Оксфордшир
Картинка на экране дергалась, качество записи оставляло желать лучшего. Камера медленно поворачивалась, показывая большой каменный зал с куполообразным потолком, освещенный золотисто-оранжевым светом множества свечей. На полу, выложенном белыми и черными плитками, лежали длинные тени. Три массивные колонны у стен образовывали треугольник. У дальней стены находилось похожее на сцену возвышение, над которым сверкала позолотой баранья голова с длинными загнутыми рогами.
— Очень странное место! — нахмурилась Ли.
— Что это? — пробормотал Бен, прибавляя громкость.
Послышалось тяжелое дыхание того, кто снимал видео. Камера вдруг дернулась в сторону, изображение расплылось. «Вот черт!» — испуганно воскликнул кто-то рядом с микрофоном.
— Это голос Оливера! — прошептала Ли, вцепившись в край стола побелевшими пальцами.
Бен и Ли не отрывали глаз от экрана. Изображение выровнялось, хотя треть его закрывало темное пятно с неровным краем.
— Он прячется за колонной! — догадался Бен.
В зал входили люди. Сработала автоматическая фокусировка, изображение стало более четким. Человек двенадцать — пятнадцать, все в черных костюмах, по одному появлялись из сводчатого прохода. Камера отодвинулась дальше в тень колонны.
— Господи, Олли, что ж ты делаешь! — всхлипнула Ли.
Вошедшие встали полукругом вокруг возвышения — точно солдаты по стойке «смирно»: ноги вместе, руки сцеплены за спиной. Лица не разглядеть. Ближайший стоял всего в нескольких шагах от укрытия Оливера. Камера задержалась на спине мужчины, поднялась до уровня шеи и показала коротко стриженные рыжеватые волосы и ухо — изуродованное и покрытое шрамами, как будто его оторвали, а потом пришили на место.
Бен обратил внимание на возвышение, пытаясь разглядеть детали.
Да ведь это алтарь! Его освещали десятки свечей в стенных нишах, именно он будет центром событий, что бы здесь ни происходило. А происходящее напоминало религиозную церемонию — правда, ничего подобного Бен в жизни не видел.
Посреди алтаря стоял необструганный деревянный столб фута полтора толщиной и около восьми футов высотой. Со стального обруча на его верхушке свисали две толстые тяжелые цепи.
Высокая железная дверь позади алтаря распахнулась, и в зал вошли еще трое: двое в черных капюшонах тащили упирающегося пленника.
Камера дернулась, Оливер задышал чаще. Вопли пленника эхом отдавались от каменных стен.
— По-моему, тебе не следует на это смотреть, — сказал Бен, чувствуя, как гулко забилось сердце в груди, и протянул руку к клавиатуре.
— Нет, давай дальше! — решительно заявила Ли.
Двое в черных капюшонах подтащили вопящего пленника к столбу и заковали в цепи.
Один из двоих подошел к несчастному и поднял руки на уровень его лица — человек в капюшоне стоял к камере спиной, и что именно он делал, разглядеть не удавалось. Пленник кричал все пронзительнее, вырываясь изо всех сил.
Человек в черном отступил назад. Теперь стало видно, что изо рта пленника свисает шнур, который натягивался по мере того, как палач отходил. Бен с ужасом осознал, что происходит. Изображение на экране задрожало.
— Боже мой! — закричала Ли. — Они зацепили его крючком за язык!
Когда шнур полностью натянулся, человек в капюшоне встал лицом к присутствующим. Пленник перестал кричать: глаза у него вылезли из орбит, он весь трясся, язык высовывался изо рта на шесть дюймов.
Вперед вышел второй палач и поднял руку. В мерцающем свете свечей что-то блеснуло — ритуальный кинжал.
Лезвие опустилось по широкой дуге. Едва оно перерезало язык, как голова пленника откинулась назад. Изо рта хлынула кровь, глаза закатились. Шнур с поблескивающим языком на конце свернулся, точно змея.
Мучения жертвы длились недолго: палач с кинжалом снова сделал шаг вперед, и лезвие погрузилось в живот пленника. Словно мясницкий нож, кинжал прорезал плоть от паха до ребер.
Когда наружу вывалились внутренности, даже Бену пришлось отвести глаза.