Закон Мерфи. Том 2

Глава 25 Это все грибы

Пока я судорожно составлял наметки каталога местной фауны, руководствуясь новой точкой отсчета, очкастый колдовал у себя посередь пробирок. Когда оттуда потянулся вкусный и неожиданный запах грибного супа, я не выдержал и подошел к нему.

— Ты супчик грибной варишь, что ли? — спросил я.

— Занимаюсь пробоподготовкой, — коротко ответил Тайвин, предельно сосредоточившись на светящемся окошке сублимационной вакуумной сушилки высокой мощности, где медленно съеживалось темно-коричневое нечто.

— А пахнет…

— Пахнет грибами, потому что это гриб.

— Мухомор? — подколол я ученого.

Штатный гений сердито сверкнул глазами и фыркнул:

— Вряд ли. Сейчас высохнет, возьмем пробу и попробуем что-нибудь простенькое, вроде реактива Марки…

— А что будет?

— Если гриб содержит что-то подобное холину, например, то с щелочью будет запах селедки, а если что-то вроде псилоцибина, то проба станет серо-коричневой, тогда будем добывать экстракт, подтверждать простой цветной реакцией еще раз, и проба с тем же реактивом будет ярко-желтой, и потом можно уже и на ВЭЖХ, — глядя в мои искренние незамутненные знаниями глаза, друг поправил очки и пояснил: — Высокоэффективная жидкостная хроматография. А, плюнь, какая разница, главное — результат. Не буду же я тебя на лаборанта обучать.

— Почему нет, — несколько уязвленно поинтересовался я.

— Потому что к науке, кошкоглазый, надо иметь не просто интерес или склонность, ее надо любить, ей надо восхищаться, и ее превозносить. И постоянно изучать все новое, что может полезть в голову из твоей области знаний и не только. Иначе так и останешься ремесленником с тремя методиками в голове и сотней в методичках. Впрочем, — задумчиво добавил он, — подозреваю, что этот постулат в любой сфере человеческой деятельности будет работать.

Спустя пятнадцать минут мы с одинаковой задумчивостью наблюдали за мутнеющей пробой.

— Интересно, — протянул ученый и выгнал меня заниматься своими делами.

Я пожал плечами и пошел — не висеть же у него над душой. А через час Тайвин с видом Флеминга, уронившего в чашку с колонией патогенных бактерий кусок хлеба с плесенью, постучал в дверь, вызывая охрану.

— Я ни за что не поверю, что один работаю над местной биохимией, — заявил охранникам мой очкастый друг и протянул пробирку. — Отнесите в здешнюю лабораторию, и пусть сделают спектральный анализ, желательно на резонансном рамановском спектрометре.

С раздражением вздохнув, Тайвин вложил в руку охранника образец практически насильно.

— Рамановский спектрометр. Физик такой в начале двадцатого века жил, Раман. Ну, Раман, спектрометр, запомнил? Иди, — ученый отвернулся от двери, та шаркнула, закрываясь, а гений злобно процедил сквозь зубы: — Клинические имбецилы.

— Тай, простой человек не обязан знать такие научные тонкости, — заметил я.

— Да чтоб их… Пес драл! — не постеснялся в выражениях ученый. — Как же мне не хватает моих гамадрилов и лаборатории. У меня все всегда на местах, и аппаратура, и реактивы, и специалисты, а если что надо — всегда через Лекса достать можно…

— Это ты про Санникова? — прищурился я.

— Да. Но ты учти, он только друзьям себя позволяет так называть, — построжел Тайвин.

— Мне разрешил, — гордо заявил я. — Аккурат после беготни с саранчой.

Мой очкастый друг скупо улыбнулся, и мы снова занялись работой, пока спустя еще пару часов к нам не ворвался самолично Алан с автоинъектором наперевес.

— Вы должны были сообщить мне лично! — немного повысил против обычного голос человек-невозмутимость. Мне стало невероятно интересно, и я оторвался от просмотра записей.

— А с какого когнитивного диссонанса мне бежать напрямую именно к вам и непременно лично, и размахивать положительной цветной пробой с реактивом Марки? — с едкой злостью поинтересовался Тайвин.

— Я просил сообщать обо всех неожиданных находках, тем более не вполне привычного характера! — еще больше разозлился Алан.

— А вам никто не говорил про стандартную процедуру испытаний в рамках надлежащей доклинической лабораторной практики? Я еще не особенно понимаю, что это за вещество, а вы уже хотите…

— Результата, — прервал Тайвина апостолец.

Я почувствовал вдруг, что мое душевное состояние необратимо меняется — границы восприятия резко раздвинулись, вобрав в себя и мои смятенные движения души, и странным образом осязаемые эмоциональные колебания схлестнувшихся оппонентов. Только если с кошкой Мирой это чувство контакта было мимолетным, почти невесомым, с чужим невидимкой управлял процессом точно не я, то здесь меня придавило не моими чувствами по моей инициативе, вынудив замолчать и впитывать то, что словами я описать был почти не в силах.

Алан возвышался над гением как скала над морем, давил авторитетом и недовольством, которые я почти физически ощущал. Тайвин смотрел на него снизу вверх с не менее несгибаемым выражением на лице. С его стороны я чувствовал тяжелую и твердую решимость найденный природный наркотик не испытывать и не отдавать ни при каких обстоятельствах.

— Ладно. Будь по-вашему. Мне нужны мыши или крысы, — заявил очкастый мой товарищ. — Лабораторные, в количестве штук пятнадцати.

— Могу выделить двоих подопытных. — Алан пока держался, но я видел нарастающую бурю, непонятным пока мне самому способом. Что-то внутри человека-скалы клубилось, скручивалось жгутами, формировалось в плотное ядро. Только я это не видел глазами и не представлял — ощущал всей кожей.

— Я не экспериментирую на людях. И когда я говорю «мыши» или «крысы», я имею в виду мышей или крыс. Знаете, зверушки такие. С хвостами. — Тайвин, в свою очередь, образно воспринимался мной все прозрачнее и тверже, как если можно было бы прочувствовать динамику процесса образования природного алмаза.

Я вдруг понял, что и до первого визита на Седьмой, и до Миры, и до столкновения с другим сознанием, и вообще вплоть до текущего момента включительно всю свою жизнь пользовался чем-то… Похожим, что ли. Непонятным, неосязаемым, необъяснимым, но нужным хлеще воздуха. Интересно, вот если я способен на уровне остальных органов чувств и наравне с ними получать информацию об эмоциональном фоне человека, может, я могу на него и влиять?

Я попробовал этим неуловимым, но явственно мной ощущаемым, вектор внимания Алана перенаправить на себя. И чуть не подпрыгнул, когда в следующее мгновение свой темный нечитаемый взгляд тот обратил именно ко мне. И сказал, смотря на меня, а обращаясь к Тайвину:

— Значит, от моих кандидатур вы отказываетесь. В таком случае будет совсем просто.

Похолодев внутренне, я понял: очкастый доигрался. И точно, внутри Алана словно взорвалось маленькое черное солнце. Он выхватил оружие и уткнул дуло игломета прямо мне в лоб:

— Вот ваша крыса. Выбирайте правильно, уважаемый. Либо она приносит пользу науке, либо я, так и быть, проведу дератизацию.

Я скосил глаза на Тайвина и почти услышал, как зазвенела, осыпаясь безвредными осколками, его решимость. За меня он боялся больше, чем за человечество перед лицом нового наркотика с неизвестным действием. Но сделать выбор между перспективой убить меня иглой в лоб или психоактивным веществом неизвестного спектра действия не мог.

— Я жду, — поторопил Алан и протянул гению автоинъектор. Все естество нашего врага заполняла обжигающая бешеная злость, искушала нажать на спусковой крючок, давила, требовала, и я понимал, что выбора у меня нет, как нет его и у Тайвина.

— Чтобы вас мотивировать, введем обратный отсчет. Крысы уходят с корабля через десять, девять…

Я молчал в тряпочку, Алан считал, а до моего идейного друга никак не могло дойти, что шутки кончились — он переводил взгляд с Алана на меня, пытаясь найти запасной вариант, и не находил его. На тройке Тайвин не выдержал и сдался.

— Я не отвечаю за последствия. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что наркотик может вызвать мгновенное привыкание. Или убить. И совершенно точно, если не убьет, повлияет на поведение.

Алан, не опуская игломет, кивнул сопровождающим — те встали по бокам и сзади от меня, подняв оружие. Я чувствовал себя максимально неуютно под четырьмя дулами, но, как ни странно, совершенно не боялся — я не чувствовал в охране желания или стремления убивать. Скорее, это была очередная скучная работа — а такие «деловые» взаимоотношения между убийцами и потенциальной жертвой казались мне более выигрышными.

— Будет дергаться — стреляйте.

— На поражение? — уточнил охранник позади меня.

— На какое поражение, дебилы? У вас парализант в сердечнике! По ногам. Пристрелите — будете отвечать перед Советом синдикатов лично.

Я ощутил дуновение страха. Похоже, Совет синдикатов — это серьезная угроза. Алан точным движением защелкнул свой игломет в кобуру — так, понятно, у него боевые, будем знать на всякий случай. Хотя я изначально идиот — стал бы он мне иглами с парализантом прямо в черепушку целиться, они кость не пробивают.

Ко мне подошел Тайвин с автоинъектором в руках и внимательно посмотрел в глаза. В его взгляде, позе и мимике я прочитал зверскую смесь страха, сожаления, извинения и, конечно, толику научного любопытства — изменить свою природу ученый не был способен. Я решил, что капля уверенности ему точно не повредит, и спросил:

— Знаешь, чего я теперь боюсь?

— Чего?

— Что со мной перестанет что-либо приключаться. Коли уже, — я ободряюще ему улыбнулся и подмигнул. — Посмотрим, что за демона ты спрятал у себя в пробирке.

Сделав укол, Тайвин отступил на пару шагов. Ему было несколько дурно от коктейля из чувств и адреналина, и хотелось присесть, но бросить друга он не мог. Чез застыл столбом, кошачьи зрачки сначала вытянулись в линию, почти исчезнув, затем через пару минут начали расширяться, быстро заняв собой почти всю радужку.

Смена миоза на мидриаз ученого не порадовала — внутри оперативника творилась химическая буря, и как проявится психоэмоциональный эффект, как наркотик повлияет на поведение и личность, предсказать гений не мог, что его неимоверно злило.

Внезапно Честер рвано огляделся, фиксируя каждого присутствующего в комнате, и Тайвин с неприятным чувством холодка под ложечкой понял, что вменяемое сознание первопроходца покинуло напрочь. Перед ними была биологическая сторона человека с выключенной социальной: умное, сильное и опасное животное, натасканное реагировать на любые внешние раздражители. А вот как проявится его выучка в совокупности с инстинктами предстояло выяснить только опытным путем.

Оперативник присел и занырнул за спину охраннику, стоявшему позади него — в того сразу полетели иглы с парализантом, и он мягко обмяк. Честер не медлил — успел скользнуть за спину второму и нажать большими пальцами под основание черепа, вырубив и его.

Хорошо изученным движением Чез выхватил игломет у падающего на пол оппонента и выстрелил в третьего охранника, успев раньше. Обнюхал предмет с любопытством, зачем-то лизнул и, услышав тихий щелчок кобуры — отмерший Алан выхватил свой игломет, заряженный боевыми — бросил оружие и перекатился за один из столов, спрятавшись за его задней стенкой.

Все это заняло буквально доли секунды, и ошарашенный Тайвин, глядя, как Алан направляет ствол в сторону сомнительного укрытия Честера, только и нашел в себе, обмирая от собственной смелости, силы чтобы шагнуть вперед, загородив озверевшего друга собой.

— Не стреляйте! — Тайвин очень надеялся, что достаточно убедителен. — Он сейчас не в себе, вы же видите.

— Он опасен. Но вы правы, — Алан задвинул игломет обратно и наклонился за другим. Убивать первопроходца в его планы не входило.

В это же мгновение Честер вспрыгнул на стол, повалив и разбив все, что на нем находилось, и бросился на апостольца. Алан замешкался — и это стало ошибкой. Завязалась потасовка.

Тайвин спрятался за облюбованным оперативником столом, изредка выглядывая и наблюдая, как воюют разум и инстинкты.

Закончилась битва быстро, коротко и прозаично — Честер прокусил Алану руку, заставив бросить оружие, и хорошенько приложил его лбом об пол.

Устранив угрозу и дико озираясь, оперативник оббежал помещение и начал ломиться в дверь, опознав ее как выход наружу. Тайвин со вздохом вылез из-за пострадавшего стола. Он понимал, что Чез может напасть и на него, но совершенно не хотел, чтобы в наркотическом бреду оперативник поранил по глупости сам себя.

— Тихо, тихо, — мягко уговаривал гений, показывая пустые ладони, — смотри, у меня ничего нет, я тебе не наврежу.

Честер фыркнул, подскочил к нему, внимательно осмотрел и обнюхал. Замерев на месте, Тайвин ждал вердикта. Первопроходец наткнулся на автоинъектор в кармане халата, отобрал, попробовал разгрызть, но не преуспел. Тайвин сделал попытку изъять у наглого животного опасную вещь, но Чез его удивил — оскалив зубы, он зашипел, чем окончательно сделался похож на представителя семейства кошачьих.

— Все, все, не трогаю, — поднял руки штатный гений. — Странно, я думал, поведение будет ближе к обезьянам…

Скрипнула, отъезжая в сторону, дверь, и первопроходец метнулся в образовавшуюся щель. Оттуда послышались крики и сухие щелчки игл. Гений двинулся было за ним, но стены у него на глазах покрылись мелкими выщерблинами, и гений спрятался обратно. Мало ли. Перестрелка стихла, и Тайвин обеспокоенно прислушивался — вылезать наружу он не хотел точно, но ему было невероятно любопытно и одновременно очень тревожно за Честера.

Высунув нос в коридор, гений констатировал очевидное — что бы ни творилось в мозгу оперативника, в некой инстинктивной логике ему было не отказать: в коридоре валялись несколько человек охраны, живые, но сильно потрепанные, а за следующей открытой переборкой виднелся коридор, загибающийся углом и увенчанный чьими-то ботинками. Зверь пошел гулять. Может, и Тайвину сходить? Или лучше обзавестись личным оружием, пока случай подвернулся?

Только гений сделал шаг в коридор к ближайшему игломету, как позади раздалось лаконичное:

— Стоять. — Потирая голову невредимой левой рукой с зажатым в ней оружием, Алан сел. — Зря вы меня остановили.

— Зря вы вынудили меня потратить практически неизученное вещество на антигуманные опыты. Поздравляю, — с ядовитым ехидством отметил Тайвин. — Теперь у вас тут расхаживает по коридорам обозленный неуправляемый первопроходец со всеми его умениями и опытом. Вы этого хотели добиться?

— Не знаю я, чего хотел, — огрызнулся Алан. — Могли бы предупредить.

— Я предупреждал, — карикатурно развел руками гений. — Действие любого психоактивного вещества непредсказуемо, тем более если это производное псилоцина. Теперь только ждать, пока отпустит.

— И долго ждать?

— Часов пять. Может, семь.

— Он же мне всю базу разнесет… — простонал Алан, поднимаясь. — Черт, сильный, руку чуть не откусил.

— А как вы хотели, — хмыкнул Тайвин. — Инстинкты не пропьешь, хотя принято считать, что у человека их и нет. Да только он сейчас не совсем человек.

— Что с ним?

— А вы не поняли? Озверел слегка. Похоже, что экстракт отключает сознание в привычном нам понимании и возвращает человека, так сказать, к природе.

— Не вполне то, на что я рассчитывал… — Алан поморщился, рассматривая укушенную конечность: на ней во всей красе отпечатались все стоматологические особенности Честера.

— А на что вы рассчитывали? — поинтересовался гений. — На новый перспективный вид наркотиков? Извините, я не дипломированный химик и тем более не варщик, или как там у вас это называется. Изучать могу, синтезировать в промышленных количествах — нет.

Алан медленно обретал привычную невозмутимость и коротко кивнул в ответ.

— Вот и займитесь прямыми обязанностями. Пока вреда от вас больше, чем толку. Дам вам еще неделю, потом будем решать вопрос о целесообразности вашего здесь присутствия.

— А если за неделю я не найду больше ничего полезного для вас, — подчеркнуто прищурился Тайвин, — пустите в расход?

— Да, — меланхолично пожал плечами Алан. — Именно так. Что не приносит пользу — идет в утиль.

Он, подвинув гения в сторону от двери, отдал приказ убрать бессознательные тела охраны и вышел, не забыв закрыть за собой дверь. Пикнул замок, отсекая Тайвина от общего веселья, и Тайвину ничего не оставалось, кроме как ждать.

Через пару часов, наведя порядок в разгромленной комнате и погоревав над разбитыми образцами и аппаратурой, штатный гений сел за описание наркотика, подспудно снова удивляясь тому, как он мог пропустить возможность посетить абсолютно новый мир.

Тяжелую молекулярную структуру триптаминового алкалоида вполне возможно было отсечь силами нанопротекторной защиты, и полноценная высадка на Седьмой, а не безбашенная одиночная выходка Честера, была более, чем реальна. Может, Чез прав, и их всех элементарно обвели вокруг пальца?

Тайвин тяжело вздохнул — занимая себя делом, он продолжал испытывать волнение и беспокойство. А вдруг у кого-то окажутся боевые снаряды в игломете? Вдруг вышедший на свободу внутренний зверь Чеза решит уйти в самоволку — а кто знает, какие опасности и возможности таит в себе Седьмой? Пока было понятно одно — нужно ждать и надеяться.

Прошел еще час, гений уже не знал, куда себя деть, как дверь распахнулась, и двое крепких парней в тяжелой экзоброне втащили в комнату бесчувственное тело, неаккуратно бросили на пол и молча покинули помещение. За ними заглянул Алан:

— Ваш друг принес нам значительное количество неприятностей. Надеюсь, когда он придет в себя, вы обсудите варианты компенсации.

— Это было ваше решение, — ядовито заметил гений, — вколоть ему эту дрянь. Почему компенсировать ущерб должны мы?

— Не буду же я сам с себя спрашивать, — чуть поднял брови Алан. — Вам что-то на данный момент потребуется?

— Сколько игл с парализантом на него ушло? — с трудом переворачивая Честера лицом вверх и попутно осматривая, уточнил Тайвин.

— Кто их считал.

Гений быстро пробежался пальцами по расплывшимся на одежде синим пятнам сработавших сердечников.

— Вы с ума сошли! Если наркотик его не угробит, то его угробите вы! — скулы у него заалели, и он с яростью наступал на Алана, так что тот даже попятился. — Пять доз парализанта, пять! У него сердце остановится! Набор для реанимации принесите срочно, унитиол, пятипроцентный раствор глюкозы и алкоголь.

— К-к-какой алкоголь? Зачем? — от удивления Алан начал заикаться.

— Да любой! Желательно спирт. Только концентрацию мне скажите. И быстрее! — Тайвин склонился над оперативником, положив руку на сонную артерию и пытаясь понять, насколько стабильно он дышит, и бьется ли сердце.

К удивлению гения, и тот, и другой показатель были приглушенными, но в пределах нормы — Честер находился в фазе глубокого сна. Но антидот Тайвин все равно посчитал нужным вколоть, как и пять кубиков разбавленного раствором глюкозы медицинского спирта. Так, на всякий случай.

Через несколько часов загулявшее животное открыло глаза и попросило воды — и штатный гений Корпуса первопроходцев поймал себя на чувстве неимоверного облегчения и даже почти полного счастья. Да, они были в плену, с «долгом» перед наркодельцами, в неизвестном мире, но сознание к оперативнику вернулось, и его друг снова был самим собой.

Последним, что я помнил, было теплое ощущение того самого, уже смутно знакомого, неимоверно огромного и спокойного, бережно обнимающего невидимыми нитями мой разум. Я поймал дежавю за хвост — именно это создание касалось разведывательными импульсами моей жизни и меня самого в недавнем странном сне. Именно оно изменило мысли и намерения Алана и, похоже, всей его команды. Да и к нашей пробной экспедиции к Седьмому наверняка старания приложило. В тот момент, когда наркотик активно сносил все барьеры сознания, существо предлагало мне помощь и защиту. И когда я согласился, наступила полная темнота.

Вынырнув оттуда, я понял несколько вещей: во-первых, у меня жестокое похмелье. Опять. Во-вторых, жесткий эмоциональный отходняк — судя по всему, под наркотой я вдоволь порезвился, и сейчас мне было невероятно депрессивно. В-третьих, проинспектировав состояние организма, я понял, что каким-то образом умудрился потянуть себе половину всех мышц, а вторую половину — напрячь до предельных возможностей. И это не считая нывших синяков и ушибов, непонятно откуда взявшихся.

Я почувствовал себя несчастным сверх всякой меры и произнес куда-то вовне:

— Дайте водички…

Ко мне со стаканом подошел Тайвин, и я неимоверно обрадовался своему другу. Залпом опустошив предложенный сосуд, я полюбопытствовал:

— И что тут было?

— А ты не помнишь? — склонил голову набок штатный гений — Совсем-совсем?

— Как тебе сказать… Не знаю. Дай немного в себя прийти, в голове один белый шум, и больше ничего.

— Ладно, — пожал плечами друг, налил мне еще воды и отошел. Но я чувствовал: ему очень хочется узнать, что со мной было.

Я оперся на подушку, пил воду маленькими глоточками, медленно очухивался и пытался осторожно обследовать память. Постепенно в голове прояснялось, и я обнаружил два интересных аспекта: пока мой разум пребывал непонятно где, чувства сильно обострились и продолжали работать, и их последовательный анализ позволял восстановить цепочку событий. Словом, память, зрение, нюх и слух мне никто не отключал, пусть сознание и не обрабатывало входящую информацию. Я с опаской позвал гения, понимая, что он сейчас вцепится как клещ, и не отстанет, пока все не выспросит, одно слово — ученый. Но и промолчать не мог, мне требовалось найти разумное, желательно словесное объяснение запомнившимся ощущениям.

— Тай… Похоже, что я все помню, только как-то не так…

— Не так — это как? — насторожился Тайвин.

— В общем, я как личность, похоже, отсутствовал. Вернее, где-то я, конечно, был, но вспомнить пока не могу. А вот я как не-человек был. И все, что понатворил, помню, чувствую, но не осознаю. Вот. Странное ощущение. Словно ты под грибами фильм смотрел — вроде все видел, и изнутри участвовал, но ничего не помнишь, придется пересматривать.

— В чем-то ты прав, — усмехнулся Тайвин. — Наркотик по классу как раз грибной. Давай что ли вместе вспоминать, тем более первый акт Марлезонского балета я застал.

Я немедленно заинтересовался.

— Та-а-ак. И что я натворил?

— Да так, ничего особенного. Лишил сознания троих охранников, поскакал по столам, чуть не откусил Алану руку и испарился. Дальше я уже не знаю.

Я сел и обхватил голову руками.

— У-у-у, как все запущено. Точно. Я, кажется, в коридоре еще двоих или троих уложил. Потом забежал в какую-то лабораторию, помню, смотрели на меня странно. Там мне не понравилось, химия кругом, стерильное все такое, и еще за мной гнались. Я там здорово посуды перебил.

— Тогда понятно, откуда долги.

— Что? Кому мы там что должны? — неприятно поразился я.

— Как «кому». Сам должен понимать, порча имущества синдиката — дело такое. Скажи спасибо, что не пристрелили.

— Щаз-з-з, разбежался, спасибы направо-налево не раздаю, — пробурчал я. — Так, что еще… О, я на улицу прорвался, там меня и уложили.

— Не сходится. Как-то… коротковато, — уточнил Тайвин. — Все, что ты описал, укладывается в час максимум, а не было тебя часа три.

— Чертовщина какая-то. Я подумаю, — обещал я другу и лег обратно на кровать. — Я тут немножко посплю, ладно? Кстати, а откуда у меня ощущение, что я беспробудно пил все твои три часа?

— Не мои, а твои. Спирт в вену тебе ввел. Как антидот от парализанта. — Тайвин открыто ухмылялся, глядя на мои похмельные страдания.

— Вредитель, — умирающим голосом провозгласил я и попробовал уснуть.