Загадки первых русских князей

Глава 10 «Люди той стороны Днепра»

Доказав, что Ольга сохраняла власть над Киевом вплоть до своей смерти, мы вновь столкнулись с противоречием. Ведь фактом остается и то, что в 971 году, по окончании войны на Балканах, Святослав заключил мирный договор с Византией только от своего имени. Где же остальные князья? Неужели они все были уничтожены за два года, прошедших со смерти Ольги? Если же нет, то как они согласились с приходом к власти князя-язычника, противника курса, который эти князья проводили вместе с Ольгой? Почему, будучи в унизительном положении в 957 году, Святослав, спустя чуть более 10 лет, нисколько не изменившись, сумел стать киевским князем? А не были ли русские князья уничтожены самой Ольгой, прочно державшей в своих руках бразды правления Русью в течение почти четверти века?

Из реформ, проведенных Ольгой во внутренней жизни Руси, кроме ее крещения, нам известно еще о ее поездке по Древлянской и Новгородской земле в 6455 (947) году, в ходе которой она «установила погосты и дани по Мсте и оброки и дани по Луге». Выше я уже писал о легендарности, по крайней мере, новгородской части ее маршрута. Но то, что какие-то изменения в отношениях русов со славянскими племенами после древлянского восстания произошли, несомненно. С. В. Юшков был убежден, что «одним из основных мероприятий княгини Ольги была ликвидация местных племенных и варяжских князей»^{304}. Кажется, что ответ найден — Ольга, подавив восстание древлян, заодно поубивала и всех других князей, которые ей встретились по пути. Однако сколь ни соблазнительным может показаться построение С. В. Юшкова, согласиться мы с ним не можем. Возможно, в ходе реформ Ольги, земли славян были более крепко привязаны к Киеву, может быть, кто-нибудь из славянских князей, вроде Мала, и пострадал (как здесь не вспомнить псковское предание, отмечавшее, что «много она (то есть Ольга. — А.К.) князей перевела: которого загубит, которого посадит в такое место…»^{305}.) Но реформы эти не коснулись князей, упомянутых в договоре 944 года, то есть собственно русских князей. В 957 году Ольга отправилась в Царьград в сопровождении двух десятков послов, которые, как уже было сказано выше, представляли тех же князей, что и в 944 году. Но вот дальше мы уже не встречаем о них упоминаний в источниках.

Под 6476 (968) годом Повесть временных лет сообщает: «Пришли впервые печенеги на Русскую землю, а Святослав был тогда в Переяславце (в Болгарии. — А.К.), и заперлась Ольга в городе Киеве со своими внуками — Ярополком, Олегом и Владимиром. И осадили печенеги город силой великой — было их бесчисленное множество вокруг города. И нельзя было ни выйти из города, ни вести послать. И изнемогли люди от голода и жажды. И собрались люди той стороны Днепра в ладьях, и стояли на том берегу. И нельзя было ни тем пробраться в Киев, ни этим из Киева к ним. И стали печалиться люди в городе, и сказали: «Нет ли кого, кто бы смог перебраться на ту сторону и передать им: если не подступите утром к городу — сдадимся печенегам». И сказал один отрок: «Я проберусь». И ответили ему: «Иди». Он же вышел из города, держа уздечку, и побежал через стоянку печенегов, спрашивая их: «Не видел ли кто-нибудь коня?» Ибо знал он по-печенежски, и его принимали за своего. И когда приблизился он к реке, то, скинув одежду, бросился в Днепр и поплыл. Увидев это, печенеги кинулись за ним, стреляли в него, но не смогли ничего с ним сделать. На том берегу заметили это, подплыли к нему в ладье, взяли его в ладью и привезли к дружине. И сказал им отрок: «Если не подойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам». Воевода же их, по имени Претич, сказал на это: «Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав». И на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенегам же показалось, что пришел сам князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками и людьми к ладьям. Печенежский же князь, увидев это, возвратился один и обратился к воеводе Претичу: «Кто это пришел?» А тот ответил ему: «Люди той стороны». Печенежский князь снова спросил: «А ты не князь ли?» Претич же ответил: «Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем — бесчисленное их множество». Так сказал он, чтобы напугать печенегов. Князь же печенежский сказал Претичу: «Будь мне другом». Тот ответил: «Будет так». И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы, а тот дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города. И нельзя было вывести коня и напоить: стояли печенеги на Лыбеди. И послали киевляне к Святославу со словами: «Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул. А нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?» Услышав эти слова, Святослав с дружиной быстро сел на коней и вернулся в Киев; приветствовал мать свою и детей и сожалел об ущербе, нанесенном печенегами. И собрав воинов, прогнал печенегов в поле, и наступил мир».

Летописный текст очень противоречив. Почему после заключения мира между Претичем и печенегами осада не была прекращена? Напротив, отступление печенегов от Киева как будто еще более ухудшило положение киевлян. Каким образом киевляне, которые ранее не могли послать весточку Претичу, стоявшему на другом берегу Днепра, умудрились связаться со Святославом, воевавшим в Болгарии? Наконец, куда подевался Претич после прихода Святослава? Почему Повесть временных лет ничего не сообщает о нем более? Складывается впечатление, что Киев был освобожден как бы два раза — сначала Претичем, а затем Святославом. П. В. Голубовский предположил, что Претич только отогнал печенегов от города, а разгромил их все-таки Святослав^{306}. Однако это предположение — всего лишь натяжка. Впервые возникшее противоречие разрешил А. А. Шахматов, который пришел к выводу о том, что рассказ летописи об освобождении Киева от печенегов является компиляцией из двух независимых источников, один из которых считал спасителем Киева Претича, а другой — Святослава^{307}. Рассматривая летописный текст лишь в плане его последовательного осложнения вставками, А. А. Шахматов пришел к выводу, что в Древнейшем своде (первая половина XI века) рассказ о Претиче отсутствовал и появился в Начальном своде (конец XI века) (оба свода предшествовали Повести временных лет). Более аргументированным нам кажется вывод А. Г. Кузьмина, который, проанализировав вышеуказанный эпизод в тексте летописи, отмечает, что «речь может идти о соединении в летописи двух разных версий, а не о последовательной редакции одного и того же предания»^{308}.

Итак, в летописях отразились две версии рассказа о спасении Киева от печенегов. Более правдоподобной нам кажется версия о спасении Киева Претичем. Во-первых, потому, что, как уже было сказано выше, Святослав прискакал в Киев «быстро» с небольшой дружиной. Он явно не собирался воевать с печенегами, которые, согласно Повести временных лет, стояли под Киевом «силой великой — было их бесчисленное множество вокруг города». Кроме того, даже если гонцу и удалось бы вырваться из осажденного Киева, его путь в Болгарию, а затем путь Святослава из Болгарии в Киев заняли бы несколько месяцев. Могли ли рассчитывать киевляне, сильно страдавшие от голода и жажды, что помощь успеет подойти вовремя? Любопытно, что Святослав, прибыв на Русь, сначала свободно прошел в Киев, где удостоверился, что мать и дети живы, а затем только собрал воинов и «прогнал печенегов в поле, и наступил мир». Получается, что осада с Киева уже была кем-то снята до Святослава. Неясно также и что помешало Ольге самой собрать воев, не дожидаясь Святослава, и прогнать печенегов, если проход был свободен. Киев явно был спасен до прибытия Святослава и спасен Претичем. Кто же такой этот воевода «той стороны Днепра»?

Повесть временных лет сообщает, что на вопрос печенежского князя («А ты не князь ли?») Претич ответил: «Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем — бесчисленное их множество». Из этого диалога, как кажется, можно сделать вывод о том, что Претич выдавал себя за воеводу Святослава или даже был таковым на самом деле. Однако Претич стоял на левом берегу Днепра и, следовательно, князь, за воеводу которого он себя выдавал, должен был подойти к Киеву с востока, а Святослав в это время находился на Дунае, о чем печенеги, вероятно, прекрасно знали. Претич не мог быть и авангардом войск Святослава еще и потому, что тот сам спешил на Русь с малыми силами. Не следует забывать, что рассказы об освобождении Киева Претичем и Святославом были двумя параллельными версиями, не только не связанными между собой, но и противоречащими друг другу. Когда печенег спросил Претича о князе «той стороны» Днепра, то он имел в виду не Святослава, а какого-то князя, находившегося в это время к востоку от Киева, какого-то левобережного владетеля, возможно, черниговского князя.

Чернигов, как было сказано выше, входил в состав Русской земли в «узком» смысле. Еще в XIX веке ученым стали известны предания, связанные с основанием Чернигова и легендарным основателем этого города неким князем Черным, который воевал с древлянами, хазарами и погиб в сражении с последними. В Чернигове старожилы показывали курган Черную могилу и курган княжны Черны, считавшиеся соответственно могилами князя Черного и его дочери, которая якобы выбросилась из окна своего терема и лишилась таким образом жизни во время осады Чернигова князем древлянским, пленившимся ее красотой^{309}. Предания о князе Черном позволили историкам предположить, что в Чернигове был княжеский стол. Однако впервые об этом предположении, как о серьезном научном умозаключении, стало возможно говорить лишь после детального изучения черниговских курганов, произведенного Б. А. Рыбаковым. Анализ находок привел Б. А. Рыбакова к выводу, что в Чернигове в X веке были свои князья^{310}. Гипотеза Б. А. Рыбакова встретила поддержку среди специалистов. Однако нашлись и противники. А. Н. Насонов, а позднее А. К. Зайцев, Д. А. Мачинский, Г. С. Лебедев, А. Н. Кирпичников и другие высказали предположение, что в Чернигове не было княжеского стола, а городом управляли напрямую из Киева. Что же касается Черной могилы, то в ней мог быть похоронен какой-нибудь воевода или наместник киевского князя. В подтверждение приводится история появления левобережного воеводы Претича, пришедшего на помощь Ольге в 968 году, которая якобы свидетельствует о зависимости Левобережья от Святослава. Но главным «аргументом» противников гипотезы Б. А. Рыбакова является их уверенность в том, что к середине X веке на Руси уже была всего одна княжеская династия — Рюриковичи. Текст договора 944 года заставляет нас усомниться в том, что к середине X века князей на Руси было всего несколько человек. Не выдерживает критики и предположение о том, что в Черной могиле покоится какой-то воевода. Анализ сюжетов на оковке ритона из Черной могилы показывает, что они отражали славянские представления о княжеской власти и предметы могилы являются княжескими^{311}. О существовании особого княжеского стола в Чернигове свидетельствует и наличие в городе детинца (крепости), и упоминание Чернигова в договоре русов с греками вместе с Киевом, что говорит об их равном статусе, и, наконец, то, что, согласно Повести временных лет, до второй четверти XI века в городе еще не правили Рюриковичи. Отметим, что сам Чернигов состоял из нескольких поселений, а вокруг него существовала система вторичных центров, городищ, которые, возможно, также были резиденциями знатных русов.

Любопытно, что в трех летописях, которыми пользовался Ф. А. Гиляров, содержится следующее сообщение: «В то же время приидоша печенеги на Киев, Ольга же со внучатами своими и с Ярополком, Ольгом и Владимиром затворися в Киеве, печенеги же едва не взяша град, аще бы некий князь из-за Днепра поспешил и защитил его, ко Святославу же отписа сице: ты, княже, чужие земли доступаеши, а твою печенеги воюют, а аще вскоре не придеши, не имаша видети ни матери твоея, ни детей»^{312}. Получается, что наряду с Ольгой и Святославом на Руси действовал в это время неизвестный нам князь.

А. А. Шахматов, однако, высказал предположение, что в момент осады печенегами Киева Святослав находился не в Болгарии, а воевал на востоке с хазарами, ясами и касогами и, следовательно, слова Претича означают, что он все-таки воевода Святослава^{313}. В связи с предположением, высказанным А. А. Шахматовым, необходимо более подробно остановиться на проблеме хронологии разгрома русами Хазарии.

Дело в том, что арабский путешественник и географ Ибн Хаукаль, современник событий, сообщает в труде «Книга путей и государств» относительно 358 года хиджры (это по мусульманскому летоисчислению, а от Рождества Христова — это период с ноября 968 до ноября 969 года), что русы разграбили столицу Волжской Болгарии Булгар, напали на буртасов, разорили хазарские города на Волге: «В настоящее же время не осталось ни следа ни из Булгара, ни из Буртаса, ни из Хазара, ибо Русы напали (или истребили) всех их, отняли у них все эти области и присвоили их себе. Те же, которые спаслись от их рук, рассеяны по ближайшим местам, из желания остаться вблизи своих стран, и надеясь заключить с ними мир и подчиниться им»^{314}. Чуть ниже Ибн Хаукаль добавляет, что «Булгар есть небольшой город, не имеющий многих владений; известен же он потому, что был гаванью этих государств, но Русы ограбили его, Хазран, Итиль и Семендер в 358 году и отправились тотчас в Рум и Андалус»^{315}. Далее, он еще раз отмечает, что поход русов имел место в 358 году хиджры^{316}, и сообщает, что «Хазаре имеют также город, называемый Семендером… В этом городе было много садов, говорят, что он содержал около 40 000 виноградников. Я разведал о нем в Джурджане по свежей памяти о нем. Его населяли мусульмане и другие; они (мусульмане) имели в нем мечети, христиане — церкви и евреи — синагоги. Но Русы напали на все это, разрушили все, что было по реке Итиль (Волга. — А.К.), принадлежавшее Хазарам, Булгарам и Буртасам, и овладели им. Жители Итиля же убежали на остров Баб-аль-Абваба, а часть их живет на острове Сиа-Ку в страхе»^{317}.

Ибн Хаукаль писал свою книгу около 976–977 годов. Однако Повесть временных лет относит поход Святослава на хазар к 6473 (965) году и излагает ход событий несколько отлично от Ибн Хаукаля. Согласно нашей летописи, за год до этого Святослав отправился походом на вятичей «на Оку реку и на Волгу», но подчинить вятичей не удалось, поскольку они уже были зависимы от хазар. И вот тогда, в 6473 (965) году: «Пошел Святослав на хазар. Услышав об этом, хазары вышли навстречу со своим князем Каганом, и сошлись биться, и одолел Святослав хазар и город их Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов. В следующем 6474 (966) году Святослав вновь отправился в поход на вятичей и все-таки победил их, и возложил на это племя дань». Об одном ли походе говорят источники? И если да, то какая датировка более правильная?

А. Я. Гаркави пришел к выводу, что имели место все же два отдельных похода Святослава на хазар в 965 и 969 годы^{318}. Однако Н. Знойко поставил под сомнение авторитет известия Ибн Хаукаля, предположив, что «и Нестор, и Ибн Хаукаль одинаково слабы в хронологии, и к показаниям их в этом отношении мы должны относиться с одинаковой осторожностью»^{319}. А раз оба автора говорят об одном и том же событии, то нужно выбрать только одну, более правильную дату. Таковой Н. Знойко признал 965 год, так как в конце 60-х годов X века Святослав был занят войной на Балканах и в Хазарии находиться не мог, а кроме него на Руси князей, «конечно же», не было^{320}. К подобному же выводу пришел и В. В. Бартольд, который подкрепил его новыми соображениями. По его мнению, Ибн Хаукаль вовсе не относил поход русов на хазар к 358 году хиджры, а указание на этот год — результат плохого перевода, выполненного А. Я. Гаркави: «В действительности более тщательное рассмотрение текста Ибн Хаукаля показывает, что его дата (358 г.х.) относится не ко времени разгрома, а к тому времени, когда Ибн Хаукаль, находившийся в Джурджане (Гиркане), узнал о разгроме, и только по небрежности в других местах отнесено им к самому событию»^{321}. Своеобразным подтверждением летописной датировки выглядят и сообщения арабских авторов Ибн Мискавейха (начало XI века) и Ибн аль-Асира (начало XIII века) о том, что в 354 году хиджры (965 год) какие-то «турки» (тюрки) напали на Хазарию, что побудило хазар обратиться в Хорезм и в обмен за помощь принять ислам^{322}. Специалисты считают, что под этими «турками» арабские авторы подразумевали или самих русов, или их союзников в этом походе (огузов или печенегов). Получается, что Ибн Хаукаль как бы дополняет русскую летопись, которая приводит более верную дату разгрома — 965 год.

Однако нашлись у вывода В. В. Бартольда и противники. Так, например, В. А. Мошин доказывал, что из текста Ибн Хаукаля следует, что 358 год хиджры был именно годом нашествия русов, а не временем, когда арабский путешественник узнал об этом происшествии^{323}. Но аргументы В. А. Мошина можно было легко опровергнуть тем соображением, что он, как, впрочем, и В. В. Бартольд, обращался за подтверждением своих идей к устаревшему переводу А. Я. Гаркави или, в лучшем случае, к тому же списку труда Ибн Хаукаля, которым пользовался издатель «Сказаний мусульманских писателей». Для окончательного решения вопроса необходимо было произвести новый перевод интересующих нас отрывков с привлечением всех известных списков «Книги путей и государств». Этот труд был проделан Т. М. Калининой, которая сделала перевод со списков, изданных де Гуе (в 1870 году) и И. Крамерсом (в 1939 году) и более совершенных, нежели список, которым пользовался А. Я. Гаркави. В ходе работы Т. М. Калинина решительно опровергла выводы В. В. Бартольда и пришла к выводу о том, что 358 год хиджры был датой именно нападения русов, а не получения Ибн Хаукалем информации о нем^{324}.

Следует отметить, что в самом тексте Ибн Хаукаля содержатся дополнительные детали, подтверждающие выводы Т. М. Калининой. Так, Ибн Хаукаль сообщает, что русы шли по Волге к Каспийскому морю и до разгрома хазар разгромили булгар. В. В. Бартольд усомнился в этом известии арабского географа, поскольку Хазария после разгрома ее русами уже не смогла оправиться, в то время как Волжская Болгария воспользовалась этим разгромом и начала играть ведущую роль на волжском торговом пути. По мнению В. В. Бартольда, Булгар вовсе не был разгромлен русами, а Ибн Хаукаль просто слышал «о разгроме русами дунайских болгар, смешал этих болгар с волжскими и свою догадку о том, как русы могли дойти по Волге до хазар, выдал за действительный факт»^{325}. Действительно, восточные авторы постоянно путали обе Болгарии. Предположение В. В. Бартольда встретило поддержку среди ученых. Наиболее аргументировано эту версию В. В. Бартольда поддержала Т. М. Калинина. Сравнив списки труда Ибн Хаукаля с трудом Истахри, который был положен в основу «Книги путей и государств», Т. М. Калинина доказала, что Ибн Хаукаль перенес известия о дунайских болгарах, имеющиеся в труде Истахри, на волжских булгар. Он, видимо, слышал о войне русов на Дунае, «но, поскольку, он знал лишь Волжскую Булгарию, как соседку русов и хазар, то приписал Балканскую войну Святослава тому разгрому хазарских городов, с которым он непосредственно столкнулся»^{326}. Таким образом, Ибн Хаукаль считал, что разгром Хазарии русами произошел уже после похода Святослава в Болгарию в 968 году.

Любопытно и сообщение Ибн Хаукаля о том, что после разгрома Хазарии русы отправились в «Рум и Андалус». С «Румом» все относительно ясно, еще А. Я. Гаркави писал, что Ибн Хаукаль имел в виду войну русов с Византией около 970–971 годов. Что же касается сообщения о походе русов в «Андалус», то исследователи установили, что в данном случае речь идет о набеге норманнов на берега Испании в 970 году, которые весной этого года взяли и разграбили город Сан-Яго-де-Компостелла. Летом 971 года в столице арабской мусульманской Испании Кордове было получено известие о появлении поблизости норманнов, и флоту, стоявшему в Альмерии, было приказано отправиться в Севилью. Слухи об этих событиях дошли до Ибн Хаукаля, так как события в арабской Испании быстро становились известны всему мусульманскому миру, и он связал их с рассказом о разгроме русами Хазарии, перепутав норманнов с русами, подобно тому, как аль-Йа'куби назвал «русью» норманнов, напавших на Севилью в 844 году. Б. А. Рыбаков предлагает понимать под «Андалусом» Анатолию^{327}, но в данном случае для нас это не имеет значения, так как поход русов в загадочный «Андалус» произошел все равно одновременно с началом русско-византийского конфликта и появлением норманнов в Андалузии.

Итак, по версии Ибн Хаукаля, разгром Хазарии русами произошел между походом Святослава в Дунайскую Болгарию (968 год) и войной русов с Византией (970–971 годы), то есть в 358 году хиджры (ноябрь 968 — ноябрь 969 года). Исходя из убеждения историков в том, что и Повесть временных лет, и Ибн Хаукаль говорят об одном и том же походе, а также из уверенности в том, что кроме Святослава на Руси князей в это время не было, и, более доверяя Ибн Хаукалю, как современнику событий, можно, кажется, усомниться в летописной хронологии и принять дату Ибн Хаукаля. Однако тогда необходимо или целиком сдвинуть всю летописную хронологию событий, отнеся первое появление Святослава на Дунае к 971 году, что неприемлемо, так как противоречит византийским источникам, согласно которым русы впервые появились в Болгарии к 968 году. Это неприемлемо еще и потому, что сам Ибн Хаукаль относил появление русов в Хазарии ко времени после нападения русов на Дунайскую Болгарию. Или можно попробовать отнести поход Святослава на хазар ко времени его появления в Киеве в 968–969 годах, как это и делает А. А. Шахматов. В этом случае в распоряжении Святослава было не более одного года. Если же соединить в один поход и завоевание вятичей, и разгром Хазарии, и поход на ясов и касогов, то получится колоссальная территория. Могли ли русы ее пройти в столь сжатые сроки? Историки, приписывающие все завоевания на востоке Святославу, неоднократно пытались составить возможный маршрут этого грандиозного предприятия. Наиболее тщательно эту работу проделал А. В. Гадло^{328}. Однако составленное им описание похода показывает, что совершить подобный переход за тот промежуток времени, который ему отвели историки, невозможно. Русы или погибли бы или задержались на Востоке на несколько лет. И это при условии, что они пробегали бы в день десятки километров, между тем как, согласно описанию Ибн Хаукаля, русы никуда не спешили, так что даже местные жители стали искать с ними примирения, думая, что они останутся у них навсегда. Да русы и не могли двигаться быстро, ведь во время похода они грабили и разоряли поволжские города, а это уменьшает скорость передвижения армии. Например, в 332 году хиджры (943/944 годы) русы, овладевшие городом Бердаа и прилегающей к нему местностью, провели в городе, совершенно его разорив, 6 месяцев или даже год. Для того чтобы разорить такой крупный центр, как Семендер, также требовалось немало времени.

Таким образом, одного года явно недостаточно для проведения столь масштабной операции, зато его вполне хватит для того, чтобы или повоевать на Волге, или сходить в поход на ясов и касогов. В связи с этим нам кажется возможным вернуться к первоначальному предположению, высказанному еще А. Я. Гаркави, о том, что имели место два похода русов на Восток — в 965 и 968/969 годах. Подтверждением тому служат уже упоминавшиеся выше сообщения Ибн Мискавейха и Ибн аль-Асира о походе русов и неких тюрок на хазар именно в 965 году.

Любопытно, что Повесть временных лет ничего не говорит о разгроме Итиля и Семендера, зато описывает овладение небольшой Белой Вежей (Саркелом). Попытки историков объяснить эту странность тем, что летописец или не любил описывать дальние походы русов, или считал необходимым сообщать о завоевании лишь тех земель, которые вошли в состав Руси, или просто не знал о разгроме Хазарии, но помнил об овладении Саркелом, вряд ли можно признать удовлетворительными. Летописец, например, большое внимание уделяет войне русов на Балканах, хотя никаких практических последствий она не имела.

При переписывании текста Лаврентьевской летописи, в которую была полностью внесена Повесть временных лет, была допущена описка: «город их и Белую Вежу взял»^{329}. Некоторые авторы ухватились за это обстоятельство, решив, что речь идет о двух разных городах, а загадочный «город их» — это Итиль, столица Хазарского каганата^{330}. А Д. С. Лихачев, издавая текст Повести временных лет по Лаврентьевской летописи, даже перевел это место, как «столицу их и Белую Вежу взял»^{331}. Однако во всех других летописях, содержащих текст Повести временных лет, союз «и», соединяющий слова «город их» и «Белая Вежа», отсутствует. Речь идет, еще раз подчеркну, об ошибке переписчика.

Походы русов в 965 и 968/969 годах преследовали различные цели, имели место в разных регионах, различными были и способы передвижения русов. Согласно рассказу Ибн Хаукаля, русы опустошили Нижнее Поволжье и вышли к Каспийскому морю, где они разрушили Семендер. Это, следовательно, был морской поход. Во время похода русы во внутренние области Хазарии не заходили и от воды не удалялись, так как Ибн Хаукаль прямо указывает, что жители скрылись в соседних краях, где русы не могли их преследовать. Согласно же летописи, местом действия русов в 965 году было Подонье и Приазовье. Сначала Святослав отправился на вятичей, живших в это время не только на Оке, но и на Дону^{332}. Для того чтобы подчинить вятичей, плативших дань хазарам, Святослав захватил Саркел (Белую Вежу) — главную стратегическую базу хазар на Дону, построенную еще византийцами. Кроме контроля за вятичами, Саркел выполнял также роль своеобразной преграды на пути из Руси в Тмутаракань. Позднее, став Белой Вежей, этот город, напротив, будет важным звеном, соединяющим Русь с Тмутараканью. Вполне закономерно, что, овладев Саркелом, Святослав двинулся в земли ясов и касогов. Местные аланские племена, согласно сохранившимся здесь устным преданиям, встречали Святослава как освободителя от власти хазар^{333}. Возможно, что Святослав в ходе этого движения достиг Тмутаракани, которая с 40-х годов X века, согласно «Кембриджскому документу», признавала над собой власть хазар. После этого русский князь вернулся в землю вятичей, которых и заставил платить дань.

Итак, поход Святослава представляется весьма масштабным предприятием, но при всем своем размахе он не имел никакого отношения к Поволжью и Прикаспийскому региону, где русы действовали в 968/969 годы. Явно отличается поход русов 965 года от разгрома центров Хазарии — Итиля и Семендера — и по своим задачам. Кроме того, действуя в Подонье и Приазовье, русы продвигались по суше, в то время как поход 968/969 годов, как уже сказано, был совершен на судах. Полученные выводы позволяют нам присоединиться к мнению ученых, считающих, что русы совершили в 60-е годы X века два похода на Восток — в 965 и 968/969 годах.

Но кто же совершил второй поход на Хазарию? Святослав не мог этого сделать. В августе 968 года он отправился в Болгарию и через некоторое время прибыл на Русь с небольшим конным отрядом, оставив все свое воинство в Болгарии. Судя по всему, он не только не планировал никаких далеких походов, но и стремился поскорее вернуться в Болгарию. В Киеве он занимался распределением земель между своими сыновьями. Летописец был убежден, что Святослав не покидал Руси, оставаясь при умирающей Ольге. Ольга, как известно, умерла в июле 969 года. Отправиться в Хазарию Святослав не мог еще и потому, что это вызвало бы недовольство киевлян тем, что князь опять «чужой земли» ищет.

Одни исследователи видят в русах, громивших Поволжье, норманнскую вольницу, нанятую Киевом или действующую по своему почину. Другие видят в них представителей Тмутараканской Руси. Однако следует согласиться с М. И. Артамоновым в том, что только Киевская Русь располагала к этому времени «силами для столь сокрушительного удара, по городам среднего и нижнего Поволжья, какой рисуют сообщения Ибн Хаукаля»^{334}. Следовательно, поход 968/969 годов совершила сила, независимая от Святослава и Ольги, но явившаяся с территории Киевской Руси. Это могли быть только князья, входившие в союз с центром в Киеве.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что в 969 году Киевская Русь по-прежнему представляла собой союз князей, во главе с Ольгой, сидевшей в Киеве. Воевода одного из этих князей Претич спас Киев и Ольгу от печенегов. Этот князь был, вероятно, неизвестным нам правителем Чернигова. Здесь вновь следует вспомнить черниговские предания о князе Черном, погибшем в борьбе с хазарами. Не послужил ли прототипом для него тот самый князь, появления которого с Востока ожидал Претич и которым он пугал печенегов?