Cбылась мечта идиотки — покидаю бесноватый, раскаленный мегаполис. Одурев от тридцатиградусной жары, поторапливала Андрея с Людмилой, вот они и подсуетились — купили домишко в какой-то Разбиваевке. Я даже на смотрины не успела съездить, оценить хозяйским глазом. Теперь сижу на чемоданах и к вечеру уже буду в той самой вожделенной глуши на берегу речушки тоже с неблагозвучным названием: Малая Чураевка.
Уму непостижимо, как в таком богатом русском языке для меня не хватило приятно ласкающих слух названий. К примеру, деревня Расцветаевка или Безоблачная. А речка Прозрачная или Прохладная — простенько, без затей, а приятно.
Не знаю, до чего бы я еще додумалась, если б не спасительный телефонный звонок.
Что ж, назад хода нет. Одно обнадеживает, Андрей все же не чужой человек, не подсунет мне абсолютно непригодное жилище. Все пять лет учебы в университете снимал у меня комнату, да так прижился, что «тетушкой» стал меня величать. А я его — «племянничком». Со временем и соседи поверили, что мы родственники. Андрюша даже на рынке овощи разгружал, чтобы к моему дню рождения или какому-нибудь празднику порадовать свою тетушку подарком. Я тоже старалась создать пареньку, давно потерявшему родителей, домашний уют…
Что же это я — телефон разрывается!
Но в трубке услышала не Андрея, а заполошный голос незабвенной подружки Ирки Дудиной:
— Галина, какого черта трубку не берешь?! Я уж испугалась, что вы все уехали.
— Да я, Ириш, мы…
— Хватит мямлить, слушай и не перебивай. Представь, и я с вами еду! Все-таки хорошо, что я теперь у твоего Андрюшки работаю! По блату дал отгулы аж до понедельника! А мой Санька, как ты знаешь, с экскурсией в Питере, стало быть, я свободна. Что молчишь, ты не рада?
— Нет, то есть да. Рада очень. Ну, если с нами, то поторопись. Андрюшка с Милой вот-вот заедут. Только как мы впятером в одной машине? Да еще мой Ральфик и Агашин Фома.
— Ха, нашла из-за чего морочиться! Свою «старушку» из гаража выкатишь. Мы с тобой и собачкой на «жигулях», а Андрей с Людмилой, Агашей и ее котом — на джипе. Все, Галь, я заскакиваю домой, хватаю вещички, даю ЦУ мамуле и минут через сорок буду у тебя.
Вот так всегда: не женщина, а цунами. И с годами не меняется. Мужа выгнала в одночасье, даже не разобравшись, может, он еще не успел ей изменить с той крашеной блондинкой…
И снова мои ненужные размышлизмы прервал звонок, но теперь уже в дверь. Наверняка моя соседушка уже в полной экипировке и с вещичками. А у меня еще конь не валялся. Не перестаю удивляться: в свои семьдесят Агаша и проворна, и мудра, и наблюдательна. А память у нее, как у восемнадцатилетней.
В четыре руки мы быстро закончили сборы. И через полчаса наш эскорт уже выехал на Старокалужское шоссе. В безудержном потоке машин «Сусанин» на джипе прокладывал путь, я тупо следовала за ним. Наконец напряженка на дороге спала. Редкий кустарник сменился сплошным лесным массивом — дышать и думать стало легче. Но только я погрузилась в размышления: остаться мне, как и прежде, одной или принять предложение руки и сердца моего любимого мента — как раздался резкий крик.
— Галь, тормозни, мне в лесок приспичило! Мы вчера с соседом гульнули, ия…
Я не стала слушать объяснений своей непутевой подруги — вечно у нее если не золотуха, так понос. Бегло взглянув ей вслед, несущейся в ближайший кустарник, я снова вернулась к прежним мыслям. А на фига мне семейная жизнь? Обеды готовить, носки стирать да терпеливо сидеть и ждать, когда явится мой Гудков с такой опасной работы. Но вдруг от визга тормозов встрепенулась. И тут же услышала громогласный голос:
— Дэвушка, вам помочь! Твоя рухлядь на колесах сломалась? Чего сидишь, Анзор? Выползай. И тащи красулю к нам в тачку. Мигом домчим куда ей надо.
— А ну-ка, валите своей дорогой, кобели недоделанные!, — с криком выскочила из кустов Ирка.
— Это еще что за суповой набор? Че она пургу метет, Анзор!
— Генаха, я смекаю, у нее зубов лишку! Ща проверю. — Из джипа вылез бритый крепыш в потной майке со сверкающими южными очами и к Ирке: — Ну, ты, прошмандовка, сдай назад. На тебя даже у Жорки всеядного не встанет!
В мгновение Ирка взлетела вверх, взмахнула в прыжке ногой, но ее кроссовка лишь скользнула по руке крепыша. Он подхватил Ирку, как перышко, сделав такую воздушную поддержку, что акробату на зависть. Вот только опустить хотел с вытянутых рук без всякой страховки, как мешок с мелкой картошкой. Но я вовремя подскочила, и подруга рухнула на меня. Мы обе оказались на асфальте. И тут же услышали шум колес и голос Андрея:
— Вы что развеселились, братки?
— Ка-а-зел тебе браток!
— Погодь, Анзор, это же Андрюха. У Жорки с ним дела. У тебя, что ли, фирма на Беговой?
— Ну да. А ты тот Геннадий, что с Георгием Палычем приходил?
— Он самый. С Жоркой тогда к тебе завалили, вопросик один перетерли.
— Ну, лады, мужики, развлекухи здесь не ловите. Это моя тетушка, а другая — моя сотрудница.
— Андрей, что там случилось?
— Сиди, Людмила. Все уже о, кей.
— Гы-гы, базара нет, отдыхайте. Мы тока помочь хотели. Тачка у них что-то…
— Нет-нет, валите, жеребцы! — не успокаивалась Ирка. — Если б я была на каблуках, фейс бы тебе, красавчик, точно подправила.
— А ты прям каратистка! Ладно, никто не в обиде.
Как только бандитский джип отчалил, мы в два голоса, а потом и Людмила присоединилась, напустились на Андрея. Я вопрошала, откуда он знает этих братков? Ирка, не успевшая всласть подраться, все еще подрагивая тщедушным корпусом, повторяла: «Да я б этому половому огрызку…» Но Андрей, резко оборвав ее, гаркнул:
— Кончайте базар, по машинам!
Наконец мы свернули на щебенку. Проехали мимо садово-огородного товарищества средней руки, где все вперемешку: бревенчатые избы, сбитые на века, и щитовые домишки, смахивающие на скворечники, претенциозные кирпичные уродцы и долгостройки с кучами песка и мусора. Дачники, копошащиеся на своих шестисоточных плантациях, ничего кроме сочувствия не вызывали.
— Галь, смотри, в такую духоту горбатятся. Ни речки, ни озерца задрипанного поблизости. Разве это отдых — ничего приятного и полезного ни лишку? Такая редиска, чтобы доехать и вырастить, дороговато обходится.
— Ириш, каждый по-своему с ума сходит. Думаю, многим нравится сам процесс возни на грядках.
— Хм, а нам важен процесс сыска. Ты знаешь, Галь, нас троих, включая, конечно, Агашу, мой недоросль обозвал пожилыми искательницами приключений. Вот паршивец! Мне только недавно сороковник стукнул. А тебе через два месяца… Разве это годы! Я бы ему всыпала, да он уже на две головы меня выше. Вырастила себе на радость. Лучше бы, как ты, щенка завела. Или такого, как у Агаши, ученого кота.
— Ты зря на Саньку взъелась. Он верно подметил — мы вечно во что-нибудь влипаем. И теперь, чувствую, без приключений не обойдется. Вот что у меня не выходит из головы — откуда Андрюша знает этих отмороженных?
— Стоп! Они упомянули какого-то Георгия Палыча — верняк, это «крыша». Нынче без этого никак.
— Ничего себе успокоила. Если что-то знаешь — колись.
— Да я только предполагаю. Посуди сама, Андрей после универа быстро встал на ноги. Ну продал родительскую квартиру где-то в Захлюпаевске, да ты добавила своих сбережений, доставшихся от предков. Но этого же мало. Стало быть, ему пришлось занимать, брать кредит, налаживать связи. А вообще, давай сменим пластинку. Главное, фирма его теперь процветает. Он и свою маленькую семью обеспечивает, и тебе помогает. По крайней мере, не приходится таскаться на службу и подрабатывать репетиторством.
— Ты права. Я теперь могу себе позволить заниматься своим любимым делом, или хобби, как угодно.
— Галь, что ты имеешь в виду? Живописать портреты или сыск? Похоже, у тебя два хобби. А вот я вынуждена вкалывать, чтобы прокормить сына и мать. Так что в расслабухе и приключениях я нуждаюсь больше, чем ты.
— Запомни, я еду отдыхать спокойно и тупо, как всякий нормальный человек, а не искать на свою задницу приключений.
— Понятно… Наверняка Андрей с Людмилой на это и рассчитывают. Но я тебя, подруженька, лучше знаю. И вот еще что они не учли. Я где-то читала: прежде чем покупать дачу, надо узнать, может, там могильник какой был или патогенная зона.
Я вздрогнула, вспомнив свои тревожные мысли. Только хотела их озвучить, как ожил мой мобильный, и в трубке раздался голос Андрея:
— Галюш, не паникуй, спокойно подъезжай. Дальше будет спуск. Мы остановились в низине и ждем вас.
Я вдруг поняла, что уже несколько минут не вижу впереди машины Андрея. И всполошилась, вскрикнув:
— Что-то с Ральфиком?
— Нет-нет, не кричи. Щенка твоего Агаша покормила, он спит, и кот тоже дремлет.
— Тогда в чем дело?..
— А это уже по вашей части. Подъедете, сами увидите.
Труп выглядел устрашающе, хотя и на любой другой труп без дрожи не взглянешь. Даже Агашу, умеющую справляться со своими эмоциями, это зрелище настолько потрясло, что старушка, горестно покачивая головой, как заведенная, повторяла: «Какое, какое зверство… и выставлено как напоказ!..»
Тело молодой девушки было распластано в низине, на пожухлой траве. Голова с разметавшимися светло-русыми волосами представляла собой багрово-синий шар. Остекленевшие глаза — словно вставленные в пустые глазницы протезы, — казалось, никогда не были живыми. Набухший лиловый рубец зловещим жгутом опоясывал тонкую шею.
Я приказала себе устоять на ногах и прислушалась к словам Агаши:
— Скончалась, бедняга, от удушения, от жары вся разбухла… трупные пятна пошли. Думаю, не меньше суток пролежало тело.
Я заметила рубцы на обеих раскинутых руках и следы от укусов насекомых, круживших, видимо, весь день над телом. Ноги тоже были в волдырях. Одной босоножки не хватало. Светлые шорты и майка — все, что было на девушке.
— Смотрите, вторая босоножка на дороге валяется, ее я сразу приметил.
— Андрей, эту вещь надо в пакет.
Он, не ответив, вдруг закричал:
— Уведите Милу, ей плохо стало! Дайте воды! А мне надо срочно сообщить в милицию.
Ирка, подхватив побледневшую Людмилу под руки, повела ее в машину. У меня тоже было одно желание — поскорей смыться и все забыть как кошмарный сон. Но тут я увидела, как Агаша, поддерживая рукой спину, наклонилась и что-то высматривает. Я подошла к ней.
— Неужели кроме нас никто не проезжал здесь?.. — прошелестела она. — Вот что, Галина, мне надо в низину спуститься. Поддержи меня. Кажется, с левой стороны там что-то поблескивает.
— Не… не надо вам с больной-то спиной. Я спущусь и посмотрю, — промямлила я, а саму мелко и противно потрясывало.
Обойдя распластанное смердящее тело, я увидела маленькую, расшитую бисером косметичку.
— Не трогайте там ничего! Хоть бы вы, Агафья Тихоновна, остановили доморощенную сыщицу! — нервно прокричал Андрей и тут же зачертыхался. Очевидно, не мог никуда дозвониться. Когда я вернулась с находкой, Агаша, взяв у меня косметичку и сунув себе в карман, заговорщицки сказала:
— Об этом пока молчок. — И, очевидно, для ушей Андрея, повышенным тоном поторопила: — Иди, Галюша, в машину, я следом.
Приняв тот же тон, я нарочито громко ответила:
— У вас сандалия расстегнулась. Сейчас помогу. — И тут же подмигнув, прошептала Агаше: — Пока Андрей дозванивается, посмотрим, что в косметичке.
— Схитрила и рада. Ладно, давай. Пакета нет, в мой платок вывалим содержимое.
В косметичке оказались мини-флакончик французских духов, помада, миниатюрная пудреница фирмы «Ланком» да коробочка с карандашами для подводки глаз — ее мы даже открывать не стали.
Негусто — все по минимуму, но недешевый набор. Очевидно, девушка ненадолго куда-то собиралась. Обычно в дорогу — даже на пару суток — берут косметичку размером с авоську. Не говоря уже о том, что нет никаких документов, кошелька, украшений, даже мобильного, без которого уже никто не обходится. Очевидно, девушку обокрали, а потом убили. А косметичка выпала, когда сумку отбирали. Воры и не заметили.
Задумавшись, не сразу поняла, что старушка тянет меня за руку, а Андрей нетерпеливо подает сигналы.
Как только мы подошли, он, чертыхнувшись, сказал:
— Черт побери этих ментов! По «02» их здесь не вызовешь. Надо выходить на твоего сыскаря. Если не ошибаюсь, Гудков теперь не в районном, а в областном управлении. Так что эта глухомань входит в его епархию.
Набрав номер своего любимого мента, я поняла, что ответил дежурный. Вот те раз, а говорил, что у него прямой телефон. Едва сдержавшись, я вежливо попросила майора Гудкова, по срочному делу.
— Можете мне излагать, если не личное что-то, — пробасил капитан Косыгин (так он назвался).
— Товарищ капитан, я к майору и по срочному делу, и по личному. Передайте, что Усова звонит.
— Тогда конечно. Совещание можно прервать, коль сама… как вы сказали?..
— Вы слышали. И уверяю вас, юмор здесь неуместен.
— Понял, ждите.
Ждать пришлось пять минут, хотела уже отключиться. Злилась на Андрея, что в такую глушь завез, и на себя, что согласилась не глядя, а ведь были предчувствия. С другой стороны, ощущала какой-то внутренний подъем. Неужели и впрямь у меня теперь хобби искательницы приключений?..
— Товарищ Усова, майор Гудков у телефона. Я думал, что… Закройте же дверь!.. Все, я наконец один. Галечка, я думал, что ты уже отдыхаешь на своей фазенде и совершенно позабыла мента с его бесконечными путаными, грязными делами.
— Так вот, товарищ майор, еще одно грязное, мокрое, путаное дельце могу тебе подбросить.
— Ты где, откуда звонишь? Ты одна там? Только ничего, ничего не трогай! — вдруг во всю глотку заорал Гудков.
Наконец, выслушав мою сбивчивую речь, майор сказал:
— Лучше бы вы мимо проехали. Трупаку уже не поможешь, а вам с такой оравой (собак, кошек нахватали) в такую-то духоту… Старушку вашу и вовсе удар может хватить. — И приказным тоном добавил: — Сейчас же дуйте без остановок к месту своего назначения! Разберемся без вас!
Обозлившись, я гаркнула в ответ:
— Как прикажете, гражданин начальник. Мы вас больше не потревожим.
Но не успела я отключиться, как услышала:
— Адресочек вашей фазенды у меня есть. Если явлюсь без приглашения, хотя бы водички дадите напиться? — И не дождавшись ответа, выпалил: — Передай трубку Андрею. Нужно с ним переговорить.
Пока я ворчала и возмущалась, а Андрей запальчиво говорил и размахивал руками, Ирка сняла несколько кадров с места происшествия. И попросила всех молчать об этом. Агаша напоила кота и собаку. А я сняла напряжение ее домашним квасом.
Андрей после переговоров с блюстителем закона совсем построжел, приказал не останавливаться ни по каким, даже самым уважительным причинам. Ирка, не утерпев, подколола его:
— Не только нам так везет. На сей раз ты сам наскочил на труп. Затормозил, увидев всего-навсего босоножку. Мало ли, бомжиха могла потерять…
— Хм, где ваша хваленая сообразительность сыскарей? Босоножка из тех, что не меньше чем на сто баксов тянет. Бомжихи такую обувь не носят. Все, марш в машину!
Местность опять пошла в гору. Холмы в кустарнике смотрелись дивно. Вскоре показалась какая-то деревня, и пейзаж нарушил железнодорожный переезд. Дальше снова — сплошной лес. Проехав еще с километр, увидели овраг, весь поросший орешником. И речку.
На высоком холме что-то блеснуло, похоже, купол церквушки, и снова скрылось за деревьями. Почему же о такой достопримечательности, как церковь, Андрей даже не упомянул?! Внезапно за поворотом, над самым оврагом, возник каменный, с бойницами монстр. Вот те на, это не церковь! А жаль. Однако сие архитектурное вмешательство выглядело настоящим замком стародавних времен, возвышающимся и как бы отстраненным от всего остального… Речка, делая крутой изгиб, проходит мимо этого терема. Так что его владельцу, везунчику, досталось все — обозримые с высоты окрестности и вместе с тем — уединенность. Владей всеми прелестями! Настоящий дар божий!
Я нервно закрутила головой. Что же мне-то досталось, коль лучший кусок под общим небом уже занят? Ирка тоже заерзала и вякнула:
— Там граф, что ли, какой живет?! А где место холопам?!
Я не отреагировала на ее риторические вопросы, потому что сразу за поворотом увидела целую улицу домишек. А ближе к берегу реки, за небольшим лугом просматривалась красная крыша.
— Это наш дом! Андрей говорил, что по яркой черепице сразу узнаешь.
— Галь, как здорово! Дом прямо на берегу реки!
Андрей притормозил у полутораметровых ворот и посигналил.
Минуты через две мужичонка в выпущенной наверх ситцевой рубахе и ношеных джинсах открыл ворота и прошамкал:
— Милошти прошим, Андрей Иваныч. Ш приездом, значица.
— Здравствуй, Пахомыч. Часика через два, как все приготовим, заходите с Семеновной на чай.
— Дак ведь новошелье, Иваныч. Мы уж там, на веранде, вам штол накрыли. Моя Шеменовна пирогов картовных да капушных напекла. Давайте, рашполагайтещь. А я пойду пока. — И Пахомыч, подмигнув Андрею, пошустрил за ворота.
— Он еще не старый, всего-то пятьдесят. Зубы ему надо вставлять… Очень добрый, говорят, мужик. Руки у него золотые. Если что нужно будет, к нему и обращайтесь. А сейчас быстренько осматривайтесь, привыкайте.
— Как я поняла, это задний фасад.
— Да, и здесь, как видишь, есть дровяник, сарай и банька, от которой ведет дорожка к калитке и дальше, к реке. Зимой из баньки да в прорубь — попробую обязательно! — заключил довольный Андрей.
— Пятнадцать соток — есть где разгуляться и нам, к животным, — с гордостью в голосе подхватила Людмила, чувствуя себя хозяйкой. Но тут же, оглянувшись на меня, добавила: — Владей, Галина, ты ведь об этом мечтала!
— А изба настоящая, деревенская, с мансардой! — восхитилась Ирка. — Вот у тебя все и сбылось!
Все апеллировали ко мне, а я от восторга дар речи потеряла.
Дом действительно хорош. С резным крыльцом и открытой верандой. Окна небольшие, но их много, стало быть, будет светло. К избе вела выстланная из садовых плит дорожка. А вокруг в меру скошенная трава, видимо, Пахомыч постарался.
Из раздумий меня вывели разглагольствования Андрея:
— Осенью сделаем закладку английского газона. Специалистов привезу. Можно и альпийскую горку устроить — осовременить, одним словом.
Ирка аж в ладоши захлопала. А по мне… пусть бы все оставалось как есть, в первозданном виде, без новомодных, набивших оскомину украшательств. Думаю, меня поддержит Агаша — не вторгаться в природу-матушку.
Агаша выпустила щенка и кота. Кот Фома чинно шел по дорожке, а Ральфик норовил с нее скатиться в траву. Ничего, здесь не затеряется, не убежит, кругом деревянный забор.
— Господи, хорошо-то как, Галюша, — выдохнула старушка. — Вы сейчас пойдете в доме все осматривать, а я здесь чуток посижу. С высокой веранды вид волшебный. Молодец твой Андрей, хорошее место подыскал.
— И я очень довольна. Речушка как на ладони, над ней с того берега нависли сопки, поросшие смешанным лесом и кустарником. Замок просматривается со второго этажа, его нижняя часть утопает в кустарнике. А как хорош луг с пасущимися коровами…
Мою почти поэтическую речь прервало Иркино пение: «Ой, вы сени, мои сени, сени новые мои…» Слышно было, как ей в такт притоптывала Людмила.
Вошла я в довольно-таки просторный холл, точнее, Ирка права: здесь это называется сенями. По стенам лавки, в переднем углу что-то вроде буфета, большой комод — самодельный, резной, и сундук подобный, как бы в пару. Дальше — полукруглая арка, за ней дверь, ведущая в большую, почти квадратную комнату. Зал это или гостиная, или горница — зовите как хотите. Здесь печка — самая настоящая, русская, обложенная красивой изразцовой плиткой.
Агаша подошла, прижалась к ней и едва слышно заговорила:
— Когда работала в детдоме, там всегда были сквозняки, и мечталось вот о такой печке. В России печь — это что-то большее… ну, как мать, которая всегда пригреет.
Лестница на второй этаж была удобной — без крутого подъема. Из небольшого коридорчика расходились в разные стороны две двери, ведущие в спальные комнаты.
Андрей с Людмилой постарались — обставили на свой вкус. Я сразу поняла: та, что в нежно-голубых тонах с кокетливым зеркалом и торшером в бантиках — спальня для молодых. Но и своей комнатой, правда, в более сдержанных тонах, я осталась довольна. Кроме самого необходимого здесь имелись и книжные полки, уже заполненные детективами.
— Галь, это сюрприз, вот и пойми Андрея!
— Все очень просто. Решил, что буду сидеть да почитывать без лишних телодвижений. А вышло… Дорожное происшествие теперь из головы не выкинешь. Предчувствия у меня нехорошие.
— Значит, я в городе парься, работай, а вы с Агашей начнете клубок распутывать? На природе в свое удовольствие разминку мозгам устроите?
— Ир, у тебя какое-то извращенное понятие об удовольствиях. Ладно, успокойся, по будням будешь нам звонить, а в выходные приезжать.
— Несколько кадров с места происшествия, как ты видела, я уже сделала. Кассету возьми и спрячь, чтоб не перепутать, ведь ты еще природу будешь снимать. Остальное позже обсудим.
— Хозяева, не надоели вам гости? — послышался женский голос.
— Это Семеновна, — предположила Ирка. — Ее муженек наверняка с горилкой явился.
Застолье шло своим чередом. Андрей с Пахомычем так часто прикладывались к домашней «огненной» в литровой бутыли, что мы с Людмилой забеспокоились. Но Семеновна — женщина, приятная во всех отношениях, улыбчивая и приветливая, — успокоила:
— Ничего мужикам не будет. Ведь своя она, как слеза, чистая. Не борматень какая-нибудь… Да под такую закуску!.. — И для наглядности ахнула пару стопок подряд за новоселье, за здравие и благополучие. Ирка тут же подхватила инициативу. А мы с Людмилой набросились на маринованные грибочки, соленые огурчики и клюкву в сахаре.
Любопытной Ирке не терпелось узнать о прежних хозяевах. Как это, не пожив и полгода, решились продать такое чудо, да в таком волшебном месте? Семеновна, упредив мужа, сказав, что его шамканье люди замучаются слушать, рассказала сама.
Оказывается, прежний хозяин, бизнесмен с хорошими доходами, по натуре — деревенского склада; любит тишину, природу, рыбалку. Вот и прикупил земли, отгрохал такую избу. Но его молодой жене не пришлись по нраву ни природа, ни дом. Захотела жить в коттеджном поселке, где сплошь новые русские: каменные дома-терема, асфальт и бассейн, и даже свой магазин. Судили-рядили они промеж собой, но, видать, жена одержала верх.
Разговор дальше пошел на бытовые темы: электричество здесь только до десяти вечера, всего три программы телик берет. Воды хоть залейся, но горячую самим придется устраивать. И нужник на улице, где сарайка.
— Ничего, обживемся, со временем все будет. Мы хоть и городские, но не балованные, правда, тетушка!
— Да, да, меня и так все устраивает! — воскликнула я и от нетерпения заерзала, не зная, как улучить подходящий момент и выйти из-за стола. И… к речке — скорее искупаться.
Наконец Андрей завел речь о рыбалке, Пахомыч тут же подхватил. Ирка с Агашей и Семеновной тоже обсуждали животрепещущую тему: кто, какие люди живут в деревне. Это надолго. И я поняла, что тот самый момент наступил, и выпорхнула за ворота.
Вот это да! Речушка хоть и небольшая, но глубоководная. Я плыла умиротворенно, легко, ощущая себя невесомой.
— Давайте к этому берегу. А я навстречу, — вдруг послышался звонкий голос, и я увидела плывущую ко мне девушку в голубой шапочке.
Вскоре мы молча добрались до берега и вышли одновременно. Девушка достала из сумки полотенце и кинула мне, сказав, что всегда два берет.
— А вы очень хорошо плаваете, быстро с того берега маханули и даже не задохнулись. Я тоже тренируюсь. Давайте познакомимся. Оля, можно Леля — чаще так меня зовут.
Отбросив свои мокрые волосы, я наконец увидела лицо девушки. О господи!.. Те же глаза, только живые, даже искрящиеся голубизной, молодостью, всем чем угодно, главное — жизнью. И лицо, и распущенные по плечам светло-русые волосы. И… шея — тонкая, нежная, без того жуткого рубца.
— А вы… вы кто?
— Я же сказала, я просто Леля. А вас как звать?
— Я… Галина Павловна, можно просто Галя. Но вы… э… девочка, разве не… — Я зажмурилась, замахала руками, что-то забормотав.
— Что с вами, Галина Павловна? Вы так побледнели… Вдруг с того берега донеслись голоса, различила только Андрея:
— Галя, Галина, ты зачем от всех удрала? Я плыву, жди. Значит, я в своем уме. Я вскочила и, не сказав ни слова, бросилась в воду — обратно, домой, к близким мне людям.
Первое утро на новом месте. Часов под рукой не оказалось, но и так ясно — не больше семи. Хорошо, что сразу перешла на деревенский режим, правильно организм сработал. Я покосилась на спящую Ирку. Ее организм подсознательно дал команду отоспаться в выходные. Молодые тоже будут до одиннадцати дрыхнуть. А мне в самый раз с утречка поплавать.
Я взяла полотенце (шапочки снова не приготовила с вечера), тихонько спустилась со второго этажа и встала как вкопанная — кушетка аккуратно заправлена пледом, Агаши нет. В сенях, в углу, на подстилке посапывал Ральфик. Фомы не было, что не удивило. Он не будет нагло дрыхнуть, когда его хозяйка уже бодрствует.
Вздохнула, подумав — кошки утонченнее, ближе к женской психике, чем собаки, хотя последние, говорят, преданнее.
Выйдя на веранду, потянувшись всласть, я так и ахнула. Красотища-то какая! Надо же, в бойнице в узком, длинном окне горит свет — не выключили с вечера. Здесь, с этим экономия, а в замке? Там богатый хозяин живет с дочкой и золовкой — так, кажется, называют сестру жены.
Любопытная Ирка хотела вчера подробно расспросить Семеновну об обитателях замка. Но та отмахнулась, мол, богатеи с беднотой не знаются. А этот и вовсе живет отшельником. Но где же Агаша? Наверное, ушла в деревню. Вот и хорошо, никому не придется объяснять, что со мной вчера приключилось.
Вчера, чтобы не напугать всю честную компанию и не испортить застолье, мне пришлось притвориться, что не рассчитала силы, сплавав на другой берег и обратно. Вот и затрясло от усталости. Впрочем, не буду портить себе настроение в это прекрасное утро.
За ночь вода стала прохладнее. И дышится здесь легко, будто кислорода на душу населения Господь выдал с избытком. А тишина… Боязно даже рот открыть, кажется, любой звук будет слышен далеко-далеко.
Решила доплыть до противоположного берега и посидеть на том же месте — проверить, какие мысли и ассоциации у меня возникнут. Иначе ночные кошмары замучают — неизвестность для меня хуже всего.
Выйдя на берег, я раскрутила чалму, сделанную наскоро из полотенца, и тщательно растерлась. Захотелось побегать и попрыгать, ведь никто не увидит. Но вдруг зашелестело в кустах, и знакомый голос окликнул:
— Галина Павловна, доброе утро!
Я уже знала, что это Оля. Теперь-то я что-нибудь выведаю.
Оля была одета в шорты, майку, и только кроссовки отличали ее от той, погибшей. Я даже могу к ней прикоснуться для убедительности.
Подойдя поближе, я крепко пожала ее тонкую прохладную руку и сказала:
— Утро очень доброе, Леля. Я хочу извиниться за вчерашнее.
— Нет-нет, ничего. Я только сначала испугалась за вас, вы очень побледнели. А потом, как услышала, что вас родственники зовут и навстречу плывет ваш муж, успокоилась. Вы не возражаете, если перейдем на «ты»?
— Хорошо, согласна. И зови меня по-простому, Галей. А ты всегда по утрам и вечерам купаешься?
— Да, я сегодня уже поплавала. Заметив тебя, вернулась. А так каждое утро, в половине седьмого. Даже когда вода совсем холодная, заставляю себя хотя бы пять минут продержаться. А ты что, спортсменка?
— Да нет, просто любительница. В детстве часто болела, с тех пор и закаляюсь водой.
— И я тоже! У меня и легкие, и сердце слабые. Я даже на год в учебе отстала. Учителя ходят со мной заниматься. Мне семнадцать, а аттестат получу только через год. А у тебя дети есть?
— Нет, Леля, я незамужем, детей нет. Есть только Андрей, он мне как родной. Считаю его племянником. Еще есть Агаша — моя соседка, добрая старушка, она мне и как мать, и как друг.
— А у меня есть тетя. Хочет казаться моей матерью и другом, но у нее ничего не получается. И она злится на меня, — Девочка вздохнула и, казалось, погрузилась в себя. А я усиленно крутила шариками-ноликами; наконец решилась спросить:
— У тебя, я слышала, есть любящий папа и, наверно, родные братья и сестры?
— Да, единственный человек на свете, без которого и дня не могу прожить, — это мой папа. Есть еще старший брат. Он мне наполовину родной — папин сын от первого брака. Но Родион меня в упор не видит, занят только собой. Вот если бы у меня сестра была, она бы меня понимала. Возможно, мы бы с ней ссорились, но как хорошо бы потом мирились, дарили друг другу подарки…
— Леля, так у тебя совсем, совсем никакой сестры нет и не было?! Может, двоюродная какая-нибудь?!
— Нет, никогда не было. Папа говорил, что у нас в роду женщины трудно рожали. Моя мама, родив меня, сразу умерла. За это меня тетка и ненавидит, ведь она родная сестра моей мамы.
— Леля, что-то ты не так понимаешь… Я тебе тоже откроюсь. Моя мама умерла спустя неделю после моего рождения. Но за все время, сколько себя помню, никто меня ни разу не упрекнул. Разве ребенок виноват, что мать заплатила высокую цену за его рождение? И твоя мама исполнила свое желание (ведь хотела дочку) и свой долг.
— Да, может быть. Но там… наверно, моя мама не радуется за меня. Я невезучая — у нас все такие в роду…
Девочка говорила быстро, будто повторяла заученный текст, нервничала и все время оглядывалась.
— Оля! Ты опаздываешь к завтраку! Одну тебя все должны ждать! — послышался откуда-то сверху жесткий, отрывистый голос.
— О! Уже орет тетя-мама. Отсюда ее не видно. Из беседки, из-за кустов, наверно, шпионила за нами, — проворчала Оля, не злобно, но с оттенком горечи. Вскочив, протянула мне руку и спросила: — А ты вечером в то же время приплывешь сюда?
— Да-да, конечно, встретимся тут же.
И девчушка поспешно скрылась на узкой, ведущей наверх тропинке. Слышен был легкий шорох кустов, задеваемых ее тонким, быстрым телом.
Во дворе меня встретила Агаша. И тут же посетовала:
— Ты теперь из воды, как рыбка, не вылезаешь? Встала рань-прирань…
— Разве можно проспать такое прекрасное утро?
— Хорошо, Галюша, пойдем на веранду. До завтрака попей-ка молочка, прямо из-под коровки. Зовут ее Тоня.
— Кого, хозяйку коровы?
— Да нет, саму корову Тоней кличут. Хм, когда она была еще теленочком, недоглядели, она и утопла по самое брюхо в навозе, а сил выбраться еще маловато. Деревенские увидели и закричали: «Телушка-то тонет, тонет!» Она и стала откликаться на имя Тоня. И молоко хорошее дает. Здесь недалеко — первый домик от дороги, у них теперь буду брать парное молоко. А в соседнем доме с большой верандой наши знакомые Пахомыч с Семеновной живут. У них я свежими яйцами разжилась. Так что на завтрак будет все натуральное, свежее.
Так много и с таким удовольствием Агаша давно не говорила. Мне даже словцо некуда было вставить. Я только стояла и радовалась. Потом выпила целую кружку молока. Показалось, как сливки. Это и понятно, не разбавленное и без всяких добавок.
Пока старушка готовит завтрак, я решила разыскать свою косметичку, чтобы навести легкий утренний марафет. Но в коробке среди тюбиков с зубной пастой и шампуней ее не оказалось, зато нашлась купальная шапочка.
«Стоп! В самый раз, пока все спят, просмотреть еще раз без спешки косметичку убитой девочки», — подумала я, но тут подошла Агаша и сказала:
— Галюша, надо бы потолковать, пока никого нет. Начинай со вчерашнего заплыва. Я ведь догадалась, что ты кого-то или что-то увидела на том берегу.
— От вас ничего не скроешь. Но сначала давайте получше разглядим косметичку убитой. Вы ее куда-то спрятали. И ту босоножку Андрей тоже убрал подальше, грозился передать только ментам в руки.
— Хорошо, сейчас возьму в сундуке. Ты, наверно, помнишь, что вчера он мне был предоставлен в пользование. Я уже туда все уложила. И не надо мне теперь никаких шкафов и вешалок. Как в старые добрые времена — старухе и положен сундук.
«Когда она все успевает?» — подумала я. А мне еще предстоит столько всего распаковывать, раскладывать да развешивать.
— Вот косметичка, в целости и сохранности, все содержимое: духи, помада, пудреница, коробочка с карандашами для подводки глаз.
— Агаша, смотрите, в коробочке что-то торчит. — Я потянула и вытащила скрученную в трубочку бумажку. Быстро развернула: — Тут карандашом для подводки что-то нацарапано. Попробую прочитать: «Элла…» Дальше стерто, а в конце маленькая буква «а». И цифры… скорее всего номер телефона: 217 — четко, потом, кажется, 6, опять стерто, и в конце цифра 5. Если семизначный номер, то не хватает всего двух цифр.
— Вот что, Галюша, возьми-ка лист бумаги и ручку и выпиши все по порядку.
— Хорошо. Итак, что мы имеем. Номер телефона: 217-6(?)-5(?). Похоже, московский номер, возможно, центр, но найти будет трудно. Теперь записываю слово «Элла»… «а». Думаю, это название какого-то заведения, салона, фирмы, черт знает чего еще. А что если это слово «Эллада»?!
— Хм, есть такой салон художественных изделий. Колдуете тут без меня. А ты, премудрый пескарь, вижу — только что из воды, волосы еще мокрые.
— Ир, ты, как черт из табакерки, выскочила. Ладно, подгребай к нашему шалашу.
— К шабашу, хотела сказать, да постеснялась. А зря, ты сейчас на ведьму смахиваешь. Причешись хоть, да несколько мазков косметики кинь на личико.
— Я и хотела, но не нашла свою косметичку.
— А это что, разве не твой новый эксклюзивчик — не дешевый, блескучий?
— Э… это не мое, — промямлила я, провожая взглядом Агашу, поспешившую в дом за продуктами для стола.
— Ну, даже моей одной извилины хватит сообразить, что это и не Людмилина косметичка. Она ничего не разбрасывает, как некоторые. И уж конечно, не Агашина. Когда успели изъять эту вещицу у убитой? И ведь никому ни слова, даже мне. А за то, что умыкнула улику, твой любимый мент ужо тебе покажет!..
— Хватит ерничать! Лучше вникни, может, что подскажешь. Значит, говоришь, «Эллада» — это салон? Где он находится, что за публика там бывает? В общем, все, что знаешь.
— Да мало знаю. Ну, это салон для богатеньких, там все дорого. Рекламу где-то видела, убей не вспомню. Дай-ка получше разглядеть.
— Пожалуйста, смотри.
— Да, эта косметичка, похоже, из того салона, о котором я упомянула. А по содержимому могу предположить — девочка собрала, как говорится, с миру по нитке: духи, помаду… разных фирм. Или у нее устойчивого вкуса нет, или бедняжка копила денежки сначала на одно, потом на второе… Но если стеснена в средствах — можно было косметичку приобрести попроще. А здесь даже внутри настоящая кожа.
— Да, подруга, ты в этом дока. У тебя разных мазил на десяток таких косметичек. Тебе и карты в руки! Про этот салон и номер телефона, что на бумажке, постарайся узнать.
— И доложить тебе, товарищ начальник! Но по телефону, да тем более с работы, много не расскажешь.
— Приедешь, в выходные все равно в Москве не усидишь. К тому же, как твой Санька вернется из Питера, ко мне его собираешься отправить.
— Ладно, уговорила. А пока молодые не встали и Агаша накрывает на стол, давай в сарайчик забежим. Посмотрим в глазок видеокамеры кадры с места происшествия. Жаль, что видика нет.
— Я накажу Андрею, он привезет. Я же буду здешние красоты снимать, потом просматривать… — Не договорив, вздрогнула, услышав щенячий визг и громкое мяуканье.
— Ну вот, никаких дел с таким зоопарком, — проворчала Ирка. А я помчалась со всех ног к забору, откуда доносилась какофония звуков.
Оказывается, у Ральфика застряла передняя лапка в маленькой щели забора. Он пытался второй передней помочь себе, а получалось еще хуже. От боли и беспомощности бедняга взвизгивал. А кот. Фома, поглаживая его своей мягкой лапой, во всю мочь мяукал. Прибежавший Андрей спросонья попытался раздвинуть добротно сколоченные доски, но только занозу себе засадил.
— Господи, как этот дурачок ухитрился просунуть свою глупую лапку?!
— Надо намылить ему лапу, так делают люди, когда кольцо с пальца не могут снять, — сообразила явившаяся на шум Людмила и тут же понеслась за мылом. А притащила шампунь.
Мы начали поливать щенка шампунем, а он, бедный, принялся чихать.
— Господи, да он задохнуться может! — заорала я. — У него, наверно, на этот шампунь аллергия. Надо собачий, специальный. Не помню, в какой он коробке.
Тут снова появился Андрей, он уже вытащил из машины монтировку и встал наготове.
— Будь неладен тот мастер, который на века сработал этот забор, — проворчала Ирка.
— Это Пахомыч. А он ничего тяп-ляп не делает.
— Пусть сам и разбирает. Сбегай, племянничек, за ним. А то, боюсь, ты не только забор, но и щенка ненароком угробишь.
— Это всего лишь монтировка, чтоб отодрать доску. Конечно, ею можно и убить…
— Хватит про убийства! Ты еще труп вспомни! — взвизгнула Людмила. — Я вчера эту чертову босоножку с убитой выбросила.
— Ты что?! — воскликнули мы с Иркой. — Это же вещдок! Это сокрытием улик называется! — продолжила Ирка уже на тон выше, чтобы всем было слышно.
— А мне плевать, я отдыхать приехала! Вы даже с кошками и собаками не можете справиться, а еще лезете в криминальные дела, смердящие трупами. Могли бы мимо проехать, так нет!.. И теперь мы все на нервах.
— Мила, кончай истерику! Как ты разговариваешь со старшими? Выпей валерьянки, не позорься тут! — взревел Андрей, продолжая отдирать доску в заборе. Я аж глаза вытаращила, а Ирка моментально захлопнула рот. Такого мы от нашего единственного мужчины в доме не ожидали. Теперь представляю, каков Андрей на работе. А Людмила что-то очень нервная стала, может, беременна?!
Пока я стояла столбом, занимаясь психоанализом, не сразу поняла, как произошло освобождение пленника. Треск, стук, громкий собачий визг, и Агаша передала мне щенка в руки. Я с облегчением прижала к себе черный поскуливающий комочек.
Бурное утро сменилось спокойным знойным днем. Мы с Иркой до полудня немного позагорали, но больше торчали в воде. Молодые, примиренные и влюбленные, ворковали в своей спаленке с задраенными ставнями. Еще перед уходом Андрей заверил нас, что завтра с утречка, как и подобает настоящему рыбаку, пойдет на дело в какое-то место, о котором ему сообщил Пахомыч. И конечно же, один — женщина на рыбалке, как и на корабле… Людмила не дала ему развить эту глубокую мысль — закрыв Андрею рот поцелуем, увела наверх.
Ральфик, как и положено собаке, зализывал раны. Беспокоила только зияющая дыра в заборе. Подходящей доски сразу после взлома не нашлось, а потом и пыл у Андрея иссяк. Мы с Ириной притащили из сарая какой-то ящик и прикрыли им дыру снизу — такой барьер щенок еще не одолеет, так что не сбежит.
В сарае, как и намечали, мы просмотрели видеокадры с места трагедии, но экранчик крохотный, мало что поймешь.
— Видик нам нужен позарез, чтобы хорошенько рассмотреть жертву и сравнить с той девочкой, — сдуру ляпнула я, и Ирка тут же поймала меня на слове. Я поняла, что пора все рассказать ей и Агаше.
Притащив большую лавку, мы уселись под деревьями, в тенечке. Я во всех подробностях поведала о встрече с девочкой Олей. Минут через двадцать никто из нас уже не сомневался, что моя новая знакомая не иначе как сестра-близнец убитой. И хотя тело пролежало, по нашим прикидкам, около суток и внешний вид претерпел изменения, но и Ирка, и Агаша поверили мне, признав мой острый глаз художника, подметивший схожие родственные черты. Правда, сама я о своих способностях сужу скромнее. У меня за плечами всего лишь художественная школа. Но абсолютное сходство моей новой знакомой с убитой девочкой видно даже невооруженным глазом.
— Хотя ни в какую мистику не верю, но, как только увидела у Оли на шее родинку, меня аж затрясло.
— Да, Галь, у тебя, наверно, мелькнула мысль, что покойница ожила. Жуть какая!
— И я у погибшей девочки сразу заметила родинку возле уха, хотя уже плоха глазами стала.
— Агаша, вы разглядели и застарелый шрам на правой ноге убитой. А вот у Оли его нет. На ногах ни одной ссадины.
— Да, травма у погибшей девочки давнишняя. Но меня поразило другое. Труп как бы выставлен напоказ, какая-то зловещая нарочитость…
— Мне это тоже показалось странным. В такой глуши могли избавиться от трупа, закопав где угодно.
— Девчонку ночью ограбили, дорога безлюдная, низина. Вот и бросили.
— А что понадобилось в таком глухом месте молодой девушке? Может, она ехала к кому-то в гости? В машине ее задушили и выбросили.
— Андрей предположил, что была какая-то разборка. Но у девочки ни одного сломанного ногтя, никаких ушибов. И одежда не порвана. Стало быть, не сопротивлялась, — твердо сказала Агаша.
— Похоже, что она не успела оказать сопротивления. Ей могли вколоть какую-нибудь дрянь, и, уже бесчувственную, задушили и ограбили, — гнула свое Ирка.
— Нет, девочки, думается, грабежом здесь не пахнет, точнее, не это главное. Создана иллюзия, мол, случайные бандиты убили и ограбили, в спешке содрали какие-то побрякушки. На обеих руках, очевидно, были браслетики…
— Да-да, Агаша, у нее на запястьях два рубца.
— Галь! Есть такие браслетики, на замочках. Они недорогие, молодятина от них тащится.
— И потерянная босоножка — факт, подтверждающий, что девушку уже мертвую вытащили из машины ночью. В том месте ни одного фонаря. Вот и не заметили потери босоножки. Не берусь утверждать, что убийство было заранее спланировано, но и непохоже, что действовали случайные дорожные грабители.
— Да, согласна. Ведь бандюги и ворюги еще и поглумились бы. Могли изнасиловать!
— Ир, твое предположение только экспертиза может подтвердить или опровергнуть. А если и впрямь девочка той ночью с кем-то ехала в машине, то куда, к кому? Меня это особенно интересует. Вот мы ехали по правой стороне в Разбиваевку. А есть еще и другая дорога — в коттеджный поселок, хорошая, асфальтированная.
— Но поворот в тот поселок только после железнодорожного переезда. А в левой стороне от него есть еще деревня. Семеновна говорила, Глотовкой называется. Вот и думай и гадай — три дороги. Хотя Разбиваевку можно исключить, здесь старушки да старики, в основном. Теперь еще и мы. Я попробую разузнать, может, кто ждал родственницу в гости…
Ирка, перебив Агашу, взвилась и понесла:
— Когда, Галюнчик, ты сбежала купаться-плескаться, я не только языком чесала да горилкой накачивалась! Я Семеновне подливала, чтобы стала разговорчивее. Слово за слово, она и сказала, что буржуи из коттеджного поселка сами себе устроили цивильную дорогу и не любят, когда посторонние по ней проезжают. И даже хозяин замка — Хванский его фамилия — ездит на своем джипе чаще всего по лесной холмистой дороге, почти параллельно той, цивильной. Но, говорят, к своему замку он тоже отгрохал парадный подъезд. Наверх ведут аж мраморные ступеньки!
— А что же он себе персональную дорогу не проложил?
— Думаю, девчонки, он просто не хочет привлекать к себе внимания. Говорят, Хванский лесом торгует, завод у него какой-то перерабатывающий. Вроде, с иностранцами у него бизнес. Я в этом мало что понимаю. Да и Семеновна не разбирается, сказала только, что он очень богатый и лет ему хорошо за шестьдесят. Обстоятельно поговорить нам Пахомыч мешал, наверно, боялся, что жена лишнее сболтнет. Завтра с утречка он с Андреем уйдет на рыбалку, наведаюсь к Семеновне, может, еще что-нибудь разузнаю.
— Хм, какие-то тайны мадридского двора вокруг этого замка. Мне послезавтра выходить на работу, а так хочется тут…
— Да успокойся, Ирок, такие тайны быстро не распутываются. Чувствую, нам придется много перелопатить, чтобы докопаться.
— Но во все ли можно и нужно вторгаться? Мне кажется, Галюша, что тебе не терпится разобраться именно в этой девочке Оле.
— Да, Агаша, посудите сами, Оля для своих семнадцати слишком наивна. Чувствует себя ущербной и подавленной, пытается сопротивляться, но у нее ничего не выходит.
— Ты как всегда лезешь в дебри, а нужны только факты. Вот и используй знакомство с девчонкой! Зачем тебе разбираться в ее комплексах? — не удержалась Ирка.
— Все, никакой психологии. Берусь за карандаш, бумага уже приготовлена. Помните, в прошлом деле наглядная схема помогла. Но на сей раз начну не с жертвы, а с Оли — ее предполагаемой сестры. Итак, ставим первый вопрос: почему столько лет Оля не знает о существовании своей сестры-близняшки?
— Галь, можно допустить, что была какая-то трагедия и от девочки скрывали этот факт, учитывая ее слабое здоровье. Ведь ее даже обучают на дому.
— Возможно, что так. И второй вопрос. Знает ли о своей второй дочери господин Хванский?
— Думаю, Галюша, что и хозяин замка не знает о ее существовании. И Семеновна говорила только об одной дочери Хванского. А они с Пахомычем здесь отродясь живут. Могли бы знать.
— Да, все это очень странно. Второй дочери уже больше суток нет, а отец не забеспокоился. Значит, Хванский и впрямь ничего не знает о близняшке. В голове не укладывается!..
— И ведь никто ни слова об этом. А вот о муже с женой, продавших нам дом, охотно говорят. Да неужто деревенские удержались бы и не рассказали о семействе Хванского, если б что-то такое знали? И мне кажется, что все намного сложнее, чем мы представляем, — подытожила Агаша и удалилась готовить на обед окрошку.
Ирка, оживившись, без предисловий выдала:
— А я уверена, в курсе всего тетка! Она заказала убийство племянницы. А теперь и Оля на очереди!
— Ты что, совсем уже?! Не накликай. Какой мотив у тетки-родную племянницу заказывать? Если о второй близняшке даже сам Хванский не знает, то зачем тетушке избавляться от племянницы? Да еще труп выставлять напоказ, почти у дороги?
— Ладно, Галь, я, наверно, погорячилась. Тетке и впрямь выгодней выкрасть племянницу, держать ее где-то и шантажировать хозяина, требуя выкуп.
— Вот и попробуем раскрутить версию с деньгами. Я крупным планом изображу в центре замок. Вот Хванский — денежный мешок. От него идут стрелки… У хозяина замка есть старший сын Родион от первого брака. Указываем большой стрелкой. Родиону, конечно, в первую очередь добро достанется. Еще одна стрелка, ведущая к голубой шапочке. Это дочь Хванского Оля. Черная стрелка ведет к жертве (второй дочери). Здесь ставится большой вопросительный знак.
— Галь, теоретически все так. Но я от Семеновны слышала, что всем заправляет хозяин. Сына к делам даже не подпускает.
— Ну и что? По завещанию, если отец умрет, львиная доля наверняка достанется сыну, затем дочери, а уж потом что-то и тетке перепадет. Надо узнать хотя бы, как ее звать-величать. Судя по голосу — этакий командирский, жесткий, — я представляю ее сухощавой, длинной, как жердь, с тонкими злыми губами…
— И с маленькими, холодными, пронзительными глазками. Ну вот, Галь, мы вместе и составили словесный портрет тетки, еще не видя ее.
— Ага, сейчас я это чудо изображу. Лет ей, этак… под полтинник. А если она еще и старая дева?..
— То вообще с ней на узкой дорожке лучше не встречаться. Ты не очень-то плавай на тот берег, во всяком случае, будь осторожнее.
— Слышала бы нас Агаша — навыдумывали! Хотя по закону подлости иногда и не такие фантазии оборачиваются реальностью.
— Да уж, хватит. Пора к делу приступать. Галь, надо выпросить у Андрея надувную лодку и вечером махнуть на тот берег вдвоем. Я сама хочу посмотреть на Олю. И расспросить ее…
— Нет, ты спугнешь девчонку своим напором. И ее тетку насторожишь. Надо постепенно, как можно проще и естественнее. А вот про лодку ты хорошо сообразила. Андрею она понадобится только завтра утром, значит, мы ее возьмем сегодня. Прямо сейчас пойду и попрошу у него.
Я поднялась наверх, к молодым. Услышав за дверью гомерический хохот, вошла без стука.
— Андрей, зачем ты так вырядился?
— Ха-ха, это меня Людмила обрядила. Нас на вечер в гости зовут. А у меня с собой ни одного галстука. Я же сюда пассивно отдыхать приехал. Вот она и привязала мне шейный платок. Я что, голубой?! И вообще, не хочется мне никуда.
— Ничего, Андрюшенька, пойдешь как миленький. Ведь интересно посмотреть коттеджный поселок и его обитателей. Дело в том, Галя, что мне позвонила из Москвы подруга. Сегодня она едет в гости к своим знакомым именно в этот поселок. Вот и зовет нас с Андреем присоединиться. Мы ведь тут рядом.
— Сходите, развейтесь. А насчет прикида… в такую жару можно без официоза. В любой рубашке с коротким рукавом.
И я, заинтересованная, чтобы молодые на вечер свалили, приложила все усилия и уговорила-таки Андрея. Вскоре он спустился вниз искать бритву, а Людмила, поблагодарив меня за поддержку, принялась выкладывать свои наряды, поминутно спрашивая, что ей лучше надеть. Так утомила, что я чуть не нагрубила ей.
— Мила, чем проще, тем лучше, подбери только аксессуар поинтереснее. — И я тут же устремилась к выходу. Но вслед услышала:
— Ой, господи, у меня же есть эксклюзив! Смотри, какую сумочку отхватила у модного мастера! Дороговата, но ведь супер!
— Это что? Где, говоришь, купила?
Я буквально вырвала сумочку из рук Людмилы и уставилась на нее. Да это же… как та косметичка, тоже бисером расшита.
— Хороша, правда! Видишь, настоящая лайка! Несколько кармашков — много чего войдет.
— Погоди, тут какой-то вкладыш.
— Хм, я же говорю, это на заказ, эксклюзив, визитка автора вложена. Розенсон его фамилия.
— Ой, как хорошо, Мила! Можно я возьму эту визитку?
— Бери, не жалко. А хочешь себе такую же? У меня вот, видишь, бисером расшит мой знак Зодиака — Дева. А у тебя в июле день рождения — значит, ты — Рак.
— А если изображена рыбка, значит, знак Рыбы?
— Ну конечно, как иначе.
— А косметички там тоже есть?
— Да, были. И гарнитуры: сумочка, косметичка и бандана. Но это уж слишком. Я не восемнадцатилетняя девочка!
— Да-да, тебе повезло. То есть я хочу сказать… с покупкой повезло.
— А мы с Андреем тебе на день рождения преподнесем подобную. И голову не придется ломать…
Дальше я уже не слушала, выскочила за дверь и опрометью вниз по лестнице, чуть не сбив Ирку с ног.
— Ты чего как угорелая несешься? Давай-ка мне ключи от машины и деньги, я съезжу за видиком в коттеджный поселок. И незачем этой проблемой Андрея напрягать. А потом, как договорились, на лодке…
— Да-да, конечно. Возьмешь ключи и деньги в моей сумке. А пока взгляни-ка сюда.
— Откуда эта визитка?
— Мила дала. — И я рассказала Ирине все в подробностях.
— Значит, надо сходить в салон «Эллада». А когда мне работать? Отпуск для этих дел Андрей не предоставит. Узнает, что снова сыском занялись, — уволить может.
— Все потом обсудим. А пока езжай за видиком.
— Куда это она? У меня уже обед почти готов.
— В буржуйский поселок видик покупать. И не беспокойтесь, Агаша, мы с Ирой позже поедим.
Старушка хотела что-то сказать, но ее остановил звук мобильного, доносящийся откуда-то сверху. Выбежавший из сеней Андрей заорал во всю глотку:
— Людмила, зачем опять мои вещи проветривать! Отдыхала бы! Ну вот где мой пиджак?
Людмила молча сняла с бельевой веревки пиджак с ревущим в кармане мобильником. Андрей с раздражением рявкнул в трубку:
— Осипов слушает! А… здравствуй, товарищ майор. Да, хорошо отдыхаем. И Галине нравится. Она здесь как рыба в воде и в прямом, и в переносном смысле. Ну хватит соблюдать этикет! Ведь с Галиной хочешь поговорить. Сейчас передам трубку.
— Здравствуй, господин майор! Наконец-то снизошел! Мы вчера тебе информацию о трупе, а ты?.. — с ходу подколола я своего любимого мента. А он, почему-то выдержав паузу, сухо поздоровавшись, строго сказал:
— Признаться, сразу хотел позвонить и отругать, а моя бригада за холостой пробег могла бы тебя и отшлепать.
— Ты это о чем?.. Не знаешь, с чего начать? Спроси о погоде. А у меня к тебе, товарищ майор, много вопросов делового характера.
— Думаю, они все отпадут. Трупа никакого нет! — выдохнул он и снова умолк.
— Как нет?.. Где он? Не мог же труп сам уйти? Да мы собственными глазами видели задушенную девочку! Меня ни во что не ставишь, но ведь ты и с Андреем вчера говорил! По-твоему, мы все того… Говори же, не молчи!
— Понимаю, что не массовый гипноз! Но трупа нет!
— Боже мой! Невероятно!
— Вот так, Галечка, отдыхай. Нет трупа, нет и проблем! Извини, мне сейчас некогда. Позвоню потом…
Эффект разорвавшейся бомбы, и я пала первой жертвой! Едва устояв на ногах, выронила сотовый и, опустившись на траву, прокричала:
— Труп девочки исчез!
Подбежали Андрей и Людмила, подошла Агаша. За ней — четвероногие. Кот начал тереться о мои колени, а щенок принялся лизать мне лицо. Зашумели, заговорили — кто во что горазд.
— Валидол ей под язык, — встревожилась Агаша.
— Ты переутомилась! Тебе надо отдыхать по-человечески, — тоном медбрата увещевал Андрей.
— Ну нет того трупа, и черт с ним, найдешь другой! — голосом сестры милосердия успокаивала Людмила.
Да что они, с ума посходили? Меня так взбесило, что я, выплюнув валидол, вскочила и заорала во всю глотку:
— Осточертела ублюдочная фраза: «нет трупа — нет проблем»! У эгоистов и циников никогда не бывает проблем! Здесь, на земле, только и делают, что отдыхают. А там чем займутся?
— Ни фига себе, кому это ты высказываешь?!
— Думается, Гудкову упрек. Выпей-ка, Галюша, кваску и охолонь.
— Агаша, вы-то не черствый человек! Все понимаете! Меня этот унтер Пришибеев за идиотку держит! Видите ли, бригаду зря гонял на место происшествия! И Андрей туда же. Мол, перегрелась, головка бо-бо. Дожила!
— Потом, все потом, а сейчас успокойся.
— Выходит, я шизофреничка, все надумала! Но вы своими глазами видели труп! Она… эта девочка, в низине задушена… Андрей, ты же сам Гудкову сообщил.
— Хватит, сколько можно! — рявкнул Андрей. — Людмилу опять выворачивает наизнанку от ваших ужастиков!
— А у тебя, Андрюшенька, глаза, как у слепого котенка. Не из-за трупа твоя женушка, ну, не только из-за той девочки плохо себя почувствовала. Беременна твоя ненаглядная Людмила…
— Кто, что?! Как беременна? Почему я не в курсе? Агафья Тихоновна, вы тут самый разумный человек, скажите — моя жена и впрямь?.. А ты, Людмила, почему ни слова о такой радости?
— Ой, опять… не могу!
— Сейчас я чайку принесу, — встрепенулась Агаша. — А ты, Андрей, умой ее холодной водой.
Все сразу закружились вокруг Людмилы, забыв обо мне. Я ахнула кружку кваса и пришла в себя. Стало стыдно и противно. Как базарная баба — все в одну кучу свалила. Теперь и Людмила, и Андрей мне не простят. Испортила им праздник, влезла в великое таинство.
Мой внутренний монолог прервала Людмила, сказав тихим голосом:
— Не знаю точно, но уже три недели подозреваю. Сперва хотела провериться у врача, чтобы уж наверняка порадоваться. Извини, Андрюша.
— Все хорошо, моя дорогая, полежишь в прохладе, отдохнешь.
Когда молодые ушли наверх, мы некоторое время молча сидели с Агашей. Приготовленная окрошка стояла нетронутой.
— Пойду к ним, извинюсь.
— Нет, пока не ходи. Дай им время для тихой радости. И сама не вешай носа. Ты такая проницательная стала… У меня вчера тоже подозрение возникло, уж больно Людмила налегала на солененькое! И раздражительность, и суетливость появились у нее не случайно. А ведь она спокойного характера. Хотя, конечно, это происшествие на дороге и здорового может выбить из колеи. А труп девочки, может, местный участковый нашел и вывез. В общем, разберутся, милиция все же. Ну и мы покумекаем. А сейчас, Галюша, пока молодые здесь, — ни о чем таком…
Еще что-то справедливо говорила Агаша, но я уже не слышала, поспешила к реке.
С ходу бросилась в воду и поплыла не в сторону того берега, как обычно, а вдоль по течению. Поплавала немного и уже стала возвращаться, держась ближе к берегу, как вдруг в тине что-то блеснуло. Да это же та самая босоножка в пакете! Ну конечно, не могла же Людмила далеко ее забросить. Вот в тине и застряла. Нужно взять и спрятать. Этот вещдок я преподнесу Гудкову!
Я вытащила из пакета босоножку, отряхнула от тины и завернула в свой сарафан.
Во двор вбежала в одном купальнике и шлепанцах. Быстро прошмыгнула в сарай, запихнула узелок в дальний угол и услышала звук тормозов. Это Ирина подъехала, надо открыть ей ворота.
— Ты чего это в мокром купальнике разгуливаешь? Вытаскивай коробку с видиком.
— Ириш, присядем на минутку в машине. Есть две новости: плохая и хорошая.
— Валяй с плохой.
Выслушав меня, Ирка взвилась:
— Верхогляд в погонах! Нет трупа, так ищи! Неохота землю носом рыть? Но мы сами с усами, докопаемся!
Я сообщила подруге о том, что важная улика снова у нас. Особенно Ирка порадовалась за Андрея и Людмилу, у которых ожидается прибавление семейства. Я строго-настрого наказала ей молчать при молодых о нашем расследовании. Им теперь нужны только положительные эмоции.
Молодые спустились к столу, нежнее обычного поглядывая друг на друга. Пообедали тихо-мирно, все хвалили окрошку, в жару такое блюдо в самый раз. Затем Андрей сбегал наверх за шампанским и объявил:
— Дорогие мои, в понедельник Милочке сделают УЗИ. Если мальчик — назовем Иваном в память о моем отце, если девочка — в память о моей маме — Ларисой. А тебе, Галина, предстоит стать крестной нашему малышу.
Все единогласно поддержали Андрея, поздравили будущих родителей и выпили по бокалу шампанского. Вскоре мы с Ириной убрали со стола. И только хотели уединиться в сарае, чтобы обсудить наши дела, как услышали крик Людмилы:
— Здесь сушились Андреевы бежевые носки. Где они?
Ее вопрос повис в воздухе. Переглянувшись с Ирой и поняв друг друга без слов, мы направились к сараю, пошептаться. Но снова послышался голос Людмилы:
— Ну куда могли деться эти чертовы носки?
Не отрываясь от вязания, Агаша предположила:
— Может, Андрей их надел?
— Нет, он сейчас в темных носках, а те, к светлым брюкам, должен на вечер надеть. Мы же в гости идем! — выпалила Людмила и в растерянности присела на скамейку.
Мы с Иркой невольно посмотрели на свои ноги, как будто могли впопыхах надеть эти дурацкие носки.
— Нашла из-за чего переполох устраивать, но с беременной не поспоришь, — проворчала Ирка.
— Все же давай поищем, могли упасть, и ветром отнесло, — предложила я.
— Ой, один нашла! — пискнула Людмила. — Надо же, под верандой, рядом с Ральфиком. Это ты, маленький чертенок, стащил их с нижних перил! А куда дел другой носок, давай, малыш, признавайся!
Мы с Иркой рассмеялись, решив, что Людмила репетирует разговор с будущим ребенком, используя Ральфика как подопытного кролика.
Успокоившись, что инцидент исчерпан, мы уже завернули за угол дома, направляясь к сараю, но вновь услышали возбужденный возглас Людмилы:
— Ой-ой, что это?..
— Господи, если беременность у Милы будет так протекать, то за девять месяцев у всех крыша поедет, — про-зудела Ирка.
— Он икает, аж захлебывается! — взвился голос Людмилы.
Когда мы подбежали, Ральфик, дергаясь всем тельцем, икал, выпуская поток слюны.
— Скорей воды ему! Что-то он проглотил несъедобное.
— И впрямь щенку что-то мешает. Он совсем задыхается!
— Галь, не заполошничай, отойди, я лучше справлюсь. Мне не привыкать, ведь мой Санька в детстве тоже все в рот тащил.
— Ир, садистка, за язык, что ли, щенка тянешь?!
И тут послышалось какое-то бульканье, и вместе с рвотной массой выпало что-то длинное, инородное.
— Фу, да это же… это носок! Второй! — вскрикнула Людмила и, зажав рот, закрутила беспомощно головой. Ее снова затошнило.
— Опять мою жену довели, сумасшедшие! — гаркнул подбежавший Андрей. — Мила, пойдем отсюда… — не договорив, Андрей вдруг увидел всю неприглядную картину: меня с трясущимся, облеванным щенком на руках, Ирку, поливающую нас с Ральфиком водой из графина, и Агашу с веником и совком. Чуть в стороне, на траве Андрей едва узнал свой носок.
— Что же это такое, до каких пор… — произнес нечто невразумительное наш всегда рассудительный Андрей.
— Идите к себе наверх. Тут обычное дело, щенок еще мал, все тащит в рот, — тихо сказала Агаша.
А Ральфик как ни в чем не бывало вывернулся из моих рук и побежал, обнюхивая все подряд.
— Надо щенка обмыть и обтереть. Но в чем нагреть воды? Нет подходящей емкости.
— Агафья Тихоновна, есть большой бачок в сарае. Я сейчас его принесу, — вовремя подоспел Андрей.
Ткнув Ирку в бок, я прошипела:
— У нас в сарае улика спрятана. Андрей может на нее наткнуться. Надо быстро куда-то запихнуть эту чертову босоножку!
Ирке повторять не пришлось, она тут же понеслась к сараю.
Я влетела вслед за ней. Андрей, чтобы добраться до бачка, отбросил в сторону две старые корзинки и наткнулся на наш узелок. Но Ирка, подпрыгнув, схватила его и забормотала:
— Там, может, что-то бьющееся.
— Непохоже, но потом посмотрим. Чего вы сюда набежали, дайте дорогу. — И Андрей, взвалив на себя бачок, выбрался из сарая.
— Давай, Ириш, соображай, куда теперь вещдок спрятать?
— Легко! В дровяник!
— Правильно. Ведь печь летом не топят.
Из окна второго этажа высунулась Людмила и сообщила Андрею, что пора собираться в гости.
«Хорошо, ребята уйдут, и можно будет взять лодку», — подумала я и тут же услышала:
— Вот теперь, подруженька, лодка в нашем распоряжении. На видеокамеру поснимаем красоты природы. И подгребем к замку. Это никаких подозрений ни у кого не вызовет. И на встречу д Олей успеем.
— Я же тебе говорила: с девочкой общаться буду я одна.
— Общайся на здоровье, я и словом не обмолвлюсь. Я вас обеих сниму. Нам пригодится ее фото.
— Хорошо. Снимешь и тут же на лодке вернешься домой. А я потом сама приплыву.
Наконец молодые ушли. Я даже не обратила внимания, в каких носках отправился Андрей. Думаю, он теперь и женские колготки способен напялить, чтобы угодить беременной женушке. Агаша пошла смотреть «Новости». Сказав ей, что идем купаться и снимать окрестности, мы с Иркой вытащили резиновую лодку, взяли видеокамеру и быстренько — к реке.
Спустив лодку на воду, не сговариваясь, направили свое утлое суденышко вверх по течению. С большим сожалением оставили позади приятную, почти пасторальную картину — кусок цветущего, слегка пожухлого от жары луга и пасущихся коров.
— Ничего, Галь, лубочная прелесть никуда не денется. Еще успеешь насмотреться, поснимать и порисовать. А сейчас только вперед! Там дальше, видишь, совсем иной колер — чувствуешь? Чем ближе к замку, тем меньше солнца И холоднее:
— Да. Поросшие сопки гнетуще низко нависают над водой, будто хмурятся… Речка кажется темной, тяжелой и какой-то безрадостной.
— В этом месте никому не взбредет в голову купаться. Смотри, фасад здания уходит прямо в воду, и там какие-то металлические ограждения. Подгребем поближе, рассмотрим.
— Им что, на таком большущем холме места не хватило? Ведь часть замка полностью под водой. Или, когда строили, тогда еще вода так близко не подходила?
— Не пойму, зачем вообще была сделана пристройка к зданию, уходящая под воду и забранная металлической решеткой? Причем решетка довольно высокая — здесь чувствуется глубоководное место. Может, хотели увеличить размеры здания? Но в противоположной стороне места хоть отбавляй.
— Ты давай снимай. Видишь, дальше, на верхней площадке, каменный сад, или как-то иначе это называется… в общем, сплошь экзотические деревья. А вот часть замка, уходящая в воду, — прямо кусок Венеции да и только! Смотри, там…
Я не успела договорить — возник человек, и с высоты здания донеслось:
— Нечего здесь снимать, заворачивайте обратно! Это частное владение!
— И река тоже частная, и воздух?! — взвилась Ирка.
— Кому сказано, журналюгам здесь делать нечего! Не суйте свой длинный нос!
— Дикость какая-то, средневековье! Даже в Венеции туристы снимают где хотят, а тут…
— Ну и поезжайте туда, а здесь частные владения, хозяин не потерпит!
— Что с ними цацкаться, опять фоток в газету наделают да напишут черт-те чего! Валите отсюда, пока лапти целы! — И второй мужик — крепыш бритоголовый — сунул руку за пазуху.
— Этот чурбан шутить не умеет, надо заворачивать оглобли.
Но Ирку непросто унять. Ей надо хотя бы пар выпустить.
— Ты что дуришь, князька удельного строишь! Вы всего лишь псы наемные! А мы журналисты, и законы знаем! И снимать будем сколько захотим! Вот сейчас и вас обоих!.. Потом народ полюбуется на диких, одноклеточных…
Ирка не успела договорить: грянул выстрел, и видеокамера вылетела из ее руки.
— Охрана, что вы делаете?! Прекратите! Я про вас все расскажу! — Откуда-то с высоты, словно эхо, взвился и пропал почти детский голосок. И все исчезло и моментально стихло.
— Я это так не оставлю! Хоть всего царапину получила от осколков, но так нагло в душу мне еще никто не плевал! — взревела Ирка. По реке разносились ее проклятия вперемешку с матюгами.
Меня трясло так, что весла в руках ходили ходуном. А в голове вибрировала одна мысль: что мы такое недозволенное увидели и сняли?
— Галь, ты встречу с Олей не отменяй-, сейчас это особенно нужно. Я сама на лодке доберусь. И царапину на руке обработаю йодом. А вот камеру жалко. Меткий, гад, стрелок!
Поравнявшись со знакомым местом, сняв пляжный халатик, я бросилась в воду и поплыла к берегу, а Ирка — к дому, на веслах.
Признаться, плыла тяжело, даже задыхалась — сказывался нервный напряг. Вышла, села на том же бревнышке. Меня продолжало трясти, было почему-то холодно.
Я сидела и ждала, но Оля не появилась. Вдали, где пастораль, уже загремели колокольчики — коров начали загонять домой. Доносились голоса: «Ну-ну, давай, милая, пошевеливайся!»
После нескольких чашек горячего чая с какими-то травами, приготовленного Агашей, озноб прекратился. Облачившись в брючки и пуловер (и это при двадцати семи градусах тепла!), я окончательно согрелась, но какой-то мерзкий внутренний холод, ощущение подавленности и тревоги не покидали меня. Не хотелось обсуждать случившееся, вообще ничего не хотелось.
Агаша, перегруженная свалившимися на нее эмоциями, казалась совсем постаревшей и уставшей. Ирка, заряженная агрессией борца за права человека и его достоинство, выпустив пар, сидела опустошенная и увядшая, как трава на лужайке в ожидании дождя. Было ощущение, что обе чего-то ждали: Ирка — восстановления справедливости от Всевышнего или мщения за оскорбления, старушка, погруженная в себя и не привыкшая надеяться на чудо, скорее всего, мучилась в поисках нужного решения.
— Что, так и будем сидеть, ждать у моря погоды? — наконец подала голос Ирка и пристально посмотрела на Агашу.
— Ты все еще настаиваешь на том, чтобы раздуть инцидент с помощью общественности и прочих сотрясений воздусей? — вопросом на вопрос жестко ответила наша обычно мягкая, умеющая сгладить острые углы Агаша.
— Но выдержка и терпение по принципу: ничего не проси, сами придут и все дадут — в наше время не срабатывают. Теперь все моральные принципы или почили в бозе, или перевернулись с ног на уши.
— Я понимаю и оцениваю себя как архаизм, правда, еще ходячий. От многого отстала, но твердо знаю, что жизненный опыт и понимание человеческой натуры все еще чего-то да стоят. Ведь человек сам по себе мало меняется, а вот его методы, в зависимости от обстоятельств, становятся порой варварскими и чудовищными.
Мы с Иркой, я почти уверена, подумали одно и то же: наша мудрая старушка что-то слишком ударилась в философию. Мыслит совсем уж несовременно. Но ни я, ни моя подруга не успели озвучить свои контраргументы — услышали звук подъезжающей машины, а затем и сигнал.
— Вот и явились гости. Идите, девочки, открывайте ворота.
— Да вы что, да мы этим козлам!.. — Ирка лихорадочно закрутила головой в поисках чего-то тяжелого. А я от возбуждения вспыхнула, как маков цвет.
— Нет-нет, девочки, вы неправильно поняли. Там, скорее всего, явились парламентеры. И, думаю, в очень приличном виде.
— Может, им еще и стол накрыть? — взбрыкнула Ирка, но уже ниже тоном.
— Нет, за стол переговоров, думаю, пока не придется садиться, но выслушать их надо спокойно.
Сигнал повторился, и мы с подружкой бросились наперегонки за угол дома. Я отстала и увидела в приоткрытых Иркой воротах двух мужчин. Хм, как близнецы-братья: по росту, аккуратно уложенным нагеленным прическам, одинаковым дорогим костюмам. Но говорил один — тот, что постарше, лет этак под шестьдесят.
— Мы, собственно, пришли принести вам извинения за неприятный инцидент. Виновный будет наказан. И примите, пожалуйста, приглашение господина Хванского. Завтра, после полудня, он будет вас ждать.
Второй, протягивая коробку, едва слышно произнес:
— Это видеокамера вместо разбитой. Так сказать, возмещение материального ущерба.
— Это не нужно, а за приглашение спасибо.
— Нет-нет, Галина, возьмем! Ведь нашу совсем новенькую камеру, да еще с прекрасными кадрами, угробил их ворошиловский стрелок. Он у них и по живым мишеням стреляет! — не сдержалась Ирка.
В ответ не последовало ни звука. Лишь подходя к машине, тот, что постарше, сказал:
— Извините еще раз. Если можете, примите приглашение. Там все написано, вас встретят.
Я даже не успела поблагодарить, как машина уже сорвалась с места. Ирка тут же закрыла ворота и побежала с коробкой к веранде:
— Смотрите, камера высокого класса!
— Есть еще и приглашение. Как с ним-то быть?
— Вот и войдете в открытую дверь. Заметьте, без усилий и унижений. Только не надейтесь с ходу что-нибудь там раскопать.
— Ну нет, Агаша, мы все же при малейшей возможности попытаемся сунуть свой нос… Ведь не только виски трескать пойдем да любезностями обмениваться.
— А я думаю не ходить вовсе.
— Нет, Галюша, надо бы сходить. С врагом, если мы его таковым считаем, нужно быть в корректных отношениях и знать его хотя бы в лицо. Об остальном еще успеем поговорить.
— Хорошо, но как с камерой быть? Андрей поймет, что это другая.
— А я завтра с утра отнесу ее инвалиду Федоркину. Он все ремонтирует — от кастрюль до телевизоров. Лучший мастер в округе.
— Хитро придумано: будто бы в ремонт! А в подробности, конечно же, Андрей с Людмилой вдаваться не будут, — подмигнула мне Ирка, словно это ее заслуга.
— К тому же, девочки, у Андрея завтра будет одна тема — приготовьтесь слушать об улове, рыбке большой и маленькой. А в назначенный Хванским час вы скажете, что едете в поселок за покупками. А теперь давайте укладываться.
Проснулась я рано — с больной головой, как с похмелья. Первое и единственное желание — поплавать, освежиться. Ирку в такую рань даже залп «Авроры» не поднимет, и Людмила тоже безмятежно спит.
Лодки на месте не было — это понятно, Андрей уже на рыбалке. Агаша наверняка совершает вояж по Разбиваевке. Кот Фома последовал за своей хозяйкой, а Ральфик куда делся?
На веранде, на столе я увидела записку. В ней размашистым Андреевым почерком сообщалось, чтобы «мамочка» не беспокоилась за малыша. Он взят на рыбалку, и не в качестве никчемного приложения, а для адаптации в экстремальных условиях и воспитания настоящей собаки овчарки.
Я от возмущения так дернулась, что смахнула со стола стакан с молоком, заботливо приготовленный Агашей. Ну. племянничек, додумался!.. Как он посмел, дрессировщик хренов!
Поворчав, я отправилась на речку. Вода взбодрила и немного успокоила. Я даже не заметила, как оказалась на противоположном берегу. Уселась на том же бревнышке.
Вдруг отчетливо услышала шаги. Обернулась на звук треснувшей под ногами ветки и увидела спускающуюся по тропинке стройную женщину в облегающем элегантном бежевом костюме, с пышными огненными волосами.
— Здравствуйте. Не помешаю? — спросила она.
При приближении показалось, что ей столько же лет, сколько и мне.
— Доброе утро, присаживайтесь. Я уже собралась плыть обратно, да залюбовалась окрестностями.
— Вид простой, без затей, но тем и хорош. Вы, наверно, художница?
— Да… нет, в общем, я всего лишь график.
— Простите, можно представиться? Я тетя знакомой вам девочки Оли — Бронислава Владимировна. А вас, кажется, Галина? А по…
— Галина Павловна.
— Моя племянница почему-то сразу к вам привязалась, хотя вы, насколько мне известно, виделись всего пару раз.
— И вы решили пресечь это ненужное знакомство, чтобы потом не было мучительно больно девочке-подростку. Тем более такой ранимой и впечатлительной.
— Галина Павловна, вы меня неправильно поняли, а вот Лелечку восприняли именно такой, какая она есть. Да, она девочка впечатлительная. У нее ослабленное здоровье. А после вчерашнего инцидента со стрельбой у нее была настоящая истерика. Пришлось вызвать врача и уложить ее в постель.
Бронислава еще и еще что-то говорила, глаза ее становились холодно-серыми. Облик внешне привлекательной дамы портил голос — надменный, скрипучий, и в процессе разговора некрасиво и зло утончались ее губы.
— Я не только познакомиться пришла. Я должна сообщить вам, что Хванского сегодня, к сожалению, не будет. У него срочные дела, и он просил извиниться. А я, если хотите, могу вас принять. Мы еще раз приносим извинения за вчерашний неприятный инцидент.
— Нет, нет, не утруждайтесь, все улажено. Ваши люди были вчера у нас. Но если мы сегодня придем, я имею в виду еще и мою подругу Ирину Георгиевну, то сможем ли проведать Олю?
— Вот тут, к сожалению, вынуждена отказать. Это девочку излишне взволнует, она непременно захочет встать с постели, а ей как минимум денька два-три надо отлежаться.
— Хорошо, спасибо.
— Было приятно с вами, Галина Павловна, познакомиться. Я наслышана о вашем племяннике как об очень толковом молодом человеке. Думаю, вы побываете у нас вместе с ним, хотя с некоторых пор мы живем уединенно.
— Спасибо, и, пожалуйста, передайте Оле, чтобы выздоравливала и снова могла плавать по утрам и вечерам.
— Обязательно передам. Прощайте.
Дама удалилась. А я еще немного посидела. Скорее всего Бронислава пытается оградить своих родственников от каких-либо контактов. И в открытую дверь попасть к хозяину будет проблематично. Так что на сей раз наша мудрая Агаша саму себя перемудрила. Уж слишком верит в неизменность человеческой природы.
Разумеется, изначально никто не рождается преступником или героем — ими становятся. Хотя и это мнение теперь спорно. Где-то читала, что с генами передаются агрессивность, жестокость и тому подобное. Но при одних условиях они могут не проявиться, а при других сработать. Все это мне напоминает непонятный отросток в теле человека — аппендикс. У одних он так и остается, не потревожив до самой смерти, у других воспаляется, и нет иного выхода, кроме как удалить его хирургическим путем. Эк, куда меня занесло!
Калитка была приоткрыта, значит, Агаша уже вернулась. Я с ходу — к ней:
— В замке нас Хванский уже не ждет! Исчез по срочным делам. Мы можем пообщаться лишь с теткой. Кстати, зовут ее Брониславой. Редкое имя, и оно ей подходит. Так вот, она готова снизойти, принять нас. Но в витиеватой форме дала понять, что не видит смысла в такой встрече. И лишь идет на уступки, давая нам возможность удовлетворить бабское любопытство…
Я говорила и говорила, раскаляясь, как масло на сковородке, а Агаша терпеливо и молча внимала.
— Услышала твою пламенную речь. Пространно и громко излагаешь. Хорошо, что беременную женщину не разбудила. А вот Агашу, вижу, утомила. Но по сути я с тобой, подружка, согласна. Дай-ка мне твой мобильный и ничего не спрашивай.
— Бери, Ир, он наверху, на тумбочке.
— Я сейчас. Мне молочка налейте, пока я бегаю за «Эриксоном».
Агаша налила нам с Иркой по кружке молока и присела на скамейку, сложив руки на переднике. В эту минуту она казалась равнодушной, отстраненной.
Я выпила молока и взяла из навесного шкафчика свою схему (держу там, чтобы была под рукой). Нанесла контуром образ Брониславы в виде прочно сидящей волчицы. Удивительно, еще не видя ее, мы с Иркой словесно описывали предполагаемый портрет и не ошиблись в отдельных деталях. Если взяться ее изобразить, то могут получиться два абсолютно разных портрета.
И я основательно принялась за работу. Холодные серые глаза на сухом лице с растянутым злым ртом. Это — одна Бронислава. Огненно-рыжая, с серо-голубыми глазами и правильными чертами лица, безукоризненной формы губами… — уже совсем другая. Попробуй, разберись тут.
Агаша, прищурив под очками глаза, пристально рассматривала оба наброска. И уже хотела что-то сказать, как вдруг влетела Ирка с громким возгласом:
— Дозвонилась! Прямо с постели подняла своего соседа. И уговорила его. Так что Макс подъедет к нам вечером с аквалангом. Он большой спец и, вообще, любитель подводного мира. Он этих буржуев, забаррикадировавшихся решеткой, расшифрует!
— Чего раскричались?! — высунувшись из окна, выразила свое неудовольствие Людмила.
— Мы тебя разбудили, а ведь вы вчера с Андреем поздно вернулись.
— Да ничего, Агаша, я же там только сок пила да светские сплетни слушала, ну и наряды рассматривала. И Андрей осторожненько выпивал, памятуя о ранней рыбалке. Так что похмельем никто не страдает. А вот молочка я сейчас с удовольствием выпью. — И Людмила в накинутом на ночнушку халате впорхнула на веранду. Только она выдула залпом кружку молока, как мы с Иркой сразу набросились с расспросами о вчерашней тусовке.
— Что было интересного? Была ли там некая Бронислава?
Людмила, захлебываясь восторгом, разразилась монологом:
— Бронислава — настоящая дама! Так себя держит, что, кажется, любой болван невольно да поцелует ей ручку. Что и делали: прикладывались почти все. А в каком она прикиде была — закачаешься! Эксклюзив, доставленный из Парижа! И вообще… ей, говорят, уже под пятьдесят, а выглядит на тридцатник! Волосы прям огненные, а кожа белая как снег. Бронислава принципиально не загорает ни под солнцем, ни в солярии. И это ей очень идет, по-особому выделяет… Мой Андрей тоже на нее пялился. Я даже чуть-чуть взревновала. Так он, чудак, всю обратную дорогу руки мне целовал. А дома хлопнул еще коньячку и принялся всю меня обцеловывать, ну… в животике всего нашего сыночка обцеловал. Вот ведь какой!.. — На последней фразе Людмила смутилась и вся зарделась.
— Надеюсь, в этом он особенно преуспел, — выдала Ирка.
Я отвернулась, прикрыв рот, чтобы не расхохотаться в голос, а Агаша низко опустила голову, как будто пересчитывала плашки на струганом столе. Но, слава богу, Людмила, поглаживая свой еще плоский животик, пребывала в такой эйфории и настолько была погружена в себя, что даже не поняла, как быстро идет процесс счастливого оглупления.
Мы с Иркой, переполненные тарабарщиной, из которой, однако, можно вышелушить кое-что полезное, кивнув все понимающей Агаше, молча поспешили за ворота, к реке.
После того как мы с Ириной вдоволь наплавались и уселись на берегу, она выдала мне план своего «блиц-крика», где главным действующим лицом будет аквалангист, он же Иркин друг и сосед — Максим Субботин. Со слов подруги, Макс — спортсмен широкого профиля. А мне он больше известен как мастер застолья: и выпить, и закусить горазд, и развлечь любую компанию. А вот как проявит себя в деле, да таком авантюрном, — старуха надвое сказала.
Я не приняла Иркин безрассудный план. Сначала нужно заполучить подробную информацию об обитателях замка. Иметь в арсенале хотя бы одну стоящую версию, которую можно было бы проверить практически — на суше или водным путем. А пока не стоит бросаться в воду, не зная броду.
Итак, труп исчез, найденные улики — босоножка и косметичка — нами уже захватаны, экспертам сложно будет определить — где чьи отпечатки. Косвенно может помочь визитка мастера Розенсона из салона «Эллада». Возможно, он запомнил девочку, купившую себе косметичку со знаком Зодиака Рыбы. Это Ирка проверит в Москве. Но самое главное — связь убитой девочки с обитателями замка после исчезновения трупа уже ничем не докажешь. Оля (с ее слов) никогда не имела сестры. Хозяин замка (по нашей версии — отец убитой) не кинулся на розыск пропавшей дочери. Либо не знает о ее существовании, либо по каким-то причинам скрывает наличие дочери-близняшки. И то и другое кажется невероятным, диким, лишенным какой-либо логики.
По нашим прикидкам, труп девочки пролежал около суток, и никто, кроме нас, на него не наткнулся. Не такое уж это глухое место! В стороне от дороги есть довольно-таки большая деревня Глотовка, недалеко коттеджный поселок, наконец, железнодорожный переезд. Ирка, покупая в буржуйском поселке видик, пыталась завести разговор о происшествии на дороге (тогда она еще не знала, что труп исчез). Но никто ничего не видел и не слышал, говорили о каком-то пьяном мужике, еще месяц назад утонувшем.
Элементарное предположение, что труп обнаружил местный участковый и отправил его по назначению, тут же отпало. Мой любимый мент выяснил бы это с ходу. Если преступники спохватились, вернулись и забрали тело, то неужели никто не видел?
Надо побывать в Глотовке и в коттеджном поселке. Рассказывать все в подробностях Гудкову, как и всякому менту, не найдется охотников, а я лицо неофициальное, со мной проще.
В одном Ирка права: хоть и нет пока ниточек, ведущих к этой волчице, как мы теперь прозвали Брониславу, но что-то прорывается на уровне интуиции. И меня не покидает ощущение, что именно она сыграла чуть ли не главную роль в убийстве своей племянницы. Такая дама привыкла к роскоши. А алчность, как известно, толкает на любые преступления.
Агаша, говоря нам, что врага нужно знать хотя бы в лицо, не имела в виду кого-то конкретно. Но знать, у кого какие могут быть мотивы, даже чисто теоретически, — уже шаг к разгадке. Так что версию с завещанием не стоит отбрасывать. Бронислава наверняка постоянно нуждается в деньгах, живет на подачки хозяина замка. Разумеется, такое положение ее не устраивает. Судя по тому, как она была одета на приеме, у нее большие потребности.
И еще… со слов Семеновны нам известно, что сын Хванского — Родион, тридцатилетний повеса, в делах отца не участвует. Если Родик ведет разгульный образ жизни, то денег он тратит немало. А их, как известно, всегда не хватает.
Вывод тот же — каким-то образом узнать подноготную обитателей замка. Эта далеко не оригинальная мысль нам приходила в голову неоднократно. Агаша нас сдерживает, чтобы не ломились в открытую дверь. А Ирка предлагает авантюрный вариант: водный путь с аквалангом, чтобы подобраться к защитным решеткам и что-то там обнаружить. Вполне сойдет как запасной вариант, но начинать нужно не с этого…
Стало быть, надо принять двусмысленное приглашение Брониславы и посетить замок, пока еще есть возможность. И Агаша права, нельзя лезть напролом. Но как убедить Ирку?
— Галь, ты чего молчишь? Считаешь, что я поторопилась, вызвав сюда Макса с аквалангом?
— Ты угадала. Не знаю, как тебе удалось уговорить его на такую авантюру. На что он клюнул?
— Хм, на рыбку и клюнул. Я расписала, какой улов у Андрея будет и на какой природе мы отдыхаем. К тому же в Максе силен дух авантюризма. И потом, у нас нет выбора. Твой великий сыщик обещал позвонить и пропал вслед за исчезнувшим трупом. Извини за черный юмор.
— Да пойми ты, в нашем случае не стоит опережать события. Твой план у нас будет запасным. Ну а Макс пусть приезжает, душу отведет на природе…
— Ладно, там видно будет. А сейчас нам предстоит явиться в замок. Но я уверена, что именно Бронислава напустила на нас наемных псов.
— Возможно, ты права. И насчет болезни Оли она сгустила краски. Конечно, девочку потряс варварский поступок охранника. Помнишь, это ведь Оля крикнула, чтобы прекратили стрельбу. Но ее, очевидно, тут же увели, потому что голосок резко оборвался. А уж потом наверняка Броня напела хозяину замка, что встречу с нами нужно отложить.
— А мы как раз и явимся! Пусть волчица знает, что фокус ее не удался. И хватит об этом. Кстати, у меня к тебе просьба. Я бы хотела еще на денек остаться. Замолви за меня Андрею словечко. И не ругай его за то, что Ральфика взял на рыбалку. Иначе мой начальничек обозлится, и мне не на что будет рассчитывать.
— Хорошо, Ир, попробую этот вопрос утрясти. А сейчас…
Я не успела договорить, как в калитку буквально ворвался наш рыбак. По его лицу мы поняли, что его можно поздравить с уловом.
— Женушка, спускайся скорей! Но осторожней на лестнице! — крикнул Андрей и поставил на веранду ведро, полное плещущейся рыбы.
— Где, где Ральфик?! — заорала я.
— С Пахомычем. Старик вернулся за лодкой, и щенок за ним.
— Но ведь малыш в траве может затеряться! Какая безответственность! — разошлась было я, но тут же увидела в открытой калитке Пахомыча с резиновой лодкой наперевес. Следом, весь в тине, бежал Ральфик, радостно помахивая хвостиком.
— Вот и ваш мальчик, здоров, весел и голоден. Так что давайте живенько кормите его и занимайтесь рыбой. Мы с Милой уедем сразу после обеда. — И Андрей, обняв жену, пошел с ней наверх.
А мы тискали, передавали щенка из рук в руки, как эстафету. Вскоре ему это надоело, и он гавкнул, чем сразил нас наповал. Даже всегда сдержанная Агаша в голос засмеялась:
— А ребенок-то, пройдя мужскую школу, характер начал показывать!
Поблагодарив и простившись с Пахомычем, мы сразу занялись делом. Рыбу я люблю в любом виде, а вот чистить ее — настоящая пытка: все скользит и раздражает. И когда зазвонил телефон, я очень обрадовалась: пока разговариваю, возню с рыбой закончат без меня.
В трубке раздался бодрый голос Гудкова:
— Здравствуй, Галечка. Как отдыхается?
— Хм, ты еще спрашиваешь! После твоего глубокомысленного вывода: «нет трупа — нет проблем» — живу без заморочек. Правда, раздумываю: не показаться ли врачу? Если мертвяки мерещатся там, где их не было, то дело плохо. А если все же труп был, стало быть, перед вашим появлением, товарищ майор, он встал и ушел — то ли в морг, то ли сразу на погост!
— Остынь, Галечка, я хочу извиниться и несколько изменить фразу: трупа нет, а проблемы есть.
— А откуда они взялись? Ведь вы от проблем шарахаетесь, умеете их вовсе не замечать! Не зря же Фемида с завязанными…
— Погоди, не части. У меня в кои веки выпал выходной. Можно я подъеду? Собственно говоря, я уже близко — в Глотовке.
— Что ты там забыл?..
— Уже чувствуется в твоем голосе интерес. Так вот, кажется, у нас есть свидетель.
— Почему — «кажется»? Говори, есть свидетель или нет?
— Все расскажу при встрече. Так мне можно заглянуть?
— Хм, хитрый заезд делаешь…
Ирка выхватила из моих рук мобильный, стряхнув на меня рыбью чешую и с ходу заорала в трубку:
— Господин майор, если я правильно поняла, ты в Глотовке… — И она взахлеб начала рассказывать, как к нам добраться. Закончив разговор, сказала: — Галя, он очень хочет повидаться. Видимо, что-то у них сдвинулось с мертвой точки.
— Но трупа-то нет, все еще не нашли!
— Самое главное, что взялись искать, и, наконец, есть какие-то зацепки.
— Вот что, девчонки, мужчины всё прибывают, надо еще рыбки почистить. Жарить будем на двух сковородах сразу, — сказала Агаша, с ходу оценив возникшую ситуацию.
— Галь, мы с Агашей одни справимся. А ты отмойся от запаха рыбы, переоденься, подкрасься — как-никак твой потенциальный жених вот-вот явится.
— Спасибо, Ирок, пощадила, но не можешь без ложки дегтя. Не собираюсь выряжаться как напоказ. Лучше сбегаю к Федоркину и попрошу у него вырезки из газет. От Пахомыча мы слышали, что деревенский мастер еще и любитель собирать прикольные газетные байки.
— Галюша, не надо никуда ходить. Я когда относила испорченную видеокамеру, взяла у него целую стопку старых газет.
— И вы до сих пор молчали?! Где… где они лежат?!
Но Агаша, не реагируя на такой эмоциональный всплеск, спокойно начала:
— Галюша, возьми в моей корзинке и…
Не успела старушка договорить, как из открытого окна вырвался возмущенный голос Андрея:
— Как вы могли!.. Куда отнесли?! Нашу, что ли, видеокамеру? Да я… да мы хотели сделать кадры с первым уловом, как только пришли, но закрутились!
Мы с Иркой замерли. На старушку никто никогда голос не повышал.
Но Агаша, как обычно, тихо, размеренно заговорила:
— Не волнуйся, Андрей. В ней небольшую поломку девчонки обнаружили, вот и пришлось отнести ее деревенскому умельцу Федоркину. Но, зная, что она срочно понадобится, я принесла другую, совсем новую. Он себе только что купил, вот и дал нам напрокат.
— Ка… какую новую? Откуда у простого деревенского ремесленника деньги на видеокамеру?
— На то он и умелец, золотые руки хорошо оплачиваются, — быстро подстроилась Ирка. Но, чтобы она не увлеклась, я пнула ее ногой под столом. Если Агаша схитрила во спасение, то Ирку может так занести, что все испортит.
— Когда успели угробить? Наверняка объектив крутили, как руль машины, — заметно сбавив тон, проворчал Андрей.
— Андрюша, сумка дорожная никак не закрывается. Помоги, а то молния полетит, — вовремя встряла Людмила.
— А может, все рассказать Андрею, без присутствия Людмилы?
— Ты что, Галь?! Он как узнает о выстреле, о конфликте — уж точно отгул не даст, а то и взашей меня… Да и тебе достанется. И вообще, отца будущего ребенка тоже нельзя волновать. Он теперь за беременную жену в ответе! — выдала Ирка кучу аргументов и устало опустилась на лавку.
Из окна высунулась Людмила:
— Агаша, есть ли у нас нагретая вода? Хочу перед дорогой голову помыть. Андрей мне из лейки польет.
— Есть, есть, целый чайник! Разбавите холодной водой. Сейчас принесу прямо в баньку, там удобнее вам будет, — вызвалась услужить Ирка.
«Ну, все, кажется, Андрею не до съемок. Хорошо, что беременная женщина требует к себе повышенного внимания от мужчины», — подумала я и почувствовала облегчение. Когда все утрясется, просмотрю газетные вырезки, принесенные Агашей. Может, что интересное о замке и его обитателях найду. А завтра съезжу в Глотовку и пообщаюсь с народом. Представлюсь корреспондентом какой-нибудь газеты. Слово за слово, что-нибудь да выужу у деревенских.
Послышался настойчиво-продолжительный сигнал машины.
— Галюша, не спеши, Ира откроет ворота. А ты Гудкову намекни, чтобы о деле ни-ни, пока не уедут молодые.
Признаться, уже надоела эта дурацкая конспирация. В штирлицы я не гожусь. И Агашу утомила эта словесная эквилибристика, выглядит уставшей. Надо после обеда заставить ее отдохнуть. А мы, проводив молодых, сходим на речку, там все и обсудим.
Гудков галантно поцеловал Агаше руку, ко мне же никак не мог пробиться — то Андрей с ходу начал рассказывать о рыбалке, то Ирка застрекотала ему что-то на ухо. А когда, наконец, Гудков, оказался возле меня, вклинился Ральфик, требуя к себе внимания. Испугавшись, что ненароком может раздавить щенка, майор отскочил в сторону.
— Это еще кто такой?
— Не видишь, собака. Точнее, Ральф, немецкая овчарка! — с гордостью сказала я и наклонилась к малышу. Щенок тут же обслюнявил мой нос и, кажется, слизал помаду с губ. Вильнув хвостом, унесся туда, где уже скворчала на сковородках рыба и сидел смирно и величаво кот в ожидании добавки.
Гудкову понравилось все: и природа, и наша изба, и люди, населяющие ее, и домашние животные. От восторга он изрек нечто невразумительное из рекламного сленга.
Мы все засмеялись, а майор, смутившись, обнял меня и прижал к себе, наверно, потому, что ближе всех оказалась. Вспыхнув глазами, он весь напрягся, ожидая какой-нибудь колкости с моей стороны. Но я, мягко отстранившись от него, непривычно елейным голоском предложила холодненького кваску. С удовольствием откушав ядреного напитка, майор, расслабившись, сказал:
— Ух, хорошо. Спасибо, Галечка. Давай-ка прямо сейчас махнем на речку. Я на природе сто лет не был. И с тобой наедине не меньше, кажется, вечность прошла. — И как-то по-собачьи преданно посмотрел на меня.
— Ты мне зубы не заговаривай, — громко сказала я. И забыв о конспирации, строго спросила: — Скажи, вы точно дело завели, и свидетель есть?
— Товарищ майор, прошу, никаких криминальных тем!.. — взвился было Андрей.
— Понял, понял, господин Осипов, и целиком поддерживаю. Грубому менту иногда тоже хочется кусочек природы и чего-нибудь такого…
— Хм, будет тебе, майор, рыбка и такая и эдакая. Сегодня жареной отведаешь, а в следующий приезд… взгляни-ка в ведро, вот вся она пойдет в коптильню. Так что и копченой полакомишься.
— Да-а, за один улов многовато, — ловко подстроился Гудков, и Андрей увел его в тенек, на скамейку под деревья.
Андрей кого угодно доведет до головной боли своей рыбной темой! На речку теперь уже не успеть, только после обеда.
Обед прошел в теплой дружеской обстановке. Все хвалили друг друга, как в басне Крылова. Но больше всех дифирамбов досталось главному рыбаку и Ральфику. Эти два персонажа были в центре внимания. Но когда мы проводили молодых, а сытый и уставший щенок уснул под верандой, все вздохнули с облегчением. Агашу отправили отдохнуть, а мы втроем минут пять посидели молча. Потом не сговариваясь рванули на речку.
Гудков понял, что не придется ему побыть со мной наедине, тяжело вздохнув, заметно увял. Как только я расстелила плед, Ирка устроилась на нем поудобнее и тут же с места в карьер:
— Вам первое слово, господин майор.
— Ира, Галя, дайте хоть оглядеться, полюбоваться чуток, менту тоже ничто человеческое не чуждо. Красотища-то какая, особенно левобережье…
— Там, где замок, смотри — почти хичкоковский антураж, да и Эдгар По, думаю, поместил бы сюда своих героев! Хотя они уже есть, — перебив майора, «выстрелила» Ирка с каким-то мрачным восторгом.
— Да-да, подруга, ты права, герои уже есть, осталось их расшифровать. По нашим прикидкам, все нити ведут в этот загадочный замок, — не утерпела я.
— Погодите, не обрушивайте все сразу, а то у меня крышу сорвет, — взмолился Гудков.
— Товарищ майор, у нас мало времени, скоро Макс подъедет, надо успеть стратегию и тактику разработать, — не унималась Ирка.
— Мы же договорились, что этот вариант пока откладывается. Сегодня едем в замок, — с раздражением напомнила я.
— Все, подруженьки, помолчите минуту; Какие-то детско-шпионские игры, загадочные замки… Вы еще вампиров сюда приплетите! Фантазии, чувствую, у вас через край.
— Хм, а у вас, товарищ майор, ни…
— Хочешь, Галечка, сказать: у меня ни ума, ни фантазии? — обиделся Гудков.
— Ладно, извини. Так вот, я буду рассказывать по порядку, а Ирина добавит, если что-то упущу.
Минут через двадцать, выложив все как на духу, мы с Ириной умолкли и сидели тихо. Гудков с умным видом что-то пометил в своем блокноте, а потом выдал:
— Все, что вы мне сейчас поведали, смахивает на мистический триллер. Но кое-какие факты, как говорится, имеют место быть. Извините за ментовской язык, придется потерпеть. Значит, что мы имеем: был труп, но при каких-то обстоятельствах исчез…
— Ты теперь не сомневаешься, что мы видели эту мертвую девочку?
— Я сразу вам поверил. Но не положено заводить дело на пустом месте. После того как бригада уехала с предполагаемого места происшествия, я все осмотрел. И нашел-таки кое-что: расписку в том, что некто, по имени Егор обязуется вернуть долг деньгами или двумя бутылками водки. И подпись — Горемыка. Этот мятый, жатый, с орфографическими ошибками «документ» и привел меня в ближайшую деревеньку Глотовку.
Местного жителя Егора Фомина, по прозвищу «Горемыка» я обнаружил в хлам пьяного, никакого лыка с ним связать не удалось. Хату свою он давно пропил, вот и мыкается где попало по углам. У дружков-собутыльников спит в сарае, в баньке, а то и вовсе под забором. Предположительно в ту самую ночь Егор спал в канаве на противоположной стороне дороги.
— Но он мог слышать или видеть, что происходило в ту ночь в низине.
— И да и нет. Вроде бы слышал голоса — мужской и женский, и звук отъехавшей машины. Больше ничего вразумительного от него нельзя было добиться. А деревенские смеются, мол, Горемыка давно голоса слышит из-за белой горячки. Что-то он вспомнил: вроде его кто-то будил, звал по имени, но ничего толком… В общем, этот фигурант взят к нам на протрезвление и вразумление. Очухается, лейтенант Данила с ним потолкует, точнее — уже старший лейтенант. Вы ведь знаете, что бывшего вашего подчиненного я в свой отдел взял. Мы теперь в основном по области мотаемся…
— Мне кажется, кто будил этого пьянчугу, тот и есть ценный свидетель! — констатировала я, пристально взглянув на Гудкова.
— У собутыльников Егора оказалось алиби. Один спал дома с женой и днем был на глазах у супруги, другой ночевал у своей матери, а потом копался вместе с ней в огороде. И никто не знает, как и где Егор провел ту самую ночь, а затем и день.
— А на переезде разве никого не бывает? Правда, это далековато от места происшествия.
— Галечка, ты сегодня меня, как студента… что ни вопрос, то на засыпку. Два обходчика есть, но они пути проверят до девяти вечера, и свободны. За остальное, как они сказали, не отвечают. И на всю округу, довольно-таки большую, один участковый. Как назло этот единственный страж правопорядка в ту ночь заночевал у своей дочери в коттеджном поселке.
— А вы что, даже местного участкового подозреваете? Очевидно, у него богатая дочка, если живет в коттеджном поселке.
— Да, у Ефима Пронина есть дочь Елена. Она замужем за успешным рыночным торговцем, неким Магомадовым. Недавно открыла в Москве салон женской одежды для средненькой публики.
— Значит, у этой Лены девичья фамилия Пронина? Этакая пышная блондинка, правда, крашеная…
— Галь, а ведь ты точно вычислила — это наша Пронька! Такое прозвище у нее было в школе. Месяц назад мы с ней столкнулись в супермаркете, в гости на дачу приглашала. Хвастала, что они с муженьком отгрохали себе дом в тихом, красивом месте. Мы даже обменялись телефонами.
— Погоди, не сбивай… Выходит, вчера наши молодые были у Проньки. Только теперь она Магомадова. Я вспомнила, у нее муж азербайджанец.
— Галь, а тебе не обидно, что тебя не пригласили?
— Нет, показушные тусовки я терпеть не могу. К тому же вряд ли Ленка знала, что теперь и у меня в этом краю дача.
— Можно в вашу светскую болтовню вклиниться грубому менту? Я ведь тоже могу быть любопытным. С какого припеку там оказались Андрей и Людмила?
— У Милы есть подружка Зоя, бывшая однокашница по «Плешке», удачно вышедшая замуж за модного пластического хирурга. Елена Пронина, то есть теперь Магомадова, по натуре сноб. Жила в Москве у тетки и всем говорила, что ее отец полковник, где-то служит. А он, оказывается, всего лишь участковый в глухомани.
Так вот, эта снобка пригласила на светский прием нужных людей, в том числе хирурга Букина с его женой Зоей. Мужу некогда: «бабки» стрижет. А Зойке, видимо, одной не хотелось ехать в такую даль к малознакомым людям. Вот она и позвонила своей подружке — нашей Людмиле и пригласила составить ей компанию.
— Галь, а когда ты все это узнала? Мила рассказывала нам только о нарядах, украшениях и о том, как выглядела Бронислава. Больше ничего существенного.
— Дедукция, моя дорогая. Как тебе известно, на следующий день после этой тусовки я встретилась с Брониславой. Она-то и намекнула, что может меня принять вместе с племянником — очень толковым молодым человеком. Следовательно, вся нужная информация была собрана. Так что наши молодые там пришлись ко двору. Наверняка Елена теперь и меня примет с распростертыми объятиями. Только важней встретиться с ее папенькой участковым.
— Косточки перемывать у вас хорошо получается. Так вот, когда будете у Магомадовой, продолжайте в том же духе, этот язык ей понятен. Больше получите информации. А с участковым в одной связке будем работать мы. Во всяком случае, это его территория, он обязан… Та-ак, вы говорили, что погибшей девочке не более семнадцати лет?!
— Ее сестре Оле Хванской семнадцать, значит, и погибшей столько же, ведь они близняшки.
— Понятно. Но возникают вопросы, почему Оля не знает о существовании сестры? Почему ее отец Олег Родионович Хванский также ни сном ни духом?
— Хм, товарищ майор, над этим мы ломали голову в первую очередь, но даже у нашей мудрой старушки пока нет на этот счет версий.
— Галечка, не обижайся, но ты уверена, что девочки родные сестры? Погибшая была задушена. Значит, лицо ее очень изменилось, к тому же на жаре тело долго пролежало.
— Да я, как Олю Хванскую увидела, чуть в обморок не хлопнулась! Представляешь мое состояние, как будто мертвец ожил. И рост, и сложение, и овал лица, и черты, и даже родинка. Сколько можно сомневаться!
— Если бы нашли труп, не гадали б на кофейной гуще, — раздумчиво сказал Гудков.
— Посмотришь кадры, сделанные Иркой, вот и убедишься, Фома неверующий!
— Но кое-что не срастается: почему труп сначала оставили, так сказать, на общее обозрение, причем на долгое время, а потом решили убрать? Мы не нашли следов от протектора машины. Ваши следы не в счет — вы близко не подъезжали. А тем, кому нужно загрузить труп, потребовалось бы съехать с дороги в низину, чтобы не было видно, что именно кладут в багажник. Значит, не на машине увезли. Ночью тело могли перенести через дорогу и где-то закопать. Скорей всего, действовал кто-то из местных.
— У меня постоянно крутились мысли вокруг Гтотовки. Хочется явиться в деревню, назвавшись журналисткой.
— Журналюг сейчас не очень-то жалуют. Не надо вам туда соваться. Землю носом рыть — мужская работа, а вы пошастайте по светским раутам, там тоже можно добыть информацию.
— Ну ладно, по обстановке… Вот у меня еще вопрос: как расписка Горемыки оказалась недалеко от места происшествия?
— Если б мы на него ответили, кое-что могло бы проясниться. От Егора Фомина, как я уже говорил, пока ничего вразумительного не добились, а его собутыльники сказали, что дня три назад Горемыка вернул им должок натурпро-дуктом. Вместе и распили пару пузырей. Тогда же и отдали Егору его расписку. А куда он дел ее — им неизвестно.
— Элементарно, этот алкаш свалился в той низине и заснул, а расписка просто выпала из дырявого кармана. Может, и сам ее выбросил за ненадобностью.
— Такой вариант возможен. Не исключено, что Егор все же наткнулся на труп и что-то снял с убитой, может, те же браслетики, о которых вы упомянули. Запихивая их в спешке в карман, мог выронить расписку. Надеемся расколоть бомжа.
— В таком случае, где эти вещички? Спрятать некуда, ведь своего угла у бомжа нет. Может, обменял их на бутылку?
— Галечка, из тех жителей, что я успел опросить, все в отказе, мол, Горемыка в последнее время ничего не продавал, не менял на пузырь. Есть у меня соображение, что эту расписку ему и не возвращали, а подбросили позже, надеясь, что менты пойдут по ложному пути и на бомжа повесят убийство. Эту версию мы тоже отрабатываем. Хотя, признаюсь, наше начальство такие игры в сыщиков не приветствует. Ведь труп мы собственными глазами не видели, заявления на розыск тоже нет.
— С чего начали, к тому и приехали, — уныло сказала Ирка и добавила: — Пора закрывать наше заседание. Нам с Галиной надо успеть марафет навести.
— Галечка, разве вы меня не берете в сопровождающие?
— Нам охранники ни к чему, да и вас, товарищ майор, в замок никто не приглашал. Вы и без нас неплохо посидите, выпьете, закусите, пообщаетесь.
— От водочки холодненькой, запотевшей я уж точно не откажусь!
— Макс, ну что за привычка подкрадываться! — встрепенулась Ирка. — Ты явился раньше, чем ждали!
— Агафья Тихоновна сказала, что вы на реке. И ты, Гудков, тут как тут! А я подъехал, смотрю, чья-то развалюха стоит!
— Эта «семерка» капитана Косыгина. Не переться же сюда с мигалкой — деревню пугать. Ладно, Макс, колись, какую авантюру ты с нашими девушками затеял?
— Ты что, майор, сразу наезжаешь?! Надо бы искупнуться, освежиться, все остальное потом обсудим. — Повернувшись к нам и хитро подмигнув, Макс добавил: — Как договаривались, я захватил с собой все необходимое снаряжение. Так что не беспокойтесь.
— Хм, супермен подводник, на какие глубины ты тут рассчитываешь? — ухмыльнулся Гудков.
— Я уже говорила, что речка небольшая, но глубокая. Ладно, Ир, пошли, у них тут свои разговоры.
Мы направились к дому, оставив мужчин на берегу. Агашу застали в хлопотах. Она нарезала колбасу, сыр, хлеб.
— Куда столько, мы еще сыты. Гудков мало ест, ну а для Макса главное — рыба, мы ему оставили. Разогреть, и все, — сказала Ирка и упорхнула наверх, прихорашиваться.
— Агаша, извините за хлопоты, ведь сразу два мужика свалились. Но они будут вас развлекать, пока мы ездим в замок.
— Я отдохнула часок, да и ночью теперь бессонницей не маюсь. Посижу с этими орлами, поговорим.
— У Гудкова есть кое-какие соображения, он вам доложит. Да и кассету посмотрите.
— Галюша, осторожнее там, не лезьте на рожон.
— Хорошо, не беспокойтесь. Ну, я пошла переодеваться.
Пока Ирка делала виртуозные наброски на своем личике, я успела одеться в легкий костюмчик с бирюзовой шифоновой вставкой и умеренной длины юбкой. Заколола волосы наверх, создав иллюзию их природной пышности и мягкости.
Мой элегантный образ вызвал у мужчин восторг. Особенно старался Гудков, не скупясь на комплименты. Выручила Агаша, позвав мужчин к столу, отведать жареной рыбки.
Уже в машине Ирка сказала:
— У меня предчувствие, что нам сегодня повезет.
— Твоими бы устами…
Мы тогда даже не представляли, какую чашу придется испить, — врагу не пожелаешь.
Только мы выехали за деревенскую околицу, как в голову пришла стоящая мысль, которую я тут же озвучила, а подруга почему-то окрестила дикой и бесполезной. Вместо того чтобы обидеться на нее, я расхохоталась.
— Ириша, ты ли это?! В любую, даже самую дурацкую авантюру можешь кинуться очертя голову, а о пользе и целесообразности, если и вспомнишь, то после того, как…
— Зачем припоминать: что было, то было и быльем поросло.
— Я и не собираюсь углубляться в прошлое. Сегодняшнее появление Макса — свежий факт твоего сумасшедшего плана. Хм, парень приперся с полным снаряжением, да еще какой-то специальный фонарь захватил, чтобы освещать путь под водой.
— Ну и что плохого? К чему сейчас это обсуждать?
— Ладно, не буду, но почему ты отвергаешь мое предложение — махнуть тем путем, которым обычно ездит хозяин замка. Эта обособленная дорога им не куплена. Почему мы не можем ею воспользоваться?
— Да потому, что лучше через коттеджный поселок по асфальту. К тому же мы толком не знаем, как отсюда попасть на ту, скорее всего, разухабистую дорожку. Хванский-то ездит на джипе, а ты на своей развалюхе собралась. И в каком виде мы на прием явимся? Уже сейчас невмоготу, духота и жарища.
Я притормозила и решила все же уломать Ирку:
— Давай попробуем вот через этот перелесок. А дальше должен быть спуск вниз, и напрямки к замку.
— Какая же ты упрямая ослица! Рули куда хочешь, мне уже все равно.
Ирка надулась и замолчала, пока днище машины не ударилось обо что-то твердое, наверно, о пенек.
— Ну вот, подруженька, прыжки начались, и это только цветочки, ягодки впереди! — снова забрюзжала Ирка.
А меня как черт какой подгонял переть не сворачивая.
— Ты совсем охренела! По опушке гнала — куда ни шло, а дальше-то, смотри — сплошные заросли! — взвилась Ирка.
— Расслабься, выпей минералки, а я остановлю машину, выйду и посмотрю — как и где нам лучше спуститься вниз на персональную дорогу Хванского.
Я вылезла из машины. Пройдя метров сто, ничего не обнаружила, даже намека на предполагаемый спуск. Правее будет овраг — это точно, даже проверять не надо. Возвратиться к исходной позиции? Но долгий задний ход для меня — проблема, даже в городе при парковке. А уж разворачиваться в кустах — тем более.
Ирка меня с потрохами съест и будет права. Может, оставить машину здесь и спуститься своим ходом, а там и до замка рукой подать? Нет, подружка не пойдет, на высоченных-то каблуках. А если левее взять? Но это совсем уж, как говорится, в другую степь. Лес смешанный, даже почва местами совсем разная. Стоп! Под ногами что-то мягкое, уж не болотина ли?..
Так и есть, я наступила на что-то рыхлое, ноги стали увязать и проваливаться. Я отскочила в сторону и машинально начала разгребать руками, как мне показалось, нарочито набросанные ветки, пожухлые до срока листья. Боже мой, да это же… свежий могильный холмик, кое-как забросанный листвой и ветками!
— Галя, ты где, чего там застряла?
Я встрепенулась и уже собралась бежать на зов подруги. Но что-то остановило меня. Этот бугорок, словно магнитом, притягивал, и вместе с тем от одной мысли — что под ним? — мурашки пробежали по спине.
Не соображая, что делаю, я начала лихорадочно разгребать и разбрасывать землю. Сломала два ногтя, выступила кровь, но страха уже не ощущалось. Повторившийся, уже тревожный голос подруги послышался где-то там, за пределами… Не откликаясь, я продолжала разбрасывать рыхлую землю до тех пор, пока не показалась часть человеческого тела. Нога… Сомнений не было…
— Ирка, скорей сюда!
Мне казалось, что слишком громко я кричала, как будто вложила все свои силы в этот крик, и уже встать и побежать не могла. Подползла к какому-то дереву и прислонилась. Голова отяжелела. Вскоре услышала хруст веток за спиной и Иркино брюзжание. Она трясла меня за плечи, хлопала по щекам.
— Смотри, вон там, за деревом, — едва слышно сказала я.
— Что, что ты здесь нашла?..
— Да, нашла.
Через секунду услышала Иркин крик:
— Э… это же часть трупа! Ты сама, что ли, откопала?!
— Да… дальше сил не хватило.
— Ой, Галь, тут, наверно, расчлененка!.. Ужас! Вставай, я тебя поддержу, и скорей отсюда!
Ирка подняла меня, и я помчалась быстрей нее. Но уже в машине поняла, что надо действовать, а не уносить трусливо ноги. И сразу принялась искать что-нибудь подходящее из инструментов. А подружка, еще не поняв, что я затеваю, схватилась за мобильный. Я открыла багажник. Кроме запаски, домкрата и гаечного ключа ничего нет. Даже эту железяку — как она называется? — кажется, монтировка, оставила в гараже.
— Черт возьми, не отвечает!
— А кому ты звонишь?
— Максу на мобильник.
— Он отдыхать приехал, мог отключить. Позвони Гудкову, в мобиле есть его номер.
— Ой, Галь, подзарядка у тебя кончилась. Как ты собиралась, не проверив? Все, мы теперь без связи! — Ирка в изнеможении опустилась на сиденье и осевшим голосом пролепетала: — Что возишься?.. Давай за руль, и сматываемся!
— Знаешь, Ир, второй раз мордой об стол не хочу. Пока мы выберемся, доедем, сообщим, пока мужики наши сюда допилят — труп может снова исчезнуть. И тогда уж точно обеих в психушку отправят.
— Да куда он денется, этот злополучный трупак! А может, это не наш?! — взвизгнула Ирка.
— Тише, не ори! Вдруг явится тот, кто зарыл. Говорят, преступника тянет к тому месту…
— Сладу с тобой нет! Копать собралась — иди рой носом, голыми руками, гаечным ключом, который держишь. И мой зонтик прихвати, идиотка! А я — нас!
Из-за Иркиных воплей мы не услышали приближающиеся шаги.
— Че, дамочки, с машиной неполадки? Может, я подмогну? Че сюда-то вас занесло? Да не пугайтесь меня, Ерофеич я, из деревни. Молоко у нас ваша старуха берет. А ты, видать, молодая хозяйка дома, который недавно купили. — И мужичок лет под семьдесят в заношенных светлых брюках и застиранной фланелевой рубашке продолжал что-то спрашивать, приняв Ирку за молодую хозяйку. Она ближе к нему стояла. А я, все еще не закрыв багажник, раздумывала: где взять инструмент для землеройных работ?
— Хозяйка вот она — Галина Павловна.
Мне пришлось подойти, поздороваться.
— Спасибо вам, но с машиной все в порядке. Мы просто остановились тут…
— Да тут, Павловна, никто не ездит. Вон, за поворотом есть узкая тропинка. Ходим по ней в Глотовку. Ох-хо-хо, моя Тонька что-то скопытилась. Может, съела чего не то. Сегодня на выпас не выгоняли — влежку лежит, вот и спешу к ветеринару. А вы часом не в Глотовку? Может, подбросите? Тока отсель надо в объезд. Зря свернули-то в заросли.
— Нет, нет, вы идите с богом, мы еще тут побудем, потом назад домой вернемся, — проблеяла я.
— Ну, как хотите. — И мужик пошел, что-то бурча себе под нос.
— Ир, проследи, куда он свернет и какая по ширине тропинка. Может, попробуем по ней спуститься?
— На машине с такого холма?.. Каскадерша хренова! — Зло зыркнув на меня, Ирка все же потопала проверить.
Я схватила ключи от машины и сунула себе в бюстгальтер, чтобы психованная подружка не вздумала уехать без меня. Взяла гаечный ключ, зонтик и побежала в заросли, к могиле.
Боже, о чем я думаю… Иду вскрывать могилу… Мне снова стало не по себе. Но внезапная мысль перебила сомнения: я все же преподнесу любимому менту сюрприз! И дело сдвинется с места — труп отправят на экспертизу, быстрее пойдет расследование. Преступник должен сидеть в тюрьме! А то бездействуем, одними умозрительными выкладками занимаемся.
Я убеждала себя в правильности своего решения. Что-то мне подсказывало, что нужно спешить.
Ирка догнала меня, когда я уже подходила к тому самому дереву.
— Галь, тропинка там очень узкая, ничего не выйдет. Господи, да ты опять за свое!
— Хватит трындеть, мы уже на месте. Давай копать в четыре руки. Вот тебе зонтик, и работай, а я гаечным ключом.
Жуткий запах пошел, как только появились первые контуры тела. Ирку уже дважды вывернуло. В очередной раз выйдя из кустов, она сняла верхнюю часть своего брючного костюма и начала отрывать рукава.
Труп был, видимо, сброшен вниз головой. Но по ногам и шортам мы узнали ту девочку. Осталось выдержать самое страшное — дорыть до конца. Но увидеть мертвое лицо было невыносимо. Об этом подруга подумала раньше меня. Мы разделили два рукава, оторванных от Иркиного костюма, и каждая обвязала себе правую руку, сделав подобие культи. Голыми руками коснуться трупа было просто немыслимо. Нас обеих уже изрядно трясло.
Я взялась обвязанной правой рукой за одну ногу убитой, а Ирка таким же образом за другую. И с третьей попытки мы выволокли труп на поверхность и замерли, панически боясь на него взглянуть. Я схватила остатки Иркиного костюма и набросила на лицо убитой. И потащили труп дальше. Вдруг я опомнилась: как грузить смердящее тело?! В машину потом не сядешь.
Меня начало выворачивать, и я не успела отскочить — стошнило прямо на труп. И мы не сговариваясь бросились бежать. Опомнились уже у машины. Ирка опустилась на землю, у нее ручьем полились слезы, потекла тушь. У меня чуть сердце не разорвалось и от жалости к ней, и от злости на саму себя, негодяйку упрямую. Я внезапно осознала, что тяга к приключениям стала приобретать какие-то маниакальные черты — так и до шизы недалеко.
— Галь, мы уже столько страха и мерзости натерпелись, остался последний рывок. И не гноби себя, я же понимаю: тело обязательно нужно доставить. Но как и в чем?
— Ирочка, прости меня, идиотку!
— Да ладно, мы с тобой два сапога пара. Вот что, в багажнике остался плед, ты разве не видела? Один для Ральфика мы вытащили сразу, как приехали, а второй — твой, в пакете.
Я снова открыла багажник. Точно, пакет на месте. Не обратила раньше на него внимания, ведь искала совсем другое.
Схватив плед, мы помчались обратно.
Труп лежал на том же месте. Но что-то насторожило. Мы замерли. Ноги — руки — туловище… лицо! Лицо под тряпкой!..
Я, кажется, успела понять, что такое леденящий ужас.
— A-а, ветра здесь нет. Me… мертвец ды-ы-шит… — издала, будто вытянула изнутри, последний звук Ирка. И грохнулась.
Я, цепенея, перевела взгляд с землисто-серого лица подруги на голову трупа и увидела, как вздымается тряпка. Пульсирует мертвое дыхание…
Резкая боль в затылке пронзила меня, в глазах запрыгали красные круги, и все исчезло… Внезапно, откуда-то со дна, всплыло лицо — мертвое, нет… уже ожившее и мокрое-мокрое. Я поняла, что погружаюсь в воду и тону, тону, и чей-то далекий голос прохрипел: «Возвращайся…» Что-то тяжелое навалилось на меня, и пошел воздух. Мне стало легче, и я, кажется, сказала: «Ты достал меня со дна, я тону-у-ла…»
— Галечка, дорогая, очнулась!!! Какое дно, это я тебя поливал минералкой и делал искусственное дыхание рот в рот!
Я провела рукой по мокрому лицу и… улыбнулась.
— Гудков, нахал, отдай минералку! Ты свою оживил, припал к ней, как пиявка! А моя все еще… Да очнись ты! — Максим отчаянно захлопал Ирку по щекам.
— Галечка, милая, полежи пока не двигаясь. Я помогу Максу. Мы сейчас и твою подружку приведем в чувство. Все будет хорошо.
— Ты чего, Макс, мне по морде возишь? А ты, Гудков, льешь на меня, как на фикус?
— Ну, слава богу, соседка дорогая! Давай, поливай нас обоих матом, мы будем только рады!
Но Ирка вдруг заорала:
— Труп!.. Уберите труп!..
— Я ж говорил тебе: сначала жмурика нужно оттащить. Хорошо хоть догадались завернуть в плед.
— Какой ты молодой да умный! А девчонкам что — помирать? — неудачно огрызнулся Гудков.
— Ребята, у… уберите труп…
— Все, успокойтесь, девочки. Побудьте пока здесь. Мы мигом его оттащим.
Первым вернулся Гудков.
— Девочки, Макс отвезет вас на речку обмыться, освежиться.
— А я, можно считать, уже в купальном костюме. Извини, товарищ майор, что почти в неглиже. Мой прикид не как у Гали, не фирменный — не жалко было порвать. — И Ирка, нервно клацая зубами, захохотала. Какой-то ведьминский оскал получился. И Гудков это заметил.
— Потерпите, сейчас Макс принесет шкалик коньячку. У него есть в бардачке.
Подружка опять нервно расхохоталась, и мне стало тревожно за нее. Вовремя появился Максим со шкаликом. Пока Ирка подкреплялась, я краем уха услышала, как Гудков толкует Максу: «Давай дуй с девчонками к реке и присмотри за ними. А я тут останусь, вызову бригаду и местного участкового».
Когда мы подъехали к реке, Макс отрывисто сказал:
— Представьте, что это нудистский пляж, соответственно, и купаться будете в чем мать родила.
— Ну уж, нет! — возразила я, хотя избавиться от мерзких, казалось, насквозь пропахших шмоток хотелось немедленно. Да что там — шкуру бы с себя сняла, поменяла на новую, чистую!
— Не собираюсь я ваш стриптиз смотреть. Буду вон за теми кустами, — сказал Макс с долей иронии, что крайне не понравилось Ирке.
— А что, на нас уж и смотреть противно?! Мы еще о-го-го! Особенно Галина — впечатляет! Как говорится, все формы при ней.
— Я рад, что вы ожили, и женская логика к вам вернулась.
— Хочешь сказать, что женская глупость неистребима? Но и мужское самодурство тоже живуче!
— Вот я и не хочу, чтоб Гудков сдуру от ревности мне накостылял. Так что идите со своими прелестями, и вот, возьмите, думаю, подойдет: одной — моя майка, другой — сорочка.
— Спасибо, запасливый ты наш! Все свое ношу с собой, так вроде бы древние умники говорили?
— Ир, как ни подлизывайся, мужики все равно намылят нам шеи, когда сочтут, что уже можно нас проучить за самодеятельность.
— Еще чего! Победителей не судят! Мы та-а-кое вынесли!.. Мы им труп целенький на блюдечке!.. Ох, лучше не вспоминать… — оборвала себя Ирка.
Я вошла в воду и почему-то вся передернулась, но желание отмыться, очиститься пересилило. Подруга тоже только у берега плескалась и не намеревалась делать заплыв. Впрочем, она и раньше не была заядлой пловчихой. Но я-то? Ладно, потом проверю свои ощущения.
Уже переодевшись в рубашку Макса, я намерилась забросить куда подальше свои тряпки, но обнаружила выпавшие из бюстгальтера ключи от машины.
— Ир, а ведь Гудков остался без колес. Ключи-то у меня. Совсем я без головы!
— Брось ты эти заморочки! Твой майор будет ждать свою ментовскую бригаду и местного участкового. Пока суд да дело, Макс и отвезет ему ключики. А Гудков потом твою тачку пригонит. Думаю, оба останутся ночевать у нас. Вот это морока! Агаше опять хлопоты — готовить на целую ораву. А меня теперь от жратвы воротит, и у плиты стоять не смогу.
— Ладно, такие мелочи как-нибудь переживем. Ты только прости меня, дуру, что втянула тебя.
— Перестань, Галь, несмотря ни на что, интерес к расследованию я не потеряла.
— Да и я тоже.
— Кстати, мужики меж собой говорили, будто кто-то мелькнул за деревьями и скрылся.
— Они, наверно, подумали, что нас кто-то вырубил. А ведь нам показалось, что труп задышал под тряпкой. Ну, прости, не будем об этом.
Мы подошли к машине и сразу решили поискать в бардачке спички или зажигалку, чтобы сжечь узелок с барахлом. Чего только там не было! Даже нашлась хорошая туалетная вода французского разлива. Ирка тут же окропила себя. Я нерешительно, но тоже позволила себе распорядиться чужой собственностью.
От внезапного появления Максима мы вздрогнули.
— Поплавал классно! Дальше речка и впрямь глубокая. Можно будет с аквалангом попробовать. Конечно, не морское удовольствие, но все же. А вы, я вижу, посвежели.
— Да, и пахнем твоим парфюмом, уж извини.
— Макс, я тебе возмещу…
— Ну хватит этих бабских ужимок, едем!
— Спасибо тебе и за моральную поддержку. Но куда деть наше барахло? Мы его хотели сжечь, вот и поискали у тебя спички.
— Давайте пока в багажник. Я потом сам выброшу. А сейчас быстренько отвезу вас домой и вернусь к Гудкову.
— Передай ему, пожалуйста, ключи от машины, я забыла.
— Все о'кей, не беспокойся. Да, кассету с кадрами с места обнаружения трупа мы взяли — майору нужно.
— И что?.. Вы посмотрели? Каков вывод?
— Похоже, что труп тот же. Но, после того как жертва пролежала в земле, на сто процентов без экспертизы утверждать не берусь. — И Макс газанул. Ему явно не хотелось разводить с нами дискуссию. Было немного обидно, но мы обе стерпели. То ли еще будет…
Агаша открыла ворота. Взглянув на нас, приподняла брови от удивления, но сдержалась, не спросив, почему мы в таком виде. Уезжали разряженные в пух и прах, с прическами и макияжем, а возвратились облезлыми мокрыми курицами. Я — в мужской сорочке, едва прикрывающей выразительные формы, а Ирина, как пестик в колоколе, болталась в большой майке Макса, напоминая подростка, сбежавшего из детдома. Ну и выдержка у Агаши!
Мудрая старушка не задала ни одного вопроса, понимая, что сейчас важнее всего напоить нас горячим чаем. Животных закрыла в сенях, чтобы не мешались. Заметив, что мы с Ириной отвернулись от сковороды с любимой жареной картошкой, сообразила, что с нормальным здоровым аппетитом здесь только Максим. И кормить его придется отдельно.
Поблагодарив Агашу за чай, мы с Иркой поспешили в свою комнату. Наскоро переодевшись в халаты, рухнули как подкошенные. Я в постель, Ирка — на диван.
«Мне страшно. Мне очень страшно! Меня скоро убьют, как и мою сестру! Душно, задыхаюсь. Там… решетки. Вода черная-черная. Выпустите меня!..» — «Оля, Оленька, не бойся! Я помогу тебе, держись за меня. Но куда же ты-ы?..»
— Галь, что так кричишь, проснись! Нет никакой Оли! Здесь я, Ира, твоя подруга!
— Что? Где она? A-а… это ты?..
— Проснулась? Напугала ты меня! Я сама чуть тапки не отбросила.
— Э… это сон?!
— Ну, конечно, ты дома, я рядом. Мне тоже снилось кошмарное, будто роют могилу… А тебе, видимо, Оля приснилась в образе мертвой сестры. Ты так заорала: «Оля, Оленька, не бойся!», еще чего-то.
— Да, ужасный сон. Прости, разбудила тебя. Ложись, еще ночь.
— Нет, Галь, боюсь спать. Вдруг опять этот кошмар… Давай спустимся вниз, на веранде попьем чего-нибудь холодненького.
— Хорошо, только тихо, чтобы никого не разбудить.
На веранде было темно и прохладно. Фонарик, как и положено, лежал на столе, чтобы никому не пришлось его искать, ведь здесь уже в десять вечера отключают свет.
— Наверно, часа два ночи. А светать начнет примерно в пятом часу. Посмотри, в шкафу должна быть бутылка минералки.
— Ир, я чайник поставлю на плиту, которая на солярке работает. Запах, правда, от нее, но другого выхода нет, меня что-то знобит, хочу горяченького. Но снова лечь и заснуть не смогу.
— Еще бы! Ты, как после сенокоса, только до постели — и отрубилась. Может, уже и выспалась. А я вставала вечером, Макса проводила до ворот, передала с ним бутерброды для твоего Гудкова. С Агашей мы по паре чашек чаю выпили и поговорили. В общих чертах я ей рассказала о находке в лесу.
— И что она?
— Считает, что теперь обитатели замка зашевелятся. И это может плохо кончиться.
— Что она имеет в виду? Хотя… получается, сон мой в руку — Оле грозит опасность!
— Галь, давай об этом завтра — утро вечера мудренее.
— Кстати, когда ты Макса провожала, он что-нибудь сказал?
— Говорил, что, найдя нас в отключке в лесу, очень перепугались. Решили, что кто-то на нас напал, обеих вырубил, но не успел прикончить. Как только наши мужики появились, то услышали чьи-то удаляющиеся шаги.
— Господи, какой ужас!.. Ведь тряпка на лице убитой вздымалась! У меня и сейчас это перед глазами.
— Ты что, все еще думаешь…
— Да нет, конечно, в мистику не верю.
— Это, наверно, могильные черви, забившие рот и нос убитой. Ведь в земле она уже сколько пролежала, да и в низине, на солнцепеке. Эти гады и начали выползать, вот и зашевелилась тряпица. Господи, как только сердце выдержало, не разорвалось от такой жути!
— Кажется, опять начинает подташнивать.
— Когда Макс сказал об этом, не сама же я догадалась о червях, меня снова вывернуло. Он уехал, а я минут двадцать приходила в себя. Эти черви, труп, могила!.. Фильм ужасов по сравнению с этим — киношка да и только. Галя, ты чего умолкла?
— Ты что, как мазохистка, прекрати! Темень, хоть глаза выколи, ночь, а ты про такое… У меня от нервозности все тело зачесалось.
Вдруг Ирка вздрогнула и мышкой пропищала:
— Кажется, шаги. Прислушайся. Кто-то со стороны реки идет.
Мы невольно попятились назад. Едва успели выключить греющийся чайник, как нас словно сдуло с веранды. Вбежали в сени, закрылись на щеколду и замерли.
Точно, скрипнула калитка. Шаги… кажется, не одни. Мне в ногу что-то уткнулось. Я отскочила, подумав, что мышь, и послышался визг.
— Ральфик, прости, родной, тише.
Щенок от меня шарахнулся и исчез, видимо, поплелся в свой угол. Кота под ногами не было — он старше и умней.
— Черт, фонарик на столе оставили, — прошипела Ирка.
— Тсс, какие-то голоса… вроде, мужские.
— Воры, что ли? Где мой мобильник?
— Сдох давно твой мобильный! Как вернулись из леса, не удосужились зарядить.
— Ир, слышишь, да это, кажется, Гудков!
— Ага… и Макс с ним! Вот, сволочи, как напугали!
Мы выскочили на веранду, и Ирка с ходу напустилась:
— Идиоты, дефективные! Вы что по ночам шастаете, крадетесь, перепугали насмерть!
— Ха-ха, а мы считали: после того как вы видели дышащий труп, вас уже ничем не проймешь! — заржал Максим.
— Ну, извините. Мы надеялись, что все спят. Вам обеим после стресса положено как минимум восемь-десять часов отдыха. Я бы вот сейчас и сутки продрых. Уломались мы с Максом.
— Да я-то ничего, еще молодой.
— Ну а я уже… Но старый конь, говорят, борозды не портит.
— Хватит тут друг перед другом!.. Куда ходили? Зачем? — зачастила Ирка, но никто не торопился ей отвечать.
— Гудков, говори, где были? А ты, Макс, зачем экипировку брал с собой и за веранду спрятал? Сейчас фонариком посвечу.
— Мой фонарь лучше! — хвастанул Макс, уже не скрываясь, и выложил на стол свой глубоководный. Свет забил прямо в глаза, как на Лубянке при допросе.
— Галь, с ними все ясно. Наши авантюрные планы осмеивают, а сами к замку плавали! Как вы могли?! Я все придумала, а, вы нас с носом!.. — чуть не плача проблеяла Ирка.
— Успокойтесь, мы просто поплавали чуток. Посидели, обсохли на берегу и вернулись, чтобы малость поспать. Нам Агаша оставила два матраса, один, правда, надувной. Его, конечно, аквалангисту Максиму.
— Хм, комната Андрея и Людмилы теперь свободна. Там могли бы устроиться на ночлег.
— Мы отказались, чтобы вас ненароком не потревожить, хоть вы и в соседней комнате. Ну и наверху все же душно, а вот на веранде в самый раз. Сейчас полвторого ночи, до половины восьмого можно хорошо покемарить.
— Ну и черт с вами, дрыхните здесь! Сами себе все и устраивайте. Только животных не выпустите. Ральфик еще мал — убежать может. Пошли, Галя, отсюда.
— А чай? Я пить хочу невыносимо.
— Ну и гоняй с ними чаи! И воркуйте тут втроем, а я с предателями на один гектар не сяду!
— Ирочка, соседушка, ты что вскипела?! Мы с вами возились, едва откачали, можно сказать. Из-за этого упустили фигуранта. И потом заботились. Знали, что вам надо отдохнуть, вот и не позвали на речку.
— Может, хоть что-то расскажете? — сбавила обороты Ирка и присела на краешек скамейки. — Имеем право знать, мы заслужили!
— Безусловно, отлично поработали. В прямом смысле носом землю рыли, куда уж больше!
— Зачем иронизировать? Мы вам труп, господин майор, приподнесли, так сказать, на блюдечке, а вы… — сказала я обиженным тоном девочки-подростка. И увидела, как Гудков рванулся ко мне, но тут же остановился и снова плюхнулся на скамейку. Максим, закончив возиться со своим рюкзаком, сел рядом с майором. Я поставила два чайника — заварной и с кипятком, достала в навесном шкафчике сахарницу и печенье и тоже присела. Вчетвером молча попили чаю.
Наконец Макс сказал:
— Давай, майор, расскажем им в общих чертах, ведь они от нас…
— Да, не отстанем, сообразительный ты наш! Ну что, колитесь. — И Ирка направила фонарь на их лица, дав понять, что вопросы здесь будем задавать мы. Гудков именно так и понял.
— Ну, что ж, спрашивайте, а мы — захотим, пойдем в несознанку, захотим — расколемся по частям. Ждем-с, гражданки начальницы!
Мы с Иркой пропустили мимо ушей очередной язвительный выпад и начали, перебивая друг друга, засыпать их вопросами. Отвечали оба скупо, неполными предложениями, а порой и в косноязычие впадали, а еще точнее — в сон. Оба бодрились только вначале, а потом стали быстренько на глазах увядать, кстати, молодой первым начал клевать носом.
Мне стало жаль мужиков. Мы постелили им на веранде два матраса, но плед был один, второй остался в лесу. Нашли какую-то подстилку вместо одеяла и вскоре услышали дуэт — двойной тягучий храп.
Я вскочила позже, чем обычно. Но с тем же намерением, что и всегда: перво-наперво искупаться. Ирина спала безмятежно. Агаша хлопотала с завтраком, Ральфик, видимо, уже постоловался — остатки геркулеса на его мордочке свидетельствовали об этом. А Фома сидел, выжидательно поглядывая на хозяйку.
— Тебе хватит, ненасытный кот! Ты еще вчера рыбы переел, — ворчала старушка.
Мы пожелали друг другу доброго утра. Я не утерпела, спросив Агашу, куда делись наши гости.
— Максим на речку, а майор, выпив крепкий кофе, уехал по делам. Сказал только, что заглянет или позвонит.
Подключив телефон к блоку питания и взяв полотенце, я поспешила к реке. Подойдя к берегу и осмотревшись, не увидела ни одного купающегося. Максим, наверно, облюбовал какое-нибудь другое место.
А я все же сплаваю на тот берег.
Выйдя из воды, уселась на заветное бревнышко. Жаль, Олю не увижу. Если верить ее тетке, то еще день-два у девочки постельный режим. Да и приплыла я с опозданием на полчаса. Завтра вернусь к своему прежнему режиму и обязательно увижу Олю.
— Вот так встреча! Я уж подумала, не случилось ли чего? Вчера к нам по приглашению не пришли. И сегодня, не дождавшись, я уже пошла наверх, оглянулась и…
— Олечка, здравствуй! Я так рада встрече! Со мной все нормально, а вот как твое здоровье?
— Да это тетя-мама сумасшедшая. Стоит мне чуть разнервничаться, панику наводит. А мне ничего, снотворное дали, я выспалась. А потом вас ждала и папа ждал. Он даже отменил поездку какую-то деловую.
— М…м, извинись, пожалуйста, за нас с подругой перед отцом, что не приехали. Были непредвиденные обстоятельства, но теперь все утряслось, — промямлила я и сконфуженно умолкла.
— Да ничего, в следующий раз. Но я вижу, Галя, тебя что-то тревожит. Я, наверно, мешаю своей болтовней, а ты одна хочешь побыть. И мне уже надо бежать на завтрак. А то тетка припрется…
— Да-да, конечно. Иди, Олечка, не нарушай режим. Но мне ты не мешаешь, я всегда рада тебя видеть.
— А зачем откладывать, если у тебя есть время, приезжай к нам часам к двум. Правда, никого не будет, но это еще лучше. Я покажу тебе свои рисунки, и вообще…
— Это не совсем удобно, я имею в виду, если взрослых никого не будет. А рисунки твои я бы с удовольствием посмотрела. Но как-нибудь в другой раз.
— Нет-нет, сегодня! Папа по делам сразу после завтрака уедет, тетка в Москву, наверно, бомбить магазины. А братец…он хоть и долго спит после ночных гулянок, но до двух часов тоже смоется куда-нибудь, — выдала Оля тоном избалованного ребенка, не терпящего возражений.
— Оля, ты где, опять опаздываешь?!
— Ну вот, надсмотрщица уже зовет! Я не хочу ее гневить, а то она никуда не уедет. Обещай обязательно приехать. — И Олечка, схватив мою руку, крепко пожала ее. И мне пришлось поспешно кивнуть в знак согласия.
Только Оля убежала вверх по тропинке, как я пожалела, что поддалась на ее просьбу. Явиться в замок, как бы крадучись, — несолидно. Было официальное приглашение, которым, выходит, я пренебрегла. Ведь не будешь никому объяснять, что Бронислава мне солгала насчет отъезда хозяина, что мы с Ириной все же собрались приехать, но по дороге наткнулись… В общем, надо подумать.
Кстати, почему вдруг Олечка решила мне свои рисунки показать? Наверно, в замке уже знают, что я художник-график. Ну, конечно, Бронислава на приеме у Ленки Магомадовой все вызнала. Почему такой интерес к моей персоне? А может, я просто накручиваю? Здесь такое местечко — никаких особых новостей, и появление новых людей, даже таких, как мы, вызывает элементарное любопытство. Хлебом не корми, дай только языком почесать. Хм, это и спасло нас с Иркой. Как рассказали Гудков и Максим — Ерофеич, оказывается, притопав в Глотовку, сразу начал мести языком направо и налево, что по дороге встретил двух городских дамочек, забурившихся в заросли. Услышав это, наши мужчины посадили его в машину и повезли показать место, где мы якобы заблудились. Точно так же узнал о нас и тот, кто зарыл труп. И, видимо, всполошился. Наверняка он поднялся по холму со стороны дороги, ведущей к замку. А наши мужики спугнули его.
Выходит, преступник скрылся очень быстро. Значит, я была права — есть спуск с холма, и он ведет на персональную дорогу Хванского. Нужно еще раз попробовать, теперь уже в объезд. Проводив Ирку, обязательно приторможу у развилки. Именно там расходятся пути на Глотовку: в коттеджный поселок и к замку.
— О чем задумалась? — вдруг раздался голос Максима.
Я вздрогнула, но не очень-то удивилась.
— Макс, а наша подруга права: ты любишь заставать врасплох. Вынырнул, как из преисподней. А сам-то что тут делал? Выходит, Ирка и в этом не ошиблась: ее план уже в действии, но без нас.
— Галина, давай-ка отсюда, на нашем берегу поговорим, не привлекая внимания.
Перебрались на свой берег: Максим при полной экипировке, с каким-то резиновым футляром, а я, как обычно, налегке. Обтерлась полотенцем и приготовилась слушать. Но Макс огорошил меня, вытащив из герметичного футляра маленький фотоаппарат.
— Я девочку Олю заснял-таки. Она похожа на ту, убитую. Теперь мне надо передать майору снимки. Я же вас обеих пас. Заплыв сделал заранее и отсиживался в кустах. Краем уха и разговор ваш с Олей слышал.
— Знаешь, Макс, сдается мне, что ты не только делом занят. Гудков приставил тебя ко мне. Но нас двое, как же с Ирой быть? Она сегодня уезжает — ей на работу надо, но и в Москве она может что-нибудь выкинуть.
— А там ребята Гудкова подстрахуют, и сам он в курсе: в «Элладу» Ирка пойдет. Надеюсь, скандальчик там не устроит. Да, вот еще что! Босоножку Гудков увез. Эту улику Агафья Тихоновна ему отдала.
— Понятно. А снимок с Оли хоть один нам перепадет? Ведь мы уже делали попытку снять замок и Олю на видеокамеру…
— Хм, знаем, знаем, что дело кончилось стрельбой. Ну, теперь у вас высококлассная камера. Только уж хозяев замка не дразните, не суйтесь. А снимок с Оли я вам дам попозже.
— Максим, в двух словах: хоть что-то удалось нарыть в Глотовке?
— У деревенской девушки Верочки браслетики нашли, изъяли на экспертизу, сказав ей, что ворованные, чем очень огорчили глупышку. Всего за пузырь она эти «фенечки» приобрела. Ну, хватит, не доставай меня!
— Как ты со старшими, да еще с дамой, разговариваешь!
— Ой, уморила, старше всего-то на…
— Вот тут без уточнений, пожалуйста. Давай по делу.
— О чем? Обычная ментовская работа. Труп отдан на экспертизу. Кстати, первый осмотр сделал очень удачно подвернувшийся эксперт. Он на огороде поблизости у тещи горбатился. Этакий ворчливый старичок. Ну хватит, Галина! Пора идти завтракать. Не только желудок, но и мозги нуждаются в подпитке.
Что тут скажешь? Комментарии излишни.
После завтрака Максим уединился под деревьями на скамейке и стал беспрерывно кому-то названивать. Подружка ходила понурая, ей не хотелось уезжать.
— Ириш, боюсь тебя еще больше расстроить, мы с тобой вместе собирались в замок, а поеду я одна. Сегодня Оля меня пригласила.
— Разумеется, поезжай, не раздумывай, потом позвонишь мне и расскажешь обо всем. Жаль, конечно, что отгул не удалось выпросить. Андрей звонил и сказал, что работы прорва.
— Ира, собирайся, пораньше поедем, у меня в Москве дела срочные!
— Хм, и Макс тоже весь из себя деловой, — проворчала Ирка и побежала за своими пожитками.
Когда машина с Максимом и Ириной отъехала, я почему-то вспомнила двух братков, встреченных нами по дороге сюда. Один Анзор — кавказец, я его хорошо запомнила, он выходил из джипа, другой, кажется, Геннадий — тот только пару раз высунулся из машины и давал указания. Мой Андрюша, оказывается, знает обоих и их хозяина Георгия. Вечером позвоню Андрею и получу подробную информацию о них. А сейчас набросаю по памяти их портреты и покажу в деревне. Правда, этот шанс весьма хлипкий — неизвестно, откуда они ехали. Может, из этих краев, а могли из Калуги возвращаться. Вот если бы мы их встретили у развилки — другое дело.
Кавказец у меня вышел ярким представителем своего народа, а вот Геннадий на троечку — ни одной выдающейся черты. Сделав наброски, я увидела, что Агаша погрузилась в свое любимое занятие — вязание. Ральфик и Фома мирно отдыхают под верандой в прохладе.
До моей поездки в замок еще уйма времени, и я решила пойти в свою комнату и просмотреть газетные вырезки.
Вот заметка о каком-то умельце резьбы по дереву, а это две очерковые статьи о Федоркине. Инвалид, имеющий за плечами всего-то семь классов, прекрасно разбирается в любой технике. Может собрать приемник, сделать дистанционку к старому отечественному телику. Даже сочинил какую-то чудо-кастрюлю. Внизу в ней можно поджаривать, а вверху готовить, как на пару. Понятно, о себе любимом приятно было читать и перечитывать — вот и сохранил.
А это уже о замке… Прочитала два раза статью журналиста районной газеты А.Перелыгина, попыталась осмыслить и переварить. Оказывается, на том месте, где сейчас поместье Хванского, когда-то был мужской монастырь. Его разграбили, разрушили еще в двадцатые годы прошлого века. Были задумки на его месте что-то построить, но они так и остались нереализованными. Долгие годы на этой возвышенности торчал остов фундамента — словно немой укор человеческому безбожию. Поговаривали: исполнитель-красноармеец после взрыва стен монастыря вскоре ослеп. Люди считали, что его настигла божья кара.
Спустя десятилетия появился, как казалось, добрый человек. Вроде бы задумал церквушку или часовенку на этом богоугодном месте построить. Испокон веку монастыри и церкви возводились на возвышенностях. Так что надеялись на возрождение… Тогда еще Глотовка и Разбиваевка были полны народу. Но «добрый» человек, появившийся в начале перестройки, вдруг передумал и вместо церквушки отгрохал себе загородный дом — рукотворный памятник преуспевающему бизнесмену. А то, что это творение смахивает на замок… Впрочем, сегодня среди новоруссов просто поветрие на такие монстры-крепости с бойницами, башенками, километровыми заборами. Но, как считают немногочисленные оставшиеся старожилы, — нехорошая примета — строить себе жилище на святом месте.
И все это у борзописца размазано на целый «подвал». Уверяя, что в мистику и приметы не очень-то верит, автор статьи вместе с тем прозрачно намекает, что какой-то рок тяготеет над жителями этого замка. Как ни шарахался журналист из стороны в сторону, вывод напрашивается один: нельзя на богоугодном месте, которое предназначено для высшей духовной цели, создавать материальное, личное. Иначе настигнет кара. И бывшие святые места становятся как бы проклятыми.
Наверно, надо с автором, А.Перелыгиным, повидаться. Может, кроме намеков, он знает что-нибудь конкретное и расскажет об обитателях замка. А пока нужно расспросить Агашу, что ей удалось узнать от жителей Разбиваевки.
Я спустилась вниз и присела рядом с ней на скамейку.
— Галюша, что-то у меня не вяжется. Вот, второй раз распускаю да переделываю. Вижу, газетных статеек начиталась и хочешь что-то спросить?
— Да все о том же, о замке, где разбиваются судьбы.
— Это ты хорошо подметила. Да-а, судьбу, говорят, не обойдешь, не объедешь.
— И что, только на нее и уповать? Вот и в статье все вокруг да около, но в чем-то собака зарыта? Вы ведь тоже заметили, как усиленно что-то скрывал Пахомыч, не давал Семеновне и рта раскрыть.
— Да всякие слухи ходили. Многие уж о них забыли. Пахомыч не хотел нас, новичков, спугнуть. Всю округу, что вблизи замка, считают проклятой — даже Разбиваевку, хотя она, как видишь, отделена рекой от того места, где раньше был монастырь. После его насильственного разрушения начался чуть ли не повальный мор: кто утонул, кто умер от непонятных болезней, кто сам на себя руки наложил. А многие, особенно молодые, бежали в город. И от большой когда-то деревни осталось всего несколько дворов. Но это могло быть простым совпадением, стечением обстоятельств, наконец, обусловлено переменой времени… Вот прежний хозяин, который нам продал дом, не обратил внимания на слухи, а его жена — ни в какую.
И пришлось ради спокойствия в семье перебраться в коттеджный поселок.
— Понятно, и Пахомыч считает, что мы, как узнаем, тоже бросим все и уедем. Глупости, деревенские предрассудки! Ведь наш дом не на святом месте построен, а на обычном лугу. И мне здесь хорошо. Замок аж через речку от нас, и мы к нему никакого отношения не имеем.
— Дом, купленный Андреем, всем по нраву, так что жить вам здесь и жить. Вот и не хотели деревенские всякими подробностями вас смущать. Но понимаю, сколько не оттягивай — придется. Расскажу, что удалось узнать.
Итак, в конце двадцатых, как я уже упоминала, был разрушен монастырь. И главным вдохновителем и руководителем стал член ВКПБ Родион Хванский — не кто иной, как отец сегодняшнего хозяина замка Олега Родионовича Хванского. Монахов разогнали, многие скитались, некоторые умерли до срока. Родион Хванский так ничего и не построил, оставив руины. Покинул эти края и был где-то на руководящих партийных должностях.
— Агаша, о дальнейшей его судьбе хоть что-нибудь известно?
— Кто-то из местных слышал, что у Родиона вначале ладилась карьера, но неудачно складывалась семейная жизнь. Женился он поздно. Первая жена, произведя на свет сына Олега, то ли при родах умерла, то ли вскоре после них. Вторая жена с каким-то хахалем сбежала. А третья повесилась. Тогда-то Родион и запил; поснимали его с высоких должностей, и оказался он в захолустном городишке Козельске, где вскоре и помер. К тому времени его сыну Олегу было уже двадцать лет. Говорят, перед смертью старый партиец Родион Хванский каялся и просил сына Олега, чтобы тот по возможности загладил его вину — либо выучился на священника, либо построил на разрушенном месте церквушку или часовенку.
— Понятно, а сегодняшний хозяин не внял предсмертной просьбе отца. И построил то, что мы теперь видим.
— Галюша, не забегай вперед. Факт, конечно, очевиден, но раз уж начала, расскажу все по порядку.
— Хорошо, хорошо, Агаша, пожалуйста.
— Полного стройного рассказа не получится. Я, как говорится, собирала с миру по нитке. Поэтому и большие интервалы по времени будут. Где и как жил Олег Родионович после смерти отца — неизвестно. Но появился он в этих краях уже не один. Привез семилетнего сына от первого брака — Родиона, очевидно, названного в честь деда, и двух сестер-сирот. Старшую, Брониславу, двадцати пяти лет и младшую, Алену, пятнадцати лет. Всякое болтали, что жил, мол, с обеими.
— Значит, младшая Алена — это мать Оли, умершая при родах?
— Галюша, не сбивай, а то запутаюсь. Так вот, Олег Родионович Хванский женился на Брониславе. Та стала мачехой Родиону. Паренька все время куда-то отправляли учиться, приезжал он только на каникулы. Потом прошел слух, что хозяин не в длительной командировке, а в тюрьме. Точно об этом даже участковый Пронин не знает. Поговаривали, что сидел Олег Родионович за организацию подпольного цеха. Тогда это считалось серьезным подрывом экономики. Но освободился он довольно-таки быстро — через два или три года. А Бронислава в его отсутствие ему изменяла и даже сделала аборт.
Хозяин хотел сразу же прогнать ее и развестись. Но женщина, когда-то у них работавшая прислугой, слышала, что Алена попросила оставить свою старшую сестру в доме. Вскоре стало известно, что Олег Родионович развелся с Брониславой. Но она и после развода носит фамилию бывшего мужа — по сей день величает себя Хванской. Олег Родионович вскоре женился на ее младшей сестре Алене. От Брони у него детей не было, видимо, последствия аборта, а вот Алена забеременела сразу. К этому времени замок был практически достроен. Хозяин, как теперь говорят, деньги умел делать.
— Минуточку, Агаша. Хоть Бронислава после развода оставила фамилию бывшего мужа, но, по сути, оказалась приживалкой, так сказать, бедной родственницей. А хозяйкой дома стала ее младшая сестра. Это Брониславу, конечно, не устраивало. Да и теперь роль тетки наверняка тяготит и раздражает ее. Не зря же она срывается на Оле. Ведь такие, как она, привыкли властвовать!.. Ну чем не мотив для…
— Погоди, Галя, я понимаю твое нетерпение. Ты в Брониславе видишь виновницу многих бед. И, возможно, недалека от истины, мотив у нее просматривается, но фактов пока никаких. Так вот, я продолжу. Что-то в этой семье произошло. Кто считает, что это связано с бизнесом, кто говорит, что сын Родион в свой очередной приезд чем-то расстроил отца. Так или иначе, хозяин, будучи в командировке, попал в больницу.
Сестры поехали его проведать, и у Алены в дороге начались схватки. Она попала в какую-то захолустную больницу и преждевременно родила дочь. Сама Алена в тяжелых родах скончалась. Бронислава из больницы привезла слабенькую новорожденную девочку Олю. Думали, ребенок не выживет.
Хозяин тратил большие деньги, чтобы поставить дочку на ноги. И Олечка постепенно пошла на поправку, стала подрастать. Броню называла то мамой, то тетей. Поговаривали, что хозяин из-за дочери хотел снова жениться на Броне, надеялся, что та ей станет матерью. Но, очевидно, что-то не сложилось. Во всяком случае, сам хозяин от этой затеи отказался. И с некоторых пор стал вести замкнутый образ жизни. Тогда-то и была сделана у самой воды эта пристройка с башенкой — никому не понятное сооружение.
— Значит, я правильно догадалась, что фундамент старый, а пристройка появилась значительно позже. И в самом низу зачем-то решетка, уходящая под воду. Я в этой башенке видела свет. Такое впечатление, что его просто забыли выключить.
— Галюша, ты любишь подпустить туману. Вот и Ерофеич чуть ли не вампиром считает хозяина замка. Кстати, он когда-то подрабатывал у Хванского, а потом был выгнан. Вот обида и не дает покоя до сих пор. Ну а журналисты и деревенский люд и вовсе пытались разнести слух, что Хванский в этой башне печатный станок имеет. Поэтому я не торопилась вам с Ирой выкладывать всякие сплетни. Вы обе эмоциональные. А тут нужно действовать осторожно.
— Я понимаю, и хотелось бы отшелушить зерна от плевел, по возможности разобраться. Штурмом этот замок никто не собирается брать!
— А кто бы вам это позволил? С некоторых пор, говорят, там какие-то камеры слежения установлены, охрана.
— Хм, с охраной, как известно, мы уже успели познакомиться. А теперь нужно попробовать проникнуть туда водным путем, как и предлагала Ирка.
— Майор с Максимом туда уже сплавали. Решетки и впрямь идут под воду, очевидно, когда-то закрывались на замок, а теперь закручены какой-то проволокой.
— Значит, мы не ошиблись — есть подводный ход в башню! И вы, Агаша, это знали и молчали!..
— Не кипятись, Галюша. Я узнала только утром. И рада, что тебя с Ирой мужчины не потревожили. Вас, конечно, привлекают тайны, загадки, приключения, хочется непременно знать, зачем понадобился этот скрытый под водой ход. Возможно, он еще от монастыря остался, а позже была сделана эта пристройка-башенка. Но все же, дорогие мои, не с этого надо начинать. И не думаю, что там уж…
— Понятно, что не черти и не вампиры. И, конечно, про печатный станок — выдумки. Но что же все-таки там? Для чего понадобилось это сооружение? Можно подумать, что хозяин замка любитель эпатировать серую публику, верящую во всякую чертовщину, чтобы скрытая тайна и привлекала, и вместе с тем отпугивала назойливых любопытных. Но что-то слишком умозрительно получается.
— Мне кажется, не это должно нас сейчас волновать, — гнула свою линию Агаша.
— Да-да, конечно. В первую очередь — убитая девочка, как две капли воды похожая на Олечку. Теперь нам известно, что последняя жена хозяина замка родила только одну девочку — Олечку. Роды были преждевременные, для матери кончились летальным исходом. Я уже себе пометила — надо найти роддом или ту больницу, где Алена Хванская рожала.
— Вот это уже разговор по существу. И, думается, Галюша, дорожка ведет в Козельск, где было последнее пристанище отца Олега Хванского — Родиона. Это совсем недалеко отсюда. У меня, (дай бог памяти) есть… наверное, еще жива бывшая коллега — работница детдома. Зовут женщину Раиса Прохоровна. Ее адрес у меня сохранился. Попробуешь через нее что-то узнать. А сейчас собирайся, коль задумала, в замок. Но, повторяю, будь осторожна. Осмотрись, поговори с Олей, но ни словом не обмолвись о ее сестре, вообще ни о каких сведениях, собранных нами о семье Хванских.
— Понимаю и постараюсь быть сдержанной, как английская леди.
Вблизи замок выглядел еще мрачней. Если бы меня попросили запечатлеть его на бумаге, я бы, наверно, затруднилась: строение казалось нарочито состаренным, как бы отжившим свой век. Но мне-то теперь известно, что здание новое, только возведено на старых руинах.
На входе настоящий КПП. Меня тут же остановили два охранника и проверили паспорт. Открыв ворота, пригласили проехать и припарковаться рядом со стоящим джипом «чероки». Вход, как я и предполагала, находился с противоположной стороны и с нашего берега не просматривался. Мраморные ступени вели высоко вверх к широко распахнутым, отделанным красивой ковкой дверям. В легком светлом брючном костюме я почувствовала себя одетой не по сезону. Слишком прохладно, здесь, наверно, на несколько градусов ниже — свой, особый микроклимат.
Наконец ступени кончились, и у входа в холл возник человек.
— Вы к молодой хозяйке Ольге Олеговне?
— Да-да, здравствуйте.
— Она ждет в саду, я вас провожу, — сказало существо в темном, застегнутом на все пуговицы костюме и дорогой обуви, но практически неслышной, напоминающей мягкие домашние тапочки. Мои туфельки, почти без каблуков, гулко цокали по холодному каменному полу. Холл казался огромным: с высоченным куполом и узкими окнами, между которыми горели канделябры. Тем не менее создавалось ощущение пасмурности и безысходности.
Мы подошли к резной двери, напоминающей вход в беседку, а оказалось — в сад. О чудо! Кусок нетронутой природы, лишь слегка осовремененный беседками, скамейками, клумбами с незатейливыми цветами. Из гамака, отбросив то ли альбом, то ли какую-то книгу, мне навстречу выпорхнула Оля в легком, цвета морской волны сарафане и в мягких сандалиях. Протянув мне руку, сказала:
— Галя, как я рада тебя видеть! Мой братец уже собрался и скоро уедет. И мы останемся одни.
Присев на ближайшую скамейку, я стала оглядываться, хотелось запомнить планировку. Просматривалось только правое крыло здания.
— Какой чудный сад! С этой стороны ваш замок несколько иначе смотрится! — воскликнула я.
— Тебе нравится, а мне нет. Весь этот дом давит на меня. Он бы и моей маме не понравился.
— А твоя мама разве…
— Я уже говорила, она при родах умерла, я ее не знала совсем. Но у меня была нянька, которая мне рассказывала о моей маме. Я, говорят, вся в нее. Не только внешностью, но и характером, и даже болезнями. А нянечку мою звали Раиса. Когда я была маленькая, не выговаривала, называла ее Виса. А потом, дурачась, просто Киса звала. Она такая мягкая, теплая и добрая была. Потом уехала нянчить своих внуков. Я до сих пор по ней скучаю. Ой, что это я… пойдем, Галя, в картинную галерею. Посмотришь, особенно на тех моих родных, которых уже нет, а главное — мамин портрет. Сама увидишь, как мы похожи. Только я туда люблю ходить одна. Правда, иногда делается как-то не по себе. Но мне кажется, что все они со мной разговаривают, о чем-то хотят рассказать, вот я и хожу. Мы прямо через сад пройдем. Но это у нас даже не сад, здесь все как было… Мы ничего не переделали, ничего не срубили. Видишь, будто небольшой лес, он мне больше нравится, чем Бронин сад — каменный, какой-то неживой, но современный, его тоже потом тебе покажу.
Из сада мы прошли узким полутемным коридором в большую светлую комнату. Из мебели был всего один диван в стиле ампир. Люстра мне напомнила по объему и шику дворцовую, а пол, как и в холле, был тоже мозаичный, но не каменный, а из каких-то особых пород дерева.
— Здесь, Галя, создан свой микроклимат. Чтобы картины хорошо сохранить, поддерживается определенная температура, не допускаются сквозняки. Вот мой дед Родион, и это тоже он. Правда, как два разных человека?! Он был партийным работником, а здесь в неформальной обстановке на даче его художник рисовал. И, наконец, третий его портрет — перед смертью. Он уже с окладистой бородой. Мой братец на него, когда не с похмелья, очень похож. И назвали его в честь деда Родионом.
Я была удивлена, что девочка трещит без умолку, хотя Оля по натуре немногословна. Это мне мешало сосредоточиться и все хорошо осмотреть. Следующий портрет — сегодняшнего хозяина, отца Оли. Надо признать, в молодости Олег Хванский был хрупок, с обычным, не запоминающимся лицом, но с годами (на втором портрете) уже как бы другой человек, оформившийся, с волевым подбородком, зачесанными поредевшими волосами, открывающими большой умный лоб, с глубоко посаженными холодными глазами. И вот эта появившаяся со временем выразительность подчеркивала, что он плоть от плоти своего отца.
Мне не терпелось посмотреть и женские портреты. Олин будто заученный комментарий и ощущение, что кто-то за нами наблюдает, мешали и нервировали. Усилием воли отбросив все эти помехи, я стала вглядываться в первый женский портрет, который меня поразил какой-то болезненностью. Чувствовалось, что художник хотел уйти от этого, но этот факт остался на изображенном лице — удлиненном, печальном, с очень проникновенным взглядом. Казалось, эта женщина знала больше, чем могла сказать.
— Это мать Родика — первая жена моего отца. Она тоже, как и моя мама, умерла при родах.
— Олечка, думаю, тебе здесь нелегко бывать…
— Нет-нет, остальное потом, а теперь увидишь мою маму. Этот портрет мы особенно бережем.
Оля отдернула тонкую ткань, и я невольно ахнула, даже ноги подкосились. Но тут же сообразила, что здесь не на что опереться.
— Вот сюда присядем. Диван я попросила придвинуть, чтобы лучше видеть мою мамочку.
С портрета смотрела сама Оля. И лицо, и волосы, те же распахнутые ярко-голубые глаза, красивый открытый лоб, чуть припухшие губы, и родинка на том же месте. И, как ни странно, одежда напоминала сегодняшний Олин сарафан. И возраст…
Словно подслушав мои мысли, Оля вскочила с дивана и сказала:
— Здесь, на портрете, моя мама уже была беременна мной. Поэтому она сидит, и за складками платья ничего незаметно.
— Портрет, видимо, уже реставрировали?
— Нет… да. В общем, только в одном месте он попортился, потому что упал со стены. Сам упал… Чудеса какие-то! Все тогда были расстроены, потом отдали портрет на реставрацию. И еще, видишь, у мамы на груди кулон старинный? Он сейчас хранится у отца с ее фотографией и знаком Зодиака внутри. Она тоже Рыба, как и я. Она меня родила в свой день рождения.
— Олечка, значит, ты будешь счастливой. Примета есть…
— Нет, не верю в приметы. Теперь совсем не верю, — вдруг резко перебила Оля, и я заметила, как у нее навернулись слезы.
— А где портрет сестры твоей мамы, то есть Брониславы?
— Тетя свой портрет держит у себя, не хочет с умершими.
— Но ведь портрет твоего отца тоже здесь, в этом зале.
— Все, кому положено, здесь! И зачем, Оля, ты именно сюда привела гостью? — внезапно раздался резкий мужской голос.
В дверях стоял молодой человек лет тридцати, с пышной шевелюрой и щегольскими усиками, в пиджаке от Армани. Взглянув на свои золотые часы, пахнув французским парфюмом, он добавил:
— Прошу в гостиную, туда подадут чай и кофе.
— Это мой брат Родион. А это Галина. Пожалуйста, познакомьтесь, — попыталась сгладить ситуацию Олечка.
— Очень приятно, как вас по отчеству?
— Галина Павловна.
— А я Родион Олегович. Значит, наша малышка-глупышка вас сразу в этот покойницкий зал?.. А ведь у нас есть что посмотреть. Хотя бы коллекцию оружия. Но сейчас в гостиную, а то все остынет, прошу.
Не помню, какими лабиринтами мы прошли в большую, с арками и колоннами комнату, точнее, в «шкатулку» — сплошь задрапированную. Стены обтянуты дорогим гобеленом, как в старые времена, окна зашторены мягкими портьерами, кругом горели бра, канделябры, подсвечники. Света — хоть отбавляй! Но показалось душновато от всего окружающего — кресел, банкеток, диванчиков, обтянутых кроваво-красным бархатом. Чайный столик сверкал сервировочными приборами. И тот же в неслышной обуви человек сновал туда-сюда с подносами: подал чай, кофе, пирожные, печенье трех сортов и фрукты.
Усевшись в предложенное маленькое креслице, я не знала, куда деть свою сумочку. Пристроив ее на колени, как Ирка, начала от волнения. теребить застежку и, кажется, нечаянно открыла. Но во время чаепития этого не заметила. Молодой хозяин строил улыбки, даже пытался сыпать анекдотами, вполне приличными для слуха, но глупыми. Видимо, считал одну из слушательниц еще несмышленой, а другую серой по определению. Родион дважды куда-то удалялся и возвращался все более веселым.
— Это он уже в буфетной коньячком заправился, скоро уедет, потерпим немного. Галя, ты ведь не уйдешь после чая? — прошептала, наклонившись через стол, Оля.
Я не успела ответить. Не заметив салфетку на столе, полезла в сумочку за своим носовым платком (мне казалось, что я вся в испарине). И тут посыпались мои рисунки, которые я сунула в блокнот перед поездкой. После посещения замка я ведь собиралась побывать в Глотовке и показать кое-кому наброски.
— Ой, а этот, с большим носом, мне знаком! Родик, я его видела с тобой у ворот, он приезжал. Только в гости ты его не пригласил. Мне показалось — тип неприятный. Галя, ты этого грузина, или, как его… знаешь?
— Дайте, Галина Павловна, я посмотрю, о каком таком знакомом, да еще кавказской национальности, идет речь?!
Родион буквально выхватил у меня из рук рисунок, отстранив наклонившуюся ко мне Олю.
— Сестра, ты что-то путаешь. Не знаю такого. Он кавказец, да. Но они мне кажутся все на одно лицо.
— Нет, Родя, ты же знаешь, я рисую и лица хорошо запоминаю. И Галина художница, мне тетя об этом сказала. И я ей хотела бы свои рисунки показать. Галя, ты рисуешь в основном портреты? А с меня можешь сделать портрет, прямо сейчас начать?
— Ольга, угомонись. Галина Павловна в гостях, а не на пленэре. Не работать и не угождать твоим капризам пришла.
— Да, Олечка, как-нибудь попробую сделать с тебя набросок. Обычно я с друзей, знакомых как бы по инерции делаю рисунки. А портрет — это слишком громко сказано, я всего лишь художник-график. Главное — уловить линию, абрис, наиболее яркие черты. Теперь хочу попробовать, как когда-то, писать акварели, ведь здесь такая прекрасная природа, просто чудо.
Я говорила подряд все, что хотела сказать, пытаясь как-то сгладить явно назревавший конфликт. Но Родион, растеряв улыбки, на которые еще минут пять назад был щедр, вернув набросок, хмуро спросил:
— Так это ваш знакомый, если, как я понял, вы случайных людей не изображаете?
— Нет, знакомый моего племянника… по бизнесу.
— У вас еще что-то упало.
— Да это совсем не интересно, — покраснев, я нагнулась и пролепетала: — Эта работа еще не закончена, и это тоже знакомый моего э… племянника.
Вдруг Родик сел напротив меня, закурил сигару и сказал:
— Блокнот и фломастер, я вижу, у вас всегда с собой. А вот меня прямо сейчас вы нарисовать смогли бы?..
— Но ты же собирался уезжать! И сам сказал, что Галина сюда отдыхать пришла. Я ей еще свои рисунки не показала.
— Оля, сходи в сад срежь лучшие розы доя нашей гостьи.
Оля, то ли фыркнув, то ли всхлипнув, убежала, а во мне долго сдерживаемое раздражение готово было выплеснуться наружу. Но я вовремя вспомнила, что обещала Агаше вести себя, как английская леди.
И все же я не сдержалась, выплеснула на бумагу свое мнение об этом самодовольном типе. Получив от меня через несколько минут готовый набросок, Родион сказал медленно, с расстановкой:
— Неужели я такой надутый франт?! Хотя, это всего лишь маска. Мадам, вы хороший, а главное — быстрый фактограф, подпишите рисунок мне на память.
— А вот это тебе, Галя. Эти розы стойкие, долго не опадут. — И Оля протянула мне большой букет огненно-красных роз. Она не знала, что я люблю желтые, точнее, любила когда-то…
— Во-первых, почему на «ты» к Галине Павловне, во-вторых, она уже сказала, что спешит. Сделала нам честь своим визитом, тебя, малявку, проведала, но ведь у нее свои дела.
Олечка, насупившись, что-то говорила и говорила. На глазах снова выступили слезы. И они были как два больших прозрачных блюдца. Мне ее стало жаль. Но выхода не было — молодой хозяин меня явно выпроваживает, причем резко и поспешно. И я сказала, обращаясь только к Оле:
— Мы ведь с тобой давно перешли на «ты», и рисунок с тебя я сделаю по памяти, подпишу и подарю. А сейчас мне действительно пора.
— Спасибо, дорогая Галя. — И Оля бросилась обнимать меня и укололась о шипы роз. Слизывая тут же выступившую кровь на пальце, покосившись на брата, обиженно пробубнила: — Все из-за тебя, и почему ты сегодня не уехал как обычно!
— Ну вот и разнюнилась, как маленькая девочка. А считаешь себя взрослой. Я сегодня в Москву, поэтому выезжаю позже.
— Тогда закажи мне такую же косметичку с моим знаком Зодиака, которая у меня пропала, — уже с капризными нотками выразила Оля свою просьбу.
Родион пообещал привезти вещицу взамен утерянной. И подхватив меня под руку, направился к выходу, снова демонстрируя букет своих разнообразных улыбок.
Я не помню, как очутилась в машине. Обуревавшие меня мысли, толкаясь одна о другую, были неуправляемы. Хотелось перевести дух, собрать в кучку впечатления и только потом двигать дальше. И я, заметив спуск, съехала на обочину, поставила машину за придорожным кустарником.
Первое, что не давало покоя, — как Олина косметичка оказалась в низине рядом с трупом? Если ее кто-то у нее выкрал и подбросил, то зачем? И второе: почему Родион скрыл свое знакомство с этими братками? Наверно, он с ними связан какими-то грязными делишками, скорее всего, денежными.
Не успела я заостриться на этой мысли, как услышала шум подъезжающей машины. Прислушавшись, поняла: две машины двигаются навстречу друг другу. Господи, да я же от замка шуровала по персональной дороге Хванского, а нужно было свернуть на асфальтовую, ведущую в сторону коттеджного поселка. До какой же степени я была взбудоражена, что ехала на автопилоте! А теперь ничего не остается, как отсидеться и понаблюдать.
Я выглянула из-за кустов и увидела джип «чероки» — тот, что стоял во дворе замка, и подъехавшую к нему «ауди». Сбросив туфли и не обращая внимания на то, что колет пятки, я неслышно проскользнула и заняла более удобную позицию. Так, наверно, сидят в засаде сыскари. Сначала был слышен только мужской голос, потом взвился чей-то женский:
— Пока достала половину суммы. Я ведь тебе не Господь Бог!
— Но ты, ты же обещала! И знаешь, что сегодня последний срок! Они уже сюда приезжали. Это теперь и нашей глупышке Оле известно, и проныре-художнице.
— Что ты такое несешь?
— Что слышала. Она только что от нас уехала. Причем показала наброски тех двоих.
— И ты, слизняк, трус, упустил!
— А что я должен был сделать?
— Ну, хотя бы узнать… Ладно, это я возьму на себя. Мне начинает надоедать… Не так уж эта кустодиевская баба проста, как кажется. Какой ты все-таки кретин! Ну все, поезжай, проси, чтобы подождали дня два. Как только хозяин вернется, я все улажу. А пока мне надо заняться важным делом.
— Ну, конечно, только твои дела имеют значение! Смотри, Броня, я молчать уже устал. Молчание — золото, если его позолотишь. Прости за каламбур.
— Хватит, Родик! Вали, да не надирайся! Мне доложили — во всех московских кабаках отметился! А сейчас как никогда нужна трезвая голова. Тебе сколько ни дай — промотаешь!
— Хм, это ты меня учишь жить?! А сама!..
— Заткнись! Некогда мне с тобой. Я у этой маленькой дурочки сама все узнаю, а ты уладь дело и возвращайся не на бровях.
— Теперь уж как придется.
Послышался хлопок дверцы. Сначала отъехал джип, потом Бронислава двинулась в сторону замка. И мне надо поспешить в Нютовку. А вечером все увиденное и услышанное вместе с Агашей разложить по полочкам. Боюсь только, «полочки» не выдержат.
Но в данный момент не выдержали мои босые ноги. Я влезла в машину, но туфель не обнаружила. Наверно, впопыхах где-нибудь в кустах оставила.
Пришлось выйти и искать обувку, ползая на четвереньках. Передвигаться в вертикальном положении, как все нормальные люди, я не могла — кололо пятки, особенно в тех местах, где порвались колготки. Добравшись до места, откуда только что вела наблюдение, я буквально носом уткнулась, но не в свои баретки, а в чьи-то сапоги. Моментально пробежал мороз по коже. Я боялась поднять голову.
— Ты это ищешь? Я подобрал. Подумал, ненужные, но ведь еще крепкие, новые.
Одновременно с услышанным мужским басом я увидела верзилу в темных лохмотьях и сапогах, да еще с большим дерматиновым мешком за плечами. В руке он держал мои туфли.
— Ну, что молчишь, Золушка? Примерь туфельки, может, будут впору! — прогромыхало чудовище.
Я вскочила, выхватила свою обувку и нечаянно коснулась лицом черного дерматинового мешка (мужик был чуть ли не двухметрового роста). В следующую секунду я отшатнулась: от мешка исходил такой смердящий дух гнилостной падали, напомнивший мне… Я, видимо, настолько побелела, что верзила громко проблеял:
— Мадам, ты вроде не в себе. За молодым барином, что ли, подглядывала? Обманул и бросил?! Так ты не первая и не последняя. Держись за меня, отведу к машине.
— Нет, не надо, я сама! — заорала я.
— А выедешь ли на своем «жигуленке»? Тут глинистая почва.
Черт возьми, я и впрямь забуксовала! Верзила подошел сзади к машине, подтолкнул ее и прорычал: «Здесь не езди, не для тебя!» И скрылся.
Я хотела прибавить скорость, чтобы быстрее миновать эту, с позволения сказать, персональную трассу владельца замка. Но не смогла — машину затрясло. А ведь в тот злополучный день мы с Иркой собирались проехать именно здесь — любопытство разбирало.
Минут через десять дорога пошла вниз, и вскоре я увидела спуск с холма, существование которого предполагала и раньше. Хотела притормозить, но тут меня как молнией прошило — у этого черта большой смердящий мешок! Что он в нем носит? Ведь он мог и труп убитой девочки перенести в этом мешке и потом зарыть. Выходит, он знает заказчика. Да такой и сам мог убить! Только вот мотив не просматривается. Господи, но кто он такой?!
Вопросы, один за другим возникая, вставали в ряд, словно неструганый забор. Я вдруг уперлась в какое-то заграждение, едва успев затормозить. Это еще что такое? По обеим сторонам дороги вкопаны столбы, стоят прочно, как телеграфные. А как же Бронислава проехала, да и Родик, направившийся в Москву?!
Куда я попала? И ни души вокруг. А может, это мне поставили западню? Что за мысли?.. Накрутила себя!.. И вообще, после посещения этого замка совсем уж нехорошо с головой.
Я попыталась сдвинуть невысокое заграждение, но безуспешно. Догадалась, что здесь импровизированные ворота скреплены задвижками. Я по очереди жала то на одну, то на другую — не тут-то было! Наконец наткнулась на едва заметную пластинку и, что есть силы нажав на нее, едва успела отскочить. Ворота распахнулись так резко, что посыпалась стружка.
Я рванула к машине, нажала на газ и вскоре выехала на асфальтовую дорогу. Не в силах успокоиться, я во всю глотку посылала нелестные эпитеты в адрес удельного князька Олега Родионовича Хванского. Явись он сейчас, я б ему высказала!.. Но, слава богу, еще немного, и должен быть поворот на Глотовку. Хоть и деревня, но там люди и свободный въезд и выезд.
Из Глотовки я возвращалась побитой собакой. Меня не приняли ни за журналистку, ни за обычную любопытную бабу, просто-напросто отмахивались, как от назойливой мухи, к которой испытывали легкое раздражение.
Агаша сразу все поняла, предложила успокаивающего чайку с травками и прилечь отдохнуть.
— Мне уже ничто не поможет, — пробурчала я, ощущая себя глупой гусыней.
— Ну зачем ты так о себе? Вот Ерофеичу, действительно, уже ничто не поможет — послезавтра хоронить будут.
— А вы ничего не путаете? Мы же его с Иркой видели в лесу в тот злополучный день, когда труп откопали. Мужичонка лет под семьдесят…
— Именно он. Утонул, выловили сегодня.
— Он что, пьяный купался?
— Да кто его знает? Жена говорит: с утра капли в рот не брал, да и плавал мужик хорошо. Пошел корм Тоньке добыть, она все еще не на выпасе. Но корова-то пошла на поправку, а хозяин «концы в воду». В общем, два часа назад тело Ерофеича увезли в районный морг. Я настояла, чтобы сделали вскрытие, а то в избу уже старухи набежали обмывать покойника и все прочее по обычаю.
Странно и даже кощунственно подумать, что это печальное событие меня как бы встряхнуло, и я, уже спокойно, во всех подробностях, рассказала о приеме в замке. Но только заикнулась о Глотовке, как Агаша меня перебила:
— Твоя поездка в замок не безрезультатна, а в Глотовку ты зря сунулась. Сама посуди, сначала майор с Максимом расшевелили собутыльников Горемыки, а после нахождения трупа девочки и участковый Пронин прошелся по всем дворам. Сегодня с утра еще и мертвого Ерофеича выловили. И ты, дамочка городская, со своими расспросами. На какое откровение людей можно было рассчитывать?!
— Вы как всегда правы. Я сунулась в первую попавшуюся избу. На крыльце сидела женщина средних лет с приветливым лицом. Оказалось, она практически глухая, пришлось орать во всю глотку. Но мне втемяшилось в голову узнать хоть что-то о мужике с большим кожаным мешком. Кое-как выяснила, что он отлавливает бездомных животных. Куда их потом девает — неизвестно. В этом году мужика еще никто не видел, да и нужды в его работе нет — во всей деревне осталось немного собак, и те на привязи. Вот и все, что я почерпнула. А остальные вообще от меня отмахнулись. Тетка той девочки Веры, у которой Гудков изъял браслетики убитой, меня даже к калитке не подпустила.
— А тебе мало, что ты там засветилась? Вела громкий разговор о мужике с мешком, небось полдеревни слышало.
— И что тут особенного? В деревне этого, так сказать, чистильщика, никто толком не знает. Меня беспокоит, зачем он снова появился в этих краях?
— Так вот, Галюша, пока остановимся на версии, что именно этот, как ты подметила, Чистильщик (так и будем его называть) и мог выполнить заказ — перенести труп девочки и зарыть. Ведь если кто на него наткнулся, наверняка внимания не обратил. Ну, идет себе отлавливать бродячих кошек и собак… и все. Выходит, не такой уж пустой у тебя был прогон. Через санэпидемстанцию или от участкового Пронина можно что-то узнать об этом человеке.
— Да, наверно. Но вот сейчас его вспомнила, и у меня аж мороз по коже. Более того, я думаю, что, бродя по округе, этот Чистильщик многое видел.
— Вот это меня и тревожит. Когда ты была в засаде и слышала разговор между Брониславой и Родионом…
— Вы хотите сказать, что у буржуев Хванских, скрывающих какие-то грязные делишки, появились два свидетеля — я и этот Чистильщик. Ведь он возник внезапно. Если бы откуда-то шел, я бы услышала шаги. Значит, он, как и я, из-за кустов за ними наблюдал.
— Думаю, Галюша, тебе пока надо пересидеть и не высовываться. Если Чистильщик как-то с ними связан, то непременно им сообщит, что ты подслушивала.
— Да, это не в мою пользу. Тем более Броня с самого начала меня невзлюбила. К тому же Родион сказал ей о моих набросках с тех двух братков. Он им, очевидно, задолжал крупную сумму, и те «поставили его на счетчик». Но мне непонятно другое: с какого перепугу Бронислава кидается выручать молодого шалопая?
— Значит, Родиону известно о ней что-то очень серьезное. И, по сути дела, они друг друга шантажируют. Я вот еще на что обратила внимание. Бронислава пообещала достать деньги дня через два, как приедет Олег Родионович. Интересно, под каким предлогом она собирается просить у него, по всей видимости, немалую сумму? И второй вопрос: она всего лишь родственница его покойной жены, но почему-то имеет большее влияние на Хванского-старшего, чем его собственный сын?
— Может, все трое связаны какой-то тайной? Родион и Броня, как мы поняли, друг друга шантажируют, а та, в свою очередь, что-то такое знает про хозяина, что неизвестно никому, даже его родному сыну. И эта тайна позволяет Броне занимать в доме высокое положение.
— Ответ, думаю, надо искать в Козельске. Мы уже это обсуждали, но тогда у нас были слабенькие предположения.
— Поняла-поняла, когда-то хозяин привез сирот сестер Брониславу и Алену, если верить слухам, из Козельска. Я завтра же туда поеду. Остановлюсь, как вы и советовали, у вашей знакомой, Раисы.
На том и порешили, и принялись каждый за свои дела. Мне нужно было позвонить, и я поднялась наверх. Андрей ответил сразу, сказав, что у них с Людмилой все хорошо. Медики поставили ее на учет. Назначили сдать кучу анализов, так что в ближайший выходной они не смогут приехать. Доставить нам необходимые продукты и вещи поручили Ирине. Все это он сообщил таким радостным голосом, что я ушам не поверила: заядлый рыболов напрочь забыл о своем хобби. У меня сложилось впечатление, что они оба беременны.
Я все же успела спросить о тех двух братках. Однако Андрей отделался несколькими фразами: что это помощники Жоры, который контролирует несколько торговых точек в Москве и за ее пределами, кажется, в Калуге. Но даже эта скудная информация подстегнула мое воображение. Стало быть, «шестерки» Анзор и Геннадий по поручению шефа ездят в Калугу собирать «бабки» с подшефных точек, а к Родиону Хванскому завернули по дороге — напомнить о его личном долге.
У подруги телефон молчал. Набрала номер ее матери. Но трубку схватил Санька и с ходу зачастил. Из словесного потока я поняла, что Ирина завтра привезет своего недоросля ко мне на дачу. Сейчас пошла покупать ему пляжные шмотки. Но Санька хочет, чтобы я приняла еще одну гостью — его подружку Василису. И просит, наглец, чтобы я уговорила мать согласиться на такую авантюру. Если Ирина не одобряет знакомство сына с этой девицей, я не имею права вмешиваться. Тот в ответ расстроился, что-то пробурчал и бросил трубку.
Взглянув на часы, я прикинула, что до ужина успею внести дополнения в схему и сбегать на речку. Итак, труп девочки, найденный нами в низине, мог перетащить в лес и зарыть некто Чистильщик. Для наглядности я изобразила его с большим мешком. Теперь… обитатели замка. Хозяин в отъезде — пока на схеме остается фигурой «икс». А вот Родион и Бронислава, как стало известно, шантажируют друг друга. Помечу эту связь стрелками. Причем от фигуры Родиона нужно протянуть еще нить к браткам, поставившим его за должок на счетчик. Существует и какое-то особое влияние Брониславы на хозяина — ставим знак вопроса.
Со двора донеслись громкие голоса. Выглянув в окно, я увидела Семеновну, беспрестанно охающую и размахивающую руками. «Неужели еще что-то случилось?» — промелькнуло в голове, и я опрометью скатилась вниз по лестнице.
Семеновна, поздоровавшись, запричитала, а Агаша, заметив мое опрокинутое лицо, поспешила успокоить и объяснить суть дела. Оказывается, лодку Ерофеича у противоположного берега заметил Пахомыч. Вот и поднял тревогу. Стало известно, что у Ерофеича обнаружены синяки и ссадины, возможно, он в воде ударился обо что-то. Не исключено, что его убили, а потом сбросили в реку. Так или иначе, но теперь уже все благодарят Агашу, что она настояла на вскрытии. Лентяй Пронин, чтобы не заводить дело, все бы списал с обычной формулировкой: «утонул по пьяни». Подобное уже было с каким-то приезжим мужиком.
Дальше я слушать не стала. Вернулась в дом и на схеме пометила Ерофеича, который когда-то работал в замке. Спрашивается, убийство это или несчастный случай на воде? Поставила вопрос.
Подошла Агаша и сказала, что местные собирают деньги на похороны Ерофеича. Кто сколько может. Я побежала наверх за сумочкой.
Я уже достала из кошелька пятисотку, но что-то меня смутило. Через секунду я похолодела. Сумочка почти пустая — пропал блокнот со всеми набросками.
Я опустилась на кровать и с минуту сидела в раздумьях. Потом все же спустилась вниз, молча сунула деньги Семеновне и, не обращая внимания на слова благодарности, побежала обратно. Перерыла всю комнату, осознавая при этом, что занимаюсь дурацким делом — сумку я не раскрывала после приезда из замка. Я даже не успела показать свои наброски в Глотовке. Кроме глухой Федотовны со мной никто не вышел на контакт. Может, оставила в машине?!
Обыскала весь салон и, совсем ничего не понимая, заглянула даже в багажник.
— Галюша, на тебе лица нет. Что произошло?
— Извините, но мне надо сосредоточиться и вспомнить…
— Вот что, пойди-ка лучше искупнись, охолонь. Потом поговорим.
Переплыв на противоположный берег, я стала ходить взад-вперед. Мне казалось, что так легче успокоиться и привести мысли в порядок. И вдруг остановилась как вкопанная. Двух мнений быть не может — блокнот выкрал Чистильщик! Но почему он не прихватил заодно и денежки? Хотя их в кошельке было немного, но все же… для бродяжки это добыча. А что если этот новоиспеченный Шариков (вспомнился булгаковский герой) ни в какой очистке не работает, а так только, для отвода глаз рядится в бродяжку, а сам служит кому-то из замка?! Очень удобно в образе чистильщика беспрепятственно рыскать по деревне, не привлекая к себе внимания.
Точно, это он выкрал! Когда я услышала голоса Брони и Родиона — открыла дверцу машины и, чтобы не шуметь, оставила ее распахнутой. Сумка валялась на переднем сиденье. Сняла туфли, но не забрасывала их куда попало, опять же, чтобы не шуметь, и почти по-пластунски доползла до кустов. Оттуда вела наблюдение. Туфли мои должны были остаться у машины. Но их на месте не оказалось. Потом их мне подал этот Чистильщик.
Хм, да какой же он бродяжка! У него и речь более-менее приличная. Он же мне сказал: «Золушка, примерь туфельки. Может, будут впору». От страха эти потуги на юмор я не оценила. Что-то еще он говорил… Пожалуй, у него вообще не деревенский сленг, если сравнить с Пахомычем или теперь уже покойным Ерофеичем. К тому же сообразил — не взял кошелек, чтобы не вызвать подозрений. Да и простому чистильщику рисунки явно не нужны. А этот взял! Причем у меня под кожаным переплетом блокнота так и остался первый набросок с убитой девочки. Я его даже Агаше не успела показать. А потом и незачем стало: когда видик купили, можно было и на кассете посмотреть. И еще… два наброска с Брониславы, какой я ее вижу. Даже плохо разбирающийся в искусстве человек поймет — на одном рисунке она изображена во всем своем внешнем блеске, такой, какая бывает на людях, на втором — ее подлая внутренняя натура так и проглядывает. И Ирка, и Агаша согласились, что эта женщина — с двойным дном. Вот теперь-то я уж точно под колпаком, только чьим? Всей семейки или хозяина, или Родиона, или Брони?..
Я вздрогнула, услышав мелкие дробные шаги. Повернулась и увидела Олю.
— Галя, хорошо, что тебя застала! Я сегодня еще не плавала и сейчас едва вырвалась. Ой, у нас дома такое творится! Броня с братцем сцепились, закрылись в библиотеке! Они всегда там ругаются, чтобы их не было слышно. А Родя какой злой явился! И сразу на меня, мол, я, оказывается, из дома одна выезжала и сама себе заказала косметичку. Я не сумасшедшая, чтобы потерять сразу две косметички! И никуда я не ездила, да меня бы и не выпустили без охраны. В общем, братец топал ногами, такой бред нес! Потом набросился на тетушку… Скорей бы папа приехал, он разберется. И мы с ним тебе снова приглашение в гости пришлем. Извини за прошлый прием, ты мало что успела у нас увидеть.
— Олечка, запомни, пожалуйста, номер моего мобильного. — Я дважды его назвала, а Оля повторила вслух. — И обещай, что позвонишь обязательно, даже глубокой ночью, если что-то…
— А что может случиться?.. Правда, Броня, если поверила Родьке, будет держать меня взаперти до приезда папы. Но я ведь ни в чем не виновата!
— Олечка, успокойся и слушай внимательно. На приглашении, которое присылал твой отец, указан ваш телефон, он общий?..
— Да-да, это номер телефона в холле.
— Так вот, услышав звонок, бери трубку сама. Это я буду звонить, если не получу от тебя вестей. Все, беги, а то тебя хватятся. И мне пора возвращаться.
Во двор я вошла в растрепанных чувствах. Видимо, расшевелился муравейник, и результат непредсказуем. Нужно срочно дозвониться до Гудкова и объяснить сложившуюся ситуацию. Но прежде все обсудить с Агашей. И тут я услышала разговор старушки со своим питомцем:
— Фома, еще никто не ужинал, а ты уже получил свое основное блюдо и требуешь десерт. Вообще, живешь по расписанию. У меня такое впечатление — один ты здесь правильно отдыхаешь: спишь сколько влезет, вовремя и хорошо питаешься, ни в чем не участвуешь, занял самую выгодную, созерцательную позицию. — Заслышав мои шаги, она обернулась и сказала уже для меня: — Фома, если уж словами не можешь выразить, то хоть своим примером поучи, как нужно правильно отдыхать.
Я не выдержала и расхохоталась.
— Спасибо, Агаша, ну и Фоме тоже — разрядили обстановку. Простите, но мне нужно сделать один звонок. Я успею до ужина?
— Конечно, Галюша. Мы ведь не так пунктуальны, как Фома, можем задержаться и с ужином, и обед проскочить.
Подойдя к дверям комнаты, я услышала, как разрывается мой мобильный. Из трубки сразу же полился поток Иркиных излияний. И я, мгновенно забыв о Гудкове, напряглась, чтобы уловить хоть что-то из словесного сумбура.
— Все сказала?! — рявкнула я. — А теперь послушай меня. Я твоего Саньку приглашала в одном экземпляре, а он схитрил: выдал желаемое за действительное. И свахой я никогда не была, это больше по твоей части, подруженька. Это во-первых. И во-вторых, уверена, что ничего плохого у него на уме нет. А к его девочке, как ее… Василисе, у тебя элементарная ревность, материнский эгоизм проявляется. В общем, я не против, что эта девочка тоже приедет, я ее на кухню пристрою, Агаше помогать. А понадобится, и твоему Саньке носки постирает. Пусть привыкает. Надоест, сама слиняет как миленькая! И больше, уверяю тебя, никому из вас на глаза не покажется.
— Восхищаюсь твоими убойными аргументами! Ты Макаренко и Песталоцци вместе взятые! А у меня для тебя сюрприз — я была в «Элладе».
— Нашла сюрприз. Насколько помню, тебе давалось такое задание. И с этого надо было начинать разговор.
— Но ведь ты тоже про визит в замок ни слова не произнесла, будто просто за картошкой в лабаз ходила.
— А ты не дала мне и рта раскрыть.
— Хорошо, позволь мне начать первой. Так вот, салон «Эллада» — на первом этаже. Из-за жары окна все распахнуты, и до меня донеслось… постараюсь процитировать, что услышала: «Господин Хванский, вы зачастили к нам, значит, мое скромное искусство вам понравилось». Я, как услышала эту фамилию, тут же сообразила… Два каких-то ящика поставила один на другой, влезла и заглянула в окно. Представляешь, хоть ни разу не видела, но поняла, что парень с пышной шевелюрой и усами — это молодой Хванский!
— Ну и что, франт, тусовщик и…
— Галь, что ты меня сбиваешь! Ну вот, Родион, оказывается, пришел заказать косметичку для своей сестры Олечки со знаком Зодиака Рыбы взамен утерянной. Хозяин салона вытаращил на него глаза и пробормотал что-то типа: «Ваша сестра сама вторую косметичку заказала. И что, опять потеряла? Может, вам для нее сумочку купить такого же образца. В ней есть отделение для косметики, и по размеру она больше, ее сложнее потерять». Тут уж выкатил свои зенки Родион: «Я у вас заказываю только вторую косметичку. Первый раз в марте к ее дню рождения и сейчас взамен утерянной».
А дальше, Галь, если ты стоишь, лучше присядь. Хозяин салона взял какой-то «талмуд», нашел запись. Среди клиентов оказалась Оля Хванская, заказавшая косметичку со знаком Рыб десять дней назад и выкупившая эту вещь шесть дней назад. Тут Родя заорал: «Она с отцом была или с теткой у вас?» Хозяин салона смутился, сказав, что она была одна, и при оплате у нее не хватило двадцати баксов. Родя стал красный как рак. Хозяин забормотал, мол, для постоянных клиентов скидками никаких двадцати баксов не нужно. А Родион, уже совсем забыв про этикет, завопил: «Моя сестра?! Не может быть! Ни по каким магазинам она одна не ездит!» А тот, тоже возмутившись, ответил, что машины на их стоянке не было, возможно, девушка приезжала на метро. Хозяин салона еще что-то пробубнил, но Родион уже выбежал как ошпаренный, не попрощавшись. А я чуть не свалилась с ящиков.
— Иришка, все сходится, девочки — близняшки! — воскликнула я. — Остальное потом. Жду твоего приезда!
Я тут же схватила схему. Там, где у меня неуверенной рукой проставлены связующие стрелки, зачеркнула один из вопросительных и поставила три восклицательных знака, Остальную корректировку схемы отложила на потом и побежала сообщить новость Агаше.
Спускаясь по лестнице, услышала звук мобильного в кармане своего халата. Видимо, машинально сунула его туда.
Выбежала на веранду, мобильный продолжал верещать, но я была уверена, что это Ирка хочет продолжить разговор, а мне не терпелось поделиться новостью с Агашей.
— Галюша, где-то телефон…
— Мне сейчас не до пустых разговоров с подружкой, я хочу вам кое-что сообщить… — И тут же я резко оборвала себя, вспомнив, что это может звонить Оля. Но, нажав кнопку включения, я услышала голос Гудкова. Не поздоровавшись, прокричала: — У меня теперь есть доказательства, что убитая девочка — близняшка Оли Хванской! Также из подозреваемых в убийстве можешь вычеркнуть Родиона!
— А откуда ты знаешь, что мы его подозревали?
— Я уже усвоила ментовскую логику. И не перебивай! Я знаю, кто перенес и зарыл труп! А еще у меня украли все мои наброски, и один — очень важный!
— Галечка, ты слишком возбуждена. Успокойся, дорогая. Хм, все-таки влезла в этот рассадник и расшевелила! А нам опять расхлебывать последствия твоего скоропалительного сыска. Я завтра приеду! Ты не против? Может, все же нам удастся побыть наедине…
— Милости просим! Тебя тут еще один труп дожидается!
— Галя, если это шутка юмора, то очень отдает чернухой. Дай, пожалуйста, трубку Агафье Тихоновне.
— Да сколько угодно! Только давай попрощаемся, мы завтра можем не встретиться. Я уезжаю в Козельск!
— Господи, да ты совсем с ума сошла! Передай трубку старушке! — проорал майор так, что я чуть не оглохла. И, разумеется, Агаша тоже услышала его вопль и взяла у меня из рук телефон.
Они разговаривали минут десять, а я пребывала в эйфории — как мы ловко «сделали» ментов!
Снилась мне всякая чертовщина: копченая рыба, которую я есть не стала, выпустила обратно в реку, очередь за елками — мне досталась самая маленькая, неказистая. Купила большого игрушечного Деда Мороза с огромным, черным, почему-то дурно пахнущим мешком и от отчаяния расплакалась, как ребенок.
Проснулась в слезах, за окном было еще темно. Проворчала: «Что за идиотские сны!» — й, перевернувшись на другой бок, снова заснула. Отчетливо увидела в окне смеющееся лицо Брони, ее губы, растянувшиеся в тонкую злую линию и обнажившие острые клыки. Потом ее лицо стало обрастать шерстью и превращаться в волчье. Я изо всех сил пыталась вытолкнуть оборотня из окна, наконец мне это удалось, и я захлопнула створку. Но тут услышала громкое мяуканье, и кот Фома человечьим голосом сказал: «Неправильно отдыхаете, никому нет покоя…» И стал уменьшаться в размерах, вскоре от него осталась одна черная точка. И, словно помехи на неисправном экране, замельтешили точки, штрихи, напоминающие азбуку морзе, выстукивающую SOS…
Я вскочила вся в испарине и тут же вздрогнула от внезапного хлопка. Это книга упала на пол. Я села на кровати; меня била дрожь, хотя в комнате даже при распахнутом окне было душно. Что же это такое! Лучше вообще не спать, чем такие кошмары видеть! Какая-то тревога заползла глубоко-глубоко и держала, не уходила.
Я встала, натыкаясь на стул, тумбочку, накинула халат, и тут мне показалось, что рядом кто-то ходит. Во дворе никого не может быть. Животные спят, Агаша тоже.
Пить хотелось — невмоготу, словно я той копченой рыбы объелась. Спуститься надо осторожно, чтобы не перебудить всех, выпить оставшийся на веранде холодный чай, заваренный травами, да покурить. Может, успокоюсь и еще часика два-три посплю.
И тут явственно что-то стукнуло, похоже, калитка. Но ведь я точно помню, как Агаша мне велела закрыть ее на задвижку. Что я и сделала. С ума сойти, неужто меня глючит?!
Я тихо спустилась по лестнице и крадучись прошла по горнице босиком, держа тапки в руках.
— Галюша, ты что встала, тебе плохо?
— Нет, все хорошо. Извините, что разбудила, отдыхайте. Я иду покурить и чайку холодного хлебнуть. Может, и вам принести?
— Нет, я уже попила, когда кота выпускала. Душно было, и он что-то сильно мяукал. А малыш спит без задних ног, то есть лап, набегался.
— A-а, так вы двери в сенцы открывали? А то мне что-то послышалось… Ну, хорошо. Если кот вернется, я его впущу обратно, не беспокойтесь.
— Ладно, Галюша, попросится — впусти. Но на воздухе Фома может проспать до утра.
Я села на лавку на веранде, выпила прохладного чайку и закурила. Фома где-то дрыхнет, забился в прохладное место. Я бы тоже здесь, на свежем воздухе обосновалась. Не снились бы кошмары да всякая чушь. Хм, кот человечьим голосом: «Неправильно отдыхаете»… Это единственно логичное из всего сумбура — очевидно, слова Агаши мне втемяшились. Вчера вечером после разговора с Гудковым она вдруг встревожилась. Даже сказала, что нужно отложить поездку в Козельск. Я спорить не стала, решила, что утром все обсудим. А сейчас и у меня не то настроение, беспокойство какое-то. Наверно, перебор впечатлений, вот психика и не справляется.
То ли глаза привыкли к темноте, то ли светать начало, но показалось, что калитка не закрыта. Черт возьми, что же это такое! Я точно помню, что закрывала на задвижку. Пойду все же проверю.
Затушив сигарету и взяв фонарик, я пошла по дорожке к калитке, через которую обычно бегаю к реке. Подойдя, посветила фонариком и глазам своим не поверила. Калитка, конечно, не настежь, но… приоткрыта.
Мне стало не по себе. Я, кажется, услышала удаляющиеся по берегу реки тяжелые шаги. Высунуться из калитки, пройти своей тропинкой к реке, признаться, духу не хватило. Совсем нервы сдали! Может, зря сюда приехали, ведь было какое-то предчувствие. Придиралась к названиям Разбиваевка, Чураевка… Видимо, мое подсознание что-то подсказывало.
Я заперла калитку и быстро вернулась на веранду. Утром спрошу: может, Агаша выходила перед сном взглянуть на реку и забыла закрыть?
Я поднялась наверх, решив поспать еще пару часиков. Завтра ребятишек встречать и в Козельск ехать — силы понадобятся. А уж если Гудков явится, то и вовсе — словесные баталии с ним потребуют лошадиного здоровья и крепких нервов. Что-то последнее время у нас с Пантелеймошей никакого консенсуса не получается. Ой, что это я, Гудков на дух не переносит собственное имя Пантелей, доставшееся ему от героического прадеда, участника чуть ли не Куликовской битвы. А уж мое уменьшительно-ласкательное к нему обращение — Пантелеймоша — и вовсе считает оскорблением. Все его близкое и не очень окружение, зная это, величает его только по фамилии или по званию. В крайнем случае по отчеству — Зосимович, тоже не очень-то благозвучному. Я однажды неудачно пошутила, мол, если у тебя будет сын, то по семейной традиции назови его в честь отца — Зосим. А дочь в память о своей тетушке — Марфушей. Так Гудков, накалившись докрасна, выдал мне трудно переводимый монолог. И, хлопнув дверью, аж на месяц пропал из поля зрения.
Господи, к чему это я? Наверно, соскучилась по своему любимому менту. И вообще, хочется опоры, надежности. А приключения, сыск пора уже засунуть куда подальше, ведь скоро сороковник. Вот приедет суженый, и с ходу, не раздумывая, дам согласие. Всем станет спокойнее — буду вести размеренный семейный образ жизни. В свободное время займусь вплотную рисованием и воспитанием Ральфика. А может, и ребенка рожу, еще не поздно.
И с этими сладкими мыслями я заснула, уже без всяких сновидений.
Проснулась резко, как от толчка. Показалось, что где-то слышится плач. На часах — полседьмого утра. «Успею искупаться и с Олей повидаюсь», — промелькнуло в голове. И я, натянув купальник, машинально выглянула в окно.
Меня словно током ударило. Я увидела у забора склоненную, нет… трагически сгорбленную фигуру Агаши. Она что-то там рассматривала и бормотала. Боже мой, да она плачет, причитает…
В одном купальнике я слетела вниз, и босиком по дорожке с криком:
— У вас что, сердце прихватило?
Сгорбленная фигура не шелохнулась, продолжая всхлипывать и что-то шептать. Я в три прыжка оказалась рядом. И чуть не закричала во весь голос. Зажала рот трясущейся рукой.
У самого забора, в углу, лежало мертвое тельце Фомы. Подкатила тошнота, но, едва сдержав в горле горький комок, я побежала за лекарством. Набрав ковш воды, похватав в шкафчике все подряд — валерьянку, валокордин, корвалол, я вернулась к старушке. Умыла ей лицо, заставила принять валокордин и повела к веранде. Усадив в плетеное кресло, укутала пледом. Ральфик приткнулся у Агашиных ног. Я поставила чайник на огонь и набрала номер Гудкова.
Майор ответил бодро, удивившись, что так рано звоню.
— У… у нас Фому во дворе убили! Что теперь будет с Агашей?! К нам кто-то ночью приходил. Я… я не могу… мы здесь одни!..
— Успокойся, милая, выпей валерьянки, прикрой чем-нибудь кота и не отходи от Агафьи Тихоновны. Вызови ей «скорую». — И тут же гаркнул своему сотруднику: — Чего, Данила, торчишь, иди, ситуация изменилась, один поезжай! А я срочно в Разбиваевку…
Перебивая майора, я промямлила:
— Приезжай быстрей, я здесь ничего не знаю. Какую «скорую» вызывать?! Мне надо к Семеновне, у нее узнать, где поблизости найти врача.
— Галя, соберись, не надо никуда! Никому не открывай. Я посигналю и крикну в ворота. Жди, сам привезу врача, тебе он тоже нужен. И очень прошу, ничего там не затопчите, следы имею в виду.
Отключив телефон, я, кажется, сказала вслух: «Боже мой, здесь все разбивается вдребезги, невозможно жить! Продам, к черту, этот дом!» Осознав, что и старушка может услышать, я быстренько вытерла навернувшиеся слезы. Выключила вскипевший чайник, приготовила нам обеим крепкий, сладкий чай. И, обняв Агашу, сказала:
— Я с вами. Ральфик тоже туг, не отходит. Скоро Гудков с врачом приедет. Потом Ирина с ребятами. А нашего дорогого Фому мы похороним достойно.
— Галюша, ты сама успокойся. Сейчас я тебе не помощница. Мне уже чуть легче. Займись обедом, это отвлечет. Людей будет много, их накормить надо, — едва слышно, но разумно и четко сказала стойкая женщина.
Я принялась готовить из того, что осталось в холодильнике. Наткнулась на остро пахнущий сверток с копченой рыбой, которую, видимо, вчера принесла Семеновна. Пахомыч, как и обещал, остатки улова приготовил на своей коптильне. Мне вдруг вспомнился мой кошмарный сон, и я хотела тут же выбросить рыбу, чтобы и духу от нее не осталось, но вовремя опомнилась. Завернула еще в один пакет и засунула подальше. Достала две банки тушенки, начистила картошки на две сковороды, чтобы всем хватило. А старушке и Ральфику приготовила легкий завтрак — молочную лапшу.
Щенок быстро справился с лапшой, даже с добавкой. А вот Агаша наотрез отказалась, только попросила еще чайку. Потом вдруг сказала:
— Если нетрудно, достань из моего сундука миткалевый мешочек — он чистый, отглаженный. В нем шесть лет назад принесли мне Фому крохотным котеночком, так и похороним его…
— Да, конечно, не беспокойтесь, — поспешно пообещала, даже не представляя, что значит — миткалевый? Материал такой, что ли? Ничего, разберусь. И выбежала в сенцы. Села на сундук и тихо заплакала. Кот Фома для одинокой бездетной женщины был как сыночек, родное существо — они понимали друг друга без слов. Нет, Агаша не одинока, она с нами. И кота ей другого мы подарим.
Я открыла сундук, где аккуратно были уложены немудреные пожитки. И снова накатила волна жалости. Вот совсем уж старенький, многажды стиранный халатик — надо купить новый. А вот выходной костюм, переложенный пакетиками антимоли. Надо же, старушка и альбом с фотографиями с собой взяла. Наверно, время от времени смотрит, вспоминает.
Некоторые детдомовские снимки Агаша мне показывала, что-то рассказывала о своих подопечных. Она ведь почти всю свою жизнь проработала в детдоме где-то в дальнем Подмосковье. А вот коллективный снимок, где она еще молодая, без седины. И рядом с ней какая-то женщина представительного вида, наверно, директриса. Чуть правее выделяющийся из всех ребят по росту и сложению крупный парень с темной челкой и очень заметной то ли родинкой, то ли бородавкой на носу, с твердым волевым подбородком. Агаша как-то рассказывала, что среди воспитанников есть и музыканты, и журналисты, и учителя. И такие, что с нар не сползают. Говоря о них, старушка всегда вздыхала и надолго задумывалась. Вроде, воспитывали всех одинаково, в одних условиях, а в результате жизнь у каждого по-разному сложилась. Ну, вот этот, с бородавкой… такой наверняка пробился и пошел далеко. Видно, что упорный. Но кого-то он напоминает по типажу…
Закрыв сундук, я вышла на веранду. И увидела, что Ральфик сидит на коленях у Агаши и лижет ее сухие тонкие руки. Я застыла в дверях, кажется, снова навернулись слезы. Неслучайно говорят, что животные, как камертон. Даже мой малыш-глупыш все чувствует.
— Вот мешочек, этот ли?
— Да-да, Галюша. Наверно, едва нашла? Я не сообразила, что миткаль ты не знаешь, не в обиходе теперь.
— Ральфик, слезай, не мешайся.
— Нет-нет, пусть. Он греет меня, сочувствует и все понимает. Только не пускай его туда, чтоб он не обнюхивал…
После чая я уговорила Агашу прилечь в горнице и отдохнуть. Щенок тоже последовал за нами. Уложив старушку на тахту, укрыв ее пледом, я постелила Ральфику половичок и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Села на веранде и закурила. Но какая-то нервозность, как чесотка, мешала сосредоточиться. Почему не выходит из головы этот парень на детдомовском снимке? Крупная родинка или бородавка — это же ой какая примета! Как я сразу-то не сообразила… У Чистильщика на носу такая крупная темная бородавка справа, нет, кажется, слева. Когда он мне туфли подавал, наклонился — не захочешь, да бросится в глаза такое «украшение». И волосы у него длинные, растрепанные, как, скажем, у музыкантов или художников. Может, это мое воспаленное воображение? Ведь до чего додумалась — коим-то образом связать бугая Чистильщика и давнего выпускника детдома. Это не может быть один и тот же человек. Хотя что-то цепляет. Но почему после встречи с Чистильщиком мне даже в голову не пришло, как я обычно поступаю, сделать набросок? Скорее всего, омерзение, отвращение от такого черта с мешком вытолкнули даже мысли об этом.
А сейчас вот приспичило! Любая бумага сойдет и даже кусок угля (блокнот-то у меня наверняка украл Чистильщик). В сенях я нашла клочок обоев, сгодится обратная сторона. Фломастер обнаружился в навесном шкафчике на веранде.
Вскоре я сделала один набросок по памяти, каким видела Чистильщика. Затем попыталась сделать второй рисунок — омолодить его лицо, чтобы сравнить с тем детдомовским парнем на фотографии.
Я рысью понеслась в сени, тихо открыла сундук и вытащила тот общий снимок. А ведь похож! Неужели это он?! Эх, сейчас бы показать рисунок Агаше. Может, что-то о дальнейшей судьбе этого воспитанника она знает? И даст исчерпывающую характеристику — в людях прекрасно разбирается.
Но тревожить ее сейчас нельзя. Надо успокоиться и все взвесить. Возможно, моя фантазия зашкаливает от нетерпения найти убийцу нашего любимого кота?! У меня даже сны какие-то пошли — трансформируются в явь! Ужас, видела же Фому во сне, как он уменьшался и превратился в тбчку. Подсознание выдало информацию, или, действительно, место здесь проклятое, так действует?..
Я снова нервно закурила. Завернув два наброска и давний фотоснимок, который стащила из сундука, я заметалась со свертком — куда бы убрать?.. Наконец прибежала в баньку и засунула на полок, и сверху прикрыла тазиком. Старушке пока молчок, а Гудкову покажу. Пусть он меня хоть клинической идиоткой считает! Но, несомненно, кота убил этот Чистильщик! И, возможно, сестру Оли тоже он. Ему ничего не стоило и тщедушного мужичка Ерофеича утопить.
Не успела я развить эти мысли, как в кармане халата ожил мобильный. Услышав голос майора, я с ходу выдала:
— Надо немедленно найти и арестовать Чистильщика — мужика с большим кожаным мешком, отлавливающего бездомных кошек и собак! Он, и только он, убийца! Заказчик, мотивы и прочая атрибутика — ваши проблемы! — прокричала я, успев услышать в ответ: «Успокойся, я уже в дороге, скоро буду, то есть мы подъедем».
Отключив мобильный, я поняла, что Гудков звонил уже из машины. Но во мне поднялась какая-то волна возмущения. Подъедет великий сыщик, и что с того? В лучшем случае, чтобы успокоить нас с Агашей, сделает самый простой вывод: мол, кто-то поглумился над бедным животным или хотел нас попугать, чтоб не высовывались. Почти уверена — к убийству Фомы он серьезно не отнесется! Он даже снимки с убитой девочки все еще не предъявил никому на опознание! Имея их на руках, я бы хоть что-то добыла в Глотовке. А так только зря засветилась. Но, видимо, кому-то мое появление очень не понравилось. И этот кто-то зверски разделался с котом, сделав мне предупреждение.
И смерть Ерофеича благодаря стараниям ленивого участкового Пронина спустят на тормозах. В их районном морге, скорее всего, не переломятся, чтобы до истины докопаться. А кто их проконтролирует? У меня полномочий нет, и в морг не допустят! А мужичонку точно убили! Он когда-то работал в замке и был изгнан. И что-то, наверно, знал. Возможно, Ерофеич столкнулся с Чистильщиком и оказался ненужным свидетелем.
Нет, не буду ждать, когда майор заявится, у меня что-то должно быть на руках. Кроме двух набросков и давнего снимка предъявлю ему и следы человека, проникшего в наш двор.
В кладовке я взяла новую видеокамеру. На всякий случай засняла всю дорожку из каменных плиток. Ничего существенного, конечно, не увидела, а вот за калиткой, к реке, тропинка — глинистая. Я даже не удивилась, заметив следы обуви большого размера. Я шла и снимала. Но следы оборвались у реки. Очевидно, преступник ушел вплавь или через кусты орешника — в овраг. Но там снимать смысла нет.
Вернувшись во двор, хотела заснять то место, где все еще лежит труп бедного Фомы, но услышала звуки подъехавшей машины.
«Наконец-то его величество Гудков явился!» — подумала я и побежала открывать ворота. На сей раз майор прибыл на милицейском «уазике» — с мигалкой удобно, без препятствий. Вслед за ним из машины выскочил молодой парень.
О, да это же Роман Волин! — молодой человек, мечтавший, еще будучи студентом мединститута, стать судмедэкспертом и работать непременно в бригаде Гудкова. Видимо, это ему удалось.
— Здравствуй, Галечка! Узнаешь молодого орла? Я тебе о его успехах как-то говорил.
— Как же не узнать! Все такой же элегантный, только вот профессию себе выбрал…
— Здравствуйте, Галина Павловна! Рад, что не забыли. А профессия судмедэксперта не хуже других. Требует чистых рук, трезвого ума и объективного подхода. И потом, я ведь по собственной воле, как, впрочем, и вы. Снова бригада добровольцев в действии?! Извините, что так смело шучу.
— Ничего, не смущайся, Рома. В этой шутке большая доля правды. Проходите, сейчас сделаю вам кофейку.
— Спасибо, но чуть позже. Если можно, я сразу к Агафье Тихоновне пройду, осмотрю ее. Я не забыл своей первой специальности — терапевт, не беспокойтесь. И весь арсенал вот, в чемоданчике. Правда, товарищ майор сообщил мне, что тут больных целый госпиталь… — И Рома резко оборвал себя, заметив, какой свирепый взгляд я бросила в сторону Гудкова.
Я проводила Романа до дверей и вернулась.
— Ты рассчитывал застать меня влежку — аморфную, не доставляющую никаких хлопот. Не беспокойся, вопросов я тебе задавать не буду. Сдается мне, что я знаю больше, чем вся твоя сыскная бригада.
— Галечка, дай хоть на тебя посмотреть! Когда ты звонила, была в таком смятении, что я перепугался. Ну а сейчас молодцом держишься.
— Спасибо на добром слове. Тогда сразу перейдем к делу.
— А обещанный кофе? Тем более я жду криминалиста. Может, какие следы обнаружит. Сам я уже осмотрел. Кота жаль… Подонок свернул бедняге шею. Рост у подлеца большой, ведь через забор дотянулся рукой до задвижки.
— Понятно. А что касается следов, я частично эту работу сделала, сняла на видеокамеру. Но, думается, снова улика канет в лету. До сих пор нет снимков с убитой девочки!
— С чего ты взяла?! С этими снимками мы все дворы в Глотовке обошли. Девочку никто не опознал.
— Вот почему мне там оказали холодный прием! Позволь полюбопытствовать, товарищ майор, какие снимки жителям деревни показывали? А потом и я, как факир, кое-что вытащу из рукава.
— Кофе, значит, я не дождусь. Радушие хозяйки нужно еще заработать. Пожалуйста, смотри, но зрелище не из приятных.
Действительно ужасно!.. Лицо на снимке едва узнаваемо по сравнению с тем, что я видела в низине, когда впервые обнаружили тело. А в лесу, когда откопали, мы на лицо убитой накинули тряпку. И слава богу, что не увидели…
Гудков отошел в сторонку и закурил. Я все же стащила одну из фотографий и сунула в карман халата.
— На ваших снимках погибшая совсем неузнаваема. Лучше бы предъявили те, что отсняла Ирка на месте происшествия.
— А мы их покажем… И в первую очередь обитателям замка. Но еще не время.
— Что-то ваша оперативная деятельность больше смахивает на канцелярию. Сидите, ждете, пока бумажка дозреет, чтобы ее переложить.
— А вы, Галина Павловна, со своей ударной группой напоминаете мне ОМОН.
— Хм, считаете, что сначала делаем, а потом думаем? Так вот, пройдемте, товарищ майор, в баньку!
— С удовольствием! И не мешало бы снова перейти на «ты»!
— Я вас, поручик Ржевский, приглашаю не канцелярские чернила смывать, и уж тем более не развлекаться.
— Ну вот, уже и в чине понизила, и во фривольности заподозрила, — улыбнулся Гудков.
Пикируясь, словно играя в пинг-понг, мы дошли до баньки. Я полезла на полок, чтобы достать сверток. Халатик, видимо, у меня задрался до непредсказуемой высоты. Майор сзади странно и шумно задышал. Я достала сверток и, резко одернув халат, навернулась вниз, и ударилась обо что-то.
Очнулась я от огнедышащего дыхания Гудкова, склонившегося надо мной. В его глазах вместо сочувствия плясали какие-то чертики. Еще чего, что он себе думает?! Видишь ли — взыграл гормон! Но мой возглас был моментально потушен поцелуем, да таким, что я… Наверно, или рассудок потеряла, или сознание. Очухавшись, вскочила и от переизбытка чувств залепила звонкую пощечину. Подобрав сверток, сунула его майору.
— П… прости, Галечка! Та-ак вышло, — промямлил обескураженный Гудков, потирая щеку.
— Разверни и посмотри внимательно! Там два наброска и старый детдомовский снимок.
Тут уж я дышать перестала, увидев, как мой любимый мент побелел и вытаращил на меня глаза так, что, казалось, они выпадут у него из орбит. Он стал беспорядочно шарить по карманам, наконец вытащил свой мобильный и тут же кому-то закричал в трубку. Я поняла только одно: сей тип давно в розыске, звать его Борис Грызин, кличка — Громила.
Все закрутилось, как в ускоренных кадрах. Мой двор превратился в полигон оперативных действий. В морг был отправлен Роман Волин, чтобы получить от местных «потрошителей» медицинское заключение. Дважды врывалась к нам с какими-то двумя крикливыми бабами жена Ерофеича, справлялась, когда можно забрать тело, ведь по христианским обычаям перед погребением родные должны провести ночь у изголовья покойного. Гудкову пришлось терпеливо объяснять им, что он совсем не тот, за кого они его принимают, что все зависит от проворной работы специалистов морга. Так что, как только, так сразу…
Мобильник майора разрывался: кому-то он приказал срочно пробить чей-то номерок и доложить, а кого-то послал, но не очень далеко, видимо, пощадил мои уши. А потом и мой мобильный взревел. Услышав голос Андрея, я отделалась двумя-тремя фразами, солгав, что купаю собаку, — не до разговоров. А когда к нам во двор вкатился на своей «пятерке» эксперт-криминалист, и вовсе пришлось искать пятый угол. Ральфика мы сразу удалили, сами сбились в кучку — ни шагу вперед, ни шагу назад.
Старенький, седенький сморчок-криминалист Норкин исполнял свой профессиональный долг настолько скрупулезно, что достал всех. Но если бы этот специалист все проделывал молча, можно было и потерпеть, но он каждый раз вскрикивал: «Черт, дьявол, да тут собачьих следов, что на псарне!» или «На дорогах валяются пачками раздавленные машинами псы и кошки, а тут устроили… вы еще панихиду закажите по усопшему!»
Меня прорвало, и я высказала все, что думаю, не подбирая литературных эпитетов.
Наконец сморчок увял и, сложив свой скарб, разрешил двигаться по двору, выходить за калитку и даже разговаривать, а то вещал только сам. Гудков отвел меня в сторонку и тихо сказал:
— Галечка, не возмущайся, этот, как ты окрестила, Сморчок, абсолютный профи. Надо бы его покормить и остограммить. И сразу же отправим. Я ведь сорвал Норкина с тещиного огорода. Так что старика понять можно.
Мне пришлось извиниться за несдержанность, накормить и остограммить редкого спеца и даже подарить ему немного копченой рыбки. Гудков, получив от Норкина какой-то устный доклад, был доволен и собрался тоже перекусить. Мы уселись за стол. Но только приступили к трапезе, как услышали шаги Агаши. Наверно, действие успокаивающего укола, который ей сделал Ромка, давно кончилось, и старушка слышала весь комментарий криминалиста. Мы с майором как-то ужались. Агаша заметила наше смущение и сказала:
— Человек сделал свою работу. Этот кот для него — объект, не больше. Но я поняла так, что он почти весь двор обследовал, и даже тропинку, ведущую к реке. Так что, я все понимаю. Продолжайте, обедайте, я пока выпью только минералки и немного посижу там… попрощаюсь. Надо будет похоронить Фому до приезда Ирины и ребятишек, чтобы не травмировать их психику.
Гудков продолжал есть, а у меня пропал аппетит. Появилась жажда, и я выдула целую бутылку минералки. Потом мы покормили Ральфика и сделали сладкий чай Агаше. И снова отправили ее отдыхать. А сами взяли лопаты и пошли к реке. Выбрали укромное местечко, вырыли могилку, уложили Фому так, как велела Агаша, и сделали небольшой холмик. Потом решили искупаться.
Только вернулись на берег и стали одеваться, как почти одновременно и у майора, и у меня запиликали мобильники. Пришлось рассредоточиться. Мне звонила Ирина сообщить, что они выезжают, — сборы были долгими, да еще кое-какие дела задержали. Я не стала ее ни о чем информировать, чтобы у человека за рулем были только положительные эмоции. Да и подруга спешила и быстро попрощалась. Гудков долго разговаривал, а потом и вовсе закричал: «Какого черта вы там едва шевелитесь! Пусть Данила привезет все, что добыл! Я, скорее всего, останусь здесь».
— Тебе, дорогой, не кажется, что ты меня держишь за недоумка? Я как на духу все выложила, а ты отделываешься недомолвками. Конечно, я сама могу сложить, как из кубиков, картинку. И схема у меня почти закончена. Осталось всего несколько вопросительных знаков. Но результаты экспертиз и тому подобное мне никто кроме тебя не доложит.
— Согласен. В таком случае один, два… нет — три поцелуя, и я весь твой. И потом, должна же ты извиниться за глупую пощечину. За физический ущерб еще три поцелуя… И мы можем все это проделать там же, в баньке… Ну, я имел в виду…
— Поняла, не круглая дура! А вот ты… ты хоть понимаешь, что не время и не место!..
— А чем банька тебе не угодила? Самое подходящее место и время — пора стресс снять, чтобы потом, снова засучив рукава…
— Хм, значит, информацию бесплатно выкладывают только такие дурики, как я. А профессионалы ценятся дорого. Ладно, один поцелуй — чего только не сделаешь ради дела и торжества справедливости.
Конечно, Гудков перебрал норму, но свое слово сдержал. Все еще обнимая меня за плечи, начал излагать. Это мешало сосредоточиться, и я сбросила его руку. А он сразу сбился с мысли. Тогда я пошла другим путем:
— Хорошо, товарищ майор, буду говорить я, а ты по ходу вставляй, уточняй или отвергай.
Мы пришли на веранду, я взяла из шкафчика схему и, начав с истоков, стала шпарить по ней. Гудков тут же перебил, мол, историю обитателей замка пока надо опустить. Данила уже отправлен в Козельск, и будем надеяться, что вернется с полным багажом. И все станет известно без всяких фантазий и домыслов.
Сожалея про себя о том, что отпала необходимость моей поездки в тот город, я продолжила:
— Ладно, что мы имеем. Обнаружен труп девочки семнадцати лет, сестры Оли Хванской…
— Стоп, Галечка, разве тебе Ирина ничего по телефону не сказала? Как только утерпела? Ну ладно, вписывай в свою схему. Погибшая девочка обрела имя и фамилию — это Таня Логинова из Козельска, по прозвищу «Клёпа». А еще точнее, она клептоманка.
— И ты, Гудков, молчал? Давай хоть сейчас не тяни! Иначе не получишь ни копченой рыбы, ни домашнего пивка.
— А… наслышан. Ваш Пахомыч мастер рыбу коптить и домашнее пиво варить. Хорошо, если все это есть в арсенале, буду более красноречив. Слушай, Галечка. Таня Логинова, по прозвищу Клёпа, в Москву явилась два месяца назад и каким-то образом устроилась в задрипанную парикмахерскую, Через месяц ее выперли — что-то там блескучее сперла и нахамила. Вот в этом, с позволения сказать, салоне красоты и познакомилась с Таней Логиновой небезызвестная Василиса, тоже девочка свободного нрава. Ирина права, что опасается за своего Саньку. Так вот, познакомившись с Василисой Погодиной, Таня Логинова и поселилась у нее. Мать Василисы, естественно, беспокоясь за собственную дочь, проверила паспорт пришлой девочки, запомнила имя, фамилию, возраст и что родом незваная гостья из Козельска.
— Так эту Таньку-Клёпу и наш недоросль, то есть Санька, видел?
— Думаю, да. Ведь девушки какое-то время были подружками, и Санька вертелся около них.
— Ты сказал — были, а что потом?
— А потом Таня-клептоманка умыкнула золотую цепочку у Василисиной мамы, что-то еще блестящее. Хорошо, что в скромной семье Погодиных не было фамильного столового серебра. В общем, девчонка, как две капли воды похожая на Олю Хванскую, вскоре испарилась. Василиса однажды видела ее с представительным красавцем с усиками. Едва узнала бывшую подружку. Таня в черном парике, с густо накрашенными ресницами и в прикиде, открытом до последней возможности, садилась в джип.
— Стоп! Эта Таня, выходит, подцепила Родиона, который ей приходится братом по отцу. Ведь Олег Родионович — отец девочек-близняшек. Или теперь этот факт ментами отрицается?
— Нет, но пока доказательств маловато.
— Ну а что в таком случае у вас есть конкретное?
— Есть анализ крови убитой Тани Логиновой, другие медицинские показатели, все, что представлено в акте судмедэкспертизы после вскрытия трупа. Имеется снимок — тот, что сделала Ирина с места происшествия, и второй, с трупа, как говорится, вашими же ручками и отрытого. Но там, как ты убедилась, лицо девочки мало узнаваемо. Есть еще фотопортрет Тани Логиновой, изъятый у Василисы, с надписью: «Дорогой подружке Василисе Погодиной от Танечки Логиновой».
— Значит, есть с чем сравнить! В наличии должен быть еще снимок самой Оли! Ее снял Макс, как говорится, скрытой камерой — подплыл и запечатлел. Он обещал нам такой снимок.
— А Максим его уже передал Ирине. Ну и нам тоже. Вот смотри, выкладываю оба. Где Таня Логинова, а где Оля Хванская?
— Выходит, я с самого начала была права, но даже намека на благодарность не услышала!
— Галечка, ты же художник, у тебя глаз-алмаз. Из тебя бы и снайпер получился, хотя в иносказательном смысле действительно получился. Как только я тебя увидел, ты выстрелила своими зелеными глазищами точно мне в сердце! И до сих пор там у меня…
— Гудков, хватит, не о тебе речь! Так вот, глядя на эти две фотографии, не усомнишься, даже родинки у обеих на одном и том же месте. Но Таня выглядит постарше. Теперь понятно, она, как та кошка, — гуляла сама по себе. И жизнь ее, видимо, не раз била. А Оля… Олечка домашний хрупкий цветок — мимоза.
— Ну, это, Галечка, больше из области психологии. Ладно, с девочками фокус-покус получился, но до конца еще не разгадан. Повторяю, подробности получим из Козельска.
— Родика за жабры когда будете брать? Все миндальничаете! Хотя я не верю, что он мог убить. Мне кажется, он и сходства-то не обнаружил со своей сестрой Олей, если Таня была в парике, хорошо загримировалась. Вопрос только в том — специально или для куражу?
— Логически мыслишь, Галечка. Но пока неясно: Таня из своего Козельска явилась в Москву, уже зная, что у нее есть богатые родственники и можно их пощипать, или просто, как и многие, подалась искать приключений, счастливой жизни, богатого спонсора?!
— Но ведь как-то она наскочила именно на Родиона и захомутала его?
— Да, некоторый опыт у этой девчонки уже был. Мои сыскари узнали, что ее видели в кабаках с двумя крутыми парнями, один, кажется, кавказец.
— Минуточку, уж не наши ли это были знакомцы, Анзор и Геннадий?
Рисунки с этих братков, как известно, у меня украли, и я, как могла, описала их внешность и предложила, если понадобится, снова сделать наброски по памяти.
— Этих господ, Галечка, найти проще простого. И Жорку я знаю, он из крутых, но уже легализованных. Таких мы должны знать в лицо. И нередко они нам тоже оказывают помощь. Такова нынче жизнь. Но я почти уверен: ни Жорка, ни его «шестерки» на мокруху не пойдут — смысла нет. Думаю, когда Анзор и Геннадий были в кабаке с Танечкой Логиновой, тогда и появился их должник — элегантный, как рояль, Родик. Остальное дело техники. Телк… то есть девочку, молодой Хванский у них умыкнул, а должок пообещал позже отдать. О Родионе пока известно, что он бабник, мот и наркотой не брезгует. Для папеньки он — как кость в горле. И ты, Галечка, права, что хозяин замка может не вытерпеть и отлучить своего сыночка от наследства за такое поведение.
— Теперь скажи-ка по существу: мог Родион убить Таню, узнав или догадавшись, что она его сестра? Я по-прежнему считаю, что он хлипок для такого дела.
— Все это напоминает гадание на кофейной гуще. Я рассчитываю на открытую встречу с Родионом Хванским. Но в замок я должен прийти во всеоружии, поэтому пока откладывается встреча. И еще… надо полагать, что о существовании Татьяны изначально было известно, по меньшей мере, двум людям. Мать, родившая девочек, в их число не входит, поскольку умерла при родах.
— Ну, разумеется, Броня знает. Ведь она привезла из роддома одну девочку вместо двух. А кто еще в курсе?
— Скорее всего, человек из роддома, который участвовал вместе с Брониславой в незаконных манипуляциях с младенцами. Надеюсь, все это выяснит Данила.
— Как же мне такая элементарная мысль не пришла в голову?! А вот Агаша наверняка это имела в виду, отправляя меня в Козельск. Жаль, что мне не удалось побывать там. Но ты еще кого-то подозреваешь? Думаешь, Родик все же знал близнецах, а в салоне «Эллада» просто разыграл комедию?
— Подобный вариант не исключен. Но мы уже повторяемся. Если Родион узнал семейную тайну, то шантажировал этим Броню. Подтверждение тому — сцена, которую ты подслушала в придорожных кустах.
— Неужели только денежный мотив заставил эту волчицу пойти на такую подлость? Из роддома вместо двух привезти Хванскому только одну дочь!.. Где-то я слышала, что грешно разлучать близнецов.
— Простите, что вмешиваюсь, — тихо сказала Агаша, — вообще-то любых детей разлучать и тяжело, и грешно.
За таким захватывающим разговором мы не услышали ее шагов. Даже на Ральфика, кружившего возле нас, не обращали внимания.
— Присаживайтесь, Агафья Тихоновна, как себя чувствуете?
— Спасибо, неплохо. Я сегодня все нормы переспала. Ромочка мне укол сделал да от давления дал лекарство. Теперь все потихоньку наладится. Позже с вами сходим к могилке?
— Конечно, обязательно, — дуэтом ответили мы и порадовались, что у Агаши вновь появился интерес к жизни. И она нам хочет что-то сказать. — Мы вас внимательно слушаем, Агафья Тихоновна.
— Был такой случай. Решили одни люди взять из детдома двух детей и уже начали оформлять документы на усыновление мальчика и удочерение девочки. Брала детей женщина обеспеченная, со связями. Наша директриса ей, разумеется, не отказала. И дети были уже подготовлены. Через некоторое время эта дама заявляется и от мальчика отказывается. Хотя ребенок был крепок здоровьем, неприхотлив и даже музыкален. Но дама собралась замуж, и будущий муж поставил условие: девочку берем, а мальчика ни в коем случае. В общем, парнишка оказался не нужен. Ребенок очень переменился, обозлился, хотя учиться продолжал хорошо. Но появилась у него жестокость к животным: то какой-нибудь бродячей кошке голову свернет, то собаку палкой ударит. Но многое ему прощалось. Закончил он школу лучше других и, кажется, поступил в музыкальное училище. О дальнейшей судьбе его, к сожалению, ничего не знаю.
Я это к тому, что и у Брониславы могла сложиться какая-то сложная ситуация. Она самолюбива и корыстна, видимо, после смерти сестры Алены хотела снова выйти замуж за Хванского, и ей ни к чему такой груз — сразу две малышки. И при другом раскладе, если Хванский оставит Брониславу только в качестве родственницы, то ухаживать за одним ребенком проще, чем за двумя. Ну и последнее, не менее важное. При, дележе наследства доля на троих будет больше, чем на четверых. Имеются в виду наследники Родион, Оля и сама Бронислава.
Выслушав Агашу, я достала свои наброски и детдомовский снимок, который стащила из сундука, и выложила перед ней. Старушка внимательно посмотрела и спокойно сказала:
— На детдомовском снимке Боря Грызин, его ни с кем не спутаешь. На носу черное пигментное, чуть взбухшее родимое пятно, но не бородавка. Может, еще и из-за этой мелочи отказались тогда от паренька приемные родители. А вот девочка была хороша — сероглазая, белоголовая Саша Лунева. Когда обнаружили ее у порога детдома, она назвала свое имя — Шаша, мы догадались, что Саша. А фамилию сами ей дали — Лунева. Потому что нашли ее в лунную ночь.
— Вы меня простите, когда доставала мешочек, взяла без разрешения снимок…
— Потом, Галечка, извинишься. А сейчас, Агафья Тихоновна, нам надо посмотреть ваш альбом, — бесцеремонно перебил майор.
Старушка молча встала, ушла в сени к своему сундуку и, вернувшись с альбомом, спокойно сказала:
— Коли надо, пожалуйста, здесь у меня никаких секретов. Храню как память. Так вот, насколько помню, когда от Бори отказались, ему было десять лет, а девочке Саше, когда ее удочерили, всего шесть. Вот, смотрите, это Борис, а вот это Саша — забилась среди воспитанников, робкой, диковатой была.
Мы с Гудковым переглянулись. Он с удивлением, а я не выдержала и сказала:
— Ничего схожего! Теперь она красится в огненно-рыжий цвет, что очень легко, если свои волосы светлые. Форма губ и нос с возрастом изменились. В данном случае не в лучшую сторону.
— Я поняла, вы оба в Саше Луневой хотите узнать Брониславу. Возможно, что это она и есть. Но внешность это одно, а вот характер… Ох-ох, что-то, видимо, случилось, что тихая, робкая девочка превратилась в сегодняшнюю Брониславу, а из Бори Грызина вышел убийца. Чтобы нас припугнуть, свернул шею бедному коту, как когда-то обозленным подростком мучил животных. Знал ли он, что убил кота своей бывшей воспитательницы?
— Агаша, простите, мы вас снова разволновали.
— Нет-нет, дело требует, я все понимаю. Более того, посмотрю сейчас, может, сохранились адреса бывшей директрисы и тех приемных родителей. Ведь вам все это понадобится.
— Вот это фокус-покус, даже я, мент, не перестаю удивляться! Мир не просто тесен, а такое впечатление, что мы все в одном котле варимся. И при перемешивании просто вынужденно, неминуемо сталкиваемся.
— Однако! Каков философ! — ударяя на последнем слоге, подколола я Гудкова.
— Галечка, на схеме черти прямую связь Брони с Грызиным, уже без сомнения. Теперь коротко из досье Грызина по кличке Громила. Сидел по статьям «убийство» и «изнасилование». И еще парочка таких страшилок висит на нем, поэтому он в розыске. Ну а теперь еще и в этом деле он у нас чуть ли не главный фигурант. Способов убийства у него два. При своей физической силе сворачивает голову или душит жертву, насилует, но не всегда. Вот такой тип. У меня, мента, и то мороз по коже, как вспомню, что ты с ним одна столкнулась на той чертовой дороге. Хорошо, что все обошлось! Очевидно, на тебя еще заказа не было. Или некогда было — негодяй спешил.
— Думается, украв мой блокнот, где среди рисунков есть набросок с убитой Тани, он доложил Броне. И о том, что я подслушала ее разговор с Родионом…
— Не исключено. И сверііув коту голову, сделал предупреждение. Я бы даже сказал — прямую угрозу.
— Товарищ майор, вот и ловите Громилу и эту волчицу! А заодно и мелкого гаденыша Родика. Всех их в одну компанию, а там разберетесь!
— Я уже говорил, что не могу превышать полномочия. Хотя, не скрою, у меня бывают моменты — к стенке бы таких без суда и следствия. Но Громила вот-вот будет у нас в руках. С ним разговор короток. Он официально в розыске. И брать его надо предельно тихо, чтобы остальных не спугнуть.
— А я бы даже сыграла роль подсадной утки. Я ведь могу найти предлог, чтобы явиться к Броне. И нечего тянуть…
— Галина, замолчи! Пощади хотя бы старушку! Ей и так сегодня досталось, еще за тебя, сумасшедшую, волноваться. Добьешься, свяжу и погружу в машину вместе с Ральфиком. А Агафья Тихоновна все понимает, добровольно с вами отправится. Увезу в Москву и спрячу в такое место, что сам потом только по компасу найду!
— Хм, зачем меня искать, да еще по компасу, я тут как тут. Ворота незапертые, вот я и… Товарищ майор, разрешите доложить?
— Роман, ты удачно вписался, но не о тебе речь шла. Присаживайся, хлебни минералки. Я тут немного вскипел, сейчас остыну.
— А закурить можно? А то в морге и около него не могу. Не то что противно или не привык, я же медик, просто кайфа нет.
— Кури, Рома, и я с тобой заодно, пока еще не связана по рукам и ногам и не брошена в милицейский «уазик», — съязвила я, на что майор даже ухом не повел. А Рома сделал вид, что ничего не слышал.
Вошла Агаша с какой-то пожелтевшей тетрадочкой.
— Вот здесь адрес директрисы детдома и ее дочери. Больше ничего не нашла. Вся документация не в моих руках была, я лишь воспитатель.
— Спасибо, Агафья Тихоновна, я сейчас свяжусь с капитаном Косыгиным, он этот адресок отработает.
И Гудков, вытащив свой мобильный, отошел в сторонку. А Роман сообщил нам, что бедняга Ерофеич на своей лодке спозаранку переправился на другой берег, где трава посочней, погуще. Старался запасти корм для своей заболевшей коровы, хм, Тоньки. Установлено, что его ударили твердым предметом по голове сзади. Он упал в воду, и с концами. У него обнаружены на голове большая гематома и ссадины. Вскрытие показало мизерное количество промилей алкоголя. Скорее всего, пивка немного с утра дернул.
Не успела я осмыслить информацию, как возник майор и с ходу:
— Пока телефон молчит, может, пивком с рыбкой побаловаться? Слышал, что все эти деликатесы имеются в наличии.
Пришлось мне сходить и взять в холодильнике противный сверток с рыбой и бидончик пива.
Гудков радостно затряс головой и бросился меня обнимать. В этот момент раздался звонкий и вместе с тем тревожный голосок:
— Галя, Галина, я… я к тебе приплыла… сама…
Мы с Гудковым как по команде отскочили друг от друга, синхронно повернулись в сторону калитки и увидели Олю — мокрую с головы до ног, в одном купальнике, учащенно и тяжело дышавшую.
— Вот и пришла гора к Магомету, — проговорил Гудков, выведя меня из столбняка этой не к месту сказанной фразой.
При чем тут какая-то гора, прилетел едва живой воробушек. Господи, да как же она со своими слабенькими легкими доплыла?!
— Дайте же скорей что-нибудь теплое, плед несите! — заорала я, прижимая к себе трясущееся, мокрое тело девчушки;
— Галя, не паникуй, отдай ее эскулапу. Рома, иди с ней наверх. Помоги чем можешь.
— Хорошо, товарищ майор! Сейчас мы сделаем успокаивающий укольчик, а вы приготовьте чайку.
— Нет, я уколов боюсь! Не надо, я… я только согреюсь, и все, — вскрикивала совсем перепуганная Оля. И ее, уже в накинутом пледе, подхватил на руки Роман и понес наверх. Я бросилась следом.
— Неси девочку в мою спальню! Потерпи, Олечка, не от холода, а от волнения и перегрузки тебя трясет, ведь так далеко не плавала и могла утонуть.
— Галина Павловна, уложим ее и, пожалуйста, не мешайте мне. Ей сейчас нужен только врач, все разговоры потом.
— Нет, Галя, не уходи, не хочу… Я боюсь! Я не привыкла к уколам!
— Малышка, я сделаю самый обычный укольчик, с вита-минчиками, — заворковал Роман и, повернувшись ко мне, добавил: — Сейчас Галина Павловна чайку тебе принесет, — тактично выгнал меня самонадеянный эскулап.
Спустившись вниз, я сразу столкнулась с Гудковым. Он выглядел так, будто получил повышение по службе или выиграл кругленькую сумму. Меня аж взорвало:
— Чему ты радуешься?! Улыбка до ушей, а ведь все даже хуже, чем ожидали.
— Может, я и выгляжу не совсем того… но «крышу» не снесло. Напротив, еще раз убедился в правильности утверждения, что оперативнику не меньше, чем бойцовские качества и смекалка, нужны выдержка и терпение. И тогда случается прямо-таки невероятное. Все, что требуется, само падает в руки, как перезревшие плоды. Ты их только подбери.
— Гудков, что ты несешь? Да тебе пора в психушку! Девочку, когда придет в себя, сама буду расспрашивать, тебя даже не подпущу!
— Ладно, ладно, Галечка, только успокойся! — И через паузу, потирая руки, изрек: — Эх, сейчас бы в самый раз, как в хорошей пьесе, появление Данилы с полным багажом, и тогда… финита ля комедия! Ну, почти… останется только занавес опустить.
— Слушать тебя невозможно, товарищ майор! Изъяснялся бы лучше на своем привычном ментовском языке. Вот ЧТО: надо в замок сообщить, что Оля у нас. А то еще обвинят в похищении. Тем более если увидят, что майор сумасшедший, от такого чего угодно можно ждать.
— Галя, стоп! Всему свое время! Но тебе спасибо, что девочку так быстро приручила. Я на это и рассчитывал.
Хуже, если б пришлось переться в замок, тащить с собой Ромку под видом вакцинации от холеры или еще какой повальной болезни. Но эту комедию было бы сложней разыграть, тем более под неусыпным оком волчицы, как ты называешь Брониславу.
— Все, Гудков, изыди! И видеть, и слышать тебя не могу, совсем заморочил! Я в своем доме и буду действовать, как мне подсказывает интуиция. В замке что-то случилось, и девочка сразу ко мне… Защитить ее некому, отец все еще в отъезде. Кстати, твои пинкертоны хотя бы узнали — по каким делам отъехал Хванский? Мне, например, известно, что хозяин никогда надолго не уезжал.
— Вот именно, Галечка. Значит, сегодня вечером должен быть дома. И это у нас под контролем. Правда, может что-то непредсказуемое случиться. Но главное, девчонка у нас. Теперь бы еще надутого фраера под каким-нибудь предлогом оттуда вытащить. Этим красавцем Родиком занялся капитан Косыгин со своей командой. Жду, должен отзвониться. Максу на автоответчик пришлось сообщить, что мы в нем нуждаемся.
— А Макс зачем? Хотя, пусть приедет, рыбки я ему отложила. Правда, его водку ты извел на этого сморчка, да и сам приложился — тоже мне, непьющий…
— Галечка, такое ощущение, что меня пилит благоверная жена со стажем. Мелочь, а приятно.
Я махнула на майора рукой, разочаровавшись в нем как в сыщике и человеке. Решила больше не обращаться к нему ни по какому вопросу.
Я отнесла Олечке чай и печенье. Чай она выпила, от печенья отказалась. Было видно, что глаза у нее начали слипаться. И, полусонная, она прошептала:
— Галя, там был большой скандал, я подслушивала. Они хотят… Ой, скорей бы папа приехал!
— Спи, девочка. Я твоего отца, как приедет, вызову.
— Он должен успеть мне все подписать. Мне одной все… — и Оля на полуслове замолкла, видимо, подействовал укол.
Выйдя на веранду, я услышала, как Роман сказал:
— Товарищ майор, я мигом в лабораторию. И не уйду, пока анализы не будут готовы.
— Я все поняла, вы проверяете группу крови, воспользовались беззащитностью девочки! Насколько я знаю, у Оли есть постоянный лечащий врач. Он наблюдает ее не один год и, наверно, имеет все данные.
— Да-да, конечно, — отмахнулся от меня, как от мухи, Гудков. — Ты что, доктор, рот раскрыл, садись в мою «мигалку» и дуй скоренько! А наш диалог с Галиной Павловной не переслушаешь, он нескончаемый. И вот что, Рома, этот домашний и ручной эскулап, думаю, служит больше Броне, чем хозяину, так что с ним поосторожней. Лучше участковый Пронин им займется, я на этот счет дам команду.
— Понял, товарищ майор, — проскороговорил Роман. Вскоре милицейский «уазик» отъехал.
Агаша, выйдя на веранду, заверила:
— С уколом часа два-три девочка будет спать, я столько же проспала. Потом можно будет ее расспросить. Но, думаю, она мало что нам расскажет. Главные сведения привезет из Козельска Данила.
— Тогда мы сходим на могилку Фомы, как собирались. А Гудков пусть пасет Олю и Ральфика, поскольку у него уже все проблемы решены.
Майор демонстративно промолчал и взялся за телефон, а мы с Агашей направились к калитке. Спустились по тропинке и подошли к свежему холмику. Я старушку оставила, а сама пошла к реке.
От воды тянуло освежающей прохладой.
Быстренько раздевшись, я бросилась в речку. Вода нежная, мягкая, обволакивающая. Почему Оля так замерзла? Слабенькая она. Тяжело дался такой заплыв. Но что ее все-таки вынудило?..
Обуреваемая мыслями, я не заметила, как оказалась недалеко от противоположного берега. Вгляделась. Бревнышко — то самое, на котором мы с Олей обычно сидим, а вот около него что-то виднеется. Может, вещи Оли, но не похоже на платье или сарафан. Подплыть поближе, что ли?
И я не удержалась. Доплыла, вышла на берег и обомлела, увидев мужские дорогие туфли, кажется, с пятнами крови.
Едва подавила желание подняться к замку по тропинке, которой обычно спускалась Оля. Но решила пару раз нырнуть в надежде еще что-нибудь отыскать под водой. С двух заходов ничего не обнаружила. Схватив уже имеющуюся добычу, я торопливо связала шнурками туфли. И гут услышала торопкие шаги и женский голос: «Оля, Оля, где ты?» Это Броня, надо смываться.
Я поплыла на боку, держа в руке довольно-таки неудобную улику. Доплыв до середины, почувствовала усталость. Перевернулась на спину и гребла одной рукой, второй продолжала держать, как флаг, башмаки. Все же один, кажется, подмочила.
Выйдя на берег, не обнаружила Агаши и тут же припустила что есть сил. Ботинки, болтающиеся в связке на шее, били меня по щекам. Навстречу с перекошенным лицом вылетел Гудков и с ходу заорал:
— Что ты творишь? Я тебя сейчас и впрямь свяжу! Ну зачем тебя понесло на тот берег?! Старушку чуть кондратий не хватил, она ведь бросилась бегом ко мне! У нее сердце теперь заходится, и нашего эскулапа Ромки все еще нет! А я не мастак уколы делать. Что это у тебя, дай-ка… Хм, скорей всего, обувка красавчика. На том берегу взяла? Я сам щас туда махну.
— Гудков, заткнись! Ты уже опоздал. Я ныряла — больше ничего нет. А тотальную проверку нужно вечером провести с аквалангом. И вообще, у меня что-то ногу свело. Такое сроду со мной не случалось.
Майор подхватил меня на руки и внес во двор. И тут же заметался между нами обеими: старушке — лекарство, мне — полотенце. Затем Агаше — чай, а мне откуда-то притащил фланелевый халат. Выяснилось, не мой, а Агашин. Туг уж я не выдержала, расхохоталась.
— Какой я дурак, твои же вещи на берегу остались! Я сбегаю чуть позже за сарафаном или платьем, что у тебя там?.. — Гудков схватил мобильный и набрал номер. — Прошу к нам снова, срочно надо! Только вещь возьмешь и обратно. Буду тебе очень обязан. Не надо… бумаги, акты — все потом оформим. Главное, осмотри улику. Ну, спасибо, старик. Теще большой поклон и извинения.
Я поняла, что Сморчок опять нарисуется. Пусть делают, что хотят, а я ужином займусь.
Я поднялась наверх, убедилась, что Оля все еще спит, переоделась в легкие брючки и майку. Спустившись вниз, занялась готовкой. Агаша начала чистить овощи.
— А где наш ненормальный сыщик?
— Да он с этими туфлями стоит у ворот, ждет криминалиста. А твой сарафан он уже принес — висит на веревке.
— Агаша, скорее всего, это обувь Родиона. Но если его утопили, зачем оставили улику? Оля успела сказать, что у них там большой скандал был. Очевидно, имела в виду Броню и Родиона. Наверно, волчица призвала на помощь Громилу, тот убил и утопил Родика. Но не такой же он кретин, чтобы улики оставлять?! В общем, чем дальше, тем страшней и непонятней.
— Думается, Родион хотел сбежать вплавь. Я заметила, мужчины бросаются в воду в любой одежде, но обувь снимают. Туг одно из двух. Или ему удалось переплыть и исчезнуть — там ведь дальше овраг, или ему не дали добраться до нашего берега. Пятна крови на ботинках могут говорить о нанесенной ему травме или ранении. И я Христом Богом прошу, Галюша, больше не рисковать. Теперь уже без нас обойдутся. Майор работает, только тебе кажется, что он бездействует.
— Хорошо, Агаша. Больше с места не двинусь. А когда Оля проснется, поговорю с ней. Она мне скажет то, что никому другому — никогда. Кстати, сейчас можно позвонить и узнать: вдруг хозяин вернулся?
— Галюша, не суетись, наблюдение за замком ведется, организовано Гудковым и его бригадой. И мы первые получим такую информацию.
— А что если Бронислава с Грызиным перехватят Хванского?
— Олег Родионович нужен Брониславе, по крайней мере, пока не подпишет бумаги. Скорей всего, это произойдет на дому. Привезут нотариуса и быстро все оформят.
— Минуточку, Агаша, а ведь Оля, полусонная, что-то бормотала про какие-то бумаги, которые отец должен подписать. Признаться, мне было странно слышать это из ее уст. Девочка мне казалась наивной, совсем несмышленой в практических делах. Неужели так быстро прозрела? И такое ощущение, что она не хочет остаться принцессой на бобах. Это соображение мне только что пришло в голову, потому что сочувствие и жалость захлестнули какие-либо конкретные мысли.
— А мне непонятно, Галюша, почему она так боится уколов, если ее всю жизнь лечат. С детства росла слабым ребенком.
— Агаша, к боли не всякий привыкает.
— Так-то оно так, но все же испугалась прямо-таки панически. Ну ладно, это, возможно, результат стресса. Салатик у нас уже готов, что мы еще сделаем на ужин?
— Думаю, тушенку с макаронами — быстро и нажористо. Мудрить не из чего и некогда. Ира привезет продукты, тогда и устроим пиршество.
У ворот просигналили. Гудков, видимо, открыл, и послышался его громкий голос:
— Извини, что опять сорвал! Спасибо тебе. Вот эту обувь захвати на экспертизу. Кое-где пятна крови сохранились. А я тебе потом перезвоню, скажешь результат. Погоди, еще на дорожку кое-что дам.
Гудков вбежал на веранду, схватил бутылку из-под минералки, из бидона налил в нее пиво и понесся к воротам.
— Вот тебе пивка ядреного, домашнего.
— Значит, я на тебя работаю как вол, а ты сидишь себе, пивко попиваешь и дорогие туфли где-то умыкнул! Совсем ты, майор, распустился. Ну ладно, причину я видел. Хороша твоя Галина, все при ней! Один недостаток — умная. Но, надеюсь, ты над этим поработаешь. По себе сужу, за сегодняшний день ты меня, старого, в идиота превратил: прыгаю туда-сюда. Как хочешь договаривайся, я завтра в смену не выйду, уже отпахал! Я старый и больной человек.
— Ха-ха, первый раз такое слышу. И это наш стахановец Норкин?!
Послышался скрипучий старческий хохоток и звук отъезжающей машины.
— Товарищ майор, хотя бы извинился за свое бесцеремонное поведение. Я уже чувствую себя бедной родственницей, когда ты тут вовсю хозяйничаешь.
— Я, конечно, хам, но ты не бедная родственница, а родная мне, самая близкая. Как ты не можешь понять, Галечка, что это всего лишь издержки моей работы? Ведь пока вызовешь, пока пошлешь, пока бумагу получишь… Это удача, что старик Норкин оказался поблизости, на грядках у тещи.
Послышался стук в ворота.
— Ну, это уже не ко мне, а к вам, хозяйки. Наверно, из деревни кто-то пожаловал.
Пришлось открывать мне. В воротах стоял мужик в светлых мятых брюках и черном пиджачишке (в такую-то жару!). Вся одежда новая, но подобрана совсем уж безвкусно. А бритый затылок и обрюзгшее лицо и вовсе симпатии не вызывали. Не сказав ни «здорово», ни «прости», это чучело прошмыгнуло мимо меня, буркнув: «Мне к майору».
— О, товарищ Пронин! Наконец-то, жду с нетерпением!
— Чайку или кофе вахЧ? — вдруг поддержала непонятный Гудковский восторг Агаша.
— Нет-нет, я спешу. Я сегодня даже не обедал, все ноги истоптал по моргам, по объектам всяким! Да еще к этому чванливому коновалу ходил. И все пешедралом. Дочка моя на своей машине в Москву укатила, а мой «козел» раздрызганный как назло сломался. Вот и бью свои старые лапти. А еще деревенские достали: отдай им срочно покойника, и все тут! Но щас, наконец, на частнике перевезли из морга домой тело Ерофеича, забегу помянуть старика. Завтра на похороны не попаду, некогда будет. Так что мне не до кофеев.
Вот, товарищ майор, под вашу ответственность выцарапал медкарту годовалой давности. Последнее время их прихвостень докторишка медицинские наблюдения записывает прямо на дому, а Хванский проверяет. Очень уж за свою дочку трясется. Как дохлой родилась, так всё и лечат ее. В общем, берите бумаги, а я пошел.
И так же, не сказав ни «прощай», ни «до свидания», местный служака удалился.
Проводив участкового, Гудков сказал:
— Вы, конечно, догадались, что это медкарта Оли Хванской. Я тут мало что пойму по-латыни — Ромка разберется. Потом сравним с показаниями медэкспертизы, проведенной патологоанатомами, сделавшими вскрытие тела Татьяны Логиновой. Сколько еще тут заморочек будет! Но свет в тоннеле забрезжил.
— Хвалить тебя, Гудков, не станем. Вижу, сам себя очень уважаешь. И теперь у тебя полный набор. Так что пора с хозяином встретиться, сообщить, что были у него две дочки-близняшки.
— Логично рассуждаешь, запишу себе на ум, а пока… — Не договорив, майор встрепенулся на звук мобильного: — Возвращайся быстрей! Участковый уже принес, правда, данные за прошлый год, остальное у Хванского хранится. Так что, Рома, приедешь и сам сравнишь медицинские показатели. Все, отбой! — Отключив мобильный, промаршировав туда-сюда по дорожке, майор резко остановился у веранды и строго сказал: — Хочу вас предупредить, если вдруг ситуация выйдет из берегов, всем вам придется перебраться в коттеджный поселок в апартаменты дочери Пронина. И там какое-то время пересидеть. И это не обсуждается.
— А здесь что, будут бои местного значения? И мой дом на линии огня?
— Агафья Тихоновна, я с ней не справляюсь! Пожалуйста, объясните этой упрямице, что приключения кончились, все теперь всерьез и…
И в это время раздался сигнал подъехавшей машины, даже двух.
— Кажется, танк и бронетранспортер уже у ворот! Эвакуироваться не успеем. Будем стоять насмерть!
Мое язвительное замечание оказалось не настолько утрированным, как могло бы показаться. На подступах к дому, непрерывно сигналя, стояли, к счастью, не бронетранспортеры или танки, а всего лишь видавшие виды «жигуль» и полуразбитый милицейский «уазик». Но страху и шуму этот эскорт создал не меньше. Вся деревенька, пребывающая в трауре, кроме, конечно, покойного Ерофеича, высыпала на улицу. «Жигули», наполненные визжащими голосами, сопровождаемые «мигалкой», — здесь явно из рук вон выходящее событие. Слышался уже соответствующий комментарий: «А ребятишек-то за что? И новых жильцов тоже, что ли, брать будут? А вроде люди смирные, с виду приличные, а подишь ты…» Из массы народной выделился Пахомыч и прошамкал:
— Чево вылупилищ! Это гошти к им пожаловали, а не милишия.
Ирка, выскочив из машины, обняла меня и сказала:
— Галя, видишь, с какой помпой мы к тебе! В сопровождении…
— Ир, понимаю, что Роман вас в дороге подхватил. Заезжайте-ка во двор и не разжигайте воображение публики, да и ребят утихомирьте.
— Ты что, не рада? Ребята ведь от восторга… Они всю дорогу восхищались. Такой глухомани, ну, я хочу сказать, красотищи первозданной, не видали — дети асфальта!
Наконец я закрыла ворота перед глазами все еще возбужденной толпы. Судили-рядили они, видимо, с самого утра. Ведь милицейский «уазик» сновал туда-сюда. А уж когда «мигалка» прихватила «жигули» — любопытство взяло верх. Решили разузнать, что же такое стряслось у новых жильцов.
Гудков сразу набросился на Ромку:
— Ты что, сдурел? Ни к чему нам шумиха, конспиратор хренов! Привез результаты — давай пройдем вон на ту лавку под деревьями, пока «саранча» тут осваивается.
Санька быстро перездоровался со всеми, а вот Василиса оказалась очень уж многословной.
— А вы и есть та самая Агаша? Санька рассказывал, что вы как настоящая мисс Марпл. Лучше ментов умеете раскручивать преступления. Ну а меня звать Василиса, можно просто Вася.
— Нет, тетя Агаша, она Василек. Вон глазищи какие синие! — встрял Санька и сразу же схватился дрессировать Ральфика — кидать ему палку и кричать: «Апорт! Апорт!»
Щенок не успел еще всех обнюхать и на команды не реагировал, и тут же получил от паренька нелестный отзыв:
— Тупой, еще не тренированный! Возьмусь сам за него. Будет знать место!
— Санька, ты в гостях, сам знай свое место! Пойди умойся и переоденься с дороги. А Ральфика оставь в покое. И ты, девочка, проделай то же самое. Закройся в сенях и переоденься.
— Меня Вася зовут. Сколько можно, Ирина Георгиевна? Всю дорогу только «девочкой» называли, хотя знаете мое имя. Ой, а мне тут очень нравится. Мама наказала, чтобы я вам по хозяйству помогала. Картошку могу пожарить, умею очень хорошо, с золотистой корочкой. Ну, вообще, здесь суперски! Санька сказал, что река прям за забором сразу. Сань, слышь, может, сперва искупнемся?
— Ладно уж, идите. Только далеко не заплывайте. Речушка глубокая.
Ребята убежали, мы вздохнули с облегчением и принялись собирать на стол. Вдруг Гудков подозвал Ирину и начал о чем-то ее расспрашивать.
— Не возмущайся, товарищ майор! Я ведь второй раз в «Элладу» ходила, вот тебе даже письменное изложение от хозяина салона. Там все подробно: кто, когда, во сколько делал заказ, кого он видел, и так далее, и тому подобное.
— Ладно, спасибо, занимайтесь пока кухней, а мы еще тут с Ромкой поколдуем.
— Галь, ты что рот разинула, ребятишки, оказывается, твоего Ральфика на речку взяли. Ведь потеряют щенка! Меня Гудков отвлек, а ты о чем все думаешь, ничего вокруг не видишь? Кстати, а кот Фома где? Даже гостей не встретил, разленился совсем на природе!
Я отвела Ирку в сторону, коротко поведала о последних печальных событиях.
— И ты мне ничего по телефону, ни слова…
— Ну конечно, тебе с детьми в дорогу, а я о коте, Громиле, смерти Ерофеича… Соображай!
— Ох-ох, все даже серьезней, чем мы думали.
— Хватит, Ир, помолчи. При Агаше о Фоме ни слова.
— Поняла, поняла. А вот еще Гудков упомянул о каком-то криминалисте, он здесь был?
— Был два раза. Я ведь туфли Родиона в каплях крови нашла на том берегу. Точнее, его туфли с пряжками. Я вспомнила, что их на нем видела, когда была в замке. Теперь улику отправили на экспертизу. Но пока неизвестно, где сам Родик. Все, Ир, не пытай меня больше. Я тоже тебя пока ни о чем не спрашиваю. Давай с ужином закончим, а потом уединимся и поговорим. Ты же останешься ночевать?!
— Да, конечно, но утром очень рано выеду. Андрей разрешил только на час опоздать. Работы много скопилось. Он тебе и Агаше большой привет и гостинцы передал — твой любимый торт «Прага». Старушке — овсяное печенье, и даже для Ральфика печенье, только несладкое. У молодых все хорошо. Так что им о здешних делах лучше не знать.
— Смотри, сама не проболтайся. Вот еще что — Максим, наверно прибудет, Гудков его вызвал. Думаю, сегодня ночью вылазка с аквалангом намечается. Но нас с тобой, не надейся, не возьмут. Я свой лимит риска израсходовала. Гудков даже хотел меня связать, чтобы не мешалась.
— Но ведь мы ему улик, как горячих каштанов, натаскали. Благодарить должен!
— Галюша, Ира, салат майонезом заправлять или сметаной?
— Да нам все равно, что под рукой… — ответила Ирка и подошла к Агаше, очевидно, предложить свою помощь. Заодно выразить соболезнование по поводу гибели кота.
— Спасибо, Ира, но я, как видишь, стараюсь переключиться. Вот готовлю, собираю на стол. Правда, нет-нет, да так и подмывает посмотреть, где Фома. Почему не крутится у стола? Ладно, ничего, иди. Чувствую, вам надо пошептаться с Галей. Я тут справлюсь одна.
— Ир, ну зачем ты влезла со своими услугами! Агаша не любит сидеть без дела, а сейчас и подавно. Ей надо себя занять, чтоб меньше думалось об утрате.
— Ну ладно, не распаляйся, скажи лучше, как у тебя на личном фронте? Вижу, Гудков здесь совсем прописался. А ты все еще его держишь на расстоянии?..
— Хм, точнее будет сказать — сама едва держусь! И то потому, что не время и не место. Но не надо сейчас об этом. Тут у нас еще сюрприз заготовлен, вот-вот появится, только не слети с копыт.
— Какой? Скажи! Ой! Ах! — Ирка вдруг поперхнулась и шарахнулась в сторону: дверь из сеней отворилась, и на веранду вышла Оля, утонувшая в моем халате.
— Галя, я там одна лежала, услышала шум. Это не папа приезжал?
— Нет, нет, Олечка, это гости ко мне. А ты умойся у рукомойника, скоро будем ужинать, — ответила я как можно мягче.
— Галя, надо поговорить с тобой одной.
— Хорошо, Оля, но после ужина. И еще с тобой побеседует майор Гудков — тот, что постарше, с доктором Романом сидит.
Роман вскочил со скамейки и подошел к Оле:
— Как ты себя чувствуешь, голова не кружится? Присядь-ка на скамейку, пульс проверю. Так, хорошо. Да ты у нас девочка крепкая! А вот по заключениям врачей в медицинской карте все наоборот получается.
— Нет, я никогда… но, конечно, болела… — пролепетала Оля, покраснев.
— Дайте ей умыться и причесаться…
— Да, конечно, Галина Павловна, и поесть ей надо поплотней, чтобы отец принял дочь полностью здоровенькой.
Я не совсем понимала тон Романа и что конкретно смущает саму Олю — то ли его забота, то ли восхищение ее здоровьем. И что особенного в том и другом?
Пока Оля приводила себя в порядок, я сбегала наверх, нашла более-менее подходящую одежду в Людмилином гардеробе — шорты и майку.
Переодевшись, девчонка вдруг подбежала к Гудкову, держащему в руках косметичку.
— Это моя вещь! Как она к вам попала? Отдайте мне!
— Нет, девочка, вместе с твоей медкартой эта вещь пока останется у нас. Вернем позже.
— Почему? Не понимаю, — чуть не плача, сказала Оля и растерянно закрутила головой.
— Гудков, не молчи, скажи, что потом все объяснишь! Не тревожь девочку, ей волноваться нельзя! — вмешалась я, возмутившись черствостью мента.
Вдруг раздался пронзительный крик:
— Танька, Клёпа! Как сюда попала? Опять что-нибудь стащишь! Тетя Галя, тетя Агаша, вы не знаете, какую змею пригрели!
Василиса, влетевшая во двор, подскочила к Оле и начала ее трясти за грудки. Да так проворно, быстро и неожиданно, что мы не успели сообразить и оттащить девчонку.
Оля тоже замахала руками и закричала:
— Я, я Оля Хванская! Какую Таньку мне шьют, я ничего не знаю!
— Отдай, Танька, мамину золотую цепочку, дрянь, воровка! Жила у нас, а сама… Гоните ее вон, вон отсюда! — орала Василиса.
Даже Гудков вовремя не среагировал на такой реактивный выпад. Один Санька стоял и хохотал. Ему эта сцена явно была по нраву. Потом и он, не утерпев, выкрикнул:
— Хватит, Тань, прикалываться! Строишь тут из себя! Признайся, что загнала уже цепочку.
— Ой, пустите меня, сволочи какие! Я своему папе все про вас!..
Оля вдруг усиленно начала работать руками и ногами — откуда что взялось! Гудков с Ромкой едва растащили в стороны девчонок и не выпускали их из рук.
Агаша, тяжело вздохнув, раздумчиво произнесла:
— Стало быть, правильно я полагала про шрам на правой ноге убитой девочки.
— Да отпусти ты ее, мент жестокий! — подскочила я и попыталась вырвать Олю из цепких рук Гудкова.
— Пожалуйста, не мешай, иначе девчонка может убежать.
Пока я туго соображала в поисках контраргумента, Ромка отпустил Василису; та стояла, кусала ногти и пыхтела:
— Да я… я только правду… Мне что, ей спасибо сказать? Она же воровка!
А Гудков еще крепче сжимал руки жалобно поскуливающей Оле. В следующее мгновение я вообще выпала из реальности, мне казалось, что я вижу кошмарный сон. Майор, взвизгнув, выпустил девчонку и прорычал:
— Ты кусаться вздумала, маленькая чертовка!
Пока он тер укушенную руку, Оля уже во весь дух мчалась к калитке. За ней бросились все. Показав спринтерские способности, Санька первый догнал и ухватил ее за плечо. Но та, изловчившись, так его толкнула, что паренек отлетел, как перышко. Уже у самой реки Гудков с Романом догнали беглянку и, крепко взяв под руки, как преступницу, повели назад во двор.
В это время за воротами раздался сигнал.
— Это, наверно, папа, он вам рога обломает, ответите за беспредел! — зло выпалила Оля. А я, глядя на перекошенное лицо девочки, не узнавала ее.
Ворота открыл Санька, и вскоре появился Данила.
У меня было ощущение, что я одна ничего не поняла в этом вавилонском столпотворении. Вдруг наступила секундная пауза, в которую впечатались мои слова:
— Мне… мне кажется, что это не Оля.
— Я же говорю, это Танька Логинова, воровка! — выделился снова звонкий голосок Василисы.
И меня словно прошило: роль Оли блестяще исполнила ее сестра из Козельска — Таня Логинова! Какая жестокая игра, возможно ли такое?
Ирка, заметив, что я побледнела и прислонилась к перилам веранды, закричала:
— Агаша, дайте Гале воды!
— Вот возьми кваску, взбодрит. Эх, надо было мне тебя, Галюша, предупредить. Ведь у меня подозрения сразу возникли…
Залпом опрокинув кружку, я взвилась на Ирку:
— Почему ты мне ни слова?.. Ведь ты еще в Москве все узнала! И снимок с Оли, то есть Тани, от Макса раньше получила!
— А как бы я смогла? По телефону, что ли, тебя огорошить? Ты бы сразу в замок рванула, а мне Гудков строго наказал пока молчать. Они еще не имели на руках медзаключений. Не могли предусмотреть, как будут развиваться события. Я ведь, Галь, тоже удивилась, увидев девочку у вас. Не поверила глазам своим, что она сама к вам в руки… явилась.
— Галечка, милая, пойми… Мы на этот тонкий ход и рассчитывали, ведь только тебе девочка доверяла. А все зная, ты могла бы как-то себя выдать. А мы не имели права рисковать вами обеими, — тихо проговорил Гудков и обнял меня за плечи. Но я резко сбросила его руку и отвернулась.
Мысль, что меня использовали «втемную», била по самолюбию, но я уже осознавала, что это, пожалуй, самый приемлемый и безболезненный вариант. Тем более что я сама предлагала свои услуги чуть ли не в качестве подсадной утки. Но так рисковать мной Гудков не стал бы. Умом я все это понимала, но сердцем…
Собственная обида перемешивалась с болью и жалостью к той, погибшей девочке Оле. Я человек, не терпящий неопределенности, очень тяжело переношу подобные ситуации. Я смотрела на заплаканную Таню, как две капли воды похожую на свою погибшую сестру, и пыталась определиться, как я к ней отношусь. Образ той, наивной, доверчивой и беззащитной, Олечки не хотел исчезать. Мне казалось, что все это есть и в Тане, только очень сильно подавлено жизнью. И меня раздражало одно: почему к этой девочке из Козельска сразу такое жесткое отношение? Господи, но ведь она пыталась и хотела со мной заговорить, что-то мне сказать! Но я, щадя ее здоровье, отложила разговор. А зря…
Девчонка снова заплакала. Роман принес ей воды и начал что-то тихо говорить, поглаживая по плечу. Даже Василиса с Санькой притихли.
Навалилась тягучая душная тишина, как перед грозой, которая принесет очищение и спокойствие…
Поужинали на удивление тихо, мирно, как большая дружная семья. Таня несколько раз порывалась поговорить со мной. На остальных она старалась даже не смотреть. Но после ужина Гудков услал Романа вместе с детьми смотреть телевизор, Ральфик последовал за ними.
Мы плотно прикрыли двери в горницу и в сени и расположились на веранде. Данила тут же начал свой доклад, точнее, попытался систематизировать собранную в Козельске информацию. Сложив все вместе с уже имеющимися сведениями, он выдал своеобразный рассказ. У майора хватило терпения на пятнадцать минут, он резко перебил старшего лейтенанта и напомнил, что тот, как сотрудник правоохранительных органов, должен излагать только факты, отбросив слезы и сопли. Заострить внимание на том, что это всего лишь предыстория, сама же история еще не закончилась. Поскольку есть криминал, то и подходить нужно с соответствующих позиций. Но мы в свою очередь набросились на Гудкова, пытаясь убедить его, что из песни слов не выкинешь. Поддержанный нами и окрыленный Данила, теперь уже совсем соскочив с милицейской лексики, начал самозабвенно повествовать.
Волею судьбы, а точнее, приемных родителей, детдомовские дети — десятилетний Боря Грызин и шестилетняя Саша Лунева — были разлучены. Мальчик лишился, можно сказать, своей младшей сестры. Именно так в детдоме Боря относился к малышке Саше. Удочеренная девочка стала Александрой Смирновой. Жила в полном достатке и любви, училась в школе, попутно — музыке. Приемные родители ни в чем ей не отказывали. Но жизнь иногда совершает непредсказуемые повороты. В семье Смирновых, отчаявшихся иметь собственных детей, родилась дочь Алена. С тех пор жизнь Александры превратилась в ад. Точнее, сама Александра — самолюбивая по натуре — не вынесла того, что приемные родители стали меньше ей уделять внимания (возились с капризной болезненной плаксой Аленой). Более того, чтобы как-то сблизить неродных сестер, стали старшую приучать ухаживать за младшей. Но этот педагогический прием не сработал.
После окончания школы Александра сбежала из дома. Прихватив деньги и кое-какие семейные ценности, оставила записку, чтобы ее не искали, что в этот, теперь чужой для нее дом она не вернется.
Смирновы пытались разыскать беглянку с помощью милиции, но безрезультатно. До них дошли слухи, что кто-то видел бывшего воспитанника детдома Бориса Грызина с девушкой семнадцати-восемнадцати лет, но внешне не похожей на Сашу.
Вскоре в семье Смирновых умер отец, и мать, Лидия, вместе с дочкой Аленой, поменяв московскую квартиру, перебралась к себе на родину, в Козельск, рассчитывая в провинции прожить скромнее и проще. Но денежной доплаты за столичную квартиру хватило ненадолго. Уставая на нескольких работах, Лидия простыла и слегла. Ухаживать за Смирновой стала соседка — одинокая медсестра Мария Логинова.
Тогда-то в Козельске и объявилась бывшая приемная дочь Смирновых Александра. Показала афиши со своим сценическим именем — Бронислава. Порассказала о концертных поездках, где она успешно пела русские народные песни и романсы, а ее друг и наставник Боб Грызин ей аккомпанировал. Куда потом делся ее партнер по творческому цеху, Бронислава умолчала (теперь известно — Грызин не единожды побывал на нарах). Но было ясно, что после кочевой жизни у нее не осталось ни кола ни двора. Осев в Козельске, Броня имитировала желание поддержать Лидию и Алену, называя их близкими людьми, а на деле не ударила пальцем о палец, чтобы как-то помочь.
После смерти Лидии, сестры, хоть и неродные, но с общей фамилией Смирновы остались одни. Бронислава не сменила ни свое сценическое имя (и никто уже не знал ее как Александру), ни свою рыжекудрую внешность. Чтобы доучить младшую сестру, Броня все же попыталась вести музыкальный кружок. Но работать стабильно каждый день она не умела и не хотела. Жили впроголодь. Тогда все та же соседка Мария Логинова предложила девушке устроиться к ней в больницу санитаркой. Броня попробовала, но такое грязное, трудоемкое занятие ее только раздражало. И тут случилось непредвиденное…
Явившийся по делам в Козельск москвич свалился с простудой и попал в больницу. Броня узнала, что пациент Хванский богат, вдовец, имеет сына. Одним словом, перспективный жених. То ли Олег Хванский клюнул на броскую красоту Брониславы, то ли она сумела внушить ему жалость к себе, работающей, так сказать, в поте лица и содержащей младшую сестренку, но он забрал обеих сестер в Москву.
Вскоре Хванский женился на Брониславе.
Она поначалу изображала мать Родиону и заботливую сестру Алене. Олег с головой окунулся в работу. Но вновь случилось непредвиденное. Кто-то Хванского подставил, и он загремел в тюрьму. Бронислава всего раз навестила мужа в местах не столь отдаленных, сославшись на то, что вся в заботах и делах. Мол, у нее на руках двое: Родион и Алена. И все бы сошло ей с рук. Но, выйдя на свободу по амнистии, Хванский наслушался острых языков в адрес жены, изменявшей ему с каким-то бывшим своим любовником-музыкантом. Олег Родионович не стал учинять разборок. Развелся и хотел выгнать неверную. Но Алена, к которой Олег прикипел душой и сердцем, упросила оставить Броню — какая-никакая, а все же сестра. Вскоре Хванский женился на Алене, чем очень огорчил Брониславу. Самолюбивая эгоистка считала, что Алене незаслуженно везет в жизни. Сначала родители больше любили и баловали свою родную дочь, нежели приемную. Теперь эта соплячка и бывшего мужа увела, оставив Броню с носом.
Алена сразу забеременела и стала Олегу еще ближе и родней. Кроме нее он уже никого и ничего не видел, как говорится, на руках носил свою женушку. У Брони к сестре с каждым днем зрели зависть и ненависть — чувства, которые приходилось скрывать. А теперь еще начал точить червячок, что с рождением ребенка положение Алены в доме укрепится окончательно, в то время как ей, Брониславе, отведут роль разве что няньки. И ей уже никогда не быть хозяйкой нового дома, который по задуманному Хванским проекту будет настоящим замком. А все накопленное наследство отойдет жене и детям Хванского.
Когда хозяин уезжал, Броня внушала Родиону, что родившийся ребенок будет главным наследником. Подросток Родик начал выказывать свой несдержанный характер и плохо учиться. Выяснив, откуда ветер дует, Хванский опять хотел прогнать Брониславу. Но Алена, уже будучи на седьмом месяце беременности, снова упросила мужа. И тот вновь послушался ее. Решил, что все равно кто-то должен присматривать за его беременной женой, поскольку сам он часто бывал в разъездах. А сына отправил продолжать учебу в интернат, директором которого была его знакомая.
Работа, чуть ли не круглосуточная, стрессы, связанные с семейными неурядицами, да беспокойство за молодую жену, у которой тяжело протекала беременность, сказались на здоровье Хванского. Внезапно он попал с сердечным приступом в захолустную больницу недалеко от Козельска, где был проездом по делам.
Алена засобиралась к мужу, считая, что до родов у нее еще есть время. (К тому времени уже констатировали, что она носит под сердцем двойняшек.) Сопровождала ее, естественно, Броня. Но, как выехали, у Алены начались боли, похожие на предродовые схватки. Пришлось им завернуть в родной Козельск.
Не сразу они отправились в роддом, а заглянули к своей бывшей соседке Марии Логиновой. Она все же медсестра, могла чем-то помочь. Но соседку они не застали дома. Злые языки тут же поведали, что Мария Логинова сама в роддоме, вздумала родить неизвестно от кого. И вот вторые сутки мается, ведь уже в возрасте — это непросто. С сильными схватками отвезли в тот же роддом и Алену.
Мария Логинова рожает мертвую девочку, почти одновременно рожает Алена Хванская, с осложнениями. Первая из близнецов девочка резво вышла на свет, вторую сразу поместили в барокамеру. А сама Алена к вечеру скончалась от потери крови, и еще какие-то сопутствующие причины были отражены в медицинском заключении. Насчет второй девочки врачи ничего определенного не обещали.
И тут у Брониславы созревает план. Утешая Марию Логинову, родившую мертвую девочку, она предлагает ей одну из двойняшек — первенца, в надежде, что вторая не выживет. Долго уговаривать Логинову не пришлось — для нее это был шанс, а для Брониславы — решение многих проблем. Если вторая из двойняшек не выживет, то, потеряв все, Хванский будет нуждаться только в ней, Брониславе. Если малышка пойдет на поправку, то за слабым и больным ребенком нужен особый уход. И кто, как не близкий человек (тетка), лучше с этим справится. И третье, самое главное соображение… Алена умерла. Любой мужик погорюет, погорюет, да и забудет. Так что у Брони есть шанс снова стать хозяйкой.
Все это она быстро взвесила. И, сложив денежные знаки и усилия, Мария и Бронислава уговорили врача роддома. В результате Мария Логинова получила одну из двойняшек Хванского — здоровенькую девочку, а свою мертворожденную дочку похоронила в Козельске под фамилией Хванская. Вторая из близняшек, едва выжившая, осталась на руках у Брони.
Олег Родионович был настолько потрясен смертью жены, что о дочерях первое время весьма отдаленно мыслил. А вот тело жены перевез на московское кладбище, и вскоре там был установлен роскошный памятник.
Брониславе не составило труда убедить Хванского, что оставшаяся в живых девочка никогда не должна узнать о том, что у нее была сестра, умершая, как и ее мать, в роддоме. Психика близнецов по-особому устроена. Олечка стала бы постоянно мучиться, а с ее слабым здоровьем это равносильно гибели. Даже какую-то статью Броня нашла на подобную тему. Но Хванский почти ничего не слышал. Он во всем винил себя. Если бы он был рядом, Алене не пришлось бы ехать в Тмутаракань, а в московской клинике жену и второго ребенка обязательно спасли бы. Изводил он себя и тем, что не послушал когда-то отца: тот на святом месте разрушил монастырь, а он, его сын, не сдержал обещания — не возвел там даже часовенку. Вот и настигла кара!..
Но недолго мучился Олег Хванский угрызениями совести. Ветер перемен, возможность вовсю развернуться предприимчивому человеку целиком захватили Олега Родионовича. Он наладил свое дело — деревообрабатывающее производство. Появилась возможность реализовать проект постройки загородного дома. К этому его подталкивала и Бронислава, акцентируя внимание на том, что болезненной Олечке нужен свежий воздух. А потом и вовсе не нашлось более уединенного места, чем в Разбиваевке. Забыв о наказе отца, Хванский на готовом фундаменте возвел свой замок.
Казалось, сбылась мечта Брониславы. Но снова выйти замуж за Олега Хванского у нее не получалось. Более того, когда закончилась запарка со строительством, Хванский снова начал тосковать по умершей жене Алене. Вечерами он искал уединения. Дочь Оля, подрастая, все больше становилась похожа на мать. Это и радовало, и бередило душу.
Однажды Хванский прислал рабочих, и те соорудили пристройку-башенку, в которой хозяин как бы отгородился от всего реального мира, погрузившись в свои воспоминания. Приезжая с работы, он закрывался в своей «келье», разговаривал с портретом жены. И это периодическое заточение и самоистязание продолжалось до тех пор, пока случайно в открытую дверь не проникла дочка Оля. Девочка была потрясена. Насмотревшись на погребальную атрибутику и портрет матери, она заболела и слегла на целый месяц. Потом Оля потребовала, чтобы портрет матери повесили в галерее вместе с изображениями остальных предков. Хванский замуровал дверь, и больше в эту «келью» никто никогда не входил.
Время шло, Оля часто болела. К каким только врачам Хванский ее не возил. А потом нанял постоянного доктора. Девочка так и не узнала о своей умершей сестре. Волновать ее не решались. Даже сыну Родиону Хванский запретил что-либо говорить на эту тему.
Отец оберегал дочь от всего. Когда уезжал, наказывал, чтобы без его ведома дочь без охраны не отпускать. Ослабленному организму противопоказаны негативные эмоции. Так и растили девочку, как мимозу. Броне это было только на руку. Она становилась чуть ли не главным после хозяина лицом в доме.
— Признаться, я в восторге, как за короткое время можно было разузнать всю подноготную! Да еще изложить, как по писаному. Вы уж не хитрите: откуда дровишки? Даже с миру по нитке столько не соберешь!
— Видишь, Галечка, какого я орла воспитал, дорос до старлея. А если серьезно, то насколько Данила косноязычен, настолько стройно и логично он может писать. Он и сейчас, заметили, шпарил по своим записям. Я ему велел, скажи, Данила!
— Так точно, товарищ майор! Я ведь в школе всегда хорошо сочинения писал, а вот устно у меня не очень… И теперь на меня свалили всю ментовскую писанину. А вот такое описывать, имея сведения, одно удовольствие. Я всю обратную дорогу строчил и…
— Ну, хватит, Данила, хвастовство не украшает! Так вот, Галечка, я знал, что ты задашь подобный вопрос. Конечно же, источников было несколько. И вы сами подкидывали нам одну информацию за другой. Кое-что Агафья Тихоновна узнала от жителей Разбиваевки, дала адрес бывшей воспитательницы детдома Раисы Прохоровны, которая, как оказалось, впоследствии недолгое время была нянькой у Оли Хванской. А выйдя на пенсию, вернулась в родной Козельск и нянчит своих внуков. Выглядит неплохо и вам, Агафья Тихоновна, передает привет. Ведь так, Данила?
Данила кивнул, и Гудков продолжил:
— Так вот, мы из кусочков и сложили часть мозаики, до того момента, как Александра убежала из дома. Далее кое-что почерпнули в среде «бродячих» музыкантов, там еще помнят Боба Грызина и рыжекудрую Брониславу. Имеющееся милицейское досье Громилы, а точнее, Бориса Грызина, тоже о многом рассказало. В то время, когда он парился на нарах, Брбня и оказалась в Козельске у приемной матери Лиды Смирновой. Из этого городишки, как вы поняли, богатую информацию вывез Данила. В основном, из первых рук — от Марии Логиновой и врача роддома, ныне пенсионерки Кудашевой. А что касается Хванского и обитателей замка, информацией поделился журналист местной газеты Перелыгин, с которым ты, Галечка, тоже хотела встретиться. Ну и кое-что рассказал сам Хванский.
— Как?! Хозяин замка уже в курсе?! Но он же в отъезде! — удивились мы с Иркой.
— Надо признаться, это я посоветовала ребятам действовать не обухом по голове, а пощадить человека, я имею в виду Олега Родионовича…
— Да-да, я сообщил Агафье Тихоновне, что мы нашли Хванского. Он не в командировке, как сказал своим домашним, чтобы не волновать их, а на обследовании в московской клинике. Но мы узнали и то, что обитатели замка — Броня и Родион — тоже каким-то образом об этом пронюхали. Во всяком случае, в клинику от Брони был звонок, справлялась о самочувствии хозяина. Вот они и зашевелились, сообразив, что, вернувшись, Олег Родионович возьмется за завещание, коли со здоровьем у него плоховато. Как вы понимаете, и нам пришлось на ходу перестраиваться. Причем надо было работать с опережением и в то же время осторожно, чтобы Хванского не хватил удар. И этих, с позволения сказать, домочадцев, не спугнуть. Агафья Тихоновна нам подсказала явиться в клинику не с убойными снимками и протокольным разговором, а как бы неофициально, в частном порядке. Даниле посоветовали даже прихватить с собой психолога. И мы оказались правы…
— Хванский не был удивлен подлостью Брони. Но у него прихватило сердце, когда мы сообщили о смерти дочери Оли. Врачи нас чуть не выгнали, но он сам настоял продолжить разговор. И сейчас Олег Родионович готовится к встрече со второй дочерью — Таней, — перебив майора, дополнил Данила.
— Да тут любой может загнуться в одночасье! Ничего себе: потерять одну дочь, обрести другую! — высказалась Ирка.
— Олег Родионович был удивлен, что милиция оказалась тактичной, учла человеческий фактор. Мы, конечно, были польщены такой оценкой, ведь чаще слышим обратное. Но Хванский без конца повторял, что проклятие существует (не надо было обустраиваться на святом месте), и, к сожалению, расплачиваются дети. Хванский сразу принял наш план действий, в котором предложил свое посильное участие. Но подробности вы узнаете в свое время.
— Понятно, товарищ майор, в стратегию и тактику нам нечего соваться, а вот что касается Тани Логиновой… Как мы поняли, о существовании сестры Оли она уже знала, когда поехала в Москву. Думается, нужно расспросить об этом саму Таню.
— Галечка, с ней попозже поговорю я сам.
Я не успела возмутиться, как вмешалась Ирка:
— Да, Галя, это успеется. А вот меня интересует, почему Мария Логинова ни разу не дала о себе знать? Ведь она могла шантажировать богатеньких Хванских. В частности, эту же Броню.
— Ира, на этот вопрос более исчерпывающе ответит Данила, а еще лучше — Агафья Тихоновна.
— Нет-нет, пусть Данила… Я только одно скажу. Чисто по-женски Марию Логинову понять можно. Раскрыть тайну — значит признать сделку. А ведь Мария пошла на это только потому, что потеряла свою дочь при родах. И очень хотела иметь ребенка. Таню она считает родной — выкормила своим грудным молоком. К тому же Логинова наверняка раскусила Брониславу, поняла, что эта жестокосердная дама любым путем избавится от ребенка. В лучшем случае в детдом отдаст.
— Вы правы, Агафья Тихоновна. Как только я завел разговор о Брониславе, Мария аж побелела.
— Хм, ей пришлось еще и с Грызиным познакомиться. Представляю, сколько она страху натерпелась!
— Так и было, Ирина Георгиевна. Но об этом чуть позже. Так вот, выйдя из мест не столь отдаленных, Грызин сразу стал разыскивать Броню. Думается, сообразил, что она не случайно в козельском роддоме безвылазно провела неделю — явно не из любви к своей неродной сестре Алене. В Козельске он нашел врача-гинеколога, уже на пенсии. Под угрозой, что она может умереть на грядках, бывшая врач роддома Кудашева все ему и выложила. В результате…
— А в результате, — не утерпела я, — в образе отловщика бродячих собак Борис Грызин явился в эти края, где припеваючи, почти хозяйкой жила Броня. Он, очевидно, уговаривал ее обвести вокруг пальца хозяина и сбежать с деньгами и ценностями вместе с ним. Но Броня, взвесив все, зная об уголовном прошлом Бориса и его крутом нраве, не согласилась. Здесь у нее все же налаженная жизнь. А путешествовать, как в молодости, подчас без денег и ночлега, Броня, конечно, не хотела, да и возраст уже не тот…
— Даже страшно подумать, за какие жуткие преступления сидел Грызин! — встряла Ирка.
— Судя по богатому досье, Грызин насиловал и душил женщин, хоть чем-то внешне напоминавших Броню. И когда он стал настаивать и даже угрожать, Бронислава поняла, что ей надо как можно быстрее исчезнуть, и подальше, в другую страну. Иначе Грызин в любом углу ее достанет. На жизнь за границей нужны большие деньги и надежный тыл. Кстати, в беседе с нами Хванский сразу вспомнил, что Бронислава последнее время ему талдычила о поездке вместе с Олей в хорошую швейцарскую клинику. Это предложение очень не понравилось его сыну. Родик понимал, что туда пойдут большие денежки, и устроил отцу скандал. Возможно, эта информация стала известна Громиле.
— А дальше несложно догадаться. Грызин заявился к Марии Логиновой, давлением и посулами уговорил ее отпустить Таню с ним в Москву.
— Грызину даже угрожать ей не пришлось. Он объяснил Логиновой, что хочет помочь Тане получить от богатого отца Хванского законную долю. Та уже плоха здоровьем, денег не хватает, чтобы растить и дальше учить дочь. А тут все-таки шанс выпал. Да и Таня от радости, что поедет в столицу и вернется уже не бедной, уговаривала Марию. В общем, дело сладилось.
— Спасибо, Данила. А зачем Грызину надо было привозить Таню в Москву, надеюсь, всем понятно. Прежде всего припереть Броню к стенке, так сказать, живым доказательством — девочкой Таней, которую она когда-то отдала чужой женщине. Узнай это Хванский, Броне бы не поздоровилось.
— Верно, Галюша. И план избавления от обеих, думаю, предложил Грызин. И сам вызвался быть исполнителем. С другой стороны, Борис понимал, что, очистив путь Броне, сделает ее полноправной хозяйкой. А делиться с ним и даже с законным наследником Родионом Бронислава не захочет…
— Ну конечно, эта волчица и от Родика не прочь избавиться! — перебила Агашу возмущенная Ирка.
— Задумав преступный план, Грызин и Броня втайне друг от друга вели свою игру. Бронислава рассчитывала остаться единственной наследницей. Тем более что была уверена: Хванский долго не протянет. А узнав о смерти дочери, и подавно… А потом, если не удастся избавиться от Бориса, можно слинять и за границу. Грызин, не доверяя Броне, тоже преследует свои цели. Первый вариант — заполучив и деньги, и Броню, вместе скрыться куда подальше. Второй, так называемый запасной, — опять же заполучить деньги и отомстить Броне, не оставив ее в живых.
— И вот когда у преступников согласия нет, тут их, субчиков, поодиночке и…
— Погоди, Гудков, это понятно, что отловите. Но нас интересует и то, чем конкретно Родион держал Броню на крючке? Мы полагали, что там попахивало шантажом.
— Да, Галечка, там был и шантаж. Вспомни, что в разговоре с тобой Оля, то есть Таня, упоминала о скандале Брони с Родионом в библиотеке. Очевидно, тому удалось увидеть встречу Брони с Грызиным и узнать, что она давала своему дружку деньги из семейного бюджета. Родиону, ведущему разгульную жизнь, всегда не хватало денег. А тут еще и братки Анзор с Генкой его «на счетчик поставили». Вот он и стал Броню шантажировать, угрожая все рассказать Хванскому.
— Верно, товарищ майор. Думается, что и с убийством Олечки преступники поспешили по той же причине. Не дождались даже, пока хозяин куда-нибудь уедет. А потом и вовсе начали форсировать события, когда узнали, что он лег в клинику на обследование.
— Продолжая вашу мысль, Агафья Тихоновна, скажу, что Оле наверняка удалось подловить Броню с Грызиным. Вот они и решили, избавившись от Оли, заменить ее Таней. Ведь Таня поначалу была не в курсе всех этих махинаций. Значит, не опасна, поскольку не пожаловалась бы хозяину на расточительство Брони. К тому же Таня на первом этапе была нужна Грызину, чтобы выиграть время и продержать, как уже говорили, Броню на крючке.
— Действительно, недоверие толкало их следить друг за другом. Не случайно я на той чертовой дорожке столкнулась с Громилой. Меня он не тронул, потому что на данный момент объектом его наблюдения были Броня и Родион.
А у меня он только блокнот умыкнул с набросками, чтобы иметь представление о моих намерениях. Ну и опять же припугнуть Броню, дескать, она кругом под колпаком.
— Насколько я знаю подобных людей, Бронислава просто так платить никому не станет. Но, как бы она ни боялась Бориса, именно его руками задумала осуществить свой план. И, к сожалению, ей удалось избавиться от Оли. Страшно подумать о дальнейших действиях преступников.
— Верно, Агаша, убив Олю, они потом избавились бы от Тани и Родиона. А Хванский, не выдержав, умер бы! — подытожила Ирка, да так громко, что все на нее зашикали.
— Мы с вами, Агафья Тихоновна, коротко это уже обсуждали. Один план у них сорвался, кстати, не без нашей помощи. Но возник другой, и его нам пришлось расшифровывать на ходу. И каждый из преступников, безусловно, вел свою игру. В общем, пока выяснили только предысторию, из которой вытекают мотивы, причинно-следственные связи.
— Товарищ майор, а зачем медлить? Грызина вы можете задержать вполне законно, он в розыске. А то почувствует, что обложили, и сбежит!
— Ирина, мы действительно рискуем. Но я все же склонен придерживаться версии Агафьи Тихоновны, что он одержим местью. И пока не закончит дела с Броней — не сбежит. Его даже деньги не столько волнуют. Хотя теперь и деньги под вопросом. Вполне возможен шантаж, требование выкупа, если подтвердится версия, что Родион стал его заложником. Необходимые меры нами предпринимаются.
Высказавшись, Гудков как бы закруглил разговор. Дальше в операцию он никого посвящать не собирался. Я поняла так, что это не для наших с Иркой, возможно, и не для Агашиных ушей. И операция по захвату преступников предстоит непростая и опасная.
Но у меня оставалась Таня — с ней-то я обязательно поговорю, и никто мне не посмеет запретить! А когда начнется операция — посмотрим, может, мы и тут пригодимся. Кто сказал, что это только мужское дело?!
У ворот просигналила машина. И первой выбежала Таня с возгласом:
— Наконец-то мой папа вызволит меня!
За ней следом выскочили Василиса и Санька с криком:
— Пошли, Тань, досмотрим киношку, чем там кончится! Освободят девочку за выкуп или все равно убьют?
— Мне плевать на киношную девчонку, меня сейчас папа освободит! У него много денег. Даст, сколько захотите!
— Таня, что ты такое говоришь? — возмутилась Агаша. — У нас ты в безопасности!..
Агаша, не договорив, оборвала себя. Впервые она была столь несдержанна, и сама почувствовала это. Но ее внушительный четкий голос остановил Таню.
— А вы, бабушка, разве здесь главная? Но вы добрая… Ладно, я посижу рядом с вами и подожду папу.
Данила открыл ворота, машина въехала чуть ли не на середину двора. Из нее выскочили Макс и какой-то совсем молодой паренек.
— Всем привет! Как там моя рыбка, не испортилась? А водочка не выдохлась?
Слишком весело и громко ворвался Максим в нашу все еще гнетущую атмосферу. Данила сразу его увел на скамейку под деревья. Молодой светловолосый парень, представившись Гошей, тут же последовал за ними, Гудков, с кем-то переговорив по мобильному, тоже присоединился к мужчинам.
Вскоре Данила попросил у меня лист бумаги и фломастер. Я, ни о чем не спросив, выдала все принадлежности. Догадалась, что они хотят набросать план проникновения в башню-пристройку.
Почему все еще нет хозяина замка? Этот вопрос мучил нас с Иркой не меньше, чем Таню. Но мы молчали, кажется, кожей ощущая какое-то растущее напряжение. И не ошиблись.
Мы услышали, как запиликал мобильный Гудкова. Он что-то рявкнул в трубку и, резко отключив телефон, тут же громко скомандовал:
— Макс и Роман, остаетесь здесь, будете выходить на связь, мы с Данилой и Гошей срочно выезжаем!
Через минуту их как ветром сдуло.
Ирка попыталась хоть что-то разузнать у Максима, но тот как ни в чем не бывало, подсев к Агаше, начал травить про рыбку, намекая на свой давно тоскующий желудок.
Агаша попросила Иру выдать Максу положенное. Тот пригласил Романа составить ему компанию. Но Ромка отказался и выглядел не оптимистично, не то что этот самоуверенный спортсмен широкого профиля.
Заметив Иркино раздражение, я увела ее.
— Ир, что тебе не терпится?.. Нам и так сегодня посвятили аж сорок минут своего драгоценного времени.
— Ну и не лопнули менты от своей значительности. Многое мы и сами уже знали.
— Как думаешь, Родиону удалось сбежать, и он где-то прячется?! Или его взял в заложники Грызин?
— Мне кажется, Громила держит его в той самой башенке, дверь в которую, как ты слышала, хозяин когда-то замуровал. Вход туда только под водой. Ты что, не догадалась, зачем срочно вызван Макс?
— Понятно, что не только рыбкой да водочкой побаловаться.
— И смотри, корчит из себя, сидит, довольный. Нам ни слова!
— Ир, ну что ты, как маленькая, надулась! Погоди, как говорится, еще не вечер. Пойдем к Агаше и Тане. В самый раз сейчас с девчонкой поговорить.
Только мы с Иркой подошли, как Таня вдруг заплакала. Вцепившись в руку Агаши, начала причитать:
— Там что-то с папой случилось… Вот милиция и уехала, а вы от меня скрываете.
— Не волнуйся, ничего твоему папе не грозит. Он позже приедет. Ты только подожди. Если хочешь, можешь рассказать, что тебя тревожит, — попыталась я успокоить девочку, но тут все испортила выскочившая на веранду Василиса:
— Она вам лапши навешает! Знаем, на что она способна. Теперь сидит, тихоней прикидывается!
— Василек, ты куда убежала? Тут самое интересное началось, даже Ральфик смотрит!
— Ну ладно, Сань, щас.
И вредная девчонка снова убежала к телевизору, а Таня опять заплакала и прошептала:
— Я ведь не хотела… Я не хочу, чтоб папе все про меня рассказали.
— Никто ничего лишнего ему не скажет. На голову твоего папы и так свалилось столько, что пережить нелегко. Ты должна быть сильной, утешить его, а ты нюни распускаешь. Вот сейчас лучше выговорись, облегчи душу. — И Агаша погладила девочку по голове.
Мы с Ирой, присев рядом, тоже подбодрили Таню.
— У меня мама очень хорошая, зовут ее Мария Логинова. Но теперь она часто болеет, по ночам плачет. Да все говорит, что ей за грехи воздастся на том свете, не хочет с камнем на сердце умирать. А все тот человек — он страшный, хоть явился к нам в дорогом костюме, назвался Борисом, в Москву позвал. Но он злой, злой, теперь я знаю!
— Ну, успокойся, все уже позади. Потом с папой съездите к маме Марии в Козельск. А пока выпей-ка чайку и расскажи все по порядку.
Девочка, положив в чай варенье, вприкуску с конфетами выпила чашку, затем вторую. И, заметно приободрившись, заговорила:
— Дядя Борис сообщил, что я дочка богатого бизнесмена и имею право на наследство. Моя мама не поверила ему. С чего вдруг чужой человек будет помогать? Но он сказал, что сам жил в бедности, рос в детдоме и понимает, как плохо ребенку без отца. У богача Хванского есть еще дочь, Оля. Она как сыр в масле катается, а я в нищете. Мне это показалось несправедливым, и я убедила маму, что должна взять свою долю. Я всегда завидовала тем, у кого есть отец. И мне очень захотелось его увидеть.
— Таня, а о сестре Оле ты не думала?
— Нет, тогда не думала. Кроме обиды — ничего! Ведь сестренка вся белая, пушистая, в драгоценностях (такой мне она представлялась), а у меня кроме безделушек, грошовых браслетиков никогда ничего не было.
— Поэтому ты у матери своей же подружки Василисы и стащила золотую цепочку? Ты давно подворовываешь? — строго спросила Ирка.
— Нет… да, в школе один раз. Блестящий такой, но дешевый, браслетик у одной девчонки стянула. Она так надоела, всем показывала и хвастала, что отец ей подарил, вот меня зло и взяло. А второй раз уже в Москве, в парикмахерской — брошку серебряную. Да она мне и не очень-то понравилась, но я ее стащила у толстухи. Та вечно злая, меня деревенщиной, лимитой безродной обзывала. А у Василисиной мамы зря, конечно, взяла цепочку; не хотела брать ее. Но мне надо было выглядеть, чтоб с Родионом встретиться, за его девицу сойти. Я напрокат еще и одежду у одной девчонки взяла, чтоб прикид был приличный на мне. На оборванку Родик бы не посмотрел. Но зря я эту цепочку… Я ее потом загнала, чтобы купить косметичку, точно такую, как у Оли. У меня были баксы, которые мне дал Родион. Ведь он начал ухаживать за мной и сказал, чтоб я сама себе сделала на эти деньги какой-нибудь подарок. Но мне не хватило расплатиться за косметичку — дорогая очень. А продавец оказался добрый и отдал мне ее дешевле.
— Таня, зачем тебе понадобилась такая ^се косметичка, как у Оли?
— А захотелось! Когда в кабаке Родион в туалет ушел, оставив на спинке стула пиджак (мы сидели в отдельной кабинке), ну я и посмотрела у него в кармане. Там фотка была: в день рождения Родион дарит Оле красивую косметичку, а Броня — цветы. И папа стоял рядом с какой-то большой коробкой. Все ей! А у меня ничего! А она моя кровная сестра. Мы одного знака Зодиака. Я только на одну-две минуты раньше нее родилась. Но тетка, эта вредная Броня, от меня отказалась, взяла только Олю, а маме Марии досталась я. Но ведь родила-то меня другая мама, я же ее портрет показывала тебе, Галя. Я на маму Алену похожа. И раз мы все похожи, и с Олей тоже, мне и хотелось иметь все то, что у нее… — И Таня снова заплакала.
— Что тут сырость разводите? Таня, ты мне поможешь, план дома помнишь?
— А вам зачем? Но меня почти никуда не пускали. Я сама, как улучу момент, побегаю по комнатам, там их много — заблудиться можно.
— Ну ладно, пойдем поговорим на той скамейке. Я дяденька хороший и веселый. А пловец я какой! Я слышал, что ты тоже пловчиха хорошая?
— Да я с малых лет в бассейн ходила. И там на нашей речке купалась. Все девчонки боятся, а я даже люблю плавать, где глубоко.
Максим, обняв за плечи девочку, увел ее на дальнюю скамейку.
— Макс к кому угодно подходец найдет! У девчонки и слезки высохли, и настроение поднялось. А жаль, дуреху, как кур во щи попала, — высказалась Ирка и тут же продолжила: — Хоть и семнадцать лет, а еще ребенок. Да вот как эта Василиса. Накрасится — на шалаву похожа, а так — обычная глупышка. Все они, безотцовщины, какие-то неприкаянные, незащищенные. Я, глядя на них, подумала: у моего Саньки сейчас такой возраст, а что мы можем… я да бабуля? Отец ему нужен. Мой бывший муженек Юрка предлагает сойтись снова. Вот и думаю…
— Да, Ириша, крепко подумай. Ведь разбитые судьбы больше всего на детях отражаются. Вот и Хванскому не позавидуешь. Одну дочь потерял, с другой придется ой как повозиться. А у него самого здоровье неважное.
— Вы, как всегда, правы, Агаша, Ирке и впрямь надо сойтись с Юркой. А с Таней, думается, все наладится, Хванский справится. По всему видно, духом-то он силен. В данной ситуации даже Гудков поступает по-человечески, щадит больное сердце Хванского, осторожничает, продумывает буквально каждый шаг. И орлам своим не дает лезть напролом.
— Что я слышу, подруга, ты меня сегодня удивляешь! Наконец-то ты в Гудкове увидела не только мента.
— Да, Пантелеймон Зосимович удивительный человек. В нем сочетаются милицейская хватка, чутье и тонкая натура. Только это сразу не разглядишь, — подхватила мысль Агаша. — Ой, он же не любит, когда по имени…
Подошел Макс и прервал нашу беседу:
— Возвращаю вам девушку, но больше не доводите ее до слез. А мне некогда. Нужно сделать еще несколько звонков и проверить снаряжение.
— Да кому нужен твой акваланг? Ты ведь один у нас специалист, остальные тебе и в подметки не годятся! А за девочку не беспокойся. Присядь с нами, Таня, — высказалась Ирка и тут же взяла быка за рога: — Как ты, Танюша, познакомилась со своим братом Родионом?
— Как дядя Борис, ну, который с пятном на носу, мне велел, так я и сделала. С двумя «кадрами» забурилась в ресторан, где и встретилась со своим братцем. Красавец, с усиками, даже лучше, чем на фотке! Меня он не узнал, то есть не увидел во мне сестру Олю. Я была так намазана, в темном парике, да и речь, как сказал дядя Борис, у меня совсем другая. После ресторана Родион прихватил шампанское и виски, но виски ему подменил дядя Борис, это я заметила. И я сразу сказала: вискарь не люблю, только вино и шампанское.
— И что дальше было. Постарайся поподробнее.
— Когда уже много проехали, Родион сказал, что недалеко от его поместья есть глухое место. Там гаишников нет, можно будет выпить на брудершафт. Мы свернули на какую-то другую дорогу, не асфальтовую. Темень, хоть глаз выколи. Мне он открыл шампанское, а сам взялся за виски. Бокал был у него один, так он прямо из горла. И почти сразу вырубился, и целоваться не пришлось. Я обрадовалась, что и под юбку не полезет. Проспится и отвезет меня назад. Я ведь не должна была признаваться, что я его сестра, до тех пор, пока папа на меня не подпишет счет. Ну, завещание и все такое…
— А дальше что?
— Я решила поспать на заднем сиденье. Но тут откуда ни возьмись, наверно, из-за поворота, появилась другая машина. Там были тетка Броня и дядя Борис. Он еще проворчал: «Мы тебя отвезем, а он пусть проспится». В другой машине меня переодели и парик отобрали, и даже всю краску смыли. Сказали, что я теперь Оля и что меня повезут спать в большой дом. А самой Оли пока нет — она в больнице лечится. В той машине совсем ничего не видно, стекла тонированные, да и темно, ночь…
Тетя Броня поехала со мной, а дядька Борис остался, еще проворчал, что надо возиться с каким-то грузом. Наверно, он так Родиона обозвал. Когда подъехали, я только видела свет в воротах и охранников. Броня кому-то сказала, что Оле в театре плохо стало, и повела меня. А уж когда я в спальне оказалась — обалдела: все дорогое, шелковые простыни, ночнушки разные, красивые… Я там все в шкафах перерыла, одежда супер и мне подходит! Мы ведь с Олей одинаковые. Фотка ее там у кровати на тумбочке. Я заснула как барыня.
Мне казалось, что у меня началась райская жизнь. Даже фрукты Броня принесла и какую-то таблетку для сна. Я ее выбросила, я без таблеток сплю. Утром я хотела подкраситься, но в сумочке не обнаружила свою новую косметичку. Расстроилась, думала, в той машине выронила. Ой, а она ведь у милиционера, как он ее нашел?!
— Не волнуйся, тебе ее вернут обязательно, а сейчас она нужна для дела. Так что продолжай, рассказывай, — поторапливала девочку Ира.
— Ну, вот, утром заявилась Броня, сказала, что купит мне хоть три такие косметички. И сразу же начала меня учить, что и как делать, даже как надо говорить. Достала совсем! Но у меня все получалось, она похвалила: «Вот что значит гены! Свое берут!» Ну, я, конечно, старалась, и ради мамы Марии тоже. Я хотела скорей деньги получить и поехать домой, много новых вещей накупить, маме подарков. На завтрак Броня велела мне один раз опоздать, чтоб с папой не столкнуться, пока я еще не готова для встречи. И отвела меня на речку. Велела искупаться и изображать из себя болезненную девочку, которая даже в школу не ходит — на дому учат. А у меня от всего этого и впрямь голова заболела, захотелось с нормальным человеком поговорить. Потом я Галю встретила и обрадовалась знакомству.
— Вот ты и разыграла меня, негодная девчонка, а ведь я тебе, Оля, то есть Таня, поверила. Ты мне беззащитной, хрупкой показалась.
— А она, Галюша, и есть такая. Остальное все наносное — издержки среды. И в образ сестры вошла, и сама в это поверила.
— Да-да, бабушка Агаша, мне как-то сразу все понятно стало, будто я и есть Оля. Только один раз я на имя Оли не откликнулась, а так ничего. Потом папа перед сном зашел меня поцеловать — я первый раз его живьем увидела, а показалось, что знаю давно. Мне бы все осмотреть, побегать там, но эта ведьма велела сказаться больной и чаще лежать в постели. Правильно, что сестра Оля Броню не любит, раз называет «тетя-мама». И я так же ее называла, а хотелось обозвать ведьмой.
А помните, когда в вас охранник пальнул, камеру вам всю разнес — дурак какой-то! Я потом его так обложила, он ушам своим не поверил! А второй гад увел меня и запер в спальне. Охранника того папа уволил. Но Родик был мной недоволен, говорил, что я становлюсь невежей, ругаюсь, как торговка, и напоминаю ему некоторых девиц. С ним мы пару раз сцепились, но тут Броня влезла и сказала, что ему надо меньше пить.
— Минуточку, Таня, а как ты себе представляла возвращение Оли? Тебе сказали, что она в больнице. Но не вечно же она там будет.
— Ну и что?.. Папа пока про это не знает, нельзя его волновать. А потом, как Оля вылечится и вернется, мы познакомимся. Но я уже буду на равных правах с ней. Мне тоже папа что-то отпишет. Я сразу к маме Марии съезжу, подарков ей привезу.
— Но как ты думала, почему тебя не Таней, как есть, представили, а Олей? — не унималась Ирка.
— Наверно, мама Мария так захотела, иначе папе надо было бы рассказать, что Броня меня отдала ей сразу после рождения. А зачем я буду свою маму подводить? Вы же не расскажете об этом, ведь моя мама не виновата. Она меня не крала. Это Броня меня украла и отдала!
— Таня, а почему ты вдруг решила приплыть к нам? Что случилось? Мы в общих чертах догадываемся, а конкретно?
— Говорю же, Галя, там опять скандал у Роди с Броней вышел. Я как раз захотела искупаться. Пока эта ведьма меня не пасет, прям в купальнике, думала, быстро на речку и обратно. Я уже свернула на тропинку к реке, как услышала в беседке их голоса. Спряталась за кустами. Родя кричал, что Броня хочет со своим любовником обобрать их и слинять за границу. Грозил, что отец сегодня же все узнает и что она никаких прав на Олю, ну… Какое-то слово я не запомнила.
— Наверно, на опекунство не имеет прав, — подсказала я.
— Да, вроде бы, так. А потом еще Родя закричал, что
Броня хочет, захватив сестру, шантажировать отца. И ни на какое лечение не повезет глупую девчонку. А Броня в ответ затопала ногами, заорала на Родю, что он, драный наследник, все промотает! И откуда ни возьмись выскочил дядька Борис и чем-то ударил Родю. Дальше я уже ничего не видела и не слышала. Боялась, что меня заметят и захватят. Понеслась к реке и… к вам. Мне было страшно! — Таня затряслась и снова захлюпала носом.
Роман тихо подошел, взял ее за руку и увел наверх. Туг же из сеней вылетели и помчались вихрем к калитке Санька и Василиса, за ними Ральфик. Санька на ходу крикнул:
— Мы кушаться, сейчас самый кайф!
— Стоять! Никуда не пойдете! — вдруг раздался громовой голос Макса.
— Почему это? А мы хотим!!! — заверещали дети так, что ушные перепонки у всех чуть не лопнули.
В это время у Макса засвиристел мобильный.
— Да, да, понял! А их куда? Хорошо, будет сделано! г-Отключив телефон, Макс в три прыжка нагнал Саньку, уже открывавшего калитку, схватил его за руку и прорычал: — Вот что, скворцы, быстро в мою машину! Роман вас отвезет в гости.
— Нет, никуда не поедем, отпустите меня, дядя Максим, — заканючил Санька.
— А я… я поеду в гости, прикольно! — возрадовалась во всю глотку Василиса.
Мы с подругой тоже бросились к ребятам.
— Перестаньте визжать! Собирайтесь, раз велят! — вмешалась Ирка и тут же встревоженно спросила: — Макс, что еще случилось?
— Потом объясню. Зови Ромку и Таню. Всех вместе Роман отвезет в коттеджный поселок, к Пронину. Думаю, и тебе с ними надо, да побыстрей!
Все засуетились. Агаша стала складывать детям в пакет бутылки с минералкой, печенье, еще что-то. Я побежала наверх — подобрала теплую кофту для Тани. Роман держал девочку за руку и приговаривал:
— Теперь поедешь и встретишься с отцом.
— А эти ребята зачем со мной?
— Так надо, они потом вернутся сюда.
Мы втроем спустились вниз, и я услышала, как Ирка наседала на Макса:
— С ними надо Агашу отправить, а я здесь останусь. Мы с Галей можем пригодиться. Нас-то в заложники нет резона брать.
— Если нужно, я с ребятами поеду, — сказала Агаша. И Таня тут же прижалась к старушке. Девчонку, видимо, знобило даже в теплой кофте. Ральфика подхватил Санька и плюхнул прямо в пластиковый пакет с едой.
Через пятнадцать минут, загрузив всю компанию, Роман выехал. Макс наказал ему отзвониться, когда доберутся до места. И чтобы обратно — мухой! Ирка, взволнованная, закурила фильтр. Обожглась, затушила, взяла новую сигарету. Макс присел на минуту и сказал:
— Ситуация вышла из-под контроля. Броне удалось сбежать, но далеко она не уйдет. Громила держит в заложниках Родиона. Скорее всего, как и полагали, в той башенке. Подступ туда только водой.
— Зато в сам замок путь теперь свободен. Ведь Брони нет, охрану можно нейтрализовать! А замурованную дверь взорвать и проникнуть в башенку!
— Ира, откуда у тебя такие наклонности: взорвать, разгромить, шум на всю округу устроить? Громила за это время придушит Родиона и сам водным путем свалит! — парировал Макс.
— Господи, а если Грызин узнает, что Броня слиняла? Ему вообще будет море по колено! Агаша говорила, что для него Бронислава важней денег.
— Да, Галина, Гудков сообщил — шантаж уже пошел. Но подробности мне неизвестны.
— А куда же делись орлы капитана Косыгина?
— Стратегия и тактика были другими — более ровный и спокойный план, поэтому ребята вблизи не светились, чтобы их никто не засек. Ну и чтобы хозяин беспрепятственно мог войти в свой замок. И только потом, по его сигналу, Гудков рассчитывал нагрянуть. А теперь все изменилось.
— Понятно, Макс, ты ждешь команды. Уже совсем темнеет. Позволь и мне с тобой, ведь я хорошо плаваю.
— Нет и нет, Галина! Мне майор башку снесет! Надо было и вас обеих отправить на твоей машине.
— А я убеждена, что мое место здесь. Прикинь, Броне известен номер моего мобильного. Я записала его Оле, то есть Тане, на бумажной салфетке. А эта волчица отобрала салфетку у девочки.
— Галь, ты думаешь, Броня через тебя начнет ее шантажировать?
— Конечно, ей нужна девочка. Она уверена, что за Таню хозяин отвалит любую сумму. Хорошо, что ребят отправили, — молодец, Гудков, сообразил! А то их по отдельности легко отловить. Этот вариант майор просчитывал, упоминал, что, может, придется эвакуироваться к Прониным. Я тогда не придала этому значения. Значит, все развивается по второму сценарию, я так поняла. А может быть и третий, непредсказуемый…
Не успела я договорить, как в моем кармане ожил мобильный. Послышался голос Гудкова:
— Галечка, сиди, не дергайся! Детей отправили?! Хорошо! Жди, может, кто-нибудь позвонит на твой мобильный. Соглашайся на все условия, тяни время. Поняла?
— Да, товарищ майор, не совсем дура! Беру паузу на раздумья, а сама перезваниваю тебе. Получив от тебя инструкции, отвечаю шантажисту или шантажистке.
— Ну, молодец, все, отбой!
— Галя, я понял, что скоро будет мой выход. А вы с Ирой останетесь на телефоне, будете держать связь! — скомандовал Макс.
И тут раздался стук в ворота.
— Это кто-то из деревенских припозднился, может, Семеновна или Пахомыч молоко нам принесли или кваску. Завтра им некогда будет — хоронят Ерофеича, — кинула я на ходу и побежала к воротам, не заметив упреждающего жеста Макса.
Только я открыла ворота, как на меня набросилась туша. Заткнув мне рот, прошипела:
— Девчонку мне, быстро! И ни звука, задушу!
Вспомнив указание Гудкова «на все соглашаться», я покорно закивала, одновременно почувствовав, как что-то тяжелое и холодное уперлось мне в спину Я понимала, что лишнее движение будет стоить мне жизни.
Когда я, передвигаясь под дулом, упертым мне в спину, завернула за угол и не увидела на веранде ни Макса, ни Ирки, то чуть не рухнула без сознания. Но пройдя с десяток шагов, услышала сзади удар. Мой захватчик, матюгнувшись, осел, выпустив меня и одновременно выстрелив. Послышался еще удар, и что-то отлетело в сторону.
Ирка подскочила ко мне с возгласом:
— Цела!!!
— Дура, да отбрось скорее оружие подальше, пока я держу этого борова! — закричал на Ирку Макс.
Ирка, подняв пистолет, понеслась с ним. Я, все еще не понимая, как осталась без «начинки» (выстрел-то был!), не устояв на ногах, опустилась на дорожку.
Но тут боров задвигался, заматерился:
— Надо было тогда не в камеру… а в вас, шалав, стрелять!
«Ах, вот он кто! Охранник, уволенный хозяином, прихвостень Брони или Грызина!» — промелькнуло в голове.
Макс уже вязал борову руки своим ремнем.
Окончательно я пришла в себя, когда у меня в кармане подал сигнал мобильный.
— Галечка, как там у вас?
— Все нор… нормально. А ты, Гудков, где? Нет, Макса пока не могу позвать…
— Броня у нас, мы ее взяли — недалеко урыла. Но почему Макс молчит? Галя, дай ему свой мобильный! Да что с тобой?! — не вытерпев, заорал майор.
— Он бывшего охранника замка связывает, — выдавила я и выронила трубку.
И в это время раздался отборный мат. Но это уже Макс выразил свои чувства вслух, а потом приказал:
— Тащите быстро бельевую веревку! Твою мать, наручники в моей машине остались… и уехали с Ромкой.
Мы с Иркой бросились искать бельевую веревку. Наконец я сообразила, что она у меня над головой вместе с болтающимися на ней тряпками. В это время я услышала, как Макс, схватив брошенный мной мобильник, на беглом ментовском сленге кинул пару фраз Гудкову и тут же подстегнул нас:
— Поторапливайтесь, коровы!
Низкорослая моя подружка подпрыгивала с пистолетом в руке, другой пытаясь дотянуться до веревки. Меня чуть не охватил истерический хохот, но я все же догадалась — бросилась за кухонным ножом.
Наконец перерезанная в двух местах веревка оказалась у меня в руках. Пока мы с Максом перетягивали матерящуюся тушу, Ирка все еще вертела в руках конфискованное оружие. Заметив это, Макс заорал:
— Идиотка, положи ствол в какой-нибудь пакет — совсем залапала!.. И незаряженное ружье раз в год стреляет, а тут — почти с полной обоймой!
На меня опять накатил приступ нервного смеха, и я проблеяла:
— Хм, какая из Ирки корова… с бараньим-то весом?!
— А ты тоже не идиотничай! Ведь на волосок от смерти была. Полетела к воротам… я даже предупредить не успел. Вы, бабы, совсем без мозгов! Иди уж, Галь, последний узел я без тебя затяну. Лучше налей всем по пятьдесят граммов — не помешает.
— Водки нет, Гудков твою заначку с криминалистом допил.
— У меня есть в сумке еще бутылка, целехонькая! Перетащим этого баклана в твой «жигуль», в багажник, и дернем по маленькой.
— Но он же может…
— Ничего, не сдохнет! Хайло ему разлеплю, пусть вопит — будем знать, что живой.
Опять перед нами возникла Ирка, с гордостью держа на весу пакетик с оружием.
— Галина, отбери, наконец, у этой дефективной ствол и отнеси его наверх.
Я так и сделала, а подруга нервно закурила. Досмолив до фильтра, она молча вытащила водку из сумки Максима и первая остограммилась, захрустев маринованным огурчиком.
Когда мы с Максом закрыли багажник с матюгавшимся пленником, тоже присоединились, выпив свои боевые сто грамм. Я вспомнила, что не люблю и не пью национальный напиток, когда закусывала уже вторым огурцом.
Вдруг ожил мобильный Макса. Он в трубку произнес пару слов, видимо, ответил на приказ майора. Молча встал, взял акваланг и ласты и поспешил к реке.
Только он скрылся за калиткой, я сказала Ирке, чтобы была на связи и пасла пленника. Взяв надувную лодку, я двинулась вслед за Максом, совсем не представляя, чем смогу быть полезной. На удивление, подружка не стала меня отговаривать, лишь сказала:
— Будь осторожней. Гудкова не погладят по головке за операцию, проведенную с огромными потерями.
Я оценила по достоинству мужественный юмор подруги, крикнув ей на прощание:
— Бди и жди, и я вернусь. Только очень бди!
Я спускалась по знакомой тропинке к реке, таща за собой надувную лодку. И с каждым шагом казалось, что погружаюсь во что-то вязкое, темное, давящее на все мои чувства. Так, наверно, ощущает себя человек, внезапно потерявший зрение, слух, частично парализованный, но еще живой. И хотя длилось это состояние не больше минуты, но я знала, что запомню на всю жизнь такую непроглядную черную ночь, тягуче оглушающую тишину и тяжелую, без движения, воду, которая, сливаясь с берегом, больше походила на кратер. И вот туда мне предстояло шагнуть, спустив на воду лодку.
Противоположного берега не было видно — ничего вокруг, только я наедине с тьмой… Меня зазнобило, и я присела у самой кромки воды. Вдруг где-то сзади послышался шорох, а затем отборный трехстопный ямб, которому позавидовал бы даже портовый грузчик.
— Максим, ты меня напугал!.. Я чуть не окочурилась!
— Вижу, что готова коньки отбросить. У тебя даже руки трясутся. Давай-ка отсюда немедленно, дорогу обратно знаешь, провожать некогда. И фонарик свой не включай, я жду сигнала с того берега. Не путайся тут…
Волна возмущения охватила меня с головы до пят, и все страхи, навеянные неуемным, книжно-киношным воображением, улетучились. Да как он посмел со мной, женщиной старше его, таким тоном!..
Я не успела озвучить свое мнение о молодом хаме, как увидела блеснувший троекратный сигнал с того берега и одновременно услышала звук мобильника Макса.
— Да, понял. Я-то готов, но она тут со мной, да еще лодку притащила. Ладно, я все матюги исчерпал, говори с ней сам. — И Макс протянул мне трубку.
— Галя, посиди тихо, лодку пока не спускай, только по нашему сигналу с противоположного берега. Дай Максу возможность спокойно доплыть. Его ждет Гошка. Будь умницей. Прогнать тебя домой я не в силах, у меня уже нет аргументов.
— Хорошо, товарищ майор, не беспокойся.
— Ну все, терпи страх, раз уж адреналинчику захотелось. Некому тебя отшлепать, а жаль. — И Гудков отсоединился.
Я подала Максу мобильный, но он его не взял и бросился вплавь. Выждав несколько минут, я спустила лодку — и за ним.
Выстрел на том берегу я услышала, когда была на середине реки. И оставался выбор: или повернуть назад, или туда — в пекло, но вперед. Я, конечно, трусиха, но упрямая. И как уже сама неоднократно убеждалась и уверяла других — не терплю непонятного и неопределенного. Кто в кого стрелял? Если ли жертвы? Любая помощь, и моя в том числе, сгодится. И я поднажала на весла.
Вдруг послышался голос Макса: «Вяжи его быстро! А я в тоннель!»
Я выскочила на берег, и тут в меня выстрелил сильный пучок света фонарика.
— Здрасьте, давно не виделись! Галь, помоги Гошке стреножить подстреленного, хм… амфибию! Весь скользкий и мокрый. Он оттуда, из тоннеля. — И Макс, сам не хуже известного киношного образа приснопамятных лет, ушел под воду.
Я кого-то держала за плечи, когда Гошка надевал наручники. Мокрый с ног до головы, подстреленный, но живой трофей даже не матерился, только прошептал: «В больницу меня, гады, везите».
— Щас будет тебе санаторий со всеми удобствами и сексапильной обслугой! — рявкнул Гошка и, взвалив на себя груз, потащил вверх по тропинке, наверно, к замку.
У меня в кармане запиликал мобильный Макса, и я услышала голос Гудкова:
— Галя, немедленно возвращайся! А Ромка пусть на этой лодке сюда! Он вкатит подстреленному укол, чтобы можно было его допросить. Сама останешься на своем берегу. Если увижу, что снова появилась, убью!
— Ромка еще не вернулся, как детей отвез.
— Он уже у вас. Но ты лодку забрала. А сам эскулап хреново плавает.
— А Максим? Как он тут один?
— Макс свое дело знает, он водным путем… там уже решетка открыта. Захваченный «герой-подводник» ведь оттуда выплыл. Все, отбой! — как из пулемета, отстрочил Гудков.
На войне как на войне, и надо выполнять приказ. Я быстро прыгнула в лодку, и обратно к своему берегу.
Летела по тропинке, не включая фонарик и даже не спотыкаясь.
Ирка, увидев меня, вся затряслась:
— Галь, ведь там стреляли, да?! Ромка лодку искал, а ты ее умыкнула!
Чувствуя себя виноватой, я молча сунула Ромке мобильный. Он, тоже ни слова не говоря, выхватив фонарик, оттолкнул меня с такой силой, что я едва устояла на ногах, и рванул к калитке.
Жест красноречив: убирайся, мол, восвояси. Такой грубости еще и от этого птенца я не ожидала! Стало быть, он действует по инструкции Гудкова. Я понуро поплелась к веранде. Подруга нервно курила одну за другой и слушала рулады пленника в багажнике.
Эх, так и не удалось разглядеть потайной подводный ход! Туда нырнул Макс, но ведь там, в башне, Громила…
Ирка, словно подслушав мои мысли, тяжело вздохнув, сказала:
— Галь, ведь Макс первопроходцем туда!.. А вдруг там его?.. А он ведь еще парень молодой, не успел пожить, ни жены, ни детей.
— Прекрати, не накаркай! Не думаю, что Громила на него сразу бросится. Да и Макс не один. Следом за ним наверняка Гошка туда же. Он уже был в снаряжении, когда мы скручивали подстреленного.
— Кого, Галь?.. Кто там был?
— Наверно, тот, второй охранник замка. Его тоже Броня подкупила. Он выплыл, видимо, на разведку и попытался сбежать. Его подстрелили в ногу и повязали.
— А Громила?
— Он хитер. Разведчик не вернулся, он из башни не вылезет, будет ждать, что придут за ним. И конечно же, просто так не сдастся.
— Господи, да как же его взять? Под водой узкий ход. Громила будет стрелять в любого, кто сунется. Ой, не могу… Галь, давай по чуть-чуть водки, может, мандраж пройдет.
— Давай, мне теперь все можно! Но потом я еще раз сбегаю на берег, может, сигнал какой будет.
Мы выпили по полстопочки без закуски, запив водку холодным чаем. И подруга твердо сказала:
— Не пущу! Хватит! У преступника ведь оружие! Гудков позвонит, если нужна будет наша помощь.
— Как же, жди! Он меня уже отругал…
— Галь, от Ромки я успела узнать, что Броню взяли, а Громила перестал просить выкуп, молчит. Хитрый, скотина, каким-то образом догадался, что Броня уже в руках ментов. Ведь майор заставил Броню позвонить на мобильный Громиле, и она ему сказала, что все в порядке — выкуп за Родиона готов. Но тот обозвал ее сучкой, и все. Теперь он Родиона в живых не оставит, терять-то нечего. Ментам известно, что у этого уголовника ствол и нож, живым он не дастся.
— Успокойся, что-нибудь Гудков придумает.
— Кажется, он уже нашел выход. Мне известно, что майор выходил на связь с Агашей. Наверняка это она посоветовала, чтобы Броня под их диктовку позвонила Громиле. Но, к сожалению, фокус не удался.
— Ой, Ир, я поняла: Гудков задумал себя поменять на Родю! И предложит это Громиле! Господи, но это же большой риск!
— Так ты что, виделась со своим любимым ментом?!
— Нет, только по мобильному с ним… Говорю же, он меня отругал. А ощущение такое, что сам был где-то рядом. Скорее всего, на территории замка, в беседке, из которой все просматривается. У них какой-то ночного видения бинокль есть. Но мне не дает покоя другая мысль. Вот они обложили, пасут Громилу, но что-то не вяжется. Такой бывалый уголовник в эту башню, как в ловушку, не полезет. Камикадзе, что ли, он? Ведь знает, что погибнет вместе с Родионом.
— Да, Галь, как говорят менты, не срастается что-то.
— У меня еще не выходят из головы слова Агаши, что Грызину в первую очередь нужна Броня и…
И не успела я развить очередную глубокую мысль, как у ворот просигналила машина.
— Сначала спроси, сразу не открывай! — затараторила Ирка
Мы, как мышки, тихонечко подобрались к воротам.
Сигнал повторился, и мы услышали незнакомый мужской голос:
— Дамы, откройте, я Косыгин!
— Хм, Галь, смех да и только! Помнишь, еще в школе дурачились: «Не дрейфь, Маруся, я Дубровский!» — ляпнула Ирка глупость — нет-нет, да на нее находит.
— Вы тот Косыгин, который с Гудковым? — начала я вести допрос через ворота.
— Галюша, открывай скорей, я с капитаном Косыгиным и его напарником, — послышался голос старушки.
— Ой, Агаша! А мы только что вас вспоминали! — воскликнула я и отворила ворота.
В фокусе бьющих от машины фар выскочил хорошо сбитый крепыш в служебном обмундировании. И Агаша с ходу:
— Галюша, доставай свой набросок окрестностей.
— А… здравствуйте, товарищ Косыгин. Проходите. У нас электричество отключают после десяти. Но на веранде есть фонарик и свечки.
Я поспешно вытащила из шкафчика карандашный набросок.
— Вот видите, здесь изображены окрестное™ — луг, коровы пасутся и какой-то полуразрушенный сарай, портящий пейзаж.
— Только без лирики, мадам! Мне бы подробнее о сарайчике…
И я, как могла, описала капитану бревенчатое строение, где когда-то, наверно, хранили сено. И указала примерное расстояние до этой постройки.
— Все, спасибо. А сейчас откройте багажник, мы заберем пленника.
И тут я заметила еще один мужской силуэт, который Косыгин обезличенно назвал сержантом, приказав: «Вытаскивай груз из багажника, да залепи ему матюгальник».
Перетащив нашего пленника к себе в машину, Косыгин вернулся, пожал руку Агаше, сказал всем спасибо и исчез. Вскоре мы услышали шум отъехавшей машины.
Я взяла Агашу под руку и повела к веранде. Хоть и привыкли мы к своему двору, но в темноте недолго и ногу подвернуть. Ирка, рядом подпрыгивая, без конца тараторила:
— Вас, Агаша, ребятишки, наверно, достали, да и менты, вижу, туда-сюда возят. Отдохнуть бы вам.
— Ничего, выдюжу. Думаю, теперь уже развязка близка. Сейчас бы мне чайку, только холодненького.
— Есть, есть холодный чай! Мы его сто лет не грели. Присаживайтесь сюда, — сказала я, а у самой от нетерпения узнать подробности аж язык зачесался. Но даже Ирка понимала, что Агаша расскажет, когда сочтет нужным.
Мы зажгли новую свечку взамен почти сгоревшей, я достала свою схему и, как примерная ученица, сложив руки на парте, приготовилась слушать.
— Перво-наперво скажу: за детей не беспокойтесь, все накормлены, и Ральфик тоже. Саньку с Василисой от телевизора не оттащишь. Там он с огромным экраном, видеокассет полно, сидят, смотрят. Но за Таней они помогли ухаживать. Та отплакала по сестре Оле и после радостной встречи с отцом уснула. А Хванскому пришлось делать укол, да и давление несколько раз ему Роман мерил. Но все же Олег Родионович духом крепок. Придя в себя, просился участвовать в операции, но ситуация, как вам известно, поменялась. Он набросал и передал подробный план замка. Сейчас они все под присмотром участкового Пронина.
— Агаша, а зачем вдруг понадобился мой рисунок? Ведь все закручено вокруг замка и пристройки с башенкой, где Громила держит в заложниках Родиона?
— Мы все сконцентрировали внимание на замке, на башне, вообще на окрестностях противоположного берега. В этом и был наш общий просчет.
— Агаша, но я не совсем понимаю: что и кого на нашем-то берегу искать? Ведь все в замке были: Броня, охранники, которых, как известно, уже выловили, и эпицентр — башня, для проникновения в которую подготовлен дуэт аквалангистов — Макс и Гошка. В башне заложник Родион, которого держит Громила.
— И я до некоторого момента тоже придерживалась этой прямой и, казалось, самой логичной версии. Но тут вспомнилось, что бесполезно искать черную кошку в темной комнате, тем более если ее там нет. И я подумала, что у нас аналогичная ситуация.
— Значит, Громилы в башне нет?! — воскликнула я, но меня тут же перебила Ирка:
— А куда ж он делся, он что, бесплотный дух?
— В том-то и дело, что его там и не было. Когда мне пришла эта мысль в голову, все как бы встало на свои места.
— Агаша, ну… это либо классика, либо…
— … маразм — хотела ты сказать. Не смущайся, Ирина.
— Да я, извините…
— Ничего-ничего, — перебила Агаша, — Грызин был в башне ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы затащить туда Родиона, привязать его и оставить. Охранника, которого потом подстрелили, он вызвал в башню по мобильному. Тот, кстати, хороший пловец. И он там сидел до поры до времени, охраняя лестницу, ведущую на второй этаж башни, не зная, что наверху только один заложник, Родион, а Грызина и в помине нет.
— Хитер этот Громила! Мозги сломать можно, как он все просчитал! А почему охранник свой пост бросил?
— Хороший вопрос. Этот момент сбил нас с толку и, оказывается, тоже был заранее просчитан Грызиным. Он скомандовал по мобильному, чтобы охранник осторожно выплыл на разведку и сообщил ему, есть ли засада. Тот так и сделал, да еще вздумал бежать. Но наши его подстрелили. Вот этот фейерверк Грызину и нужен был. Он и рассчитывал пожертвовать пешкой, чтобы убедиться, что все силы сконцентрированы у замка.
— Но ведь Громила рисковал. Он понимал, что менты убивать охранника не будут, а оставят его, чтобы допросить. Тот и расколется.
— Галюша, он и раскололся, сказал только то, что ему было известно. На втором этаже башни Грызин держит в заложниках Родиона, а сам он исполнял функцию охранника на лестнице, у входа в тоннель…
— А Макс решил проверить показания охранника, — перебила Ирка, — вдруг там еще парочка таких же сидит?
— Именно так. Максим сплавал и доложил, что внизу никого нет. Напрашивается вывод: на втором этаже башни Грызин и Родион. И опять встал вопрос: как освободить Родиона живым и взять преступника? План замка, выданный Хванским (включая замурованную дверь), как выяснилось, реализовать в сложившейся ситуации невозможно. Взорвать — все взлетит на воздух, взломать дверь и проникнуть в башенку не удастся — преступник услышит и, конечно, в живых Родиона не оставит. Такой выход был бы на руку только Брониславе. Она бы избавилась сразу от двух свидетелей — Родиона и Грызина. Тогда-то мы с Хванским и предложили, чтобы Бронислава позвонила на мобильный Грызину и сообщила о том, что Олег Родионович готов заплатить выкуп наличными. А Гудков гарантирует свободный выезд ему и Брониславе.
На это Борис Грызин ответил грубо и отказался от переговоров.
— Хм, знаем, что обозвал Броню сукой. Он ей никогда не доверял.
— Правильно, Ира. И вот, когда мне майор сообщил о таком ответе, у меня и возникла мысль, что Громилы в башне нет. Иначе, как бы он узнал, что Бронислава уже в руках милиции и поет с их голоса. Он обезопасил себя заранее и откуда-то наблюдал, был в курсе происходящих событий.
— Я все поняла! Гудков, чтобы убедиться, что в башне нет Громилы, а только один Родион, и предложил себя в заложники.
— Естественно, Грызину это было невыгодно. Тогда бы вскрылось, что его-то самого в башне нет, и Родиона можно вызволить без всяких проблем. И он на это предложение Гудкова ответил, что поменяет Родиона только на Брониславу. Поставил условие: через час доставить ее на лодке к основанию башни.
— Поняла, поняла трюк Грызина! — как всегда выскочила Ирка, — он хочет выйти из убежища, прикрываясь Родионом. И таким же образом уйти назад в башню, уже вместе с Броней. Прямо как романтический герой Пого — похоронить себя вместе с возлюбленной в башне…
— Ирка, заткнись, не сбивай с мысли! Агаша, вы сказали, что Громила хочет, чтобы Броню доставили на лодке. И это сделает, конечно, Гудков?!
— Ну, Галюша, я не хотела тебя заранее волновать…
— Минуточку, Агаша. Давайте-ка еще раз посмотрим на рисунок. Значит, вы утверждаете, что Громила на нашем берегу. Как же я сразу-то не сообразила! Ведь от постройки, о которой спрашивал Косыгин, — башня как на ладони. Если он с крыши этой сараюшки будет стрелять, то… господи, он же убьет не только Броню, но и Гудкова!!!
— Значит, у этого уголовника есть снайперская винтовка?! — начала прозревать Ирка.
— И эта постройка на нашем берегу была его логовом, а в башне-ловушке он бывал только временами. Помните ночь, когда задушили моего кота? Эксперт Норкин обратил внимание на следы, ведущие со стороны луга вдоль нашего берега и оборвавшиеся у реки.
— Да, многое теперь становится понятным. И периодами в башне свет горел. Но, Агаша, отведенный Громилой час, наверно, уже истек?!
— Думаю, минут десять еще осталось. Если прикинуть, что мы с Косыгиным мчались с бешеной скоростью, здесь захваченного охранника перегружали из багажника минут пять, и на разговоры ушло минут пятнадцать…
В эту секунду раздался звук мобильного. Я услышала голос Гудкова, требующего передать трубку Агафье Тихоновне. Что я и сделала незамедлительно.
— Да, да, поняла, хорошо. Нет, это строение недалеко, Косыгин успеет, не беспокойтесь. На всякий случай, будьте осторожны. Хорошо, передам.
— Агаша, почему он со мной не поговорил?
— Успокойся! Майору некогда, да и не хочет он тебя волновать. Родион освобожден, теперь все идет по плану. У молодого Хванского от удара рана на голове, но неглубокая. Им занимается Роман.
— Агаша, ведь на лодке будут только Броня и Гудков как живые мишени! Я все же позвоню ему.
— Нет, он на время отключил телефон.
— Господи, какой риск! Неужели нельзя было как-нибудь иначе?! И разве сумеют Косыгин с каким-то там сержантиком помешать Громиле выстрелить! Неужели нельзя было взять подкрепление? Ой, а где сейчас Данила? Почему он не с Косыгиным? Втроем бы они с Громилой наверняка справились!
— Я еще не успела вам сказать. Данила ранен при задержании Брониславы. Та на иномарке, а он на старых «жигулях» ее преследовал. Так вышло, что на том отрезке пути он оказался один. Бронислава стреляла и попала Даниле в руку. И он, уже раненый, продолжал преследование. Прострелив колесо, задержал ее. Уже отправлен в больницу, но ранение легкое, навылет.
— Вот это Данила! — восхитилась Ирка. — А теперь под прицелом и Гудков будет!
— Ну как же они без подкрепления-то? — пробормотала я.
— Девочки, перестаньте, накликаете. Они ведь профессионалы. А Гудков тем более. — И Агаша, вздохнув, отвернулась, кажется, перекрестилась (чего мы никогда прежде не видели). — За час уже ничего невозможно было придумать. На нашей стороне прикрывали дорогу только капитан Косыгин и сержант. Остальным нужно было бы в объезд, а переправляться открыто через реку, значит, — спугнуть Грызина. И я уверена, Косыгин справится, потому что появится с тылу внезапно. Такого поворота, думаю, даже все просчитавший Грызин не предвидел…
Агаша не успела договорить — со стороны реки послышался выстрел, и женский вскрик пронеся эхом над водой.
Я вскочила и понеслась к калитке, Ирка за мной.
— Галь, это же Броня вскрикнула! Громила как метил в нее, так и попал. Второго выстрела не было, значит, Гудков жив!
Я остановилась, повторяя: «Второго выстрела нет… Значит, Гудков цел!»
И все же что-то понесло меня к реке, и я не сразу поняла, что в моем кармане ожил мобильный.
— Галина Павловна, все нормально!
— Кто, кто это?
— Это я, Роман.
— А Гудков?.. Дай трубку ему!
— Все нормально, но он сейчас занят.
— Говори, что с Гудковым, и не ври мне, щенок!
— Не волнуйтесь, сейчас передам трубку!
— Галечка, дорогая, все хорошо! Рома меня сейчас перевязал. Слегка задело плечо, и все.
— Галина Павловна, это снова я, щенок…
— Роман, прости меня, пожалуйста…
— Я понимаю, Галина Павловна, трудно быть боевой подругой героя. Гудков Брониславу собой прикрыл. В общем, оттолкнул ее, и его самого по касательной задело. Всего лишь царапина.
— Слышала, Галечка, что сказал эскулап? Так что за меня не беспокойся. И вообще, все в порядке! Борис Грызин взят — постарался Косыгин. В общем, отдыхайте. Утром ждите нас в гости. — И Гудков отсоединился.
— Что, что тебе, Галь, сказали? — вопрошала Ирка, дымя сигаретой мне прямо в лицо.
— С утречка ждать гостей да на стол собирать.
— Слава богу! Значит, все наши ребята живы!
— Скоро светать начнет, ночи-то короткие. Надо бы вам хоть немного поспать. А на стол приготовить успеем. Думаю, с утра Гудков поедет к начальству на доклад. Так что у нас появятся они не раньше обеда, — размышляла вслух Агаша.
— Успеем отдохнуть, а сейчас сна ни в одном глазу, — пробубнила Ирка, — значит, эта стерва Броня жива. И у Громилы небось тоже ни одной царапины…
— Да, Ир, а вот Гудкову плечо задело, может, сильно, но он и Роман самозабвенно мне врут. А Данила и вовсе теперь в больнице.
— Не накручивай, Галюша, майор сам с тобой разговаривал, значит, нет никакой опасности для его здоровья. У вас от волнения сложилось несколько искаженное восприятие произошедшего. Уж на что я, старая, не могу абсолютным слухом похвастать, но уверяю — вскрик Брониславы произошел на долю секунды раньше, чем выстрел. Она, видимо, нутром почуяла опасность, Гудков ее и оттолкнул — у него мгновенная реакция. Но Грызин промазал, думаю, по другой причине. В последнее мгновение подоспел Косыгин. Впрочем, уже скоро мы узнаем все подробности. А теперь надо отдохнуть. Я очень устала. И вам не мешало бы хорошенько выспаться.
— Да, Агаша, прилягте, — опомнилась я и проводила старушку в горницу. Укрыла ее пледом и притворила дверь.
Мы с Иркой, не сговариваясь, молча выпили по стопочке и так же молча закурили.
Забрезжил рассвет, в густой поросли начали проступать контуры замка, башенки, погруженные в темную гладь воды. Удивительно, ореол загадочности и таинственности не пропал, но исчезло, наконец, ощущение тревоги и неопределенности.
Проснулась я от бьющих лучей солнца. Уже без четверти десять. Ирина спала безмятежно, не подозревая, что уже как минимум полчаса должна трудиться на своем рабочем месте. Надо звонить Андрею и нагло врать, что прихворнула его сотрудница и к «станку» встанет не раньше завтрашнего дня. Я задернула шторы, чтобы подруга не жарилась под палящим солнцем, и тихо спустилась вниз. Агаши ни в горнице, ни во дворе не оказалось. На веранде все прибрано, никаких признаков вчерашних событий. Словно мне все приснилось, только голова была тяжелой и в то же время пустой — ни одной стоящей мысли.
Набрав номер племянника, я, на удивление складно, наврала ему про Иркино недомогание, связанное с перегревом и переутомлением, — взрослые детки ее укатали так… Пояснять не стала, лишь намекнула, что и они с Людмилой в недалеком времени испытают все эти прелести. Андрея мое банальное умозаключение привело прямо-таки в эйфорическое состояние, мол, своя ноша не тянет. Людмила, оказывается, каждый день взвешивается, чтобы узнать, как растет в утробе плод. Выслушав еще какую-то благоглупость из уст будущего отца, я пожелала им хороших привесов, здоровья и счастья в семейной жизни.
Итак, одна проблема решена. Теперь надо звонить насчет наших недорослей, когда за ними приехать к Пронину, точнее, в дом Ленки. С ней ни говорить, ни тем более встречаться не хотелось. Повезет, если она не дома, а в Москве, в своей фирме кует себе золотой запас.
Не успела я сбросить негатив, вызванный образом бывшей одноклассницы, как в моих руках ожил мобильный и раздался бодрый женский голос, назвавшийся Магомадовой.
Почувствовав замешательство после моего машинального «здрасьте», абонентка с повышенного тона перешла на крик:
— Галь, не узнаешь?! Я ваша с Иркой бывшая одноклассница — Лена Пронина, теперь Магомадова! Я в курсе всех событий! Супер, как вы там все разрулили!.. Ко мне вот-вот журналюга нагрянет! Ты не обидишься, если я дам интервью? А потом он и к вам!..
— Нет-нет, Лена, рассказывай, что хочешь, а нам не до журналистов. И, пожалуйста, скажи ему, что у нас старушка приболела, к нам нельзя.
— А, наслышана! Это Агафья Тихоновна! Отец мой да и дети о ней все уши прожужжали. Ну, хорошо, тогда я все сама журналисту Перелыгину… Обещал на первую полосу! Ну надо же!.. Значит, существует проклятье! Никого не обошло! Весь род Хванского — сплошь разбитые судьбы!!! А Бронислава какова! Так себя несла, а сама… Ха-ха, ну теперь корона-то слетела с этой гордячки. Папа говорит, ей придется долго отдыхать на нарах.
Ленка еще что-то тараторила взахлеб, очевидно, репетировала речь перед журналистом. Я едва сдерживала себя, чтобы не нагрубить. И, как могла, вежливо прервала ее восторги и злопыхательства, спросив однозначно, когда можно заехать за детьми.
— Ой, Галюнчик, они допоздна видик смотрели, теперь еще спят, собака тоже. Проснутся, всех накормим. Пусть остаются у меня до завтра, вы хоть отдохнете. А тут есть кому за ними присмотреть — я свою прислугу из Москвы притащила. Ведь по телефону мне отец все рассказал, я и приехала с утречка на целых два дня.
— Ладно, пусть дети побудут у тебя, только щенок еще маленький — не перекармливай.
— Ну, вот и хорошо, не беспокойся. А потом и ты ко мне, и я к тебе в гости…
Устав от Пронькиной трескотни и духоты, предвещавшей дневную жару, захотела немедленно искупаться. На речке все, как прежде, но на противоположный берег не тянуло. Освежившись, растерлась полотенцем и почувствовала себя уже на четыре с плюсом. И бодрым шагом направилась к дому.
Во дворе все еще было тихо. Я разогрела чайник, заварила растворимый кофе и уселась, с удовольствием попивая горячий напиток, попыхивая сигаретой.
Только я расслабилась, как раздался сигнал у ворот. «Это, наверно, Гудков, а у меня волосы дыбом, как у мокрой курицы, халатик жеваный, словно через мясорубку пропущенный, — я ведь в нем спала. И под ним ничего: снятый мокрый купальник болтается на перилах веранды — веревки-то бельевой теперь нет», — все это мухой пронеслось в голове.
Но сигнал повторился, и я, придерживая полу халатика, двинулась мелкими шажками к воротам. Открыла и обмерла. Передо мной стоял элегантный молодой человек весьма приятной наружности. Кажется, это он вместе с пожилым мужчиной привозил нам от Хванского новую видеокамеру.
— Доброе утро, Галина Павловна.
— Да… доброе.
— Простите, видимо, разбудил вас. После вчерашнего, наверно, отдыхали. Но… Олег Родионович с Танечкой уехали в Москву и очень просили вам все это доставить. Примите, пожалуйста, и не возражайте.
Молодой человек вкатил складную тележку, полную коробок. И уже у самой веранды спросил:
— Куда лучше выгрузить? Тут подарки разные…
— Я… я не знаю, но зачем и почему нам?..
— Тут всем, и для бригады Грудкина.
— Гудкова, вы хотели сказать.
— Простите, да, и для Гудкова.
— Ну, прямо сюда и выгружайте, но…
— Никаких «но»! Я выполняю поручение хозяина, так что примите, пожалуйста. Остальное он выразит лично, как вернется. Ведь вы и Агафья Тихоновна не уедете?! Еще будете здесь отдыхать?!
— Отдыхать?.. А, да, мы будем… начнем, — промямлила я и пошла закрывать за посланником Хванского ворота. Он еще раз поблагодарил меня и укатил на дорогой иномарке.
Я снова села и закурила, уставившись на ворох коробок.
— Вот это да! Галь, с утра делом занялась? Решила все разгрузить, а я вот продрыхла. Ой, надо срочно позвонить на работу Андрею!..
— Не надо, Ир, я уже позвонила. Сказала, что ты приболела и приедешь завтра после обеда.
— Умница! Настоящая подруга! Знаю, что врать тебе тяжело — этот подвиг я оценила и отслужу. Да вот прям щас и займусь: что в холодильник, а что… Но ведь все скоропортящееся еще вчера убрали, осталось только… Галь, да это же не наши, а совсем другие коробки! Откуда? О, тут икра, осетрина, копчености, пицца, сыр трех сортов! Что за скатерть-самобранку боженька нам послал?!
Я в нескольких словах объяснила, откуда сии дары, и тут же в раздумье сказала:
— Как-то неудобно получилось. Я даже поблагодарить не удосужилась, словно в столбняке… Надо было отказаться. А Гудков как это воспримет, взятка, что ли?
— Да брось, Галь, интеллигентское самоедство! Хванскому захотелось нас отблагодарить. Ведь вторую дочку спасли и сына Родиона тоже. И состояние помогли не разбазарить… А вот Гудков и Данила, хоть и не сильно, но пострадали. Майор в какой напряге работал со своей бригадой! Ну, не хмурься, подруга, глянь — сколько всего! Жить будешь, Галюха, без проблем — надолго хватит! Щас я тебя хорошим крепким кофейком напою, а растворимый не пробирает.
Наконец подруга перестала трындеть, занялась делом: смолола зерна и приготовила отличный напиток. Мы поко-фейничали, взбодрились и принялись разбирать коробки.
— Вот, смотри, здесь подписано, хм: «Для доблестной милиции».
— Ир, это не нам, не открывай!
— Ну ладно, я любопытная, но не до такой степени.
Вскоре она сообщила, что холодильник забит до упора, остальное уложено в кладовке.
— Галь, смотри, а здесь запасец и для собаки, и для кота. Видимо, Хванский еще не знает, что Фомы у нас уже нет.
— Да откуда, Ир? Мы его самого-то еще в глаза не видели. Все, что для кота, убери подальше, чтоб Агаша снова не разволновалась.
— А мы ей другого хорошенького котеночка подарим! — сообразила Ирка.
— Да, такая мысль уже была. Но не сразу, утихнет все, и тогда…
— Понимаю. Ну, я сейчас сбегаю на речку, освежусь.
И Ирка исчезла, громко хлопнув калиткой.
Я взяла схему из шкафа, но тут же отложила. Прежде чем ее окончательно заполнить, предстоит разобраться в мелких деталях и нюансах. Но это уже когда Гудков и компания прибудут.
— Галюша, ты что сидишь, задумалась? — неслышно подойдя, тихо спросила Агаша.
— Да в голове продолжает все крутиться. Всплывают какие-то моменты и…
— Понимаю, ты не терпишь даже малейших неясностей. Но это уже мелочи. Главное, все позади. Преступники взяты и ответят перед судом. Думаю, доказательств достаточно у майора. А сейчас надо бы что-то приготовить из тех припасов, которые прислал Андрей. Мужиков, наверно, много соберется.
— А у нас полный холодильник всего! — воскликнула я и рассказала о сказочном явлении Деда Мороза, правда, больше смахивающего на его внука.
— Такую же тележку, как ты говоришь, Дед Мороз доставил и в семью Ерофеича. Сейчас там готовят поминки уже без проблем. Все они в курсе, какую мы ночку провели. Машина Косыгина, эта «мигалка», была на время поставлена у Пахомыча во дворе. Так что капитан и сержантик в ту постройку поспешили где бегом, где пешком, Где по-пластунски. К ним и Макс подоспел — помог взять преступника. Он вовремя с того берега под водой переправился. Жители тоже молодцы: затихли, не шумели. Они только днем у нас тут поглазели, и поняли, что затевается что-то серьезное, кого-то будут ловить. Пахомыч сказал, что такую сараюшку в другой деревне давно бы уже по бревнышку растащили, а здесь, в Разбиваевке, одни старики живут себе в старых избах. Галюша, ты после всего этого из Разбиваевки не уедешь?.. А то некоторые сомневаются.
— Конечно, нет, я даже хочу еще пристройку сделать к нашему дому. Пожив здесь, хоть и недолго, поняла, что у нас всегда будет народ. Вот для гостей и нужны дополнительные апартаменты.
— Рада за тебя. Это хороший настрой.
Мой любимый мент и компания прибыли на «опеле» Макса уже под вечер, когда накрытый стол начал увядать.
Салаты хоть выбрасывай, бутерброды скукожились, да и водка, вытащенная из холодильника, выглядела сиротливо.
Выплеснув свое недовольство, я быстро успокоилась, все же рада была, что Гудков жив и вроде бы здоров (под рубашкой и жилетом даже незаметно перевязанного плеча). Дар от Хванского — два компьютера — майор принял сдержанно, сказав, чтобы коробки постояли у меня, пока Хванский не оформит их в виде шефской помощи отделу. Все, кроме Агаши, вдоволь поиздевались над его чистоплюйством и занудством. А Максим так прямо и сказал: «Неподкупных ментов не бывает, следовательно, майор Гудков просто выродок!»
Постепенно застолье приняло свои привычные формы. К моменту, когда Макс предложил исполнить песню «Ой, мороз, мороз», все уже друг друга любили и уважали. Но Гудков усек мое с Иркой нетерпение и сказал:
— Споем потом, вижу, без «разбора полетов» не обойдется. Признаться, я сегодня изрядно устал — докладывал начальнику. А он у нас не Мухомор… наш Подосиновик доброе слово сподобится вымолвить разве что на похоронах. Ну ладно, Агафья Тихоновна, Галечка и Ира, я постараюсь изложить коротко, а вы по ходу задавайте вопросы. Итак, Бронислава, подсыпав Оле снотворное в сок, вколола ей, уже спящей, смертельную дозу наркотика. А Грызину сообщила, что девочка просто спит. И тот прямо в машине набросил на Олю удавку. Спрашивается, зачем был нужен Броне такой трюк? — Прежде всего, чтобы Грызин осознавал себя исполнителем преступления.
— Так он даже не догадался, что девочка была уже мертва? — переспросила Ирка.
— Догадался, но позже, когда перетаскивал труп. По зрачкам, да и по другим признакам. Разумеется, в темноте и в спешке Громила сначала не обратил внимания на пассивное поведение жертвы во время удушения, на характерные признаки, хорошо ему известные (ведь на его счету несколько таких задушенных жертв). Он все проделал механически.
Какое-то время Грызин с Броней скрывались в кустах, чтобы их не было видно с дороги. И поджидали Родиона в расчете подсунуть ему в машину труп сестры, тем самым списать на него это убийство.
— Понятно, они знали, что Родик, миновав посты ГИБДД, обычно останавливался в этом месте и позволял себе расслабиться. И Таня нам сказала, что он предложил ей шампанского, а сам выпил виски и сразу отключился.
— Именно так, Галечка, но Бронислава-то не знала, что на сей раз в машине молодой Хванский не один. И каково же было ее изумление, когда оттуда донесся женский голос. Громила тут же сказал, что Родион снял девицу, не подозревая, что это его сестра — Таня из Козельска. Та моментально сообразила, что Борис не доверяет ей и подстраховался живой свидетельницей. Он понимал, что в замысле Брони ему ничего не светило, более того, сам становился для нее ненужным свидетелем. Вот и вывел на сцену Таню. И дальше все пошло уже по сценарию Грызина. Возмущаться Броне не было смысла, да и некогда. Ей оставалось лишь спасать свою шкуру и принимать правила игры Бориса.
— Если у Громилы свой план, зачем ему понадобилось участвовать в Брониной затее, да еще душить жертву, вешая на себя лишнее убийство?
— Хороший вопрос, Галечка. Как уже известно, ему нужна была сама Броня, ну и деньги Хванского, конечно, тоже. Но ее, незапятнанную перед Законом, не ухватишь. А тут она становится заказчицей и соучастницей преступления. Оба повязаны. А для самого Громилы одной жертвой больше — не столь важно.
Итак, происходит обмен. Таню из машины пьяного спящего Родиона пересаживают в машину Брони. И та должна доставить Таню в замок под именем Оли, что, в общем-то, несложно: девочка уже подготовлена Борисом к этой роли. Ему же осталось подсунуть труп Оли в машину к спящему Родиону. Но тут он услышал звук подъехавшего джипа и громкие голоса. Как оказалось, это были кредиторы Родиона — Геннадий и Анзор (они-то и спутали частично карты преступников). Братки довольно-таки быстро разбудили Родика и начали разборки. В конечном итоге тот пообещал им отдать должок в ближайшее время. И молодой Хванский направился в замок, а братки — в Калугу по делам (они ведь и завернули по пути). А Грызину ничего не оставалось, как перенести труп близняшки в низину.
— Товарищ майор, до сих пор не могу понять, почему Родион не хватился девицы-то, все же не вещь, которую по пьяни можно потерять и забыть?
— Да, Рома, нам пришлось и этот ребус разгадывать. Ну ладно, поясню, наверное, многим этот момент неясен.
— А… я знаю! Таня упомянула, что в ресторан она с двумя кадрами завалилась. Это и были Анзор и Геннадий, а уж потом появился Родион и познакомился с девчонкой…
— Галина Павловна, извините, я перебью. Я теперь тоже понял. Красавчик Родик браткам задолжал, да еще тел к… то есть девицу у них увел. Поэтому он и не стал рыпаться. Очнувшись с перепою, пообещал браткам вернуть долг, а насчет девицы не сомневался, что они забрали ее в свою машину. А браткам тем более до фени, где и когда Родион высадил свою подружку.
— Ну, Ромка, сообразительный ты наш! Переходи-ка в опера! Все верно, но позволь продолжить. Что же делает Громила, оставшись наедине с трупом Оли?
— А ему уже не было смысла заметать следы за Броней, прятать труп девочки, — выскочила Ирка.
— Какие все умные, одно удовольствие общаться! Итак, Грызин не просто сбрасывает тело в низину, а укладывает так, чтобы труп был виден с дороги. И подкидывает косметичку, забытую Таней в машине. А на обочину выбрасывает босоножку жертвы. И исчезает.
— Для чего он это сделал? Здесь, думается, показуха неуместна?
— Поясню, — усмехнулся Гудков в адрес Ирки и тут же продолжил: — Громила был в курсе, что Хванский утром должен выехать по делам. Наверняка на дороге он бы заметил Олину босоножку. Обнаружив дочь мертвой, сам мог стать жертвой, ведь сердце у старика больное. На это и рассчитывал Грызин. Ведь тогда Броне уже не нужно охотиться за богатым хозяином, и, как знать, она, может, переключила бы свое внимание на бывшего любовника. Во всяком случае, они теперь повязаны. А уж избавиться от Родиона и Тани для Бориса и Брони — пара пустяков.
Но вновь накладка… Ни утром, ни днем Хванский никуда не поехал, был расстроен крупной ссорой с сыном, явившимся, как известно, накануне ночью в хлам пьяным. А утром, как сказал нам Олег Родионович, он закрылся в кабинете, приводил бумаги в порядок и созванивался с клиникой насчет обследования. Вот тогда-то Родион в очередной раз и засек Броню, встречавшуюся, как он верно полагал, со своим любовником. Слов он не расслышал, но видел, как Броня давала Грызину деньги и о чем-то просила. А просила, как вы, наверно, догадались, срочно спрятать труп Оли. Что, собственно, Громила потом и сделал (перенес и закопал тело в лесу). К этому времени у них уже созрел другой план: убить и Таню, но уже так, чтобы труп точно попал на глаза хозяину или, в крайнем случае, Родиону.
— Господин майор, а я не могу понять, откуда взялись дешевенькие браслетики у деревенской Веры, которые вы у нее изъяли?
— Галечка! Ты теперь, как Агафья Тихоновна, все подмечаешь. Эти браслеты выбросил Родион, когда они остановились с Таней выпить. Пообещал ей взамен дешевой бижутерии подарить золотые браслеты — такие, как у его сестры Оли. Нашли Танины «фенечки» на дороге собутыльники Горемыки. А тот, как известно, уже, в стельку пьяный, дрых в канаве в противоположной стороне от низины. Собутыльники решили еще порыскать кругом. Наткнулись на труп Оли и сняли два золотых браслета — прямо-таки вырвали, оставив заметные следы на руках жертвы. Чтобы себя обезопасить, алкаши (надо же, сообразили!) подбросили расписку, оставленную им когда-то Горемыкой. И тут же с добычей поспешили к Вере в деревню, которая готовилась к дню рождения и запаслась водкой. Два дешевых браслетика, принадлежавших Тане, они обменяли на пузырь водки. Через какое-то время, управившись с «горючим», снова пошли к Вере и показали ей два золотых браслета, снятых с трупа. Та выставила за них аж три бутылки водки. Вот почему дешевые безделушки Вера надела, а золотые украшения спрятала и очень неуютно себя чувствовала во время допроса, точнее, беседы с ней.
— Нас с Галей бесило, почему вы так вяло начали расследование. Взяли Горемыку, а какой толк с пропойцы? Только теперь до меня дошло — вам нужно было создать иллюзию, что Горемыка подозреваемый.
— Да, Ира, но не только поэтому. Надо было потянуть время, чтобы истинный преступник занервничал и наделал ошибок. Так и вышло. Грызин догадался, что от Горемыки мы ничего не смогли добиться и держим его для отвода глаз. Ведь Борис в ту ночь видел бомжа в полной отключке вместе с пустой бутылкой из-под виски, им же самим начиненной снотворным для Родиона. Стало быть, менты, то есть мы, ведем свою игру. Из этих же соображений, чтобы не спугнуть фигурантов, мы не показали снимки с места происшествия, сделанные с твоей, Ира, видеокассеты.
— И вы, Агаша, догадались о замысле оперативников. Помните, нам сказали, что они будут предъявлять жителям на опознание только те снимки, которые официально сделали в лесу, где был отрыт труп.
— Спасибо, Агафья Тихоновна, что сдерживали пыл неуемных сыщиц и поняли нас… Но мы тогда сделали еще один ход. Якобы по недомыслию наш молоденький сержантик принес в замок снимки на опознание трупа. Узнав, что хозяев нет, он показал их только охранникам и тут же ушел.
— Хитрый ход, и я бы сказала — человечный. Вы не хотели раньше времени волновать Хванского. И вместе с тем не спугнули преступников, дав им понять, что они не более подозреваемые, чем остальные жители деревни, — раздумчиво сказала Агаша.
— Именно так. За это время, как вам известно, нами были получены результаты судебно-медицинской и криминалистической экспертиз. Сразу скажу, Громила наследил. Его размер обуви, подошва — характерные ботинки. Неслучайно Галина спутала их с сапогами, когда столкнулась с Грызиным. Эти и многие другие факты, что мы успели нарыть, являлись уликами. Правда, одно нас беспокоило: вдруг Громила обувь сменит, а прежнюю обувку мы не найдем? Но Грызин оказался консервативен. И в этом тоже
Агафья Тихоновна оказалась права. В тех же самых бахилах он и в ваш двор причапал, и наследил немало.
— Понятно, за что пострадал кот Фома. Это был ответный ход ничтожного подонка после того, как я с ним столкнулась и он украл у меня блокнот с рисунками. Вот Громила и припугнул, чтобы не высовывалась… Ой, простите, Агафья Тихоновна, что разбередила…
— Нет-нет, Галюша, ничего… А вы, товарищ майор, продолжайте.
— Хорошо. Но всю ментовскую кухню раскрывать не буду, это неинтересно. Остановлюсь на некоторых моментах, порой даже курьезных. К примеру, на явную подставу с Родиком мы не клюнули. Даже не приближались к нему и не подозревали его в убийстве сестры Оли. На этот счет не оставили никаких иллюзий преступникам. Но дали понять, что копать будем. Поэтому Горемыку, якобы бывшего подозреваемого, в нужное время выпустили. Хм, тот у нас вытрезвился, отоспался, отъелся и даже не хотел покидать наши апартаменты.
— Ха-ха, помните фильм «Хочу в тюрьму»? Но если уж наша тюрьма пришлась Горемыке по вкусу — совсем жаль, бедолагу, — посмеялась Ирка. Но я на нее шикнула, заставив умолкнуть, и Гудков продолжил:
— Так вот, планы Брони и Грызина рухнули. Нетрудно было догадаться, что они построят новый — совместный или, как прежде, у каждого свой. Вспомните и такой момент, когда охранник нагрянул к вам, чтобы захватить в заложницы Таню.
— Да-да, он, сволочь, прикинул, что «опель» с нашими мужиками уехал, а с одними бабами справится без проблем. Но ему не обломилось!
— Погоди, Ир! Надо бы уточнить. Он сам хотел поживиться — стребовать за дочь выкуп с Хванского или по поручению Брони?
— Теперь, когда с вашей помощью этот баклан оказался в наших руках, он, разумеется, талдычит, что действовал по инструкции своей хозяйки. Но, думаю, у него мог появиться личный интерес. Хванский его уволил, как вы знаете, вот он и решил отомстить, да и денежками разжиться. Так или иначе, теперь уже не важно. Взят он со стволом, его отпечатки есть, так что ему тоже срок маячит. Меня, Галечка, бесит другое, что он мог перестрелять тут…
— Но кто же знал, что эпицентром станет не башенка, не сам замок, а наш берег: луг, пастбище и ничем не примечательная постройка! — воскликнула я.
— Да, и разгадка казалась неразрешимой, если бы не подсказка Агафьи Тихоновны.
— Не сразу, конечно, но появилась мыслишка, что Грызина в башне уже нет, — такой не полезет в ловушку. И тогда встал вопрос: где он может быть? Я, всего лишь опираясь на знание людей, поняла, что Борис укрылся в таком месте, где никому не придет в голову его искать, и откуда он мог наблюдать за всем происходящим. И за Брониславой тоже — не хотел ее выпускать из своих рук. Признаться, я была встревожена: как он себя поведет, узнав, что Бронислава сбежала? И ваша оперативная бригада вовремя сработала, поймав ее.
— Да. Но остался тот же вопрос, если не в башне, то где Борис Грызин? И тут вы нам, Агафья Тихоновна, здорово помогли, вовремя вспомнили, что есть на лугу заброшенная постройка, откуда хорошо просматривается противоположный берег и, в частности, замок.
— Вот поэтому Агаше с капитаном Косыгиным и понадобился мой рисунок окрестностей.
— Ну да, Галюша, я вспомнила о нем, и сразу пришло в голову, что Ерофеич, косивший на лугу траву для коровы, именно там и столкнулся с Грызиным. Тот и убил ненужного свидетеля. И чтобы замести следы, перевез тело на лодке и сбросил в воду. А вот об оружии, что оно было у преступника там же припрятано, стало известно позже.
— Хм, участковый Пронин, проживший здесь сто лет, даже не ведал, что старая постройка еще цела. Хорошо хоть этот тугодум вспомнил о беглом офицере, который когда-то тут скрывался и был взят уже в Калуге. Оружие — винтовку с оптическим прицелом — у него тогда не нашли. Нас это навело на мысль, что тот беглец мог спрятать оружие именно в заброшенной постройке. А Грызин нашел его и при случае пустит в дело. А времени, как знаете, нам было отпущено всего час. Громила поставил условие — доставить Броню на лодке к башне. Я очень вам, Агафья Тихоновна, благодарен, и всем остальным за оказанную помощь во время оперативно-розыскной работы. Извините за пафос, но я искренне. Правда, с тобой, Галечка, у меня будет особый разговор. Уже не первый раз твои способности художника нам помогли, но я о другом… Иногда ты суешься в воду, не зная броду! Это слишком легкомысленно, не по годам, и я за тебя всегда тревож…
И Гудков осекся, поняв, что брякнул такое, чего женщины не прощают.
— Да, я старая и не по годам дура! И ты грозился, что убьешь меня, когда я приплыла на тот берег. Давай, еще не поздно, убивай!
И я понесла такое, что даже Агаше едва удалось меня остановить. Ирка и Макс сначала хохотали, но, заметив, как побледнел и сидит побитой собакой Гудков, бросились тушить пожар водкой. И мне налили полный фужер. Впопыхах не сообразив, что это не вино, я выдула до дна и закашлялась. Мой любимый мент вскочил, наверно, хотел меня по спинке похлопать, но тут же сел. Ирка принялась выводить Гудкова из комы тем же проверенным способом, плеснув успокоительные сто грамм.
Когда у нас уже вырубили свет и пришлось зажечь свечи, застолье пошло на спад. Констатировав, что время позднее, Роман и Макс засобирались. Но вдруг опомнились, что за героя капитана Косыгина сегодня хотя и выпита не одна стопка, но он-то, бедняга, не солоно хлебавши несет дежурство. И тут все засуетились, складывая для него водку и закуску. Вспомнили и отважного Данилу. Быстро собрали два пакета деликатесов и фруктов и пообещали завтра же доставить ему в больницу. И я, чувствуя себя доброй феей, налила всем на посошок. А непьющему Роману была отведена роль извозчика — на «опельке» Макса развести всех по домам.
И тут мудрая старушка с присущей ей тактичностью прошептала мне на ухо: «Галюша, пусть Гудков останется у нас, поспит, отдохнет. Я ему уже постелила».
— Пожалуйста, товарищ майор, для вас в сенях все готово! Я понимаю, вы больше всех устали. Ведь ребята еще молодые, а вы уже в возрасте… преклонном.
— Отомстила: один — один. Теперь, Галина, надеюсь, успокоишься, — вдруг очень серьезно сказала Ирка и дурным глазом зыркнула на меня.
Не ожидала я от подруги такого. А та как ни в чем не бывало начала звонить Ленке Магомадовой. Поговорив на удивление быстро, сообщила нам, что детей и Ральфика завтра к обеду привезет сам Пронин. Потом схватила Гудкова за руку, отвела в сторонку и что-то забубнила. И он вдруг подошел и встал передо мной соляным столбом. А Агаша и Ирина пошли к воротам проводить Макса и Ромку.
— Прости, Галечка, и позволь сторожевым псом в сенях отоспаться, с ног валюсь.
— Хм, пес сторожевой бдит, а не спит. Ладно, так и быть.
Уловив потепление в моем голосе, Гудков взял меня за руку и, осмелев, произнес:
— Дорогая, давай на речку махнем!.. Перед сном хорошо искупаться.
Я, замешкавшись, посмотрела ему в глаза. Они мне показались преданными, собачьими, как у Ральфика. Кивнув в знак согласия, схватила с перил веранды давно высохший купальник. Но Гудков сказал, что и без него можно обойтись. И мы, обнявшись, пошли на речку. Сбросив с себя все, плавали и целовались. И лишь выйдя на берег, я опомнилась, ведь у моего любимого мента боевое ранение. Повязку срочно нужно сменить, иначе может случиться заражение.
— Нет, Галечка, теперь-то уж точно выживу, и никакая бацилла меня не возьмет! Энергетический заряд, когда ты рядом, — страшная сила!
После всех событий прошла неделя. Но об отдыхе я по-прежнему только мечтаю.
Во-первых, достали журналисты. Мало того что Перелыгин то «подвал», то целую полосу выдает в районной газетенке, так еще притащил московского борзописца с внешностью нахального качка. Эти любители жареного устроили такую вакханалию, что пришлось обоих выгнать, напрочь забыв о гостеприимстве и элементарной вежливости. Даже терпеливой Агаше их мистический триллер о замках, проклятии и возмездии, о вмешательстве высших сил и торжестве справедливости, наконец, о стрельбе и погонях, жертвах и победителях осточертел до тошноты. Главное, преступники предстанут перед судом, доказательств предостаточно, чтобы выдать им по полной программе. Чего еще расписывать неуемным бумагомарателям?!
Участковый Пронин и тот, натешившись обвальной популярностью, забеспокоился, что теперь зачастят к нему комиссии — сначала из любопытства, а там, глядишь, что-нибудь да нароют. Одного тугодум не учел, что копаться-то чиновникам не в чем — документацию и ту старый служака с приснопамятных времен не ведет. А вот его продвинутая дочь Елена уже лихо налаживает производство блузок, маек и даже домашних фартуков с изображением таинственного замка.
И, во-вторых, благодаря столичной акуле пера Андрей и Людмила узнали о жутких, почти батальных схватках в тихом медвежьем углу. Эта новость громом ударила по их розовой мечте — взрастить своего первенца в спокойной, экологически чистой атмосфере. И что самое возмутительное — главными действующими лицами оказались их родные и близкие. И молодые в два голоса выразили нам свое негодование. Надо же!.. Будущая крестная малыша и ее подружка, мать почти взрослого сына, и даже старушка, божий одуванчик, превратились в оголтелых сыщиков.
А вот положительные эмоции свалились как возмещение морального ущерба. Встреча с Олегом Родионовичем Хванским оставила приятное впечатление. Выразив свою благодарность, он искренне поведал нам о будущих планах. Собирается жениться на приемной матери Тани — Марии Логиновой, и будет добиваться, чтобы ее имя не трепали в суде. Ведь она взяла девочку, от которой хотела избавиться Бронислава. Сына Хванский решил отправить в лучшую заграничную наркологическую клинику. Тот, раскаявшись, теперь во всем соглашается С отцом.
Олег Родионович поделился с нами своей задумкой — обратиться в епархию с предложением принять в дар замок для переустройства его в монастырь. Если проект не удастся реализовать, он возведет своими силами на этом месте часовню. Сам Хванский уезжать не собирается. И уже присмотрел место для строительства скромного дома недалеко от нас. И на прощание сообщил, что договорился с местной властью насчет проведения работ по электрификации, вложив в это полезное дело свои средства. Так что в скором времени в нашем медвежьем углу лампочка Ильича будет гореть без передыху.
А мне пришла в голову, думается, неплохая мысль — записать всю эту историю. Схема и рисунки у меня сохранились, и пока ничего из памяти не выветрилось. Более того, все подробности и действующие лица будто перед глазами.
На такой мажорной ноте можно и закончить. Но если кому-то еще интересно, то сообщаю, Поздним вечером нагрянул Гудков с большим букетом полудохлых роз (долгонько добирался) и вручил их мне с признанием и уважением. Не менее торжественно подарил Агафье Тихоновне котеночка — рыжего и смышленого. И уже с готовым именем (правильно сообразили!) Рыжик. И об остальном нетрудно догадаться — Гудков нацелился сделать мне предложение. Уж очень опрокинуто-взволнованное у него лицо. А руки беспокойно сновали по карманам, наконец выудили коробочку. А в ней — верно! — обручальные кольца. Но когда, зашуршав в своей папке деловыми бумагами, он вытащил два чистых бланка заявлений в загс, то, признаюсь, сразил наповал! Хм… оперативно сработал мой любимый мент!