Риган Вуд
Я не пошел вслед за Амандой, когда она спряталась в ванной комнате. Дал ей время прийти в себя, подумать. Да, наша жизнь больше не будет прежней, потому что теперь ясно одно – чернокнижник будет жить. Как бы ни хотелось от него избавиться, но убить отца любимой женщины я не смогу. К тому же если Ландорфа Болейна отправить в загробный мир, Даниэль всего лишь потеряет силы, но не исчезнет, как мы того хотим.
О том, чтобы убить саму Аманду, и речи быть не могло.
Она не выходила из ванной около пяти часов. Я не позволил Ванессе тревожить ее, но сам начинал нервничать. Не случилось ли чего?
Но вот дверь тихо скрипнула, и Аманда появилась на пороге. Она мазнула по мне пустым взглядом и ушла наверх. Наверное, ляжет вздремнуть на диване у окна. На ее месте я бы так и сделал.
– С ней все будет в порядке? – взволнованно спросила Джина.
Ванесса сделала большой глоток вина кивнув. Я откинулся на спинку дивана и не смог ответить на вопрос: я и сам не знал на него ответ.
– Аманда – сильная девочка, – сказала Ванесса. – Она справится, ей просто нужно немного времени. Риган, есть мысли по поводу Даниэля?
Я вскинул голову хмыкнув. Мысли? Только одна – мы проиграли.
– Научимся жить по-новому, – пробормотал я. – У нас нет никакого выхода из сложившейся ситуации. Если только миссис Ингелоу не предложит что-то другое, помимо убийства самого важного человека в жизни Ландорфа Болейна.
– Других вариантов нет, – хрипло отозвалась Джина. – Я изучала Черных годами, и если бы был хоть малейший шанс никого не убивать, то сообщила бы о нем. Все, что мы можем сделать – отслеживать ведьм. Без ведьмы чернокнижник никто, и поселить своих слуг в новые тела не сможет.
– Ханна – твоя сестра, Риган, – сказала Ванесса с жалостью в голосе.
– Я готов ею пожертвовать. Не смотри на меня так. Она предала меня, подвергла опасности десятки людей и… Аманду. Так уж вышло, но Аманда, чужой мне человек, любит меня больше, чем родная сестра.
Наверху что-то произошло. Мы подняли головы к потолку и прислушались. Звон стекла не был слишком громким – наверное, Аманда случайно уронила что-то. Но когда следом раздался глухой звук падающего тела, я вскочил на ноги.
Не помню, как вбежал по лестнице. Перескакивал через две ступеньки разом, и первым делом бросился в спальню Ландорфа.
Аманда, моя милая Аманда лежала на полу. У ее головы валялись осколки стекла и белые кристаллы цианида.
Я не помню, как упал на колени. Склонился к девушке и дрожащей рукой нащупал место пульса на ее шее. Пульса не было. Сердце Аманды не билось, а тело медленно начинало остывать. Лицо бледнело – из него уходила кровь.
– Риган? – глухой крик с первого этажа заставил меня обернуться в поисках помощи. Но кто бы мне помог?
Цианидом я травил гомункулов. Не так уж часто они попадались, так что в моей квартире всегда стояла банка с кристаллами, на всякий случай…
С шумом в голове я поднялся на ноги. Сграбастал тело Аманды и прижал к себе. Отчего-то в груди было пусто, и сердце не волновалось. Наверное, привычка терять людей отпечаталась в моем мозгу выжженным клеймом. Или же я запрещал себе думать, что Аманды больше нет?
Глупость какая-то. Она просто уснула.
Тряхнул головой. Моргнул. За окном валил снег и скрывал от моего взора дома напротив. Перевел взгляд на тяжелое тело в моих руках.
– Аманда? – свой голос слышал словно со стороны. Не мог пошевелиться, не мог говорить громче.
Вышел из спальни под затихающий визг погибающего Даниэля. Он умирал.
Словно в тумане я спустился по лестнице, невидящим взглядом обвел гостиную.
Ванесса медленно поднялась из кресла, не отрывая взгляда от тела. Она выглядела испуганной. Я никогда раньше не видел ее такой.
– Что… с ней?
Я моргнул, вновь возвращаясь в реальность.
– Что с ней, Риган?!
– Цианид, – голос осип. Мои пальцы впились в руку и бедро Аманды, и ей наверняка было бы больно, если бы она хоть что-то чувствовала.
Джина закричала, кажется. Со второго этажа доносились крики погибающих черных духов: чернокнижника, и его слуги, живущего в теле моего друга.
Ванесса, хладнокровная и сосредоточенная, не позволила мне сойти с ума в одночасье. Словно со стороны я наблюдал за тем, как она молча и быстро обувалась и одевалась. Женщина выскочила на улицу и скрылась за снежной стеной.
Я сел на диван, не выпуская из рук Аманду. Джина металась по комнате, зажимала рот ладонями. Время от времени звала меня, трясла за плечи, а я только отмахивался.
Не слышал ее. Почти не видел. Не соображал, где нахожусь.
Когда вернулась Ванесса, не понял. Помню только, как она крикнула мне в ухо: “Быстро в кеб!”
Джина осталась следить за Паркером, Ландорфом и Ханной. Меня же Ванесса увезла в свое жилище.
Там уже было готово сооружение, которое подруга делала при нас с Амандой. Думал ли я в то время, что нам пригодится эта странная кушетка?
Нет, не думал. Я даже не верил в успех этого изобретения.
Ванесса постелила чистое покрывало на кушетку. Дважды пихнула меня в плечо кулаком, пока я не понял, что должен сделать.
Подруга помогла мне раздеть Аманду догола. Я ни на миг не задержал взгляд на нагом теле. Я его будто не видел.
Как в бреду наблюдал за действиями Ванессы. Она сбросила мантию, помыла руки. Накрыла Аманду тонкой простыней, зафиксировала ее руки и ноги металлическими креплениями. Будто распяла.
Она орудовала инструментами ловко, быстро, не задумываясь. Словно знала, что делать.
– Ванесса? – позвал ее негромко.
Женщина замерла, вскинув голову:
– Риган, сядь и успокойся. Я спасу ее, слышишь?
– Пожалуйста…
– Клянусь жизнью, я ее спасу.
Я ушел на улицу. Долго стоял у входной двери, дышал зимним воздухом. Замерз, наверное, но не чувствовал холода. Крупные снежинки липли на волосы, ресницы, таяли на горячей коже лица и шеи. Вскоре одежда промокла настолько, что тело начало покалывать.
Почти пришел в себя. Если до этого видел всё будто во сне, то теперь наступило осознание.
Аманда убила себя. Ради отца, ради меня, ради целой Корпорации. Она недолго думала – всего пять часов! Разве может человек суметь попрощаться с жизнью за каких-то пять часов?!
Я запер дверь за собой, когда вошел в мастерскую. Сел в углу на табурет и, не мигая, следил за Ванессой.
Ее руки порхали над грудной клеткой Аманды. Я видел кровь и глубокий разрез, но заставил себя молчать. Лишние вопросы могут только разозлить Ванессу, отвлечь ее, и тогда операция может пойти не так.
Только когда я увидел металлическое сердце, то самое, что она изготовила на днях, привстал с табурета. Встревоженно посмотрел на подругу и поймал ее сосредоточенный взгляд.
– Нет другого выхода, – шепнула она, прежде чем утопила кусок металла в грудь моей невесты.
Ее настоящее сердце лежало на жестяном подносе. Я когда-то слышал, что люди любят не этим органом, а мозгом, и сейчас мог только надеяться, что после того, как Аманда оживет, она не станет бездушным созданием.
А будет ли она считаться нечистью? Ни я, ни другие охотники не встречали людей с органами, созданными техномагом.
– Вот так, – напряженным голосом сказала Ванесса, нервно улыбнувшись мне. – Осталось только зашить.
Длинная толстая игла мелькала в воздухе. Несколько десятков стежков, и Ванесса отложила инструменты в сторону. Мокрой тряпкой отмыла кушетку от крови, приподнимая простынь, потом замочила в отваре неизвестного мне состава всё то, чем пользовалась во время операции.
– Нежелательно ее пока трогать, – посоветовала Ванесса. – Аманда очнется… Она должна очнуться. Не сразу, но это произойдет.
– Ты уже проверяла это сердце? – спросил я, и это был первый раз за последние несколько часов, когда я услышал свой голос.
Подруга потянулась, размяла шею. Поцеловала меня в лоб со вздохом и похлопала по плечу, но вопрос оставила без ответа. А я знал – нет никакого смысла переспрашивать, она все равно не ответит. Ванесса Лиам была той женщиной, с которой нельзя спорить. Нельзя спрашивать у нее ничего из того, на что она не даст ответ.
Оставалось только смириться и додумать самому. Возможно, где-то сейчас хоронят человека с развороченной грудной клеткой. Если Ванесса уже проводила операцию, и человек ожил, то она убила его вновь. Она могла это сделать, не моргнув глазом. Но я все равно никогда не стал бы ее судить за это.
Если Ванесса спасет мою невесту, я защищу ее от охотников. Я возьму ее под свое крыло, и больше ей не придется скрываться, даже если сам я пострадаю.
Я поклялся себе, что с того мгновения, когда Аманда откроет глаза, я уйду из Корпорации. Женюсь на ней. У нас будет дом в лесу у озера, двое детей, и моя жена станет художником. А Ванесса будет жить под моей защитой.
На это решение у меня ушло не больше пары минут. Сердце сразу успокоилось – я всё придумал правильно.
Уговорил себя подойти к Аманде. Притащил с собой табурет, поставил его рядом с кушеткой и сел. Тоненькая, бледная рука девушки безвольно лежала в тяжелом железном креплении, и я поцеловал ее пальцы по одному. Холодные, безжизненные.
Темные ресницы бросали тень на обескровленное лицо. Синеватые пухлые губы были изогнуты в гримасе жуткой боли, которую моя невеста испытала перед смертью. И ведь она ни разу не вскрикнула… Гомункулы, умирая от цианида, задыхались и рвали на себе кожу, их крючило от боли. Аманда даже не пикнула.
Передо мной на кушетке появилась исходящая паром глиняная кружка.
– Выпей, – попросила Ванесса. – Это ромашковый чай, всего лишь. Тебе нужно успокоить нервы.
– Я спокоен, благодарю. Верю тебе, и только поэтому все еще не разрыдался.
– Ты умеешь плакать? – хихикнул подруга.
Я улыбнулся. Губы сами растянулись в улыбке, и тут же я понял: всё будет хорошо. Если Ванесса засмеялась, то нет никакого повода для паники. Она никогда не лжет. Ее эмоции никогда не лгут.
Женщина глотнула чаю и обошла кушетку. Встала по ту сторону от нее и склонилась над лицом Аманды. Присмотрелась внимательно. Свободной рукой погладила девушку по щеке, нащупала пульс над ключицей.
– Пока еще слабый, – сказала она задумчиво. – Понадобится несколько часов, пока магия из сердца распространится по телу.
Я, не веря своим ушам, осторожно дотронулся до груди Аманды. Металлическое сердце не билось, как настоящее, но оно пульсировало, разгоняя магию Ванессы по венам. Но кожа стала теплой – я чувствовал это даже через ткань простыни.
– Она будет считаться… живой?
– Конечно. Первое время ей придется привыкать к тяжести металла в груди. Сердце приживется не сразу, но потом, когда оно срастется с телом, Аманда забудет, что орган ненастоящий. Не волнуйся, дорогой, твоя невеста будет иметь некрасивый шрам на груди, только и всего.
– Плевать на шрам, – облегченно выдохнул я. – Она будет жить, будет чувствовать, любить…
– Аманда тебя любит?
– И я ее.
– Совет вам да любовь, – одобрительно хмыкнула Ванесса.
Она ушла заниматься своими делами, а я положил голову на кушетку. Пальцы Аманды не отпускал, ждал, когда они согреются.
Вспомнив, что Джина осталась наедине с ведьмой, нашел в себе силы оторваться от любимой. Сказал Ванессе, что должен пойти в свою квартиру и разобраться с сестрой. Мне также предстояло очень многое объяснить Ландорфу, а, в частности, попытаться убедить его молчать всю оставшуюся жизнь о том, что с ним произошло.
Оживленная Бейкер-стрит только раздражала. Здесь можно было увидеть довольных жизнью горожан с сытыми лицами чаще, чем в других районах города, и сейчас я пожалел, что купил квартиру в этом месте. Конечно, мои эмоции были ничем иным, кроме как выходом злости, так что я быстро пришел в себя, и даже приветственно улыбнулся знакомому из дома напротив.
В квартире оказалось тихо. Пугающе тихо. Я прикрыл за собой дверь и, не разуваясь, прошел в гостиную.
Джина готовила из тех продуктов, что они с Амандой купили вчера. По кухне разносился аромат жареных колбасок с перцем, в кастрюле булькал суп с лапшой. Джина казалась такой умиротворенной, и так легко улыбнулась мне, что я занервничал. Не сошла ли она с ума?
– Как ты? – уточнил я, стягивая пальто. Бросил его на спинку кресла.
– В порядке, – усталый голос выдал грусть женщины, и я успокоился.
– Вы… Вы хоронили Аманду?
Я вздрогнул, скрипнув зубами.
– Что? Нет! Ванесса вернула ее к жизни, все хорошо. Относительно хорошо.
– А Ванесса… Она кто?
– Техномаг.
– Прекрасно. Будешь суп или яичницу?
– Лучше поднимусь к нашим…
– Нет.
– Почему?
– Ландорф спит, и тот второй мужчина тоже.
– Его зовут Паркер.
– Красивое имя. Бодрствует только Ханна, но я не пущу тебя к ней. Мы с тобой знакомы много лет, и мне будет очень жаль лишать тебя жизни из-за маленькой оплошности. Я не позволю тебе отпустить ведьму, понимаешь?
Я усмехнулся и послушно опустился за стол. Джина поставила передо мной тарелку с колбасками и чашку с горячим, наваристым супом.
Невысокая, хрупкая женщина с печальными глазами угрожала мне. Никто в здравом уме не перейдет дорогу охотнику, но она и глазом не моргнула. Значит ли это, что для нее благополучие Корпорации важнее даже для меня? Конечно, значит. И я, и она понимали: если ведьма останется на свободе, недалеко тот день, когда чернокнижник объявится снова. Не Даниэль, конечно, его больше нет. Он растворился, исчез, сгинул. Но кто знает, оставил ли он наследников?
– Как они? – спросил я, имея в виду, конечно, Ландорфа и Паркера.
– Думаю, в порядке. Черные слуги вымотали их тела, так что им стоит отдохнуть и хорошенько выспаться. Как Аманда?
– Появился пульс. Кожа все еще бледная, руки холодные, но Ванесса сказала, что переживать не о чем.
– Ладно.
Джина налила суп и себе, и мы молча поели. Чуть позже, когда на город опустилась ночь, я поднялся на второй этаж. Поговорить с Ханной было необходимо, хоть и не очень я этого хотел.
Крепко связанная сестра лежала на спине. Ханна не могла вытереть слезы, так что они просто катились по ее лицу и стекали по шее. Красные глаза уставились на меня с ненавистью.
– Предатель, – прошипела Ханна. – Никогда не прощу тебя!
– Твое “никогда” закончится очень скоро, – сказал я тихо. Сел на край кровати, где лежал Паркер, и уперся ладонями в колени. – Ты ведь не думаешь, что я отпущу тебя, верно?
– Что? – растерянно переспросила Ханна. – Ты не можешь удерживать меня! Мама не вынесет потери еще одного ребенка!
– Я нас просто поменяю, успокойся. Я вернусь в семью взамен тебя. Ведьмы не могут оставаться на свободе, и как бы я ни хотел спасти твою шкуру, этого не будет. Более тридцати охотников, служащих в Корпорации, знают, кто ты, и знают тебя в лицо. Если я оставлю тебя в живых, то убьют меня. Ну а потом и тебя. В общем, в любом случае тебе не жить. Уж прости.
– Нет! – Ханна задергалась, но веревки крепко удерживали ее. – Ты не посмеешь, Риган!
– Я – нет. Не дотронусь до тебя и пальцем. Но, как уже сказал – охотников более тридцати. Любой из них… Хм, а может, даже сам Паркер, отведет тебя на костер.
Ханна, кажется, поняла, что яростью ничего не добиться. Разревелась еще сильнее и попыталась умолять.
– Прошу, Риган! Я же твоя сестра, мне еще даже нет восемнадцати! Я не успела выйти замуж, родить ребенка. Риган! В тебе нет ни капли сострадания?!
Я, глядя на нее, всю такую беспомощную, едва сдержался, чтобы тут же не разрезать веревки. Чудом только смог напомнить себе, что передо мной одержимый дьяволом человек. Маленькой хохотушки больше нет. Симпатичная девчушка в розовом платьице исчезла. Ханна выросла и продала душу сатане взамен на безграничную силу.
Моей родной сестры в ней уже нет.
– Я пришел попрощаться, Ханна. Не вопи, зря стараешься… Соседи занервничают. Я хочу попрощаться с тобой, потому что мы больше не увидимся. Когда ты погибнешь, то знай, что наша мама вновь обрела сына. Я вернусь к ней, объясню, что случилось, и она поймет.
Ханна металась в ярости. Пыталась дотянуться до веревок, чтобы разгрызть их, и она бы наверняка смогла, если бы и ее голова не была привязана. Джина хорошо постаралась – знала, что нужно делать.
Я спустился в гостиную, обнял Джину и надел куртку. Мне пора было уходить.
– Когда Ландорф и Паркер очнутся, станут задавать вопросы, расскажи им все как есть. Потом я сам поговорю с отцом Аманды. Ханну отдай Паркеру, он знает, что с ней делать.
Джина понятливо кивнула.
– Я пойду, – улыбнулся я и вышел в снежную ночь.
Прошло несколько недель до того, как Аманда пришла в себя. Ванесса обещала, что это случится гораздо раньше, но у судьбы были свои планы.
Снег не прекращался. Я уже не помнил такой белоснежной зимы и думал, что никогда ее не увижу, но, кажется, сама природа была против постоянной серости.
В день, когда любимая открыла глаза, мы с Ванессой играли в карты с самого утра. В последнее время мы часто находили себе самые разнообразные занятия дома, лишь бы не оставлять Аманду одну ни на минуту.
Ее щеки порозовели, кожа давно приобрела привычный оттенок. Новое сердце все также не билось, а пульсировало, разгоняя магию по венам.
Первым ее глубокий вдох услышал я. Бросил карты, не заботясь о том, чтобы аккуратно положить их на стол, и за секунду оказался у кушетки.
– Милая, – позвал шепотом, не веря тому, что вижу. Склонился над Амандой.
Голубые глаза будто стали ярче. В них плясали всполохи света, и… ледяное равнодушие.
Я поднял голову и уставился на хмурую Ванессу. Она так же, как и я, рассматривала Аманду. Только у Ванессы в руках был необычный крошечный фонарик, который она недавно собрала из кучи хлама.
Фонариком она светила в глаза Аманды, а та не шевелилась. Ничего не спрашивала, не пыталась заговорить. Лениво обвела комнату пустым взглядом и вперила его в потолок.
Я искал в глазах Ванессы хоть какое-то объяснение. Почему Аманда молчит, почему она не стремится узнать, что случилось?
Подруга с жалостью смотрела на меня, ее руки безвольно повисли вдоль тела.
В звенящей тишине мастерской я слышал пульсацию металлического сердца и тихое дыхание любимой девушки. Маятник часов качался с раздражающе громким звуком…
Я опустил глаза и вздрогнул. Аманда смотрела на меня не мигая. Медленно скользила взглядом по моему лицу, груди, рукам, и вновь посмотрела в глаза. Ее губы чуть приоткрылись, но с них не сорвалось ни звука.
Аманда не выглядела испуганной, растерянной или злой. На ее лице не было ни одной эмоции. Вместо говорливой, веселой, яркой и очаровательной девушки на кушетке лежала ожившая фарфоровая кукла без души.