивления Хокмуна. Далеко внизу, в долине, расположился город, весь из металла, со сверкающими поверхностями красного, золотого, оранжевого, голубого и зеленого цветов, с изгибающимися металлическими дорогами и остроконечными металлическими башнями.

Даже отсюда было видно, что город пустынен и медленно разрушается.

Хокмун стоял, глядя на город и указывая на него рукой. Их ночной противник спускался по склону горы и направлялся в город.

— Наверное, он там живет, — предположил Хокмун.

— Мне бы вовсе не хотелось идти за ним, — пробормотал Д’Аверк. — Может, там еще остался ядовитый воздух, от которого спадает с лица кожа и начинается рвота перед смертью.

— Отравленного воздуха больше не существует, Д’Аверк, и ты это знаешь. Он может держаться совсем недолго, а потом исчезает. А здесь, похоже, его и вовсе не было целые столетия.

Хокмун начал упрямо спускаться с горы в погоне за врагом, который все еще сжимал в руке карман с картой Тозера.

— Ох, ну ладно! — простонал Д’Аверк. — Помирать, так вместе.

Он стал спускаться вслед за своим другом.

— Ты — дикий и нетерпеливый человек, герцог фон Кельн!

Из-под их ног срывались мелкие камешки. Существо, которое они преследовали, явно заторопилось. Хокмун и Д’Аверк, непривычные к такому лазанию по скалам, спускались осторожно, к тому же от сапог Д’Аверка мало что осталось.

Они видели, как зверь вошел в тень металлического города и исчез.

Через некоторое время и они достигли города и с некоторым трепетом посмотрели наверх, на громадные металлические конструкции, которые нависали над ними, отбрасывая вниз угрожающие тени.

Хокмун заметил еще несколько кровавых пятен и начал пробираться вперед между подпорками и балками, щуря глаза в тусклом освещении.

А затем раздался какой-то треск и шипение, какой-то вой… и существо бросилось на него, вцепилось когтями в горло и впивалось все сильней и сильней. Он почувствовал, как когти рвут его кожу. Он поднял руки и попробовал разжать звериные лапы и почувствовал, как зверь ударил его клювом.

Затем раздался дикий крик, переходящий в хрипение, и когти отпустили его горло.

Еле держась на ногах, Хокмун повернулся и увидел Д’Аверка с мечом в руке, который разглядывал поверженного врага.

— У этого отвратительного создания совсем нет мозгов, — весело произнес Д’Аверк. — Как глупо с его стороны было напасть на тебя, забыв, что я иду сзади.

Он изящно поклонился и поднял кусок своей куртки, который выпал из лапы мертвого существа.

Хокмун вытер кровь с горла. Когти не слишком глубоко проникли под кожу.

— Несчастное существо, — медленно и тихо проговорил он.

— Только без глупостей, Хокмун! Ты знаешь, что меня тревожит, когда ты начинаешь говорить подобным образом. Вспомни, они напали на нас первыми.

— Хотел бы я знать, зачем они это сделали? В этих горах им должно хватать пропитания — тут полно съедобных зверей. Зачем же им понадобились именно мы?

— Либо мы были самым близким для них мясом, — предположил Д’Аверк, осматривая искореженный металл, что окружал их, — либо они научились ненавидеть людей.

Одним изящным движением он вложил меч в ножны и стал пробираться сквозь лес металлических подпорок, которые поддерживали башни и улицы города. Везде валялись отбросы и гниющие останки животных.

— Давай обследуем город, раз мы уже здесь, — сказал Д’Аверк, вскарабкавшись на одну из балок. — Можем остановиться здесь на ночь.

— Этот город здесь помечен, — сверился Хокмун с картой. — Его название — Халапандер. Находится совсем недалеко к востоку от того места, где в своей пещере живет этот загадочный философ.

— Как недалеко?

— Примерно один день пути по этим горам.

— Тогда давай здесь отдохнем и завтра утром отправимся в путь, — предложил Д’Аверк.

На мгновение Хокмун нахмурился. Потом пожал плечами:

— Ну, хорошо.

Он тоже стал взбираться по балкам, пока они не достигли одной из странных изгибающихся металлических улиц.

— Пойдем вон в ту башню, — предложил Д’Аверк.

И они направились по уходящей под уклон улице в башню, которая сверкала на солнце бирюзовым и алым цветами.

Глава 15 Покинутая пещера

В основании башни была небольшая дверь, которая валялась внутри башни, будто выбитая ударом гигантского кулака. Переступив порог, Хокмун и Д’Аверк принялись напряженно вглядываться в темноту, пытаясь разглядеть внутренности башни.

— Смотри, — проговорил Хокмун, — лестница или нечто похожее.

Они пробрались через обломки и увидели, что это была не лестница, ведущая наверх, а нечто вроде уходящего вверх подъема, похожего на тот, которым соединяются все дома этого странного города.

— Насколько я могу вспомнить, — сказал Д’Аверк — этот город был построен перед самым Трагическим Тысячелетием и полностью отдан в распоряжение ученых. По-моему, он назывался научно-исследовательским городком. Здесь собирались ученые со всего света. Идея заключалась в том, что новые открытия могут быть сделаны лишь совместными усилиями. Если мне не изменяет память, в легенде говорилось, что здесь было сделано множество странных изобретений, хотя, конечно, большая часть секретов безвозвратно утеряна.

Они шли вверх и вверх, пока подъем не привел их на широкую платформу, полностью закрытую стеклянным колпаком. Большинство стекол треснуло или попросту вылетело. С платформы открывался обзор всего города.

— Несомненно, они использовали ее, чтобы наблюдать за всем происходящим в Халапандере, — заметил Хокмун.

Он огляделся.

Повсюду валялись обломки инструментов, назначения которых он не знал. Сквозь толстый слой пыли, лежавшей на предметах, угадывались какие-то символы, совсем не похожие на буквы современного алфавита.

— Какое-то помещение, откуда можно было контролировать действия остального города. — Д’Аверк поджал губы и мотнул головой. — И ты сам можешь убедиться, насколько это верно. Посмотри, Хокмун.

В город въезжала группа всадников в шлемах-масках и доспехах армии Темной Империи.

— Думаю, это Мелиадус, — сказал Хокмун, постукивая пальцами по рукояти своего меча. — Он не может знать точно, где находится Майган, но он прознал, что Тозер посетил этот город, и с ним наверняка едут следопыты, которые быстро обнаружат пещеру Майгана. Отдохнуть, Д’Аверк, мы сейчас не сможем. Нам надо спешить.

— Ужас. — Д’Аверк кивком головы подтвердил его слова.

Они вышли. Рискуя, что их заметят всадники Темной Империи, они бежали по широким внешним улицам со всей быстротой, на которую были способны.

— Не думаю, что нас заметили, — сказал Д’Аверк, когда они покинули город.

Они стали карабкаться в гору, скользя и спотыкаясь от волнения, стремясь найти старого волшебника раньше Мелиадуса.

Наступила ночь, но они продолжали путь. Они умирали от голода, поскольку ели в последний раз перед тем, как спуститься в долину Лландара, и силы их были на исходе.

Но они все же шли и шли, пока не оказались в долине, отмеченной на карте, как место, где жил волшебник Майган.

— Воины Темной Империи почти наверняка остановились на ночь, — заулыбался вдруг Хокмун. — У нас есть время повидать Майгана, взять его кристаллы и скрыться до их появления.

— Будем надеяться, — скептически заметил Д’Аверк и начал сверяться с картой.

— Там, наверху, — сказал Д’Аверк, — должна быть пещера Майгана, но я ничего похожего не вижу.

— На карте она обозначена в середине склона вот той горы, — сказал Хокмун. — Давай заберемся и взглянем.

Они пересекли долину, перепрыгнув через небольшой чистый ручеек, который вытекал из трещины в скале и уносился вдаль. Здесь всюду виднелись следы пребывания человека, потому что к ручейку была протоптана тропинка, а на берегу стояло деревянное приспособление, которым явно пользовались, чтобы доставать воду.

Они пошли по тропинке, ведущей вверх по склону горы. В самой горе были выбиты отверстия для рук и ног. Казалось, они были сделаны за века до того, как здесь появился Майган.

Друзья стали карабкаться вверх.

Подъем был трудным, но они в конце концов достигли края скалы, где стоял громадный валун. Позади него находилось темное отверстие, вход в пещеру.

Хокмун сделал шаг вперед, намереваясь войти, но Д’Аверк предостерегающе поднял руку.

— Лучше поберегись, — произнес он, вытаскивая из ножен свой меч.

— Старик не может причинить нам вреда, — возразил Хокмун.

— Ты устал, мой друг, и слишком утомлен, иначе понял бы, что старик, обладающий такой мудростью, о которой говорил Тозер, имеет в своем распоряжении средства причинить нам немалый вред. Он не любит людей, говорил нам Тозер, и нет никаких оснований полагать, что он примет нас за друзей.

Хокмун молча согласился с ним, вытащил меч и уж потом шагнул вперед.

Пещера была темной и, по-видимому, в ней никого не было. Но потом они заметили свет в дальнем ее конце. Подойдя ближе, они увидели крутой поворот и оказались во второй пещере, значительно больше первой. В ней находилась масса разнообразных предметов: приборы, похожие на те, что они видели в Халапандере, пара глиняных горшков, посуда, химические препараты и многое другое. Источник света находился в шаре, расположенном в центре пещеры.

— Майган! — позвал Д’Аверк, но ответа не было.

Они обыскали всю пещеру, думая, что в ней может быть еще один проход в следующую, но ничего не нашли.

— Он ушел! — в отчаянии воскликнул Хокмун, нервно потирая Черный Камень на своей голове. — Ушел, Д’Аверк, и кто знает, куда. Может, после визита Тозера он решил, что теперь ему небезопасно оставаться здесь, и ушел жить в другое место?

— Не думаю, — отрезвил его Д’Аверк. — Наверняка он бы забрал с собой все свое имущество, разве не так?

Он огляделся, осматривая пещеру.

— А в этой постели кто-то совсем недавно спал. Нигде нет пыли. Возможно, Майган направился по каким-то своим делам и скоро вернется. Мы должны обождать его здесь.

— А что нам делать с Мелиадусом? Если, конечно, это был он.

— Нам остается лишь надеяться, что ему понадобится много времени, чтобы узнать обо всех передвижениях Тозера и найти эту пещеру.

— Если он настроен так воинственно, как тебе говорила Флана, тогда он не заставит себя ждать, — произнес Хокмун.

Он подошел к широкой скамье, где стояли различные мясные блюда, овощи и травы, и жадно начал поглощать пищу. Д’Аверк последовал его примеру.

— Мы подождем его здесь и заодно отдохнем, — сказал Д’Аверк. — Это единственное, что нам остается, друг мой.

Прошел день и следующая ночь, но старик не возвращался. С каждым часом Хокмун нервничал все больше.

— А если его схватили? Предположим, Мелиадус наткнулся на него в горах?

— Если бы такое произошло, Мелиадус неизбежно приволок бы его сюда, и мы бы заслужили признательность старика, освободив его из рук солдат Темной Империи, — с нарочитой твердостью отбивался Д’Аверк.

— Если не ошибаюсь, мы с тобой видели двадцать человек, вооруженных копьями. Победить стольких мы не сможем, Д’Аверк!

— Ты в плохом настроении, Хокмун. Раньше мы с тобой побеждали и не такое количество!

— Да, — согласился Хокмун, но было видно, что путешествие изрядно утомило его.

Возможно, и обман при дворе Короля Гуона дался ему не так легко, как Д’Аверку, для которого подобные ситуации были родной стихией.

Наконец Хокмун не выдержал нервного напряжения и вышел через первую пещеру на край скалы. Казалось, что-то просто потянуло его, потому что он посмотрел вниз и увидел их.

Теперь они уже были достаточно близко, чтобы можно было разглядеть детали. Сомнений больше не было.

Во главе отряда действительно ехал Мелиадус. Его узорная волчья маска свирепо блеснула, когда он поднимался наверх, и он увидел Хокмуна в тот момент, когда тот смотрел вниз.

Громкий, ревущий голос эхом прокатился по горам. Это был голос, полный ярости и восторга, голос волка, учуявшего свою добычу.

— Хокмун! — завопил Мелиадус. — Хокмун!

Он спрыгнул с седла и начал резво карабкаться на скалу.

— Хокмун!

Позади него двигались хорошо вооруженные воины. Хокмун понимал, что шансов победить всех Волков весьма мало. Он повернулся и крикнул Д’Аверку:

— Д’Аверк, здесь Мелиадус! Скорее, он поймает нас в этих пещерах, как в капкане! Нам надо забраться на вершину горы!

Из пещеры выбежал Д’Аверк, на ходу пристегивая пояс с мечом, на секунду задумался, потом согласно кивнул.

Хокмун побежал по склону горы, выискивая опоры для рук, чтобы подняться выше. Одно из копий ударилось в камень совсем близко от его руки, другое — у его ног, но он продолжал карабкаться вверх. Может быть, на вершине горы им удастся выстоять.

— Хооооокмуууун! — эхом пронесся вопль мстительного Мелиадуса. — Хоооокмуууун!

Хокмун продолжал взбираться наверх, стирая руки о камень, раня ноги, но не останавливаясь, рискуя всем, только чтобы достичь вершины. Д’Аверк не отставал от него ни на шаг.

Когда наконец они достигли вершины, то увидели расстилающееся перед ними горное плато. Если бы только они попробовали пересечь его, копьеносцы, без сомнения, нагнали и убили бы их.

— Сейчас, — угрюмо выдохнул Хокмун. — Мы будем драться.

— Наконец-то, — ухмыльнулся Д’Аверк, — а то я думал, ты совсем потерял голову, друг мой.

Они взглянули вниз и увидели, что Мелиадус уже добрался до валуна, прикрывающего вход в пещеру, и ринулся внутрь, послав своих воинов догонять ненавистных ему врагов. Несомненно, он рассчитывал обнаружить в пещере и остальных: Оладана, графа Брасса, а возможно, и Ийссельду, которую, о чем Хокмун знал, барон любил очень сильно.

Скоро воины-Волки добрались до края скалы, и Хокмун ударил первого из них ногой в шлем. Воин, однако, не упал, а обхватил ногу Хокмуна, явно пытаясь при его помощи взобраться наверх или, на худой конец, свалиться вниз вместе с Хокмуном.

Д’Аверк быстро прыгнул вперед и вонзил меч в плечо воина. Тот застонал, отпустил ногу Хокмуна, попытался ухватиться за камень на краю скалы, но промахнулся и полетел вниз, раскинув руки и издавая протяжный крик, который долго висел в воздухе, пока воин не рухнул на дно долины.

На край скалы уже взбирались остальные воины. Д’Аверк мощно атаковал одного из них, а на долю Хокмуна досталось двое.

Они бились по всему узкому краю площадки скалы, а долина лежала в сотнях футов внизу.

Хокмун убил одного из своих противников ударом в горло, аккуратно пронзил второму живот, но на него напали еще двое. И так они бились целый час, стараясь удержать своих противников у края скалы, рубясь с теми, кто все-таки забирался.

Затем их окружили со всех сторон и мечи уперлись в их тела, словно гигантские зубы акул, и откуда-то снизу донесся угрожающий голос Мелиадуса:

— Сдавайтесь, господа, или вас изрубят в куски, я обещаю.

Хокмун и Д’Аверк опустили оружие, с безнадежностью поглядев друг на друга.

Оба они очень хорошо знали, что ненависть к ним Мелиадуса безгранична. Он ненавидел их страстной, страшной, сжигающей его самого ненавистью. Сейчас, когда они стали его пленниками в его стране, шансов на побег у них не было.

Мелиадус, казалось, тоже понимал это, потому что сдвинул свою волчью маску и ухмыльнулся.

— Мне неизвестно, как вы попали в Гранбретань, Хокмун и Д’Аверк, но я знаю, что вы оба — дураки! Значит, вы тоже искали этого старика? Зачем, хотел бы я знать? У вас уже есть то же, что есть у него.

— Возможно, это не единственное, что мы хотели получить, — ответил Хокмун, стараясь говорить как можно более туманно, потому что, чем меньше Мелиадус знал, тем больше шансов обмануть его у них оставалось.

— Не единственное? Ты хочешь сказать, что у него есть и другие приборы, полезные Империи? Спасибо, что сказал нам, Хокмун. Стариком придется заняться особо.

— Старик ушел, Мелиадус, — не задумываясь, соврал Д’Аверк. — Мы предупредили его, что сюда можешь прийти ты.

— Ушел? Вот как? Я в этом не уверен. Но если это так, то ты, конечно, знаешь, куда он ушел, сэр Юиллам.

— Ничуть, — ответил Д’Аверк, в бешенстве глядя на воинов, которые связывали его и Хокмуна.

— Это мы увидим, — вновь усмехнулся Мелиадус. — Я очень ценю, что ты дал мне повод начать пытку, небольшую правда, здесь и сейчас. Это будет еще не месть, а так, развлечение. Позже, когда мы вернемся в мой дворец, можно будет использовать все богатые возможности… К тому времени, наверное, я уже буду знать тайну путешествия во времени-пространстве.

Для себя же он решил, что таким способом сумеет восстановить свою репутацию в глазах Короля-Императора и получить прощение Гуона за то, что оставил Лондру без его разрешения.

Он протянул руку в перчатке и почти с любовью потрепал по щеке Хокмуна.

— Ах, Хокмун, скоро ты почувствуешь мое наказание, скор о…

Хокмун затрясся, потом набрал воздуха и плюнул в волчью маску, которую Мелиадус вновь надвинул.

Мелиадус взвыл от ярости, отшатнулся, рука его непроизвольно поднялась к маске, затем откинулась в сторону и ударила Хокмуна в губы.

— Еще одно мгновение мук тебе за это, Хокмун! А эти мгновения будут длиться веками, я тебе обещаю!

— Я еще должен найти старика, — продолжал, успокоившись, барон. — Подозреваю, что он бродит где-то поблизости. Мы бросим вас в пещеру, проверив, конечно, все узлы, поставим у входа парочку стражников, просто на тот случай, если вам вдруг удастся каким-то чудом избавиться от веревок, и отправимся на его поиски. Тебе больше некуда бежать, Хокмун, и тебе тоже, Д’Аверк. Наконец-то вы принадлежите мне! Вымой! Обмотайте их всеми веревками, что у нас есть! Охраняйте их хорошенько, потому что они — игрушки Мелиадуса!

Он внимательно смотрел, как их дополнительно связали и втащили в ближайшую пещеру. Около входа Мелиадус поставил трех воинов и стал спускаться с остальными, пребывая в самом отличном настроении.

Теперь уже скоро, думал он, все его враги попадут в его руки, и он при помощи ужасных пыток сможет выведать все секреты. Тогда Король-Император будет знать, что он говорил правду.

А если Король-Император станет думать о нем плохо, какая разница? Планы Мелиадуса предусматривали и такую возможность.

Глава 16 Майган из Лландара

Спустилась ночь, и снаружи стало темно. Хокмун и Д’Аверк лежали, крепко связанные в первой пещере.

Хокмун пытался бороться с веревками, но результатом его усилий было лишь вращение глаз и поворот шеи. Д’Аверк пребывал в таком же положении.

— Ну что ж, мой друг, мы были недостаточно осторожны, — произнес Д’Аверк самым веселым тоном, на какой был способен.

— Да, — согласился Хокмун. — Голод и усталость заставляют даже самых мудрых совершать глупости. Нам следует винить лишь самих себя.

— Мы заслуживаем всего, что получили, — с сомнением в голосе продолжал Д’Аверк. — Но наши друзья? Нам надо думать о побеге, Хокмун, сколь невозможным он бы ни казался.

— Да, — вздохнул Хокмун. — Если только Мелиадусу удастся добраться до Замка Брасс… — Его всего передернуло.

Из недавнего разговора со столь выдающимся дворянином Гранбретани он сделал вывод, что барон настроен даже более агрессивно, чем раньше.

Можно было догадываться о том, что послужило для этого причиной.

Произошло ли это потому, что он несколько раз терпел поражение от обитателей Замка Брасс? Не бросило ли тень на его победу в Европе внезапное исчезновение Замка Брасс? Догадаться Хокмун не мог. Он только знал, что его старинный враг был еще более ожесточен, чем обычно. Что он может сделать в столь неуравновешенном состоянии, предугадать было невозможно.

Хокмун чуть повернул голову и нахмурился — ему показалось, что он услышал какой-то шум, донесшийся до него из второй пещеры, правда с того места, где он лежал, почти ничего не было видно.

Он завертел головой еще сильней, услышал, что звук повторился. Д’Аверк прошептал, не разжимая губ, чтобы не услышали стражники:

— Могу поклясться, что там кто-то есть…

Потом на них упала тень, и они увидели Лицо глубокого старика, которое казалось вырезанным из камня. Его белые, как лунь, волосы придавали его фигуре сходство со львом.

Старик нахмурился, оглядывая связанных людей. Он поджал губы и взглянул на спины трех стражников, стоявших у входа, потом снова перевел взгляд на Хокмуна и Д’Аверка. Он не произнес ни слова, просто скрестил руки на груди. Хокмун заметил, что его пальцы были унизаны перстнями, с хрусталем. Кольца были даже на больших пальцах, и лишь мизинец левой руки оставался свободным. Вне всякого сомнения, это был Майган из Лландара. Но как он проник в пещеру?

Каким-то потайным ходом?

В отчаянии Хокмун посмотрел на него, беззвучно шепча мольбу о помощи.

Старик улыбнулся и чуть наклонился вперед, чтобы можно было расслышать, что шепчет Хокмун.

— Прошу тебя, сэр, если ты — Майган из Лландара, то знай, что мы — твои друзья и пленники твоих врагов.

— А откуда мне знать, что ты говоришь правду? — спросил Майган тоже шепотом.

Один из стражников пошевелился и начал поворачиваться, несомненно что-то почувствовав. Майган отпрянул в дальнюю пещеру, стражник фыркнул:

— Что это вы там шепчетесь? Обсуждаете, что с вами сделает барон? А? Ты даже представить себе не можешь, какие развлечения он придумал для тебя, Хокмун.

Хокмун промолчал.

Когда стражник снова отвернулся, Майган, усмехаясь, подошел и наклонился над пленниками.

— Так ты — Хокмун?

— Ты слышал обо мне?

— Немного. Если ты — Хокмун, то, возможно, говоришь правду, потому что, хотя я и из Гранбретани, у меня нет особой любви к лордам, что правят в Лондре. Но откуда ты знаешь, кто мои враги?

— Барон Мелиадус из Кройдена узнал о твоем секрете, который ты сообщил Тозеру, когда он совсем недавно гостил у тебя.

— Гостил? Он вытянул из меня этот секрет, стянул одно из колец, пока я спал, и воспользовался им, чтобы скрыться. Насколько я могу догадываться, ему было необходимо помириться со своими господами из Лондры.

— Ты прав, Тозер рассказал им о своей новообретенной силе, утверждая, что это — сила мысли, продемонстрировал то, что мог, и оказался в Камарге.

— Вне всякого сомнения, абсолютно случайно. Он понятия не имел, как правильно пользоваться кольцом.

— И мы тоже так поняли.

— Я верю тебе, Хокмун, и боюсь этого Мелиадуса.

— Ты освободишь нас, чтобы мы смогли убежать отсюда и защитить тебя от него?

Старик исчез из поля зрения Хокмуна, пробормотав:

— Сомневаюсь, что мне нужна ваша защита.

— Интересно, что он задумал? — произнес Д’Аверк, который до этого намеренно хранил молчание.

Майган появился вновь с длинным ножом в руке. Он принялся резать веревки, стягивающие Хокмуна, пока герцог фон Кельн не оказался в состоянии распутать их, продолжая осторожно наблюдать за поведением стражников у входа.

— Дай мне нож, — шепнул он и, взяв нож из рук Майгана, принялся освобождать Д’Аверка.

Они услышали голоса, доносящиеся снаружи.

— Барон Мелиадус возвращается, — произнес один из стражников. — По-моему, он в неважном настроении.

Хокмун бросил взволнованный взгляд на Д’Аверка, и они мгновенно оказались на ногах.

Один из стражников повернулся и от удивления вскрикнул. Друзья бросились вперед. Хокмун не дал стражнику даже выхватить меч. Рука Д’Аверка обвила горло стражника и выхватила меч из его руки. Острое лезвие поднялось и опустилось раньше, чем стражник успел вскрикнуть.

Хокмун швырнул своего противника на землю, уперся ногой в его живот, вытащил кинжал, прикрепленный к его поясу, откинул маску и убил врага ударом в горло. Тем временем Д’Аверк, избавившись от своего противника, стоял над его трупом, переводя дыхание.

Из темноты пещеры их окликнул Майган.

— Я вижу, у вас на пальцах такие же хрустальные кольца, как у меня. Знаете ли вы, как ими пользоваться?

— Мы знаем лишь, как вернуться в Камарг! Поворот налево…

— Да? Ну, хорошо, Хокмун, я помогу тебе. Ты должен повернуть кольцо сначала направо, потом налево. Проделай это шесть раз, а затем…

Громадный силуэт Мелиадуса появился у входа в пещеру.

— Ох, Хокмун, ты все еще пытаешься скрыться от меня! И старик! Хватайте их скорее!

Оставшиеся в живых воины Мелиадуса начали врываться в пещеру. Отчаянно защищаясь, Хокмун и Д’Аверк отступили.

— Незнакомцы, назад! — в ярости закричал Майган и рванулся вперед, подняв над головой свой длинный нож.

— Нет! — вскричал Хокмун. — Биться должны мы! Майган, отойди в сторону! Ты беззащитен перед такими, как он!

Но Майган не последовал его совету. Хокмун попытался оттащить его, но увидел, как старик рухнул под ударами меча.

В пещере царила полная неразбериха. Визг стали перемежался с яростными криками дерущихся.

Хокмун оттащил раненого Майгана во вторую пещеру, отражая удары, которые сыпались на них обоих.

Неожиданно он очутился перед самим Мелиадусом, который держал меч обеими руками. Хокмун ощутил какой-то укол в плечо, и рукав его стал пропитываться кровью. Он парировал второй удар, затем сделал выпад и ранил Мелиадуса в руку.

Барон застонал и попятился.

— Давай, Д’Аверк! — выкрикнул Хокмун. — Поворачивай кольцо! Это наша единственная надежда на спасение!

Д’Аверк стал возиться с кольцами. Мелиадус яростно взвыл и вновь пошел на него. Хокмун поднял меч, чтобы защитить друга. И вдруг Мелиадус исчез. Исчезла пещера. Хокмун стоял один на плоской равнине которая простиралась во все стороны. Был полдень, судя по тому, что гигантское солнце висело на небе. Равнина напоминала торфяную, она слегка пружинила под ногами, и от нее пахло весной.

Где он оказался? Значит, Майган обманул его? Где он сами где Д’Аверк?

Внезапно на равнине начала прорезаться фигура Майгана из Лландара. Он лежал на земле, зажимая рукой самую опасную из своих ран. Из других текла кровь. Его лицо было искажено от боли. Хокмун спрятал в ножны свой меч и бросился к старику.

— Майган…

— А, Хокмун… Боюсь, я умираю. Но по крайней мере, я повлиял на твою судьбу. Рунный Посох…

— Мою судьбу? Что ты хочешь сказать? При чем здесь Рунный Посох? Я так много слышал об этом загадочном предмете, но ни один человек не сказал мне, почему всё это должно меня касаться…

— Когда придет время, ты узнаешь. А сейчас…

Внезапно перед ними возник Д’Аверк, в крайнем изумлении оглядываясь кругом.

— Смотри-ка, сработало! Клянусь Рунным Посохом! А я уж думал, нам больше не выкрутиться.

— Ты… ты должен найти… — Майган начал кашлять.

Кровь появилась из его рта, заливая подбородок.

Хокмун приподнял голову старика.

— Не пытайся говорить, Майган. Ты тяжело ранен. Может, когда мы вернемся в Замок Брасс…

— Вы не можете, — покачал головой Майган.

— Не можем? Но почему? Кольца прекрасно перенесли нас сюда. Поворот налево…

— Нет. После того как вы использовали кольца подобным образом, их надо переставить перед следующим употреблением.

— Как?

— Этого я не скажу!

— Не скажешь? Ты хочешь сказать — не знаешь?

— Нет. В мои намерения входило перенести вас на эту землю, где ты должен выполнить то, что уготовила тебе судьба. Ты должен найти… О-о-о, какая боль!

— Ты нас обманул, старик, — вмешался Д’Аверк. — Ты просто хотел, чтобы мы помогли тебе в каких-то собственных планах. Но ты умираешь! Мы не можем тебе сейчас помочь. Скажи нам, как вернуться в Замок Брасс, и мы добудем какого-нибудь врача, который попытается спасти тебя.

— Вы оказались здесь не из-за моего эгоистического каприза и не ради каких-либо моих целей. Я путешествовал всюду, бывал во многих местах и многих эрах при помощи колец. Я знаю историю. Я много знаю. Я знаю, чему ты служишь, Хокмун, я знаю, что наступило время тебе присутствовать здесь.

— Где? — в отчаянии спросил Хокмун. — В какое время ты нас перенес? Как называется эта земля? Насколько я вижу, здесь вообще ничего нет, кроме этой плоской равнины.

Но Майган стал снова кашлять кровью и по всему было видно, что конец его близок.

— Возьмите мои кольца, — произнес он, тяжело дыша. — Они могут вам пригодиться. Но сначала найдите Нарлик и Меч Зари — это к югу отсюда. Когда дело будет сделано, поверните на север и ищите город Дмарг и… Рунный Посох.

Он опять закашлялся, все его тело сотрясла судорога, затем он вытянулся на земле и умер.

Хокмун взглянул на Д’Аверка.

— Рунный Посох? Неужели мы в Азиакоммуниста, где, по слухам, находится этот предмет?

— Это было бы достаточно смешно, если вспомнить наш обман, — сказал Д’Аверк, прижимая платок к ране на ноге. — Возможно, мы именно туда и попали. Мне все равно. Мы далеко от этого дурацкого Мелиадуса и кровожадной банды. Солнышко светит. Тепло, Если позабыть о наших пустячных ранах, мы легко отделались.

Оглядевшись вокруг, Хокмун вздохнул.

— Как раз в этом я не уверен. Если эксперимент Тарагорма увенчается успехом, они найдут способ добраться до Камарга. Я предпочел бы быть там, а не здесь. — Он задумчиво повертел кольцо на пальце. — Хотел бы я знать…

Д’Аверк протянул руку в предупреждающем жесте:

— Нет, Хокмун, не надо пробовать. Я склонен верить старику. Кроме того, он неплохо к тебе относился. И наверняка не желал тебе ничего плохого. Возможно, он и хотел рассказать, где мы оказались, дать более точные указания, как добраться до нужных мест. Если мы попытаемся вертеть кольца сейчас, то неизвестно, где, в конечном итоге, сможем очутиться, может, даже в той пещере, где остался Мелиадус.

— Может быть, ты прав, — согласился Хокмун. — Но что нам делать сейчас, Д’Аверк?

— Прежде всего надо снять кольца, как сказал нам Майган. Затем мы отправимся на юг, в это место… как он его назвал?

— Нарлин. Это может быть не место, а имя человека или какой-то неизвестный предмет. Идем.

Он наклонился над трупом Майгана из Лландара и принялся снимать перстни с его пальцев.

— Из того, что я видел в его пещере, я почти уверен, что он нашел эти кольца в мертвом городе Халапандере. По крайней мере, все оборудование его жилища — оттуда. Должно быть, это одно из изобретений ученых, сделанное как раз перед наступлением Трагического Тысячелетия.

Но Хокмун почти не слышал своего друга. Он пристально всматривался вдаль.

— Смотри! — неожиданно произнес он.

Дул легкий ветерок. Далеко по равнине катилось что-то большое и яркое, и оттуда вылетали молнии.

Глава 1 Зенак-Тенг

Хокмун и Д’Аверк смотрели на приближавшийся странный предмет, потом усталым движением вытащили мечи из ножен. Висевшие на них лохмотья были покрыты кровью, бледные лица измучены тяготами последнего сражения, а в глазах было мало надежды.

— Ах, как пригодилась бы мне сейчас волшебная сила амулета, — горько произнес Хокмун, вспомнив о своем Красном Амулете, который он по совету Рыцаря оставил в Замке Брасс.

— Лично мне пригодилась бы самая обычная энергия простого смертного после хорошего отдыха, — улыбнулся Д’Аверк. — Как бы то ни было, нам придется сделать все, что в наших силах, герцог Дориан.

Он выпрямился и расправил плечи.

Гремящая сфера подъезжала все ближе, ударяясь о торфяной грунт. С воющим звуком она стала останавливаться и замерла неподалеку от них.

Затем что-то зажужжало, и в центре ее появилась щель, которая становилась все шире, казалось, что она сейчас расколется пополам. Из щели появился белый дым, который облаком стал спускаться на землю.

Постепенно облако начало рассеиваться, сквозь его пелену все четче вырисовывалась высокая фигура человека, хорошо сложенного, с длинными светлыми волосами, сколотыми серебряной пряжкой. Тело у него было бронзового цвета. Он был одет в короткую юбку светло-коричневого цвета с разрезом. Казалось, у человека не было никакого оружия.

Хокмун устало посмотрел на него.

— Кто ты? — спросил он. — Что ты хочешь?

Человек, появившийся из сферы, улыбнулся.

— Этот вопрос мне следует задать вам, — ответил он со странным акцентом. — Я вижу, вы принимали участие в битве и один из ваших товарищей мертв. Он кажется мне слишком старым, чтобы быть воином.

— Кто ты? — снова спросил Хокмун.

— А ты упрям, воин. Я — Зенак-Тенг из семьи Тенга. Скажи мне, с кем вы здесь бились? С Чарки?

— Это имя ничего мне не говорит. Здесь мы ни с кем не бились, — вступил Д’Аверк. — Я могу сказать, что мы путешественники. Наши противники находятся далеко отсюда. Мы пришли сюда, спасаясь от них…

— Но ваши раны выглядят совсем свежими. Вы не откажетесь сопровождать меня обратно в Тенг-Кампп?

— Это твой город?

— У нас нет городов. Присоединяйтесь ко мне. Мы можем помочь вам перевязать ваши раны, может быть, даже и оживить вашего друга.

— Невозможно! Он же мертв.

— Мы часто можем оживить мертвых, — спокойно ответил Зенак-Тенг. — Так вы поедете со мной?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Хокмун.

Он и Д’Аверк подняли тело мертвого Майгана и направились к сфере. Зенак-Тенг шел впереди.

Они увидели, что внутри сферы находится нечто вроде кабины, где с удобством могли разместиться несколько человек. Несомненно, это был привычный способ передвижения для обитателей этой земли, потому что Зенак-Тенг даже не показал им как сесть поудобнее.

Он нажал какую-то кнопку на панели управления, и щель стала закрываться. Сфера с бешеной скоростью понеслась по мягкому торфу, так что окружающий пейзаж был почти не виден, сливаясь в одно пятно. Равнина простиралась без конца и без края. Не было видно ни деревьев, ни холмов, ни рек.

Зенак-Тенг не отрывал взгляда от какого-то прибора, который, вероятно, позволял ему видеть, в каком направлении они мчатся. Обе руки его лежали на рычаге, с помощью которого он, несомненно, управлял странным экипажем.

Один раз они проскочили мимо группы движущихся предметов, но они были слишком далеко, чтобы можно было разглядеть их сквозь тусклые стены сферы. Хокмун показал на них рукой.

— Чарки, — ответил Зенак-Тенг. — Если повезет, они на нас не нападут.

Предметы были серого цвета, похожие на темный камень, со множеством ног и щупалец. Хокмун не мог решить, были ли они живыми существами, машинами или ни тем, ни другим.

Прошел час, и, наконец, сфера начала замедлять свой бег.

— Мы приближаемся к Тенг-Камппу, — сообщил Зенак-Тенг.

Чуть погодя сфера остановилась, бронзовый человек облегченно вздохнул.

— Отлично, — сказал он. — Я выяснил то, что было надо. Чарки питаются в юго-западном направлении и не подойдут слишком близко к Тенг-Камппу.

Он дотронулся до рычажка, и, покачнувшись, сфера стала опускаться на землю.

Земля, казалось, разверзлась и затем поглотила их. Сфера опустилась еще немного, потом остановилась. Неожиданно вспыхнул яркий свет, и они увидели, что находятся в небольшом подземном помещении, где сфера еле умещалась.

Они вышли из аппарата, неся Майгана, прошли в дверь и оказались в другой комнате, где находились люди, одетые так же, как Зенак-Тенг.

— Кто такие Чарки? — спросил Д’Аверк, морщась от боли, которую начали причинять ему его раны.

— Чарки — наши враги, созданные для уничтожения человеческой жизни. Они высасывают энергию из спрятанных Камппов нашего народа. А теперь пойдемте сюда.

Они прошли в небольшую кабину, которая начала медленно вращаться. Хокмун и Д’Аверк прислонились к ее стенкам, ощущая головокружение, но их мучения скоро закончились. Зенак-Тенг провел их в устланную богатыми коврами комнату с множеством удобной и приятной на вид мебели.

— Это мои покои, — сказал он. — Сейчас я пойду за врачами моей семьи, которые, возможно, помогут вашему другу. Извините меня.

С этими словами он вышел в другое помещение.

Через какое-то время он вернулся, улыбаясь.

— Мои братья скоро придут.

— Надеюсь, — с дрожью в голосе произнес. Д’Аверк. — Мне никогда не нравилось общество трупов…

— Пойдемте в другую комнату — там вы можете перекусить.

Они оставили тело Майгана на полу и перешли в соседнюю комнату, где на столе были приготовлены еда и питье.

Следуя примеру Зенак-Тенга, они уселись на подушки и набросились на пищу. Она была превосходна, и они сами не заметили, как уничтожили почти все, что было на столе.

Пока они ели, в комнату вошли двое, похожие лицом на Зенак-Тенга.

— Слишком поздно, — проговорил один из них. — Мне очень жаль, но мы не можем оживить вашего старика. Раны… прошло столько времени.

Зенак-Тенг с извиняющимся выражением посмотрел на Хокмуна и Д’Аверка.

— Боюсь, вы навсегда потеряли своего товарища.

— Тогда, быть может, вы похороните его подобающим образом? — почти с облегчением спросил Хокмун.

— Ну, конечно, мы сделаем все, что необходимо.

Оба врача ушли, примерно на полчаса, и вернулись, когда Хокмун и Д’Аверк заканчивали трапезу. Первый врач представился как Бралан-Тенг, второй — как Полад-Тенг. Оба были братьями Зенак-Тенга и занимались практической медициной. Они осмотрели раны Хокмуна и Д’Аверка и перевязали их. Очень скоро оба почувствовали себя гораздо лучше.

— А теперь расскажите мне, как вы попали на землю Камппов, — сказал Зенак-Тенг. — На нашей равнине редко встретишь незнакомцев — все боятся Чарки. Расскажите мне, что происходит в остальном мире…

— Я думаю, ты не поймешь наш ответ на свой вопрос, — ответил Хокмун. — Не думаю, что мы сможем и рассказать тебе о том, что происходит в остальном мире…

И он постарался объяснить так хорошо, насколько мог, где находится их мир, как они попали сюда. Зенак-Тенг слушал их очень внимательно.

— Да, — сказал он, — ты прав. Я мало что понял из твоих слов. Я никогда не слышал ни о Европе, ни о Гранбретани, и то приспособление, что ты описал, неизвестно нашей науке. Но я верю тебе. Иначе как смог бы ты столь быстро оказаться на земле Камппов?

— Что такое Камппы? — спросил Д’Аверк. — Ты говорил, что это не города.

— Так оно и есть. Это — семейные дома, принадлежащие одному клану. В нашем случае подземный дом принадлежит семье Тенг. Ближайшие семьи — Он, Сек и Ненг. Много лет назад их было значительно больше, неизмеримо больше, но Чарки обнаружили их и уничтожили…

— Так кто же, в конце концов, эти Чарки? — спросил Хокмун.

— Чарки — наши старинные враги. Они созданы теми, кто когда-то пытался уничтожить все дома на этой равнине. Этот наш враг полностью уничтожил самого себя каким-то экспериментом со взрывами, но его создания — Чарки — продолжают блуждать по равнине. В их распоряжении ужасные средства, чтобы уничтожить нас и высосать нашу жизненную силу.

И Зенак-Тенг задрожал.

— Они питаются вашей жизненной силой? — нахмурился Д’Аверк. — Что это значит?

— Жизненная сила — это то, что дает нам жизнь, то, что само есть жизнь… они высасывают ее и обрекают нас на медленную смерть, а мы даже не в состоянии пошевелиться…

Хокмун хотел было задать еще вопрос, но передумал. Разговор на эту тему был явно болезненно неприятен для Зенак-Тенга. Поэтому он задал другой вопрос:

— А что это за равнина? Она не кажется мне естественной.

— Так оно и есть. Когда-то здесь были наши посадочные площадки, потому что мы, Сто семей, были в свое время сильны и могущественны, пока не пришел враг, что создал этих Чарки. Он хотел получить наши приборы и наше могущество для себя. Его звали Сенатор Кенсей. Он привел с востока Чарки с единственной целью — полностью уничтожить наши Семьи. И они их уничтожили за исключением немногих. Но Чарки обнаружат и оставшихся.

— По-моему, вы потеряли всякую надежду. — Тон Д’Аверка был почти обвиняющим.

— Мы просто реально смотрим на жизнь, — без всякого воодушевления отозвался Зенак-Тенг.

— Завтра мы хотели бы отправиться в путь, — сказал Хокмун. — У вас есть карты или что-нибудь в этом роде, чтобы помочь нам добраться до Нарлина?

— У меня есть карта, хотя и довольно грубая. Нарлин был большим торговым городом на побережье. Это было много веков назад. Не знаю, что с ним стало. — Зенак-Тенг поднялся. — Я покажу вам комнату, которую для вас приготовили. Там вы сможете провести ночь, а затем со свежими силами начать ваше долгое путешествие.

Глава 2 Чарки

Хокмун проснулся от звуков боя. На секунду он подумал, что ему приснилось все происшедшее с ними и что они все еще находятся в пещере и Д’Аверк бьется с Мелиадусом.

Он вскочил с постели и схватился за меч, который лежал на стуле вместе с его одеждой. На соседней постели сидел только что проснувшийся Д’Аверк с изумленным выражением на лице.

Хокмун быстро начал одеваться. Из-за двери доносились крики, бряцание оружия, вой и стоны. Одевшись, они подошли к двери и чуть приоткрыли ее.

Хокмун был поражен. Красивые, бронзовые воины Тенг-Камппа с ожесточением нападали друг на друга и не с мечами, а с топорами, железными прутьями, самым разнообразным набором кухонной утвари и научных приборов вместо настоящего оружия. Лица их были по-звериному перекошены, на губах пузырилась пена, глаза светились безумием. Казалось, что они все сошли с ума.

По коридору медленно плыл темно-голубой дым, ощущался неприятный запах, незнакомый Хокмуну. Слышались звуки разбиваемого стекла и корежащегося металла.

— Клянусь Рунным Посохом, Д’Аверк! — воскликнул Хокмун. — У меня такое впечатление, что они все сошли с ума!

Внезапно несколько дерущихся нажали на дверь, распахнув ее внутрь, и друзья неожиданно для себя оказались в самой гуще схватки. Но никто не атаковал ни его, ни Д’Аверка. Люди продолжали убивать друг друга, не обращая внимания на двух чужестранцев.

— Идем, — сказал Хокмун и вышел из комнаты, держа в руке меч.

Когда голубой дым попал в его легкие, он закашлялся. Его глаза тоже попали под воздействие дыма. Повсюду царил хаос. Множество трупов валялось по всему коридору.

С большим трудом добрались до двери в покои Зенак-Тенга. Двери были заперты. Хокмун настойчиво постучал рукоятью своего меча.

— Зенак-Тенг, это Хокмун и Д’Аверк. Ты дома?

За дверью послышалось какое-то движение, затем она распахнулась. Зенак-Тенг с глазами, расширенными от ужаса, пригласил их войти, потом торопливо закрыл и запер за ними дверь.

— Чарки, — произнес он. — Наверное, поблизости был еще один отряд. Я не смог выполнить своих обязанностей. Их нападение было неожиданным. Мы обречены!

— Но я никого не вижу! — недоуменно ответил Д’Аверк. — Твои родственники убивают друг друга.

— Да. Именно так Чарки и побеждают нас. Они испускают какие-то мозговые излучения, от которых мы сходим с ума и видим своих врагов в наших ближайших друзьях и родственниках. И пока мы деремся, они входят в Кампп. Скоро они будут здесь…

— Голубой дым, что это такое? — спросил Д’Аверк.

— Чарки здесь ни при чем. Он выходит из наших разбитых генераторов. У нас не осталось энергии, даже если бы мы и захотели сопротивляться.

Откуда-то сверху донесся ужасный шум и треск, сотрясший все помещение.

— Чарки, — прошептал Зенак-Тенг. — Скоро их излучение достигнет меня, даже меня…

— А почему оно не достигло тебя до сих пор? — требовательно спросил Д’Аверк.

— Некоторые из нас обладают большей способностью противостоять им. Вы, очевидно, вообще не подвержены их воздействию. Другие же поддаются быстро.

— Разве мы не можем убежать? — Хокмун огляделся. — Та сфера, на которой мы сюда прибыли…

— Слишком поздно, слишком поздно…

Д’Аверк схватил за плечи Зенак-Тенга:

— Пойдем, будь мужчиной, мы еще успеем уйти, если поторопиться. Ты умеешь управлять сферой.

— Я должен умереть вместе со своей семьей, которую я не сумел защитить.

Вряд ли сейчас было можно узнать в этом человеке с потускневшими глазами того Зенак-Тенга, который встретился им всего сутки назад.

Хокмун принял решение, поднял меч и ударил его рукоятью по голове Зенак-Тенга. Тот свалился на пол.

— Идем, Д’Аверк, — угрюмо проговорил он. — Отнесем его в сферу.

Кашляя все сильней от сгустившегося голубого дыма, они вышли из комнаты и стали пробираться по коридорам, неся бесчувственное тело Зенак-Тенга к летательному аппарату.

Теперь уже трясся весь коридор, причем так сильно, что они были вынуждены остановиться, чтобы не упасть. А затем…

— Стена! Она рушится! — закричал Д’Аверк, отступая назад. — Быстрей, Хокмун, бежим обратно!

— Мы должны добраться до сферы! — упрямо произнес Хокмун. — Мы должны идти вперед!

Теперь уже начали отваливаться целые куски потолка, и серые создания — Чарки — вползали сквозь трещины в стене в коридор. Они имели длинные щупальца с присосками, двигающимися, как губы при поцелуе.

Испытывая брезгливость, Хокмун ударил ближайшее создание своим мечом. Оно отступило, потом слегка пыхтя, как будто всего лишь раздраженное его поведением, вновь стало приближаться.

На этот раз Хокмун ударил по отростку изо всех сил. С другой стороны комнаты раздался вой и резкое шипение. Создание казалось удивленным, что нечто может противостоять ему. Взвалив Зенак-Тенга на плечо, Хокмун нанес еще один удар по щупальцу, затем перепрыгнул через него и побежал по рушащемуся коридору.

Д’Аверк тоже перепрыгнул через щупальце и помчался вслед Хокмуну. Теперь стена уже рухнула окончательно, и сразу стали видны множество машущих рук, пульсирующая голова и лицо, которое было пародией на человеческое. Оно ухмылялось пустой, идиотской ухмылкой.

— Оно хочет, чтобы мы его приласкали! — мрачно пошутил Д’Аверк, уворачиваясь от тянувшегося к нему щупальца. — Неужели ты разочаруешь его, Хокмун?

Хокмун был занят тем, что торопливо открывал дверь, ведущую в помещение, где находилась сфера. Зенак-Тенг, которого он спустил на пол, принялся стонать, обхватив голову руками.

Хокмун открыл дверь, снова взвалил Зенак-Тенга на плечо и подошел к сфере.

Она была безмолвна и не переливалась разными цветами, но входная щель была открыта. Хокмун вскарабкался по лестнице и бросил Зенак-Тенга на кресло водителя. Д’Аверк не отставал от него ни на шаг.

— Включай свою штуковину, — велел он Зенак-Тенгу, — или нас сожрут эти Чарки.

Он указал мечом на гигантское создание, которое уже почти протиснулось вслед за ними в помещение.

Несколько щупалец проникли в сферу. Одно из них слегка тронуло Зенак-Тенга, и он застонал. Хокмун вскрикнул и рубанул по щупальцу. Оно упало на пол. Но другие уже болтались в воздухе, обхватывая бронзового человека, которому это все было, как казалось, безразлично. Хокмун и Д’Аверк вместе кричали ему, чтобы он привел в действие сферу, отчаянно сражаясь с ищущими щупальцами.

Хокмун вытянул левую руку и схватил Зенак-Тенга за шею.

— Закрой щель, Зенак-Тенг, закрой сферу!

Непроизвольным движением Зенак-Тенг повиновался, нажав на рукоятку, и сфера начала слегка жужжать и сверкать разными красками.

Щупальца пытались сопротивляться и не дать отверстию закрыться. Три из них присосались к Зенак-Тенгу, который застонал и обмяк. И снова Хокмун отрубил щупальца, а сфера наконец закрылась.

Одно за другим щупальца были раздавлены, и Хокмун облегченно вздохнул. Он повернулся к бронзовому человеку:

— Мы свободны!

Но Зенак-Тенг тупо смотрел прямо перед собой, а руки его безжизненно свисали вдоль тела.

— Бесполезно, — медленно произнесли губы, — он забрал мою жизненную силу…

И с этими словами он свалился на пол.

Хокмун наклонился и положил руку ему на грудь, стараясь нащупать сердце. В ужасе он задрожал.

— Он холодный, Д’Аверк! Невыразимо холодный!

— Но он жив?

Хокмун покачал головой.

— Мертв!

Сфера все еще быстро поднималась, и Хокмун смотрел на панель управления с отчаянием, не умея отличить один прибор от другого, не осмеливаясь дотронуться ни до одного рычага.

Хокмун уселся за панель управления и взялся за рычаг, который держал Зенак-Тенг, когда вез их в свой Кампп. Он передвинул рычаг и удовлетворенно отметил, что сфера подчиняется.

— Думаю, что смогу ею управлять, — сообщил он своему другу. — Но как она останавливается или открывается, понятия не имею.

— Пока мы удаляемся от этих чудовищ, меня это не особо волнует, — отозвался Д’Аверк, улыбаясь. — Поверни на юг, Хокмун. Тогда мы хотя бы будем двигаться в том направлении, которое нам нужно.

Хокмун развернул сферу на юг, и они долгое время катили по торфяной равнине, пока вдали не показался лес.

— Интересно, — сказал Д’Аверк, когда Хокмун указал ему на деревья, — как поведет себя сфера, когда мы доберемся до леса… Она явно не предназначена для подобной дороги.

Глава 3 Река Сэйв

Сфера ударилась о деревья, и раздался громкий треск ломаемых веток и скрежет металла. Если бы борта сферы и ее стенки не были хорошо обиты, Д’Аверк и Хокмун скончались бы на месте.

Наконец сфера остановилась, закачалась из стороны в сторону и внезапно развалилась пополам, выбросив Хокмуна и Д’Аверка на землю.

— Ну что ж, — сказал Хокмун. — Мы опять вышли сухими из воды. Вставай, Д’Аверк, нам надо идти вперед. На юг.

— Я считаю, что неплохо бы и отдохнуть, — сказал Д’Аверк, вытягиваясь на траве и глядя вверх на ветви деревьев.

Сквозь них проникал солнечный свет, окрашивая окружающий мир в золотой и изумрудный цвета. Резко пахло березой и елью, а с ближайшего ствола на них глянула белочка. Глаза ее иронично блеснули. Вокруг валялись обломки сферы среди изогнутых корней и палых листьев. Несколько небольших деревьев были вырваны с корнем. Стволы чуть потолще — погнулись. Хокмун понял, что им действительно здорово повезло. Только сейчас его начало трясти, это была реакция организма на происшедшие события. Он уселся на траву, отведя взгляд от обломков сферы и от трупа Зенак-Тенга, видневшегося среди них.

Д’Аверк лежал на спине рядом с ним. Из своей разорванной, повидавшей виды куртки он достал туго свернутый кусок пергамента — карту, которую дал им Зенак-Тенг прошлой ночью, прежде чем они отправились спать. Почти все отметки жилищ Камппов были перечеркнуты, показывая, очевидно, что их уничтожили Чарки.

Д’Аверк показал на место в углу карты.

— Здесь. Вот лес, а к северу отсюда помечена река Сэйв. Эта стрелка указывает на юг, в направлении Нарлина. Насколько я понимаю, мы можем попасть в город по реке.

— Тогда давай отправимся к реке, — кивнул Хокмун, — как только отдохнем. Чем скорее мы доберемся до Нарлина, тем лучше, потому что там мы, по крайней мере, узнаем, в каком времени и месте находимся. Нам не повезло, что Чарки напали именно сегодня. Если бы нам удалось расспросить Зенак-Тенга, мы бы давно узнали, куда попали.

Они мирно поспали в лесу час или больше, потом поднялись и направились на север к реке. Кустарник становился все гуще, деревья росли все плотнее, холмы становились все более пологими. К вечеру они страшно устали, настроение у них испортилось, так что они почти не разговаривали.

Хокмун порылся в кошельке, прикрепленном к поясу, к нашел трут. Они шли еще с полчаса, пока не подошли к ручейку, что вливался в небольшое озеро. Рядом с озером была небольшая полянка. Озеро было окружено высокими берегами. Хокмун сказал:

— Тут мы и заночуем, Д’Аверк, поскольку я не в силах идти дальше.

Д’Аверк согласно кивнул и опустился на колени, жадно глотая чистую воду.

— Тут глубоко, — произнес он, поднимаясь и вытирая рот.

Хокмун разжигал огонь и ничего не ответил.

Вскоре огонь разгорелся.

— Может, нам стоит поохотиться? — лениво проговорил Д’Аверк. — Похоже, я проголодался. Ты ничего не знаешь о жизни в лесу, Хокмун?

— Немного, — ответил Хокмун, которому было не до шуток. — Но я не голоден, Д’Аверк.

С этими словами он улегся на землю и заснул.

Ночь была холодной. Хокмун проснулся от ужасного, дикого крика Д’Аверка. Хокмун мгновенно вскочил на ноги, уставившись в направлении, указываемом Д’Аверком, и выхватив меч из ножен. Он тоже вскрикнул, ужаснувшись тому, что увидел.

Из вод озера поднималось чудовище — рептилия со сверяющими черными глазами и чешуей, черной, как сама ночь. С боков чудовища стекала вода. Его пасть, широко раскрытая, демонстрировал белые огромные зубы. С громким шлепающим звуком выбралось оно из воды и двинулось на них.

Хокмун попятился, ощущая себя никчемным карликом в сравнении с этим чудищем. Голова рептилии моталась вверх-вниз, зубищи клацнули подле самого лица Хокмуна, гнилостное дыхание зверя почти душило его.

— Беги, Хокмун, беги! — крикнул Д’Аверк, и они вместе что было сил рванулись к лесу.

Но чудовище уже вылезло из воды и бросилось за ними в погоню. Из горла его вырвался ужасный квакающий звук. Хокмун и Д’Аверк, держась за руки, чтобы не потеряться, почти ничего не различая, мчались во тьме.

Вновь раздался квакающий звук, и на сей раз длинный, мягкий язык, свистнув, словно кнут, обхватил Д’Аверка вокруг пояса.

Д’Аверк закричал и ударил по языку мечом. Хокмун тоже нанес мечом удар по корпусу чудовища. Однако язык неумолимо продолжал тащить Д’Аверка к разверстой пасти. Хокмун понял, что бесполезно пытаться спасти Д’Аверка таким способом. Он отпрыгнул в сторону, затем взял свой меч и изо всех сил опустил на толстый черный язык. Ткань языка стала медленно расходиться, и оттуда хлынула дурно пахнущая кровь. Прозвучал дикий вопль, и чудовище завертелось на месте, ломая и круша деревья на своем пути. Хокмун схватил Д’Аверка за руку, рывком поднял его и сбросил с его пояса кончик отрубленного языка.

— Спасибо… — Д’Аверк тяжело дышал, но даже в такой ситуации не унывал. — Мне начинает нравиться эта страна, Хокмун, в ней, кажется, еще больше всякой дряни, чем в нашей собственной!

Кряхтя, квакая и вопя от невыносимой боли, чудовище из озера все-таки продолжало их преследовать.

— Оно опять совсем близко! — закричал Хокмун. — Нам не удалось удрать!

Они повернулись, напряженно вглядываясь в темноту. Все, что им удалось увидеть, — это яростно блестевшие громадные глаза, нависшие над ними. Хокмун взвесил на руке меч, проверяя, как он сбалансирован.

— У нас только один шанс, — сказал он и метнул меч в глаз чудовища.

Раздался еще один квакающий звук, а потом сверкающие глаза исчезли, и друзья услышали, как чудовище тяжело пробирается обратно к озеру.

Хокмун облегченно перевел дух.

— Я не убил его, но оно, несомненно, решило, что мы — не такая уж легкая добыча, как ему показалось с первого взгляда. Идем скорее, Д’Аверк, давай доберемся до реки. Я хочу уйти из этого леса.

— А с чего ты взял, что на реке нам будет легче? — иронически проговорил Д’Аверк, когда они вновь стали пробираться в направлении реки, ориентируясь по мху, растущему на деревьях.

Через два дня они подошли к опушке леса и остановились на холме, полого спускавшемся в долину, по которой величаво катила свои воды река. Вне всякого сомнения, это и была река Сэйв.

Путники были покрыты грязью, небриты, одежда их окончательно порвалась и давно превратилась в лохмотья. Д’Аверк был по пояс гол. Из оружия у них оставался лишь кинжал Хокмуна и меч Д’Аверка.

Они побежали вниз по холму, спотыкаясь о корни, отводя в сторону ветви, хлеставшие по лицу, не замечая ничего, лишь бы скорее достичь реки. Куда эта река приведет их, они не задумывались, но их единственным желанием было как можно быстрей уйти из леса и от его чудовищных обитателей, которые повстречались им за эти два дня.

С разбега бросились они в воду и принялись с ожесточением соскребать грязь со своих тел, ухмыляясь друг другу.

— Ах, прекрасная вода! — воскликнул Д’Аверк. — Ты ведешь нас к поселениям, городам и цивилизации — по крайней мере, это будет более привычно и более приятно, чем то, что может дать нам лес!

Хокмун улыбнулся, не совсем соглашаясь с шуткой Д’Аверка, но прекрасно понимая его чувства.

— Мы построим плот, — сказал он. — Нам повезло, что река течет на юг. Все, что нам придется сделать, — это довериться течению и приплыть к месту назначения!

— И можно ловить рыбу, Хокмун, готовить вкуснейшие блюда. Я не привык к корням, ягодам и травам, которыми мы кормились в последние дни, бррр!

— Я научу тебя ловить рыбу, Д’Аверк. — Хокмун рассмеялся и хлопнул своего друга по спине…

Глава 4 Вальон из Старвеля

Через четыре дня они уже проплыли на своем плоту вниз по реке большое расстояние. По берегам расстилались пологие холмы и росли поля дикой пшеницы.

Питались Хокмун и Д’Аверк рыбой, пойманной в реке, пшеницей и фруктами, которые они подбирали по берегам. Они стали чувствовать себя все спокойнее и спокойнее по мере приближения к Нарлину.

Они походили на матросов, потерпевших кораблекрушение, в своем изодранном платье и с густыми бородами, становившимися день ото дня все длинней. В глазах у них уже не было прежнего ужасного выражения голода и усталости, и настроение у них было лучше, чем когда-либо.

На четвертый день в полдень они увидели корабль и, вскочив на ноги, бешено замахали руками, стараясь привлечь внимание людей на корабле.

— Может, это корабль из Нарлина! — закричал Хокмун. — Может быть, они разрешат нам отработать проезд до Нарлина!

У корабля были высокие борта. Он был сделан из богато украшенного дерева. Цвета он был в основном красного, с золотыми, желтыми и голубыми полосками по краям. По конструкции это была двухмачтовая шхуна, но у нее были длинные весла, которые использовались, чтобы идти против течения. На шхуне развевались сотни разноцветных флагов, а люди на корабле носили такие же яркие одежды.

Корабль подошел к плоту. Бородатое лицо через борт уставилось на них:

— Кто вы?

— Путешественники не из этих мест. Можем ли попасть на ваш борт и отработать свой проезд до Нарлина? — спросил Д’Аверк.

— Да, это можно, — засмеялся бородач. — Забирайтесь, господа. — Вниз скинули веревочную лестницу, и Хокмун и Д’Аверк вскарабкались на борт и встали на палубу.

— Это «Речной Ястреб», — сообщил им бородач. — Слышали о таком?

— Я же сказал тебе, что мы не отсюда, — ответил Хокмун.

— Да… Ну что ж, его владелец — Вальон из Старвеля — о нем, я надеюсь, вы слышали?

— Нет, — произнес Д’Аверк, — но мы признательны ему за то, что ради нас он изменил свой курс. — Он улыбнулся. — А теперь, друг мой, скажи, чем мы сможем отработать свой проезд до Нарлина?

— Ну что ж, если у вас нет денег…

— Нет…

— Тогда вам лучше спросить у самого хозяина, что он собирается делать с вами.

Бородач провел их по палубе на корму, где, скучая, стоял человек, даже не поглядевший в их сторону.

— Лорд Вальон… — почтительно произнес бородач.

— В чем дело, Ганак?

— Эти двое, которых вы взяли на борт, говорят, что у них нет денег и что они хотят отработать проезд до Нарлина…

— Что ж, пусть работают, Ганак, если им этого хочется.

Вальон слабо улыбнулся.

— Пусть работают.

Он не взглянул в глаза ни Хокмуну, ни Д’Аверку и продолжал меланхолично смотреть на реку. Махнув рукой, он дал понять, что разговор окончен.

Хокмун почувствовал себя неуютно и огляделся. Команда молча смотрела на них со слабыми улыбками на губах.

— Что за шутки? — спросил он, видя, что, ясно, что-то не в порядке.

— Шутки? — переспросил Ганак. — Никаких шуток. Господа, станете ли вы грести на веслах, чтобы попасть в Нарлин?

— Если в результате этой работы мы попадем туда, — с некоторой неохотой произнес Д’Аверк.

— Вообще-то это грязная работа, — сказал Хокмун, — но если с нашей картой все правильно, то до Нарлина не так уж далеко. Покажи нам, куда идти, друг Ганак.

Ганак повел их по палубе, пока они не дошли до банок, на которых сидели гребцы. Тут Хокмун остановился, пораженный видом гребцов. Все они выглядели чрезвычайно истощенными и неимоверно грязными.

— Я не понимаю, — начал он.

— Скоро поймешь, — засмеялся Ганак.

— Кто эти гребцы? — ужаснувшись, спросил Хокмун.

— Они рабы, господа, и вы тоже сейчас рабы. Никто еще не поднимался на борт «Речного Ястреба» без выгоды для нас, а так как у вас нет денег, мы сделаем вас рабами, которые будут грести на нашем корабле. Вниз!

Д’Аверк выхватил меч, Хокмун — кинжал. Ганак отпрыгнул в сторону, подавая сигнал своей команде.

— Возьмите их, ребята. Научите их новым фокусам, потому что они, кажется, не понимают, что должны делать рабы.

Вдоль банок с гребцами, позади них, карабкались матросы, держа в руках сверкающие сабли, а второй отряд наступал на них спереди.

Д’Аверк и Хокмун приготовились умереть, но не в одиночестве, а прихватив с собой какое-то количество матросов, но над ними появилась фигура и опустила деревянный брус на веревке, который, ударив их несколько раз по голове, сбросил, в яму для гребцов.

Человек с дубиной ухмыльнулся и спрыгнул вниз. Ганак засмеялся и хлопнул его по плечу.

— Хорошая работа, Ориндо. Этот трюк — самое лучшее из всего, что у нас есть, и главное, не проливается ни капли крови.

Матросы спрыгнули вниз, отняв у оглушенных людей оружие и привязав их руки к веслам.

Когда Хокмун пришел в себя, они с Д’Аверком сидели бок о бок на жесткой банке, Ориндо сидел на палубе над ними, свесив ноги. Это был мальчик примерно лет шестнадцати. На губах у него застыла насмешливая улыбка.

Он крикнул кому-то наверху:

— Очнулись. Теперь мы можем начать двигаться в Нарлин.

Потом подмигнул Хокмуну и Д’Аверку.

— Начнем, господа. С вашего разрешения, начнем грести.

Казалось, он подражал голосу, который слышал.

— Вам повезло, — добавил он, — мы поворачиваем и поплывем вниз по течению. Ваша первая работа будет легкой.

— Благодарю тебя, молодой человек, — иронически склонился над веслом Хокмун. — Мы ценим твою заботу.

— Я стану давать вам советы и дальше, потому что по натуре я человек добрый, — произнес Ориндо, вскакивая и отправляясь куда-то.

Потом появилось лицо Ганака, он стукнул по плечу Хокмуна острым багром.

— Нажимай сильней, приятель, или ты почувствуешь на своей спине вот эту штуку.

Ганак исчез. Остальные гребцы принялись за работу, и Хокмуну с Д’Аверком пришлось последовать их примеру. Они гребли большую часть дня, и пот их смешивался с потом других, а ровно в полдень им дали на обед по миске болтушки. От этой работы у них, казалось, развалится спина, и они представили себе, что значит грести вверх по течению, если все остальные гребцы шептались о том, как им легко, с облегчением и признательностью.

Ночью они отложили весла и улеглись на жесткие банки не в состоянии даже съесть вторую миску тошнотворной еды, которая была еще хуже предыдущей.

Д’Аверк и Хокмун слишком устали, чтобы разговаривать, но сделали слабую попытку избавиться от привязывающих их веревок. Это оказалось невозможным. Друзья были привязаны крепчайшими морскими узлами.

На следующее утро их разбудил голос Ганака.

— Всем начать грести! Эй вы, ублюдки! Это я вам говорю, господа! Гребите! Гребите! В поле зрения корабль, и если мы его упустим, то вы пострадаете не от моего гнева, а от самого лорда Вальона!

Грязные тела остальных рабов мгновенно встрепенулись от этой угрозы, и Хокмун с Д’Аверком тоже принялись гнуть спины вместе с остальными, разворачивая огромный корабль против течения.

Сверху доносились звуки шагов бегущих матросов, готовивших корабль к битве. Голос Ганака ревел с кормы, отдавая распоряжения и командуя именем своего хозяина, лорда Вальона.

Хокмун думал, что не выдержит и умрет. Слишком тяжело было напряжение работы. Сердце его бешено стучало, а мышцы, казалось, лопнут от напряжения. Он был идеально сложен и очень силен, но эти нагрузки были совершенно непривычны для него. Все его тело заливал пот, волосы прилипли к лицу, а рот был открыт, жадно заглатывая воздух.

— Ох, Хокмун, — едва дыша, простонал Д’Аверк. — Я-не-готовил-себя-к-такой-жизни…

Но Хокмун даже не мог ответить из-за боли в груди и в руках.

Раздался резкий звук, когда один корабль ударился о другой. Ганак взвыл.

— Гребцы! Бросайте весла!

Хокмун и остальные повиновались немедленно и без сил склонились на свои весла, а наверху послышались звуки битвы. Раздавалось бряцание мечей, слышались крики умирающих, но для Хокмуна это все было далеким сном. Он понимал, что если останется гребцом на корабле лорда Вальона, то умрет.

Затем он вдруг услышал наверху какой-то вскрик, и на него рухнуло тяжелое тело. Оно извивалось, махало руками и ногами, потом затихло. Это был свирепо выглядевший рыжеволосый матрос. В груди его зияла огромная рана. Он с усилием вдохнул, дернулся всеми частями тела и умер. Из его руки вывалился нож.

Хокмун неожиданно уставился на него, потом в голове у него прояснилось, и он начал соображать. Он вытянул ногу и увидел, что может дотянуться до ножа. Постепенно, со многими остановками он подвинул его ближе и запихнул под банку. Измученный, он опять опустился на весла.

Тем временем звуки битвы стихли. Хокмун вернулся к действительности, ощутил запах горящего дерева и начал в панике оглядываться, пока не сообразил, в чем дело.

— Это горит другой корабль, — с иронией в голосе заметил Д’Аверк. — Мы на борту пиратской шхуны, друг Хокмун. — Он усмехнулся. — Это вредное занятие, а у меня такое слабое здоровье.

Хокмун довольно самокритично подумал про себя, что Д’Аверк лучше приспособился к ситуации. Он вздохнул и расправил свои плечи, насколько это было возможно.

— У меня есть нож, — начал было он шепотом.

— Знаю, — быстро закивал Д’Аверк. — Видел. Быстро ты сообразил, Хокмун, Ты, в конце концов, не так уж плох. Я-то думал, что ты больше ни на что не способен.

— Отдохнем до зари, — ответил Хокмун, — а потом убежим.

— Хороню, — согласился Д’Аверк. — Надо поберечь наши силы. Крепись, друг Хокмун, скоро мы снова будем свободны.

Всю остальную часть дня они гребли вниз по течению, остановившись лишь в полдень, чтобы съесть миску болтушки. Один раз Ганак спрыгнул вниз и ткнул Хокмуна в плечо багром.

— Ну, друзья мои, еще день, и ваше желание сбудется. Завтра мы пришвартуемся в Старвеле. Это часть Нарлина — самая лучшая, Город, окруженный стеной, в котором живут принцы реки, из коих лорд Вальон — самый могущественный.

— И все они — пираты? — спросил Д’Аверк.

— Поосторожнее, незнакомец, — нахмурился Ганак. — Это наше право брать то, что находится на реке. Река принадлежит лорду Вальону и другим лордам.

Он выпрямился и отошел. Они гребли до самой ночи, а потом по приказу Ганака остановились. Сегодняшний день показался легче. Тело его и мышцы привыкли к напряженному труду, но он все еще был очень усталым.

— Нам придется спать по очереди, — сказал он Д’Аверку, когда они поглощали свою болтушку. — Сначала ты, потом я.

Д’Аверк кивнул и тут же заснул.

Становилось все холоднее, и Хокмун с трудом задерживался, чтобы не заснуть. Он услышал, как пробили часы в первый раз, потом во второй. С облегчением принялся он расталкивать Д’Аверка. Д’Аверк заворчал, но Хокмун уже заснул, вспоминая слова друга о том, что на заре, если им повезет, они будут свободны. Но самое трудное — оставить корабль незамеченными.

Он проснулся, ощущая в себе странную легкость, и понял, что у него развязаны руки. Настроение у него сразу поднялось. Видимо, Д’Аверк поработал ночью. Уже почти наступила заря.

Он повернулся к другу, тот ухмыльнулся и подмигнул ему.

— Готов? — повернулся Д’Аверк.

— Да, — тяжело вздохнул Хокмун, с завистью поглядев на нож в руке Д’Аверка. — Если бы у меня было оружие, я отплатил бы Ганаку за те мгновения…

— Сейчас на это нет времени, — сказал Д’Аверк. — Мы должны исчезнуть как можно быстрей.

Они осторожно поднялись со своего места и выглянули на палубу.

В дальнем ее конце на часах стоял матрос, а на корме все в той же скучающей позе абстрактного наблюдателя стоял лорд Вальон. Его лицо было повернуто в темноту ночной реки.

Матрос стоял к ним спиной, и Вальон тоже, казалось, не собирался поворачиваться. Они осторожно подтянулись и выбрались на палубу, направляясь к носу шхуны.

Но именно в это мгновение Вальон повернулся и произнес своим замогильным голосом:

— Что это? Побег двух рабов?

Хокмун задрожал. Инстинкт этого человека был необычаен, потому что было ясно, что видеть их он не мог. Его голос, хотя спокойный и глубокий, разнесся по всему кораблю. Часовой повернулся и закричал.

Несколько матросов появилось из нижних палуб, перекрывая им путь с одной стороны. Они резко свернули. Хокмун побежал в направлении кормы и лорда Вальона. Матрос выхватил свой кортик и замахнулся на него. Хокмун нырнул под руку матроса, схватил его за талию и швырнул вверх. Матрос упал на палубу и остался неподвижен. В ту же секунду Хокмун взмахнул длинным кортиком и отрубил ему голову. Затем повернулся и посмотрел на лорда Вальона.

Пират, казалось, был безразличен к тому, что опасность была так близко. Он продолжал глядеть на Хокмуна холодным взглядом.

— Ты — глупец, — медленно сказал он, — потому что я — лорд Вальон.

— A я Дориан Хокмун, герцог фон Кельн! Я боролся и побеждал Лордов Темной Империи, устоял против их самого могущественного колдовства, что может доказать этот камень в моей голове! Я не боюсь тебя, лорд Вальон, презренный пират!

— Тогда бойся их! — прошептал Вальон, указывая костлявым пальцем на что-то позади Хокмуна. Тот быстро обернулся и увидел множество матросов, наступавших на него, и Д’Аверка, вооруженного лишь ножом.

Хокмун бросил ему длинный кортик.

— Задержи их, Д’Аверк! Я расправлюсь с их вожаком!

С этими словами он прыгнул на верхнюю палубу, схватился за рею и перевалился на мостик, где лорд Вальон, вне себя от изумления, отступил на несколько шагов.

Хокмун прыгнул к нему, протягивая руки. Вальон вытащил меч из-под просторного плаща, но не делал попытки напасть, а лишь отступал.

— Раб! — прошептал лорд, и черты лица его исказились презрением. — Раб!

— Я не раб, ты скоро сможешь убедиться в этом!

Хокмун нырнул под меч и попытался ухватиться за странного пиратского капитана. Вальон быстро отступил в сторону, все так же продолжая просто держать свой меч перед собой.

Видимо, нападение Хокмуна было беспрецедентным, потому что Вальон просто не понимал, что ему делать. Ему помешали, вывели из какого-то мрачного транса. Он посмотрел на Хокмуна так, будто все это ему только снилось.

Хокмун снова прыгнул, избегая вытянутого меча. И вновь Вальон отступил в сторону.

Внизу Д’Аверк, прижавшись спиной к верхней палубе, с трудом сдерживал натиск матросов, которые запрудили узкий проход. Он крикнул Хокмуну:

— Поспеши, друг Хокмун, или скоро меня изрубят на куски!

Хокмун ударил кулаком в лицо Вальона, ощутив, как его кулак попал в холодную сухую плоть, к увидел, как голова лорда откинулась назад, а меч выпал из его руки. Хокмун мгновенно подобрал меч, восхищаясь его легкостью и удобством, потом поднял находящегося в бессознательном состоянии Вальона на ноги и направил меч в его живот.

— Назад, негодяи! — хрипло крикнул он. — Назад, или ваш господин умрет!

Пораженные матросы начали пятиться, оставив три трупа возле ног Д’Аверка. К месту происшествия торопливо бежал Ганак. На нем была лишь юбка, а в руке он держал кортик без ножен. Когда он увидел Хокмуна, челюсть у него отвалилась.

— Д’Аверк, может быть, ты хочешь присоединиться ко мне? — почти весело прокричал Хокмун.

Д’Аверк взобрался на палубу по небольшому трапу, потом перелез на мостик. Он ухмыльнулся Хокмуну.

— Хорошо сработано, друг мой!

— Мы подождем до зари, — крикнул Хокмун, — а потом бы, матросы, направите корабль к берегу. Когда это будет сделано и мы станем свободными, тогда, быть может, мы и отпустим вашего господина живым!

— Ах, ты — глупец, если осмеливаешься так обращаться с лордом Вальоном! — взвыл Ганак. — Разве ты не знаешь, что он — самый могущественный из лордов Старвеля?

— Я ничего не знаю о твоем Старвеле, приятель, но я смотрел в лицо опасности в Гранбретани и смог проникнуть в самое сердце Темной Империи, и я сомневаюсь, что ваши угрозы более страшны, чем те. Страх — это эмоция, которую я редко ощущаю, Ганак. Но запомни — тебе я отомщу, дни твои сочтены!

— Тебе привалило такое счастье, что ты заметно поглупел, — засмеялся Ганак. — Раб! Месть — привилегия лорда Вальона!

Заря уже начала окрашивать горизонт. Хокмун не обратил никакого внимания на слова Ганака, будто не слышал.

Прошла, казалось, целая вечность, пока солнце наконец взошло, позолотив далекие деревья на берегу. Они стояли на якоре весьма близко к левому берегу, неподалеку от небольшой бухточки, которая находилась всего в полумиле от них.

— Прикажи, чтобы гребли, Ганак! — крикнул Хокмун. — Клевому берегу!

Ганак пробурчал что-то, но не сделал даже движения, чтобы выполнить приказ.

Рука Хокмуна тут же сжала горло Вальона. Лорд начал приходить в себя. Хокмун вплотную прижал меч к его животу.

— Ганак! Я могу сделать так, что Вальон умрет медленно!

Внезапно из горла лорда-пирата вырвался иронический смешок:

— Умрет медленно… умрет медленно…

Хокмун удивленно уставился на него.

— Да, я знаю, куда нужно направить удар, чтобы ты умирал как можно медленнее и как можно болезненней.

Больше Вальон не произнес ни слова, лишь пассивно стоял.

— Ну, Ганак! — крикнул Д’Аверк. — Не медли!

Ганак глубоко вздохнул.

— Гребцы! — крикнул он и стал отдавать приказания.

Весла заскрипели в уключинах, спины гребцов согнулись, корабль медленно направился к берегу реки Сэйв.

Хокмун внимательно наблюдал за Ганаком, опасаясь, что тот постарается как-нибудь обмануть его, но Ганак не двигался с места, только иногда что-то ворчал.

Они подходили все ближе и ближе к берегу, и Хокмун начал успокаиваться. Они почти были на свободе. На суше им легко удастся избежать погони матросов, которые к тому же скорее предпочтут оставаться на корабле.

Вдруг он услышал окрик Д’Аверка и заметил его жест. Взглянув вверх в указанном направлении, Хокмун увидел человека, машущего веревкой над его головой.

Это был Ориндо с неизменной усмешкой на губах и с дубинкой в руках.

Хокмун отпустил Вальона и поднял обе руки вверх, защищаясь от удара. Дубинка тяжело ударила Хокмуна по руке. От удара он попятился. Д’Аверк бросился вперед и обхватил Ориндо за пояс, прижав к бокам обе его руки.

Внезапно освободившийся Вальон опрометью кинулся в свою каюту, издав при этом какой-то бессловесный звук.

Д’Аверк, не выпуская Ориндо, выругался:

— Дважды попасться на одну и ту же удочку! За это мы заслуживаем смерти!

По трапу под предводительством Ганака взбирались воющие матросы. Хокмун сделал выпад в сторону Ганака, но бородач парировал удар, взмахнув своей саблей и нацелившись в ноги Хокмуна. Тот был вынужден отступить, и Ганак взобрался на мостик и очутился лицом к лицу с ним. На губах его играла свирепая улыбка.

— А сейчас, раб, посмотрим, как ты будешь драться с человеком!

— Не вижу здесь человека, — ответил Хокмун, — лишь какого-то зверя!

И он засмеялся, когда Ганак снова попробовал проткнуть его своей саблей, мгновенно парируя удар великолепным мечом, что он забрал у Вальона.

Они бились, двигаясь по всему мостику, а Д’Аверку удавалось удерживать остальных на узком трапе. Ганак был прекрасным бойцом, но его сабля не шла ни в какое сравнение с изумительным мечом лорда-пирата.

Быстрым выпадом Хокмун ранил Ганака в плечо, чуть откинулся, когда сабля стукнулась о рукоять меча, чувствуя, что оружие чуть не вылетело из его руки, и вторым выпадом ранил Ганака в левую руку.

Бородач взвыл от боли и в еще большей ярости накинулся на Хокмуна.

И снова выпад, на этот раз Хокмун поразил его правую руку. Кровь тотчас же залила обе загорелые руки бородача. Он вновь кинулся на Хокмуна, но это уже была паника.

Следующим ударом Хокмун пронзил его сердце, чтобы Ганак не мучился более. Острие меча вошло в тело, словно нож в масло, скользнуло по кости, и жизнь оставила Ганака.

Но остальные матросы уже оттеснили Д’Аверка назад и окружили его, размахивая своими кортиками. Хокмун перепрыгнул через труп Ганака и бросился вперед, убив одного ударом в горло, а второго — ударом в сердце. Они даже не успели заметить его появления.

Встав спиной к спине, Хокмун и Д’Аверк сдерживали безумный натиск, но, казалось, долго им не продержаться, потому что количество матросов все увеличивалось.

Вскоре весь мостик был завален трупами, и Хокмун и Д’Аверк, получившие несколько ран кортиками, все продолжали биться. Мельком Хокмун заметил лорда Вальона, который стоял у фок-мачты и смотрел на происходящее своими глубоко посаженными холодными глазами, смотрел неотрывно, словно стараясь запомнить лицо Хокмуна на всю жизнь.

Хокмуна передернуло, потом вновь все его внимание переключилось на битву. Кортик плашмя ударил его по голове, и он пошатнулся, тяжело опершись на Д’Аверка, который потерял равновесие. Они свалились на палубу и, продолжая отбивать удары, попытались подняться. Хокмун пронзил одному из матросов живот, второго ударил кулаком в наклонившееся над ним лицо. Потом умудрился подняться на колени.

Вдруг матросы отступили от них, глядя в сторону реки. Хокмун вскочил на ноги, Д’Аверк за ним.

Матросы внимательно вглядывались в еще один корабль, что появился из бухточки. Это тоже была шхуна. Ветерок раздувал ее белые паруса, черный с голубым корпус блестел под лучами восходящего солнца, а по обеим сторонам палубы выстроились вооруженные матросы.

— Вне всякого сомнения, какой-нибудь пират-соперник, — заметил Д’Аверк и, воспользовавшись замешательством, пронзил ближайшего к нему матроса и побежал к трапу, ведущему с мостика.

Хокмун последовал его примеру, и снова принялись они отражать нападение, спиной к спине прижавшись к мачте. Правда, половина матросов побежала к лорду Вальону за приказаниями.

С другого корабля донеслись какие-то слова, но расстояние было слишком велико, чтобы их можно было разобрать.

Хокмун услышал лишь глубокий голос Вальона, произнесший всего одно слово, но в обычно бесстрастном его голосе явно была слышна ненависть.

Это слово было «Бьючард».

А потом матросы вновь бросились на них, и Хокмун почувствовал, как кортик полоснул его по шее. Он повернулся в сторону своего противника и сделал выпад мечом. Лезвие вошло пирату в рот, проникая еще дальше и дальше, в мозг. Жалости не было места в сердце Хокмуна. Он быстро вытащил меч из тела матроса и пронзил сердце ближайшего к нему врага. Они продолжали биться, черная с голубым шхуна подплывала к ним все ближе.

На мгновение в голове у Хокмуна возник вопрос: друг это или враг? Затем времени на раздумья у него не осталось: горящие жаждой мести матросы толпой ринулись на них, размахивая кортиками.

Глава 5 Пал Бьючард

Когда черно-голубой корабль стукнулся о борт их шхуны, Хокмун услышал голос Вальона:

— Оставьте рабов! Отражайте натиск псов Бьючарда!

Пираты Вальона оставили задыхающихся от усталости Д’Аверка и Хокмуна и бросились к борту, через который на палубу «Речного Ястреба» прыгали матросы с черно-голубого корабля. Они были вооружены тяжелыми боевыми топорами и саблями и дрались организованно и с большим искусством.

Хокмун оглянулся, ища взглядом лорда Вальона, но тот исчез, возможно, скрылся на нижних палубах.

— На сегодня мы помахали мечами достаточно, — повернулся Хокмун к Д’Аверку. — Что ты скажешь, друг мой, если мы займемся менее кровожадным делом — освободим эти несчастные создания за веслами?

С этими словами он спрыгнул с верхней палубы и, наклонившись, начал перерезать узлы, привязывавшие руки рабов к веслам.

Они удивленно глядели на него, не понимая, в чем дело и что здесь вообще делают Д’Аверк и Хокмун.

— Вы свободны, — сказал им Хокмун.

— Свободны, — повторил за ним Д’Аверк и добавил: — Послушайтесь нашего совета и бегите с этого корабля, так как неизвестно, кто одержит верх в этой битве.

Рабы поднялись, разминая затекшие конечности, а затем один за другим стали прыгать в воду, перейдя на другую сторону палубы.

Д’Аверк наблюдал за ними с состраданием.

— Жаль, что мы не можем помочь рабам-гребцам с другого борта, — сказал он.

— Почему нет? — спросил Хокмун и показал на небольшую дверцу. — Если я не ошибаюсь, эта дверь ведет в проход под палубой.

Он повернулся к двери спиной и что было сил ударил ногой. Несколько ударов, и дверь распахнулась. Они пошли по проходу, слыша шум битвы наверху.

Д’Аверк остановился и пропорол своим кортиком мешок, что лежал на его пути. Из мешка ручьем посыпались драгоценности.

— Награбленное добро, — произнес он.

— У нас на это нет времени, — ответил Хокмун, но Д’Аверк только ухмыльнулся.

— Я и не собираюсь брать их себе, но мне бы ужасно не хотелось, чтобы они достались Вальону… Если он выиграет это сражение. Взгляни… — И Д’Аверк указал на большой круглый люк под своими ногами. — Если я не ошибаюсь, то, открыв его, можно впустить в корабль часть реки, друг мой!

— Действуй, — кивнул Хокмун, — а я пойду освобождать рабов с другого борта!

Он оставил Д’Аверка и прошел по проходу к двери, с которой он быстро снял слабые запоры. Дверь распахнулась внутрь, и в нее ввалились двое дерущихся. Один был с атакующего корабля, второй — пират с «Речного Ястреба». Быстрым движением меча Хокмун убил пирата. Человек в черно-голубом удивленно посмотрел на него:

— Ты — один из тех, кто дрался на капитанском мостике?

— Что у тебя за корабль? — спросил Хокмун.

— Корабль Бьючарда, — ответил человек, вытирая рукой потное лицо.

Он произнес это имя так, будто других объяснений и не требовалось.

— А кто такой Бьючард?

— Заклятый враг Вальона, — засмеялся человек, — если тебе это интересно. Он видел, как вы деретесь, и это произвело на него громадное впечатление.

— Ничего удивительного, — усмехнулся Хокмун. — Сегодня я дрался, как никогда. И что в этом особенного? Я дрался за собственную жизнь!

— Да, в этом случае, все мы становимся превосходными бойцами, — согласился человек. — Меня зовут Кулард, и я твой друг, если ты враг Вальона.

— Тогда лучше предупреди своих товарищей. Мы топим этот корабль! — Он показал в темноту прохода, где Д’Аверк открывал крышку люка.

Кулард быстро кивнул и вышел.

— Встретимся позже, — крикнул он, — если останемся живы, друг!

Хокмун пробрался к гребцам и перерезал им путы, что их связывали.

Наверху люди Бьючарда, казалось, теснили пиратов. Хокмун ощутил, как корабль внезапно дернулся, и увидел Д’Аверка, торопливо бегущего к нему.

— Думаю, лучше поспешить на берег, — сказал Д’Аверк, улыбаясь и показывая пальцем в сторону рабов, исчезающих за бортом. — Последуем их примеру.

— Я предупредил людей Бьючарда о том, что должно произойти, — кивнул Хокмун. — Думаю, сейчас мы рассчитались с Вальоном. — Он сунул меч лорда-пирата под мышку. — Постараемся не потерять этот клинок — лучшего меча я еще в руках не держал. С таким оружием любой станет превосходным бойцом.

Оки взобрались на палубу и увидели, что люди Бьючарда, которые совсем было оттеснили пиратов к противоположному борту, начали отступать.

Кулард явно сообщил им о встрече с Хокмуном.

Друзья перепрыгнули на соседний корабль. Гребцов на нем не было. Хокмун понял, что на корабле Бьючарда гребцы были свободными людьми и составляли часть боевой команды. Он решил, что это более разумно и менее хлопотно, чем использование рабов. В этот момент его окликнул голос с «Речного Ястреба»:

— Эй, ты, с Черным Камнем! Ты собираешься потопить мой корабль?

Хокмун повернулся и увидел молодого человека приятной наружности, одетого в черный кожаный костюм и голубой плащ с высоким воротником, выпачканный кровью. В одной его руке был боевой топор, в другой — меч. Этим мечом он и указывал на Хокмуна с палубы «Речного Ястреба».

— Мы уходим, — отозвался Хокмун. — Можешь не беспокоиться за свой корабль.

— Подожди минутку!

Человек, одетый в черное, перепрыгнул на свой корабль и направился к ним.

— Я — Пал Бьючард, и это мой корабль, — сказал он. — Много недель поджидал я «Речного Ястреба», и у меня почти наверняка ничего бы не получилось, если бы вы не перебили большую часть команды и не отвлекли их внимание, дав мне возможность подойти незамеченным.

— Да, — сказал Хокмун, — но я не хочу принимать в этом участие и вмешиваться в ваши личные дела…

— Ты меня обижаешь, сэр. Потому что я поклялся освободить реку от лордов-пиратов Старвеля. Я — самый страшный их враг.

Люди Бьючарда перепрыгивали на свой корабль, обрубая кортиками абордажные крючья и веревки. Течение начало крутить «Речной Ястреб», корма его уже заметно осела. Несколько пиратов бросилось в воду, но среди них не было видно Вальона.

— Куда же делся их храбрый предводитель? — поинтересовался Д’Аверк, внимательно оглядывая корабль.

— Он как крыса, — ответил Бьючард, — несомненно, он удрал, как только понял, что сегодняшний день сложился не в его пользу. Вы очень помогли мне, господа, потому что Вальон — самый худший из пиратов.

И Д’Аверк, никогда не терявшийся, когда речь шла о вежливости и о его выгоде, ответил:

— И мы признательны тебе, капитан Бьючард, за своевременное прибытие. Мы уже считали, что погибли. Теперь, кажется, мы в расчете.

Он приятно улыбнулся.

— Благодарю, — наклонил Бьючард голову. — Однако если я могу говорить откровенно, то вам обоим неплохо было бы привести себя в порядок. Вы оба ранены, ваша одежда… одежда ваша, господа… Короче говоря, для меня будет большой честью, если вы согласитесь быть моими гостями в каюте, пока мы на корабле, и дома, когда мы прибудем в город.

Хокмун задумался. Молодой капитан ему нравился.

— А в каком городе ты живешь, сэр?

— В Нарлине. Где же еще?

— Откровенно говоря, мы и направлялись в Нарлин, пока нас не обманул Вальон, — начал было Хокмун.

— Тогда тем более вы должны отправиться со мной. Если только я смогу быть вам чем-то полезным…

— Благодарю тебя, капитан Бьючард, — сказал Хокмун. — Твоя помощь нам пригодится, спасибо тебе за приглашение. И может, по пути ты расскажешь нам то, что нам хотелось бы знать.

— С удовольствием. — Бьючард указал рукой на дверь на юте корабля. — Моя каюта, господа. Прошу вас.

Глава 6 Нарлин

Сквозь иллюминаторы каюты капитана Бьючарда им был виден пенный след, который оставлял корабль, плывущий по течению.

— Если нам повстречаются два-три пиратских корабля, у нас почти нет никаких шансов устоять против них, — произнес Бьючард. — Вот почему мы идем с такой скоростью.

Корабельный повар внес последнюю перемену блюд и поставил их перед ними. На тарелках лежало несколько сортов мяса, рыба и овощи, фрукты и вино. Хокмун старался сдерживаться и не есть с жадностью, что было достаточно тяжело после испытанных ими лишений. Он попробовал от каждого блюда понемножку, понимая, что после длительной голодовки его желудок может оказаться неспособен воспринимать такую обильную пищу.

— Это праздничный пир, — весело сказал Бьючард, — потому что я охотился за Вальоном много месяцев.

— Кто такой Вальон? — спросил Д’Аверк перед тем как отправить в рот очередную порцию еды. — Он кажется весьма странным существом.

— Я бы никогда и представить себе не мог, что бывают такие пираты, — вставил Хокмун.

— Он пират по традиции, — стал объяснять Бьючард. — Его предки всю жизнь были пиратами, нападали на речные суда в течение столетий. Долгое время купцы платили огромные пошлины лордам Старвеля, но несколько лет назад они начали противиться Вальону. Затем сразу несколько купцов, и я в том числе, решили построить новые корабли, такие же, как у пиратов, и нападать на них по всей реке. Я командую таким кораблем. Купец по профессии, я вынужден заняться военным делом, пока Вальон и ему подобные не перестанут грабить Нарлин.

— И как твои дела? — спросил Хокмун.

— Трудно сказать. Вальон и остальные лорды все еще неприступны в своем обнесенном стенами Старвеле, Старвель — это город в городе. До сих пор нам всего лишь удавалось немного сократить их пиратские набеги. До открытой стычки дело еще не доходило.

— Ты сказал, Вальон — пират по традиции… — начал Д’Аверк.

— Да. Его предки пришли в Нарлин много веков назад. Они были могущественны, а мы — относительно слабы. Легенда говорит, что предок Вальона, Батач Герандиум, пользовался волшебными силами, которые помогали ему во всем. Пираты построили стену вокруг Старвеля — забрали себе более четверти всего города — и с тех пор там и живут.

— А как реагирует Вальон на атаки, подобные тем, что мы видели сегодня? — Хокмун сделал глоток вина.

— Он мстит всеми возможными способами, но, несмотря на это, они уже стали осторожней, чем раньше. Сделать предстоит еще многое. Я бы убил Вальона, если бы смог. Это бы сломило сопротивление всей их пиратской организации, я в этом полностью уверен, но пока что он мне ни разу не попадался. У него какое-то уникальное чувство опасности — ему всегда удается избежать ее, даже до того, как она ему реально начинает угрожать.

— Желаю тебе счастья и удачи в задуманном, — проговорил Хокмун. — А сейчас скажи нам, капитан Бьючард, знаешь ли ты что-нибудь о клинке, который называют Мечом Зари? Нам сказали, что его можно найти в Нарлине?

— Да, я, конечно, слышал, — удивился Бьючард. — О нем говорится в той самой легенде, о которой я упоминал, — о предке Вальона Батач Герандиуме. Говорили, что волшебная сила Герандиума была заключена в его мече. С тех самых пор Батач стал Богом — пираты преклоняются перед ним и приносят дары ему в Храме, который носит его имя — Храм Батач Герандиума. Они суеверны, эти пираты. Их поступки и действия часто недоступны таким простым и логичным умам, как купеческие.

— А где сейчас этот меч? — спросил Д’Аверк.

— Ну как же, говорят именно этому мечу пираты и молятся в Храме. Он для них олицетворяет власть, так же как сам Батач Герандиум. Вы хотите получить этот меч, господа?

— Я не… — начал Хокмун.

— Да, капитан, — быстро перебил Хокмуна Д’Аверк, — у нас есть родственник — очень мудрый ученый с севера. Он слышал об этом мече и хочет его исследовать. Вот он и послал нас сюда, чтобы мы разузнали, нельзя ли его купить…

Бьючард весело, от души рассмеялся.

— Можно купить, друзья мои! Правда, цена будет велика — кровь полумиллиона воинов! Пираты станут биться до последнего, защищая Меч Зари. Это как раз то, что они ценят превыше всего.

Хокмун почувствовал, как у него портится настроение. Неужели умирающий Майган послал их сюда выполнить невыполнимое поручение?

— Ну, хорошо, — произнес Д’Аверк. — Бог с ним… — Он философски пожал плечами. — Тогда нам остается лишь надеяться, что ты победишь, в конце концов, Вальона и распродашь с молотка его имущество.

— Не думаю, что такое произойдет при моей жизни, — улыбнулся Бьючард. — Пройдет много лет, прежде чем Вальона удастся победить окончательно.

Он поднялся из-за стола.

— Извините меня, я выйду на несколько минут. Я должен посмотреть, как идут дела на палубе.

Когда он вышел, Хокмун нахмурился:

— Что дальше, Д’Аверк? Мы застряли в этой непонятной стране и не можем получить того, для чего здесь оказались.

Он достал кольца Майгана из кошелька и задумчиво подбросил их на ладони. Теперь их было одиннадцать, потому что они с Д’Аверком сняли свои кольца перед путешествием по реке.

— Нам повезло, что у нас еще остались эти кольца. Может, нам стоит использовать их сейчас и перемещаться из измерения в измерение, надеясь добраться до Камарга в конечном итоге?

— Мы внезапно можем оказаться при дворе Короля Гуона, — фыркнул Д’Аверк, — или перед каким-нибудь чудовищем. Я считаю, мы должны отправиться в Нарлин и провести там некоторое время — посмотрим, так ли трудно достать пиратский меч, как об этом говорят.

Вошел Бьючард. Он улыбался.

— Меньше чем через час, друзья мои, мы пришвартуемся в Нарлине, — сообщил он. — Полагаю, вам понравится наш город.

Затем, ухмыльнувшись, добавил:

— По крайней мере, та часть, что свободна от лордов-пиратов.

Хокмун и Д’Аверк стояли на палубе корабля Бьючарда и смотрели, как прекрасно он входит в гавань. Солнце ярко сияло на чистом голубом небе. Под его лучами сверкал город. Было жарко. Здания города, по большей части, были низенькими, редко более четырех этажей, но они были богато украшены и выстроены в стиле рококо.

Набережная была заполнена повозками, с которых что-то сгружали или что-то нагружали. Люди работали не покладая рук, раздетые до пояса при такой жаре.

Повсюду стояли шум и суета, и Бьючард, казалось, погрузился в знакомый ему мир, когда провел Хокмуна и Д’Аверка вниз по сходням своей шхуны и сквозь начавшую собираться толпу.

Со всех сторон люди приветствовали Бьючарда.

— Как поживаешь, капитан?

— Нашел Вальона?

Наконец Бьючард остановился, добродушно посмеиваясь.

— Ну что ж, друзья, горожане Нарлина! — закричал он. — Вижу, что должен вам все рассказать, иначе вы нас не пропустите. Да, мы потопили корабль Вальона!

Толпа вздохнула, как один человек, и наступила мертвая тишина. Бьючард вскочил на ящик и поднял руку.

— Мы потопили корабль «Речной Ястреб», но нам никогда бы даже не удалось догнать его, если бы не эти люди, что стоят рядом со мной.

Д’Аверк взглянул на Хокмуна с наигранным смущением. В удивлении уставились на них горожане, как будто не в состоянии поверить, как эти два человека, одетые в лохмотья, могли быть кем-то другим, кроме рабов.

— Вот два героя, — продолжал Бьючард. — Они вдвоем сопротивлялись целой команде, убили Ганака, верного лейтенанта Вальона, и сделали корабль легкой для нас добычей. А потом они потопили «Речного Ястреба».

Теперь толпа взорвалась громкими приветствиями.

— Узнайте же их имена, жители Нарлина. Помните их, как друзей города, и пока они здесь, ни в чем не отказывайте им. Это — Дориан Хокмун, герцог Кельнский, и сэр Юиллам Д’Аверк. Никогда еще вы не видели душ, более храбрых, более блестящих!

— А что Вальон? — крикнул кто-то из толпы. — Он мертв?

— Он от нас удрал, — с сожалением ответил Бьючард. — Он сбежал, как крыса. Но мы когда-нибудь все равно доберемся до него!

— Или он до тебя, Бьючард!

Слова эти произнес богато одетый человек, который вышел вперед, растолкав толпу.

— Все, что ты сделал, лишь разозлит его! Много лет платил я пошлину людям Вальона, и они разрешали мне мирно торговать по всей реке. Но сейчас ты и многие, подобные тебе, говорят «Не плати пошлину», и я не плачу, но я не знаю покоя все эти дни, не могу спать от страха, что Вальон сделает с нашими кораблями. А он обязательно отомстит. И мстить он станет не тебе одному! Что будет со всеми нами, с теми, кто хочет лишь мира и покоя? Ты всех нас поставил в опасное положение!

— Если я не ошибаюсь, — засмеялся Бьючард, — именно ты, Верониг, первым начал жаловаться на пиратов, крича, что ты не вынесешь их высоких пошлин, которые они требуют, и поддержал нас, когда мы создали Лигу борьбы против Вальона. Ну что ж, Верониг, мы с ними боремся, и это трудно. Надейся, Верониг, на нашу победу, и мы победим, не бойся!

Снова весело зашумела толпа, но на этот раз веселье было не столь радостным. Люди начали быстро расходиться.

— Вальон отомстит, Бьючард, — повторил Верониг. — Дни твои сочтены. Ходят слухи, что лорды-пираты собирают все свои силы, что до сих пор только играли с нами. Если они того пожелают, то могут вырезать весь Нарлин.

— И уничтожат источник своего существования? Это будет слишком большой глупостью с их стороны.

Бьючард пожал плечами, как бы показывая, что разговор окончен.

— Может быть, это и будет глупостью, но не глупее твоего поведения, — возразил Верониг.

— Тебе следует бросить заниматься делами, Верониг, — улыбнувшись, покачал головой Бьючард. — Тяготы купеческой жизни не для тебя.

Толпа уже почти рассеялась. Сейчас на лицах людей, которые только что радовались одержанной победе и приветствовали героев, было выражение тревоги.

Бьючард спрыгнул с ящика и обнял своих новых друзей за плечи.

— Пойдемте, не станем больше слушать беднягу Веронига. Он может омрачить любую радость своим брюзжанием. Пойдемте хо мне домой, там вы сможете отдохнуть и освежиться, а завтра мы отправимся в городские лавки и попробуем подобрать вам какую-нибудь одежду.

Он повел их по переполненным народом улицам, выбирая маршрут подлиннее, идя вдоль улиц, которые были заполнены матросами и воинами, купцами и рабочими, пожилыми женщинами и хорошенькими девушками, лавочниками, продающими свой товар, всадниками, медленно пробирающимися среди пешеходов. Он провел их по пологому холму и вывел на площадь, которая выходила к морю.

Бьючард остановился на минуту, глядя на море. В солнечном свете оно пылало.

— Вы ведете торговлю и за морем, — указал на него Д’Аверк.

Бьючард отстегнул свой тяжелый плащ и перебросил его через руку. Он распахнул воротник рубашки и, улыбаясь, покачал головой.

— Никто не знает, что находится за этим морем, может быть, ничего. Мы торгуем только на побережье, на две-три сотни миль в обе стороны. Здесь очень много богатых городов, не слишком сильно пострадавших от последствий Трагического Тысячелетия.

— Понятно. А как вы называете свой континент? Правильно ли мы решили, что это — Азиакоммуниста?

— Никогда не слышал, чтобы его так называли, — нахмурился Бьючард, — но я не ученый. Я слышал разные названия моей страны: Иаршай, Амарек, Гиштай… — Он пожал плечами. — Я даже не знаю, как он расположен по отношению к другим континентам остального мира…

— Амарек! — воскликнул Хокмун. — Но я всегда считал, что это легендарное место обитания сверхъестественных существ…

— А я всегда думал, что Рунный Посох находится в Азиакоммуниста! — засмеялся Д’Аверк. — Оказывается, нельзя, друг Хокмун, слишком много внимания уделять легендам! Может быть, Рунного Посоха вообще не существует?

— Может быть, — кивнул Хокмун.

— Рунный Посох, легенды, — нахмурился Бьючард. — О чем вы говорите, господа?

— Мы говорим о том, что рассказывал нам тот самый ученый, — торопливо ответил Д’Аверк. — Это слишком скучно, чтобы объяснять подробно.

— Я ненавижу скуку, друзья мои, — пожал плечами Бьючард, — ненавижу. — И он вновь повел их по улицам.

Теперь они оказались за чертой торгового города на холме, где дома были обнесены высокими стенами, а на улицах толкалось гораздо меньше народу.

У ворот одного из таких домов Бьючард и остановился.

— Приветствую вас в моей обители, — сказал он и постучал в ворота.

Распахнулось решетчатое окошко, и появились глаза. Затем ворота распахнулись, и слуга поклонился Бьючарду.

— Добро пожаловать домой, господин. Успешным ли было путешествие? Сестра ждет.

— Очень успешным, Петр! Ага, значит, Джулиана ждет нас! Бам понравится Джулиана, друзья мои!

Глава 7 Пламя

Джулиана оказалась красивой молодой девушкой с волосами цвета воронова крыла и живыми манерами, которые немедленно нашли отклик в Д’Аверке. Во время обеда он изо всех сил флиртовал с ней и был восхищен, когда на этот флирт отвечали тем же.

Бьючард улыбался, слушая, как они перекидываются остроумными репликами, но Хокмуну было тяжело наблюдать за ними, потому что с болью в сердце вспоминал он о своей Ийссельде, о своей жене, которая ждала его за тысячи миль отсюда, а возможно, и за тысячи лет. Друзья не знали, перенесли ли их лишь в пространстве, или еще и во времени.

Бьючард, казалось, заметил грустный взгляд Хокмуна и попытался развеселить его шутками и анекдотами о своих стычках и приключениях с пиратами, что населяли Старвель.

Хокмун слушал внимательно и отвечал что-то, но никак не мог избавиться от мыслей о любимой жене, дочери графа Брасс, и от волнений за ее судьбу.

Удалось ли Тарагорму усовершенствовать свои машины? Нашел ли Мелиадус другие способы, чтобы попасть в Замок Брасс?

Чем дольше тянулся обед, тем меньше Хокмун поддерживал светскую болтовню. Наконец, он поднялся и вежливо поблагодарил хозяина.

— Прошу простить меня, капитан Бьючард, — почти прошептал он, — но я очень устал. Время, что мы провели на корабле, сегодняшняя битва…

Джулиана и Юиллам Д’Аверк даже не заметили, что он поднялся, настолько были поглощены друг другом.

Бьючард быстро встал, и на лице его отразилась тревога.

— Конечно, конечно, извини меня, мастер Хокмун, за мою забывчивость…

— Ты не был забывчив, капитан, — слабо улыбнулся Хокмун. — Твое гостеприимство просто бесконечно, однако…

Рука Бьючарда потянулась к звонку, но прежде чем он успел вызвать слугу, раздался громкий стук в двери его дома.

— Войдите! — резко произнес Бьючард.

Слуга, что впустил их в дом, стоял в дверях, тяжело дыша.

— Капитан Бьючард! На набережной пламя! Горит корабль!

— Корабль? Какой корабль?

— Твой корабль, капитан! Тот, на котором ты сегодня вернулся домой!

— Коляску, Петр! — приказал Бьючард. — Скорее коляску!

Через несколько минут коляска, запряженная четырьмя лошадьми, подкатила к дверям. Бьючард взобрался в нее, нетерпеливо ожидая, когда Хокмун и Д’Аверк присоединятся к нему. Джулиана тоже попыталась было войти в коляску, но брат покачал головой.

— Нет, Джулиана, мы не знаем, что происходит на набережной. Подожди здесь.

Коляска сорвалась с места и понеслась с угрожающей скоростью. Узкие улицы освещались фонарями, воткнутыми в корзины на балконах домов, и коляска отбрасывала на стены черные тени, пролетая по улицам города.

Наконец, они добрались до набережной. Бьючард выпрыгнул из коляски. Хокмун и Д’Аверк последовали за ним. Он бежал к причалу, расталкивая всех на пути. На самом берегу он остановился, и голова его поникла.

— Безнадежно, — в отчаянии прошептал он. — Корабль не спасти. Наверняка это работа Вальона…

Верониг с потным лицом, багровым в свете пожара, вышел из собравшейся толпы.

— Вот видишь, Бьючард! Вальон мстит! Я предупреждал тебя!

Они обернулись на стук копыт приближающейся лошади и увидели, что к ним подъехал всадник.

— Бьючард! — выкрикнул он. — Пал Бьючард, который утверждает, что потопил «Речного Ястреба»?

— Я — Бьючард! — поднял он голову. — Что тебе нужно?

На всаднике были сверкающие доспехи, в левой руке он сжимал свиток, который сейчас развернул.

— Я — человек Вальона, его посланник!

Он бросил свиток к ногам Бьючарда, который даже не двинулся, чтобы поднять его.

— Что это? — спросил Бьючард, сквозь стиснутые зубы.

— Это счет, Бьючард. Счет за пятьдесят людей и сорок рабов, за корабль и всю его оснастку, а еще двадцать пять тысяч магаров ценностей, что были ка корабле. Вальон тоже может быть купцом, если пожелает!

Бьючард посмотрел на всадника. Свет от горящего корабля бросал тени на его лицо. Он ударил по свитку ногой, сбросив его в темные воды реки.

— Ты хочешь напугать меня? — твердо произнес Бьючард. — Ну, что ж, передай Вальону, что я не собираюсь оплачивать его счет и что я не испугался. Скажи ему, «если он тоже может быть купцом», что он и его жадные предки должны Нарлину сумму куда большую, чем проставлено в его счете. Я буду продолжать получать этот долг.

Всадник открыл было рот, словно собирался ответить, потом передумал, плюнул на землю и, развернув лошадь, ускакал во тьму.

— Теперь он убьет тебя, Бьючард, — проговорил Верониг почти что тоном победившего. — Он убьет тебя. Надеюсь, он понимает, что не все мы такие дураки, как ты!

— А я надеюсь, что не все мы такие дураки, как ты, Верониг, — презрительно ответил Бьючард. — Если Вальон угрожает мне, это означает, что я напугал его!

Он прошел к коляске и остановился, ожидая, когда Д’Аверк и Хокмун взберутся в нее. Потом он вошел сам, захлопнул дверь и постучал рукояткой своего меча в крышу, давая знак кучеру отправляться домой.

— Ты уверен, что Вальон действительно так слаб, как ты предполагаешь? — с сомнением в голосе спросил Хокмун.

— Я уверен, что он куда сильней, чем я предполагаю, — хмуро улыбнулся ему Бьючард. — По моему мнению, Вальон все еще не может оправиться от изумления, что вы сегодня утром осмелились атаковать его корабль. Но ведь совсем необязательно говорить об этом Веронигу, как ты считаешь?

— У тебя много отваги, капитан! — восхитился Хокмун.

— Скорее отчаяния, друг Хокмун!

— Думаю, что понимаю, что ты имеешь в виду, — кивнул Хокмун.

Всю остальную часть пути они молчали.

Ворота были распахнуты, они проехали прямо ко входу в дом. У дверей их поджидала бледная Джулиана.

— С тобой все в порядке, Пал? — спросила она, как только он вышел из коляски.

— Ну конечно, ты напрасно волнуешься, Джулиана.

Она повернулась и прошла в столовую, где со стола было еще не убрано.

— Дело не в том, что сгорел корабль, не это меня напугало, — произнесла она.

Она посмотрела на брата, потом на Д’Аверка и, наконец, на Хокмуна. Глаза ее были широко раскрыты от волнения.

— Пока вас не было, нас посетил один человек.

— Человек? Какой? — спросил Бьючард, обнимая сестру за дрожащие плечи.

— Он… он пришел один… — начала она.

— И что такого примечательного в человеке, который пришел один? Где он сейчас?

— Это был Вальон из Старвеля, Пал. Он… — Она руками закрыла лицо. — Он потрепал меня по щеке, посмотрел на меня своими холодными нечеловеческими глазами, он говорил таким голосом…

— Что он сказал? — внезапно вмешался Хокмун. Тон его был угрожающим. — Что он сказал, леди Джулиана?

— Он сказал, что он просто играет с Палом, что он слишком горд, чтобы тратить на него свое время и силы, но если Пал не объявит завтра на городской площади, что прекращает беспокоить лорда своими глупыми шутками, то его жестоко накажут. Он сказал, что ожидает завтра до полудня этого заявления Пала.

— Он пришел сюда, в мой собственный дом, — нахмурился Бьючард, — и высказал свое презрение. Пожар корабля был всего лишь демонстрацией, а кроме того, удобным поводом вытащить меня из дома. Он говорил с тобой, Джулиана, чтобы показать, что может добраться до самых близких мне людей, когда он того пожелает. — Он вздохнул. — Теперь уже не остается никаких сомнений, что он угрожает не только моей жизни, но и тем, кто мне близок. Этого трюка я ожидал, вернее почти ожидал, но все же… — Он взглянул на Хокмуна, и в глазах его внезапно появилась усталость. — Возможно, все-таки я свалял в конце концов дурака, мастер Хокмун. Возможно, Верониг прав. Я не могу биться с Вальоном, пока он сидит в безопасности за стенами Старвеля. У меня нет оружия, подобного тому, что он использует против меня.

— Я не имею права давать тебе советы, — спокойно ответил ему Хокмун, — но я могу предложить тебе свои услуги, свои и Д’Аверка, в твоей борьбе, если ты, конечно, решишь продолжить ее.

Бьючард взглянул прямо в глаза Хокмуна, а потом рассмеялся, плечи его расправились.

— Дориан Хокмун, что я должен буду думать о себе, если откажусь от помощи двух таких бойцов, как вы? Да, я буду продолжать борьбу. И завтрашний день проведу, отдыхая, не обращая ни малейшего внимания на предупреждения Вальона. Тебя, Джулиана, я оставлю здесь под охраной. Я пошлю за отцом и попрошу его прийти сюда вместе со стражниками, которые станут охранять вас обоих. Хокмун, Д’Аверк и я…

Он указал на порванную одежду, что была на друзьях.

— Я обещал вам новые костюмы и думаю, нужны еще хорошие кожны для такого меча, мастер Хокмун, вернее, бывшего меча Вальона. Мы станем вести себя завтра как ни в чем не бывало. Мы покажем Вальону и, что еще более важно, жителям города, что нас его угрозы не пугают.

— Думаю, это единственный путь, — кивнул Д’Аверк, — если ты хочешь поддержать боевой дух сограждан. Тогда, даже если ты умрешь, ты умрешь героем и вдохновишь тех, кто последует за тобой.

— Надеюсь, что не умру, — улыбнулся Бьючард, — ведь я так люблю жизнь! Но посмотрим, друзья мои, посмотрим…

Глава 8 Стены Старвеля

Следующий день выдался таким же ярким, как и предыдущий. Когда Пал Бьючард и его новые друзья шли по улицам Нарлина, было заметно, что все уже знали об ультиматуме Вальона и гадали, что сделает Бьючард.

Бьючард же улыбался встречным знакомым, целовал ручки некоторым дамам, раздавал приветствия, ведя Хокмуна и Д’Аверка к центру города. Они направились к богатой лавке.

То, что она находилась всего в нескольких шагах от стен Старвеля, вполне устраивало Бьючарда.

— Мы войдем в лавку после полудня, — сказал он. — Но до этого позавтракаем в таверне, которую я вам с удовольствием рекомендую. Она совсем неподалеку от нашей центральной площади и многие влиятельные люди нашего города посещают ее. Пусть видят, что мы отдыхаем, и нас ничто не волнует. Мы будем болтать о разных пустяках и вовсе не станем упоминать имя Вальона, независимо от того, будут ли люди пытаться говорить о нем или нет.

— Ты хочешь слишком многого, капитан Бьючард, — ответил Д’Аверк.

— Возможно, но у меня есть ощущение, что очень многое зависит от сегодняшних событий — даже больше, чем я могу сейчас представить. Я делаю крупную ставку.

Хокмун кивнул, соглашаясь, но ничего не сказал. У него тоже было ощущение, что что-то должно произойти сегодня. Инстинкт Бьючарда только подтверждал его ощущения.

Они посетили таверну, съели там завтрак, выпили вина и делали вид, что не замечают, что находятся в центре внимания, ловко избегая всяких разговоров по поводу ультиматума Вальона.

Прошел полдень, а Бьючард все сидел и болтал со своими друзьями еще целый час, потом поднялся, поставил кубок с вином на стол и сказал:

— А теперь джентльмены, отправимся к купцу, о котором я вам говорил…

На улицах было необычно мало народу, пока они спокойным шагом шли по ним, все более приближаясь к центру города. Но множество занавесок на окнах приподнималось, когда они проходили мимо, множество людей глядело на них из окон, и Бьючард ухмылялся, словно наслаждаясь необычностью ситуации.

— Мы — единственные актеры сегодня на сцене, друзья мои, — сказал он. — Мы должны хорошо сыграть свои роли…

Минутой позже Хокмун, наконец, увидел стены Старвеля. Они возвышались над крышами Нарлина, белые и гордые. Никаких ворот нигде не было видно.

— Тут есть несколько небольших входов, но ими мало пользуются. Вместо ворот построены гигантские подземные каналы и доки. Они, конечно, ведут прямо к реке, — пояснил им Бьючард.

Он свернул на боковую улочку и указал рукой на вывеску.

— Вот, друзья, и лавка.

Они вошли в помещение, заваленное кипами одежды, костюмов, плащей, курток, брюк, мечей и кинжалов всевозможного вида, лошадиной упряжью, шлемами, сапогами, поясами и множеством других предметов. Хозяин, обслуживавший какого-то покупателя, был человек средних лет, крепко сложенный и добродушный на вид, с красным лицом и седыми волосами. Он улыбнулся Бьючарду, и покупатель обернулся. Это был юноша, глаза которого расширились, когда он увидел троицу, вошедшую в лавку. Юноша что-то пробормотал и сделал движение, собираясь уйти.

— Разве ты больше не хочешь этот меч, мастер? — удивился купец. — Я спущу цену еще на полсмайгара, но не больше.

— В другой раз, Пайер, в другой раз, — торопливо ответил юноша, быстро поклонился Бьючарду и стремительно вышел.

— Кто это был? — улыбнулся Хокмун.

— Сын Веронига, — ответил Бьючард и рассмеялся. — Кажется, сын унаследовал трусость своего отца.

К ним подошел Пайер.

— Добрый день, капитан Бьючард. Честно говоря, я даже не ожидал видеть тебя здесь сегодня в моей лавке. Ты, конечно, не сделал того заявления, что от тебя ждали?

— Нет, Пайер, не сделал.

Пайер улыбнулся.

— У меня было такое чувство, что ты его не сделаешь, капитан. Однако сейчас ты в большой опасности. Вальон будет вынужден выполнить свои угрозы, не так ли?

— Пусть попробует, Пайер!

— Он скоро это сделает, капитан. Терять время он не станет. Ты уверен, что это было мудро — столь близко подойти к стенам Старвеля?

— Я должен был показать, что не боюсь Вальона, — ответил Бьючард. — Кроме того, почему из-за него я должен менять свои планы? Я обещал своим друзьям, которых ты видишь, что они смогут выбрать себе одежду у самого лучшего купца Нарлина.

Пайер улыбнулся и махнул рукой, как бы прекращая разговор на эту тему.

— Желаю тебе удачи, капитан. А сейчас, господа, что бы вы хотели?

Хокмун взял красивый алый плащ, тронул пальцами золотую пряжку на нем.

— Мне многое здесь нравится, и я многое хотел бы, — сказал он. — У тебя хорошая лавка, мастер Пайер.

Пока Бьючард беседовал с купцом, Хокмун и Д’Аверк медленно обходили лавку, выбирая для себя то рубашку, то сапоги. Прошло около двух часов, прежде чем они наконец подобрали по своему вкусу все, что им было нужно.

— Почему бы вам не пройти в примерочную и не переодеться? — предложил Пайер. — Я думаю, вы все хорошо выбрали, господа.

Хокмун и Д’Аверк скрылись за занавеской примерочной.

Хокмун выбрал себе темно-сиреневую рубашку, куртку из мягкой светлой кожи, пурпурный шарф, шелковые брюки и пурпурный же плащ, который он застегнул прямо у шеи. Брюки он заправил в сапоги из такой же кожи, что и куртка, которую он оставил незастегнутой. Широкий кожаный пояс стянул его талию.

Д’Аверк выбрал себе красную рубашку и брюки того же цвета, черную кожаную куртку и такие же сапоги, доходившие почти до колен. Плащ он выбрал тоже пурпурный. Он уже собирался затянуть пояс, когда из лавки послышался крик.

Хокмун мгновенно раздвинул занавески примерочной.

Внезапно лавка заполнилась людьми — явно пиратами Старвеля. Они окружили Хокмуна, который даже не успел выхватить меч.

Хокмун повернулся и схватил свой меч, который лежал поверх кучи лохмотьев, что они сняли, затем кинулся в лавку и наткнулся на Пайера, который пятился, отступая и махая руками. Из горла текла кровь.

Хокмун убил одного из пиратов выпадом в сердце, отразил удар другого.

— Не пытайся драться с нами, — взревел один из пиратов, тот самый, который хотел нанести ему удар. — Нам нужен только Бьючард!

— Тогда вам придется убить нас, прежде чем вы сможете его взять! — крикнул Д’Аверк, присоединившийся к Хокмуну.

— Бьючард должен быть наказан лордом Вальоном за оскорбление, — ответил ему пират и сделал выпад.

Д’Аверк отпрыгнул назад и в то же мгновение неуловимым движением нанес удар, выбив оружие из руки пирата. Тот взревел и бросил в него кинжал, который держал в другой руке, но Д’Аверк отбил и это нападение и ударом в горло убил пирата.

Теперь уже половина пиратов отделилась от основной группы и напала на Хокмуна и Д’Аверка, тесня их к дверям в примерочную.

— Они уводят Бьючарда! — с отчаянием в голосе воскликнул Хокмун. — Мы должны помочь ему!

Он страстно кинулся на разбойников, пытаясь прорубить себе дорогу к выходу, но вдруг услышал, как позади него Д’Аверк закричал:

— Еще один отряд — через черный ход!

Это было последнее, что услышал Хокмун, потому что меч плашмя опустился на его голову, и он рухнул на груду рубашек.

Он пришел в себя, чувствуя, что задыхается. В лавке было темно и странно тихо.

Шатаясь, он поднялся на ноги, все еще сжимая в руке меч. Первое, что он увидел, — труп Пайера, лежавший рядом, среди груды тканей. Затем он увидел тело Д’Аверка, распластанное на кипе оранжевой материи. Кровь покрывала почти все его лицо.

Хокмун подошел к другу, сунул руку под куртку и с облегчением обнаружил, что сердце Д’Аверка бьется. Видимо, Д’Аверка, как и его, просто оглушили. Несомненно, пираты оставили их живыми намеренно, чтобы было кому рассказать жителям Нарлина о том, что происходит с теми, кто, как Пал Бьючард, оскорбляет лорда Вальона.

Спотыкаясь, Хокмун добрел в конец лавки и нашел там ведро воды. Он оторвал кусок какой-то ткани и обтер лицо Д’Аверка. Кровь сочилась из неглубокого пореза на виске.

Д’Аверк заворочался, открыл глаза и посмотрел на Хокмуна.

— Бьючард! — сказал он. — Мы должны спасти его, Хокмун!

— Да, но сейчас он за стенами Старвеля, — холодно кивнул Хокмун.

— Об этом не знает никто, кроме нас, — ответил Д’Аверк, с трудом садясь на пол. — Если нам удастся спасти его, а потом обо всем рассказать жителям города, как это повлияет на них?

— Ну хорошо, — отозвался Хокмун, — мы пойдем в Старвель и давай молиться, чтобы Бьючард был еще жив. — Он сунул меч в ножны. — Нам надо как-то вскарабкаться на эту стену, Д’Аверк. Для этого нам потребуются определенного рода специальные приспособления.

— Уверен, что мы найдем все необходимое в этой лавке. Пойдем, нам надо действовать быстро. Уже смеркается.

Хокмун по привычке потрогал Черный Камень в своей голове. Он снова подумал о Ийссельде, графе Брасс, Оладане и Боджентле. Как бы было хорошо забыть о Бьючарде, о поручении Майгана, о легендарном Мече Зари и волшебном Рунном Посохе. Потом он вздохнул и выпрямился. Они не могут бросить Бьючарда. Необходимо спасти его.

Он представил себе стены Старвеля, что были совсем рядом. Возможно, никто раньше и не пытался перелезть через них, потому что они были высоки и, несомненно, прекрасно охранялись. Однако им придется попробовать это сделать.

Глава 9 Храм Батач Герандиума

Заткнув за пояса по дюжине кинжалов, Хокмун и Д’Аверк начали свое восхождение по стене Старвеля.

Хокмун взбирался первым. Обернув рукоятку кинжала тряпкой, он выискивал в стене трещины, засовывал туда лезвие, молясь только об одном — чтобы его не услышали часовые и чтобы кинжал не выскользнул или не согнулся.

Медленно-медленно вползали они вверх по стене, пробуя каждый кинжал. Один раз Хокмун почувствовал, что кинжал поддается под тяжестью его тела. Тогда он полностью повис на кинжале, что был наверху, и тот тоже начал сгибаться. Улица была сорока футами ниже. В отчаянии выхватил он из-за пояса еще один кинжал и принялся лихорадочно искать трещину в стене. Найдя ее, он резким движением вогнал туда кинжал и повис на нем. Кинжал, что был под ногой, полетел вниз и стукнулся о мостовую. Хокмун висел на одном кинжале, не будучи в состоянии двинуться ни вверх, ни вниз. Д’Аверк срочно пытался найти подходящую трещину. Наконец ему это удалось, и Хокмун облегченно перевел дыхание. Теперь они уже были у самого верха стены. Еще несколько футов и… Они не имели ни малейшего представления, что ждет их наверху.

Возможно, все их попытки совершенно напрасны…

Может быть, Бьючард уже мертв? Теперь уже не было никакого смысла задумываться над этим вопросом.

Хокмун стал двигаться еще более осторожно, когда достиг края стены. Он услышал шаги наверху и понял, что это стражник. Шаги замерли в отдалении, и Хокмун продолжил подъем.

Когда он уже переваливался на стену, шаги послышались вновь — они звучали значительно быстрей. Хокмун поднял голову и посмотрел прямо в лицо насмерть Пораженного пирата.

В ту же секунду Хокмун, рискнув всем, вспрыгнул на стену. Пират в это время вытаскивал свой меч. Хокмун изо всех сил дернул пирата за лодыжки.

Часовой чуть вскрикнул, пытаясь сохранить равновесие, а потом беззвучно рухнул вниз.

Тяжело дыша, Хокмун протянул руку и помог Д’Аверку вскарабкаться на стену. Навстречу им по стене торопливо бежали еще два стражника. Друзья атаковали их, и почти одновременно оба стражника упали и остались лежать без движения.

Других часовых не было видно. Хокмун показал на лестницу, что шла вниз. Д’Аверк кивнул, и они быстро спустились по ней в Старвель.

Внизу было тихо и спокойно. Казалось, это был город мертвых. Далеко, в самом центре Старвеля, горел сигнальный огонь, но весь остальной город был погружен по тьму. Свет проникал только из некоторых неплотно занавешенных окон.

Неожиданно дверь ближайшего с ними дома распахнулась, и на миг они увидели переполненную людьми комнату. Там было полно пьяных, на улицу вывалились несколько человек, которые ругались и спорили о чем-то. Один из них упал на мостовую, другие вернулись в дом. Дверь закрылась, и пират не шелохнулся.

Дома Старвеля по архитектуре были проще, чем дома в остальном Нарлине. Они не были так богато отделаны, и если бы Хокмун не знал, он решил бы, что Старвель — просто бедный пригород. Но Бьючард говорил им, что лорды-пираты хранят все свои богатства на кораблях, в подвалах домов и в своем загадочном Храме Батач Герандиума, где, по слухам, и находился Меч Зари.

Друзья осторожно шли по улицам с мечами наготове. Даже если предположить, что Бьючард еще жив, неизвестно было, где его держат, но что-то притягивало их к сигнальному огню в центре города.

Друзья направились к сигнальному огню и услышали отдаленный рокот барабанов. Звук приближался, наполняя воздух, эхом отдаваясь в пустых темных улицах. Вскоре в грохоте барабанов стала различаться тяжелая поступь шагов и стук копыт.

— Что это? — прошептал Д’Аверк.

Он осторожно выглянул из-за угла дома, потом быстро втянул голову.

— Они едут сюда, — прошептал он, — скорее назад!

Хокмун и Д’Аверк отступили в темноту, глядя на процессию, проходящую мимо по направлению к центру города.

Впереди ехал сам Вальон. Его лицо было бесстрастно, глаза без всякого выражения смотрели вперед. Позади него шли барабанщики, отбивая медленный мерный ритм, а позади них двигалась еще одна группа вооруженных богато одетых всадников — явно остальные лорды Старвеля. Их лица тоже были бесстрастны, они восседали в седлах, словно статуи. Но внимание друзей привлекла не сама процессия, а тот, кто следовал за ней. Бьючард.

Руки и ноги его были распростерты на каркасе из гнутой китовой кости. Каркас этот лежал на тележке, запряженной шестью лошадьми, которых вели под уздцы шесть пиратов, одетых в ливреи. Лицо Бьючарда было бледно, а обнаженное тело было покрыто каплями пота. Ему явно было очень больно, но губы его были упрямо стиснуты. На его теле и щеках красовались странные символы. Мышцы были напряжены в тщетном усилии освободиться от пут, что впивались в его щиколотки и кисти, но связан он был со знанием дела.

Д’Аверк сделал движение, словно намереваясь выпрыгнуть вперед, но Хокмун удержал его.

— Нет, — шепнул он, — нам надо проследить, куда они направляются. Возможно, поздней нам представится куда лучший шанс спасти Бьючарда.

Они осторожно последовали за процессией. Она продвигалась вперед медленно, пока не достигла широкой площади, освещенной сигнальным огнем, который сверкал над входом в высокое здание странной ассиметричной архитектуры. Казалось, оно образовалось само собой из какой-то стекловидной вулканической породы. Выглядело оно зловеще.

— Вне всякого сомнения — Храм Батач Герандиума, — прошептал Хокмун. — Мне хотелось бы знать, зачем его сюда привезли?

— Пойдем и выясним, — ответил Д’Аверк, а процессия в это время вливалась внутрь здания через широкий вход.

Они быстро перебежали площадь, стараясь держаться в тени, и затаились возле двери. Она была полуоткрыта, и, очевидно, никому в голову не пришло выставить охрану. Возможно, пираты считали, что никто не осмелится войти сюда, если у него не было на то права.

Быстро оглядевшись по сторонам и определив, что за ними никто не наблюдает, Хокмун подошел к двери и слегка толкнул ее. Он оказался в полутемном коридоре. Впереди послышались звуки хора.

Хокмун стал осторожно продвигаться по коридору. Д’Аверк не отставал от него ни на шаг.

Не доходя до поворота, Хокмун остановился. В ноздри ему ударил странный неприятный запах, который был одновременно и знаком ему, и не знаком. Его передернуло, и он сделал шаг назад. Лицо Д’Аверка исказило отвращение.

— Гмм… что это такое?

— Что-то очень знакомое, — покачал головой Хокмун, — может быть, запах крови. И все же не только крови…

Д’Аверк взглянул на Хокмуна широко раскрытыми глазами. Казалось, он собирается предложить Хокмуну не ходить дальше, но потом он расправил плечи и крепче ухватился за рукоять своего меча. Он снял шарф и замотал им рот и нос, закинув концы шарфа за спину щегольским движением, которое напомнило Хокмуну прежнего Д’Аверка. Дориан ухмыльнулся, но тоже обмотал лицо шарфом.

Затем они вновь двинулись вперед, завернув за угол.

Из двери в дальнем конце открывшегося коридора исходило алое сияние, напоминавшее цвет крови. Казалось, оно пульсировало в ритме пения, которое сейчас сделалось громче и в котором сейчас уже проскальзывали угрожающие нотки. Омерзительный запах тоже стал сильней.

Пение точно так же раздражало их слух, как запах раздражал обоняние. В пении слышалось нечто фальшивое, режущее слух, действующее на нервы. Полуослепленные, они тем не менее продолжали идти вперед, пока не добрались до центрального зала Храма.

Зал был почти круглым, но высота потолка в нем изменялась крайне неравномерно, зал как бы повторял внешний контур здания, которое казалось скорее природным созданием, чем исполненным руками человека. Стекловидные стены отражали лучи света, так что весь зал был залит красным сиянием.

Свет исходил из источника, находившегося высоко под потолком. Это заставило Хокмуна посмотреть наверх.

Он узнал ее немедленно, эту вещь, которая находилась наверху и, казалось, привлекала внимание всех присутствующих. Не было никакого сомнения, что именно за этой вещью и послал его Майган перед смертью, истратив последние силы на то, чтобы дать ему инструкции.

— Меч Зари, — прошептал Д’Аверк. — Но ведь не может же такая ужасная вещь играть столь большую роль в наших судьбах!

Лицо Хокмуна стало хмурым. Он только пожал плечами.

— Сейчас нам не до этого. Нам нужен он. Взгляни… — И он вытянул вперед руку.

Под мечом была распростерта ниц дюжина людей. Они все были привязаны к нескольким рамам из китовой кости. Рамы эти были расположены полукругом. У пленников были перерезаны вены, и люди медленно истекали кровью.

Д’Аверк отвернулся от этого зрелища, но потом вновь заставил себя повернуться. На его лице были написаны ужас и глубокое отвращение.

— Клянусь Рунным Посохом! — прошептал он. — Это же варварство!

Несчастные истекали кровью. У тех, кто еще был жив, лица были перекошены от страха и страдания. Их кровь стекала в громадную яму внизу, высеченную в скале из обсидиана.

В этой яме двигались какие-то существа, поднимавшиеся на поверхность к свежим каплям крови, затем снова уходившие в глубину. Черные существа, плавающие в бассейне крови.

Глубока ли она? Сколько тысяч жертв погибло, чтобы заполнить ее? Какими странными свойствами она обладала, если кровь в ней не свертывалась?

Вокруг ямы стояли лорды-пираты Старвеля. Лица их были обращены вверх, к Мечу Зари, и они, раскачиваясь, пели. Прямо под Мечом, изогнув тело в тщетном усилии освободиться, висел на отдельной раме Бьючард.

Вальон держал нож, и не было никакого сомнения в том, как он собирается его использовать. Бьючард презрительно посмотрел на Вальона и что-то сказал — Хокмун не расслышал, что именно. Нож блеснул, как будто уже запачканный кровью, пение стало громче, и сквозь него зазвучал монотонный голос Вальона.

— Меч Зари, в котором обитает дух нашего Бога и предка. Меч Зари, который сделал Батач Герандиум неуязвимым и дал нам все, что мы имеем. Меч Зари, который делает мертвых живыми, дает жизнь живущим, светится, напившись человеческой крови. Меч Зари, прими это наше жертвоприношение и знай, что мы всегда будем преклоняться пред тобой, потому что, пока ты находишься у нас, в Храме Батач Герандиума, Старвель никогда не падет! Прими эту жертву, нашего врага, этого выскочку, прими Пала Бьючарда из той касты, что называется купцами!

Бьючард снова что-то сказал, презрительно скривив губы, но слов было не разобрать за истерическим пением возбужденных лордов-пиратов.

Нож начал медленно придвигаться к телу Бьючарда, и Хокмун не смог удержаться.

С губ его непроизвольно сорвался боевой клич его предков. Со стоном пронесся дикий птичий крик, и послышались слова:

— Хокмун! Хокмун!

Пение резко оборвалось, и лорды-пираты повернулись. Глаза Вальона чуть не выскочили из орбит от ярости, и он сбросил с плеч плащ, вынимая из ножен меч, который был точной копией того, что Хокмун отобрал у него. Вальон швырнул нож в кровь, заполняющую яму, и сделал шаг вперед, держа свой меч.

— Глупец! Разве ты не знаешь, что ни один посторонний не имеет права войти в Храм Батача и что, сделав это, он никогда не выйдет обратно, пока вся кровь, капля за каплей, не будет из него выпущена?

— Это из твоего тела сегодня будет выпущена кровь, Вальон! — вскричал Хокмун и напал на своего врага. Но внезапно, откуда ни возьмись, появились двадцать человек, преградили ему путь к Вальону. Двадцать мечей против одного.

Он яростно бросился на них. Горло ему перехватило от ужасного запаха, глаза слепил блеск клинков. Мельком увидел он Бьючарда, извивающегося в своих путах. Хокмун сделал выпад — человек упал бездыханным, сделал следующий — и второй попятился в сторону и рухнул в яму с кровью, нанес третий удар — и на пол упала отрубленная рука.

Д’Аверк бился рядом с ним, и пока им удавалось удерживать пиратов на расстоянии.

Какое-то время казалось, что одна лишь их ярость обеспечит им успех, что они прорвутся сквозь ряды воинов и спасут Бьючарда. Хокмун прорубил себе кровавый коридор в гуще людей и уже добрался до Бьючарда. Но вдруг поскользнулся на самом краю ямы, и нога по щиколотку ушла в густую жидкость. Почувствовав какое-то омерзительное прикосновение, Хокмун выдернул ногу из ямы, но в ту же секунду его схватили пираты.

Он откинул голову и произнес:

— Мне очень жаль, Бьючард, я поторопился, но у нас не было времени, совсем не было времени.

— Вам не следовало идти за мной! — в отчаянии закричал Бьючард. — Сейчас и вас постигнет моя участь и вы станете пищей для чудовищ, живущих в яме! Вам не следовало идти за мной, Хокмун!

Глава 10 Неожиданный друг

— Боюсь, друг Бьючард, наш союз оказался недолговечным.

Даже в столь отчаянном положении Д’Аверк не мог удержаться от шутки.

Он и Хокмун были распростерты по обе стороны от Бьючарда на рамах из китовой кости. Внизу черные чудовища беспокойно ныряли и снова поднимались к поверхности. Сверху Меч Зари отбрасывал красный отблеск на весь зал, на лица лордов-пиратов, поднятые вверх в ожидании мщения Вальона. Лорды с видом победителей взирали на обнаженные тела будущих жертв, разрисованные такими же странными символами, что и тело Бьючарда.

В яме раздавались странные чавкающие звуки, а существа, что так плавали, явно ждали, когда наконец им перепадет свежая кровь. Хокмуна трясло, и он еле удерживался от рвоты. Голова у него раскалывалась, а тело ощущало жуткую слабость из-за непривычной позы. Он подумал о Ийссельде, о своей жене, о своих попытках победить Темную Империю. Теперь уже не никогда не увидит он своей жены, не вдохнет полной грудью живительный воздух Камарга, никогда уже не примет участия в войне против Гранбретани.

И все это он потерял в напрасной попытке спасти чужого, почти незнакомого ему человека, чья битва с лордами-пиратами Старвеля была неважной и неинтересной для него по сравнению с битвой против Темной Империи.

Правда, сейчас уже было слишком поздно думать об этом, потому что предстояло умереть. Он умрет страшной смертью, истечет кровью, словно свинья, чувствуя, как остатки сил вытекают из его окровавленного тела с каждым биением пульса, с каждым ударом сердца.

— Ты уже больше не издашь свой боевой клич, мой раб, — улыбнулся Вальон. — Ты молчишь. Неужели тебе не о чем просить меня? Чтобы я подарил тебе жизнь? Снова сделал тебя своим рабом? Не желаешь ли ты попросить прощения за то, что потопил мой корабль, убил моих матросов, оскорбил меня самого?

Хокмун плюнул в него, но промахнулся.

— Я жду, когда мне доставят новый нож, — пожал плечами Вальон. — Когда его принесут и благословят, я перережу твои вены здесь и вот здесь, чтобы ты медленно умирал и мог видеть, как твоей кровью кормятся те, что в яме. Ваши обескровленные трупы будут доставлены мэру Нарлина — дяде Бьючарда, если я не ошибаюсь, — как свидетельство того, что мы в Старвеле не любим, когда нам не подчиняются.

Через зал прошел пират и встал на колени перед Вальоном, подавая ему длинный острый нож. Вальон взял его, и пират попятился.

Теперь Вальон что-то шептал над ножом, часто поглядывая на Меч Зари, затем он взял нож в правую руку и приставил острие к паху Хокмуна.

— Теперь сначала, — произнес Вальон и начал петь литанию, которую они пели до этого.

Хокмун почувствовал, как рот его наполняется слюной из-за тщетных попыток освободиться из крепко держащих его пут. Монотонное пение становилось все громче и громче, пока не стало почти истеричным.

— …Меч Зари, которых мертвых делает живыми, дает жизнь живущим…

Кончик ножа защекотал бедро Хокмуна.

— …который светится, напившись человеческой кровью…

Невольно Хокмун подумал, что Меч приобретает свою способность светиться от крови. Острие ножа царапало внутреннюю поверхность бедра.

— …Знай, что мы всегда будем преклоняться пред тобой…

Вдруг Вальон перестал исторгать из себя заклинание и изумленно вскрикнул, глядя куда-то поверх Хокмуна. Тот тоже вскинул голову и вскрикнул.

Меч Зари опускался вниз!

Он опускался медленно, и скоро Хокмун мог разглядеть, что он висит на своего рода паутине из тонких металлических тросов и в этой паутине находилось еще что-то — фигура человека.

На человеке был высокий шлем с забралом, который скрывал его лицо. Его доспехи были всего лишь двух цветов — черного и золотого, а на боку висел большой обоюдоострый меч.

Хокмун не верил глазам. Он узнал этого человека — если это вообще был человек.

— Рыцарь в Черном и Золотом! — вскричал Хокмун.

— К твоим услугам, — прозвучал из-под забрала иронический ответ.

Вальон закричал от ярости и бросил нож в Рыцаря. Нож стукнулся о доспехи Рыцаря и упал в яму.

Одной рукой в перчатке Рыцарь держал Меч Зари, другой — аккуратно перерезал веревки, стягивающие Хокмуна.

— Ты… ты осквернил самое для нас священное. — Вальон говорил таким тоном, словно не мог поверить в происходящее. — Почему Бог тебя не наказал? Наш Бог — Батач Герандиум — отомстит. Это его Меч, в нем скрыт его дух.

— Мне лучше знать, — ответил Рыцарь. — Это Меч Хокмуна. Когда-то Рунный Посох решил использовать твоего предка Батач Герандиума в своих интересах, дав ему власть над этим розовым Мечом, но сейчас ты потерял эту власть, а приобрел ее Хокмун!

— Я тебя не понимаю, — недоуменно произнес Вальон. — Кто ты? Откуда пришел? Может быть, ты… ты не сам Батач Герандиум?

— Может быть, — пробормотал Рыцарь. — Я могу быть многими людьми… многими вещами…

Хокмун взмолился про себя, чтобы Рыцарь успел вовремя освободить их от веревок, Вальон скоро опомнится. Хокмун ухватился за раму, когда с его кистей спали веревки, вырвал у Рыцаря кинжал, который тот протянул ему, и принялся перерезать веревки на ногах. Вальон тряс головой.

— Это невозможно. Какой-то кошмар. — Он повернулся к остальным лордам-пиратам. — Вы видите его, человека, который находится рядом с нашим Мечом?

Они тупо закивали, затем один из них побежал к выходу из зала.

— Я приведу людей, — сказал он.

Тогда Хокмун прыгнул к ближайшему лорду-пирату и вонзил ему в горло кинжал Рыцаря. Затем быстро выхватил меч из ножен лорда.

Хокмун стоял, ярко освещенный светом, исходящим от Меча, а Рыцарь в Черном и Золотом разрезал веревки, стягивающие его друзей.

Вальон попятился в изумлении. Он никак не мог поверить в происходящее.

— Этого не может быть… этого не может быть…

Д’Аверк встал рядом с Хокмуном, а вскоре к ним присоединился и Бьючард. Все трое были нагими, и у Д’Аверка и Бьючарда не было никакого оружия.

Ошеломленные нерешительностью своего предводителя, пираты оставались на месте и не двигались. Позади трех нагих мужчин Рыцарь в Черном и Золотом дернул Меч Зари, подтягивая его ближе к полу.

Вальон дико закричал и вцепился в Меч, висящий в паутине.

— Он мой! Он мой по праву!

Рыцарь в Черном и Золотом покачал головой.

— Он принадлежит Хокмуну — Хокмуну по праву!

Вальон прижал Меч к груди:

— Он его не получит! Убейте их!

Со всех сторон в зал сбегались матросы. Лорды-пираты наконец сбросили с себя оцепенение и схватились за оружие. Все они начали наступать с четырех сторон на людей, стоявших около ямы. Рыцарь в Черном и Золотом достал свой громадный меч и, словно секирой, взмахнул им в воздухе, убив сразу нескольких пиратов и заставив остальных отступить.

— Возьмите их мечи, — быстро сказал он. — Сейчас нам придется драться.

Бьючард и Д’Аверк мгновенно подхватили мечи и вслед за Рыцарем пошли вперед.

Казалось, тысячи людей заполнили зал, и глаза каждого сверкали жаждой убийства.

— Ты должен забрать Меч у Вальона, Хокмун, — закричал Рыцарь, перекрывая шум битвы. — Если ты этого не сделаешь, все мы погибнем!

Их прижали к самому краю черной ямы. Хокмун бросил взгляд назад и в ужасе закричал:

— Они поднимаются сюда!

Хищники подплыли к самому краю кровавой ямы. Хокмун умудрился разглядеть их. Они были той же породы, что и чудовище из лесного озера, но меньшего размера. Видимо, принесенные сюда много веков назад предками Вальона, они приспособились к условиям обитания в крови!

Он почувствовал, как длинный язык дотронулся до его обнаженного тела, и его охватил ужас. То, что ожидало их сзади, придало ему новые силы, и он с неописуемой страстностью и неукротимой яростью набросился на пиратов, прорываясь к Вальону. Тот стоял поблизости, все еще прижимая к груди Меч Зари, окутывавший его неземным розовым сиянием.

Почувствовав опасность, Вальон что-то крикнул и бросился на Хокмуна, высоко подняв Меч. Но то, чего он ждал, не произошло. Хокмун отступил в сторону, парировал удар и пошатнулся, полуослепленный светом Меча. Вальон закричал и снова занес розовый Меч. Хокмун нырнул под удар и сделал своим клинком резкий выпад, ранив Вальона в плечо. Изумленно вскрикнув, Вальон нанес следующий удар, и снова незнакомец легко ушел от удара.

Вальон остановился, изучая Хокмуна, на лице его застыло выражение ужаса и крайнего изумления.

— Как это может быть? — шептал он. — Как это может быть?

Хокмун засмеялся.

— Не спрашивай меня, Вальон, потому что для меня это такая же загадка, как и для тебя. Но мне было приказано забрать у тебя Меч.

И с этими словами он сделал выпад, который лорд отразил Мечом Зари.

Во время боя они поменялись местами, и теперь уже Вальон оказался спиной к яме с кровью. Хокмун увидел, как чудовище, роняя капли крови с туловища, принялось выбираться на пол зала. Хокмун снова напал на пирата, оттесняя его к яме. Он увидел, как длинный язык обхватил ногу Вальона, услышал, как пират в ужасе закричал и попытался отрубить язык своим Мечом.

Тогда Хокмун сделал шаг вперед, нанес удар кулаком в лицо Вальона, а второй рукой выхватил Меч Зари из руки лорда-пирата. Вальон упал, и чудовище потащило его в кровавую яму.

— Спаси меня, Хокмун! — тянул к нему руки Вальон. — Спаси меня, умоляю тебя, Хокмун!

Но глаза Хокмуна оставались холодными. Он, положив обе руки на рукоять Меча Зари, смотрел, как волокут Вальона.

Раздался долгий протяжный крик, который завершился шепотом ужаса, и Вальон исчез в яме.

Хокмун повернулся, держа в руке тяжелый Меч и удивляясь свету, от него исходящему. Он взял его обеими руками и посмотрел, как обстоят дела у его друзей. Они стояли тесной группой, отражая натиск множества врагов.

Рыцарь увидел, что Меч в руках Хокмуна, и что-то крикнул, но Хокмун не расслышал его слова. Пользуясь своим новым оружием, Хокмун убил несколько человек, он пытался пробиться к своим друзьям.

Жуткие существа все вылезали из ямы, расползаясь по всему залу, И Хокмун понял, что положение их практически стало безнадежным, поскольку они оказались в ловушке между сотнями пиратов с одной стороны и существами из ямы — с другой.

И снова Рыцарь в Черном и Золотом что-то крикнул ему, но Хокмун никак не мог услышать, что он кричит. Он бился, отчаянно стараясь пробиться к Рыцарю, отрубая руки, ноги, парируя удары и все ближе подбираясь к своему загадочному помощнику.

Вновь зазвучал голос Рыцаря, и на этот раз Хокмун услышал:

— Вызови их! — прогремел голос Рыцаря. — Вызови Легион Зари, Хокмун, иначе мы погибли!

Хокмун нахмурился:

— Что ты хочешь сказать?

— По приобретенному тобой праву ты можешь командовать Легионом. Вызови его! Именем самого Рунного Посоха, вызови его!

Хокмун парировал очередной удар и разрубил противника надвое. Свет Меча, казалось, померк, но, может, его стало хуже видно из-за света множества факелов, что внесли в зал.

— Вызови своих людей, Хокмун! — отчаянно закричал Рыцарь в Черном и Золотом.

Хокмун пожал плечами и совершенно неверящим тоном выкрикнул:

— Я вызываю Легион Зари…

Ничего не произошло. Хокмун ничего и не ожидал. В легенды он не верил.

Но неожиданно он заметил, что пираты начали что-то кричать. Неизвестно откуда появились странные люди, испускавшие розовое сияние. Они яростно бились, убивая множество пиратов.

Хокмун с облегчением вздохнул и с интересом принялся разглядывать странных людей.

Незнакомцы были упрятаны в вычурно сделанные доспехи и выглядели людьми из другого мира. Вооружены они были копьями, украшенными пучками раскрашенных волос, и дубинками с причудливым орнаментом.

Тела у них были коричневого цвета, лица раскрашены, большие черные глаза сверкали, а с губ срывался странно стонущий боевой клич.

Пираты сопротивлялись отчаянно. Но когда один из воинов, сверкающих розовым светом, погибал, тело его исчезало, а на месте погибшего вставал другой воин, ничем не отличающийся от убитого. Хокмун попробовал проследить, откуда они появляются, но у него ничего не получилось.

Тяжело отдуваясь, Хокмун присоединился к своим друзьям. Голые тела Д’Аверка и Бьючарда были покрыты неглубокими ранами во многих местах. Они стояли, глядя, как Легион Зари расправляется с оставшимися пиратами.

— Это — солдаты, которые служат Мечу, — пояснил Рыцарь в Черном и Золотом. — С их помощью предок Вальона вкушал страх в Нарлине и его окрестностях. Но сейчас этот Меч восстает против Вальона, отбирая то, что однажды дал ему.

Хокмун почувствовал, как что-то прикоснулось к его обнаженной щиколотке, повернулся и в ужасе закричал:

— Чудовища! Я совсем забыл о них!

Он ударил по вытянутому языку Мечом и попятился.

В ту же секунду между ним и чудовищем появились сияющие воины. Они кололи копьями и ударяли дубинками, пока от чудовищ не осталась лишь черная масса, просто пятно на полу.

— Сделано! — произнес, как бы сам себе не веря, Бьючард. — Мы победили! Власть Старвеля сломлена!

Он наклонился и поднял меч.

— Пойдем, друг Хокмун, поведем твоих воинов сквозь этот город. Убьем всех, кто попадется нам на пути. Сожжем все, чтобы и воспоминания не осталось о силе и могуществе Старвеля…

— Да… — начал было Хокмун, но Рыцарь в Черном и Золотом отрицательно покачал головой.

— Нет, не для убийства пиратов командуешь ты своим Легионом, Хокмун. Он твой для того, чтобы ты вершил дело Рунного Посоха.

Хокмун стоял в нерешительности.

Рыцарь положил руку на плечо Бьючарда.

— Сейчас большинство злодеев лордов-пиратов погибло. Вальон умер, и никто не мешает тебе и твоим людям вернуться в Старвель и закончить начатое. Но Хокмун и его Меч нужны для более великих дел. Скоро ему надо будет уйти.

Тогда Хокмун почувствовал злость.

— Я, конечно, очень благодарен тебе, Рыцарь в Черном и Золотом, за помощь. Но хочу напомнить тебе, что меня вообще не было бы здесь, если бы не твои и Майгана из Лландара хитрости. Он, правда, уже мертв. Мне надо вернуться домой в Замок Брасс к моей любимой. Я сам себе хозяин, Рыцарь, — сам себе хозяин! Я сам буду решать свою судьбу!

И тогда Рыцарь в Черном и Золотом рассмеялся:

— Ты все еще сама невинность, Дориан Хокмун. Поверь мне, Рунный Посох твой хозяин! Ты считаешь, что ты решился пробраться в этот Храм, чтобы помочь другу. Но именно таким способом и вершит Рунный Посох свои дела! Ты никогда не осмелился бы пойти в самое логово пиратов только для того, чтобы добыть Меч Зари, в легенду о котором ты даже не верил. Но ты рискнул прийти сюда, чтобы спасти Бьючарда. Паутина, которую плетет Рунный Посох, — весьма сложный узор. Люди никогда не сознают истинной причины своих действий, если в дело замешан он. А сейчас ты должен выполнить вторую часть своей миссии в Амареке. Ты должен отправиться на север — ты можешь плыть вдоль берега, поскольку я уверен, что Бьючард одолжит тебе корабль, и найти Дмарг, город Великих Добродетельных Людей, потому что они нуждаются в твоей помощи. Там ты найдешь доказательство, что Рунный Посох существует.

— Меня не интересуют загадки, Рыцарь. Я хочу знать, что стало с моей женой и моими друзьями. Скажи, по крайней мере, в одном ли времени мы существуем?

— Да, — ответил Рыцарь, — местное время совпадает с европейским. Но ты же знаешь, Замок Брасс находится не там…

— Знаю. — Хокмун задумчиво нахмурился. — Ну что ж, Рыцарь, может, я к соглашусь взять корабль у Бьючарда и отправиться в Дмарг. Может быть…

— Пойдем, — кивнул Рыцарь, — оставим это грязное место и отправимся в Нарлин. Тая мы сможем обсудить с Бьючардом все, что нам нужно.

— Все, что я имею, Хокмун, твое, — улыбнулся Бьючард. — Ты сделал слишком много и для меня, и для всего нашего города. Ты спас мне жизнь и помог уничтожить вековечных врагов Нарлина. Ты можешь требовать хоть двадцать кораблей, если пожелаешь.

Хокмун был погружен в глубокое раздумье. У него возникла идея обмануть Рыцаря в Черном и Золотом.

Глава 11 Расставание

На следующее утро Бьючард проводил их до набережной. Весь город праздновал победу. Прошлой ночью солдаты Нарлина наводнили Старвель и вырезали всех до единого пиратов.

Бьючард положил руку на плечо Хокмуна.

— Мне бы хотелось, чтобы ты остался, друг Хокмун. Наш праздник продлится еще несколько недель, и ты со своим другом должен бы присутствовать на нем. Мне будет печально пировать без вас, потому что настоящие герои Нарлина — вы.

— Нам просто повезло, капитан Бьючард. Удачный случай соединил наши судьбы. Ты избавился от своих врагов, а мы получили то, за чем сюда и направлялись. — Хокмун улыбнулся. — Но теперь нам пора уходить.

— Ну, раз надо, значит, надо, — кивнул Бьючард.

Он посмотрел на Хокмуна и откровенно ухмыльнулся:

— Надеюсь, ты погашаешь, что я не слишком верю в историю о твоем родственнике-ученом, который так интересовался этим Мечом?

Хокмун рассмеялся.

— Нет, но с другой стороны, капитан, я не могу рассказать ничего другого. А и сам не знаю, для чего мне нужен этот Меч… — Он потрогал ножны, в которые сейчас был вложен Меч Зари. — Рыцарь в Черном и Золотом говорит, что все это — часть общей судьбы. Все, что хочу я, — это немного любви, немного покоя и мести тем, кто разгромил мою родину. Но я нахожусь здесь, на этом континенте, за тысячи миль от близких мне людей и должен отправиться на поиски еще одного города — и не могу сказать, что с большой охотой. Возможно, что все мы поймем, в чем тут дело, когда-нибудь.

Бьючард серьезно посмотрел на него:

— Я думаю, ты служишь великому делу, Хокмун. Я думаю, твоя судьба — благородная судьба.

Хокмун засмеялся.

— Я тем не менее не ищу благородной судьбы — всего лишь спокойной.

— Возможно, — ответил Бьючард, — возможно. А сейчас, друг мой, для тебя приготовили самый лучший наш корабль. Он прекрасно снаряжен и на нем множество провианта. Самые лучшие моряки Нарлина хотят плыть с тобой, и сейчас они на борту. Счастья тебе в этом твоем деле, Хокмун, и тебе тоже, Д’Аверк.

Д’Аверк кашлянул в кулак.

— Если Хокмун говорил, что служит, сам того не желая, своей «Великой судьбе», то что же тогда остается говорить его лучшему другу, то есть мне? Может, я еще больший глупец, чем он? Я плохо себя чувствую, у меня слабое здоровье, я хронически болен. Тем не менее меня таскают по всему свету, заставляя служить этому мифическому Рунному Посоху. Правда, это все же помогает убить время.

Хокмун улыбнулся, потом повернулся и взошел по сходням на корабль. Рыцарь в Черном и Золотом сделал нетерпеливый жест.

— Дмарг, — произнес он. — Ты должен искать свой Рунный Посох в Дмарге, Хокмун.

— Да, — ответил Хокмун. — Я слышу тебя, Рыцарь.

— Меч Зари очень нужен Дмаргу, — продолжал Рыцарь в Черном и Золотом. — А ты нужен, чтобы управлять им.

— Тогда я сделаю так, как ты хочешь, Рыцарь, — весело отозвался Хокмун. — Ты поплывешь с нами?

— У меня есть другие дела.

— Мы, конечно, еще встретимся.

— Конечно.

Д’Аверк кашлянул и поднял руку.

— Тогда прощай, Рыцарь, спасибо тебе за помощь.

— Спасибо и вам, — невозмутимо ответил Рыцарь.

Хокмун отдал приказ убрать сходни и начать грести.

Корабль взял курс в открытое море. Хокмун наблюдал, как фигуры Бьючарда и Рыцаря в Черном и Золотом становятся все меньше, а потом он повернулся к своему верному другу и улыбнулся ему.

— Ну, Д’Аверк, знаешь ли ты, куда мы направляемся?

— Насколько я понял — в Дмарг, — с невинным видом произнес Д’Аверк.

— В Европу, Д’Аверк. Мне безразлична судьба, в которую меня все время тычут носом. Я хочу снова видеть свою жену. Мы переплывем море, Д’Аверк, и попадем в Европу. Там мы сможем воспользоваться кольцами, которые перенесут нас в Замок Брасс. И я снова увижу Ийссельду.

Д’Аверк ничего не сказал. Он просто поднял вверх голову и взглянул на белые паруса, которые раздувались под легким ветерком. Корабль набирал скорость.

— Что ты на это скажешь, Д’Аверк? — усмехнулся Хокмун, хлопнув друга по спине.

— Скажу, что неплохо будет провести какое-то время в Замке Брасс и как следует отдохнуть.

— Ты говоришь это каким-то странным тоном, друг… — Хокмун нахмурился. — В чём дело?

Д’Аверк взглянул на него искоса, и взгляд этот был под стать странному тону.

— Да, да… Может быть, я просто не так уж уверен, как ты, Хокмун, что корабль этот найдет путь к Европе. Может быть, я просто больше, чем ты, верю в Рунный Посох…

— Ты… ты веришь в такие пустые легенды? Предполагалось, что Амарек — это место, где живут не люди, а полубоги. Тебе не кажется, что это не совсем так?

— Мне кажется, что ты слишком много говоришь о том, что Рунного Посоха не существует. Мне кажется, что твое желание видеть Ийссельду слишком на тебя действует.

— Возможно.

— Ну что ж, Хокмун, — сказал Д’Аверк, глядя на море. — Время покажет, насколько силен Рунный Посох.

Хокмун бросил на него удивленный взгляд, потом пожал плечами и пошел по палубе.

Д’Аверк улыбнулся и покачал головой, глядя на своего друга.

Потом он снова обратил свой взгляд на белые паруса, гадая, увидит ли он когда-нибудь Замок Брасс…