Закат Птолемеев

Священный бык Бухис

В марте 51 года, в самом начале совместного царствования с отцом, Клеопатра отправилась в далёкое путешествие на юг, к верховьям Нила. Царица осматривала эту часть страны и принимала присягу от своих подданных. Она посетила, в частности, Фивы, город, который много веков назад, в эпоху политического расцвета фараоновского Египта, был прославленной столицей государства, огромной и великолепной. Величественные храмы бога Амона, построенные давними правителями страны, во времена Клеопатры ещё не были разрушены. И по сей день их руины словно смеются над бегом тысячелетий. Но уже тогда они были всего лишь свидетелями былой славы города, надменно взирающими на жалкие постройки вокруг. В то время в Фивах не осталось ни дворцов, ни сколько-нибудь значительных строений. И только вокруг храмов всё ещё сновали толпы паломников и жрецов. Страбон, который побывал в этих краях приблизительно через тридцать лет после Клеопатры, утверждает, что нашёл здесь только поселения деревенского типа. Что же послужило причиной упадка города?

На протяжении многовековой истории на Фивы обрушивалось много бедствий. Особенно сильные разрушения постигли город около 85 года — за одно поколение до Клеопатры, — когда было жестоко подавлено большое восстание, уже не первое в этих краях, потому что Верхний Египет неоднократно пытался освободиться от власти Птолемеев. Поездка на юг только что вступившей на престол царицы имела определённое политическое значение. Ещё более важным было её участие в религиозной церемонии в честь одного из богов Верхнего Египта.

Неподалёку от Фив, вверх по течению Нила, находился небольшой, но широко известный городок Гермонтис. Его богом-покровителем был Монт, изображавшийся в виде человека с головой сокола. Этот бог первоначально был символом воинственности и бесстрашия фараонов. Позднее его стали объединять с богом солнца Ра и с покровителем соседних Фив — Амоном, и тогда бог-сокол почти полностью утратил своё самостоятельное значение; образовалась троица: Монт — Амон — Ра. Одновременно всё большее значение в Гермонтисе приобретало другое божество — всё шире распространялся культ быка Бухиса, который жил в огромном храме именно в этом городе и постепенно сделался эквивалентом мемфисского Аписа для южных областей. Как Апис считался воплощением бога Птаха, так в Бухисе стали видеть и почитать живое олицетворение всех трёх богов Верхнего Египта. После смерти очередного священного животного жрецы находили новое; Бухис считался бессмертным. Труп, разумеется, мумифицировался, но не так тщательно, как останки Аписа. Жители Гермонтиса были более экономны — они применяли дешёвые способы приготовления мумий, когда внутренности не вынимались, а просто заливались смоляной массой.

До наших дней сохранилось кладбище Бухисов. Самые древние захоронения были сделаны незадолго до прихода в Египет Александра Великого, последние — в годы царствования римского императора Диоклетиана, то есть в конце III века н. э. Следовательно, культ быка в Гермонтисе засвидетельствован на протяжении более шести столетий. Возник же он, разумеется, значительно раньше, а наибольшего расцвета достиг при последних Птолемеях. Клеопатра, по-видимому, воздала священному животному особые почести.

Найдя нового Бухиса, жрецы прежде всего привозили его в Фивы. Вместе с быком туда же доставляли и его мать, которую с этого момента торжественно именовали «великой коровой, которая родила бога Ра». Из Фив обоих животных переправляли в Гермонтис на барке, сопровождаемой большим числом кораблей. После смерти быка составлялась надгробная надпись, в которой точно обозначались год и день церемонии «вступления» быка в постоянное святилище. Много таких надписей сохранилось до наших дней. Традиционная формула надписей сообщает, что в церемонии принял участие царствовавший в то время монарх. В большинстве случаев можно легко установить, что названная особа находилась в указанное время совсем в другом месте, часто весьма удалённом от Гермонтиса. Однако это не относится к Клеопатре. И надпись об этом составлена менее стереотипно. Кажется весьма правдоподобным, что церемония 22 марта 51 года прошла особенно торжественно, потому что речную флотилию, перевозившую священного быка из Фив в Гермонтис, возглавляла сама царица [49].

Медицина и магия

Несмотря на разрушения, о которых говорилось выше, Фивы неизменно пользовались среди греков широкой известностью как великая сокровищница древнейшей египетской мудрости. Считалось, что фиванские жрецы владеют многими науками, в том числе и чёрной магией. Об этом очень интересно рассказывается во вступлении к одному медицинскому трактату. Его автор, некий Фессал, жил — если верить вводным словам — во времена императора Августа, следовательно, он мог помнить Клеопатру. Возможно, что это небольшое сочинение возникло несколько позднее. Впрочем, это не столь существенно. Важно другое — рассказ Фессала живо и непосредственно знакомит с тогдашними верованиями, проистекавшими из глубокого убеждения, что бог может открыть человеку нечто необычайное и даже дать ключ к чудотворству. Путь же к богу известен жрецам египетских храмов.

Но предоставим слово Фессалу.

Клеопатра и сыновья Бибула

Осенью 50 года, на втором году царствования Клеопатры и её брата-супруга, на страну обрушилось бедствие. Разлив Нила не достиг обычного уровня. Животворные воды Нила не покрыли всех возделываемых полей и не оставили плодородного ила. Народ увидел в этом проявление божьего гнева и предзнаменование несчастий. Было ясно, что неурожай вызовет голод и дороговизну. Наивысший подъём уровня воды в реке бывал ранней осенью, затем вода постепенно спадала. Первые плоды складывались в хранилища весной. Не было сомнения в том, что весна 49 года будет тяжёлой как для населения, так и для молодой царской четы, ответственной за судьбу государства.

А между тем в том же 50 году в Александрии произошли события, которые в политическом смысле грозили последствиями ещё более пагубными, чем слабый разлив Нила — для экономики страны.

Наместником провинции Сирии в это время был Марк Бибул, тот самый человек, который девять лет назад вместе с Цезарем отправлял обязанности консула и упорно, хоть и безуспешно, противился мероприятиям своего коллеги. В частности, он всячески старался помешать Цезарю, получившему шесть тысяч талантов, добиться признания Птолемея XII египетским царём. В настоящее время Бибула тревожили парфяне, угрожавшие Сирии с востока, из-за Евфрата, поэтому он решил укрепить свои легионы отрядами из Египта.

В Египте всё ещё находились солдаты, которых пять лет назад оставил для охраны восстановленного на троне Птолемея Габиний. Они прочно осели в стране на Ниле, обзавелись хозяйством и жили прекрасно, не имея недостатка в лёгких заработках. Многие женились и обзавелись семьями. Двор всячески добивался их расположения, потому что Габиниевы солдаты — так их называли по имени бывшего командира — были надёжной опорой трона. Если учесть изменчивое настроение населения, это было крайне важно. Ряды наёмников постоянно пополнялись за счёт всевозможных авантюристов, а также бежавших из Рима рабов. Всем было известно, что, поступив в Египте на военную службу, можно получить право убежища и защиту от преследований закона. Египетские власти, как правило, не выдавали беглецов.

Вполне понятно, что Габиниевы солдаты с большим неудовольствием выслушали предложение возвратиться в римскую провинцию. Действительно, что их там ожидало? Железная дисциплина, лагерная служба, походы… С какой стати должны они отказаться от жизни в прекрасном городе, покинуть свои семьи, бросить имущество? Чтобы воевать в знойных бескрайних сирийских пустынях? И с кем? Само слово «парфяне» наводило страх. Всего три года назад, в 53 году, парфяне нанесли сокрушительное поражение римской армии, которая перешла Евфрат. Римлянами командовал тогда один из триумвиров, Марк Красс, желавший сравняться военной славой со своими товарищами по власти — Цезарем и Помпеем. Прекрасный финансист, Красс не имел никакого военного опыта и в результате погубил себя и римские легионы. Парфяне заманили его в ловушку и убили. Тогда же погиб и сын Красса, Публий, на вдове которого, Корнелии, вскоре женился Помпей.

Но не только это повлияло на настроение Габиниевых солдат. Они были раздражены тем, что их вызывал именно Бибул, человек враждебно относившийся к Авлету. А ведь это им — солдатам Габиния — Птолемей XII был обязан своим восстановлением на троне!

К несчастью, привести солдат Габиния из Египта Бибул поручил двум своим сыновьям. Когда молодые люди прибыли в военный лагерь, чтобы сообщить приказ, там начались волнения. Оба сына Бибула были убиты.

Нетрудно догадаться, что это происшествие ужаснуло Клеопатру. Даже если бы речь шла не о сыновьях наместника соседней провинции, убийство римских граждан знатного рода должно было бы повлечь за собой серьёзные последствия. Царица всячески старалась показать, что она потрясена этим преступлением. Она приказала схватить двух непосредственных виновников убийства и отправила их в Сирию, в резиденцию наместника. Однако, ко всеобщему изумлению, Бибул принял известие о трагедии с невозмутимым спокойствием. Убийц он немедленно отослал обратно в Александрию, а царице написал коротко:

— Вынесение приговора по этому делу относится к компетенции сената, а не моей.

Неурожай

Вопрос об убийствах так и заглох. Зато Габиниевы солдаты, чуть не ставшие причиной межгосударственных осложнений, уже через несколько месяцев, весной 49 года, сослужили Клеопатре хорошую службу. Слабый разлив Нила минувшей осенью, как и ожидали, привёл к недороду. Весенняя жатва была скудной. Сносный урожай сняли только в Центральном Египте и в Фаюмском оазисе.

Особенно серьёзную тревогу вызывало положение в столице. Снабжение такого большого города, как Александрия, всегда доставляло много хлопот. Александрийцы часто выступали против властей. Судьба растерзанного толпой Птолемея XI всё ещё служила грозным предостережением. Поэтому правительство сочло необходимым принять административные меры. Был издан подписанный Клеопатрой и её братом-супругом указ о том, что закупленный в Центральном Египте хлеб может продаваться только в Александрии; нарушившие это предписание подлежали смертной казни.

В результате неурожая в некоторых областях начались волнения. Но чаще народ оказывал пассивное сопротивление. Крестьяне уходили со своей земли и отказывались платить государственные налоги. Для наведения порядка посылались карательные экспедиции. Вот тут-то и пригодились Габиниевы солдаты.

Подобные формы пассивного сопротивления были известны в Египте с давних времён. Порой случалось так, что население, измученное притеснениями и поборами, покидало целые области; и только жрецы, не желавшие прерывать богослужений, оставались в своих храмах. Крестьяне бросали землю и шли искать лучшей жизни в городах, главным образом в Александрии. Многие вступали в разбойничьи шайки и безнаказанно грабили людей — болота в дельте Нила и пустыни служили прекрасными убежищами. Таким образом, жители деревень и небольших городков оказывались под двойным гнётом.

Хозяйство, полученное царской четой в наследство от предков, находилось в плачевном состоянии. Упадок экономики наметился в Египте ещё несколько поколений назад. Народ беднел. Селения становились безлюдными. А поскольку государственная казна нуждалась в средствах для подкупа римлян, требования сборщиков не уменьшались. Рабочих рук становилось всё меньше, а поборы росли. Письменные документы и археологические раскопки показывают, что в ряде областей занятые строениями территории к тому времени значительно сократились по сравнению с тем, что было в начале правления династии Птолемеев.

Разумеется, слабый разлив Нила был явлением, не зависящим от воли людей. Подобные бедствия случались и при самых лучших правителях. Удивляет другое: на государственных складах не оказалось никаких запасов хлеба. Об этом свидетельствует продиктованный отчаянием указ Клеопатры и её брата. Зернохранилища огромного города были совершенно пусты. Почему? Как это могло случиться? Ведь с незапамятных времён в Египте знали, что часть сборов в урожайные годы надо сохранять, чтобы пополнять недороды неурожайных лет.

Молодая царская чета не была повинна в отсутствии хлебных запасов в стране. Как раз весной 49 года по требованию союзника и друга — Рима им пришлось отправить из Александрии большой транспорт хлеба. Римляне настаивали также, чтобы по крайней мере часть Габиниевых солдат ушла из Египта.

Всё это было связано с драматическими событиями в самом Римском государстве.

Нил и Рубикон

Царский двор с удовлетворением следил за событиями в Риме, в особенности за углубляющимся разладом между двумя ведущими политическими деятелями. После того как Красс в 53 году погиб в Парфии, триумвират фактически перестал существовать. Два оставшихся триумвира относились друг к другу с подозрительностью, которой они почти не скрывали, а позиция Помпея по отношению к Цезарю была попросту враждебной. Полководец, некогда пронёсший орлы римских легионов [51] через многие страны Востока, от Кавказа до Иерусалима, не мог перенести того, что Цезарь своими победами в Галлии, за Рейном, в Британии затмевает блеск его славы. Поэтому Помпей сблизился с сенатом, который, как мы знаем, всегда относился к Цезарю весьма враждебно.

Результаты новой коалиции скоро дали о себе знать. Завоевателю Галлии не продлили срок управления провинцией и не разрешили повторно добиваться консульства. Это вело Цезаря к катастрофе. Утратив провинции и легионы и став частным лицом, он не смог бы противостоять грозным событиям. Многие прямо говорили, что он будет обвинён в том, что начал войну с Галлией без постановления сената. Судебный процесс, несомненно, закончился бы изгнанием Цезаря, то есть крушением дела всей его жизни и полным разорением. Цезарь хорошо понимал это и не раз предлагал Помпею соглашение. Он искренне стремился достигнуть договорённости и готов был пойти на любой разумный компромисс. Однако Помпей, уверенный в поддержке сената, вёл себя заносчиво. Он заранее отвергал всякие попытки уладить конфликт.

Всё это было на руку Александрии. Поглощённый своими заботами Рим не мог вмешиваться в дела Египта и предоставил страну на Ниле её собственной судьбе. А в тот момент обессиленному Египту только это и было нужно. Страна стремилась к спокойному существованию. Клеопатре и её советникам было совершенно безразлично, кто победит — Помпей или Цезарь. Помпей, у которого хранилось завещание Авлета, считался исполнителем последней воли покойного монарха и опекуном его детей. Цезарь тоже относился к Птолемеям дружелюбно — особенно после того, как десять лет назад получил упомянутые шесть тысяч талантов.

Но в самом начале 49 года в Александрию стали поступать тревожные сообщения. В Италии вспыхнула гражданская война. Цезарь перешёл реку Рубикон и быстро продвигается на юг полуострова. Помпей отступает, так как войска в Италии немногочисленны. Ему придётся переправиться через Адриатическое море.

В результате римского вооружённого конфликта у александрийского двора возникли сложные проблемы. Было ясно, что каждая из сторон потребует помощи. Египет же, по вполне понятным причинам, стремился сохранить нейтралитет и благоразумно дожидаться результатов гражданской войны, втайне надеясь, что противники истекут кровью и уничтожат друг друга, а Римская держава будет поколеблена до основания и рухнет. Тогда Египет, как и другие зависимые государства, сможет подумать о завоевании самостоятельности и даже о возвращении территорий, которые недавно захватил Рим: Киренаики и Кипра.

Такие мысли и надежды рождались, по-видимому, у египетских сановников, а может быть, и у самой Клеопатры. Но высказывать их никто не решался. Между тем события принимали всё более драматический оборот.

Клеопатра и сын Помпея

В начале марта 49 года Помпей и большинство сенаторов оказались в Греции и Македонии. Однако полководец отнюдь не собирался прекращать борьбу. Напротив, он повсюду набирал людей, корабли, добывал деньги. Несмотря на утрату столицы и Италии, он был бодр и верил в победу. Эта уверенность подкреплялась тем, что находившиеся под его властью восточные провинции были очень богаты и густо населены. Во все страны Востока из ставки Помпея понеслись требования о безотлагательной помощи. Они были обращены не только к наместникам римских провинций, но также и к дружественным государствам и народам, формально не зависимым от Рима. О Египте, конечно, вспомнили прежде всего. В Александрию прибыл старший сын главнокомандующего, носивший то же имя, что и отец, — Гней Помпей. Мы не знаем, чего он требовал в Египте, но знаем, что получил. Молодой сын полководца отплыл из Александрии во главе пятидесяти военных кораблей, на палубах которых находилось пятьсот всадников, отобранных из Габиниевых солдат (на этот раз они не посмели воспротивиться!). Кроме того, транспортные суда везли хлеб.

Скорее всего, молодой Помпей вначале требовал большего. Можно только удивляться, что такая богатая и обширная страна, как Египет, дала так мало солдат, да и то, в сущности, не своих, а бывших людей Габиния, которых Рим домогался и прежде. Коренные египтяне не были посланы вообще. Римляне, правда, были невысокого мнения о боеспособности египетских солдат, но они могли бы использовать их в качестве гребцов, охраны, в резерве. В тот острый момент люди Помпея повсюду забирали всех и всё и только в Египте повели себя так сдержанно и скромно.

Если верить Плутарху, Клеопатра сохранила приятное воспоминание о Гнее Помпее, потому что ей якобы удалось очаровать молодого человека. Здесь, по-видимому, и кроется причина того, что участие Египта в войне против Цезаря было столь незначительным. Восхищённый царицей Помпей сочувственно выслушал её объяснения и поверил, что вследствие неурожая Египту грозят голодные бунты и страна не может обойтись без защитников порядка.

Переговоры вели молодые люди, близкие по возрасту: ему было двадцать пять лет, ей — двадцать.

Традиция единогласно передаёт, что Клеопатра никогда не была классической красавицей. Сейчас об этом трудно судить, потому что мы не имеем её достоверного изображения. Но та же традиция утверждает, что она обладала бездной обаяния, блестящим умом, обширными познаниями и мелодичным голосом. Она свободно изъяснялась на нескольких языках. Клеопатра была убеждена — и доказала это многократно, — что для достижения политических целей есть множество путей кроме дискуссий в залах для заседаний.

Многие античные авторы намекают на то, что египетская царица отличалась необычайно пылким темпераментом. Толки о безнравственности Клеопатры можно было бы назвать выдумками её врагов, стремившихся опорочить правительницу Египта в глазах общественного мнения. Но не следует забывать и того, что Александрия всегда славилась разнузданностью, а царский дворец служил городу прекрасным примером. Впрочем, не имеет значения, сколько именно любовников побывало на ложе Клеопатры. Важно другое: когда дело касалось серьёзных государственных вопросов, она никогда не была невольницей своих страстей.

Египетская флотилия, которую привёл из Александрии молодой Помпей, оставалась под его командованием. Однако верховным командующим над всем флотом, находившимся в Адриатическом море и Ионическом заливе, был Марк Бибул, давний смертельный враг Цезаря. Собранный здесь из различных стран Востока флот насчитывал более пятисот кораблей. На море Цезарь ничего не мог противопоставить этой силе. И, однако, всё это внушительное скопление судов оказалось совершенно бесполезным! Поздней осенью 49 года Цезарь переправился из Италии на восточное побережье Адриатического моря и высадился около города Диррахий в Эпире (на территории современной Албании).

Начался новый этап гражданской войны.

Клеопатра в изгнании

В разгар лета 48 года египетский флот вернулся из Адриатического моря в Александрийский порт. Это произошло потому, что находившиеся под командованием Бибула корабли, как только пришло известие о поражении Помпея в сухопутной битве в Северной Греции, под Фарсалом, тут же рассеялись.

Египетский флот вернулся без потерь. Египтяне не совершили подвигов, но и не пострадали. А это было важнее всего. Когда корабли вошли в порт, их команды, не успев даже сойти на берег, услышали чрезвычайную новость: в Египте тоже вспыхнула гражданская война; её начали царствующие супруги. Птолемей XIII прогнал свою сестру и жену. Клеопатра бежала в Палестину. Там она собрала войско, с которым в настоящее время направляется в Египет. Царь и его советники находятся на границе, около крепости Пелусий, преграждая путь Клеопатре.

Вряд ли такой поворот событий кому-нибудь в Александрии мог показаться неожиданным. Несмотря на практику внутрисемейных браков, династические распри, преступления и даже войны между членами семьи при Птолемеях были обычным явлением.

Разница в возрасте между Клеопатрой и её братом-супругом была довольно значительной. Она была уже взрослой женщиной, а он — тринадцатилетним юнцом. После смерти их отца опеку над ними взял на себя дворцовый триумвират: евнух Потин, учитель риторики Теодот и предводитель войск Ахилла. Однако Клеопатра очень скоро пришла к выводу, что она уже достаточно взрослый человек, чтобы самостоятельно принимать решения. Это, разумеется, не понравилось трём сановникам, которые надеялись пробыть у власти долго, пока Птолемей не станет совершеннолетним.

Таким образом, конфликт между Клеопатрой и опекунами был неизбежен. Доискиваться, какая из сторон виновата больше, не имеет смысла. В ту пору существовало мнение, что гражданская война началась только по вине царицы, которая была слишком честолюбива и стремилась отстранить от власти или даже убить своего брата — об этом есть упоминания в античной литературе. Но как знать, не были ли эти слухи распущены враждебными Клеопатре группировками, стремившимися таким образом восстановить народ против царицы. Тридцать два года назад юный Птолемей XI убил свою жену царицу Беренику и заплатил за это жизнью. Сейчас, если верить молве, готовилось ещё одно такое же преступление, жертвой которого должен был стать тринадцатилетний мальчик: старшая сестра замыслила его погубить. События последующих лет показали, что Клеопатра была способна без колебаний совершить такой поступок.

Даже современники, в том числе и жители Александрии, были не в состоянии разобраться в клубке дворцовых интриг. Поэтому подробности конфликта в царской семье никогда не будут выяснены до конца. Непонятно, например, почему Клеопатру изгнали, а не убили — как подсказывал трезвый расчёт и как обычно поступали в аналогичных ситуациях все Птолемеи. А может быть, Клеопатра, увидев, что её влияние падает и жизнь находится в опасности, предусмотрительно бежала?

Известие об изгнании сестры и супруги царя подданные приняли довольно равнодушно. Очевидно, Клеопатра не пользовалась особой популярностью в стране. Впрочем, события последних лет никак не могли способствовать росту симпатии к ней египтян. Несколько месяцев назад царица на глазах у всего двора старалась обольстить молодого Помпея. Её враги наверняка обвиняли её в том, что она, несмотря на тяжёлое положение в стране, послала римлянам пятьдесят кораблей и хлеб, что она совершенно не заботится о благе своего народа, а думает только о благосклонности могущественного союзника, то есть продолжает пагубную политику своего отца.

Без сомнения, против Клеопатры была самая сильная часть египетского войска — Габиниевы солдаты. Ведь это она после убийства сыновей Бибула отослала убийц к наместнику Сирии, она отправила в армию Помпея пятьсот всадников, бывших легионеров Габиния. Поэтому Габиниевы солдаты неизменно сохраняли верность молодому царю и с ненавистью относились к Клеопатре.

Куда же бежала царица? Где и у кого искала она помощи и как сумела её получить? На эти вопросы источники почти не дают ответа. Известно, что царица пыталась вторгнуться в Египет со стороны Палестины. Видимо, там она и собирала войска, у набатеев или в пограничных с Сирией мелких княжествах, где всегда было достаточно авантюристов. Силы, с которыми царица двинулась на Египет, вероятно, были немалые, если советники царя сочли необходимым стянуть к границе почти целую армию.

Много дней враждующие стороны стояли друг против друга в бездействии на песчаном морском берегу. Но к ним уже катилась грозная волна, поднятая ураганом в далёкой Греции, на полях под Фарсалом.

Поражение при Фарсале и бегство Помпея

Цезарь разгромил большую, но плохо организованную армию Помпея в битве на Фарсальской равнине в Северной Греции. Это произошло жарким летним днём 48 года.

Было уже далеко за полдень. Судьба сражения была решена, и люди Цезаря ворвались в лагерь противника. Верхом на коне, в сопровождении всего лишь четырёх человек Помпей галопом мчался по равнине. Мрак опустился на землю, наступила ночь, а они всё скакали в глубоком молчании. Никто не решался произнести ни слова, понимая, как горьки должны быть мысли их полководца. На протяжении тридцати четырёх лет Помпей побеждал. Он громил врагов в Италии, в Африке, в Азии, в Иудее. Он освободил от пиратов Средиземное море — от западных границ до восточных. Перед ним трепетали народы Кавказа и Пиренейского полуострова. Но безжалостная и неумолимая судьба уготовила ему позор поражения на склоне дней. Всего несколько часов назад Помпей был предводителем огромной армии, одним из властителей Рима. А сейчас он спасался от преследователей, как беглый раб. В пути к Помпею присоединилось ещё несколько воинов разгромленной армии республики. Собралось около тридцати человек. На рассвете они подошли к стенам Ларисы. Жители города кричали со стен, что предоставят им убежище. Но Помпей приказал мчаться дальше, без отдыха. Наверное, он боялся, что вероломные греки выдадут его победителю.

Продвигаясь вдоль реки Пеней, Помпей и его спутники спустились к её излучине между отрогами Осы и Олимпа. Смертельно усталые, томимые жаждой, они не имели даже кубков, чтобы зачерпнуть воду из реки. Вся серебряная и золотая посуда, к радости победителей, была брошена в палатках под Фарсалом. Помпею пришлось спешиться, лечь на землю и пить прямо из реки, как беднейшему из пастухов.

Беглецы провели ночь в хижине рыбака, недалеко от устья реки Пеней. С первыми лучами солнца Помпей и несколько его спутников сели в небольшую лодку. Рабам, которые остались ему верны до последней минуты, Помпей приказал отправиться к Цезарю, убедив их, что там им не причинят вреда.

Лодка очень медленно плыла вдоль берега. Было ясно, что так они никуда не доедут. Увидев издали транспортный корабль, они стали звать на помощь, кричать и размахивать плащами. Капитаном корабля был некий римлянин, который хотя и не был знаком с Помпеем, но в лицо его знал. Минувшей ночью он видел сон, о котором как раз в это время рассказывал своим друзьям:

Рассказывают, будто в ту же самую минуту один из моряков закричал:

Помпея и его спутников радушно приняли на корабль. Полководцу прислуживал один из бывших преторов, который сам снял с него сандалии и омыл ноги.

Всю ночь корабль простоял на якоре у побережья Македонии около города Амфиполь. Помпей пригласил к себе тамошних сановников. Он потребовал у них денег и приказал всем молодым людям провинции явиться для принесения присяги. Вероятно, он надеялся собрать новую армию. Тем временем доложили о том, что легионы Цезаря близки. Нужно было немедленно плыть дальше.

Корнелия

Через два дня корабль подошёл к острову Лесбос. Здесь, в городе Митилене, Помпея ждала его жена Корнелия и младший сын — Секст.

Корнелия твёрдо верила, что не сегодня-завтра придёт радостная весть о победе над Цезарем. Недавно она получила сообщение об успехе Помпея при Диррахии. Прибывший наконец посланец Помпея был так измучен и удручён, что забыл даже произнести обычное приветствие. С трудом он выдавил из себя несколько слов:

Корнелия лишилась чувств. Придя в себя, она побежала к пристани и, обняв Помпея, горько плакала и винила себя во всех несчастьях. Она говорила, что на ней лежит проклятие судьбы. Её первый муж, Публий Красс, погиб в Парфии, а второй, недавно командовавший флотом в пятьсот кораблей, сейчас вынужден спасаться бегством на чужом судне.

— Я должна была умереть раньше Красса, — причитала она. — Лучше бы я покончила с собой сразу после его смерти, так, как хотела.

Вся семья погрузилась на корабль. Беглецы очень спешили, но неблагоприятные ветры два дня продержали их около острова. Тем временем к ним присоединилось ещё несколько кораблей. Флотилия поплыла на юг вдоль азиатского побережья. Останавливались только для того, чтобы пополнить запасы продовольствия и воды. Вскоре они встретили военную эскадру с группой сенаторов. Позднее, уже у берегов Киликии, состоялся большой военный совет.

До сих пор Помпей и его спутники бежали с одной мыслью: быстрее и дальше. Теперь необходимо было определить цель. Постепенно стало ясно, что положение не так уж безнадёжно: костяк военного флота почти не пострадал, уцелели и отдельные отряды сухопутных войск. Но они были рассеяны в разных местах. Где их искать? Как собрать воедино? Помпей понял свою основную стратегическую ошибку.

— Надо было дать решительное сражение не на суше, а на море, — говорил он, — я же позволил увлечь себя в глубь Греции и принял бой там, где не мог использовать флот.

На вопрос, куда направиться сейчас, Помпей ответил — в Парфию! Это неожиданное решение было не лишено разумных оснований.

Действительно, Парфия всегда представляла угрозу для Рима. Пять лет назад в борьбе с парфянами погибли Марк Красс и его сын Публий. Но сейчас только парфяне могут дать войска для борьбы с Цезарем. Конечно, они не сделают этого даром. Наверняка они потребуют возвращения некоторых азиатских провинций, в особенности тех, которые Помпей недавно присоединил к Риму. Можно временно отдать им эти территории, чтобы потом, после победоносного окончания войны с Цезарем, снова их отнять.

Однако предложение полководца вызвало резкие возражения у окружавших его людей, которые попросту боялись парфян. Особенно решительно протестовал Феофан, грек, в течение ряда лет бывший чем-то вроде официального летописца великих деяний Помпея. Феофан рассуждал так.

Неразумно доверять свою жизнь вероломному парфянскому царю, если через три дня мы можем быть у берегов Египта. Юный царь Птолемей должен быть благодарен Помпею за помощь его отцу. Александрийский двор наверняка отнесётся к нам дружелюбно. Египет — богатая страна, и мы без труда получим там продовольствие, корабли, деньги. И, наконец, — Корнелия. Как можно доверить её судьбу парфянам, которые убили её свёкра и мужа!

Эти аргументы показались Помпею убедительными. Римские корабли поплыли сначала к острову Кипр, оттуда они должны были повернуть к Сирии и затем, плывя вдоль побережья к югу, достигнуть Египта. Однако во время стоянки в кипрском порту Пафос стало известно, что проживавшие в сирийской Антиохии римские граждане выступили против Помпея. Они вооружились и предупредили, что не впустят корабли Помпея в порт, а также не примут сторонников побеждённого полководца, которые нашли пристанище в соседних странах. Всё это было продиктовано не враждебностью к Помпею, а страхом перед Цезарем, который приближался с невероятной быстротой.

Пришлось плыть прямо в Александрию. А между тем — они узнали об этом только на Кипре — в Александрии шла война. Рассказывали, что царь Птолемей стоит под Пелусием, преграждая путь войскам своей сестры Клеопатры. Но выхода уже не было. Об отступлении не могло быть и речи — корабли Цезаря плыли прямо к Кипру! Помпей потребовал денег у римских купцов, ведущих свои дела на Кипре, вооружил и погрузил на корабли навербованных здесь солдат, почти две тысячи человек, и во главе небольшой флотилии направился к Пелусию.

Совещание у египетского царя

Несомненно, Помпей считал законным царём Египта Птолемея, а не его сестру Клеопатру, изгнанную из страны. Да и что за польза была ему обращаться к лишённой царства царице! Ему пришлось бы вместе с ней отвоёвывать Александрию, тогда как он сам нуждался в немедленной помощи. Поэтому корабли Помпея бросили якоря неподалёку от Пелусия, поблизости от лагеря Птолемея XIII. Послы Помпея отправились к юному царю и сразу же получили аудиенцию. Их речи, обращённые к его величеству, тринадцатилетнему царю, были кратки.

Когда приём был окончен, посланцев Помпея попросили подождать решения царя. Римляне свободно прогуливались по лагерю, где их приезд произвёл сенсацию. Они беседовали с солдатами, среди которых верховодили бывшие легионеры Габиния. Многие из них в прежние годы воевали под командованием Помпея, и сейчас они в недоумении спрашивали:

Посланцы Помпея не ограничивались рассказами о сражении и бегстве. Они старались представить поражение чуть ли не как заранее продуманный стратегический манёвр. Более того, они прямо призывали бывших римских солдат, которые сейчас состояли на службе в египетской армии, сохранять верность своему бывшему командиру.

Все эти разговоры тут же стали известны царским советникам, обсуждавшим вопрос о Помпее, и произвели на них весьма неблагоприятное впечатление. Не исключено, что именно это повлияло на исход дебатов.

Советники царя высказывали различные мнения.

Одним из первых взял слово верховный жрец в Мемфисе — Акорей. Под этим именем, которое, очевидно, является искажением какого-то египетского титула, скорее всего выступал супруг Та-Имхотеп — Пшерени-Птах. Он призывал по справедливости оценить заслуги Помпея перед царской семьёй. Другие ораторы предлагали не принимать Помпея и не оказывать ему помощи. Их доводы были разумны и справедливы. Они утверждали, что гражданская война римлян — это их внутреннее дело и что Египет должен сохранять строгий нейтралитет.

Затем выступил евнух Потин. Он резко обрушился на позицию верховного жреца. Его аргументация была циничной, но убедительной. Спустя сто лет римский поэт Лукан, вероятно основываясь на достоверных источниках, воспроизвёл речь Потина. Вот её содержание.

Далее Потин обращался непосредственно к своему царю:

Впрочем, что бы ни говорили советники царя, весть о том, что посланцы Помпея агитируют солдат в пользу римского полководца, подействовала как удар грома. Аргументы сторонников радикальных мер стали казаться ещё более убедительными. Выступивший вслед за Потином наставник царя, мастер риторики Теодот в своих предложениях пошёл ещё дальше Потина:

— Отпустить Помпея ни с чем для нас так же опасно, как принять его и окружить заботой. Ибо, оказав ему помощь, мы вызовем гнев Цезаря, а не приняв его, наживём двух врагов. Один возненавидит нас за то, что мы его отвергли, а другой — за то, что ему придётся дольше преследовать своего врага. Правильнее всего мы поступим, если сами решим исход гражданской войны римлян. Мы должны склонить победу на сторону Цезаря. Для этого нужно просто убрать Помпея. Так мы завоюем благодарность Цезаря и навсегда избавимся от опасности со стороны Помпея.

С точки зрения интересов Египта эта позиция была наиболее правильной. Как мог воевавший против своей сестры Птолемей вступить в войну ещё и с войском Цезаря, который шёл буквально по пятам за Помпеем! Царь оказался бы в тисках: с одной стороны войска Клеопатры, с другой — римская армия. Легко было предвидеть, что в таком случае Цезарь немедленно договорится с Клеопатрой и признает её правительницей Египта.

У египтян был ещё один выход — схватить Помпея и выдать его Цезарю. В этом случае они поставили бы Цезаря в чрезвычайно затруднительное положение, зато сняли бы с себя ответственность за убийство. Но, как это часто бывает с политиками, стремящимися во что бы то ни стало угодить сильнейшему, египетские сановники проявили излишнее рвение.

Смерть Помпея

Привести в исполнение решение царя и его советников поручили Ахилле, который взял себе в помощники Сальвия и командира Габиниевых солдат Септимия. Оба когда-то сражались под командованием Помпея, а сейчас должны были помочь заманить его в ловушку.

На палубе корабля сгрудились сопровождавшие полководца сановники. Все были встревожены и удивлены, увидев приближавшуюся со стороны берега небольшую лодку. В чём дело? Разве так надлежит принимать именитого гостя? Многие считали, что лучше не ждать подхода лодки, а уходить немедленно.

Между тем лодка была уже близко. Септимий поднялся и прокричал латинское приветствие:

— Salve, imperator!

Ахилла обратился к Помпею по-гречески. Он почтительно пригласил полководца сойти в лодку.

— Мы прислали бы за тобой триеру [53],— сказал он, — но здесь отмели, и она не могла бы подойти к берегу.

В это время Помпей и его спутники заметили, что некоторые египетские корабли заполняются людьми, а на берегу в боевом порядке выстроились вооружённые отряды. К чему они готовятся — к торжественной встрече или предательскому нападению? Но в любом случае о бегстве нечего было и думать. Одна лишь такая попытка стала бы поводом к резне.

Помпей решил сойти в лодку. Он поцеловал плачущую Корнелию и в сопровождении двух центурионов, отпущенника Филиппа и верного раба Скифа, стал спускаться в лодку. Ахилла уже протягивал ему руку, а полководец ещё раз обернулся к своим и процитировал по-гречески слова поэта Софокла:

Они плыли уже довольно долго, но никто не сказал Помпею ни слова. Он первый прервал молчание.

— Мне кажется, мы были когда-то товарищами по оружию, — сказал он Септимию.

Но тот лишь кивнул головой. Полководец больше не пытался поддерживать разговор. Он занялся чтением речи на греческом языке, которую приготовил для аудиенции у царя.

Берег был уже близок. Корнелия, внимательно следившая за тем, что делается в лодке, вздохнула с облегчением. К сходням, где должна была пристать лодка, толпой спешили придворные. Казалось, римлян ждёт подобающий приём. Опершись на руку Филиппа, полководец поднялся со скамьи, но в ту же минуту Септимий вонзил меч ему в спину. Сальвий и Ахилла тоже обнажили оружие. Помпей не произнёс ни слова. Он закрыл голову тогой и с глухим стоном принимал удары.

На корабле Помпея раздался ужасающий крик. Люди не стали ждать приказаний. Немедленно был поднят якорь. Попутный ветер спас римлян от погони.

Помпей погиб накануне дня своего рождения, когда ему должно было исполниться 58 лет. Полководцу отрубили голову и отнесли её царю, а труп долго ещё лежал на песке, на морском берегу. Вокруг толпились любопытные. Отпущенник Филипп остался у останков своего господина. Когда народ разошёлся, он обмыл тело морской водой и надел на него свою тунику. Нигде вокруг не было ни деревца. С большим трудом Филипп нашёл на берегу обломки рыбачьего чёлна и сложил из них скромный погребальный костёр. Ему помогал неизвестный человек преклонного возраста, который когда-то служил в легионах Помпея.

Рассказ Цезаря

В соответствии с распространённой в древности манерой, чтобы придать изложению видимость беспристрастности, Цезарь в своих дневниках ведёт рассказ от третьего лица. Этот стилистический приём имеет чисто внешний характер. Оба сочинения Цезаря, как первое — о войне с галлами, так и второе — о гражданской войне, чрезвычайно тенденциозны и необъективны. Вот что говорит Цезарь в конце третьей книги «Записок о гражданской войне»:

Рассказ историка

Так пишет Цезарь — просто, сжато, логично. Спокойная деловитость изложения сама по себе вызывает доверие. Ход событий кажется понятным и последовательным.

Сразу после смерти Помпея Цезарь с незначительными силами прибыл в Александрию. Точной даты в тексте нет, но из других источников известно, что это произошло в первые дни октября (по тогдашнему календарю). С самого начала полководец столкнулся с враждебным отношением населения. Поэтому он отдал приказ направить из Малой Азии в Александрию два легиона. Отплыть из города он не мог из-за неблагоприятных ветров. Цезарь попытался уладить спор между царствующими супругами, но его миротворческие усилия были сведены на нет опекуном молодого царя Потином. Потин увёл из-под Пелусия и стянул к Александрии войска, которыми командовал Ахилла. Ахилла так отчаянно рвался в бой, что не хотел даже выслушать послов Цезаря. Тогда Цезарь установил строгое наблюдение за царём и начал готовиться к обороне той части города, где находился царский дворец. Все эти события произошли в сравнительно короткий срок — с начала октября до первых дней ноября 48 года.

При чтении рассказа Цезаря, казалось бы беспристрастного и убедительного, по размышлении возникают сомнения и вопросы в связи с тем, что Цезарь обходит молчанием весьма существенные моменты. Он, например, ничего не пишет о том, что происходило в течение этого месяца с Клеопатрой, где она находилась — в столице или по-прежнему у египетской границы, под Пелусием, как отнеслась к его попыткам уладить конфликт.

Рассказ Цезаря полезно сопоставить с другими источниками. Наиболее обстоятельное изложение тех же событий содержится в «Римской истории» Диона Кассия, написанной по-гречески. Дион жил двумя столетиями позже, но его данные, основанные на изучении более ранних и весьма надёжных документов, дневников и хроник, вполне заслуживают доверия и в большинстве случаев, где это можно проверить на основании других источников, представляются весьма достоверными. Вот что рассказывает Дион о прибытии Цезаря в Александрию и о первом периоде его пребывания там:

О Клеопатре Дион Кассий рассказывает следующее:

Рассказ Плутарха

Плутарх родился спустя столетие после гражданской войны между Цезарем и Помпеем. Он жил долго, около восьмидесяти лет. С юности и до последних дней жизни он посвящал всё своё время наукам, главным образом философии. Его многочисленные сочинения — это в основном эссе и трактаты на этические, религиозные и литературные темы. Интерес Плутарха к нравственным проблемам преобладает даже в трудах чисто исторических. Биографии выдающихся греков и римлян Плутарх писал, не только руководствуясь желанием приблизить к своим современникам знаменитых исторических деятелей прошлого, но также и для того, чтобы показать, каким образом черты человеческой личности влияют на судьбы общества. Плутарх не стремился дать исчерпывающее описание тех событий, в которых участвовали его герои. Больше, чем великие исторические события, его порой занимали мелкие, казалось бы, незначительные бытовые подробности, которые могли быть использованы как любопытный портретный штрих или наглядный урок морали. В своих «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарх опирался на надёжные источники, но использовал их достаточно свободно. В любой биографии можно найти много умолчаний, упрощений и даже просто ошибок, особенно хронологических. Все достоинства и недостатки подобного метода составления биографий видны, в частности, в разделе, посвящённом Цезарю. Описание событий в Александрии может служить наглядным примером.

Чем по-настоящему дорожила Клеопатра

Рассказ Плутарха о событиях гражданской войны в Александрии содержит серьёзную хронологическую погрешность. Несомненно, это выглядело бы весьма эффектно — во время торжественного пира в честь примирения царской четы Цезарь чуть ли не в последний момент узнаёт об опасном заговоре. Легионеры мгновенно обнажают мечи и окружают праздничные столы. Предатель Потин, смертельно раненный, истекая кровью, падает на мраморный пол, и только Ахилла благодаря своей безграничной отваге вырывается из железного кольца стражи.

В действительности же — а здесь мы скорее должны верить рассказу Цезаря — Ахилла вообще не появлялся во дворце. С самого начала конфликта он находился с войском под Пелусием и сносился с Потином только через посланцев. Это верно, что, узнав о происках Потина, римский полководец приказал убить его; не исключено, что какую-то роль при этом сыграл цирюльник Цезаря и что царского опекуна убили во время пира, но всё это случилось позднее, когда гражданская война была уже в разгаре.

Зато вполне заслуживает доверия рассказ Плутарха о встрече Цезаря с Клеопатрой, тем более что он совпадает с описанием этих событий у Диона Кассия. Правда, между обеими версиями есть небольшое расхождение: по Диону, инициатива исходила от Клеопатры, а Плутарх пишет, что диктатор сам вызвал царицу. Впрочем, это не столь существенно. Гораздо интереснее другой факт, который мы должны признать абсолютно бесспорным: Клеопатра проявила тогда поразительную смелость. Прекрасно понимая, что она рискует жизнью, царица не побоялась почти совсем одна приехать в город и проникнуть во дворец, где на каждом шагу её подстерегали смертельные враги. Если бы её схватили — в порту или во дворце, — она была бы тут же убита и никто никогда не догадался бы о том, что с ней произошло.

Царица решилась на такое безрассудство, очевидно, потому, что считала своё положение отчаянным. По-видимому, Цезарь всё более определённо склонялся на сторону Птолемея и его сановников. И в этом нет ничего удивительного. Клеопатры он тогда ещё не знал, и судьба её была ему совершенно безразлична, а Птолемей и его сторонники уже оказали ему немалые услуги. Какие бы официальные заявления ни делал Цезарь, факт оставался фактом — смерть Помпея была для него даром небес. Клеопатра всё это понимала. Поэтому она видела единственный шанс на спасение в личной беседе с диктатором. Но, решившись на такой шаг, царица показала, что власть для неё дороже жизни.

Смелая поездка в Александрийский дворец даёт ключ для понимания поступков Клеопатры и в дальнейшем, во многие переломные моменты её жизни. Царицей всегда и прежде всего руководили честолюбие и жажда власти. Вот почему, проиграв в борьбе за власть, она лишила себя жизни.

Сражение за Восточный порт

Цезарь утверждает, будто он пренебрёг опасностью и остался в Александрии из-за неблагоприятных ветров — этесий, которые помешали ему выйти из порта. Какую ещё причину мог привести он — государственный муж, консул и диктатор, повелитель Рима? Не мог же он написать в своих записках прямо:

«Я остался в Александрии ради Клеопатры, потому что в случае моего отъезда она оказалась бы в смертельной опасности. Ради неё я сражался с войсками Ахиллы, хотя казалось, что они одним ударом уничтожат горстку моих солдат. Ради неё я пренебрёг делами Рима, хотя мои враги накапливали силы и готовились к новым войнам в разных провинциях…».

Однако, несмотря на предусмотрительную сдержанность Цезаря, подлинная причина александрийской войны с самого начала была известна всем. То, о чём деликатно умолчал полководец, дополнили очевидцы событий, свидетельства которых благодаря сочинениям Диона Кассия и Плутарха пережили века. До нас дошли и некоторые мелкие, но небезынтересные подробности о событиях тех лет. Например, то, что в глазах у Цезаря, когда он увидел отрубленную голову Помпея, стояли слёзы. Как настоящий мужчина, Цезарь ни разу не упомянул о своём впечатлении от этого ужасного зрелища. Зато лаконизм, с каким он пишет об отправленных к Ахилле послах, вызван причинами менее похвальными. Говоря, будто Ахилла приказал убить послов, даже не выслушав их, Цезарь хочет одного — опорочить египтянина. Действительно, такой поступок египетского военачальника был бы более чем странным. Это драматическое событие с большей достоверностью описано у Диона Кассия. По Диону, Ахилла, сразу разгадав намерения Цезаря, созвал солдатскую сходку, во время которой и были убиты послы. Он сделал это не сам, а подстрекнул своих людей, чтобы посредством преступления теснее связать их с собой.

Как же развивались события после того, как войска Ахиллы вступили в Александрию?

Здесь лучше всего снова предоставить слово Цезарю, потому что его записки всё же являются наиболее интересным и непосредственным источником:

Этот рассказ Цезаря, как и предыдущий, требует дополнительных пояснений, касающихся трёх моментов.

Прежде всего — об острове Фарос. При чтении приведённого отрывка может показаться, что Цезарь захватил весь остров. Но из всего дальнейшего ясно следует, что римляне первоначально овладели лишь небольшим восточным мысом Фароса. Правда, эта часть острова представляла собой наиболее выгодную стратегическую позицию, потому что именно там высился огромный маяк, прикрывавший вход в Восточный порт. Остальная же часть длинного и узкого острова, где находились жилые районы, оставалась в руках неприятеля. Благодаря этому египтяне господствовали над Западным портом.

Второй вопрос связан с упоминанием о пожаре. Цезарь говорит, что он приказал сжечь верфи и стоявшие в гавани корабли, потому что у него не хватало солдат, чтобы захватить их. Некоторые более поздние писатели древности сообщают, что огонь уничтожил часть знаменитой Александрийской библиотеки, крупнейшего книгохранилища античного мира, в котором благодаря щедрости Птолемеев были собраны почти все произведения греческой литературы. Однако утверждения о пожаре в библиотеке относятся к более позднему времени и содержат некоторые неясности. Хорошо известно, что на протяжении семи последующих веков, вплоть до нашествия арабов, Александрийская библиотека продолжала считаться исключительно богатой. Поэтому мы должны предположить, что в рассказах о пожаре содержится ошибка или преувеличение. Скорее всего, сгорели какие-то свитки папирусов, но не в самой библиотеке, а в прибрежных складах. При чтении Цезаря возникает ещё один, может быть самый интересный, вопрос.

Население Александрии относилось к римлянам чрезвычайно враждебно. При этом часть жителей оказалась внутри римских укреплений, в районе царского дворца и театра. Почему они были пассивны? Каким образом горстка солдат Цезаря — всего несколько тысяч человек — смогла удержать в повиновении огромную массу людей, десятки тысяч? Если бы александрийцы восстали и в этой части города, римляне были бы уничтожены в течение нескольких часов. Но они не восстали. Почему?

Ответ очень прост. Часть города, в которой укрепился Цезарь, была населена в основном иудеями, дружелюбно относившимися к римскому полководцу. Они считали Цезаря врагом Помпея, одержавшим над ним победу. Помпею не простили того, что несколько лет назад он захватил Иерусалим и осквернил иерусалимский храм. Цезарь же казался им справедливым мстителем и исполнителем божественного предначертания.

Можно сказать без преувеличения: в самые критические моменты войны Цезаря и Клеопатру спасло благожелательное отношение иудейского населения столицы. По прихоти судьбы опрометчивый шаг, сделанный Помпеем около пятнадцати лет назад, сейчас спас жизнь тому, кто был повинен в его гибели.

Арсиноя и Ганимед

Дневники Цезаря заканчиваются кратким упоминанием о том, как был разоблачён и убит Потин. Несомненно, автор продолжил бы свой рассказ, но 15 марта 44 года кинжалы заговорщиков положили конец его жизни и трудам.

Что же касается Арсинои и Ганимеда, то о них сохранился довольно подробный рассказ Диона Кассия.

Но наиболее полную картину боёв в столице Египта мы находим не у Диона Кассия, а в небольшом латинском сочинении под названием «Александрийская война», которое является продолжением дневников Цезаря, но принадлежит, бесспорно, не ему. Совершенно ясно, что это произведение написано современником описываемых событий, возможно, даже очевидцем или участником, то есть кем-нибудь из римских военачальников. Некоторые из учёных нового времени среди других имён называют Авла Гирция, который, как известно, закончил воспоминания Цезаря о войне с галлами. Однако в этом вопросе ещё не всё ясно, и авторство Гирция остаётся сомнительным.

«Александрийская война» начинается описанием оборонительных мероприятий Цезаря в первые дни осады. Мы узнаём, в какие страны диктатор обратился за помощью и какие фортификационные работы проводил: некоторые участки города он приказал укрепить, в других были снесены все дома. Главная задача Цезаря заключалась в том, чтобы отрезать от города южный район, расположенный вблизи нильского канала. Здесь он имел бы пресную воду и пастбища для лошадей. Но этой цели полководец не достиг.

Автор трактата должным образом оценивает и энергию александрийцев. Вот как он об этом пишет:

Битва за воду

Прибытие 37-го легиона

После окончания бескровного сражения за воду произошло, как рассказывает автор «Александрийской войны», ещё одно драматическое событие, которое могло привести римлян к поражению, однако закончилось их победой.

Сражение в Западном порту

Сражение за остров Фарос и дамбу

Так на основании рассказа автора «Александрийской войны» можно представить себе ход сражения за Фарос и дамбу. Другие античные источники лишь вскользь упоминают об этих событиях, зато сообщают некоторые живописные подробности о спасении Цезаря. Так, по Светонию, полководец проплыл около двухсот футов с поднятой над водой левой рукой, стараясь не замочить находящихся в ней важных документов, а полу своего пурпурного плаща держал в зубах, чтобы не оставить его врагу в качестве трофея. Дион Кассий описывает этот эпизод несколько иначе. И он говорит, что Цезарь всё время держал в левой руке документы, но плащ, по его словам, полководец скинул, потому что он мешал ему плыть и служил мишенью для неприятеля. Этот плащ александрийцы выловили из воды и повесили около памятника победы, который был установлен на месте сражения [68].

Освобождение царя

Автор «Александрийской войны» особо подчёркивает, что поражение не только не обескуражило римских солдат, но даже увеличило их энергию в атаках на неприятельские позиции. Ободрения Цезаря не были нужны; напротив, скорее приходилось удерживать легионеров от наиболее опасных вылазок.

Похвалой отважному Эвфранору заканчивается описание морского сражения под Канопом. Об исходе сражения автор не пишет. Если последнюю фразу приведённого отрывка понимать буквально, то можно подумать, что результат сражения был неблагоприятным для римлян. Между тем другие источники сообщают, что Цезарю удалось сохранить выход к морю и подвоз продовольствия не был прерван. Светоний утверждает, что римские корабли одержали победу благодаря своему командиру, Тиберию Нерону. Рассказывая о битве под Канопом, автор «Александрийской войны», по-видимому, дал волю своим личным симпатиям и антипатиям; он, несомненно, был близким другом Эвфранора, поэтому он восхваляет и превозносит его даже в ущерб Тиберию. (Кстати, Тиберий был отцом того Тиберия Нерона, который через шестьдесят лет стал римским императором.)

Подкрепления

По тогдашнему календарю был февраль или март 47 года. Бои шли уже почти полгода, но не принесли ни одной из сторон решительного перевеса. Несмотря па прибытие 37-го легиона, осаждённые по-прежнему нуждались в подкреплениях. В результате постоянных стычек на суше и на море войска Цезаря понесли большой урон.

К счастью, слухи, которые ещё раньше доходили до жителей Александрии, оказались правдивыми. К защитникам дворца приближалась помощь. Вдоль палестинского побережья по суше шли подкрепления из Сирии и Киликии. И вот что удивительно — это не были римские легионы! В состав разноязычного войска входили сирийские, финикийские, арабские, греческие, иудейские отряды; собственно римлян там было немного. Жители стран и городов, расположенных между Евфратом и Синайским полуостровом, посылая помощь Цезарю, заботились главным образом о том, чтобы заслужить благодарность повелителя Рима. Правда, известную роль могла сыграть и всеобщая в тех местах ненависть к египтянам.

Войско, шедшее на помощь Цезарю, организовал и возглавлял тоже неримлянин. Это был Митридат, родившийся в прославленном городе Малой Азии — Пергаме. В нём текла кровь иранская, греческая, а по матери даже кельтская. Митридат рос и воспитывался при дворе царя Понта, которого тоже звали Митридатом. Обе семьи, понтская и пергамская, были связаны родством. Царь Понта трижды воевал с Римом; в результате третьей войны он лишился своего царства и бежал в Крым, где, покинутый всеми, покончил с собой. Его юный воспитанник, Митридат из Пергама, примирился с господством римлян. Когда в Риме вспыхнула гражданская война, он, как все на Востоке, оказался в лагере Помпея. Поэтому позднее, после поражения Помпея, он усердно старался заслужить милость победителя. Митридат примкнул к Цезарю и, преследуя Помпея, осенью 48 года прибыл в Александрию. Очевидно, он сумел завоевать доверие Цезаря, потому что уже в самом начале военных действий в Египте полководец именно его послал за подкреплениями. Митридат оказался наиболее надёжным из всех, в том числе и римских, друзей диктатора. Вот почему горячо преданный Цезарю автор «Александрийской войны» не жалеет самых лестных эпитетов при всяком упоминании о царевиче из Пергама. Но полным молчанием он обходит заслуги Антипатра из Иудеи. Между тем Антипатр во главе тысячи пятисот латников присоединился к корпусу Митридата и первым ворвался на стены крепости Пелусий. А позднее, когда войска шли по территории Египта, он склонял на сторону римлян иудейское население страны. Антипатр действовал так же, как восемь лет назад, когда помог Габинию восстановить на троне Авлета.

Из Пелусия Митридат не пошёл прямо в Александрию, чтобы избежать бесчисленные каналы и болота. Он выбрал кружный, более длинный, зато и более лёгкий путь. Продвигаясь вдоль восточного берега Нила, он достиг места, где река разделяется на два рукава, то есть начала Дельты. В окрестностях города Мемфиса войско Митридата переправилось на противоположный берег и вдоль западного рукава Нила направилось к Александрии. По пути Митридат одержал победу над сильными отрядами египетской армии. Известие об этом очень скоро дошло и до Птолемея, и до Цезаря. Понимая, что исход войны зависит от того, удастся ли осаждённым соединиться с подкреплениями, оба поспешно выступили из Александрии. Несмотря на то что царь воспользовался более коротким путём — он двинулся в верховья Нила на кораблях, а Цезарь шёл по суше, — диктатору всё же удалось опередить Птолемея и вовремя соединиться с войском Митридата.

Гибель царя

Короткое сообщение о гибели юного царя можно дополнить сведениями из других античных авторов. Правда, упоминания об этом скупы, а порой и противоречивы. По Плутарху, «царь пропал без вести». Другие авторы утверждают, что тело царя после битвы было найдено в речном иле и опознано благодаря золотым доспехам, которые Цезарь позднее показал александрийцам как доказательство своей окончательной победы [71].

Распоряжения победителя

Цезарь возвращался в Александрию не тем обходным путём, каким шёл на соединение с Митридатом. Сейчас он двигался к городу кратчайшей дорогой и вступил в те кварталы, которые находились в руках неприятеля. Он рассчитывал, что, узнав о поражении своих войск и смерти царя, испуганные жители Александрии не будут даже помышлять о сопротивлении. Полководец был настолько уверен в этом, что ехал во главе конницы впереди главного корпуса армии.

И он не обманулся в своих предположениях. Толпы горожан вышли ему навстречу. Они бросали оружие и покидали укрепления, которые так долго и с таким упорством обороняли. Александрийцы надели одежды, в которых молящие обыкновенно просят о милосердии; в большой процессии они несли все свои святыни и предметы культа — так египтяне обычно делали в моменты бедствий или торжеств.

Таким образом, прямо через неприятельские укрепления Цезарь вступил в город и вошёл в ту его часть, где находился царский дворец и где он так долго выдерживал осаду. Соотечественники и сподвижники с энтузиазмом приветствовали его.

Это было 27 марта 47 года до н. э.

Вскоре диктатор сообщил своё решение о будущем Египта. Многие египтяне и римляне думали, что эта богатая и мятежная страна станет новой провинцией Римской державы. Ведь подобные планы обсуждались в Риме много лет и выдвигал их не кто иной, как Цезарь! А поскольку последние события показали, как египтяне ненавидят римлян, не было никаких оснований сохранять их политическую независимость. Но победитель проявил поразительное милосердие.

Прежде всего он подтвердил, что завещание Птолемея XII сохраняет свою силу для римского народа, а следовательно, и для него как представителя этого народа. Трагическая гибель молодого царя Птолемея XIII, естественно, заставляет внести в него некоторые изменения. Супругом и соправителем Клеопатры станет её младший, десятилетний брат, а воевавшая против своей сестры царевна Арсиноя покинет Египет и отправится в Рим. Согласно обещанию, данному несколько месяцев назад, Кипр будет возвращён Птолемеям.

Что же явилось причиной столь милостивого отношения Цезаря к стране, в которой он едва не погиб?

Клеопатра и война

Автор «Александрийской войны» упоминает о Клеопатре только в одном месте, когда говорит, что после своей победы Цезарь возвёл на царский престол младшего сына Птолемея и его старшую дочь Клеопатру, «которая сохранила верность ему и всегда оставалась в его ставке» [72].

Таким образом, он, как и Цезарь, хранит деликатное молчание о поступках и роли царицы во время многомесячной осады.

Однако совершенно очевидно, что Клеопатра не могла оставаться пассивным наблюдателем разыгравшихся вокруг драматических событий. Ведь эта война велась ради неё и решала её участь. В те дни, когда горстка римлян с огромным напряжением отражала атаки десятков тысяч жителей Александрии и солдат Ахиллы и Ганимеда, не только судьба трона, но и сама жизнь царицы была в опасности. С каким же трепетом должна была она следить за перипетиями кровавых стычек на улицах города и в порту! Вместе со всеми она ждала вестей о подкреплениях, тревожилась, когда Цезарь предпринимал особенно смелые вылазки: в Западный порт, где он едва не погиб; на полуостров Херсонес, где находился 37-й легион; в глубь страны, куда он направился на соединение с корпусом Митридата. Только такими и могли быть чувства Клеопатры. Но каковы были её поступки? Не включалась ли она сама в различного рода интриги и политическую борьбу? Ведь война двух лагерей в Александрии велась не только на городских укреплениях и кораблях! Эти и подобные вопросы остаются без ответа из-за отсутствия не только каких-либо данных, но даже и косвенных указаний в источниках. И всё же поставить их следует.

Как отнеслась Клеопатра к бегству своей сестры Арсинои в лагерь неприятеля? Было ли это для неё полной неожиданностью? А может быть, она заранее знала обо всём, но молчала или даже тайно помогала сестре выбраться из дворца, скрыв своё участие как от римлян, так и от самой Арсинои? В этом не было бы ничего удивительного. Избавляясь от сестры, Клеопатра одновременно компрометировала её в глазах Цезаря и устраняла возможную претендентку на престол. В честолюбии дочери Птолемея ничуть не уступали друг другу. Обе были способны на любое преступление в борьбе за власть. Арсиноя доказала это во время столкновения с Ахиллой, которого она убрала при помощи наёмных убийц. Вот почему, отправив царевну после своей победы в Рим, где она должна была украсить его триумф, Цезарь подверг её унижению, но вместе с тем спас Арсиное жизнь. Нетрудно догадаться, что было бы с Арсиноей, останься она в Египте на милость своей сестры.

А смерть Потина? Воспитатель юного Птолемея XIII с самого начала был врагом Клеопатры, непримиримым и коварным. Именно он — подлинный виновник её изгнания. Царица, несомненно, приложила все усилия, чтобы разоблачить, а может быть, и опорочить Потина в глазах римлян. Цезарь пишет, что приказал убить Потина, потому что перехватил его тайных послов к Ахилле и понял, что тот строит козни. Нет оснований подвергать сомнению это сообщение Цезаря. Но каково было участие Клеопатры в разоблачении происков Потина?

Цезарь и его люди не ориентировались в дворцовых интригах, не знали города, не понимали его жителей и их обычаев. Без активной помощи друзей Клеопатры разобраться в поведении Потина было бы нелегко. Вполне возможно, что некоторые улики против него были попросту подделаны царицей.

Остаётся вопрос об освобождении молодого царя и переходе его в лагерь александрийцев. Трудно себе представить, чтобы в столь важном вопросе диктатор обошёлся без совета Клеопатры. Всё-таки речь шла о её брате, супруге и соправителе! Здесь вновь возникают подозрения, подобные тем, какие связаны с бегством Арсинои. Царица как будто предвидела, что, оказавшись на свободе, Птолемей предаст римлян. А может быть, именно этого она и хотела? Цезаря могли растрогать и ввести в заблуждение слёзы мальчика. Но Клеопатра, женщина, родившаяся и выросшая в Александрии, воспитанная в атмосфере дворцовых интриг и преступлений, не могла думать об этой сцене иначе, как с иронической улыбкой. И всё же она не пыталась рассеять заблуждение диктатора. Как знать, может быть, она даже хлопотала за Птолемея и старалась убедить Цезаря поверить ему. С точки зрения своих интересов она поступала правильно, стараясь раз и навсегда избавиться от мешавшего ей спутника жизни.

23 июня 47 года, через неполных три месяца после окончания Александрийской войны, Клеопатра родила сына. Как и следовало ожидать, мальчика назвали Птолемеем. Он должен был стать пятнадцатым представителем династии. Было у ребёнка и второе имя — Цезарь, а позднее по распоряжению матери он приобрёл два благородных титула: Филопатор и Филометор [73]. Александрийцы же называли его насмешливо и просто: Цезарион (Цезаренок).

Три года спустя, уже после смерти диктатора, его близкий друг, Марк Антоний, официально заявил в сенате, что Цезарь признал ребёнка Клеопатры своим. Правда, по прошествии немногим более десяти лет в Риме появился документ, в котором решительно опровергалось отцовство Цезаря. Но это было уже в тот период, когда официальная пропаганда всячески старалась изобразить Клеопатру врагом Рима и по соображениям большой политики нужно было оспаривать то, что диктатор мог когда-либо поддаться чарам царицы Египта. Но если не Цезарь, то кто мог быть отцом Птолемея Цезаря? Ведь не брат и супруг Клеопатры — Птолемей XIII, против которого она воевала с весны 48 года! И тем более не другой её брат, Птолемей XIV, супругой которого по воле Цезаря она стала весной 47 года, когда мальчику было не больше одиннадцати лет!

Даты и факты говорят о том, что ни грохот войны, ни дворцовые интриги не помешали любви Цезаря и Клеопатры. Это чувство возникло в тот момент, когда перед изумлённым диктатором из мешка с постелью выскользнула юная девушка, и не угасло, когда в конце марта 47 года на улицах Александрии смолк звон оружия.

Цезарь и Клеопатра весной 47 года

Цезарь, «покончив со всеми делами и устроив их указанным образом… отправился сам сухим путём в Сирию» [74].

Так заканчивается рассказ о войне в Александрии. Перед этим автор «Александрийской войны» сообщил о том, что Цезарь передал царскую власть Клеопатре и её младшему брату. Таким образом, у читателя создаётся чёткое представление о событиях. Цезарь победил, дал Египту правительство, гарантирующее лояльность по отношению к Риму, и после этого сразу покинул страну. Затем говорится о положении в других странах. Повсюду: в Малой Азии, Иллирии, Испании, Африке и в самой Италии — дела принимали неблагоприятный для Цезаря оборот. Особенно опасная ситуация создалась в Малой Азии. Сын Митридата Великого, Фарнак, задумал вернуть давние владения своего отца. Казалось бы, получив столь тревожные известия, диктатор должен был немедленно покинуть Египет, где он и так провёл без крайней необходимости много драгоценных месяцев, и поспешить в Малую Азию. Как же поступил Цезарь? Уехал ли он из страны, где пережил необыкновенные дни, заполненные войной и любовью? Может быть, автор «Александрийской войны» из уважения к полководцу обошёл молчанием какой-то эпизод его жизни?

Весной 47 года Цицерон находился в итальянском порту Брундизий. Как и все в Риме, он с нетерпением ждал вестей с Востока. Великий оратор уже отчасти примирился с Цезарем и даже считал, что при сложившихся обстоятельствах его возвращение в Италию весьма желательно. Но вести из Египта были скудны и приходили с большим опозданием. Последнее полученное в Италии письмо от Цезаря было датировано декабрём 48 года. В конце апреля или в начале мая 47 года в Риме стало известно, что бои в Александрии прекратились. А Цезарь всё не возвращался. В письме к своему другу Аттику Цицерон язвительно заметил: «Ведь он, по-видимому, удерживает Александрию так, что ему даже совестно писать о том…» [75]. Эта фраза звучала нарочито двусмысленно. И лишь 5 июля Цицерон пишет: «Есть слух, что он выехал из Александрии, — ненадёжный, возникший на основании письма Сульпиция. Впоследствии его подтвердили все посланцы» [76].

Поскольку письма из Египта в Рим шли около месяца, можно предположить, что Цезарь выехал из Александрии в начале июня. Так в действительности и было. В одной хронике есть указание о том, что Цезарь прибыл в Антиохию 28 июня. Значит, между окончанием войны и отъездом диктатора из Египта прошло больше двух месяцев! Слишком много для того, чтобы отдать распоряжения! Что же делал Цезарь все эти дни, когда во многих странах с нетерпением ожидали его возвращения? И почему автор «Александрийской войны» даже не упомянул о таком большом отрезке времени?

Ответы на эти вопросы мы находим в других источниках, которые сообщают, что Цезарь и Клеопатра совершили двухмесячное путешествие на корабле в верховья Нила. Диктатора и царицу сопровождал флот, состоявший из четырёхсот кораблей и лодок. Они доплыли до самых отдалённых южных областей. Их главной целью был осмотр великих памятников египетской старины. Цезарь и Клеопатра плыли на одном корабле.

Мы можем с большой точностью проследить по карте основные этапы этой прекрасной прогулки, любовной и познавательной в одно и то же время.

Немало памятников египетской архитектуры и скульптуры сохранилось до наших дней почти в том же виде, в каком они были при Цезаре и Клеопатре. Многое было разрушено на протяжении двадцати веков, но сохранившиеся следы и подробные описания позволяют восстановить утраченное.

Ни время, ни человеческие усилия не смогли нанести сколько-нибудь заметного ущерба гигантским пирамидам. Они стоят по сей день, такие же недосягаемые и величественные, как тогда, когда у их подножия стояли диктатор и царица. Но чтобы осмотреть пирамиды, нужно было остановиться в Мемфисе. Здесь высоких гостей непременно должен был приветствовать верховный жрец Пшерени-Птах, который около тридцати лет назад, ещё мальчиком, короновал отца Клеопатры — Птолемея Авлета. Нынешний год был для него таким же счастливым и удачным, как и тот, тридцать лет назад. Во-первых, его город удостоили посещением египетская царица и римский диктатор. А во-вторых, верховному жрецу явился во сне сын божий, Имхотеп, пообещавший ему долгожданного сына, если в его храме будут выполнены художественные работы. Этому Пшерени-Птах радовался больше всего. Жена верховного жреца как раз ждала ребёнка.

Имхотеп, явившийся во сне

У бога, оказавшего такую милость верховному жрецу, было необыкновенное прошлое. За двадцать семь веков до описываемых событий в Египте жил человек из плоти и крови по имени Имхотеп. Он был везиром фараона Джосера. Неподалёку от Мемфиса, в городе Саккара, этот знаменитый человек, который был не только мудрецом, но и великим зодчим, построил для своего господина гробницу, вызвавшую всеобщее изумление и восторг. Ступенчатая пирамида Джосера стоит по сей день. Её форма — переходная от древнейших царских усыпальниц к собственно пирамидам. Она построена не из кирпича, как было принято в Египте до того, а из громадных глыб отёсанного камня.

В последующие века слава Имхотепа непрерывно росла. В представлении потомков он сделался великим мудрецом, владеющим многими искусствами. Затем этого замечательного человека стали отождествлять с богом Птахом, изобретателем и покровителем разных ремёсел, и в конце концов он был признан сыном бога Птаха, а следовательно, тоже богом. При этом египтяне никогда не забывали имён его смертных родителей.

К ремёслам в те времена причисляли и медицину (если вдуматься, не без оснований), а Имхотеп считался покровителем врачей и богом-исцелителем. В более позднее время ему поклонялись прежде всего как божеству врачевания. К храму Имхотепа, расположенному около Мемфиса, неподалёку от уже известного нам Серапейона, стекались толпы паломников и страждущих. Храмы этого бога возникали и в других областях Египта. Его приверженцев мы уже встречали, например, в Фивах. Завоевав Египет, греки сразу признали Имхотепа одним из воплощений своего бога-врачевателя Асклепия и стали почитать его так же ревностно, как автохтоны. Они только изменили его имя на Имутес.

Приверженцы Имхотепа — Асклепия часто проводили ночи в его храмах. Бог являлся им во сне, давал советы, возвещал свою волю и даже делал операции. Сохранилось слишком много свидетельств людей, которые видели бога и были чудесным образом исцелены, чтобы можно было все их отбросить как выдумки. Скорее следует предположить, что жрецы подвергали больных гипнозу или усыпляли их при помощи наркотиков и после этого осуществляли различные процедуры.

По-видимому, при Птолемеях появился трактат на египетском языке, в котором прославлялись могущество и великие деяния бога Имхотепа. Несколько позже некий грек, живший, очевидно, в Мемфисе, решил перевести это небольшое произведение на свой родной язык, чтобы слава Имхотепа ширилась по всему свету. Однако, как признаётся автор в предисловии, частично сохранившемся на свитке папируса, он встретился с большими трудностями:

Так он и откладывал исполнение своего благочестивого намерения. Длилось это три года. Между тем, читаем мы дальше, начали происходить необыкновенные вещи:

Прогулка на корабле в верховья Нила

Во время своего пребывания в Мемфисе Клеопатра и Цезарь, несомненно, осмотрели все наиболее значительные храмы, расположенные как в самом городе, так и в его окрестностях. Они побывали в храмах Имхотепа, Птаха, быка Аписа. Следуя примеру Александра Великого, Цезарь воздал почести священному животному. Вскоре стало очевидно, что уже тогда у него было намерение и в остальном идти по стопам завоевателя мира.

Серапейон тоже, по-видимому, принимал высоких гостей. Надо сказать, что цари из династии Птолемеев бывали там часто, а некоторые даже по многу раз.

Следующим важным этапом путешествия был Фаюмский оазис. В глубокой древности, почти за двадцать веков до Клеопатры, фараоны XII династии строили здесь свои дворцы, храмы, пирамиды. Как мы помним, Фаюм был центром культа бога-крокодила Суха. Во времена Клеопатры древнейшие памятники архитектуры в Фаюме, вероятно, ещё имели величественный вид. В отличие от других областей Египта, где строили преимущественно из камня, здесь наиболее распространённым материалом был необожжённый кирпич — очевидно, поэтому сейчас от прекрасных сооружений остались лишь жалкие обломки.

Верхний Египет, узкая и длинная долина Нила, зажатая в тиски пустынями и скалами, был буквально усеян великолепными памятниками архитектуры и скульптуры. По обоим берегам Нила высились храмы различных богов, расширявшиеся и украшавшиеся многими поколениями правителей и почитателей. На то, чтобы побывать во всех достойных внимания местах, потребовались бы месяцы и годы. Но в таком городе, как Абидос, нельзя было не остановиться, потому что там хранилась одна из священнейших реликвий египетского культа — голова бога Осириса, убитого и четвертованного Сетом и воскресшего благодаря своей жене и сестре Исиде. В храме Осириса в Абидосе происходили особо торжественные религиозные церемонии, привлекавшие многочисленных паломников. Не только фараоны, но и простые смертные стремились построить здесь свой алтарь и даже ещё одну, вторую гробницу, пусть даже пустующую. По египетским верованиям, благодаря особой милости бога это облегчало воскрешение в далёкой стране на Западе, в царстве Осириса. Однако при последних Птолемеях процветание Абидоса ушло в прошлое. В городе больше не возводили новых строений и даже не старались сохранить старые. Тем не менее накопленные здесь веками произведения искусства по-прежнему вызывали восхищение.

В отличие от Абидоса расположенная к югу от него Дендера наивысшего расцвета достигла именно при Птолемеях и благодаря царям этой династии. В Дендере находился большой храм богини любви, танцев и музыки Хатхор. Этот храм был восстановлен и расширен при Авлете десять лет назад, но мелкие работы, главным образом декоративные, велись здесь и позднее, в период Римской империи. Греки отождествляли Хатхор с Афродитой, несмотря на то что в ряде областей Хатхор изображалась с головой коровы или просто в виде коровы и считалась покровительницей кладбищ.

Однако ничто из виденного Клеопатрой и Цезарем по грандиозности и великолепию не могло идти ни в какое сравнение с храмами Амона в Фивах. Мы уже говорили об этих храмах, а также о том, что в первый год своего царствования Клеопатра побывала в Фивах и сопровождала священного быка Бухиса до Гермонтиса. Сейчас она приехала сюда вторично.

На западном берегу Нила, неподалёку от Фив, находился «город мёртвых». У подножий отвесных скал, сразу за которыми начиналась пустыня, в честь фараонов были воздвигнуты храмы. Мумии царей в роскошных саркофагах покоились в усыпальницах, вырубленных глубоко в скале. Первые Птолемеи построили здесь один из прекраснейших храмов Египта — святилище богини Хатхор. Но особое внимание привлекали две гигантские статуи высотой почти двадцать метров, которые изображали сидящего на троне фараона Аменхотепа III. Греки утверждали, что это памятники легендарному царю эфиопов Мемнону, погибшему под Троей от руки Ахилла, и называли их колоссами Мемнона.

Трудно сказать с уверенностью, наблюдалось ли уже во времена Клеопатры то необычное явление, которое позднее, в первые века империи, привлекало к колоссам толпы путешественников. Первое сообщение о «чуде» мы находим у Страбона, который, как уже говорилось, путешествовал по Египту через двадцать пять лет после Клеопатры. Он пишет:

Однако скептицизм Страбона кажется неоправданным. До наших дней сохранились десятки нацарапанных на статуях надписей, которые единогласно — по-гречески и по-латыни — утверждают: я слышал Мемнона! Причина «чуда» была, по-видимому, весьма проста: в результате землетрясений камни внутри статуй дали трещины, и по утрам, когда температура резко менялась, выходящий из щелей воздух производил необычный звук.

Плывя дальше на юг, Цезарь и Клеопатра, очевидно, побывали в Гермонтисе, в храме священного быка Бухиса. По-видимому, этот храм заслужил особое расположение царицы, потому что позднее по её приказу здесь был построен алтарь в честь жены бога Монта. Рельефы на стенах алтаря реалистически изображали роды богини. Этот сюжет не будет казаться случайным, если вспомнить, что Клеопатра посетила Гермонтис в последние месяцы беременности. Возможно, что алтарь построен во исполнение обета, данного ради благополучного разрешения от бремени.

Повсюду, где останавливался их корабль, царицу и диктатора приветствовало великое множество людей. При этом соблюдался установленный ритуал.

Царица была не только главой государства, но и живым божеством, олицетворением Исиды. Ей воздавались такие же почести, как величайшим богам Египта, в её честь совершались жертвоприношения и курился фимиам, к ней были обращены молитвы и песнопения жрецов. В полумраке огромных храмов, вознесённая высоко над толпами смертных, фигура царицы излучала сияние. В сердце римлянина, на глазах у которого впервые в его жизни воздавались такие почести человеку-богу, невольно зарождалась мысль: не придать ли и ему своей власти подобный ореол божественности?

Римский гарнизон

Когда Цезарь уехал, Клеопатра осталась царствовать одна — её десятилетнего брата никто не принимал всерьёз. Наконец она добилась того, к чему упорно стремилась столько лет! Осуществились её честолюбивые мечты о нераздельной власти! Но какой ценой! В результате многомесячной войны была разрушена столица и окончательно пришло в упадок хозяйство страны, которое и прежде было далеко не в цветущем состоянии. Александрийцы считали, что Клеопатра осталась царицей только по милости иностранной державы и сохраняет трон исключительно благодаря стоящим в стране чужеземным войскам. Возможно, что за пределами Александрии народ относился к царице иначе, но в целом египтяне проявляли полное равнодушие ко всяким переменам в столице, потому что жизнь населения не стала лучше оттого, что царствовал не Птолемей XIII, а Клеопатра и Птолемей XIV. Некоторой симпатией царица, по-видимому, пользовалась только среди части знатных египтян и жрецов. Этого она добилась, оказывая особое покровительство культу богини Исиды.

Цезарь оставил в Египте три легиона, которые являлись живым напоминанием о поражении и самим фактом своего присутствия разжигали ненависть населения к царице, не говоря уже о том, что они представляли обузу для государственной казны. Но у диктатора были достаточно веские причины, чтобы расквартировать эти войска на берегах Нила. Автор «Александрийской войны» пишет об этом без обиняков: Цезарь хотел, «чтобы новые цари укрепили этим свою власть, ибо они не могли обладать ни любовью своих подданных, как верные приверженцы Цезаря, ни упрочившимся авторитетом, как возведённые на трон несколько дней тому назад. Вместе с тем он считал вполне согласным с достоинством римской власти и с государственной пользой — защищать нашей военной силой царей, сохраняющих верность нам, а в случае их неблагодарности той же военной силой карать их» [80].

Командиром легионов в Египте Цезарь назначил Руфиона, сына своего отпущенника, то есть человека, стоявшего на общественной лестнице лишь на одну ступеньку выше раба. Многие римляне считали это неслыханным вызовом со стороны диктатора. Испокон веков, с тех пор как существовала Римская республика, незыблемый обычай требовал, чтобы даже отдельными легионами командовали граждане из высших слоёв общества. Такое назначение могло оскорбить и царицу.

Но диктатор знал, что делает. Руфион принадлежал к его дому, к «фамилии», он был так тесно связан со своим патроном, что не могло быть и речи о каком-либо предательстве. Низкое происхождение военачальника исключало опасность того, что он будет пытаться проводить свою собственную политику. Если же в такой богатой стране, как Египет, во главе целых трёх легионов оказался бы человек знатного происхождения, с весом и влиянием в столице, нельзя было быть уверенным, что он не захочет самостоятельно решать многие вопросы, а при известных условиях даже начать войну против Цезаря. Диктатор сам показал пример того, как при помощи нескольких легионов можно добиться господства над всей державой. Скромный домочадец был наиболее безопасен и в отношении Клеопатры. Римский аристократ наверняка смело поглядывал бы на царицу, а может быть, привлёк бы и её внимание. Сын отпущенника в этом смысле не вызывал подозрений.

В конечном счёте самовластное правление, которого так добивалась Клеопатра, оказалось фикцией. Какая же это независимость, если приходится считаться с предводителем чужеземной армии в собственной стране? Прежде ей мешал упиваться неограниченной властью Потин, человек, воспитанный при александрийском дворе и по-своему безусловно преданный государству и династии. А сейчас царице приходилось думать о том, как бы не обидеть Руфиона, римлянина, который заботился только об интересах своей страны и своего патрона.

Триумфы Цезаря

В Египте было много нерешённых проблем. Прежде всего нужно было залечить раны, нанесённые войной, оздоровить экономику, восстановить доверие населения к царице. Однако создаётся впечатление, что Клеопатра совсем не думала обо всём этом. Выше всех своих обязанностей и задач она ставила одну цель — сохранить любовь Цезаря! Ничем иным нельзя объяснить тот факт, что уже через год после расставания с диктатором Клеопатра покинула своё царство и поплыла в далёкую Италию, в Рим, чтобы пробыть там почти два года.

Что касается Цезаря, то после отъезда из Александрии он добился больших военных успехов. В 47 году он разгромил армию Фарнака в Малой Азии. Царство Фарнака в Крыму досталось Митридату из Пергама, который, как мы помним, очень отличился, придя на помощь Цезарю во время Александрийской войны. Но Митридат недолго наслаждался властью, очень скоро он был убит врагами. После победы над Фарнаком диктатор ненадолго вернулся в Рим и затем снова отправился в поход, на этот раз в Африку, где находилась преданная сенату сильная армия. В результате продолжительной военной кампании Цезарь одержал победу и весной 46 года въезжал в Рим как триумфатор. В течение одного месяца Цезарь отпраздновал четыре триумфа!

Первый и самый блистательный триумф был посвящён завоеванию Галлии в 58–50 годах. В процессии во время триумфа Цезаря шёл пленный вождь галлов Верцингеториг, которого затем, согласно обычаю, задушили в подземной тюрьме. Жителей Рима поразила необыкновенная иллюминация: вечером, когда Цезарь поднимался на Капитолий, путь ему освещало множество факелов, установленных на спинах слонов [81].

Следующий, египетский триумф вызвал смешанные чувства — ликование по поводу того, что прекраснейший город мира покорился горстке римских солдат, и сострадание к царевне Арсиное, которая, как рабыня, шла вместе с Ганимедом перед колесницей победителя. Шествие украшали портреты Ахиллы и Потина. Несмотря на унижение, царевна могла считать себя счастливой: она осталась жива, хотя ей грозила участь Верцингеторига. Ганимед, вероятно, позднее был задушен.

Во время триумфального шествия легионеры распевали шутливые стихи про Цезаря и Клеопатру. Согласно древней римской традиции в день триумфа солдаты могли как угодно высмеивать своего полководца. В основе этого обычая лежало, по-видимому, старинное суеверие: насмешки над триумфатором отвращали от него зависть богов. Песенки о диктаторе и царице не дошли до нас, но, судя по содержанию и тону подобных сочинений, которые сохранились в отрывках, они были весьма фривольными. «Берегите своих жён, граждане, — мы везём лысого бабника». Или что-нибудь в этом роде.

Народу нравилось, что достигший вершин славы и могущества Цезарь с юмором относился к шуткам. Нет уверенности, что так же добродушно их воспринимала Клеопатра.

Третий триумф Цезаря — по поводу победы над Фарнаком — сохранился в памяти людей главным образом благодаря огромной таблице, на которой были начертаны три слова: «Veni — vidi — vici» [82]. Так Цезарь сообщил сенату о своей победе в Малой Азии.

Наконец, в четвёртом, африканском, триумфе самой любопытной была деталь, о которой полководец старался не упоминать. Все знали, что в Африке Цезарь нанёс поражение римским войскам. Однако официальным поводом для триумфа считалась победа над царём Нумидии — Юбой. Царь покончил с собой, а в шествии на Капитолий вели его маленького сына, тоже Юбу. Ребёнку сохранили жизнь, он воспитывался в Италии, получил римское гражданство, а позднее, через двадцать лет, наследник Цезаря посадил его на мавретанский престол и дал в жёны дочь Клеопатры.

Вполне возможно, что именно из-за этой войны Цезаря владычица Египта поспешила в Рим. Её могли встревожить слухи о том, что во время кампании в Африке диктатор увлёкся царевной Эвноей, дочерью мавретанского царя Богуда. Безусловно, Клеопатре необходимо было выяснить, следует ли ей принимать это увлечение всерьёз. То обстоятельство, что Цезарь женат, её не беспокоило. Жена диктатора, Кальпурния, несмотря на постоянные и откровенные измены мужа, любила его искренне и нежно. В этом отношении она резко отличалась от римских матрон, то и дело менявших мужей и ещё чаще любовников.

Клеопатра в Риме

Официальной целью визита Клеопатры в Рим было заключение союзнического договора между двумя государствами. Поэтому царица прибыла в столицу вместе со своим братом, супругом и соправителем Птолемеем XIV, которому в ту пору было не больше двенадцати лет. Несмотря на то что в Египте стояли римские легионы, она не решилась оставить его там. Враги царицы могли выкрасть мальчика, объявить его единовластным правителем и снова довести дело до войны. С Клеопатрой был её годовалый сын. Никто не сомневался, что это ребёнок Цезаря, но официально об этом не говорилось.

Царская чета была принята с надлежащим почётом. Диктатор отдал в их распоряжение свою загородную виллу, расположенную в парке на правом берегу Тибра, на холме Яникул.

Египетская монаршая чета прибыла в Рим летом 46 года, после торжественных триумфов Цезаря. Их приезд был заранее продуман так, чтобы Клеопатре не пришлось присутствовать на празднествах, которыми её гостеприимный хозяин и возлюбленный отмечал победу над Египтом. Она, конечно, только порадовалась бы, увидев свою сестру Арсиною в оковах. Но по политическим и светским соображениям её избавили от этого зрелища.

Появление Клеопатры в столице Римского государства произвело сильное и очень неблагоприятное впечатление. Чего только не рассказывали об александрийском увлечении Цезаря! В памяти людей ещё совсем свежи были солдатские шутки и песенки. Но празднество 26 сентября того же года вылилось в настоящий скандал.

В этот день Цезарь, занимавший высокую должность верховного понтифика, должен был открыть построенный на его средства храм Венеры Родоначальницы. Согласно старинной легенде, род Юлиев, к которому принадлежал и Цезарь, вёл своё начало от богини любви. Обет о постройке этого храма Цезарь дал ещё на полях под Фарсалом, накануне сражения с войсками Помпея. Вот что рассказывает об этом один из позднейших историков:

Казалось бы, исполнение обета — дело благочестивое и соответствующее традиции. Однако рядом со статуей Венеры в храме стояло прекрасное золотое изображение Клеопатры. Правительницу чужеземного государства, с которым совсем недавно велась война, Цезарь вознёс до уровня богини!

Что побудило диктатора так открыто демонстрировать свои чувства? Ведь он прекрасно понимал, какое раздражение вызовет возвеличение женщины, о его любовной связи с которой было широко известно. Наиболее вероятным кажется следующее объяснение поступка Цезаря.

Поскольку Клеопатра была матерью его сына и в своей стране отождествлялась с Исидой, ей и в Риме полагались такие же почести, как богине Венере. Потому что и её кровь текла в жилах божественного рода Юлиев!

Всего через два месяца после освящения храма Венеры Родоначальницы, поздней осенью 46 года, Цезарю пришлось уехать из Италии. Ему предстоял новый военный поход, на этот раз в Испанию.

На Пиренейском полуострове собрались враждебные Цезарю войска под предводительством двух сыновей Помпея — Секста и Гнея. С Гнеем Клеопатра познакомилась три года назад, когда он приезжал в Александрию просить о помощи для своего отца, воевавшего против Цезаря.

Как мы говорили, молодой человек был покорён обаянием египетской царицы. Это был первый выдающийся римлянин, который увлёкся Клеопатрой. В результате Помпей уехал из Александрии, получив всего лишь пятьдесят кораблей и горстку солдат. Сейчас Помпей сражался, чтобы отомстить за смерть отца.

Несмотря на отъезд Цезаря, Клеопатра не вернулась в свою страну. Она осталась в Риме, надеясь, что война не будет продолжительной и вот-вот придёт сообщение: Veni — vidi — vici. Между тем военные действия в Испании затянулись на много месяцев. Решающее сражение под Муидой произошло лишь весной 45 года. Потерпев поражение, сыновья Помпея бежали. Гней вскоре погиб, а младший, Секст, скрывался в Северной Испании и ещё много лет боролся с Цезарем и цезарианцами. Но и после победы над своими противниками Цезарь не мог сразу вернуться в Рим. Нужно было сначала навести порядок в Испании, которая была тогда богатой и густонаселённой страной. Лишь в сентябре 45 года диктатор вступил на землю Италии, а триумфальный въезд в Рим состоялся в октябре. Разлука с Клеопатрой длилась более девяти месяцев.

Наконец-то вся римская держава была в руках Цезаря! Он правил ею как пожизненный диктатор, единовластно и нераздельно. Теперь, победив внутренних врагов, Цезарь мог подумать о планах на будущее. В его смелых замыслах Клеопатра играла важную, может быть даже решающую, роль. Наверно, ещё во время испанской войны Цезарь писал ей о своих головокружительных планах. Во всяком случае сразу после возвращения диктатора его намерения стали ясны всем.

В ближайшем будущем Цезарь собирался предпринять большой поход на Восток. Прежде всего он хотел захватить Дакию, страну, расположенную к северу от Дуная (современную Румынию). Затем он двинулся бы за Евфрат против Парфии, уже много лет беспокоившей восточные границы Римского государства. После победоносного окончания этих походов возникло бы гигантское государство, — от Атлантического океана до Индии. Подвластные Цезарю земли были бы обширнее монархии Александра Македонского, потому что Цезарь повелевал бы не только Востоком, но и Западом.

Государственное устройство мировой империи должно было решительно отличаться от римского республиканского правления. В такой огромной державе не могли существовать те законы и организационные формы, которые выросли из потребностей города-государства Рима.

Цезарь не скрывал, что считает государственный строй республики не только устаревшим, но и попросту мёртвым. Он говорил прямо:

Только монархия восточного типа соответствовала планам честолюбивого диктатора. Признаки того, что Цезарь стремится стать монархом, становились всё более явными. Но, умный и ловкий политик, Цезарь хотел создать видимость, будто народ сам обратился к нему с просьбой надеть корону. Народ же, гораздо более дальновидный, чем это кажется правителям, проявлял странную медлительность, не желая идти навстречу советам и уговорам друзей Цезаря.

По мысли Цезаря, женой повелителя будущей державы должна была стать Клеопатра, законная царица, в жилах которой текла кровь древней династии. Разделив трон с Цезарем, владычица Египта представляла бы восточные и эллинистические страны мировой монархии. А их сын Птолемей Цезарь был бы истинным наследником традиций и могущества всех народов Востока и Запада.

Вместе с тем Цезарь не собирался разводиться с Кальпурнией. Один из его друзей рассказывал позднее, что у Цезаря был подготовлен проект закона, по которому ему — властелину мировой монархии — позволялось брать жён сколько угодно и каких угодно — для рождения наследников. Благодаря этому закону он смог бы усыновить ребёнка Клеопатры.

Если учесть все эти обстоятельства, станут понятны и безразличие Клеопатры к повседневным делам Египта, и её длительное пребывание вдали от своей страны, после всех потрясений чрезвычайно нуждавшейся в заботах и внимании. Поскольку ей предстояло сделаться царицей и владычицей мира, ради столь великой цели можно было временно пренебречь судьбой одной страны.

Впрочем, Египет, и особенно Александрия, очень выиграли бы в результате образования мировой монархии. Столица Египта стала бы столицей мировой державы, Александрия заняла бы место Рима, а Египет — Италии. А ведь совсем недавно та же Александрия была покорена римским полководцем! Для Клеопатры это было бы бескровной и полной победой, парадоксальной переменой ролей.

Сейчас, по прошествии двадцати столетий, когда мы знаем, как развивались дальнейшие события, эти планы кажутся фантастическими. Но в те необыкновенные дни вся Римская держава лежала у ног Цезаря и осуществление его замыслов представлялось реальным и близким.

Во всяком случае Клеопатра относилась к ним очень серьёзно. Уверенная в поддержке Цезаря, она уже начала вести себя как царица и повелительница даже по отношению к самым знатным римлянам. Это испытал на себе, в частности, Цицерон.

Клеопатра и Цицерон

Чтобы понять, насколько взбешён был Цицерон, достаточно вспомнить, что письмо, отрывок из которого здесь приведён, он написал через несколько месяцев после отъезда Клеопатры из Рима. Даже время не смягчило обиды! Столь расстроивший Цицерона эпизод заключался, по-видимому, в следующем.

В 45-м или в начале 44 года дальновидный и предусмотрительный Цицерон посетил царицу на её вилле. Он хотел лично представиться женщине, пользовавшейся особым расположением Цезаря. Предлогом для визита послужила какая-то редкая книга, необходимая Цицерону для завершения работы над философским трактатом. Царица могла бы распорядиться, чтобы эту книгу доставили из Александрийской библиотеки, где хранилось почти всё когда-либо написанное по-гречески. Во время аудиенции Клеопатра любезно выслушала просьбу сенатора и приказала одному из своих придворных, Аммонию, проследить за её выполнением. Но тот, несмотря на все обещания, не сделал ничего! А другой вельможа из свиты царицы, Сара, придя в дом Цицерона, вообще спросил не хозяина, а его друга Аттика.

В тот период Цицерон много читал и писал. Политическая жизнь в Риме, которая до тех пор интересовала его больше всего, замерла. Теперь решения принимались не в сенате и народном собрании, а в покоях виллы диктатора. Его отпущенники пользовались большим влиянием, чем государственные сановники. Поэтому не удивительно, что человек, честолюбивый и образованный, Цицерон искал утешения в занятиях литературой и философией, в изучении трудов мыслителей прошлых веков. Вместе с тем он стремился и к тому, чтобы его труд принёс пользу современникам. Об этом он писал в своём новом сочинении, которое носит название «Тускуланские беседы» [86].

На вилле Цицерона, расположенной неподалёку от Рима, на склоне Альбанских гор, в Тускуле часто собирались его друзья — Марк Брут, Требаций, Курций, бывал там и муж его дочери Долабелла. Вымышленные беседы в Тускуле об основных проблемах практической философии Цицерон изложил в пяти книгах. Вполне возможно, что именно в ходе работы над этим сочинением он и обратился к царице с просьбой прислать ему из Александрии трактат кого-то из древних мыслителей. По существу «Беседы» представляют собой парафразы и популярное изложение взглядов греческих философов различных школ.

В первой беседе рассматривается проблема бессмертия души. Цицерон отстаивает точку зрения, согласно которой смерть тела не является концом существования всей личности человека. Его собеседник высказывает противоположный взгляд, разделявшийся в то время многими: смерть — это зло, так как она ведёт к полному небытию.

В далёком Египте ту же печальную мысль вскоре повторит в своей надгробной надписи жена верховного жреца Пшерени-Птаха — Та-Имхотеп.

15 апреля 44 года Цицерон писал своему другу Аттику: «Бегство царицы не огорчает меня» [88].

Клеопатра с сыном действительно бежала в Египет, потому что на берегах Тибра, где они прожили почти два года, для них больше не было места. Дальнейшее пребывание в Риме могло оказаться весьма опасным. Дело в том, что царица лишилась своего могущественного защитника. Человек, который должен был стать повелителем мира, супругом и соправителем Клеопатры, 15 марта 44 года упал мёртвым в зале заседаний сената. Заговорщики нанесли ему двадцать три раны мечами и кинжалами.

Убийцами, среди которых было много друзей диктатора, руководили Марк Брут и Гай Кассий. Они убили Цезаря, чтобы спасти республику и восстановить прежние порядки. Среди причин, побудивших заговорщиков к незамедлительным действиям, не последнее место занимала и Клеопатра. Их тревожила любовь к ней диктатора, они опасались, что в недалёком будущем египетская царица сделается повелительницей империи, столицей которой будет Александрия. Таким образом, Клеопатра была косвенной виновницей мартовских ид, нанёсших удар по её кровным интересам.

Для царицы Египта смерть Цезаря означала полное крушение всех её планов, которые только казались фантастическими, а на самом деле были весьма близки к осуществлению. Теперь ей надо было спасать то, что осталось, а может быть, даже и жизнь. Клеопатра знала, что в Риме у неё много врагов, особенно среди сенаторов. Скольких она оскорбила своим высокомерием! Цицерон был далеко не единственным. Да и в её стране, особенно в Александрии, большая часть населения относилась к ней враждебно. А стоявшие в Египте римские легионеры? Будут ли они её защитниками, как при Цезаре, или исполнителями приказа, который в любую минуту может прийти из Рима: убрать царицу и включить Египет в состав Римской державы в качестве новой провинции? Ненавидевшим Клеопатру римлянам нетрудно было бы провести такой закон, взяв за основание проекты, обсуждавшиеся ещё при жизни её отца.

И только одно успокаивало царицу: в самом Риме положение было чрезвычайно сложным. Заговорщикам казалось, что достаточно убить диктатора (они называли его тираном), чтобы восстановилось прежнее положение, которое они считали полной свободой. Однако после смерти Цезаря очень скоро стало ясно, что существуют группировки, преданные убитому диктатору, и что растерявшиеся сенаторы не представляют себе, как быть дальше. 20 марта, во время похорон Цезаря, произошли серьёзные волнения. Его убийцы оказались в опасности и вынуждены были покинуть Италию.

Находившийся в это время за пределами Рима Цицерон узнал о «бегстве» Клеопатры лишь в середине апреля. Следовательно, царица уехала из Италии не сразу после мартовских ид. Несмотря на грозившую ей опасность, она задержалась в Риме ещё на некоторое время, чтобы проследить за развитием событий. Однако её ждал неприятный сюрприз. Во время торжественных похорон Цезаря Антоний огласил на форуме завещание покойного.

Цезарь усыновлял внука своей сестры девятнадцатилетнего Гая Октавия и назначал его главным наследником, а своего родного сына трёхлетнего Птолемея даже не упомянул!

С каждым днём становилось очевиднее, что в Риме вот-вот вспыхнет гражданская война из-за наследства Цезаря. Можно было уже определить главные силы, которые столкнутся в этой борьбе: прежде всего убийцы Цезаря и сторонники сената; во-вторых, политики, на словах преданные прежнему государственному строю, а на деле стремившиеся занять место диктатора; и, наконец, приёмный сын Цезаря, девятнадцатилетний Гай Октавий, которого с этих пор стали называть Октавианом. Вначале юношу не принимали всерьёз, он же отнёсся к завещанию Цезаря без тени легкомыслия.

Клеопатре нельзя было медлить. Нужно было срочно возвращаться в Египет и там переждать бурю.