Залы Штормового Предела

СЛУЖАНКА ВНЕШНОСТЬ ОБМАНЧИВА Лиза Смедман

Лараджин сорвала золотой тюрбан и в ярости швырнула его прочь. Крохотные серебряные колокольчики, вплетённые в него, зазвенели, когда тюрбан остановился в углу мастерской.

- С меня хватит, - сказала она, встряхнув своими длинными волосами цвета ржавчины. – Кажется, у меня ничего не выходит.

Кремлар оторвал взгляд от своей маслобойки.

- В чём дело? – мягко спросил дварф. – Снова поцапалась с Эревисом Кейлом?

Лараджин раздражённо вздохнула.

- Я не виновата, что кубок опрокинулся и всё вино разлилось, - сказала она, запустив палец в один из синих разрезов на рукаве платья. – Как можно требовать от человека подавать завтрак в такой униформе? Эти рукава за всё цепляются.

- Теперь понятно, откуда пятно, - сказал Кремлар, кивнув на её юбку. Он достал рукоять маслобойки, и в котелок струйкой потекло масло.

Лараджин опустила взгляд. На белой ткани её платья виднелась расплывшаяся красная линия. Она уставилась на дварфа, сидевшего за верстаком, подогнанным к его крепкому, но невысокому телу. Дварфа окружали составляющие его работы: каменные ступки с растолченными пряностями; горшки с ярко-красными, синими и фиолетовыми красками; подносы с благоухающими цветочными лепестками; и горшки с липкой, зловонной древесной смолой. Изготовление духов требовало множества разных пачкающихся ингредиентов, но каким-то образом Кремлар всегда оставался безупречно чист. Даже его руки – с золотыми кольцами на каждом пальце и кольцом с медальоном на большом – были чистыми и розовыми, без единой крупинки порошка и без единого пятнышка смолы.

- Как у тебя это получается? – спросила Лараджин, расшнуровывая свой тесный золотой жилет спереди.

- А? – снова поднял взгляд Кремлар. – Получается что?

- Оставаться таким чистым, - ответила Лараджин. – Господин Кейл постоянно читает мне лекции о моей униформе и о том, что я не соответствую стандартам имения Ускевренов. Он хочет, чтобы я носила уголь, не испачкавшись, и скребла горшки, не промочив рукава. Он вечно нашёптывает что-то госпоже Шамур, и я уверена, что это обо мне. Когда сегодня утром я разворошила угли у неё в комнате, госпожа посмотрела на меня холодным, как зима, взглядом. Она всегда следит за мной. Уверена, господин Кейл сказал ей, что это я оставила в зале швабру, о которую споткнулся её гость, и что это я обожгла утюгом маскарадное платье Тази. Если бы не родители, она бы уже уволила меня – а это просто нечестно, потому что я стараюсь. Просто дело в том…

Кремлар закончил мысль девушки за неё:

- Ты квадратная пробка в круглом горлышке, - сказал он. – Как ни пытайся, углы себе ты не скруглишь.

Лараджин нахмурилась.

- Ты хочешь сказать, что я стараюсь недостаточно?

Кремлар покачал головой.

- Нет. Однажды ты найдёшь квадратное отверстие – как я, - он поднял короткие, но ухоженные пальцы. – Можешь представить эти руки с лопатой или киркой? Я чувствовал себя точно так же, когда отец попытался сделать из меня шахтёра. Я люблю сверкающие камни, но пыль и пот – фу!

- По крайней мере, они выпускают меня за покупками, - сказала Лараджин. – Господин Кейл никогда не жалуется, если я задерживаюсь. Кажется, он рад от меня избавиться.

Лараджин стала стягивать платье через голову. Кремлар вежливо отвёл взгляд, пока она не переоделась в более удобную одежду, которую хранила в задней части его лавки; коричневую юбку-штаны и серую рубаху с рукавами, которые плотно застёгивались на пуговицы от локтя до запястья. Сбросив свои туфли из чёрного бархата, Лараджин надела промасленные кожаные сапоги с мехом. Они были функциональными, как и всё остальная её одежда; хранили ноги сухими, даже когда она стояла по щиколотку в сточной воде.

Было здорово вылезти из дурацкой и пышной униформы служанки. Лараджин встала и провела пальцами по волосам, откидывая их с глаз. Она потянулась за плащом.

- Собралась в сад? – спросил Кремлар. Это было скорее утверждение, а не вопрос; Лараджин всегда пробиралась в Охотничий сад, когда ей нужно было прочистить голову.

Девушка кивнула.

- Захватишь мне кое-что? – спросил Кремлар. – Я не поскуплюсь; тридцать воронов, если сумеешь их найти.

- Найти что? – спросила Лараджин. Она могла догадаться. Не в первый раз она получала выгоду от своих незаконных вылазок в частные владения хулорна.

Дварф встал из-за верстака. Он был Лараджин всего по грудь, так что ему пришлось встать на цыпочки, чтобы достать с полки толстую книгу. Он пролистал страницы, затем похлопал пальцем по рукотворной иллюстрации ярко-красного цветка, двойные лепестки которого напоминали женские губы.

- Они называются Поцелуями Селун, - сказал дварф. – Есть и эльфийское название, но я даже не стану пытаться его произносить. Они цветут лишь в самый разгар зимы, и листья обладают золотым оттенком. Название поэтично: говорят, что цветок вырастает после того, как богиня поцелует голую землю в разгар особенно суровой зимы. Цветы обладают богатым ароматом. Этот цветок необычайно редок, но говорят, что у хулорна в саду есть пара саженцев. Если он не затоптал его копытами своей лошади на охоте и не позволил сорнякам их задушить.

- Уж лучше цветок достанется тому, кто будет его ценить, - согласилась Лараджин, - и превратит в чудесные духи, достойные самой Селун.

- Поистине, - спокойно согласился Кремлар. Он поднял на неё взгляд. – Значит, договоримся как обычно?

Лараджин протянула ему свой список покупок и завязанный в узел платок с серебряными воронами, которые дал ей господин Кейл.

- По рукам, - сказала она. – Если Поцелуи Селун в Охотничьем Саду, ты получишь их к вечеру.

Лараджин смазала жиром петли решётки, выждала секунду, затем осторожно надавила. Металл был достаточно холодным, чтобы голые пальцы прилипли к нему. Пошёл лёгкий снег. Снег означал следы; придётся держаться самых глубоких частей сада, чтобы никто не заметил отпечатков её ног.

Она выбралась из канализации в фонтан, который служил центральным элементом сада. На зиму из него спустили воду. Жуткая коллекция ухмыляющихся сирен в центре фонтана, вырезанных из розового мрамора, больше не пускала воду из своих грудей.

Лараджин вышла из фонтана и направилась вглубь сада. Когда его только заложили, больше ста лет назад, в саду было полно клумб и лишь горстка деревьев, но теперь он обладал более естественным, лесным обликом. Над головой сплетались ветви деревьев, землю покрывал мягкий пружинистый мох. Не так давно, когда Селгонтом правил отец нынешнего хулорна, за садом тщательно ухаживали. Но Андет Илчаммар забросил его больше чем на десять лет, предпочитая тратить свои пятизвёздники на пиршества и пышную одежду. Тем временем дорожки зарастали травой, а цветам и кустарнику становилось тесно в своих заросших сорняками клумбах.

Лараджин считала, что Охотничий сад прекрасен даже зимой, без цветов и листьев. На голых ветвях блестела изморозь, зимние ягоды добавляли подлеску пятна льдисто-голубого. Сад вызывал в ней такие чувства, каких не вызывало ни одно другое место в городе – даже храм Сьюн. Его тишина и тени пробуждали ту часть девушки, которая жаждала красоты дикой природы. Она уже почувствовала, как тугой узел напряжения между плеч начал распускаться.

Лараджин смотрела под ноги, пересекая сад, и тщательно искала красные пятна. В снегу Поцелуи Сьюн будет проще разглядеть. Она остановилась, чтобы расправить куст, ветку которого сломала чья-то неосторожная нога, и услышала, как через подлесок пробирается какое-то мелкое животное. Белка? Она щёлкнула языком, но ответа не последовало.

Её взгляд упал на ровную линию отпечатков в снегу. Она узнала их по размерам овальных подушечек и отсутствию отпечатков когтей, как принадлежащие домашней кошке, вероятно – одному из многочисленных питомцев хулорна.

Следы были такими же свежими, как её собственные. Рядом был интересный отпечаток – как будто что-то тащили. Может быть, кошка в чём-то запуталась?

Лараджин потёрла пальцы.

- Кис-кис-кис, - произнесла она. – Сюда, киска.

Зашуршали кусты слева, и Лараджин заметила вспышку цвета. У неё перехватило дыхание.

По подлеску грациозно кралась не обычная кошка, а трессим; кот с большими перистыми крыльями. Существо обладало гладкой серо-голубой шерстью и разноцветными, как у павлина, перьями, с пятнами ярко-бирюзового, насыщенного красного и ярко-жёлтого в обрамлении бархатных полос чёрного.

Одно из крыльев было сложено у самой спины существа. Другое волочилось по снегу, его перья были мокрыми и растрёпанными. Лараджин видела, что крыло сломано, и видела – почему. Кто-то – наверное, испорченные дети хулорна – попытался натянуть на животное детскую рубашку. Рубашка клочьями свисала со сломанного крыла, кот мяукал от боли и резко остановился, когда крыло задело ветку.

Лараджин гневно стиснула кулаки. Трессимы были волшебными существами, священными для Сьюн. Как посмел хулорн отдать одного из них, как игрушку, своим детям?

Медленно, произнося успокаивающие звуки, она позволила крылатому коту обнюхать свои пальцы.

- Ну вот, маленький святой, - сказала она. – Позволь тебе помочь.

Трессим тихонько зарычал и забил хвостом, когда пальцы Лараджин коснулись его крыла. Он попытался отойти, но рубашка запуталась в ветвях. Зашипев, кот хлестнул по ней когтями. Лараджин услышала слабый хруст, как будто что-то внутри крыла сломалось ещё сильнее. Шипение трессима превратилось в вой.

Хуже того, Лараджин слышала, что через лес кто-то приближается. Вряд ли это был один из немногих оставшихся садовников. Летом они едва работали, а зимой и вовсе забывали про сад. Скорее всего, это член семьи хулорна или один из его гостей. Кто бы то ни был, если Лараджин увидят в саду, она окажется в большой беде. Но девушка не могла оставить трессима страдать.

Под звук приближающихся шагов Лараджин взмолилась, обращаясь к Сьюн. Кот замолчал, пока она шептала. Он взглянул на Лараджин светящимися жёлтыми глазами, как будто неожиданно понял, что она хочет сделать. На этот раз, когда она потянулась, чтобы осторожно убрать рубаху с его крыла, он лишь тихонько заворчал. Трессим оставался абсолютно неподвижен до того момента, как Лараджин освободила его от куска ткани, затем устремился в лес с волочащимся позади перебитым крылом.

Неожиданно Лараджин почуяла сладкий аромат. Посмотрев вниз, она увидела, что стоит на коленях рядом с цветком, чьи крохотные красные лепестки и листья были усыпаны золотом: Поцелуи Сьюн! Она была уверена, что всего мгновение назад цветка здесь не было, но может быть её колено смахнуло засыпавший его снег. Откуда бы тот ни появился, сейчас не было времени его выкапывать. Лараджин скользнула за ствол широкого дерева как раз тогда, когда в поле зрения показался источник шагов.

Она успела как раз вовремя. По лесу ходил никто иной, как хулорн собственной персоной. Лараджин мгновенно узнала его по знаку на груди чёрного бархатного дублета и тщательно уложенным волосам цвета вороного крыла. Он носил чулки и гульфик цвета королевского пурпура, а на своих широких плечах – горностаевый плащ. На плаще пушистыми белыми перьями лежал снег. На ходу хулорн разговаривал сам с собой и крутил тяжёлое золотое кольцо на указательном пальце левой руки.

Когда хулорн прошёл мимо, Лараджин увидела, что его левая рука заканчивается не пальцами, а загнутыми птичьими когтями. Его лицо было ещё страшнее. Та сторона, которую видела Лараджин, была покрыта блестящей чёрной чешуёй, а выпученный глаз обладал вертикальным зрачком, как у рептилий.

Второй раз за сегодняшний вечер Лараджин охнула. Значит, слухи были правдивы! Хулорн изменил свое тело чёрной магией.

Хулорн замедлил шаг. Лараджин замерла от ужаса, решив, что он услышал девушку или увидел её отпечатки в снегу. Его различавшиеся глаза обшаривали лес, как будто он что-то искал. В следующее мгновение он отвернулся и зашагал прочь. Уходя, он наступил на Поцелуи Сьюн, раздавив крохотный красный цветок.

Когда затих звук шагов, Лараджин вышла из-за укрытия и аккуратно выкопала раздавленный цветок из земли. Она огляделась кругом в поисках трессима. Девушка хотела забрать его в храм Сьюн, чтобы попросить жрецов исцелить его крыло, но следы трессима заканчивались у дерева, на которое тот, судя по всему, взобрался. Лараджин осмотрела верхние ветви, но не заметила никаких признаков животного.

Приближался закат. В темноте она никогда не найдёт трессима. Придётся вернуться для поисков завтра.

К тому времени, когда Лараджин сменила одежду у Кремлара и забрала корзину с покупками, которые он сделал вместо неё, уже наступила темнота. Дварф был недоволен состоянием растения, которое она ему передала, но услышав, что её едва не поймали – причём сам хулорн – дварф всё равно заплатил ей десять воронов. Он не особенно удивился, услышав о странной внешности хулорна, зато дал ей совет.

- Лучше держи это при себе, Лараджин. Богатые и власть имущие не любят, когда простой народ знает их тайны.

Лараджин поспешила назад по улицам, мимо фонарей, которые фонарщики зажигали длинными жезлами со свечами на конце. Снег усыпал её промокшие туфли, и ноги онемели от холода.

Погружённой в свои мысли девушке потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что за ней кто-то следит. Фигура металась от одной тени к другой, бесшумная, как падающий снег. Вор – или кто-то хуже? Она смогла рассмотреть преследователя лишь тогда, когда он быстро пересёк лужицу света от уличной лампы.

Это был гибкий мужчина с узким лицом, одетый в неприметный плащ цвета лесной зелени, капюшон которого был глубоко натянут на голову владельца. Его волосы были заплетены в висящую сбоку длинную косу с заплетённым в неё пером, а ноги одеты в высокие мягкие сапоги. Увидев, что Лараджин его заметила, он быстро шагнул в тень – но она успела увидеть его миндалевидные глаза. Под ними на его лице виднелись странные отметины.

Теперь Лараджин испугалась. Мужчина был эльфом. Мало того – одним из диких эльфов из земель к северу от Сембии. Мастер Тамалон Старший мог считать диких эльфов благородными дикарями, но для Лараджин – и для большинства сембийцев – они немногим отличались от животных. Говорили, что они не способны на сострадание или жалость. Что один из них делает в городе?

На миг-другой Лараджин застыла, не зная, что делать. Если она будет возвращаться в Штормовой Предел обычной дорогой, преследователь настигнет её у следующего квартала. Городской стражи не было нигде видно. Она была сама по себе.

Она резко бросилась в узкий переулок, срезавший путь, и перешла на бег. Её неожиданный фокус застал преследователя врасплох, но парень оказался быстрым, как тигр. Он догнал и схватил её за запястье. Она попыталась вырваться, его плащ распахнулся. Лараджин увидела кинжал с костяной рукоятью у него на поясе, рядом с кошелём.

Лараджин уронила корзину в снег. Она открыла рот, чтобы закричать, но эльф свободной рукой закрыл ей рот. Его пальцы были длинными и тонкими, коричневыми и сухими, как древесные корни. От него пахло землёй и кожей.

Он что-то свирепо зашептал на чужом языке, полным свистящих звуков, похожих на шорох листьев. Потом он подтянул её к себе. Она пыталась вырваться, но его узкие руки были сильными, как древесные корни. Он на палец отвёл свою ладонь от её рта.

В ушах Лараджин гулко застучало сердце. Закричать? Падал густой снег, заглушая все звуки. Её губы зашевелились в тихой мольбе о милосердии.

- Пожалуйста, - умоляла она. – Пожалуйста, не надо…

Неожиданно Лараджин почувствовала аромат цветов. Ноздри эльфа задрожали. Он принюхался – и изумлённо распахнул глаза.

Рука эльфа снова закрыла ей рот. Вторую руку эльф прижал к груди, туда, где покоился в ножнах нож. Неожиданно осознав, что он в мгновение ока может выхватить оружие и перерезать ей горло, Лараджин отдёрнулась назад изо всех сил и вывернула голову.

- Оставь меня в покое! – закричала она. Потом: - Помогите! Стража!

Странно, но аромат Поцелуев Селун стал ещё сильнее, как будто Лараджин стояла на поле раздавленных цветов, а не на снегу. Ещё удивительнее – эльф отпустил её запястье. Его тело напряглось, а лоб нахмурился, как будто он сражался с каким-то внутренним демоном. Потом он повернулся на каблуках и торопливо зашагал прочь. Его мягкие сапоги оставляли следы на снегу.

Лараджин тяжело опёрлась о стену, дрожа от облегчения, когда увидела выбежавшего из-за угла стражника. Когда он подбежал к девушке, эльф уже пропал, растворившись на сумрачных улицах. Единственное, чем смог помочь ей стражник – подобрать промокший ломоть хлеба с земли, а потом проводить её домой в Штормовой Предел.

- Ты уверена, что это был хулорн?

Голос Тала звучал из темноты позади Лараджин. Он шлёпал по канализации позади неё, на краю лужицы жёлтого света, которое отбрасывал фонарь в её руке. Едва закончив говорить, он прижал надушенный платок, который вручил ему Кремлар, к носу и ко рту. Даже во время отлива, когда волны уносили большую часть отходов, в тоннелях невыносимо смердело.

- Ты мне не веришь? – спросила Лараджин.

- Я тебе верю.

Скорее всего, он говорил искренне. Талу было девятнадцать – на четыре года младше Лараджин. Он всегда с уважением выслушивал всё, что она говорила, несмотря на то, что девушка была всего лишь служанкой, а он – вторым сыном благородного дома Ускевренов, которому служила Лараджин.

Прошлой ночью, когда Лараджин рассказала ему о хулорне и о том, как использовала канализацию, чтобы пробраться в Охотничий сад, Тал настоял на том, чтобы в следующий раз её сопровождать. Он попытался уговорить девушку выждать день-другой, утверждая, что ему нужно время, чтобы выучить свою роль в новой пьесе госпожи Квикли, но Лараджин хотела как можно скорее спасти раненного трессима. Наконец Тал сдался, когда она пообещала, что они вернутся до темноты.

- Человек, которого ты видела в Охотничьем саду, мог быть просто похож на хулорна, - сказал Тал. – А если это был хулорн, он мог носить костюм. Я слышал, что лицо и рука хулорна пострадали, когда на них пролилось горящее масло из фонаря. Может быть, он носит маску и перчатки, чтобы скрыть ожоги. Театральный реквизит бывает очень реалистичным…

- Чешуя и когти были частью его тела, - заверила Лараджин. – Я уверена, это была магия. А теперь тихо, иначе нас обнаружат.

Они приближались к одной из уличных решёток. Сверху вместе со звуками уличных лоточников, расхваливающих свои товары, струился бледный утренний свет. После вчерашней непогоды небеса очистились, и с длинных сосулек на решётке стекали струйки талой воды. Тучи расходились. Лараджин видела полную луну в прорехах синего неба.

Они прошли под решёткой и свернули в боковой тоннель, затем в другой. Всплески от шагов Тала стали неравномерными, и Лараджин остановилась, чтобы его дождаться. Когда он снова догнал девушку, его лицо казалось измученным. Потом она увидела, что это всего лишь щетина, придающая его обычно чисто выбритому лицу сумрачный оттенок. Странно, что щетина отросла так быстро. Он потел, несмотря на тот факт, что воздух в тоннеле был достаточно холодным, превращая дыхание Лараджин в облачка пара.

- Ты в порядке, Тал? – спросила она.

- Сколько ещё осталось? – отозвался он.

Лараджин осмотрела тоннель. Они достигли точки, где его укрепили: должно быть, высокие каменные стены, окружавшие Охотничий сад, располагались прямо наверху.

- Почти на месте, - сказала она.

Тал кивнул и взмахом дал знак идти дальше.

Она прошла ещё несколько шагов по тоннелю, но остановилась, когда увидела пару ярких глаз, разглядывающих её из темноты впереди. В следующий миг их владелец возник в поле зрения на одной из дорожек по краям тоннеля; крупная коричневая крыса.

Лараджин отступила к противоположной стороне тоннеля, пропуская её. Она застыла на полушаге, когда крыса вышла на свет. Это была не обычная крыса. Она кралась по стенке на передних лапах, одной из которых было пернатое крыло, а другая была покрыта густой белой шерстью. Задние лапы щёлкали по камням, как крохотные копытца. Её морда…

Лараджин подняла фонарь.

- Во имя всего нечистого, Тал, ты не поверишь, - сказала она дрожащим шёпотом. – У этой крысы человеческое лицо.

В тот же миг Тал – который снова вернулся под свет фонаря – развернулся и бросился наутёк. Из-за угла тоннеля раздались торопливые всплески его шагов.

- Тал! – крикнула Лараджин. – Куда ты?

Она повернулась, чтобы догнать его – и качнувшийся фонарь выхватил из мрака дюжины пар глаз. Тоннель заполнился шепчущими, щелкающими, шаркающими звуками дюжин изуродованных лап. С тихим всплеском крысы начали прыгать с дорожки в воду. Они поплыли к Лараджин, оставляя круги в грязной воде.

Одна из крыс вскарабкалась по ноге девушки, цепляясь когтями. Лараджин почувствовала острую жалящую боль в бедре и горячую струйку крови. Она сбила с себя извивающееся создание, потом почувствовала, как ещё одна крыса упала ей на плечо. У этой был птичий клюв, которым она клюнула Лараджин в ухо. Закричав, девушка развернулась и выронила фонарь. Он упал в сточную воду и свет погас с громким горячим шипением.

Теперь Лараджин чувствовала крыс на всём теле. Их зубы впивались в её кожу; их лапы, как человеческие руки, хватались за ткань её рубахи. Она яростно хлопала по ним, сбивая по нескольку за раз, но на смену приходили другие. Одна из крыс запуталась у неё в волосах.

Лараджин развернулась и побежала. Хотя тоннель почти целиком был погружён во мрак, она знала здесь каждый шаг. Её глаза были острее, чем у большинства людей, особенно при слабом освещении – она различала тусклые красно-коричневые пятна крыс у себя на теле. Она повернула направо, потом налево, туда, откуда они пришли, на каждом шагу скидывая с себя крыс. Несколько тварей ещё цеплялись за неё, разрывая кожу зубами.

Молясь о том, чтобы не поскользнуться, рухнув лицом в сточную воду, и не быть съеденной заживо, пока будет беспомощно бултыхаться, Лараджин мчалась дальше. Она едва не закричала, когда наконец-то увидела пятно света впереди. Оказавшись на свету, она прыгнула – и её руки сбили одну из сосулек. Она ухватила её на пути вниз, чудесным образом приземлилась на ноги и воспользовалась острой сосулькой, чтобы расправиться с полудюжиной крыс, по-прежнему цеплявшихся за неё.

Один раз она по случайности ранила себя, и после убийства двух крыс сосулька сломалась. Девушка прыгнула снова – промахнулась и со всплеском приземлилась в воду – потом прыгнула уже в третий раз и сумела схватить ещё одну сосульку. Сжимая её онемевшими от холода пальцами, она продолжила наносить яростные удары. Одна за другой крысы отваливались и либо оставались неподвижно дрейфовать, либо уплывали прочь.

Лараджин стояла, задыхаясь, под падающим через решётку светом дня. Мёртвая крыса с вывалившимся раздвоенным языком змеи плавала в воде у её ног. Наверху за решёткой грохотали телеги – их возничие даже не догадывались о битве, которая только что случилась в канализации внизу.

Теперь, когда всё кончилось, у Лараджин затряслись плечи. Оказалось, что она плачет: не столько из-за встречи со смертельной опасностью, сколько из-за того, что Тал бросил девушку, когда она нуждалась в нём больше всего.

Поначалу Лараджин не заметила, что в библиотеке кто-то есть. Треск огня в камине заглушал слабый скрип кожи, а высокая спинка и подлокотники кресла скрывали сидевшего там человека. Она протирала пыль, слишком глубоко погрузившись в собственные мысли, чтобы расставить книги старшего мастера обратно на места в прежнем порядке, хотя знала, что за свою неосторожность получит выговор от господина Кейла. Все книги казались ей одинаковыми: заплесневелыми томами в коже, полными историй о давно погибших. Погибших эльфах. После вчерашнего нападения дикого эльфа Лараджин меньше всего хотела вспоминать об эльфах.

Лишь когда она подошла ближе к огню, чтобы протереть шахматную доску и забрать пустые винные кубки со стола, она ощутила слабый запах канализации, который не смог заглушить аромат мыла. Она заглянула за край кресла и увидела того, кого искала весь вечер: Тала.

Он смотрел в огонь беспокойным взглядом. Его широкие руки были сложены перед лицом, а на них покоился подбородок. Его лицо было чисто выбрито, и он переоделся в свежую одежду.

Лараджин постучала щёткой для пыли по столу. Упала и покатилась по доске пешка, рухнула на каменный пол.

Тал поднял взгляд, только сейчас заметив Лараджин. По его лицу пробежала череда сменяющихся эмоций: изумление, облегчение, вина. Он вскочил и протянул руки, чтобы заключить её в одно из своих медвежьих объятий, но Лараджин резко отстранилась. Её нога зацепилась за столик, свалив остальные фигуры. Она даже не остановилась, чтобы испугаться тому, что только что уничтожила идущую игру – очередное соревнование ума между господином Кейлом и старшим мастером. Сейчас гнев господина Кейла казался несущественным.

- Лараджин, я… - Тал опустил руки. – Хвала богам, ты в порядке. Эти крысы…

- Почему ты сбежал? – спросила Лараджин. Она хотела разозлиться на него, ударить руками по его широкой груди и сказать, как она испугалась, что её чуть не убили. Она получила почти дюжину укусов, и они болели, хотя были всего лишь поверхностными.

- Мне пришлось сбежать, - сказал Тал. Выражение отчаяния мелькнуло в его глазах. – Я не мог рисковать, что… Я мог…

Лараджин опустилась на столик рядом с разбросанными фигурами. Теперь, лицом к лицу с Талом, боль внутри неё стала холодной и острой, как кончик сосульки, которой она убивала крыс. Без лишних слов она подняла край юбки, чтобы показать ему укусы на ноге. Кожа вокруг бинтов распухла и покраснела.

- Ты их обработала? – спросил Тал с тревогой в глазах. – Крысы разносят заразу. Их укусы…

- Ты умеешь орудовать ножом, - сказала Лараджин. – Ты один из лучших учеников мастера Феррика. Если бы ты остался и защитил меня, укусов бы не было. Я просто хочу знать, почему ты сбежал, Тал. Почему?

Тал с тяжёлым вздохом опустился в кресло. Он уставился на бинты на запястье Лараджин. На этот раз, когда он потянулся к ней, Лараджин позволила взять её за руку. Долгое мгновение они сидели молча, слушая треск огня, пока в беспокойном взгляде Тала шла какая-то борьба.

- Лараджин, - сказал он, наклонившись к девушке. – Я должен кое-что рассказать о себе. Я…

И как раз в этот момент отворилась дверь в библиотеку. В комнату вошёл мастер Тамалон Старший – и остановился, когда увидел Лараджин и Тала, сидящих у огня. Тёмные брови сошлись вместе, когда его проницательный взгляд заметил руку Лараджин в руке Тала. Испугавшись, Лараджин выдернула руку и торопливо вернула юбку ниже колен. Старший мастер прищурился. Когда Лараджин поняла, о чём он думает, она покраснела.

Тал встал, чтобы встретить отца, а Лараджин опустила голову и стала нервно расставлять фигуры на доске. Они продолжали падать, и скоро белые и чёрные смешались.

Тал мгновенно считал суровый вид отца.

- Отец, я могу всё объяснить. Лараджин была… Мы…

- Тал, я хочу с тобой поговорить, - сказал старший мастер. Он воспользовался своим тихим голосом, который всегда использовал, когда Лараджин и Тал были ещё детьми, бегавшими вместе по коридорам, врезаясь в гостей и сановников.

Уголком глаза Лараджин увидела, как опустились плечи Тала. Второй сын снова стал разочарованием для отца. На сей раз он был не виноват, но не мог объяснить, почему – если хотел сохранить в тайне путешествие Лараджин по канализации.

Лараджин знала, как он себя чувствует. Набравшись храбрости, она выпрямилась и встретила взгляд хозяина, но его выражение заставило девушку замолчать.

- Оставь нас, Лараджин, - сказал он. – Мне с сыном пора немного поговорить о самоконтроле.

На лице Тала смешались раздражение и страх. Бросив на него последний взгляд, Лараджин торопливо вышла из комнаты.

- Мы с Талом не сделали ничего дурного! – угрюмо заявила Лараджин. – Мастер лжёт, если говорит иначе.

Когда её отец поднял руку, Лараджин неожиданно поняла, что зашла слишком далеко. Одно дело было защищать себя, но ставить под вопрос слова старшего мастера – совсем другое. Она вздрогнула, но не стала отступать, ожидая боли от удара.

Занесённая рука её отца дрожала – было видно, как сильно он старается сдержать свой гнев. Талит Веллран был мягким человеком, который за сорок лет службы в имении Ускевренов ни разу не использовал кнут на лошадях, с которыми работал. Хотя они с женой часто ссорились, Лараджин никогда не видела, чтобы он ударил мать. Сейчас, когда он смотрел на Лараджин, его глаза пылали.

Талит уставился на свою руку, как будто она его предала, потом провёл мозолистой ладонью по своей бритой голове. Он раздражённо зашагал между льняными простынями, слегка прихрамывая на травмированную несколько лет назад ногу. Старая рана беспокоила его только тогда, когда погода менялась к худшему. За закрытым окном ждал неподвижный и холодный вечерний воздух, но Лараджин чувствовала надвигающуюся бурю эмоций.

Они стояли в сушилке между потрескивающими жаровнями и верёвками, увешанными бельём. Талит пришёл прямо из конюшен и по-прежнему был одет в кожаный фартук. Его белая хлопчатая рубаха с золотыми и синими лентами была покрыта пылью и пахла лошадьми и сеном. В отличие от домашних слуг, его работа заканчивалась рано вечером, после кормёжки лошадей. Однако он часто задерживался до ночи. Лараджин поступала так же – только её дополнительные обязанности были наказанием от господина Кейла, и девушка выполняла их с молчаливым протестом, а не по собственной воле.

- Ты должна осознавать последствия, - сказал отец напряжённым голосом. Он так и не встретился взглядом с Лараджин. – Влечение между господином и слугой всегда заканчивается плохо. Молодой мастер Тальбот будет вынужден обеспечивать любого ребёнка, родившегося от такого союза, но незаконное дитя станет позором для имения Ускевренов. Ты не сможешь выполнять свои обязанности, пока будешь на сносях, а потом – пока будешь выкармливать младенца, и…

- Вот что тебя больше всего заботит? – оборвала его Лараджин. – Позор для хозяев? И мои обязанности? А как насчёт правды?

Её отец повернулся к ней с выражением боли.

- Обязанности иногда важнее правды, - хмуро заявил он. – Долг держит имения – и семьи – вместе. Если бы не мои обязанности перед твоей матерью, ты… - он резко замолчал, как будто сказал слишком много.

- Ты больше беспокоишься о лошадях, чем о матери, - прошептала Лараджин. – Или обо мне.

Она не хотела, чтобы отец услышал это замечание. Она отвернулась, чтобы снять простыню с верёвки, но теперь отец убрал бельё в сторонку.

- Ты очень важна для меня, - сказал он дрожащим от переживаний голосом. – Даже несмотря на то, как часто ты меня разочаровываешь. Даже несмотря на то, что ты не моя дочь.

Лараджин изумлённо моргнула. Она открыла рот, собираясь спросить отца, верно ли его расслышала – действительно ли он произнёс эти слова. Но наружу выскользнул только шёпот:

- Что?

- Спроси свою мать, - сказал отец. Он позволил простыне упасть между ними, как занавесу.

Лараджин потрясённо замерла. Отец захромал прочь, покинув комнату. К тому времени, когда она подумала броситься за ним, он уже ушёл.

Она медленно прошла по коридору, погрузившись в бурлящие мысли. Неожиданно стал понятен, давно кипевший гнев её отца, направленный на мать. Если Лараджин была ребёнком другого, совсем неудивительно, что ревность Талита с годами превратилась в горечь. Лараджин видела, что отец по-прежнему любит мать, но до сих пор не понимала, почему сдерживает свои чувства – или почему иногда смотрит на Лараджин, как будто не знает, кто она такая.

Лараджин уже знала, что совсем не похожа на отца и не обладает его манерой поведения. Пока отец занимался своими делами тихо, как рождённая для уздечки лошадь, Лараджин кипела от любого прикосновения её униформы прислуги. Они различались, как тень и свет.

Лараджин обнаружила себя в дверях, ведущих в одну из малых кухонь. Единственной прислугой внутри была её мать. Шонри Веллран наклонилась над тяжёлым деревянным столом, замешивая тесто. Рядом с ней в духовке ярко пылал огонь, а тёплый воздух пах закваской и кремом. Её руки были белыми от муки. Шонри раскатала тесто в длинные тонкие полосы, затем ловко заплела его. Она выдавила сок из тёрпкого фрукта в тесто, затем припудрила его щепоткой коричневых специй.

Лараджин смотрела на мать, пытаясь увидеть её глазами отца. Шонри недавно исполнилось шестьдесят. Её красные волосы поблекли до цвета бледного пепла, а руки усеяли морщины. Хотя всю свою жизнь она была служанкой, мать Лараджин обладала намёком на гордость в осанке и тонкой красотой, которую не смогли до конца стереть годы. Она была одной из любимых слуг старого мастера и её часто приглашали к большому столу, чтобы похвалить за нежную выпечку с редкими специями со всех частей Фаэруна.

Неужели Шонри вызвал один из слуг мастера, чтобы оказать внимание несколько иного рода? Неужели Лараджин была незаконным отпрыском союза, подобного тому, который отец, по его мнению, пытался предотвратить?

Как будто ощутив на себе пристальный взгляд Лараджин, Шонри оторвалась от теста. Она улыбнулась дочери и указала на ступку с зеленоватыми орехами.

- Лараджин, если ты закончила с простынями, разотрёшь их для меня?

- Мать, мне нужно кое-что знать…

Вопрос умер на устах Лараджин. Но её выражение рассказало всё без слов.

Мать накрыла тесто мокрой тканью.

- Что-то тебя беспокоит, - сказала она, давая дочери знак подойти ближе. – Расскажи мне, в чём дело.

Лараджин обнаружила, что не может отойти от двери. Она крепко схватилась за дверной косяк и торопливо заговорила:

- Отец говорит, что я не его дочь. Я ему верю. Я хочу знать, кто мой настоящий отец.

На лице Шонри промелькнул гнев. В следующее мгновение он сменился решительным выражением. Она похлопала по стулу рядом с собой.

- Садись. Пора тебе узнать правду.

Лараджин медленно, как будто во сне, пересекла комнату. Она уселась рядом с матерью и ждала, пока мать тщательно вымоет руки. Затем Шонри тоже уселась.

- Ты дочь своего отца, - сказала она осторожно. – В той же степени, в какой и моя дочь. Никогда об этом не забывай.

Лараджин кивнула. Она знала, что отец и мать любят её. Она считала, что у них с матерью тёплые отношения, хотя доверяла свои секреты тётушке Хабрит.

Шонри смотрела в духовку, хотя на самом деле её не видела.

- Двадцать три года тому назад я потеряла ребёнка, - медленно сказала она.

Лараджин растерялась. Это было не то, что она ожидала услышать.

- Я не понимаю.

- Поймёшь, - сказала Шонри. Она продолжила. – Я сопровождала мастера Тамалона Старшего в поездке на север к Долинам, в торговой экспедиции. Он попросил меня поехать с ним, чтобы оценить качество диких лесных орехов и фруктов, которые хотел приобрести. Это было очень важное путешествие, ключевое для экономического процветания семьи, и встреча была назначена ещё за год. Мне никогда не оказывали подобную честь. Так что я согласилась сопровождать мастера, хотя была беременна и скоро должна была родить.

Глаза Шонри погрустнели.

- Твой отец не хотел, чтобы я уезжала. Мы так долго пытались завести ребёнка…

Она вздохнула.

- Во время того путешествия я потеряла ребёнка. Когда начались роды, мы были глубоко в лесу, далеко от жрецов. Новорождённый погиб.

Лараджин коснулась руки матери.

- Как…

- Торговая экспедиция не увенчалась успехом, - сказала Шонри. – Больше половины орехов оказались повреждены во время сбора, а фрукты не дозрели до нужной степени. Мы задержались лишь на короткое время – мастер решил, что прибыль из этого не получишь.

- Пока мы были там, местные жители, у которых мы остановились, узнали, что я потеряла ребёнка и попросили у мастера об услуге. Одна из их женщин умерла при родах, а у других не было молока, чтобы выкормить дитя. Они попросили господина, чтобы о младенце позаботилась служанка. Я только взглянула в твои прекрасные карие глаза и немедленно согласилась.

Лараджин ловила каждое слово матери, но поверить в них всё равно было трудно.

- Значит… я даже не твоя дочь? – спросила она. – Кто же я тогда?

Шонри едва заметно пожала плечами.

- Сирота. Твоя мать была не замужем, и никто не знал, кем был отец.

Лараджин хотела узнать больше.

- Моя мать была из Долин? – спросила она. – Из какого города?

- Я не знаю, - ответила Шонри. – Мы были в глубине Сплетённых Древ, далеко от городов. Встреча происходила в месте, где росли дикие орехи и фрукты. Мастер не спрашивал имя женщины.

Хотя Лараджин прочно сидела на стуле, ей показалось, что она падает. Её разум ухватился за что-то – какую-то несказанную подробность – и не стал отпускать.

- Ты так и не сказала отцу, что потеряла своего ребёнка, правда? – спросила она. – Он просто гадал, когда сказал, что я не его дочь. Он не знает, насколько был прав.

Шонри встала со стула и взяла железный поднос. Сняв ткань с теста, она осторожно уложила его на поднос, открыла духовку и сунула поднос внутрь.

- Ты закончила развешивать простыни? – деловым голосом спросила она.

Лараджин неожиданно поняла, что мать ей больше ничего не скажет. Знакомая дистанция между матерью и дочерью вернулась. Время для признаний закончилось.

- Ещё нет, - ответила она.

- Ну так займись этим, пока господин Кейл не узнал.

Лараджин тихо стояла, слушая, как плещется вода вокруг лодыжек. Ранним утром в храме Сьюн было тихо. Жрецы воздавали почести Госпоже Любви ночными возлияниями, а на следующий день спали допоздна. Они вставали рано лишь ради особенно прекрасных рассветов.

Снаружи опять шёл снег, дул холодный ветер, но воды великого фонтана, наполняющего двор храма, были тёплыми, как пар летним днём. Могучая жреческая магия поддерживала температуру на приятном уровне. Снежинки, падавшие в открытый двор с его красивыми естественным каменными образованиями и волшебными фонтанами тихонько таяли, не достигая земли. Над поверхностью главного пруда парили волшебные сферы, заполняя храм мягким светом.

Единственным другим посетителем в такой ранний час была девочка лет одиннадцати в багровых храмовых мантиях. Она была рыжеволосой, с высокими скулами и длинными ресницами, намекавшими, что однажды девочка вырастет в настоящую красавицу. Как и у Лараджин, её происхождение было неясным. Жрецы нашли девочку на пороге храма и взяли её к себе.

Лараджин посещала храм достаточно долго, чтобы знать имя девочки: Джейна. В остальном она почти ничего о ней не знала. Мучают ли Джейну те же вопросы что Лараджин? Или зная с рождения, что она – подкидыш, девочка смирилась с тем, что её предки останутся неизвестны?

Лараджин смотрела, как Джейна высыпала в воду миску бледно-жёлтых лепестков роз. На мгновение их взгляды пересеклись. Джейна улыбнулась, потом застенчиво отвернулась.

Лараджин прошла по воде к одному из прудов рядом с фонтаном. Сформировавшись за десятилетия благодаря камешкам, которые постепенно превратили булыжник в натуральный резервуар из-за обтекавшей их воды, пруд использовался верующими, которые хотели задать богине какой-то вопрос. Его камень был пронизан золотыми жилками и зарос бархатными мхами, которые цвели в здешнем, не ко времени года, тепле.

Лараджин вгляделась в чистую воду, заполнявшую источник, глядя как галька чертит ленивый круг на дне, а по поверхности воды идёт рябь. Это искажало её отражение, смягчая волосы цвета ржавчины, торчащие из-под тюрбана и размывая лицо, слишком длинное и угловатое, чтобы считаться когда-нибудь красивым. Обычно верующие просили у пруда показать лицо будущего возлюбленного. У Лараджин на уме были другие вопросы.

- Кто я? – спросила она. Она окунула палец в воду, потом коснулась им сердца, оставив влажное пятно на золотой ткани жилета своей униформы.

Лараджин почувствовала щекотку на затылке, похожую на дыхание любовника, а затем ощутила аромат Поцелуев Сьюн. В следующий миг крохотный красный лепесток скользнул по струйке воды, стекавшей в пруд, а за ним – ещё один. Вода продолжала падать в пруд, но его поверхность вдруг замерла и стала неподвижной.

Лараджин вгляделась в отражение, которое едва узнала. Лицо принадлежало ей, но тюрбан исчез. Её волосы были забраны за уши. Её уши…

- Золотого утра тебе, Лараджин.

Лараджин вздрогнула, и её рука упала в пруд. Поверхность снова покрылась рябью, разрушив её отражение. Она резко обернулась и увидела того, кого меньше всего ожидала здесь увидеть. Диурго Карн, молодой аристократ примерно одинакового с ней возраста, был жрецом Сьюн. Он носил жреческие одежды: тесные багровые штаны с толстым гульфиком и рубаху с разрезами, обнажавшими мускулистые руки и грудь. Его черты были такими же красивыми, как помнила их Лараджин – светлые волосы с оттенком рыжины, зачёсанные назад с высокого лба, и глаза цвета лесной зелени. Не так давно Лараджин считала, что влюблена в него, и мечтала, что богиня улыбнётся этому «невозможному» союзу между служанкой и аристократом.

- Золотого утра тебе, Диурго, - сказала она придушенным голосом. – Когда… когда ты вернулся?

- Десять дней назад.

Десять дней назад, и ни разу не поинтересовался, как у Лараджин дела – даже не дал ей знать о своём возвращении.

Лараджин не хотела продолжать беседу, но внутри неё горело любопытство.

- Как озеро Сембер? Такое же красивое, как о нём говорят? Видел его хрустальные башни?

Диурго отмахнулся.

- Меня заставили повернуть назад прежде, чем я дошёл до озера. Эльфы убили бы меня, если бы я продолжил путь.

- Ты знал, что так будет.

- Знать и убедиться – разные вещи.

- Это так, - согласилась Лараджин. Теперь она видела его более ясно, чем когда-либо прежде. Несколько месяцев назад в горячке юности она оказалась замешана в его миссии: паломничесве к знаменитому озеру Сембер, священному для Сьюн и эльфийской богини Ханали, соперничающей со Сьюн за почитателей красоты. Лараджин сбежала из Штормового Предела, чтобы последовать за Диурго, но успела пройти совсем немного, прежде чем агенты мастера Тамалона Старшего заставили её вернуться в имение. Она умоляла Диурго уговорить их позволить ей сопровождать жреца, но он отказался, резко напомнив ей, что она всего лишь служанка и будет для него обузой. А теперь оказалось, что он отказался от своего «святого паломничества», как только путь стал слишком тяжёл.

Лараджин смотрела на Диурго, не пытаясь скрывать, какую боль чувствует.

- Чего ты хочешь? – спросила она.

- Я увидел слабую розоватую ауру вокруг тебя, когда ты глазела в пруд, - ответил Диурго. – Я уверен, что это была манифестация богини, и хотел помочь тебе направить её…

- Манифестация, - гневно выпалила Лараджин. – Как мои рыжие волосы? Однажды я купилась на твою ложь, Диурго, но этого не повторится. Можешь найти себе другую девушку для «священных ритуалов».

Молодому жрецу по крайней мере хватило совести, чтобы принять смущённый вид. Но он продолжал настаивать:

- Я не лгу, Лараджин. Я отчётливо видел ауру.

- Я тоже вижу тебя насквозь, Диурго, - Лараджин сложила руки на груди. – И зрелище мне больше не нравится.

Недовольное раздражение промелькнуло на лице жреца. Он погрозил ей пальцем.

- Тебе не следует так разговаривать с сыном благородного дома, девчонка.

И он гневно зашлёпал по воде прочь.

Лараджин, разозлившись на себя, вернулась к краю главного бассейна. Не обращая внимания на протянутое Джейной полотенце, она натянула на ноги шлёпанцы, подхватила свой плащ и покинула храм через главный выход.

Она прошла почти два квартала, прежде чем заметила, что руки и ноги больше не болят. Она остановилась и размотала бинты на запястье – и к своему изумлению обнаружила, что укус под ними полностью зажил.

По пути к лавке духов Кремлара Лараджин поплотнее завернулась в свой плащ. Солнце только вставало над восточной стеной Селгонта, и со свинцового серого неба неторопливо падал снег. Лараджин выбросила из головы мысли о Диурго. В отличие от него, она свою миссию выполнит. Сегодня, какие бы мерзкие твари не ждали её в канализации, она проникнет в Охотничий сад и спасёт раненного трессима.

Она была совсем рядом с лавкой, когда кто-то зашипел на неё из переулка. Мгновенно встрепенувшись, Лараджин приготовилась бежать. Но остановилась, как только увидела, кто манит её из тени.

Казалось, Лараджин глядит в зеркало. Женщине было двадцать с небольшим, она носила тюрбан, жилет и платье служанки Ускевренов. Она была такого же роста и телосложения, как Лараджин, обладала такими же угловатыми чертами лица. Она даже стояла с такой же неловкой осанкой, подражая изумленной Лараджин. Затем она подмигнула и стянула тюрбан, открывая короткие тёмные волосы.

- Это я, Тази, - сказал двойник. – Неплохая маскировка, правда?

- Госпожа Тазиенна, - охнула Лараджин. – Почему вы одеты в униформу слуги?

- Зови меня Тази, - сказала госпожа. Эта фраза звучала в их разговорах постоянно. Тазиенна хмыкнула. – Я просто немного развлекаюсь. Помнишь, как я поймала тебя в своей комнате, одетой в кожаный доспех и позирующей перед зеркалом? Ты была так похожа на меня – не считая неловкости, с которой держала мой меч – что у меня появилась идея. Я хотела проверить, смогу ли притвориться тобой.

Лараджин покраснела, устыдившись напоминания о своей выходке. Она всегда восхищалась смелостью госпожи Тазиенны, и отправляясь следом за Диурго, представляла себя искательницей приключений, как молодая госпожа. Но после катастрофического окончания её единственного приключения Лараджин ещё острее осознала, какая пропасть их разделяет. Она была уверена, что Тазиенна встретила бы изуродованных крыс, даже глазом не моргнув.

Что напомнило Лараджин о раненном трессиме.

- Мне нужно идти, - сказала она, посмотрев в сторону лавки Кремлара.

Проказливое выражение Тазиенны неожиданно сменилось серьёзностью. Она схватила Лараджин за руку.

- Не туда, - сказала она. – Выше по улице стоят три эльфийских джентльмена, и я не думаю, что ты хочешь с ними повстречаться – хотя они с радостью заведут с тобой знакомство.

Лараджин удивлённо раскрыла глаза.

- Один из них – дикий эльф?

Брови Тазиенны удивлённо взметнулись.

- Ты встречалась с ними прежде? – спросила она. – С виду они весьма суровые ребята. Едва не схватили меня – а я тот ещё скользкий угорь. Что им от тебя нужно?

- Я не знаю, - с дрожью отозвалась Лараджин. – Может быть, они члены враждебного дома, которые хотят похитить служанку Ускевренов.

Тазиенна медленно покачала головой, и её зелёные глаза сверкнули.

- Не думаю, - возразила она. – Я немного понимаю эльфийский язык – достаточно, чтобы разобрать, как один из них спросил «Это она?», а другой ответил: «Она. Я по запаху чую». Им нужна ты, Лараджин.

Лараджин испуганно огляделась.

- Где они сейчас?

- Я сделала вид, что убегаю, но на самом деле проследила за ними. Они засели снаружи магазинчика твоего друга.

Лараджин не знала, что удивило её больше: то, что молодая госпожа знает о Кремларе, или что дикие эльфы знают о её перемещениях.

- В Штормовой Предел тебе тоже не следует возвращаться, - посоветовала Тазиенна. – Еть какое-нибудь другое место, где ты могла бы залечь на дно?

Лараджин задумалась, потом кивнула.

- Я могу пойти к тётушке Хабрит, - сказала она. – Вы же не думаете, что они будут ждать меня и там?

Странное выражение скользнуло по лицу Тазиенны: как будто она знала что-то, чего не знает Лараджин.

- В пекарне Хабрит должно быть безопасно, - сказала она. – Иди туда. Я отвлеку эльфов и уведу их назад к Штормовому Пределу, чтобы они думали, что ты там.

Лараджин почувствовала нахлынувшее облегчение.

- Вы очень добры, госпожа Тазиенна.

- Пустяки, я давно так не развлекалась, - сказала Тазиенна. Она подмигнула. – И ради богов, зови меня Тази, ладно?

Лараджин выглянула из окна лавки Хабрит, расположенной на людном перекрёстке. Мимо гремели фургоны, лоточники, горбясь, брели сквозь снег, а знать в своих дорогих одеждах катилась мимо в закрытых стеклом каретах, высоко над жидкой грязью улицы. Она увидела, как идёт мимо Кремлар под разноцветным снежным зонтиком, а следом за ним – слуга семьи Соргилов, загруженный коробками с образцами духов. Других она не узнавала – и с особенным облегчением отметила, что в поле зрения нет эльфов в зелёном плаще.

- Ничего не понимаю, Хабрит, - пожаловалась Лараджин, позволив занавеске упасть. – Я не дочь моих родителей, а теперь меня пытаются похитить эльфы. Дикие эльфы.

Должно быть, Хабрит услышала слабую нотку отвращения в голосе Лараджин.

- У эльфов есть своё место в мире, как у людей и дварфов, - мягко пожурила она. Она отмахнулась от посетителя, пришедшего купить хлеба, и повесила на дверь табличку «Закрыто».

Лараджин не слушала.

- Что они вообще забыли в Селгонте? Дикие эльфы слишком простые и застенчивые, чтобы справиться с городской жизнью. Поэтому они прячутся в лесу. Им нет никакого толка от денег, говорит старший мастер. Не на что тратить. Зачем им брать за меня выкуп?

- Их интересует не выкуп.

Уверенность в тоне Хабрит привлекла внимание Лараджин. Она посмотрела на Хабрит. Той было за шестьдесят – она была старше матери Лараджин – но хотя её лицо было покрыто морщинами, волосы по-прежнему обладали густым каштановым оттенком. Она носила их заплетёнными в простую косу. Её одежда была модной, но несколько простоватой. В городе, где даже крестьяне украшали свои тела так, чтобы привлечь целую стаю жадных ворон, единственным украшением Хабрит была подвеска в виде серебряного полумесяца, висевшая на кожаном шнурке у неё на шее.

Философия Хабрит – чем проще, тем лучше, и всего в равновесии – отражалась в её лавке. Её хлеб пользовался известностью по всему городу. Пока остальные уличные пекари и домашние повара, включая мать Лараджин, резали и лепили свой хлеб в затейливые узоры, продукция Хабрит была простыми, квадратными лепёшками в форме противней, на которых они пеклись. Но вкус… здесь Хабрит достигла совершенства. Она делала лепёшки, используя такие ингредиенты, о которых мать Лараджин даже не слышала.

Шонри и Хабрит были соперницами до рождения Лараджин, и какое-то время в имении Ускевренов шла хлебная война. В последующие годы между ними образовалась тесная связь, основанная на их любви к общему делу. Хабрит, разделявшая собственные мысли Лараджин по поводу глупости моды, стала близка девушке, как родная тётя.

Теперь Лараджин задавалась вопросом, что в действительности известно о ней Хабрит. Та как будто совершенно не удивилась, когда услышала, что Шонри и Талит – не настоящие родители девушки.

Казалось, Хабрит угадала мысли Лараджин.

- Я знаю, кто твоя мать, - сказала она.

- Правда? – испуганно спросила Лараджин.

Хабрит кивнула.

- Я ждала подходящего момента, чтобы тебе рассказать. Но, похоже, обстоятельства вынуждают сделать это сейчас. Надеюсь, ты готова это услышать.

- Готова, - сказала Лараджин, спрыгнув с прилавка, на котором сидела. – Скажи мне!

Хабрит задумчиво потеребила кулон на шее.

- Ты спрашивала о диких эльфах. На эту тему мне кое-что известно. Я была той, кто организовал торговую миссию, о которой рассказала тебе мать. Тамалон Ускеврен надеялся, что фрукты и орехи, растущие в Сплетённых Древах, могут принести выгоду, и это обеспечит сохранение леса.

- Но какое отношение Сплетённые Древа имеют ко мне? – спросила Лараджин. – Кроме того факта, что там меня родила женщина из Долин.

- Твоя мать была не из Долин, - сказала Хабрит. – Она была дикой эльфийкой.

Какое-то время Лараджин сидела в ошеломлённом молчании. Она отказывалась в это верить. Её мать не могла быть одним из этих диких созданий, покрытых татуировками.

- Моя мать не могла быть эльфийкой, - сказала она. – Я человек.

- Наполовину человек, - возразила Хабрит.

- Но мои уши не… - Лараджин широко раскрыла глаза, вспомнив своё отражение в бассейне в храме Сьюн. Она видела собственное лицо – но с заострёнными ушками эльфа.

- Так вот что богиня пыталась мне сказать, - прошептала Лараджин. Она уставилась на свои длинные тонкие пальцы, как будто видела их впервые, затем провела ими по узкому лицу и острому подбородку.

Хабрит пристально вгляделась в глаза Лараджин.

- Богиня? – поинтересовалась она.

Лараджин не нужно было заставлять. Она рассказала Хабрит о том, что произошло в храме Сьюн: о волшебном исцелении своих ран и отражении, которое увидела в пруду. Она рассказала Хабрит о крысиных укусах и канализации, и о своей встрече с трессимом. Ещё она рассказала Хабрит о странном виде хулорна и волшебном появлении Поцелуев Сьюн, аромат которых, похоже, особенно интересовал диких эльфов. Когда она закончила, Хабрит вся дрожала от волнения.

- Ты знаешь, как называют это растение эльфы? – спросила она.

Лараджин молча покачала головой.

Хабрит произнесла два слова на текучем языке, потом перевела:

- На всеобщем это название звучит как «Сердце Ханали». Они также священны для эльфийской богини красоты, Ханали Селанил. Золотые пятна на листьях – это её символ. Говорят, что такой аромат исходит от жрецов Ханали, когда они творят свою магию.

- Я не жрица, - возразила Лараджин, - и я хожу в храм Сьюн.

- Сьюн и Ханали соперничают за любовь и привязанность смертных, но у них есть кое-что общее: священный источник Вечного Золота. Богини могут спорить о том, кто красивее – люди или эльфы, и часто пытаются увести последователей друг у друга – особенно полуэльфов – но состоят в дружеских отношениях. Смертный может поклоняться им обеим – и получить благословление обеих.

У Лараджин голова шла кругом.

- Ты хочешь сказать… что я благословлена? Эльфийской богиней?

Хабрит кивнула.

- И человеческой. Это приводит нас к другой теме: к твоему человеческому отцу.

- Кто… кем он был?

- Кто он такой, ты хочешь сказать, - поправила Хабрит. – Никто иной, как твой хозяин: Тамалон Ускеврен Старший.

Лараджин покачнулась и схватилась за прилавок.

- Мой хозяин? – спросила она. В словах Хабрит был смысл. Неудивительно, что Тамалон Старший так разъярился при мысли о романе между Талом и Лараджин. Тал был её братом – по отцу, по крайней мере, как и младший Тамалон. Госпожа Тазиенна приходилась Лараджин сестрой. Неудивительно, что они были похожи!

Теперь Лараджин поняла, почему её не прогоняли с работы служанки, несмотря на отрицательные отзывы господина Кейла. Почему мастер послал агентов, чтобы вернуть её, когда она последовала за Дируго.

И всё равно Лараджин было трудно поверить, что старший господин – её отец. Тамалон Ускеврен был важным, уважаемым человеком знатного происхождения и безупречного характера, который любил и уважал свою жену. Что могло заставить его переспать с варварской эльфийской девой?

- Твоя мать была красивой женщиной, - сказала Хабрит, - такой красивой, какой тебе лишь предстоит стать, когда ты отыщешь свой путь. Её народ уважал её, пускай даже она приняла в себя человеческое семя.

- Поэтому эльфы от меня отказались? – спросила Лараджин. – Потому что я наполовину человек?

Хабрит покачала головой.

- От тебя не отказывались, - сказала она. – Тебя забрал Тамалон. Теперь дикие эльфы хотят тебя вернуть.

- Вернуть? – хрипло спросила Лараджин. – Куда? И зачем?

- В Сплетённые Древа, - ответила Хабрит. – «Зачем» – вопрос, на который я пытаюсь найти ответ.

Лараджин взглянула на Хабрит по-новому. Пожилая женщина представляла из себя больше, чем казалось на первый взгляд. Она знала вещи, которые не могла знать простая пекарка.

Хабрит кивнула и потеребила полумесяц, висевший у неё на шее.

- У меня есть друзья. Я задаю вопросы и слышу сплетни. Ответ скоро появится.

Лараджин поняла, что она должна была понять, на что намекает Хабрит – полумесяц что-то означал. Но она понятия не имела, что.

Рука Хабрит упала. Она пошарила за прилавком, достала перемену одежды и сунула её Лараджин.

- Снимай свою униформу, - приказала она, - и надень это. Это их запутает. Жди здесь и никому не открывай. Я поговорю с парнями, которые тебе досаждают, и вернусь.

Лараджин держала одежду в руках.

- Но…

Хабрит прижала палец к её губам. Потом улыбнулась.

- Поговорим, когда я вернусь, - сказала она. – Не забудь запереть дверь.

Переодевшись в одежду, которую вручила ей Хабрит, и выждав несколько мгновений, чтобы тётушка не увидела, как она покидает лавку, Лараджин направилась в Охотничий сад через канализацию. На этой раз ей не встретилось никаких чудовищных крыс. Единственное, что замедляло её шаги – чересчур буйное воображение. Каждый всплеск позади неё казался шагами эльфа в зелёном плаще. Она не раз резко оборачивалась, сжимая в кулаке нож из пекарни Хабрит, чтобы встретить простую тень.

Внутри сада она поспешила туда, где в последний раз видела трессима. Он мяукнул в ответ на её зов – но так слабо, что Лараджин едва расслышала.

Крылатый кот лежал в корнях дерева и едва поднял взгляд, когда Лараджин погладила его шерсть. Он казался ещё более измученным, чем два дня назад, шерсть была косматой и мокрой, а перья на крыльях – потрёпанными. Большой нарыв над сломанной частью крыла сочился гноем.

- Ох, котя, - сказала Лараджин с проступившими в глазах слезами. – Я должна была вернуться раньше. Мне так жаль.

Она коснулась рукой нарыва на крыле трессима. Тот был горячим, хотя животное дрожало. Трессим тихо зарычал, но и только.

Лараджин хотела подобрать животное и отнести его в храм, но боялась, что трессим умрёт, если она его потревожит.

Поэтому она сделала единственное, что могла: стала молиться. Сначала Сьюн, потом Ханали. Она умоляла любую из богинь спасти трессима, не позволить этому прекрасному существу погибнуть.

Лараджин почувствовала какой-то слабый аромат: Поцелуи Сьюн. Или, как она узнала, Сердца Ханали. Цветка нигде не было видно. Охотничий сад был покрыт снегом. Но аромат становился сильнее, как будто неожиданно расцвели дюжины крохотных цветков в форме губ.

Трессим замурчал. Лараджин встревожено взглянула на него, помня о бабкиных историях, в которых коты мурчали перед смертью. Она с изумлением увидела, что шерсть трессима стала выглядеть лучше, а нарыв на крыле уменьшился.

Но самое удивительное – её руку, лежавшую на нарыве, охватило красновато-розовое сияние. Оно потекло с пальцев девушки в трессима, пульсируя с ровным ритмом собственного сердца Лараджин.

Она сглотнула своё изумление. Если это была магия – если она действительно направляла силу богини – Лараджин не хотела её потерять. Она сосредоточилась на раненом трессиме, вложив всю свою волю до последней капли в желание, чтобы он выздоровел и поправился.

Лараджин услышала направляющиеся в её сторону голоса. Один из них она узнала – хулорн. Инстинкты твердили ей бежать, но она продолжала фокусироваться на трессиме, пытаясь игнорировать приближавшуюся опасность. Единственным признаком её растущей паники была слабая дрожь в руках.

Наконец она услышала то, что нарушило её концентрацию.

- … это проклятое кольцо, - говорил хулорн. – Похоже, на нём лежит проклятие. Оно восстанавливает плоть, но искажает её согласно собственной злобной воле.

Другой голос, тоже мужской, был незнакомым. Теперь Лараджин слышала хруст шагов на снегу.

- Его магия, кажется, связана с жезлом, - сказал, задыхаясь, второй мужчина. – Я не могу развеять магию одного, не задев другое. Вам придётся выбирать – или всё, или ничего.

Трессим заворочался под рукой Лараджин. Нарыв почти сошёл.

- Во имя богов! Это ещё кто?

Лараджин подняла взгляд. В паре шагов от неё стоял хулорн. Его наполовину змеиное лицо исказилось от ярости и тревоги. Позади него находился высокий, смуглокожий мужчина, опиравшийся на сучковатый посох. Из-за дымчато-серой мантии он казался всего лишь тенью в снежном лесу и смотрел на Лараджин с таким же изумлённым выражением.

- Кто она? – спросил он сиплым голосом.

- Какая разница? – отозвался хулорн. – Она видела нас вместе. Она видела это.

Он поднял свою руку с птичьими когтями.

Смуглокожий мужчина кивнул. Он легонько повёл посохом.

- Если позволите… - прошептал он.

Страх сильной дрожью охватил Лараджин. Она понятия не имела, кто этот смуглокожий мужчина, но заметила выражение в его глазах. Хулорн только что приговорил её к смерти, а смуглокожий мужчина должен был стать палачом.

Лараджин припала к земле, слишком испуганная, чтобы бежать. Маг указал узловатым концом своего посоха на неё. В этот самый миг она почувствовала, как под рукой зашевелился трессим. Наконец исцелившись, он встал и широко расправил яркие крылья, взмахнул ими, испытывая их силу.

Хулорн положил ладонь на посох. На мгновение Лараджин подумала, что её пощадят.

- Погоди секундочку, - сказал хулорн. – Трессим стоит две сотни солнц. Не хочу, чтобы он пострадал.

С громким воем трессим взмыл в воздух, спасаясь в кронах деревьев. Лараджин стояла, протянув руки и умоляя о пощаде.

- Пожалуйста. Я не хотела вламываться в сад. Я нашла раненного трессима и просто хотела…

Кончик посоха затрещал от волшебной силы. С него ударили чёрные искры. Лараджин хотела развернуться, но знала, что не сможет сбежать. Уголком глаза она увидела, как из посоха бьёт поток трескучей чёрной силы…

В тот же самый миг из-за дерева выскочила фигура. Продолжая разворачиваться, Лараджин увидела его лишь мельком: зелёный плащ, коса с птичьим пером, узкое татуированное лицо. Затем выстрел из посоха попал прыгнувшей фигуре точно в грудь. Дикий эльф закричал от боли, его тело неожиданно онемело. С его пальцев и сапог потекли искры, а потом одежда и волосы клочьями разлетелись с его тела. Его обугленная оболочка рухнула на землю и задымилась на снегу.

Лараджин в ужасе уставилась на почерневшее тело. Теперь в тишине, наступившей после взрыва, раздался звук.

Требовательный шёпот на непонятном девушке языке. Потом на всеобщем: «Беги, беги!»

Её не нужно было понукать. Какими-то образом ноги нашли опору в скользком снегу. Она заметила ещё одну фигуру в плаще, спрыгнувшую с ветки на хулорна, который достал меч, и третьего в плаще, бросившегося из-за куста на смуглокожего мага. Бросившись бежать через лес – сердце колотилось – она ещё дважды услышала оглушительный треск за спиной.

В отчаянной спешке Лараджин перевалила через бортик фонтана и рывком открыла решётку. Она едва успела протиснуться внутрь, как услышала громкие шаги наверху, приближающиеся к фонтану. Всхлипнув, она поняла, что они проследили за её отпечатками в снегу. Но в канализации её не смогут выследить. В тёмных тоннелях было слишком много поворотов и развилок – и в сточной воде не оставалось следов.

Она прыгнула в тоннель и сбежала во мрак, расплёскивая воду под ногами.

Лараджин, всё ещё задыхавшаяся после бегства через весь город и воняющая сточными водами, проскользнула в Штормовой Предел через вход для слуг. Она не заметила признаков погони – ни стражи хулорна, ни тёмного волшебника, ни даже диких эльфов. Она была практически уверена, что хулорн не узнает её, если увидит снова, поскольку лорды обычно видели униформу, а не человека под ней. Однако это не означало, что она в безопасности.

Она выскользнула из покрытых слизью сапог и вытерла волосы, а потом услышала голоса на лестнице, ведущей в главную часть имени. Это наверняка был мастер, который готовился к грядущим деловым переговорам с Талендарами – очень важной встрече, на которой должна была прислуживать Лараджин.

Встрече, устроенной мастером Тамалоном Ускевреном. Её отцом.

Она по-прежнему была не в силах в это поверить.

Лараджин услышала, как кто-то царапается в дверь. Она открыла и увидела трессима на скребнице снаружи. Крылатый кот вошёл в Штормовой Предел, как будто всегда здесь жил, и потёрся о ногу Лараджин.

- Что это существо здесь делает? Это дорогой питомец – отправь его туда, откуда он явился.

Крылатый кот скользнул за дверь, когда к ним подошёл господин Кейл. Глубоко посаженные глаза главного слуги пылали. Он резко остановился и сжал губы, позволяя Лараджин полностью оценить свою недовольную гримасу, касавшуюся того факта, что она была без униформы. Он принюхался.

- И где же ты была? – произнёс он, подчёркивая каждое слово.

Лараджин увидела, как улетает трессим – вспышка яркого цвета среди падающих снежинок – и закрыла за ним дверь.

- Поклонялась Сьюн, сэр, - слабо сказала она. – Крылатый кот пошёл за мной от храма, и я всё время пыталась от него избавиться.

- Хм, - похоже, господин Кейл принял такое объяснение. – Оденься в форму. Немедленно. Позаботься о мастере. Наверху идёт важная встреча.

Лараджин наклонила голову. Несмотря на свою позу, она вовсе не чувствовала себя покорной. Она уставилась на свои сложенные руки – на пальцы, которые сотворили исцеляющую магию Сьюн, или Ханали, или обеих.

Я что-то из себя представляю, подумала она. Что-то, ради защиты чего погибли три эльфа. Не просто служанку – квадратную пробку в круглом отверстии – а что-то… другое.

В имении Ускевренов всё было по-прежнему, но для Лараджин всё изменилось. Мастер Тамалон Старший, занятый своими деловыми встречами и преследуемый воспоминаниями о прошлом, был уже не просто её работодателем. Он был её отцом, и люди, которые погибли, когда сгорел первый особняк, приходились Лараджин семьёй. Теперь ей следовало соблюдать особую осторожность возле госпожи Шамур. Лараджин даже думать не хотела о ледяном приёме, который получит, если госпожа узнает, что Лараджин – плод измены её мужа.

Госпожа Тазиенна – Тази – по прежнему была такой же беспокойной бунтаркой, но теперь Лараджин увидела её в ином свете. В их жилах текла общая кровь. Может быть, однажды Лараджин станет такой же смелой.

Мастер Тамалон Младший по-прежнему оставался таким же гулякой и любителем юбок. Но узнав, что он – наполовину её брат, Лараджин обнаружила, что испытывает сочувствие к тем испытаниям, с которыми он встречался. Хотя она знала о случившемся не из первых рук, пока ждала у стола Ускевренов, теперь она могла оценить, с какой опасностью пришлось повстречаться Тамалону, когда он пытался исправить торговое соглашение с Фоксмантлами.

Лараджин даже увидела Тала в новом свете, не просто как друга, который специально перешагнул черту, разделявшую хозяев и слуг, а как брата. Она молилась, чтобы Тал отреагировал в своей обычной, расслабленной манере на новости о том, что они родственники.

У Лараджин не поменялось мнение лишь об одном человеке в имении Ускевренов. Господин Кейл оставался такой же загадочной и немного зловещей фигурой, как и прежде.

Лараджин протиснулась мимо господина Кейла и торопливо направилась в раздевалку для слуг, чтобы надеть форму. Уголком глаза она заметила его взгляд. Пристальный взгляд.

Он заметил во мне перемены, подумала девушка. Интересно, сможет ли он угадать причину.

Лараджин понятия не имела, что ждёт её впереди. Но знала, что ответ ещё предстоит найти. Не здесь, в Штормовом Пределе, и даже не в Охотничьем Саду, искусственное одиночество которого притягивало её все эти годы, но в другом месте: среди диких эльфов Сплетённых Древ.