Заклятье луны

Глава 15

Венеция, «самый зеленый из всех островов», как сказал Байрон, казалась Эннабел волшебным городом, как и Ла-Мира, расположенная по дороге в Падую, где с прошлого лета поэт снимал дом.

Скоро стало ясно, что с каждым днем отношения между Байроном и Клэр Монт все более ухудшаются. Она постоянно преследовала возлюбленного еще до рождения их дочери, а сейчас это переросло в настоящую манию.

– Ее терпимость превратилась в ненависть, – печально признал Шелли после бурной сцены, которые постоянно происходили в семье Байрона.

В промежутках между ссорами молодые люди совершали небольшие прогулки на лодках или пешком. Эннабел не могла поверить, что все это происходит на самом деле. Словно во сне, она слушала, как три поэта читают друг другу свои великолепные стихотворения.

Эннабел была очень удивлена, случайно узнав, что из них только один умеет плавать. Байрон занимался плаванием в лечебных целях. Таким образом он укреплял мышцы деформированной ступни и плохо развитой ноги. Шелли всегда шутливо говорил Джорджу, что тот не должен спасать его, если он упадет за борт.

Джереми только смеялся, когда Эннабел просила его быть осторожнее на воде.

– Разве существует более прекрасная могила, чем море?

Но образ серого моря и тонущего человека постоянно преследовал Эннабел.

Она предпринимала несмелые попытки научить кузена держаться на воде, но Джереми был таким нерадивым учеником, что, в конце концов, Эннабел отказалась от своей затеи. Шелли тоже смеялся, когда девушка уговаривала его научиться плавать, хотя бы из-за его любви к морю.

– Дорогая Изабелла, у меня всегда найдется устойчивое судно. Неестественно для человека, особенно для поэта, отращивать плавники, как у рыбы.

Из всех, кто слышал это, только Эннабел поняла горькую иронию этих слов. Через четыре года Перси Биши Шелли погибнет во время кораблекрушения. Его тело прибьет к берегу у Виароджо, где он будет кремирован.

Эннабел понимала всю тщетность своих усилий изменить что-либо. Все было предопределено. Смерть Шелли, как и смерть Джереми, в этом девушка все больше убеждалась, была неминуемой. Осознав свою беспомощность, Эннабел отказалась от попыток вмешиваться в судьбу. Она наслаждалась долгими беседами с Байроном и Шелли, часто на политические темы, которые, к ее большому удивлению, интересовали обоих.

– Оказывается, лорд Байрон тоже поддерживает Коббета, – сказала Эннабел своему кузену, когда однажды вечером они вышли из дома, чтобы не быть свидетелями назревающего скандала. – Я не знала, что он был членом палаты лордов.

– О, да. Байрон, родившийся в семье тори,[37] твердо убежден, что могущество страны зависит от ее народа, а не от законодателей. Только не говори с ним на эту тему.

Эннабел вела себя очень осторожно с этим немного угрюмым, красивым мужчиной, чья линия любви, полоса разбитых сердец тянулась из Англии до Венеции. Любовное приключение Байрона с единокровной сестрой было опасным, но все же не таким вызывающе безрассудным, как его увлечение молодыми мальчиками.

Эннабел понимала, почему женщины так одержимо добивались его внимания. Этот человек, как и Шелли, Ките и Джереми, поражал гармонией.

Байрон осыпал Эннабел лестными комплиментами, но, будучи другом Джереми, ни разу не поставил девушку в неловкое положение.

Так и летели эти волшебные дни, пока между Байроном и Клэр не произошла отвратительная сцена, причиной которой послужило несогласие во взглядах на воспитание дочери. Принципы – воспитания Байрона Клэр называла «удушающими». Они спросили мнение Эннабел и Джереми, но никому из них не удалось повлиять на враждующие стороны.

Гости, в том числе и Шелли, делали все возможное, чтобы помирить Байрона и Клэр. Но все их усилия были тщетны. Спокойное время, необходимое поэтам для творчества, закончилось. Джереми сказал об этом кузине. Он предположил также, что, наверное, будет лучше, если они оставят Байрона наедине с его проблемами, а сами вернутся в Англию.

Эннабел прикоснулась к своему самому любимому периоду английской истории. Было жаль уезжать, но она решила все же вернуться в Кент. Эти две недели оставили в ее памяти незабываемый след, но девушка была уверена, что еще несколько дней, проведенные в обществе чрезмерно темпераментной Клэр и угрюмого Байрона, станут для нее слишком большим счастьем. Джереми полностью согласился со своей кузиной.

– Мне удалось поговорить с Байроном и Шелли о моих последних стихотворениях. Они считают их лучшим из того, что я написал, за исключением стихотворения «Изабелле, в ее саду», считая его подражательным. Все равно я искренне благодарен им за критику и советы.

Наконец Джереми и Эннабел простились с Байроном, Шелли и Италией.

– Я должен извиниться перед вами за поведение моих близких, – сказал Байрон. – Изабелла, когда-нибудь ваш кузен будет признан одним из лучших поэтов Англии.

– Я позабочусь об этом, – загадочно сказала Изабелла.

– Джереми, береги свою очаровательную кузину. Не допускай, чтобы она увлеклась каким-нибудь бездарным поэтом. Ей нужен настоящий защитник.

Байрон коснулся губами щеки Эннабел. Она вспомнила о поцелуе Китса и едва не расплакалась. Обаятельный Шелли, которого она считала просто восхитительным, заключил ее в объятия, и тут девушка действительно заплакала.

– До свидания! О'ревуар! Арриведерчи![38]

Эннабел закрыла глаза, чтобы навеки запомнить образы этих замечательных людей, чьи жизни так рано оборвались.

Почти всю дорогу до Кале Эннабел спала. В Дувре они пересели в карету. Внезапно после такого утомительного путешествия девушка почувствовала облегчение. Англия казалась ей родным домом, и она была очень рада, что вернулась к ее берегам.

Дорога от Дувра до Кентербери была темной и пустынной, и Эннабел пожалела о том, что Джереми уснул. Ей не нравился их кучер. Он появился в порту и почти навязал им свои услуги, словно дожидался именно их.

– Джереми, ты спишь? – прошептала Эннабел. – Джереми, мы остановились, и я не знаю, почему. Ты решил провести ночь в гостинице? Но ведь мы почти дома!

Джереми что-то пробормотал и неохотно открыл глаза.

– Что? Почему мы остановились?

– Именно это я и хочу знать. Происходит что-то непонятное. Наш кучер кажется мне подозрительным.

– Тише… Какие-то голоса. Мне это не нравится, Изабелла. Что бы ни случилось, оставайся на месте. Я посмотрю, в чем дело.

Эннабел схватила его за руку.

– Не надо, Джереми. Если это разбойники, отдай все, что у нас есть. Это не много, а мы, по крайней мере, спасем наши жизни.

– Черта с два, я ничего не отдам этим тварям! Послушай, почему ты остановился здесь? Если по нужде, то мог бы подождать… – Через минуту Джереми вернулся. – Этот мерзавец сбежал. Сиди здесь, а я разберусь с бандитами.

– Это мы вас остановили, – послышался грубый голос. – Если не сделаете так, как мы хотим, станете завтраком для хищников. Отдайте нам все ценное. Если есть пистолет, отдайте его тоже. Вы окружены. Если сделаете хоть одно движение, для начала мы застрелим девчонку.

Эннабел увидела всадника в черном плаще с капюшоном. Она вжалась в спинку сиденья и придвинулась к Джереми. Сейчас девушка благодарила бога, что не взяла с собой драгоценности, хотя и боялась оставлять гранаты без присмотра.

– Джереми, пожалуйста, молчи! Их трое. Они убьют нас, если мы не выполним их требований.

– Не волнуйся. Я не собираюсь драться с разбойниками, которые тут же пристрелят меня.

– У меня почти ничего нет, но у тебя есть деньги, – сказала Эннабел, снимая жемчужные серьги, которые Джереми купил ей в Италии. – Вот еще кольцо. Шелли подарил мне его на память. Не очень ценное, но, по крайней мере, выглядит таким. – Для девушки это кольцо было просто бесценным, но ей не хотелось рисковать.

Разбойники лишь мельком взглянули на безделушки и деньги.

– Шкатулку с бумагами! Нам нужны только они.

– Что? Это всего лишь наброски и мои стихотворения. Вы не сможете продать их!

Главарь разбойников подъехал к карете и зловеще помахал пистолетом перед лицом Джереми.

– Я же сказал, отдайте мне эти бумаги. Я сам буду решать, стоят они чего-нибудь или нет.

Джереми побледнел, ведь драгоценные пометки на полях не составят никакой ценности для преступников, а для него значат очень много, почти все.

– Пожалуйста, не забирайте бумаги, для вас они не представляют никакого интереса.

– Я уже сказал, что судить об этом будем мы. Мы отпустим вашего кучера, пусть он отвезет вас туда, куда вы едете. – Предводитель улыбнулся, обнажая кривые зубы, и приподнял поношенную шляпу. – Счастливого пути! Жаль, что мне не удалось побеседовать наедине с такой красавицей. Может быть, мы еще встретимся:

– Надеюсь, что нет, – резко ответила Эннабел.

Бандит засмеялся и исчез в ночи.

С виноватым видом из леса вышел кучер. Джереми посмотрел на него и процедил сквозь зубы:

– Проклятый предатель, надеюсь, у тебя крепкие башмаки. Назад пойдешь пешком. Я обязательно сообщу о случившемся.

Человек ныл и умолял, но Джереми не обращал на него внимания. Взяв хлыст и вожжи, он занял место кучера.

– Я хочу сесть рядом с тобой, – крикнула Эннабел из окна.

Джереми остановил карету, и девушка заняла место рядом с ним. Все это время она раздумывала над обстоятельствами бессмысленного ограбления.

– Зачем им понадобились твои бумаги? Откуда они узнали о них?

Джереми стал еще угрюмее, чем прежде.

– Конечно, за всем этим скрывается Лансфорд… Он думал, что я могу взять некоторые важные бумаги с собой, боясь оставить их дома.

– О каких бумагах ты говоришь, Джереми?

– Я не могу рассказать тебе все сейчас, – ответил кузен, взмахнув хлыстом. – Изабелла, не задавай больше вопросов. Мы должны поскорее добраться домой и узнать, что с Тримейном и Фальконом. У меня плохие предчувствия.

Когда Эннабел и Джереми, уставшие и испачканные, вошли в дом, их встретил Тримейн. Взглянув на путешественников, он тут же послал служанку к Мод, чтобы та приготовила тушеное мясо и пудинг.

– Вам не помешает выпить чего-нибудь покрепче.

Пиво, которое принес Тодд, и в самом деле оказалось кстати. Эннабел очень понравился этот напиток: выпив кружку пива, сразу чувствуешь, как на щеках появляется румянец и моментально восстанавливаются жизненные силы.

– Сегодня ночью жизни Джереми грозила серьезная опасность, – сказала Эннабел.

Тримейн, увидев брата, крепко обнял его, но даже не улыбнулся девушке. Ей было немного обидно. Эннабел хотела, чтобы ее обняли сильные руки, пусть даже это будет человек, который, как она недавно узнала, был любовником Фелиции Фенмор.

– По дороге в Кентербери на нас напали бандиты.

Джереми рассказал Тримейну о том, что разбойники, как ни странно, охотились за его бумагами.

– Я не могу поверить, чтобы грабители стали покушаться на мою литературную чушь! – произнес Джереми, пытаясь все обратить в шутку.

Джереми и Тримейн обменялись красноречивыми взглядами, и Эннабел поняла, что в чемодане находились не только стихотворения. Она устала от того, что от нее все время что-то скрывают, и решила положить этому конец.

– Пойду, посмотрю, не нужна ли Мод моя помощь, а вы пока поболтайте о том, что произошло в графстве за время нашего путешествия.

Закрыв за собой дверь, Эннабел прислушалась.

– Джереми, – тут же заговорил Тримейн, – ты взял с собой наброски следующего номера «Лигал Уотч», они используют это против тебя. Там содержится обличительный материал против Лансфорда и его окружения.

– В этом номере правдивые сведения о его делишках. Я рассказываю о том, как он передает станки в руки биржевиков, которые потом продают их компаниям по бешеным ценам. Компании же, в свою очередь, наживаются на тяжелом труде рабочих. Мои политические заметки спрятаны в надежном месте. В шкатулке были стихотворения, которые я брал с собой в Италию.

– Мне очень жаль, – произнес Тримейн голосом, полным сочувствия.

Он знал, как упорно Джереми работал над стихотворениями, и как много значили для него советы его учителей.

Эннабел закрыла глаза, ей хотелось плакать. Ведь она знала, что бесценные рукописи появятся на свет не раньше… да и то под чужим именем.

Девушка открыла глаза. А вдруг за всем этим стоит Ньютон Фенмор? Возможно ли, что грабители охотились не за политическими бумагами, а за стихотворениями Джереми?

Нет! У Фенмора никогда не хватило бы смелости совершить такой отчаянный налет.

Эннабел снова прислушалась. Теперь Джереми расспрашивал Тримейна о том, что произошло за время от отсутствия.

Тримейн рассказал, что Фалькон пока не появлялся, что на землевладельцев, которые симпатизируют движению против «хлебных законов», были совершены налеты.

– Убили скот и подожгли поля. Мы не пострадали, но только благодаря тому, что я, как только услышал о первом набеге, тут же послал людей охранять наши владения. Я был вместе с ними, и в первую же ночь мы поймали несколько человек, которые пытались пробраться на нашу территорию.

– Трей, Изабелла очень волнуется за меня. Я хочу рассказать ей о нелегальной газете, о Фальконе, обо всем.

– Не сейчас! – сказал Тримейн с горечью.

Он всегда испытывал это чувство, когда думал о том, что не может доверять женщине, которую любит.

– Джереми, кругом шпионы! Лансфорд протянул свои ядовитые щупальца даже в самые отдаленные уголки графства.

– Нас поймают, это вопрос времени, – мрачно сказал Джереми.

– Может быть, движение окрепнет, и это уже будет не так важно. Вернется Коббет, другие люди присоединятся к борьбе. Я слышал, что даже Пил заговорил о реформах.

– Я волнуюсь за тебя, брат, – сказал Джереми.

– А я за тебя.

Эннабел едва сдерживала слезы. С тяжелым сердцем она пошла на кухню, чувствуя, как сгущаются тучи над головой людей, которых она успела полюбить.

Ее собственная судьба тоже стала частью этой борьбы.

Она пришла сюда не по своей воле и жила под чужим именем.

Если бы у Эннабел был выбор, она все равно не оставила бы дорогих ей людей.