Заколдованная палата

Глава шестая. Стычка

— Я не буду убирать постель и тумбочку в палате, это не мое дело, а санитарки, — заявил Валера. И пусть меня не включают в список дежурных по столовой, я не хочу подавать обед, вытирать стол тряпкой и подметать пол.

— Это почему же? — хором спросили ребята из санитарной комиссии.

— Когда мы жили за границей, всю эту работу выполняли слуги в гостинице. А в Москве у нас — домашняя работница.

— А у нас в санатории нет слуг и нет домашних работниц, — спокойно объяснила ему Светлана Ивановна. — Наши няни ухаживают за лежачими. А те, кто в состоянии владеть руками и ногами, обслуживают себя сами.

Валера поморщился: «Опять мораль!»

— Если ты будешь здесь в санатории вести себя как барин, я напишу твоему папе в Берлин.

Фредик пришел, когда санитарная комиссия вместе с воспитательницей и дежурной сестрой уже собиралась уходить из палаты.

— Ты почему не убираешь постель и она у тебя дыбом? — спросила его Светлана Ивановна.

— А зачем ее убирать? — удивился Фредик. — Утром проснешься — на процедуры, с процедур — опять в постель отдыхать, только встал — обедать, а после обеда — тихий час, проснулся, погулял, — ужин, а после ужина опять спать… Что же, все разы ее и убирать? Не буду!

— Но дома-то ты же убираешь постели?

— Хм, дома… Никаких там постелей нету! Где лягу, там и сплю… И мать свое логово никогда не убирает.

— А полы вы моете? — поинтересовалась Рая.

— Полы? А зачем их мыть? Все равно с улицы грязь каждый день натаскивается. Матери некогда. Она то устраивается на работу, то уходит. Дела все…

— А ты?

— Я? Мыть полы?! У тебя видно в коробке нехвата… — покрутил у самого виска пальцем Фредик.

— И все-таки тебе придется убирать постель, как положено в санатории, а не то мы тебе поставим тройку. И в кино ты не пойдешь!

— Хоть десять колов ставьте, плевать. Я все «кины» уже перевидел десять раз.

— Не кины, а кино, — поправила его Светлана Ивановна. — И непонятно, почему ты так злишься?

Фредик бубнил что-то себе под нос. Не мог же он сказать Светлане Ивановне, что злится на Митю, не хочет учиться, да еще в малышовой группе. Кроме того, он привык курить. А денег мать не дала. Хорошо еще, Валера Гречишников дал гривенник «до завтра». Улучив удобную минутку, Фредик исчез. Постель его так и осталась неубранной.

Митя собственной рукой поставил в «санитарную» тетрадь — тройку. — Самому себе — тройка! Легко ли?!

Самым трудным было проверять чистоту и порядок у девочек. Обязательно высмеют! И не поймешь, что к чему.

В десятую палату Митя всегда входил смущенным, с замиранием сердца. В этой палате жила Ляля. Когда Митя первый раз зашел в десятую палату, он увидел, что платья девочек висят на спинках стульев. На коврике у кровати стояли в ряд десять пар разных туфель.

Сосчитав туфли, Митя спросил:

— А где же эти десять девочек?

Ему ответил дружный смех. Это все были Лялины туфли. Митя не мог понять, зачем ей столько? У них в семье все имели по одной паре, а последнее время его башмаки были на троих.

Когда девочки немного успокоились, Митя сказал:

— На первый раз от имени комиссии предупреждаю: надо всю лишнюю обувь убрать в чемодан и отнести в камеру хранения. Если завтра это не будет сделано, то палате номер десять будет поставлена тройка и в кино вас не возьмут.

— И не подумаю убирать! — вздернула свой носик Ляля. На другой день их палата получила тройку и в кино их не взяли.

— Деревня! Лапотник, — громко бранилась Ляля вслед уходившему из палаты Мите. Каждое ее слово причиняло ему боль.

«Подумаешь, городская! — думал Митя, — а бранится, как наша тетка Варька». И он ставил десятой палате тройки до тех пор, пока Ляля не сдала свою обувь камеру хранения.