Загадка улицы Блан-Манто

III ПРОПАЖИ

Воскресенье, 4 февраля 1761 года.

Возвращение в Париж было сравнимо с прыжком в ледяную воду. Николя словно очнулся от затяжного сна.

Глубокой ночью почтовая карета прибыла на центральную станцию на площади Шевалье-о-Ге, прибыла с опозданием, так как дороги во многих местах размыло, а кое-где и затопило полностью. Такого Парижа, который предстал перед ним в тот вечер, он еще не видел. Несмотря на холод и поздний час, в городе царило безудержное веселье. Его моментально окружили, затолкали, задушили в объятиях и вовлекли в лихо отплясывающий хоровод людей в размалеванных масках. Вокруг все галдели, буйствовали, размахивали руками и предавались самым невообразимым безумствам.

Кучка шутников в сутанах, стихарях и квадратных шапочках тащила на погост соломенное чучело. Какой-то тип, обрядившись священником и нацепив на шею епитрахиль, исполнял обязанности служителя культа. Похоронную процессию сопровождали девицы в монашеских одеяниях и с огромными, как у беременных, животами; изображая плакальщиц, они оглашали воздух воплями, воздевая руки к небу. При свете факелов процессия двигалась по улице, и всех, кто встречался у нее на пути, священник благословлял свиной ножкой, макая ее в соленую воду. Охваченные неистовым весельем, участники процессии кривлялись и приставали к прохожим; особенно буйствовали женщины.

Какая-то девица, повиснув на Николя, чмокнула его в щеку и со словами: «Ты же унылый, словно сама смерть» — попыталась нацепить на него ухмылявшуюся маску скелета. Оттолкнув девицу, он быстро пошел прочь; вслед ему полетела отборнейшая брань.

Начался карнавал. Теперь вплоть до Пепельной среды все ночи напролет разнузданные толпы молодежи будут веселиться на городских улицах и площадях, и вместе с ними станет бесчинствовать парижский сброд.

Незадолго до Рождества Сартин собирал всех квартальных комиссаров; Николя присутствовал на этом военном совете, хотя, разумеется, сидел в стороне. Беспорядки, случившиеся во время карнавала 1760 года, когда Сартина только что назначили на его теперешнюю должность, вызвали беспокойство короля, и Сартин не хотел повторения безобразий. А так как от штрафов и задержаний толку оказалось мало, следовало все предугадать, предусмотреть и взять под контроль. Громоздкая полицейская машина готовилась задействовать все шестеренки, включая самые крошечные.

Столкнувшись с ночными дебоширами, Николя убедился в обоснованности тревог Сартина. По дороге домой он пришел к заключению, что такого царства распущенности в городе ему видеть еще не доводилось, и пожалел, что не воспользовался маской, предложенной девицей пусть и не слишком вежливо, но, кажется, от чистого сердца. В костюме из лагеря противника он сумел бы пройти незамеченным, и ему не пришлось бы вступать в стычки с ватагами разгулявшихся молодчиков, которые били стекла, гасили фонари, всячески проказничали и куражились.

Настоящие сатурналии, думал Николя, наблюдая за тем, как все вокруг встает с ног на голову. Проститутки, обычно дефилировавшие в специально отведенных для них местах, бесстыдно демонстрировали всем свои прелести. Ночь превращалась в день, полнившийся криками, песнями, масками, музыкой, интригами и незавуалированными намеками.

В квартале Сент-Авуа, где проходила улица Блан-Манто, обстановка оказалась более спокойной. Николя с удивлением увидел, что в окнах дома комиссара Лардена горит яркий свет: комиссар и его жена принимали редко, и никогда по вечерам. Дверь оказалась незапертой, и ему не пришлось воспользоваться личным ключом. Когда он проходил мимо библиотеки, до него донеслись приглушенные голоса; казалось, собеседники о чем-то спорили. Дверь была открыта, и он вошел. Госпожа Ларден стояла к нему спиной и что-то взволнованно доказывала невысокому плотному человеку в плаще, в котором Николя признал Бурдо, инспектора из Шатле.

— Что значит «не волнуйтесь»?! Я вам в который раз повторяю, сударь, что не видела мужа с утра пятницы. Домой он не возвращался… Хотя знал, что вчера нас ждал к ужину мой кузен, доктор Декарт, проживающий в Вожираре. Возможно, по долгу службы ему пришлось работать ночью: к несчастью, я принадлежу к тем женщинам, чьи мужья никогда не сообщают, ни сколько времени забирает у них работа, ни когда они обязаны туда являться. Однако отсутствовать три дня и три ночи подряд, никого не предупредив, даже для него слишком…

Она села и промокнула глаза платочком.

— С ним что-то случилось! Я это чувствую, знаю! Что мне делать? Я в отчаянии!

— Сударыня, полагаю, я могу сказать вам, что господину Лардену поручили заняться неким подпольным игорным заведением, где ведется крупная игра. Дело это весьма деликатное. А, вот и господин Ле Флош. Он поможет мне в поисках, если ваш муж — во что мне нисколько не хочется верить — и завтра не появится.

Луиза Ларден обернулась, встала и, воздев руки, уронила платок. Николя поднял его.

— О! Николя, вы вернулись! Очень рада вас видеть. Я так одинока, так расстроена. Мой муж исчез, и… вы мне поможете, Николя?

— Сударыня, я ваш слуга. Но я согласен с господином Бурдо: комиссар, несомненно, занят расследованием, обстоятельства которого действительно являются весьма деликатными; мне об этом известно. Уже поздно, сударыня, и я бы посоветовал вам пойти отдохнуть.

— Спасибо, Николя. Как чувствует себя ваш опекун?

— Он умер, сударыня. Благодарю вас за заботу.

С жалостливым выражением лица она протянула ему руку. Он поклонился. Не удостоив взглядом инспектора, Луиза Ларден вышла.

— Вы умеете успокаивать женщин, Николя, — заметил Бурдо. — Мои поздравления. Мне жаль, что ваш опекун…

— Благодарю вас. Что вы думаете об исчезновении Лардена? Комиссар — человек с устоявшимися привычками. Он часто не ночует дома, но всегда предупреждает заранее.

— С устоявшимися привычками… и вечными секретами. Сегодня основная задача состояла в том, чтобы успокоить его жену. И вы в этом преуспели гораздо больше, чем я!

Бурдо с улыбкой посмотрел на Николя: в его глазах плясали веселые насмешливые искорки. У кого Николя уже видел похожий взгляд?

Наверное, у Сартина: тот часто смотрел на него так, как сейчас смотрел Бурдо. При этом воспоминании молодой человек покраснел и ушел от ответа.

Обсудив план действий, сыщики решили встретиться на рассвете. Бурдо откланялся. Николя отправился к себе наверх. Неожиданно из темноты выплыла Катрина: она стояла рядом и все слышала. Освещенное пламенем свечи, ее широкое курносое лицо казалось мертвенно-бледным.

— Педный Николя, мне тебя заль. Какое несчастье! Теберь ты совсем один. И здесь тоже все блохо. Блохо, очень блохо.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ничего. Я знаю то, что знаю. Я не глухая.

— Если ты что-то знаешь, ты должна мне рассказать. Или ты мне больше не доверяешь? Хочешь, чтобы я стал совсем несчастным? У тебя нет сердца, ты бессердечная.

Николя тотчас пожалел, что обидел достойную кухарку: за время проживания в доме Лардена он успел искренне полюбить ее.

— Это я-то пессердечная! Николя не может так говорить.

— Тогда давай, Катрина, рассказывай. А то я засну, я не спал уже несколько дней.

— Не сбал! Но, голупчик мой, так нельзя. Ладно, слушай. В брошлый четверг хозяин и хозяйка ужасно боссорились, и все из-за господина Декарта, кузена хозяйки. Хозяин кричал на хозяйку, ругал за что она кокетничает с этим типом.

— С этим прилизанным святошей?

— Совершенно точно.

Николя в задумчивости отправился к себе в мансарду. Разбирая вещи, он размышлял над словами Катрины. Разумеется, он знал мэтра Декарта, кузена Луизы Ларден, высокого, изможденного субъекта, при виде которого Николя всегда вспоминал больших тонконогих птиц, во множестве обитавших в болотах Геранда. Особенно ему не нравился его профиль, который скошенный подбородок и костистый, с горбинкой нос делали исключительно несуразным. В его присутствии Николя всегда испытывал неловкость: назидательный тон родственника, постоянная манера цитировать замысловатые пассажи из Писания и мерное покачивание головой раздражали его. Неужели такая красавица, как госпожа Ларден, могла увлечься невзрачным Декартом? И, упрекая себя за то, что его почему-то совершенно не волнует судьба комиссара Лардена, он заснул.

Понедельник, 5 февраля 1761 года.

Рано утром он вышел из дома; хозяйка еще спала, и только Катрина, угрюмая и молчаливая, разводила огонь на кухне. Комиссар, совершенно очевидно, не вернулся. Держа курс на Шатле, Николя шел по улицам, покрытым толстым слоем мусора, оставшимся после ночного праздника, который, подобно гигантской волне, прокатился по городу, оставив после себя выброшенные людским морем обломки. В подворотне на куче хлама храпел, развалившись, какой-то субъект в замызганном костюме Пьеро. Прибыв на место, Николя прежде всего написал два письма: одно — отцу Грегуару, а другое — своему другу Пиньо, — где извещал их о смерти каноника и о своем возвращении. По дороге на почту его догнал уже знакомый ему маленький савояр и вручил записку от Сартина, содержавшую приказ немедленно бросить все и явиться к нему на улицу Нев-Сент-Огюстен.

Войдя в приемную начальника полиции, Николя стал свидетелем любопытного зрелища. Сартин, слывший самым работоспособным чиновником в королевстве, сидел в кресле и, судя по избороздившим его лоб глубоким морщинам, был поглощен решением важной задачи. Закидывая ногу на ногу, он время от времени резко кивал головой, приводя в отчаяние парикмахера, пытавшегося уложить его волосы аккуратными буклями. Двое лакеев по очереди открывали продолговатые коробки, аккуратно извлекали из них парики и, один за другим, надевали их на манекен, задрапированный в ярко-красный халат. В Париже все знали о страсти Сартина к собирательству париков. А так как никаких иных слабостей за ним не числилось, все прощали ему это невинное увлечение. Но сегодня утром он, похоже, был недоволен даже своей коллекцией, и лакеи напрасно старались угодить ему.

Защитив лицо высокопоставленного клиента специальным экраном, парикмахер принялся обильно посыпать ему голову пудрой. Глядя на начальника в окружении белого облака, Николя с трудом сдержал улыбку.

— Сударь, я рад вас видеть, — произнес Сартин. — Как чувствует себя маркиз?

По выработавшейся у него привычке Николя воздержался от ответа. Но на этот раз Сартин повторил свой вопрос.

— Так как же он себя чувствует? — произнес он, в упор глядя на Николя.

Сартин, для которого, похоже, вообще не было никаких тайн, вполне мог узнать, что произошло в Геранде, удрученно подумал молодой человек и решил ограничиться самым общим ответом.

— Хорошо, сударь.

— Оставьте нас, — приказал Сартин, повелительным жестом отпуская окружавших его слуг.

Приняв свою любимую позу, а именно облокотившись на письменный стол, он, к удивлению Николя, пригласил его сесть.

— Сударь, — начал он, — я наблюдаю за вами уже пятнадцать месяцев, и у меня есть все основания быть вами довольным. Однако не вздумайте задирать нос, вы еще слишком мало знаете. Но вы не болтливы, умеете делать выводы и пунктуальны, что в нашем ремесле основное. Теперь к делу. Ларден исчез. Причины его исчезновения мне неизвестны, но они меня весьма и весьма интересуют. Как вы уже знаете, Ларден подчинялся только мне и выполнял особые задания, о которых отчитывался мне лично. Так что вы, сударь, сохраните в тайне все, что я вам сейчас скажу. Свободу действий Лардена ничто не ограничивало. Наверное, зря. Полагаю, вы, с вашей наблюдательностью, заметили, что у меня уже возникали основания усомниться в его честности.

Николя предусмотрительно промолчал.

— Сейчас он вел сразу два дела, одно из которых требовало особой деликатности, ибо на карту поставлена репутация моих людей. Мой предшественник Беррье вместе с делами передал мне и своего любимчика, комиссара Камюзо, хотя я бы прекрасно без него обошелся. Да будет вам известно, сударь, что комиссар Камюзо, надзирающий над игорными заведениями, наш главный винтик полицейского механизма, вот уже несколько лет подозревается в покровительстве подпольным притонам. Имеет ли он от этого выгоду? Как вы понимаете, определить разницу между вынужденным обращением к услугам осведомителей и противозаконным сговором с ними далеко не всегда возможно. У Камюзо есть верный человек, некий Моваль, безгранично ему преданный. Этот тип очень опасен. Не доверяйте ему. Когда надо организовать якобы неожиданный налет на притон, он выступает посредником и находит сообщников. По его наводке полиция проводит рейд и осуществляет конфискацию. А вы знаете, что по указу короля конфискованные деньги…

И он вопросительно посмотрел на Николя.

— Часть конфискованных сумм идет служащим полиции, — заученно ответил молодой человек.

— Вот что значит достойный ученик Ноблекура! Мои поздравления. Ларден работал и еще по одному делу, о котором и не могу вам ничего рассказать. Вам достаточно знать, что он его вел и что оно чрезвычайно сложное. Тем более, мне кажется, вас не слишком удивили сообщенные мною сведения. Так зачем же мне говорить вам лишнее?

Он открыл табакерку, но не взял понюшку, а, помолчав, с громким стуком ее захлопнул.

— В сущности, — продолжил он, — я вынужден так поступать, и, должен признаться, при сложившихся обстоятельствах мне приходится идти по проторенной дорожке. Вот приказ, который даст вам возможность вести расследование и прибегать к помощи властей. Королевский судья по уголовным делам и начальник городской стражи будут предупреждены. Всех квартальных комиссаров вы знаете лично. Держитесь уверенно, но соблюдайте формальности, а главное, постарайтесь ни с кем не поссориться. Не забывайте, вы являетесь моим личным представителем. Разберитесь в этой истории; мне кажется, в ней кроется какая-то тайна. И приступайте немедленно. Начните со знакомства с отчетами о ночных происшествиях, это всегда познавательное чтение. Нужно научиться их сравнивать, дополнять и соединять воедино разрозненные, на первый взгляд, факты.

Он протянул Николя подписанный документ.

— Сей Сезам, сударь, откроет вам все двери, включая двери тюрем. Не злоупотребляйте им. У вас есть ко мне просьбы?

— Сударь, у меня две просьбы, — на удивление спокойным голосом произнес Николя.

— Две? Однако вы стали дерзким, сударь!

— Во-первых, мне хотелось бы взять в помощники инспектора Бурдо…

— Ваша уверенность в себе растет не по дням, а по часам. Но я одобряю ваш выбор. Очень важно уметь верно оценить человека и его характер. Бурдо мне нравится. Что еще?

— Я узнал, сударь, что сведения никогда не даются бесплатно…

— Вы совершенно правы, мне следовало самому об этом подумать.

Отойдя в угол комнаты, Сартин открыл железный шкаф, извлек оттуда сверток с двадцатью луидорами и протянул Николя.

— Вы представите мне подробнейший отчет обо всем, что сделаете, и укажете, на что были израсходованы полученные вами средства. Если денег не хватит, требуйте еще. А теперь идите, время не ждет. Постарайтесь показать все, на что вы способны, и найдите мне Лардена.

Решительно, Сартин всегда удивлял Николя! Он вышел из кабинета начальника таким взволнованным, что, если бы тяжелый сверток с золотыми не оттягивал карман его фрака, ему пришлось бы долго щипать себя за нос, дабы убедиться, что он не спит. Однако радость от оказанного ему высокого доверия быстро уступила место неотступной тревоге. А справится ли он с таким важным поручением? Он уже видел, как на пути его вырастают дебри препятствий и чем дальше он продвигается, тем эти дебри гуще. Его возраст и неопытность станут ему помехой, а оказанное ему отличие побудит недругов расставить у него на пути капканы. Но он обязан найти в себе силы преодолеть все препятствия и выполнить неожиданно возложенную на него миссию. Совершенно неожиданно он почувствовал себя одним из рыцарей, отправляющихся в путь на поиски подвигов и приключений. Рыцарские романы составляли большую часть библиотеки в замке Ранрей.

Вспомнив о любимых книгах, он не мог не вспомнить о родном Геранде, и перед глазами немедленно возникли лица опекуна, маркиза и Изабеллы. Горький комок подкатился к горлу… Николя развернул врученную ему Сартином бумагу и прочел: «Доводим до вашего сведения, что податель сего приказа, г. Николя Ле Флош, уполномочен вести расследование по чрезвычайно важному делу, касающемуся блага государства. А посему, что бы он ни делал и ни предпринимал, он является исполнителем нашей воли и тех распоряжений, кои были ему даны. На сем основании приказываем всем представителям полиции и городской стражи, находящейся в подчинении прево и виконта Парижского, оказывать ему помощь и содействие, ибо, повинуясь ему, вы исполняете наш приказ».

Текст наполнил Николя гордостью, он почувствовал себя уверенно, а слова «служба королю» неожиданно обрели для него подлинное величие.

Но он быстро напомнил себе, что он всего лишь скромный инструмент в игре, правила которой превосходили его понимание, и отправился в Главное полицейское управление, куда стекались отчеты квартальных комиссаров и начальников городских патрулей. Бурдо он отыщет позднее, после того как по приказу Сартина ознакомится с отчетами.

Делопроизводители, хорошо знавшие Николя, без лишних вопросов выдали ему отчеты, поступившие за последние дни, и он погрузился в чтение однообразных докладов о происшествиях, случившихся в столице за время буйных карнавальных дней и ночей. Ничего интересного в этих отчетах он не обнаружил. Копии, сделанные с записей в регистрах мертвецкой,[5] на его взгляд, заслуживали большего внимания. В них перечислялись мрачные находки, запутавшиеся в огромной сети, перегораживавшей Сену на выходе из Парижа, куда течение приносило все, что попадало в воду. Но и в этих мрачных списках он тоже не нашел ничего, за что можно было бы зацепиться.

«Труп мужчины, которого, по словам соседей, звали Паскаль; захлебнулся и утонул в воде».

«Труп мужчины примерно двадцати пяти лет, без ранений и повреждений, однако содержащий все признаки утопленника».

«Труп мужчины примерно сорока лет, без ранений и повреждений; после осмотра сошлись во мнении, что означенный труп, прежде чем попасть в воду, скончался от апоплексического удара».

«Тело ребенка без головы; по нашему разумению, послужило для анатомических опытов и пролежало несколько дней в воде».

Николя отодвинул составленные корявым казенным языком описи. До него постепенно доходила вся сложность полученного им задания. И он впал в сомнение. Неужели Сартин решил посмеяться над ним? А может, он просто не хочет, чтобы Лардена нашли? Ведь доверить такое дело новичку — это верный способ закрыть его. Но он взял себя в руки и, отбросив печальные мысли, отправился в Шатле, дабы самому посетить морг и поговорить с инспектором Бурдо.

Бурдо также не преуспел в своих поисках. Не зная, как довести до сведения инспектора решение Сартина, Николя в конце концов молча сунул ему в руку бумагу, подписанную начальником полиции. Ознакомившись с ее содержанием, Бурдо поднял голову и, с доброй улыбкой глядя на молодого человека, произнес:

— Вот это новость. Впрочем, я всегда знал, что вы пойдете не только далеко, но и быстро. Рад за вас, сударь.

В его голосе слышалось уважение, и, растрогавшись, Николя пожал ему руку.

— Однако, — продолжил Бурдо, — ваша работа только начинается. Несмотря на неограниченные полномочия, не следует недооценивать трудностей. Так что если я могу вам помочь, можете на меня рассчитывать.

— Чтобы быть точным, господин де Сартин велел мне выбрать себе помощника. А если честно, я сам попросил у него дать мне кого-нибудь в помощь. И сказал, с кем бы мне хотелось работать. Назвал ваше имя. Но я еще очень молод и неопытен, и, если вы откажетесь, я не буду на вас в обиде.

Бурдо даже покраснел от волнения.

— Выбросьте ваши сомнения. Мы с вами не первый день знаем друг друга. Я наблюдаю за вами с того момента, когда вы пришли работать к нам и быстро проявили все ваши блестящие качества… Я польщен, что вы вспомнили именно обо мне, и рад, что стану работать у вас под началом.

Помолчав немного, Бурдо продолжил:

— Все это замечательно, но время не ждет. Я говорил с комиссаром Камюзо. Он не видел Лардена целых три недели. Начальник вам об этом сообщил?

Николя вспомнил намеки Сартина на некие секретные расследования и не ответил на вопрос инспектора.

— Я хотел бы посетить морг. Нельзя сказать, чтобы в описи я нашел что-то интересное, но пренебрегать нельзя ничем.

Бурдо открыл табакерку, протянул Николя, и тот щедро воспользовался ее содержимым. Все полицейские в Шатле быстро приобретали привычку перед спуском в мертвецкую нюхать табак, помогавший выдерживать царившее там зловоние. Николя уже довелось познакомиться с этим зловещим местом, сопровождая туда Лардена. Морг располагался в отвратительном подвале, темном и грязном, куда свет проникал через маленькое, наполовину заколоченное окно. От приходивших на опознание посетителей полуразложившиеся трупы отделяла решетка и деревянный барьер. Чтобы замедлить процессы гниения, тела, находившиеся в наиболее плачевном состоянии, густо посыпали солью. В этом неприглядном помещении устанавливали имена утопленников, выловленных в Сене, и найденных на улице покойников.

Время для посетителей еще не наступило, но в самом темном углу уже стоял в ожидании какой-то человек. Он внимательно разглядывал бренные останки, разложенные на каменных плитах пола; среди тел Николя с содроганием узнал те, описание которых он прочел в отчетах. Между холодными словами отчетов и неприглядной действительностью разница наблюдалась огромная. Потрясенный, Николя не обратил внимание на молчаливо стоявшего в тени посетителя. Неуместного свидетеля заметил Бурдо и, слегка толкнув Николя локтем, дабы привлечь его внимание, кивком указал на незнакомца в углу. Николя направился к неизвестному.

— Сударь, можно узнать, что вы здесь делаете и кто вам разрешил войти сюда?

Упираясь лбом в решетку, человек столь сосредоточенно созерцал трупы, что не заметил, как к нему подошли. А когда он обернулся, Николя чуть не вскрикнул от изумления:

— Это же доктор Семакгюс!

— Да, Николя, это я.

— А это инспектор Бурдо.

— Сударь… Однако позвольте, Николя, каким ветром вас сюда занесло? По-прежнему учитесь ремеслу?

— Разумеется, а вы?

— Вы помните моего слугу Сен-Луи? В пятницу он не вернулся домой. С тех пор о нем ни слуху ни духу, и я уже начал беспокоиться.

— С пятницы… Послушайте, доктор, подвал не слишком располагает к разговорам. Не хотите ли подняться наверх?

Они прошли через зал, где когда-то Николя ожидал своей первой аудиенции у Сартина. И хотя привратник давно уже почтительно его приветствовал, Николя с тоской вспоминал тот день, когда он, юный и застенчивый бретонец, робко вступил под своды Шатле. Понимая, что всем, что ему удалось достичь, он обязан своим воспитателям, он легко поддавался ностальгическим воспоминаниям и постоянно корил себя за эту слабость. Особенно теперь, когда ему следовало полностью посвятить себя выполнению ответственного задания, подобные воспоминания были явно неуместны. Дойдя до дежурной части, где постоянно дежурили караульные, Николя попросил Семакгюса подождать, а сам отвел Бурдо в сторону.

— Не правда ли, любопытное совпадение? — произнес он. — Впрочем, вы не знакомы с доктором, а потому вас, в отличие от меня, не удивляет совпадение столь похожих друг на друга событий.

Он немного помолчал, о чем-то задумавшись, а потом продолжил:

— Готье Семакгюс окончил медицинскую школу в Бресте, потом служил корабельным хирургом. Долго плавал на королевских судах, затем перешел на службу в Индийскую компанию. Несколько лет провел в нашей африканской фактории Сен-Луи в Сенегале. Человек ученый, большой оригинал и признанный анатом. Я познакомился с ним у Лардена, они приятельствуют, но я так и не смог понять, что их связывает…

Неожиданно у него возникла некая мысль, однако он решил оставить ее при себе.

— У него двое негров-рабов, но он обращается с ними прекрасно. Сен-Луи служит кучером, а его жена Ава — кухаркой. Живет он один, в собственном доме в Вожираре.

Тут его посетила еще одна идея, но, как и первую, он решил пока не высказывать ее.

— Предлагаю взять у него показания по всей форме.

Николя открыл дверь и пригласил Семакгюса войти. При ярком свете внушительная фигура доктора предстала во всей своей красе. Он был значительно выше Николя, хотя молодой человек отнюдь не выглядел низкорослым. Темный, военного покроя фрак с медными пуговицами, ослепительный белизны галстук и мягкие кожаные сапоги выгодно подчеркивали достоинства его фигуры; доктор опирался на резную трость с серебряным набалдашником, украшенную изображениями экзотических тварей. На массивном загорелом лице ярко сверкали темные глаза. Весь его облик выражал спокойствие и уверенность в себе. Семакгюс уселся перед маленьким столиком, где Бурдо, заточив перо, разложил свои бумаги. Николя остался стоять рядом.

— Мэтр Семакгюс, надеюсь, вы позволите допросить вас…

— Не поймите меня превратно, Николя, но с каких это пор и по какому праву…

Не дожидаясь, пока доктор выскажется до конца, инспектор Бурдо ответил:

— Господин Лe Флош получил чрезвычайные полномочия от господина де Сартина.

— Не знал, а посему простите мое удивление.

Николя сделал вид, что не расслышал его слов.

— Доктор, что вы можете нам сообщить?

— Да в сущности ничего… В пятницу друг пригласил меня на поздний ужин. Карнавал, сами понимаете. Мой слуга Сен-Луи, по необходимости исполняющий также обязанности кучера, отвез меня на улицу Фобур-Сент-Оноре. В три часа ночи я вышел из дома, но не нашел ни собственного кабриолета, ни кучера.

Перо скрипело по бумаге.

— И вот уже три дня, как я обхожу больницы, но все напрасно; отчаявшись, я отправился сюда, в мертвецкую, дабы убедиться…

— Но вы пришли, когда морг еще не открылся для посетителей, — заметил Николя.

Семакгюс не сумел скрыть раздражения:

— Вы прекрасно знаете, что я занимаюсь анатомическими исследованиями, и Ларден дал мне письмо, позволяющее в любой час входить в морг и исследовать находящиеся там тела.

Николя вспомнил, что Ларден действительно давал ему такую бумагу.

— Не могли бы вы сказать, что за друг пригласил вас в пятницу вечером? — спросил он.

— Комиссар Ларден.

Бурдо уже открыл рот, но повелительный взгляд Николя остановил готовые вырваться наружу слова.

— Куда он вас пригласил на ужин?

Пожав плечами, доктор с насмешкой произнес:

— В злачное место, прекрасно известное полиции. В веселый дом Полетты, именуемый «Коронованный дельфин» и расположенный на улице Фобур-Сент-Оноре. На первом этаже ужинают, в подвале играют в фараон, а на остальных этажах номера с девочками. Настоящий карнавальный рай.

— Вы часто там бываете?

— А какое это имеет отношение к делу? Я не являюсь завсегдатаем такого рода заведений. Меня позвал Ларден, что, честно говоря, меня очень удивило. Потом я, конечно, вспомнил, что он большой охотник до кутежей с девочками, но обычно он никогда не приглашал меня принять в них участие.

— И вам понравилось?

— Ах, как вы еще молоды, Николя! Там превосходная еда, красивые девочки. При случае я не отказываю себе в плотских удовольствиях.

— В котором часу вы туда прибыли?

— В одиннадцать.

— А вышли?

— В три часа, я вам уже об этом говорил.

— Ларден вышел вместе с вами?

— Он убрался гораздо раньше. Оно и понятно, после скандала, который там произошел…

— Какой скандал?

— Понимаете, — улыбнулся доктор, — мы были в масках… Ларден много пил, мешал вино с шампанским. Незадолго до полуночи в зал вошел какой-то человек, и то ли он нечаянно толкнул Лардена, то ли Ларден его… В общем, Ларден сорвал с него маску, и я с изумлением узнал Декарта. Возможно, вы знаете, что он мой сосед, живет рядом со мной в Вожираре. Я познакомился с ним в доме у Лардена. Жена Лардена — его кузина. Кстати, это он помог мне найти дом, когда я вернулся из Африки. Неслыханно: Декарт у Полетты! А дальше началось подлинное безумие. Они набросились друг на друга. Ларден кипел от ярости. Кричал, что Декарт хочет увести у него жену. Декарт живо ретировался, а вскоре после него отбыл и Ларден.

— Один?

— Да. А я отправился наверх с девочкой. Но какое это может иметь отношение к исчезновению Сен-Луи?

— Имя этой девочки?

— Сатин.

— Декарт узнал вас?

— Нет, дело только шло к полуночи, так что я еще был в маске.

— А его узнали?

— Не думаю, он очень быстро вновь надел маску.

Допрашивая с пристрастием Семакгюса, Николя чувствовал себя не в своей тарелке: корабельный хирург всегда относился к нему с доброжелательным вниманием, и он испытывал к нему искреннюю симпатию.

— Должен предупредить вас об исчезновении еще одного человека, — произнес он. — В пятницу вечером пропал комиссар Ларден. Возможно, вы последний, кто его видел.

Ответ Семакгюса поверг Николя в замешательство:

— Это должно было случиться.

Перо Бурдо еще быстрее заскрипело по бумаге.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что Ларден презирал человеческий род, а потому просто не мог не нарваться на неприятности.

— Но он ваш друг…

— Дружба не мешает трезво смотреть на вещи.

— Позвольте вам заметить, вы говорите о нем, как если бы его уже не было в живых…

Семакгюс сочувственно посмотрел на Николя.

— Похоже, господин полицейский, вы неплохо усвоили свое ремесло. По всему видно, ваше ученичество кончилось.

— Вы мне не ответили.

— Это всего лишь предположение. Меня гораздо больше заботит участь моего слуги, о котором вы, судя по всему, окончательно забыли.

— Сен-Луи — раб. А рабам свойственно пускаться в бега.

Карие глаза печально посмотрели на Николя.

— Подобные мысли, вполне уместные в голове любого другого юнца, не пристали вам, Николя. Сен-Луи свободный человек; я отпустил его на свободу. У него нет поводов для бегства. Тем более, его жена Ава по-прежнему работает у меня в доме.

— Вы дадите точное описание его примет господину Бурдо, и мы распорядимся начать поиски.

— Хотелось бы отыскать его, я к нему очень привязался.

— Еще один вопрос. В пятницу вечером Ларден, как всегда, вооружился своей неизменной тростью?

— Насколько я помню, нет, — ответил доктор.

Он снова взглянул на Николя, на этот раз с веселым любопытством.

— Вопросов больше нет, доктор, — завершил молодой человек. — Задержитесь еще ненадолго, чтобы Бурдо мог записать приметы Сен-Луи.

После ухода Семакгюса оба сыщика долго сидели молча, погруженные в свои мысли. Бурдо тихонько постукивал кончиками пальцев по крышке стола.

— Никто не смог бы лучше провести свой первый допрос, — задумчиво произнес он.

Николя сделал вид, что не расслышал его реплики, хотя она была ему чрезвычайно приятна.

— Я возвращаюсь на улицу Нев-Сент-Огюстен, — заявил он. — Надо немедленно сообщить обо всем господину де Сартину.

Бурдо отрицательно покачал головой.

— Не торопитесь, молодой человек, прежде всего надо пойти пообедать! После полудня начальника отыскать практически невозможно. А час обеда давно наступил. Так что я вас приглашаю. Тут неподалеку есть кабачок, где подают хорошее вино.

Пройдя вдоль сараев городской скотобойни, расположенной позади Шатле, они свернули в улочку под названием Пье-де-Беф. Николя постепенно свыкся с запахами и повадками обитателей этого квартала. Мясники забивали скот рядом со своими лавками, и кровь, растекаясь по улицам, сворачивалась под ногами прохожих. Тяжелее всего было привыкнуть к миазмам, исходившим из чанов, где вытапливали животный жир. Нечувствительный к мерзкому запаху, Бурдо перепрыгивал через заполненные отвратительной жижей выбоины. Николя, только что вернувшийся из Бретани и еще ощущавший у себя на коже прикосновение соленых грозовых ветров, прижимал к лицу платок, чем изрядно веселил своего спутника.

Подвальчик оказался вполне уютным. Среди посетителей преобладали мелкие служащие и письмоводители из нотариальных контор. Хозяин, земляк Бурдо, был родом из деревни неподалеку от Шинона, и вино у него тоже происходило из тех краев. Они уселись за стол, и им быстро принесли рагу из курицы, хлеб, несколько сортов козьего сыра и графинчик вина. Несмотря на неаппетитную прогулку, Николя оценил принесенные блюда и с удовольствием набросился на еду. За столом разработали план предстоящей кампании: предупредить Сартина, провести дознание в Вожираре и на улице Фобур-Сент-Оноре, допросить Декарта и Полетту и продолжить чтение полицейских донесений.

Они расстались, когда стрелки часов подбирались к пяти вечера. Николя не застал Сартина: начальника вызвал король, и он уехал в Версаль. Тогда молодой человек решил навестить отца Грегуара, однако монастырь кармелитов находился далеко, а на улице начинало темнеть. И он благоразумно отправился домой, на улицу Блан-Манто.

В его отсутствие в доме явно случился переполох. Едва переступив порог, он услышал громкие голоса, доносившиеся на этот раз из гостиной госпожи Ларден.

— Он все разнюхал, Луиза, — говорил мужской голос.

— Я знаю, он устроил мне безобразную сцену. Но в конце концов, Анри, объясните мне, если можете, что привело вас в тот дом?

— Это была ловушка. Я не могу вам ничего сказать… Подождите. Не кажется ли вам, что нас подслушивают?

Собеседники умолкли. Тут кто-то одной рукой зажал Николя рот, а другой обхватил его за талию, потащил в темноту и втолкнул в кухню. Он ничего не видел, только слышал чье-то прерывистое дыхание. Наконец его отпустили. Он ощутил дуновение ветерка и знакомый запах духов, затем послышались удалявшиеся шаги, и он остался один в темноте. Он стоял, не шелохнувшись, прислушиваясь к каждому шороху. Через некоторое время он услышал, как входная дверь захлопнулась, а Луиза Ларден поднялась на второй этаж в свои апартаменты. Он подождал еще немного, а потом пошел к себе в мансарду.