Законы Лужкова

НЕ ПОМИНАЙТЕ ВСУЕ ТРИ ВОЛОСА В СУПЕ

Однажды мэр открывал молочную фабрику в Митино. Как водится, прибыл со свитой, сказал речь, обошел цеха и под конец осмотрел выставленную на лотках продукцию фабрики — кефиры, йогурты и прочие глазированные сырки. «Вы, Юрий Михайлович, простоквашу нашу попробуйте», — пропела продавщица в белом чепце и протянула ложку Лужкову. Тот вкусил и поинтересовался насчет приготовления простокваши. Выслушав подробный отчет, решительно сказал:

— Я делаю не так.

И начал рассказывать, как он, мэр Москвы, у себя дома делает простоквашу. Рассказ завершался словами: «И получается исключительно вкусно».

Ошалеть… То есть все вроде бы по-человечески понятно и даже симпатично: такой большой босс, командует Москвой, а дома, понимаешь ли, делает простоквашу. Не ясно только одно: неужели мэр Москвы не нашел занятия… позначительнее, что ли?

Возникло подозрение, со временем перешедшее в уверенность: мир, в котором живет мэр в свободное от работы время, нетипичен. В нем привычные «культурные ценности» отходят на второй план, пропуская вперед иные увлечения — к примеру, возню с его любимыми пчелами или изобретение роторно-турбинного двигателя, проект которого был показан на выставке в Брюсселе (где Лужкова, как вы понимаете, никто хвалить не обязан) и оценен спецами весьма высоко.

Лужкову, похоже, неведомы слова: мне это уже поздно. Решил, что мэру Москвы неудобно не знать английский, — и выучил. Во всяком случае, в достаточных пределах, чтобы не растеряться за границей или пообщаться тет-а-тет с англоязычным бизнесменом, не понимающим ни слова по-русски. Захотел играть в теннис и кататься на горных лыжах — и натренировался, доведя навык до той черты, где пропадает боязнь осрамиться на людях и где сам получаешь удовольствие от того, что делаешь на корте или на снежном склоне.

У него совсем не сухая, не невкусная жизнь…

Удостоверившись в полезности своих увлечений, мэр предлагает их городу. Выставки-продажи меда — следствие убежденности в его целебных свойствах. Горожане были в восторге, мед тоннами сметали с прилавков. Запускаемая программа создания горнолыжных спусков в столице — результат увлеченности этим видом спорта. Успех у москвичей более чем вероятен. Примеры можно множить. Лужков как бы говорит жителям: я попробовал, это здорово, попробуйте и вы. Он старается из частного опыта вырастить и реализовать цельную, обоснованную программу.

Принято считать, что Ю. М. - сугубый практик, и его бог — конечный результат, будь то уложенный «в тумбочку» городской бюджет или ровный бетон кольцевой автотрассы, реконструированные «хрущобы» или выплаченные в срок надбавки к пенсиям. Ре-зуль-тат. Что тому предшествовало — дело десятое.

Это заблуждение. Человек, извините за мудреный оборот, поэтизирующий хозяйствование, умеет оценить красоту концепции, схемы, программы. Работающие с Ю. М. люди, разбуди их среди ночи, без запинки повторят любимую формулу мэра: сначала нужно выбрать цель, затем — траекторию движения к цели и, наконец, скорость движения по траектории.

Думаю, для Ю. М. теория и практика — вещи равновеликие. Одно немыслимо — да и неинтересно! — без другого. И мэр не устает доказывать, что теория без практики мертва, а практика без теории глупа.

Жизненные теории и законы Лужкова, о которых, собственно, и идет речь в этом очерке, покоятся на прочных опорах. Иначе бы не выстояли. Но они сделаны из гибкого, эластичного материала, поэтому не превратились в догмы. А мэр слишком многоопытен и в деле, и в приватной своей жизни, чтобы быть догматиком. Да жизнелюбы таковыми и не становятся, ибо понимают, сколь многого могут себя лишить, поклоняясь окаменелым идеям.

Иное дело — порядок. Не тот порядок, когда ты один в нем ориентируешься, а все кругом видят только бардак. Порядок для Лужкова — это образ мысли и образ действия. Волевой человек, который наводит порядок в самом себе, не захочет терпеть хаос вокруг себя.

Позвольте, однако, поделиться одним наблюдением: у людей, строго следующих системе, часто появляется черта, которую вообще-то можно назвать по-разному. Представьте, что на праздный вопрос: «Как дела?» — человек останавливается, берет спрашивающего за пиджачную пуговицу и начинает на полном серьезе, с подробностями рассказывать, как его дела. Одни скажут: это основательность. Или дотошность, тщательность, педантизм, ответственность, добросовестность, обстоятельность, скрупулезность. Другие возразят: занудство.

Нельзя сказать, что мэр лишен этого то ли плюса, то ли минуса. Как-то его спросили: «Если бы вы работали на телевидении, какую программу хотели бы вести?» «Научно-популярную, — с ходу ответил Лужков и пояснил: — Мне кажется, я умею говорить просто о сложном». Действительно, умеет. И любит. Но плюс оборачивался жирным минусом, когда он, к примеру, начинал объяснять, что Доренко на него клевещет, а в действительности дело обстоит так-то и так-то. В эту минуту хотелось завопить: опомнитесь! Все ваши многословные аргументы и факты не стоят одной лихой фразы. Такой, чтобы наотмашь. Вы же это можете, вы ведь любите такие эффекты.

Эффекты Лужков действительно любит — и наблюдать, и особенно производить. Его пьянит свет рампы, и он нравится себе в этом свете. Не только в переносном, но и в прямом смысле: Ю. М. обожает сцену.

Появление в парике и чтение монолога на юбилее Хазанова и исполнение шлягера про зайцев на юбилее Никулина видели не только посетители Театра эстрады и Цирка на Цветном бульваре, но и вся страна — по телевизору. Отзывы были разные, от спорно-похвального: «Надо же, ну ничего мужик не стесняется» до бесспорно-ехидного: «А что, если человек через раз попадает в ноту — это смешно?»

Вы скажете: все это пустяки и мелочи, не по таким вещам судят о работе мэра. О работе — да, но вот самого человека, тем паче человека публичного, оценивают во всех деталях. Причем иногда деталь способна исказить суть. И не говорите мне, что коронованные особы тоже играли в любительских спектаклях, — в классике описано, как они репетировали до седьмого пота, а натаскивали их знаменитые актеры. Зато потом зрители говорили: «Смотри-ка, королева, а играет не хуже мадам Жужу».

У каждого своя сцена, и лучше всего срывать аплодисменты там, где ты их наиболее достоин. Для Лужкова одно из таких мест — зал заседаний московского правительства, где Ю. М. талантливо исполняет главную и лучшую роль своей жизни — роль мэра Москвы.

…Идет заседание. Правительство слушает доклад об экономике строительства. Лужков мрачен, явно недоволен. Несколько раз перебивает докладчика. Затем, уже в ходе прений, снова вызывает чиновника к микрофону, достает его все новыми вопросами. Сидящие в зале видят: быть беде. Допрашиваемый нервничает, начинает путаться, мэр же нагнетает напряжение: «Нет, вы нам дайте ясный ответ. Цифры, которые вы здесь называете, это, по-вашему, много или мало? Я хочу знать, сколько денег господа строители собираются забрать у города. Так много или мало, я вас спрашиваю».

И загнанный в угол ответчик, уже простившись мысленно с должностью и сопровождающими ее привилегиями и потому «сняв ногу с тормоза», отвечает:

— Что значит — много или мало? Это как посмотреть. Три волоса в супе — это много. А вот на голове…

Язык прикушен на полуслове, ужас в глазах чиновника. Как говорил Наполеон: «Это больше, чем преступление. Это ошибка».

Тишина в зале. Лужков молчит и наверняка понимает, что нужен подобающий ответ. И все это понимают. И мэр понимает, что все понимают и ждут. Но он уже все придумал и теперь держит паузу. Чем больше артист, тем дольше он держит паузу, — это мы помним.

— Три волоса, говорите, — медленно начинает Ю. М. — А покажите мне, где вы видите эти три волоса, на чьей голове.

Поворот направо — там рядом с мэром сидит напряженный Владимир Ресин; поворот налево — там готовый расхохотаться Валерий Шанцев; в смысле шевелюр оба под стать Лужкову.

— Так вот что я вам скажу, — изрекает мэр, — у нас нет даже трех волосин, мы абсолютно лысые! А знаете, почему? Потому что все, что только можно, у нас отобрали вы, строители!

Стены правительственного зала не слышали такого хохота.