Вместо послесловия

Это произошло летом 1917 года в Разливе. Владимир Ильич Ленин, углубленный в работу, вдруг услышал, как Емельянов — большевик, охранявший Ильича и заботившийся о нем, — распекает своих детей за то, что они принесли из леса молодой дубок, чтобы посадить его в садике:

— Разве вы не знаете, что летом деревья не пересаживают, а делают это осенью или весной?

Ленин поспешил на помощь и, загадочно усмехнувшись, заверил их отца, что вместе с ребятами посадит дубок.

Закипела работа. Принесли лопату, выкопали ямку. Владимир Ильич сказал, что деревцо нужно ориентировать относительно сторон света, как оно росло раньше, а корешки осторожно выровнять и затем закопать. А когда дерево было посажено, Ленин его аккуратно обтоптал, принес воду и хорошо полил. Потом они оборвали почти все листья.

— Теперь будем наблюдать, — сказал он, улыбаясь. — Может, принесем науке пользу.

48 лет прошло с тех пор. Дубок стал уже настоящим дубом. Он зеленеет в садике Емельянова в Разливе, где теперь создан музей В. И. Ленина. Показывая многочисленным посетителям места, связанные с пребыванием здесь Ильича, экскурсоводы не обходят и этот необыкновенный дуб, посаженный великим другом людей и природы…

Памятником заботы Ленина о наших зеленых спутниках является и другое дерево, которым он часто любовался в подмосковных Горках. Это тоже дуб, но несравненно более могучий и величественный, чем в Разливе: высотой он с семиэтажный дом, а возраст его больше 800 лет.

Владимир Ильич заинтересовался столь редкостным экземпляром растительного мира и распорядился, чтобы его закрепили тросами: это гарантирует великану еще долгие годы жизни.

А как страстно любил природу Лев Николаевич Толстой! Сколько сил и энергии он приложил, чтобы Ясная Поляна потонула в зелени. Как часто вспоминает он в письмах, дневниках, книгах свою любимую березовую аллею, шутливо названную им «Прешпектом»! В последние свои годы гениальный писатель обсадил «Прешпект» с помощью жены и сына молодыми елочками. Сейчас стройные зеленые красавицы приветливо встречают бесконечных гостей дома-музея.

В Ясной Поляне есть не только парк, но и роща и даже леса, созданные при участии автора «Войны и мира». Белые березы были любимейшими деревьями Льва Николаевича. Он засадил ими 128 гектаров и в 1900 году с гордостью показывал своему гостю А. М. Горькому. Алексей Максимович вспоминал потом, как бодро шагал Толстой по освещенным солнцем полянам и жесткой ладонью труженика гладил тонкие стволики деревьев.

Даже в Москве великий писатель старался создать вокруг себя обстановку, хоть в какой-нибудь степени напоминавшую дорогую его сердцу Ясную Поляну. Около своего дома в Хамовниках он разбил укромный живописный уголок, сохранившийся до наших дней.

Где и когда бы ни сажал деревья Лев Николаевич, он всегда обнаруживал прекрасное знание дела и следовал определенной системе. В Ясной Поляне он начал обсаживать овраги и балки, потом берега небольшой речки Кочак, а затем уж и пойму сравнительно широкой реки Воронки. Лес должен был защищать почву и сохранять воду.

Толстой думал, конечно, не только о яснополянских лесах. Он даже составил подробный проект восстановления государственных лесов, которые хищнически уничтожались, и повез его в Петербург министру государственных имуществ, с тем, чтобы проект узаконить и ввести в действие. Но реакционное царское правительство, конечно, отвергло предложения замечательного писателя, одного из лучших знатоков русской природы. Владимир Ильич Ленин глубоко уважал не только Толстого-художника, но и Толстого-садовода, защитника родных лесов. Ленин посетил московскую мемориальную усадьбу Толстого, внимательно осмотрел сад писателя и предложил представить ему план с точным описанием деревьев, находившихся здесь при жизни Льва Николаевича.

— Если в саду какое-нибудь дерево или куст засохнет, — советовал Владимир Ильич, — нужно посадить на том же месте второе дерево той же породы и если возможно, то хотя бы приблизительно того же размера.

8 апреля 1920 года В. И. Ленин сам отредактировал и подписал декрет о преобразовании московской усадьбы Толстого вместе с Ясной Поляной в музей-заповедник.

Антон Павлович Чехов… Можно ли, говоря о русской природе, не вспомнить его имя? Какое изумительное знание чувствуется в его полных тонкого лиризма и поэтической прелести описаниях, звучащих как подлинные стихотворения в прозе!

Читаешь, и на память невольно приходят строки Баратынского, адресованные другому гению мировой литературы — Гёте:

С природой одною он жизнью дышал:

Ручья разумел лепетанье,

И говор древесных листов понимал,

И чувствовал трав прозябанье…

Откройте наугад любую страницу, где Чехов волшебным пером воссоздает какой-нибудь пейзаж, и вы будете сразу захвачены не только музыкой чеховского слова, но и точностью рисунка, поразительным единством художественного и научного видения.

Вот начало рассказа «Черный монах» (герой произведения Коврин приезжает в гости к садоводу Песоцкому):

«…Старинный парк, угрюмый и строгий, разбитый на английский манер, тянулся чуть ли не на целую версту от дома до реки и здесь оканчивался обрывистым, крутым глинистым берегом, на котором росли сосны с обнажившимися корнями, похожими на мохнатые лапы… Около самого дома, во дворе и в фруктовом саду, который вместе с питомниками занимал десятин тридцать, было весело и жизнерадостно даже в дурную погоду. Таких удивительных роз, лилий, камелий, таких тюльпанов всевозможных цветов, начиная с ярко-белого и кончая черным, как сажа, вообще такого богатства цветов, как у Песоцкого, Коврину не случалось видеть нигде в другом месте…»

И дальше:

«То, что было декоративной частью сада и что сам Песоцкий презрительно обзывал пустяками, производило на Коврина когда-то в детстве сказочное впечатление. Каких только тут не было причуд, изысканных уродств и издевательств над природой! Тут были шпалеры из фруктовых деревьев, груша, имевшая форму пирамидального тополя, шаровидные дубы и липы, зонт из яблони, арки, вензеля, канделябры и даже 1862 год из слив — цифра, означавшая год, когда Песоцкий впервые занялся садоводством.

Попадались тут и красивые стройные деревца с прямыми и крепкими, как у пальмы, стволами, и, только пристально всмотревшись, можно было узнать в этих деревцах крыжовник или смородину…»

Чтобы так воссоздавать картины природы, мало было любить ее: надо было еще посвятить целые годы ее изучению, надо было самому активно войти в ее жизнь.

А это Чехов негодующе говорит устами доктора Астрова из пьесы «Дядя Ваня» о людях, бессовестно истребляющих лесные богатства:

«…Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи, и все оттого, что у ленивого человека не хватает смысла нагнуться и поднять с земли топливо… Надо быть безрассудным варваром, чтобы жечь в своей печке эту красоту, разрушать то, чего мы не можем создать. Человек одарен разумом и творческой силой, чтобы приумножить то, что ему дано, но до сих пор он не творил, а разрушал. Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится все беднее и безобразнее…»

Астрова не смущают иронические реплики Войницкого. Он с достоинством возражает последнему:

«…быть может, это в самом деле чудачество, но когда я прохожу мимо крестьянских лесов, которые я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти, и если через тысячи лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я. Когда я сажаю березку и потом вижу, как она зеленеет и качается от ветра, душа моя наполняется гордостью…»

Астров не подозревал, что не через тысячу лет, а гораздо раньше наступит в России время, когда человек, одаренный разумом и творческой силой, получит возможность не разрушать, а приумножать то, что ему дано. Но он, Астров, делал все, чтобы приблизить это время, ускорить наступление того климата, в котором человек будет счастлив.

Чехов не ограничивался вдохновенными гимнами в честь природы. Он, подобно своему Астрову, делал многое, чтобы разрастался зеленый ковер планеты, чтобы новые деревья качались на ветру и весело шумели молодые леса.

До сих пор пленяет своей красотой чудесный чеховский сад, выращенный в Мелихове, под Москвой, тополя, посаженные у тамошних прудов. А что сделал Антон Павлович с крутым и голым косогором, приобретенным им на окраине Ялты, где сейчас дом-музей его имени? Сестра писателя Мария Павловна писала в своих воспоминаниях:

«Самозабвенно любя природу, брат хотел создать в Ялте цветущий уголок вокруг своего дома… Целые дни проводил он за посадкой деревьев, кустов, цветов».

Труд этот пошел впрок. Сейчас чеховский сад в полном расцвете. Еще издали невольно любуешься стройными кипарисами, изумрудными куполами гималайского кедра, китайским ясенем — айлантом, словно вставшими в почетный караул у двери с небольшой медной табличкой: «А. П. Чехов». Вас встречают здесь и старая развесистая маслина, и островерхая пирамидальная шелковица, и вечнозеленая магнолия, пальмы и самшит, лавровишня — около 50 видов древесных растений. А было их гораздо больше: судя по записям названий, которые Чехов сделал в маленькой тетради, хранящейся в музее, — 159! И все это вызвано к жизни нелегким трудом человека, отнюдь не отличавшегося особенным здоровьем.

Сейчас принимаются все меры к тому, чтобы сад Чехова приобрел вид, какой имел при жизни своего создателя.

А вот плоды труда, который иначе не назовешь, как подвижническим. Разве не подвиг в своем роде, что великий Кобзарь украинского народа Тарас Григорьевич Шевченко в безводной казахской степи вырастил сад? Поэта хотели заживо замуровать в далекой ссылке, его по приказу венценосного палача Николая I лишили права писать и рисовать, душу его терзала мучительная, острая тоска по родной Украине, по ее чудесным садочкам и пленительным дубравам, он был совершенно и безнадежно одинок и тем не менее семь лет беспрерывно трудился, чтобы в глухом Новопетровском укреплении возник чарующий зеленый оазис, дарящий людям радость, доселе невиданную в этих краях.

Сейчас заложенный гениальным поэтом сад разросся почти на 10 гектарах. Правительство Казахской ССР объявило его «Заповедником Тараса Григорьевича Шевченко». Со всех сторон полуострова Мангышлак едут сюда колхозники, называющие этот сад своей «лесной школой», едут, чтобы еще и еще раз подивиться чудесному наследству великого сына Украины, приобрести здесь саженцы и посоветоваться со специалистами, как вырастить эти деревца у себя. И всех приезжающих неизменно встречает монументальная верба, которой исполнилось уже 115 лет с того дня, как Шевченко посадил ее в своем саду.

Этот могучий, развесистый гигант был выращен из маленькой ветки вербы, подобранной поэтом-узником по дороге во время тяжелого и длительного — на сотни километров — перехода, совершенного под строжайшим наблюдением царского конвоя.

Кто знает, может быть, именно в тот миг, когда бессмертный Тарас наклонился, чтобы поднять случайную веточку, у него и зародилась мысль о создании в этих пустынных тогда и безотрадных местах прекрасного, солнечного оазиса? Можно назвать немало и других великих друзей природы. Это были не только специалисты — ботаники, лесоводы, садоводы, агрономы. Они верно и плодотворно служили своему призванию: кто создавал неумирающие произведения искусства, кто совершал величайшие научные открытия, но это не ослабляло их интереса к живой природе, не мешало украшать землю новыми лесами, садами и парками, возвращать к жизни мрачные, бесплодные пустыни…

Земные ветры несут во все стороны «зеленый шум» — говор деревьев, кустов и трав… На миллионах гектаров раскинулись необозримые леса нашей Родины. Под Ленинградом, на Украине, на Кавказе, в Крыму, Средней Азии, Сибири и во всех краях нашей необъятной Родины люди посадили множество чудесных садов, лесопарков, создали десятки ботанических садов и заповедников.

Все, что создано, — только начало. Здесь, в лесах и садах, хватит дела для миллионов рук. Здесь — десять тысяч решенных и нерешенных загадок…

Загрузка...