Закаленные страстью (ЛП)

Гаррету хотелось просто молча ласкать ее дальше, но разве Перри ему позволит?

— Бирнс желает стать главой гильдии, пусть привыкает отдавать приказы подчиненным, — сказал он, пожал плечами и отвел руку.

Перри побелела от ужаса и выпрямилась.

— Ты готовишь его на свое место? Нет! — Она вскочила. — Так нельзя! Нельзя сдаваться! Нельзя…

— Лекарства от вируса жажды не существует, — напомнил Гаррет. — Я не сдаюсь, Перри. Просто… принимаю меры. Бирнса не назвать прирожденным лидером, но он хитер и жесток. Если придется, у него хватит духу противостоять принцу-консорту. Мое предубеждение в отношении него продиктовано чистым эгоизмом. Нельзя в такое время оставить гильдию без главы.

Перри словно потеряла дар речи.

— Я искал другие варианты, но их не существует. Эшелон не позволит женщине стать во главе гильдии, а Дойл не подходит потому, что человек.

— Поверить не могу, что ты это делаешь!

— У меня есть обязанности. — Гаррет схватил Перри за руку и притянул к себе. — Я не хочу этого, но позволь… объяснить.

Перри выглядела совершенно подавленной.

— Что бы ты о нем ни думала, Бирнс умен и опасен. Он также весьма хорош в….

— Довольно, я больше ничего не хочу слышать на эту тему.

Продолжать смысла не было. Перри попыталась вырваться, но Гаррет сжал ее пальчики.

— Присядь. Надо поговорить.

Перри неохотно устроилась рядом с ним на диване.

— О чем?

— О нас.

Вопреки ожиданиям она не стала утверждать, мол, между нами ничего нет, лишь с опаской и любопытством посмотрела Гаррету в глаза:

— Говори.

— Между нами все изменилось. Неважно, замечал ли я тебя прежде или нет, теперь ты мне небезразлична. Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей.

В ее глазах промелькнула тысяча эмоций. Перри притянула колени к груди.

— Не уверена, что оно того стоит. Что подумают окружающие?

Не отказала, но и не согласилась.

— При других обстоятельствах я бы принял твою точку зрения. Может, даже не стал бы спешить, а хорошенько все обдумал. Но у меня осталось мало времени. За прошлый месяц уровень вируса вырос на девять процентов. — Гаррет судорожно вздохнул. — Знаю, это не похоже на романтическое предложение, о котором мечтают юные девушки, но я не вру. Перри, я желаю тебя. Ты единственная, о ком я пожалею, если не…

Она остановила поток слов, приложив пальцы к губам Гаррета. Он прижался к ним поцелуем и посмотрел ей в глаза.

— Я не имею права просить тебя о подобном. Но также знаю, что ничего так сильно в жизни не желал. И если мне недолго осталось… я бы хотел провести это время с тобой. Я не жду немедленного ответа. Если считаешь, что я прошу слишком многого, откажи.

Перри устроилась у него на коленях, поцеловала и принялась поглаживать лицо Гаррета тонкими пальчиками. Он не ожидал увидеть жар в ее глазах.

Еще никогда его так не соблазняли.

— Перри….

Он нежно, маняще прильнула к его губам. Гаррет обхватил ее лицо ладонями. Надо остановиться, обсудить с ней ситуацию. Но так тяжело думать. Он перехватил ее запястья.

— На сей раз я не дам тебе меня отвлечь.

— Спорим, у меня получится? — сказала она с блеском в глазах.

Ну вот опять.

Гаррет резко вздохнул.

— Я хочу стать твоим любовником, но желаю, чтобы ты была уверена в своем решении…

Перри покачала головой и попыталась высвободить руки.

— Нет, — упорствовал Гаррет. — У меня всего несколько месяцев до того, как изменения станут заметны… либо я сам приду к властям с повинной. Я не хочу делать тебе больно. Не хочу поддаваться эгоизму, когда речь идет о тебе.

Выражение лица Перри разрывало ему сердце.

— Обещай, что не сдашься. Слухи о лекарстве ходят уже несколько лет. Я выясню, что известно ученым. Клянусь.

— Если бы лекарство существовало, я бы сам его искал. Но пойми, я не знаю, насколько смогу держать себя в руках. Я уже с трудом подавляю гнев. Когда узнал о несчастье на фабрике, то чуть не снес Бирнсу голову.

— Но все же не сделал этого, — парировала Перри.

— В дальнейшем станет только хуже.

— А как же я? Ты хоть раз желал причинить мне боль?

— Конечно, нет, — возразил он и постарался вспомнить, что испытывал в последний месяц наедине с Перри. Беспокойство. Он опасался ее касаться. Но в то же время не мог отрицать, что она вызывала в нем как страсть, так и голод.

— Я хочу испить твоей крови.

— А я твоей. Но это не значит, что я желаю причинить тебе боль, хотя могу.

— Но твой уровень вируса намного ниже.

— Гаррет, когда ты нашел меня на слив-заводе, у меня кровоточили костяшки пальцев. Ты не заметил рану, хотя она не укрылась даже от мисс Макларен. Что ты тогда чувствовал? Это не походило на голод. Твои глаза стали черными, но привлекла тебя не кровь.

Гаррет застыл.

— Я… беспокоился о тебе. — Он всегда волновался о Перри, но в тот момент, в лаборатории, ощутил что-то еще. Не только страх, но и желание овладеть. О жажде он думал в последнюю очередь.

— Но ты не зациклился на моей крови. — Перри нежно коснулась его щеки, привлекая внимание и глядя на него дымчато-серыми решительными глазами. — Не верю, что ты не справишься. Что мы не справимся.

— А уже можно говорить о «нас»?

Опасный вопрос. Гаррет и сам колебался, есть ли у них совместное будущее. А еще предстояло узнать, что у нее на уме, и выяснить причину ее побега.

— Да, — прошептала Перри, обдавая дыханием его губы. — Я убеждена в этом с тех пор, как согласилась с тобой вернуться. Вот заодно и ответ на твой вопрос. Мне не нужно думать о последствиях. Я устала переживать, размышлять и гадать, поступаю ли правильно. Устала бояться и желать того, что не могу получить… Я больше не хочу об этом думать.

Итак, она согласилась. Гаррет с мрачным предвкушением сжал ее бедра. Перри не получить полностью, пока она не откроет ему свои тайны, но несколько часов назад он и на простую близость не надеялся.

Отбросив сомнения, Гаррет обхватил руками ее лицо и прильнул к губам.

В груди кипело желание, но поцелуй получился нежным. Трепетным. Гаррет словно пил дыхание Перри. Ничего слаще он в жизни не испытывал. Ощущение хотелось растянуть на целую вечность. На мгновение жажда отошла на второй план.

А потом вспыхнула с новой силой.

***

Оскалившись, он прижался к ее плечу. Стук сердца Перри громом отдавался в ушах; Гаррет моргнул и отвернулся. Комната окрасилась в серые тона.

Он зарылся руками в волосы Перри и прижался губами к ее лбу.

— Не бойся, — шепнула она, подаваясь бедрами навстречу его твердой плоти. Гаррет втянул воздух, теперь желая не крови, а того, что обещало куда большее наслаждение.

Перри взяла его за руку и прижала к мягкой льняной рубашке, прямо поверх своей округлой груди. Затем снова приподняла бедра: медленная, сладкая пытка. Гаррет повернул голову и прикусил нижнюю губу Перри.

— Ты явно не невинна, — прошептал он, проводя свободной рукой по стройному стану. Член затвердел почти до боли.

— Любопытствуешь? — прошептала Перри, выгибаясь ему навстречу и запрокидывая голову.

Да. Гаррет зашипел.

— Все эти годы у тебя никого не было.

Он бы знал.

— Ты так думаешь? — жарко прошептала Перри ему на ухо.

Ревность вспыхнула с новой силой, отодвигая на задний план даже голод. Гаррет поднял глаза — и заметил, что чертовка улыбается.

— У меня нет другого мужчины, — призналась Перри, расстегивая верхнюю пуговицу на своей рубашке. — Но твоя реакция мне нравится.

— То есть моя ревность? — Гаррет принялся ласкать губами ее шею. Перри все еще возилась с пуговицами. Он судорожно вздохнул: ее обнаженная кожа походила на прохладный шелк.

— Да, мне приятно, когда ты ревнуешь. — Перри стиснула его пряди и заставила поднять голову: — Ведь я тоже ревновала.

Рубашка распахнулась, едва скрывая тело, но даже если бы Гаррет захотел отвести взгляд от почерневших глаз любимой, то не смог бы. Перри раскрыла одну из своих тайн… то, о чем он даже не догадывался. Гаррет вел отнюдь не монашескую жизнь, и уж она-то знала об этом как никто.

Несерьезный ответ так и вертелся на языке, но Гаррет воздержался от шуток. Выражение лица Перри, то, как она держалась… Его похождения ее ранили, а он и понятия не имел.

— Ты никогда ничего не говорила.

— А что бы я сказала?

Перри определенно бросила ему вызов. Гаррет медленно опустил руки, положил ладони на изгибы ее бедер, но дальше не двинулся.

— Может тогда я давным-давно понял бы, какой идиот. Я не стану извиняться за прошлое. Но если хочешь знать правду, мне всегда чего-то не хватало. Чего-то… — Он беспомощно пожал плечами. — Тебя. Мне не хватало тебя.

Перри с непроницаемым лицом опустила голову, водя пальцем по вороту рубашки. Гаррет легко поцеловал ее в губы:

— И да, знаю, у меня нет на это права, но я дико ревную к тому, кто уже был в твоей жизни. А еще мне интересно… — Он медленно уложил Перри на спину и придавил своим весом. — Очень интересно, что же ты успела узнать. — Поцеловал ее шею, подбородок, щеку. Замер. — Я не хотел бы навредить тебе, если ты не очень опытна.

— Ты не навредишь мне, Гаррет, — хрипло ответила Перри.

— Нет? — Он отвел ткань в сторону, открывая стягивающую грудь повязку. Глядя Перри в глаза, стянул эту повязку ниже, обнажив самый кончик соска. Внутри все скрутило. Вне инстинкты требовали погрузиться в лоно Перри. Взять ее. Заняться с ней любовью всеми известными способами.

Вновь подняла голову ревность. Желание обладать. И что-то еще, чему Гаррет даже не мог подобрать название. Все эти чувства были для него совершенно внове.

— Ты моя. Моя неистовая леди-сокол, — прошептал Гаррет, склонился и поцеловал округлую грудь.

Желание пробирало до самого нутра, стягивало пах. Тело Перри было таким знакомым — стройное, подтянутое. Она стиснула предплечья Гаррета, словно напоминая о том, что за внешней хрупкостью скрывается сила. Однако сейчас Перри не боролась. Он устроился меж ее бедер, оглушенный новизной ощущений.

Распахнув рубашку, Гаррет принялся целовать обнаженную грудь, затем лизнул сосок. Перри ахнула от неожиданности. Гаррет поднял голову. Ее глаза больше не были серыми — остались лишь чернота, голод и яростное желание. Но сейчас Перри хотелось не крови. Вовсе нет.

Он изучал ее тело руками и ртом, упиваясь каждым вздохом. Терся бедрами, доставляя себе и ей мучительное удовольствие. Гаррет уткнулся лицом в грудь Перри. Он едва переводил дух. «Хочу ее. Сейчас». Но еще никогда в жизни ему так не хотелось оттянуть момент. Гаррет хотел запомнить каждую секунду, каждую сладкую ласку их первого раза. Действительно заняться с ней любовью.

Насколько это иначе — быть с той, кто тебе важен? С Перри? Ему безумно нравилось, как она стонет, как изгибается от его ласк. Как розовые соски блестят от его слюны. Гаррет медленно продвигался вниз, покусывал нежную кожу бедра. Лизнул пупок…

Перри приглушенно застонала и запустила пальцы в его волосы:

— О… Гаррет.

— Ты уже влажная? — прошептал он. Его щетина оставляла отметины на фарфоровой коже Перри. Какая же она чертовски красивая! Длинные ноги, гибкое тело. Словно кошка.

Перри смущенно зарделась. Ему нравилась ее чувственность, нравилось, как она флиртует — но эта скромница тоже была Перри.

— Гаррет…

Он улыбнулся, касаясь губами пуговиц на ее бриджах. Потянул одну зубами, затем глянул на Перри:

— Да? Или нет?

Она так закусила губу, что наверняка останется отметина.

— Да, — прошептала Перри.

Сердце Гаррета загрохотало в груди. Капитуляция. Он почувствовал это, когда Перри расслабилась. Когда сам потянулся к пуговицам на ее брюках.

Раздался резкий стук в дверь.

— Сэр? — позвал Дойл.

Гаррет, тяжело дыша, вскинул голову:

— Черт, да вы издеваетесь!

Вспыхнув от ярости, Перри поспешно запахнула рубашку и перевернулась на бок:

— Проклятье!

— Лежи тут, — прорычал Гаррет и без предисловий впился в губы Перри. Он так разозлился, что было уже не до нежностей. Глянул на нее, затем на дверь. — Какого черта случилось?!

Лучше бы проклятой гильдии гореть синим пламенем, иначе…

— У вас посетитель, сэр, — ответил Дойл. — Герцог Монкриф.

— Опять? — Холера его принесла. — Скажи ему, я спущусь через минуту. — Нужно сперва привести в порядок одежду и унять стояк в штанах. Гаррет с сожалением глянул на любимую, но тут же замер при виде ее лица: — Перри?

Она попыталась совладать с эмоциями и слабо улыбнулась.

— Долг зовет, — сухо сказал Гаррет. — Придется выяснить, что его светлости надо на этот раз.

— Гаррет. — Перри поймала его за руку. — Постой.

— Потом. — Он наклонился и прервал ее поцелуем. Однако Перри крепче вцепилась в рукав. — Мы обязательно продолжим. Я не хочу в спешке…

— Да постой же! Нам надо поговорить. О деле. О… герцоге.

— А позже нельзя?

— Нет. — Перри покачала головой. — Пожалуйста, сядь. — Она явно нервничала. — Мне надо тебе кое-что сказать. Думаю… думаю, я знаю, кто убийца.

Глава 17

Существовал лишь один способ все рассказать Гаррету.

— Я однажды обмолвилась, что это дело личное, — выпалила Перри, подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. По телу бегали мурашки, оно еще хранило эхо его прикосновений. Но мысль о том, что сейчас нужно было поведать Гаррету, задавила желание на корню. — Сказала, мол, оно мне напомнило то, что случилось со мной. Я солгала.

Гаррет впился в нее взглядом:

— Я слушаю.

— Я считала, что убила человека, заразившего меня вирусом жажды, — осторожно произнесла Перри. — Но последнее время начала сомневаться… вряд ли он умер. Думаю, он все еще жив. И думаю, именно он похитил Эву и Элис и убил тех девушек.

— С чего ты взяла?

«Хорошо. Перейдем прямиком к фактам». С этим Перри могла справиться.

— Лаборатория под слив-заводом. Она безумно похожа на ту, в которой когда-то держали меня. Тот же запах, те же инструменты… Он изучал влияние вируса на регенерацию — проверял, какой максимальный урон телу зараза способна исцелить. И эти слухи о монстре, что охотится в туманах Ист-Энда, Стальной челюсти. Гаррет, я снесла своему тюремщику половину лица. Челюсть… болталась на мышцах. — Перри с трудом сглотнула, отгоняя воспоминания. — Его звали Хаг, он был ученым и ставил нелегальные эксперименты на женщинах. Думаю, он и есть Стальная челюсть. И как по мне, он же выдавал себя за Сайкса.

— Почему ты мне не сказала? Как могла умолчать о подобном и собраться в бега?

— Я собиралась отправить тебе письмо. — Перри увидела выражение лица собеседника и прошептала: — Гаррет, он меня сломал. Я боюсь, пытаюсь спрятать страх, но… не могу. Ты не знаешь, что… — По спине продрал мороз, внутренности скрутило. — Когда я вспоминаю, что он со мной делал, мне становится плохо. Иногда я не могу дышать. У меня случаются… истерические припадки — ты сам видел, на фабрике. До последнего времени было легче, я думала, он мертв. Но теперь, когда Хаг, возможно… Могут пострадать другие. Я просто хотела убраться прочь отсюда. — Она спрятала лицо в ладони. — Даже теперь он лишает меня самообладания. Давит каждый раз, стоит о нем подумать. Я хочу быть смелой. Хочу выследить его и покарать за все, что он сделал — что делает до сих пор. Но не знаю, хватит ли у меня духу.

То была ужасная сокрушительная правда. Все, за что она боролась последние девять лет, оказалось фарсом. Каждый раз, заставляя себя войти в темные туннели Подземного города или отправляясь по следу очередного убийцы, Перри думала, будто борется со своими демонами. Увы, это оказалось ложью. В тот миг, когда Монкриф вернулся в жизнь Перри — снова втащил туда своего монстра, — она превратилась в самую обычную жертву.

Теплые ладони накрыли ее руки, затем Гаррет обнял Перри и крепко прижал к себе. Она не могла пошевелиться. Все тело свело, плечи дрожали.

— Я боюсь, — прошептала она. — Мне так страшно, и я больше не знаю, что делать.

— Смелость бывает разной, Перри. Иногда простое выживание становится самым отчаянным поступком в жизни человека, — тихо произнес Гаррет, гладя ее по спине. — Выковать себя заново после такой травмы. Ты вовсе не трусиха. На самом деле, было бы глупо не бояться, ведь ты как никто представляешь себе ужас ситуации. — Его голос упал на октаву ниже. — И ты вернулась, зная, что он с тобой сделал. Зная, что возможно, придется встретиться с ним снова. Ты понятия не имеешь, как я тобой чертовски восхищаюсь.

От его слов в груди потеплело.

— Моя мать выжила, когда отец нас бросил, — продолжил Гаррет. — Она сделала все необходимое, чтобы прокормить себя и меня. Это, по-своему, тоже храбрость. Мать научила меня, что самые сильные люди не те, у кого здоровенные кулаки и кто лучше всех умеет орудовать ножом. А те, кто продолжил бороться, несмотря на все невзгоды.

— Но что если я увижу Хага и застыну как вкопанная? — Перри подняла голову с его плеча. — Если снова не смогу дышать? Если…

— Значит, мы с этим разберемся, — заверил Гаррет, обхватывая ее лицо ладонями. — Но думаю, при новой встрече с ним ты не запаникуешь. А если все-таки испугаешься, я помогу тебе дышать. Обещаю. А теперь поясни, что ты хотела рассказать мне про герцога?

Где-то в глубине души Перри еще надеялась, что сумеет защитить любимого.

— Знаешь… у меня возникло подозрение, что он замешан в деле.

— Из-за того, что случилось с его трэлью? Октавией?

Как же странно слышать это имя из уст Гаррета.

— Да. Из-за того, что он сделал с Октавией.

Гаррет посмотрел в окно; дневной свет подчеркнул его чеканный профиль. Солнце выбелило кончики темных ресниц, подсветило голубизну глаз.

— Соглашусь, он что-то задумал. Герцог поручил мне найти Октавию. Не верит в ее гибель.

Перри едва слышала его сквозь загрохотавшее в ушах сердце.

— Он хочет, чтобы ты нашел Октавию?

— Думает, будто она от него сбежала. Не знаю, верю я ему или нет. Только вот дело какое-то мутное. В архивной папке буквально ничего нет.

Но ведь герцог ее увидел! Смотрел прямо на Перри, затем отвел глаза. И лишь его слова о соколе, перегрине, символе ее дома, позволяли заподозрить, что старый враг узнал ее.

Затем до нее дошли слова Гаррета. В папке ничего нет. Единственный, кто мог это устроить — Линч.

Линч все это время знал, кто она.

Перри соскользнула с колен Гаррета.

— Что ты собираешься делать?

Он выпрямился и оправил пальто и штаны, с сожалением глянув на любимую.

— Посмотрю, чего он потребует на этот раз. Наверняка отчета о том, как продвигаются поиски. Герцог настаивал, чтобы я все время и силы бросил на его случай, а не на дело Келлер-Фортескью.

— Ты намерен исполнить его требование?

— Да пусть в задницу меня поцелует, — с дьявольским блеском в глазах ответил Гаррет.

На миг в его речи прорвался грубый трущобный акцент. Перри он понравился. Так голос звучал теплее, не столь четко и выверено, когда Гаррет старательно следил за речью.

Он уперся коленом в диван, наклонился и нежно поцеловал Перри в губы:

— Если бы герцог не явился так невовремя…

Вкус его губ согрел ее, язык дразнящее скользнул по языку. Гаррет медленно провел тыльной стороной ладони по рубашке Перри, задев напряженный сосок. Узел в ее животе стал туже, отчаянно захотелось опрокинуть любимого на себя. Почувствовать каждый дюйм его твердого тела, ощутить, как он вдавливает ее в мягкие подушки дивана. Перри запустила пальцы в волосы Гаррета, углубила поцелуй и потащила за собой.

Ей так этого сейчас хотелось. Прогнать панику и страх. Вспомнить, что не одна.

И Гаррет дал ей это. Его собственные движения лишь немного выдавали отчаяние.

Горячий. Твердый. Манящий. Перри никогда еще так ясно не ощущала собственное тело; каждое нервное окончание покалывало, а изящные пальцы Гаррета ласкали ее ноющую грудь. Еще. Увы, положение их тел не давало удовлетворения, как бы Перри не выгибалась навстречу любимому. Ей хотелось потереться об него бедрами, ощутить между ног его внушительный возбужденный член.

Гаррет со стоном оторвался от губ Перри. Его прохладное тяжелое дыхание обдавало ее шею, вызывая мурашки. Затем он нехотя отстранился и уставился на Перри глазами хищника; они буквально излучали неистовый голод.

— Прекрати на меня так смотреть. — Что-то мелькнуло в его взгляде. Жар и страсть, а еще осколки темноты. Гаррет опустил ресницы и накрыл ладонью грудь Перри, лаская сквозь тонкую ткань рубашки. — Я пытаюсь вспомнить о долге.

Пусть герцог подождет. Впервые за все годы мысль о нем вызвала у Перри только вспышку раздражения. Да к черту его. Она стиснула рубаху Гаррета, потянулась к нему…

— Позже, любовь моя, — тяжело выдохнул он, отпрянув. — Проклятье. Я почти сумел забыть, чем мы занимались до того, как нас грубо прервали. Почти. А теперь из-за тебя у меня опять стояк.

— Я могла бы об этом позаботиться, — так многообещающе ответила Перри, что он весь напрягся.

Гаррет стоял и смотрел на нее обжигающим взглядом. Сглотнул.

— Как именно?

Перри провела ладонями по обтянутым гладкой кожей бедрам любимого и пересела на край дивана. В этот миг страх превратился в какое-то далекое воспоминание. Ей нравилась собственная дерзость и безрассудство. Под взглядом Гаррета Перри чувствовала в себе женственность, о которой прежде даже не мечтала. Но теперь… Впервые в жизни она поняла, каково это: прийти в согласие с самой собой. С мужчиной, который не выдвигает ей требований и не ждет, чтобы она подгоняла себя под общепризнанный стандарт.

Перри прижалась губами к мускулистому бедру. Затем поцеловала выше. Посмотрела на Гаррета снизу вверх, без слов давая понять, что именно намеревается делать.

Он с шумом втянул воздух и схватил ее запястья.

— Твою мать.

Кто-то вновь забарабанил в дверь.

— Сир? — позвал Дойл. — Вы там закончили?

Гаррет зыркнул через плечо. Перри чувствовала, как он колеблется, пытаясь решить, какое из желаний удовлетворить.

— Да я блин пытаюсь, — пробормотал Гаррет, отпуская руки Перри и отходя прочь. — И кончу, если только нас перестанут отвлекать.

Перри тихо рассмеялась.

Гаррет закрыл глаза, запрокинул голову. Взвесил все за и против.

— Мне надо увидеться с герцогом. Потом придется решить кое-что важное в городе. Встретимся здесь в пять?

У Перри тоже имелись дела. Она кивнула и посмотрела в эти обжигающие голубые глаза. Улыбка сползла с ее губ, а весь жар улетучился, стоило вспомнить об опасности ситуации. Как бы Перри не мечтала о Гаррете, ей казалось, что она никогда до конца не освободится от Монкрифа. Если только… рискнет выступить против него? Выяснит, что ему надо?

Перри замерла. Она так долго убегала, что ей ни разу не пришло в голову противостоять герцогу. Но если струсить, эти украденные ночи с Гарретом всегда будут омрачены тенью прошлого. А она так устала скрываться, убегать, бояться.

— Ты будешь осторожен?

— Как всегда. — Пятясь к двери, Гаррет послал Перри озорную улыбку. — Ты дала обещание, и я намерен проследить, чтобы ты его сдержала.

***

Гаррет расхаживал по приемной Линча; часы невозмутимо отстучали уже тридцать минут. Он понимал, что придется подождать — а то и вообще на дверь укажут, — но все равно время тянулось слишком медленно. Монкриф битый час отчитывал его за отсутствие подвижек по делу Морроу, пока Гаррет не плюнул на этикет и не выпроводил герцога. А теперь еще это. Может, опять пустая трата времени, наверняка не скажешь. Сжав и разжав кулаки, Гаррет тихо выругался.

Внезапно донеслось эхо шагов по лестнице. Линч. Гаррет мгновенно узнал стремительную походку бывшего начальника, в горле встал комок.

Двойные двери распахнулись, и на пороге в отблеске света из приемной возник Линч, собственной персоной. Он с головы до ног был одет в черное, за исключением белого платка на шее. Без сомнения, вернулся с очередного заседания Эшелона.

— Дворецкий сказал, ты хочешь обсудить какое-то дело? — спросил Линч вместо приветствия.

Гаррету претило вообще открывать рот — уж слишком это походило на мольбы, — но собственная гордость не стоила того, чтобы рисковать безопасностью Перри.

— Нет, я по личному вопросу.

Оглушительное молчание послужило достаточным ответом.

— Я бы не пришел из-за пустяка. Или если бы мог спросить кого-то другого. После нападения Фэлкона у меня резко подскочил уровень вируса. Я не привык иметь дело с… побочными эффектами. — Гаррет твердо посмотрел на Линча. — Мне надо знать, представляю ли я опасность для Перри.

В ледяных глазах бывшего начальника мелькнул интерес.

— А почему именно для нее?

Ну по крайней мере, Линч решил выслушать Гаррета.

— У нас бурно развиваются отношения. — Особенно сегодня днем.

— Думаешь, ты способен ей навредить?

— Не знаю. Вроде не хочу, даже когда меня накрывает голод, но… могу ли рисковать? — Гаррет облизнул губы. — Когда ты поддавался жажде крови, то реагировал лишь на Розалинду. Не причинял ей вред, хотя остальных готов был убить. Я надеялся…

— Розалинда — единственное исключение в моем случае. Даже в критической ситуации моя темная половина расценивает ее как то, что нужно защитить. То, за что можно убить и умереть самому. — Линч задумчиво нахмурился. — Мы, голубокровные, часто говорим о вирусе, как о чем-то отдельном от нас, но это не так. Я иногдп гадаю, не пытаются ли таким образом джентльмены Эшелона откреститься от примитивных потребностей собственной натуры. Предполагается, что мужчины неукоснительно владеют собой и не поддаются страстям, а вирус и есть ничто иное как желание. Я по большей части разумен и бесконечно люблю Розалинду. Поэтому, когда просыпается голод, я неспособен ей навредить — ведь этот голод часть меня. Вирус жажды вписывается в постоянную двойственность человеческой натуры. Страсть против разума. Обе стороны меня, примитивная и рациональная, нуждаются в Розалинде. Даже когда жажда погружает меня в безумие, желание защитить любимую все равно сильнее голода.

— Кто-то может возразить, что любовь проистекает скорее из примитивных инстинктов, чем из побуждений рассудка, — угрюмо заметил Гаррет. — По крайней мере, в этом для меня чуть больше смысла.

Повисло молчание. А ведь всего месяц назад Линч мог отпустить шутку в ответ на подобные слова.

— Возвращаясь к твоему вопросу: считаю ли я, что ты навредишь Перри? Нет. Не считаю. Твои чувства к ней лишь усилятся при проявлении голода. По крайней мере, мне так кажется.

— Мне снятся кошмары, — тихо сознался Гаррет. — О том, что я могу с ней сделать.

— Кошмары часто отражение наших самых больших страхов, — ответил Линч. — Ведь что они такое? Кошмары.

На миг Гаррет словно вернулся в прошлое, когда они с бывшим начальником спокойно обсуждали дела и личные вопросы. Линч вполне осмысленно разобрал проблему; сам Гаррет к такому выводу не пришел бы.

— У тебя еще есть вопросы?

Дружеские чувства улетучились, словно их никогда и не было.

«Да».

— Нет. — Гаррет расправил плечи. — Спасибо, что принял.

Он уже получил больше, чем ожидал. И вероятно, больше, чем заслуживал. Гаррет коротко кивнул и устремился к двери, но взявшись за ручку, понял, что не может двинуться дальше.

Решимость обожгла горячей волной, вдруг стало неважно, справедливо такое холодное обращение или нет. Гаррет не мог больше сдержаться, развернулся, и слова сами полились с губ:

— У меня никогда не было отца. Только мать, но и ее я потерял слишком рано. Никто не потрудился объяснить мне, что хорошо, а что плохо… только ты. Ты показал мне, что значит честь. Чего способен достичь мужчина, если задастся такой целью. А потом ты попросил меня ничего не предпринимать, пока сам отправишься на смерть. Так что да, я выложил Розалинде твой план, когда ты поехал в Башню из слоновой кости. Просто не мог стоять и смотреть, как ты жертвуешь собой ради нее… Знаю, я тебя подвел. И ты никогда меня не простишь, но я ни о чем не сожалею. Я просто не мог позволить тебе умереть. В тот момент был лишь один выход: рассказать все Розалинде, даже с риском, что она пожертвует собой ради тебя. И если хочешь знать всю правду — да, я понимал, что она выберет. Знал — надеялся — что Розалинде хватит любви к тебе, чтобы отдать за тебя жизнь.

Опять повисла долгая пауза. Линч с непроницаемым лицом барабанил пальцами по спинке стула.

— Роза — это то, о чем я никогда не смел мечтать. Она мое счастье. Если бы пришлось за нее умереть, оно бы того стоило.

Гаррет безрадостно рассмеялся.

— Наверное, это польстит твоей любви к иронии, но теперь я тебя понимаю. Понимаю, что такое почти потерять кого-то настолько бесценного, что от одной мысли дыхание перехватывает. Я понимаю, — он опустил глаза, — почему ты меня ненавидишь. Знаю, что ты никогда меня не простишь. Просто хочу, чтобы ты знал… ты тогда попросил от меня слишком многого.

Слова повисли в воздухе, тишина эхом отдавалась в небольшой приемной, и наконец Гаррет больше не выдержал. Он снова коротко кивнул и выскочил за дверь, спиной ощущая летящее вслед неодобрение.

***

— Что ж, это было интересно.

Линч отдернул руку от занавесок и обернулся. В приемную вошла Розалинда.

— Подслушиваешь под дверями, любовь моя? — поинтересовался он.

— Разумеется. Ты вечно рассказываешь мне какие-то скучные обрывки. — Она подошла к мужу и выглянула в окно вслед растворившемуся в толпе Гаррету. — Так значит Перри наконец отважилась сделать шаг.

— Похоже на то, — ответил Линч, глядя на милое лицо Розы. — Все как ты предсказывала.

— По крайней мере, бедняге Гаррету теперь есть на кого положиться, — пробормотала она.

— Довольно, — предупредил Линч, беря ее под локоть. Дьявол свидетель, жена весь последний месяц при каждом удобном случае попрекала его излишним упрямством. Линч порядком от этого устал.

— Даже не стану напоминать, что поступи тогда Гаррет иначе, ты не дожил бы до того, чтобы насладиться нашим браком. Я, по крайней мере, ему за это благодарна.

— То, что мы оба живы — настоящее чудо, — напряженно парировал Линч. — А ведь могли оба погибнуть.

— А я могла пристрелить тебя при первой же встрече, и ничего этого вообще бы не произошло.

— Неубедительный довод.

— Равно как и твой.

Линч стиснул зубы.

— Думаю, вы оба мучитесь виной, — тихо сказала Роза и расправила лацканы на сюртуке мужа. — Между прочим, Гаррет прав. Было жестоко с твоей стороны просить его дать тебе умереть. Я помню наш с ним разговор, когда он выложил мне правду. Ты специально сказал Гаррету, что если он попытается вызволить тебя с помощью Ночных ястребов, то их всех перебьют. И особо упомянул Перри, зная, что Гаррет никогда не поставит ее под удар. А теперь ты злишься, потому что сам загнал его в угол, а он выбрал тот единственный путь, что ему оставался: пришел ко мне.

Линч погладил костяшками ее подбородок. Проклятье, а ведь она права. И он сам понимал это задолго до того, как признал. Линч вздохнул.

— Ну и как, черт подери, мне теперь разгрести этот кавардак?

Глава 18

Низко надвинув кепку на глаза, Перри вошла в бирмингемский клуб для джентльменов. Слуга у двери попытался ее остановиться, но она показала ему спрятанную под пальто кожаную броню Ночных ястребов. А за пять фунтов выяснила, где именно сидит Монкриф.

Библиотека находилась на втором этаже. Снизу доверху ее заполняли книжные полки со старинными фолиантами; внутри стояли роскошные кожаные кресла, сверкал паркет. Ноздри Перри обожгли запахи сигарного дыма и коньяка, а еще кто-то переборщил с одеколоном. В подобных заведениях богатые голубокровные приходили почитать газеты и тихо обсудить важные политические события королевства.

Пара аристократов устроилась ближе к выходу и о чем-то беседовала за бокалом приправленного кровью коньяка. А дальше, в кресле, отвернутом от двери, сидел Монкриф. Свет газовых ламп играл на его золотистых волосах.

У Перри привычно сжались внутренности. «Я его не боюсь. Не боюсь». Она не знала, кого пытается обмануть. Лучше разозлиться. Перри поймала взгляд пары голубокровных и резко кивнула им на дверь. Один побледнел, другой собрался возразить, но она распахнула пальто и положила ладонь на рукоять кинжала.

Голубокровные тут же испарились, со щелчком прикрыв за собой дверь.

«Смелее».

— Какой приятный сюрприз, — пробормотал Монкриф, переворачивая страницу газеты. — Я вас здесь не ожидал… мисс Лоуэл, не так ли?

Ее отражение виднелось в окне напротив него.

Перри решительно пересекла комнату.

— Довольно игр. Я отказываюсь в них участвовать.

— Боюсь, у тебя нет выбора.

Она тихо вытащила клинок и прижала его к руке, чтобы спрятать. Рукоять согрелась в ладони. Перри обошла соперника по кругу.

— Думаешь, это весело? Что ты задумал?

Монкриф наконец поднял глаза.

— Я читаю газету. Ты сама ко мне пришла.

— Не притворяйся, будто не хотел этого.

Герцог осмотрел ее сквозь полуприкрытые веки; его глаза стали горячими. Опасными.

— Убери нож, дорогая.

— Или?

— Или я его у тебя заберу.

Может, заберет, может, нет. Даже десять лет спустя она помнила, как легко герцог сломал шею какому-то голубокровному. Монкриф редко показывал, насколько опасен, что делало его совершенно непредсказуемым. Перри точно не знала, сумеет ли одолеть противника.

Поэтому убрала кинжал.

— Итак, ты наконец пришла повидаться, — довольно подытожил герцог, опуская газету.

— Как ты меня нашел?

— Одному из старых знакомых показалось, будто он видел тебя в прошлом месяце в опере вместе с группой Ночных ястребов. Представь мое удивление, когда я прочел телеграмму.

— Так ты явился в Лондон ради меня?

— Не льсти себе. Я и так собирался вернуться. Не желал до конца дней сидеть в той чертовой дыре в Шотландии. Твое появление просто пришлось кстати, и я намерен в полной мере им воспользоваться.

Тогда к чему уловки? Зачем? Если только…

— Вот почему ты не пришел ко мне, да? Хотел, чтобы я сама приползла. Думаешь, будто вся власть за тобой.

— Так она и правда за мной. Ты знаешь, что это единственный клуб в городе, где меня принимают? — От его улыбки мороз драл по коже. — Все верят, будто я убил свою трэль. — Монкриф оглядел Перри. — Мне не нравится, что ты сделала со своими волосами.

— Что тебе надо?

Монкриф снова раскрыл газету. На Перри с первой полосы уставилась зернистая фотография королевы, новость о предстоящей выставке.

— Хочу, чтобы все узнали правду.

— Правду? — Перри сгребла газету и заглянула в глаза мучителю. — Или твою версию событий?

Монкриф медленно поднял глаза.

Она отпустила газету. Герцог встряхнул бумагу, аккуратно распрямляя страницы.

— Ты вернешься в мой дом и продолжишь выполнять обязанности трэли, как согласилась десять лет назад. Будешь соблюдать контракт, и я прослежу, чтобы ты жила в добром здравии до конца своих дней, как обещал по договору. Станешь ходить по балам вместе со мной, пусть все знают: ты очень даже жива. Что до всех, кто смел обвинять меня в твоем убийстве — я буду втирать правду в их лица, пока они не ослепнут.

Перри сглотнула.

— Думаешь, я поверю, будто ты не причинишь мне вреда?

— Вообще-то мне плевать, во что ты веришь.

— А Хаг?

— Он неважен.

— Я знаю, что он жив, Монкриф, — вспылила Перри. — Смерть тех двух девушек на его совести, не так ли? Девушек, на которых ты его навел. Он увидел их с тобой, да? Увидел, захотел к себе в коллекцию, как захотел меня. Думаешь, я смогу смотреть ему в глаза без желания перерезать ублюдку глотку?

— В прошлый раз у тебя не очень-то получилось.

Это стало последней каплей.

— Как ты можешь закрывать глаза на его поступки? Все те девушки… Сколько их было? Сколько крови на твоих руках?

Герцог прищурился и перевернул страницу.

— Придется потерпеть его еще немного. Он способ достижения цели. А потом добрый доктор исчерпает свой потенциал.

— А до того? Как быть с девушками, которых он убьет?

— Никого он больше не тронет, — твердо заверил герцог. — Я теперь в Лондоне и держу Хага на поводке. И удавлю его, если придется.

— Ой, и конечно же, эта мысль его остановит, — рявкнула Перри. — Ты ведь уже приказывал ему меня не трогать, да?

Глаза герцога казались сонными. Но опасными.

— Хаг узнал, чем мне пришлось заплатить за тот несчастный случай. — Он посмотрел на Перри. — Я виню в своем изгнании вас обоих. Останься ты со мной, Октавия, увидела бы, как я разобрался с проблемой…

Невзирая на отвращение к монстру, Перри едва не поежилась.

— А те девушки, которых он убил здесь? Что бы ты ни замышлял, вряд ли тебе нужно лишнее внимание. Сколько он уже в Лондоне? Какого черта ты спустил его с хваленого поводка?

Судя по выражению лица герцога, она попала прямо в цель.

— К сожалению, его нынешние исследования требуют большого количества крови. За последний год я достаточно вложил в слив-заводы, чтобы не воспользоваться случаем. Никто там не ведет точного учета, поэтому я обеспечил ему доступ на фабрики.

— И…

— Довольно, — вскинул руку герцог.

Перри раздула ноздри.

— Нет. — Было крайне сложно выдавить из себя это слово, но второй раз получилось уже легче. — Нет. Я к тебе не вернусь.

— Неужели? — вкрадчиво переспросил герцог. — Не заставляй меня его убивать, Октавия.

Мороз продрал по коже, кровь застыла в венах.

— Кого?

— Твоего любовника.

Фраза повисла в воздухе. Перри не сводила глаз с Монкрифа, а тот лениво просматривал статью. Словно бывшая трэль для него — ничто, словно Гаррет для него — ничто. В горле встал ком.

— Гаррет мне не любовник.

Газета опустилась.

— А я разве произнес имя?

Перри поняла, что лишь подтвердила его догадку. Монкриф был не только умен, но и хитер.

— Он мой друг, — прошептала она.

— Но ты его любишь.

— Нет, я не…

— Тогда почему вернулась?

Перри будто утратила способность дышать.

— Что?

— С поезда. Ты ведь хотела уехать, так? Сбежать от меня. Но каким-то образом он убедил тебя вернуться.

Кровь отхлынула от лица Перри.

— У меня все под присмотром, Октавия, каждая дорога, путь и судно. Даже ты сама. Так что если снова соберешься бежать, умоляю, подумай дважды. — Тень мелькнула в глазах герцога, и Перри поняла: его спокойствие лишь маска, как и всегда.

«Я в ловушке». Она практически чувствовала, как вокруг нее сжимаются стены железной клетки. Как больно! Ведь на мгновение Перри всерьез поверила, будто у нее есть шанс. Гаррет подарил ей надежду, заставил думать, мол, в этой битве она не одна — а потом Монкриф отнял у Перри эту надежду.

— Я не убью его сразу. — Похоже, герцог принял ее молчание за сомнения. — Сначала я заберу у него все. Уничтожу шансы на должность Мастера Гильдии, лишу друзей, репутации, здоровья. Я сломлю его: ты знаешь, это в моих силах. Я имею точное представление, что может — и не может — пережить тело голубокровного. Я заставлю его жалеть, что он вообще тебя встретил, пока твое имя не превратится в проклятие, звенящее у него в ушах — или что там от них останется. И только тогда я его убью.

— Даже у тебя нет права убить человека, — прошептала Перри.

— Разве? А может, мне и не придется. — Он улыбнулся. — Надо лишь сообщить ему, что я с тобой сделаю — уже сделал. Я встретился с ним специально. Всегда важно знать, кто твой соперник. Он помешан на твоей защите, дорогая, поэтому у него не останется иного выбора, как бросить мне вызов.

Перри ясно видела, что случится дальше. У Монкрифа хватит власти сделать именно так, как он грозится. Чтобы спасти Гаррета, ей придется пожертвовать собой. Как герцог, без сомнения, и рассчитывал.

— Он в сто раз лучше тебя, — прошептала она, понимая, что фактически признает свое поражение.

— А к чему мне становиться лучше? — спросил мерзавец, складывая газету. — Я герцог Монкриф. Однако я не такое уж чудовище. Я даю тебе день на то, чтобы со всеми попрощаться и собрать вещи. Явишься ко мне завтра, в четыре часа пополудни. Избавься от этой гадкой униформы и оденься как подобает. Так уж сложилось, что я как раз даю бал в честь своего возвращения к цивилизованной жизни. Ты будешь моей особой гостьей.

То есть он ни на секунду не сомневался, что она придет. Планировал все это неделями, загонял Перри в такое положение, когда ей неминуемо придется с ним столкнуться. А этот день отсрочки — просто лишнее доказательство того, насколько он управляет ее жизнью.

— Ненавижу тебя.

— Это к делу не относится. Может, когда-то меня это и волновало, Октавия, но девять лет унижений снижают чувствительность мужской гордости. Я мог бы отомстить тебе соней способов, но предпочту оставить прошлое в прошлом и двинуться дальше. Мне нужно восстановить свое доброе имя, а у тебя по-прежнему есть контракт.

— А как мы объясним свету мое отсутствие? — горько спросила Перри. — Раз уж ты, как понимаю, все продумал?

— Ты упала и ударилась головой. Это вызвало временную потерю памяти и дезориентацию. Не понимая, что делаешь, ты сбежала из моего особняка, жила в городе и служила гувернанткой у какого-то банкира, пока я не нашел тебя и не вылечил.

— Я ужасно обращаюсь с детьми.

— Используй свое воображение, дорогая. Уверен, у тебя получится. Ты же смогла обдурить Ночных ястребов. Если только Линч с самого начала не знал, кто ты на самом деле?

Перри застыла под взглядом герцога. Любое слово может подвести Линча под монастырь.

— Я появилась у ястребов три месяца спустя после исчезновения Октавии. Линч вопросов не задавал. Ему плевать на наше прошлое, важно лишь кем мы можем стать.

Монкриф еще секунду смотрел на нее, но потом кивнул, принимая версию.

— А мой отец? — Слова почти застряли в горле. Лучше иметь дело с Монкрифом, чем снова посмотреть отцу в глаза. — Я не хочу его видеть.

— Вряд ли это возможно, Октавия.

— Перри, — автоматически поправила она.

— Октавия, — повторил герцог. — Боюсь, все, что ты знала за последние девять лет, придется похоронить.

Он явно намекал на повисшую над Гарретом угрозу.

— Я не хочу видеть отца, — повторила Перри. — Ни за что. Не смогу смотреть ему в глаза и лгать. Не об этом.

— Он захочет тебя увидеть.

— Значит, передай ему, что я не желаю встреч. — Только так она сможет его защитить.

Они посмотрели друг на друга. Герцог коротко напряженно кивнул. Он мог позволить себе поиграть в благородство, да и если отец не поверит Перри, то именно Монкрифу придется иметь дело с графом Лэнгфондом.

— Что-нибудь еще? — глухо спросила Перри.

— Пока все.

— Тогда у меня тоже есть условия.

Интерес вспыхнул в глазах герцога. Он всегда отличался харизматичностью, но мало чем увлекался сам. И неизменно наслаждался вызовом, который представляла собой Перри.

— Удиви меня.

— Я снова стану твоей трэлью, то есть ты будешь обладать правами на мою кровь. Но прав на плоть я тебе не дам. — Однажды она уже допустила эту ошибку, когда еще не понимала, с каким чудовищем имеет дело.

— Вызов принят, — промурлыкал герцог.

Перри вдруг вышла из себя, выхватила кинжал и приставила к горлу мерзавца прежде, чем поняла, что делает. Монкриф даже не моргнул.

— Ты не будешь со мной спать, — хрипло произнесла она. Кровь потекла по клинку, что впился в бледную плоть. — Тронешь меня, и я тебя убью.

Невзирая на пылающую в груди ненависть, Перри невольно засмотрелась на стекающую по шее Монкрифа алую каплю. Что-то погладило ее по руке. Его палец.

— Мне нравится эта перемена в тебе, — прошептал герцог. — Почему бы тебе не попробовать?

Их глаза встретились. Он нажал на ее руку, углубляя рану. Кровь потекла сильнее.

Перри попятилась, выронила клинок. Она видела лишь алую черту на шее Монкрифа, чуяла медный запах. Почти чувствовала вкус во рту.

— Я не стану тебя принуждать, Октавия. Мне не придется. Думаешь, ты способна сдержать голод? Страсть? А ведь я знаю, как они глубоки. Как тяжко ими управлять. — Под ее зачарованным взглядом он стер кровь с шеи и облизал пальцы.

Тень мелькнула в его радужках. Перри шагнула навстречу… и вдруг поняла, что делает.

— Под моей крышей ты будешь пить мою кровь или ничью вовсе, — заявил герцог, вытянул из кармана белоснежный платок и промокнул шею. — Взамен я не посягну на твою плоть и не коснусь тебя, иначе как во время кормления.

— Лучше я от голода умру.

— Да будет так. — Он убрал платок. От раны не осталось ни следа. Значит, уровень вируса в его крови необычайно высок.

— Держи Хага от меня подальше. Увижу его — убью. — Как уверенно звучал ее голос. Внутри же Перри дрожала. Герцог кивнул, соглашаясь с условиями. — Еще ты не будешь вредить Гаррету или кому-либо из ястребов, лично или через подручных, физически или политически.

— Мне не придется. Если только они не выступят против меня.

А это уже ее задача. Перри отрывисто кивнула.

— Даешь мне слово?

— Даю. — Темное удовлетворение отразилось на его лице.

Перри вдруг ощутила дикую усталость. Она годами убегала от этого разговора. Было почти приятно, что он наконец состоялся.

— Значит, увидимся завтра. — Силы покидали ее, колени начинали дрожать. В груди угнездилось ощущение безнадежности. Надо убираться отсюда. Уйти, проветрить голову, подумать в одиночестве.

— Октавия?

Она замерла на пороге и оглянулась.

— Не стоит испытывать мое терпение. Условия ты знаешь. Не явишься завтра в четыре — пожалеешь.

От тяжести его слов она невольно поежилась.

***

Перри не могла вернуться в гильдию. Не сейчас. Она пошла под проливным дождем, едва чувствуя ледяные укусы капель на лице и голове. Мимо спешили люди с зонтиками, какая-то молоденькая цветочница сжалась в углу, держа над головой потрепанную газету.

Перри несколько часов бродила по городу, не зная, куда направляется и зачем. Дождь лил стеной, затмевая мир, кожаная броня прилипла к мокрому телу, зубы стучали от холода. Перри резко затормозила, подняла глаза и уставилась на белый особняк георгианской эпохи, что стоял в Кенсингтоне. Внезапно она поняла, куда ее принесли ноги.

Она постучала в дверь и поежилась. В это время большинство голубокровных развлекаются на светских мероприятиях, повезет, если слуги вообще пустят ее в дом.

Раздались шаги; дверь приоткрылась, и на улицу выглянул дворецкий. Масляно-желтый свет ламп пролился на ступени, и на миг Перри показалось, будто все хорошо.

— Да? — недовольно спросил дворецкий.

— Мне нужно поговорить с Линчем.

Слуга смерил ее величественным взглядом.

— Его милости нет дома.

Перри протолкнулась мимо него, заливая водой мраморный пол. Она больше не могла стоять под дождем.

— В чем дело, Хавесли? — послышался голос.

Линч подошел к краю золоченой балюстрады и осмотрел Перри. Стиснул перила так, что костяшки побелели, и обратился к дворецкому:

— Пусть в мой кабинет принесут сухую одежду и бутыль бладвейна, а в гостевой комнате приготовят ванну. Найдите ей что-нибудь из вещей Розалинды.

— Ваша милость…

Линч, перепрыгивая через ступеньку, уже спускался по лестнице.

— Если бы меня интересовало твое мнение, я бы его спросил.

Он успел поймать за руку покачнувшуюся Перри и раздул ноздри.

— Черт побери, да ты вся продрогла. Что ты делала?

— Нужно поговорить, — хрипло произнесла она. — Мне нужна твоя помощь.

Линч глянул на дворецкого, предупреждая Перри не распространяться о деле в присутствии слуги, и кивнул.

— Наверх. У меня в кабинете горит камин. Побеседуем там.

Каким-то образом Линч затащил ее на второй этаж. Перри так замерзла, что вся тряслась к тому моменту, когда он завел ее в кабинет. Линч, невзирая на протесты, мол, она испортит мебель, силком усадил ее в кресло.

Пришел дворецкий вместе с выводком служанок. Линч о чем-то тихо с ними посоветовался, а потом вернулся, неся стопку полотенец. Он стащил с Перри пальто и сапоги и постарался обтереть ее, насколько возможно.

Наконец Линч встал перед ней на колени, склонил темную голову и глубоко вздохнул.

— Что случилось?

— Ты знал, — прошептала Перри. — Ты же не дурак. Ты знал, кто я. Расследование свернули вскоре после того, как я пришла в гильдию. Ты никогда не бросал дел, никогда.

Линч так долго молча смотрел на нее, что Перри испугалась, не ошиблась ли она. Затем он дернул головой.

— Я тебе нужен?

Сила герцога Блайта против герцога Монкрифа. Заманчивое предложение. Даже может сработать.

Но таким образом Линч и Розалинда окажутся втянуты в интриги Монкрифа. Кто знает, как поведет себя ублюдок? Если за Перри и правда ведется слежка, значит, работает профессионал, раз она до сих пор его не вычислила. Кто-то из людей Монкрифа может подобраться к Гаррету — или уже подобрался и готов нанести удар.

— Нет, — горько прошептала Перри. Она годами бегала от герцога. Пришла пора платить по счетам. — Но пожалуйста, сделай для меня кое-что.

Лицо Линча смягчилось.

— Что угодно.

— Мне нужно вернуться. Я должна… — Она с трудом сглотнула. — Присмотри вместо меня за Гарретом. Знаю, ты на него злишься, но пообещай, что простишь его и не дашь совершить какую-нибудь глупость.

— Перри, я…

— Обещай! — перебила она, чувствуя, как в душе поднимается гнев. — Он столько тебе помогал все эти годы! Теперь ты ему нужен.

Линч развернулся, отошел к графину в углу и налил им обоим по стакану крови.

— Обсудим это позже.

— Ты ему нужен, — упрямо повторила Перри.

Линч подал ей стакан, затем опрокинул свой.

— А ты весьма настойчива, учитывая ситуацию.

— Пожалуйста. После нападения Фалькона его уровень вируса вырос вдвое. И сейчас достиг шестидесяти восьми процентов.

Линч застыл.

— Он всегда уважал тебя, как родного отца. Сам знаешь. Ты должен его простить.

— Проклятье, — выдохнул Линч. — А ты? Тебя он простит?

— Нет. — Второй раз она сбежит, не прощаясь. — Не простит.

Линч безрадостно глянул на Перри, вздохнул и присел рядом на корточки.

— Перри, ты уверена? — Он потянулся погладить ее по щеке — одно из редких проявлений чувств.

— Прошу. Не надо… — Перри не могла выдержать его сочувствия. Ей казалось, что одно доброе слово или прикосновение ее уничтожат, словно камень, брошенный в окно. Она разлетится на тысячи осколков и никогда не сможет оправиться. — Просто пообещай.

— Я его прощу. — Линч уронил руку. — Я… придумаю, как помочь ему справиться.

— Лекарства нет, — печально ответила Перри, впервые озвучивая горькую правду. Впервые она позволила себе задуматься, чем это обернется для Гаррета.

— Ходят слухи, будто… я помогу ему, обещаю. И может, я вовсе не о вирусе.

Их глаза встретились. Линч явно знал, что она чувствует.

— Откуда? — прошептала Перри.

— Розалинда подсказала, — ответил Линч. Затем прибавил, уже мягче: — А Гаррет знает о твоих чувствах?

— Он… я…

И вновь Линч понял.

— Он так легко тебя не отпустит.

— Знаю.

Еще одна услуга. Еще один долг, который она никогда не сможет вернуть. И еще.

— Можно я переночую здесь?

Линч определенно не одобрил решение, но кивнул.

— Не хочешь с ним попрощаться?

— Я не могу.

И тут Перри поняла: это конец. Она больше никогда не увидит Гаррета, никогда его не коснется, никогда не скажет, как сильно его любит, как всегда любила…

Все это Линч прочел по ее лицу. Сгреб в крепкие объятия, прижал к груди. Это стало последней каплей. Перри сломалась; она судорожно глотала воздух, отчаянно цеплялась за его камзол, чтобы хоть как-то удержаться. У нее вырвался всхлип. Затем еще один.

— Шш, — пробормотал Линч, гладя ее влажные волосы. — Я с тобой, Перри. Клянусь, я не позволю, чтобы с ним случилась беда. Мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь сделаем…

Тысячи бесполезных слов — Перри не могла их слушать, но они утешали, ведь иного утешения просто не существовало. Таков был Линч. Человек, способный сделать что угодно, спасти кого угодно. Может, не ее саму — ей спасения нет, — но за Гарретом он присмотрит.

Перри услышала, как в комнату кто-то вошел. Розалинда, судя по аромату лимонной вербены. Она что-то тихо спросила, затем Линч поднял Перри на руки так, будто она ничего не весила.

— Идем, — пробормотал он. — Отнесу тебя в кровать.

Совсем как ее отец, много лет назад. Перри прижалась к Линчу, чувствуя, что может проспать тысячу лет.

— Спасибо, — прошептала она.

Глава 19

Гаррет потер переносицу и оттолкнул от себя папку с делом. Где, черт подери, носит Перри? Она должна была встретиться с ним здесь, в пять, но так и не явилась. Чтобы отвлечься, он листал несуществующее дело Октавии Морроу в надежде найти хоть какую-то зацепку. Даже отправил Дойла порыться в тех книгах, что собрал для отправки Линчу. Где-то там точно был «Формуляр Великих Домов Эшелона». Раз нет ничего на саму Октавию, может, стоит проверить всю семью Морроу? Вдруг у кого-то имелся мотив убить ее — или спрятать.

В коридоре загрохотали шаги, и Гаррет вскинул голову. Для Перри слишком тяжелые. А когда раздался резкий стук в дверь, Гаррет точно знал, кто к нему явился.

— Входи!

Бирнс решительно вошел в кабинет, словно к себе домой. Помощник был весь перепачкан грязью и еще бог знает чем, а вонь ударила Гаррету в нос словно кулак.

— Боже. Я-то думал, что послал тебя охотиться за Сайксом, а не за крысами в канализации.

Бирнс скривился.

— Похоже, разница невелика. Мы видели мужчину, подходящего под данное тобой описание, но он скрылся в туннелях за слив-заводами.

Гаррет уловил другой запах, и волоски у него на шее встали дыбом.

— Это что, кровь?

— Сайкс подготовился к нашему появлению. Чертово место оказалось просто набито ловушками. Мы его потеряли, а потом пришлось везти двоих парней к Гибсону. Решил тебе доложить, а сам хочу вернуться туда. На этот раз ублюдок от меня не улизнет. — Глаза Бирнса странно блеснули.

— Насколько все плохо? — Голубокровные могли исцелиться после почти любой раны, так что к помощи доктора Гибсона прибегали в исключительных случаях.

— Можно мне выпить? — спросил Бирнс, кивнув на графин.

Гаррет налил им обоим по стакану и повторил:

— Насколько все плохо?

— Рискуем потерять Кенневика. Словил деревянный кол прямо в грудь. У Дженсона нога висит на одних сухожилиях, но он поправится, если Гибсон сумеет его зашить.

— Проклятье. — Первый месяц на новой должности, а один подчиненный уже на пороге смерти. — Сколько тебе надо людей, чтобы выследить ублюдка без потерь?

Бирнс задумался.

— Дай мне отряд человек в двадцать пять. Лучших, что есть.

Гаррет кивнул.

— Обрисуй им, чего ждать. Затем посмотри, сумеешь ли учуять Сайкса.

— Его трудно выследить, у него нет личного запаха, но от него едва уловимо несет химикатами. — На миг Бирнс словно бы занервничал. — С Перри было бы легче. Она чует даже то, что мне не под силу.

Их взгляды встретились. Гаррет напрягся, темнота затанцевала на границе зрения.

Он постарался мыслить ясно. Защитнические инстинкты толкают его на всякие глупости. Бирнс прав — Перри их лучший поисковик. А если она прознает, что Гаррет попытался не пустить ее на задание, то голову с него снимет.

Или хуже того: решит, будто он сомневается в ее способностях.

Гаррет кивнул. Из-за нахлынувшей волны ярости он едва мог говорить.

— Она сейчас не в гильдии. Может, Дойлу сказала, куда пошла. Только… смотри, чтобы она не пострадала.

— Ни царапины, — пообещал Бирнс.

Тут в кабинет заглянул Дойл:

— Не помешал?

Гаррет махнул ему, чтобы входил.

— Нашел книгу?

— Ага. — Дойл положил нужный том на стол и посмотрел на Бирнса: — Ты чего, в Темзе искупался?

Тот оскалился, но быстро все объяснил. Дойл плюхнулся в кресло напротив Гаррета и поскреб бороду.

— А дело-то все грязнее и грязнее.

Он явно думал о Кенневике, которого натаскивал как новичка. Гаррет быстро пролистал книгу и нашел главу о Доме Лэнгфордов.

— Не знаешь, куда пошла Перри?

— Ни слова не сказала. Тока взгляд у нее был такой… решительный.

Гаррет нахмурился. А потом увидел герб рядом с названием Дома и буквально уронил челюсть:

— Проклятье.

Сокол, расправивший крылья перед броском.

Гаррет уже такого видел. На монете, которую украл из кармана Перри. Где она могла взять монету с символом Лэнгфордов?

— Что такое? — поинтересовался Бирнс.

— Ты никогда не видел монет с таким знаком? — спросил Гаррет, указывая на страницу.

Бирнс покачал головой, а вот Дойл прищурился.

— Неа, да и откуда нам такие видать. Потомки благородных домов сюда не суются, а сами монетки не для продажи.

— О чем ты?

— Да ходили такие в моде, лет двадцать-тридцать назад. Все Великие Дома их чеканили — по штуке на каждого члена семьи. Чаще всего дарили на дни рождения. Ежель ты не Лэнгфорд, то и не получишь.

Гаррет перестал дышать.

«Нет».

Но так много деталей вдруг совпало. Девять лет назад Перри пришла в гильдию, вскоре после пропажи Октавии Морроу. Ее крашеные волосы. Поведение с герцогом Монкрифом. То, как она обманула половину Эшелона в опере, заставив их принять себя за равную. Как она обманула самого Гаррета.

Перри.

Перри, которая так чего-то испугалась, что попыталась сбежать.

«Монкриф». У Гаррета побелело в глазах от ярости. Какого дьявола герцог требовал от него найти Октавию, если наверняка догадался, кто такая Перри?

И где ее носит? По спине пробежали мурашки. «Думай, черт подери, думай». Первым порывом было бежать за ней самому, но что-то — годы дисциплины под руководством Линча — заставило сдержаться.

Если Монкриф намерен отомстить, то Гаррет в очень сложном положении. Нужны союзники, нужно железобетонное подтверждение догадок. Слишком много совпадений, но прежде чем выступать против герцога, надо точно знать, что Перри и есть Октавия Морроу.

И надо удостовериться, что он сумеет себя контролировать. В таком деле голод не помощник — его всплески могут стоить Гаррету разума, а значит, и всего остального.

— Поднимайте гильдию, — отрывисто приказал он. — Пусть все отправляются на ее поиски.

— Кого? Перри? — нахмурился Дойл.

— Всю гильдию? — неверяще переспросил Бирнс.

— Всю. — Гаррет захлопнул папку с делом Октавии и сунул подмышку. — Но без шума. Не хочу, чтобы кто-нибудь заметил. — Он достал из кармана следящее устройство и кинул Бирнсу. — Это может помочь. Я подсадил ей маячок.

— А Сайкс?

— Думаю, я знаю, где он прячется. — Если Сайкс сделал Перри голубокровной, то чертов герцог явно в деле. Именно Монкриф связывал заводы и ублюдочного доктора. — Найдите Перри и приведите ее сюда. Держите под стражей, пока я не вернусь.

— А ты куда? — спросил Дойл.

— Повидать графа Лэнгфорда. Если герцог Монкриф вернется, ни при каких обстоятельствах не пускайте его к ней.

Пора вытащить правду из-под паутины обмана и лжи. А заодно выяснить, какую же игру затеял Монкриф.

***

Вырезанный из серого камня и украшенный готическими колоннами Лэнгфорд-холл выглядывал из тумана словно гигантская горгулья. Дом еще хранил следы былой красоты, но вода уже немного повредила стены, и занавеси на окнах висели небрежно. Особняк походил на матрону, что некогда слыла первой красавицей и бриллиантом чистой воды.

Гаррет вылез их парового экипажа и осмотрел дом. От дурного предчувствия мурашки пробежали по спине и рукам. Кое о чем он уже догадался сам, но нужно больше деталей. Надо понять, почему она сбежала от герцога.

— Позвонить в дверь, сэр? — спросил Джейми Каммингс, поднимая водительские гогглы на макушку. Он привез сюда Гаррета; глаза новобранца окружали темные кольца от угольной пыли.

Гаррет покачал головой.

— Лучше вытащи плед и посиди внутри. Вряд ли я скоро управлюсь.

Парень благодарно глянул на Гаррета, а тот быстро прошел к двери. Особняк располагался всего в двух часах езды от Лондона, но по ощущениям словно находился в другой стране. Тишина укутывала окрестности плотным одеялом.

Гаррет редко покидал пределы города. Из-за непривычного отсутствия звуков слегка звенело в ушах. В Лондоне всегда царил шум, даже по ночам.

Кажется, вечность спустя после его стука раздались шаркающие шаги, дверь открылась, и выглянул пожилой дворецкий.

— Сэр?

— Меня зовут Гаррет Рид. Я исполняю обязанности Мастера гильдии Ночных ястребов и хотел бы поговорить с графом Лэнгфордом.

— Уже поздно, сэр. Его светлость вряд ли принимает гостей.

— Если вы сообщите ему, что разговор важный, буду весьма признателен.

Дворецкий пошаркал прочь, а Гаррет остался торчать в вестибюле, нетерпеливо пристукивая ногой по полу. Оленья голова пялилась на него стеклянными глазами, а с каменных стен свисали старые знамена. Большинство украшал чертов символ дома.

Прошло несколько минут, но дворецкий наконец вернулся и с упреком посмотрел на гостя слезящимися глазами.

— Его светлость вас примет.

Гаррет с облегчением выдохнул. Вообще-то он не смел надеяться на удачу. После смерти Октавии граф жил затворником.

Дворецкий провел Гаррета в гостиную в северном крыле дома. Все окна закрывали тяжелые шторы, в камине горел огонь. Перед ним в тяжелом кожаном кресле сидел мужчина и смотрел на пламя. Оно отражалось в его голубых глазах. Хозяин, казалось, не замечал гостя до тех пор, пока Гаррет не прочистил горло.

Граф поднял голову. Его лицо ничего не выражало, будто он просто перестал чувствовать, отошел от мира и происходящих в нем событий.

— Вы не Линч.

«Похоже, все задались целью мне об этом напоминать». Гаррет воспринял фразу как приглашение к разговору и вошел в комнату.

— Ваша милость, меня зовут Гаррет Рид. После отставки Линча я выполняю обязанности Мастера гильдии.

— Он ушел в отставку? — искренне удивился граф.

— Он теперь герцог Блайт.

— А.

Пламя затрещало в камине. Гаррет указал на кресло рядом с графом:

— Не возражаете, если я присяду?

— Делайте, как пожелаете. Хотя уверен, от меня будет мало толку, с чем бы вы ни пожаловали.

— Меня интересует исчезновение вашей дочери, — осторожно начал Гаррет.

Лицо графа потемнело.

— Она не исчезла. Тот ублюдок ее убил.

— Герцог?

Казалось, все угасшие жизненные силы грфа вдруг нашли выход: ненависть.

— Монкриф, — выплюнул он. — Он убил мою дочь. Забрал ее у меня… — Голос графа сорвался; несчастный резко захлопнул рот и отвел глаза. — У него даже не хватило чести после принять мой вызов.

Невзирая на то, что Гаррет знал о герцоге, пожалуй, это можно было расценить как единственный акт милосердия в болоте лжи.

— Какой была Октавия? — Гаррет не смог скрыть интерес в своем голосе.

— Она была моей младшей дочерью. Упрямая, избалованная. Я ее обожал. — Судя по смягчившимся чертам лица, граф говорил правду. — Ее старшие сестры, Дейзи и Амелия, красивые, добрые девочки… но Октавия… она была моей. — Его голос стал жестче. — Я ее подвел. Она несколько раз писала мне, умоляла разорвать ее контракт трэли. Я думал, это просто нервы или ее неспособность вписаться в положенную роль. У нас с супругой не было сыновей, и боюсь, я предоставил Октавии слишком много свободы. Поощрял учиться фехтованию, ездить верхом — вообще увлекаться мужскими занятиями, и слишком поздно понял, как тяжело ей соответствовать ожиданиям общества. Когда дочь умоляла меня ее забрать… — Граф покачал головой. — Я посоветовал ей приспособиться. Она умерла, потому что я ее проигнорировал.

— А как Октавия объясняла свое желание разорвать контракт?

Перри от кого-то пострадала — не герцог ли заразил ее вирусом жажды? Не он ли внушил ей страх и причинил боль? Нет, нет, она сказала, это был Сайкс — вернее, Хаг. Гаррет стиснул кулаки, прогоняя воспоминания о ее перепуганном лице.

«Держи себя в руках».

— Зачем вы здесь? — напрямик спросил граф. — Линч давным-давно расследовал это дело.

— Меня попросили снова его открыть.

Граф дураком не был. Он всмотрелся в Гаррета с такой знакомой настойчивостью…

— Кто вас нанял?

— Герцог Монкриф.

Чернота мелькнула в глазах графа, он раздул ноздри.

— Убирайтесь.

— Герцог заявляет, будто невиновен, — продолжил Гаррет, поднимаясь. — Он считает, что Октавия решила сбежать и разыграла собственную смерть.

Трясясь от гнева, граф с трудом встал.

— Этот грязный змей лжет как дышит.

Гаррет посмотрел Лэнгфорду в глаза:

— Я ему верю.

— Убирайся! Бентли! Бентли! — принялся звать дворецкого граф, идя к двери.

— Постойте! — кинулся за стариком Гаррет.

— Ах ты мерзкий…

— Стойте! — Гаррет сунул руку в карман и вынул единственную вещь, способную унять ярость графа. — Вы это узнаете?

И показал ему монету.

Лэнгфорд застыл, тяжело дыша.

— Где вы ее взяли?

— Она принадлежала одной моей знакомой девушке. Ночному ястребу. Девушка зовет себя Перри и живет у нас почти девять лет. Мне нужно знать: монета была у вашей дочери? Я должен понять, правда ли та, кого я знаю как Перри, на самом деле Октавия?

Все краски схлынули с лица графа. Он просто смотрел на монету, не в силах говорить или двигаться. Дыхание вырывалось из его груди короткими резкими толчками.

— У вас есть ее портрет? — спросил Гаррет.

— В вестибюле, — подсказал дворецкий с порога.

Гаррет глянул на слугу, затем указал ему на графа.

— У вас есть что-нибудь подкрепить силы? Для него?

Дворецкий кивнул, и Гаррет побежал в вестибюль. Там висела череда портретов, но прежде он их не заметил. Миновал пару дюжин — и замер. Вот оно.

С холста смотрели три девушки. Они непринужденно сидели на природе, сбоку лежала огромная борзая. Две старшие сестры были красивы: яркие улыбки, румяные лица в форме сердечек. Одна в ярко-желтом платье, другая в розовом, озорно смотрит поверх букета полевых цветов.

Но именно третья девушка заставила Гаррета затаить дыхание. Юная, лет пятнадцати, важная и серьезная, она трепала борзую по холке. Шелковистые светлые локоны ниспадали с плеча, глаза цвета серого штормового неба смотрели на зрителя так, будто видели его насквозь. Она надела зеленое платье, словно в попытке слиться с травой и робко склонила голову к плечу собаки.

— Это она? Октавия? — Гаррет ткнул пальцем в девушку в зеленом, хотя уже знал ответ. Боже, он знал. Сколько раз он уже видел это выражение на ее лице?

Дворецкий проследил за его взглядом:

— Да, это мисс Октавия с сестрами. Прямо перед тем, как подписала контракт с герцогом.

— Это она, да? — прошептал граф, нетвердо идя к ним. — Она жива?

Гаррет резко кивнул.

Лэнгфорд закрыл глаза и прижал к губам дрожащую руку.

— Жива, — прошептал он. — Но она так и не вернулась домой. Не послала мне ни единой весточки.

— Вероятно, не могла, — предположил Гаррет. В груди снова поднялась волна холода, а за ней крылся шторм. — Если она сбежала от герцога, то не без причины. Может, из-за этой угрозы, из-за страха она и не вернулась домой.

— Что вы собираетесь предпринять? — Голос графа стал сильнее.

Гаррет посмотрел на Лэнгфорда. Человек, который сидел в кресле, ничем бы не помог, но теперь что-то подсказывало: графа еще рано списывать со счетов. Возможно, он пригодится.

— Я собираюсь ее найти… — И не свернуть ей шею, как хотелось. — Потом выясню, почему она боится герцога…

— А затем?

— Прослежу, чтобы он больше ничем не смог ей навредить. — Слова прозвучали тихо, но угрожающе.

— Почему вы так о ней печетесь? — проницательно посмотрел на него граф. — Наверняка понимаете, что герцог постарается вас в порошок стереть.

Гаррет мог сказать тысячу вещей. Назвать тысячу причин. Но он выбрал ту, что ярче всех горела в груди:

— Потому что я ее люблю.

— Достаточно, чтобы пойти на смерть? — бросил вызов граф, явно проверяя, как далеко простирается преданность Гаррета.

— Нет. — Гаррет издал короткий грубый смешок. — Умирать я не собираюсь. Пока нет. Но достаточно люблю ее, чтобы уничтожить герцога. Или любого, кто встанет у меня на пути. — Он посмотрел на графа. — Я не дрогну, ваша милость. Не предам ее и не отвернуть при первом же признаке опасности. Перри — мой луч света в море тьмы. Если понадобится, я сожгу весь мир, лишь бы она была цела.

Лэнгфорд долго смотрел на него.

— Тогда можете рассчитывать на мое благословение — и на любую помощь, которую я могу вам оказать.

— Превосходно. Для начала я должен узнать своего врага. Мне нужно все, что вы знаете о Монкрифе. Его сильные стороны и слабые.

— Конечно, при одном условии.

Гаррет выгнул бровь.

— Герцог мой, — мрачно потребовал граф. — Однажды я ее уже подвел. Второй раз не подведу.

— Что ж, за эту честь мы с вами можем бросить жребий.

Глава 20

Гаррет быстро вошел в свой кабинет, скинул пальто с плеч и пригладил влажные волосы. Затем глянул на трясущиеся руки, развернулся и пошел к графину с бладвейном. Надо пропустить пару стаканов, прежде чем начать разбирать царящий в голове хаос.

— Проклятье.

Он зло пнул попавшийся на пути стул. Встреча с графом Лэнгфондом лишь усилила напряжение. Монкриф оказался практически неуязвим. Лучший фехтовальщик своего поколения, обладает поддержкой Совета герцогов, да еще и богат как Крез. По сравнению с ним у Гаррета нет власти — выступишь открыто, и герцог тебя просто раздавит, — и практически нет союзников, ведь Линч так его и не простил. Нельзя вызвать герцога на дуэль, нельзя выдвинуть против него ястребов, откупиться тоже нельзя.

Единственной слабостью Монкрифа можно было считать разве что его надменность. Заносчивый аристократ явно не видел в Гаррете, простом ночном ястребе, серьезного соперника. Это могло стать козырем, надо только придумать, как верно его разыграть.

Раздался отрывистый стук в дверь. Бирнс привалился к проему и оценивающе посмотрел на стакан со следами крови на столе и валяющийся на полу стул. Помощник не произнес ни слова, но его красноречивое молчание откровенно действовало Гаррету на нервы.

— Нашел ее?

Бирнс приподнял левую бровь:

— Нет.

— То есть? — застыл Гаррет.

— Пропала без следа. Даже запаха не осталось. — Бирнс вытащил кинжал с маячком. — Нашел его рядом с Ковент Гарденом, валялся в переулке. Ни единого признака потасовки. Почему? Что происходит? Она снова сбежала?

— Ничего не происходит, — пробормотал Гаррет, беря у него клинок. Тот самый, который сделал лично, специально для нее. Гаррет стиснул зубы. — Ты вывел на улицы четыре сотни ястребов и не смог ее найти?

— Ой, а мы, кажется, не в духе?

— Сейчас не время для шуток.

Бирнс вошел в комнату и закрыл за собой дверь, откровенно игнорируя предупреждение.

— Нам бы очень помогло, если б мы знали все детали головоломки. Что-то явно не чисто. С тех пор, как Дойл притащил ту книгу, ты бледнее смерти. Может, дело в этом? — Он выудил из кармана кусок пергамента.

— Что это?

— Час назад пришел Линч. Он до сих пор в Гильдии, но устал ждать в кабинете. Ну, знаешь, решил повидать парней. Оставил это для тебя.

— Отдай, — потребовал Гаррет, не сводя глаз с записки. Что могло понадобиться Линчу? Он ясно дал понять, что дружбе пришел конец. Желудок Гаррета болезненно сжался. Боже, как хотелось получить ответы на вопросы, поговорить с тем, кого Гаррет ценил превыше прочих людей… но увы. Все позади.

У каждого поступка есть последствия. Тогда ему казалось, что цена разумна, но теперь Гаррет уже не был так в этом уверен.

— Нет, — ответил Бирнс, обходя комнату по кругу. — Я хочу знать, что происходит.

— Это не твое дело.

— Тогда что мое? — взорвался Бирнс. — Я приглядывал за Линчем, помогал ему по мере надобности, выполнял свои обязанности как один из его лейтенантов. А с тобой не могу, потому что ты мне не доверяешь. С тем же успехом ты мог меня разжаловать до чертова рядового поисковика.

— А ты бы сразу об этом подумал, прежде чем усложнять мою чертову жизнь, когда я согласился на этот пост! — рявкнул Гаррет. — Если я тебе не доверяю, то лишь потому, что ты не заслужил. Отдай записку.

Бирнс сжал губы, но бумагу отдал. Гаррет схватил записку и мгновенно узнал изящный почерк.

«Прости меня. Знаю, я обещала тебе помочь, но решила уйти из ястребов. Я не могу вернуться. Линч объяснит тебе, что сможет».

Странный звон заполнил уши. Прощается. Снова. И ведь не пришла лично — прислала долбаную записку! Гаррет сжал проклятый клочок в кулаке. Волна черноты мгновенно заволокла зрение, он почти ничего не видел…

— Почему она ушла? — откуда-то издалека донесся голос Бирнса. — Какого хрена между вами происходит?

Гаррет двинулся к выходу, но что-то его остановило. Бирнс. Зрение немного прояснилось, но дольше сдерживать ярость Гаррет не мог.

Он схватил Бирнса за грудки и прорычал ему в лицо:

— Дай. Мне. Пройти.

Бирнс перехватил его запястья.

— Не когда ты в таком состоянии.

В следующий миг помощник полетел через комнату, затем врезался в стол и покатился по нему. В воздух взметнулись бумаги, чернильница перевернулась, ее содержимое разлилось по поверхности словно кровь. Гаррет невольно зацепился взглядом за образ. Кровь. Он хотел крови. И знал, где ее взять.

Мир лишился красок. Когда Гаррет немного пришел в себя, то осознал, что сжимает Бирнса за горло и заставляет поднять голову и открыть шею. Помощник вырывался, извивался, пытался обхватить Гаррета ногами и скинуть с себя. Они покатились по столешнице и с такой силой рухнули на ближайший стул, что только обломки брызнули.

— Какого черта?.. — донесся голос Дойла сквозь гул в ушах Гаррета.

Он вскинул голову и вперился взглядом в незваного гостя. «Хочешь человеческой крови? Да вот же она, прямо перед тобой!»

— Зови Линча! — заорал Бирнс, впечатываясь плечом в живот Гаррета. Соперники вновь перекувыркнулись, помощник оказался сверху и крикнул уже вслед убегающему Дойлу: — Я тебе шкуру спас, учти!

Гаррет высвободил руку и врезал помощнику. Алые капли брызнули на стену, Бирнс тряхнул головой, но лишь крепче сжал рубашку Гаррета.

— Это и все… на что ты способен? — рассмеялся помощник, сплевывая кровь.

Гаррету хотелось кого-то убить. Разорвать на части — а под рукой оказался Бирнс. Бирнс, что весь последний месяц сидел у него занозой в боку. Бирнс, что годами поддразнивал Гаррета на боксерском ринге, ведь Рид отказывался переступать границы и причинять боль другим ястребам в том, что считал спортивным поединком. Он снова вспомнил о Перри. Исчезла. Ушла. Нужно найти ее, вернуть. Посадить под замок, если придется, лишь бы не сбежала.

Но сперва…

Гаррет снова ударил Бирнса по лицу. И еще раз. Костяшки окрасила кровь — отчасти Бирнса, отчасти самого Гаррета. Было так приятно причинять другому боль, что он не останавливался, пока хватка Бирнса не ослабла. Гаррет снова оказался сверху, стиснул пальцами шею противника…

Внезапно в бок что-то врезалось с силой несущегося поезда. Гаррет отлетел к стене. Ему вывернули руку и впечатали лицом в рельефные обои. Звон в ушах стал громче, зрение заволокла непроглядная тьма.

«Я убью его, убью любого, кто пытается меня остановить, мешает добраться до Перри…»

— Дыши. — Раздавшийся голос был до ужаса знаком. — Дыши, черт тебя подери.

Линч.

Гаррет вздрогнул. Ему стало безумно стыдно, краска смущения залила лицо. Он попытался высвободиться, но Линч немилосердно прижимал его к стене и продолжал выворачивать руку все выше, пока боль в плече не прорвала черный морок.

— Ты не один, — пошептал Линч на ухо, — я здесь. Я знаю, каково тебе. Дыши. Глубоко и медленно. Вдох, выдох.

Воздух со свистом вырвался из груди Гаррета. Он дернулся, но Линч держал крепко. Убежать невозможно. Ни от него, ни от черного тумана в голове.

— Помнишь, как гуманисты меня отравили, я впал в безумие, и вам пришлось приковать меня к кровати? Ты ведь не отходил ни на минуту, сидел рядом со мной. Не дал Дойлу или Бирнсу меня убить, верил, что я приду в себя, что сам сможешь меня удержать. — Линч перехватил руку Гаррета. — Теперь я держу тебя, парень. И не дам сорваться, ни за что. Ей надо, чтобы ты пришел в себя. Ты нужен Перри.

«Я не один». Прижатый телом Линча, Гаррет обмяк и глубоко вздохнул, чувствуя, как узел в груди постепенно слабеет. В глазах защипало, стало невыносимо стыдно.

— Не борись с собой. Просто дыши.

Гаррет слышал, как Бирнс медленно поднимается на ноги. В воздухе запахло кровью. Гаррет невольно напрягся, и это не осталось незамеченным.

— Убирайся отсюда, — приказал Линч Бирнсу, — иди отмойся. Через десять минут жду тебя обратно.

Гаррет вслушивался в шаги Бирнса и расслабился, только когда тот ушел. Лишь тогда осмелился открыть глаза и заморгал, прогоняя серые тени.

Перед ним возникло суровое лицо Линча. Затем хватка исчезла, Гаррет рухнул на колени и прижался лбом к стене. Разбитые костяшки кровоточили. «Перестань. Не вдыхай запах». Гаррет принялся тереть пальцы об ковер, снова и снова, пока не остались лишь сухие разводы на коже. Его трясло.

Из ниоткуда возникла рука. Линч. Пытается помочь.

— Почему ты пришел? — хрипло спросил Гаррет.

Серые глаза Линча стали задумчивыми. Гаррет его прежде таким не видел.

— Потому что бросил тебя, когда был тебе нужен, — тихо ответил Линч. — И одна наша общая знакомая мне об этом напомнила.

Перри. Гаррет осторожно вздохнул, борясь с позывом нырнуть обратно в черное отчаяние. Он так ждал от Линча этих слов, но знал, что не заслужил их. А теперь, когда услышал… признание больно ударило, словно нож в грудь. Да, Линч от него отвернулся. Отвернулся, когда был так нужен. Гаррет верил только Линчу, считал его отцом, которого никогда не знал — а в трудную минуту оказался один.

— Ты подтасовал ее дело, — произнес Гаррет вместо всего того, что хотел сказать. — Ты знал, кто она, но закрыл расследование. Уничтожил фотографию Октавии Морроу, чтобы никто никогда ее не опознал.

— А. — Линч поймал Гаррета под локоть, понимая, что помощи тот не примет, и рывком поднял на ноги. — Я все гадал, как много тебе известно.

— Недостаточно. — Боже, в кабинете царил сущий погром. Стол треснул точно посередине, на полу валялись обломки стула. Гаррет даже вспомнить не мог, что делал. Он провел по лицу трясущейся рукой. — Я не знаю, почему она от него сбежала, чего так сильно боится. — Его голос сорвался. — Я не знаю, где она.

— Она вернулась назад.

«Назад». Гаррет дернулся… и яростно уставился на сдерживающую его руку. Хватка Линча служила прекрасным напоминанием, что сейчас крайне важно сохранять самообладание.

— Она вернулась назад к Монкрифу, — эхом повторил Гаррет. — Но почему?

— Это нам и предстоит выяснить. Я никогда не расспрашивал ее, что случилось десять лет назад. Никогда не давал понять, что знаю, кто она. А следовало бы.

— Перри все равно не стала бы откровенничать.

— Нет. Скорее всего, нет. И никогда больше не осмелилась мне доверять. — Линч нахмурился. — Но как нам тогда выяснить правду?

Гаррет оглядел разгромленную комнату.

— Отправимся прямиком к источнику бед. Не позволю чертовке уйти, не попрощавшись.

Глава 21

Единственное, что не мог контролировать герцог Монкриф — погоду.

Молнии прорезали грозовое небо, хлестал дождь, размывая картину за окном. Перри наблюдала, как капли расчерчивают стекло, собираются в струйки и стекают вниз к раме. И не позволяла себе ни о чем думать.

Горничная молча укладывала у нее на плече локоны светлого парика. Краем глаза Перри то и дело ловила свое отражение в зеркале — и невольно задерживалась взглядом на образе молодой женщины в красном.

Монкриф просчитал все. Когда Перри вошла в покои, алый наряд уже лежал на кровати вместе с запиской от герцога. Видите ли, он решил, что такой цвет ей идет. Символизирует то, чем она стала.

А ей оттенок напоминал о Гаррете — о той ночи в опере, когда Перри осмелилась надеть красный шелк… и все полетело под откос.

— Готово, мисс. Вы прекрасно выглядите, — смущенно пробормотала горничная.

Перри даже не хватило духу спросить ее имя. Она просто смотрела на свое отражение, на ясные серые глаза, светлые волосы. Кто эта девушка? Незнакомке явно было слегка неловко в одолженном платье, словно она почти разучилась носить шелка и бриллианты.

«А может, я и правда так изменилась, что перестала быть собой?» Ведь десять лет назад Перри фактически похоронила Октавию. Та юная глупая девочка перестала существовать, даже в глубине ее души.

— Спасибо. Мне больше ничего не надо.

— Как пожелаете, мисс, — присела в реверансе горничная и вышла, прикрыв за собой дверь.

Перри вдруг охватило неясное беспокойство. Она больше не могла сидеть под замком в этой комнате с бледно-розовыми расписными обоями и такого же цвета подушками на канопе.

«Твои покои, дорогая».

Она ненавидела розовый. Просто терпеть его не могла, всегда.

Перри подошла к двери и попробовала ручку. Та повернулась, но не поддалась. Видимо, горничной наказали запереть дверь на ключ. На миг Перри пришла в ярость, а потом невольно улыбнулась. Если Монкриф возомнил, будто ее остановит какой-то там замок, то явно не представлял, с кем теперь имеет дело.

Окна тоже оказались заперты. Ну какая же глупость, право! Перри вытащила из прически шпильку и ловко вскрыла замок. Окно распахнулось, дождь оросил кожу. Перри вдохнула воздух Лондона. Увы, беспокойство никуда не делось. Она выглянула наружу. Дождь начал утихать, вместо ровного потока теперь просто падали крупные капли. Перри посмотрела на платье… и поняла, что плевать хотела на его участь.

Она подхватила юбки, перемахнула через подоконник и скрючилась на узком выступе. Каблуки туфелек ужасно мешали, поэтому Перри разулась и швырнула обувь обратно в розовую тюрьму. Ветер трепал волосы и одежду. Перри ловко перепрыгивала с выступа на выступ, пока не добралась до верхней террасы.

Как бы она ни относилась к Монкрифу, ублюдок обладал отменным вкусом. С террасы открывался прекрасный вид на Гайд-парк, небольшой клочок зелени среди жмущихся друг к другу домов. При ясной погоде Перри даже смогла бы рассмотреть отсюда дворец принца-консорта.

Росшие в горшках апельсиновые деревья были аккуратно подстрижены, вокруг железного кованого стола стояли стулья. Вдоль всей террасы растянулась оранжерея, а внутри нее бушевали настоящие джунгли. Намокшие юбки начали липнуть к ногам Перри. Где-то вдалеке прогремел раскат грома. Именно то, что нужно. Немного хаоса среди безжалостного порядка. Напоминание, что не все в жизни подчиняется правилам. Напоминание, что Перри еще жива. Это само по себе уже являлось победой.

Дождь пошел сильнее, и она за секунды промокла до нитки. Пора назад. Прическе и платью конец. Герцог будет в ярости, если поймает Перри здесь, а уже через час начнут съезжаться гости.

И все же… Перри открыла прозрачную дверь оранжереи. «Я не хочу возвращаться».

Вспыхнули молнии, бликами отражаясь в стекле. Перри опустила голову и прижалась лбом к двери, распластав по ней руки. Дождь барабанил по обнаженным плечам.

Что-то с хлюпаньем приземлилось сзади. Перри застыла, медленно открыла глаза. Капли повисли на ресницах. С неприятным чувством она вспомнила, что еще не видела Хага. Однако в стекле отразился мужчина куда выше злобного монстра. Не Хаг. Сердце Перри застучало чаще. На миг она почти пожалела, что это не доктор явился по ее душу.

— Ты забыла попрощаться.

Гаррет. Перри обернулась и удивленно открыла рот.

А вот Гаррет был не особо рад встрече. Он выглядел разъяренным. Диким. Капли дождя падали с ресниц, каштановые волосы потемнели и прилипли к голове. Струйки воды стекали по кожаной нагрудной броне.

Перри так ждала его последние двенадцать часов.

И какой же ужас, что он пришел.

— Гаррет, — прошептала она, привалившись спиной к двери. — Что ты здесь делаешь?

***

«Что ты здесь делаешь?»

И она еще смеет спрашивать? Гаррет вытер рот, чувствуя, как щетина колет пальцы. Забыл побриться утром. Судя по краткому взгляду в зеркало чуть ранее, выглядел он так же хреново, как себя чувствовал.

Перри потрясенно смотрела на него, мокрое шелковое платье облепило тело. Гаррет не мог отвести от нее глаз. Вот она. Опять убегает. Отталкивает, когда он, черт подери, может ей помочь.

«Она моя».

От этой мысли сжалось сердце. Гаррет не мог даже представить, что потеряет Перри. На границе зрения замерцали тени.

— Перри, — пробормотал он. — Или мне следует звать тебя Октавией?

Она вздрогнула и отступила назад.

— Итак, ты знаешь.

Знает? Проклятье, Гаррет едва не рассмеялся. Он знал о ней немногим больше, чем до того, как выяснил правду. Октавия родилась в Эшелоне, у мужчины, что все еще скорбел об ее утрате; в какой-то момент она позволила всем думать, будто умерла, а на самом деле все это время скрывалась от герцога Монкрифа — лишь затем, чтобы к нему вернуться.

— Черт, да я понятия не имею! — рявкнул Гаррет. — Знаю лишь, что ты предпочла скрыть от меня правду.

— Я не хотела, чтобы кто-нибудь…

— Я тебе не «кто-нибудь». — Как она вообще посмела? — Я выложил тебе все про свою жизнь, понимал, что ты не любишь вспоминать прошлое, и уважал твое желание. Думал, там и говорить не о чем.

— Так и есть.

— Со мной — не о чем? — уточнил Гаррет, угрожающе наступая на нее. — Ты ведь рассказала Линчу. — Он отчаянно всматривался в ее глаза, ища хоть малейший признак, что ей не плевать.

— Лишь то, что ему следовало знать.

— Поверить не могу. Думал, мы с тобой напарники. Друзья. Всегда доверял тебе, но вот ты мне не доверяла, да? Никому из нас.

— Неправда! — закричала Перри; чувства наконец прорвались сквозь маску.

— Ты нас использовала, брала то, что мы могли тебе предоставить, но ничего не давала взамен. Хранила свои тайны под замком и никого и близко не подпускала. Вдруг кто-то догадался бы, да? А теперь получила, что хотела, и выбрасываешь нас, словно гребаное испорченное платье…

Перри влепила ему пощечину, да с такой силой, что от удара у Гаррета голову развернуло. Он медленно коснулся горящей щеки. Чернота отступила, и зрение прояснилось.

Капли дождя барабанили по лужам у его ног. Перри тяжело дышала. Гаррет тоже.

— Тебе надо уходить, — сказала она, вся дрожа и сжимая кулаки. Затем развернулась на каблуках; роскошный алый шелк облеплял стройное тело. — Я никогда не вернусь домой, Гаррет. Все кончено. Не приходи.

Голодным взглядом он проследил за ее движением, потом в одну секунду оказался прямо перед ней, врезал одним кулаком по стеклянной стене оранжереи — а другой упер по другую сторону. Перри дернулась, но Гаррет уже поймал ее в ловушку. Дождь стекал по его запястью прямо в рукав пальто. Плевать. Гаррет все равно вымок. Так и стоял там — мокрый, злой — и до чертиков мечтал увидеть хоть проблеск былых чувств, доказательство, что Перри не все равно.

Она прижалась спиной к стеклу и чуть отвернула голову. Словно ждала чего-то… удара или грубых слов… Гаррет застыл. Та пощечина — прежняя Перри себя бы так не повела. Решила бы ударить, врезала бы кулаком по лицу. Пощечина же — скорее реакция, нечто из давних лет, из того времени, когда Перри еще не умела драться. Способ оттолкнуть. Вынудить остановиться. Замолчать.

Гаррет провел костяшками по ее щеке. Перри поежилась и закрыла веки, будто не могла смотреть ему в глаза. Бессмыслица. Он погладил влажную кожу, очертил пальцем контуры губ.

— Мне не следовало тебя бить, — прошептала Перри, наконец открыв глаза. — Прости.

Итак, он каким-то образом задел ее за живое. Гаррет задвинул поглубже гнев и боль и пристально всмотрелся в лицо Перри. Когда она пугалась, то атаковала. А он ее чем-то подтолкнул.

Десять лет назад она сбежала от герцога. Почему? Что-то произошло, что-то ужасное и настолько страшное, что Перри не рискнула вернуться домой.

А теперь пришла в то самое место, откуда улизнула.

Бессмыслица.

— Зачем к нему возвращаться? — Кусочки головоломки начинали становиться на места, словно детали часов. То, как герцог явился в гильдию и потребовал от Гаррета найти Октавию. Что-то тогда Перри не сильно походила на женщину, мечтающую вернуться к отвергнутому любовнику. Нет, она в ужасе застыла на лестнице и попыталась слиться с обстановкой. Теперь Гаррет это понял. — Чем он тебе угрожал?

— Ничем. — Перри оттолкнула его руки. В ее глазах сияло темное отчаяние. — Я просто согласилась выполнить свой контракт трэли.

— Ты лжешь.

Она шагнула ближе и яростно уставилась ему в лицо.

— Герцог мне не угрожал. Я сама так решила, по доброй воле. Я была рождена для этой жизни. Может, просто захотела вернуться.

Хоть бы одна зацепка, хоть бы одна ниточка к разгадке! Перри ощетинилась — значит, он загнал ее в угол.

— Ты вечно пытаешься завязать спор, когда огорчаешься.

— Я с тобой не спорю. Просто говорю, что случилось.

— Лгунья.

— Проклятье, Гаррет. — Перри без особого успеха пихнула его в грудь. Замолотила кулачками, пока он не перехватил ее запястья и не сжал мокрый шелк перчаток пальцами.

Постепенно запал Перри иссяк. Ее плечи поникли, нижняя губ задрожала. Перри вдруг стала такой потерянной, будто все силы ушли на этот выплеск. — Ну сколько раз мне повторить, что я решила?

Гаррету захотелось стать ее опорой. Держать, пока ей явно плохо. Он погладил большим пальцем ее щеку и заставил Перри приподнять голову. Все стало на свои места.

— Сто раз. Тысячу. Неважно, Перри. Я тебя не оставлю. Не дам ускользнуть от меня, не в этот раз. — Он обхватил ладонью ее шею и привлек ближе. — Все это время ты была здесь. А я не видел тебя настоящую. Ничего не понимал. Теперь понимаю.

Перри застыла и беспомощно посмотрела на него.

— Я не могу, — прошептала она. — Мы не можем.

— Я дам тебе все.

И этого по-прежнему будет недостаточно. В глазах Перри он увидел томление, отчаянное желание… Дождинка скатилась по ее щеке, будто слеза. Перри покачала головой.

— Я не могу.

— Я готов пожертвовать всем, лишь бы быть с тобой. Всем.

— А я нет.

Ужасная догадка поразила Гаррета. Перри могла решиться на такое лишь по одной причине. Нет.

— Он угрожал не тебе. А мне.

Она яростно затрясла головой, но слезы на глазах сказали Гаррету правду.

— Гаррет…

Тьма всколыхнулась в груди, водоворот чистой ярости.

— Я его убью.

— Нет! — На этот раз Перри говорила твердо. Она в страхе попыталась поймать его руку. — Обещай, что не натворишь глупостей!

— Я прав, да? — Он вскинул кулак, но Перри сумела его перехватить.

— Гаррет…

— Ты сказала, мол, не готова пожертвовать всем. Интересно, что же под запретом? Я знаю тебя, Перри. Только одно ты не готова бросить на весы. Меня. Я прав? Вот, чем он тебя скрутил.

Перри сглотнула и потянулась к нему.

— Он тебя уничтожит…

Нет. Только не это. Гаррет уставился в темные глубины оранжереи. Долбаный ублюдок. Загнал ее в ловушку, использовал самого Гаррета, чтобы вынудить Перри вернуться к тому, от чего она сбежала. Да выдрать проклятое сердце из груди герцога…

Перри оттолкнула его и вновь замолотила кулаками по торсу Гаррета, вытесняя его из оранжереи. А ведь он и не заметил, как туда вошел.

— Нет! — яростно зашипела Перри. — Нет! — Гаррет перехватил ее руки. Она крутилась, изворачивалась. Отчаяние отразилось на ее лице. — Не смей. Тебе его не победить. Никто не сможет. Он герцог.

— Да хоть король, мне плевать!

— Он лучший фехтовальщик в Англии. А ты едва способен отличить один конец клинка от другого!

— Не собираюсь я на дуэли с ним биться. И уж острый конец точно определю. Проткну его чертову герцогскую…

Перри — откуда только силы взялись? — схватила его за ворот.

— Я тебе не позволю.

Гаррет обхватил ее лицо ладонями, гладил щеки, губы.

— Ты сделала свой выбор. А я делаю свой.

— Отпусти меня. Пожалуйста.

Дождь барабанил по окну, брызги летели им на лица. Капелька собралась над верхней губой Перри. Как же хотелось слизнуть ее, попробовать на вкус.

— Никогда, — заявил Гаррет, обхватил затылок Перри и решительно накрыл ртом ее губы.

Все защитнические инстинкты всколыхнулись в груди и сосредоточились на одной цели: на женщине в его руках. Она рискнула ради него. Потому что любила. Пусть Перри так и не произнесла заветных слов, в них не было нужды. Пусть Гаррет проклинал причину, что свела их здесь и сейчас, он все равно продолжал крепко обнимать любимую.

Обхватив ладонями ее лицо, Гаррет прижал ее спиной к кирпичной стене дома. Перри вцепилась в лацканы его пальто и издала тихий мяукающий звук. Ее губы могли свести с ума святого. Она отбросила сдержанность, целовалась так, будто от этого зависела ее жизнь, будто мир сейчас рухнет, и у них остались лишь считанные минуты, секунды…

Проливной дождь смыл все, что стояло меж ними. Все сомнения Гаррета. Испортит ли он их дружбу, сумеет ли остановить неизбежное развитие вируса… плевать. Больше ничто не имело значения. Только этот миг. Здесь и сейчас. Перри ласкала языком его язык, выгнулась, когда Гаррет обхватил ее попку и притянул ближе. Целовать Перри, тонуть в ней… Этого было недостаточно. Гаррет сгреб ворох мокрого шелка и потянул юбки вверх по бедрам Перри. Она запрокинула голову, подставляя шею его ласкам. Жилка пульсировала под губами, но Гаррет не осмелился на ней задержаться. Тело сгорало от желания. Он спустился ниже, покрывая поцелуями влажную кожу, слизывая с холмиков груди капли дождя.

Платье прилипло. Он не мог выпростать Перри из одежды — да и не надо. Соски превратились в твердые горошины; Гаррет нежно прикусил их и принялся посасывать прямо так, через ткань. Перри ахнула и вцепилась ему в волосы.

Гаррет сосал, согревал ее грудь своим дыханием, задирал юбки все выше и выше, пока они не сбились на талии. Член в штанах разбух до боли.

— Держи юбки, — скомандовал Гаррет.

Перри повиновалась. Она привалилась к стене и, закусив, губу, наблюдала, как он опускается перед ней на колени.

Ее бедра показались ему ледяными. Гаррет стянул с Перри белье. Даже оно не сохранило тепло тела, но Рид знал: где-то здесь кроется жар. А когда раздвинул Перри ноги, то нашел его источник.

Дыхание Гаррета овевало ее влажную кожу. Перри дрожала, пока он покрывал поцелуями ее бедро. Гаррет приблизился к небольшому треугольнику светлых волос. Она пахла чистотой и влагой, он хотел ее, нуждался в ней… так сильно, что желание едва в узел не скручивало.

Наконец он лизнул чувствительную плоть, и Перри выдохнула его имя. Какой изысканный вкус. Гаррет забыл о самообладании и полностью капитулировал перед желанием. Столько месяцев он боролся с собой, с ней. А теперь, на грани того, чтобы потерять Перри, получил этот один-единственный последний шанс…

Каждый ее стон был его победой. Каждый раз, когда она сжимала его пряди, беззвучно кричала и подавалась навстречу. Гаррет раздвинул ее ноги шире, закинув одну себе на плечо. Он ласкал Перри все глубже и жестче, чувствуя, как напряжение в ее теле нарастает.

— Боже. О боже, — стонала она, двигаясь в такт с его ртом, а потом задрожала. Вот. Еще совсем немного. Перри ахнула, резко дернулась и обеими руками вцепилась в его плечи. — Гаррет. Пожалуйста.

Еще один спазм. Гаррет погрузил язык глубже, а потом втянул в рот клитор. Перри закусила костяшки пальцев, пытаясь сдержать крик, отпихнула Гаррета свободной рукой и без сил обмякла у стены.

— Нет, — прошептала Перри. — Хватит. Достаточно.

Он вновь придвинулся и предупредил:

— Никогда не будет достаточно.

Ее нога сползла с его плеча, и Гаррет поймал ее локтем. Глаза любовников встретились. Затем Гаррет резко встал и закинул бедро Перри себе на талию.

Перри дрожала, но забыла про слабость и с нарастающей уверенностью принялась срывать с Гаррета одежду. Ее жар передался и ему. Ничего между ними не кончено. И даже близко не достаточно. Гаррету хотелось оставить след в душе Перри так, чтобы она больше никогда не смогла от него уйти.

— Ты принадлежишь мне, — прошептал он, чувствуя, как нежные нетерпеливые руки сражаются с пуговицами на его штанах. — Я тебя не отдам, Перри. Ни сейчас. Ни потом.

Наконец она высвободила член и сжала его в ладони. Гаррет подхватил Перри, закинул и вторую ее ногу себе на талию и глубоко погрузился в горячее лоно.

Блаженство. Стало так хорошо, что он едва не кончил. Тугое лоно сжимало член шелковым кулаком. Перри со стоном закусила губу. Гаррет перенес ее вес на одну руку, а второй уперся в стену, удерживая их обоих на месте.

В его движениях не было нежности, лишь чистое заявление прав. Она принадлежала ему, и он хотел выгравировать эту простую истину в памяти Перри, чтобы она больше и думать не смогла о другом мужчине. Любовники жадно ласкали тела друг друга; Перри затуманенным взглядом посмотрела на Гаррета и снова застонала, когда он задвигался. Сладкие всхлипы сводили его с ума. Перри впилась острыми зубами в чувствительное место, где шея переходила в плечо.

Гаррет понял, чего она хочет.

— Давай, — выдохнул он, достал нож из-за пояса и вложил ей в руки.

— Не могу, — низко простонала Перри.

Он обхватил ее пальцы своими и поднес клинок к собственной шее. Укол острого кончика — и потекла кровь. Перри уставилась на нее с таким неприкрытым желанием, что Гаррет едва не кончил.

— Ну же, — прошептал он, предлагая ей шею. — Ты этого хочешь. Я этого хочу. Давай.

Она робко повиновалась, и Гаррет не сдержал дрожь удовольствия. Перри с шумом втянула воздух, а потом основательно присосалась к ранке. От острого ощущения у Гаррета сжались яички. Перри все смелее пила его кровь, осторожность уступила под напором голода. Гаррет прижал ее к стене и снова погрузил член в лоно. Как же хорошо. Сейчас Перри всецело им владела, могла попросить о чем угодно. Прикосновения ее губ пьянили, отдавались импульсами по всему телу. Гаррет заработал бедрами, отчаянно мечтая слиться с ней, чтобы двое стали единым целым.

Перри подняла голову; глаза ее заливала чернота. Гаррет накрыл губы любимой своими, вытащил шпильки, что удерживали парик, отшвырнул чертов убор прочь и зарылся пальцами в короткие шелковистые пряди.

Перри снова выглядела самой собой. И даже больше. Она была мокрой, чувственной и такой чертовски красивой, что сердце сжималось.

«Ты. Это всегда была ты».

Мысль вознесла его на пик наслаждения. Живот сжался, пах опалило огнем. Гаррет застонал и уткнулся лицом ей в шею. Еще рано, Перри по-прежнему не до конца сдалась. Стоит ее выпустить, и упрямица вновь начнет изобретать предлоги для расставания.

— Перри. — Он просунул руку меж их тел и нашел большим пальцем средоточие ее удовольствия.

Она ахнула и уставилась на Гаррета большими серыми глазами. Лоно сжалось, губы сложились в изумленное «о», Перри запрокинула голову и содрогнулась.

Мир исчез, остался лишь жар, влага и секс. Каждый новый толчок был чуть грубее, настойчивее. Дождь барабанил по лицу Гаррета. Наконец Рид вжал любимую в стену и с резким выдохом кончил.

Изливаясь, он двигался все медленнее и внезапно ощутил грубую поверхность кирпича, ледяные капли дождя, увидел, как молния осветила небо. Гаррет тяжело дышал.

Перри провела дрожащими пальцами по его губам; она так вглядывалась ему в лицо, будто до конца не понимала, что сейчас произошло. Строгие, серьезные глаза. Гаррету хотелось поцелуем стереть морщинку, что залегла меж ее бровей, заставить забыть все сомнения и тревоги.

Он взял ее руку, коснулся губами пальцев и хрипло произнес:

— Никаких сожалений, любовь моя. Теперь ты принадлежишь мне.

Глава 22

Бежали минуты. Гаррет все еще прижимал Перри к стене. Успокаивая дыхание, он возвращался с вершины экстаза; их тела по прежнему были соединены.

— Это ничего не меняет, — прошептала Перри, уткнувшись ему в шею.

Сердце Гаррета дрогнуло. Он стиснул Перри сильнее.

— Скажи, что ты меня не любишь, — потребовал он, отодвинулся и застегнул бриджи.

Глаза Перри расширились. Капли дождя стекали по ее лицу, отчего радужки казались голубыми.

Гаррет наблюдал, как Перри оправляется, а лицо ее снова становится бесстрастным — она плавно возводила защитные укрепления, одновременно водворяя юбки на место.

— Я не люблю тебя, — солгала Перри.

— Скажи, что никогда не любила.

— Никогда не любила… и никогда не полюблю.

Какая безразличная маска. Словно ничто не способно ее потревожить. Гаррет хотел пробраться ей в душу, заставить Перри бороться вместе с ним.

— Мы поклялись больше не лгать. — Большим пальцем Гаррет погладил ее опухшие от поцелуев губы. — Вот моя правда: я тебя люблю. И не отпущу тебя, не стану обещать, будто уйду, и не оставлю сражаться в одиночку. — Палец передвинулся на щеку и растер влагу. — Я не твой отец. Ты ведь думаешь, что он так поступил.

Перри застыла. Гаррет почти видел, как она обдумывает его слова, решая, сможет ли справиться. Он почти не удивился, когда Перри сосредоточилась на его последнем утверждении.

— Почему ты так говоришь о моем отце?

— Вчера вечером я с ним встретился.

Перри вздрогнула. Маска вот-вот спадет… Перри уставилась за плечо Гаррета, будто стараясь отыскать то, что поможет избежать этого разговора. Сбежать от Гаррета.

— У любви всегда есть условия, Гаррет. — Ее нижняя губа задрожала. — Я не дурочка. Убедилась на собственном опыте. Отец любил меня — души во мне не чаял, — но хотел, чтобы я изменилась. Хотел, чтобы я согласилась… — У Перри перехватило дыхание. — Я не могла стать такой, как ему требовалось. Как требовалось всему миру.

— Разве я когда-нибудь просил тебя меняться?

Лицо Перри все еще оставалось бесстрастным, но она поколебалась.

— Нет.

— Думаю, ты не совсем доверяешь своему отцу. Ты писала ему письма с просьбами разорвать договор с герцогом. А о произошедшем рассказала? Чего ты испугалась? Я видел твоего отца, Перри. Он сломлен. Он понимает, что подвел свою дочь, и ему пришлось жить с этим последние девять лет.

Перри с силой толкнула его обеими руками в грудь. В ее глазах отражались вина и ярость. Гаррет отступил назад.

— Не надо! Не смей о нем говорить. — Отвернувшись, Перри утерла влагу с лица и словно только заметила, в каком виде ее платье и прическа. — Боже, — прошептала она, — мне пора. Надо собираться на бал.

Гаррет схватил ее за руку.

— Перри…

— Я вся промокла. Платье… — Она вырвалась, и на лице ее отразилась паника.

Он надавил слишком сильно. Слишком быстро. Перри столкнулась с демонами, о которых Гаррет мог только догадываться. В первую очередь ей нужно было попытаться упорядочить свою жизнь.

— Мне пора.

— Я не позволю тебе…

— У тебя нет выбора, — огрызнулась Перри, подхватывая юбки.

Гаррет поднял руки вверх.

— Я могу забросить тебя на плечо.

— А я могу врезать тебе между ног, — парировала она. — Это не твое дело, Гаррет, а мое. Знаю, тебе не нравится цена, но я пока не вижу другого пути. Герцог опасен.

— Как и я.

Перри остановилась у двери в оранжерею.

— Знаю. Но у Монкрифа есть возможности и власть. А ты в этом мире просто Ночной ястреб. Я не стану тобой рисковать.

— Потому что и ты меня любишь, — не отступал Гаррет.

Перри раздула ноздри.

— Потому что ты не убийца, Гаррет! В глубине души. А он — да.

— Я делаю, что должен.

— Верно. И колеблешься каждый раз, когда доходит до лишения жизни. Монкриф убивает, потому что ему это нравится. — Покачав головой, Перри открыла дверь. — Я приняла решение. — Голос ее надломился. — Я предпочла бы увидеть твою ненависть, нежели твою боль.

Они уставились друг на друга. Гаррет понял, что она не отступится. Не сейчас.

— Ты всегда была упряма.

— Прощай, Гаррет, — нежно сказала Перри.

Дверь открылась, Перри вышла и превратилась в красно-белый призрак, скользящий за мокрым стеклом.

— Прощай, — сказал Гаррет вслед закрывшейся двери, — до поры до времени.

***

Холл Перри пересекла босиком, путаясь в мокрых юбках. Она так расстроилась, что едва могла говорить, не то что думать.

«Он понимает, что подвел свою дочь…» — эти слова разбили ей сердце и вызвали вихрь эмоций.

Все так и было. Он меня подвел. Я так сильно в нем нуждалась, а его не оказалось рядом…

Но прозвучали и другие слова. Они ранили куда сильнее.

Я люблю тебя.

Перри много лет любила Гаррета. Любила того мужчину, которым его считала, и ту, куда более сложную натуру, что обнаружилась совсем недавно. Но в глубине души она не ждала от него этих слов. Гаррета легко было любить, пока он не смотрел на нее по-настоящему, да и вовсе не замечал. Сердцу ничего не грозило: Перри никогда бы не пришлось разбираться в своих чувствах и столкнуться с разочарованием Гаррета, если бы она не сумела соответствовать его ожиданиям. Перри очень испугалась. В ответ на его признание она сразу подумала: «нет!».

Все мужчины в жизни Перри, произносившие эти слова, ставили ей условия. «Я люблю тебя, но… хочу, чтобы ты изменилась.»

Отец годами учил ее фехтовать, ездить верхом и управлять огромным поместьем, которое они называли домом. И вдруг, когда ей исполнилось шестнадцать, этого оказалось недостаточно. Отец всецело сосредоточился на ее дебюте. Он внезапно обнаружил, что его дочь не похожа на прочих юных леди. Когда герцог ею увлекся, отец не испугался, а испытал облегчение, словно втайне сомневался, что Перри вообще способна заключить контракт.

Герцог тоже произносил эти слова, заманивая ее во время ухаживания в укромные уголки.

«Я люблю вас, Октавия, но после подписания контракта жду от вас определенного поведения. Я найму вам наставника. Считайте это подарком, дорогая.»

Перри так отчаянно хотела показать себя в лучшем свете перед отцом — и герцогом, — что согласилась и назвала это любовью.

«Я люблю тебя», — сказал Гаррет. Слова все еще бились в голове, сражаясь с решимостью Перри. «Разве я когда-нибудь просил тебя меняться?» Перри не могла сейчас об этом думать, иначе потеряла бы над собой контроль. В глубине души ей ужасно хотелось броситься в объятия Гаррета. Поверить ему. Умолять его увезти ее прочь отсюда. Сбежать вместе.

Ей казалось, что он впечатался в ее кожу — и пробрался под нее. Неизбежное наконец-то произошло, и Перри знала, что ей никогда не стать прежней.

«Я люблю тебя.»

Дверь впереди открылась, и вышел Монкриф собственной персоной, поигрывая запонками. В вечернем наряде он выглядел безупречно, черный фрак блестел в свете газовых ламп.

Оба они замерли. Монкриф окинул Перри суровым взглядом и вопросительно приподнял бровь.

— Хотела подышать свежим воздухом, — отозвалась Перри; на краю ее сознания замаячила тьма.

С самых первых месяцев заражения она ни разу не была так близка к потере контроля, но сегодня мрак бурлил в ней в унисон шторму снаружи. И все из-за человека, утверждающего, будто он ее любит.

Выбросив руку вперед, Монкриф ухватил Перри за подбородок и повернул лицом к ближайшему светильнику.

— Я же велел не брать кровь у других.

— Если точно, звучало так: «Под моим кровом ты будешь принимать кровь только от меня или не получишь вовсе». А я была на террасе, ваша светлость. — Вырвавшись из его хватки, Перри приподняла мокрые юбки. Мир стал черно-белым, чувства обострились, она видела даже мельчайшие волоски на свежевыбритой челюсти Монкрифа. — Определенно не под вашим кровом.

— Приведи себя в порядок, — прошипел герцог, сжал зубы и добавил: — Выглядишь, как грязная шлюха из Ковент-Гардена.

Оскалившись, Перри негромко зарычала.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Слова терзали ее душу, медленно разрушая стены, что она выстроила. Перри не могла с этим бороться, все время их слышала. Она тонула в этих словах, они звучали все громче, стучась ей прямо в сердце. А мужчина, стоявший перед ней, был единственным препятствием на пути к мечте.

Страх исчез, и теперь Перри наполняла только пульсирующая темнота. Она уставилась на Монкрифа. Он всегда ее пугал. У Перри не возникало и тени сомнения: если герцог пожелает, то уничтожит ее. Она знала, что совершенно одинока в этом мире, ведь даже отец не мог ей помочь. Человек, к которому Перри всегда бежала, верила ему и знала, что он будет рядом.

Но отец не помог. Поняв это, Перри сломалась. И все же забыла, что она больше не испуганная девушка. Теперь у нее голубая кровь. И где-то там есть мужчина, который ее любит. Упрямый, глупый, безрассудный человек, отказывающийся слышать от нее слово «нет». Неважно, что она ему наговорила, Гаррет попытается ее спасти. Она больше не одинока. Никогда не будет одинока.

Я люблю тебя.

Это придало Перри сил, в которых она так нуждалась. Перри толкнула Монкрифа к стене, и его глаза удивленно расширились. Подойдя ближе, она схватила его за лацканы фрака.

— Вы никогда больше не будете так со мной разговаривать!

Его глаза потемнели в ответ.

— Я буду, черт побери, говорить с тобой, как пожелаю…

Выдернув из парика булавку, Перри воткнула иглу в живот Монкрифа. Он зарычал, отшвырнул ее прочь, но его ноги почти сразу же подкосились, болиголов попал в кровь, парализуя герцога. Все булавки Перри обмакнула в склянку с ядом, которую взяла с собой для защиты.

Герцог рухнул на колени, побелев от шока. Подобрав юбки, Перри обошла его; Монкриф осел на пол, все еще стараясь побороть яд.

— Я буду играть в ваши игры. Позволю выставить меня напоказ сегодня вечером и докажу миру, что Октавия Морроу жива. Но я не дам относиться ко мне, как к игрушке, над которой можно издеваться, если она дурно себя ведет. Угрожайте Гаррету сколько хотите, но я обещаю одно: причините ему боль, и я вас убью. Пока вы будете беспомощно лежать на земле, я вырву из вашей груди сердце и сожгу его!

Схватив подол в горсть, она развернулась на пятках, утопая босыми ногами в ворсе турецкого красного ковра.

— Окта-вия…

Прозвучало задушенно, но все равно ясно, несмотря на паралич.

Перри повернулась.

Герцог, с перекошенным от ярости лицом, старался повернуться на бок. Должно быть, уровень вируса невероятно высок, раз Монкриф так быстро оправился. Стоит запомнить этот факт.