Загадочный портрет

7

Верино предчувствие беды, поджидавшей ее и Нино, вернулось к ней с новой силой в предвидении похорон Лоренцо. Уже тогда, когда она открыла Нино свои объятия в ночь смерти его отца, Вера отлично понимала, что приблизила эту беду. И все же она не могла оттолкнуть его от себя. Он черпал силы в их близости и не скрывал этого. И он не сомневался, что она пробудет на вилле, пока тело Лоренцо не успокоится в земле. Хотя для всех ее отъезд был отложен, а не отменен, у Веры появилась твердая уверенность в некоем событии, которое задержит ее в Италии и после похорон.

Она поставила Габриелл в известность о своих сомнениях в тот день, когда позвонила ей, чтобы сообщить о смерти Лоренцо и о своей задержке еще на неделю.

— Что случилось? — тотчас переспросила ее Габриелл. — У тебя странный голос. Неужели на тебя так подействовала смерть Лоренцо? Ты ведь его почти не знала.

Вера старалась сформулировать свои мысли так, чтобы они имели хоть какой-то смысл для обычного, рационально мыслящего человека. Однако у нее ничего не получалось. Не могла же она сказать, что знает Нино несколько веков и беда, которая преследует их, случилась в стародавние времена. Габриелл приняла бы ее за сумасшедшую.

— Ты совершенно права, — сказала Вера, — но все же Лоренцо успел мне понравиться. Извини, я не могу объяснить.

Несмотря на весь своей рационализм, Габриелл не могла пожаловаться на отсутствие интуиции.

— Твое состояние связано с черноглазым родственником? — спросила она. — А галлюцинации у тебя продолжаются?

Вера довольно долго молчала, прежде чем ответить.

— Отчасти.

Она сама не знала, на какой вопрос ответила, но Габриели проявила упорство.

— Они опять случались? Твои галлюцинации, я имею в виду?

Вере не хотелось говорить об этом, но утаивать правду было глупо, да и Габриелл все равно уже догадалась.

— Два раза были, — неохотно проговорила Вера. — Последняя — больше недели назад. Надеюсь, она последняя.

Габриелл выразила ту же надежду.

— Как только вернешься, сразу пойдешь к врачу, — твердо сказала она. — Впрочем, ты можешь обратиться к врачу и в Италии, если собираешься пробыть там долго. Ладно, не принимай близко к сердцу. Ешь побольше. И отдыхай.

— Обязательно, — пообещала Вера.

Едва она положила трубку, как в комнату вошел Нино и обнял ее.

— Какое счастье, что Бог послал мне тебя, дорогая. Ты как тихая гавань в бурном море.

Вера подумала, что она и Джулио, скорее, центр скандалов, вспыхивающих между членами семьи Манчини. Но она знала, что ее и Нино с каждым часом связывают все более крепкие узы.

Официальная церемония похорон Лоренцо Амадео Манчини, автомобильного магната, знаменитого спортивными машинами и богатством, вечно привлекавшего папарацци своей необычной личностью и бесчисленными любовными приключениями, состоялась в кафедральном соборе в Турине, известном как Собор Святой Плащаницы.

Все утро шел дождь, и небо заволокли свинцовые тучи. Когда процессия подошла к собору, дождь зарядил снова, и повсюду открылись черные зонтики, словно цветы, запечатленные на пленке замедленной съемкой.

Тяжелый запах пыли, елея, выращенных в теплицах цветов и мрачный интерьер собора усугубляли ощущение трагедии. Вера ждала мощного потока желающих попрощаться с ее покойным свекром, однако такого она и представить не могла. Политики, бизнесмены, чиновники всех рангов как будто потеснили рабочих с заводов Манчини и владельцев вилл, соседствовавших с виллой Воглиа. Чтобы предотвратить возможные неприятности, все входы в собор охраняли полицейские. Тем не менее, членам семьи пришлось пройти сквозь строй репортеров, фотографов и телевизионщиков, когда они покинули свои лимузины.

Сильвана, Винсенто и их сын Пьетро с очевидным возмущением заняли место во втором ряду. Сидя рядом с Виолой впереди всех, Вера чувствовала на своей спине острый как бритва, ревнивый взгляд Сильваны. Нино и Мария попросили меня сесть тут, мысленно оправдывалась Вера. Не могла же я ради тебя обидеть их.

Опираясь на Нино, старшая синьора Манчини смотрела прямо перед собой, но ее глаза были словно окна с закрытыми ставнями. Она как будто набиралась сил от Нино и от Джулио, которого усадила по правую руку от себя. В черном костюмчике с крохотным галстуком, срочно заказанном портному Нино в Милане, маленький сын Веры был молчалив, печален и послушен. Его светлые волосы блестели в лучах солнца, проникавших в узкие окна собора, как ангельский нимб.

Сразу после смерти Лоренцо ей пришлось ответить на множество вопросов мальчика.

— Он с твоим папой в раю, — сказала она. — Пока они жили на земле, то ссорились, а теперь дружат. В раю очень хорошо.

Джулио, нахмурившись, обдумал ее слова.

— Мамочка, здесь тоже хорошо, — сказал он тем скептическим тоном, которым говорил всегда, когда ее объяснения его не удовлетворяли. — Лучше бы они подольше побыли тут. А они когда-нибудь придут повидаться с нами?

— Нет, милый. — Вера покачала головой. — По крайней мере, не так, как ты думаешь.

Не самый удачный ответ, думала Вера, глядя на гроб Лоренцо, полузакрытый белыми лилиями. Но другого у меня пока нет.

В последние дни жизни самой большой радостью Лоренцо были их визиты. Несмотря на слабость, он рассказывал Джулио о своей юности и даже учил его маленьким хитростям, когда они играли в шашки. Представляя, какой он сейчас в своем дорогом гробу, Вера убеждала себя в окончании земной жизни с последним вздохом. И все-таки не могла убедить. С того времени, как она лицом к лицу столкнулась с портретом аристократа эпохи Ренессанса, и ей стали являться смутные образы ушедших времен, она стала думать, что человек, возможно, проживает не одну земную жизнь.

Мне кажется, я заглянула в окно между настоящим и прошлым, хотя, наверное, не все поняла правильно, думала она, прислушиваясь к великолепному пению хора. Если эти люди существуют, то возможна и их полная реинкарнация. Не исключено, что рай, о котором я говорила Джулио, вовсе не нечто постоянное, а, скажем, плывущий корабль, и мы можем иногда возвращаться, заново проживать свою жизнь, вступая в новые отношения с нашими прежними врагами и нашими любимыми.

От этих мыслей ее страхи не рассеялись. Наоборот, как будто усилились. Если страсть и влечение могут перекинуть мост через бездну лет, то почему этого не может сделать ревность? Или ненависть? Что, если беда одолела время и теперь только ждет, когда сойдутся вместе участники давних событий? В предутренние часы бессонных ночей ей приходило в голову, что она и Нино как раз связаны подобной бедой.

Настала очередь Нино говорить речь. Хриплый от горя голос волнами накрывал Веру, приручая недоверчивого пса, сторожившего ворота ее сердца. Я принадлежу ему, призналась она себе, и по спине у нее побежали мурашки. Так было, и так есть. Чему быть, того не миновать.

Служба подошла к концу. Гроб Лоренцо погрузили на черный катафалк, чтобы везти обратно на виллу Воглиа, где его предполагали предать земле возле личной церкви Манчини в глубине сада. В черных платьях, со спрятанными под черными вуалями лицами, не украшенные ни золотом, ни драгоценными камнями, женщины семьи Манчини первыми сели в лимузины. За ними последовали мужчины. Рядом с Верой сидела Лючия, которая громко проплакала весь путь по городским улицам и по предместью, сморкаясь в отделанный кружевом платочек.

С точки зрения Веры, церемония над могилой возле каменной часовни была бесконечной. Узурпировав роль главной страдалицы, Мария ни на шаг не отпускала от себя Нино и Джулио, предоставив Вере утешать Виолу. Бог знает почему, но Сильвана не пожелала быть рядом с матерью. Может, Виола защищала право Джулио на наследство, и тем заслужила злобу дочери?

Наконец была произнесена последняя молитва, и последний комок земли брошен на гроб Лоренцо. Все направились к дому, оставив позади Микеле и одного из работников, чтобы они довели работу до конца. После короткого перерыва семья спустилась в зал встречать родственников и друзей, которые были приглашены на виллу, и принимать соболезнования. Представленной всем в качестве вдовы Слая, Вере пришлось не раз и не два обсуждать его трагическую гибель с абсолютно чужими людьми, которым были любопытны не только обстоятельства смерти Лоренцо. Хотя воспоминания о Слае больше не выводили ее из состояния душевного равновесия, все же лишнее упоминание о катастрофе причиняло ей боль. В итоге у нее разболелась голова. А Сильвана все еще продолжала метать огненные взгляды в ее сторону.

В конце концов Вера решила, что с нее хватит.

— Я плохо себя чувствую, — шепнула она Джине, разливавшей в чашки кофе из серебряного кофейника. — Скажи синьоре Марии, что я пошла наверх. Полежу немного. И, пожалуйста, пригляди за Джулио.

Когда Вера вошла в комнату, которую уже привычно называла своей, свет померк, и началось было очередное видение, но Вере удалось сохранить контроль над собой, пока полупрозрачная картинка не исчезла, как истончившаяся паутинка.

Продолжая тереть виски, Вера сбросила туфли на высоких каблуках, потом сняла платье, придуманное ею самою и присланное Габриелл из Чикаго. Оставшись в одном белье, она залезла под одеяло на своей старомодной кровати под балдахином. Сон поможет мне восстановить силы, подумала она. Вот отдохну, а потом решу насчет отъезда.

Утром, когда они подкреплялись кофе с тостами в предвидении долгого голодного дня, Нино, теперь глава дома Манчини, попросил ее остаться в Италии, пока не будет вскрыто завещание. По его словам, это должно было случиться через две недели в Турине в конторе Гвидо Трезини.

— Гвидо уверил меня, что Сильвана и Винсенто не смогут опровергнуть завещание, — сказал он. — И все же неплохо бы тебе быть там, чтобы представлять интересы Джулио.

Пожалуй, в интересах Джулио, да и моих тоже, немедленно вернуться в Америку, думала Вера, отказываясь сразу же дать ответ. Я приехала сюда не ради денег. Хотя ее чувство к Нино крепло, внутренний голос убеждал бежать от него подальше, пока у нее еще есть на это силы.

Вера забыла запереть дверь и, открыв глаза, увидела перед собой Нино.

— Джина сказала, что ты плохо себя чувствуешь, — сказал он, не сводя взгляда с ее вырисовывавшегося под простыней тела.

В своем черном костюме он очень походил на аристократа в музее. Ему было нужно ее участие. И ей захотелось отвести от него печаль и самой успокоить в его объятиях разошедшиеся нервы.

— У меня болит голова.

Уж кто-кто, а Нино знал, что такое головная боль. Стоило ему приехать на виллу, и его мигрени усиливались. Ночные кошмары тоже.

— Что-нибудь принести?

— Нет. Спасибо.

Еще несколько мгновений, и они, словно притянутые магнитом, крепко сжимали друг друга в объятиях. Как она хороша, как полна жизни, думал Нино. С ней он мог бы забыть о приступах отчаяния и о своем одиночестве.

— Ты хочешь уехать? Несмотря на наш утренний разговор? — спрашивал он, наконец-то осмеливаясь погладить ей спину, бедра…

Хотя в день похорон полагается быть хмурой и печальной, Вера мгновенно вспыхнула, и словно хор сирен запел у нее в крови. Боясь выдать себя, она едва заметно кивнула.

— Останься, — попросил он. — Если не ради Джулио, то ради меня. Честное слово, я все время буду тут… По крайней мере, сколько смогу.

Опять он поманил ее, и опять ей не удастся сбежать. Прежде она такой не была, но с тех пор как увидела портрет, и у нее начались галлюцинации, Вера стала фаталисткой. Она знала, что будет танцевать предназначенную ей партию в их до боли знакомом па-де-де столько, сколько потребуется.

— Хорошо.

С облегчением вздохнув, он покрепче прижал ее к себе.

— Несмотря ни на что, завтра мне придется лететь в Рим, — с сожалением проговорил Нино. — Я вернусь в среду. Наверное, это звучит нехорошо, но мне необходимо забыть о моем горе… сбежать из этой атмосферы утраты. Почему бы тебе не оставить Джулио на маму и не поехать со мной в Турин? Если хочешь, мы можем осмотреть ткацкие мастерские. Ты установишь контакты, и они, возможно, пригодятся тебе в будущем.

Несмотря на то, что Вере самой хотелось познакомиться с итальянским производством, она восприняла это предложение как форму взятки. Что еще он мог придумать, чтобы увезти ее с виллы Воглиа? Ехать с ним опасно, особенно если ты уже наполовину сдалась… А что потом? Может, и ничего, но уж коли ты решила уехать, то, верно, пройдут годы, прежде чем вы встретитесь вновь.

Виола вряд ли будет возражать. Вере нравилась ее молчаливая, спокойная свекровь, которая уже давно успела оплакать своего мужа. Наверное, она даже обрадуется, заполучив внука в свое полное распоряжение.

— Мне бы хотелось посмотреть на работу итальянских ткачей, как они выбирают рисунки и накладывают краску, — ответила она. — Как только выберу момент, сразу попрошу твою маму приглядеть за Джулио.

Нино поцеловал ее в губы и ушел, и Вера на какое-то время забыла о своих сомнениях.

К тому времени, как она проснулась, многие гости уже разъехались, и Вера легко отыскала свекровь.

— Наверное, нехорошо так говорить в день похорон мужа, — с хитрой улыбкой призналась Виола, — но мы с Джулио замечательно проведем время. Ты же понимаешь, Вера, какое утешение для нас твой сын.

Только не для Сильваны, мысленно отметила Вера. И не для ее покорного мужа. Поблагодарив Виолу, Вера бросилась к телефону в кабинете Нино. Если учесть шестичасовую разницу между Турином и Чикаго, Габриелл должна быть на работе. Вряд ли ей понравится то, что Вера собиралась ей сообщить. Чем дольше я в Италии, тем это опаснее.

Габриелл на удивление спокойно восприняла сообщение Веры. Предвидя ее задержку, она наняла студентку из Института искусств, чтобы та подчистила Верины зарисовки, сделанные ею перед отъездом. Работа продолжалась. Предусмотрительность Габриелл вызвала у Веры поток виноватых слов.

— Я буду не позже двадцатого, что бы ни случилось, — пообещала Вера. — Короче говоря, сразу после вскрытия завещания еду домой. Мне ужасно стыдно, что я навалила на тебя столько работы. И все же я не могу не согласиться с Нино… мне надо защитить интересы Джулио.

На другое утро Сильвана явилась к завтраку мрачная, с поджатыми губами, но, несмотря на отсутствие Марии, все же не позволила себе ни единого выпада. Только когда Джина сообщила Вере о звонке из авиакомпании, подтверждающем дату вылета, она потеряла над собой контроль.

— Как интересно! — воскликнула она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она, видите ли, улетает, заполучив то, за чем явилась… А ведь ей и нужен был только лакомый кусок из наследства Пьетро. Воспользовалась болезнью отца, обещала остаться со своим сыночком в Италии… А теперь что? Теперь его нет. Он не может удержать ее. Ничего, мы с Винсенто этого так не оставим…

Вера вспыхнула. Еще не хватало, чтобы Сильвана подслушивала ее телефонные разговоры.

— Я никому и ничего не обещала! И твой отец никогда не просил меня остаться в Италии! — возмутилась она. — Как ты смеешь так со мной разговаривать? Я ничего не вымогала у Лоренцо! Я приехала, чтобы залечить семейные раны, и драгоценные денежки Манчини тут ни при чем! У меня своя жизнь и своя работа… ты ведь не знаешь, что это такое!

Вера бросила салфетку на стол и выбежала вон из комнаты. Ей хотелось немедленно позвонить в авиакомпанию и переоформить билет на ближайший рейс, но Нино удержал ее от этого, сказав, что не стоит играть во вред себе и на благо сестры.

— Джулио имеет законное право быть включенным в завещание своего дедушки, — твердил он. — Разве он не сын Слая? Кроме того, ты нужна мне. Я не хочу, чтобы ты улетела прежде, чем мы проведем немного времени вместе.

Сильвана уехала в Турин за несколько минут до того, как Нино отправился в аэропорт. Безразличная к скандалам по поводу завещания отца, Лючия спустилась к завтраку, когда все уже разошлись, и в одиночестве выпила чашку черного кофе. Примерно через час, коротко попрощавшись со всеми, она села в свой седан и отправилась в Сан-Ремо.

На вилле остались Вера, Джулио, Виола, Микеле и Мария. У Веры появилось ощущение пустоты, словно старая вилла после смерти Лоренцо превратилась в пустыню. Вот и Мария потребовала, чтобы ее не беспокоили. Не теряя твердости даже в горе, она, похоронив шестидесятисемилетнего сына, который до сих пор оставался для нее ребенком, заперлась в своих комнатах, чтобы побыть наедине со старыми фотографиями Лоренцо и вырезками из газет, прославлявшими его победы.

Выглянуло солнце, которое словно смеялось над своим недавним унынием. К среде Вера уже не могла дождаться, когда у нее снова появится возможность поработать над своими моделями. Поглощенная мыслями о Нино, она взяла Джулио и отправилась с ним вместе на прогулку. Пройдя сотню-другую ярдов до ближайшей рощи, они встретили Паоло с дворняжкой. Одетый в старые штаны и такой же старый свитер, садовник держал в руках палку, а на плече у него висел как будто пустой, но видавший виды мешок. Он тоже направлялся в рощу.

— На прогулку? — спросила его Вера.

Паоло широко улыбнулся беззубым ртом.

— Нет, синьора. Мы ищем трюфели. Пищу богов. В наших рощах их много. Мой Чезаре отлично их ищет. Не хотите пойти с нами?

Вера ела трюфели в свой первый день пребывания в Италии. Они были восхитительны. И она согласилась. Взяв Джулио за руку, Вера пошла следом за старым садовником по вьющейся между деревьями тропинке. Где-то запела птица. Сквозь ветви виднелось солнышко. Земля была мягкая, так как ночью лил дождь, и на ней толстым ковром лежали листья.

— Попробуем тут. Пусть Чезаре поищет, — сказал наконец Паоло и отпустил пса.

Белый, с коричневыми пятнами, неопределенного возраста пес точно знал, чего от него ждут, и под пристальными взглядами Веры и Джулио побежал зигзагами, низко наклонив голову, поскуливая и с шумом к чему-то принюхиваясь. Очень скоро он остановился и принялся рыть землю.

Паоло не позволил ему довести работу до конца. Достав из кармана совок и лакомство для Чезаре, он несколько раз копнул землю и торжественно вытащил беловатый, с пятнами земли гриб. Вера никогда прежде не нюхала свежий трюфель, и от его запаха — земляного, отдающего чесноком — у нее сразу побежали слюнки.

— Белый трюфель Пьемонте, — с улыбкой объявил Паоло. — На рынке в Альбе на нем можно заработать много денег.

Мешок старика постепенно заполнился, да и Джулио успел наиграться опавшими листьями, когда послышался глухой стук копыт. Через несколько минут показался темноволосый всадник.

Нино! Вернулся раньше! Вера просияла от удовольствия, удивившись, однако, зачем ему разыскивать их на лошади. Все то время, что она прожила на вилле Воглиа, Нино ни разу близко не подошел к конюшне. Она и не подозревала, что он любит верховую езду.

Увы, ее постигло разочарование, потому что это оказался не Нино. Всадник в сером свитере, остановивший лошадь рядом с ними, был не Нино, а Микеле, его единокровный брат, которого он терпеть не мог.

Вблизи их сходство не было таким уж разительным, но, глядя издалека, любой мог бы ошибиться, ибо оба были высокие и с темными волосами. Если смотреть на них под определенным углом, то их лица и фигуры, безусловно, несли на себе печать фамильного сходства. Вера подняла голову и тотчас вспомнила сцену и слова из своего сна, которые прежде были ей совершенно непонятны.

«Не он… Я», — пронеслось у нее в голове.

— Я еду на виллу, — сказал со своей обычной кривой усмешкой Микеле. — Если вам туда же, буду счастлив подвезти.

Вера не поняла, шутит он или говорит серьезно.

— Не знаю…

Джулио бросился к ней.

— Мамочка, пожалуйста! Соглашайся. Мне тоже хочется на лошадку.

Вера подумала, что ребенок еще слишком мал, а лошадь слишком большая и неизвестно, какой у нее нрав, поэтому она не может отпустить его одного. А вдруг он упадет или сломает ногу?

— Я спешусь… Джулио сядет в седло, и мы вместе поведем ее, — предложил Микеле, словно прочитав ее мысли.

У Веры не возникло приемлемых возражений. Поблагодарив Паоло за приятную прогулку, Вера разрешила Микеле усадить мальчика и повести лошадь под уздцы, но медленно, чтобы он не потерял равновесие и не упал.

Едва они вышли из рощи и направились к конюшне, как на дороге появилась машина Нино. Заметив их, он повернул.

— Что здесь происходит? Урок верховой езды? — спросил он с очевидным неудовольствием.

Не так Вера представляла их встречу, но подавила в себе желание попросить у него прощения. Разрешив Микеле покатать сына, она не совершила ничего дурного, по крайней мере, так она считала.

— Сначала мы с Паоло искали в лесу трюфели, а потом Микеле предложил Джулио покататься, — ответила она, не скрывая обиды.

Нино внимательно поглядел на брата, видимо чтобы понять его намерения, но Вера ничего не могла прочитать в его глазах, ибо он был в черных очках.

— Не буду вам мешать, — с раздражением в голосе сказал он и перевел взгляд на Веру. — Увидимся позже.

Вера не могла ничего понять, но почувствовала, что Микеле доволен случайной встречей. Он только пожал плечами, когда Нино повернул и поехал к дому.

Глубоко задумавшись, Вера сидела на сене в старинной конюшне, дожидаясь, когда Джулио вместе с Микеле распрягут лошадь и напоят ее.

Тем временем Нино поднялся к бабушке, чтобы поздороваться и сообщить о своем возвращении. Он постучал в дверь, и она позволила ему войти. Черное платье подчеркивало худобу старой женщины, которая сидела в своем любимом кресле с высокой прямой спинкой. Перед ней на столе лежали фотографии ее сына Лоренцо.

— Бабушка, ты хорошо себя чувствуешь?

Она кивнула.

— Подвинь себе кресло, Нино. Я хочу с тобой поговорить.

Начав с того, что без Джулио вилла Воглиа потеряет свою привлекательность, она повторила свою мысль о том, что он должен жениться на Вере, чтобы мальчик остался в Италии.

— Он — все, что у нас осталось от Слая, — сказала она, и ее темные глаза заблестели слезами. — Если у тебя не будет сына, он — единственный надежный наследник, которому в свое время можно будет доверить управление семейными владениями.

Нино отлично знал, что Мария думает о Пьетро. И она была права. Мальчик рос прожорливым, завистливым, лживым. Но хуже всего было то, что врачи больше не разрешали Сильване рожать. Желание бабушки видеть Веру его женой отозвалось в его душе бурей эмоций.

— Бабушка, это невозможно, — сказал он, едва она замолчала. — Таким бракам был положен конец еще в прошлом веке.

Однако Мария отлично знала своего внука и читала его мысли, словно открытую книгу.

— Ты не сказал «нет», — заметила она. — Наверное, это будет не такой уж большой жертвой с твоей стороны. Подумай, дорогой. Вера — деловая женщина, к тому же американка, и она любит свою страну. Но ее место здесь. Она принадлежит вилле. Я почувствовала это в первую же минуту, как увидела ее.

За ужином, в основном, молчали, наверное потому, что Мария в первый раз присоединилась к членам своей семьи. Склонившись над тарелкой и искоса поглядывая, как Нино ест салат, Вера думала о том, сердится или не сердится он из-за того, что застал ее в обществе Микеле, когда вернулся из Рима. Похоже, не сердится. И все-таки он почти все время молчал. Неужели он раздумал ехать с ней в Турин? Неужели раздумал?

Когда ужин закончился, Джина вызвалась почитать Джулио сказку, искупать его и уложить в постель. Ее великодушие пришлось как нельзя кстати. Если Нино не заговорит со мной… если он уйдет в свой кабинет… я сама поднимусь к нему, думала Вера. Надо же выяснить…

Но он не ушел. Наоборот, пригласил ее подышать вечерним воздухом. Предложив ей руку, он повел ее в сад, мимо фонтана к кипарисам, укрывавшим каменную скамейку.

— Посидим? — спросил он.

Вера отрицательно покачала головой.

— Я предпочитаю пройтись.

Он внимательно смотрел на нее своими черными глазами.

— Вера, что случилось?

— Ничего. — Она помолчала. — Мы не едем в Турин?

Уголки его губ поднялись вверх. Она хочет ехать с ним. Недобрые чувства покинули его, рассеялись как дым, как туман.

— Предлагаю ехать завтра утром, — ответил он, — если тебя это устраивает.

Она нежно улыбнулась ему, и этого было достаточно. Не в силах сдержаться, он наклонился и поцеловал ее.

И тотчас оба потеряли власть над собой. Нино раздвинул языком ей губы, и Веру обожгло как огнем. Я хочу его, с отчаянием думала она. Боже, как я хочу его! Хочу, чтобы он взял меня. Никогда, даже в самые счастливые минуты со Слаем, она не чувствовала такого беспредельного желания близости.

В это время Микеле смотрел на них, стоя у окна на третьем этаже виллы. Примерно через час, после того как Нино и Вера расстались, он тихонько постучал в ее дверь.

— Микеле? Что случилось? — с изумлением спросила она, увидав его на пороге.

— Могу я поговорить с тобой?

Как раз этого Вере не хотелось. Не хотелось портить себе настроение. Не хотелось, чтобы, не дай Бог, Нино застал их наедине. И все же он — дядя Джулио, единокровный брат Нино и Слая. К тому же он был добр к Джулио и покатал его на лошади. Подавляя раздражение, она отступила на шаг, оставив дверь открытой.

— О чем?

Микеле сразу взял быка за рога.

— Я видел, как ты в саду целовалась с Нино… Нет… Позволь мне договорить. Вера, я хорошо отношусь к тебе, поэтому должен тебя предупредить. У моего брата любовница в Сан-Джованни-Бьянко. Уже много лет. Ты совершаешь ошибку.

Усилием воли Вера заставила себя не перемениться в лице.

— То, что было между мной и Нино в саду, тебя не касается, — холодно ответила она. — Скоро я возвращаюсь в Штаты, и это положит конец твоим страхам.

Микеле не сводил с нее оценивающего взгляда. И неожиданно она поняла, что он с удовольствием сам поухаживал бы за ней хотя бы для того, чтобы досадить Нино.

— И все же, будь я на твоем месте, я вел бы себя осторожнее. У него взрывной характер… он может натворить что угодно, особенно пока он на вилле. Если учесть стресс, который он пережил в связи со смертью отца, я не понимаю, как он до сих пор не сорвался.

Не зная, что сказать, Вера в ужасе смотрела на него.

Пожав плечами, Микеле сделал прощальный выстрел.

— У нас был несчастный случай, — медленно проговорил он. — Нино и его невеста… Они о чем-то спорили в машине, а скорость была большая, и он вырвал у нее руль. Оба были серьезно ранены. Погляди на его лицо… на лоб и виски. Там еще остались шрамы.

Теперь Верой владело уже не раздражение. Ее охватила ярость. Ей был отвратителен этот разговор, отвратителен Микеле, отвратительны семена сомнения, которые он посеял в ней.

— А у тебя что за шрам на щеке? — спросила она. — Ты заработал его в драке?

— Странно, что ты спросила, — спокойно ответил Микеле, и сердце замерло у нее в груди. — Нино ударил меня хлыстом, когда нам было по семнадцать лет… Я тогда только поселился на вилле Воглиа.