Замуж в наказание

Глава 40

Глава 40

Айлин

Делаю воду экстремально горячей и обращаюсь к Аллаху с одной просьбой: лишь бы объема бойлера хватило, пока я не отогреюсь. Пока не оживу.

Кажется, что шум воды немного заглушает мысли. Это отлично. Пожалуй, не вылезу из душа никогда.

Ванная наполнена плотным паром. Я выставляю в сторону руку и даже пальцев толком не вижу. Закрываю глаза, делаю шаг под упругие струи. Подставляю кипятку лицо.

Айдар заходит неслышно. Не говорит ничего. Я просто начинаю чувствовать его присутствие.

Сначала за стеклянной створкой. Он шуршит одеждой, раздеваясь. Потом ступает сзади за нее. В мою поясницу упирается член. На бедро ложится рука. Муж выставляет ладонь вперед и я слежу, как по сухой коже бьют обжигающие капли.

– Ты еще душ принимаешь или уже варишься? – На замечание-подколку отвечаю улыбкой на выдохе.

Словами — нет. Закрываю глаза.

Айдар делает воду не такой горячей, регулирует напор, убирает липнущие к моим спине и груди волосы на одну сторону. Прижимается к шее губами с другой. Я отдаюсь.

Любимые руки скользят по моему телу. Ладони взвешивают полушария груди. Играют с сосками. Потом одна до больного сжимает оба полушария, а вторая спускается, чтобы гладить живот, лобок.

Я поворачиваю голову и встречаю мужской язык. Мы целуемся, глотая летящую с неба воду.

Муж просит – разворачиваюсь.

В его взгляде – темень. Засасывает. Очерчиваю кончиками пальцев выраженные мышцы торса. Глажу косые. Сжимаю в кулаке член и веду по длине.

Айдар тянет мое лицо за подбородок вверх, я слушаюсь. Вожу по напряженному, увитому венами стволу, ласкаю мошонку, принимаю пошлые толчки языком.

У самой между ног концентрируется желание, собственная кровь кажется еще более горячей, чем недавние струи воды. Отрываюсь ото рта, снова смотрю в пьяные, страшные, любимые глаза и опускаюсь на колени.

Обдаю головку дыханием, а потом смыкаю вокруг нее губы. Сжимаю ствол у основания. Сначала делаю несколько скользящих движений по длине, насколько могу, распределяя слюну, потом возвращаюсь к головке. Посасываю. Облизываю.

Первая попытка сделать минет была для меня провальной. Я больше испугалась, чем получила удовольствие. Айдар тоже вряд ли был в восторге. Но сейчас опять хочу попробовать. Просто не знаю, когда еще, если не сейчас?

Ненадолго жмурюсь, чтобы снова отогнать лишние мысли. На мой затылок ложится ладонь. Пальцы гладят кожу, путают влажные волосы. Я сжимаю кольцо из пальцев сильнее. Движусь головой навстречу еле-уловимым толчкам бедрами. Скольжу по венкам языком. Чувствую легкий солоноватый привкус.

Тело отзывается. Соски ноют, им хочется прикосновений. Наслаждаюсь даже случайными — о мужские колени и бедра. Внизу тоже пожарище.

Айдар часто в шутку говорил, что мне понравится сосать. Сейчас мне очень нравится ощущать одновременно нежный и мужественно твердый член во рту. А в остальном? Он может быть прав во всем?

Мысли не туда. Возвращаю себя в секс.

Айдар спускается пальцами с волос на мою щеку. Гладит её. Это скорее ласково, чем страстно. Но я чувствую, как от моих действий напрягается и становится еще толще его член. Поэтому не обманываюсь.

Отрываю руки от мужских бедер и кружу пальцами по ареолам, сжимаю соски. Пробую немного изменить амплитуду движения шеи. Судя по тому, что Айдар начинает дышать громче – не ошибаюсь.

Игр с грудью мне быстро становится мало. Поэтому спускаюсь по лобку и скольжу по влажным половым губам. Дразню саму себя. Завожу сильнее. В жизни происходит столько треша, что вчерашние страхи кажутся глупостью.

Движения мужских бедер становятся резче. Его оргазм – ближе. Я готова, что он сделает это в мой рот, но Айдар, видимо, по-прежнему считает меня слишком ранимой.

Рывком поднимает на ноги. Толкает в стену. Забрасывает мое бедро на свою поясницу и одним движением заполняет снизу до упора. Смешивает мою слюну и смазку. Держит за подбородок, нажимом приоткрывает мой рот. Смотрит на него, делая несколько первых толчков внизу. А потом подается вперед и ныряет языком туда, где минутой раньше был его член.

В воздух взлетает и вторая моя нога. Руки мужа держат под ягодицами. Я цепляюсь за твердые плечи и со стонами принимаю резкие, быстрые проникновения.

Я очень боюсь слов. Любых. Поэтому рада, что мы делаем это молча. Раньше сказала бы – любим друг друга. Сейчас мне кажется, что предаем.

Айдар разрывает поцелуй и упирается лбом в мой лоб. Я перестаю цепляться за плечи, а глажу их. Волосы. Шею. Подбородок.

Мне так хорошо, что даже хныкаю. Не сразу осознаю, что мужские пальцы сжимают ягодицы до слишком ощутимой боли. Айдар так тормозит свой оргазм, я знаю. Но принимаю, как наказание. Слишком легкое. Если я сделаю то, что от меня просят – так просто не отделаюсь.

Да я никак не отделаюсь. Вообще.

Оргазм взрывает неожиданно для меня самой. Получается сильным и горьким. Прогибаюсь, изворачиваюсь, хочу закрыться и сползти с рук, но муж не дает. Продолжает трахать, сжав пальцами бедра. А еще сильо-сильно челюсти. Берет меня грубо и быстро.

– В глаза, Айка.

Я подчиняюсь короткому требованию. Наверное, так просто только потому, что парой секунд ранее кончила. Сейчас в голове пусто. И это – настоящий чистый кайф.

Смотрю в переполненное агрессией и желанием лицо и не боюсь. Отстраненно заключаю, что только сейчас в полной мере осознала, насколько не готова принимать судьбоносные решения.

Я ничего не ответила Науму. У меня на телефоне действительно хранится алгоритм действий. В голове – куча сомнений. Айдару я не призналась.

Я не знаю, стоит ли.

Я даже не знаю, стоит ли ему продолжать кончать в меня…

Тянусь к мужским губам. Айдар закрывает глаза и делает то же. Мы неаккуратно бьемся зубами, дальше — целуемся. Я чувствую, как член выходит. Встаю на носочек одной ноги, опускаю взгляд и вижу, как сперма выстреливает мне на живот.

Наверное, правильно.

Наверное, сейчас так будет лучше.

Айдар утыкается мне в висок и быстро дышит. А я глажу его по голове, успокаивая.

– Я сегодня допоздна, – немного прийдя в себя, Айдар предупреждает, я просто киваю.

Муж целует меня в щеку, а потом отпускает и вторую ногу тоже. Падаю на пятки. Разворачиваюсь под струи. Веду по животу, размазывая сперму. Жду, когда Айдар выйдет, но он снова прижимается ко мне со спины. Накрывает мою кисть своей ладонью. Не помогает смывать. Просто придерживает. Я поворачиваю голову – он смотрит вниз. На живот. Смотрит и как будто не видит.

– Твой отец настойчиво просит о встрече.

Говорит, судя по взгляду, кафелю, а не мне. Меня тут же обжигает стыдом, страхом и злостью. Не хочу. Я ничего не хочу знать.

– И что ты? – Но спрашиваю, как он хотел бы услышать – прохладно-безразлично. Я же должна спокойно воспринимать то, что мой брат в СИЗО. Мы же верим в честное расследование…

Даже в голове не удается проговорить эти слова без желчи. Наум меня знатно отравил.

– Сейчас я встречаться ни с кем из твоих не намерен. Знай.

Айдар прижимается губами к виску. Снимает руку и отходит. Быстро споласкивается и оставляет меня в душевой одну.

Я все это время не двигалась. Просто следила. И только оставшись в одиночестве, снова делаю шаг к регуляторам напора и температуры. Возвращаю все на исходные.

Идеально горячие струи бьют по телу. А я не понимаю толком, почему при этом дрожу.

***

Изнутри меня съедают сомнения и страхи. Наверное, это самое лучшее время для решительных действий. Но я – не такая.

Сейчас со злой иронией думаю, что роль покорной женщины – не так уж плоха. За тебя всё решают. Твоя задача: смиряться. Это вызывает протест, но до поры до времени.

Моя пора настала. Сейчас решить должна я. А готовности – ноль.

Я действую по накатанной. Провожаю Айдара на работу, собираюсь и еду к маме. В такси в очередной раз прокручиваю злосчастный разговор с Наумом. Ужасно, но мне приходится признать, что в его версии происходящего меньше всего незаполненных брешей.

Правда, как всегда, находится где-то между тем, что говорят заинтересованные. Мой брат не святой, но и муж, получается, тоже…

Правда и судить не мне. Прикрываться справедливостью тоже. Наум прекрасно знал, на что давить. Мое главное желание – чтобы все были живы и здоровы. Очень женское. Трусливое. Но такая уж я уродилась. Мне не понять чужих амбиций, я могу их только принять.

Или нет.

Когда думаю, что Айдар готов пожертвовать Бекиром ради своих – трясет. Когда думаю, что Бекир сам виноват, что вляпался – тоже.

Выхожу из такси с еще более тяжелой головой, чем садилась. На плечах такой груз, что давит к земле. Делая каждый шаг – превозмогаю.

Я не готова принимать большие решения, это правда. Поэтому продолжаю делать маленькие шажочки в том, что точно умею. Проведу еще один день с мамой. Она во мне нуждается. Буду рядом.

Повторяю это про себя раз за разом, проходя от калитки до порога. Ступаю по лестнице тяжелым шагом. Звоню в дверь, потому что все равно чувствую себя здесь гостьей, но потом сама же открываю, не дожидаясь ответа.

Захожу в отчий дом и почти сразу замираю, холодея. Мне кажется, что слышу плач. Молюсь Аллаху, чтобы именно казалось. Я теперь его очень боюсь. Когда всхлипы повторяются, хочется развернуться и уйти. Сбежать еще и отсюда. Во мне нет сил на успокаивающие речи, но быстро беру себя в руки. Нет? Найду.

Делаю несколько энергичных шагов, смотрю сначала на кухню, потом в гостиную.

Мама сидит за обеденным столом, ее локти вжаты в столешницу, голова лежит на ладонях. Она снова плачет, качает головой, захлебывается.

Подхожу к ней, сжимаю кисти, разворачиваю к себе и приседаю.

– Что случилось, мам? Где папа? Почему ты плачешь, ну мам? – Мне тошно от того, что произношу с легкой претензией. Не могу скрыть раздражения. Хотя на самом деле я понятия не имею, как сложно быть на ее месте.

– К Бекиру поехал, кызым. Снова к Бекиру… Когда это закончится, Аллах? Ну когда?! – Мама несдержанно взывает к небу. Меня в центр груди больно колет ревность.

– Зачем? Нам же сказали, что каждый день ездить нет смысла…

Мои слова не успокаивают, а провоцируют на слезы сильнее.

Мама так и смотрит вверх. Ругается. Молит. Плачет.

– Мам… – Я окликаю, дергает руки. Встает и отходит от меня в угол комнаты.

Я остаюсь сидеть на корточках. Мне кажется, что если мама вот сейчас по новому кругу зайдет в рассказ о безгрешности брата – не выдержу, сорвусь и выскажу.

Она поворачивает голову. Я вижу, как сжимает губы и как раздуваются ноздри. Как будто злится. Как будто на меня. И справиться с эмоциями не может. Всхлипывает, зажимает рот рукой и качает головой.

– Ну мам… – Я прошу – мотает головой, ведет пальцами под глазами.

– Его ночью там побили, кызым. Нашего Бекира. Ребра переломали. Нос. Отец поехал добиваться, чтобы перевели в нормальную больницу. Они его убьют там, дочка…

***

Мамин плач и причитания заползают в уши и копятся внутри. Успокоить ее невозможно, да и я не пытаюсь больше.

Кажется максимально циничным успокаивать ложью, когда я знаю, как можно это прекратить. Знаю и ничего не делаю.

На сей раз в доме только мы. Мама сидит в гостиной. Я – на кресле в прихожей. Больше не переживаем горе вместе. Каждая свое. И так несколько бесконечных часов.

Одновременно слышим, как подъезжает папина машина. Мама встает, со скрипом отодвигая стул, подходит к двери первой.

Открывает, я просто поднимаюсь на ноги и с нажимом веду вспотевшими ладонями по ткани джинсов.

Папа идет по дорожке и поднимается по лестнице. Вместе с ним в дом толчком вносит слишком мощную дозу ярости и адреналина.

Меня почти сбивает с ног обратно в кресло. Еле сдерживаюсь от того, чтобы снова присесть.

Мама тоже отшатывается и вот теперь затихает. Громко дышит, держа ладонь у рта. А папа смотрит на нас. Заходит глубже. Делает несколько шагов. Я вижу, как сжимает-разжимает кулаки. Это будит дикий страх. Как будто я сделала что-то ужасное…

– Мехди, не молчи… – Мама умоляет шепотом. Тут же получает в ответ хлесткий, отчасти даже бешеный взгляд. Хочу уменьшиться до размера песчинки или хотя бы сбежать в свою комнату. Привлечь к себе папино внимание по-детски страшно. А по-взрослому страшно не узнать, что там Бекир.

– Шиш, Дания. – Отец отвечает маме грубостью. Это отзывается во мне недовольством, но я молчу. Мы продолжаем следить, как папа наворачивает круги.

Нервы на пределе. Я каждую секунду торможу себя от требовательного: да скажи ты уже хотя бы что-то!!!

Но заканчивается всё тем, что папа тормозит сам. Напротив меня. Разворачивается, упирает руки в бока и смотрит прямо.

Неуютно – это не то слово. Вина разом накрывает с головой.

Сопротивляюсь, как могу. Зачем-то вздергиваю подбородок. Зачем-то складываю руки на груди. Хмурюсь и спрашиваю:

– Ему сильно досталось?

Тут же получаю наказание за свою «дерзость». Коридор звенит тишиной. Напряжение нарастает. Мне кажется, я даже начинаю слышать писк. Потом все обрывается – это папа хмыкает, а мне становится дурно.

– Сильно, кызым, досталось. Сильно… – Не верю его притворной нежности. Он впервые за все это время называет меня не дочь и не дочка, а «кызым». Впервые смотрит вот так. Впервые не чувствует неловкости. Мне так кажется.

А сама я делаю трусливый шажочек назад. Некуда, поэтому просто упираюсь икрами в кресло.

Мама снова пытается плакать, но папино «шиш» работает безоговорочно. Он поднимает палец и бросает на нее быстрый взгляд. Я успеваю выдохнуть, а потом снова смотрит на меня.

– Как тебе спится, кызым? Скажи нам… Нормально?

Делает шаг на меня. Я зачем-то пытаюсь скрыть дрожь. Сильнее стискиваю кожу. Передергиваю плечами.

– Мне спится так же, как и вам.

Мой ответ явно не воспринимается. Отец плотно сжимает губы. Когда расслабляет – усмехается.

И мне бы молчать, это понятно, но я зачем-то ляпаю:

– Я что-то смешное сказала?

В коридоре снова становится тихо. Отец меняется в лице. Бледнеет. Улыбка сползает.

– Нам не до смеха, Айлин. Нам давно не до смеха. – Его голос звучит бесцветно, но ни черта не безразлично. Мне кажется, он переполнен яростью, которая хочет выйти.

– Мне тоже. Если ты намекаешь на то, что я волнуюсь меньше вас… Я тоже не сплю… Я тоже хочу, чтобы Бекир побыстрее…

– Его не выпустят «побыстрее», Айлин. Что за детский сад?

Чувствую себя пятилеткой. Полную власть взрослых над собой. Их право предъявлять за всё на свете.

При маме нельзя такого говорить. Я скашиваю взгляд. Вижу, что она оцепенела. Все так же стоит в углу с и нескрываемым ужасом смотрит на папу.

Даже не верится. Ущипнуть себя хочется. На нашего папу. Самого доброго. Самого покладистого. Самого-самого…

– Что там случилось? Ты скажешь? Мне надо знать, чтобы…

– Дай угадаю! – Отец перебивает и делает еще один шаг ко мне. Склоняет голову и немного вытягивает вперед шею. Мне хочется упасть на кресло и забиться в него, но я стою. – Чтобы передать мужу? Но муж что-то не спешит нам помогать…

Папа обвиняет Айдара, разводя в сторону руки, а потом хлопая себя по бедрам. Я дергаюсь на громком звуке. Смотрю вниз, потом снова в лицо. Мне это несвойственно, но вслед за желанием сделать всё, чтобы прекратить это, во мне просыпается протест. Лютый. Справедливый, как кажется…

– Это ты выбрал мне мужа. Неужели теперь не доволен своим выбором?

– Айлин… – Мама предостерегает. Но я упрямо мотаю головой. – Дочка, идем на кухню.

Она совершает свой личный подвиг. Подходит ко мне, берет за локоть и пытается тянуть. Я смотрю на нее твердо, она просит глазами не дурить. Но я не могу.

– Пусть говорит… – Тем более, что отец подначивает. Не знаю, зачем ему нужен этот акт мазохизма, но я вдруг ловлю себя на том, что разучилась быть покорной.

Мамины пальцы разжимаются, я слежу, как опускается рука. Потом возвращаюсь к папиному лицу.

– Это ты говори, что хочешь сказать… – киваю подбородком, «давая разрешение». Его это задевает. Скулы становятся каменными. Челюсти сжимаются. Ноздри раздуваются.

Ничем хорошим это не закончится.

– Твоего брата избили. Из-за упрямства твоего мужа.

– Которого выбрал мне ты.

Я повторяю, папа злится сильнее.

– Ты каждый день сюда таскаешься. – Сердце в клочья. Таскаюсь. Ясно. – Совесть свою очищаешь?

– Мне больше не приходить? – Не отвожу взгляд. Не слышу ответ. Только мамино со стороны:

– Прекратите, молю вас. Прекратите…

– Из-за твоего мужа наше честное имя полощут. Я, как шавка, бегаю по людям, прошу, стелюсь, прогибаюсь… – Звучит правда унизительно. Я может даже прониклась бы, но сейчас меня тошнит от другого.

– То есть это всё должен был делать Айдар? Ты решил, что подложишь под прокурора дочь, а потом будешь пользоваться преференциями? По твоему плану он должен был по щелчку пальцев исполнять твои прихоти? А тебе была вообще разница, как противно будет мне? Наверное, дочка оказалась не очень, раз бегать за тебя никто не хочет…

Мне настолько больно и мерзко, что я этого даже не чувствую. Развожу руками, произнося ужасные вещи. Делаю вид, что я на самом деле настолько цинична.

– Все вокруг знаю, что наш Бекир – заложник ситуации. Что один звонок, – в воздух взлетает указательный палец отца. – Одна уступка – и он будет на свободе. Но нет. Вместо того, чтобы снизойти, чтобы выполнить просьбу старшего, чтобы проявить уважение, твой щенок…

– Не смей так Айдара называть.

В ответ на мою просьбу – грязная ругань. Я вижу, как на висках вздымаются вены. Отец уже не молодой. Ему нельзя так волноваться. Нам нельзя уничтожать всё под основания. Аллах этого не хотел бы. Но я не могу остановиться. И папа останавливаться тоже не хочет.

– Я еду к сыну. Меня не пускают. Я несусь к твоему мужу. Как дворняга мечусь. Везде пинают. Таков обычай, Айлин. Он брал тебя в жены, зная, что обязан меня уважать. Но он даже встречаться со мной не хочет. Я еду на поклон к собственному зятю, а он… Говорит, что я могу записаться на следующую неделю, а по Бекиру он уже сказал, что мне нужно делать…

Папа плюет слова. Меня обжигает стыд, уже даже не боль, а натуральные физические страдания. Каждая клеточка болит. Желудок печет.

– Ну так делай, раз сказал. Думала, ты понимаешь… – Я говорю, смотря в глаза отца. Это уже не нужно. Нужно взять сумку и молча уйти, но я не могу сдержаться. – Иногда всем приходится пройти через унижение. Ради близких – можно. Или только я должна?

Ответ на свой вопрос я не жду. Даже пощечина не пугает. Я не чувствую боли. Только голова разворачивается и слышу звуки. У папы получилось звонко.

У мамы вскрикнуть – тоже.

Вот теперь беру сумку, отодвигаю отца и иду. На какое-то время глохну и слепну. Не хочу помнить всю жизнь, как вслед кричала мама.

_____________________

Завтра выходной, следующая глава выйдет в четверг) Комментарии пока будут закрыты)