Замок храпящей красавицы

Глава 6

– Вероятно, Алле Константиновне почудилось привидение, – пробормотала я, – хозяйка была уверена, что оно существует, рано или поздно покажется, и призрак не замедлил явиться.

– Роза умерла, – напомнил Михаил Степанович.

– Что с ней случилось? – тут же спросила я.

– У нее было больное сердце, – вступил в беседу Владимир, – и проблема с сосудами. Я не врач, детально объяснить не сумею. Но медэксперт после вскрытия дал заключение о ненасильственной смерти. Инфаркт.

– В юном возрасте? – усомнилась я.

Корсаков насупился.

– Я и сам отреагировал, как вы. Но потом узнал: это случается порой и с молодыми. Прозектор написал в заключении, что, судя по состоянию внутренних органов, Розе можно было дать семьдесят лет.

– Не повезло ей, – вздохнул Михаил Степанович.

– Гибель юной девушки от инфаркта мало назвать невезением, – буркнула я.

– Не о Розе говорю, – уточнил рабочий, – а о хозяйке.

– Папа! – предостерегающе произнес Владимир.

– Ну, Виола все равно от кого-нибудь услышит, ты сам говорил, Филипп Леонидович хочет ей и дальше пьесы заказывать, – не успокоился старший Корсаков. – У Верещагиных с детьми беда, двое очень больные родились. Леня с почками мучился, ему пересадку сделали.

– Сын Филиппа Леонидовича долго болел, – дополнил Владимир, – в конце концов потребовался донорский орган. Почку для Лени искали по всему свету. Снова скажу, я не врач, не объясню, почему все доноры ему не подходили. Леонид регулярно ложился на диализ. Тяжелая процедура, я парня сопровождал в клинику, страх смотреть на него было. Алла Константиновна перед операцией почти во всех московских церквях молебны заказала, хотя она не очень религиозна. Да, видно, порой ни на кого, кроме бога, уповать не приходится.

– Я думал, что Леня умрет, – признался Михаил Степанович. – Он жутко выглядел, тощий и опухший.

– Руки-ноги, как палочки, лицо одутловатое, глаза заплывшие, – передернулся Владимир, – еле-еле передвигался. На Филиппе Леонидовиче лица не было, он понимал, что сыну считаные недели остались, а почки все нет!

– Вот как! – зацокал языком Михаил Степанович. – Хозяин был готов за здоровый орган состояние отдать, а он никак не находился.

– И вдруг удача! – перебил отца Владимир. – В час ночи из клиники позвонили, приезжайте, мол, скорей, есть донор, молодой, здоровый, погиб случайно.

– В драке, – добавил Михаил Степанович. – Ну, словно близнец Лени, по всем параметрам совпал.

– Доктор даже спросил: «Не ваш ли родственник? Впервые такое поразительное сходство встречаю», – улыбнулся Владимир. – Сейчас Леня в порядке. Ему придется пожизненно принимать лекарства, но это после диализа детская забава.

Я вспомнила обещание, данное Рише, хранить тайну про то, что рок-звезда Ванесса ее родственница, и воскликнула:

– Я думала, у Верещагина две дочери, Мисси работает с отцом, младшая – Риша.

Владимир Михайлович кивнул.

– О Розе в доме не говорят, слишком больно. Леонид наверстывает упущенное, он ранее из-за болезни не мог получить высшее образование. Почки парню пересадили не так давно, сейчас он студент.

– У Верещагиных много детей. Алла Константиновна просто героиня, – восхитилась я.

– Дети – это счастье, – воскликнул дядя Миша.

Владимир оперся ладонями о колени.

– Виола, я понятия не имею, откуда в театре взялась девочка, что, конечно, отрицательно характеризует меня как профессионала. Ума не приложу, как она попала в хорошо охраняемые служебные помещения. Может, вам почудилось?

– Малышка стояла передо мной, – твердо сказала я. – Не пью, не курю травку, не нюхаю волшебные порошки, не глотаю стимуляторы, не балуюсь грибами! Это не глюк! Что косвенно подтверждают очки на носу у крошки. Зачем они призраку? Пожалуйста, не говорите, что «энергетические сущности» расхаживают по земле в своих обычных одеяниях, как правило, в том, в чем их хоронили. Я сильно сомневаюсь, что в восемнадцатом веке для детей производили монокли, пенсне и иже с ними.

Владимир встал.

– Абсолютно с вами согласен. Привидений не бывает. Девочка вполне живая, вероятно, дочь кого-то из гостей, мы это проверим. Но вы, пожалуйста, не болтайте, иначе в доме начнется паника. Прислуга у нас суеверная, легенду все знают, Алла Константиновна занервничает. И я не исключаю варианта, что некто, знающий легенду, решил напугать семью, ребенка нарочно заставляют ходить по дому.

– Возьмите пленки с камеры видеонаблюдения, которая висит над центральным входом, – посоветовала я, – приглашенные шли через главные двери. Сразу увидите, чья дочка носилась за кулисами. Если пообещаете ангелочку подарок, она расскажет, как миновала охрану. Будем надеяться, что вы имеете дело с простым казусом, а не с чьим-то злым умыслом.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил меня начальник охраны, – еще раз прошу: учитывая психическое состояние Аллы Константиновны и глупость обслуги, не рассказывайте никому о дурацком происшествии. Я осведомлен о том, что вы не раз принимали участие в расследованиях, под псевдонимом Арина Виолова вы потом рассказываете о них, и я в курсе: вы умеете хранить тайны. Вы не болтливый, надежный человек, отнюдь не сплетница. Очень надеюсь, что эта история не уйдет дальше этой комнаты.

– Не люблю распускать язык, но про крошку известно еще Фаине, – напомнила я.

– С ней проблем нет и не будет, – быстро заверил Владимир и вынул из кармана пиджака зазвеневший телефон. – Да, да. Где? Ничего не трогайте! Бегу!

– Что случилось? – испугался Михаил Степанович.

Владимир выскочил за дверь, мы с рабочим бросились за ним.

– Оставайтесь дома, – сердито приказал Корсаков, входя в лифт.

Дядя Миша послушно замер в коридоре, а я шмыгнула в подъемник и смело нажала на кнопку с цифрой «один».

– Я не живу в цоколе, мое место наверху. Вполне вероятно, что пригожусь вам.

– Нет, – отрезал Владимир, – отстаньте.

– У вас трясется подбородок, – отметила я. – Все так серьезно? Понадобится вызвать милицию? Могу позвонить следователю Юрию Шумакову. Вы изучали мою биографию и знаете, кем он мне приходится. Ради меня Юра приедет. Лучше иметь дело с ним, чем с посторонним человеком.

Корсаков вышел из лифта, я юркнула за ним. Начальник охраны быстро прошел в коридор, а я повернула налево, увидела бледного до синевы Романа и тут же бросилась к нему.

– Тебе плохо?

– Тошнит, – прошептал охранник. – Вида крови не переношу, ужасное зрелище и пахнет противно! У вас не найдется платка?

Я сунула секьюрити бумажную салфетку, тот начал судорожно протирать лицо.

– Где кровь? Отвечай немедленно, – потребовала я.

Роман прислонился к стене.

– Воды! Господи! Неужели правда? Это была она?

– Ступай в туалет, попей из-под крана, – посоветовала я.

Роман, держась одной рукой за лоб, а другой за горло, побрел в сторону сортира. На стене позади конторки, возле которой положено стоять охраннику, затрезвонил телефон без диска. Я схватила трубку, но не успела произнести ни звука.

– Немедленно сюда, – приказал Владимир.

Я постаралась понизить голос до максимума и хриплым басом спросила:

– Куда?

– О…ел? В девятую, – гаркнул Корсаков, – живей!

Я помчалась по широкой галерее и через пару мгновений влетела в большую комнату, застланную белым паласом. Взгляд зацепился за две маленькие ступни, обутые в дорогие туфли на шпильке, затем я увидела красное платье с золотым поясом и небольшим декольте, бриллиантовое колье на шее, обнаженные руки… Тело лежало на ковре, вытянувшись в струнку, лицо прикрывала белая салфетка, сдернутая с подноса, который стоял на длинной консоли. Девушка явно собиралась поужинать и не успела. Наверное, она хотела начать со сладкого, потому что круглая тарелка со вторым блюдом была прикрыта блестящей крышкой из нержавейки, салат мирно зеленел в фарфоровой мисочке, а вот маленькое блюдечко валялось на ковре, чуть поодаль лежал надкушенный эклер, покрытый шоколадной глазурью. Мне стало понятно, что лицо Ириши сильно изуродовано, салфетка пропиталась с правой стороны кровью.

– Риша! – выдохнула я и села на корточки. – О господи!

В нос ударил запах духов. Ландыш и фиалка. Я зажала нос рукой: не хватало только сейчас чихнуть.

Владимир выругался.

– Какого хрена! Где Роман?

– Охраннику плохо, – тихо ответила я, – он в туалете. Господин Корсаков, лучше ничего не трогать, иначе потом эксперт с ума сойдет!

– Никаких ментов здесь не будет, – гаркнул начальник местных стражников. – Проваливай отсюда! Живо! Чтоб глаза мои твою писательскую морду больше в нашем доме не видели. Хотя стой!

Корсаков вскочил, приблизился ко мне, живо пошарил руками по платью и буркнул себе под нос:

– Вроде ничего не сфоткала. Давай мобилу!

Я протянула ему сотовый, Владимир кинул трубку на ковер, раздавил ботинком и заявил:

– Теперь вали! И даже не думай разинуть пасть! Иначе с тобой будет как с ним!

Владимир указал на руины моего сотового. Я повернулась и пошла на выход. Вас удивляет, что я удалилась без предъявления претензий и без скандала? Заводить свару у трупа девушки показалось мне кощунством. А еще мне стало понятно: бравый, внешне уверенный в себе Владимир Михайлович хоть и занимает высокую должность, но впервые в жизни увидел жертву преступления. Корсаков не из бывших следователей или оперативников. Профессиональные навыки никогда не умирают. Ни один, даже столетний, давно не выезжающий на место преступления пенсионер, некогда сотрудник убойного отдела, не станет трогать руками без перчаток тело и затаптывать комнату, в которой совершено убийство. Владимир почти не владел собой, он не адекватен, и мой телефон пал жертвой его стресса. Корсаков понятия не имеет, что в потайном кармане моей сумки лежит еще один аппарат. Я часто теряю мобильные и всегда ношу пару штук. Если лишусь одного, включу второй.

За спиной послышался шум. Я оглянулась, начальника охраны рвало на ковер. Стало понятно: уйти вот так, бросив в гримерке останки несчастной Риши и обезумевшего Корсакова, нельзя.

Я выглянула в коридор и крикнула:

– Рома! Ты уже напился? Иди сюда срочно!

Секьюрити, по-прежнему бледный до синевы, явился на зов.

– Встань у двери, – приказала я, – никого сюда не впускай без моего разрешения.

– Иес, – кивнул парень.

– Скажи номер телефона Филиппа Леонидовича, – потребовала я.

– Я его не знаю, – испуганно ответил Роман.

– Тогда позови Михаила Степановича, – велела я.

Отец Владимира появился через пять минут. Я к тому времени уже успела побеседовать с Шумаковым и вкратце описать ситуацию.

Старший Корсаков был шокирован известием о кончине Ириши, но должным образом отреагировать не успел, потому что из коридора быстрым шагом вырулил Филипп Леонидович и спокойно спросил:

– Ну? В доме полно гостей, я не могу надолго отлучаться.

Михаил Степанович сказал:

– Главное, не нервничайте.

Хозяин потерял улыбку и посмотрел на меня.

– Что-то произошло?

Я кивнула. Филипп Леонидович сделал шаг к двери, мне пришлось схватить его за рукав пиджака.

– Вам лучше не входить в гримерку.

– Я сам решу, как мне поступить, – отрезал Филипп и попытался стряхнуть мою руку.

Но я вцепилась в рукав изо всех сил.

– Уважаю ваши права и никогда бы не осмелилась руководить умным человеком, но вам туда нельзя. По разным причинам.

Верещагин потянулся к двери, я выдернула из кармана носовой платок.

– Хотя бы оберните руку и не ходите по комнате.

Филипп Леонидович неожиданно послушался, замотал ладонь бумажной салфеткой, распахнул дверь и замер на пороге. Владимир стоял, привалившись к стене, в гримерке отвратительно пахло.

– Дядя Миша, открой окно, проветрить надо, – вроде спокойным голосом вымолвил Филипп.

– Нет, – решительно возразила я, – нельзя. Необходимо увести отсюда Корсакова, запереть уборную, выставить около нее охрану и ждать приезда спецбригады.

– Никаких ментов, – отрезал Филипп Леонидович, – сами разберемся.

– При всем уважении к вам, это не получится, – сказала я, – ваша служба безопасности не имеет права заниматься убийством. Я взяла на себя смелость, вызвала майора Юрия Шумакова, вы можете рассчитывать на его деликатность и умение держать язык за зубами.

Верещагин быстро сориентировался.

– Хорошо. Дядя Миша, оставайся здесь. Стой снаружи, никого не впускай. Володя!

Корсаков вздрогнул.

– Ступай, прими душ, почисти зубы, переоденься и иди в маленький кабинет, – распорядился шеф. – Роман, ты дежуришь у общих дверей. Всех заворачиваешь!

– Простите, можно вопрос? – робко заикнулся парень.

– Ну, – нахмурился Верещагин.

– В гримерках находятся вещи, – тихо произнес охранник, – артисты веселятся в зале. Что делать, если они захотят шмотье забрать и домой податься?

– Ни один человек не должен попасть в служебное помещение, – чуть повысил голос Верещагин.

– Понял, – кивнул Роман.

– И Муркин, и Марфа, и Катя Франк, и Павел Лавров будут спорить с охраной, если она попытается их притормозить, – сказала я, – еще есть Елена Минская, девушка, которая сидела в ложе. Будет лучше, если Рома вежливо им скажет: «Прошу простить, но Филипп Леонидович настоятельно просил никому пока не уезжать и не заглядывать в гримуборные. Для вас готовят совершенно особенный сюрприз, хозяин задумал по полной программе отблагодарить актеров, вызвал сюда из дома старшего бухгалтера». Последнее у большинства людей ассоциируется с наличными деньгами.

– Мыслишь в верном направлении, – похвалил меня Филипп Леонидович. – Роман, запомнил? Да, Минской нет, я ее сразу домой отправил, чтобы тут не отсвечивала!

– Иес! – гаркнул охранник. – Донесу до их сознания: актерам хотят премию вручить, типа тысячи отсчитывают и по конвертам раскладывают.

Михаил Степанович похлопал парня по спине.

– Молодец. Двигай на пост.

Филипп Леонидович посмотрел на меня.

– Кто из исполнителей может устроить скандал?

– Все, – без колебания ответила я.

– Расставь их по степени вредности, – потребовал Филипп.

– Муркин, Марфа, Катя, Лавров, – ответила я. – Минскую я не знаю, видела ее лишь издали, но вы сказали, что ее уже нет. Борис мертвецки пьян, он спит, думаю, не очнется до утра.

– За кулисы посторонние не допускаются, – протянул хозяин, – кроме того, у входа выставлена охрана. Следовательно, круг лиц, которые могли сюда проникнуть, резко сужается. Актеры и работники театра.

– Есть лифт, – напомнила я, – тот, что возит жильцов дома вниз.

Михаил Степанович откашлялся.

– Нас всего двое, там моя квартира и апартаменты Фаины. Подъемником может воспользоваться только человек, имеющий ключ-карту, вот она!

Я посмотрела на пластиковый прямоугольник, который рабочий достал из нагрудного кармана пиджака, и спросила:

– Но ведь девочка как-то проникла на строго охраняемую территорию? Значит, и взрослый мог пробраться.